«В каждой шутке есть доля шутки», – добавляю я, упоминая о Константине Львовиче Эрнсте как о самом значительном своем телевизионном достижении. И еще вспоминаю игривые вирши Андрея Макаревича: «В этом мире случайностей нет и крайне редки совпаденья». Костя с раннего детства мечтал снимать кино. Но стал ТВ-боссом и ТВ-мастером. Так совпало. Потому что в середине восьмидесятых нас познакомила Наташа Макаревич, младшая сестра основателя «Машины времени», который жил тогда в одном дворе с Константином. Я, в свою очередь, познакомил Костю с Александром Любимовым. И оказался Эрнст в «Останкино»...
Весь наш нынешний истеблишмент родом из Питера. И руководитель самого могущественного отечественного телеканала в своих интервью тоже любит пробросить, что, мол, вырос на Восьмой линии Васильевского острова. Ну так и есть. Рос. И вырос. Стал Большим.
Дружба — понятие историческое. В том смысле, что, проходя сквозь историю (построения бизнеса, или карьеры, или даже целой страны с ее новыми чертами и стилем жизни), дружба становится совершенно другим понятием. Какими мы были двадцать или даже тридцать лет назад? Что в нас осталось от тех людей, предположим, 1989 года? А что исчезло навсегда? Об этом очерк известного московского журналиста Евгения Додолева.
НЕБОЛЬШОЙ ОАЗИС В БОЛЬШОЙ ДЕРЖАВЕ
«В каждой шутке есть доля шутки», – добавляю я, упоминая о Константине Львовиче Эрнсте как о самом значительном своем телевизионном достижении. И еще вспоминаю игривые вирши Андрея Макаревича: «В этом мире случайностей нет и крайне редки совпаденья». Костя с раннего детства мечтал снимать кино. Но стал ТВ-боссом и ТВ-мастером. Так совпало. Потому что в середине восьмидесятых нас познакомила Наташа Макаревич, младшая сестра основателя «Машины времени», который жил тогда в одном дворе с Константином. Я, в свою очередь, познакомил Костю с Александром Любимовым. И оказался Эрнст в «Останкино»…
Весь наш нынешний истеблишмент родом из Питера. И руководитель самого могущественного отечественного телеканала в своих интервью тоже любит пробросить, что, мол, вырос на Восьмой линии Васильевского острова. Ну так и есть. Рос. И вырос. Стал Большим.
Только он такой же ленинградец, как, например, рожденный в СССР Юрий Шевчук. Потому что родился-то будущий матадор российского ТВ в хрущевке на «Соколе», в семье перспективного сельхозвельможи Льва Константиновича Эрнста. Назвали его Костей в честь дедушки. Потом отца, профессора Эрнста, перевели в Ленинград. А когда в восьмидесятые его в очередной раз повысили и он стал вице-президентом ВАСХНИЛ, семья переехала в белокаменную и Костя вновь стал москвичом.
Рассказывая мне о новичке в нашей тогдашней компании, Наташа категорично заявила: «Ну с этим ты точно не сойдешься. Совсем вы разные. Вам даже поговорить не о чем будет».
Угу. Закончили мы этот день на Костиной кухне в компании его подружек. Через неделю мы с ним вдвоем уехали. Каникулярничать в Крым. В незабвенный Никитский ботанический сад, где на территории благоухающего заповедника в ту пору располагался уникальный мини-пансионат для сельхозакадемиков, и, естественно, Костин отец, второй человек в академии, имел возможность переруливать свою квоту на единственное чадо.
Райский оазис в бумагах ВАСХНИЛ, по всей видимости, числился как полигон для выращивания чудесных мегаперсиков, кража коих из-под носа недокормленных сторожевых овчарок и вооруженных дробовиками пьяниц охранников была одним (но, увы, не единственным) из наших экстремальных крымских развлечений. И ездили мы туда до тех пор, пока не рухнула страна, в которой только и возможно было существование столь нерентабельных и по-пелевински невероятных заведений, как дом отдыха в Никитском саду.
Эрнст был мастером ситуации, он умел администрировать отношения даже в масштабе застолья. Никто не роптал
Ночные набеги утилитарной основы не имели. Кормили академиков в приватной столовке не то чтобы изысканно, но вполне по советским меркам деликатесно. Сельхозэлита гурманствовала по чину и профилю своего позиционирования, так что витаминов и калорий хватало. Кражи носили исключительно спортивный характер: бесплатный аттракцион с умеренным риском получить порцию дроби или укус разъяренного пса.
Во время дневной прогулки, возвращаясь из сельского магазинчика с бутылками приторной «Изабеллы» вдоль периметра секретного лабораторного сада, мы находили «точку входа» – место, которое казалось подходящим для персик-авантюры.
Отправлялись на «жатву» после полуночного купания в запретной зоне на мысе Монтедор. Плескание в темноте, с одной стороны, вымывало хмель, а с другой, учитывая безрассудное ныряние среди хищно отточенных скал заповедника, – поднимало уровень адреналина на «операционный уровень».
Где-то в час-два ночи, оставив кого-нибудь из девчонок на атасе, мы перемахивали через темную ограду, инкрустированную узорами «колючки» разного калибра, и по-пластунски прокрадывались через парфюмерно благоухающий кустарник к экспериментальной плантации. Поскольку, повторю, экзерсисы наши не были коммерчески обоснованы, не было у нас, как правило, с собой и никакой емкости. Мы на ощупь находили достаточно спелые плоды и складывали их в застиранные майки, этакий кенгурятник.
Иногда раздавались хриплый лай и пьяная ругань охранников: мы, рассыпая добычу, давясь от сдерживаемого смеха и тихо матерясь при падениях, бежали к точке входа/выхода, порой сбиваясь в темноте с маршрута и оказываясь почти что в западне. Тогда, бросив весь «урожай» и впиваясь зубами в какой-нибудь персик (ну чтобы не совсем зазря пострадать), мы кидались на ограду и, рискуя джинсами, раздираемыми колючей проволокой, и лодыжками, подворачиваемыми в акробатических погонях, перемахивали через рубеж, разделяющий наше «академическое» существование от приключений, которые, полагаю, подпадали если не под Уголовный кодекс, то под Административный точно.
В удачные ночи мы наворовывали по нескольку кило персиков. Раскладывали их под кроватями, чтобы доспевали. Горничная находила фрукты и доносила директору. Это был очень дипломатичный мужчина лет сорока по фамилии Ширвинский, поражавший нас тем, что, перманентно находясь в курортной зоне, умудрялся предохраняться от черноморского ультрафиолета без всяких шляп и санблоков, гипнотизируя собеседников какой-то вампирской белизной эпидермиса, которую подчеркивали смолисто-черные волосы.
Он приходил в номер и с демонстративно ироничной улыбкой осведомлялся, откуда, мол, красота такая. Повторю: персики таких формы и окраски не продавались в принципе; я видел нечто подобное только в Южной Америке. Экспериментальная какая-то тема была, поэтому легально приобрести эти плоды не было возможности. Мы что-то нагло врали про загадочную старушку, одарившую нас персиками за то, что ее перевели через шоссе. Со вздохом товарищ директор удалялся. На следующий день перед полдником мы обнаруживали у себя на столе огромную коробку с аккуратно подобранными экземплярами секретных персиков. Угощали ими девушек. Но всякий раз были раздосадованы. Это ведь как у восточного купца купить что-нибудь не торгуясь: весь кайф обломан, никаких эмоций и ощущения охоты. Так что через неделю мы вновь в кровь царапали локти, перемахивая в запретную зону. Не персики нужны были нам, но азарт.
