– В окопах желание обостряется до неимоверности, потому что постоянное соседство смерти вообще компенсируется дикой сосредоточенностью на любви. И там есть у нас ключевой момент – девочке этой на день рождения дарят баню. В грязи же все – им тяжело, а ей каково? Нагревают воду, устраивают бочку... И вот пока она там, на третьем этаже, в бочке, и все знают, что она там голая, они тут всемером внизу. Без единого эротического момента хочу это снять, без голого тела вообще, но чтобы страшное напряжение. И где мне взять эту девушку – ума не приложу: нужно, чтобы была сложившаяся актриса и чтобы ей было семнадцать лет, во всяком случае, не старше двадцати.
– Согласитесь, что без концепции за военное кино браться безнадежно: должно быть нечто, что хотите сказать вы и только вы. У «Сталинграда» есть этот стержень?
– Есть, но это не так просто объяснить. В самом общем виде – это кино мифологическое. По-моему, эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф. Сталинград же – вообще особенная территория, даже по сравнению с остальным пространством войны. Там существовали другие правила, действовал свой устав, там человек, продержавшийся два дня, считался ветераном. Там действовало водяное перемирие, и снайпер глаза в глаза, на расстоянии двух метров, смотрел на противника, набирающего воду. Там не было разделения на военных и гражданских, потому что Сталин запретил эвакуацию. Воевал реально весь город, каждый дом. История войн не знает ничего подобного. Как это снимать средствами традиционного реализма? Тут возможна только поэма. Возьмите «дом Павлова»: никто не знает достоверно, что было потом с Павловым. То есть знают, разумеется, но народ предпочитает верить в легенду о том, что он не умер в восемьдесят первом, а стал монахом Троице-Сергиевой лавры. А монахом стал другой Павлов, тоже защитник Сталинграда, – представляете? Это вообще невообразимая ситуация – два месяца не могут взять четырехэтажный дом, не знают, как он снабжается боеприпасами, держат его 24 человека, среди них две медсестры, в подвале мирные жители сидят, их эвакуируют потом через подземный ход… У нас это «дом Громова». Держат его семеро. Семь мужчин – и одна семнадцатилетняя женщина с ними. А напротив – немец, которого, надеюсь, исполнит мой друг Тиль Швайгер. Он принципиально не хочет играть нацистов – так мы ему написали бюргера, который стал человеком войны. Другого актера с трудом представляю на его месте.
– Я с некоторым ужасом узнал, что вы решились на 3D…
– Понимаете, я привык, что почти все мои действия сопровождает некоторый ужас. Сначала на это реагируешь нервно, потом привыкаешь, потом это становится для меня стимулом. Взялся за «Сталинград» – кошмар. Предположил, что часть картины будет в 3D – конец света. Это люди еще сюжета не знают. Там ведь наша героиня родила, и современное обрамление собственно военной истории строится на судьбе ее сына – сорок третьего года рождения. И зритель до конца не будет знать, чей он, собственно, сын из этих семерых, которые с ней в доме. Я вам сейчас скажу, а вы не вздумайте писать. (Говорит.)
– Ну, знаете…
– Знаю! И на это иду. А если всю жизнь думать, кто что скажет, – шагу не ступишь. Чтобы нравиться, все должно быть маленькое. Я не умею делать камерные вещи и не буду. Это будет огромный, вызывающе ни на что не похожий, странный, провокативный военный миф по сильному сценарию. Писал его Илья Тилькин, музыкант, сценарист нескольких телефильмов, нашего поколения человек. Я сразу ему сказал: Илья, это должен быть выдающийся сценарий. Он: ты от меня многого хочешь. Я: этот сценарий может быть либо выдающимся, либо никаким, и это, говорю, твой шанс. После него ты будешь другим человеком, и у тебя будет другая жизнь. Он сделал его, и я не могу еще сказать, какой это будет фильм, но сценарий – сейчас нет работ такого уровня.
