Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Егор, добрый день.
Егор Яковлев. Добрый.
Д.Ю. Продолжим?
Егор Яковлев. Да. Наконец-то сейчас мы переходим к истории продолжения русской революции. В прошлом году мы закончили на том, что Октябрьское вооруженное восстание победило, но власть, которую большевики взяли в свои руки, оказалась крайне непрочной. Вообще история могла пойти по-другому. Я в этом глубоко убежден. Когда начинаешь погружаться в источники, приходишь к выводу, что есть моменты, когда ты прямо чувствуешь исторические развилки. Мы оставили наших героев во время Второго Всероссийского съезда Советов. Когда после грандиозного скандала между партиями умеренной революционной демократии и большевиками, меньшевики и эсеры решили покинуть зал, где проходил этот съезд. И, напутствуемый проклятиями Льва Троцкого, который предрек меньшевикам место в помойной яме истории, их лидер, Мартов, покидал зал. И вот, когда он практически выходил из двери... Один из рабочих, который поддерживал не большевиков, а Военно-революционный Комитет Петроградского Совета, который взял власть, потому, что это очень важный момент, власть большевики брали не от имени партии, а от имени Совета, и этот рабочий в спину Мартову сказал: “Я думал кто-кто, а Мартов останется с рабочими”. И Мартов в этот момент застыл. Если бы он в этот момент остался на съезде и меньшевики остались бы на съезде, они оставили бы себе возможность продолжить диалог и, возможно, что-то изменить в свою пользу. Но Мартов постоял несколько секунд и ушел. Ушел потому, что и меньшевики, и эсеры пришли к выводу, что большевики власть узурпировали. И совершили то, от чего они в период между февралем и октябрем отказывались. Я напомню, что шансы, перспективы передать власть Советам у революционной демократии были и ранее. Самый идеальный момент был после Корниловского выступления. Когда практически вся пассионарная масса в Петрограде, рабочие и солдаты, они поддержали переход власти к Советам и разрыв с буржуазией. Но и меньшевики, и эсеры на это не решились. И не решались по одной простой причине, они не верили, что смогут управлять страной, порвав с буржуазией и интеллигенцией буржуазной, которая в массе своей поддерживала кадетскую партию. Большевики оказались единственной партией, которая этого не испугалась. “Есть такая партия!” И Ленин пошел до конца. Собственно, эти гневные проклятья Троцкого, к которым Ленин вполне присоединялся, они как раз и были направлены к эсерам и меньшевикам, в первую очередь за то, что те, как они считали, предали дело революции, революционной демократии, и постоянно, раз за разом, шли на соглашение с буржуазией. По этой линии проходил разлом. Меньшевики находились в плену представлений, что большевики, допустим, захватили власть, но это авантюра, а не власть. Власть они не удержать, никто за ними не пойдет, буквально через несколько дней большевистское правительство падет. Потому, что они не смогут управлять страной, их не поддержат союзники. Что такое Петроград? Это еще не вся Россия. Поэтому они направились в Петроградскую городскую Думу, которую они считали единственным, на данный момент, легитимным органом власти. И там стали строить планы реставрации Временного правительства.
В чем был плюс ситуации для большевиков. В том, что хотя меньшевики и эсеры ушли, это не лишило съезд Советов кворума. Большая часть делегатов съезда осталась. Поэтому решения были официально легитимными.
Д.Ю. В чем смысл уходить был тогда? Я понимаю, если бы они уходом своим как-то ловко нагадили. Пресекли работу и всякое такое. Зачем ушли-то?
Егор Яковлев. С одной стороны, это был акт эмоциональный. А с другой стороны, ну, то есть, если бы они остались, они вынуждены были бы признать легитимной попытку захвата власти. Все действия большевиков. Даже если бы они продолжили диалог внутри Совета, им все равно пришлось бы признать влияние большевиков. А во временном правительстве большевиков не было. Временно правительство возглавлялось эсером Александром Федоровичем Керенским, который, как они считали, был легитимен, которому должны были подчиняться войска. Большевики выглядели в их глазах, во-первых, радикалами, а, во-вторых, авантюристами. В том момент, помимо эмоционального акта, возобладало то представление, что захват власти большевиками на очень короткий срок. Потому, что сейчас подойдут верные войска с фронта, и большевиков просто сдунут. Молниеносно. К тому же, и меньшевики, и эсеры надеялись на свое влияние в рабочей массе и в солдатской. В первую очередь в крестьянской массе, эсеры. И они думали, что большевики могут, что угодно делать, им никто подчиняться не будет, они просто развалятся сами собой. Кроме того, меньшевики и эсеры прекрасно знали, что в большевистской партии существуют разные течения. Мы сейчас о большевиках судим, как о некоем монолите, на самом деле никакого монолита не было. Мы это видим даже по предыстории вооруженного восстания.
Д.Ю. Кто, чего хотел.
Егор Яковлев. Да. Потому, что внутри большевистской партии существовало очень влиятельное крыло, которое стояло за соглашение с революционной демократией. Это крыло возглавлял, упомянутый нами, Каменев, который как раз себя скомпрометировал, вместе с Зиновьевым, тем, что фактически выдал дату вооруженного восстания. За это был проклят Лениным, Ленин требовал его исключения из ЦК. Но ЦК не согласовало этот момент. И Каменев продолжал придерживаться той точки зрения, что раскол всей революционной демократии, это бесперспективный путь. То есть, он, в принципе, даже стоял на меньшевистских позициях. Он полагал, что “мы не сможем управлять”. И это одна интересная коллизия, скрытый конфликт между Лениным и Каменевым, станет одной из сюжетных линий нашей сегодняшней программы. Но Каменев был не один такой, за ним стояло некоторое число влиятельных большевиков. Это и Луначарский, это и Рязанов, они, безусловно, свою роль играли.
Д.Ю. Честно тебе скажу, для меня слушать это как-то дико. Я, как и все, железно уверен, что большевики, это спаянный кулак.
Егор Яковлев. Все было совершенно не там. Большевики совершенно не были спаянным кулаком. Существовала внутрипартийная демократия в этот момент. Как я уже сказал, и Ленина могли осадить. В решающий момент, это видно по истории подготовки, все играла дикая, неизвестно откуда она бралась в этом невысоком человеке, энергия. Ленин в какой-то момент, особенно в самых критических случаях, умел всех убедить. Ленин не очень, скажем так, в своих выступлениях шутил, сыпал остроумием, но он славился железной логикой. Он умел всех убедить в конкретный момент, что нужно действовать так, как он говорит.
Д.Ю. Важнее другое, что он знал, как надо. И это оказывалось правильно.
Егор Яковлев. Да. Каким-то образом, неожиданно, действительно те перспективы, которые видел Ленин, они, во всяком случае, в тактическом смысле, приводили к успеху, к победе. “Лузером” Ленин точно не был.