Миниатюрный двухэтажный комплекс для ученых с дюжиной номеров располагался на красивом скалистом пьедестале, обсаженном реликтовыми деревьями, откуда открывался впечатляющий вид на Ялтинский залив. А на приватный пляж для заслуженных ботаников можно было попасть двумя волшебными путями: либо вальяжно спуститься по живописной полукилометровой лестнице, траекторившей среди неимоверных экзотических кустов, либо на экспресс-лифте и далее через мрачный просторный тоннель, выбитый в крымском граните и напоминающий столичное метро. Очевидно, что себестоимость этой по-сталински размашистой конструкции и ее эксплуатация не могли быть компенсированы даже если бы над ней располагался многоэтажный отель с номерами по тысяче долларов за ночь. Естественно, резиденты той райской точки почти ничего не платили. А имели многое. «Они рубль считают за два и имеют на завтрак имбирный лимон», негодовал БГ, и был неправ. Потому что, имея на завтрак «имбирный лимон», мы помнили о том, что рубль неконвертируем. И желали это дело исправить. И желания свои вскоре реализовали. Каждый по-своему.
БОЛЬШОЙ
Впрочем, не возьмусь утверждать, что Костины мечты на сто процентов реализованы. Повторюсь: он с младых ногтей бредил кинематографом. И не как потребитель кинопродукции, а как человек для кино рожденный: он в нем разбирался много лучше самых маститых отечественных профи. Однако пошел, что называется, по стопам родителя. Его отец был заслуженным биологом, и единственное чадо поступило в соответствующий вуз, на биофак Ленинградского универа.
Поэтому, между прочим, в нашей компании у Кости было прозвище Ботаник, которое, подчеркну, абсолютно не имело нынешней пренебрежительной коннотации. Просто тем самым обозначался тогдашний фронт служебных интересов перспективного советского микробиолога и будущего постсоветского медиамагната.
– Сейчас Ботаник приедет, познакомишься, – лукаво молвила Наташа Макаревич, знавшая, что я недоверчиво привечаю новичков, не апробированных ветеранами нашей тусовки на нейтральной территории типа пляжа в Серебряном бору или притона в Сокольниках, которым служила однокомнатная квартира на втором этаже хрущевской пятиэтажки.
Хозяином притона был небезызвестный Миша Королев – сертифицированная душа компании, обладатель чудного волжского баса, простенькой гитары, ну и (да-да) старого любительского фотоаппарата. Сокурсник Анатолия «Криса» Кельми и Владимира «Джеймса» Кузьмина. В ту пору ни разу не культовый фотограф российского глянца.
Нет, не было тогда в Москве ни глянца, ни России. Был сплошной СССР, и мы все дружно и старательно опровергали лживый тезис о том, что секса у нас нет. Случались, конечно, «дни, когда опустишь руки, и не ни слов, ни музыки, ни сил», но в основном наши будни – в контексте серых телеканалов, заполненных скучной камерной музыкой и бесконечными монотонными репортажами с нескончаемых съездов разномасштабных подразделений КПСС & ВЛКСМ, – были заполнены отнюдь не безопасным сексом, подпольными рок-концертами, разнузданным весельем, фрондой, и все это было плотно упаковано и залито липким портвейном.
Те, кто обладал свободной территорией, всегда становились жертвами набегов. Звезда мгимошных дискотек Саша Любимов, где он был диск-жокеем, снимал всего лишь комнату в коммуналке и не мог привечать гостей. А вот будущий фотограф номер один Королев, сожительствующий на тридцати квадратных метрах со своей ироничной подружкой, медсестрой Надей, имевшей в силу профспецифики доступ к самым интересным препаратам, вынужден был принимать гостей семь раз в неделю.
МАЛЕНЬКИЕ МАКАРЕВИЧИ
Особенно, конечно, ценилась «площадка Макаревича». Сам-то музыкант жил на площади Гагарина, однако прописан был в однокомнатной квартире на Комсомольском проспекте, что напротив МДМ. В этом богемном гнезде на первом этаже кирпичной девятиэтажки жила его единственная сестренка. Которая, в свою очередь, была прописана в квартире родителей, находившейся в этом же доме, но несколькими этажами выше. Последнее обстоятельство было бесспорным преимуществом точки: продукты никогда не кончались. Ни-ког-да. В любое время юную Наталь Вадимовну можно было склонить к вылазке в родительский холодильник за банкой паюсной или коробкой гэдээровского печенья.
Наташа вышла замуж в шестнадцать лет, якобы по залету банальному, а на самом деле по любви истинной. Просто, чтобы влюбленные не жили во грехе, родители им сделали соответствующую справку для ЗАГСа. Мама Макаревичей, Нинэль Марковна, была медиком со стажем, потому получить такую лицензию на ранний брак ей труда не составляло.
Натальин муж, Валера Воронин, лет на пять постарше супруги. Единственный в той компании, кто прошел школу срочной службы в рядах «непобедимой и легендарной» («Кто в армии служил, тот в цирке не смеется» – его любимая присказка). Обладатель завидной атлетической фигуры, хитроватого неисчерпаемого обаяния, бесспорного чувства юмора, загадочной славянской ироничности и немереного тестостерона, что доказывала ранняя лысина, которая придавала спортивному улыбчивому блондину солидный шарм. Его молодая супруга, напротив, была миниатюрной брюнеткой с таинственным восточным драйвом и вечно пылающими очами. Оба учились в МАрхИ, который Андрей Макаревич не без проблем (его слили с дневного отделения за «Машину времени») закончил года за три до моего с этой семьей знакомства. Чтобы отличать эту пару от семейства Макаревича-старшего, за глаза их звали «Маленькие».
Ни у меня, ни у Кости в тот момент не было сомнений, что страна лишилась своего ТВ-кумира: столько красной влаги мы видели только в голливудских боевиках
Кстати, Костю Эрнста Оля Воронина почему-то никогда особенно не жаловала, хотя он был другом семьи достаточно долго и та же программа «Смак» (что изначально, до прихода Вани Урганта, означало «С МАКаревичем») на Первом появилась именно с подачи Эрнста, который тогда каналом не руководил, но имел серьезное влияние на Влада Листьева, как раз в 1993-м возглавившего телекомпанию ВИD.
В тот же Никитский сад мы, бывало, ездили втроем: Эрнст, младшая Макаревич и я. Потом в том же составе, но вместо Наташи – ее муж. В полном комплекте, увы, поехать не смогли ни разу. Родился Андрюша, племянник Андрея Макаревича, и жить в одном номере с младенцем было не с руки, учитывая тогдашние наши алкогольные пристрастия. Потом Маленькие с Костей общаться перестали, погрузившись, видимо, в карьеростроительство и воспитание наследника.
БОЛЬШОЕ СЕРДЦЕ «МАЛЕНЬКОЙ ВЕРЫ»
В Никитском все жили действительно в одном номере. Сейчас даже трудно представить, что одну, пусть и просторную, комнату делило несколько весьма самостоятельных людей, привыкших все-таки к определенному комфорту. Эрнст был мастером ситуации, он умел администрировать отношения даже в масштабе застолья. Никто не роптал, потому что всем было хорошо.
Рекордным было лето 1989 года. Тогда в отведенный двадцатисемилетнему биологу Константин Львовичу номер на втором этаже чудо-пансионата вселилось полдюжины непростых гостей: Андрей Макаревич, Саша Любимов, Наташа Негода и Сергей Толстиков, естественно, сам инициатор крымского вояжа Костя Эрнст и я.
Правда, тогдашний секс-символ державы Негода, приехавшая в Никитский вместе со своим тогдашним ухажером Толстиковым, через пару дней нашла какую-то частную квартирку на горе между Нижним и Приморским парками. И влюбленная парочка оперативно освободила шикарный балкон, на котором располагалась койка их медового месяца. Условно говоря «медового», поскольку Сергей, как жаловалась Наталья, был хронически женат. Впрочем, лет десять или более после той поездки они прожили душа в душу, не знаю, уж насколько юридически при этом легализовав свои отношения.
Негода только что прошла через очередные разборки с непросыхающим балагуром Мишей Ефремовым, с которым бурно и нервно романилась с 1985 года, после его возвращения из армии. Она, кстати, училась в мастерской Ефремова-старшего в Школе-студии МХАТ, что не могло не обсуждаться среди богемы.
