^ПСИХИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ
Иногда тюремная администрация с целью подавления воли
конкретных зэков оказывает на них исключительно психическое давление, без
примеси физического. Как правило, это осуществляется путем "пресса" в камере, но
это — тема отдельного разговора. Тюремщики такие приемы используют очень редко,
так как они требуют изобретательности, оригинальности, коварства и знания
психологии. Методами психического давления также являются запугивания,
оскорбления и унижения, но они слишком примитивны и неэффективны.
Арестованный довольно быстро адаптируется к тюремной действительности,
осознает свое бесправное и опасное положение и поэтому почти
не обращает внимание на
такие мелочи, как угрозы и оскорбления. Само пребывание в тюрьме, окружение из
очень "милых" людей, ожидание хитростей следствия, суровости приговора суда,
срока наказания представляют такую мощную угрозу, что на ее фоне чье-то вяканье
и воспринимается как вяканье. В условиях повышенной опасности зэк отчетливо
понимает, что не та
собака кусает, которая гавкает.
Оскорбления зэками также воспринимаются
достаточно спокойно.
[1] Это ведь
не на тихой улице его
встретил тюремщик и стал оскорблять. Вот какая ситуация была бы удивительной! А
так — у тебя власть, ну и болтай, что хочешь.
Настоящее психическое
воздействие в тюрьме не
имеет никакой теории и методики, оно основывается только на вдохновении
отдельных сотрудников. (Удивительно, но творческие натуры встречаются даже среди
тюремщиков. К счастью для зэков, очень редко). Поэтому рассказать об этом
явлении можно, только описывая наиболее характерные примеры.
Первый
пример. Для выяснения каких-то обстоятельств в служебное помещение приводят
зэка, явно из интеллигентов, вежливого, неагрессивного, с правильной речью и
неуверенностью в глазах. Опер задает ему вопросы, интеллигент начинает врать.
При этом невооруженным взглядом видно, что он боится ситуации, врать
не умеет и, оттого, что
врет, страдает еще больше.
[2]
Опер дает ему чистый лист бумаги и вежливо, негромким голосом, обращаясь
на "вы" (такое обращение настолько нетипично для тюрьмы, что воспринимается как
угроза), просит написать в верхней части листа цитату из Высоцкого "В гости к
Богу не бывает
опозданий". Подавленный зэк пишет, пару раз читает вслух. Опер интересуется,
понятен ли смысл выражения? Понятен, отвечает зэк. Ну, тогда загните лист так,
чтобы этой записи не было
видно, — говорит опер, — и давайте писать объяснение. Каждый раз, когда зэк
спотыкается и пытается соврать, он просит его отогнуть бумагу и прочитать фразу
вслух. Потом, угрюмо глядя в глаза, спрашивает, точно ли понятен смысл? Может
быть, вы, уважаемый, путаете фразу "в гости к Богу" с фразой "в гости к другу"?
Нет, — отвечает зэк, — все понятно. И пишет правду.
Метод, конечно,
специфический. Если бы на месте интеллигента оказался рядовой дебил, толку
не было бы никакого. Но в
таком случае и опер не
стал бы изощряться.
Второй пример (более агрессивный). В камерах карцера
устанавливают динамики, подключают магнитофон. Изготавливают две записи. На
одной из них скучный голос монотонно зачитывает правила поведения заключенных в
следственных изоляторах. Слушать противно, но терпимо. Это для прокурора: мол,
несем знания в массы, оказываем юридическую помощь оступившимся. Главная
ценность во второй кассете. Там на пленке, склеенной кольцом, звучит истеричный
вопль какого-то заики: "Вы
не-иск-ре-
не-
не!". И так без конца: "Вы
не-иск-ре-
не-
не!". Через три часа такой
"радионяни" зэку кажется, что он сходит с ума. Да, наверное,
не напрасно кажется.
Третий пример (еще более агрессивный). В санчасти умирает какой-то
доходяга. Умирает вечером, поэтому лежать ему до утра, пока
не вывезут в морг. Один
коварный и изобретательный гражданин начальник нашел способ, как приобщить
преступника после смерти к борьбе с преступностью. Чтобы компенсировать грехи.
Труп переносят в пустой карцер размером чуть больше туалета в пассажирском
вагоне и укладывают на единственную нару лицом к стене. Как будто он спит.
Потом водворяют в эту камеру зэка, которого давно хотят "обломать". Тот
начинает будить спящего, и в какой-то момент понимает, что перед ним труп. Он
кричит, барабанит в дверь, но ему долго
не открывают, хотя тюремщики
стоят рядом и по очереди смотрят в щелку глазка на физиономию зэка, давясь от
смеха. (Вот это юмор! Куда там телепередаче "Розыгрыш"! Верно говорят: "Кто был
в тюрьме, тот в цирке не
смеется".)
Когда, наконец, открывается дверь, живой зэк требует, чтобы
мертвеца забрали из камеры. А в ответ ему какая-то сонная морда объясняет, что
человек просто отдыхает, а ты, падла, если будешь ломиться и орать, точно
станешь мертвым. Дверь закрывается на всю ночь. Рано утром еще живого зэка
переводят в другой карцер, а мертвого уносят в санчасть.
Когда после
этого мероприятия зэк, ставший "воспитанным" (а его поведение, действительно,
здорово меняется) пытается рассказать о пережитом, на него смотрят, как на
алкаша, которого "хапанула белка".
[3]
Подобные эксперименты могут закончиться для зэка хэппи-эндом, но все
равно ему предшествует сильнейший стресс, который надолго оставляет след в
эмоциональной памяти и заставляет задуматься о роли администрации в тюрьме и
собственной уязвимости. При этом реализуется точный психологический расчет: у
зэка не остается
морального права затаить злобу, закончилось-то все благополучно. Но это уже
"высший пилотаж", такое случается очень редко. Вот примеры такого
"благополучия".
Первый. Сидит в многолюдном корпусе (около двух тысяч
человек) зэк, с точки зрения администрации, весьма противный. Назову его М.
Руководит "движением" в корпусе, добивается какой-то справедливости, организует
написание жалоб на действия тюремщиков (надо признать, справедливых жалоб),
формирует и распределяет "общак", одним словом, говоря по-воровски — "смотрит"
[4] за
корпусом, говоря по-ментовски — мутит воду. Как только М. допускает малейшую
промашку — "едет" в карцер, но, в силу своего опыта, промашки он допускает
редко.
При очередном обыске в камере, где сидит М., один из сотрудников
разбивает нарды. Нарды местного производства, слова доброго
не стоят, но других в камере
нет. Зачем разбивает — объяснить трудно, тюремщики часто совершают
немотивированные поступки. После этого начинается нездоровая возня: зэки по
очереди жалуются на этот беспредел. Создается замкнутый круг: зэки жалуются — их
"прессуют" — они жалуются еще больше.
Выход находится. Как-то вечером
зачинщика этого противостояния выводят из камеры и помещают в бокс, где
находятся с десяток арестантов
[5], которых
сейчас будут водворять в карцер. По одному их выдергивают из бокса, заводят в
дежурную комнату и "воспитывают". Воспитывают так, что в боксе процедура хорошо
слышна.
М. "прикидывает" свои перспективы: с одной стороны, вроде, на
него никаких документов
не готовили, стало быть,
сажать не за что, а, с
другой стороны — от этой публики в погонах ожидать можно все, что угодно. В
общем, перспективы хреновые. "Варится" он так часа полтора на фоне криков
тюремщиков и воплей зэков, потом остается в боксе один. Вопли стихают, наступает
тишина. На душе у М. становится еще "приятней". Наконец, заводят его в комнату,
где находятся человек пятнадцать офицеров во главе с начальником. И тот,
обращаясь к М. по имени-отчеству, спрашивает, действительно ли в камере нет
нард? Это непорядок. Возьмите, пожалуйста. И дают М. красивые резные
лакированные нарды. На одном поле надпись "Ворам веры нет", на другом — "Ментам
веры нет". Все, извините, забирайте нарды и топайте в камеру.
Топает М.
и подсчитывает, сколько же он лет жизни за два часа потерял?
Второй
пример. По традиции, перед каким-либо праздником карцер забивают публикой,
которая имеет "вес" в тюрьме. Во времена большевиков порядок этот был вполне
осмыслен: во избежание любых недовольств политического толка тех, кто "строил
погоду", прикрывали. Но при этом из общего правила делалось одно исключение: на
Новый год эту процедуру
не проводили, этот праздник
- для всех праздник, и для красных, и для белых, к идеологии он
не имеет никакого отношения.
В тюрьме новогодняя ночь — самая тихая ночь в году.
Когда Союз
развалился, а вместе с ним исчезла его идеология, эту традицию почему-то
сохранили, но сохранили довольно тупо: стали сажать неугодную публику на все
праздники без разбора, в том числе и на Новый год. Зачем — никто
не задумывался, вообще
вопрос "зачем?" тюремный персонал задает редко, а руководители этого персонала
еще реже. Мол, едем по колее, и слава Богу, до сих пор вывозила, авось, и дальше
вывезет.
Накануне очередного Нового года, 31 декабря, набивают полный
карцер теми, кто составляет "цвет" тюрьмы. Набивают плотно, из расчета
три-четыре человека на два места. Формально их закрывают за хранение заточек,
которые им подложили в вещи при обыске, или на основании других примитивных
"прокладок"
[6], а
фактически — за самостоятельность и нежелание кланяться. Естественно, вся тюрьма
предпринимает героические потуги, чтобы "загнать грев на подвал".
[7] Эти
старания пресекаются усиленным надзором и обысками через каждый час. Ни курить,
ни пожрать у наказанных нет. Такая вот новогодняя елочка.
Часов в десять
вечера всех неожиданно выгоняют в коридор, где их окружает вся оперативная
группа вместе с собакой. Понятно, что все это
не к добру. Старший из
присутствующих начальников холодно и коротко поздравляет группу зэков с Новым
годом, желает здоровья и удачи. Зэки стоят,
не шевелясь, затравленно
смотрят, воспринимая этот спектакль как намыливание веревки. Начальник
продолжает: сейчас он объяснит, кто в "доме" хозяин. Это уже воспринимается как
затягивание петли на шее. И, наконец, наступает развязка: амнистия, все
свободны, все по "домам".
Секунды две стоит тишина, а потом все "узники
совести" одновременно делают выдох и приходят в движение. Кто-то нервно смеется,
кто-то ругается про себя, но через полминуты улыбаются все. Вот так, все
закончилось хорошо. Но задуматься о том, кто в доме хозяин, все же придется.
Подобные встряски зачастую оказывают на зэков гораздо больший эффект,
чем жестокое физическое насилие. Однако чрезмерно опасаться их
не стоит. Во-первых, они
очень редки, а, во-вторых, хотя и крайне неприятны, но страшны только в том
случае, когда происходят неожиданно. Надо быть постоянно готовым к таким
сюрпризам.
Как говорят в тюрьме — "булки
не расслаблять"!
назад[1] Следует понимать, что речь идёт об оскорблениях со стороны
сотрудников пенитенциарного учреждения.
За оскорбления со стороны
товарищей — незамедлительно следует расправа. — Прим. Goblina
назад[2] Как это ни печально, но мега-интеллектуалы свой
мега-интеллект в элементарных бытовых ситуациях утрачивают напрочь.
Это
потому что реальность очень сильно отличается от тех выдуманных миров, в которых
живёт мега-интеллектуал.
Она страшная. — Прим. Goblina
назад[3] "Белка" — это белая горячка, delirium tremens. — Прим.
Goblina
назад[4] Если в учреждении есть вор, то за всем смотрит он. Под
словом "вор" в уголовных кругах подразумевается "вор в законе". Вот он — вор.
А тот, кто ворует — он не вор, он — крадун. И высокое звание вор носить
не вправе.
Так вот, когда вора (правильно говорить — ворА, а не в0ра) на тюрьме/на зоне
нет, его заменяет гражданин из числа стремящихся стать вором (его так и называют
- стремящийся), так называемый положенец (то есть назначенный ворами). Тот, кто
смотрит за общаком и соблюдением "воровского хода" (то есть за соблюдением
арестантами тюремного закона и понятий) — называется смотрящим.
Смотрящие бывают и "неофициальные" — типа общественность в камере
назначает своего представителя за чем-нибудь следить, например — за уборкой.
Такого тоже называют смотрящим, но смотрящий этот несколько
не тот. — Прим. Goblina
назад[5] Арестант — слово гордое. Именно так, арестантами (или
честными арестантами), называют себя сидельцы. Задержанный, заключённый — слова
ментовские, арестант — нет. Соответственно, арестант — правильное слово. — Прим.
Goblina
назад[6] Прокладка — суть некоторые хитрые действия или слова, как
правило — слова и действия сотрудников милиции. Например, доблестный оперсостав
задерживает автомобиль авторитетного парня по имени Вован. И учиняет обыск.
Ищут не торопясь,
потому что знают, где лежит то, что они ищут. По ходу обыска один опер как бы
невзначай говорит другому: ты сзади под ковриком посмотри, Толян Косой говорил,
что эта урила всегда под ковриком волыну держит! И точно, волына находится под
ковриком.
После этого в дружеских отношениях Вована и Толяна появится
серьёзная трещина. В дальнейшем трещина может появиться ещё и в черепе Толяна. —
Прим. Goblina
назад[7] Снабжать арестованных товарищей всем необходимым — значит,
подогревать. То, чем подогревают (пища, чай, табак, алкоголь, наркотики)
называется грев. Пользоваться гревом — греться.
Кроме того, можно,
например, ещё и "уши греть" — подслушивать. — Прим. Goblina
^ЧТО ТАКОЕ "ПРЕСС"? Ни
для кого не является
секретом, что население тюремной камеры может оказаться враждебным к отдельным
ее обитателям. Несмотря на то, что в общественном сознании взаимная
агрессивность зэков сильно преувеличена, безопасным местом камеру и правда
назвать нельзя.
Причины камерных конфликтов настолько разнообразны, что
зэку, недавно попавшему в тюрьму, и еще
не ориентирующемуся в
особенностях ее организации, "удара" можно ждать откуда угодно.
Условиями, порождающими или способствующими возникновению, развитию и
разрешению конфликтов (в том числе и в самых крайних, экстремальных формах)
являются особенности тюрьмы вообще: лишение свободы; постоянный стресс,
вызванный арестом и ощущением краха благополучной жизни и всех надежд;
совместное содержание людей одного пола; жесткая регламентация повседневной
жизни; агрессивные и однообразные внешние раздражители — лязг запоров, хлопанье
дверей и "кормушек", звонки, громкие команды по радио. А также традиционные
особенности национальной тюрьмы: предельная стесненность в многоместных камерах;
высокая концентрация в одном помещении
не самых добрых и умных
представителей человечества; дефицит информации о ходе событий, активно влияющих
на судьбу арестанта, и порождающий неуверенность и постоянное ожидание чего-то
плохого; грубое обращение тюремного персонала — "с вещами на выход", "без вещей
на выход", "пошли", "встали", "руки за спину", "быстрей, б..., вышли из камеры".
И так далее и тому подобное.
С наличием всех этих условий нужно
смириться раз и навсегда. Общие тюремные особенности вечны, как и сама тюрьма, а
национальные меняются так медленно, что вряд ли станут принципиально иными в
ближайшие несколько десятков лет. Конфликтов следует избегать, неприятностей в
тюрьме и без них хватает. Для того, чтобы уйти от конфликтов или хотя бы свести
их количество к минимуму, нужно знать природу их возникновения и общие правила
поведения.
Первая группа конфликтов, достаточно частых, но наименее
опасных — это ссоры и драки, возникающие спонтанно. Потом тюремщики пишут в
своих документах — "на почве внезапно возникших неприязненных отношений". Это
не совсем правильно,
неприязненные отношения, как правило, длятся достаточно долго, а вот кульминации
эти отношения достигают внезапно. С "семейниками" и приятелями зэки
не дерутся никогда. Это
конфликты, имеющие бытовое происхождение: кто-то кого-то случайно толкнул,
опрометчиво сказал оскорбительное слово, уронил чужую миску, вместо извинений за
ошибку ответил грубостью. В камерах они возникают постоянно, но
не намного чаще, чем на
молодежной дискотеке. Конфликты эти, в сущности, совершенно нелепы, так как в их
основе нет конфликтной ситуации, только конфликтное поведение участников. Длятся
они недолго и продолжения обычно
не имеют. Последствия их, в
общем, пустяковые — разбитый нос или подбитый глаз. Как избежать подобных ссор и
как вести себя в случае их возникновения, знает всякий нормальный человек:
не обострять ситуацию,
постараться реагировать на чью-то выходку спокойно или перевести все в шутку.
Ну, и, естественно, самому
не становиться инициатором
конфликта.
Такие стычки всегда бессистемны. Если же вы почувствовали в
их чередовании какую-то системность, неслучайность (а она всегда шита белыми
нитками) — это тревожный сигнал. Значит, кто-то маскирует под случайные
конфликты целенаправленное воздействие.
В одну группу с этими
конфликтами попадают и внешне сходные с ними, но совершенно дурацкие — это
чьи-то психи, связанные с неадекватной реакцией на абсолютно нейтральный
раздражитель: шутку, приветствие, улыбку. Причина их — постоянное нервное
напряжение, с которым иногда невозможно совладать. В народе это называется
"башню рвануло". Такое поведение напоминает кратковременное помешательство, да,
в принципе, и является истерическим припадком. Предвидеть его невозможно,
главное — сразу распознать, успокоить и придержать буяна, но желательно
не кулаками и ногами. Это
быстро пройдет. Потом будет повод посмеяться. Серьезной опасности такие выходки
также не представляют,
так как достаточно редки и проходят без особых последствий. В камерах, к
счастью, нет (во всяком случае,
не должно быть) тяжелых и
острых предметов.
[1]
Вторая группа — конфликты, возникающие в результате хулиганских или
садистских побуждений. Материальных причин такие конфликты
не имеют, они бессистемны и
непостоянны. Происходят они по примитивной схеме: у одного или нескольких
дебилов возникает нездоровое желание поглумиться над другими дебилами (или
не дебилами, как получится).
Что все эти умники и претворяют в жизнь. Как правило, подобному издевательству
предшествует некоторая "разведка", прощупывание объекта издевательств.
Не случится ли так, что он
окажет активное сопротивление? Камерные хулиганы и садисты совсем
не настроены на смертный
бой, жертва не должна
сопротивляться. Поэтому, если вы почувствовали нездоровое внимание к своей
персоне, лучше сразу его оборвать.
Не получилось — тогда
обострять конфликт самому, в обиду себя давать нельзя. Человека решительного и
дерзкого вряд ли кому-то захочется побить или потолкать.
Иногда
хулиганские издевательства над бессловесными жертвами становятся
систематическими, изощренными и напоминают целенаправленный "пресс". Но это уже
явный беспредел, и за него рано или поздно можно ответить.
Все
последующие разновидности конфликтов охватываются точными и емкими понятиями:
"пресс", "прессовать", "запрессовать".
Третья группа конфликтов —
"пресс", исходящий от зэков. Причины его разнообразны, и трудно сказать, какие
из них встречаются чаще, поэтому их можно перечислить лишь в случайном порядке.
Два вида такого "пресса" — это когда человек, подвергающийся физическому
или психическому насилию, сам виноват в сложившейся ситуации. Первый: проиграл
или проспорил и не смог в
срок рассчитаться, второй: совершил какой-то серьезный проступок, дающий право
другим зэкам на справедливое (по их представлениям) наказание виновного. Это
может быть невозвращенный долг: занял у сокамерника сигареты, рассчитывая на
передачу, а передачу не
принесли. Или вызвался передать кому-то записку при отправке в суд. Записку
изъяли, у сокамерников возникли неприятности. Или посдавал подельников, и об
этом стало известно в камере. Или выходил по вызову опера, а потом в камере
случился шмон, и из тайников были извлечены деньги и ксивы (на жаргоне это
называется "нычки попалить").
