Вот и пришло время финализировать наш фотоконкурс «Ветераны».
Ну что, дорогие товарищи, сами выбрали тему конкурса, приуроченного к великому празднику нашей Победы, сами его и провалили.
Фотографирующей части контингента беспощадно выносится общественное порицание.
Глазам своим не верю: 9 (девять) участников, 9 (девять) конкурсных работ, по такому случаю проследовавших в финал в полном составе.
На фоне этого меркнет даже неумение некоторых граждан прочитать и усвоить отшлифованный текст условий. Если в условиях написано «не более 1000px по длинной стороне», то это означает именно то, что написано — то есть не более одной тысячи пикселов по длинной стороне предоставляемой фотографии. Нет, находится автор, не буду показывать пальцем, который присылает работу размером 4555х3035 пикселов — зато безжалостно ужатую до 503 килобайтов (это при полном «весе» развёрнутого в TIFF изображения почти 40 мегабайт).
По случаю Дня Победы и в нарушение основополагающих принципов конкурсной работы к данному автору волюнтаристически применена амнистия, а к работе принудительный ресайзинг, но рассчитывать на подобное благодушие в дальнейшем категорически не рекомендуется.
Ещё одному участнику хочу заметить, что в вышеупомянутых условиях нигде не содержится требования сопровождать конкурсную тысячепиксельную работу полноразмерным оригиналом.
В следующий раз неспособность осознать условия конкурса и засорение казённой почты приведёт к мгновенной дисквалификации.
Ну, а теперь — собственно фотоработы, голоса за которые надлежит отдать до 18.05.2011.
1 «9 мая»
Снимок выполнен в 2010 году у Большого театра. Моя коллекция снимков пополняется уже четвёртый год, и каждый раз раздаётся ветеранам на следующий праздник победы. Из обработки только кадрирование и наложение рамки.
Камера: Canon EOS 5d mark II
Объектив: Canon 24-70 EF 2.8
Параметры: f 4.0, 1/100, ISO 100.
2 «Спасибо за жизнь»
Место съёмки — г.Омск, Музейный комплекс воинской славы омичей.
Снимок сделал с помощью фотоаппарата Canon PowerShot SX20is.
Дата снимка — 10.05.2010.
Снимок сделан для личного фотоальбома.
3 «Послушай наш молчаливый рассказ, внучек»
9 мая 2009 года, с. Россошка, Волгоградская обл., Мемориальное кладбище.
4 «Гармонист»
На фото ветеран Борзин Михаил Арсеньевич, 1918 года рождения, пограничник, полковник запаса. Брал пленных 22 июня 1941 года (бой упомянут в «Комсомольской правде» от 26 июня 1941 года, в статье «Шестнадцать против трёхсот»). Гармонист-самоучка, в свои 93 года он по-прежнему играет на своём любимом музыкальном инструменте.
Дата съемки: 14.09.2010.
Модель камеры: Rekam Presto 50M.
Снимок сделан во время интервью в рамках проекта «Наша общая Победа» (www.41-45.su).
5 «Сёстры»
Мой дед со стороны отца Ердуков Яков Ильич (1909 г.р.) пропал без вести в июне 1942. Дед по материнской линии Коняхин Пётр Филиппович (1898) был в партизанах с августа 1942 по февраль 1943 г. В 43-м, во время Курской битвы, попал в плен. Его освободили американцы уже в конце войны. Прожил долгую и трудную жизнь. Умер в 1992 году. Моя бабушка Коняхина Анна Яковлевна во время войны помогала чем могла партизанам, тоже уже умерла. Про войну они сами почти ничего рассказывали, а подробнее расспросить я тогда не сподобился. Его старшая дочь, моя тётя, Клавдия Петровна на фото вместе со своей младшей сестрой, моей мамой Александрой Петровной, и своими медалями 60 и 65 лет Победы в Великой Отечественной войне.