Тогда у кинобомонда еще не было моды на мезальянс: актрисы, быть может, и влюблялись в дедушек-кумиров, но до огласки или, тем паче, до ЗАГСа как-то не доходило. Михаил, замечу, лишь на два дня старше Натальи, а Толстиков – на шесть лет. Негоде в то ялтинское лето было ровно столько же, сколько Юлии Высоцкой на день свадьбы с разменявшим седьмой десяток Андреем Кончаловским.
После драматического развала тандема Ефремов–Негода им сочувствовали: по Сеньке была шапка, как говорится, оба казались сторонним наблюдателям трогательно непутевыми затейниками. Сочувствовали, пока Н. Н. не вытащила – с подачи народной артистки СССР Татьяны Лиозновой – лотерейный билет «Маленькой Веры» и триумфально не прогремела на весь мир. Режиссер Василий Пикуль, между прочим, всего на пару лет старше актрисы, взял Наташу потому, что Ирина Апексимова неожиданно от роли Веры отказалась, а Негода очень кстати явилась в тот день на Киностудию Горького за дебютным гонораром и попалась на глаза кому надо.
Ефремов, справедливости ради замечу, стал всесоюзной полузвездой еще до срочной службы, в четырнадцать лет сыграв роль бравого мальчика Пети Копейкина в ленте «Когда я стану великаном».
Так что союз у них был сплетнеобразующий. Роман угарный. И, существуй тогда у нас светская хроника как жанр, они обеспечили бы хлебом насущным легион папарацци. Перед съемками «Маленькой Веры» пара скандально разошлась, а во время съемок до Ефремова долетали из Мариуполя слухи об интрижке его бывшей пассии с партнером по фильму красавцем Андреем Соколовым. Хотя, думаю, разговоры были постулированы сюжетом сценария и скандальной постельной сценой, ставшей в истории советского кино революционной. Свечку никто не держал, сама же Наталья игриво отшучивалась.
Короче, Негоду расспросами кто, кого, как и почему мы не грузили.
Сергей Толстиков – совершенно неожиданно – в киноиндустрию вернулся лишь в прошлом году,типа, подвинув Никиту Михалкова на посту исполнительного директора Федерального фонда социально-экономической поддержки отечественной кинематографии. До этого он без лишнего шума рулил в Альфа-банке и «Трансмашхолдинге».
Негода, помнится, говорила, что ее ухажер – сын видного ленинградского партийца Василия Толстикова, который был хозяином города до Григория Романова, а затем послом СССР в Нидерландах. Мы как-то во время пьянки в ПРОКе наехали на Сергея с допросом, но он энергично свое родство с партийцем отрицал, говорил, что корни его в Костроме. Ну да ладно, проехали.
Толстиков был таким ну совсем небогемным перцем, вполне, по-моему, похожим на бодрого комсомольского функционера, из циничной обоймы которых, собственно, и формировались все наши олигархи. Однако он заслужил определенный респект в тусовке и как бы даже прославился тем, что во время Московского кинофестиваля совершенно конкретно дал в репу журналисту, разместившему в каком-то листке фото его спутницы с инициалами Н. Н. по соседству с изображением М. М. (Мэрилин Монро). Так и было написано, как помню: «Н. Н. и М. М.» – черным по белому. Не знаю, правда, что в данной публикации было оскорбительное для Негоды.
Не знаю, но догадываюсь. Никаких интернетов тогда, само собой, не было. Жили мы в Советском Союзе и все информационные потоки не ловили, а генерировали сами. Это я к тому, что Наташа полуподпольно снялась для облоги культового заокеанского журнала Playboy, получила за это какую-то немыслимую по советским меркам сумму и дала в Штатах полсотни интервью. И не очень рассчитывала, что обо всем этом узнают на родине.
Журнал вышел в мае 1989-го; майки со слоганом «From Russia with love» были в том году хитом так называемых сопутствующих продаж издания в Штатах. Негода отымела свои пятнадцать минут славы в глобальном масштабе. Это реально была Девушка года. Гиперкомпенсация для тихой экс-студентки Школы-студии МХАТ, которая в эротическом смысле была, пожалуй, наименее востребованной на своем курсе. Да и работа в Театре юного зрителя, где она специализировалась на ролях совсем не плейбоевских зайчиков, никаких радужных перспектив ей не рисовала.
Она всех сделала. Всех. Даже тех киношников-ханжей, которые с возгласами «позор!» покинули Дом кино во время памятной премьеры культовой ленты. Ее на самом деле зауважали. Полюбили. Восхищением захлебнулись. Конкретно. Хотя, впрочем, употребить по прямому назначению никто из старых приятелей не стремился все равно.
Надо понимать всесоюзный размах и триумфальный характер ее тогдашней популярности. Даже не знаю, как это прикинуть в нынешней системе координат. Это – при традиционном для СССР дефиците информации о западных звездах – как сегодняшняя Анастасия Заворотнюк, возведенная в квадрат бюста Анны Семенович. И сейчас про Жигунова шутят, что он, мол, не бывший гардемарин, а бывший Заворотнюк.
Негода была официально признана лучшей актрисой 1988 года «Советским экраном». Скандальная «Маленькая Вера» только-только получила Большой специальный приз жюри Международного кинофестиваля в Монреале и премию ФИПРЕССИ в Венеции. Наталья собирала урожай призов: Гран-при в Чикаго, титул лучшей актрисы в Женеве, «Ника-88» и т. п.
Биохимик Костя утверждал, что Негода очень способная актриса, и что скандальная слава не даст ей взлететь. Прав оказался. Она так и осталась Маленькой Верой. И в Америке у нее карьера не покатила. Все ставки были сделаны неправильно. То, что Толстиков был экономистом по образованию, его возлюбленной не помогло.
Костя, имевший гусарскую репутацию ловеласа и мутивший тайные романы с юными певичками, побледнел, но тему форсировать не стал
Она на самом деле фантастическая актриса. Помню, как-то крымским вечером я пробросил, листая номер журнала с ее ню-фотками, дескать, умеют же там ребята с натурой работать, свет грамотно выставлять и фотошопить людей до неузнаваемости. Без всякой подколки сказал, отхлебнув глоток приторного местного напитка, то, что думал. Поняв, что ее здесь совсем не рассматривают как волшебную глянцевую секс-бомбу, Наташа, меланхолично затушив сигарету, процедила:
– Свет, хм… Свет правильный, это, чтоб ты знал, когда изнутри. Смотри!
И тут же исполнила какое-то немыслимое па на стуле. Это было нечто феерическое. Непонятное. В один искристый миг она обернулась совершенно другой. Выше стала как будто, сексуальнее, ярче. И при этом – воздушной. Богиней. Она действительно великая лицедейка, потому что может в мгновение ока тотально преображаться. Образ творить. Без всякого грима, репетиций, сценария и режиссера. Просто Наташа включала что-то в себе, и метаморфоза случалась невероятная, почти анимационная.
А еще Негода была единственным в кинобомонде человеком с золотой карточкой American Express. Она водила нас в интуристовскую «Ялту», где за валюту можно было надегустироваться импортного пива, которое отличалось от «Жигулевского» так же, как студентка-тихоня мхатовской студии отличалась от дерзкой секс-богини с обложки майского Playboy в обрезанной маечке с надписью «Мы за мир», проходившей по линии сосков, и двумя часами на левом запястье, но зато без трусиков.
Наталья по-купечески транжирила, просаживая гонорар за «голые» заокеанские съемки, с легкостью венского вальса. Не то чтобы денег было очень много, просто казалось, что это лишь начало и дальше всего будет больше: долларов, обложек, премий, ролей, восторгов. Коротким был шаг от стандартной оплаты за роль комсомолки Зины в фильме «Завтра была война» до $$$-вознагражденияза съемку в самом популярном на тот момент журнале мира, за попытку провести экземпляр которого в страну можно было совсем недавно вылететь из партии, лишиться работы и погубить жизнь-карьеру.
Карточку у нее украли какие-то ялтинские мальчишки. Что не очень ее огорчило. И не очень обрадовало, когда заветный кусочек пластика ей вернули на следующий же день: то ли пацаны не знали, как воспользоваться диковинным платежным инструментом, то ли им объяснили, у кого AmEx была похищена.
МАЛЕНЬКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
То, что Негода с Толстиковым нашли-таки себе в разгар курортного сезона какое-то левое пристанище на горе, всем оказалось на руку. Потому что Макаревич первые несколько ночей вообще спал внизу, на пляжном лежаке, что было, с одной стороны, очень целебно (убаюкивающий звук прибоя плюс насыщенный йодом черноморский бриз), а с другой – несколько стремно.
На смену сонной советской эпохе шли лихие девяностые. Укромный заповедный пляж Никитского ботанического сада потихоньку превращался в место ночных «стрелок» здешних бандитов. Покуривая ночами на балконе, мы наблюдали, как там, внизу, неслышно съезжались неброских цветов «девятки», шустрили темные фигуры, пусть изредка, но постреливали.
Короче, за Макара мы беспокоились. Так что Костя организовал обитель для легенды нашего рока в каком-то здании на территории сада; точно не помню, что-то вроде общежития для служащих Приморского или Нижнего сада. Там были гипсовые колонны и не было «удобств»: душевые располагались на первом этаже, причем, что забавно, в стиле унисекс, то есть не делились на мужские и женские, а функционировали по принципу «кто первый встал, того и тапки».
А с бандитами вышла раз история. Не припомню уже почему, но как-то часа в три ночи мы втроем – Макаревич, Эрнст и я – выходили из остывающей после ресторанного угара «Ялты». И прямо на выходе молодой «боец» демонстрировал свой новенький парабеллум смешливой официантке, с вдохновением курившей «косяк»: хозяева города, хозяева момента. Никого не боялись. Макаревич привлек внимание бандита своей узнаваемой прической а-ля Джимми Хендрикс. А раздражение, кажется, вызвал все же Костя. Своим без малого двухметровым ростом – это во-первых. А во-вторых, по нему совершенно не было видно, что он выпил. Что с учетом времени и места казалось, видимо, просто оскорбительным. Подозреваю, что именно из-за внушительных габаритов и твердой походки будущий вождь отечественного ТВ пригрезился обладателю огнестрельной игрушки телохранителем рок-звезды Макаревича, и это подействовало на «быка» как алое полотнище матадора.
Откуда-то взялись еще двое «братков». Тоже со стволами. С холодными ощупывающими глазами. Бритыми затылками, лаконичными челками. Затеялся мутный и скользкий «базар». Который закончился предложением подвести нас домой, в заповедную нашу обитель. Ясно, что это было из тех предложений, от которых не принято отказываться.
У них была какая-то не очень новая, но все же иномарка, что по тогдашним меркам, по-моему, достаточно круто. Так сложилось, что я оказался на штурманском месте и показывал водиле дорогу к тайному пансионату. На заднем сиденье между двумя укуренными «пацанами» стиснули невозмутимо подремывающего Макара и Ботаника, который без удержу гарцевал на тонком льду столичного стеба, ведя с вооруженными отморозками беседу на грани провокации. Хотя, казалось, мы все должны были резко протрезветь, поскольку быть застреленными в те годы было значительно проще, чем найти экземпляр Playboy с Негодой. Под занавес старший бритоголовый с заднего сиденья, который всю дорогу благоухал чесноком и тыкал мне в затылок потертой волыной, спросил у меня домашний адрес, пообещав приехать в Москву «навестить». Я назвал настоящий. Как флегматично заметил Эрнст наутро во время позднего завтрака в нашей солнечной академстоловке, правильно сделал:
– А если бы ты соврал (глагол был употреблен ненормативный. – Е. Д.), КУРСИВ ДЛЯ ВЕРСТКИ он бы это точно почуял…
– …Нас бы пристрелили, – лукаво жмурясь, добавил Андрей Вадимыч, который даже в столь ранний час ухитрялся найти какую-то субстанцию для опохмела.
Это ночное приключение никоим образом не остудило наш пыл: мы по-прежнему совершали ночные вылазки в курортную Ялту, умудряясь при этом не пропускать божественно вкусные завтраки, которые стряпала светлокожая коротко стриженная блондинка Таня, про которую бдительный Эрнст всем вожделеющим превентивно объяснял: она замужем.
МАЛЕНЬКАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ БЕЗ БОЛЬШИХ ПОСЛЕДСТВИЙ
Саша Любимов к тому времени уже свалил в Москву. Пролив здесь немало крови.
Телефоны в пансионатских номерах поставили позже, а тогда аппарат был лишь на стойке дежурного внизу. И еще один – в чудо-лифте, на случай если кто-нибудь из академиков застрянет. С первого этажа вдоль левой стороны фасада поднималась лестница. Лестничные площадки от жилых этажей отделяли стеклянные стены, в которые были врезаны стеклянные же двери. И оба этих обстоятельства, телефон и стена, едва не стоили самому харизматичному ведущему «Взгляда» жизни.
Люби, УДАРЕНИЕ НА Ю как его в ту пору звали приятели, был очень, факт, деятельным. Отправляясь тем летом с нами в Никитский, он заставил всех присягнуть на верность здоровому образу жизни, который трактовался как непременная утренняя пробежка с последующим плаваньем кролем. До завтрака, само собой. Потом уже было позволено легкомысленно бухать дешевое разливное вино, ошпаривать себя черноморским ультрафиолетом, окрашивать легкие никотином, трескать недожаренные шашлыки на набережной, практиковать незащищенный секс с полоумными студентками и делать множество других летних вещей, категорически полезных для оттачивания кармы. Но до завтрака – полчаса спорта. Хотя бы полчаса.
В первый день Александр Михалычу в джокинг-компании было единодушно отказано с мотивом «вчера же только прилетели, блин». Во второй – на основании тотального обгара конечностей. Ну а на третий… уже по сложившейся традиции.
Любимов рассекал по утреннему саду соло, пугая глупых пернатых и полусонных ящериц. За завтраком ворчал, стебался, клеймил нас позором, обвинял в предательстве интересов гласности и перестройки, всячески хотел в Москву и требовал от нас компенсации в виде посильного участия в программе «Взгляд», что всерьез тогда никем не было воспринято.
Я совершенно не понимал, зачем надо остервенело бегать ранним утром, когда можно сколь угодно плавать днем. Тем более что вечерами все упивались так же, как в Москве, только вино здешнее было вкуснее и дешевле.
Ему нравились девушки, внешность которых в двух словах можно было описать как «антипод матери»
Однажды, когда мы, вернувшись с ужина, болтали, сидя на балконе, и лениво любовались огнями вечерней развратной Ялты, смешивая аромат реликтового можжевельника с ядовитым дымом болгарских сигарет «Опал», дежурный, деликатно постучав в дверь, сообщил:
– Любимова к телефону, Лысенко из Москвы.
Саша, ждавший звонка руководителя «Взгляда», ломанулся на выход. Слишком быстро. И неправильно. Траекторию не выстроил. Через мгновение раздались ужасающий грохот, немузыкальный звон, стенающий мат. Переглянувшись, мы вскочили, едва не опрокинув столик с южными яствами. Костя распахнул дверь номера. На лестнице метрах в пяти-шести от нас, покачиваясь, живописно сползал по стене окровавленный Люби: эритроциты хлестали из десятков порезов, разукрасивших двухметровую стать ведущего. Саня просто прошел сквозь прозрачную стену, взрезав, как тогда казалось, все артерии своего могучего организма раскрошенным в калейдоскопические осколки стеклом. Он шарил руками по загорелому корпусу, растерянно пытаясь перекрыть хлещущую кровь, которая превратила его полосатые шорты в алые. Ни у меня, ни у Кости в тот момент не было сомнений, что страна лишилась своего ТВ-кумира: столько красной влаги мы видели только в голливудских боевиках. Липко-красным было залито все: стена, лестница, площадка. Пара тонких багровых ниточек украсила даже потолок.
Напомню, что тайный пансионат располагался на границе заповедника, в самом глухом закоулке Никитского ботанического сада. Никакая «скорая» не нашла бы этот зашифрованный оазис за полчаса, которые были отведены пострадавшему.