Какие проблемы возникли у большевиков после того, как ушли меньшевики и эсеры со съезда. Кворум сохранился, но почему он сохранился? Потому, что стались левый эсеры, которые, в принципе, были готовы к коалиции с большевиками. И некоторое число меньшевиков-националистов, такие раскольники в рамках меньшевиков. Представители этих течений были согласны с большевиками работать, но, все-таки, линия на раскол революционной демократии, она и их тоже напугала. И они, несмотря на то, что остались, стали Ленина и большевиков уговаривать к созданию общего правительства, социалистического. В котором никаких кадетов, октябристов, черносотенцев, конечно, нет. Но давайте, вот, есть революционные партии. Тем более, что меньшевики и большевики были одной партией когда-то. Давайте мы все вместе соберем правительство и будем работать. Ну, и на следующий день Ленин “зашел с козырей”. Ленин все продумал очень хорошо. Были горячие головы, которые предлагали первым делом, как временное правительство свергли, нужно новое правительство, а то страна без правительства живет, как этот так? Ленин сказал: “Нет, сейчас правительство пока не будем избирать. Начнем с другого”. Один день страна прожила без правительства. Интересный факт, зачем это было нужно Ленину? Ленину это нужно было для того, чтобы объявить о намерении партии большевиков. Первым делом Ленин объявил “Декрет о мире”, то есть, таким образом, удовлетворил народные чаяния. И вторым, Ленин объявил “Декрет о земле”. После этого правительство, естественно, стало большевистским.
Д.Ю. Козырей-то, да.
Егор Яковлев. Совершенно верно Михаил Васильевич Попов, я слушал его передачи, говорит, что позиция Ленина, в чем заключалась? В том, что в буржуазном парламенте удовлетворить народные чаяния невозможно. Потому, что буржуазия всегда будет диктовать свои интересы. Поэтому большевики, которые не являются буржуазной партией, они, никогда не смогут завоевать большинство и, соответственно, защитить интересы большинства населения. Поэтому они, сначала взяли власть, чтобы затем, явочным порядком, объявить о своих реформах, удовлетворить, таким образом, народные чаяния и завоевать большинство. Что в принципе, во всяком случае, в Петрограде и произошло.
Д.Ю. Опять-таки, с детства, кажется, никого ни о чем не спрашивали и никого ничего не интересовало. “Течет вода Кубань реки, куда велят большевики”. Оказывается, нет, о чем-то думали, с кем-то согласовывали.
Егор Яковлев. А как по-другому? По-другому было невозможно. Потому, что, повторюсь, у нас часто недооценивается движение масс. А революция, на самом деле, была движением масс. Большевики победили именно потому, что они не хотели массы переделать под себя, они их возглавили. Возглавили это движение. Они поняли, чего хотят массы и, соответственно, благодаря этому получили легитимность. Причем, еще раз повторю, они действовали от имени Советов. И вот эти все декреты, они были утверждены на съезде Советов. То есть, с точки зрения всех, кто поддерживал советскую демократию, это были абсолютно легитимные вещи.
Давайте немножко про “Декрет о мире”. Наверняка у нас будут такие зрители, которые скажут, что “Декрет о мире”, это предательство интересов России. Даже, наверное, найдутся те, кто будут продолжать настаивать на том, что Ленин был немецким шпионом. Зрители фильма “Штурм Зимнего. Опровержение” наверняка нам расскажут, что Ленин даже умудрился съездить назад в Берлин, чтобы получить новейшие директивы, как действовать, сам догадаться не мог, поэтому нужно было срочно посоветоваться с кайзером, с немецким генеральным штабом. А потом его назад забросили. Что представлял собой “Декрет о мире”. Это был документ, в котором Советское рабоче-крестьянское правительство предлагало: “Всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире, о немедленном мире без аннексий и контрибуций, без захватов чужих территорий, без насильственного взыскания с побежденных материальных или денежных возмещений”. Констатировалось, что продолжение войны рассматривается как величайшее преступление против человечества. Надо пояснить вот эти строки. Во-первых, обращу ваше внимание, что Советское правительство обращается в первую очередь к народам, а уже потом к правительствам. Это очень важный момент. Потому, что большевики были убеждены, что война, империалистическая война, она ведется не в интересах народов. Они были не так уж и неправы в этом потому, что во всей Европе шли в это время антивоенные демонстрации. Антивоенные движения были очень сильны, они были и в Англии, и во Франции. По нарастающей шли в Германии, очень сильны были в Австро-Венгрии. Я напомню, что там был убит премьер-министр. Террористом Адлером был убит премьер-министр, под лозунгом “Долой войну!”. Везде, в принципе, народы склонялись к тому, что победить в этой войне невозможно, что война ведется в интересах кучки, так скажем, олигархов-капиталистов, которые затягивают ее искусственно для увеличения своих заработков. И по большому счету нет никаких оснований, чтобы ее прямо сейчас не прекратить. Это будет справедливо. Эта точка зрения разделялась большими массами народа во всех странах. С одной стороны, конечно, эта точка зрения вступала в противоречие с представлениями о “казенном” патриотизме. Она, может быть, вступала в противоречие с жаждой отомстить за погибших товарищей. С переживаниями на тему, что все жертвы были принесены напрасно. Это был серьезный психологический конфликт во всех странах. Но, тем не менее, это было очень серьезное пацифистское движение. Я еще раз напоминаю нашим зрителям, Первая мировая война ни в одной стране Европы не рассматривается, как романтическая война. Победа в этой войне рассматривается как прекращение какой-то грандиозной драмы. Она нанесла серьезную психологическую травму всем странам, которая потом сказалась на сопротивлении этих стран в годы Второй мировой войны, в частности во Франции. Просто французское общество настолько было шокировано...
Д.Ю. Контужено.
Егор Яковлев. Да. Контужено Первой мировой, что не хотело воевать во Второй мировой. Этим, отчасти, политика Франции по умиротворению Гитлера и диктовалась. И Ленин не без оснований надеялся, что народы, к которым он обращается, побудят свои правительства немедленно прекратить войну. Как минимум, а как максимум, свержение буржуазии. То есть, мировая революция. Почему Ленин надеялся на мировую революцию сейчас? Потому, что идет мировая война. Мировую революцию в представлении Ленина невозможно понять без мировой войны. Так как идет мировая война, то все народы катастрофически от нее устали. И главный виновник мировой войны, главный бенефициар, это капитализм. И для того, чтобы закончить войну окончательно, чтобы она не повторилась никогда, нужно свергнуть капитализм. Потому, что он и является причиной этой войны. “Сейчас народ настолько настроен против капитализма, - как думает Ленин, - что именно сейчас он готов свергнуть ее во всех странах”. Этой логикой обусловлены надежды Ленина на мировую революцию.
Д.Ю. Ну, тут не угадал.
Егор Яковлев. Тут не угадал, но надо сказать, что эти антивоенные и, как следствие, антикапиталистические движения, они были во всех странах и породили очень тяжелые, кровавые, долгие гражданские войны в целом ряде стран. А там, где не было гражданских войн, были серьезные рабочие движения. Или антиколониальные движения. Потому, что, несмотря на то, что в Англии, например, не было гражданской войны, формально, если подходить именно к британским островам, Первая мировая война спровоцировала очень кровавые ирландские войны за независимость. То есть, формально, в рамках Британской империи, это тоже была гражданская война. Поскольку Ирландия была частью Великобритании, это тоже была гражданская война. Первое, это “Пасхальное восстание” 1916 года, а потом, в начале 1920-х годов, когда большая часть Ирландии все-таки отвоевала себе независимость. Это тоже была не легкая прогулка, это была травма для тех и для других.
