День 11-й
Железная дорога функционирует и поныне, впрочем, сейчас она немного не доходит до Уайтхорса и возит в основном туристов. От этого сообщение по ней скудное и нерегулярное. В частности, в день после нашего бесславного возвращения в Скагуэй поездов на Уайтхорс не было (“– А как же вы собирались в этот день садиться на поезд в Беннетте?” – спросит дотошный читатель. Отвечаю: в этот день поезд идет только из Уайтхорса и в Беннетте мы бы сели на него, проехали бы 30 км назад, до автодороги, потом пересели бы на автобус; а поскольку оператором автобуса является та же ж/д компания White Pass & Yukon Railroad, то билеты были единые и сквозные). Так вот, поездов не было, но мы вполне беспроблемно обменяли поездные билеты на автобусные, даже немного сэкономили. Правда, экономию не возвращают на карточку, а высылают на домашний адрес в виде чека(!) – и впрямь, через полтора месяца в Тюмень пришел чек от WP&YR, на 29 долларов. Я даже не знаю, обналичивать ли его или на память оставить :)
Автобус отходил в два, посему мы вновь прогулялись по Скагуэю, зашли в музей, испили целебного Гиннесса в баре Бонанза – благо тело и дух мои начали приходить в себя. В 2 часа пополудни автобус отправился через Белый перевал в город Белой лошади. Пешая тропа времен Лихорадки через Уайтпасс также существовала, была более пологой, но и более длинной – до ближайшего озера и лодок было почти в два раза дольше, а опасность лавин и сильных ветров с резкой смены погоды была выше. Через Уайтпасс шли в основном с лошадьми, и в Скагуэе говорят, что костей бедных животных вдоль этой тропы больше, чем деревьев.
Сейчас же Скагуэй является единственным на ЮВ Аляскинском побережье городом, который связан дорогой с сетью остальных автострад Канады и США. Ни в Кетчикан, ни в Ситку, ни в Джуно проехать на автомобиле нельзя. Вполне себе асфальтированная двухполоска длиной 100 километров приводит нас в Каркросс, где встречается с ответвлением от Аляскинского шоссе. Потом еще 50 километров – и Уайтхорс. Автобус проделал этот путь часа за три. А уже через полчаса мы попали совсем в другой мир: во-первых, там, за перевалом было солнечно, хоть и с облаками, до этого последний солнечный день был в Беллингхеме; во-вторых, там совсем другой ландшафт и растительность, никаких 40-метровых елей, лесотундра, мох, и даже горизонтальные поверхности зачастую представляют собой голую скалу; в-третьих, там озёра, большие длинные озера в горных долинах, как в Италии какой, разве что без населенки по берегам и совсем не с итальянской температурой.
В пять вечера мы прибыли в город Уайтхорс, стоящий там, где река Юкон протискивалась между скал, образуя, собственно, порог Белая Лошадь, практически непроходимый для любых судов. Собственно, сам город и возник как перевалочная база – снизу по Юкону подходили пароходы, сверху по Юкону и озерам ходили пароходы, а мимо порога людей и грузы перевозили по суше.
Потом порог затопили мини-водохранилищем, но было поздно – город уже окреп и вырос, и когда поюконье выделили из Северо-Западных Территорий в отдельную провинцию – Уайтхорс вполне заслуженно стал столицей нового образования. Более того, на данный момент — это единственный город на Территории Юкон, и проживает в нем 75% населения всего Юкона (27 тысяч из 35-ти).
Уайтхорс известен как город с самым чистым во всем мире воздухом и как город с наибольшим по всей Канаде процентом тяжких преступлений на душу населения. Воздух оценили сразу же, второй параметр чуть попозже, когда обнаружили немалое количество в зюзю пьяных аборигенов. Чисто Кызыл какой, тем более индейцы местные – более явные монголоиды, чем их южные соотечественники. Да и европеоидные местные жители весьма колоритны, настоящие северяне, в джинсах, бородах и ботинках-тимберлендах. Такие тоже прирежут – не задумаются. Сидели в баре, с интересом рассматривали.
Помимо бара и осмотра местных жителей, совершили прогулку по променаду вдоль Юкона. Великая северная река здесь размером с Москву-реку, правда течение жуткое, даже безо всяких порогов видно, что искупаться или даже пройти на байдарке против течения здесь практически невозможно.