Этот прием традиционно и надежно
используется администрацией. Опер, получив информацию от агента (а большинство
оперов умеет при желании делать это незаметно для окружающих), чуть позже
"выдергивает" из камеры неугодного зэка, полчаса рассказывает ему "о погоде,
кино и перспективах охоты на носорогов", а после возвращения зэка "домой"
начинается шмон. Изредка зэки просчитывают эту комбинацию, но чаще, в силу
преобладающей тупости и подозрительности, клюют на приманку и предъявляют
претензии не тому, кому
надо. Как ни парадоксально, но прием этот существует столько, сколько существует
тюрьма, и, похоже, просуществует еще столько же. [2]
Перечень таких "провинностей" можно продолжить. Единственный умный совет
по этому поводу — не
доводите до таких ситуаций. Если садился играть, то для чего? Выигрывать? А если
бы выиграл? Получал бы с проигравшего?
[3]Вот
теперь пусть кто-то получает с тебя.
Не надо было играть. Камера
- не казино. Там, чтобы
не плодить "фуфлометов",
вначале игроку фишки продают. В камере фишек нет, играют на слово. Поэтому
существует два достойных варианта — либо отдавать долг, либо (что намного умней)
вообще не играть. Причем
не играть принципиально,
не "ведясь" на всякие
"заманухи" типа поиграть на присядки или шалобаны.
Что касается
невозвращенного заема, то нужно либо
не брать в долг (одна из
арестантских заповедей гласит:
не проси!), либо подробно
оговаривать условия сделки, в том числе и в случае, если в указанный срок
рассчитаться не
получится.
Ну, а если ситуация с долгом уже сложилась и породила
серьезный конфликт, остаются два выхода, оба малопочетные: либо выламываться из
хаты, либо рассчитываться задницей. Выбирайте.
Что касается конфликтных
ситуаций, когда в результате ваших неосторожных действий пострадали другие люди,
то знайте — надо уходить от глупой самонадеянности и
не допускать подобных
действий. Нужно избегать детского азарта, который часто захватывает зэков,
особенно молодых: обдурю-ка я ментов! Ментов, конечно, обдурить можно. И
несколько раз обдурить можно. Но постоянно — никогда. Зэк, прежде всего, должен
быть мудр, а уже потом азартен.
[4]
Ну, а если неприятность уже произошла, надо уверенно доказывать свою
невиновность. На истеричные аргументы типа — он специально это сделал! (а будут
и такие), реагировать спокойно, мол, докажи.
Не можешь доказать —
не ляпай языком!
Случается, что корни "пресса" тянутся с воли: кто-то кому-то остался
должен, кто-то с кем-то враждовал... По классическим уголовным понятиям в тюрьме
нельзя решать "слободские" вопросы, но сейчас это правило
не соблюдается. Враги по
свободе очень редко встречаются в одной камере, вероятность невелика. Претензии
к вам в связи с вашим поведением на воле, как правило, могут предъявлять только
посторонние лица, которые о реальной ситуации знают лишь понаслышке. Основные
мотивы таких претензий —
не восстановление
справедливости и наказание виновного, а желание почувствовать себя мудрым
судьей, вершителем судьбы и просто покуражиться. Поэтому, чем активнее вы будете
доказывать свою невиновность, тем лучше. Требуйте доказательств, ведь по
понятиям бездоказательно обвинить человека — беспредел.
Еще одна
возможная причина "пресса" — имевшее или якобы имевшее место сотрудничество с
администрацией тюрьмы. Такие претензии всегда сомнительны. У лиц, ранее
отбывавших наказание в местах лишения свободы, подобные предъявы вполне
объективны: в колониях контингент очень четко распределяется "по полочкам". Об
этом всегда становиться известно в камере, и человеку, бывшему когда-то на зоне
завхозом или каким-нибудь общественником, то есть "козлом", в общей хате будет
очень неуютно. И администрация тюрьмы палец о палец
не ударит, чтобы его
защитить, просто переведут в "притесненку" — камеру, где содержатся ему
подобные.
Там, где сидят несудимые, такие предъявы вряд ли могут иметь
серьезные основания. Но, часто, ориентируясь на какие-то внешние признаки,
камерные "контрразведчики" все же выявляют "кумовского". Как правило, невпопад.
Зачастую, самый активный обличитель — и есть кумовской.
[5] Чтобы
не укрепить обвинителей в
их правоте, нужно решительно отметать все претензии. Никаких доказательств
сотрудничества зэка с администрацией
не бывает, только
подозрения. Поэтому подобные обвинения всегда рассчитаны на испуг и признание.
Значит, испуга быть не
должно. Должен быть справедливый гнев и возмущение.
Наиболее серьезным
"прессом", исходящим от зэков, является вымогательство. Обычно зэки редко
осмеливаются просто так "выдавливать" бабки из сокамерника. Чаще это делается
"под крышей" опера, который дал "добро" на "пресс" или сам инициировал его. (При
этом цели опера могут и
не совпадать с целями
зэков). Без такой "крыши" "прессовать" опасно — можно остаться
не только без желаемого
дохода, но и без имеющегося здоровья.
Подобный "пресс" происходит по
следующей схеме: в камеру попадает новый зэк, имеющий на свободе обеспеченных
родственников (иногда о таком одолжении даже просят оперативников). Названий у
такого объекта много: "дойная корова", "сладкая булка", "пушистый бобер". Затем
начинается обработка. Вначале по-хорошему, а точнее, "вешая на уши", новичку
рассказывают, как уютно ему будет сидеться именно в этой камере, и как плохо в
других. Для того чтобы не
попасть из рая в ад, надо платить. Отсутствие наличности
не является препятствием,
достаточно просто написать домой записку. Текст должен быть самый драматичный,
типа: если не дадите
денег, меня поставят на ножи. Необходимость таких страстей внушается достаточно
легко: а вдруг твои папа и мама
не "поведутся" на просьбу?
Подумают, что ты в тюрьме с жиру бесишься и хочешь получить бабки на водяру и
наркоту. Нет, надо нагнать на них побольше жути!
Затем малява передается
через кормушку "ногам", причем сам автор записки
не видит этого человека и
даже не слышит разговор
(быть рядом с кормушкой при этом базаре недопустимо). По прошествии времени
новичку объявляют: все в порядке, бабки дошли по назначению, твой вопрос решен.
Бывает, что он, действительно, таким образом решается, и тогда через оговоренное
время нужно лишь написать новую записку. А бывает и по-другому — мол, твоя ксива
запалилась, у "гонца" неприятности, надо "улаживать" вопрос, пока он нас
не посдавал. Дальше
начинается "доение", выбраться из которого порой бывает невозможно.
Иногда такой "пресс" проистекает по гораздо более жесткой и примитивной
схеме. Новичка просто запугивают или бьют. Или сочетают эти методы. Активно
сопротивляться этому может
не каждый, даже решительному
и физически крепкому человеку
не под силу противостоять
нескольким подлым противникам. Камера —
не ринг и
не татами. Рано или поздно
вам нужно будет лечь спать или сходить на парашу. А учитывая изощренность такого
"пресса", удара можно ожидать в любой момент.
[6]
Что нужно делать? Во-первых, при любом разговоре с сокамерниками
последнее слово должно быть за вами.
Не в переносном, а в самом
прямом смысле. Например, когда вам будут рассказывать о необходимости писать
ксиву домой (или о чем-то другом, неважно), вы можете как угодно широко
раскрывать глаза, удивляться, переспрашивать, "вестись" на описываемые "ужасы",
но точка в разговоре должна быть поставлена вами и никогда
не совпадать с предложением.
Типа, понял, хватит об этом, голова болит, буду спать. Услышав такой ответ,
любой собьется с толку, убеждения-то потрачены впустую.
Во-вторых,
внушите окружающим и себе самому, что вы можете решать свои проблемы и без
посредников. Если только опер принимает решение, сидеть вам в этой камере или
нет, то и разговаривайте непосредственно с ним.
В-третьих. Твердо
скажите своим "благодетелям", что отец и мать вас в тюрьму
не устраивали, и обращаться
к ним за помощью вы не
будете — западло. Кстати, учтите, что по классическим (мудрым и благородным)
понятиям втягивать родню в свои криминальные дела может только полупидор. Или
полный пидор. Уважающий себя человек пользуется исключительно помощью
подельников и друзей. И
не иначе.
[7]
В-четвертых. Если меры "морального" характера
не помогают, и конфликт
вызревает все больше, придется идти на его обострение. Надо драться. Убить или
серьезно кого-то покалечить вы вряд ли сможете, вам тоже такие последствия
не грозят. Цель драки —
не победа над негодяями,
этого все равно не будет,
цель — выехать (не
выломиться, а выехать!) из хаты с гордо поднятой головой. Для этого надо
постараться наставить максимально больше синяков беспредельщикам и получить
синяки самому. Кстати, активно защищающегося человека (даже неумелого),
практически невозможно побить,
не попав несколько раз в
лицо.
Драка в камере должна быть замечена контролером, который вызовет
подмогу. Может быть и не
замечена, контролер один, а камер много, да и лень ему их постоянно обходить,
скорей всего, будет дремать где-то в сторонке. Но и в этом случае при ближайшем
выводе на прогулку или при проверке все "шрамы" будут видны.
В-пятых.
Если вы не в силах
драться (а это отнюдь не
позорно, не каждому дано
быть воинственным), надо терпеть и использовать возможность напрямую поговорить
с "кумом". Просить, чтобы он вас вызвал,
не надо — это обязательно
будет истолковано против вас. Просто дождаться, когда он сам вызовет. Поверьте,
что это произойдет довольно скоро. В разговоре с оперативником
не нужно тратить эмоции на
описание серьезности конфликта, своих переживаний и возмущения по этому поводу.
Не надо просить о помощи
("Не проси!"), будешь
должен. Люди, проработавшие в тюрьме даже непродолжительное время, быстро
черствеют и становятся неспособными адекватно воспринимать чужую боль.
Не его же "прессуют" в
камере. Поэтому рассчитывать на сострадание
не нужно. Лучше всего
спокойным и будничным тоном сообщить оперу, что вы скоро "завалите" кого-нибудь
в хате, при этом не
уточняйте, кого именно. И поинтересуйтесь, что дают за убийство зэка? Срок
добавят? Или снизят?
Даже если вы
не сумеете это рассказать
естественно, игра будет просматриваться, все равно опер очень болезненно
отреагирует на это сообщение. Ни один из них
не посмеет
экспериментировать: а, может, это блеф? А, может, никого он
не убьет? Почуяв, что в
камере может состояться преступление, он обязательно струсит и либо переведет
вас в другую камеру, либо даст команду беспредельщикам прекратить "пресс".
Допустить такое преступление — это очень большое и грязное пятно на репутации
оперативника. Из человека,
не способного предотвращать
длящиеся конфликты, сыщик, как из говна пуля. И это пятно прилепится к нему на
всю карьеру. Таких оперуполномоченных называют в три слова: "опер упал
намоченный".
Четвертая группа конфликтов — "пресс", исходящий от
администрации. Это наиболее серьезный метод воз действия на зэка. В сочетании с
другими незаконными методами: угрозами, оскорблениями, надуманными
дисциплинарными наказаниями, применением наручников, пытками и избиениями,
камерный "пресс" создает абсолютно безвыходное положение для жертвы.
Цели такого "пресса" три: склонить человека к нужным следствию и розыску
показаниям; "обломать" непокорного; получить бабки (увы, рядовое
вымогательство). Наиболее часто встречающая причина — первая, но они могут и
сочетаться. Во всяком случае, беспредельные рожи, получив добро на террор
какого-то зэка, обязательно переключатся на личный интерес. Рассчитывать, что у
конченых негодяев могут быть идейные позиции в борьбе с преступностью, может
только полный профан в тюремной действительности. К большому сожалению, среди
товарищей в мышиных пальто с большими звездами на погонах, заказывающих такой
"пресс", профанов два из трех (по утверждению некоторых моих коллег — девять из
десяти). Эти менты-заочники искренне считают, что в камере с арестованным
"работают" в нужном направлении — склоняют к явке с повинной. Попутно, может
быть, и склоняют.
Если отношения между оперативниками и их агентурой
замешаны на нарушении закона, то складываются они своеобразно. Схема "опер —
агент" ломается, так как в определенном смысле они становятся подельниками.
Иногда слабенький опер как-то незаметно оказывается "под" агентом, и кто кем
руководит, уже непонятно.
При наличии ментовской "крыши" "пресс"
становится более изощренным. Зачастую тогда к тупому физическому воздействию
примешивается психическое. Это бойкотирование жертвы, постоянные мелкие
придирки, угрозы, оскорбления, высмеивание, провокация драки и др. В этом смысле
показателен конкретный пример. Заезжает в девятиместную камеру потенциальная
жертва, в недалеком прошлом действующий спортсмен, мастер спорта по дзюдо, весом
под центнер, опытный, решительный, жесткий, знающий себе цену мужик. Но
незнакомый с тюрьмой.
Одного взгляда достаточно, чтобы понять
бессмысленность любых прямых провокаций — искалечит. Псевдоагентуре необходимо,
чтобы он сам спровоцировал конфликт, тогда вмешается администрация и его
накажет. Но как это сделать, если он ведет себя совершенно спокойно и
не обращает ни на кого
внимания? Выход находится. В камеру подсаживают какого-то "чушкаря"-полудебила,
и рулевые начинают над ним издеваться так, как подсказывает их извращенная
фантазия.
Жертва, как всякий сильный и порядочный человек, чувствует
себя абсолютно мерзко, когда на его глазах какая-то шоблота глумится над
несчастным, и требует прекратить беспредел. В ответ ему объясняют, что по
тюремным законам он никто — фраер, и устанавливать свои фраерские порядки может
в спортзале, но не в
камере. И продолжают мучить беднягу. В конце-концов, жертва (а этот мужик никак
не может взять в толк,
что истинная жертва — именно он)
не выдерживает, лупит
парочку мерзавцев, попавшихся под руку. Лупит
не сильно, а как проституток
- по щекам (все остальные стремительно прячутся под нарами), и наводит в камере
порядок и тишину. Ненадолго. Через минуту его как зачинщика драки выволакивают
из камеры, бьют, забивают в наручники, а потом избитого, с опухшими руками
бросают в карцер.
Самое страшное, что те, кто только что это все с ним
проделал, искренне считают, что восстановили справедливость и наказали
беспредельщика. По-другому считать они и
не могут. И только опер и
его прямые начальники знают: все прошло по плану. Жаловаться этому парню некому,
его никто не поймет.
Только очень опытный и мудрый тюремщик (да и то
не всегда) сумеет по едва
уловимым признакам понять, что это — "постанова" и
не "повестись" на нее,
не терзать невинного. Но,
где они, опытные и мудрые?
Дать совет, как избежать такого тотального
"пресса", очень трудно. Надо терпеть, это
не будет продолжаться вечно.
Надо помнить, что перед вами через такое испытание прошло немало людей, и
кое-кто прошел достойно. Можно, как уже говорилось выше, попугать опера
возможным убийством в камере. Но главное — думать только о себе. Только так в
тюрьме можно выжить. Пусть рядом кого-то убивают, режут на куски, едят живьем —
вас это не касается.
Не касается, и все.
Существует такое понятие — пресс-хата (
не путать с пресс-центром).
Возникли пресс-хаты в шестидесятых годах прошлого века на тюремном заключении.
Туда попадали люди двух категорий: те, кому суд дал "крытую" в виде части всего
наказания (например, двенадцать лет усиленного режима, из них первые пять — ТЗ),
и те, кого перевели на "крытую" из зон как злостных нарушителей режима. На самой
"крытой" публика расслаивалась на тех, кто пытался противостоять администрации,
и тех, кто шел на сотрудничество с ней. Сидели эти люди, понятно, в разных
камерах и люто ненавидели друг друга.
С целью "обломать", а то и
"опустить" наиболее прыткую "отрицаловку", их по одному бросали в "козлиную"
камеру, где они и подвергались "прессу". Отсюда и название — "пресс-хата".
В СИЗО пресс-хат как таковых
не существует, контингент
слишком непостоянный. Но временное их подобие иногда возникает. В рассказах о
тюрьме пресс-хатами по ошибке называют совершенно другое явление — так
называемые "спортивные камеры". Среди наркоманов, подзаборных блатных и прочей
шушеры бытует мнение, что у зэков-спортсменов одна извилина, и всей этой
извилиной они ненавидят "правильных" уголовников. Это чушь. Просто в спортивных
камерах заведен жесткий порядок: все идут на прогулку, все идут в баню, никто
не курит. Естественно, что
когда какого-то алкоголика, никогда
не мывшегося на свободе и
не желающего идти в баню в
тюрьме, пинком выкидывают из камеры, он начинает верещать про "пресс".
Но, к счастью, "пресс" бывает
не во всех камерах, и вовсе
не часто. Явление это
достаточно редкое. Чаще в тюрьме тихо, спокойно и уныло. И слава Богу!
назад[1] На этом, кстати, основана известная загадка,
употребляемая во время "камерной прописки".
Вопрос звучит так: что
выберешь — вилкой в глаз или в жопу раз? Многие по незнанию жалеют свой глаз и
выбирают "в жопу раз", немедленно переходя в разряд петухов, ибо правильный
пацан не рассматривает
вопрос "в жопу раз" даже под угрозой лишения жизни,
не то что какого-то
паршивого глаза.
Так вот, правильный пацан без раздумий выбирает "вилку
в глаз", потому что он — правильный. Ну а если он совсем правильный, то чётко
знает, что в камерах вилок нет, и потому выбирает вилку смело.
Прописками занимаются по большей части подростки, "на взросляке" такими
развлечениями не
увлекаются. — Прим. Goblina
назад[2] Когда оперу этого
не надо, он даёт команду
провести шмон в нескольких камерах подряд, где требуемая камера будет
не первой и
не последней по счёту. В
этом случае сидельцам тоже исключительно трудно понять, кто кого сдал. — Прим.
Goblina
назад[3] Получить — понятие страшное. "Он с него получил"
обозначает целую группу явлений: забрал деньги, жестоко избил, опустил.
Близкое понятие — спрашивать. Спрашивать на фене — вовсе
не то, что в обычном
понимании. Спрашивать — это практически то же самое, что получить. Поэтому если
кто-то задаёт вопросы — это называется
не "спрашивать", а
"интересоваться".
Вопрос всегда предваряется этим словом —
"интересуюсь". И самый отрезвляющий ответ на него звучит как "С какой целью
интересуешься?" Употреблять слова "получить" и "спрашивать" следует осторожно. —
Прим. Goblina
назад[4] Про мудрость — никакие
не шутки. Изрядно посидевший
гражданин никогда не
отвечает на поставленный вопрос сразу — прежде чем ответить, он всегда думает.
Это выглядит как некоторая заторможенность и всегда бросается в глаза, но на
самом деле — просто крайне полезный жизненный навык. Прежде чем открыть рот —
думай. — Прим. Goblina
назад[5] Замечательно излагает автор! Респект. — Прим. Goblina
назад[6] На кино всё это совершенно
не похоже. Даже если некий
мега-каратист отоварит ряд сокамерников в жестокой рукопашной, они быстро найдут
способ отомстить. Их — много, а ты — один. Спустишь штанцы, присядешь "на
дальняк" (читай — унитаз), а тебе с разбегу — сапогом в рыло. А уж когда
упадёшь, группа ранее избитых оторвётся по полной. И, возможно,
не раз. — Прим. Goblina
назад[7] Это исключительно веский, убойный аргумент. Нормальные
люди блюдут понятия свято. — Прим. Goblina
^УБИВАЮТ ЛИ В СИЗО? Среди
людей, не бывавших в
тюрьме, впрочем, зачастую, и среди тех, кто там побывал, бытует мнение, что за
проволокой беззаконно погибают и исчезают заключенные. Происходит это якобы по
злой воле каких-то влиятельных то ли высокопоставленных, то ли криминальных лиц,
то ли мафии, то ли призраков НКВД. Очередное сообщение в средствах массовой
информации о смерти в тюрьме какого-нибудь заметного фигуранта "резонансного"
уголовного дела косвенно подтверждает справедливость такого мнения. Мол, все
понятно — убили, чтобы замолчал навсегда.
[1]
Опыт показывает, что реальная картина сильно отличается от виртуальной.
Во-первых, статистику смертей в тюрьме никто профессионально
не исследовал и
не сравнивал ее со
статистикой смертности на свободе. Следовательно, компетентно утверждать, что
смертность в тюрьме выше, и загадочных смертей там больше, чем на воле,
неправомерно. Во-вторых,
не совсем ясно (или совсем
неясно), а кто же именно приводит в исполнение тайные приговоры? Кто? Тюремщики?
Уголовники? Посторонние лица?
