6 июня 1944 года началась операция 'Оверлорд' — долгожданное широкомасштабное вторжение с моря и с воздуха союзнических сил во Францию. 101-ая воздушно-десантная дивизия (ВДД) высадилась за участком 'Юта' с тем, чтобы прикрыть от немецких контратак фланги 7-ого корпуса, на который была возложена задача по взятию порта Шербур.

Основной задачей для «американской» составляющей морского десанта в первый день высадки, день Д, было объединение высаживающихся на участках 'Юта' и 'Омаха' сил с захватом единого плацдарма. Несмотря на то, что высадившиеся на крайнем западном участке ('Юта') американские войска к исходу 6 июня продвинулись вглубь побережья до 10 км и соединились с 82-й воздушно десантной дивизией, задача была сорвана. На американском участке "Омаха", где оборона противника не была в достаточной степени подавлена, и большинство американских танков из-за сильного прибоя затонуло, в первый день удалось продвинуться с большими потерями лишь на 1,5-2 км. Кроме того, по донесениям союзнической разведки немцы собирались силами трёх дивизий вбить клин между участками 'Юта' и 'Омаха', помешав соединению наступающих сил. Главнокомандующий союзническими силами генерал Дуайт Эйзенхауэр, посетивший участок 'Омаха' 7-го июня, приказал «сосредоточить усилия» на задаче по созданию сплошного плацдарма. Генерал Омар Брэдли, который командовал в Нормандии 1-ой американской армией, решил изменить первоначальный план, сделав первостепенной задачей американских сил создание объединённого плацдарма, захватив населённые пункты Изиньи и Карантан. Захват последнего был возложен на 7-ой корпус, а конкретно — на 101-ую воздушно-десантную дивизию, находившуюся ближе всех к объекту.

Из 6500 парашютистов, доставленных в день Д на 432 самолётах, в назначенный час близ объектов 101-ой ВДД собралось приблизительно 1100 человек. К полуночи первого дня десантирования их численность увеличилась до 2500 человек. Несмотря на неблагоприятную для 101-ой дивизии боевую обстановку, она выполнила все поставленные перед ней задачи. В первый день десантирования она установила связь с 4-ой пехотной дивизией морского десанта и, действуя в южном направлении, атаковала и разгромила 6-ой немецкий парашютный полк. В результате трёхдневного боя дивизия захватила промежуточный ключевой пункт Карантан, дав возможность соединиться двум американским корпусам — 6-ому и 7-ому, таким образом был создан сплошной плацдарм шириной до 100 км.

Географическая справка.

Карантан — французский портовый городок в долине руки Дув, расположенный в Нормандии, на полуострове Котантен. Население во время Второй мировой войны составляло приблизительно 4.000 человек. Через город проходило четыре шоссейные дороги и одна железнодорожная ветка — северо-западная связывала с Шербуром, восточные магистрали — с Баей и Каном, отправившись на юго-восток можно было попасть в Сэн-Ло, на юго-запад — в Кутанс.

Возвышенности опоясывают город с юго-востока и юго-запада, на протяжении всего сражения они находились под контролем немцев. Остальные три возможных подхода к населённому пункту были перерезаны водными преградами: рекой Дув с запада и севера, внутренним водоёмом доков с северо-востока и каналом Вир-Тот с востока. Перед вторжением союзников немцам удалось затопить большую часть поймы реки Дув, в результате чего через образовавшиеся болота невозможно было провести технику, пехота преодолевала эти топи с большим трудом. Наполеон Бонапарт первым использовал в данной местности подобную тактику.

Шоссе, которое вело из деревушки Сэн Кам-дю-Мон в Карантан, пересекало пойму реки в виде узкой насыпной дороги длиной около двух километров, возвышающейся над болотом примерно на 2-3 метра. Через Дув и её притоки были наведены четыре моста, располагавшиеся недалеко от насыпной дороги. Отступая из Сэн Кам-дю-Мон немцы взорвали один из мостов вместе с частью железнодорожного полотна. Солдаты могли рассчитывать найти укрытие от огня немцев лишь за восточным накатом насыпной дороги.

Противники...

Карантан защищали два батальона немецких парашютистов 6-го полка под командованием полковника Фридриха фон дер Хойдте, а также уцелевшие из 1058-го гренадерского полка 91-ой люфтланде-дивизии. Эти части под натиском 101-ой ВДД отступили в Карантан из расположенной неподалёку деревушки Сэн Кам-дю-Мон. Но если 2-ой и 3-ий батальоны 6-го парашютного полка не утратили боеспособности, то 3-ий батальон 1058-го гренадёрского полка был в результате трёхдневных боёв у Сэн Кам-дю-Мон фактически разгромлен.

84-ый корпус придал 6-ому парашютному полку два восточных батальона и гренадёров 914-го полка (352-ая пехотная дивизия), уцелевших после поражения под Изиньи. Командующий группой армий «Б» маршал Эрвин Роммель приказал фон дер Хойдте удерживать Карантан «до последнего солдата». Фон дер Хойдте расположил оба слабых по германским меркам восточных батальона вдоль канала Вир-Тот, для защиты города с восточного направления. Второй батальон 6-го парашютного полка приготовился отбить атаку со стороны насыпной дороги, ведущей в Карантан, а третий батальон окопался на северном направлении.

17-ая панцергренадерская дивизия СС, стоявшая в Туаре, представляла собой подобие обычной мотопехотной дивизии мобильного резерва ОКВ, однако без танков и соответствующего транспортного обеспечения. Седьмого июня, в ответ на высадку союзников, она получила приказ выдвинуться в Нормандию. Однако, выполнение приказа было задержано из-за нехватки грузовиков и авианалётов, в результате которых были уничтожены мосты через реку Луара и прервано железнодорожное сообщение. Передовые части дивизии достигли города Анжер 9-го, а Сэн-Ло — 10-го июня. К тому моменту основной проблемой Роммеля стало предотвращение атаки с западного направления на Карантан, успешное развитие которой угрожало отрезать полуостров Котантен. 38-ой панцергренадерский полк сформировал мобильную группу войск, которая была призвана помочь отразить наступление 5-го корпуса к югу от Изиньи, а 37-ой панцергренадерский полк отправился к Карантану.

При высадке в Нормандии американской 101-ой ВДД удалось собрать свои силы лишь к 9-му июня. В результате высадки все три парашютно-пехотных полка дивизии (501-ый, 502-ой, 506-ой) были разбросаны по полуострову, понеся в результате значительные потери либо убитыми, либо пропавшими без вести. Кроме того, часть личного состава дивизии была потеряна при взятии деревни Сэн Кам-дю-Мон. 327-ой планерно-пехотный полк 101-ой ВДД высадился на участке «Юта» 7-го июня и его подразделения, за исключением третьего батальона (приданный 1-ый батальон 401-го планерно-пехотного полка), в сражениях участия пока принять не успели.

2-ая бронетанковая дивизия в составе 5-го американского корпуса наступала с участка побережья «Омаха» поддерживая продвижение 175-го пехотного полка (29-ой дивизии) на Изиньи. Танки М4 «Шерман» второго батальона 66-го бронетанкового полка и 3-ий батальон 41-го мотопехотного полка, выделенные в первое оперативное соединение (ПОС) могли быть использованы 101-ой воздушно-десантной дивизией в качестве резерва.

Как это было...