День 12-й
Рано утром, а именно в 7, за нами должен был заехать автобус, дабы везти нас дальше на север. Выйдя на улицу, в рассветный туман и ежась от пятиградусной прохлады, мы внезапно повстречали русских туристов. Парень и две девушки(!) из Саратова(!!) шли по утреннему Уайтхорсу в поисках открытого магазина. Оказалось – прилетели на охоту(!!!). Хотелось восхититься таким большим шилом в заднице, но, подумав, решили, что у нас не меньше. Пожелали удачи, а тут как раз и автобус подкатил. Вернее как – автобус...
Перевозку по маршруту Уайтхорс-Доусон осуществляют две автобусные компании: Alaska Yukon Trail Bus и Husky Bus. Мы воспользовались первым – автобусы что те, что другие ходят неежедневно, посему выбор основывался на нашем расписании. Трэйловское расписание нам подошло, и билеты были куплены сильно заранее. Онлайн платежей у них нет, пришлось несколько раз писать е-майлы, даже звонить. Ну да ладно, худо-бедно зарезервировали автобусную перевозку и вот – она началась.
Из 12-тиместного вэна нас вышел встречать совершеннейший дедушка лет восьмидесяти (как выяснилось позже – ему не менее 82-х лет), седой, морщинистый, уже с тремором старческим. Мы даже сперва подумали, что это не наш автобус и не наш водитель. Но надписи на миниавтобусе свидетельствовали о том, что компания та самая, да и дед нас уверил, что это именно то самое, что мы заказывали. Мы с опаской последовали за дедушкой в автомобиль, как-то стрёмно было, чего уж скрывать… Однако, как только он сел за баранку весь тремор улетучился и мы, ведомые твердой рукой опытного полярного шоферюги двинули в 550-километровый перегон до Доусона. Кстати, более никто маршрутом в этот день пользовался, в вэне мы ехали втроем.
Сперва от Юкона тянуло туманом, но и шоссе было более-менее ровным, да и встречных машин почти не было (да и откуда им там взяться?). По мере подъема солнца туман рассеивался, и вскоре нашему взору предстала тайга Юконской территории. Ну, обычная такая тайга, елки там, полянки, пару раз встретились автокемпинги – очень многие американцы и канадцы считают, что поехать на кемпере на Аляску они должны хотя бы раз в жизни. В этот день мы видели на шоссе машины даже с техасскими номерами.
Через 200 километров мы прибыли в Кармакс – несмотря на овеянное славой имя, это сейчас маленькая и прямо скажем весьма опрятная деревенька в 150 домов на шоссе. В наличии заправка, гостиница и супермаркет. В Кармаксе мы пересекли по мосту Юкон и потом дорога пошла уже не вдоль реки, а по водоразделу. Природы тоже поменялись. Если вы бывали, скажем, в Якутии или там на севере Красноярского края – то можете себе представить ландшафты: пологие холмы до горизонта, чахлые ели, карликовые березки и кустарнички (к слову, в отличие от побережья, здесь широко распространена брусника). Болотца в зонах растепления вечной мерзлоты. И никого вокруг.
Потихоньку стали попадаться участки без асфальтового или бетонного покрытия, пошла отсыпанная гравием дорога. Было сухо, посему окна пришлось сразу закрыть из-за пыли. Еще через две сотни километров (без населенки вообще) мы приехали в деревню Стюарт-Кроссинг. Которая так называется потому, что в этом месте Клондайкское шоссе (канадская автодорога Yukon 2 официально именуется Klondike Highway) пересекает реку Стюарт, один из основных правых притоков Юкона. За мостом направо – дорога в шахтерские городки Майо и Кено, а мы повернули налево. Немного вдоль реки, потом на водораздел, а оттуда по долине Клондайка до Доусона уже рукой подать, полмонтировки по карте. Да, расстояния и населенность здесь вполне северо-сибирские.
В Доусон мы приехали часа в два, попрощались с дедушкой – впрочем ненадолго, через два дня у нас был запланирован путь дальше, на автобусе той же компании, и он нас уверил, что за рулем будет тоже он; я начал подозревать, что вся компания – это он один и есть, но уточнять не стал.
Вторую половину дня посвятили осмотру города, благо осматривать там немного. Историческая часть представляет собой примерный квадрат где-то километр на километр, ограниченная с запада рекой Юкон, с юга рекой Клондайк и горами/уступом речной террасы с востока и севера (есть еще неисторическая часть, вверх по Клондайку, там в основном промзона, аэропорт и невзрачные современные домики с индейцами) (индейцев в Канаде пафосно именуют Первыми Нациями, First Nations). Там мы не были, посему везде где я буду говорить о Доусоне, я буду подразумевать историческую часть.