Ни один здравомыслящий человек
не станет обращаться с
подобным поручением к тюремщикам. Как люди,
не всегда способные поровну
разделить корм между тремя свиньями, смогут тайно ликвидировать конкретного
зэка? Да, еще, надо добавить, заметного зэка. Они либо убьют, но
не того, либо того, но
не убьют, либо, что случится
скорей всего, и не убьют,
и не того.
Уголовник, конечно, имеет возможность убить сокамерника, но
не сможет проделать это
тайно, придется ответить. И где гарантия, что через месяц, через год или, когда
палач "получит вышку", он
не заговорит об этом?
Придется и его ликвидировать, но такая цепочка бесконечна. А "вышаки", зачастую,
не хотят сидеть
пожизненно и жизнью своей
не дорожат. Вспоминают все,
что могут вспомнить. Да и применить такой способ может только преступный мир,
власти не станут
прибегать к услугам зэка — опасно, он ментов в два счета посдает.
Посторонние лица в тюрьму незаметно попасть
не могут, все равно кого-то
из администрации в суть этого визита (хоть бы и грамотно залегендированного)
посвятить нужно. Снова тайны
не получается.
"Загнать" жертве передачу с отравленными продуктами? Так отравится вся
камера, зэки ведь делятся едой. Да еще подохнет кое-кто из тех, кто принимает
передачи и привык от них отгрызать. Шуму будет много.
Единственный
способ подобного убийства, с реалистичностью которого можно согласиться
(признавая его крайне малую вероятность и огромную сложность) — это умерщвление
зэка врачом или (что удобней) медсестрой путем многократного введения яда
замедленного действия. Нельзя же допустить, чтобы человек умер сразу после
укола, он должен болеть, лечиться и, в конце концов,
не вылечиться. Для того
чтобы этот замысел осуществить, необходимо стечение многих факторов: найти
подходящего медика; завербовать его; убедить, что он
не "уйдет" вслед за
"пациентом"; достать яд; убедить "пациента" в необходимости "лечения"; добиться
доверия "пациента" к "доктору" и, главное, обеспечить процедуру "лечения". В
тюремном бардаке сестра, которая сегодня "колет" зэков в одном корпусе, завтра
может оказаться в другом конце тюрьмы, а послезавтра — на каком-нибудь
субботнике или на колхозном поле собирать кабачки. Какой уж тут "лечебный
процесс".
[2]
Рассказы о подобных случаях слышать приходилось. Причем
не от бабушек возле
подъезда, а от тюремных профессионалов и бывалых зэков. Но — только рассказы.
Никаких доказательств или сильной аргументации такие рассказчики
не представляли.
Мнение о тайных убийствах поддерживается и вот почему. Иногда (именно —
нечасто) зэки в тюрьме погибают. И администрация всегда прилагает массу усилий
(вплоть до того, что платит деньги из своего кармана), чтобы факт убийства
скрыть. Договариваются с судмедэкспертами, прокурорами о том, чтобы показать
насильственную смерть естественной. Но делается это исключительно для того,
чтобы спасти себя от жестоких дисциплинарных разборок. В случае смерти зэка в
результате преступления "роется" так называемая "братская могила", в которую
бросают массу сотрудников: от контролера до начальника. Даже если это
не увольнения, а просто
взыскания, они существенно влияют на карьеру и будущее благополучие. Во
избежание этого тюремщики проявляют чудеса изобретательности, дипломатии, а, в
последнее время, и платеже способности.
[3]
Насильственные смерти, как правило, — дело рук зэков. Бывали, конечно,
случаи, когда какие-то ослы — тюремщики перестарались, но они настолько редки,
что представляют собой не
правило, а исключение из правила. В основном тюремщики трусоваты и достаточно
хорошо управляют своими действиями, чтобы случайно
не "грохнуть" зэка.
Последнее положение в скором времени может нарушиться. Будучи в
составе МВД, сотрудники тюрьмы ежегодно обследовались у психолога и психиатра,
что в какой-то мере обеспечивало распознание психических отклонений на ранних
стадиях. В департаменте же этим пренебрегают — похоже, что средства на
диспансеризацию ушли "налево". А зря. Это очень опасно. Отрицательные нагрузки
на психику тюремщиков очень высоки,
не каждый может им
противостоять. Убийства в камерах случаются в результате двух
процессов: под крышей кого-то из администрации, как правило, недалекого умом
опера (от силы это десять процентов насильственных смертей) или по зэковскому
беспределу (девяносто и более процентов).
Указание убить кого-то опер
не даст никогда, законченных
идиотов там не держат.
Просто он может попросить своих "помощников" "поработать" с конкретным зэком,
чтобы тот стал разговорчивее. Помощники начинают усердствовать (а этим ублюдкам
нравится усердствовать в этом деле) и, случается, перегибают палку.
Основная причина убийств и тяжких телесных повреждений, которые повлекли
смерть — беспредел в среде уголовников. В результате камерного террора от рук
рулей, смотрящих, подсматривающих и прочей шоблоты страдают, как правило,
несчастные зэки, не
способные за себя постоять. Иногда их бьют просто, иногда — изощренно. Фантазии
садистов и отморозков безграничны. Но происходит это только в тех камерах, где
нет сильной руки, а сидит шушера, которая дуется друг перед другом — кто круче.
Если за камерой надзирает неглупый и жесткий опер, то беспредела
не будет, все знают —
наступит расплата, причем, расплата по жестокости может намного превышать вину.
Беда в том, что не все
опера неглупые и жесткие. Если же в камере сидит авторитетный зэк (а это всегда
неглупый и жестокий человек), то беспредела
не будет никогда. Условия
могут быть жесткими, могут быть очень жесткими, но это условия, которые
устанавливают предел, и которые никто
не смеет нарушать. Да вот
беда — авторитетных, умных и жестоких зэков тоже немного.
Но и описанные
смерти очень редки. От туберкулеза, гепатита, СПИДа, дистрофии в тюрьме гибнет
на два, на три порядка больше людей. Вот это, действительно, страшно.
назад[1] Исключительно широко, кстати, распространённое идиотское
мнение. Я бы даже сказал, дурость национального размаха и масштаба.
Убить человека — вовсе
не так просто, как многим
кажется. Особенно — в тюрьме.
Не в том смысле, что никак
не удаётся
задушить/зарезать (с этим никаких проблем
не возникает). Совсем
не просто сделать это
грамотно. Люди, которые несут службу, на свою задницу подобных приключений
искать решительно не
желают.
Мало ли кому чего хочется? Отвечать потом придётся кому-то
лично, а подставлять собственный зад за решения чужих проблем — дураков нет.
Даже, каким бы это кому странным
не показалось, среди
милиционеров. — Прим. Goblina
назад[2] Рекомендую прислушаться к мнению специалиста, знающего
вопрос не по наслышке.
Желающим поразмышлять на тему "врачи-убийцы" — просто для раздумий, бывают такие
или не бывают. — Прим.
Goblina
назад[3] Происходит это
не потому, что
упыри-тюремщики привыкли всё делать тайно и крайне ловко прячут концы. Это
происходит потому, что за любую смерть придётся отвечать. Ответ подразумевает
служебное расследование, проводимое людьми со стороны, которым на всё наплевать
(типа из Москвы). В ходе расследования личный состав начинает отчаянно друг
друга сдавать — потому что в наиболее распространённом случае руководство
не желает отвечать за
идиотские действия подчинённых, а подчинённые
не хотят отвечать вообще ни
за что.
Результатом служебной проверки может оказаться, например,
выговор. В результате получения выговора сотрудник в течение года
не будет получать премий, а
это — серьёзный удар по материальному положению. Многим кажется, что за решёткой
все поголовно гребут взятки лопатами, но на самом деле это
не так. Во-первых, взятки
далекое не всем дают.
Во-вторых, далеко не все
их берут. В-третьих, если ты даже взял, в оперчасти про это завтра будут знать.
В общем, лишиться премии — это очень серьёзный удар по карману.
Можно
получить запись о неполном служебном соответствии. Это, так сказать, первый
звонок о том, что пора искать себе другое место, скорее всего — в так называемом
народном хозяйстве, то есть на гражданке. А что ты там будешь делать, если
специальность у тебя — контролёр, и работать руками ты
не умеешь? В бизнесе себя
найдёшь? Это вряд ли. Если повезёт — будешь шлагбаум на автостоянке поднимать и
опускать, но это только если повезёт.
И если даже со службы
не выпрут, запись в личном
деле останется и радикально отразится на продвижении по службе. Так что более
чем понятно, что человек изо всех сил постарается доказать, что лично он —
не при делах. Если при этом
надо сдать конкретных виновников —
не проблема, сдаст.
Если накат сверху
не сильный, то руководство
подчинённых сначала пытается защищать. Защищая подчинённых, оно защищает самих
себя, потому что пятно на подразделение — это пятно в первую очередь на
руководство. Со стороны кажется, что "они своих выгораживают". Нет, выгораживают
не своих, а лично себя,
потому что оказаться в "братской могиле"
не хочется никому. Но как
только накат становится сильнее, всех этих "своих" тут же выкидывают пинком под
сраку, потому что отвечать за чью-то дурость — желающих нет.
Многим
может показаться "вот ведь какие сцуки — менты". Кажется подобное совершенно
напрасно, ибо менты — точно такие же люди, как и все остальные, и в
экстремальных ситуациях ведут себя точно также, как и все остальные граждане.
Моя хата с краю, разбирайтесь как хотите, а меня
не трожьте.
Соответственно, руководство всеми силами постарается избавиться от
нерадивых сотрудников. Никому
не хочется лишаться премий,
званий и карьер.
Но, конечно, следует помнить, что ликвидация наследия
проклятого коммунизма, именуемого законностью, и широкое внедрение в тюремную
жизнь денежного обмена прекрасно способствует тому, что закрывались глаза на что
угодно. В том числе — и на убийства. — Прим. Goblina
^ВОРЫ, ЛИДЕРЫ, АВТОРИТЕТЫ
В тюрьме зэки рассаживаются по камерам, как говорится, "по
видам режима". В СИЗО находятся еще
не осужденные, режимов там
никогда не было. Да и в
колониях их уже вроде как нет — вместо них теперь уровни безопасности.
Если бы существовала муза — покровительница бюрократии, то она
называлась бы "глупость", потому что только глупости и бюрократическому
творчеству нет предела, только они фонтанируют всегда.
Вероятно, следом
за уровнями безопасности появятся какие-нибудь категории значимости, типы
ответственности или, например, углы атаки (а чем плохо?). Зэкам и тюремщикам,
впрочем, до этого дела нет, для них важна суть, а
не название. А суть как раз
и не изменилась.
Рассадка "по режимам" означает, что ранее
не судимые сидят отдельно от
ранее судимых, ранее не
отбывавшие наказание в местах лишения свободы — отдельно от ранее сидевших.
Поэтому придется сидеть с публикой, подобной вам. Однако иногда этот принцип
не соблюдается. Зэки сидят
вперемешку в камерах санчасти, где их сортируют по типам заболеваний,
смешиваются они в боксах сборного отделения при вывозах в суды или ИВСы. Поэтому
не исключено, что вы
столкнетесь с зэками, известными в народе под названиями "вор в законе", "лидер"
и "авторитет". Во всяком случае, послушать байки о них вам точно доведется,
поэтому лучше заранее знать, кто это.
Слова "вор в законе", "лидер
организованной преступной группировки", "преступный авторитет" сейчас знают даже
малые дети. Но, думается, и взрослые имеют очень искаженное представление о тех
людях, которых этими словами называют. Что из себя представляют они на свободе,
чем занимаются и чем отличаются от других преступников —
не входит в формат книги.
Рассмотрим все это применительно к неволе.
Итак, по порядку.
"Воры в законе". Эти люди действительно существуют. Они действительно,
используя "воровскую идею", оказывают влияние на внутреннюю жизнь тюрьмы, на
зэков, на администрацию и на отношения между ними. Однако в общественном
представлении их роль слишком преувеличена. Для рядового арестанта вор в законе
персонаж скорее сказочный, чем реальный.
Причин этому несколько.
Во-первых, воров немного. Выбиться в вора очень сложно, нужно иметь набор ярко
выраженных качеств, нужно стечение обстоятельств и элементарное везение в жизни.
Воров настолько мало, что большинство арестантов за всю свою
пяти-десяти-пятнадцатилетнюю тюремную "службу" могут ни разу
не встретить вора живьем.
Во-вторых, тюремное население настолько разнообразно, что организовать
его какой-либо идеей невозможно. Особенно в последний десяток лет, когда
рыночные отношения (в самом широком смысле: купи-продай колбасу, купи-продай
родину, купи-продай товарища) вытеснили из мозгов преступников традиционные
понятия о чести, долге, репутации и т. д.
В-третьих, самим ворам
не слишком охота тратить
нервы, мозги, здоровье и время на то, чтобы совершить невозможное — привить
чувство общности сброду из наркоманов, потомственных алкоголиков, дегенератов и
стукачей. Они, как правило, ограничиваются тем, что сплачивают авангард — так
называемую "босоту" или "бродяг", через которых влияют на контингент зэков, хоть
как-то ориентированных на идею — "воровского мужика".
В-четвертых, воры,
безусловно, умные люди. Это на государственной службе можно выбиться в
начальники, имея бараньи мозги, в преступном мире так
не бывает. Так вот, имея
хорошие мозги, являясь тактиками и стратегами, воры прекрасно понимают, что
борьба за единство, справедливость и братство важна как процесс, а
не как результат. Если
представить, что вся несправедливость, подлость и беспредел в преступном мире
исчезнут, то на фоне чего тогда воры будут демонстрировать свой ум, благородство
и превосходство? Поэтому донкихотов среди них нет, мозги у них вполне
практичные.
Быть абсолютно благородным вор
не может по определению, он
преступник, а значит кому-то причинил зло. Благородство его относительно, оно
видно на фоне мерзавцев и отморозков, но, надо признать, видно достаточно
отчетливо.
Воры в законе заметно отличаются от серой массы зэков. Это —
личности. В своей преступной карьере они прошли жестокий отбор, выдержали многие
испытания, закалили характер и отточили интуицию. Иногда в журнальных
публикациях их называют "генералами преступного мира". Это в принципе
неправильное сравнение. Меньше всего воры в законе похожи на персонажей из
анекдотов и комедийных фильмов, а слово "генерал" у большинства людей
ассоциируется именно с такими персонажами.
Среди правоохранителей,
конечно, есть боевые генералы и полковники, но их почему-то слишком мало. Зато
придворных — хоть отбавляй. Эти тоже прошли суровую школу — школу лицемерия,
лести, доносительства и предательства. А для того, чтобы стать вором, такие
качества совершенно не
нужны. Похоже, потому и нет победы в борьбе с организованной преступностью, что
по одну сторону линии фронта "генералы" коварные, жестокие и расчетливые, а по
другую — бездарные, трусливые и продажные.
[1]
Если вам доведется встретиться с вором в законе, воспользуйтесь этим.
Смотреть на него, как на икону,
не нужно — он точно
не святой, но надо
попытаться пообщаться, это может принести немалую пользу. Смело обращайтесь за
любым советом, по своей масти вор обязательно его даст. Следует избегать хамства
и высказывания вслух своих сомнений относительно влияния вора и знания им
тюремной правды. Спрашивать с вора могут только воры. И вообще в тюремной
иерархии не принято
хлопать по плечу того, кто более опытен и авторитетен. За это окружение вора
может вас и поколотить,
не сильно, а так — для
науки, не калеча. Если
вам вор не нравится, то и
не общайтесь с ним. Он к
вам в друзья точно набиваться
не станет.
Совет
вора полезен по двум причинам. Во-первых, это совет бывалого арестанта, а
во-вторых (это наиболее важно), ссылаясь в последующем на его толкование
какого-либо явления, вы избежите необходимости доказывания. С мнением вора,
может быть, и не
согласятся, но прислушаются всегда.
Впрочем, встретиться с ворами у вас
вряд ли получится, но столкнуться с их существованием заочно придется точно. Вы
услышите рассказы сокамерников о ворах, вам доведется читать воровские "прогоны"
и соприкоснуться с "общаком".
Рассказы о ворах носят характер народных
сказок, в которых они представлены в роли былинных богатырей. Относиться к ним и
нужно, как к сказкам, не
принимая всерьез детали повествования. Но при этом помнить: о пустых и никчемных
людях говорить не будут.
Обычно эти сказки — о могучем влиянии воров на массу арестантов, об их
способности поднять каторжан на неподчинение, голодовку и бунт. Доля правды в
этом есть. Такие случаи бывали, однако в жизни все происходит
не как в народном эпосе, а
по другому сценарию.
В рассказах эти подвиги описываются примерно так.
Сидят себе воры на малине. Малина — такая, как в фильме "Место встречи изменить
нельзя" — с ходиками на стене, неубитым кроликом и продавленным диваном с
клопами. Воры пьют чифир и водку, играют в карты, нюхают кокаин и чешут под
мышками. Скучно им.
Потом их посещает мысль — а
не замутить ли нам
чего-нибудь? Например, голодовку в тюрьме? Пора продемонстрировать ментам, кто в
Доме хозяин (словом Дом с большой буквы на языке воров называется тюрьма).
Надавить на следствие и суд, поломать парочку уголовных дел и, вообще, показать
государству, какое оно криминальное. Сказано-сделано, свистнули-гикнули, — вся
тюрьма голодает, менты бегают с мокрыми от страха за свою карьеру штанами,
следователи прекращают дела, судьи выносят оправдательные приговоры,
государственные чиновники трепещут.
В жизни иначе. Воры как опытные
арестанты прекрасно знают, как тяжело человеку в тюрьме. Знают, насколько
тяжелей ему станет, если он начнет бороться с властью, тем более голодать или,
не приведи Господь,
бунтовать. Никогда от скуки воры
не станут и думать об этом.
Плевать они хотели на демонстрацию силы — они и так ее знают. Знают они о том,
что уголовные дела ломаются
не протестом, а пачкой
денег. А государственным чиновникам и так известно, какие они криминальные, от
чьей-то голодовки они даже зады из кресел
не приподнимут, вот если
взятки перестанут давать, тогда завоют точно.
Причина неповиновения,
массовых отказов от приема пищи и беспорядков в тюрьме —
не в деятельности воров, но
они могут эту причину умно использовать. Причина — в нестиранных простынях, в
пустой баланде, в смертности от нехватки лекарств. Особенно, когда при этом
укрепляется режим, закручиваются гайки, ручеек "грева" перекрывается, а
наказания сыплются одно за другим.
Зэки
не понимают, что те граждане
начальники, которые их обкрадывают,
не имеют ничего общего с
теми, кто затягивает гайки. Они
не знают, что первые
не только
не делятся со вторыми,
не только
не дружат, они даже
здороваются сквозь зубы. Зэковскому желудку до этого никакого дела нет. Вот и
растет недовольство. Воры это недовольство используют и почти всегда добиваются
цели: простыни становятся чище, баланда гуще, лекарства доступнее. И "летят
головы" некоторых начальников, правда,
не тех, кто ворует, а тех,
кто воюет. Но это уже не
воровские проблемы.
Воровской прогон — это письмо вора, которое
адресовано в отличие от ксивы или малявы
не конкретным лицам, а массе
арестантов. Следовательно, прогон относится и к вам. Администрация тюрьмы
практически не в
состоянии перехватить прогоны по той причине, что они написаны
не самим вором, а от руки
размножены в камерах. Часть экземпляров тюремщики, конечно, изымают, но часть
все равно гуляет по тюрьме, а через этапы — по другим тюрьмам и зонам.
Этот плюс прогона является и его минусом: он
не имеет подписи автора и
написан чужим почерком, поэтому может быть искажен при переписке. Как правило,
это происходит случайно — от малограмотности переписчика или от неразборчивости
его почерка. Нельзя исключить, что прогон написан операми, хотя это почти
невероятно. До этого еще надо додуматься. Подобные действия в служебных
инструкциях не
предусмотрены, а брать ответственность на себя никто из них
не хочет и почти никто
не умеет. Самое большее, что
они смогут сделать — это внести в уже написанный прогон какие-либо изменения:
указать другую фамилию или кличку или что-нибудь еще. Написать свой прогон ни
один оперотдел не сможет
никогда и ни при каких обстоятельствах. Для того, чтобы писать на арестантском
языке, надо на этом языке разговаривать, на этом языке думать и этим языком
жить.