Читаем дальше: “Советское правительство отменяет тайную дипломатию, выражая твердое намерение, вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 года. И объявляет, безусловно, и немедленно отмененным все содержание этих тайных договоров”. О чем здесь идет речь. О том, что все страны, вступая в войну, предполагали аннексию каких-то территорий и обеспечение своих геополитических интересов, которые как-то мыслились элитам этих стран. Для России конечно главным был Константинополь и проливы. Я уже неоднократно об этом говорил. Я считаю это одной из самых роковых ошибок царского правительства. Недавно, кстати, я нашел подтверждение своей мысли. Ошибка заключалась в том, что аннексия этих территорий была провозглашена одной из целей войны. То есть, это была ошибка именно пропаганды. То, что эти территории могли в тех исторических обстоятельствах сыграть определенную роль, контроль над ними, это действительно так, я об этом рассказывал в начале нашего цикла. Но то, что захват, аннексия этих территорий... Причем Ленин поясняет, что под аннексией он понимает присоединение территорий без ярко выраженного согласия жителей этих территорий. Тут у нас один зритель мне предъявил претензию, как же я выступаю противником присоединения проливов...
Д.Ю. А как же Крым?
Егор Яковлев. А как же Крым. Да. Все очень просто, жители Крыма выразили свою волю явно и недвусмысленно на референдуме. А вот жители Константинополя, побережья Босфора и Дарданелл свою волю не выражали. Преимущественно это население было мусульманское, которое в течение долгого времени воспринимало Россию как врага, как исторического противника. Воспитывалось в таком русле. Что было естественно, самое большое число войн, которые Россия вела, это были именно войны с Турцией. Поэтому, в случае реального присоединения этих территорий, имели бы место либо системные депортации этого населения, что породило бы...
Д.Ю. Острое желание вернуться.
Егор Яковлев. Да. Острое желание вернуться. Самое главное, я думаю, что это породило бы активное антирусское движение, в том числе, под исламскими лозунгами. Мы бы столкнулись с исламским фундаментализмом, помимо всех прочих проблем. Это сливалось бы с прочими проблемами, с аграрным вопросом. На самом деле это был бы очень серьезный горючий материал.
Д.Ю. То есть, это была бы атомная бомба покруче той, которую Ленин заложил.
Егор Яковлев. Да. Собственно, опубликование этих договоров, по которым Россия действительно должна была присоединить к себе эту территорию, оно, конечно, в тех условиях компрометировало предшествующее правительство в том смысле, что подтверждало тезис о захватническом характере войны. Кстати, большевики были очень продвинутыми людьми для своего времени, они передали “Декрет о мире” по радио. Это вообще первый в истории человечества документ, который был передан по радио. Они воспользовались техническими средствами, современными им. Они здесь выступали абсолютно искренне, абсолютно бескорыстно. Потому, что они акцентировали внимание именно на том, что обращение идет ко всем воюющим странам. О мире без аннексий и контрибуций. Большевики надеялись, что это побудит все сражающиеся народы давить на свои правительства, чтобы они прекратили войну. Но этот идеалистический расчет не оправдался, хотя, безусловно, это предложение усилило борьбу за мир, скажем так. Но правительства всех воюющих стран... Это была угроза их безопасности, как они это толковали. И они приложили максимальное количество усилий, чтобы замолчать это предложение. А большевиков объявить какими-то радикалами, маргиналами.
Но внутри страны, внутри России это предложение совпадало с чаяниями миллионов, не побоюсь этой оценки, людей. Это то, чего ожидали солдаты на фронте, да и в тылу. Чего ожидали жены этих солдат. Особенно крестьянки ожидали, когда придут мужчины и начнут работать в поле. Матери ожидали, когда вернутся мужчины с фронта. Устали все уже от войны, хотя говорили давно, что надо такое предложение сделать. Даже Верховский, последний Военный министр Временного правительства, об этом говорил. Но никто что-то такого предложения не делал. Верховский говорил: ‘Давайте сделаем всем. Пусть немцы откажутся, тогда у нас появится мотивация в бой людей отправлять. Мы-то предлагаем, а немцы отказываются”. Англичане тогда сказали: “Нет, нет, так не надо”. И первыми это предложение сделали большевики, чем сразу же резко подняли своей рейтинг в массах.
То же самое “Декрет о земле”. Это вообще вековая мечта русского крестьянства. Конфискация помещичьих земель и имений. Правда земли крестьян и рядовых казаков при этом не конфискуются. “Переход конфискованных земель и имений в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. Переход земли в достояние государства с последующей безвозмездной передачей ее крестьянам. Вся земля, по ее отчуждении, поступает в общенародный земельный фонд. Распределением между трудящимися заведуют местные и центральные самоуправления, начиная от демократически организованных бессословных сельских и городских общин и кончая центральными областными учреждениями”. Важнейший пункт, “Отмена права частной собственности на землю”.
Д.Ю. Это тектонический сдвиг.
Егор Яковлев. Это было то, что категорически крестьянство не признавало вообще - частная собственность на землю. “Земля Богова”. Не может человек владеть землей, она ему не принадлежит. Именно за то, что так точно выразил это наблюдение Лев Толстой, Ленин назвал его “зеркалом русской революции”. Потому, что Толстой был главным проповедником этой идеи, что не может человек владеть землей. Крестьянство в целом, по своему сознанию, отвергает частную собственность на землю. В этом конфликт Столыпина и Льва Толстого.
Д.Ю. Русский крестьянин – природный большевик и коммунист. Это у него внутри.
Егор Яковлев. И запрет применения наемного труда. Тоже очень важный момент, это антикулаческая мера. “Это не по правде”. Эта программа вообще была эсеровская, и эсеры были очень недовольны, что Ленин ее использовал.
Д.Ю. Инфернально хохоча.
Егор Яковлев. Для такого опытного политического бойца, каким был Владимир Ильич, это была задачка “назубок”. Ленин им отвечал: “Вообще-то мы демократическая партия, мы познакомились с наказами крестьян, рабочих. Поняли, чего они хотят и удовлетворили их чаяния. Да, мы не какие-нибудь доктринеры, мы способны к изменениям. Вот, мы реформировали свою программу, ознакомившись с реальными запросами масс. И вообще, главное не тот, кто выдвинул программу, а тот, кто ее реализовал”.
Д.Ю. Правильно.
Егор Яковлев. Поэтому эсеры вообще ответить ничего не могли на это. Потому, что Ленин со всех сторон был прав. Все эти декреты были одобрены съездом Советов, а дальше уже можно было перейти к формированию Совнаркома. Новое правительство, отказались от слова “Правительство” и назвали себя Советом народных комиссаров. Существует такая точка зрения, что в первом Совнаркоме было 85 процентов еврее, я думаю, многие смотрели очень полезный ролик Бориса Витальевича о том, как было на самом деле.
Д.Ю. Тут и Владимир Владимирович сказал: “Кто его консультирует, интересно?” Не слушайте их Владимир Владимирович.