Автор этого снимка ответственнее и монументальнее всего подошёл к выполнению поставленной задачи. Потому что не просто нажал на кнопку, а записал живой рассказ своей тёти о пережитом в далёкие военные годы. Современному человеку порой трудно представить, через какие трудности и лишения прошли люди старшего поколения — и из какого материала они сделаны, что рассказывают о своей жизни с улыбкой. Рассказ Клавдии Петровны — в конце заметки, после голосовалки.
6 «Память»
Моя семья помнит и гордится подвигом наших отцов и дедов. Мой дед Баранец Иван Максимович прошёл весь боевой путь, начавшийся 22 июня 1941 года на Украине и закончившийся в 1945 году в пригороде Берлина. Воевал в партизанском отряде, в рядах Красной Армии, два раза был контужен, один раз ранен. После войны осел в Оренбурге. После себя оставил троих сыновей, шестерых внуков, и уже трёх правнуков. На фото — память, оставшаяся от деда.
7 «Привал»
Фото сделано 9 мая. В этот прекрасный солнечный день на параде Победы я отснял 548 кадров. После окончания парада мы с моей дамой, изрядно разгорячённые солнцем, решили охладится бокалом холодного пива. В пункте продажи этого напитка я и встретил этого человека и свой 549-й кадр.
Постобработка — Photoshop CS 5.1.
8 «Эхо войны»
Набережные Челны, парад 9 мая 2011 года.
Фотоаппарат: SONY a450 18-55kit.
ISO 200, 18 мм, f/3,5, 1/4000.
Обработано: Adobe Lightroom 3.3.
9 «Поздравление»
Снимок сделан 9 мая 2011 года в мемориальном комплексе «Рубеж Славы», что находится на 47-м километре Волоколамского шоссе в посёлке Снегири Истринского района.
Паренёк подошёл поздравить ветерана с Днём Победы и подарить ему цветы. Ветеран же не остался в долгу и угостил мальчика конфетой из специально заготовленного мешка. На снимке хотелось запечатлеть эмоции ветерана и молодого паренька.
Аппарат Nikon D300, объектив Sigma 17-70/2,8-4,5.
А теперь — рассказ-интервью Клавдии Петровны, тёти автора снимка №5. Как говорится, без купюр, хотя и с минимальным редакторским «причёсыванием» расшифровки аудиозаписи.
— Что мы, современные, нынешние, должны знать о войне?
— Хоть бы её никогда не было, чтобы она никогда не вспоминалась! Испытали и голод, и холод, и страх. Бывало, как только немцы едут, они к нам редко ездили. У нас же безвластие было. У нас было поставили на Володино, не помню как мужчину звали, дочь у него учительница была, Мария. А зять старшей дочери в Дмитровском был бургомистром. И он, значит, тестя — старостой. Он, может, с полгода всего и побыл. А потом первые партизаны приехали, под первое мая (1942). Арестовали этого деда с дочерью. Колугана арестовали, вот этих Артюховых, потом Казакова, забыла, как его зовут. Вот эти, говорят, они вроде подали заявление в полицию. Их пять человек арестовали. Митинг на первое мая, там же вот, где сельсовет, там площадь хорошая была, большая, со всего собрались света. Правда, хорошо хоть самолёт не появился, а то бы разбомбили всё. Дальние Осинки уничтожили, а Ближние остались. И там погреба были брошенные. Дома то сломали, увезли. Их, говорят, в этот подвал, говорят, завели и только Марию оставили. Всех четырёх — убили. Это как раз на первое мая. А Марию, говорят, потом застрелил жених, месяца через два. Тоже шпионкой посчитали, какая она была шпионка? Говорят, выкопали около дороги могилу, она и не знала. Как раз поравнялась, говорят, и с моего ряда могилы возле неё и убили. Это потом уже слух прошёл.