[2]
Большая часть прогонов вряд ли заслуживает внимания. Обычно это
написанные специфическим языком выжимки из Святого Писания:
не обижай ближнего, будь
справедлив и мудр, арестантский интерес ставь выше личного, противодействуй
ментам и тому подобная блажь. Воры сами абсолютно
не верят в этот наив, но
время от времени должны о нем напоминать.
Бывают прогоны и конкретного
содержания, с указанием имен, фактов, анализом действий и четкими предписаниями.
Вот их нужно читать внимательно, анализировать и делать выводы. При этом
желательно избегать обсуждения вслух. Конкретный прогон завязан на конкретном
конфликте, а от любого конфликта лучше держаться подальше. Для убедительности
приведу текст одной малявы (автор и адресат себя, конечно, узнают).
"Привет всем, с массой наилучших пожеланий и т.д. По поводу
ознакомленного ясности нет и быть
не может, и одна, и вторая
мусорская пашпортина однозначно. Я видел, как пишут, я знаю, как поступают в
таких ситуациях. Ф..., не
лезь в эти дебри, я же тебя просил, самое лучшее, что Мы можем предпринять в
данной ситуации, это облагополучивать Наш Быт — это Святое. И запомни, те, кто
действительно Истинные лидеры преступного Мира, т. е. Воры, никогда
не позволят втягивать массу,
в том числе и Бродяг в свои неразберихи. Кто Вор, а кто егор решает Круг Воров
на Воле, а не масса
каторжан и арестантов, так зачем же вся эта блевотина народу!!? Я тебя уважаю
как своего младшего Брата и прошу —
не лезь в это болото,
занимайся тем, чем ты занимался, от этого много больше пользы. В общем, я
надеюсь на твое понимание и
не делай роковых ошибок,
т.е. не вздумай обсуждать
или говорить кому бы то ни было свое мнение по всему этому сблеву.
На
этом, пожелав всего-всего, искренне Я." Умно. Добавить нечего. Ну
разве только то, что мусорская "пашпортина" была одна, и изготовлена по
указанному выше рецепту именно для того, чтобы скомпрометировать воровскую
"пашпортину".
Существует еще одно явление, которое в зэковском сознании
связывается с ворами в законе — общак. По легендам, где-то далеко, за тридевять
земель, существует воровской общак, который, естественно, контролируют воры, и
размеры которого доходят до баснословных сумм — миллионов и миллиардов долларов
(в разных редакциях легенд по-разному). Спорить
не буду, кроме воров этот
общак, понятное дело, никто
не считал,
не видел, а только слышали о
нем в легендах. Речь не о
нем.
В каждой тюрьме либо существует постоянно, либо возникает время от
времени свой местный общак, как бы маленькая копия воровского. Инициаторами его
создания становятся более или менее авторитетные урки, которые придерживаются
(или делают вид, что придерживаются) воровской идеи и понятий. В общак
вкладываются деньги, сигареты, чай, продукты питания, одежда и другая
благотворительность. Цель его — оказание помощи тем, кому в тюрьме тяжелей
всего: в первую очередь "вышакам", а также тем, кто в карцере.
Идея
общака, вроде бы, вполне благородна, но вокруг него постоянно возникают какие-то
интриги и скандалы. Причина — недоверие зэков друг к другу. Один считает, что в
общак он положил больше другого, другому кажется, что общак съедается его
держателями и так без конца.
Если кто-то станет вас убеждать, что надо
принять участие в пополнении общака,
не возражайте, ведь по
понятиям общак — это святое (слова "общак", "святое", "вор" написаны так, как
положено в грамматике, — с маленькой буквы, по понятиям же их нужно писать с
большой: такой вот агитационный ход). Человека, отказавшегося выделить что-либо
в общак, могут ожидать неприятности, как минимум — общее презрение. Но
не стесняйтесь расспросить
"активистов" общака о подробностях его функционирования: кто его держит, кто
распределяет, кому реально помогли из этого общака. Главное, чтобы вопросы ваши
носили познавательный, а
не подозрительный и, тем
более, обвинительный характер. Вам обязаны ответить. Имен, пожалуй,
не назовут, но общую схему
обрисуют. Дуриловка здесь недопустима, когда-нибудь за нее могут строго
спросить.
Также при наполнении общака недопустимо и насилие в любой его
форме: угрозы, вымогательства, запугивания. Понятия (если они
не козлиные) предполагают,
что разумный и уважающий себя арестант сам выделит что-нибудь в общак, понимая,
что он делает правильное дело. Если же вы ощущаете давление, можете
не сомневаться — половину
общака сожрут и скурят те, кто его собрал. В этом случае надо правильно оценить
и рассчитать свои силы: или дать жесткий отказ, или, во избежание конфликта,
что-то выделить, но щедрость (и глупость)
не проявлять.
Также
надо знать, что тюремщики борются с общаком, пожалуй, ретивее, чем с любым
другим проявлением зэков ской самодеятельности. Для них он, как красная тряпка
для быка. Вот и воюют по-бычьи: топорно, неумело, бестолково, но нахраписто и
жестоко. Объективных и серьезных причин для этого нет. Просто откуда-то сверху
постоянно исходят суровые указания: общак — главный признак организации
преступности, поэтому его надо находить, изымать и уничтожать (если бы поступали
остроумнее, зэки давно вокруг общака перегрызли бы друг другу глотки, а так —
наоборот — сплачиваются в борьбе).
Тех, у кого изъяли общак, обязательно
и строго наказывают. И всегда
не того, кого надо. Дело в
том, что общак хранят только какие-то серенькие мужички, которые или
не понимают своей роли, или
не могут отказать
блатным. Поэтому, если вам предложили подержать в своих вещах часть общего
добра, лучше откажитесь. Просто откажитесь, и все. Если у кого-то это вызовет
раздражение, объясните, что вас уже дважды (или трижды — врать нужно по
обстоятельствам) обыскивали одновременно три опера, искали ксивы на свободу по
уголовному делу. Это не
случайно. Поверят. И отстанут, найдут других желающих.
"Лидеры
организованных преступных групп" (или группировок, в чем разница — непонятно).
Это термин милицейский, но его используют и зэки, говоря покороче — лидеры. К
людям, которых так называют, надо относиться критически. Условно лидеров можно
разделить на три категории.
Первая категория — это лидеры преступных
групп, которые вращаются в сфере большого бизнеса и политики. Влияние их на
свободе, безусловно, колоссально. Влияние их в тюрьме, как правило, сомнительно
(тем более, что садятся они очень редко, почти всегда откупаются). Хотя бывают и
исключения. Для примера возьмем одного бывшего премьер-министра, который сейчас
"парится" в Америке. Несколько лет назад, когда он был на коне, то мог в асфальт
вкатать любого. А теперь представьте его в общей камере нашего СИЗО. Что и кому
он здесь сможет рассказать, кто его слушать будет? Греть хату он, конечно,
будет, и спать будет на удобном месте, но рулить — никогда. Если доведется
сидеть с таким — держитесь поближе, возле него всегда сытно, и менты меньше
будут тревожить.
Вторая категория. Сбились на свободе в козью стаю
три-четыре козла, а их возглавил пятый — прокозел. Натворили они каких-то
гадостей: выставили десяток хат, убили мужика-таксиста гривен за двадцать
выручки, кого-то ограбили, над кем-то поиздевались... Потом их, естественно,
приняли, они друг друга быстренько посдавали и заехали на тюрьму. По милицейским
сводкам они — организованная преступная группа, а во главе ее — лидер. Но тюрьма
очень быстро раскусит, кто есть кто, и быть этому лидеру в том стойле, которого
он заслуживает. От такого лидера лучше отодвинуться подальше, может случиться,
что он уже находится на финишной прямой к параше и скоро будет
не лидер, а пидер.
Наконец, третья категория. Это те люди, которые, будучи на свободе,
действительно находились во главе серьезных преступных групп. Их знают, их имена
и клички на слуху, у них есть авторитет. Причем авторитетом они пользуются у
классических уголовников, у новых бандитов, у бизнесменов, у милиционеров и у
тюремщиков. Авторитет эти люди приобрели
не за деньги,
не за изощренный язык или
приятную физиономию. Это результат последовательных действий, принципиальности,
твердости, ума и еще многих серьезных качеств личности. Такой лидер —
действительно лидер, то есть человек, за которым идут другие, идут с охотой, а
не по принуждению или
обману.
Некоторые из них могли бы стать ворами в законе, а кое-кто,
возможно, со временем еще станет. Большинство — никогда. Они, как правило,
не стремятся к этому, да и
биография у многих неподходящая для вора: служба в армии (а то и во внутренних
войсках), работа в торговле, дружба с правоохранителями, должности завхозов и
бригадиров в прошлых отсидках (по строгой тюремной морали эти должности
козлиные, хоть и абсолютно
не позорные).
Такие
лидеры более многочисленны, чем воры. Но их
не так много, как может
показаться: на тысячу зэков — три- четыре человека. Большинство из них
склоняется скорее к бандитам, чем к ворам, но к воровскому движению они
относятся нейтрально и достаточно лояльно. Скажем так: деньги в общак могут и
не сдать, но если братве
понадобится помощь — помогут.
В общении эти люди вполне доступны,
характер у каждого, конечно, свой, но одна общая черта имеется. Им
не нужно набивать себе цену,
они ее и так прекрасно знают. И знают, что ее прекрасно знают окружающие.
Поэтому в общении они контактны и корректны, понты им ни к чему.
Знакомство с таким человеком пригодится всегда, однако сильно выпячивать
его не нужно. Дело в том,
что между некоторыми из лидеров бывает вражда, и вражда нешуточная. В тюрьме эта
вражда, как правило, ограничивается мордобоем, но на свободе последствия могут
быть и посерьезнее. Пытаться вникнуть в суть этих войн и, тем более, занимать
чью-то сторону не
следует. Это их проблемы, сами разберутся. А вот тому, кто попал между
жерновами, придется худо.
Авторитеты. Наверное, никто толком
не знает, что это такое.
Преступный мир с давних пор употреблял слово "авторитет" в том смысле, в котором
его употребляет "честный фраер" — обыватель, добропорядочный гражданин, человек,
далекий от преступников. А именно — уважение, влияние. Второе значение слова
"авторитет" — человек, пользующийся таким уважением и влиянием. Иногда
употребление этого слова несколько искажается, но
не сильно. Вместо фразы "он
пользуется авторитетом", говорят — "он в авторитете".
Называть
конкретного человека авторитетом преступный мир (имеется в виду солидный
преступный мир, не шпана)
никогда не старался. Во
всяком случае, можно точно утверждать, что ни один из тех, кого кто-то,
когда-то, где-то назвал авторитетом, себя так никогда
не называл и таковым
не считал. Вор в законе
знает, что он — вор, заявляет об этом во всеуслышанье и берет на себя
ответственность за свой титул. Лидер преступной группы знает, что он лидер,
отвечает за каждого, кто под ним находится и там, где надо отвечать — заявляет о
своей ответственности. Так как авторитетом никто себя
не называет и
не считает, ответственности
от этого "погоняла" никакой, то, стало быть, их (авторитетов) вроде как и нет,
хотя слово это у всех на слуху.
Этому явлению можно дать такое
объяснение. Слово "авторитет" в качестве определения конкретного человека
придумали менты. Они, общаясь с агентурой, неправильно истолковали применение
этого слова. В середине девяностых годов в отчеты оперативных отделов попали
такие термины, как "лидер преступной группы" (иногда более возвышенно — "лидер
преступного мира") и "авторитет". При этом никто
не мог понять, чем они
различаются. Термины эти, естественно, родились где-то на самом верху, где
сочиняются формы отчетов.
Года два опера в колониях и тюрьмах задавали
вопрос своим начальникам — чем, по-вашему, различаются две эти категории?
Внятного ответа не было.
Посмотреть в словарь русского языка, прочитать, что означают эти слова и чем они
различаются, начальники додуматься
не могли. Потом решение
все-таки нашлось. Лидер — это человек, который реально кем-то руководит, а
авторитет — тот, кого все уважают, но никто
не слушается (вот это
парень!). Это вызвало недоумение у рядовых оперативников, но спорить
не стали — себе дороже
выйдет. Хочет начальство, чтоб были авторитеты — пусть будут. Иногда, смеха
ради, в пояснительные записки к отчетам по оперативной работе в число
авторитетов вписывали главных петухов. И ничего — катило. Начальство хавало.
Таким образом это слово вернулось к зэкам от ментов.
В казенных
отчетах, указаниях и тому подобной "литературе" слово "авторитет" должно было
писаться в кавычках. Какой уж знаток словесности это придумал — неизвестно.
Зачем — тоже неведомо. Почему авторитет в области математики или медицины
пишется без кавычек, а авторитет в области преступных дел — в кавычках? Если он
липовый авторитет — так и нечего о нем вспоминать, а если настоящий — то зачем
кавычки?
Впрочем, постепенно к этой безграмотности, как и ко многому
другому, привыкли, но это слово правоохранители, а следом за ними журналисты,
продолжают применять с завидным упорством. Делается это для того, чтобы проще
было оправдывать свои ошибки и преувеличивать победы. По принципу: враг был
силен — тем больше наша слава. Или меньше позор. По ситуации. Вот доказательство
сказанному.
"ПОСТАНОВЛЕНИЕ
о привлечении в качестве обвиняемого.
г. ... 28 августа 2002 года.
Следователь по ОВД (особо важным
делам —
примечание автора) отдела расследования особо важных дел и
преступлений, совершенных организованными преступными группами СУ (следственного
управления —
примечание автора) УМВД Украины (а интересно, может ли быть
у нас МВД Уганды или, скажем, Гондураса? —
интерес автора) в ... области
майор милиции ..., рассмотрев материалы уголовного дела № 10020034, —
УСТАНОВИЛ:
А-ов, являясь "авторитетом" и лидером преступного мира..."
(неужто всего мира? —
удивление автора)..."
И так далее. С этим
постановлением согласен начальник отдела и т. д. (титулов тоже, как у
российского монарха), очевидно, согласен и прокурор, получивший копию. Возникают
вопросы. Данное постановление — сугубо процессуальный документ,
не допускающий лирики. В
каком уголовном или уголовно-процессуальном кодексе следователь отыскал словечки
"авторитет" и "лидер преступного мира"? Зачем он их употребил?
Только
затем, чтобы внушить самому себе, своим начальникам, прокурору и, позже, судье
особую важность уголовного дела и особую опасность его главного фигуранта.
А-ов в прошлом, действительно, авторитетный жулик. Сейчас он немощный
инвалид. Не продажный и
не пугливый участковый,
даже не обязательно
умный, разогнал бы всю эту "махвию" вместе с ее "крестным отцом" рваной
фуфайкой.
Это все к чему? Старайтесь
не употреблять слово
"авторитет" в "процессуальном" смысле, может неудобно получиться. А если
придется сидеть с человеком, именующим себя авторитетом, присмотритесь,
не юродивый ли он?
назад[1] Данными пассажами автор откровенно удивил. Любая
организация функционирует по определённым принципам. Этим принципам строго
соответствует человеческий материал, из которого строится организация. Например,
для продвижения по служебной лестнице в кадровой службе требуются определённые
качества: усидчивость, хорошая память, навыки психологической работы с людьми.
Кадровику не надо быть
чемпионом по рукопашному бою, и было бы по меньшей мере странным требовать от
него техничного исполнения ударов ногами в голову.
Бойцу из бандитской
бригады нужны другие качества: отменная физическая подготовка, способность к
стремительному принятию решений и постоянная готовность отстаивать свои интересы
с помощью физической силы. От него требуется умело бить, а зачастую — убивать.
Он всё время настороже, постоянно кого-то нагибает, что-то отнимает, что-то
делит — жизнь бьёт ключом. Бандит радикально отличается от сотрудника отдела
кадров. Это совершенно разные люди, занятые совершенно разными видами
деятельности.
Ещё более наглядный пример — армия. Армия в мирное время и
армия в военное время — это две совсем разные армии. В мирное время
военнослужащие занимаются учёбой и подготовкой, в военное — убивают себе
подобных, что немыслимо в мирное время. Личный состав воюющей армии радикально
отличается от личного состава армии мирного времени. И когда война закончится,
воевавшие люди с трудом впишутся (если вообще впишутся) в армию мирного времени.
В общем, с одной стороны у нас — профессиональный преступник, человек
сильный и жёсткий, думающий, закалённый в ежедневных схватках с себе подобными и
милицией. Воюющий боец. А с другой стороны — гражданин, который пошёл на службу
потому, что там вроде бы зарплату
не задерживают и вообще
спокойно. Чиновник.
И вот — встреча! От одного за десять метров веет
агрессией, находящиеся рядом чувствуют это без слов. Такие люди особенно сильно
воздействуют на советских интеллигентов, непривычных ни к ответственности за
дело, ни тем более — к ответственности за слово. Советский интеллигент перед
уголовником заворожено обмирает, как кролик перед удавом. И потом всю жизнь
рассказывает в помойных сериалах типа "Штрафбат", насколько уголовник (а уж тем
более — вор!) умён и справедлив.
Второй — вялая, расхлябанная рохля.
Физическое развитие — на уровне десятиклассника, авторитет равен нулю даже перед
родной женой и детьми, интеллект отточен в разговорах про рыбалку и футбол. На
службе — у него власть, он мстит всем за домашние обиды. Он
не боец, нет. Он чиновник.
Службу он отбывает с девяти до шести, безо всякого интереса.
Да, бывают
другие сотрудники — действующие на переднем краю оперативники. Это, ясен пончик,
не кадровики. Это бойцы.
Сурового оперативника непросто отличить от бандита, настолько схожи внешний вид,
манеры и повадки. Вот с этим — без дураков, его воспринимают как человека, к
нему относятся с уважением. Правда, следует помнить, что чиновники из
оперативников как-то не
очень получаются.
Повторюсь, кадровику
не надо махать ногами.
Оперативнику не надо
знать тонкости оформления пенсии по выслуге лет. Это разные люди, сформированные
разными средами и работающие в разных средах.
Требовать от птицы, чтобы
она плавала под водой — несерьёзно. — Прим. Goblina
назад[2] Чистая правда. Можно как угодно хорошо знать "феню",
можно отлично понимать о чём идёт речь в разговоре матёрых уголовников. Однако
выдать себя за своего — невозможно в принципе, выщемят моментом.- Прим. Goblina
^ПОНЯТИЯ Слова "понятия",
"жить по понятиям", "раскидать по понятиям" в последнее время стали употреблять
все. При этом смысл этих выражений совершенно размазался, каждый толкует их так,
как ему нравится. Часто люди, далекие от тюрьмы и преступной жизни вообще,
вкладывают в них негативный смысл, мол, по понятиям,- значит, нехорошо, в этом
кроется какой-то обман и зло. Умные и добрые дяди в телевизоре говорят: когда мы
будем жить по законам — будет хорошо, а пока живем по понятиям — имеем плохо. На
самом деле подобные рассуждения — полная гниль. Плохо мы живем потому, что сами
умные дяди ни законов, ни понятий
не признают, а, стало быть,
живут по беспределу, и всех так жить принуждают.
[1]
Понятия — это всего-навсего неписаные нормы арестантской жизни,
выработанные годами и веками. Понятия заполняют, в основном, те ниши
общественных отношений, которые
не регулируются официальным
законом. На языке юристов понятия называются "обычное право", которое существует
в любой среде: балерин, шахтеров, любителей пива или, в нашем случае,
преступников. Сущность понятий, как и любого права, состоит в равновесии двух
нравственных интересов: личной свободы и общего блага (настолько, насколько в
тюрьме могут существовать свобода и благо).
[2]
Обычно понятия не
вступают в противоречие с законом, они существуют как бы параллельно с ним, но
иногда они противоречат закону и зачастую имеют гораздо большую силу, чем закон.
Самый простой пример действенности таких неписаных правил (
не имеющих отношения к
преступному миру) — это когда учитель в школе спрашивает у учеников, кто разбил
окно, а все молчат. По официальным нормам поведения предполагается, что все
школяры наперебой станут рассказывать, как это произошло. И пальцем покажут на
негодяя, разбившего стекло. Но все будут молчать, товарища
не сдадут. Да и учитель,
повозмущавшись для понту, про себя подумает, что пацаны и девчонки в классе
вполне нормальные, потому что их молчание — это по понятиям.