Теперь что касается 3D. Просто чтобы вы себе представляли стилистику картины – там первая же военная сцена фантастическая. По Волге движутся люди и пушки. Это притопленные для маскировки понтоны. Вот это их движение по водам – такой стилистический камертон. Или вот сцена: молодой радист Сережа, интеллигентный мальчик по кличке Тютя, устраивает девушке этой, Кате, праздник. Приглашает вдруг в кино. Она: какое кино?! Он ведет ее по лабиринту разрушенных квартир – там будет все это хорошо построено, чтобы квартиры все со следами прошлой жизни, мирной. И приводит в одну на четвертом этаже, где в ровный пролом, квадратный, как экран, видно небо. И в нем начинается воздушный бой, как настоящее страшное, недостоверное кино, под музыкальную тему, которую пишет мне композитор Дэвида Линча – Анджело Бадаламенти. Если знаете, он не только кинокомпозитор – у него симфонии исключительные по драматизму. И когда пересказываю людям картину – я ставлю эту тему: по ней все уже видно. Вот этот кусок – ночной воздушный бой сквозь пролом – будет в 3D.
Это ведь вообще такая штука, с которой пока непонятно, что делать. Опыта нет. В этой технологии снят пока один удачный фильм – «Аватар». Прочее все – пробы. Кэмерон сказал, что после «Аватара» отдохнет и сделает сорокаминутную драму, чтобы показать возможности 3D в серьезном жанре. Ну, пока будет отдыхать, мы уже, надеюсь, снимем. Там же не только батальные сцены, это любовная драма прежде всего.
На войне желание остро, как нигде
– «До того ль, голубчик, было…»
– В окопах желание обостряется до неимоверности, потому что постоянное соседство смерти вообще компенсируется дикой сосредоточенностью на любви. И там есть у нас ключевой момент – девочке этой на день рождения дарят баню. В грязи же все – им тяжело, а ей каково? Нагревают воду, устраивают бочку… И вот пока она там, на третьем этаже, в бочке, и все знают, что она там голая, они тут всемером внизу. Без единого эротического момента хочу это снять, без голого тела вообще, но чтобы страшное напряжение. И где мне взять эту девушку – ума не приложу: нужно, чтобы была сложившаяся актриса и чтобы ей было семнадцать лет, во всяком случае, не старше двадцати.
– Гроссмана действительно будете использовать?
– В одном-двух эпизодах. И радист Сережа – несколько из первого тома, «За правое дело». И вот это ощущение, когда они друг от друга на расстоянии двух метров, глаза в глаза, – но об этом многие писали. Только в кино этого пока адекватно не было. Потому что нельзя про Сталинград рассказывать – «как было». Надо – чтобы это было, как Троя.
– Тему Сталина все равно не обойдете.
– Обойду, потому что не в Сталине дело. Сталинград и Сталин – разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация была – взять город Сталина, защитить город Сталина… Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают. И человеческие не работают. Работают сверхчеловеческие. Насчет того, что воевали за Сталина… Мне кажется, никто там, собственно, не воевал за Сталина, это была с советской стороны страшная, неостановимая месть, потому что война идет два года и у всех уже за спиной свои сгоревшие дома, свои изнасилованные сестры, свои убитые товарищи – в общем, это уже степень крайнего, непримиримого остервенения. И немцы чувствовали, что это месть. И что она справедлива. Чем дальше шла война, тем меньше у них было веры – они же понимали, что делали. И оправдывались постоянно – перед собой, перед русскими: «Это вы нас превратили в зверей! Мы больше не солдаты, мы животные!» Это есть в картине. В этой войне вообще идейное, политическое, советское очень быстро слетело. Осталось в чистом виде героическое – пограничное состояние между богом и зверем. Вот я про это хочу снимать.
Одиннадцать месяцев на сковороде
– Боюсь, это будет труднее «Острова».