9 июня 101-ая воздушно-десантная дивизия закончила перегруппировку личного состава, 502-ой парашютно-пехотный полк удерживал правый фланг вдоль верховья реки Дув, 506-ой парашютно-пехотный полк растянулся поперёк шоссейной дороги на Карантан, перерезая её. 327-ой планерно-пехотный полк занимал левый фланг, располагаясь вдоль реки Дув, напротив деревушки Бревань. 501-ый парашютно-пехотный полк оставался в резерве дивизии.

Воздушная и наземная разведка Карантана показала, что город был защищён слабо, тогда был разработан план по его захвату путём двойного охвата с флангов. При этом 502-ому парашютно-пехотному полку отводилась задача охватить Карантан справа, в то время как 327-ой планерно-пехотный должен был действовать слева, начало штурма планировалось на полночь 10-го июня. 502-ой парашютно-пехотный полк получил приказ взять мосты, а затем высоты на юго-западе от города, включая возвышенность Перье (высота 30), дабы не допустить отступления противника. 327-ой должен был пересечь реку Дув у Бревани, а затем сделать крюк в восточном направлении длиной приблизительно два километра, чтобы выйти к дороге, ведущей в Карантан из Изиньи. Уже оттуда полк должен был продвигаться на запад к городу и затем штурмовать его.

Тропинка, вымощенная «Пурпурными сердцами»

Третий батальон под командованием подполковника Роберта Коула (Robert G. Cole), находившийся на острие атаки 502-ого полка, обнаружил второй мост через реку Дув взорванным, а отправленные для починки инженеры попали под огонь 88-мм орудия. Тогда Коул выслал на реку в небольшой лодке дозор, который возглавил начальник разведотдела батальона, первый лейтенант Ральф Гехауф (Ralph B. Gehauf). Они подошли к последнему мосту, который был заблокирован «бельгийскими воротами» — стальными железными рамами высотой 3 метра, — одним из видов препятствий на пути союзников, воздвигнутых по приказу Роммеля. Дозорным удалось отодвинуть их всего на полметра — в такую щель единовременно мог пролезть лишь один солдат. Вскоре, после удачного пуска осветительного снаряда, дозор был замечен, немцы открыли по нему миномётный и пулемётный огонь. Позиции стрелков были расположены в большом сельском доме и в живой изгороди на возвышении, приблизительно в 230 метрах от шоссе за мостом номер 4 через реку Дув. Разведчики вернулись к своим в 5:30, по результатам вылазки атака полка была перенесена на более поздний срок.

В 1:45 1-ый батальон 327-го планерно-пехотного полка начал переправу по наведённым мостам через низину реки Дув, а к 6:00, под прикрытием артиллерийского огня, полк целиком переправился на противоположный берег. Захватив Бревань, 327-ой начал свой пятикилометровый путь по дуге — сначала на восток до шоссе, затем на запад к Карантану. Рота «А» 401-го планерно-пехотного полка вместе с помощником начальника оперативного отдела 101-ой воздушно-десантной дивизии отделилась и направилась в сторону населённого пункта Овиль-сюр-лё-Вэ, чтобы соединиться с подходящей американской 29-ой пехотной дивизией. 327-ой полк не встречал на своём пути серьёзного сопротивления вплоть до мостов через канал Вир-Тот к востоку от Карантана, к которым он подошёл в 18:00. Атаковав противника обоими батальонами, к полуночи полк захватил восточный берег.

Когда 3-ий батальон 502-го парашютно-пехотного полка пошёл пополудни в атаку, мост номер два через реку Дув так и не был восстановлен. Десантники использовали имеющиеся подручные инженерные материалы, чтобы наскоро соорудить мост, атака началась чуть позже 13:00. В колонну по одному, передвигаясь на корточках и ползком вдоль шоссейной дороги, к 16:00 большая часть батальона из 400 человек уже прошла мост номер 3, а головной дозорный достиг моста номер 4. По мере продвижения, под непрерывным артиллерийским и миномётным, а чуть позже пулемётным и снайперским огнём, 3-ий батальон 502-го парашютно-пехотного полка понёс серьёзные потери. В сумерки продвижение вперёд прекратилось, но потери продолжились — в 23:30 два низколетящих Юнкерса Ju-87 «Штука», удачно «прошлись» вдоль шоссе, выведя из боя роту «I» в полном составе. В цифровом выражении тяжелейшие потери, понесённые 3-им батальоном 502-го парашютно-пехотного полка, составили 67% личного состава, в честь чего этот участок шоссе Карантан—Сэн-Мэр-Эглиз получил прозвище «тропинка, вымощенная 'Пурпурными сердцами'».

Стремительный натиск подполковника Коула, 11 июня

Ночью немецкий огонь стих. Рота «H» пробралась через лазейку в препятствии «бельгийские ворота» и, когда стало ясно, что потерь она не понесла, в 4:00 тем же маршрутом последовала рота «J» и штабная рота. Солдаты укрылись по обе стороны шоссейной дороги. На рассвете разведчики головного дозора уже почти достигли большого сельского дома, когда их сразил неожиданный огонь противника. Подполковник Коул незамедлительно запросил артиллерийскую поддержку, но огонь по американцам не стихал. Тогда, в 6:15, подполковник Коул приказал своему заместителю, майору Джону Стопке, готовить батальон к стремительной атаке на позиции немцев под прикрытием дымовой завесы.

Используя в качестве сигнала для начала атаки свисток, Коул повёл солдат в штыковую. В беспощадном рукопашном бою обороняющиеся были разбиты, позже подполковник Коул получит за этот бой «Медаль за отвагу». В начале атаки на германские позиции бросилось всего около двух десятков человек — лишь небольшая часть батальона, но майор Стопка быстро сумел поддержать их, поведя в бой ещё полсотни. Таким образом натиску удалось придать дополнительный импульс — другие десантники, видя его удачное развитие, бросались в бой, перепрыгивая траншею. Захватив пустой сельский дом, солдаты роты «H» вскрыли позиции немецких парашютистов, окопавшихся за домом вдоль живой изгороди. Немцев забросали гранатами и добили в штыковую, но при этом роты «H» и подошедшая на помощь «G» сами понесли тяжёлые потери.

Оставшиеся в строю из 3-го батальона 502-го парашютно-пехотного полка оборудовали оборонительные позиции и затребовали, чтобы атаку продолжил 1-ый батальон. Однако 1-ый батальон под командованием подполковника Патрика Кэссиди был также потрёпан миномётным огнём и единственное, на что был способен, так это помочь батальону подполковника Коула в обороне, заняв позиции от командного пункта 3-го батальона, располагавшегося в сельском доме, до шоссейной дороги. Во время полуденного двухчасового перемирия, когда американцы пытались договориться унести с поля боя убитых и раненых, рота «C» 502-го парашютно-пехотного полка продвинулись от моста номер 4 до капустных полей, расположенных между вторым и третьим рядами живых изгородей. Рота «A» 502-го полка прошла за ротой «С», продолжив позиции американцев, занятые поперёк шоссе. Стычки на капустном поле, продолжавшиеся в дневное время, часто проходили почти в упор — противоборствующие стороны находились на противоположных сторонах одной живой изгороди.

Всё время, за исключением полуденного двухчасового перемирия, которое 6-ой парашютный полк немцев также использовал для пополнения боезапаса и перегруппировки, американцам пришлось отбивать атаку за атакой. Во время последней из них, в 18:30, 3-ий батальон 502-го парашютно-пехотного полка чуть не был выбит с позиций, солдаты откатились за последнюю перед рекой Дув живую изгородь. Однако, артиллерийский наводчик подполковника Коула, справившись с попытками задавить шумами его рацию, сумел вызвать массированный артиллерийский удар 7-го корпуса так близко к своим, что при этом было даже убито несколько американцев. Неистовая мощь пятиминутного массированного удара подавила последнюю немецкую контратаку.