У пристани, метрах в трехстах от нашего интимного пляжа, оставлял на ночь свой старенький «Москвич-423» какой-то морской человек, которому можно позвонить: «Он живет рядом с Верхним садом», – дрожащим голосом сказал офигевший от брутального зрелища дежурный. Он же включил чудо-лифт, доступ к которому вечером был запрещен. Минут через пять-десять мы уже были рядом с сереньким латаным-перелатаным универсалом. Ждать хозяина с ключами никто не намеревался, но и грамотно вскрывать автомобили – проволокой или линейкой – никто из нас, впрочем, не умел: булыжником рассадили стекло с пассажирской стороны.
Люби, невзирая на серьезность ситуации, продолжал с невозмутимым видом шутить:
– Не-е-е, ни фига, я сюда не сяду, там битое стекло, вдруг порежусь.
Однако нам было не до шуток. Само собой, в кино мы сто раз видели, как угонщики заводят машину напрямую, но опыта ни у кого из нас не было.
Тем же массивным образцом местной гальки, которым мы разбили стекло, я снес язычок, блокирующий рулевую систему. Разбираться с цветом проводов в темноте не было возможности; Костя отодрал все провода разом и собрал их в плотный пучок. Все включилось одновременно: стартер, зажигание, габариты… даже «дворники», по-моему.
До засыпающей Ялты домчались, как казалось, за пару минут, с почти истерическим надрывом распевая любимую тогда Сашей «We Will Rock You» группы Queen.
Переполох в приемном отделении больницы был знатный. Накладывать три дюжины швов сбежался десяток медиков: всем сестрам хотелось потрогать живого ведущего мегапрограммы. Программы, работать над очередным выпуском которой он улетел на следующий день.
Вопрос с компенсацией за экстренное надругательство над заслуженным «Москвичом» Эрнст как-то решал сам. С владельцем залитого кровью автомобиля я так и не познакомился.
БОЛЬШОЙ ЗАХОД
Там же, в Никитском саду, я познакомил Эрнста с его тезкой Кинчевым.
Костю Панфилова, лидера питерской рок-команды «Алиса», я знал через тусовку Миши Королева, в которой были супруги-наркоманы, жившие в одном доме с будущей рок-звездой, знаменитом двадцатипятиэтажном здании рядом с гостиницей «Космос».
Костя Панфилов-Кинчев, про которого фанаты из грозной «Армии Алисы» желают ведать, что он родился на какой-нибудь питерской помойке между котельной Виктора Цоя и сакраментальной кафешкой «Сайгон», на самом деле единственный ребенок в семье респектабельного столичного профессора.
Начинал рокер с исполнения бардовской лирики не без элементов тонкого стеба. Стихи писал нежные, музыку – плавную. Все очень неплохо, но абсолютно мимо кассы своей демонической красоты. Гитарист ленинградского бит-квартета «Секрет» Андрей «Забл» Заблудовский надоумил Константин Евгенича сменить имидж и перебраться в рок-столицу СССР, где под патронажем генерала КГБ Олега Калугина не без успеха функционировал знаменитый рок-клуб.
Не помню, что делали тем летом в Крыму Кинчев со своей женой Сашей Амановой… Скорее всего, «Алиса» гастролировала: все же курортный сезон – время чесов. Как бы то ни было, я пригласил их погостить в «нашем» пансионате.
Естественно, парочка остановилась у нас в номере. И, опять же естественно, ночью Кинчев дал концерт на балконе. И кто однажды слышал это, «тот не забудет никогда». Во всяком случае, разбуженные гитарой академики на следующее утро за традиционным диетическим завтраком выговаривали Эрнсту строго, с опаской косясь на мрачного с похмелья растатуированного Доктора Кинчева с его ослепительной спутницей.
Тогда же, за завтраком, родилась идея снять клип на одну из песен «Алисы». Клип стал первой киноработой биолога Эрнста. И показана эта работа была в самой популярной программе страны.
БОЛЬШОЙ ПРОРЫВ
Мы с Люби хотели привлечь Эрнста к работе над «Взглядом», поскольку о том, что нужна свежая кровь, уже в открытую говорили начальники, Эдуард Сагалаев и Анатолий Лысенко. Поэтому, собственно, и расширялась тогда линейка ведущих. Любимов пригласил на соведение меня. Сережа Ломакин, формально возглавлявший «взглядовский» отдел молодежки, сел в эфир сам, а позже привлек для соведения и моего коллегу по «Совершенно секретно» Артема Боровика. Кстати, прошлой зимой Лысый совершенно ошеломил меня, рассказав, что в качестве ведущего молодежного супершоу рассматривался бесподобный КВН-человек Александр Маслюков. Он даже провел один из выпусков «Взгляда», чего я, признаюсь, не помню.
Короче, Костя был готов попробовать себя в амплуа телевизионного режиссера и никто из нас не сомневался, что у него получится. Однако в молодежке практиковалась суровая дедовщина. Все сидевшие тогда за пультами прошли бескомпромиссную ТВ-школу. Андрей Разбаш и Ваня Демидов поднимались по-честному, с нижних ступеней, с позиции осветителя. Просто привести еще одного мальчика-мажора и тупо сказать «вот он пусть попробует» не мог даже властный Любимов, шарм которого Лысенко, бесспорно, ценил, нутром телевизионным понимая, что Саша в известной степени человек для «Взгляда» незаменимый (если допустить, что незаменимые в принципе бывают).
Косте не нравились самоуверенные рослые спортивные грудастые шатенки. Его всегда привлекали миниатюрные брюнетки с горящими живыми оливами вместо холодных серых очей
И тут сложилась хитрая комбинация.
В 1988 году постановлением ЦК КПСС и совета министров СССР была основана некая как бы государственная контора под названием «Всесоюзное производственно-творческое объединение “Видеофильм”». И, как часто тогда случалось, поползли слухи, что похищена немалая доля из выделенных на приобретение оборудования двадцати миллионов долларов, тогда весьма значительной суммы. Возглавил «Видеофильм» Олег Уралов, хороший знакомый Эрнста-старшего.
У «Взгляда» же, который к тому времени превратился в реальный бастион четвертой власти, складывались непростые отношения со всеми прочими властями. И если на начальном этапе, как рассказывал мне Анатолий Малкин, проект мог похвастаться литерным финансированием, то уже через несколько недель после дебютного эфира у программы начались кое-какие трудности. Кстати, Лысенко утверждает, что именно из-за этих, сугубо меркантильных, соображений тандем Малкин–Прошутинская остыл к своему детищу, не угадав революционный потенциал будущего чемпиона отечественного эфира.
Короче, там не хватало всего. Монтажные смены давали в самое неудобное, ночное, время, выпросить камеру на выезд часто было проблемой. А у «Видеофильма» аппаратные, свет и операторские прибамбасы были классом выше. Техника свежезакупленная. Камеры и кассеты Betacam SP. На излете восьмидесятых такие в «Останкино» были лишь в Дирекции информационного вещания, где делали державную программу «Время». Молодежка работала на стареньких Betacam.
И вот родилась идея. Костя договорился с Ураловым: «Видеофильм» отдает свои аппаратные под монтаж передачи, плюс в нашем распоряжении две новеньких камеры для командировки в Ленинград. И тогда режиссером осеннего выпуска, который по утвержденному графику должны были вести мы с Любимовым, автоматом становился Эрнст. Под патронажем Вани Демидова, естественно. «Гвардия» не могла возразить против эксперимента: Betacam SP были козырем, который не покрывался традиционной ТВ-дедовщиной. А концерн «Видеофильм» тем самым прислонялся к безусловно культовому проекту.
Так Костя получил свой шанс. Конечно, не обошлось без накладок: был запорот звук при записи моей беседы с Александром Невзоровым. Но в целом первый блин по Костиной рецептуре оказался не просто съедобным, но и гурмански изысканным. Молодой биолог продемонстрировал 170-миллионной аудитории советской программы номер один, что про «картинку» он знает не только в теории: его увлечение кинематографом было конвертировано в бесспорно профессиональную ТВ-работу.