– Труднее «Острова», смею надеяться, в моей жизни не будет ничего. Я сейчас не верю, что у нас был съемочный период 11 месяцев и что я его пережил, хотя и с тяжелым нервным срывом посередине. Когда мы сейчас строим разрушенный Сталинград под Москвой, я с невероятным облегчением думаю, что могу взять простой, а не инопланетный кирпич, что мне не надо красить песок… «Остров» был большой мир, выстроенный с нуля. Съемки шли в состоянии непрерывного аврала, когда пропуск каждого дня влетает в десятки тысяч долларов и доводить натуру до ума приходится стремительно; когда надо за считаные часы из картонного танка сделать настоящий; когда ни одно земное приспособление не имеет права попасть в кадр… и все это на такой жаре, которую москвичам слабо неделю выдержать, а мы полгода в ней прожили. Это вообще были 11 месяцев на сковороде, самим не верится.
– «Остров» окупился?
– Сейчас уже полностью. Готовим 3D-версию для международного проката.
– Говорят, кризис добил российское кино окончательно и даже «Сталинград» вам придется делать с госучастием.
– Будет с участием, потому что принята новая модель финансирования, и я – при всех возможных претензиях и уточнениях – ее считаю оптимальной. И деньги на кино у государства будут, потому что сейчас, когда на эту систему финансирования устремлены все глаза, там будет абсолютная прозрачность. И уверяю вас, российское кино будет окупаться. Мейнстрим-то уж во всяком случае. Правда, чтобы окупалось, стране нужны четыре тысячи кинотеатров. Сейчас меньше двух, и все сосредоточено в европейской части – в Сибирь и на Дальний Восток оно вообще не попадает. Если сейчас в крупных добывающих регионах начать строить кинотеатры – а на это деньги есть, – российское кино станет приносить прибыль. Государственное финансирование – то есть заведомая убыточность – это область артхауса, фестивального кино. Плюс в господдержке нуждаются аниматоры, детский кинематограф и в значительной степени документалка. А чтобы нормальная драма была дотационной – это бред, и с этим надо кончать.
– Вы много снимались в последнее время?
– Больше, чем когда-либо. Во-первых, это «Про любоff» – по Оксане Робски, сняла Оля Субботина, театральный режиссер. Думаю, это будет в каком-то смысле веселей и уж точно неоднозначней первоисточника. Вторая картина – «Шпионский роман» по Акунину режиссера-дебютанта Алексея Андрианова: думаю, это будет главный кинопроект «России 1» в следующем году. Конечно, «Белая гвардия» по Булгакову Сергея Снежкина, который буквально потряс меня как человек и профессионал. Я там Шполянский и, признаюсь, в жизни так не психовал перед пробами. А в августе съемки – «Два дня», Дуня Смирнова по собственному сценарию. Мы с Ксенией Раппопорт, на двоих фактически история. Я московский политик, достаточно крутой, она музейный работник, чрезвычайно духовный. Я рушу мемориальный музей русского классика, она спасает. На этой почве – любовь с великолепным вывертом в конце.
– Ну так была уже «Тема»!
– Ну так тема никуда и не ушла. Музейные работники есть, московские начальники есть, попытка влюбиться и очиститься – нормальная вещь для них после сорока…
Люди под звездами
– Я вот впервые у вас в ресторане «Ваниль» и удивлен порядком цен. Очень пафосное место.
– Нормальное место, учитывая расположение. У нас и другой ресторан – «Бистро» на Саввинской набережной – с таким же уровнем примерно. Когда мы это начинали, то делали все вручную, вплоть до покраски стен в зале. Насчет уровня цен все правильно. Днем яблоку негде упасть.
– Кто же сюда ходит?
– Главным образом люди, которые напротив.
– Из храма Христа Спасителя?
– Нет, чуть подальше. Там, где звезды красные.
– Вот прямо так и ходят?
– А что, им обедать не надо?
– Давайте я вас поспрашиваю про людей под звездами?
