Хочу поддержать исторические ролики Егора Яковлева!
Скачать аудио
Рекомендуемая литература:
Айрапетов О.Р. Дело Мясоедова. Двадцатый век начинается // Вестник Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина. — 2009. — N 2. — С.3-22.
Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). Том.1. 1914 год. Начало. М., 2014
Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне. Париж, 1939.
Готлиб В. В. Тайная дипломатия во время первой мировой войны. М., 1960.
Зайончковский А.М. Первая мировая война. СПб, 2002
Константинополь и проливы. По секретным документам б. Министерства Иностранных Дел. Т. I и II. М.1925-26.
Керсновский А.А. История русской армии. Т.III-IV. М., 1994.
Маевский И. К вопросу о зависимости России в период Первой мировой войны // Вопросы истории. — 1957. — N 1. — С. 69-77
Нотович Ф.И. Дипломатическая борьба в годы Первой мировой войны. Т.1. М., 1947
Шацилло К.Ф. Дело полковника Мясоедова//Вопросы истории. — 1967. — N 2. — С. 103-116.
Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый день.
Егор Яковлев. Добрый.
Д.Ю. Про что продолжим?
Егор Яковлев. Продолжим про Первую мировую войну и про самую интересную интригу, связанную с ней, на мой взгляд. Про то, как противоборствующие стороны пытались втянуть Турцию в эту войну на своей стороне.
Д.Ю. Так…
Егор Яковлев. Как вы и зрители наверное помните, в Турции находились важные узлы, из-за которых собственно Первая мировая война отчасти и разразилась.
Во-первых, это была история с проливами. Напомню, что Россия мечтала установить контроль надо проливами Босфор и Дарданеллы. В первую очередь потому, что германское влияние в Турции становилось настолько серьезным, что уже через некоторое время, опасались в Петербурге, немцы смогут диктовать свою политическую волю русскому царю. Потому что через Босфор и Дарданеллы проходила значительная часть русского экспорта и 80% самой главной статьи этого экспорта – русского зерна.
Д.Ю. Многие дети в Ютьюбе тут же написали: «Подумаешь, проливы! Кому они нужны!». Дорогие дети, через них текут деньги. Если перекрыть поток, то по нынешним меркам – это как все равно что «Северный поток»: отключить газ и бабла не станет.
Егор Яковлев. Детям может ответить русский военный агент. В это время он находился на Балканах, в Белграде. Впоследствии он будет находиться в Петербурге, станет русским военным министром, а потом и комбригом Красной Армии – Александр Иванович Верховский.
Он охарактеризовал ситуацию так: немцы накинули нам удавку на шею.
Я уже говорил это в ответах на вопросы, но еще раз акцентирую внимание, что мы традиционно воспринимаем царскую Россию, как державу аграрную, а Германию – как державу промышленную. Но благодаря протекционистской политике, которая проводилась в Германии со времен Бисмарка, Германия тоже стала отчасти державой аграрной. И ее сельское хозяйство развилось настолько, что Германия смогла экспортировать свой собственный хлеб и преуспела в этом. В частности, к рассматриваемому периоду Германия выгнала российское зерно с рынков Нидерландов, Бельгии, Швеции, Норвегии и Дании. И даже залезла на задний двор Российской Империи, став зерновым монополистом в Великом Княжестве Финляндском.
Там был отдельный налоговый тариф, который позволял сказать веское слово.
Д.Ю. Какая наглость!
Егор Яковлев. В результате естественно, производители зерна из Германии стали подталкивать собственную власть к совершенно конкретным действиям по ограничению российского экспорта через Проливы. И поэтому Верховский так резко и высказался.
Но Верховский был не единственным человеком, который это понимал. Это понимали, в общем-то, все, включая министра иностранных дел Сазонова и царя.
Но я напомню, я это тоже рассказывал, про известное февральское совещание 1914 года, на котором было принято решение, что пересмотр режима работы Проливов может быть осуществлен только в случае большой европейской войны. Так же совершенно четко показала, что военных сил для захвата Константинополя и Проливов у России совершенно не достаточно и как их было недостаточно в феврале 1914 года, так их было недостаточно и в конце 1914 года и в 1915-ом.
И в этом заключалась, в общем-то, трагедия русской армии и русской государственной власти. Мы сейчас это покажем. Но это был один узел.
Второй узел это было конечно строительство Багдадской железной дороги и обнаружение нефти в Турецком тогда Ираке. Потому что эта жесткая конкуренция со стороны Германии очень раздражала англичан – немцы подбирались к Персидскому заливу и даже какие-то более или менее конкретные предложения Германии, о том, чтобы строить эту дорогу вместе, англичан в принципе не устраивали. Англичане зарились на Месопотамию сами. У них были очень серьезные намерения в какой-то краткосрочной перспективе отторгнуть Месопотамию, то есть – Междуречье, из владений Турецкой империи и также они собирались отторгнуть территории нынешней Саудовской Аравии, постоянно подстрекая арабские племена к неповиновению султану.
В этом, в частности, в 1916 году преуспеет такой знаменитый персонаж в английской истории, как Томас Лоуренс (Thomas Lawrence), по прозвищу…
Д.Ю. «Лоуренс Аравийский».
Егор Яковлев. …«Лоуренс Аравийский», да. Есть знаменитый фильм про него.
Вот все эти планы они строились еще до войны. Именно как раз в связи с конкуренцией со стороны Германии. Поэтому Англия имела тоже свой значительный интерес в разделе турецкой державы. Но проблема заключалась в том, что если Турция осталась нейтральной, то было непонятно, как реализовать все эти планы. У Германии естественно тоже был свой интерес, и он не заключался не только в том, чтобы сохранить свое преимущество, завоеванное в Турции в мирное время.
Интерес Германии заключался в следующем.
Обычно очень часто приходится слышать, что Германия обрекла себя на поражение, провалив план Шлиффена. Это не совсем так. Дело в том, что у Антанты была своя ахиллесова пята. Франция и Россия, которые сжимали Германию подобно стенкам пресса, могли эффективно взаимодействовать между собой только одним способом – через Проливы как раз. И немцы это четко понимали.
Они видели – если пресечь эту коммуникацию между союзниками, то можно их разъединить и разгромить по одиночке. Франция и Англия отчасти зависели от поставок русского зерна. А Россия, как мы покажем далее, катастрофически зависела от союзнических поставок в первую очередь – вооружения. Потому что российская промышленность к войне оказалась совершенно не готова и целый ряд стратегических военных продуктов российские заводы просто не производили.
Поэтому все три страны, о которых я рассказал, были так или иначе заинтересованы в том, чтобы вовлечь Турцию в войну.
Французы были заинтересованы в этом менее всех. Почему. Мы про Францию и Турцию мало говорили. У Франции был свой интерес в Турции – французы были главными турецкими финансистами. Больше всего денег, которые вертелись в Турции, это были французские деньги. Больше всего денег в турецкое производство на данный момент вложили французы. Поэтому их очень волновало, что с этими деньгами будет? Будут ли турки отдавать займы? Потому что в основном турецкое правительство финансировалось за счет французского правительства или за счет французских банков.
Вообще, французов в то время называли «Ростовщик всей Европы». Их основной доход как раз был доходом от займов.
Д.Ю. Рантье.
Егор Яковлев. Да. Которые они раздавали в частности, туркам. И с другой стороны, в частности, они раздавали и русским. Россия немало была должна французам в тот момент. В частности, на французские займы были построены железные дороги на Западе страны. Французы давали займы с прицелом на русскую мобилизацию. Против Германии, естественно, против своего врага.
И вот с самого начала войны, несмотря на то, что основные военные действия развернулись изначально в Европе, но не менее, а может быть и более интенсивная, дипломатическая борьба, она происходила именно в Турции. И это очень интересно.
Я предлагаю нам сконцентрироваться сейчас на ней. Посмотреть, что ж там происходило.
Во-первых, первым таким звоночком, который показал, что явно Турция в стороне не останется, стала реквизиция двух дредноутов, которые на английских верфях фирмой Armstrong Whitworth & Co для турецкого двора.
