Около полудня с целью внезапной проверки городского быта выбежал на улицу. На улице было прохладно, 10 градусов. Изо рта выходил лёгкий пар, из других естественных отверстий не выходило ничего. Вырвался из подворотни на Лиговский проспект и тут же заметил заливку бетона.
Подобен ягуару, крупными прыжками я приблизился к месту заливки. Забрался на валяющуюся железобетонную сваю, одним движением извлёк
мега-фотоаппарат и приступил к съёмке. Не успел схватить пару гениальных ракурсов, как вдруг сбоку раздались перекрывающие бетономешалку вопли: «Уважаемый! Уважаемый!!!»
Многие не знают, но «уважаемый» — общепринятое обращение на зонах. Естественно, в ходе демократических реформ, когда уголовники взяли управление страной в свои опытные и умелые руки, слово перебралось в повседневную речь миллионов граждан. И если не так давно судимого гражданина можно было опознать с пары-тройки фраз, то благодаря свободе СМИ у нас уже давно вся страна разговаривает так, будто каждый второй лет пять под нарами просидел.
Отметив краем уха наличие воплей, отважно продолжаю съёмку. Краем глаза, свободного от поиска композиции, наблюдаю источник воплей — гражданина, что мечется за огромной лужей бетона. Закончив фотосессию, элегантно поворачиваюсь и вопросительно выгибаю бровь – дескать, в чём дело, любезный? В ответ злобные выкрики: разрешение фотографировать – есть?! Недрогнувшей рукой навожу мега-аппарат на заблокированного бетонной лужей гражданина. Гражданин тут же прыгает в сторону и поворачивается спиной. Судя по отработанности движений – хотел залечь и откатиться, но жидкий бетон помешал.
Запихиваю аппарат в сумку и вежливо интересуюсь: в чём же дело? Заметив отсутствие в моих руках техники, гражданин в два прыжка перескакивает через бетон и снова свирепо осведомляется, есть ли у меня разрешение на съёмку? Задаю вежливый вопрос: на что именно мне, проходящему мимо, надо разрешение? И тут же по-столичныму вежливо интересуюсь: а какое ваше, гражданин без формы и без ксивы, собачье дело, что я тут снимаю? Наблюдая невыносимую работу ума в поисках ответа, сообщаю, что фотографирую для себя. Немедленно следует вопрос: тогда откуда такой дорогой фотоаппарат?! Купил, говорю. А он в ответ, уже абсолютно успокоившись: счастливый, говорит, вы человек, раз можете себе такое купить.
Побрёл я от него, счастливый. По дороге думал – как мало, оказывается, гражданам для счастья надо. Накопил денег на фотоаппарат – и вот оно, счастье! Непонятно только, почему нельзя фотографировать бетономешалку? Особенно в свете технического прогресса в области телефонов, где уже чуть ли не в каждый второй встроен фотоаппарат. Как можно запретить фотографировать, если вообще непонятно, фотографирует человек или по телефону говорит?
Конечно, любому очевидно, что бетон заливают ветераны Талибана. Непонятно другое: чего суетиться, если из окон домов и прохожим всё равно всех талибов видно уже скоро полгода как? Ведь надо наоборот, привлекать прессу: смотрите, как у нас всё здорово, грамотно и красиво! Размах таджыкской деятельности, кстати, впечатляет. Видимо, по окончании квартала поступили государственные деньги, и люди, которые всё лето вяло ковырялись, вдруг с полным озверением набросились на работу — весь город за неделю раскопали. Надо понимать, ждали, когда все вернутся из летних отпусков, чтобы жизнь мёдом не казалась. Или всё руководство в отпуске всё лето провело? Вот оно – государственное финансирование. Хорошо хоть Фрадкова этого сняли. Правильно его во внешнюю разведку назначили – он и там теперь всё по уму наладит.
На подходах к Московскому вокзалу – нездоровое скопление асфальтовых катков. Одни носятся (именно носятся) по Лиговке вдоль, другие резко мечутся поперёк. Асфальтовый каток нынче пошёл высокотехнологичный, с промышленным вибратором. Катит – земля дрожит на полквартала. Страшно даже думать, что творится в метро. Чует сердце, закатывают на совесть, минимум до весны асфальт продержится. В крайнем случае — до нового года простоит.