У нас ещё плохо, что вся деревня окружена лесами. И эти боялись там долго находиться. И, бывало, вот немцы едут к нам. Село в ложбине находилось. И прежде чем приехать в село — обстреляют леса. А потом уже едут в Трояново. А так как партизаны постоянно находились в Трояново, да это километров пять всего в сторону Долбинкино, там были партизаны. Это где сосновый лес. Там было, папа говорит, — пять отрядов. И Дмитровский, и Михайловский, и Троснянский, и ещё какие-то были отряды. Безвластие. Наш народ не мог никуда. Я ж говорю, у нас полгода соли не было. Мы не могли никуда пойти, потому что у нас документов не было. Мама все ящики поколола, в которых была соль. И солонку расколола и там где мясо, и там где сало — всё поколола. И как невкусно было. Бывало, сварит с мясом — трава-травой. А ели, куда деваться. И просили, чтобы не трогали партизаны немцев. А они, бывало, приедут, они у нас не ночевали никогда. Они приедут утром — вечером уезжали, потому что партизаны близко.
Предателей-то было много. И, видать, и наш отец через какого такого предателя в плен попал. И у нас они никого не трогали. Побудут, возьмут, чего им надо, люди дадут, и пошли. А вот посёлки Большой Дуб, Холстинку, Щеку — их же сожгли полностью, пожгли людей. И вот с 42-го года и по 49-й, это возле Большого Дуба и через дорогу, так до 49-го года эти вот пятна так и оставались, трава не росла на этих местах.
А потом началась война, я как раз семь классов кончила. В июне кончила и в июне война началась. Мне пятнадцатый год шёл. Это конец 41-го, целиком 42-й и начало 43-го. Это где-то год и восемь месяцев военное время. Я помню, уже в 43-м у нас положили 12 человек раненых. На полу лежали солдаты. На таком высоком полу начальники, а внизу лежали бойцы. И вот тут-то мы уже с солью стали есть, потому что мама варила солдатам еду. А до марта месяца без соли были.
А дедушка, когда соединились с партизанами, он где то неподалёку от Понырей был, он подвозил снаряды, там же страшенная битва была, на Курско-Орловской дуге, и он там в плен попал. Я помню, меня перед этим погнали копать окопы, собрали молодёжь, и километров за 30, к Дмитриеву, я только хлеба взяла, а мама перед этим понесла папе передачу туда, на передовую. А когда она туда пришла, там уже ничего не было. Она обратно вернулась — меня дома нет. И где меня искать она не знает. Нас пригнали в посёлок, пять домов. Пять домов всего. Некоторых по хатам распределили, а нам места не хватило. И нас человек 15 осталось, потому что всего человек 70 было. И вот нам хозяин соломы настелил. И я чего-то с краю оказалась. И, видать, меня продуло от речки. И когда пришли копать, копали такие круглые амбразуры, не знаю для чего они такие. Есть нечего, хлеб поели, и ещё хорошо что у народа на завалинках картошка стояла. И нам разрешали брать картошку варить. А когда я пришла домой, мама обрадовалась, что хоть живы остались.
И мне приснился сон. Я говорю вот уже почти 70 лет. Вроде мы в Трояново. Подходим к погребу. Оттуда выскакивает змея и мне впиявилась в бока. А чего-то вот сейчас я бегаю во сне, а раньше я бегать не могла [смеётся]. Когда на самом деле бегала. Я её оторвала, значит, змею, и бросила. Потом нас опять черти понесли к этому погребу, она опять снова выползла и опять меня за бока. Я пошла к родичам и рассказала сон, а мне бабушка и говорит: «Ой, деточка, сон плохой, ты заболеешь».
И потом у меня это воспаление лёгких появилось, вот тебе. Заложило мне бока. У меня такой был страшный кашель. Это что-то. Всё во рту горько, только одно кислое молоко пила, больше я ничего не могла ни пить, ни есть. Поспела малина, и пошли за малиной и принесли мне кружку малины. Я эту малину съела, и мне самой захотелось пойти, и еле-еле дошла, у меня сил совершенно не было. Тоже, значит, наелась малины, и мне как легче стало. А врачей-то никаких. Мама пошла к знакомому врачу, описала симптомы, и он говорит: «Анна Яковлевна, это у неё воспаление лёгких». И он, помню, мне такой пузырёчек дал, растирку заставил на масле сделать, и вот такой вот пузырёчек, коричневое такое питьё. Пусть, говорит, пьёт. Мы же тогда никаких лекарств не употребляли. И вот это всё мама сделала, и мне стало легче. Кашель стал проходить. Вот так на окопах я себе воспаление подхватила. А потом пришло извещение, что папа пропал без вести. А он, потом оказалось, попал в плен, его американцы освободили. И когда вот так вот иногда долго лежу, вся жизнь прокрутится, и такая, и такая.