[3] В
тюремной жизни понятия не
просто нужны — они необходимы как воздух. Понятия признаются
не только зэками, но и
администрацией тюрьмы. Естественно, что в случаях, когда тюремщики должны
действовать сообразно закону, они так и будут действовать, но понятия все-таки в
расчет примут. Если в камере побьют человека, который повздорил с кем-то из
верхушки камеры, и об этом станет известно администрации (если, конечно,
не сама администрация это
спровоцировала), можно не
сомневаться, что экзекуция всем рулям, торчкам, смотрящим и прочей блатоте
обеспечена. Небо им покажется с овчинку. Вполне возможно — с очень маленькую
овчинку.
Но если в камере побьют "крысу", укравшую у сокамерника
сигареты или колбасу, то никакой экзекуции
не будет. Ну, посадят в
карцер одного-другого из числа тех, кто бил. И все. Хотя внешне правонарушения
ничем не различаются,
били и там, и там.
[4]
Перечислять понятия
не имеет смысла, бумаги
не хватит. Конкретное
понятие привязано к конкретной ситуации. Да и простое знание понятий мало что
даст, скорее, даже навредит. Понятия надо прочувствовать. Поэтому человеку,
впервые попавшему в преступную среду, нужно очень внимательно прислушиваться,
присматриваться и запоминать. Это единственный способ
не наломать дров и
не поломать себе судьбу.
Тюремные понятия выработаны опытом многих поколений зэков. В отличие от
истинных понятий существуют лжепонятия (чертячьи, или козлиные). Их плодят и
поддерживают неопытные и неумные зэки, "нахватавшиеся верхушек" и пытающиеся
внушить себе и окружающим, что они чего-то стоят на этой земле. Истинные понятия
- это, конечно, не Десять
Заповедей, это суровые и жестокие законы, которые довольно часто причиняют
боль.
[5] Однако
цель их — не причинение
страдания, а выживание зэков как "биологического вида". Чертячьи же понятия
всегда нацелены на благо одного за счет другого.
Иногда (хотя
не так уж и редко) в камере
заводится какой-нибудь змей, который довольно ловко начинает раскидывать по
понятиям действия и просчеты сокамерников, причем всегда так, что виноватым
оказывается кто-то, а прав он. Как правило, этот змей — из числа ранее судимых.
(Каким образом рецидивист может оказаться в камере с несудимыми, я уже писал).
Так вот, если этот профессор блатной этики растолкует вам, что вы виноваты
потому, что не так взяли
ложку или не тем боком
подошли к "телевизору" (так называется стол в общей камере)
[6], и на
словах (на его словах, разумеется) получается, что вы виноваты со всех сторон, а
вы не можете понять, как
это получилось, то смело говорите ему, чтобы он все это разжевал проще, потому
что по понятиям любые объяснения должны быть понятны всем, а словоблудие — это
ментовское, а не
арестантское. Понятия — от слова "понятно".
Таким поворотом
разговора вы либо защитите себя от будущих хитросплетений (поверьте, для вас
ничего хорошего в них нет, далее последуют обман и унижения, ваши унижения,
разумеется), либо, что на деле бывает очень редко, вы обострите конфликт и от
гнилого базара перейдете к базару жесткому. При этом
не бойтесь показать, что вы
пойдете и дальше — к рукопашной. Вот этого как раз и
не произойдет, "специалисты"
по понятиям не бывают
специалистами по боям без правил и в таких случаях тушуются, надувают губы и
переключаются на другой объект. Но это уже
не ваше дело, в тюрьме
каждый сам за себя.
Любому человеку, попавшему за решетку, придется жить
и действовать по понятиям. Мне встречались люди, которые
не признавали таких правил и
презрительно относились к обитателям тюрьмы, составляющим ее большинство и
делающим из понятий культ. Это были бывшие спортсмены, офицеры, бизнесмены, люди
сильные, решительные, не
пугливые и знающие себе цену. Однако проходили год-два, и они полностью
вливались в жизнь тюрьмы, рассуждали по понятиям, действовали по понятиям и даже
по понятиям выступали третейскими судьями в зэковских конфликтах. Происходило
это не потому, что кто-то
на них воздействовал или запугивал. Враждовать с такими ребятами
не стремится никто ни на
воле, ни в тюрьме. Просто нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Коль
среда обитания диктует правила, приходится играть именно по ним.
В жизни
по понятиям нет ничего плохого, цель всех неписаных законов — выживание. Тем
более, что жить по понятиям — это вовсе
не значит сутулить спину,
распускать пальцы веером, чвыркать через губу, гнусавить "в натуре, бля буду",
"божиться на пидора" и демонстрировать с понтом готовность вырвать у себя зуб.
Достаточно просто уважать законы тюрьмы.
назад[1] Обратно автор удивляет.
Живём мы так, как живём,
не из-за нехорошей власти. А
потому, что это мы, конкретно каждый из нас, имеем определённое устройство
головы. А не потому, что
"власть плохая". Выкидываешь мусор в форточку — это ты скотина, а
не власть. Гадишь в подъезде
- это ты скотина, а не
власть. Носишься на машине по городу как умалишённый — это ты скотина, а
не власть. Суёшь гаишнику
деньги — это ты скотина, а
не власть. Плюёшь на
сограждан на работе и дома — это ты скотина, а
не власть. Никто тебя
не принуждает вести себя
подобно скоту. Но если скотство для всех и каждого — норма, что удивляет вокруг?
В зеркало чаще смотреться надо.
А власть — она из таких же, как
ты. Не из злых марсиан,
нет. — Прим. Goblina
назад[2] Например, дуэльный кодекс, по которому стрелялись так
называемые благородные дворяне — типичный свод понятий. Как, собственно, и вся
так называемая благородная мораль.
Жаль, профессор Лотман про это
не знал. — Прим. Goblina
назад[3] Правда, потом, когда у этого учителя что-нибудь украдут и
дети опять ничего не
скажут, он будет очень сильно возмущён: как же так, у меня украли?! "Это
не дети, это ворьё!" — будет
кричать учитель.
Вот так понятия учителя вступают в серьёзное
противоречие с мозгом учителя, каковой
не в силах с такой
непосильной задачей справиться. — Прим. Goblina
назад[4] Рекомендую обратить внимание: если некто ворует у своих, он
- крыса. Подлая сволочь, то есть. За кражу его по понятиям следует как минимум
жестоко избить, а если есть желание — можно и опустить.
Однако если тот
же самый человек ворует у посторонних или у государства — всё нормально. Это
почётное занятие уважаемого человека. А если и
не почётное, то вполне
нормальное, ничего особенного. Это ж
не у меня.
И в том и
в другом случае — всё по понятиям. Всё в точности как в голове учителя: если
меня не касается — всё
нормально, если касается меня — всё наоборот, проклятая власть виновата.
Такая вот диалектика. — Прим. Goblina
назад[5] Обратно непонимание. Рекомендую потренироваться в
исполнении десяти заповедей хотя бы недельку. О результатах можно будет
рассказывать долго. — Прим. Goblina
назад[6] В России "телевизором" называется настенный шкафчик — за
внешнее сходство. Ну и сам телевизор, понятно, называют телевизором. — Прим.
Goblina
^"ФИЛЬТРУЙ БАЗАР!" Выражение
"фильтруй базар!" известно практически всем. И всеми понимается совершенно
правильно — следи за речью! Это предупреждение много лет назад родилось в тюрьме
и применялось в качестве предостережения от случайно сказанного оскорбительного
слова или выражения. Тюремные понятия всегда строго регламентировали речь
арестантов и условия использования той или иной фразы.
Запреты на
употребление различных слов или их сочетаний вырабатывались многими годами и
были направлены на недопущение бессмысленных конфликтов в арестантской среде и
сокращение конфликтов вообще.
В последние два-три десятка лет значение
этих запретов заметно снизилось, и сейчас речь зэков мало отличается от речи,
например, базарных торговцев. Это плохо. Контроль за речью воспитывает у
человека собранность, внимание, способность быстро обдумывать свои действия, а
также уважение к себе и окружающим.
По классическим нормам поведения без
серьезной причины употреблять грязные, оскорбительные выражения могли себе
позволить лишь зэки, занимающие самые нижние уровни в тюремной иерархии. О таких
говорили: "Наглый, как колымский педераст". Несмотря на то, что сейчас в тюрьме
какой-нибудь "правильный пацан", считающий себя чуть ли
не пупом земли, позволяет
себе базарить на уровне колымского пидора, все же любому зэку нужно стараться
постоянно контролировать свою речь. От этого хуже
не будет ни тому, кто
говорит, ни тому, кто слушает.
Основные причины необоснованного,
беспорядочного и бестолкового употребления бранных слов — низкий уровень общей
культуры (на жаргоне — "черт по жизни") и компенсация комплексов собственной
неполноценности: глупости, безволия, малодушия, физической ущербности.
Нормы использования в разговоре ругательных и оскорбительных выражений
следующие.
Матерные и другие грубые слова употреблять можно, но с
соблюдением некоторых ограничений. Они
не должны быть направлены в
адрес конкретного человека. Ругаться "в воздух" можно сколько угодно, за это
отвечать не нужно.
Например, для выражения своего недовольства или возмущения действиями
сокамерника можно смело говорить "для связки слов": "Вася, ёб его мать!". Но ни
в коем случае нельзя сказать: "Вася, ёб твою мать!".
Выражения (как
матерные, так и не
матерные), в любой форме указывающие на принадлежность человека к разряду
"опущенных", а также на унижение сексуального характера его близких
родственников (особенно матери), в местах лишения свободы являются тяжкими
оскорблениями. Употребивший такое выражение должен отвечать за него: либо быть в
состоянии обосновать необходимость оскорбления, либо понести наказание.
Мало кто задумывается о смысле наиболее распространенного выражения "иди
на хуй". Старые арестанты иногда возмущаются: "молодежи на хуй послать, как
"здрасьте" сказать!" А надо бы задуматься.
Несколько лет назад в одной
колонии строгого режима молодой зэк именно так оскорбил пожилого одноногого,
молчаливого и спокойного зэка,
не подумав, что тот отбывает
второй срок за убийство, и воспитывался на старых лагерных традициях. Инвалид
потребовал извинений. Он вообще проявил чудеса терпеливости: несколько раз
пытался объяснить обидчику, что тот поступил неправильно. В ответ оскорбление
только повторялось.
Одноногий скрытно вынес из промышленной зоны в жилую
свой рабочий инструмент — пластину для укладки статора, надел чистую рубаху и на
глазах у многих зэков в клубе колонии в очередной раз предложил обидчику
извиниться. Тот не понял.
Больше он вообще ничего
не понял, инвалид воткнул
ему пластину в шею и заколол одним ударом, как кабана.
[1]
Воспитательное значение этого поступка (почему-то хочется называть это
поступком, а не
преступлением) трудно переоценить. На год-два речь всех зэков в зоне резко
обеднела на ругательства. Потом, правда, попустило. Видно, чтобы выработать
устойчивый рефлекс, одного предъявления, даже такого яркого, недостаточно.
Ругательные выражения надо употреблять как можно реже. Старик Фрейд
сказал: "Человек, первым бросивший ругательство вместо камня, был творцом
цивилизации". У людей (имеется в виду — у нормальных людей,
не быдлоты) сильные
выражения являются проявлением сильных эмоций и заменяют сильные действия.
Как ни парадоксально, но "бык", ругающийся без остановок, на самом деле
ругаться не умеет вообще,
а только сквернословить (а это разные вещи). У него в запасе нет слов, которыми
можно выразить сильную эмоцию, например, гнев. А применить вместо сильного слова
сильное действие, скажем, ударить — опасно,
не позволяют общественные
нормы поведения. В результате у такого человека эмоции стираются, и он
становится духовно "опущенным". В человеческом общении он настолько же
беспомощен, как и "мыша", вообще
не знающая ругательств.
Для сведения: все без исключения люди, пользующиеся в криминальной
среде уважением, крайне редко употребляют ругательства. При спокойном разговоре
не употребляют их вообще.
"Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума"
(Монтень). Примечательно, что влияние этих людей на окружение (даже случайное и
временное, каким является тюремная камера или боксик сборного отделения)
настолько велико, что рядом с ними и другие перестают ругаться, хотя прямых
замечаний никто не
делает. В этом смысле можно пожалеть, что авторитетных людей в преступной среде
очень мало. Слова "феня", "блатная музыка" сейчас уже стали
забываться. Туда им и дорога. Похоже, что эти явления отжили свое. Было время,
когда воровской жаргон процветал, выполняя две важные социальные функции:
разделительную и объединительную.
Суть первой — отмежевание
профессионального преступного мира от мира фраеров. Человек, "ботавший по фене",
демонстрировал окружающим свою причастность к особому миру, и этой причастностью
нагонял тревогу и страх на обывателя. Самое главное — ни один честный фраер
не мог понять, о чем урки
между собой разговаривают.
[2]
Суть второй функции — каждый из владеющих "блатной музыкой" давал понять
собратьям, кто он такой. Чтобы безошибочно находить себе подобных.
Обе
эти функции теперь никому
не нужны. На уголовника,
демонстрирующего свою причастность к преступному миру, могут посмотреть разве
что с сожалением, а общаться между собой у преступников потребности нет, они
не доверяют друг другу.
Жаргонные слова и выражения существуют сейчас и, без сомнения, будут
существовать всегда. Жаргон, как всякий неформальный и живой язык, постоянно
меняется — одни слова уходят, другие искажаются или приобретают иной смысл,
третьи привносятся в него извне. Понимать и знать жаргон
не сложно, в нем применяются
обычные русские слова, только в несколько ином значении. Злоупотреблять им
не нужно, это выглядит
глупо. Там, где смысл более точно передается обычными словами, нужно
использовать обычную речь. Избегать использования жаргонных слов также
не следует. Все они возникли
совершенно естественным путем, "из народа", и зачастую гораздо точнее отражают
суть понятия, чем официальные термины. Если зэки в свое время назвали народных
заседателей "кивалами", то, наверное, точнее нельзя было сказать.
Очень
осторожно нужно употреблять слово "козел". На свободе оно практически безобидно,
даже внятного значения не
имеет, применяется как попало. Раздражение любого рода в адрес кого угодно
мужского пола часто выражается этим словом. Именно в привычке к этому слову
кроется опасность. Когда-то давно в местах лишения свободы оно мало отличалось
от слова "петух". Потом значение его изменилось, несколько ослабло, и сейчас оно
означает прихвостня администрации. Но, применяя его без разбора, можно нарваться
на очень жесткую реакцию. За это слово в тюрьме надо отвечать. Многие люди были
жестоко биты за случайно вырвавшееся — "козел!"
Так уж сложилось, что в
национальной тюрьме тема сексуальных отношений достаточно щекотлива. Чтобы
не повторить ошибку многих
неосторожных зэков, разговоров по этому поводу лучше вообще
не вести. Но это
не всегда удается. Из-за
скуки и скученности тюремной камеры зэки вынуждены обсуждать самые разные
стороны своей жизни до ареста, в том числе и отношения с женщинами.
Надо
твердо помнить, что по тюремным традициям женщина (в сексуальном плане) —
существо второго сорта. (Это
не мнение автора, это
мнение, сложившееся в преступном мире!).
[3] Поэтому в
любых сексуальных контактах женщина может выступать только в подчиненной и даже
унизительной роли. Ни в коем случае нельзя допускать в рассказе упоминания о
доставлении женщине каких-либо ласк, отличающихся от грубо традиционных. Это
немедленно будет расценено, как склонность к извращениям и "контакт" с
"грязными" частями женского тела. И объявлено об этом будет тоже немедленно,
ведь сидеть с "контаченым" впадлу, его надо немедленно выломить из хаты. Судьба
такого рассказчика будет печальна — чуть раньше или чуть позже он окажется в
"петушатне".
Мужчине, вообще, лучше никогда
не рассказывать об интимных
подробностях своей жизни. Уже сам интерес к этой теме наводит на размышления — а
мужик ли ты?
[4]
Вряд ли в тюрьме найдется много людей, знающих правила грамматики. Но
несмотря на это, одно правило соблюдается очень ответственно. Это применение
возвратной частицы "-ся" в некоторых характерных словах. Частица "-ся" означает
"себя". Поэтому можно уверенно говорить "я трахал", но ни в коем случае нельзя
сказать — "я трахался". Наличие возвратной частицы всегда будет пониматься как
указание на пассивную роль в акте мужеложства. Знание этой мелочи очень важно.
Ошибка, скорее всего, приведет лишь к насмешкам, но при неумелом влиянии на
дальнейшее развитие событий может стоить и дороже.
Так что — фильтруй
базар, бродяга!
назад[1] Тут надо понимать, что посыл на три буквы — это конкретное
обозначение посылаемого в качестве пидора. Если ты его посылаешь на известное
место, это значит что он на него должен "надеться", ибо там ему и место.
За такое убивают. — Прим. Goblina
назад[2] Это заблуждение.
Профессиональный жаргон — это
не какой-то секретный код, а
всего лишь обозначения профессиональных понятий. Любой профессиональный жаргон
непонятен постороннему — будь то компьютерный жаргон, жаргон военных медиков,
бандитов или воров.
Обозначения профессиональных понятий вырабатываются
сами, в процессе работы, без какого либо злого умысла. И только во вторую
очередь, в силу самой своей жаргонной сущности, они непонятны посторонним.
"У меня вчера сдохла мать! Всю ночь с ней проебался, и никакого толку!"
- говорит в автобусе один специалист другому. Публика в ужасе от некрофильских
разговоров, а речь всего лишь о том, что вышла из строя материнская плата.
"Слышь, этот пинчер опять стрелу просохатил!"- сообщает один урка
другому. И обоим понятно, что речь идёт о том, что некое лицо известной половой
ориентации не пришло на
условленную встречу. И половина автобуса, что характерно, их отлично понимает.
Урки разговаривают по фене потому, что это их профессиональный жаргон.
Разговаривают они на нём вне зависимости от того, есть поблизости фраера или
нет. Когда уркам надо, чтобы их никто
не понял, они либо
не разговаривают вообще (с
пониманием конспирации у них — полный порядок), либо говорят намёками и
постоянно с тревогой переспрашивают друг друга "Понял?" Частота употребления
слова "понял" переходит все разумные пределы.
Отсюда, кстати, происходит
поговорка "Ты меня на "понял"
не бери, понял?" — Прим.
Goblina
назад[3] По фене женщина обозначается термином "животное".
Стандартный отзыв о поведении женщины: тупое животное. По уголовным понятиям
из-за женщины не может
быть никаких конфликтов. То есть недостойно мужчины затевать разбирательства
из-за бабы.
Многие бандюки, к примеру, живут с проститутками.
Проститутки, если кто вдруг
не знает, это никаким боком
не несчастные падшие
женщины. В большинстве это хитрые, расчетливые твари. Бандюку нужна баба для
регулярного удовлетворения половой потребности, и выбирается это животное из
ближнего круга общения. Проститутке нужны деньги, и она живёт с бандюком.
Сущность проститутки не
даёт усомниться в том, что она животное, ни на секунду.
Повторяю,
никакие конфликты между людьми (люди — это
не граждане, а строго
профессиональные уголовники) из-за животного невозможны. Люди
не конфликтуют из-за
животных.
Повторю за автором для тупых: это
не я считаю женщин
животными. Это я рассказываю о чужих понятиях.
И вот живёт бандит с
проституткой. Оба довольны: у него — натренированная баба под боком, у неё —
деньги в достатке. Недостаток только один: проститутка
не может больше трахаться с
кем попало, это не
приветствуется хозяином и его товарищами. А трахаться с кем попало хочется. У
неё работа такая: как следует выпить с интересными людьми, вкусно закусить, а
потом натрахаться всласть, да каждый день — по-новому.
И как-то раз
бандит-хозяин убывает по делам, а проститутке становится скучно. Слегка
нажравшись в богатом кабаке, она начинает приставать к коллеге сожителя — мол,
давай уже, чего там! Тот, будучи рангом пониже хозяина проститутки, посылает её
подальше. А она ему и говорит: либо сейчас же прыгаем в койку, либо приезжает
хозяин и я ему говорю, что ты хотел меня изнасиловать! Немая сцена. Потом посыл
в известное место (животное можно посылать куда угодно безбоязненно).