Дозорные 327-го планерно-пехотного полка набрели к северо-востоку от Карантана на частично разрушенный мост, наведённый через канал Вир-Тот в том месте, где он соединяется с рекой Дув. К 10:00 мост был отремонтирован, и две роты — от 2-го и 3-го батальонов, — переправились на противоположный берег, атаковав поросшие деревьями берега внутреннего водоёма доков. Но точно так же, как и в случае 502-го полка, атака 327-го захлебнулась приблизительно в километре от самого города, под пулемётным и миномётным огнём, который артиллерия союзников подавить была не в состоянии.

У немецкого 6-го парашютного полка боеприпасы были на исходе, так что ночью полк отступил, оставив в городе лишь небольшой заслон. Ночной выброс снаряжения, организованный Люфтваффе в 11 километрах к юго-востоку от города, состоялся слишком поздно. 17-ая панцергренадерская дивизия СС (под командованием генерал-майора СС Вернера Остендорфа), которая с 6-го июня шла к Карантану, непрерывно задерживалась — как воздушными налётами союзников, так и перебоями с горючим. К вечеру 11 июня лишь передовые части дивизии достигли запланированного района сбора.

Карантан взят, 12 июня

Для окончательного захвата Карантана командующий первой армией генерал Кортни Ходжес создал оперативно-тактическую группу, которую возглавил генерал Энтони МакОлиф. Задание взять высоту 30 закреплялось за 506-м парашютно-пехотным полком, атаки вдоль внутреннего водоёма доков продолжились, а 501-ый парашютно-пехотный полк был снят с оборонительных позиций и отправлен в обход 327-го, чтобы подойти к высоте 30 с востока. Продвижение войск прикрывали продолжавшиеся всю ночь бомбардировки Карантана палубной и корпусной артиллерией, 107-мм миномётами, а также самоходными артиллерийскими установками типа M10 (класса «истребитель танков»), которые присоединились к 327-ому планерно-парашютному полку на восточном берегу канала.

Два батальона 506-го полка под покровом темноты прошли по насыпной дороге к Карантану, минули позиции 2-го батальона 502-го парашютно-пехотного полка в 2:00 12 июня, а затем по пересечённой местности пошли к высоте 30 (деревня Билонри), которую и захватили к 5 часам утра. 1-ый батальон занял оборонительные позиции вдоль шоссе, развернувшись в южном направлении, а 2-ой получил приказ атаковать город с севера. Той же ночью 501-ый парашютно-пехотный полк прошёл за позициями 327-го планерно-пехотного, пересёк канал и к 6:30 достиг высоты 30.

Ровно в 6 часов утра Карантан был атакован с северного направления 1-ым батальоном 401-го планерно-пехотного полка, а с южного — 2-ым батальоном 506-го парашютно-пехотного. Оба подразделения попали под пулемётный огонь оставленного в городе заслона, плюс 2-ой батальон 506-го полка временами накрывали артиллерийские обстрелы противника, расположившего батареи к югу от Карантана. Несмотря на сопротивление и обстрелы, оба батальона достаточно быстро уничтожили обороняющихся в короткой стычке у железнодорожной станции и в 7:30 встретились в центре города. 1-ый же батальон 506-го парашютно-пехотного полка принял участие в более серьезном сражении к югу от города — ему пришлось вызволять из беды окружённых офицеров командного пункта полковника Синка, в темноте командный пункт установили слишком близко к немецким позициям.

Днём и 506-ой, и 501-ый полки начали продвижение на юго-запад, однако, пройдя километра два, вынуждены были остановиться. Начались стычки с подошедшими свежими немецкими силами, располагавшими в том числе и танками. 17-ая панцергренадерская дивизия СС намеревалась отбить Карантан, но самоходно-артиллерийские установки Штуг III (класса штурмовых орудий) задержались в районе сосредоточения из-за атак союзнической авиации. Вместо контратаки на город пехота 17-ой дивизии окопалась на возвышенностях с юга от Карантана и до самой темноты вела бои с американскими парашютистами.

Кровавая расселина, 13 июня

13-го июня, на рассвете, 101-ая воздушно-десантная дивизия собиралась перейти в наступление, когда сама была атакована пехотой, танками и самоходными установками. Два батальона 37-го панцергренадерского полка при поддержке 17-го бронетанкового батальона и 3-го батальона 6-го парашютного полка нанесли удар по 501-ому парашютно-пехотному полку, расположенному на левом фланге американских сил. 501-ый полк был вынужден под сильным натиском отступить. Затем отошли находившиеся на левом фланге роты 506-го полка («D» и «F»), так что к полудню передовые части немцев находились уже в полукилометре от Карантана. Однако, рота «Е» 506-го полка под командованием первого лейтенанта Ричарда Винтерса, “уперевшись” правым флангом в железнодорожную насыпь, продолжала держать позиции. На подкрепление пришёл 2-ой батальон 502-го парашютно-пехотного полка, он расположился справа от роты «Е», которая таким образом замедлила немецкую атаку до прибытия американских танков.

Отреагировав на перехват «Ультры» о размере и потенциальной угрозе со стороны немецкой контратаки, генерал Брэдли перенацелил первое оперативное соединение (ПОС) 2-ой бронетанковой дивизии (танки М4 «Шерман» второго батальона 66-го бронетанкового полка и 3-ий мотопехотный батальон 41-го мотопехотного полка; командир — бригадный генерал Морис Роуз; ПОС находилось рядом с Изиньи) на Карантан в 10:30. В 14:00 ПОС при поддержке гаубиц М7 14-го батальона самоходной артиллерии атаковала немцев. Первая оперативная группа из танков и мотопехоты, стремительно пройдя по дороге на деревушку Бот в районе позиций 2-го батальона 506-го полка, сломила атаку основных немецких сил. Вторая оперативная группа заставила отступить немецкие части вдоль шоссе на Перье, нанеся серьёзный урон в живой силе и матчасти. Затем ПОС, за которой наступал 502-ой парашютно-пехотный полк, продвинулась от начальных позиций на два километра в западном направлении.

Среди уцелевших десантников контратака получила прозвище «Битва в кровавой расселине».

Другие операции, 12-14 июня

К полудню 12-го июня 1-ый и 2-ой батальоны 327-го планерно-пехотного полка, двигаясь на восток от Карантана, достигли Мениля, затем с боями прошли до Руксевиля и Монмартан-ан-Грэня. 2-ой батальон 327-го также участвовал в спасении окружённых частей 29-ой (пехотной) дивизии во главе с заместителем командира дивизии, бригадным генералом Норманном Котой (Norman D. Cota). 13-го июня 327-ому полку было приказано отступить и окопаться на трёхкилометровом участке за железной дорогой, дабы отразить атаку немцев, которой. впрочем, так и не последовало.

На следующий день 502-ой и 506-ой парашютно-пехотные полки последний раз за нормандскую кампанию продвинулись вперёд с боями, образовав затем линию обороны вдоль шоссе, ведущего из деревушки Бот в Овервиль. Дозоры 502-го встретили солдат 508-го парашютно-пехотного полка 82-ой воздушно-десантной дивизии в деревушке Бот. 15-го июня 101-ая воздушно-десантная дивизия вошла в состав 8-го американского корпуса и была направлена держать оборону вокруг Карантана до 27-го июня, когда на этом посту её сменила американская 83-я пехотная дивизия. 30-го июня 101-ая ВДД заменила 4-ую дивизию в гарнизоне Шербура, пока большими десантными судами типа LST не была переброшена в Англию для пополнения личного состава и переобучения.