Однажды я зашла к Анне Яковлевне Коняхиной, чтобы забрать бельё, которое она шила для бойцов нашего отряда. Готовая партия белья была уже упакована. Я стояла посредине комнаты, в этот момент дверь распахнулась и вошёл полицейский. В руках он держал бумажку.
— Хозяйка, варежки военные есть? Дай-ка, что-то руки мёрзнут.
— Откуда они у меня, — махнула рукой Анна Яковлевна. — Муж не знаю где. А больше вязать их некому.
— А вот, — предатель заглянул в бумажку. — Вера Владимировна Казанская и Александра Иосифовна Азарова обязывают вас вязать варежки лесным бандитам. У нас всё на учёте. И Казанскую и Азарову мы найдём. А если поймаем их в вашей хате, повесим вместе с ними. Знал бы полицай меня в лицо — несдобровать.
(Из воспоминаний А.И.Азаровой, стр. 180, книга «Народные мстители», Воронеж, 1966 г.)
На первом курсе были мы, комнатушка такая была, сидели, ко́злы были (по пять человек сидели), и у каждого кирпичи, или доска на этих кирпичах лежала, — видишь, ни столов, ни стульев не было, окна были застеклены бутылками, помню, даже попросили, чтобы каждый из дома принёс по кусочку стекла… А уже на третьем курсе у нас уже были настоящие столы. На первом курсе сделали столовую. Варили суп с хамсой и картошкой.
— А картошку где брали?
— Нас посылали работать, весь сентябрь мы копали картошку. Даже помню, как-то выпал снег, потом растаял, слякоть, а мы в чунях, верёвки рвутся [смеётся]. Но у нас хоть были онучи, а у некоторых тряпки были намотанные на ногах… А тут-то ничего не было. Ни трусов, ничего ж не было. У меня трусы появились, уже когда я работать начала. Карточная система была, и мне двое панталон выдали [смеётся] — и смех и грех…
— И как ты только выжила?
— Не одна я, не одна. А действительно, осталась мать с пятёркой. Нас четверо осталось. Бывало, мама в погреб заберётся и воет там, в погребе. Подруги-то мои все в 43-м пошли учиться, а я-то в колхозе ишачила. Ростом с метр с шапкой, а всем пуд зерна давали. Что до потолка, что вот такая — всем одинаково. Нести. Да, 16 килограммов. Вот их надо было до Дмитриева донести, обменять. Я уж не помню, какое мы зерно носили, какое мы оттуда приносили. Было мне тогда 16 лет. Приду я — бога не помню. Пришли, обменяли и опять пошли. Это 70 километров (35 туда и 35 обратно). И вот, как сейчас помню, я 16 раз сходила.
А потом уже нам студентам давали паёк, 9 килограммов зерна, вот не помню, платили ли мы за них деньги, нет ли. Вот, увы, из памяти вышло всё. А больше давали ячменём. Даже иногда, знаешь, Комаричи от Дмитровского 25 километров, даже туда мы ходили, за этим зерном. В городе не было зерна, и посылали нас туда за ним. И вот принесём домой, мама часть мне на крупу переработает, это вроде мяса было. Часть на хлеб. И отдельно мне буханку получше. Там, где поменьше картошки. Потому что картошку тёрли, и чуть-чуть муки. И только что обваливали, чтобы не рассыпалось, и всё. Я вспоминаю, Мария Николаевна на свою мать тетку Марью: «Какой ты, мать, плохой хлеб печёшь, им только вот комки валять да в стенку пулять». Одна картошка, да и недопечённая ещё.
Новости
VIP