И да! я назвал Доусон городом, но внимательный читатель вспомнит, что единственным городом в Юконе является Уайтхорс. Как ни странно, противоречия здесь нет. Доусон в 70-х годах потерял городской статус, но не название. Официально поселение именуется – The Village of the City of Dawson, то есть деревня – или, если хотите, сельское поселение – Город Доусон. Вот такая загогулина. У нас под Вереёю в Московской области есть село Вышгород, надо бы им запобратимиться.
Здания в Доусоне все выглядят чрезвычайно исторично, даром что истории той и 120 лет нет. Дома деревянные, некоторые весьма покосившиеся (спорадическое распространение вечной мерзлоты дает себя знать), некоторые весьма неплохо реконструированы, некоторые откровенные развалюхи. Из каменных зданий выделяются школа, мэрия, музей, железнодорожное депо (самой дороги уже нет, что характерно).
Улицы вдоль Юкона нумерованные (до 8-й), поперечные именные. Основные магазинчики, туристический центр, алкогольный магазин – на Фронтальной (Front Street, она же должна быть Первой, но имеет имя, так как идет вдоль берега Юкона – по-английски Waterfront). Там же стоит мемориальный пароход-музей. Ресторации – количеством несколько – и пара кабаков – на Второй-Третьей. Две основные гостиницы (включая нашу) – на Пятой. Там же музей города. Музей и изба Джека Лондона, а также изба-музей Роберта Сервиса – на последней, Восьмой, прямо под склоном.
Город-деревня невелик, но чрезвычайно мил. Дома, которые не развалюхи, раскрашены в совершенно разные цвета. “У нас не регулируется цвет покраски домов” – гордо объяснит нам завтра экскурсовод. Смотрится здорово, но мы с Лёхой моментально задумались: а в других канадских городах, получается, регулируется в какой цвет тебе свой дом красить? А как же свобода, уникальная снежинка и вот это всё вот?
Испив аляскинского пива в баре Вестминстер (старейший действующий паб на Юконе) и поужинав ресторане Кэйти’з, мы вернулись в гостиницу, переобулись на входе и отошли ко сну. Улицы в Доусоне – кроме Фронтальной – неасфальтированы, и когда кругом дождь или снег или дождь со снегом или снег тает – грязища, по рассказам, весьма и весьма всепроникающая. Поэтому в гостиницах сразу на входе требуют снимать обувь и тут же ее оставлять. Есть много тапочек, но внутри так чисто, что можно и в носках и босиком ходить. Вот мы босиком спать и пошли.
Ночью вставал к окну в надежде увидеть сияние – в августе обычно его не бывает, но за несколько дней до этого было – но этой морозной (-2°С) ночью небо было просто звездным, безо всяких сполохов.
День 13-й (начало)
На следующий день у нас было две экскурсии, обе связанные с золотодобычей. Ибо в Доусоне с золотом связано всё – история, культура, вся жизнь. Есть, конечно, современный мини-кинофестиваль и культурной центр одной Первой Нации, есть туризм... но будем честны, золото Клондайка и история Лихорадки-98 – это всё, на чем зиждется Доусон.
Экскурсии оформляются в центре, на Фронтальной, оттуда же в оговоренное время тебя забирает минибас и везет в золотобытчицкие места. Первая экскурсия, длиной в час, проходит на Драге №4, артефакте пост-лихорадочном, пост-легендарном, времен промышленной добычи – и с конца 60-х уже не действующего. Вторая, более длинная – на реальной, поныне действующей заявке одного местного добытчика. Нарушим хронологию, ибо экскурсии будут лишь иллюстрациями к рассказу о золоте Клондайка.
Наверное, самым главным будет рассказать сперва, как столбят заявки и вообще, как там всё организовано. Итак, заявка (claim) – это небольшой участок земли, который – по законам Канады – может получить в пользование любой человек с целью добычи некоренных полезных ископаемых. Это моя формулировка, но я постарался наиболее точно отразить суть. Рассмотрим подробнее:
“любой человек” – не только гражданин Канады или США или еще какого Шенгена, абсолютно любой человек, законно находящийся на территории Канады; история лихорадки-98 упоминает некоторое количество австралийцев, новозеландцев, европейцев, даже филиппинцев
“небольшой” – поскольку дело происходит в гористой местности, то габариты измеряются по руслу водотока; одна заявка имеет размеры в 150 футов (50 метров) по руслу водотока и по 500 футов (ок. 150 м) в обе стороны от русла. Да-да, одна заявка – это очень небольшой клочок земли
“добычи некоренных ПИ” – на заявке можно добывать только аллювиальное, россыпное золото или что там еще может попасться в речных отложениях; бить шахты, разводить овец, ростить картошку или возводить казино на заявке нельзя; последнее предложение также является пояснением к слову “пользование” – с одной стороны заявки можно продавать, покупать, дарить и передавать в наследство, с другой – если владелец пользует заявку неправильно, то ее могут отобрать...
