Переводы ирландских сказаний

…И вбил его в голову

Автор: А.А.Коростелёва

Лики Ирландии. Книга сказаний.
Пер., сост., коммент. С.Шабалова, - М. - СПб.: Летний сад, 2001

Оформление книги Сергея Шабалова "Лики Ирландии" задумано как тонкий намёк на некое необъяснимое родство с двухтомником исландских саг под редакцией О.А.Смирницкой - те же красные буквы заглавия на тёмно-зелёном фоне, орнамент-плетёнка, заключённый в квадратную рамку, - словом, сходство во всём. За этим просматривается расчёт на то, что безупречное с академической точки зрения издание Смирницкой некоторым образом освятит и это изделие, возникшее на волне всеобщего увлечения "удивительным миром кельтов", и что у читателя возникнет подсознательное убеждение, будто это книги из одной серии, а следовательно, зная первую, он купит вторую, толком не пролистав. Однако скрыть сущность этого Крошки Цахеса не под силу даже такому безукоризненному изданию, как двухтомник Смирницкой, не имеющему, конечно, к Шабалову ни малейшего отношения и лежащему с ним в совершенно разных плоскостях. И если даже представить себе на минуту, что мы, обманутые афишируемым родством с достойной книгой, действительно встретим этот шедевр издательской расторопности "по одёжке", то ясно, что проводим мы его, сообразуясь с тем, чего он заслуживает по своему внутреннему содержанию.

Безответственность и дилетантизм, пронизывающие новейшие псевдокельтологические штудии, поистине поражают воображение, выходя далеко за пределы разума. Однако "Лики Ирландии" даже среди всего этого потока книг, подготовленных людьми малокомпетентными, представляют собой достаточно редкое явление: это не просто рядовой дилетантизм; это дилетантское издание, претендующее на академизм. При рецензировании традиционных академических изданий принято обычно оценивать уровень критического аппарата, степень владения материалом и тому подобные аспекты. Возможно, составитель и переводчик "Ликов Ирландии" и претендует на отзыв, выполненный по той же схеме. Но вместе с тем в подлинно академическом издании нам не случается сталкиваться на каждом шагу с предложениями, в которых остро не хватает сказуемого, с ни с чем не согласованными причастными оборотами и хитросплетениями многоэтажных стилистических ошибок, начисто лишающими смысла целые абзацы или же, напротив, придающими им cамые неожиданные смыслы. "Когда прекрасная колесница прибыла на лужайку Дуна, ее наружность была пытливо рассмотрена Кахером и его людьми" (c.230), "Он пошел вслед за ними, и всякий последовал ему" (с.99), "он (меч, - А.К.) рассёк бы человека надвое так, что одна его половина какое-то время не покинула бы другую" (с.134), "Случилось так, что собака была женского пола" (c.145), "Когда пирование закончилось, тогда гости полегли" (с.190). Это стиль ирландских саг, скажете вы? Ничего подобного. Возьмите классические переводы А.А.Смирнова, и вы убедитесь, что язык древнеирландских саг, при всей его красоте и многообразии свойственных ему приёмов, не перестаёт у Смирнова совпадать в основных чертах с русским литературным языком (узнаваемость синтаксических конструкций, общая лексика). Но даже если предположить на минуту, что переводчику так видится саговый стиль, то отчего в таком случае тот же стиль переносится в примечания? ("У кельтов был обычай, по которому преступник за свое преступление выдавался головой", "Известно, однако, что король Улада сам был недолговечен и вскоре погиб", с.141).

Таким образом, мы не имеем никаких оснований для того, чтобы применять к книге Шабалова те критерии, которые традиционно применяются к серьёзным комментированным изданиям; тот язык, которым он пишет, не пускает нас дальше самого поверхностного анализа, не позволяет углубиться в какие бы то ни было детали. Если вместо "Михал Кейвин" автор пишет "Микеаль Куймин" (с.35 и далее), то рассуждать после этого о степени его владения материалом как-то уже нет нужды. Все вопросы отпадают сами собой. По этой же причине в данной рецензии не будет сказано ни слова о том, насколько верно или неверно отражены у Шабалова первоисточники, грамотно или неграмотно составлены примечания… Договоримся сразу: ни к каким кельтам, наследию древней Ирландии, древнеирландским или новоирландским текстам эта книга не имеет никакого отношения. В аннотации к ней сказано (эта и все последующие цитаты даются с сохранением пунктуации, орфографии и синтаксиса оригинала):

Лики Ирландии - первая книга серии "Anima Celtica", представляет не адаптированые переложения, а переводы подлинных кельтских текстов с подробным историко-культурным комментарием.