Действия роты «Е».

Карантан было решено брать с трёх направлений одновременно. 327-ой планерно-пехотный полк должен был действовать с севера, 501-ый парашютно-пехотный — с северо-востока, а 506-ому парашютно-пехотному полку предстоял ночной марш, дабы обойти оказавшийся почти в полном кольце город и напасть с юго-западного направления. Скоординированный штурм города был назначен на 5 часов утра 12 июня.

Капитан Собел вышколил роту «Е» на совесть — особое внимание было уделено ночным переходам по пересечённой местности, в лесах, ориентированию и особенностям управления подразделением в тёмное время суток. После изматывающих тренировок личный состав роты отлично ориентировался в темноте, некоторые солдаты даже шутили, что видят ночью лучше, чем днём.

По воспоминаниям Винтерса, затруднения при ночных маршах возникали, как ни странно, у офицеров штаба полка. Они попросту «забивали» на тренировочные занятия, предоставляя корпеть над выполнением ночных заданий солдатам, сержантскому составу и младшим офицерам. Всё аукнулось в первый же день высадки. Вот что говорит Винтерс: «Штабным было тяжело находить объекты, осмысленно пробираться через препятствия вроде живых изгородей. А младшие офицеры и вверенный им личный состав, действуя сами по себе, даже без карт, могли ориентироваться на местности и выходить в районы назначения».

То же самое повторилось и при ночном марше 506-го полка 11-12 июня. Первой шла рота «F», за ней — «E». Путь проходил через заболоченную местность, затем через мост, далее на запад, через поля к железной дороге. Роты постоянно теряли контакт друг с другом. Следующая во главе рота «F» могла пройти трудный участок, а затем внезапно ускорить темп движения, не дав предупреждения пробирающейся через затор следом роте «E». Штаб полка отдавал противоречивые приказы разным подразделениям первого и второго батальонов. Роты могли остановиться, окопаться, оборудовать пулемётные позиции, и тут же получить приказ снова начать движение.

Однако, к 5:30 2-ой батальон 506-го полка был на позициях у Карантана. К тому времени полковник Фон дер Хойдте, чьи части отчаянно нуждались в боеприпасах после шести дней непрерывных боёв, отвёл большую часть своих солдат из города. В Карантане немцы оставили всего одну роту (50 солдат) с заданием удерживать город насколько хватит сил. Обороняющиеся располагали пулемётом, нацеленным на юго-западное шоссе и 80мм миномётами, пристрелянными по важному Т-образному перекрёстку на окраине города.

К 5.30-ти 2-ой батальон 506-го полка занял позиции для штурма города. Ему была поставлена задача занять Т-образный перекрёсток, который защищала рота немецкого 6-го парашютного полка. Последние сто метров до перекрёстка дорога шла напрямик и под уклон. Рота «F» находилась на правом фланге, роте «E» предстояло пройти вдоль дороги, а рота «D» была в резерве полка. Приказано было войти в город и соединиться с частями 327-го планерно-пехотного полка, штурмовавшего город с севера.

Всё было тихо. Лейтенант Лэвенсон, который из роты «E» перешёл на должность начальника строевого отдела батальона, пошёл в поле, чтобы опорожниться. Личному составу была видна его задница, отчётливо белевшая в полях по утренней заре. Приметил её и немецкий снайпер, который с одного выстрела поразил лейтенанта в ягодицу (Лэвенсона эвакуировали в Англию, но, позже, по пути в Штаты, его самолёт потерпел катастрофу над Атлантическим океаном).

Винтерс негодовал: командованию полка потребовалась целая ночь лишь для того, чтобы личный состав занял позиции. Остановились, выдвинулись, снова остановились, снова выдвинулись — и так далее, неудивительно, что солдаты порядком вымотались. «Так быть не должно» — пояснил Винтерс, — «задание не сложное, а мы угробили целую ночь лишь для того, чтобы выйти к городу». Времени на разведку не осталось, не было никакой ясности, с чем предстоит столкнуться. Артподготовки и авианалётов также не последовало. Пришёл приказ: штурм назначен на 6 часов утра.

Взводом Винтерса, залёгшим по левой стороне дороги, командовал Лейтенант Уэлш (солдаты расположились как раз перед прямым участком дороги), справа от дороги находился второй взвод, а третий был в резерве. Парашютисты нашли убежище в неглубоких канавах, вырытых по обеим сторонам дороги. Всё было тихо — немцы не демаскировали позицию пулемётчика, не открывали миномётный огонь.

В 6.00 Винтерс скомандовал «Вперёд!». Лейтенант Уэлш возглавил атаку, бросившись к Т-образному перекрёстку впереди своего взвода. И тут немецкий пулемётчик начал стрелять по дороге — он находился в превосходной позиции, своевременно открыл огонь, чтобы уничтожить роту целиком.

Под пулемётным огнём атакующий взвод разделился — седьмой по счёту солдат, считая от бежавшего впереди Уэлша, остался лежать в канаве. Так поступила большая часть — почти 30 человек. Они лежали в канавах по обе стороны от дороги, пытаясь как можно сильнее вжаться в землю.

Негодующий Винтерс выпрыгнул на самую середину дороги, неистово крича: «Вперёд, да вперёд же!». Слова не возымели никакого эффекта, солдаты по-прежнему прятались в канавках. Винтерс не мог расслышать, что подполковник Стрэйер, лейтенанты Хэстер и Никсон, другие офицеры штаба батальона изо всех сил вопили: «Заставь их двигаться вперёд, Винтерс, заставь идти в наступление!».

Отбросив снаряжение, цеплявшееся за его винтовку М-1, Винтерс подбежал к левой стороне дороге, вопя словно сумасшедший: «ПошлИ!». Затем начал отвешивать пинок за пинком по задницам залёгших солдат. Перебежав на другую сторону дороги, он проделал ту же операцию.

«Я был словно одержимый», — рассказывал позже Винтерс, — «раньше меня никто таким не видел». Он снова перебежал на левую сторону, хотя в воздухе свистели пули. «Господи, ты благословил меня», — подумал он, — «я заколдован».

Но Винтерсом владело глубокое отчаяние. Его лучший друг, Гарри Уэлш, был там, далеко впереди, пытался уничтожить пулеметчика. «Если мне не удастся что-то предпринять», — рассуждал Винтерс, — «Гарри погибнет». В том не было никаких сомнений.

Но солдаты не двигались, они лишь подняли головы. Винтерс вспоминал: «Никогда мне не забыть одновременного выражения удивления и страха на их лицах». Тем временем пулемётчик пристреливался к нему как к открыто расположенной цели — вокруг лейтенанта пули водили хоровод.

«Всех парализовало», — вспоминал Строл. «Никто не мог сдвинуться с места. А Винтерс выбежал на самую середину дороги и заорал: 'Пошли! Двигайтесь! Вперёд!'».

Сработало. Такого Винтерса рота «Е» ещё не видела. «Для него такое поведение было столь необычно, что мы тут же как по команде сорвались с места», — сказал Строл. Винтерс пояснил: «Сказалась дисциплина. Когда до солдат дошло, они поднялись в атаку».

