Корреспондент: Про тот же штрафной изолятор говорят: «Всю одежду отбирали, давали какие-то лохмотья. Пол в ШИЗО бетонный (иногда деревянный), холод зимой дикий». И вот некая Ирина Васильевна была экскурсоводом у человека, после чего он написал: «В ШИЗО могли отправить в любой момент, за антисоветскую улыбку например, как вы понимаете, если надсмотрщик не в духе или у него план, или еще что — любая улыбка или мимика на лице может стать поводом для того чтобы усомниться и отправить ЗЭКа в ШИЗО. Одет не по форме — не успел снять кепки при приветствии или застегнуть воротник — провинился».
Салахов: Да нет, такого не было. Нормальные человеческие отношения были построены. Мы когда с ними работали, общались, не носили ведь постоянно в памяти, что он убийца, насильник или ещё что – он в первую очередь человек, и отношение человеческое должно быть. У тебя какие-то претензии есть – ты обращаешься к начальнику отряда, мол, так и так. И создавали условия уже чисто человеческие. Если оделся не по форме – прежде всего, убеждаешь человека, что нельзя так делать, что это же не моя прихоть, это с тебя требует закон, с тебя требуют правила внутреннего распорядка, и ты должен их выполнять. А если человек умышленно идёт на нарушения, с ним, разумеется, вначале беседуют, применяют меры дисциплинарного воздействия: выговор, лишение ларька, лишение свидания, а потом уже штрафной изолятор. То есть по степеням идёт. Нет желания у человека подчиниться требованиям закона, значит, применяются меры дисциплинарного воздействия, согласно тем видам нарушений, которые он допустил. Если он это делает систематически, постоянно и умышленно, провоцирует – тогда, конечно.
Часть 8.
Пермь-36. Правда и ложь. Как “узники совести” кару небесную насылали.
Мы продолжаем публикацию интервью с сотрудниками бывшей колонии ИТК-36, превращенной сегодня в “музей памяти жертв политических репрессий”. Сегодня мы публикуем вторую часть интервью Салахова Наиля Соматовича, подполковника в отставке, с 1973 по 1975 год начальника отряда №2 ИТК-36.
Данная публикация – продолжение начатой в прошлый раз беседы с подполковником в отставке, начальником отряда №2 ИТК-36 с 1973 по 1975 годы, Салаховым Наилем Соматовичем, посвященное разбору отдельных мифов, которые осели в головах посетителей музея в результате экскурсий.
Корреспондент: Мы анализировали Интернет-публикации: что пишут люди после экскурсий в «Пермь-36». Может быть, вы прокомментируете несколько высказываний и раскроете, в чем ошибаются экскурсоводы?
Вот, пишут: «Туалет жилой зоны. Построен в 1972 году. Был единственным на всю жилую зону, то есть, на 500 человек», «Находился он снаружи. Зимой (а это Пермский край — минус 30 — легко) не отапливался, естественно», «В этом ШИЗО ещё ничего — туалет — дырка в полу. А где-то давали ведро, где-то высокий узкий контейнер, на который взабраться можно было только держась за что-нибудь на стене…». Вот Овсиенко нам прислал письмо, и жалуется, что там туалетов не было, была какая-то дырка, какую-то картонку они просили, чтобы использовать как перегородку (это он про ШИЗО говорил).
Салахов: В штрафном изоляторе в углу были установлены литые чугунные унитазы, и водопровод – все отходы смывались водопроводом. Водопровод у нас был по всей колонии. Правда, были перебои, когда река Чусовая замерзала. Ну, это единичные случаи, когда отсутствовала вода. Но у нас стояли специальные накопительные баки на насосной станции. Пожарные машины завозили воду, чтобы в бытовых целях использовать. И питьевая вода проверялась санэпидемстанцией, специально возили на проверку. У меня жена работала тоже в медчасти, она сама лично возила воду на проверку – за качеством воды следили.
Туалет в 36-й колонии был на улице, но за состоянием туалета следили осуждённые из хозобслуги. Они постоянно чистили все проходы туда от отряда, дорожки туда всегда содержались в идеальном порядке, и в туалете также всегда был порядок.
Корреспондент: Т.е. туалет был один, но ведь и народу там было не 500?