Поскольку писавший аннотацию, вне всяких сомнений, испытывает значительные сложности с русским языком, мы возьмёмся определить сущность этой книги яснее: в действительности "Лики Ирландии" представляют собой набор разрозненных словоформ, для передачи которых использованы буквы кириллического алфавита. Какая бы то ни было связь их с древнеирландским эпическим наследием отсутствует.

Достаточно показателен уже тот факт, что, провозглашая, будто он преподносит читателю "переводы подлинных кельтских текстов", С.Шабалов везде далее простодушно ссылается на англоязычные сборники Иеремии Кёртина или Кросса и Славера как на книги, послужившие ему источниками для перевода. Вероятно, нам следует представить себе Кёртина, Кросса и Славера в виде средневековых ирландских монахов, сидящих в своих кельях и строчащих на чистом среднеирландском языке, поминутно подбегая к окну посмотреть, не подплывают ли викинги? Конечно, неспециалист не обязан знать, что основной корпус ирландских саг написан не по-английски, а по-среднеирландски (а наиболее поздние тексты - на классическом новоирландском языке), но составителю книги, предназначенной "для ценителей и знатоков истории литературы", согласитесь, не знать этого не совсем удобно.

Перейдём к текстам. Обыкновенно, демонстрируя читателю разного рода интересные словесные находки, рецензенты ограничиваются одним-двумя предложениями. Цитаты из Шабалова можно без малейшего ущерба расширить до нескольких абзацев и при желании даже до нескольких страниц.

В Британии был тогда в силе закон, что всякий преступник выдавался за свое преступление, если был обнаружен. (…) Собака, стало быть, была тогда ему выдана как пеня за свой грех (…). Случилось так, что собака была женского пола (…). Айлиль Фланн Бег был в то время королем Мунстера, а Кормак Мак Арт королем Тары. (Сс.144-145).

Обобщим сказанное: случилось так, что собака была сукой, а Айлиль Фланн Бег - королём Мюнстера. И хорошо, что не наоборот.

"Чтобы всё рассмотреть, вождь вглядывался вдаль с валуна, что был по его левую руку" (c.78).

Если мы с вами вдумаемся хорошенько в эту фразу и попытаемся представить себе, как это происходило, то уважение и восхищение, которое мы испытываем к древнеирландским героям, неимоверно возрастёт.

В этот самый год следовало избрать короля, и, когда намеченный день в конце семилетия пришел, все знатные люди и поборники, и сам король, встретились перед замком, чтобы бежать и увидеть, кто окажется первым в кресле на холме; но прежде чем один из них был на полпути к холму, Ойсин восседал в кресле перед ними. С этих пор никто не дерзал бежать за королевскую должность против Ойсина, и он провел много счастливых лет как король в Тир На Н-Ог. (С.33).

Люди Коннахта приносили к нему свои копья, чтобы метать и вонзать их, и Конал метал их прежде, чем встанет какая-нибудь корова.
Велики тогда были власть, и слава, и достоинство Медб, и велико было её хотение о всякой вещи, а именно: она имела обыкновение сменить тридцать мужчин каждый день или же пойти единожды с Фергусом. (Сс.152-153).

Валун тогда вскипел, раскалился и лопнул при смерти Кайера, и осколок его вошёл в один глаз Нейде, и вбил его в голову, после чего Нейде сочинил искупительную поэму (С.230).

Затем Койнхенн поднялась, одела на себя боевое снаряжение, и вызвала Арта биться. И это был не Арт, который отказывался когда-либо сразиться. (…) И ее голова слетела с ее шеи, и он поместил ее на пустующий кол перед крепостью. (С.58).

И он повесил свой прекрасный пурпурный щит с узорами из лепнины на длину изгиба своей спины. (…) И Арт одолел Моргана и не отстал от него, покуда голова не слетела с его шеи. (С.59).