Когда сержант Талберт пробегал мимо Винтерса, то спросил: «Куда нам после перекрёстка?». «Направо», — ответил Винтерс. В 1981 году Талберт писал Винтерсу: «Мне никогда не забыть тебя, стоящего на середине дороги. Ты придал мне воодушевление. Мои парни чувствовали то же».

Тем временем Уэлш с горсткой солдат пытался уничтожить пулемёт. «Мы были одинёшеньки», — вспоминал лейтенант, — «и я никак не мог взять в толк, куда же запропастились остальные». Благодаря тому, что Винтерс своей беготнёй вдоль дороги отвлёк внимание пулемётчика на себя, Уэлш и сопровождавшие его шестеро солдат затерялись из вида. Американцы приблизились и закидали немецкие позиции гранатами, а затем расстреляли из личного оружия. Пулемёт замолчал.

В 1990 году Винтерс признался, что, вспоминая этот эпизод позже с майором Хэстером, получил комментарий, от которого испытывает гордость за действия своей роты до сей поры. Хэстер сказал, что, будучи офицером оперативного отдела, как-то имел возможность увидеть действия другой роты в схожей ситуации — пулемётный огонь сначала остановил солдат, заставив их бездействовать, а потом нанёс серьёзные потери. А рота «Е» пошла вперёд и выполнила задание, не понеся потерь.

Воодушевленные солдаты роты «E» захватили перекрёсток; Винтерс послал первый взвод налево, второй — направо. Следующей задачей стала зачистка домов. Происходила она по следующей схеме: один парашютист кидал в окно гранату, а другой, сразу же после разрыва оной, пинком распахивал дверь и расстреливал выживших противников, если таковые были.

Типпер и Либготт как раз зачистили один из домов, когда на Типпера, выходившего через дверь, «наехал локомотив, втолкнувший меня обратно. Не было ни звука, ни боли, я лишь раскачивался на ногах, сжимая в руках мою винтовку М-1». Это начали работать оставленные с арьергардом немецкие миномёты. Либготт подхватил Типпера, помог ему сесть, позвал медика и попытался заверить, что всё будет нормально.

Появился лейтенант Уэлш и вколол Типперу морфин. Тот настаивал, что может передвигаться самостоятельно, хотя об этом и речи быть не могло — обе его ноги были сломаны, серьёзная рана головы осложняла положение. Уэлш и Либготт вынесли Типпера на улицу, где он некоторое время «лежал, прислонённый к стене, а на улице рвались мины, чьи осколки со свистом проносились мимо и впивались в стенку у меня над головой». Затем Уэлш дотащил Типпера до лазарета, расположенного в амбаре, метрах в двадцати от передовой.

Вокруг продолжали рваться мины, работали снайперы. Сержант Липтон со своим третьим взводом дошёл до перекрёстка, а затем свернул направо. Мины сыпались прямо посреди улицы, поэтому изо всех сил вжавшись в стену, Липтон прокричал своим солдатам идти за ним. Очередной взрыв произошёл метрах в двух от сержанта, осколки вонзились ему в левую щёку, правое запястье, и правую ногу рядом с ширинкой. Винтовка с грохотом упала на мостовую. Липтон сел на землю и, приложив левую руку к щеке, нащупал большую дыру в месте попадания осколка. Но главной заботой оставалась правая рука — из неё фонтанчиками била кровь. Подбежал сержант Талберт и наложил на запястье жгут.

И только после этого Липтон почувствовал боль в районе паха. Он потрогал это место левой рукой, та вся испачкалась в крови.

«Талберт, рана может быть очень хреновая» — сказал Липтон. Талберт разрезал ножом штаны Липтона, взглянул на рану и ответил: «ТАМ всё в порядке».

«Это было страшное облегчение» — вспоминает Липтон, два осколка вонзились в верхнюю часть ноги, но «ничего важного не задели».

Талберт подхватил Липтона на плечо и донёс до медпункта, где медики сделали сержанту укол морфина и перевязали раны.

А Маларки вспомнил, что «...во время этого чудовищного миномётного обстрела я вдруг услышал, как кто-то читает 'Аве Мария'. Я поднял голову и увидел отца Джона Малони, шагающего по улице с чётками наперевес, чтобы соборовать умирающего на перекрёстке солдата» (Малони был награждён 'Крестом за выдающиеся заслуги').

Винтерса ранила пуля, вошедшая рикошетом от стены в ногу, пробив ботинок (этот ботинок до сих пор хранится у него дома). Впрочем, лейтенант не покинул поля боя до тех пор, пока не убедился, что подвезли боеприпасы, и не обсудил с Уэлшем (который попытался извлечь пулю ножом, но не сумел), где лучше оборудовать укреплённые позиции на случай контратаки.

В 7.00 город был под контролем американцев. Рота F к тому времени встретилась с передовыми частями 327-го планерно-парашютного полка. Подполковник Стрэйер прибыл в Карантан, здесь же был и командир 3-го батальона 327-го полка. Они зашли в винную лавку, где откупорили бутылку в честь победы.

Винтерс же отправился в батальонный медпункт. Всего в помощи нуждались десять солдат из его роты. Врач поковырялся в ноге пинцетом, вытащил пулю, промыл рану, посыпал сульфамидом и наложил бинт.

Тогда Винтерс побродил среди раненых. Ему попался рядовой Альберт Блайз.

- Ты как, Блайз? Что случилось?
- Я ослеп, сэр. Я совсем ослеп.
- Не волнуйся, отдохни. Считай, билет домой у тебя в кармане, мы тебя быстро переправим отсюда. Ты поедешь в Англию. Всё будет нормально, отдыхай, — сказал Винтерс и пошёл было дальше.

И тут Блайз начал подниматься с пола.

- Тише, тише, — попытался остановить его Винтерс.
- Но теперь я вижу, я вижу, сэр! Я вас вижу!

Блайз поднялся и вскоре уже был со своими товарищами.

«Ничего подобного не встречал», — прокомментировал этот случай Винтерс. «Он был так испуган, что на время ослеп. Ужасно. Парнишка ни зги не видел, а ему и нужно-то было всего ничего — чтобы кто-то с ним минутку поговорил и как следует успокоил».

Сомнений в том, что немцы будут контратаковать, не было. И наверняка эта атака будет с юго-западного направления, вдоль того же самого шоссе, по которому штурмовала город рота «E». Местность сама подсказывала направление — возвышенности подбирались к Карантану именно оттуда. На севере, за железнодорожными путями, а также с юга от шоссе лежали затопленные поля. Генерал Тейлор принял решение отойти от города на несколько километров на запад и занять оборонительные позиции на возвышенности.

Винтерс получил приказ. В обороне роте «E» выделили место на самом краю справа, рядом с железной дорогой. Лейтенант приказал пополнить боеприпасы. Лео Бойл и другие солдаты из 1-го взвода нашли и «приватизировали» двухколёсную фермерскую повозку, загрузили боеприпасами и отвезли к сараю на самой окраине Карантана, в котором располагался медицинский пункт. Едва Бойл решил двигаться дальше, как услышал крик: «Вражеский танк!».

«Я осторожно выглянул из дверного проёма и увидел расплывчатый силуэт башни танка, находящегося в живой заросли в нескольких метрах от меня. Прежде чем я успел что-либо сообразить, левую ногу выше колена прошила выпущенная танкистом из пулемёта пуля, свалившая меня на землю». Бойла на грузовике доставили на участок побережья «Юта», чтобы эвакуировать в Англию. По дороге он «встретил капитана Собела, который на джипе подвозил на фронт материальную часть».