К слову, в правильное пользование заявки входит: обязательное начало профильной работы на ней в течение первого года; обязательные профильные работы на ней каждый год (оцениваются весьма хитро); жесткое регулирование водопользования (в промывке используется большое количество воды, нельзя например запрудить свой участок ручья и лишить нижние заявки водотока); обязательные природовосстановительные работы после окончания добычи (зачатки такого законодательства были даже в 1898-м, сейчас по неофициальным данным могут занимать по времени и затратам столько же, сколько добыча).
И самое важное – один человек может оформить одну заявку в год. Нельзя прийти на какой-либо ручей и застолбить его весь в одиночку – власти не поймут. Только 50 метров реки в год. Не имеет смысла и говорить, что совершенно необязательно на этих пятидесяти метрах будет золото.
Но допустим, вы сорвались с теплой Оклахомщины как только, едва успели на один из первых пароходов из СФ (выбрав самый быстрый – Чилкутский – маршрут, хотя множество агентов вас убеждали в обратном), умудрились протащить свою тонну через перевал, сумели построить плавающую лодку на Беннетте, чудом выжили на Ящике и Белой Лошади, прибыли в Доусон до зимы и даже успели застолбить заявку на (ах!) Бонанзе (Бонанза – самый последний приток Клондайка, впадает в него за километр до того, как тот сольется с Юконом, сейчас устье – в черте Доусона). И что? Зимой вы работать не сможете – морозы там вполне якутские, прямо сейчас, как я пишу эти строки, 9 декабря 2016 декабря, там -41°С. Снабжение жопы мира не налажено от слова никак. Стоимость даже не домика, а участка, на котором можно поставить избу, в Доусоне приближается к манхэттенской...
Как ни странно, умерли от цинги и голода далеко не все. Какие-то канадские институты действовали – была полиция, медпункт (уже через два года был выстроен госпиталь), снабжением занялись торгаши и кое-как, за безумные цены, в Доусон даже прибывали какие-то продукты (см. “Яичный Переполох”). А потом и весна пришла, а за ней и лето. Время добывать золото.
Любой неискушенный человек – а поскольку геологию у нас в школах не преподают, то практически любого человека без специального образования можно считать неискушенным – при слове “золотодобыча” рисует в своем воображении мужика с промывочным лотком, стоящего по колено в ледяной воде и пытающегося увидеть после промывки заветные блёстки. Спешу вас разочаровать – таким образом проводится только разведка. Пришел ты на новый ручей – надо понять, имеет смысл здесь что-то разрабатывать или надо идти дальше. Намыл черный шлих, увидел знаки – надо оставаться и дальше здесь искать. Нет ничего – не судьба, рюкзак на плечи и вперед, к новым местам.
И вновь уйдём еще дальше от экскурсий и путешествий – поговорим об общих принципах поиска золота. Геологи следующие несколько абзацев могут смело пропустить.
У золота есть два главных свойства: оно химически инертно, и оно очень тяжелое. То есть, в клокочущих недрах оно обитает не в виде соединений-минералов, а в чистом виде (каковой вид, собственно, и называется самородным). К поверхности медленно поднимается в чистом виде. И когда породы разрушаются на поверхности водой и воздухом – золото все равно остается в чистом виде. Не участвует золото ни в каких химических превращениях.
После того как золотосодержащая порода попадает на поверхность – она претерпевает ряд в основном физических воздействий, суть которых состоит в разрушении на обломки в процессе выветривания и последующей транспортировки (в основном – водой). Крупные обломки называются валунами или глыбами, более мелкие – галькой и песком, еще более мелкие – алевролитом, невидимые глазу называются глиной (преподававший мне в МГУ литологию профессор Фролов поставил бы примерно единицу с минусом, если бы я такое сказал на экзамене…). Далее – простая механика. Чем больше скорость потока, тем более большие обломки он может ворочать. С падением скорости крупные обломки падают на дно, более мелкие будут несомы далее, до очередного критического понижения скорости. В результате в идеальной реке, текущей из гор, через холмы, а потом равнины к морю – валуны остаются в ущельях, галька в пологих горных долинах, песок в предгорьях, до моря доносится одна глина.