Салахов: Когда я там начал работать в 1973-м году, было 120-125 человек. Три отряда по 30-40 человек – колебалось. 500 человек там не было. Возможности устроить в бараке туалет там не было. И для осужденных на туалеты также предусматриваются специальные нормативы в зависимости от количества людей. Сколько должно быть очков на сколько человек – всё это предусмотрено в нормативах. Было предусмотрено 5 мест – вот 5 человек могли в раз пользоваться туалетом. И всегда поддерживался порядок осуждёнными из хозобслуги. За этим и дежурная служба постоянно смотрела, смотрела и администрация, постоянно ходили. Зам. начальника по общим вопросам контролировал всю хозяйственную деятельность колонии. Если какой-то непорядок где-то – он за это отвечал перед руководством колонии, и если какие-то недостатки были, то он уже стремился устранить их силами осужденных.
Корреспондент: Т.е. помещение для туалета одно, а внутри него располагалось несколько мест?
Салахов: Да-да.
Корреспондент: Овсиенко жалуется, что в ШИЗО, где кровати – тут же рядом и «параша».
Салахов: Это в камерах так предусмотрено всеми нормативами и правилами внутреннего распорядка. Что в следственном изоляторе прямо в камере установлен туалет, что в штрафном изоляторе установлен чугунный унитаз. Единственное, что перегородки там требовали некоторые. Но на то он и штрафной изолятор, чтобы смотреть за осуждённым. За перегородкой осужденный может спрятаться, и его не увидишь. Это не предусматривалось правилами.
Корреспондент: Про тот же штрафной изолятор говорят: «Всю одежду отбирали, давали какие-то лохмотья. Пол в ШИЗО бетонный (иногда деревянный), холод зимой дикий». И вот некая Ирина Васильевна была экскурсоводом у человека, после чего он написал: «В ШИЗО могли отправить в любой момент, за антисоветскую улыбку например, как вы понимаете, если надсмотрщик не в духе или у него план, или еще что — любая улыбка или мимика на лице может стать поводом для того чтобы усомниться и отправить ЗЭКа в ШИЗО. Одет не по форме — не успел снять кепки при приветствии или застегнуть воротник — провинился».
Салахов: Да нет, такого не было. Нормальные человеческие отношения были построены. Мы когда с ними работали, общались, не носили ведь постоянно в памяти, что он убийца, насильник или ещё что – он в первую очередь человек, и отношение человеческое должно быть. У тебя какие-то претензии есть – ты обращаешься к начальнику отряда, мол, так и так. И создавали условия уже чисто человеческие. Если оделся не по форме – прежде всего, убеждаешь человека, что нельзя так делать, что это же не моя прихоть, это с тебя требует закон, с тебя требуют правила внутреннего распорядка, и ты должен их выполнять. А если человек умышленно идёт на нарушения, с ним, разумеется, вначале беседуют, применяют меры дисциплинарного воздействия: выговор, лишение ларька, лишение свидания, а потом уже штрафной изолятор. То есть по степеням идёт. Нет желания у человека подчиниться требованиям закона, значит, применяются меры дисциплинарного воздействия, согласно тем видам нарушений, которые он допустил. Если он это делает систематически, постоянно и умышленно, провоцирует – тогда, конечно.
Корреспондент: Говорили, что в ШИЗО было ещё рабочее место, то есть выводили работать.
Салахов: Да, было.
Корреспондент: Далее пишут: «Тут же в соседней камере работа — допотопный станок шурупы делать. Норма заведомо невыполнимая — 1040 шурупов в день», или вот ещё: «На зоне делали клеммы для утюгов. Этот станок, кстати, был найден в доме одного из надзирателей. Дело в том, что если учреждение не выполняло план, то надзирателей лишали премий, и чтобы этого не допустить они брали станки домой, где члены их семей выполняли норму»
Салахов: Нет, конечно [смеётся]. Ну как? Мне дома что, нечем заняться, кроме как эти шурупы делать? Нормы разрабатывались технологами. Если ты режешь просто на верстаке, или в тисках зажимаешь, или приспособление какое-то используешь – для этого всего разрабатываются нормативы. У нас для этого были специалисты в данной области. Были реально выполнимые нормы. Почему там не работать, не размяться и себе дополнительно не заработать, допустим, на отоваривание в магазине? А умышленно просто отказывались от этих работ – ну не лежит у него душа и всё, «не хочу я, чтобы коммунисты пользовались моими шурупами и гайками».