БОЛЬШИЕ СОМНЕНИЯ
Читал на каких-то компромат-сайтах, что любимое словечко Эрнста – «кровник». Что он злопамятен и мстителен. Может быть, может быть. Непонятно только тогда, почему по сию пору выходит газета «МК» и живет-здравствует журналистка Элина Николаева. Хотя с учетом влиятельности Эрнста по логике вендетты они должны быть стерты с лица земли.
Я никогда не видел Константин Львовича столь подавленным, как 22 октября 1999 года, на следующий день после выхода статьи «Константин Эрнст – облако в штанах».
Той осенью после десятилетнего перерыва мы пересекались регулярно. Трижды в неделю Борис Березовский собирал медиаштаб в пенальном кабинете Бадри Патаркацишвили на втором этаже здания ИТАР–ТАСС. Костя крайне редко пропускал эти утренние сходки, и тогда его замещала Кошка, Татьяна Кошкарева, руководившая Дирекцией информационных программ ОРТ на пару с Рустамом Нарзикуловым. Другими постоянными участниками бодрящих мозговых штурмов были главред «Новых Известий» Игорь Голембиовский (в его отсутствие – владелец газеты Олег Митволь), глава ТВ-6 Александр Пономарев, шеф «Коммерсанта» Леонид Милославский (которого позднее сменил главред Андрей Васильев). Главные редактора «Огонька» и «Независимой», которые тоже принадлежали Борис Абрамычу, появлялись лишь изредка. Я вынужден был посещать эти тусовки, поскольку планировалось перевести команду Голембиовского в «Российскую газету», а мне предстояло перепрофилировать «Новые Известия» в боевой листок светского жанра (мы с Димой Быковым даже разминки ради запустили хулиганское еженедельное приложение к газете, «Московскую комсомолку»). Несколько раз присутствовал Сергей Доренко. Спустя много лет именно в этом кабинете я узрел Сашу Невзорова. Пару раз заходила Наталья Геворкян. Однажды пересекся там с поэтом земли русской Андреем «Орлушей» Орловым. И, возможно, не все там были поклонниками талантов Эрнста. Но статью прочитали все. И смотрели на него с любопытством. Березовский с присущей ему ироничностью бросил Косте:
– А я не знал, что ты у нас «голубой».
Все прыснули. Костя, имевший гусарскую репутацию ловеласа и мутивший тайные романы с юными певичками, побледнел, но тему форсировать не стал.
Тогда шла война. Информационная. Alaguerrecommealaguerre.Решался вопрос, кому на Руси будет жить хорошо. К власти мог прийти тандем Лужков–Примаков. Поэтому Борис Березовский подключил весь свой медиаресурс, чтобы не допустить отката назад. Война. Но даже для тогдашнего накала страстей, даже как ответ на антилужковские эскапады Сергея Доренко тональность той заметки в «МК» была за гранью добра и зла.
Очевидно, что способная и напористая Элина Николаева без всякого репортерского вдохновения выполняла «волю партии и правительства». Получилось так себе. С одной стороны, на Эрнста в тексте накатили за то, что, дескать, неисправимый бабник. При этом парой абзацев выше называли «голубым» на основании дружбы с Примадонной и растолковывали изумленному читателю, что культовый кинокритик перестроечной эпохи Сергей Шолохов получил эфир на Первом через койку. «В коридорах ОРТ видели, как Эрнст расцеловывался с очень большими членами нетрадиционной ориентации из правительства».Немыслимый бред. Таким же навороченным стилем писали в НКВД признания под пытками сломленные большевики, мол, да, не только работал на иранскую разведку, но и планировал прорыть тоннель от Ленинграда до Нью-Йорка через земное ядро, напрямую. Чтобы у людей со здравым смыслом хватило бы ресурса догнать, что исполнено из-под палки. Я же говорю, война. Пленных не брали, сдавали своих.
А Элину Николаеву на телевидение я привел буквально за руку. Познакомил с Андреем Разбашем; они пытались замутить какую-нибудь богемную передачу в рамках компании ВИD. Эрнста она знала лично и очень даже им интересовалась.
Я ей сразу сказал, что она не вписывается в Костин типаж. А типаж у него, по моим наблюдениям, был такой. (Это, кстати, важная тема – Костя и женщины.) Ему нравились девушки, внешность которых в двух словах можно было описать как «антипод матери». Костина мама, к слову, не любила его товарищей. Во всяком случае, я помню, что здоровалась она всегда подчеркнуто сухо. Интересная дородная блондинка с тяжелым взглядом.
Как-то я брал с собой Эрнста и Любимова в гости к Юлиану Семенову, в его крымскую усадьбу на горе, в Мухаладке. Помимо прочего писатель рассказал об убийстве Семена Цвигуна, который был женат на сестре генсека Брежнева.
На обратном пути Константин рассказал, что из-за книги этого генерала у него испорчены отношения с матерью. У них в классе все зачитывались шедевром, одним из соавторов которого был контрразведчик Цвигун. Книжка переходила из рук в руки, как почетное красное знамя ударника комтруда. Давали ее всего на один день строго: хочешь – ночь не спи, но назавтра верни на первом же уроке. Костя не вернул. Его избили в физкультурном зале. Серьезно избили, решив, что ловкач решил зажать раритет. Потом он узнал, что книгу взяла почитать его мама и в тот же день потеряла, забыв ее в автобусе. Сыну ни слова при этом не сказала. Такая история.
Так вот, возвращаясь к типажу. Косте не нравились самоуверенные рослые спортивные грудастые шатенки вроде Элины Николаевой. Его всегда привлекали миниатюрные брюнетки с горящими живыми оливами вместо холодных серых очей. В эту категорию, по мне, вписывается и мать его дочери, Александры Константиновны Эрнст, театровед Анна Селюнас, которая после родов в 1995-м работала у «видовского» директора Саши Горожанкина главредом журнала «Музобоз». Такой же субтильной брюнеткой была и Маленькая Макаревич. Та самая, которая познакомила меня с перспективным биохимиком из Ленинграда, Большим.
Почти после каждого абзаца память немедленно отсылает к одной статье:
> Например, далеко не все в курсе, кто чей сын, кто чья дочь, кто на ком женат и кто кому кем приходится. Идиотские тезисы "пробивается только талант" — они сродни рассказам о том, что в демократическом обществе у сына дворника и у сына миллионера равные возможности. Теоретически — понятно, равные. Только стартовые условия очень разные и способы продвижения разные. Соответственно, и результат различный: один становится дворником (максимум – сантехником), а другой живёт как подобает сыну богатого человека и по факту наследует папины миллионы.
> И ездили мы туда до тех пор, пока не рухнула страна, в которой только и возможно было существование столь нерентабельных и по-пелевински невероятных заведений, как дом отдыха в Никитском саду. … Кормили академиков в приватной столовке не то чтобы изысканно, но вполне по советским меркам деликатесно.
Они ездили, их кормили. И тут же рассуждения о нерентабельности заведения. Да, ошибочка вышла, выкормили ребят.
Автор, ну исправь же ошибку: покайся, что жрал советские деликатесы. Объяви голодовку, стой до конца и сдохни! Рентабельный ты наш.
> Противоречия нет. Есть факт сранья в руку дающую.
Я тогда маленький был, но отношение к достаточно щедрой Союзной халяве как к должному в сочетании с едкимы выпадами против того же Союза - помню у многих. Чтение всяких книжек типа Кара-Мурзы закрепило мнение, что было такого действительно много. Конкретно этих чудиков из золотой молодежи как-то сложно в чем-то упрекать, когда полстраны имело схожее отношение, хоть и жили похуже.
> Они ездили, их кормили. И тут же рассуждения о нерентабельности заведения.
>
> Где противоречие?
Ботанический сад, как научная организация, не обязан быть рентабельным. Как и пансионат при нём. Это было частью системы, частью страны. Автор с ребятами кушает деликатесы (даром, или с хорошей скидкой), ворует персики с опытных посадок. Живёт, как паразит, при этом рассуждает о рентабельности. Противоречие в этом.