– Я вам мало что про них скажу, потому что все мое участие во власти ограничено членством в «Единой России».
– Но знаете-то вы много. Например, вернется ли Путин в 2012 году?
– Не дождетесь.
– Думаете, я очень этого жду?
– Я имею в виду – прогноза от меня не дождетесь. Я человек неполитический, не в том смысле, что боюсь высказываться, а в том, что у меня единственное орудие – интуиция. Скажем, когда рассматривалось несколько вариантов преемника, я угадал Медведева, но публично ни на кого не ставил. Не моя профессия. Допустим, я могу вам сказать свое чисто интуитивное мнение, что Медведев пойдет на второй срок, а потом, через шесть лет, вернется Путин. Но никаких рациональных аргументов у меня нет.
– А Путин через восемь лет еще сможет?
– Он в прекрасной физической форме.
– Вы как знаете, а меня не устраивает, чтобы при Путине прошло двадцать лет моей жизни.
– Ну и ради Бога, критикуйте, пишите. Я только против того, чтобы это становилось модой, чтобы фронда превращалась в то, что правильней назвать фрондежом. Когда в Интернете, да еще чаще всего анонимно, безопасно, высказываются люди без убеждений — просто потому, что это мода. Такая же мода, как у снобов сейчас — ходить в кинотеатр «Пионер» и смотреть артхаус, в котором они, к слову, ничего не понимают. Но так принято. Сейчас надо очень интенсивно думать, понимать, разбираться в происходящем — а не вписываться в тот или иной тренд: кончились моды, мне кажется. Я никогда не говорил, что мне все нравится. Но вы знаете в истории России эпоху, когда простой человек, а не элита, жил бы лучше, чем сейчас?
– Семидесятые.
– В семидесятые годы средний класс был прослойкой потолще, но как жила сельская Россия, вы наверняка помните. И какая была жизнь у пролетария, тоже помните. И прелести закрытости. А что касается вертикали – я тут себе устроил большую поездку по России. Мы не представляем, какая она на самом деле большая. Она большая чудовищно, и как можно этой территорией управлять без сильного, жесткого менеджера – я не знаю. Пусть этот менеджер вызывает бесконечные претензии и будет мишенью критики со всех сторон – это нормально. Но никаких особых зверств я за ним не знаю, а деловые его качества меня устраивают вполне.
– Вы отлично понимаете, что если массовый человек живет относительно прилично – мы обязаны этим никак не деловым качествам вертикального менеджера, а ценам на нефть.
– Но, знаете, и ценами по-разному можно было распорядиться. Стабфонд сработал, дальше надо пробовать как-то из этой зависимости вылезать, но я не вижу пока человека, который бы предложил внятную альтернативу. Вы видите?
– Откуда он возьмется при таких выборах и таком телевидении? Но появится, если щелку открыть.
– Про телевидение согласен, но оно как раз зашевелилось.
– Не могу не спросить: как вы воспринимаете Суркова?
– Мощнейшая фигура. Может быть, самая мощная в смысле изобретательности и устойчивости: креатировать всю русскую политическую жизнь, чтобы тебя при этом так долго не съели…
– Может, не надо всю-то ее креатировать? Пусть она сама немножко.
– Но сама она вообще не движется. Сегодня политики нет. Может быть, мы вступаем в новую эру, когда она не нужна либо принимает какие-то формы, которых мы пока не знаем. А все прежние – партии, парламент – уже не выражают ничего. Что нарастет снизу – посмотрим, это может оказаться профсоюзное какое-то движение, а может автомобильное, но я бы поставил на шахтеров как на единственную реальную силу. С них, может быть, начнется новый класс.
Это что же, серебряная свадьба?!
– Вне зависимости от моих с вами согласий или несогласий – приятно видеть человека, занятого делом, которое ему нравится.
– Я проживаю сейчас свое лучшее время. Это, наверное, пик. Меня прёт так, что я боюсь взорваться. Никогда так не пёрло…
– А каким образом вы умудряетесь так долго и безоблачно быть женатым?