Егор Яковлев. Надо понять, кто этот черносотенный бред рассказывает президенту. Сейчас это сложно установить, но в учебниках истории напишут, с именами. Действительно, президента вводят в заблуждение по поводу важнейших вех нашей истории. Никаких 85 процентов евреев там не было, там был только одни еврей, Лев Давидович Троцкий. И, собственно, этот день 26 октября 1917 года, он окончился для большевиков очень успешно. Они достигли всех своих целей, они выдвинули важнейшие программные документы. Укрепили свою легитимность, получили поддержку широких масс, показали, что у большевиков слова с делами не расходятся. И избрали свое правительство. Была одна проблема в том, что правительство это пугало. Потому, что левые эсеры в него войти отказались. И правительство, таким образом, стало монопартийное. Но оно пользовалось доверием рабочих и солдат. Это был источник его легитимности. Но, к сожалению, или к счастью, управлять страной на тот момент нельзя было, если ты черпал легитимность только из масс рабочих и солдат. Нужно было доверие более широких масс. Поэтому, оппозиционные, по отношению к большевикам, партии начали работать с другими категориями масс, чтобы создать большевикам проблемы и отыграться на этом политическом поле.
А мы временно оставим революционный Петроград и посмотрим как дела у Александра Федоровича Керенского. Который, как, наверное, зрители помнят, 25 октября утром отправился навстречу войскам с фронта, оставив Временное правительство самостоятельно решать вопрос с большевиками. Александр Федорович Керенский выехал из Петрограда на автомобиле Американского посольства, с флажком. Обманутые красногвардейцы выпустили его. Александр Федорович помчался в Гатчину, где, как он надеялся, находятся верные ему части. Дальше Гатчины он все равно уехать не мог потому, что кончился бензин, нужно было заправить машину. Керенский вышел и направился в гарнизон, где в это время проходил солдатский митинг. Подходя к месту митинга, Керенский услышал свое имя, подумал, что вот верные ему части, во главе их он сейчас двинется на Петроград и приструнит большевистское восстание. Но подходя ближе, Керенский услышал, что солдаты собираются его повесить, расстрелять. Ничего приятного он про себя не услышал, поэтому развернулся и срочно рванул назад в автомобиль. В Гатчине он пробыл не более получаса, только заправились и рванули дальше.
Д.Ю. Как в фильме “Жмурки”: “Наверно мы ошиблись квартирой, нам лучше уйти”.
Егор Яковлев. Да. Поэтому он рванул навстречу другим войскам. Вообще весь это фокус он несколько раз проделывал, причем удивительно вовремя. У него срабатывало какое-то чутье, какой-то тумблер срабатывал, что пора валить. Ему это в итоге удалось. Керенский в этом смысле просто везунчик. Керенский рванул в Псков. В Пскове располагался штаб Северного фронта, которым командовал генерал Владимир Черемисов. Генерала Владимира Черемисова, упомянутый мной ранее, Олег Стрижак подозревает в большевизме. А некоторые читатели и зрители прислали мне сообщения, что это, оказывается, он командовал ротой финских егерей, которая штурмовала Зимний.
Д.Ю. Вот как вышло.
Егор Яковлев. Никаким большевиком, я повторюсь, Черемисов не был. Вел он себя, для людей, которые не в теме, немного странно, но мы сейчас объясним, почему он так себя вел. Керенский приехал в Псков. Но после того, как он сходил на митинг в Гатчине, он решил более-менее осторожно себя вести. Он явился на квартиру генерала-квартирмейстера Северного фронта Барановского, который был известен как более-менее лояльный к нему человек. И укрылся. А Барановский его встретил и говорит: “Александр Федорович, а у нас тут уже приказ о вашем аресте”. Керенский говорит: “Как же так? Я же верховный главнокомандующий. Надо срочно бросить войска на Петроград”. А Барановский ему говорит: “У нас тут уже образовался Военно-революционный комитет, там сейчас люди заседают. Честно говоря, это маловероятно”. Дальше Барановский сообщил Черемисову, что прибыл министр-председатель. Черемисов пришел на квартиру к генералу-квартирмейстеру и имел разговор с Керенским. Керенский ему говорит: “Давайте срочно бросать войска, надо защитить революцию”. А Черемисов ему говорит: “Знаете, меня пригласили на заседание Военно-революционного комитета, там настроение такое, что войска вообще не хотят никуда идти. Войска туда не пойдут. Более того, вам лично угрожает опасность. Я не могу лично вам ничего гарантировать. Самый лучший исход, сесть в машину и поехать в Могилев. Вот там, в Ставке, может быть, что-нибудь решится, но здесь вообще ничего. Нереально”. Этот отказ Черемисова выслать войска в Петроград некоторые, особенно мемуаристы из белого движения, обычно трактуют как скрытый большевизм и предательство. На самом деле документы категорически опровергают принадлежность Черемисова к большевикам, а тем более его участие в заговоре в пользу большевиков. Просто надо тут понимать ту обстановку, которая сложилась к осени 1917 года. На самом деле она после февраля начала складываться. Обычно, это офицер возглавляет соединение, он решает что делать, куда двигаться, командует, в общем. Но после издания “приказа номер 1” обстановка была другая в армии. Это офицеры были заложниками солдат, нижних чинов. Для них это, в полном смысле слова, очень часто был вопрос жизни. Потому, что один и тот же человек, даже популярный командир, при определенных обстоятельствах мог стать жертвой солдатского или унтер-офицерского самосуда. Просто потому, что он мог быть заподозрен в контрреволюции, каком-нибудь заговоре или умысле против солдат. Поэтому офицеры, которые обладали сильным инстинктом самосохранения, они должны были лавировать между солдатской, унтер-офицерской массой и своими представлениями как надо себя вести. И патриотическим долгом, как они его себе представляли. Поэтому Черемисов в этих условиях избрал, в принципе, разумную тактику. Он боялся, и не без оснований, идти против солдатской массы. С другой стороны, как показывают документы, он приложил огромные усилия к тому, чтобы впоследствии те части, которые признали власть большевиков, не пошли на их защиту в Петроград и не оголили тем самым фронт. Потому, что обстановка на Северном фронте была на самом деле тревожная. Немцы стояли рядом уже, и угроза наступления на Петроград существовала. Что, в принципе, потом и случится. Поэтому Черемисов здесь просто лавировал.
И удрученный Керенский долго раздумывал, что ему делать. Тут появился комиссар Северного фронта Войтинский, меньшевик, который имел к большевикам практически личные счеты, не считал большевистскую революцию легитимной. Он посоветовал Керенскому обратиться к Петру Николаевичу Краснову, который командовал 3-м конным корпусом в составе Северного фронта. Краснов был яростным антибольшевиком. Это был в данных условиях единственный человек, который мог бы двинуть свое соединение на подавление восстания в Петрограде. Тут случилось совпадение, Краснов сам нагрянул в Псков. Почему это произошло. Третий конный корпус, это тот самый корпус, который наступал на Петроград во время Корниловского мятежа. Тогда им командовал Крымов, впоследствии застрелившийся. А после, его командующим стал знаменитый, печально, правда, Петр Краснов. Керенский сыграл злую шутку с этим корпусом, опасаясь возможности повторного наступления, он этот корпус рассредоточил по большим территориям Псковской области и, даже, Прибалтики. Поэтому собрать его молниеносно было нельзя. Но у Краснова под началом было примерно 700 сабель и эти 700 сабель были вполне в его распоряжении. Керенский, перед тем, как уехать из Петрограда, отдал приказ о выдвижении сил Северного фронта на подавление мятежа в Петрограде, но никто не пришел. Единственный, кто собрался приходить, это был Краснов. Он уже начал грузиться, был в городе Остров. Есть такой город у нас под названием Остров, вот он там находился, под Псковом. Его соединение уже стало грузиться в эшелон. И тут пришла отмена приказа. Отменил приказ Черемисов под давление своего Военно-революционного комитета. Но Краснов заподозрил, что здесь что-то не так, вроде Керенский приказывает идти, Черемисов отменяет приказ, надо разобраться. Он со своим адъютантом приехал в Псков, встретился с Черемисовым. Черемисов объяснил ему свою позицию. Но Краснова это не убедило, тут Войтинский говорит ему: “Керенский здесь”. И устроил им встречу. Парадокс заключался в том, что Керенского вообще никто не любил в армии. Солдаты его не любили за соглашение с буржуазией и за “войну до победного конца”. А офицеры его не любили за подавление Корниловского выступления. Предатель. Поэтому репутация Керенского была ниже плинтуса. Есть знаменитая история, когда войска Краснова пошли на Петроград, Керенский очень любил за руку здороваться с солдатской массой, считал, что он, таким образом, повышает авторитет, он подошел к одному бойцу, хотел ему руку пожать, а тот говорит: “Никак не могу”. – “Почему?” – “Я, корниловец”.