Но! В такой упрощенной картине мы оперируем средней плотностью горных пород, которая варьирует от 2.5 до где-то 4 г/см3. Однако, когда порода распадается на примерно песчаную размерность, отдельные зерна уже имеют свойства отдельных минералов: кварц, слюды и полевые шпаты относительно легки (2.5-3 г/см3), гораздо менее часто встречающиеся магнетит или там еще какие оксиды или сульфиды – куда как тяжелее (5 г/см3). А значит зерна одного размера, но из разных минералов будут разделяться потоком так же, как и зерна одной плотности, но разного размера: тяжелые минералы будут выпадать раньше. У золота плотность – 19 г/см3! И получается, что в галечно-песчаной смеси обычных минералов будет совсем немного мелкого песка магнетито-рутилового, например, состава и – совсем мелкие чешуйки золота в совсем мизерных количествах.
При промывании в лотке мы сперва избавляемся (зачастую вручную) от крупной гальки, потом, встряхивая водно-песчаную смесь, поднимаем со дна все твердые частички, но более тяжелые опускаются на дно быстрее простых песчинок – в этот момент воду с песчаной взвесью надо слить, можно не всю. Потом набрать еще воды – и повторить операцию. И так через энное количество итераций у нас в лотке останется песок радикально черного цвета, цвета магнетита. Из первоначального полукилограмма песка у нас получилось граммов 10 черного шлиха. Вот его и надо рассматривать – скрупулезно, дотошно, иногда с оптикой – на предмет наличия в оном ме-е-е-елких частичек золота. Каждая частичка называется знаком. Несколько знаков на лоток будут говорить о том, что здесь имеет смысл остановиться и начать мыть уже более серьезными методами. Ибо вручную промывать десятки и десятки кубов породы – просто немыслимо. По кубы я не шучу – хорошим (для россыпных месторождений) считается содержание золота в 10 грамм на тонну породы. Куб песка, к примеру, весит более двух тонн.
И всё же, все промышленные, полупромышленные, четвертьпромышленные, артельные и кустарные методы добычи рассыпного золота основаны на механическом разделении частиц с разным размером и гравитационном разделении частиц с разной плотностью, чтобы в конце получить очень мелкие и очень плотные частицы вожделенного металла. Механическое разделение происходит на ситах с различным диаметром ячейки (промышленные большие механоприводные сита называются “грохотá”). Далее идут всякие различные ухищренные виды описанного выше флотационного разделения, все основанные на той же простой идее – из взбаламученной водно-минеральной смеси золотые частицы выпадают гораздо быстрее любых прочих.
Уже, наверное, возник резонный вопрос – а как же самородки с кулак Халка размером, они же через грохотá не пройдут? Отвечаем: самородки даже с ноготь не-Халка чрезвычайно редки, в весе всего добытого на Клондайке золота они составляют сильно менее одного процента. Что не отменяет того, что золотодобытчику надо все-таки приглядывать зорким глазом за каждой стадией сепарации – вдруг блеснёт.
День 13-й (продолжение)
Заимка, на которую приводят экскурсии, принадлежит семье Милларов более 50 лет – за это время оные сконцентрировали на одной площади около 70 заявок и потихоньку их разрабатывают. Сколько добыли золота и сколько денег заработали – непонятно. Государственной Комиссии по Запасам там нет, надзора никакого, сами – ясное дело – на каждом углу об этом не кричат. Знает, поди, налоговая – да и та, подозреваю, не про всё. Выглядит хозяин-добытчик как простой реднек, в общении прост, и лишь глаза хитрые да уход от ненужных вопросов выдают в нем матерого золотаря.
Логистическим и производственным центром являются несколько строений на впадении безымянного ручейка в речку Как-её-там-блин. Там расположены ремонтные мастерские, промывочные приспособления, в отдалении – домики для туристов и собственно дом, где живёт золотодобытчик. Дом старый, времен лихорадочных, и ранее служил гостиницей-кабаком-магазином на дороге в Доусон. Такие дома ставились на расстоянии тридцати миль друг от друга и назывались бесхитростно roadhouse. Расстояние между роудхаусами примерно равняется дневному переходу на собаках в зимнее время. Потом значение постоялых дворов уменьшилось и вообще исчезло, и они либо истлели, либо были переданы в частные руки.
Вот в таком строении и живут летом золотодобытчики, а именно Дэйв с братом и сыном (сторонних людей, кстати, нанимают неохотно, им же платить надо вне зависимости от удачности сезона). Мало-помалу первый этаж превратился в своеобразный музей, где есть старые фотографии, найденные у дома старые вещи, найденные на территории кости древних животных.