Заметим, что за такой небывалый артефакт, как щит с узорами из лепнины, передрались бы все музеи мира. Для археологов, историков и музееведов это должно явиться откровением. Но подробности анатомического строения героев, честно говоря, затмевают даже это открытие.

После этого мы поднялись, мы с трудом взялись за наши мечи, каждый ухватился за голову другого; это был случай сражаться врукопашную. Огонь, что лежал внизу, потух; его пламя, вернее, тление, было нечистым. Мы были загнаны в мрачный черный угол, все трое в одно место. (Интересно, в какое? - А.К.). Когда мы там были голова к голове, и не было нам помощи иной, кроме Финна, погибли бы мы, великое дело; этого не случилось только из-за Финна. Мы были там внутри голова к голове всю ночь напролет до утра, пока солнце не осветило дом, когда вставало наутро. Когда солнце поднялось, все попадали туда и сюда; в голову каждого упал туман, так что он умер на месте.
Какое-то время мы лежали в покое; мы поднялись, и мы были целы! (Но мертвы: см. выше. Далее, очевидно, рассказ продолжается от имени зомби, - А.К.). Дом же исчез от нас; исчез и каждый обитатель дома. Поднялся и Финн Инисфайла со своей лошадью у руки. (…).
Мы же пустились в охотничий объезд по всему Острову Элга, и обрыскали много гор и много долин, много нерадостных мест и много Собраний. (С.80).

Согласитесь, что после знакомства с таким образцом специфического стиля и мышления трудно поверить не только в то, что ирландцы - индоевропейцы, но и вообще в земное их происхождение.

По поводу дома, который исчез от нас, и Финна с лошадью у руки хотелось бы заметить, что выбор предлогов в текстах Шабалова, как правило, случаен и производит впечатление произвольного выброса, как при игре в рулетку. Иными словами, Финн мог бы оказаться с лошадью и на руке, и за рукой, и под рукой, и через руку, что ничуть не нарушало бы при этом общей стилистики Шабалова.

Только действием "закона рулетки" объяснимо, на наш взгляд, предложное управление, с которым мы сталкиваемся на всём протяжении текста, например: "Сделай на него песнь поношения, чтобы она произвела на нем порчу" (с.228), "…и его (нож, - А.К.) он тебе не отдаст, поскольку ему воспрещено передавать его от себя" (с.229), "Затем он (…) набросился на врагов и принялся убивать и калечить их через весь день" (с.187), "и было у него изобилие от людей Коннахта всю ночь" (с.152), "Он здесь, чтобы взять отмщение на тебе за битву при Гранарде" (с.193), "Если мы, ты и я, сделаем любовь, ты родишь через это сына" (с.214) и пр.

Таким же точно случайным образом выбирается время и наклонение для глагольных форм, например: "Будь семя этой страны желанно тебе, - сказал Диармайд, - ты не пройдёшь мимо меня". "Я не возражаю, - сказала она, - если получаю награду" (с.164) (вместо ты не прошла бы, если получу).

Создаётся впечатление, что выбор лексики в книге Шабалова также случаен и словарные значения употребляемых им слов либо неизвестны ему, либо безразличны: "После этого он вошел в дикий лес, где были Койнхенн и дурные, превратные ведьмы, и Арт схватился с ведьмами. Неладно было ему сражаться; ведьмы пронзали и саднили его вплоть до утра" (с.56); "Ливень крови, - сказал друид, - который произведен страстным усилием друидства" (c.126); "Там он горевал и оплакивал свою жену и супружницу" (с.46). "Теперь о Либан. Она тоже была затоплена, как другие" (с.92). Мы могли бы подумать, что Либан - это какая-то территория, географическая область; но нет, Либан, дочь Эохайда, - это одна из героинь саги. Любопытно задуматься также над тем, чем являются в представлении Шабалова чары, если он может воспользоваться такими оборотами, как "набросила на них чары" (с.185) и "пока он не положил на меня друидические чары" (с.32), "люди с чарами на копьях своих" (с.168).

Поэт прибег к помощи своего Рифмического Озарения и сказал:
Сладким было твое питье в доме Эоганова внука,
Сладким было мясо тебе в доме внука Конна всякий день. (С.145).