Это были как раз суперсовременные корабли, которые должны были сделать турецкий флот самым мощным на Черном море. Они были предметом просто культа в турецком обществе, предметом самой патриотической, даже шовинистической государственной пропаганды. Провозглашалось, что эти два чудо-корабля, во-первых, помогут защитить страну от гнусных врагов, которые постоянно на Турцию нападают, а, во-вторых, еще и позволят Турции вернуть исконные территории, отнятые врагами в последних войнах.
Напомню, что буквально за несколько лет до начала Первой мировой, Турция потеряла Ливию, которую отхватила Италия, а также значительные территории в Европе, отнятые балканскими государствами в рамках Балканских войн 1912-1913 годов.
Так вот, провозглашалось, что когда эти корабли придут в Золотой Рог, то уж никакие враги точно ничего утащить не смогут, а мы – все вернем.
Причем, отчасти деньги на эти корабли собирались массовыми пожертвованиями. Была даже кампания, в рамках которой турецкие женщины обривали свои волосы и продавали их, чтобы внести свой вклад в сумму, необходимую для постройки кораблей. Всего они обошлись туркам в 7 миллионов фунтов стерлингов, которые были оплачены авансом.
И вот буквально за несколько дней до передачи первого дредноута первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль, 31 июля 1914 года, объявил о реквизиции двух этих кораблей.
Д.Ю. То есть, небезызвестный случай с «Мистралями» имеет замечательный прецедент.
Егор Яковлев. Совершенно верно.
Как впоследствии оправдывался Черчилль и другие официальные лица, если бы эти корабли были переданы туркам, соответственно, нужно было присматривать за такой грозной военной силой в средиземноморской акватории. Потому что они туда могли легко выйти из Черного и Мраморного морей, соответственно приходилось бы отвлекать какие-то силы английского флота за наблюдением. Учитывать эту военную силу. А так английский флот накануне войны взял и увеличился на два первоклассных корабля.
Ну конечно для немцев это был подарок. Немецкий посол в Турции Вангенгейм (Hans von Wangenheim), который и так обладал там большим авторитетом, немедленно развил бурную кампанию на тему: «Англия всегда предает. Доверять можно только Германии».
И в знак союзнического настроя по отношению к туркам, адмирал Тирпиц 4 августа отдал приказ средиземноморской эскадре Германии следовать в Константинополь. А средиземноморская эскадра немецкая состояла всего из двух кораблей: линейного крейсера «Гёбен» и легкого крейсера «Бреслау».
Англичане как раз в этот день объявили Германии войну. А англичане и французы больше всего боялись, что эти корабли начнут действовать в Средиземном море, срывая переброску войск из Северной Африки в Европу – тогда как раз войска из Африки спешно перевозились во Францию для защиты от немецкого наступления. Когда же англичане поняли, что «Гёбен» и «Бреслау» идут к Дарданеллам, они не стали им препятствовать, просто проследили и около Дарданелл спокойно пропустили их в турецкие воды.
Это был крайне неприятный сюрприз для Петербурга. Надо сказать, что когда встал вопрос о передаче английских дредноутов, это была не только воля англичан. Еще и из Петербурга в Англию пришли письма, с просьбами не передавать их ни в коем случае туркам. И когда Черчилль все-таки реквизировал дредноуты, у нас на берегах Невы уже потирали руки от радости, что паритет флотов на Черном море сохраняется, как вдруг совершенно неожиданно «Гёбен» и «Бреслау» спутали царю все карты. Потому что приход этих кораблей в Константинополь поставил большой вопрос какие-либо действия по захвату турецкой столицы. Понятно, что флот турецкий стал мощнее, чем российский и было достаточно сложно.
Причем, Стамбул, с подачи немцев, достаточно изящно отговаривался от претензий, которые все державы Антанты ему предъявили. Потому что действительно, не имели права немцы проводить свои корабли, по закону военные корабли не могли проходить через Дарданеллы. Турки на это ответили, что они несколько дней назад купили эти корабли. Теперь это их корабли, которые они вели к себе.
Д.Ю. Молодцы.
Егор Яковлев. В Петербурге из-за этого жестко психовали, скажу прямо. И министр Сазонов с плохо скрываемым раздражением писал, что «черноморский флот теперь поставлен в затруднительное положение, что тем более прискорбно, англичане имели возможность не допустить «Гёбен» в Дарданеллы». Англичане на это, разводя руками, отвечали, что ж плохого – ведь воюющая держава передала корабли нейтральной державе и таким образом себя ослабила.
Однако все действующие игроки подозревали англичан в тонком расчете.
Англичанам, вступив в войну, сразу же пришлось решать задачу с двумя неизвестными. С одной стороны, им нужен был союз с Россией, которая обладала численно огромной армией и боевые качества русского солдата и в Первую мировую войну не вызывали ни у кого вопросов – храбрость, отвага, жертвенность, выносливость все это присутствовало в полном объеме. С другой стороны, англичанам нужно было предотвратить исполнение вековой мечты царя – захвата Босфора и Дарданелл. Напомню, что именно за это – за предотвращение этой мечты, тогда Николая I – Англия воевала в Крымскую войну. И совершала серьезнейшие дипломатические демарши после победы России в войне с Турции 1877-1878 годов.
Поэтому сразу же в Петербурге, да и в других столицах, зародилось подозрение, что англичане специально пропустили немецкие суда в Турцию, чтобы таким образом ослабить Россию и не дать ей возможность слету захватить Константинополь. Но поскольку Турция официально действительно оставалась нейтральной, то англичане имели свои аргументы для оправдания своих действий.
Турки оставались нейтральными по нескольким причинам. Самая прозаическая заключалась в том, что у них просто не было денег, чтобы воевать. Предыдущий французский займ подходил к концу и турки думали, что им делать. Правда, немцы, которые жаждали, чтобы Турция все-таки им помогла, навязали им уже 2 августа военный договор, по которому Турция обязалась в некотором будущем вступить в войну с Россией. Но когда 4 августа в войну вступила Англия, это несколько обесценило данный договор или во всяком случае, ему не следовать, потому что про Англию в этом договоре ничего не говорилось, а теперь любое нападение на Россию автоматически вызывало войну с Британией. Таким образом, турки имели основания этот договор расторгнуть. Поэтому немцам они сказали, что война не может начаться, пока казна пустая и стали совершать лихорадочные дипломатические усилия для того, чтобы продать себя подороже.
Надо понимать положение Турции. С одной стороны, конечно это держава, которая мечтает о реванше, держава, которую унижали, растаскивали буквально по кусочкам в предшествующие десятилетия, держава, у которой есть блестящее прошлое, к которому можно апеллировать, но ныне в общем-то влачащая жалкое существование.
С другой стороны, в случае поражения Османская империя совершенно точно будет разорвана как старое одеяло. Ничего хорошего ее в этом случае не ждет. Понятно, что все страны Антанты имеют какие-то свои интересы, особенно Англия и Россия. Все эти аннексионистские планы, которые питали англичане в отношении Месопотамии, а русские – в отношении Константинополя, для турецких элит никакими секретами не были. Но кроме них еще, так сказать, волки помельче, но тоже зубастые, вроде Греции или Болгарии, тоже зарились на турецкие земли.
Поэтому турки выбирали – либо примкнуть к немцам, сделать ставку на их силу, либо постараться каким-то образом, используя конфликт Антанты с Германией, с центральными державами, примкнуть скорее к Антанте и таким образом купить себе хотя бы целостность, ну или еще какие приращения.
Поэтому после того, как они подписали договор с немцами, сразу же начался зондаж союзников. И английскому послу намекнули, что Турция могла бы примкнуть к Антанте и помочь. Но самый мощный зондаж начался через российского посла в Константинополе Гирса и российского военного агента Леонтьева.
5 августа Сазонов получил донесение от Гирса следующего содержания: «Прошу срочных указаний. По моему поручению генерал Леонтьев посетил сегодня Энвер-пашу, который заявил ему, что мобилизация (да, у них сразу началась мобилизация, после подписания договора с немцами) отнюдь не направлена против России. Что если это будет отвечать интересам России и может ее успокоить со стороны кавказской границы, то Турция согласна взять оттуда часть войск из 9-го и 11-го корпусов.