С осуждёнными мы находились от подъёма до отбоя. Вот они встают, их проверяешь, как обстановка, больные есть ли, все ли люди на работу вышли. Если кто не вышел, сразу обязан провести беседу, уточнить, разобраться почему. Потом они приходят с работы – бывает надо провести собрание. Политзанятия тогда были предусмотрены, другие какие-то мероприятия. Каждый день был расписан. По средам или по четвергам проводились политзанятия, потом свободный день – игры: шахматы, шашки, бильярд, посещение клуба. Всё в рамках.
Прокуратура часто (т.е. по своему плану, конечно) проводили прокурорские проверки. Недостатки какие-то выявляли. Если что не соответствует требованиям закона и правилам внутреннего распорядка, представителя администрации, за это строго спрашивали, заставляли исправить положение дел. Ну а в целом всё было в соответствии с правилами и законом, исправительно-трудовым кодексом. Отступать от него мы не имели права. Закон есть закон – мы обязаны были его исполнять в отношении осуждённых.
Корреспондент: Говорят ещё об ужасных условиях, о доведении до самоубийств, огромной смертности, хотя мы слышали, что 4 человека погибли за всё время существования 36-й колонии, с 1972-го года до её закрытия. До конца не понятно, точная ли это информация, и почему закончилась их жизнь?
Салахов: В мою бытность один, по-моему, человек там умер, но это произошло от болезни. У него что-то с сердцем было, его в центральную больницу возили. Ну, это был уже человек в возрасте, полицай бывший. Он часто болел, и у него случился сердечный приступ. У нас была центральная больница, куда возили осуждённых, там проводилось полное обследование, приглашали медработников из Перми (у них даже плановые выезды были) для обследования, из Центрального пермского госпиталя врачи выезжали туда. Если необходимо было протезировать зубы, протезисты тоже приезжали, потому что на столько человек держать протезиста смысла нет. Хотя в крупных колониях предусмотрены эти должности. Это серьёзный, в общем-то, бич всех колоний, потому что люди чифирь пьют, не следят за зубами, и у многих возникает такая необходимость в протезировании.
В центральной больнице были и кардиологи, и другие специальные врачи. Больные содержались в отдельных палатах. Центральная больница, кстати, находилась на территории 35-й колонии. Она отдельно была огорожена, там был прогулочный дворик. Ну, как «дворик» – берёзами высажено было. В общем, очень хорошие условия для лечения были созданы. Кстати, снабжалась очень ценными лекарствами. Такие лекарства даже не во всех гражданских аптеках можно было приобрести, а туда они поставлялись постоянно для оказания помощи. Если что-то внезапно происходило, необходимый набор лекарств всегда был. В этой центральной больнице в 35-й колонии некоторым осуждённым даже делали операции.
Даже вот случай был. У нас был там доктор Ярунин, по-моему, хирург, заведующий Центральной больницей. Так вот он делал операцию осуждённому из числа полицаев, человеку, который совершил страшные преступления во время войны, многих расстреливал, убивал. И потребовалось переливание крови – так он свою кровь дал этому осуждённому. Старшая медсестра там была – тоже, когда необходимость возникла, она свою кровь давала осуждённым. Т.е. отношение к людям-то было человеческое. Ну, приговорён ты судом к определённой мере наказания, но ты ведь человек.
Эти их противодействия направлены чисто на то, чтобы набить себе политический багаж. Ведь, многие из осуждённых за антисоветскую агитацию и пропаганду, за совершение диверсионных действий, шпионажа хотели уехать за границу. И, когда с некоторыми разговариваешь, они всё равно ведь делятся – некоторые нюансы проявляются. Кэгэбэшники тоже нас информировали в пределах дозволенного в некоторых ситуациях, что они готовят себе политический багаж для того, чтобы жить за границей – не работать, а жить на те деньги и те пасквили, которые они туда отправили, и их там опубликовали.