После осмотра дома и небольшой лекции мы отправились к месту современной добычи, километрах в двух от базы. Происходит добыча, повторюсь, отнюдь не в форме лотка и лопаты, а совсем даже по-индустриальному. Весь металл концентрируется в самом низу аллювиальных отложений, поэтому надо снять, скажем, бульдозером, весь верхний неинтересный аллювий – где метр, где двадцать, и выйти на самый базальный уровень, то есть тот, который прямо над коренными породами (в коренник зарываться незачем, да и по закону вольным старателям запрещено). Вот с этого последнего метра и набирается порода для дальнейшей промывки – причем промывка может происходить как на месте, так и где угодно. Наши радушные хозяева, например, набирают породу в мешки и везут на базу.
Осмотр свежего разреза был, по большому счету, интересен только Лехе да мне, так что там группа не задержалась и вернулась назад. Где нам были продемонстрированы различные приспособления для полупромышленной промывки (всякие хитрые желоба и тарахтелки) и методы их работы. А под конец нам выдали лотки и выпнули в ручей, мыть самим. В отличие от прочих туристов Леха мыл шлихи на Камчатке, а я в Калужской области, так что мы управились худо-бедно минут за 10 – кстати, сам Дэйв и его сын делают это за 1-1.5 минуты – и вроде как даже обнаружили по знаку. Конечно, ручей у базы мыт-перемыт неоднократно, но вот так, 0.1 мг золота там найти можно.
В общем, будете в тех краях – съездите на заимку обязательно. Прежде всего – это познавательно даже в историческом плане. Не говоря уж о том, что наличие современных золотомоев для нас было неочевидно (да, известный сериал на Дискавери я посмотрел только по возвращению). А уж что совсем интересно и познавательно – так это экскурсия на Драгу №4.
Располагается земснаряд немного в другом ущелье, как раз на собственно Бонанзе. И на данный момент не действует и является музеем. Равно как не действуют по-крайней мере с 1959 года и 10 других драг, в разное время привезенных на Клондайк. А привозить их начали тогда, когда все неглубокое золото доступное условно ручной добыче было выкопано. Произошло это где-то в конце нулевых-начале десятых того века.
Драга представляет собой не самое сложное самодвижущееся инженерное сооружение, в котором совмещены этапы добычи породы и ее промывки, причем оба этапа механизированы, а масштаб работ ограничен лишь фантазией инженера и прочностными параметрами несущих конструкций. Так что обычно драги размерами отнюдь не малы.
Из-за размеров драга может перемещаться только методом плавания (шагающих паровых пауков оставим режиссерам Голливуда) – и сразу же возникает вопрос: а как такие махина будет плыть по ручью глубиной по колено? Решение же просто до неимоверности – поскольку драга прежде всего копательное сооружение, то она сама себе пруд для плавания и выкопает!
И таки да, в 1912 году Драгу №4 привезли по Юкону к устью Клондайка, собрали – и запустили. Ковши спереди исправно копали породу и передавали ее на конвейеры в средней части, выкопанное место (поскольку в русле реки практически) заполнялось водой, в которой и плавала махина, а промытая порода (золото было выбрано, разумеется) выбрасывалась назад, заполняя собой пруд – и оставляя за собой, прямо скажем, лунный пейзаж. У меня фотографии окрестностей Доусона, переработанных драгами не получились – но на гугл-вью они легко находятся.
Таким вот методом плавания по суше драга проходила примерно метров 600-800 за год и к концу 50-х забралась в нынешнее место. После чего была остановлена в силу дальнейшей нерентабельности и очередного ужесточения природоохранного законодательства. Шла она по самым-самым местам, Клондайку и Бонанзе, которые были ископаны более ранними старателями вдоль и поперек (но не сильно вглубь) и на этих же местах ею было добыто за 40 с лишним лет около 48 тонн (!!!) золота. К вопросу об силе индустрии…
Сегодня драга отреставрирована и служит музеем. Сооружение циклопическое, впечатляющее, к посещению строго обязательное. Особенно если вы – фанаты стимпанка.
Ах да! Промывка на предмет золотого песка осуществлялась тоже промышленными масштабами, посему златоуловителями под решетками лотков служили джутовые маты. Раз в две недели маты извлекались из лотков и сжигались, золотинки же застрявшие в оных при этом плавились и благородный металл стекал в ладошки счастливых золотопромышленников-индустриалов.
С экскурсии по заимке и драге вернулись мы полные геологических впечатлений, а ведь было всего 2 часа дня.