Далее он заявил, что Турция сейчас ни с кем не связана и будет действовать сообразно своим интересам (это была ложь). Если бы Россия пожелала обратить внимание на турецкую армию и использовать ее для своих целей, то он таковую комбинацию считает возможной. Эта армия могла бы быть использована Россией как для нейтрализации того или иного балканского государства, которое намеривалось бы выступить против России, так и для содействия армиям балканских государств против Австрии.
На вопрос генерала Леонтьева (что хотела бы Турция взамен) Энвер ответил, что «Турция хотела бы приобрести назад Эгейские острова и Западную Фракию, а Греция (которой все это принадлежало) могла бы получить компенсацию в Эпире, Болгария в Македонии, Сербия в Боснии и Герцеговине. На ряд сомнений, выраженных генералом Леонтьевым, Энвер ответил утверждением, что он убежден в возможности такой комбинации с турецкой стороны. К ней с радостью примкнут и правительство, и турецкий народ».
Это предложение повергло Сазонова в недоумение.
Поэтому спустя три дня Гирс направил еще одну телеграмму, требуя побыстрее дать какую-то реакцию: «Согласно данному поручению телеграммой № 1705, генерал Леонтьев сегодня снова посетил Энвера. Военный министр заявил, что он стоит на прежней точке зрения, т.е. за союз с Россией. Он не скрыл, что может встретить сильную оппозицию в правящих кругах, но надеется ее побороть, тем более, что армия в его руках. Вопреки существующему мнению, Турция еще не связана с Тройственным союзом; он знает, что на правительство оказывается сильнейшее давление со стороны немецкого и австрийского послов.
…Военный министр ставит вопрос ясно и коротко: турки убирают с кавказской границы все, что у них есть, с целью дать русским полную гарантию своих добрых намерений и возвратить с Кавказа большую часть войск на западную границу. Вместе с тем они собирают в ближайший срок сильную армию во Фракии и ставят ее в наше распоряжение с готовностью двинуть ее против любого из балканских государств, в том числе против Болгарии, или совместно с ними против Австрии. В день, когда будет, установлено соглашение, он обязуется удалить с турецкой службы всех немецких офицеров. В заключение Энвер-паша ставит условие: возвращение Турции Западной Фракии и Эгейских островов и заключение с Россией оборонительного союза на срок от 5. до 10 лет.
…Генерал Леонтьев вынес убеждение, что дело может быть сделано, если только решение будет принято немедленно. Вся сила теперь в руках Энвера, тем более, что он только что назначен главнокомандующим».
Д.Ю. Во кубло.
Егор Яковлев. Кубло страшное. Потому что турки в это время одновременно ведут тайно переговоры с Болгарией и Румынией, узнавая, не хотят ли он присоединиться к центральным державам, чтобы всем вместе напасть на Россию.
Но Россия тоже не была невинной овечкой. Россия в это время вела переговоры с Болгарией, пытаясь переманить болгар в Антанту, ввести ее в войну, а в качестве награды обещая ей, как вы думаете что?
Д.Ю. Константинополь…
Егор Яковлев. Нет, Константинополь – только для себя. Но тоже турецкую территорию. Чтобы было понятно – Турция в войне еще не участвует, но все державы уже друг другу обещают в качестве приза будущую турецкую территорию.
Поэтому конечно, вот эта двойная игра турок она понятна – они лихорадочно пытаются хоть как-то вступить в какую-нибудь более менее достойную коалицию, которая что-то им гарантирует.
Д.Ю. Тут надо понимать, что когда разворачиваются все эти игры вокруг, то собственно турков никто и не спрашивает, объясняя окружающим, вот это мне, вот это…
Егор Яковлев. Конечно, конечно. Сазонов прямо Гирсу и написал: «Пока не получим ответа из Софии, имейте в виду необходимость в переговорах с Энвером выигрыша времени. Имейте в виду, что действий Турции непосредственно против нас мы не опасаемся».
Но Гирс опасался этих действий. Гирс, надо отдать ему должное, смотрел дальше Сазонова. Он шлет телеграмму за телеграммой, буквально бомбардирует своего шефа запросами: «Почитаю долгом высказать, что нам надлежит немедленно принять предложение Энвера, не входя ни с кем в какие-либо предварительные объяснения, так как время не терпит. Если победа останется за нами, мы всегда сумеем вознаградить и Болгарию, и Грецию. Между тем, наш отказ несомненно и бесповоротно бросит Турцию в объятия наших врагов. Если даже Энвер не вполне искренен, наше согласие выяснит положение, которое в настоящем обостренном фазисе не может не привести к кризису и разрыву».
То есть вот это молчание Петербурга, оно все больше и больше давало Стамбулу понять, что русские не настроены на какое-то решение в пользу Турции. А немцы наоборот – обещали туркам вообще все. И земли вернут, и что Турция будет великой державой, и может быть даже кусочек Индии получат, после того, как англичан оттуда выгонят. В общем, немцы на обещания не скупились.
В конце концов Гирс не выдерживает и шлет последнюю телеграмму, в которой сообщает: «Если мы упустим этот случай, то бесповоротно бросим Турцию в объятия Германии, которая, даже ослабленная и побежденная, все же будет весьма враждебна нам на Ближнем Востоке. На сегодняшнем дипломатическом приеме великий визирь доверительно высказал мне, что он сочувствует стремлению Энвера сблизиться с нами и готов оказать свое полное содействие быстрому заключению соглашения. Я заметил ему, что лично вполне сочувствую соглашению России с Турцией, но что оценка способа для условий его достижения зависит исключительно от императорского правительства. Я глубоко убежден, что настал исторический момент, когда мы имеем возможность окончательно подчинить себе Турцию и через нее парализовать готовящиеся выступить против нас враждебные нам силы на Балканском полуострове».
Что он имеет в виду. Что Турция в качестве слабого и подчиненного союзника будет выгоднее, чем в качестве противника. И можно Константинополь захватить изнутри, как союзники, политически и экономически и это будет гораздо вернее, чем захват его с помощью военной силы.
Но трагедия заключалась в том, что в общем этого никто не хотел. Дело в том, что Россия в принципе была готова, Сазонов он только гарантировал территориальную целостность Турции, но эти гарантии были какими-то неконкретными. Туркам обещали передать права на некоторые немецкие концессии, но про Багдадскую железную дорогу там никто ничего не говорил.
Почему они Эгейские острова хотели? Потому что Эгейские острова находятся прямо у входа в Дарданеллы. И, соответственно, тот кто обладает этими островами, тот контролирует вход и выход из Дарданелл. Конечно стратегически туркам полностью хотелось контролировать эту важнейшую артерию. А после Балканских войн эти острова захватили греки.
Но когда Сазонов поставил вопрос перед союзниками, чтобы хотя бы один из этих островов – Лемнос – передать туркам, чтобы может быть они остались нейтральными. Англичане сказали, нет, вы что! мы поссоримся с Грецией, так нельзя. Греки наши союзники, нам нельзя ссориться с союзниками. И поскольку Англия была более могущественной державой Антанты, чем Россия (надо сказать, что всегда, когда в дальнейшем будут становиться острые какие-то вопросы, точка зрения Англии будет доминировать над точкой зрения России, мы это покажем сегодня), и в данном случае произошло именно так – Сазонов отказался от этих требований. И по сути, кроме номинальной гарантии территориальной целостности, которые турки уже много раз слышали из уст европейских держав и перед Балканскими войнами…
Д.Ю. Глядя, как от них отгрызают и отгрызают…
Егор Яковлев. Да. Никакого доверия они к европейским державам не испытывали. А немцы как раз апеллировали к тому, что они единственная европейская держава, которая ничего у Турции не украла, никакой территории.
Поэтому, при поддержке немцев, в это время Турцию наводняют разнообразные карты, на которых показано, кто и что у Турции за последние десятилетия украл. Таким образом воспитывается ненависть к будущим врагам.