Мы, даже не прибегая к помощи Рифмического Озарения, можем с уверенностью сказать, что если в русскоязычной среде гость попробует поблагодарить хозяйку за угощение, сказав: "Сладким было мясо мне", ему лучше произнести это с сильным иностранным акцентом, так как за русского его после этого в любом случае уже не примут.

Перед вами характеристика героя. Нелегко догадаться, положительная она или отрицательная и какое именно качество героя она подразумевает:

Он был человек, который с детства и покуда в его руке находилось копье, никогда не уходил, не взяв головы коннахтца с собою. (С.151).

Особенно большой интерес должен вызвать у специалистов и ценителей перевод саги "Приключения Кормака в Обетованной стране". Дело в том, что издавна существует прекрасный русский перевод этой саги, выполненный А.А.Смирновым, неоднократно переиздававшийся и до сих пор не вызывавший нареканий. Однако у Шабалова мы читаем: "Мы сочли целесообразным перевести его (сказание, - А.К.) заново по изданию: [следует ссылка на англоязычный сборник]". Несмотря на то, что Смирнов переводил сагу с ирландского оригинала, а Шабалов - с относительно недавнего англоязычного издания, язык перевода Смирнова гораздо ближе и понятнее нам, так как Смирнов перевёл "Приключение" именно на русский. У Шабалова же мы читаем:

При доме было изрядное скопление всадников с охапками крыльев белых птиц за пазухой, чтобы крыть дом. Налетал порыв ветра и уносил все то, что они покрыли. (С.100).

"Я никогда не ем пищи, - сказал Кормак, - без пятидесяти в моем обществе". (…) После этого он пробудился и увидел пятьдесят воинов, своего сына, свою жену и свою дочь вместе с собой. Вслед за этим дух его укрепился. Тогда их наделили пивом и пищей, и они стали счастливы и радостны. В руке воина помещалась золотая чаша. Кормак изумлялся чаше, из-за множества ликов на ней и странности исполнения. "Есть нечто в ней ещё более странное, - сказал воин. - Пусть под ней будут сказаны три лжи, и она расколется натрое. Потом пусть под ней будут сделаны три справедливых утверждения, и она соединится вновь, какой была прежде". (…). "Возьми теперь свою семью, - сказал воин, - и возьми чашу, дабы ты мог иметь её для различения между правдой и ложью" (Сс.102-103).

Есть в книге и ещё одна сага, переводившаяся ранее Смирновым. Это "Смерть Муйрхертаха, сына Эрк". Трудно сказать, чем не устроил С.Шабалова классический перевод. Но вот что он предлагает вместо этого:

И он приветствовал ее, как если бы она была ему знакома, и спросил у нее о ней. (С.180).

Тогда Кайрнех сильно разгневался, и проклял дом, и сделал могилу для короля, и сказал: "Тот, чья это могила, закончился (…)". (С.182).

Хоть велики были ярость и гнев короля, он таким образом изнемог и сказал: "Я вижу чудо на этом берегу, на покрытых кустарником заводях реки"(С.186).

"Положи таинственный крест Христов теперь же поверх твоих глаз". (С.188).

Тогда Дуайбсех, жена Муйрхертаха, встретила монахов в то время, когда тело находилось между ними, и сотворила великий и жалобный плач; она ударила в свои ладони и прислонилась спиной к древнему дереву в Анах Рейл; и порыв запекшейся крови вырвался из сердца в ее груди, и она тотчас умерла от горя по своему мужу. (С.194).

"О дева, расскажи нам о твоем происхождении не темня; произвела ты наше бесчестье, хотя твое тело прекрасно". (С.195).

…Монах (…) сказал: "Не милы были ее деяния до сего дня, в котором мы ныне". (С.196).
Стоило ли ради этого отвергать заведомо достойный традиционный перевод, - вот вопрос.

В процессе чтения не перестаёшь удивляться тому, как персонажам произведений С.Шабалова удаётся понимать друг друга:

- Великий ущерб - бытие мне без силы (…)!
- Многие пали твоим усилием, о сын дочери Лорна! Множество врагов ты привел в молчание; увы, но ты в положении дурном! (С.192).

"Твое слово на это!" - откликнулась девушка. (С.180).