Д.Ю. Чутье подвело.
Егор Яковлев. Да. Петр Краснов впоследствии, в своих мемуарах писал о Керенском: “Я никогда, ни одной минуты не был поклонником Керенского. Я никогда его не видал, очень мало читал его речи, но мне все было в нем противно до гадливого отвращения. Противна была его самоуверенность, то, что он за все брался и все умел. Когда он был министром юстиции, я молчал. Но когда Керенский стал военным и морским министром, все возмутилось во мне. Как, думал я, во время войны управлять военным делом берется человек, ничего в нем не понимающий? Военное искусство, одно из самых трудных искусств потому, что оно помимо знания требует особого воспитания ума и воли. Если во всяком искусстве дилетантизм нежелателен, то в военном искусстве он недопустим. Керенский – полководец. Петр, Румянцев, Суворов, Кутузов, Ермолов, Скобелев, Керенский. Он разрушил армию, надругался над военною наукою. За это я презирал и ненавидел его. А вот иду же я к нему этой волшебной лунной ночью, когда явь кажется грезами. Иду как к Верховному главнокомандующему предлагать свою жизнь и жизнь вверенных мне людей в его полное распоряжение. Да, иду. Потому, что не к Керенскому иду я, а к Родине, к Великой России, от которой отречься я не могу. И если Россия с Керенским, я пойду с ним”. В общем, Петр Краснов был крайне неразборчив, и его желание воевать за Россию в итоге привело его к войне за план “Ost”. Сложился противоестественный союз Краснова с Керенским. Правда Краснов поинтересовался, можно ли рассчитывать еще на какие-нибудь силы. Керенский, который вообще был не в курсе, тут же сообщил, что подойдет пехотная дивизия, еще одна кавалерийская дивизия и обязательно будет 18-й корпус. Главное начать, а там наши силы подтянутся. На самом деле никто подтягиваться не собирался. Интересно, что посредством Войтинского удалось связаться со Ставкой, стали выяснять вообще, кто может прийти, выяснилось, что на Западном фронте частей, которые хотят подавить большевистское восстание в Петрограде, нет. На Юго-западном тоже таких не обнаружилось. Правда, сообщили, что можно было собрать дивизию на Румынском фронте. По отзывам генерала Головина, изложенным в его документальном труде “Россия в Первой мировой войне”, Румынский фронт был самым надежным потому, что он стоял на чужой территории, в Румынии. Его разложение затронуло в наименьшей степени. Но там тоже все было не так радужно для Керенского. Оттуда пришел ответ, что в принципе можно собрать кое-какие войска, но есть проблема, под каким лозунгом идти. Войска готовы воевать за созыв Учредительного собрания, но за какие-то персоналии в рамках Временного правительства, не пойдут. Понятно, что здесь был намек на самого Керенского. За Керенского и под его началом идти никто не хотел. Причем ситуация была “аховая” и рассчитывать можно было только на вот эти силы Краснова. Но Керенский приободрился, они погрузились в эшелоны и помчались на Петроград. Причем наутро Керенский разбудил Краснова и сказал ему в своем пафосном стиле: “Генерал, я назначаю вас командующим армией, которая пойдет на Петроград”. У Краснова это могло вызвать только улыбку потому, что армия была только вот... Тем не менее, обстановка была такая, что внезапный удар мог все решить.
Д.Ю. Силами одного парашютно-десантного полка.
Егор Яковлев. Эшелоны промчались Псков и приехали первым делом в Гатчину. Только высадились, вдруг пришло сообщение, что неподалеку разгружается большевистская часть, большевизированная часть Измайловского полка, которая прибыла для обороны Гатчины. Дальше произошла совсем комичная ситуация. На эту часть набрели 8 казаков Краснова и в полном составе ее арестовали. В части было 300 человек. Это было связано с особенностью Российской гражданской войны, она разгоралась очень долго. Совершенно явно мы это фиксируем и во время Корниловского выступления, и во время выступления Керенского-Краснова, люди воевать особо не хотели.
Д.Ю. Русские долго запрягают.
Егор Яковлев. Гражданской войны вообще никто не хотел. Поэтому, если с обеих сторон встречались простые солдаты, они очень быстро друг с другом договаривались. В общем 300 человек большевизированной этой части, они были арестованы, их просто распустили по домам потому, что непонятно было что с ними делать. Разбежались. И Гатчина была, таким образом, занята без боя. Тут Александр Федорович совсем приободрился. Он заселился, куда?
Д.Ю. Во дворец?
Егор Яковлев. Конечно. Первым делом Александр Федорович заселился во дворец. Когда Краснов пришел к нему для доклада, он обалдел. Не узнал Керенского. Керенский явно ободрился, он обедал со своими адъютантами, каким-то образом с ними оказались уже две хорошо одетых и веселых дамы. Откуда они взялись, непонятно, но Керенский явно чувствовал себя хорошо. И напутствовал Краснова, что сейчас идем на Петроград, все будет хорошо. И силы Краснова, явно небольшие, отправились на Царское Село. Там все прошло немного серьезнее, там был бой. Тем не менее, с боем удалось взять Царское Село. Керенский опять въехал во дворец, и там Краснов наткнулся на Савенкова. На Бориса Савенкова, которого зритель наверняка помнит по нашим предыдущим встречам.
Д.Ю. Террорюгу.
Егор Яковлев. Савенков вел антибольшевистскую пропаганду среди солдат и с Красновым они отлично нашли общий язык. Савенков не простил Керенскому его интриги времен Корниловского мятежа. И тут же состряпал свою интригу против Александра Федоровича. Интрига заключалась в следующем, что Керенский, это полный политический ноль, доверия к нему не может быть никакого, поэтому надо срочно его арестовать. И пусть Краснов будет личным диктатором, который идет на Петроград. Но Краснов сказал: “Я не готов, давайте лучше займемся тем, что найдем верные войска”. И там войска подходили, некоторые наоборот, не шли. Там может быть 2 -3 сотни подошло к Краснову. Надо сказать, что они смертельно устали и решили денек передохнуть в Царском Селе. А в это время в Петрограде уже знали, что идет какая-то военная сила. Причем подготовка к отражению этой военной силы началась в жанре “у страха глаза велики”. То есть, Ленин развил бурнейшую деятельность по обороне. Такое ощущение, что Чингисхан как будто наступал. Ленин был очень недоволен действиями руководителя Военной организации большевиков, Подвойского, перед штурмом Зимнего. Поэтому он потребовал установить себе стол в кабинете Подвойского и решил сам руководить отражением наступления Краснова. Надо сказать, что, несмотря на то, что основной костяк большевистских сил составляли матросы и красногвардейцы, для руководства боевыми действиями нашлись и офицеры, которые, в принципе, осуществили все достаточно грамотно.