Но самое главное конечно происходит 11 октября 1914 года, когда наконец в Турцию поступает займ в 11 миллионов золотых франков. Поступает он от немцев и после этого им делается недвусмысленный намек, что больше никаких предлогов для увиливаний от вступления в войну немцы не потерпят. Вот есть договор – пора нападать на Россию. Какое-то время еще занимают военные приготовления, но в конце октября турецкий флот выходит в Черное море, ведомый «Гёбеном» и «Бреслау», руководит эти флотом немецкий флотоводец Вильгельм Сушон (Wilhelm Souchon).
Очень забавно, что когда «Гёбен» и «Бреслау» только вошли, все державы протестовали и они справедливо заявили, что согласно нормам международного права, воюющая держава привела свои контингенты на территории державы невоюющей и они должны быть там интернированы. А раз уж вы купили эти корабли, то на них должна быть немецкая команда. В ответ на это, турки переодели немецкий личный состав в турецкую морскую форму и фески. А Вильгельм Сушон стал адмиралом турецкого флота.
И вот, турецкий флот, ведомый «Гёбеном» и «Бреслау», направился к Черноморскому побережью России, обстрелял наши порты – Одессу, Феодосию, Новороссийск и, таким образом, Турция вступила в мировую войну на стороне блока центральных держав. Произошло это 2 ноября 1914 года.
Надо сказать, что вступление Турции в войну вызвало если не ликование в Петербурге, то во всяком случае, большое воодушевление. Как писал Джордж Бьюкенен (George Buchanan), английский посол: «Широкие слои русского общества всецело сочувствует идее войны с Турцией ради захвата Константинополя. Такого воодушевления по поводу войны с Германией и Австрией здесь не было».
Я рассказывал, что в результате разнообразного дипломатического маневрирования именно немцы выглядели (и по сути и были) зачинщиками войны, в этот конкретный исторический период. И это конечно сыграло свою роль. Уже и 1 августа 1914 года в Петербурге действительно наблюдался патриотический подъем, немцы были восприняты как захватчики, как агрессоры и первоначально армия уходила на войну в полной уверенности, что она защищает свою Родину от нападения вероломного врага.
Но постепенно этот энтузиазм уходил и уходил он сначала на самом деле не из народа, а из политических кругов, потому что было не совсем понятно, что Россия приобретет в конце этой войны. Хотелось какого-то большого приза. Победив Германию и Австрию, Россия могла рассчитывать ну да, на сохранение статус кво на Балканах, могла рассчитывать на такие скромные территориальные приобретения как Галиция, возможно часть Восточной Пруссии, может быть даже вся Восточная Пруссия, но это были совсем не те награды, которые Россия хотела бы получить.
Я хотел бы сделать здесь небольшой отскок назад, во времена Александра Михайловича Горчакова. Наполеон III подстрекал Россию вступить в войну с Австрией, когда Франция и Сардинское королевство решили пограбить австрийцев, они подстрекали Россию, соблазняя Галицией.
Александр Михайлович Горчаков, главная цель которого была – дипломатически обеспечить течение реформ Александра II без войны, сказал Наполеону: «Галиция России не нужна».
И по большому счету, когда российские войска заняли Галицию, это в большей степени была пропагандистская выгода, нежели стратегическая. Поэтому главным призом конечно же был Константинополь. И когда Россия вступила в войну с Турцией Николай II опубликовал манифест, в котором не удержался и написал: «Безрассудство Турции откроет путь к решению завещанных предками задач на берегах Черного моря».
В политических элитах это действительно было воспринято с большим энтузиазмом и в частности один из критиков царя, лидер кадетской партии, Павел Николаевич Милюков разразился целым фейерверком речей в поддержку войны за Константинополь и проливы, в которых он заявлял, что это не имеет ничего общего с захватническими устремлениями, что это законное право России и за эти речи он был прозван петербургскими острословами «Милюковым Дарданелльским».
Но буквально с самого начала обозначились серьезнейшие противоречия с союзниками как раз по вопросу Константинополя и проливов. Потому что сначала официальная Россия – Министерство иностранных дел – не требовала передачи Константинополя.
Тогда господствовала такая точка зрения, что сам по себе Константинополь России, в общем, и не нужен. Во-первых, понятно было, что Константинополь формально турецкий, но все вообще принадлежит другим державам. Английский, французский и немецкий капитал в это время там господствовали. Ну все: верфи – английские и французские, освещение – французское, железные дороги – немецкие и французские, в общем, все что там можно было представить – было не турецкое. Русского там практически ничего не было, был какой-то ничтожный русский банк, который естественно уступал английским и французским банкам очень серьезно.
Поэтому сначала речь шла о том, чтобы сделать Константинополь неким открытым, вольным городом, но Босфор и Дарданеллы поставить под русский военный и административный контроль. И вот с этими предложениями, дважды в течение ноября, Сазонов обратился к союзникам. Союзники реагировали весьма уклончиво. Они говорили, да, вольным городом он может быть, но судьба Константинополя и проливов должна решиться, конечно с учетом ваших интересов, когда будет достигнута окончательная победа.
И в это момент русско-английские противоречия по поводу Турции стали обнажаться все более явно. Первым звонком стала реакция Грея на действия России в Закавказье. Дело в том, что единственная граница, которая была у России с турками – проходила в Закавказье. Там находились наши закавказские силы, они хотели вторгнуться в Турцию и нанести туркам решительное поражение. Военные планы предусматривали обходной маневр через Персию.
Это вызвало бурное негодование у англичан. Англичане явно испугались, что из Персии русские пойдут на Месопотамию, а Месопотамия была уже…
Д.Ю. Поделена.
Егор Яковлев. …порезана и ее раздел был запланирован. Поэтому Грей стукнул кулаком в Лондоне и сказал, что нарушать территориальную целостность и суверенитет независимых держав ни в коем случае нельзя. Россия была вынуждена согласиться с этим. Поэтому наши действия в Закавказье оказались не такими успешными, какими они могли бы быть.
Это еще полбеды. Видя постоянное давление англичан по всем вопросам, Сазонов, который искренне считал, что Россия должна захватить проливы и Константинополь, попытался давить на военное министерство. Он написал в декабре 1914 года письмо начальнику Генерального Штаба Янушкевичу, в котором написал, что «крепко приобретенным можно считать только то, что добыто нами самими. Одним дипломатическим проникновением этого достигнуть нельзя». Ответ Янушкевича совпадал ровно с тем, что Сазонов слышал в феврале на этом знаменитом совещании у Николая II – сил для захвата Константинополя у России нет.
Во-первых, недостаточно судов. Второй момент – это недостатки конструкции российских судов, ограничивавшие запас угля – не хватало угля. Единственный порт, в котором можно было пополнить запасы угля, был Бургас, болгарский порт. Возникал вопрос – как Болгария отреагирует. (Как Болгария отреагирует, мы чуть-чуть попозже расскажем, когда вопрос встал уже ребром.)
Ну и общей границы у России с Турцией не было, для того, чтобы войска могли туда дойти, нужно было проходить Румынию и Болгарию, Румыния и Болгария в это время были нейтральными и тоже хотели себя подороже продать. Болгары, например, впоследствии говорили, что да, мы готовы в войну на стороне Антанты. Какие будут призы? И выдвигали такие призы, что Россия начинала чувствовать себя уже сильно ущемленной.
Вообще, конечно, и у Болгарии, и кстати у Греции, были свои интересы, свои взгляды на Константинополь. И болгары даже в 1912 году чуть его не взяли, что в Петербурге вызвало истерику. И у нас тут, на берегах Невы, очень серьезно опасались, что братья-славяне подложат свинью в последний момент и союзники возьмут и передадут Константинополь им. Во всяком случае, греки имели прямой интерес к этому (и болгары тоже).
Наступил 1915 год. Мы пока Европы не касаемся.
И тут французский и английский послы сообщают Сазонову страшную весть – что союзные штабы запланировали собственную операцию в Дарданеллах для прорыва к Константинополю и нанесения решительного поражения туркам.