После этого Мог Рут сказал своим людям: "Каково сейчас положение пламени у двух костров?" - "Они гонят, - сказали ему, - друг друга над вершиной горы, на запад и на север, - вниз в Друйм Асайл и к Синанн, и вновь назад на то же место". Он опять спросил о состоянии огней. "Они в том же положении, - сказали ему, - но они не оставили на равнине посреди Мунстера дерева, которое бы не сожгли". (Сс.126-127).

Самое удивительное, что Мог Рут и после этого не успокоился и продолжал спрашивать, "каковы огни".

"Какие у тебя заботы?" - спросил юноша.
"Хорошо, - сказал кузнец, - я работаю здесь в своей кузнице с утра до ночи, с понедельника до субботы и не могу выручить ни гроша. Под конец я так же беден, как всегда". (С.257).

"Если ты можешь принести мне хоть слово, я надеюсь, что ты принесешь, - сказал крестьянин. - Там у двери есть кусок крыши, через который всегда проходит дождь". (С.257-258).

Если крышу держат в доме, у двери, да ещё и распиленной на куски, нет ничего странного в том, что она не защищает от дождя.

Моральный облик героев под пером Шабалова начинает временами выглядеть непривлекательно:

Кормак имел у себя в заключении заложников со всей Ирландии. (С.134).

Мы полагаем, что непристойность последнего высказывания очевидна и не требует пояснений. Наряду с этим мы читаем:

"Почему ты не имеешь жены?" - сказала девушка. (С.47).

Люди были этому очень удивлены, зная, что она не имела ни от кого доброго слова. (С.256).

Это был дом вдовы, которая имела трёх дочерей. (С.257).

Тогда Кайрнех послал (…) отыскать его, чтоб он мог иметь Божью помощь. (С.187).

А теперь, чтобы раз и навсегда развеять сомнения людей, полагающих, что стиль Шабалова близок подлинному стилю саг и отражает структуру ирландской фразы (хотя и это не было бы достоинством, так как перевод призван не отражать структуру иностранной фразы - для этого существует подстрочник, - а предлагать её русский аналог) - скажем, что в ирландском языке нет глагола "иметь". Это одна из типологических особенностей кельтских языков. Идея обладания в ирландском, что интересно, передаётся точно так же, как и в русском - структурой "у меня есть" ("у тебя нет", "у неё были"), с помощью которой, собственно, и следует по большей части переводить столь поразительные в исполнении Шабалова фразы (не забывая и о существующих литературных оборотах с другими глаголами - "держать заложников", "владеть имуществом", "заручиться помощью" и др.).

Отдельного освещения заслуживают те удивительные метаморфозы, которые претерпевают под пером Шабалова ирландские топонимы. Писать Клуайн Двух Озёр (cluain ирл. - луг) - то же, что записывать название города Кривой Рог в английском тексте как Krivoy Horn. Такие обороты как "устье реки Бойны" (с.73), "над Бойной" (с.181), "оказаться… в Эрине", "на землю Эрина" (с.33) и др., показывают, что с топонимами Бойн (м.р.) и Эрин (ж.р., нескл.), давным-давно получившими в русском языке устойчивое грамматическое оформление, у переводчика также не всё благополучно. И если учесть, что Эрин означает 'Ирландия', а Бойн - название одной из самых важных для ирландской мифологии рек, становится ясно, что менее значимым топонимам в издании Шабалова пришлось ещё хуже. Вообще, географические представления составителя книги напоминают средневековые источники, когда пишущий по слухам, по недостоверным рассказам путешественников составлял описание неведомых окраин земного диска: "недалеко расположен остров Аран и множество мелких островков", с.269 (имеются в виду Аранские острова - расположенная у западного побережья Ирландии группа из трёх островов, ни один из которых называется Араном), "Праздник урожая - вплоть до недавнего времени устраивался у ирландцев, шотландцев и жителей Островов", с.270.

Подытожим всё сказанное выше: если бы издатели догадались вовремя обернуть весь тираж книги Шабалова в суперобложку с надписью "Серия сатиры и юмора", это послужило бы более адекватной - и более высокой - оценке книги со стороны читателя и, вероятно, дало бы возможность повысить цену на издание.

В любом случае, книга эта станет неиссякаемым источником радости для всех, кто любит по вечерам у камина заняться традиционным чтением вслух и отдохнуть душой под бурный хохот своих друзей.