Здесь надо рассказать про двух важных для нашей истории людей. Один из них, это Михаил Муравьев, левый эсер и подполковник Императорской армии, который стал командующим Петроградским военным округом. Большевики его назначили. Революция, это не только кровь, грязь, но это еще и возможности. Вот ряд офицеров, которые внимательно изучали историю Французской революции, слышали про гражданина по имени Наполеон Бонапарт, они увидели перспективу повторить его судьбу. Вот один из таких людей и был Муравьев. Надо сказать, что Муравьев, это был полнейший “отморозок”. Первым делом, вступив в руководство Петроградским военным округом, он издал приказ о самосудах. Он разрешил красногвардейцам без суда и следствия убивать любых, заподозренных в контрреволюции. От этого обалдели даже большевики, и через некоторое время Совет отменил этот приказ. Потому, что это привело бы к полному разложению войск, а тут вообще-то оборонять надо город. Впоследствии судьба Муравьева сложится непросто. Он устроит кровавую резню в Киеве, которую часто большевикам ставят в вину, потом его большевики сами же и расстреляют. Точнее застрелят, но про это мы будем говорить дальше, когда про Гражданскую войну начнутся наши беседы.
А второй человек, тоже очень важный, к сожалению, гораздо менее известный, это полковник Павел Борисович Вальден. Кто это такой. Это георгиевский кавалер очень храбрый офицер, который в 1915 году, во время Великого отступления лишился ноги. Был тяжело ранен, но продолжил службу. Он служил в Царскосельском гарнизоне и в этот момент оказался в Петрограде. Он фактически руководил войсками, которые должны были отражать наступление Керенского. Причем даже Троцкий впоследствии писал, что: “Я не понимаю, что привело этого человека в наши ряды”. Но Троцкий предполагал, что настолько Вальдену был ненавистен Керенский, что именно поэтому он согласился на пост руководителя отражения вот этого наступления. Но у меня есть немножко другое предположение, хотя и это возможно потому, что Керенского все ненавидели. Дело в том, что я сейчас изучаю внимательно биографии этих офицеров Императорской армии, которые впоследствии воевали в Великую Отечественную войну. Вальден был одним из них, он стал генерал-майором танковых войск РККА. Был одним из очень уважаемых преподавателей, вырастил много учеников, впоследствии воевавших в Великую Отечественную войну. Он и сам считается участником Великой Отечественной войны. Большинство из тех офицеров, биографии которых я изучил, я изучил уже почти 1000 биографий, у них есть нечто общее, что произошло с ними в 1917 году после февраля. Как вы думаете, что?
Д.Ю. Говори.
Егор Яковлев. Большая часть этих офицеров после “приказа номер 1”... Вы помните, что после “приказа номер 1” офицеры были выборными. Так вот, все эти командиры, они были и раньше командирами, но Солдатские комитеты просто подтвердили их назначение. Просто собрались Солдатские комитеты и подтвердили, что это командир. И Вальден был одним из таких офицеров.
Д.Ю. Ситуация, конечно, с точки зрения армии. Ситуация абсолютно абсурдная. Солдат еще там будет определять хороший офицер или плохой.
Егор Яковлев. Конечно, это абсурдная ситуация. Ее можно понять только в контексте, во-первых, реакции на некое сословное неравенство, которое существовало между солдатами и офицерами в старой армии. Во-вторых, на затянувшийся характер войны с непонятными целями. Это две причины данного приказа на самом деле. Но Вальден пользовался очень большим доверием со стороны своих солдат. И, повторю свою мысль, высказанную вначале беседы, офицер был заложником солдатской массы. Может быть сознательно, может быть несознательно, но он шел за желаниями своих солдат. По сути, у Вальдена не было другого выхода, кроме как принять на себя эту роль. Он вышел командовать войсками для отражения наступления Краснова. Но когда смотришь на соотношение сил, большевики в итоге собрали больше 10 тысяч.
Д.Ю. Солидно.
Егор Яковлев. А у Краснова: 700 человек, броневик “Непобедимый”, который они отбили. Пехота никакая не пришла. То есть, это были только кавалеристы. Еще был бронепоезд у них. Дошел Краснов до Пулково и там начался бой, который длился практически весь день. В процессе боя Краснов израсходовал все снаряды, у него было несколько пушек. Израсходовал все снаряды, но ничего не получилось, не удавалось поразить какие-то цели. Было несколько неумелых матросских штыковых атак предпринято. Была атака на одну деревню, из которой убежали красногвардейцы, но остались революционные матросы. Матросы не дрогнули и вышибли оттуда казаков, это был очень сильный психологический удар. Потому, что у них была психическая атака, они небольшим количеством рванули на эту деревню, убили 18 человек, взять ее не удалось. Красновцы отступили. Стало понятно, что взять ее не так просто, что армия противостоит. Во-первых, она их превосходит значительно. Во-вторых, не разбегается. Они надеялись, что разбежится. Для Краснова лично было большим ударом то, что в рядах наступающих, скажем так, Советских войск он увидел офицеров, в погонах. Для него это было совершенно неожиданно, он не подозревал. Думал, что какая-то орда будет ему противостоять, а тут выяснилось, что это не совсем орда. Может быть, какие-то черты орды там и были, будем честными, но там есть офицеры, которые оказывают организующее влияние на все это. В результате у Краснова ничего не получилось, снаряды закончились, а главное, начался ропот среди его собственных казаков. Это тоже, кстати, оказалось серьезным психологическим ударом.
Д.Ю. А что казачки? Они были за белых или за красных?
Егор Яковлев. А сейчас мы дойдем до этого. Дело в том, что казачки в тот момент вообще не определились. У них было только одно желание: не воевать. Никто не хотел. Это была очень серьезная граница психологическая, воевать со своим народом. Потому, что одно дело воевать на фронте против врага, а другое дело воевать со своим народом. И казаки начали роптать по двум причинам. Во-первых, они посчитали себя преданными: “Зачем мы идем, если к нам никакие силы не подходят?” Все против нас, зачем это надо. Краснову прямо говорили: “Все против нас”. Во-вторых, стало очевидно, что с той стороны такие же люди, как они. Непонятно зачем. Керенский очень неприятный. Краснов вынужден был отступить, отступили они прямо в Гатчину. Царское Село оставили и отступили в Гатчину. В слабой надежде, что сейчас подойдут какие-то венные силы. Там подошло еще 200 человек, которых стало возможно использовать на подготовке укреплений оборонительных. Потому, что те казаки, которые были с Красновым, даже копать укрепления отказались. Все это была абсолютно безнадежная борьба, уже на следующий день вошли большевики, верные Советской власти силы, в Гатчину. Никакого сопротивления им фактически не оказали. К Краснову явился Троцкий, можно сказать, что он оказался под домашним арестом. Пока Краснов вел переговоры с Троцким, большевистские силы, Советские, во главе с Павлом Ефимовичем Дыбенко, решили применить народную дипломатию. С генералами беседовать бессмысленно, пойдет к казакам. Это было на тот момент самое эффективное, что можно было придумать. Матросы пришли к казакам и там у них в течении часа произошел полюбовный разговор.