Сазонов в шоке. Он понимает, что если сейчас Константинополь возьмут союзники, то не видать России ни Царьграда, ни Проливов. Потому что поди потом их еще оттуда выгони.
Д.Ю. «Все пропало, шеф, все пропало».
Егор Яковлев. И начинается просто жутчайшая паника в Петербурге. Я не скажу, что о соревновании «Кто раньше возьмет Константинополь» стали думать больше, чем о событиях на реальных фронтах, но дипломатов, политиков это очень серьезно волновало. А Сазонов, у него была первая реакция – он стал вопрос ставить ребром: «Вот вы возьмете Константинополь. Чей он будет?». Из Лондона отвечают в своем стиле, Грей пишет: «Точную формулу мы определим в условиях мира».
Но Сазонов не идиот, он понимает, что (Как там говорил Владимир Владимирович? «Ослиные уши»?) от мертвого осла – уши вам, а не Константинополь.
Тогда Сазонов пишет в Париж и Лондон, что да, раньше мы хотели контроля над проливами, но теперь вся наша страна в едином порыве требует радикального решения – нам нужен Константинополь. И 4 марта 1915 года он формулирует, естественно с одобрения царя, чего хочет Россия по итогам этой войны – западный берег Босфора, Мраморного моря, Дарданеллы, а также острова Средиземного моря, те самые, которые хотели турки. Для того, чтобы контролировать полностью путь – из Черного моря в Средиземное.
Англичане были бы рады затянуть эти переговоры, да и французы этого хотели. Никто об уступках и не помышлял бы скорее всего, если бы в эту историю не вмешался друг и кузен Вилли.
Поскольку война затянулась, на что Вильгельм особо не рассчитывал, он начал искать путь для маневра. И неожиданно ему доложили, что в плену, в Австрии, находится подруга императрицы Александры Федоровны – Мария Александровна Васильчикова, которой не повезло оказаться в августе 1914 года на отдыхе в Австрии.
Сначала Марии Александровне дали встретиться с ее племянником, русским офицером, который попал в плен. Потом ей устроили встречу с тоже знакомым, родным братом императрицы. И в результате, конечно не без влияния агентов кайзера, как раз в этот момент она написала Николаю II письмо, в котором сообщила, что война является страшным недоразумением, что кайзер очень уважительно отзывается о царе, не хочет никаких конфликтов с Россией, хочет только мира. Англия – это предательская держава, ну все, как говорил Вангенгейм туркам – Англия всегда предает, можно полагаться только на слово Германии. И Германия, если царь хочет контроль над Дарданеллами, то он получит его, но не от англичан, от которых он его точно не получит, – от Вильгельма.
Это письмо пришло в разгар переговоров по поводу судьбы Константинополя и подготовки Дарданелльской операции. Николай отнесся к письму, как к интриге. Он резко негативно отозвался и, скорее всего, мы бы ни о какой реакции его на это не узнали, но это письмо было использовано в дипломатической игре, как элемент шантажа.
О существовании такого письма было доведено до сведения союзников и союзники уже напряглись. Потому что без российских войск, хотя бы даже в численном соотношении, шансов на победу у них тоже не было. Опять им пришлось решать задачу с двумя неизвестными – с одной стороны, дружить с Россией и использовать ее в своих интересах, а с другой стороны…
Д.Ю. Чего она о себе думает…
Егор Яковлев. …Не дать ей выйти из войны на максимально выгодных для себя условиях.
Ну и кроме всего прочего, Сазонов прибег к личному шантажу. Он заявил Джорджу Бьюкенену и Морису Палеологу (Maurice Paléologue), послам Британии и Франции, что если союзники откажутся гарантировать обладание Константинополем по итогам войны, то он подаст в отставку. И на его место есть немало претендентов, гораздо менее дружественно настроенных по отношению к державам Антанты. Это был прямой шантаж.
Но он возымел свое действие и союзники в марте 1915 года гарантировали-таки России по итогам войны обладание Константинополем и проливами.
Д.Ю. Надо же…
Егор Яковлев. Но в таких формулировках, которые позволяли предполагать, что когда война все-таки будет закончена, то… в общем, никаких гарантий это соглашение не давало. Во-первых, там была такая формулировка, что Россия будет обладать Проливами в случае победоносного окончания войны и если будут удовлетворены запросы всех прочих держав. В любой момент все прочие державы могли сказать, что их запросы не удовлетворены и таким образом притязания России не являются законными.
Но кроме всего прочего, конечно вопрос о том, кто в принципе займет Константинополь, он по-прежнему стоял. Поэтому царь приказал готовить десантную операцию на Босфоре для того чтобы «помочь» союзникам взять Константинополь.
Д.Ю. В этом непростом деле.
Егор Яковлев. Да. Но ничего не получилось, потому что обратились к болгарам. Болгары выкатили список территориальных претензий, которые они хотят. Список был абсолютно неприемлем. Тогда у царя созрел дерзкий план – захватить город Бургас для того чтобы силой осуществить через этот перевалочный пункт десантную операцию на Босфоре. Но самостоятельно Россия этого сделать не могла, она должна была посоветоваться со старшими товарищами и когда это предложение было внесено в английский кабинет, как вы думаете, что сказал сэр Эдуард Грей?..
Д.Ю. Ну-ка, ну-ка…
Егор Яковлев. Как обычно, он сказал, что это неприемлемо – нарушать территориальную целостность суверенной державы. При этом сама Британия буквально несколькими днями ранее нарушила суверенитет Греции, захватив остров Лемнос, как раз в рамках подготовки к Дарданелльской операции.
Поэтому России ничего не оставалось, кроме как оставить свои планы десантной операции на Босфоре. И появился уж совсем истеричный план, что если нельзя со стороны Босфора прорваться, то нужно хоть кого-то прислать в Средиземное море, чтобы через пролив Дарданелл. А единственный контингент, который можно было послать – можно было послать из Владивостока.
Д.Ю. Господи…
Егор Яковлев. И всерьез уже запланировали послать экспедиционный корпус, в составе шести тысяч человек для того, чтобы хоть кто-то присутствовал при взятии Константинополя и в приеме ключей. Как сказал один из российских военных, «в этом случае Россия сыграла бы роль мухи на рогах вола».
Но даже это крайне не понравилось союзникам. Они протестовали. В частности, лорд Китченер (Herbert Kitchener), выдающийся английский военачальник, один из командующих английской армии, он был резко против прибытия российского экспедиционного корпуса и в итоге русским пришлось и от этого отказаться.
Таким образом, Россия лишалась вообще всякой возможности во взятии Царьграда.
Д.Ю. Сильно.
Егор Яковлев. Почему ни Сазонов, ни царь не могли чувствовать себя в безопасности? Мало того, что они военной силой не могли занять Константинополь, так они еще постоянно испытывали какое-то давление от союзников в плане пересмотра уже данных ими гарантий.
Как только началась Дарданелльская операция, сразу же англичане и французы поставили вопрос о том, если они сейчас возьмут Константинополь (а в России в это время этого очень боялись, считали, что это возможно), какой будет временная администрация. Вот возьмут союзники Константинополь, кто там будет управлять?
И первое же предложение, которое пришло от союзников гласило – должно быть три равных верховных комиссара. В Петербурге не поняли – как это три равных верховных? Это же наш Константинополь.
Тогда здесь Сазонов придумал казуистическую формулу: три равных верховных комиссара, но под руководством военного коменданта. Военного коменданта, старшего по званию. Наши подозревали, что старшим будет русский.
Французы на это ответили, что это неприемлемое заявление, потому что Россия уже воспринимает Константинополь как свой, а Константинополь это не просто какой-то провинциальный город Российской Империи, а на данный момент столицы империи Османской, откуда осуществляется управление огромными территориями. Поэтому просто взять, кому-то все отдать – нельзя. Вся администрация должна оставаться такой же, как она была при турках, но поскольку там большая часть всего была французская, то означало, что – при французах. Кроме того, французы выставили условие, что все немецкие учреждения, которые там присутствовали, должны быть реквизированы в пользу Франции.