День 13-й (окончание)
Я попросил высадить меня у музея… На 5-й улице Доусона сконцентрированы все каменные строения деревни-города с этажностью более трех: музей, госпиталь, муниципалитет и школа. Выглядят строения стандартно американски – мэрия и музей в колониальном стиле, остальное – в виде конструктивистских решений 60-х. Перед мэрией зачем-то пушки – кто там воевал в общем-то понятно (никто), но зачем для этого пушки везти было в такую пердь – решительно непонятно.
Музей же Доусона совершенно и бесповоротно хорош. Ни за что не пропустите. Экспозиция затрагивает и официальную историю, и историю менее явную (например, с превеликим интересом ознакомился с экспозицией посвященной истории проституции на Юконе) (последний публичный дом был закрыт в Доусоне в 1961 году, как выяснилось); кроме того, часть экспозиции, посвященная четвертичной и немного предшествовавшей геологии многое поставило на место в голове. В частности, главный будораживший вопрос про коренное золото Юкона.
Короче, ситуация такая: уже 3 миллиона лет назад на месте Юкона была вполне себе мощная река, русло которой не вполне, конечно, повторяло русло современного Юкона, и именно в районе Клондайка это палео-Юкон тёк скорее по тем местам, где сейчас собственно Клондайк и Бонанза и уходил далее на юго-восток в сторону реки Стюарт. От того п-Юкона остались отложения (если вы помните, что было написано страницей ранее, то термин палео-аллювий вас не испугает).
Так вот, эта мощная река размывала где-то (где-то!) золотоносные породы и переоткладывала золотишко в собственном аллювии, все как описано было выше. Потом местность слегка приподнялась, река нашла новое русло, а этот самый палео-аллювий оказался на водоразделах – и сейчас источником золота является именно он. А вот где находятся коренные породы, которые изначально подняли благородный металл к земной поверхности – до сих пор точно не известно. Наиболее вероятным источником принято считать какие-то палеогеновые вулканиты в ста километрах к югу, но там золота сейчас немного. Может наиболее золотоносные их части уже полностью размыты и переотложены, а может и не оттуда золото вовсе. Дискуссия идет.
Ближе к вечеру мы осуществили сувенирные закупки, отужинали в весьма отменном ресторане при гостинице нашей, испили пива в малюсеньком пабе Бомбейз Пегги (в здании публичного дома, который держала мамочка по имени Пегги из Бомбея сейчас эпонимичные хостел и паб) и отошли ко сну.
Насчет сувениров короткой строкой: маек, кепок и магнитиков полно, а золотые самородки ценятся примерно в два конца к биржевой цене.
Ах да! Между музеем и вечерним променадом мы зашли в музей и мемориальную избу Джека Лондона. Музей был закрыт в тот день, изба так и вовсе доступна только для наружного осмотра и заглядывания в окна…
День 13-й (литературоведческое отступление)
Собственно, само путешествие получилось исключительно по причине Джека Лондона, его работ и популярности оных в СССР. Скажу даже более – наиболее последовательная и полная история попадания на Юкон и жизни там изложена в сборнике рассказов «Смок Беллью». Сборник сей был неоднократно перечитан в детстве и отрочестве, и вот на пятом десятке дал о себе знать зудом путешественника.
Джек Лондон попал в 1897-м на Юкон так же, как и Смок Беллью, через Чилкут и пороги Белой Лошади. Более того, при проходе порогов он так же проявлял мужество и героизм, правда в отличие от Смока он отнюдь не был богемным ребенком, а напротив – с 14 лет ходил на своей лодке по заливу Сан-Франциско и вообще был чрезвычайно здоровым и крепким молодым человеком.
Лондон со товарищи до ледостава не добрались до Доусона и зазимовали в 120 км выше по Юкону, у устья реки Стюарт. Всю зиму жили втроем в собственноручно сложенной избе, читали книги, спорили о социализме и рабочем движении, боролись с цингой (Лондон все-таки хватанул ее, но быстро оклемался), принимали гостей, общались со старожилами и индейцами. Весной намыли на застолбленных участках какие-то блестки, но они оказались пиритом (как всем прекрасно известно, это сульфид железа, слегка жёлтый и блестящий, его еще называют «золотом дураков»).
В общем, Джек оказался в тех 90% лихорадочников, которые не снискали золота и не смогли закрепиться каким-либо другим способом. Летом 1898 года Джек уплыл вниз по Юкону до Нома, а оттуда пароходом в СФ. Без золота и денег, подавленный, необразованный и нищий, без связей в богеме (не говоря уж об верхнем обществе), без перспектив, без всего.