ПС. Человек, спиливший под Новый год реликтовую голубую ель в Ботаническом саду СО РАН, предстал перед судом и был осуждён.
Это тот Додолев - "перестроечный разоблачитель" дедовщины в армии не служивший? Как не умел писать - так и не научился. Один трындеж "какие мы все классные". Не без подставы, конечно, а то кто его читать-то будет?
> Конкретно этих чудиков из золотой молодежи как-то сложно в чем-то упрекать, когда полстраны имело схожее отношение, хоть и жили похуже.
>
>
Отношение было всякое. Почему социальные блага стали восприниматься как халява - это отдельный вопрос. Но когда СССР распался, одни об этом горько пожалели, и даже назвали это геополитической катастрофой. Другие занялись мародёрством с криками "сгинул проклятый совок". Это автор с ребятами. Упрекать их - слишком много чести, передохли бы поскорей.
Эрнст завсегда когда КВН судит - с таким лицом сидит, как будто перед ним сплошные червивые персики...и нос постоянно морщит, вот-вот как-будто французской булкой хрустнет...
Вот!
Такое же ощущение.
Есть подозрение, что загрызла обида светилу, что бухал со всеми и те кем-то стали, а о нем как-то позабыли, надо бы напомнить о себе.
Автор хотел проявить мастерство буравчика в отношении Кости Э.
И проявил.
Во-первых, напомнил всем, что Костя - он питерский, как Шевчук (и как Путин, что читается между строк).
Во-вторых, напомнил насколько Костя был крут - бесстрашно воровал экспериментальные персики из заповедника. (Нормальные люди, правда, решат, что он вёл себя пидарас, но текст писался явно не для них).
В-третьих, высрался на СССР за "расточительность", мерзких сторожей персиков и неконвертируемый рубль (хотя непонятно, чем это автору мешало - разве что наркоты купить).
В-четвёртых, Костя лихо врал в глаза тупому администратору гостиницы и не краснел - очень уважаемое в их среде качество.
Ну и в-пятых, автор спал с Костей, (в одной комнате) - что считает самым большим своим достижением.
Это краткое содержание первой части.
Дальше идёт обычный гламурный трёп - кто кого ебал и кто у кого сосал, обычное дело.
> Эрнст завсегда когда КВН судит - с таким лицом сидит, как будто перед ним сплошные червивые персики...
Да он всегд такой. Видал бы ты его, когда он по ТЦ Останкино прохаживается с парой охранников. "Небожитель" великих дум о России польный. людей вокруг него вообще не существует.
Глянь, как Додолев расписал себя в Википедии. Подобный комплекс неполноценности даже в его среде редко встретишь.
[глубоко задумывается о роли комплексов в реализции амбиций] Честно говоря, все взглядовцы этим грешат. Один - что заикается, другой - что полный альбинос - зрачков нет, только дырки в бельмах, третий...
Впрочем, что это меня в "додлевщину начало нести"....
[густо краснеет]
>Единственная проблема была в том, что количество концертов неуклонно уменьшалось. Макаревича уже не так интересовала музыка, и центр его интересов, в том числе и финансовых, переместился в сторону ТВ. Протекцию там ему составил Костя Эрнст, который в середине восьмидесятых был еще биологом, приобщавшимся к киноискусству, и жил в соседнем с Макаром подъезде. Так вот, Костя регулярно таскал Макаревичу записи хороших фильмов, а тот благосклонно вводил его в тусовку, в том числе и телевизионную. А потом уже и Константин, окрепнув, стал пиарить Андрея. Злой на язык Макс Капитановский даже придумал анекдот по этому поводу. «Приходит Константин Эрнст на собрание руководства ОРТ и говорит: "Мне пришла в голову фантастическая, гениальная концепция новой передачи. Это будет что то такое музыкально кулинарное. Но самое главное, все будет происходить во время дайвинга. Одна проблема. Не знаю, кого ведущим пригласить…"
Афтор как не умел писать - так и не научился. Зато осветил несколько узелков подковёрных связей в нашем т.н. "бомонде".
Например про "Видеофильм" и фотографа Королёва интересно.
ЗЫ.Оказывается Кистя Кончев - из семьи советских интеллигентов!
Изложение неуловимо напоминает тексты Рыбина, сооснователя группы "Кино", умудряющегося в одной книжке писать и про "ужасы совка" и про то, как за три рубля ездил с корешами отдыхать на юга.
Шизофрения, как она есть.
> Был сплошной СССР, и мы все дружно и старательно опровергали лживый тезис о том, что секса у нас нет.
Типа мачо.
> приключений, которые, полагаю, подпадали если не под Уголовный кодекс, то под Административный точно.
Типа дерзкие.
> – …Нас бы пристрелили, – лукаво жмурясь, добавил Андрей Вадимыч,
Типа ходили по краю. Типа видели жизнь и смерть.
> «В коридорах ОРТ видели, как Эрнст расцеловывался с очень большими членами нетрадиционной ориентации из правительства».Немыслимый бред. Таким же навороченным стилем писали в НКВД признания под пытками сломленные большевики, мол, да, не только работал на иранскую разведку, но и планировал прорыть тоннель от Ленинграда до Нью-Йорка через земное ядро, напрямую. Чтобы у людей со здравым смыслом хватило бы ресурса догнать, что исполнено из-под палки. Я же говорю, война. Пленных не брали, сдавали своих.
Никогда не оправдывайся (Элберт Хаббард).
В общем прям какой-то набор детских комплексов [типа мы не тепличные], и Макаревич там у них чуть ли не бомжевал [без удобств] и тем не менее [...продукты никогда не кончались. Ни-ког-да]. Говоря короче, текст данного послания можно стебать до бесконечности.
как теперь в теплых краях покупные персики есть - неизвестно
они же там без экспериментов пяти-шести сортов, а некоторые специально взвешивали - на полкило
так умело расписано, что чу! захочешь персик сгрызть - и сразу Эрнст перед глазами
...практически заводной апельсин получился
> У БГ было два деда. Этот факт потрясает.
> Один работал на военном заводе и умер в блокаду. Другой во время войны руководил прокладкой "дороги жизни", потом был большим начальником, [руководителем Балтфлота или как там называлась эта должность. В 1979 году в городе Ростоке спустили на воду большой грузовой корабль, на борту которого было написано: "Александр Гребенщиков". Это Борин дед.] Не корабль, конечно, а Александр. Хотя в некотором смысле и корабль. Он и сейчас где-то плавает. И это тоже потрясный факт.
> Борис Александрович Гребенщиков после школы закончил курсы при Балтийском морском пароходстве и [в должности капитана (в 18 лет)] перегонял суда, полученные от союзников по так называемому лендлизу (почитайте учебник истории) в Ленинград. Затем окончил высшее мореходное училище, аспирантуру при нем; надо полагать, защитил диссертацию и поступил работать в лабораторию ЦНИИМФ (Центральный научно-исследовательский институт морского флота), а потом на [опытный завод Балтийского пароходства, где дошел до директора]. Он работал там до самой смерти, которая наступила, когда БГ был на третьем курсе Университета.
> Виталий Павлович Лагутенко (1904—1969) — советский инженер-строитель, автор проекта жилых домов серии К-7 (иногда неофициально называемых «лагутенковскими домами») — первых многоквартирных домов, построенных по индустриальной технологии. Написал две книги по панельному домостроению. Дед музыканта Ильи Лагутенко.
> Косте не нравились самоуверенные рослые спортивные грудастые шатенки вроде Элины Николаевой.
>Теперь понятно, почему Божену Рынску выпиздили с первого канала.
>Её типаж просто не понравился Косте!!!
Неужели ему нравились блондинки с маленькой грудью?! Но это намного лучше, нежели стало бы известно, что ему, как некоторым богемным чистоплюям, нравятся стройные молодые мальчики! Хотя читая посты, приведенные выше, начинають терзать смытные сомнения.
[подозревает всякое]
> Нет, не было тогда в Москве ни глянца, ни России. Был сплошной СССР, и мы все дружно и старательно опровергали лживый тезис о том, что секса у нас нет. Случались, конечно, «дни, когда опустишь руки, и не ни слов, ни музыки, ни сил»,
Так вот оно, оказывается, о чем Макаревич-то пел!