Приезжает хозяин. Проститутка докладывает: так и так, хотели
изнасиловать, еле не
далась! Тут следует понимать, что большинство бандитов "зону
не топтало", то есть
судимостей не имеет и в
понятиях разбирается слабо. Поэтому хозяин призывает "виноватого" пред светлы
очи. Разбор стремительно перерастает в скандал.
Повторюсь, по понятиям
такого быть не должно:
люди из-за животных не
конфликтуют. Однако слово за слово, и хозяин наносит "виноватому" удар по лицу.
Как это всегда бывает, с одного безобидного удара — ломает под глазом кость и
повреждает лицевой нерв. Морда — внутрь, дикая боль и всё такое. После чего
заявляет: ты мне должен четыре тонны! А пока я заберу у тебя машину. И забирает.
На чём и расстаются.
Ситуация безумная: за какое-то животное с человека
требуют денег! Это при том, что ничего и
не было. И побитый
обращается за помощью к более авторитетным людям, которые знакомы с понятиями
не по наслышке. Авторитетные
люди трактуют произошедшее однозначно: произошло грубейшее нарушение понятий. И
назначают новую стрелку.
Пострадавший, которому тем временем выправили
поломанную морду, призывает к разбору ещё и сторонние силы. Это, конечно же,
доблестный оперсостав, с которым пострадавший давно и плодотворно тайно
сотрудничает на ниве борьбы с преступностью. Понятно, оперсостав прибывает на
стрелку при оружии, с лицензией на отстрел — своих агентов надо беречь, о них
надо заботиться.
Стрелка назначается в людном месте — например, у
Смольного. Там вероятие открытия огня уважающими друг друга сторонами
значительно меньше. На место прибывают гражданин с набитым и починенным лицом, а
с ним — уголовный авторитет и опер. Противная сторона присылает двух здоровенных
быков — цинично, на отобранной у потерпевшего машине. И
не успел авторитетный
человек заговорить и объяснить чудовищную неправильность происходящего, как один
из быков тут же послал его в известное место, предложил заткнуться и принялся
орать о том, что про машину пора уже забыть, а деньги надо нести как можно
быстрее.
На замечание о недопустимости подобного поведения и предложение
извиниться бык откидывает полу роскошного полушубочка и выволакивает на свет
божий ППШ. С прикладом, с диском — все дела. Оппоненты тоже
не растерялись, извлекли
стволы. И началась клоунада. Наглого завалили на месте. В дорогом полушубке, и
ППШ не помог. А второй
под огнём убежал, запрыгнул в продырявленную машину и свинтил.
Итог
последующих разбирательств: три трупа, один участник до сих пор сидит,
потерпевший — прячется за границей. Занавес.
Вот — типичный пример
нарушения понятий и его последствия. Для нормального человека затевать ссоры
из-за животных — немыслимо. Потому что способы решения и последствия — всегда
известны, а гибель человека из-за твари — недопустима.
Кстати, именно из
фени обозначение "животное" перекочевало в обыденную речь и теперь так яростно
используется в интернете. — Прим. Goblina
назад[4]Выглядит это примерно так.
Сексуально озабоченный
гражданин в красках повествует о своих любовных подвигах. Скучающие рядом люди
неназойливо переводят интересную беседу на его жену:
- А вот скажи,
Вася, твоя жена у тебя в рот — берёт?
- Берёт, конечно! — радостно сообщает
Вася. — Она у меня это дело любит!
- А ты, Вася, когда с ней любовью
занимаешься, в губы её — целуешь?
- А как же! — радостно сообщает Вася. — Я
это дело люблю, целоваться!
На этом интересная беседа заканчивается, а
Вася собирает вещи и переезжает под нары. Потому что отныне Вася — пидор, ибо
целовал рот, в котором побывал известный орган, а значит — запомоился навсегда.
Данные понятия — они интернациональные. Персонаж Дэ Ниро в фильме
"Анализируй это" на вопрос о том, берёт ли его жена в рот, брезгливо отвечает:
да ты что, она ведь потом этими губами детей целует!
Так что откровений
в плане чего и куда ты совал, а так же что и кому лизал — следует тщательно
избегать. Поймут неправильно, а среди петухов жить очень тяжело. — Прим. Goblina
^АЗАРТНЫЕ ИГРЫ Игра была,
есть и, наверное, всегда будет неизменным атрибутом тюрьмы. Основные причины
этого — вынужденное скопление в одном месте множества мужиков и такое же
вынужденное безделье этих мужиков. Работа
не мешает, воровать
не у кого, на баб и водку
не отвлечешься, вот и
появляется желание разбавить серую арестантскую скуку азартной игрой.
Играют в тюрьме во что угодно: карты, нарды, домино, шашки, шахматы,
спичечный коробок. Официально запрещенными являются карты, причем запрещены
карты вообще, а не только
традиционно азартные игры.
[1] За хранение
колоды карт обязательно накажут. (Изредка возникает комическая ситуация, когда у
зэка изымают не колоду, а
только несколько карт. С одной стороны, хранение их запрещено, а, с другой —
десятком карт ни в одну игру
не сыграешь. Наблюдать со
стороны за мучительным выбором решения каким-нибудь гражданином начальником
довольно забавно).
Нарды еще несколько лет назад были запрещены, потом
их разрешили, и, надо признать, беды это
не принесло никакой.
[2] Но, все же,
жесткие запреты на азартные игры в тюрьме имеют серьезные основания. Сама по
себе игра не представляет
никакой опасности, опасны ее последствия. Если кто-то выиграл, то,
следовательно, кто-то проиграл. И должен рассчитаться. Хорошо, если есть чем, а
если нечем? Подобные ситуации очень распространены, они порождают глубокие
конфликты и жестокие разрешения этих конфликтов.
В тюремной азартной
игре (на жаргоне это называется игра "под интерес", на официальном языке
тюремщиков — игра с целью извлечения материальной выгоды, вот где разница:
авантюризм и шкурность)
[3] всегда
присутствует парадокс. Казалось бы, если один зэк проиграл, то другой
обязательно выиграл. Не
тут-то было. Проигравшие есть всегда, выигравших нет почти никогда. Выигравших —
в смысле, тех, кто получил от игры реальную пользу. Как правило, проигравшему
рассчитываться нечем, он же садился выигрывать, а
не проигрывать. Мнение о
том, что по тюрьме "гуляют" баснословные деньги — миф. Он возникает потому, что
цены на "внутреннем" нелегальном тюремном "рынке" на сигареты, чай или водку
намного выше, чем на свободе. Создается впечатление, что это от избытка денежной
массы. На самом деле — от дефицита товаров. "Живых" денег в тюрьме немного и на
расчет с долгами их обычно
не хватает.
В
результате, игра "под интерес" приносит только беду, причем выигравший зачастую
страдает не меньше
проигравшего. Если о результатах конкретной игры неизвестно ментам (или пока
неизвестно), то победитель обрекает себя на создание и дальнейшее развитие
конфликта. К конфликтной ситуации, объективно сложившейся в результате игры, он
должен добавить свое конфликтное поведение — выбивать долг.
[4] Он как бы
запрограммирован на такое поведение, отступить назад — значит уронить свой
авторитет (или то, что ему кажется авторитетом).
Если о результатах игры
узнает администрация, то страдания победителя станут более материальными, а
иногда и более чувствительными, особенно в некоторых местах. Тюремщики всегда
вынужденно расценивают игру как разновидность мошенничества. Даже если она была
честной, они об этом знать
не могут, они за спиной у
игравших не стояли.
Поэтому администрация всегда встает на защиту проигравшего,
не разрешая конфликт, а
загоняя его вглубь.
Иногда (к счастью, очень редко) проигравший
рассчитывается быстро и решительно, втыкая победителю заточку в бок.
Не с целью убить, а с целью
причинить телесное повреждение, заработать новый срок, но гарантированно
расстаться с кредитором. Впрочем, такая форма расчета бывала только у
рецидивистов, которым на лишних три-пять лет срока наплевать.
Отсюда
предварительный вывод: игра в тюрьме — это зло, и нужно с первых дней пребывания
за решеткой собрать волю в кулак и никогда
не приближаться к играющей
публике.
А теперь — взгляд на проблему с другой стороны.
"Для массы Арестантов и всего Порядочного Люда!
Мира,
благополучия и процветания Нашему Общему Дому и ходу Воровскому во имя
Праведных дел!!! [5]
Всем известно, что ДНО (дом наш общий — примечание автора) без
игры будет серым, скучным и неприветливым. А потому, игра была, есть и будет
во все времена сущест вования мужского общества и Братства. И как бы она
не видоизменялась (от карт
до домино — кладь-кладь, от ставок на футбол до обычного спорта, кто дальше
плюнет), она остается средством общения и познания самого себя, своих сил и
возможностей. И в этом случае еще больше возникает нужда и необходимость в
Братском разъяснении единственно верных и правильных по жизни [6] позиций
отношения к игре, без соблюдения которых в ДНО будут царить распри, хаос и
бандитский беспредел, который вносит сумятицу в Арестантскую солидарность и
Тюремное Братство, играя на руку заинтересованным кругам и [тут нарисована
пятиконечная звездочка] (пятиконечной звездочкой обозначается администрация —
примечание автора).
Пользуясь случаем и видя в этом большую
необходимость, Я обращаюсь к вам, Арестанты: давайте вместе налаживать
положение в ДНО, т. к. за нас это делать никто
не будет!!!
А
начинать все надо со старых Братских принципов.
Игра
не портит отношений! Ни в
коем случае нельзя мириться и соглашаться, а, тем более, доводить до того, что
сел напротив — значит враг! Этими установками руководствоваться нельзя! И
делать этого тоже нельзя, т. к. все это —
не Наше!
Все
должно быть разумным и в пределах разумного, даже выигрыш или проигрыш. За
неразумное отношение к игре и партнеру необходим строгий спрос как с играющих,
так и с окружающих. И в этом случае спрашивается
не за то, что они сделали,
а за то, что они не
сделали, а должны были сделать. В чем и заключается смысл Братского призыва:
быть благоразумными и доброжелательными, а отнюдь
не равнодушными друг к
другу и к жизни НОД!!!
Много хаоса и беспредела творится с молчаливого
согласия окружающих, и все это лишь потому, что в ДНО забывают или
не знают, что бездействие
в милосердном деле преобразуется в действие смертоносного греха!!! Любая игра
под интерес без очевидцев считается недействительной! [7] Во
избежание непоняток, это должен знать каждый Арестант!
Прежде, чем
сесть играть, с партнером необходимо обговорить все правила, оговорки и
отступления, связанные с игрой, взаимоотношениями и платежом. ИГРА —
НЕ ИГРУШКИ! ЭТО СВЯТОЙ
ДОЛГ, ЧЕСТЬ, СУДЬБА, ЖИЗНЬ! Это должен знать каждый!
Нельзя втягивать
в игру малолеток, т. к. они ведут неосознанный образ жизни. Нельзя втягивать в
игру обманным путем, словоблудием (типа, пару штук сигарет), тем самым
принуждать к игре и платежу. Нельзя также вынуждать к игре силой, угрозой,
запугиванием, т. к. все это бандитское, а
не Наше. [8] Нельзя
также переводить спортивный интерес в материальную выгоду (типа, присядки на
сигареты). Нематериальное в материальное
не переводится!
Проиграл — уплати вовремя, гласит Арестантская заповедь. А потому
любая отсрочка и неуплата вовремя является движком-фуфлом. Многие
нечистоплотные Арестанты умышленно делают скащухи, чтобы потом упрекнуть или
поставить "на вид" в тяжелый и трудный момент.
Не скащайте и
не допускайте этого, чтобы
не было упреков и
лишних разговоров! ДОЛГ КРАСЕН ПЛАТЕЖОМ, А ПЛАТЕЖ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧЕСТНЫМ!
Практикуется также и преднамеренное "пачканье" в босяцкой среде,
прячась от уплаты и скрываясь от партнера. [9] В этом
случае расчет может быть произведен с Вором или "положенцем". Ну, а со
злоумышленника получат, как с интригана.
Очень часто в период игры
возникают спорные моменты, доходит до упреков, оскорблений и рукоприкладства.
Этого делать категорически нельзя! ПРОЦЕСС ИГРЫ ПРИРАВНИВАЕТ ПАРТНЕРОВ!
Ограничения суммы в игре должны распространяться только на тех, у кого
были в игре сбои. Для остальных, чтобы
не было оскорбительным,
должен быть принцип разумности. На многих тюрьмах, лагерях для игры на число
устанавливаются согласованные с Братвой суммы. Это нормально и разумно! Чтобы
не плодить фуфло.
По отношению выделения с игры на О (общак — примечание автора),
будь то мужики или Воры, обязаловки нет, но, в первую очередь, это — лицо
Арестанта, его демонстративное отношение к Общему и к НАШЕЙ ЖИЗНИ вообще.
Порядочному Арестанту говорить об этом
не надо. Для порядочных
зачастую напоминается Библейский 10-процентный закон жертвы.
Спор
приравнивается к игре! А потому и расчет должен быть, как у Святого карточного
долга!
БЛЮДИТЕ СВЯТО ЭТУ ЧИСТОТУ!
Данный прогон [10] должен
не только упорядочить
взаимоотношения и открыть глаза Арестантам на Нашу Жизнь, но и
не позволить забыть о том,
что все это выстрадано Старшими Братьями и написано их кровью!
Мы
живем, а, значит, и учимся, чтобы знать, как надо жить в этом мире, чтобы
меньше ощущать страданий и горя!
С наилучшими Братскими пожеланиями ко
всем Арестантам!
Вор — Юрий Кацап. (Это единственная кличка в книге.
Без этого нельзя, прогон получился бы обезглавленным. — Примечание
автора).
P. S. Прогон переписать, размножить и распространить по
Братским хатам!
7.01.2001 г."
Ну что тут добавишь? Написано
не просто умно, а
талантливо.
Только окончательный вывод все равно остается прежним —
не играть!
назад[1] Деление игр на азартные и
не-азартные понять непросто.
Если есть выигрыш и есть проигрыш — как игра может
не быть азартной? Какая
разница во что играть: в шахматы, в шашки, в "Что? Где? Когда?", если в конце
концов можно выиграть?
Но тут надо чётко понимать, что в сознании
рядового гражданина именно карты — мега-игра. Причём чем она "короче", тем
лучше. Например, в "очко" — чудесная игра, думать очень много
не надо, а лишиться всего
можно в три секунды. — Прим. Goblina
назад[2] Нарды — очень хорошая игра. Множество граждан, откинувшись с
зоны, потом зарабатывают на жизнь именно игрой в нарды. Школа!
В
заключении масса времени для тренировок: люди годами учатся играть, тасовать
карты, сдавать, передёргивать. Именно в зонах расположены многочисленные кузницы
кадров профессиональных картёжников. Садясь играть против такого, следует
понимать: шансы выиграть равны нулю. В отношении тебя допустимы любые способы
обмана, ибо если ты обмана
не видишь — значит, никакого
обмана и нет. — Прим. Goblina
назад[3] "Игра под/на интерес" — это игра на деньги. Игра "на просто
так" — это игра на жопу того, кому предлагают поиграть.
- Давай сыграем!
- На что?
- А на просто так!
Поиграют, а потом кого-то в закутке
в попу оттыкают. Кричать "а я
не знал!" бесполезно, это
никого не интересует.
Ещё играют "на фуфло". Поскольку большинство непричастных в фене
разбирается неважно, то мало кто понимает, что фуфло — это
не только "ерунда",
"барахло", "бесполезная вещь" и "обман", а ещё и самая что ни на есть
обыкновенная жопа.
В данном случае — твоя.- Прим. Goblina
назад[4] Это называется, как уже объяснялось выше, "получить". —
Прим. Goblina
назад[5] Феня — она достаточно древняя, и поддерживается людьми
не сильно грамотными,
зачастую — сельскими. Поэтому в воровских прогонах всегда рельефно проступает
схожесть с царскими указами и церковно-славянскими пассажами. Что ни задвиг, то
"Святое Дело" да "Благо Воровское".
Воры — они, как подобает публике
тёмной, люди глубоко религиозные, православные. У них есть специальная сказка
про воровскую деятельность: когда злые римляне распинали И. Христа, вор притырил
один из гвоздей, которым его должны были прибить, чем облегчил крестные муки. За
это Христос разрешил ворам воровать.
Сказка сугубо секретная, из разряда
священных тайн исключительно для приобщённых. — Прим. Goblina
назад[6] Выражение "по жизни", если вдруг кто
не знает, оно тоже из фени.
- Ты кто по жизни?
- Я по жизни вор!
Звучит гордо. — Прим.
Goblina
назад[7] Гнусных ментовских слов надо избегать. Нельзя говорить
"свидетель", нужно говорить "очевидец". Нельзя говорить "разборка" — это слово
ментовское, следует говорить "разбор", как подобает правильному пацану! — Прим.
Goblina
назад[8] Рекомендую обратить внимание на то, как автор-вор решительно
дистанцируется от бандитов. Он —
не какой-то там
урод-спортсмен, беспредельщик и по собственному желанию бритая скотина. Он —
вор, воплощение порядочности и чести.
Многие по незнанию называют
братвой — бандитов. Братва — это те, кто за решёткой, в камерах и на зонах.
Большинство бандитов про зоны знает только из рассказов соседей по двору, в
понятиях — крайне слабы.
Что, конечно, никак
не мешает интеллектуалам
видеть только то, что бросается в глаза: братва — это бандиты! И решительно
не замечать того, что рулят
всем несколько другие граждане. С таким же успехом братвой могут быть и матросы.
- Прим. Goblina
назад[9] Босяк — урка, профессиональный уголовник и постоянный житель
мест лишения свободы, он же бродяга. К примеру, несудимый бандит — никакой
не босяк. И фраза "Держи
босяцкий подгон!" персонажа по кличке Кила из фильма "Бумер" — она неправильная.
Под "пачканьем" подразумевается распространение заведомо ложных
измышлений про честных людей, с целью запятнать их репутацию и поиметь с этого
выгоду. Поведение крайне недостойное.
Разбором подобных аморальных
явлений в дружном и честном арестантском коллективе занимаются воры или
специально назначенные исполнять обязанности воров положенцы. — Прим. Goblina
назад[10] Прогон — рекомендации вора, обязательные к исполнению
всеми мыслящими людьми на тюрьме, озабоченными вопросами морали и
нравственности.
Прогон — он по умолчанию воровской, мужицких прогонов
не бывает. Под словом
"прогон" подразумевается содержание послания, само послание, передаваемое из
камеры в камеру, называется малявой.
Прогоны пишут, а
не гонят. Гнать — значит
нести ахинею. Сказать человеку "да ты гонишь" — значит, усомниться в его
нормальности (гонят психи) и порядочности (обвинить во лжи). Это оскорбление, за
это спросят. — Прим. Goblina
^ТЮРЕМНЫЙ ЮМОР Как ни
парадоксально, но в тюрьме, несмотря на гнетущую атмосферу, довольно много
юмора. Грубый, примитивный и по-тюремному специфичный, но все же он есть.
[1] Анекдотов
тюремных мало, по-видимому, творение анекдотов слишком сложно для тюрьмы.
[2]
Смех — защитная реакция человеческой психики на цепь ударов и неудач,
состоявшихся в последнее время. Если в тюрьме
не смеяться — запросто можно
"поехать". Существует хорошая английская поговорка: если смеяться и плакать
одинаково бессмысленно, то лучше все-таки смеяться, чем плакать. Зэки эту
поговорку вряд ли знают, но следуют ей постоянно. Чем больше вы будете смеяться
и шутить, тем больше у вас останется шансов сохранить душевное равновесие и
не впасть в депрессию. Нужно
во всем и везде находить смешные стороны. Если таких сторон нет — надо их
создавать или заставлять себя улыбаться, пусть даже окружающие думают, что вы
идиот. Это не тот случай,
когда мнением окружающих надо дорожить.
Юмор должен соответствовать
тюрьме, быть таким же грубым и топорным, утонченные анекдоты
не то что рассказывать,
вспоминать не надо.
[3] В качестве
примера типичной вершины тюремного юмора можно привести следующий.
Сидит
в общей хате какой-то чудак по фамилии Семенов (фамилия взята наугад). Сидит
не слишком уютно,
не играет в камере ни
первых, ни вторых, ни даже третьих ролей, спит на "пальме" поближе к дючке.