Через год один литературный журнал напечатает его первый сборник рассказов про Юкон – «Белое безмолвие»; он произведет эффект разорвавшейся бомбы; последуют еще несколько сборников про Аляску; он станет самым известным молодым писателем Америки; в течение многих лет Лондон будет самым высокооплачиваемым писателем США; северные рассказы, повести и романы станут американской классикой…
Избенку Джека и друзей отыщут через тридцать лет (определят по автографу на стене!), а еще через тридцать лет распилят вдоль напополам и соорудят две полуисконные избушки. Одну отвезут на родину Лондона, в город Окленд, штат Калифорния. Вторую половинку перетащат в Доусон. И поставят для нашего обозрения.
Несмотря на заблуждение, что «Лондона там не печатают и не знают, ибо он был гадкий комми» – в США и Канаде Лондона знают, помнят и печатают. Сборники рассказов, Белый Клык, Мартин Иден, Время-не-Ждёт, да и даже Железная Пята (самая что ни на есть левацкая агитка) – на полках книжных магазинов представлены. А вот Смока я не нашел ни в Беллингхеме, ни в Скагуэе, ни в Кетчикане. Ни в Доусоне. В том самом Доусоне, где происходят почти все события рассказов – таковой книжки в книгомагазине нет и про неё не знают (!!!) (Не знают, Карл!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!). Потом уже я посмотрел историю публикаций – они есть, но и изданий и тиражей сильно-сильно меньше, чем у прочих произведений.
Сборник рассказов «Смок Беллью» (в отличие от бытующего у нас разбиения серии на две части, в англоязычных изданиях это всегда один сборник) был написан аж в 1912 году, через 14 лет после юконской эпопеи, после которой Лондон на северах более не бывал. Написан, в общем-то, ради денег, самый высокооплачиваемый-то он самый, но деньгами распоряжаться Лондон не умел, постоянно был в долгах, а в 12-13 году для и ремонта обустройства свежекупленной яхты (оказавшейся дырявой посудиной) Джек «гнал строку» практически постоянно, продавая права издателям задолго до написания первой строчки. Потом он не любил произведения этого периода – в частности, «Сердца трех» – и вроде как даже запретил их публикацию после своей смерти (подтверждения я этому нигде не нашёл, а откуда узнал – не вспомню 😊). Загадкой остается такая любовь нашей публики именно к этим произведениям.
В антикварной лавке на Фронтальной улице, где мы прикупали полутораграммовых самородков, я совершенно случайно на полке со старыми журналами нашел первое издание «Смока Беллью», 1912 года, за 95 канадских долларов и немедленно прикупил. Продавщица покрутила книжку в руках и недоверчиво спросила: «Smoke who? Is that really London’s?» …
Будем честны – рассказы слабее прочих северных. Основная идея – преображение богемного колумниста в полярного волка, светлого, честного и благородного – явно искусственная, но еще объяснима: Лондон писал улучшенный, идеальный вариант себя на Севере. Но после посещения тамошних мест огромное количество мелких косяков, вызванных тем, что писатель описывал местность, в которой был 15 лет назад и мельком, очень режет глаз: забег с Олафом вверх по склону к конторе (весь Доусон расположен на низком берегу, в пойме Юкона), незамеченный меандр между верхним и нижним столбом заявки (между ними, напомню, всего 150 футов вдоль русла), ледники вокруг Нежданного озера (оледенения в тамошних горах нет, особенно «вверх по реке Стюарт»), и прочее, и прочее, и прочее.
Единственные два момента не вызывают вопросов: яичный переполох с последующим поселком Тру-ля-ля – образец плутовского жанра, да и с яйцами и впрямь напряги были страшные поначалу, и – «Как вешали Калтуса Джорджа», где (возможно невольно) Лондон устами своего мегаположительного убергероя весьма четко описал мировоззрение американцев, и описание это не утратило актуальности и посейчас: «мы постоянно обманываем, грабим и режем, но иногда хотим быть хорошими в собственных глазах – и горе тому, кто усомнится в нашей хорошести».
По дороге домой и потом уже дома я прочитал произведение уже на английском. Была надежда, что самая суровая неясность в рассказах – как обыграть казино, используя рассохшуюся рулетку – была просто утеряна при переводе. Ан нет. По-английски всё точно так же – непонятно; если кто мне объяснит – буду премного благодарен. Неожиданным оказался совершенно потерянный при переводе страшный юго-западный насквозь деревенский говор Малыша. Автор так старательно его выписывал – а в переводе Малыш изъясняется со Смоком абсолютно на одном уровне.
Перечитанные по возвращению другие северные рассказы реакции взрослого разочарования не вызвали. Вот.
Новости
VIP