Д.Ю. Терки.
Егор Яковлев. Там был разговор примерно такой: “Мужики, а из-за чего мы воюем?”
Д.Ю. Вопрос ключевой. И что же они отвечали друг другу?
Егор Яковлев. А было непонятно. Было непонятно. Дыбенко говорил: “Слушайте, как вы можете за Керенского воевать? Он же такой...”. Казаки кивали: “Но у вас-то тоже, Ленин”. Дыбенко за словом в карман не лез и говорил: “А давай поменяемся. Мы вам Ленина, а вы нам Керенского”. На этой почве они очень быстро сошлись, все закончилось попойкой.
Д.Ю. Уровень дискуссии был очень высок.
Егор Яковлев. Да. Все закончилось попойкой. Примерно через час части Краснова оказались совершенно разложены. Когда Краснов это увидел, у него был просто шок. Правда тут заявился Муравьев, а Муравьев всегда хотел “свои пять копеек вставить”, взялся командовать и решил арестовать Краснова. Но арестовать Краснова не получилось потому, что матросы договорились с казаками, что с Красновым все нормально будет. Арестовывать не будут, он, типа, свой человек, простим его. И Муравьев, хотя и был офицер, был вынужден пойти за матросской массой. Потому, что пьяные матросы ему сказали, что договорились с казаками и Краснов фигура неприкосновенная. Можете забрать его в Петроград, но надо вежливо разговаривать, Муравьеву пришлось извиниться.
Д.Ю. А он, чей родственник был Муравьев? Известного “вешателя” Муравьева, не родственник?
Егор Яковлев. Нет. Не из тех Муравьевых, которые вешают, а из тех, которые расстреливают. Он из тех, которые расстреливают и из тех, которых расстреляли в итоге.
Краснова, единственное, что с ним сделали, арестовали, привезли в Петроград. Там он дал честное слово, что не будет воевать против Советской власти, и отправился на Дон воевать против Советской власти.
Д.Ю. Паскуда какая.
Егор Яковлев. Точнее, он не сразу это начал, но через некоторое время. Начал очень активно и так до 1945 года воевал. Вообще такая вот веселая история. Для Краснова, на самом деле, этот факт быстрой договоренности матросов с казаками стал очень серьезным психологическим ударом. В это время на Дону первой антибольшевистской силой стал атаман Каледин, который отказался признать результаты вооруженного восстания и решения съезда Советов. Он объявил Область Войска Донского независимой и начал создавать антибольшевистские силы. Причем Краснов написал ему письмо, где все эти свои переживания и изложил. Написал, что невозможно доверять старым казакам, которые имели фронтовой опыт. Потому, что они заражены бациллой пацифизма, они не хотят уже воевать. Поэтому, если вы хотите иметь боеспособные части, вы должны составить их из молодой поросли, которая еще не устала от войны, а наоборот, хочет себя проявить.
Д.Ю. Рвутся в бой.
Егор Яковлев. Хочет себя проявить, да, в боях. У Каледина на самом деле не было столько молодых, из которых можно было бы боеспособную армию составить. Каледин потом с этим столкнулся, на ранних стадиях казаки отказывались воевать. Они не хотели воевать. К тому же первые шаги Советской власти были привлекательны и для казачества, у которого было ощущение, что вся политика большевиков нацелена на ликвидацию классовых различий. И никаких эксцессов тут быть не может. Поэтому Каледин в результате оказался в меньшинстве, и он застрелился. Он застрелился уже в феврале 1918 года. То есть, еще до Брестского мира. Потому, что он оказался одиночкой, по сути. Краснов оказался более психологически стойким. Он продолжил свою борьбу, которая в итоге привела его в петлю. Я еще раз повторю, что это человек, который вроде бы всю жизнь воевал за Россию, потом неожиданно для себя обнаружил, что воевал за уничтожение России. Настолько затуманен был мозг его борьбой с большевиками, что он утратил способность разбираться, где добро, а где зло.
Надо упомянуть, что параллельно с наступлением Краснова и Керенского на Петроград, внутри самого города была попытка вооруженного восстания со стороны Комитета спасения. Это меньшевики расстарались. Меньшевики и эсеры составили, так называемый, Комитет спасения, который должен был ликвидировать власть большевиков к приходу Краснова. Двадцать девятого октября началось выступление юнкеров, которыми командовал полковник Полковников, которого я упоминал раньше. Он был, перед вооруженным восстанием в октябре, командующим Петроградским военным округом. Потом его отставили, но он оставался в Петрограде. В результате он возглавил эту отчаянную попытку переиграть результаты Октябрьского вооруженного восстания. Ничего не получилось, хотя ненадолго они захватили телефонную станцию, даже Смольный оставили без связи. Но очень быстро красногвардейцы и матросы это восстание подавили. Кстати, у большевиков был резерв, это 106-я пехотная дивизия Свешникова, про которую я рассказывал в прошлый раз. Она была боеспособным резервом, который в случае чего мог бы вступить в бой. И, соответственно, усилить позиции Советских войск.
А пока происходили все эти военные дела, Ленин, кстати, был в них очень активно вовлечен, решалась еще одна важная проблема. Это последнее, о чем мы сегодня расскажем. Дело в том, что, вроде бы, чаяния меньшевиков и эсеров начали сбываться. Большевикам отказался подчиняться Всероссийский исполнительный комитет союза железнодорожников, так называемый, ВИКЖЕЛЬ. Деятели ВИКЖЕЛЬ, которые как раз принадлежали к этой самой умеренной демократии, там были несколько человек, симпатизировавших кадетам, они объявили, что вооруженное восстание было незаконным, большевики узурпаторы, помогать этому правительству мы не будем, если вы немедленно не составите однородное социалистическое правительство, то мы перекроем все подвозы по железным дорогам. К вам сюда ни один эшелон не придет, ни с продовольствием, ни с войсками, ни с чем. И отсюда тоже не выедет. Это был серьезный вызов. Потому, что железные дороги в условиях войны, это очень важно. И вот тут Ленин в очередной раз проявил себя как магистр политической борьбы. Он отправил на переговоры с ВИКЖЕЛЬ умеренных большевиков, того же самого Каменева, Рязанова. Тут как раз и начался этот конфликт: Ленин и Каменев. ВИКЖЕЛЬ стал своего рода клубом для согласования интересов партий революционной демократии. Меньшевики упирали на то, что нужно создавать единое правительство. Ленин дал следующие директивы Каменеву: “Пожалуйста, давайте создадим единое демократическое правительство, но только на условиях той программы, которую уже выдвинули большевики, которую утвердил съезд Советов. Как мы можем отрекаться от этой программы, мы же ее на съезде утвердили. Вы же сами ушли с него. Кворум был. Все. Если мы тут будем чего-то пересматривать, мы предадим массы, предадим тех людей, которые нам доверяют. Значит, большевики себя скомпрометируют и утратят доверие рабочих и солдат. Поэтому мы так поступить не можем. Если хотите, на основе этой программы давайте работать”. Меньшевики и эсеры, конечно, принять это не могли. Они говорили: “Во-первых, программу надо пересмотреть. Во-вторых, что это за правительство вы избрали? Одни большевики. И самые отмороженные у вас там во главе стоят, Ленин и Троцкий. Это вообще какие-то экстремисты. Ты, Лев Каменев, нас понимаешь. Ты же умеренный, такой адекватный. Вы же понимаете, что не сможете управлять страной. Вот вам доказательство – никаких железных дорог”. И Каменев, и Рязанов соглашались, они говорили: “Да, да. Хорошо. Вы правы. Нам как-то надо...”. Возникает ощущение, что группа умеренных большевиков была оппозиционна Ленину и была готова к соглашению с меньшевиками и эсерами в этот момент. Я не скажу, что там создался заговор. Потому, что это было открыто, они это и не скрывали. Но это была серьезная оппозиция.