Выстрел из «базуки» вывел танк из игры. Реорганизовав роту, Винтерс повёл солдат на юго-запад, к железной дороге. Они прошли три километра, не встретив никакого заметного сопротивления. Оборонительные позиции рота обустроила за живой изгородью.

Немцы окопались прямиком за следующей изгородью, ведя беспокоящий огонь. На любое движение реагировали огнём прицельным. С наступлением темноты на позиции роты подвезли провизию и боеприпасы. От штаба батальона был получен приказ атаковать противника с первыми лучами солнца, в 5.30 утра.

А 13-го июня в 3 ночи немцы выслали дозор прямиком на поле, разделявшее две изгороди. Странный дозор — несколько взводов, очевидно пьяными, вышли пострелять из пистолетов-пулемётов и покричать проклятия американцам, — явно не для сбора разведданных.

«Такое основательно напугало нас», — вспоминал Винтерс, — «в действиях противника не было смысла». Поначалу страшила перспектива ночной атаки, но пьяные немцы быстро убрались восвояси.

Сержант Талберт всю ночь провёл на передовой, подменяя солдат то здесь, то там, дабы они могли хоть пару минуть вздремнуть. Он приказал примкнуть штыки. Ночь была промозглой, посему сержант раздобыл немецкое пончо и облачился в него. Где-то в 3.00 он подошёл к рядовому Джорджу Смиту и потыкал его легонько револьвером, чтобы тот заступил в дозор. Смит был почти в бессознательном состоянии. Когда же он, наконец, очнулся, то в бледном лунном свете увидел возвышающуюся над ним фигуру в немецком пончо, причём эта фигура тыкала в него револьвером.

Смит вскочил на ноги и начал колоть Талберта винтовкой с примкнутым штыком. Талберт пытался его остановить, крича: «Смит, это Таб, не надо!». Но Смит продолжал совершать выпады, пока не попал сержанту в корпус. По счастью, он не задел ни сердце, ни лёгкие, однако, Талберт уже не мог оставаться на передовой, его пришлось отнести в медпункт, расположенный километрах в трёх от основных позиций.

К 5.30 Винтерс был готов отдать роте приказ атаковать. Как раз в тот момент, когда он отдал приказ наступать, полковник фон дер Хойдте бросил свой 6-ой парашютный полк в контратаку. Обе стороны открыли плотный огонь из всех видов оружия — включая артиллерию и миномёты, пулемёты и винтовки. Было много неразберихи. Встречный огонь; вусмерть уставшие солдаты, у которых давным-давно вышел адреналин; генерал Тейлор, недовольный темпом атаки; перестрелка между ротой «E» и ещё одним подразделением 101-ой ВДД; несколько танков «Шерман», которые должны были оказывать поддержку с левого фланга, стреляющие по своим; общий хаос.

Рота «F», находящаяся на левом фланге роты «E», не выдержала плотного огня и отступила (командир этой роты был тут же отстранён полковником Стрэйером от занимаемой должности). В результате правый фланг роты «D» оказался оголён, в свою очередь отступила рота «D». Рота «E» осталась в одиночестве — её правый фланг находился под мощнейшим прессом, а левый был совершенно открыт.

Но рота держалась. Гордон поставил свой пулемёт в пространство между изгородями, где были ворота, и яростно поливал немцев свинцом. Мина разорвалась метрах в десяти от него — осколки попали в плечо и ногу. Та же мина ранила и Рода Строла. Но они оставались на передовой, ни на минуту не прекращая вести огонь. Винтерс, Комптон и Уэлш, остальные офицеры постоянно присутствовали среди своих солдат, руководя действиями, поддерживая боевой дух, пытаясь устроить так, чтобы каждый сделал всё от него зависящее, дабы остановить немцев.

На левом фланге, где по идее должна быть рота «F», через изгородь начал прорываться немецкий танк. Уэлш приказал рядовому Джону МакГрату принести «базуку» и следовать за ним. Они выбежали в открытое поле, пригнувшись, снарядили «базуку», Уэлш отдал приказ стрелять. Выстрел попал в башню, но пробития не произошло. Немецкий танк развернул 88мм орудие в сторону обоих парашютистов. Выпущенный из орудия снаряд пролетел буквально в полуметре над их головами. Дело в том, что стрелок не мог опустить пушку ещё ниже, поскольку водитель направил машину карабкаться по изгороди в попытке её переехать.

Уэлш начал перезаряжать «базуку». МакГрат всё повторял: «Лейтенант, вы меня погубите. Вы меня точно погубите». Но он даже не подумал сдвинуться с места, а после перезарядки точно прицелился и выстрелил по танку, находящемуся в высшей точке своего путешествия через изгородь, с пушкой устремлённой в небеса, готового вот-вот перевалиться на ту сторону. МакГрат попал ровнёхонько туда, куда и планировал — в слабозащищенное днище машины, которая взорвалась и начала гореть.

То был переломный момент сражения. Немецкие танкисты, выстроившие свои машины в линию как раз за тем танком, что подбил МакГрат, включили заднюю передачу и начали отползать. В то же время штабу батальона удалось остановить отступление рот «F» и «D», а потом, объединив их, заставить продвинуться на 150 метров вперёд, закрыв дыру на левом фланге.

Впрочем, немцы продолжали атаковать. Они попытались обойти с фланга, предприняв обходной маневр с северного направления железнодорожного полотна. Винтерс подавил эту попытку миномётным огнём. Рота «E» продолжала стоически держать оборону. Суммарные потери составляли десять человек при захвате Карантана (12 июня) и ещё девять при обороне города (13 июня).

Гордон покинул передовую и подошёл к Винтерсу. Осколок прошёл насквозь голень его ноги, другой сидел в плече. Но его занимал фурункул, образовавшийся в том месте, где кончался ботинок. Боль от фурункула была адская. Гордон доложил, что отправляется к медикам, чтобы вскрыть нарыв. Винтерс дал добро на то, чтобы он сам доковылял до медпункта.

Врач бросил взгляд на истекающего кровью человека, который не спал три дня и только что покинул поле битвы, и спросил: «Вы ранены?».

«Ну, да», — ответил Гордон, — «но проблема не в этом. Главное — фурункул. Займитесь им». Врач вскрыл ланцетом нарыв, потом обработал остальные раны. В конце врач сказал, что с плечом всё нормально, но с ногой дело серьёзное. Входные отверстия закрылись, и нога начала синеть. «Хлопот не оберёшься с ней» — заметил врач, — «мы тебя эвакуируем». «Ни за что!», — запротестовал Гордон, — «я об этом лейтенанту Винтерсу не доложил». «Об этом не волнуйся, я сам ему передам». В конце концов, Гордона удалось уговорить на эвакуацию.

К 16.30 на помощь роте «E» появилось шестьдесят танков 2-ой бронетанковой при поддержке свежей пехоты из 29-ой дивизии. Винтерс вспоминал: «...как чудесно было наблюдать за нашими танками, поливающими немцев из тяжёлых пулемётов 50-го калибра, неумолимо бороздящими поле боя от самых наших позиций до немецкой изгороди при поддержке свежих пехотинцев».

«Ну и бучу они там устроили!», — вспоминает Уэлш сорок семь лет спустя, ликующе потирая руки.

К 23.00 роту «E» в частности и 506-ой в целом отправили с передовой в Карантан, в резерв 101-ой ВДД. Офицеры нашли личному составу помещения для постоя в уцелевших домах. Для себя Винтерс нашёл заброшенный отель. Прежде чем отправиться на отдых, обошли солдат. Уэлш, только-

только вернувшийся с очередной проверки, присел на ступенях лестницы, да и прикорнул прямо на ней. Винтерс спал, укрывшись простынями. Незабываемый сон.