> но в основном наши будни – в контексте серых телеканалов, заполненных скучной камерной музыкой и бесконечными монотонными репортажами с нескончаемых съездов разномасштабных подразделений КПСС & ВЛКСМ
Врет ведь про советское ТВ, как сивый мерин. Я в конце 80-х маленький был - но даже я помню, что оно было совсем не такое, как описывает гражданин Додолев.
> оно было совсем не такое, как описывает гражданин Додолев
бессовестно врет
даже иностранные языки по телевизору передавали, интерактивные уроки немецкого, испанского лучше всего, даже без слов интересно было - то про дом с привидениями, то про историю любаи
это потом уже всякие рабыни изауры начались, а так в детсве был умело разбужен на основе непонятных интриг интерес к языкознанию
и футбол! все-все игры чемпионатов мира передавали!!!
В заметку сильно не вчитывался. Но судя по тому, что я прочел - обычная движуха золотой молодежи. Тему комплексов Эрнста в заметке не увидел. Да и хрен с ним.
Меня более всего печалит эпизод с персиками. Не все знают ТТХ дерева персик. Дело в том, что дерево относительно хрупкое. А значит при воровстве ночью банально ломались ветки. Потому управляющий присылал персики в номер. Просто, чтоб молодые ебанько на халявном отдыхе не портили редкие опытные деревья. Но ебанько вместо благодарности опять шкодили.
> Почти после каждого абзаца память немедленно отсылает к одной статье:
Так ведь о том же и речь. Ссылка на эту статью — чуть выше.
Как-то непонятна реакция многих: в тексте хорошо показана социальная сеть одной отдельно взятой "ячейки бомонда". Как мне видится — без каких-либо серьёзных оцениваний, просто информационная справка.
Осилил до середины.
С одной стороны, нормально - пили, гуляли, поведение для молодежи стандартное.
Хули рассумоливать, мыть грязное бельишко?
У них в жизни ничего интереснее ебли, съема хат, изабеллы и тёрок с бандитами не было?
Богема, блядь. Во всяком случае, автор - точно жалок своим вниманием к физиологически-хощяйственным деталям быта нынешних знаменитостей.
> Автор столько раз повторил: "Косте нравятся женщины, Косте нравятся женщины", что я как-то даже засомневалась.
>
> Лимонов в мемуарной "Книге мёртвых" конкретно говорит про его ориентацию.
Лимонов да, не соврет. Или Эдичка и у Эрнста отсасывал?
Бытует мнение, дескать на отечественной сцене старое поколение рокеров типа Макаревича, Кинчева, БГ и тд. всего добилось самостоятельно исключительно благодаря своему таланту,мол не чета нынешней молодёжи. А оно эвон как.
Ю.Поляков где-то писал, что работая после армии в райкоме ВЛКСМ, был свидетелем, как приходил Макаревич и буквально просил денег, мол, ансамбль у нас, молодёжь окультуриваем..
И тоталитарный комсомол, я так понял, давал.
> как приходил Макаревич и буквально просил денег, мол, ансамбль у нас, молодёжь окультуриваем..
> И тоталитарный комсомол, я так понял, давал.
Он и у личного куратора в отделе пропаганды выклянцивал билетик на "Бони М". Мол, должен бвыть в курсе современных музыкальных тенденций. Билетик ему выдали забесплатно. Надо помнить, что ажиотаж тогда дошел до того, что такой билетик меняли на дубленку.
Странно, что у него хватило ума рассказать обо всем этом в интервью. Де, "обдурил инструктора", а на самом деле сидел на концерте и балдел, а вовсе не учился ;))))
Вообще, поражает накал саморазоблачений этого субъекта. Например, еще где-то выступал про напитки советской поры, в частности об эффекте от "бутылки Абу-Симбела" (оригинальное было поило - пить по рюмке за чаем, а не стаканами вместо водяры).Потом с друганом у них случилось помутнение рассудка от намешанных в бальзам трав, оба двое выскочили на балкон квартины на Комсомольском (надо полагать той, где "продукты не кончались никогда"), притащили с кухни ящик со стеклянными банками майонеза - и ну кидаться ими по крышам гаражей во дворе, любуясь эстетически расползающимися белыми пятнами.
Что надо иметь в голове, чтобы сегодня "со смаком" рассказывать о себе такое? Мужику уже круто за 50, а вспоминает вот такие "шалости".
> Например, еще где-то выступал про напитки советской поры, в частности об эффекте от "бутылки Абу-Симбела" (оригинальное было поило - пить по рюмке за чаем, а не стаканами вместо водяры).
С бальзамами надо поосторожнее. Один мой друг (медик) рассказывал, как его сокурсник заработал аллергию на алкоголь после того, как выжрал около 0,5 бальзама, типа Рижского. Крутизну показал. После этого у него краснела морда, крутило и мутило, от любого алкоголя.
> Один мой друг (медик) рассказывал, как его сокурсник заработал аллергию на алкоголь после того, как выжрал около 0,5 бальзама, типа Рижского. Крутизну показал.
Метод кодированья от пьянства надо патентовать ;)
А вообще Абу-Симбел действительно имел особый эффект. И вкусовой, и алкогольный, и "приходный". И цвет умел такой темно-корчневый.
Впрочем, выпивать зараз более 300 грамм мне не приходилось. Но особые неалкогольные впечатления испытал. Но только как "оттенок". Воображаю, как забирало тех, кто выкушивал в одиночку бутылочку. Кстати, она какой-то нестандартной была. Чуть ли не 0.666 :))))
> Кстати, она какой-то нестандартной была. Чуть ли не 0.666 :))))
Уж не помню! А Рижский был в типа глиняной бутыли.
Про коньяки. У меня остался "стандарт" коньяка - армянский (доперестроечный) 3 звёздочки. С тех пор всего 2-3 раза посчастливилось выпить что-то близкое.
> Кстати, она какой-то нестандартной была. Чуть ли не 0.666 :))))
Дык, среди некоторой части "продвинутых" алкашей существует поверие, что нельзя бухать на троих два литра водки ибо получается на рыло 666 грамм, и вообще иррациональное число. Поэтому после распития двух литров на троих происходят всякие страшные вещи, то кто-то отравится, кого-то менты заберут и т.д.
Поэтому среди этих высокообразованных людей практикуется правило: никогда не бухать 2 литра на троих!
Можно больше, можно меньше, но никак 2 литра на троих!!!
> Косте не нравились самоуверенные рослые спортивные грудастые
>
> а что, разве таким тетенькам априори должны нравиться деликатные, субтильные, сдобные пончики?
Похоже, самоуверенные рослые спортивные грудастые женщины не обращали на бедного Костеньку никакого внимания.
Кстати, в то лето 89-го я тоже ездил в Крым (Судак) с компанией. Это я к тому, что с Энстом (и Главным!!!) ровестник.
Но люди мы все были трудящиеся, при солидных профессиях и деньгах. С вином тогода было немного напряженно - дешевое неплохое вино - только в длинной очереди. Но в целом - терпимо. Вели довольно размеренный образ жизни. Ясное дело, что воровать персики никому в голову не приходило. Ну напились пару раз - так солидно сидя за столом с мидями. Плавали - ныряли много, купались, загорали. В горы ходили. На экскурсию ездили в Масандру... и Никитский сад (компанию аболдуев не встрчали).
Отдых удался и без особого разгула. Ничего такого, описываемого в заметке не припомню.
Да фигля там интересного??? Звезды на столах не заголяются, персики по секретным делянкам не тырят, бандюки волыны к затылкам не приставляют, стеклянных дверей не бьют, машины не угоняют... Скукота!!!
Море, горы, заныры за мидиями, разговоры под звездным небом.
>Сколько принял, признавайся!!! Шутка.
Вообще не пил! А тогда - в 89-м - прилично так, но не да усери, нет. Как у Черного Моря положенно отдыхающему.
Новости
VIP