Следующим пришел ответ Эдуарда Грея. Эдуард Грей согласился с тем, что должен быть военный комендант, но он заявил, что конечно же военный комендант конечно должен быть английский. Тот кто возьмет Константинополь (а в это время войсками Галлиполийской операции командовал генерал Гамильтон (Ian Hamilton), тот и должен быть военным комендантом. А все остальное не имеет никакого значения.
Тут уже Сазонов взвился и заявил, что как это, французский коллега говорит, что никаких военных комендантов, мы с этим согласны.
То есть дележ шел страшный, все пытались друг друга подкузьмить и никто в интересах России действовать там не собирался. Поэтому когда приходится слышать, что союзники гарантировали России Константинополь… Дорогие друзья! Когда ты погружаешься в историю дипломатической борьбы вокруг Константинополя, ты понимаешь, что никто ничего на блюдечке с голубой каемочкой России нести не собирался.
И в итоге, Дарданелльская операция союзников провалилась – немцы и турки удержали вход в Дарданеллы. И когда англичане и французы отступали оттуда, они уже руководствовались как раз тем, что лучше мы сейчас отойдем и не будем завоевывать Константинополь, который потом все равно придется России отдавать. Потому что им прекрасно было понятно, что военных сил у России для захвата Константинополя, по крайней мере сейчас, нет.
И не было их еще и потому, что конечно сам факт перекрытия Проливов был катастрофическим, для России в первую очередь. Я в предыдущей программе анонсировал некое поражение российской дипломатии, которое самым пагубным образом сказалось на ведении войны, та вот это – именно вступление Турции в Первую мировую на стороне центральных держав.
Потому что мифический образ Константинополя, который стоял перед глазами царя и влиятельных элит, он конечно никак не мог заменить тех вооружений, которые не поступили в Россию в результате блокады Проливов. Давайте посмотрим, каких вооружений Россия сама не производила и в чем она нуждалась самым отчаянным образом.
«По насыщенности воинских частей тяжелой артиллерией царская Россия уступала не только Германии, Англии, Франции и Италии, но и Румынии, которая имела на каждую тысячу штыков 1,3 орудия против одного орудия в русской армии. Между тем в условиях позиционной войны (как известно, первая мировая война носила именно такой характер) тяжелая, то есть осадная, артиллерия играла очень важную роль в военных операциях. Такие средства, как зенитные орудия, которыми были вооружены французская, английская и немецкая армии, вовсе не изготовлялись на отечественных военных заводах. Не производились в России перед войной и авиационные моторы, бомбометы и минометы. Станковых пулеметов в России производилось меньше, чем в Германии, в 13 раз, чем в Англии — почти в 14 раз, чем во Франции — в 5 раз. Промышленность России не обеспечивала царскую армию и необходимым количеством винтовок.
Число винтовок, производившихся в 1915 году на отечественных заводах, покрывало потребности армии немногим больше чем на 50%. По исчислениям военного ведомства, общая потребность в винтовках на период с 1 июля 1916 г. по 1 июля 1917 г. составляла 6 миллионов штук, в то время как отечественные оружейные заводы могли выпускать только 1 814 тысяч штук, или немногим более 35% общей потребности. Недостающую часть винтовок приходилось закупать на рынках союзных и нейтральных стран».
Д.Ю. Многие граждане не в курсе, что «одна винтовка на троих», это вот как раз оно, а вовсе не Великая Отечественная.
Егор Яковлев. Совершенно верно. Это – оттуда. И блокада Проливов, она как раз сделала привоз вооружений чрезвычайно проблематичным для Российской Империи. Дело в том, что самая развитая инфраструктура на Черном море соединялась с Центральной Россией разветвленной сетью железных дорог, поэтому доставка на театр военных действий могла быть быстрой и эффективной. Так же инфраструктура была на Балтике, но Балтика, понятное дело, была немецким флотом перекрыта.
Что еще. Мурманска – не существовало. Архангельск – замерзающий порт, соединенный с центром России скромной одноколейной дорогой. И Владивосток, который понятно где находится.
Александр III все-таки был монархом весьма и весьма разумным, мыслил он стратегически, поэтому еще в 1880-ых годах задумал построить порт на Мурмане. Но не успел. И поэтому проект его и Сергея Юльевича Витте был сдан в архив. Вместо этого порта начали строить в Либаве (нынешний город Лиепая), на Балтике. Крупный военный порт, построили там.
Приходится иногда слышать, что Николай II, принимая решение о строительстве порта в Либаве, действовал правильно, потому что от Англии до Либаве – короткое расстояния, а от Англии до Мурманска – плыть очень далеко. Но крайне непонятно, ведь военный порт всегда строится на случай войны и совершенно очевидно, что если Россия была союзником Франции и намеревалась быть союзником Англии в грядущей войне, она должна была нацеливаться на коммуникацию с Англией в условиях войны. А в условиях войны было совершенно очевидно, что Германия эту коммуникацию перекроет. Поэтому поступок Николая II оказался крайне недальновидным.
Так или иначе, Архангельск был единственным нормальным портом, через который можно было что-либо более или менее быстро получить, но он был абсолютно неприспособлен к приему таких объемов продукции. Там не было причалов, не было разгрузочных мощностей
Д.Ю. Краны, площадки, склады, железная дорога?
Егор Яковлев. Никакой инфраструктуры. Но вот, железная дорога была, но она не была соответственно протянута до причалов. Архангельский порт это самый захудалый порт Российской Империи в тот момент. К тому же – замерзающий.
Давайте послушаем, что об этом писал генерал Головин (автор очень интересной книги «Военные усилия России в Мировой войне»): «Оборудование Архангельского порта не отвечало выпавшей на него во время войны задаче. Кроме того, в течение нескольких месяцев прибытие в него судов прекращалось. Наконец, железная дорога от Архангельска на Вологду имела узкую колею с ограниченной провозоспособностью.
Невозможность поддерживать с Архангельском регулярное сообщение в течение всего года требовала усиленного направления к нему грузов в навигационный период. Неравномерность перевозки вызывала накапливание уже готовых грузов в местах выполнения заказов и затруднение в их хранении. Когда же наступала возможность отправить их в Архангельск, то случалось, что прибывали в первую голову не те грузы, в которых оказывалась острая нужда на фронте. В этих трудных условиях особенно болезненно сказывалась неподготовленность наших верхов к современной организационной работе».
Вот что записывает в своих воспоминаниях председатель Государственной думы Родзянко: «Вопиющие беспорядки открыло Совещание в Архангельском порту. Еще в начале войны в Думу стали поступать сведения, что вывозка по узкоколейной дороге из Архангельска очень затруднена, а порт завален грузами. Заказы из Америки, Англии и Франции складывались горами и не вывозились вглубь страны. Уже в первые дни войны Литвинов-Фалинский предупреждал, что Архангельский порт в ужасном состоянии. Из Англии ожидалось получение большого количества угля для петроградских заводов, но уголь этот негде было сложить. Несмотря на то что Архангельск был единственный военный порт, соединявший нас с союзниками, на него почти не обращали внимания. В одном из первых заседаний Особого совещания пришлось поднять вопрос об Архангельске и запросить министров, что они намерены предпринять. Министры, в лице Сухомлинова, Рухлова и Шаховского, либо отписывались, либо обещали на словах, ничего на деле не предпринимая. Между тем к концу лета 1915 г. количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле, от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю».
Головин писал: «Единственный выход по разгрузке Архангельска от залежей представлялся в направлении большей части грузов из Америки на Владивосток. Это было выполнено лишь к концу 1916 года, но Сибирская железная дорога тоже не справлялась с перевозками, и в 1917 году Владивосток был забит грузами».
Д.Ю. Отлично. Эффективные собственники.
Егор Яковлев. «Здесь, – пишет Головин, – опять сказалось несоответствие наших верхов тем требованиям, которые выдвинули сложные условия современной войны».
Таким образом, вступление Турции в войну и константинопольский мираж стали причинами вот этого бардака, который в свою очередь стал причиной катастрофического снарядного и патронного голода 1915 года. Когда все боеприпасы, запасенные заранее, были использованы, русской армии нечем было воевать и она вынуждена была начать великое отступление.