[4] Следствие
по его делу давным-давно закончилось (мнение, что зэки долго сидят в СИЗО из-за
затянутого следствия — лоховское; следствие проводится в установленные сроки,
сидеть приходится долго из-за неповоротливых судов).
[5] Связи с
внешним миром у Семенова нет никакой, ему даже передачи некому носить, и от
тоски и не определенности
он пишет заявление такого содержания (стиль последующих записей полностью
сохранен).
Начальнику
Спец. части СИЗО г. ...
от подсудимого
Семенова Сергея Петровича
1972 г. рожд. ст. 93 к. 1 кам. 28
Заявление
Прошу Вас сообщить мне дату моего судебного
разбирательства в ... областном суде.
Заранее буду благодарен.
2.09.1999 г./Семенов/
Этот вполне обычный для тюрьмы документ
Семенов пишет на тетрадном листе в клеточку через строчку и всовывает рядом с
другими заявлениями в решетку возле кормушки, чтобы рано утром, когда будут
выдавать суточную норму хлеба (в тюрьме это называется "по хлебам"), старший по
корпусу передал всю эту писанину в спецотдел. Первая семья любой общей камеры
зачастую контролирует, кто из зэков что пишет (очень благородно!).
[6] По их
чертячьим понятиям это объясняется необходимостью выявлять тех, кто желает
попасть на встречу к куму. Можно подумать, кум такой осел, что
не сумеет придумать
незаметного способа встречи с нужным ему человеком (хотя, если признаться
честно, кум иногда бывает именно таким ослом).
Так вот, читая заявление
Семенова, самодеятельные цензоры от скуки и безнадеги тоже начинают шутить. Как
умеют. В пустые строчки они вписывают свои слова, в результате чего получается
вот такой шедевр тюремного юмора.
Начальнику
спец. части СИЗО г. ...
от подсудимого барбоса
не мыслящего по этой жизни
Семенова Сергея Петровича
работающим полотером в хате
1972 г. рожд. ст. 93 к.1 кам.28
при ответе
не звонить, кричать в
кормушку три раза —
"Семен", "Семен", "Семен".
Заявление
-челобитная Час добрый вашей хате, работы и
зарплаты. Прошу Вас сообщить мне дату,
которая мне как серпом по яйцам
моего судебного разбирательства в
этом, как вы уже знаете задроченном
: областном суде.
На этом "стоп", Жму краба, фарта в доме нашем.
Заранее буду благодарен.
С искренним уважением "Семен"
Привет по кругу всем достойным.
2.09.1999 г./Семенов/
Вот
так. Не КВН, конечно, но
тоже ничего.
[7] Выше этого
уровня шутить нельзя — не
поймут.
[8]
назад[1] Русские люди испокон веков славятся насмешливостью.
Жизнерадостности в нас особой нету, но вот желание и, главное, умение смеяться
надо всем на свете — в избытке.
При этом совершенно без разницы, где
происходит дело: в доме отдыха или в тюрьме, объекты для веселья будут выявлены
непременно и само веселье состоится обязательно.
Что касательно
специфики — так она везде есть, специфика. Ну и что, что
не всем понятно? Анекдоты
патологоанатомов тоже не
всем понятны, но смешными от этого быть
не перестают. — Прим.
Goblina
назад[2] Анекдотов конкретно "про тюрьму" действительно
не очень много. При этом
более чем достаточно анекдотов, где тюрьма занимает видное место.
Такая
наша ещё одна национальная особенность. — Прим. Goblina
назад[3] Тонкость юмора определяется уровнем интеллекта. Чем умнее
человек, тем тоньше юмор. И, кстати, по тонкости шуток наличие или отсутствие
ума определяется безошибочно.
Тупизна шуток — она
не есть "принадлежность
тюрьмы". Достаточно послушать анекдоты из народа в исполнении представителя
этого самого народа, где концовка чудовищно тупорылых анекдотов — непременно
рифмованная, а рассказчик эту концовку повторяет минимум трижды, чтобы до всех
слушателей дошло — над чем же надо смеяться.
Столкновение с собственным
народом — оно многих повергает в шок, да. — Прим. Goblina
назад[4] В смысле — на верхних нарах возле параши. — Прим. Goblina
назад[5] Это, однако, с какой стороны посмотреть. Переполненность
следственных изоляторов имеет и другую, ничуть
не менее вескую причину.
Сроки производства следствия по уголовному делу устанавливаются законом.
Например, определён срок следствия в два месяца. Неспециалисту может показаться,
что это очень много. Специалисту совершенно очевидно, что за два месяца вообще
практически ничего нельзя успеть — настолько неповоротлив механизм
делопроизводства.
Итак, дело возбуждено, следователь приступил к работе.
Для работы необходимо постоянно встречаться и беседовать с подозреваемым в
совершении преступления, с потерпевшим, со свидетелями. Совершенно очевидно, что
подозреваемый не имеет ни
малейшего желания встречаться со следователем — зачем ему это надо? В тюрьму
побыстрее попасть? Ни один вменяемый гражданин этого
не хочет. И вот следователь
пишет повестки, а подозреваемый — их яростно игнорирует. Может, умышленно.
Может, просто времени нет — работает человек, некогда ему со следователем
встречаться.
Следователю и то и другое — глубоко по барабану.
Следователь — он чиновник, и занимается
не самоутверждением, а
предписанными законом процедурами. Уголовное дело надо закончить в установленный
законом срок, а значит — надо сделать так, чтобы подозреваемый в любой момент
был под рукой. Его (подозреваемого) можно доставлять принудительно. По поручению
следователя занимаются этим, как правило, оперативники, которым это сильно
не нравится и у которых
своих забот хватает. В особо непростых случаях этим может заняться ОМОН или
СОБР.
Так, например, гражданину Собчаку в своё время следователь
прокуратуры выписал 38 (тридцать восемь) повесток, ни по одной из которых бывший
мэр на беседу к следователю
не явился. Тогда гражданина
принудительным порядком доставили в прокуратуру — с помощью спецподразделения.
Конечно же, это было грубейшим попранием прав! Гражданину Собчаку немедленно
стало дурно и заботливая жена тут же умчала его за границу — подальше от
проклятой прокуратуры.
Граждане попроще прятаться от правосудия за
границей не могут, но
тоже игнорируют его изо всех сил. Ну так вот чтобы такого
не происходило,
подозреваемого значительно проще "закрыть" в следственный изолятор, где он
всегда будет под рукой, а на допрос его в точно обозначенное время приведёт
конвой.
Через некоторое время следователь понимает, что это — наиболее
эффективный способ обращения с подозреваемыми, и начинает закрывать уже всех
подряд — во избежание. Вот так и наполняются СИЗО.
Кроме того, следует
знать, что срок следствия, обозначенный законом в два месяца, в случае
необходимости могут продлевать. Например, с двух месяцев — до года. А реальный
следователь — это не
"детектив Каменская", а простая тётенька, у которой кроме уголовных дел есть ещё
живой муж и дети, которые тоже требуют внимания ничуть
не меньшего, чем сидельцы в
СИЗО. Рабочий день — он тоже имеет начало и конец, плюс ещё выходные бывают.
Вот так отовсюду по чуть-чуть, а в итоге люди в камерах — как шпроты в
банках. — Прим. Goblina
назад[6] Тяга к знаниям — она естественна для любого человека. А если
от этих знаний зависит твоя судьба, тяга становится неудержимой.
Сбор
оперативной информации необходим в любой социальной организации — будь то ЮКОС
или тюремная камера. Людям, стоящим на вершине иерархической пирамиды, жизненно
необходимо знать, чем дышит коллектив, о чём думают люди и что именно хотят
сделать. Не зная этого,
руководить коллективом невозможно.
Именно поэтому любое руководство
занимается оперативными мероприятиями — подслушивает и подсматривает, собирает
слухи и сплетни, анализирует оные и приходит к определённым выводам, каковые
указывают направления к действиям.
Именно сбор и обработка самой
разнообразной информации, а
не чтение стихов
Мандельштама, помогает складывать цельную картину окружающей действительности.
За спецконтинегентом же наблюдать всегда интересно. Яростно отрицая
дурацкие государственные законы и питая лютую ненависть к милиции как таковой
(ужаснись: там Людей допрашивают!!!), как только доходит до самих — немедленно
начинают строить своё собственное микрогосударство: с правительством (воры),
милицией (сбор информации), судами (сходняки-правИла), армией (бойцы). При этом
считают, что так и должно быть.
Цирк на конной тяге. — Прим. Goblina
назад[7] Что характерно, "для тех кто в теме" — шутка смешная. —
Прим. Goblina
назад[8] Шутить можно как угодно. Понимать лично тебя никто
не обязан. Равно как и ты —
других. — Прим. Goblina
^ТАТУИРОВКИ История
тюремных татуировок древняя и запутанная.
[1] Существует
много толкований различных наколок. В МВД и департаменте имеются специальные
книги и альбомы, в которых разъясняется значение той или иной татуировки. Многие
"бывалые" зэки тоже любят порассказать о порядке нанесения наколок, их
правильном сочетании и "грозной" ответственности за необоснованно набитую
наколку.
Эти "теории"
не стоят ломаного гроша. Все
это бредни выживших из ума пенсионеров и "порожняки" тех, кто комплексует без
общего внимания и пытается привлечь его любым способом. Никто из живых (и зэков,
и ментов) не помнит того
времени, когда татуировки что-то там означали и когда за неправильно нанесенную
татуировку можно было нарваться на "спрос". Общее значение татуировок исчезло
примерно тогда, когда зэки разучились перестукиваться через стену, то есть после
расстрела последнего чекиста Лаврентия Берии.
[2]
Похоже, что в скором времени татуировок в тюрьме вообще
не будет, это уже и сейчас
становится не модным.
Раньше наколки выделяли человека сидевшего среди
не сидевших, очевидно, ими
гордились. Теперь же, когда на свободе тату-салонов стало чуть меньше, чем
парикмахерских, а наколки бьют даже нецелованные девочки, у серьезных арестантов
возникает все больше сомнений в целесообразности нательной живописи.
Администрация тюрьмы с татуировками борется. Толку от этой борьбы
никогда не было и нет,
зэков, расписанных, как тигры, от этого меньше
не стало. Смысл этой борьбы
не может сформулировать
никто, для чего эта возня продолжается — тоже никому
не известно, но по инерции
она лениво продолжается. Иногда какого-нибудь зэка, уличенного в нанесении
татуировки, наказывают, но чаще на это
не обращают внимания.
Реальная опасность тюремной татуировки — заражение СПИДом. Машинка для
татуировки — переделанная электробритва, краска — жженый каблук, игла ржавая и
грязная. Умный арестант должен понимать, что это
не самый приятный способ
подцепить СПИД или сифилис.
Наколка должна что-то обозначать. Смысл
армейской татуировки (как правило, убогой в художественном плане; откуда в армии
взяться специалисту?) понятен: навсегда оставить след о времени, когда ты, как
мужчина, с оружием в руках охранял покой Родины. Стоит ли с подобной целью
лепить тюремную татуировку, сомнительно, тем более что конкретного смысла она
не содержит. Больно смотреть
на иного человечка: заточка у него крысы, характер овцы, мозги курицы, а на
груди — леопард. Ну, и кто же он на самом деле?
[3]
Наколка не может
набиваться для красоты. Если появляется желание именно украсить себя
татуировкой, то лучше использовать более доступные и безболезненные способы,
накрасить губы, например. Что,
не хочется? Тогда и наколку
для красоты лепить не
нужно. Учтите, мужчину по настоящему украшают только четыре вещи — это шрамы,
морщины, седины и враги. Все остальное — бижутерия.
Есть еще одна беда
от наколок. На улице опытный глаз сразу "выхватывает" бывалого арестанта. Один
из явных признаков — в самую жару он одет в рубашку с длинным рукавом. Стыдно.
Когда-то по молодости и глупости разрисовал себя, а теперь стыдно.
[4]
Ну, а если мысль набить наколку все же вам пришла в голову, то,
во-первых, хорошо подумайте, что она будет символизировать, а во-вторых, нужно
не семь раз отмерить, а
двадцать семь. Потом уже резать. Это ведь навсегда.
назад[1] Несмотря на древность, история татуировок незатейлива и
понятна. Люди разрисовывают себя татуировками испокон веков. Ими украшали себя
солдаты римских легионов, разрисовывали себя викинги, на протяжении тысячелетий
заботливо колют и режут себя папуасы. Ну и на зонах народ
не отстаёт.
По фене
татуировка называется партак или мастюха. Зачем она нужна? Из названия можно
догадаться: для того, чтобы обозначить масть. В условиях лагеря, где ты
не можешь носить шмотки от
Гуччи, гонять на "шестисотом" или прохаживаться в мундире и при адмиральских
погонах, татуировка — одно из основных средств демонстрации и определения
статуса. Что характерно, по смыслу ничем
не отличающееся от часов
"Ролекс" или автомобиля "Роллс-Ройс".
Статусных татуировок немного. К
ним относятся: погоны на плечах, многоконечные звёзды на ключицах, кресты на
коленях, изображения различных видов котов. Все они определяют людей крайне
серьёзных, подпадающих категорию "отрицалова" — решительно отрицающих любые
установки администрации в местах лишения свободы. — Прим. Goblina
назад[2] Точка зрения, безусловно, интересная. Однако по различным
наколкам легко и без затей можно определить судим гражданин или нет, по какой
статье судим, сколько совершил "ходок", в какой категории сидельцев числится.
Это не так сложно, как
может показаться.
Безусловно, мастюхи —
не погоны. Строгая
регламентация, ясен пень, отсутствует — никто
не пишет уставов, определяя
тип наколки, её размер и расстояние от края до ключичной кости. "Единого
регламента" нет, и поэтому плодятся различные идиотские рассказы типа "во всю
спину собор, и сколько на соборе куполов — столько и ходок". Что, однако же,
никак не мешает наносить
на себя определённые, понятные для своих знаки.
Видишь в бане гражданина
со звёздами на ключицах — это как минимум серьёзный уголовный авторитет. Видишь
в бане гражданина со смешным чёртом на ягодицах, подкидывающим при ходьбе
лопатой "угля в топку" — перед тобой пассивный педераст. Причём первая
татуировка сделана добровольно, а вторая — насильно.
Татуировки
не "ушли" ни в какое
прошлое. И не уйдут
никогда. Они просто вместе со всей страной переживают революционный перелом. Ибо
и далее все будут украшать себя точно так же, как и раньше: и матросы, и
мотоциклисты, и десантники, и — уголовники.
Что касательно спроса за
татуировки, то это смотря куда попадёшь и с кем жизнь сведёт. Как в казарме:
есть деды, которых интересует только порядок и чистота в подразделении. А есть
деды, которым доставляет удовольствие глумёж над молодым солдатом. Повод для
глумежа найдётся всегда, например — неправильная татуировка. Попадёшь к такому —
вешайся.
Ну и конечно же массовый спрос за татуировки отсутствует по
причине революционной вакханалиии. Но это тоже временно. — Прим. Goblina
назад[3] Слово в слово то же самое можно сказать про абсолютно
любого обожателя татуировок, пирсинга, шрамирования. Тюрьма тут, как можно
догадаться, абсолютно не
при чём. Дело не в
отсутствии свободы, а в отсутствии мозга. — Прим. Goblina
назад[4] Скорее всего, ему
не столько стыдно, сколько
не нужно обозначать перед
окружающими свою принадлежность.
При других обстоятельствах — заголится
с удовольствием, и жути нагонит — мама,
не горюй. — Прим. Goblina
^ЗАЩИТА ПРАВ
Лишившись свободы, вы начнете ощущать нарушение своих прав
особенно остро. Причем восприниматься это будет как нарушение
не одного-двух, а всех ваших
прав одновременно: вас незаконно задержали, незаконно продержали сутки-двое без
составления документов,
не имея достаточных
оснований арестовали, не
дали встретиться с адвокатом,
не разрешили позвонить
домой, отобрали (не
изъяли, а отобрали) деньги и мобилку, нагрубили, оскорбили, побили и так далее.
Восприятие всего этого беспредела, конечно же, слишком субъективно.
Пройдет немного времени, страсти поулягутся, и вы поймете, что во многом
правоохранители действовали вполне законно, во всяком случае, наивно было бы
ожидать от них других действий.
Но ощущение несправедливости останется.
Тюрьма не даст этому
ощущению умереть, ваши права будут нарушаться и дальше, можете
не сомневаться. Ваше
отношение к этому станет более спокойным, взвешенным и философским, но причин
для возмущения будет немало.
Рано или поздно перед вами встанет вопрос:
обращаться по поводу несправедливости с жалобами или нет? В тюрьме этот вопрос
очень серьезный, а принятие решения сродни гамлетовским сомнениям. Человек,
имеющий совсем немного прав (это если официально) или, если неофициально, вообще
не имеющий никаких прав,
ставит на карту слишком многое: убогое благополучие, шаткое спокойствие и
иллюзию бесконфликтного существования.
Выбирать придется самому, исходя
из серьезности проблемы, обстоятельств и перспектив. Но ряд неписаных правил
нужно знать.
Что такое жалоба? Закон определяет ее как обращение с
требованием о восстановлении прав и защиты законных интересов граждан,
нарушенных действиями: (дальше понятно). Слова "требование" и "жалоба" очень
непохожи. Это как будто о разном. Требование — это воля, протест, вызов,
активное действие, а жалоба — это просящий взгляд, дрожащие губы, хныкающий
голос, размазанные сопли. Как же так?
Слово "жалоба", похоже, и
придумано было для того, чтобы обращаться с жалобами было стыдно, мол, уважающий
себя человек жаловаться
не станет, это удел
засранцев. В тюрьме культивируется и термин такой — "жалобщик". Исходит он от
тюремщиков, подхватывается какой-то частью зэков, причем
не обязательно холуями
администрации, просто глуповатыми. Слово это произносится презрительно, звучит
презрительно и воспринимается презрительно.
И напрасно. Презрения
заслуживает безответный лох, а человек, защищающий свои права, честь и
достоинство, всегда будет на голову выше этого лоха. Много лет назад один
опытный умный тюремщик, обучая молодежь, спокойно и доходчиво объяснил, что,
во-первых, человек защищает свое, и одно это заслуживает уважения, а, во-вторых,
жалобщик часто указывает администрации на недостатки и глупости, которые она
сама заметить не может (в
силу собственной глупости). Поэтому выслушать человека нужно всегда. И, если он
прав, то помочь.
Мысль, без сомнения, умная, но, вот беда — эта точка
зрения почти не
распространена среди тюремщиков, с учителями
не всем везет. Таковы
реалии.
Прежде всего вы должны сами для себя решить: быть вам жалобщиком
или быть вам безответным лохом.
Определите точно, что именно вы хотите
обжаловать? Сидя в тюрьме, жаловаться на милицию, прокуратуру и суд можно
сколько душе угодно. Для них вы сейчас далеко-далеко, вроде как на другой
планете. А администрации СИЗО на эти жалобы наплевать, ее они
не касаются. Жаловаться на
администрацию тюрьмы нужно поосторожнее: им это может
не понравиться, а от этих
людей вы сейчас очень зависимы, к ним вы находитесь очень близко.
Расспросив сокамерников, выясните существующую среди администрации
структуру формальных и неформальных отношений: кто кому подчиняется, кто и среди
кого имеет вес, кто с кем "кентуется" и кто с кем конфликтует.
Не надо вслепую верить
совету какого-нибудь знатока в камере, мол, жалуйся "хозяину". Пусть объяснит,
если он такой просвещенный, почему он так считает, на чьем опыте его совет
основан, какие реальные примеры (
не фантастические, а самые
приземленные) он сможет привести?
Всякий удар должен быть своевременным
и наноситься точно в цель. Жалоба должна решать проблему, а
не создавать вокруг нее
хипиш. Поэтому надо точно определить уровень конкретного сотрудника, которому вы
пожалуетесь. Обратитесь слишком низко — проблема
не решится. Обратитесь
высоко — все равно жалобу спустят вниз, и кому она попадет — неизвестно.
Преобладающее большинство тюремных проблем решается в тюрьме. Вряд ли стоит по
любому поводу (ну, например: вам в передаче колбасу
не донесли) жаловаться
Генеральному прокурору.
Не приедет он искать вашу
колбасу, не интересно
ему. В этом случае, скорее всего, колбасу вообще никто искать
не станет. А обратитесь,
скажем, к начальнику режимного отдела или "своему" оперу, недостачу, глядишь, и
возместят.