– Нет у меня никакого рецепта, потому что это большое личное везение – накрыло в восемнадцать лет и с тех пор не отпускает. Серьезно, я никем по-настоящему не увлекался, кроме жены; двадцать пять лет уже – это какая же свадьба будет? Серебряная?! Я ее продолжаю любить и, что самое прекрасное, хотеть. Вот на ноутбуке сегодня ее разместил, на рабочем столе. Признаться кому – смешно…
> Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф.
Мифическое кино о мифической войне?
> Там не было разделения на военных и гражданских, потому что Сталин запретил эвакуацию.
О как! А вот это точно миф.
> Сталинград и Сталин – разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация была – взять город Сталина, защитить город Сталина… Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают.
> Сталинград и Сталин – разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация была – взять город Сталина, защитить город Сталина… Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают.
>
> Идиёт!
> – Обойду, потому что не в Сталине дело. Сталинград и Сталин – разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация >была – взять город Сталина, защитить город Сталина… Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская >территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают. И человеческие не работают. Работают >сверхчеловеческие. Насчет того, что воевали за Сталина… Мне кажется, никто там, собственно, не воевал за Сталина, >это была с советской стороны страшная, неостановимая месть, потому что война идет два года и у всех уже за спиной >свои сгоревшие дома, свои изнасилованные сестры, свои убитые товарищи – в общем, это уже степень крайнего, >непримиримого остервенения.
Говорит, что прёт его? Лучше бы он взорвался, чем так переться. Тьфу.
> В самом общем виде – это кино мифологическое. По-моему, эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф.
>Я вам сейчас скажу, а вы не вздумайте писать. (Говорит.)
>– Ну, знаете…
Тиль Швайгер, чё. Сначала всемером, а потом ввосьмером вместе с немецким солдатом девку огуляют, как результат дружбы немцев с либеральным мозгом Бондарчука против Сталина.
Что-то кучно у режиссеров пошло всякое, фонтанами. Соревнования какие, что-ли?
А вообще презрения не хватает уже просто. Немыслимые вещи изрекает гражданин, и снова пунктик на теме ниже пояса. Матерных выражений даже не подобрать, пардон май френч
Особенно порадовала концовка интАрвью, где он про Россию внезапно вспомнил. И ведь убеждён, что сейчас люди живут лучше, чем тогда.
Он сцуко точно Россию с Израилем не путает? Или с каким другим недоразумением.
Я вот летом был в Забайкалье - поля соснами зарастают, молодёжь из сёл валит; лучше стало жить, веселей.
"Отбей как можно меньше бабла".
Михалковский ответ Бондарчуку на его "Обитаемый остров" был мощным, надо брать реванш.
Жаль оба творца еще не додумались вообще не делать экранных копий, мол "все равно народец не поймет", и демонстрировать шедевры исключительно на собственных загородных дачах.
> Возьмите «дом Павлова»: никто не знает достоверно, что было потом с Павловым. То есть знают, разумеется, но народ предпочитает верить в легенду о том, что он не умер в восемьдесят первом, а стал монахом Троице-Сергиевой лавры.
Интервью творца вызывает острое чувство омерзения. Война для него, видите ли, мифология, где Сталинградская битва - это что-то вроде сказки о Трое. Опять кровавый упырь Сталин запретил эвакуацию, опять рожающая девушка (кстати, где-то недавно это уже было), и конечно апофеоз - немецкие солдаты кричат русским: «Это вы нас превратили в зверей! Мы больше не солдаты, мы животные!». Какие кучи говна должны быть в голове у человека, что бы выдавать такие шедевры?
В очередной раз убеждаюсь, что у наших рыжысоров есть детские комплексы, которые они теперь восполняют на бюджетные деньги.