Д.Ю. Все равно, это страшные вещи.
Егор Яковлев. Ну, там не обсуждалось, что Ленина надо как-то убить, посадить в тюрьму.
Д.Ю. А это сейчас не обсуждается, а завтра будет обсуждаться.
Егор Яковлев. Теоретически, да. Но обсуждалось, например, создание альтернативного правительства, в котором, настаивали меньшевики, Ленина быть не должно. И в итоге они согласовали состав правительства, причем Советская пресса об этом в результате написала.
Д.Ю. Это тот Каменев был, которого потом расстреляли?
Егор Яковлев. Да.
Д.Ю. Как-то долго его терпели. Что-то свирепость большевиков очень сильно преувеличена.
Егор Яковлев. Это были другие времена. Пока что. Но сейчас события будут развиваться быстро. Они согласовали новый состав правительства, председателем которого будет глава партии эсеров Чернов, министром иностранных дел будет тоже эсер Авксентьев, но можно, допустим, пятерых большевиков там оставить. Например, Луначарский. Он же культурный человек, драматург, знаком с Оскаром Уайльдом. Пусть он будет у нас министром просвещения, это нормально. Он же большевик.
Д.Ю. Я бы не стал “светить” знакомство с Оскаром Уайльдом.
Егор Яковлев. Тогда про это не думали. Не то время было. Ну, еще нескольких человек можно взять. Пусть, например, министр труда. Шляпников хороший кандидат. Один из лидеров Петроградского комитета большевиков. Может быть, он будет министром труда. В общем, второстепенные фигуры назначить. Но главное, чтобы в этом правительстве не было Ленина и Троцкого. Каменев и Рязанов все это согласовывают. Все это становиться публичным материалом. А Ленин в это время разбирается с Красновым наступающим, мятежом юнкеров.
Д.Ю. А тут за спиной такое.
Егор Яковлев. К первому ноября он узнает, у него появляется время, чтобы вникнуть, что там вообще происходит. И понимает, что за его спиной идет какая-то игра, которая явно приведет к его смещению с поста главы Совнаркома. Что Ленин? Ленин, естественно, собирает ЦК. Дальше начинается его “фирменное” выступление. Ленин громит...
Д.Ю. Следите за руками.
Егор Яковлев. Да. Ленин их громит. И публично заявляет, что готов покинуть Центральный Комитет. И Троцкий тоже. “Мы с Львом Давидовичем уходим”. Умеренные большевики уже, наверное, и рады. Потому, что Ленинский радикализм их просто пугает. Но в конце Ленин делает “ход конем”, говорит: “Все, мы уходим. Составляйте собственный ЦК. Вступайте в коалиции с кем хотите. А мы с Львом Давидовичем пойдем к матросам”.
Д.Ю. Ильич коварен был.
Егор Яковлев. Я напомню, что когда стоял вопрос о подготовке вооруженного восстания, когда ЦК был против, Ильич сказал им: “Хорошо, я выхожу из ЦК и пойду в низовые организации”. То есть, это был любимый прием Ленина: “Не хотите здесь решать - пожалуйста. Я ухожу к массам. Я буду с ними работать, а вы здесь решайте, что хотите”. Каменев представил, что будет, если к нему придут матросы от Ильича. А матросов, вообще в том момент, боялись все. Кроме Ленина. Реально. То есть, матрос, это был страшный человек. Потому, что матросы, с одной стороны, были силой революции, а с другой стороны, они были неуправляемы. Вообще. Мы тут беседовали с Ильей Ратьковским, с человеком, который изучает террор, он рассказывал, что больше всего белые ненавидели матросов. Матрос, это считалось хуже, чем большевик. Большевик еще, куда ни шло, а матрос для белых, это человек, подлежавший безоговорочному уничтожению. Причем самой страшной казнью. Потому, что матрос, это просто исчадие ада. Конечно, Каменеву не понравилась эта перспектива. Но это было еще не все. Если бы Ильич просто напугал их, он, конечно, не был бы таким политическим тяжеловесом. Дело в том, что параллельно с ними, пока весь этот разговор шел, по ключевым станциям железных дорог ехали большевистские агитаторы. То есть, весть о большевиках, о декретах, о намерениях этой партии, о намерениях Ленина потихонечку распространялась среди работников железной дороги. В итоге, в начале ноября нижнее звено железнодорожных служащих было распропагандировано абсолютно в большевистском русле. Был срочно созван съезд работников железных дорог. И этот съезд что сделал? Естественно выразил недоверие ВИКЖЕЛЬ. То есть, Исполнительный комитет железнодорожников просто утратил свою власть. Он ничего уже сделать не мог, ему уже никто не подчинялся. Потому, что за то время, пока шла болтовня, ленинцы их распропагандировали. Поэтому железные дороги потихонечку перешли под власть Совнаркома. Таким образом, Ленин одержал очередную политическую победу и укрепил свою власть.
Но при этом большевики не отступали от канона, они действовали в таких политических условиях, в каких действовало Временное правительство. Несмотря на то, что назывались они по-другому, но характер первого Совнаркома тоже был временный. И большевики стояли все же перед необходимостью созвать, чаемое широкими массами, Учредительное собрание. И поскольку Россия была страной огромной, а в то время не существовало интернета, то люди, которые проголосуют на выборах за Учредительное собрание, они голосовали за свои представления, которые реальной обстановке не соответствовали. Они голосовали за представление о той политической реальности, которая существовала несколько месяцев ранее. То есть, где-нибудь в глубинке люди голосовали за эсеров. Почему? Потому, что они не знали, что большевики уже выдвинули эсеровскую программу и фактически приступили к ее реализации. Это была большая проблема, которую большевики собирались в ближайшее время решить. И вот о том, что там произошло, почему Учредительное собрание было разогнано, что этому предшествовало, что было позже, какую роль в политическом процессе сыграл сам факт разгона Учредительного собрания, мы с вами рассмотрим в следующий раз.
Д.Ю. Атас. Страшнее любого триллера. В целом. Как-то я раньше большевистские фильмы не очень любил смотреть. Пожалуй, пора пересмотреть, что же там такое было.
Егор Яковлев. Надо снять новый.
Д.Ю. Желательно. Хотя бы сериал небольшой. Чтобы было не “Викинг” и “Адмирал”, а хотя бы делом занялись к столетию революции. Спасибо, Егор. Впечатляет.
Егор Яковлев. До новых встреч.
Д.Ю. А на сегодня все.
Новости
VIP