Не
нужно рваться попасть на прием или написать начальнику тюрьмы. Во-первых, он сам
никогда вашей проблемой
не займется, кому-нибудь
поручит и забудет поинтересоваться результатом. Во-вторых, если начальника зэки
называют "Хозяйка", а не
"Хозяин" (к сожалению, в восьмидесяти процентах случаев их именно так и
называют, наверное, заслуженно), то, сами посудите, стоит ли обращаться к
хозяйке?
Кличка или название конкретного человека в виде женского
имени (Светка, Наташка, Барбара) или слова женского рода (Хозяйка) в тюрьме
считается верхом презрения. Так называют петухов. Стремление искать
правду у самого высокого начальника является заблуждением, однако оно очень
распространено и практически неистребимо.
Заблуждение это основывается
вот на чем. Масса зэков представляется как стая волков, а масса тюремщиков — как
свора волкодавов. А во главе волкодавов, естественно, самый матерый волкодавище.
Самый сильный, самый мудрый, самый справедливый. В реальной жизни масса зэков —
это бесформенная толпа мышей, крыс, паршивых овец и шакалов. Попадаются, правда,
и волки, и рыси, и леопарды. Но
не часто. А масса тюремщиков
- это дворняги, шавки и моськи. Хотя попадаются и волкодавы, и гончие, и ищейки.
Тоже не часто. Во главе
дворняг редко оказывается волкодав, скорее, это умеющая хорошо приспособиться к
вышестоящему начальству шавка. Должность начальника тюрьмы абсолютно
не связана с риском для
жизни и здоровья, разве что с коммерческим риском в теневой экономике, и с
риском попасться на взятке. Волкодавов же побаиваются те шавки, которые
находятся под ними, рядом с ними и над ними.
Помните, у Высоцкого: "У
начальника Березкина ох и гонор, ох и понт! И душа крест-накрест досками...", и
дальше: "...только с нами был он смел, высшей мерой наградил его трибунал за
самострел". Давным-давно нет ни трибуналов, ни высшей меры, но начальники
березкины никуда не
исчезли. Не исчезли и их
гонор, их понт и их "смелость".
Самый удобный способ пожаловаться — это
устно обратиться к кому-то из руководства СИЗО во время еженедельного обхода
камер. Начальнику и его заместителям положено раз в неделю обходить все камеры и
интересоваться житьем-бытьем арестантов. Как они выполняют эту обязанность,
конечно, большой вопрос. Бывает, неделями и месяцами
не появляются. Но если такой
появится, нужно обязательно рассказать ему о своей проблеме. Желательно перед
этим сформулировать мысль, чтобы
не "буксовать", а то
не поймут, чего вы хотите.
Ваше заявление обязательно выслушают, кто-то запишет, скажут:
разберемся. Девяносто девять процентов вероятности, что никто разбираться
не станет, или поручат
какому-то "шнурку", который все равно ладу
не даст. Ничего, это
нормально, во всяком случае, ожидаемо. Ровно через неделю повторите свое
заявление тем же тоном, что и раньше,
не показывая эмоций. Но при
этом обязательно добавьте, что гражданин начальник обещал проблему решить (хотя
никто вам ничего не
обещал, "разберемся" и "решим" — разные вещи). Гражданин начальник
не помнит, что он вам
говорил, и в присутствии свиты, которая его сопровождает при обходе, ему станет
немного стыдно (на самом деле, стыдно ему никогда
не бывает, просто возникнет
некоторая неловкость: как же так, он такой важный и великий, а подчиненные
проигнорировали его существование). После этого, вероятность решения вашей
проблемы возрастет с одного процента до тридцати. А это уже надежда.
Через неделю спектакль можно повторить, но, если и после этого проблема
не решится,- забудьте ее,
значит, она не решится
никогда.
Первая и главная сложность, с которой сталкивается зэк,
написавший жалобу — как сделать так, чтобы она дошла до адресата. Существующая
система движения зэковских жалоб по существу является системой по прекращению
этого движения. Зэк не
имеет возможности отправить жалобу по почте или вручить ее лично, жалобы рано
утром забирает из всех камер старший по корпусу (так называемый корпусной). Ни в
каком журнале он их не
фиксирует, нигде не
расписывается, ответственности за них
не несет. Куда он их девает
- неизвестно никому, кроме него самого. В любой тюрьме "работает" сказочный
персонаж — майор Корзинкин, который "рассматривает" большинство жалоб (у
Корзинкина есть еще и брат-близнец, который "работает" прокурором). Поэтому,
направляя жалобу, будьте заранее настроены на то, что она попадет именно к
Корзинкину.
[1]
Чтобы этого не произошло,
нужно выбрать самого добросовестного корпусного (они работают посменно) и
попросить его, чтобы он отнес жалобу куда следует. Как правило, этого
достаточно, у всех корпусных нормальные отношения с зэками и портить их ему
смысла никакого нет. Не
исключено, что у него приоткроется "клюв". Ну, что ж, можно что-нибудь ему в
клюв бросить, а можно и
не бросать.
[2]
И так сделает.
Коварный майор Корзинкин может перехватить жалобу и
позже, но вы на этот процесс уже
не повлияете. Вам останется
только ждать.
Жалоба должна содержать минимум требований: в куче
вопросов обязательно утонет главный. Если у вас есть несколько претензий, лучше
написать о них в разных жалобах, которые направить в разное время.
Не засоряйте жалобу разным
мусором, не
подтвержденным доказательствами. Это распространенная ошибка — написать побольше
гадостей, авось, какая-нибудь пролезет. Лучше пусть жалоба содержит только один
факт, но этот факт должен быть подтвержден.
Даже если ваша жалоба дойдет
по адресу и будет рассмотрена, это еще
не значит, что она будет
рассмотрена по существу. В бюрократической практике имеется целый набор приемов,
как ответить на жалобу так, чтобы на нее
не ответить. Во-первых,
сроки ее рассмотрения максимально затянутся. Закон определяет, что жалоба,
не требующая дополнительного
изучения, должна быть рассмотрена немедленно. Но если чиновник дебильный, ему
всегда понадобится дополнительное изучение. Во всяком случае, ему выгоднее
показаться идиотом (сам же он это в зеркале
не видит), чем удовлетворить
ваше законное требование. Поэтому реально ответ на жалобу придет дней через
сорок, не раньше. В этом
есть немалый смысл: у большинства людей за это время обида перегорит, и
жаловаться они больше не
станут.
Ответ на жалобу будет всегда по теме, но практически всегда
не по существу. Половину
текста займет глупая фраза о том, что "...ваша жалоба была рассмотрена..." (и
верблюду понятно, что раз пришел ответ, то была рассмотрена), дальше будет
написано громоздкое название организации, которая ее рассмотрела (а
не громоздких названий
сейчас нет). А во второй половине, скорее всего, разъяснят, куда вам нужно
обратиться и сошлются на парочку законов (точнее, на парочку названий законов —
ссылок на конкретные правовые нормы и цитат, конечно,
не будет). Интересно, где в
тюрьме зэк найдет текст закона, чтобы убедиться в правильности ответа? Чиновник
же не несет никакой
ответственности за глупость, только за несвоевременность ответа.
Если вы
повторно обратитесь с жалобой, то можете получить вообще восхитительную реакцию,
вроде такой — "ваша жалоба аналогичного содержания была рассмотрена, и вам
направлен ответ". Что, мол, ты, дурак, еще хочешь? Поэтому прежде чем
жаловаться, подумайте, готовы вы к этому "марафону"? И коль уж пожаловались, то
не "раскатывайте губу" и
относитесь к последующим событиям с юмором.
Не зацикливайтесь на жалобе,
не тратьте нервы,
здоровье дороже.
Необходимо точно определить цель, которой вы хотите
добиться. Говоря образно, рассчитывайте так: если я прошу сотку, а получу
червонец, то и это неплохо.
Имейте в виду, куда бы вы ни направили
жалобу, хоть президенту, хоть начальнику вокзала, хоть в комитет советских
женщин, рассматривать ее будут две организации: или областное тюремное
управление, или прокуратура. С управлением все ясно, вряд ли вы найдете там
понимание. Да и на прокуроров тоже особо рассчитывать
не стоит, они же свои,
местные, из Швейцарии не
приедут.
Но иногда между правоохранителями возникают "войны", что-то там
они поделить не могут.
Вот во время этих "боевых действий" ваша жалоба может оказаться серьезным
оружием.
Не нужно
думать, что после вашей жалобы свершится революция. Это единичные случаи, когда
по жалобе зэка или его родственников кого-то осудили или хотя бы выгнали.
Бывало, что наказывали, но тоже нечасто. Но, несмотря на это, в жалобах смысл
есть. Их не любит никто:
ни тот, на кого жалуются, ни тот, кто проверяет жалобы, ни тот, кто должен
принимать по ним решение. Поэтому администрация старается устранить причины,
порождающие жалобы — так спокойней.
Выше говорилось, что жаловаться на
администрацию надо осторожно, но это
не значит, что,
пожаловавшись, вы выйдете на тропу смертельной войны. Ничего подобного, "щемить"
вас вряд ли станут, побоятся. Кроме того, в силу разобщенности тюремщиков жалоба
заденет интересы только одного или нескольких сотрудников, другим же от нее
будет ни жарко, ни холодно, а кое-кто еще и порадуется. Так что бояться писать
жалобы не нужно.
"Наступить на хвост" умному и настырному жалобщику мало кто умеет и
абсолютно никто не хочет.
Как-то один зэк, надо признать, весьма неглупый и грамотный, своими жалобами
довел администрацию до того, что с ним уже боялись общаться. Он стал даже
издеваться над начальством: выбирать себе условия существования, камеру, где ему
хочется сидеть.
Этот случай, конечно, нетипичный, копировать его
не нужно, но иметь в виду
можно. Умник этот в результате перегнул палку и "ответил" — его закатали в
рубашку. На ровном месте, по беспределу, но оформили все так, что даже он со
своим опытом матерого сутяги по этому поводу жаловаться
не стал, понимая
бессмысленность жалобы. Просто он выпросил, чтобы им занялись люди неглупые и
неленивые. Но случай этот, повторяю, нетипичный. Неглупых и неленивых
сотрудников в тюрьме почти что нет.
Также
не стоит опасаться осуждения
ваших действий другими зэками. Обязательно найдется кто-то, кто начнет "чесать
по ушам", что жаловаться — это
не по понятиям, "западляну".
Либо этот человек не
понимает, что говорит, но любит, чтобы его послушали и "метет", что попало
(короче, черт), либо, что случается чаще, он — кумовской. Третьего варианта нет.
Если ваша жалоба заденет интересы и права других зэков — это точно будет
не по понятиям, свою же
судьбу каждый решает, как может. Драться за свое (любыми способами) — вполне по
понятиям.
Администрация может попытаться столкнуть вас лбами с
сокамерниками, проводя, например, незапланированные обыски. У них это называется
"применять макаренковский метод воспитания через коллектив" (надо признать, что
никто из тюремщиков Антона Семеновича Макаренко
не читал, а попроси любого
дать определение слова "коллектив", в ответ только замычит, как корова). Но
системы в этих действиях все равно
не будет. Те, кого жалоба
задела, будут поручать проводить шмоны тем, кого она
не касается. Один-два обыска
- и наступит тишина.
Воровское движение (в широком смысле,
не имеются в виду действия
конкретного вора или воров) даже использует целенаправленные жалобы зэков и их
родственников, чтобы воздействовать на обстановку в тюрьме, успокоить слишком
энергичных ментов или сделать поскромнее слишком жадных. И надо признать, что
этот путь достаточно эффективный. Слишком шустрый становится более
рассудительным, а слишком жадный умеряет аппетит.
Чтобы обойти вредного
майора Корзинкина, зэки часто направляют жалобы нелегально. Как это делается —
объяснять смысла нет, на месте будет все понятно. Если уж в тюрьмы попадает
водка, наркотики, мобильные телефоны и даже боевое оружие, то неужели непонятно,
как из нее выходят жалобы? Когда по такой жалобе начнется проверка, тюремное
начальство попытается наказать ее автора. Законные основания для этого есть —
подобное направление жалоб запрещено. Но как показывает практика, наказывают
только особо глупых зэков, которые сами этот факт признают. Если вы твердо
заявите, что передали жалобу через корпусного, никто обратного
не докажет. Любая палка о
двух концах, и система по прекращению движения жалоб сработает вам на пользу.
Ну и последнее. Постарайтесь писать жалобу пограмотнее. Текст должен
быть лаконичным, изложение должно идти по схеме: время, место, событие.
Грамматических ошибок должно быть как можно меньше, цель жалобы — обратить
внимание, а не вызывать
смех.
назад[1] "Майор Корзинкин" и "прокурор Корзинкин" —
смешные названия стандартной, сплетенной из проволоки мусорной корзины.
"Передать жалобу прокурору Корзинкину" — значит, выкинуть её в мусорное
ведро.- Прим. Goblina
назад[2] "Бросить в клюв" — в смысле денег дать. — Прим.
Goblina
^НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС В
тюрьму попадают люди всех национальностей, без разбора. Процентное соотношение
зэков разных национальностей примерно соответствует такому же соотношению на
свободе в данной местности.
При этом в тюрьме наблюдается парадоксальное
явление: любое недоверие, ненависть, высмеивание или иное напряжение,
существующее между представителями разных национальностей на свободе, в тюрьме
почти полностью исчезают. Объяснения этому нет, такой факт существует, и все.
[1] Эти
отношения существовали во времена тюрем тоталитаризма, в период перестройки,
существуют сегодня и наверняка будут существовать завтра. Теории, о которых
приходится слышать, дескать, почвой для шовинизма, национальной розни и
ненависти являются бедность, неграмотность, забитость и отсутствие прав, в
тюрьме не срабатывают.
[2] Нет
человека бедней, забитей и бесправней зэка, но межнациональных распрей в тюрьме
не было и нет. В самый
разгар Нагорно-Карабахского конфликта азербайджанец и армянин мирно сидели в
одной камере, вместе ели-пили и еще шептали друг другу на ухо что-то на только
им понятном языке, замышляя какую-то свою хитрую выгоду.
[3]
Тюрьма, с ее привычно грубыми отношениями, конечно же, разделяет зэков
по национальностям, при этом используются слова, оскорбительные на свободе, но
не в тюрьме. Еврея в
глаза называют "жид", кавказца — "зверь", россиянина откуда-нибудь из глубинки —
"кацап", уроженца западных областей Украины — "бандера". При этом никто никого
не хочет оскорбить, а
потому никто и не
оскорбляется.
[4] Так
как тюрьма не признает в
общении фамилий, зэки месяцами могут находиться рядом, активно общаться,
приятельствовать и ссориться, но при этом знать друг о друге только, что вот это
- Юра Кацап, а это — Вова Жид. Национальность используется в качестве
определяющего или уточняющего признака. Одного называют Сережа Крымский, другого
- Толя Харьковский, а третьего — Федя Зверь (зверь, понятно,
не потому, что он людоед, а
потому что родом, допустим, из Дагестана и зовут его Фарид).
Иногда
неприязнь к зэкам некоторых национальностей или национальных групп все же
присутствует, но вызвано это
не национальной враждой, а
другой причиной. К цыганам или тем же зверям относятся порой настороженно и
недружелюбно из-за того, что они свои дела обсуждают на непонятном для
окружающих языке ("хрюкают по-звериному"). Русским или украинским зэкам это,
понятно, не нравится —
они, кроме своего полуматерного, другого языка
не знают. Но национализм
здесь не при чем.
[5]
Словом "жид" не
всегда называют только еврея. Так как национальным признаком евреев считается
сообразительность и умение извлечь выгоду в любой, даже пропащей, ситуации, то
жидом могут называть любого человека с быстрыми мозгами, хоть и фамилия у него,
допустим, Петрусенко. Зверем могут назвать любого, внешне похожего на кавказца.
Элементы межнациональной розни в тюрьму привносят тюремщики — у них
психология только наполовину зэковская. Так, при какой-нибудь "раздаче"
азербайджанец обязательно получит пару лишних пинков или ударов палкой только за
то, что он зверь, чеченец "ответит" за кровь русских солдат и слезы их матерей,
а еврей или цыган — за то, что, падла, еще
не всех обдурил. Но при этом
истинного задора менты, как правило,
не проявляют, а просто
исполняют, как ритуал, норму поведения. Нужно же продемонстрировать начальству и
окружающим свою тупую принципиальность и вроде как патриотизм.
[6]
Несколько особняком стоит отношение общей массы зэков к неграм, китайцам
или вьетнамцам, которых в тюрьме с каждым годом становится все больше (как и на
свободе). К ним относятся слегка презрительно и насмешливо, но причина этого в
том, что зэки смотрят на этих забавных ребят, как на что-то экзотическое. Но
негр или китаец от этого
не страдает, воспринимает
нормально, понимает, что вождем хаты ему все равно
не быть.
[7]
назад[1] Объяснение этому есть, и оно, как водится, примитивно.
Если на данной территории обитает 98% русских и 2% нерусских, то в
местах лишения свободы картина будет примерно соответствовать тому, что снаружи.
При этом "держать масть" в местах лишения свободы будут те, кого больше.
Но если в зону подгонят сплочённую группу парней с Кавказа,
парадоксальное явление станет ещё более парадоксальным — власть возьмут они. И с
национальным напряжением будет полный порядок. — Прим. Goblina
назад[2]В Советском Союзе жили советские люди, и любые
националистические телодвижения пресекались властью на корню. Советские люди
впитывали это с молоком матери — мы все одинаковые, вне зависимости от цвета
волос и разреза глаз.
Данные установки ушли из общественного сознания
не сразу, но они ушли.
Теперь мы чётко знаем, что есть высшие расы — они живут в США, в Европе и возле
неё, и есть уроды, живущие вокруг нас, которых нам надо гонять. Значительно
страшнее то, что живущие вокруг нас уроды
не без оснований считают
уродами нас. И гоняют нас значительно бодрее, чем мы их.
В общем, как
только количественное соотношение изменится, всё тут же сработает. Общеизвестный
факт: представители бывших республик советского юга прекрасные люди — до тех
пор, пока их не соберётся
трое.
Если их соберётся больше, чем трое — туши свет, с национальной
ненавистью будет полный порядок. — Прим. Goblina
назад[3] Было бы крайне интересно проследить за судьбами двух
замечательных друзей после выхода на свободу. Чтобы скрывающегося от воинского
призыва азербайджанца выдали властям Азербайджана (в своё время бежали от
призыва в Россию просто толпами). Там бы его призвали бы на службу и отправили в
окопы Карабаха. Армянин поехал бы защищать Родину сам, как это у них принято.
Как бы они заворковали при встрече?
Ну или поглядеть на эту крепкую
дружбу хотя бы в условиях овощного рынка, где вокруг земляки, которые активно
друг друга поддерживают в том числе и в национальном вопросе. — Прим. Goblina
назад[4] Русские по причине своей многочисленности практически
никогда не задумываются о
том, что каким-то образом оскорбляют представителей других национальностей.
Каждый знает, что слово жид — оскорбительное. Каждый знает, что называть
человека зверем — значит, зачислять его в животные.
Но назвал еврея
жидом — и чё? Нормально, он ведь и есть жид. Назвал автор кавказца зверем — и
чё? Он же зверь и есть, уж всяко
не человек. А вот на
обозначение "русская свинья" соотечественники почему-то обижаются.
Следует отметить, что "жидом" и "зверем" зовут только того, кто
позволяет себя так звать. То есть людей слабых,
не могущих постоять за себя.
В данном случае говорить об отсутствии "обиды" как-то неловко. — Прим. Goblina
назад[5] Правилами хорошего тона, в простонародье именуемыми
понятиями, не
рекомендуется разговаривать на иностранных языках в присутствии людей, этих
языков не понимающих.
Попытки "гыркать по-своему" расцениваются как откровенное неуважение к
окружающим, и непременно влекут за собой последствия.
Коллектив надо
уважать. Национализм здесь действительно ни при чём, по башке настучат на общих
основаниях. — Прим. Goblina
назад[6] Поразительно, но в национальных тюрьмах точно так же
относятся к русским. — Прим. Goblina
назад[7] Что, конечно, исключительно наглядно подтверждает тезис об
отсутствии националистических проявлений в местах лишения свободы. — Прим.
Goblina