Предыдущий фильм откопал абсолютно неуместный лозунг "они хотели, чтобы их любили", вставили в фильм абсолютно неуместную сцену с девушкой, теперь вот. В фильме про Сталинград без этого, конечно, никуда. Там это была главная тема - посмотрить 17летней девочке баню и сидеть на первом этаже под НАПРЯЖЕНИЕМ. Эротика - неотъемлемая часть истории ВОВ.
> Сталинград и Сталин – разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация была – взять город Сталина, защитить город Сталина…
Любому борцу с тоталитаризмом сразу ясно, что города нужны для удовлетворения личных амбиций тиранов. Ничего общего с транспортными узлами, местами сосредоточения заводов и предприятий, а также органов управления городА не имеют.
> Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают.
Ещё чуть-чуть и аффтар назовет имя разносчика свободы.
> И немцы чувствовали, что это месть. И что она справедлива. Чем дальше шла война, тем меньше у них было веры – они же понимали, что делали. И оправдывались постоянно – перед собой, перед русскими: «Это вы нас превратили в зверей! Мы больше не солдаты, мы животные!»
Интревью с Бондарчуком:
-Скажите, Федор,как Вам фильм "Пираты карибского моря 4"?
- Это замечательный фильм! Отличная режиссерская работа! Я снимаю шляпу!
- Федор, мы знаем, что Вы снимаете! Расскажите, как Вам фильм?
> Жаль оба творца еще не додумались вообще не делать экранных копий, мол "все равно народец не поймет", и демонстрировать шедевры исключительно на собственных загородных дачах.
Настоящее Искусство должно служить народу, даже "не тому" и вопреки, как ты не понимаешь!!!
> молодой радист Сережа, интеллигентный мальчик по кличке Тютя, устраивает девушке этой, Кате, праздник. Приглашает вдруг в кино. Она: какое кино?! Он ведет ее по лабиринту разрушенных квартир – там будет все это хорошо построено, чтобы квартиры все со следами прошлой жизни, мирной. И приводит в одну на четвертом этаже, где в ровный пролом, квадратный, как экран, видно небо. И в нем начинается воздушный бой, как настоящее страшное, недостоверное кино, под музыкальную тему, которую пишет мне композитор Дэвида Линча – Анджело Бадаламенти.
Гребанный наркоман!
Он похоже артхаус на тему Сталинградской битвы снимает. За чьи деньги, хотелось бы узнать?
Не бывал в окопах в боевой обстановке, но вот откуда там желание берется ума не приложу. Или это все связано с новой доктриной американской армии об открытых геях? "Симпатичных нет? Тогда огооонь, огооонь беспощааадный!"
>Без единого эротического момента хочу это снять, без голого тела вообще, но чтобы страшное напряжение
Он что снимать собрался, фильм о войне или порнофильм в новом жанре? чтоб "без голого тела", но "с напряжением"?
> Похоже, не получим мы хороший фильм про Сталинград.
Чтобы получить хороший фильм про Сталинград надо: а) снимать хороший фильм, б) про Сталинград.
В данном случае речь, видимо, про странное, провокационное, хер пойми на что похожее кино в первую очередь.
[воет, падает под стол] Прочесть до конца интервью не смогла. Чую, ТварецЪ снимает чудовищную помесь "Девятой роты", "Цитадели", "Обитаемого острова" и еще какого-то жуткого говна. Розовые танки под парусами.
Бондарчук: "Меня так прёт! Распирает! Я просто как дом Павлова! нет! дом Громова! так лучше звучит! Держите меня семеро! Напишите про меня мега-сценарий!"
Психиатр: "Конечно-конечно, голубчик!"
> И вот пока она там, на третьем этаже, в бочке, и все знают, что она там голая, они тут всемером внизу.
Ранний Тинто Брасс.
> Там ведь наша героиня родила, и современное обрамление собственно военной истории строится на судьбе ее сына – сорок третьего года рождения. И зритель до конца не будет знать, чей он, собственно, сын из этих семерых, которые с ней в доме. Я вам сейчас скажу, а вы не вздумайте писать.