Возле метро площадь Восстания ожесточённо плясали кришнаиты. Кришнаитов в Питере мало, практически всех я давно знаю в лицо. Куда ни пойдёшь в выходные — везде они. На воскресные пляски ходят как на работу – с флагами, с баяном. Жрёшь на Восстания — угостят пирожным, идёшь по Невскому — они мимо пляшут, в прошлые выходные отрывались в Катькином саду. Раньше в этом садике только гомосеки и шахматисты тусовались, а теперь вот пришла древняя культура.
Кришнаитов, повторюсь, мало. Узок их круг. Страшно далеки они от народа. А вот еду готовят отличную, любителям пожрать – настоятельно рекомендую (ресторан Гауранга, Лиговский проспект, дом 17).
Неподалёку от Восстания посетил маленький книжный магазинчик. В магазинчике сидело две девочки, и одна рассказывала другой о своих непростых отношениях с молодыми людьми. Покупатель в магазине был ровно один — я. Но меня они, конечно, не замечали — мало ли дебилов в магазин заходит? И вот одна говорит другой: дескать, она с с обоими молодыми людьми дружит, но с одним она дружит сильнее, а с другим всего пару раз спала. Не в смысле – трахалась, а просто в одной койке заночевали. И, говорит, представляешь – первому это страшно не понравилось! Вторая с неподдельным ужасом восклицает: иди ты?! А чё это он, как думаешь?! Первая отвечает: ну разве ты не знаешь, все мужчины – такие собственники! Не имея возможности вступить в дискуссию, с воем выбежал на улицу.
Обратно снова шёл мимо Восстания, и тут вдруг ко мне подходит прилично одетая девица. Девицы ко мне регулярно подходят – чтобы денег попросить, у нас это модно. Я им всегда пару рублей выдаю – а ну как девушки голодают или ещё чего? Я вообще всем деньги даю, кто не похож на профессионального нищего. Особенно много выдаю алкоголикам и солдатам. Алкоголики, кстати, всегда чётко обозначают сумму: например, просят 8 рублей 36 копеек. Поскольку вся жизнь прошла среди алкашей, человеку с похмелья не помочь нельзя. Выдаю минима 50 рублей, а то и 100. Солдатам выдаю строго 100.
При этом за алкоголиков не переживаю – люди взрослые, эти могут умело потратить любую сумму. А за солдат переживаю всегда – малолетние обязательно нажрутся до полной невменяемости, а потом или кого-нибудь забьют до полусмерти, либо изнасилуют войскового товарища. Но и не дать нельзя – просто так нормальный человек не попрошайничает. Явно солдатику деньги нужны, поэтому надо дать. Правда, как-то раз я деньги из кармана вынул, и тут же понял, что сейчас меня солдатики за эти деньги — тово. Хорошо сострил вовремя, а иначе быть беде.
Кстати, третьего дня ко мне ночью подошёл бомж-кавказец. На плохом русском попросил денег. Я даже слегка подрастерялся: нерусский бомж в наше время большая редкость. Дал бомжу сто рублей, так он ещё метров сто в спину кричал всякие «бисмилля» — так сильно обрадовался. Бомж-кавказец – это уже край, надо понимать – влились в местное общество окончательно.
Ну так вот, подходит девица, и я уже прикидываю – дать ей чирик или нет? А она вдруг спрашивает: мужчина, вы не хотите отдохнуть? Я от неожиданности аж на часы посмотрел – это сколько сейчас времени, что отдыхать с девками пора?! Оказалось 12:30. Эвон какая нынешняя молодёжь до денег жадная — с утра начинают бомбить. В голове роились мысли.
Когда-то давно знал тамошнего сутенёра. Шлюхи у него были настолько страшные, что словами не передать. Всем под сорок, а на вид — не меньше ста. Сутенёра Серёгу давно убили, работа опасная. Жуткие шлюхи поразбежались и тоже сгинули, точка освободилась. А тут — гляди-ка, ростки новой жизни! Приглашают, понятно, на хату — не у метро же совокупляться. Видимо, фотоаппарат мой понравился. Но мне он тоже нравится, поэтому девке выдал ж0сткий отказ и снова пошёл домой.
В обчем, в городе всё хорошо: таджыки бетонируют, катки трамбуют, шлюхи спозаранку на работе.
Жизнь налаживается.
Как правильно читать новости на oper.ru
Краткий FAQ
Новости
VIP