На следующий день, 14-го июня, открылась парикмахерская, солдаты начали строиться на стрижку (они забирали спиртное, еду, любые вещи, найденные в заброшенных домах, но за обслуживание платили).

В следующие пять дней Винтерс занимался своей раной, командование ротой осуществлял Уэлш. Забегал полковник Синк, который поблагодарил Винтерса за то, как рота сражалась 13-го июня. Правый фланг был удержан, а прорыв немцев предотвращён — возможно, то был решающий эпизод битвы за Карантан. Полковник также сказал, что рекомендовал лейтенанта к награде медалью ордена за отвагу за действия у Брекур Манор. Винтерс сразу подумал — это всё хорошо, но где же медали солдатам?

А действия у Карантана Синк так описал в интервью Уолтеру МакКаллуму, репортёру газеты 'Вашингтон Стар' (выпуск от 25 июня, 1944): «Именно командные качества лейтенанта Винтерса позволили удержать значимые позиции и отбросить врага с помощью миномётного и пулемётного огня. Он выдающийся солдат. Его личное мужество и знание военного дела сыграли решающую роль в непростой ситуации».

Отдельно хотелось бы рассказать историю, которая легла в основу сюжета фильма “Спасая рядового Райана” (Saving Private Ryan). Её “голливудский” вариант излагает даже сам Стивен Амброуз в своей книге Band of Brothers:

Рота заняла оборону к югу от Карантана. На второй день у позиций появился некто и спросил, где Дон Маларки и Скип Мак. Этим некто оказался Фриц Ниланд. Он нашёл Мака, переговорил с ним, потом подошёл к Маларки, но времени осталось лишь на то, чтобы попрощаться — Фриц летел домой.

После того, как Ниланд ушёл, Мак подошёл к Маларки, и «его озорная ирландская усмешка сменилась на унылую гримасу». Ниланд не успел рассказать, почему летит домой, Мак сам объяснил Маларки.

За день до того Фриц Ниланд ходил в расположение 82-ой ВДД, где служил его брат Боб. Тот самый Боб, который в Лондоне сказал Маларки, что если парень хочет стать героем, немцы уж точно дадут ему такую возможность. Тогда Маларки решил, что Боб немного струсил. Так вот, Фриц накануне узнал, что брат погиб в день высадки. Взвод Боба был окружён, а он отвлек внимание немцев пулемётным огнём, дав возможность своему взводу выйти из кольца. Перед тем, как погибнуть, он израсходовал несколько коробок боеприпасов.

На попутке Фриц добрался до расположения 4-ой пехотной дивизии, чтобы свидеться с другим братом, который был в должности командира взвода. Но и он погиб в день высадки, на участке побережья «Юта». Когда Фриц Ниланд вернулся, его уже искал отец Френсис Сэмпсон, чтобы сообщить страшное известие — третий брат, пилот на театре Китай-Бирма-Индия, погиб на той же неделе. Фриц остался единственным живым из четырёх братьев, министерство обороны хотело, чтобы он как можно скорее покинул район боевых действий.

Мать Фрица получила все три похоронки в один день.

Отец Сэмпсон довёз Фрица до «Юты», откуда Ниланда забрал самолёт, чтобы доставить сначала в Лондон, а потом в Штаты.

На самом же деле, Амброуз ошибся как в деталях поменьше, например, мать Фрица не получала все три похоронки в один день, а сам Фриц оставался со своим подразделением (рота “H” 501-го парашютно-пехотного полка) до июля 1944 года на передовой и вместе со своими боевыми товарищами покинул Францию, так и в более крупных – третий брат, лётчик, вернулся домой спустя несколько месяцев. Он провёл это время в японском лагере для военнопленных и числился не погибшим, а пропавшим без вести. По вовращении в Штаты, Фриц стал челюстно-лицевым хирургом и немало преуспел на данном поприще, обогатив стоматологию новыми приёмами. По отзывам знавших его людей, Фриц Ниланд был исключительно достойным человеком. Он умер в начале 1980-го года. Две его дочери, Кейт и Мэри, активно принимают участие в праздновании юбилеев, связанных со Второй мировой войной.

Рота зарылась в землю. К югу от Карантана ни та, ни другая стороны не решались атаковать друг друга, но обмен «подарками» шёл вовсю — артиллерия и тяжёлое вооружение подходили к американцам с побережья, а немцы подтягивали их из глубины Франции.

Солдаты проводили время в окопах — конечно, они были готовы отразить любую атаку, но в дневное время предпочитали даже не высовываться. Лейтенант Никсон, возглавлявший разведотдел батальона, захотел проверить численность немецких сил, сосредоточенных против позиций роты «E». Винтерс спросил у солдат, есть ли добровольцы выйти в дневной дозор. Добровольцев не нашлось. Тогда лейтенант назначил Гарнье старшим. Тот получил задание от Никсона, который вручил сержанту карту, где были помечены все изгороди и скопление сельских построек. В штабе предполагали, что именно в этом скоплении зданий, находящемся приблизительно в километре от передовой, и находится командный пункт немецких сил.

Гарнье, рядовые Блайз и Джозеф Лесневски (из городка Эри, штат Пенсильвания), а также ещё два солдата вышли в дозор. Под прикрытием живых изгородей они пробирались вперёд. Головным шёл Блайз. Он как раз успел добраться до последней изгороди перед фермерской постройкой, как немецкий снайпер выстрелил в него и попал в шею.

На самом деле, несмотря на все старания голливудских сценаристов и мега-историка Стивена Амброуза, рядовой Блайз выжил, хотя и был ранен в плечо. Список его наград, полученных лишь за время Второй мировой включает: ‘Серебряную звезду’, три ‘Пурпурных сердца’, а также две ‘Бронзовые звезды’. Позже сражался в Корее. Жил с семьёй в Северной Каролине (был женат, двое детей – сын и дочь). Скончался 17-го декабря 1967-го года, похоронен со всеми военными почестями на кладбище Арлингтон.

«Сваливаем!», — закричал Гарнье. Едва дозор начал своё отступление, как вслед ему затараторили пистолеты-пулемёты. Рота ответила пулемётным огнём, как только разведчики достигли своих позиций.

Позднее с тем же заданием был отправлен ещё один дозор, под командованием Маларки. На этот раз впереди шёл рядовой Шихи; у одной из живых изгородей подошедший к нему Маларки наступил на ветку дерева. Тут же на треск из изгороди показалась немецкая каска. Шихи разрядил «Томпсон» прямо в лицо немецкому солдату. Показались ещё немцы, и Маларки отдал приказ немедленно отступать. Роб Бэйн, тащивший на себе шестнадцатикилограммовую рацию SCR-300, едва-едва поспевал за товарищами. Когда парашютисты в целости и сохранности добрались до своих, Бэйн сострил: «Верно, дозоры важны здесь как никогда, хотя по мне они — верный способ лишиться своей задницы».