Мы рассказывали про Турцию, давайте немного посмотрим, что происходило в Европе в это время. Не буду подробно останавливаться собственно на боевых действиях, они очень хорошо изучены, сеть много книг. Некоторые из этих книг были написаны современниками, участниками событий.
Есть «История» Керсновского, выдающегося военного историка, эмигрантского – «История Русской Армии», где эти события описаны подробно. Есть «История Первой мировой войны» генерала Зайончковского, русский генерал, который остался в Советской России и написал свою «Историю» здесь, она опубликована и там военные вопросы разобраны практически досконально.
Но некоторые моменты все-таки нужно знать. Во-первых, важно, что начало войны сопровождалось всплеском германофобии. Во всех странах, практически. Россия здесь не выглядела каким-то уникумом. Достаточно сказать, что например, в Англии династия была переименована.
Д.Ю. Габсбурги стали…
Егор Яковлев. Они не Габсбурги, они были Саксен-Кобург-Готские.
Д.Ю. Готично.
Егор Яковлев. Они были немцами. Стали Виндзорами. Династия Виндзоров, которая правит до сих пор, она переименована из Саксен-Кобург-Готских.
Д.Ю. Это нашим любителям, которые рассказывают, что в Николае была 1/128 часть русской крови и такой не мог управлять Россией. А вот немцы до сих пор Британией почему-то могут…
Интересно.
Егор Яковлев. Немецкую овчарку переименовали в эльзасскую. Ну а в России, это известно – переименовали Петербург в Петроград, самое известное переименование, хотя много всего было.
Страшные немецкие погромы пошли.
Д.Ю. Разгромили немецкое посольство…
Егор Яковлев. Да. Оно выехало, но посольство разгромили. В течение первых двух лет войны немецкие погромы происходили по всей России. Причем они были быстро поставлены на службу российскому бизнесу. Погромщикам раздавали списки, где живут немцы, кого надо побить. Немцы как могли, спасались от этого, вывешивали российские флаги, какие-то патриотические картины в витринах своих магазинов. Но, в общем, такая вакханалия разворачивалась по всей России. Одним из самых главных германофобов был первый главнокомандующий русской армии великий князь Николай Николаевич. У него даже был конфликт с одним из церковных иерархов, который заявил, что негоже невинных людей убивать просто потому что они имеют немецкие фамилии, они кстати могли быть и православными. Николай Николаевич заявил на это, что данное заявление несвоевременно.
Поэтому можно с определенной долей вероятности говорить, что эти германофобские настроения поддерживались верховной властью.
Д.Ю. Как в известном произведении: «– Иной мадьяр и не виноват, в том, что он мадьяр, – сказал Швейк». «– Ну ты скажешь тоже, не виноват!»
Егор Яковлев. Вот эта германофобия была палка о двух концах, потому что в результате она дошла до самого верха. В том, что вспомнили, кто главный немец. Но тогда это не осознавалось как-то.
Русская армия была вынуждена, во-первых, вступить в боевые действия до окончания мобилизации, а, во-вторых, она была вынуждена вступить в боевые действия сразу против двух противников. Хотя первоначальные планы подразумевали только выступление против Австро-Венгрии. Но немцы так резво начали свое выступление на Францию, что из Парижа, а потом и из Бордо, куда уехало французское правительство, стали поступать в Петербург фактически истерические телеграммы, с просьбой начать немедленно наступление, дабы создать угрозу немцам с Востока.
И поэтому российские армии начали движение в двух направлениях: одна группа армий наступал в Галиции, т.е. на территории Австро-Венгрии, а вторая группа армий, две армий – Павла Ренненкампфа и генерала Самсонова начали выступление в Восточной Пруссии. И это очень важно на самом деле, потому что обычно, когда говорят о 1914 годе, вспоминают только наступление в Восточной Пруссии, а вот про Галицийскую битву что-то как-то забывают.
Происходили они в одно время – август-сентябрь 1914 года.
Сначала про Восточную Пруссию. Там все для нас закончилось трагически, несмотря на первый частичный успех в битве при Гумбиннене, которая принесла победу армии Ренненкампфа и отступление немцев. Впоследствии германские войска сумели нанести очень тяжелое поражение 2-й армии Самсонова, практически полностью ее уничтожив. Произошло это из-за несогласованности двух главнокомандующих, перехвата радиосообщений, которыми армии обменивались друг с другом, стало понятно, что армия Ренненкампфа никак не сможет успеть на помощь армии Самсонова, они находились слишком далеко друг от друга. И в районе Мазурских озер немцы нанесли очень эффективный удар по Самсонову, разгромили его, а сам генерал не выдержал такого позора и застрелился.
Победы эти одержали такие знаменитые немецкие полководцы как Пауль фон Гинденбург (Paul von Hindenburg) и Эрих Людендорф (Erich Ludendorff). Когда… ну ладно, не буду шутить.
А Ренненкампф был вынужден отступить…
Д.Ю. Почему не будешь шутить? Пошути.
Егор Яковлев. Есть известное изречение Иосифа Виссарионовича Сталина, когда произошла катастрофа на Крымском фронте в 1942 году, Лев Мехлис писал ему, всю вину перекладывая на командующего фронтом Козлова, Сталин ему ответил: «Вы требуете у нас кого-то вроде Гинденбурга, а гинденбургов у нас нет». Так вот, я хотел сказать, что у немцев в этот момент после Гумбиннена Гинденбург оказался, и он решил вопрос.
Поэтому Самсонов был разгромлен, а Ренненкампф вынужден был отступить.
Поэтому тактически это было поражение русской армии, но стратегически это была победа Антанты – потому что, чтобы сдержать русское наступление, которое началось раньше, и Вильгельм и Мольтке этого не ожидали, они были вынуждены снять войска с Западного фронта и перебросить их на Восточный. И хотя эти войска не успели к решающим битвам, они все равно отсутствовали в битве на Марне, которая происходила в это время у французов с немцами. Соответственно, не смогли внести свою лепту в эту борьбу и это позволило французам одержать там победу.
Война из блицкрига превратилась в войну позиционную, и это значительно ухудшило положение Германии. Потому что мы помним, что план Шлиффена это – молниеносный разгром Франции и затем перенос всех войск на Восточный фронт. Вот этого не получилось. И это было одним из факторов, которые заставили немцев судорожно влиять на турок. Чтобы они уже в войну вступили, перерезали эту коммуникацию и таким образом улучшили положение центральных держав. Поскольку это у немцев в результате получилось, а русские эту тему проиграли, то можно считать, что 1914 год в целом закончился в ничью.
Но была еще и Галицийская битва, про которую тоже не надо забывать. Те, кто смотрел предыдущие программы, помнят, что у Хельмута фон Мольтке был друг в Австрии – Конрад фон Гётцендорф. Они оба очень жаждали победы над врагами. И Конрад фон Гётцендорф, в частности, очень мечтал разгромить русскую армию.
Но не получилось ровно ничего. Галицийская операция прошла гораздо более успешно, чем Восточно-прусская. И австрийская армия была просто порвана, как Тузик рвет грелку. Там было очень много пленных, австрийцы отступили, русская армия заняла всю Галицию с городом Львовом. И в Петербурге началось ликование по поводу «возвращения последнего осколка древнерусского государства в лоно Российской Империи». «Червонная Русь снова наша» – тогда так говорили.
Кстати, надо сказать, что сейчас мы воспринимаем Львов как такой, город не очень доброжелательный по отношению к России. А тогда ведь во Львове было очень серьезное прорусское движение, русинское. И в частности, кому интересно, может погуглить на тему «Процесс Ольги Грабарь». Это мать знаменитого искусствоведа Игоря Грабаря. Которая как раз была жительницей Галиции и которая была одним из лидеров этого прорусского, русинского движения и была за это привлечена к суду австрийскими властями.
Таким образом, проиграв в Восточной Пруссии, но сорвав немецкий план Шлиффена и добившись весомых успехов в сражениях с Австро-Венгрией, Россия к концу 1914 года ничего не проигрывала. Но ее поражение дипломатическое – вступление в войну Турции и перерезание коммуникаций. Сразу же выявило всю хозяйственно-промышленную отсталость Российской Империи. И к началу 1915 года Россия уже ничего не могла противопоставить гораздо более могущественной в военно-промышленном отношении Германии.