Т.е. она и еблась со всеми по очереди? Мощный момент. "Кино о войне" my ass.
> Т.е. она и еблась со всеми по очереди? Мощный момент. "Кино о войне" my ass.
В конце фильма зритель узнает чей это был сын - по такому же родимому пятну на заднице, как у его папани. Кстати, Меньшиков-то в съемках участие принимает? Опыт сверкания голым очком уже есть.
Федя, тебе перед отцом-то как, не стыдно-то вообще? Такую хуйню нести, перевирать историю? Ладно, хрен с ней, с 9й ротой. Об этом много говорилось о нестыковках.. Ну тут-то бы не лез хоть, а? Понимпешь, есть еще очень много людей, которым, мягко говоря, "твое видение" тех событий - уже задрало в край.
> Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф.
Как ни странно, но мне, моим друзьям и моим знакомым намного интереснее смотреть "военный реализм". Я, вроде как, не очень старый - 24 года. Видимо, на каких-то других молодых людей Бондарчук ориентируется.
Извините.
Я, как правило, вообще мат не использую и разговариваю исключительно вежливо, но тут просто слов не хватает.
Отвратителен сам факт того, что на такую чушь (чушь!) будут тратится средства, которые можно было бы использовать с гораздо большей пользой для общества.
Та-а-ак, чувствую кинцо получится опять редкогениальное. "Там действовало водяное перемирие, и снайпер глаза в глаза, на расстоянии двух метров, смотрел на противника, набирающего воду." (с) Бондарчуку обязательно надо снять в продолжение "Сталинграда" фильм "Блокадный Ленинград", где цивилизованные до зубов фашисты отправляют голодающим в город машины со своими пайками и шоколадом.
> Потому что нельзя про Сталинград рассказывать – «как было». Надо – чтобы это было, как Троя.
То есть вместо правды - срать в головы?
> эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф.
"Миф есть вымысел, получивший признание всего общества", Платон. Тот же вопрос о правде.
> Меня прёт так, что я боюсь взорваться. Никогда так не пёрло…
Ну вот он сам и сказал всё. Или наркоман, или действующий по чьёму-нибудь наущению наркоман.
Дядя определённо болен...
Это он в свои 44 года такие фантазии наружу выкидывает...
Что же с ним дальше то будет, если он сейчас о семнадцатилетних думает?
Короче. Фёдор хочет сказать, что фильм будет со "страшным нервенным напряжением" без "единого эротического момента"? А как же он потом скажет, что "все деньги на экране"?
> В самом общем виде – это кино мифологическое. По-моему, эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф.
Это бы он своему отцу сказал... Я бы посмотрел на его реакцию.
> То есть знают, разумеется, но народ предпочитает верить в легенду о том, что он не умер в восемьдесят первом, а стал монахом Троице-Сергиевой лавры.
Кто этот народ, что верит в чушь собачью?
> У нас это «дом Громова». Держат его семеро. Семь мужчин – и одна семнадцатилетняя женщина с ними. А напротив – немец.
Чую, фантазия творца немца задействует по некоему стереотипному назначению.
> Я с некоторым ужасом узнал, что вы решились на 3D…
Я вообще офигел от самой затеи.
> Это люди еще сюжета не знают.
Прячусь под брезент.
> Там ведь наша героиня родила, и современное обрамление собственно военной истории строится на судьбе ее сына – сорок третьего года рождения. И зритель до конца не будет знать, чей он, собственно, сын из этих семерых, которые с ней в доме.
Дежавю какое-то, про дите-то. Да, а как же немец?
> По Волге движутся люди и пушки.
Пушки тоже на своих двух катятся?
Все, больше нельзя читать. Это бред какой-то.
Сегодня шел по городу, в кинотеатре "Заневский" до сих пор кажут "Цитадель". Это в связи с выдвижением по новой крутить начинают, или все отголоски, попытка окупить?