На следующий день всё было тихо-спокойно. Тучные стада паслись на полях за позициями роты. Рядовой Вудро Роббинс, пулемётчик первого взвода, окопался в пяти метрах от Кристенсона. «Слышь, Крис», — позвал он, — «давай мяска с поля принесём». Но Кристенсон не собирался покидать окоп. Зато идею поддержал Билл Хауэлл, который подкрался к одной из коров и застрелил её. Тушу разделали, на позиции приволокли окорок. Роббинс нарезал стейков целый взвод. Затем мясо поджарили на открытом огне прямиком в окопах. А ночью Роббинс и Хауэлл подвесили остатки туши к дереву. Тушу накрыли пончо, взвод предвкушал наслаждаться мясом вместо пайков ещё пару дней. Но они не учли одного обстоятельства: постоянных артиллерийских обстрелов. Тушу на дереве изрешетило осколками. Следующее пиршество омрачилось постоянными порезами дёсен об осколки снарядов.

23 июня снайпер выстрелил в Кристенсона с расстояния в 600 метров. Кристенсон укрылся за изгородью и прокричал Роббинсу, чтобы тот ответил огнём. Роббинс выпустил около 50 патронов по деревьям вдалеке. «С наших позиций раздался нервный бубнёж», — вспоминал Кристенсон, — «люди всегда настораживались, когда в тишине, неожиданно начинал долго работать пулемёт». Издалека послышался звук подключившихся миномётов — хлоп, хлоп, хлоп, хлоп. «По этому леденящему кровь звуку было ясно, что к нам отправили четыре мины. Жутко их ожидать. Неописуемо. Ужасно. Затем с громким 'бабах!' первая из них разорвалась метрах в двух от пулемёта Роббинса и Хауэлла».

Хауэлл сорвался со своей позиции и стремглав кинулся к окопу Кристенсона, когда вторая мина приземлилась рядом с первой, «так близко, что ощущался запах едкого пороха». Хауэлл со всего маха запрыгнул в окоп Кристенсона. «Я там весь изогнулся», — вспоминал Кристенсон, — «поскольку в окопе было в два раза больше народу, чем надо, то есть неимоверно тесно. Дышать было трудно, а я лишь истерически хохотал, глядя на испуганные глаза Хауэлла размером с чайное блюдце. А он на каждый разрыв всё причитал и причитал: 'Боже мой, боже мой'. Но этот здоровяк так давил на меня, что в один прекрасный момент я запаниковал, поскольку начал задыхаться». По счастью обстрел прекратился.

После двух недель на передовой солдаты роты «E» выглядели порядком зачуханными. Они не мылись и не брились. Многие подхватили дизентерию. Все ходили по колено в поту. Волосы спутались от грязи и пыли, а постоянное ношение каски приводило к обильному потовыделению, что только усугубляло положение. То же самое было и с одеждой, которую не меняли с 6-го июня.

29-го июня на смену солдатам 101-ой воздушно-десантной дивизии пришла 83-я пехотная дивизия. «Они выглядели чистыми-пречистыми», — вспоминает Кристенсон, — «и все подразделения полностью укомплектованы личным составом! Даже рисунок у них на касках был как будто только-только нанесён. Они долго не могли оправиться от встречи с нами — такими растрёпанными, такими немытыми».

Для солдат роты «E» покинуть передовую хотя бы на пару деньков было настоящим счастьем. Предвкушение полноценного ночного сна, без обстрелов и хождений в дозоры, горячей пищи и отдыха в сухости, а самое главное, принятия душа, не поддаётся описанию.

6-го июня рота высаживалась в Нормандии, имея в своём составе 139 человек. 29-го июня она покидала передовую, насчитывая всего 74 человека (506-ой парашютно-пехотный полк из всех полков в Нормандии понёс самые тяжёлые потери — 983 человека, около 50 процентов). В роте «E» пали: лейтенанты Томас Михэн и Роберт Мэтьюс; сержанты Вильям Эванс, Элмер Мюррэй, Мюррэй Роберт, Ричард Оуэн и Карл Риггз; капралы Джерри Вентзель, Ральф Вимер и Гермин Коллинз; рядовые Сержио Мойа, Джон Миллер, Джеральд Шнайдер, Вильям МакГонигал, Эрнест Оутс, Элмер Тельстад, Джордж Эллиотт и Томас Уоррен.

Для 101-ой ВДД сражение за Карантан стало последним во французской кампании. Постепенно дивизию перебрасывали в полевой лагерь, расположенный к северу от участка побережья 'Юта', где была налажена радио- и телефонное сообщение, стояла доска объявлений части, поддерживалась охрана территории, солдаты возвращались к чистке оружия, строевой подготовке и занятиям по расписанию. Компенсацией служил горячий душ и почти неограниченные возможности для личного обогащения.

Рядовой Элтон Мур был непревзойдённым талантом на ниве «приватизации» вещей. Каким-то образом ему удалось найти лазейку на главный склад, расположенный у 'Юты'. C первого же «налёта» он притащил две картонные коробки, забитые банками с коктейлями (порезанными фруктами) — ассорти и ананасовым. «В жизни такого будто не пробовал», — Гарри Уэлш, — «и мне в жизни так не было плохо после. Мы к такой пище не привыкли». После этого случая, со своих ежедневных вылазок Мур стал приносить еду поразнообразнее.

Генерал Тейлор заехал, чтобы поблагодарить роту за стоическое сопротивление на правом фланге при сражении за Карантан. Многие солдаты порывались спросить его про обещанное накануне высадки «как львы сражайтесь три дня и три ночи, а после я вас отправлю домой».

Генерал Омар Брэдли присутствовал на церемонии награждения. Стоя на небольшом возвышении, он зачитал приказ на награждение 'Крестом за выдающиеся заслуги' одиннадцати солдат, включая генерала Тейлора, капеллана Малони, а также лейтенанта Винтерса. «В тот момент я испытал гордость», — признается Винтерс. После церемонии Брэдли скомандовал 'вольно' и подозвал личный состав к себе. «Присутствуют ли здесь корреспонденты?», — спросил он, — «если да, пусть не записывают сказанное». «Хотел бы довести до вашего сведения», — продолжил Брэдли, — «что дела идут в гору, есть снования полагать, что Берлин возьмём к Рождеству».

Винтерс подумал: «Господи, до Рождества я как-нибудь дотяну. Только бы после Рождества сразу домой».

1-го июля Винтерс получил известие, что ему присвоено звание капитана. 10-го июля рота выдвинулась к участку побережья «Юта», дабы грузиться на корабли и идти в Англию. «Когда я впервые увидел побережье», — делится Винтерс, — «с корабельной армадой от горизонта до горизонта и возвышающимся на пляже американским флагом, я слегка ослаб в коленях и слёзы навернулись у меня на глаза».

В свой последний заход на огромный склад рядовой Мур умыкнул мотоцикл с коляской. Он спрятал его за песчаной дюной, спросив разрешения вывезти мотоцикл на корабле типа LST в Англию. «Как хочешь», — ответил Винтерс.

На следующий день, когда солдаты поднимались по аппарели огромного LST, Мур перепрятал своё сокровище за крайнюю к кораблю дюну. Он договорился, что Маларки, когда все уже поднимутся на борт, подаст сигнал. С моряками Маларки договорился. Когда наступил подходящий момент, Маларки подал сигнал и Мур выехал из-за дюны и въехал по аппарели на корабль.

Капитан корабля задал вопрос Уэлшу: «Что лучше подать вашим солдатам? Курицу, или стейки? мороженое? яйца?».

В сопровождении конвоя LST ночью 12-го июля зашёл в Саутгемптон. Следующим утром на поезде парашютисты (за исключением Мура и Маларки, которые ехали на своём мотоцикле) отправились в Альдберн. «Здорово было вернуться туда», — вспоминает Винтерс, — «нам были рады все. Как будто домой приехали».