Немцы, поняв, что не получилось воевать по плану «А» перешли к плану «Б». План «Б» заключался в том, что раз не получилась война на Западе, надо быстро выбить из войны Россию. Потому что Россия как раз сейчас, в связи с турецким вопросом, будет значительно ослаблена.
И весной 1915 года началось наступление немецких армий, которое для России превратилось в Великое отступление. Оно переживалось очень тяжело. Сразу же оно обернулось в Петербурге ростом шпиономании. Шпиономания во время Первой мировой войны была во всех странах, Россия опять же, не была здесь уникумом.
Очень многие, знаменитые даже люди, стали жертвой этой шпионской истерии. Например, такой знаменитый английский дизайнер Макинтош (Charles Mackintosh) – не изобретатель плаща, а архитектор и дизайнер. С ним произошел такой, для нас забавный, а для него – не очень приятный случай. Он был человеком творческим и с началом войны решил переехать в провинцию, потому что ему тяжело было жить в городской среде, где постоянно говорили о войне, а он человек творческий, ему надо придумывать. И они с женой переехали в провинцию.
Д.Ю. Там-то сразу смекнули, что к чему, да?
Егор Яковлев. Они были персонажами богемными, любили ярко одеваться. Он говорил с шотландским акцентом, поэтому английские селяне безошибочно выявили в них немецких шпионов. И в один прекрасный день Макинтоша увезли куда следует. И прошло еще некоторое время до того момента, когда стало понятно, что он в общем-то свой.
Д.Ю. Это напоминает мне известную историю, как Александр Сергеевич Пушкин ездил и собирал материалы о восстании Емельяна Пугачева. Когда он шарился под Оренбургом, на него написали донос, что ходит «обросший дикой шерстью», это у него борода такая была, «когти черные», Александр Сергеевич, подражая лорду Байрону, отращивал ногти и красил их в черный цвет, «расплачивается чистым золотом», судя по всему – Антихрист. Безошибочно.
Егор Яковлев. Это еще хорошо, что не избили и не повесили.
Я могу припомнить на эту тему другой анекдот. Немного не про это, но смешно.
Произошло во время войны 1812 года. Когда одного русского офицера захватили в плен русские же партизаны. Крестьяне. Привязали его к дереву и собрались его, подлеца, казнить. Он им кричит, мол, оставьте меня в покое, я же свой, я – русский офицер! На что ему и говорят, а чем докажешь? Ну, я же по-русски говорю! Те почесали репу – а что, во Франции другой язык?
Д.Ю. Тяжелый случай.
Егор Яковлев. Да. Но подлинный.
Д.Ю. Я уж подумал, что он наоборот – по-русски говорить не может, как это было принято у нашего русского дворянства, или с каким-то диким акцентом.
Круто, круто.
Егор Яковлев. Бывало и такое.
И вот эта шпиономания, которая развернулась, в том числе, и в России, она срочно требовала каких-то жертв. Нужно было срочно указать – благодаря кому происходит то, что происходит на фронтах. И тут произошло так называемое «дело Мясоедова», последствия которого были тоже не сразу осознаны.
Служил в армии такой полковник Мясоедов, которому не повезло еще давно, до войны, служить в пограничных войсках на станции Вержболово, на границе России и Германии. И там даже иногда он охотился вместе с кайзером Вильгельмом, который любил приезжать в пограничные области. Так вот, в 1912 году, лидер октябристов, Александр Иванович Гучков обвинил Мясоедова в том, что он шпионит на Германию. Мясоедов опроверг обвинения и тут же вызвал Гучкова на дуэль. Стрелялся с ним, промахнулся, Гучков отказался стрелять. Дальше Мясоедов потребовал расследования, расследование было проведено, никаких его связей с иностранными державами не выявили и он пошел служить дальше.
И вот в этот момент, когда очень нужен был некий шпион, вдруг один из офицеров Российской армии, который вернулся из плена, дал показания, что его в плену вербовали, он для вида согласился стать германским осведомителем и ему поручили здесь связаться с полковником Мясоедовым, который уже завербован давно.
Д.Ю. Какой оригинальный ход.
Егор Яковлев. Ход оригинальный, да. А Мясоедов был не просто отдельным персонажем, он был очень близок с военным министром Сухомлиновым. И некоторые думские круги, в частности, тот же Александр Иванович Гучков, который ненавидел просто Сухомлинова, почуяли в данном деле возможность для того, чтобы министра свалить.
Министр, прямо скажем, был не фонтан. Как мы видим, не сказать, что к войне Россию он подготовил. Даже если учесть, что Россия должна была быть готовой к 1916 году, тот объем, чего в России не производилось… Россия и к 1916 году готова тоже не была бы. Поэтому все разговоры о том, что русская армия была непобедима, что она одерживала только грандиозные триумфы над своими врагами, это не правда.
Влиятельные думские круги, и в первую очередь октябристы, и в первую очередь Гучков они конечно стояли за кампанию против Сухомлинова, а ключ к смещению Сухомлинова лежал в деле Мясоедова. Мясоедова арестовали, начали раскручивать против него кампанию, в результате – он был приговорен к смерти. Он написал апелляцию с просьбой пересмотреть его приговор и даже попытался самым отчаянным, самым роковым образом избежать повешенья – у него было пенсне, он его разбил и вскрыл себе вены. Но великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий, на его прошении нанес резолюцию «Все равно повесить», и его повесили. Это была первая жертва шпиономании в России.
Кстати, долгое время считалось, что он действительно был шпионом. Когда читаешь книги, изданные в 20-30-х годах, там Мясоедов числится как шпион. Такие историки, как Покровский и Тарле писали о нем как о реальном немецком шпионе. Это было связано отчасти и с тем, что брал Мясоедова генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, который остался в Советском Союзе, а его брат был первым управляющим делами Совнаркома и другом Владимира Ильича Ленина.
Но дальнейшие исторические исследования показали, что никакой доказательной базы на Мясоедова, в общем-то, и не было. И в частности, я рекомендую, первая статья была знаменитого историка Шацилло, которая многое расставила по своим углам. Она так и называлась «Дело Мясоедова». Из современных исследований, есть известный историк Олег Айрапетов, который написал четырехтомник очень интересный про Первую мировую войну и у него там про Мясоедова есть отдельная статья, в которой он, в общем-то, приходит к тем же выводам, что и Шацилло когда-то пришел. О том, что никаких оснований считать Мясоедова реально виновным в шпионаже в пользу Германии. Ведь были открыты все немецкие архивы, и руководители немецкой разведки ничего не знали о Мясоедове, как своем шпионе.
Хотя предпринимаются попытки подвергнуть это сомнению. Есть такой историк спецслужб Зданович, тоже доктор исторических наук, который считает, что не поставлена в этом вопросе точка. Но, все-таки, 95% я бы сказал, в том, что Мясоедов не был виновен и он стал ритуальной жертвой шпиономании.
Конечно, это был подкоп под Сухомлинова, но круги от этой казни, от этого громкого дела, они разошлись гораздо шире, чем наверное изначально планировалось. И в обществе стали задавать вопросы, что если Мясоедов был немецким шпионом и Мясоедов был человеком Сухомлинова, значит, наверное и военный министр тоже шпион. Но если военный министр – шпион, то кто его назначил? И так постепенно, самое просвещенное общество приходило у мысли, что не все ладно и на самом верху. Появились сомнения по поводу императрицы, а потом и царя.
О том, какие последствия все это имело, мы поговорим в следующий раз.
Я расскажу про Великое отступление 1915 года, о том, как царь (и почему) назначил себя Верховным главнокомандующим. А также расскажу, чем Первая мировая война отличается от Великой Отечественной. Я насчитал для себя 5 серьезных отличий и собираюсь с вами этим поделиться.
Но это в следующий раз.
Д.Ю. Круто. Спасибо.
Новости
VIP