А условия у них были более комфортные, по сравнению с 29-й колонией на Балмашной, где я тоже работал. Разумеется, никаких отклонений от закона и правил, но было комфортнее из-за того, что их меньшее количество было, они могли пользоваться территорией: в летнее время они высаживали цветы перед окнами. Летом там вообще прелесть была, территория убрана была. Откровенно говоря, если по территории посёлка пройдёшь и туда зайдёшь, так там более культурно, а на территории посёлка не всегда порядок был.
Корреспондент: Вы принесли какие-то журналы, о чём они?
Салахов: У меня тут есть кое-какие материалы. Я их собрал в процессе своей службы. Вот, специализированный журнал МВД СССР «К новой жизни», первый номер, 1979 год, в нём опубликована статья «Узники совести? нет, люди без чести» [интервью с Довганичем – прим корр.]. В ней как раз описывается, ухищрения их различные, причины голодовок, как они это всё организовывают, и т.д.
Журнал “К новой жизни”
Корреспондент: Мы тоже в Интернете нашли это письмо и хотели его опубликовать. Но нам могут сказать, что мы берём письмо заключённого, который, может быть, хотел выслужиться, может, журнал его не так понял, или специально слова его не так интерпретировал и т.д. Вот Вениамин Николаевич Коптелов говорил, что Довганич ему рассказывал то же самое, а Вы только из этого журнала узнали о таких фактах, или ещё из каких-то других источников?
Салахов: У нас с Довганичем была личная беседа. После освобождения он оставался здесь в Перми, работал на дорогах в Чусовском районе, занимался ремонтом этих дорог, организовывал работы – там специальные бригады были созданы. Ну, хорошо, журнал, может быть, специфический, профессиональный журнал МВД СССР, а в других журналах?
Вот, например, журнал «Новое время», статья «Когда свершилось правосудие» по поводу попытки угона самолёта в Ленинграде. Я прочитал эту статью – кое-что здесь, конечно, по-другому. Видимо, кое-что автор изменил. Но информация по личному делу, уголовному делу, за которое Залмансон, Дымшиц и Кузнецов содержались в колонии – соответствует тому, что здесь опубликовано.
Журнал “Новое время”
Вот, тоже журнал «Новое время», беседа обозревателя журнала Гущина, которую он проводит с первым заместителем министра юстиции СССР Сухаревым. Эта беседа опубликована в первом номере журнала за январь 1976-го года. Здесь как раз описывается, как за границей начали говорить о том, что Ковалёва судили с нарушением норм законности, и Сухарев приводит все данные о том, как проходил суд. Если мы что-то где-то не так вспомнили, исказили немного что-то, то здесь-то всё чётко описано. Почему Ковалёв оказывал противодействие суду, почему он допускал хулиганские выходки во время судебного процесса, как он к администрации относился – всё здесь описано. Вплоть до того, что офицерам-контролёрам, которые приходят и, как правило, интересуются, как дела, есть ли какие-то жалобы, он начинал плевать в лицо. Как расценивать такой поступок? Хулиганские действия. Человек с образованием, с определённой культурой, получил воспитание, кандидат наук – и так себя ведёт.
Вот, книга Владимира Большакова «Над пропастью во лжи». Здесь описывается вся подноготная составов преступлений.
Книга “Над пропастью во лжи”
В журналах «Смена» и «Огонёк» – то же самое. Вот, допустим, рассказывает Репин, как и за что надо оказывать осуждённым помощь, и какую. Вот он перечень приводит, указывая только первые буквы фамилий. У Репина была создана специальная картотека, и он пишет в ней о компании осуждённых, на которых необходимо обращать внимание: оказывать материальную помощь, поддержу какую-то.
«Да, компания впечатляющая.
Б. – осуждён за измену Родине, семья порвала с ним. Пометка Репина: нуждается в моральной поддержке, желательно добиться, чтобы на его имя посылала от себя письма его дочь.
Г. – уголовник, рецидивист по кличке «Люцифер». Пометка: помогать.
Д. – осуждён за попытку организации бунтов в воинской части. Пометка: нуждается в ненавязчивой морально-материальной поддержке.
З. – осуждён за попытку угона самолёта. Пометка: занимался гомосексуализмом, политичен, нуждается в сильном моральном воздействии посредством писем.
К. – осуждён за шпионаж…» и т.д.
Вот, у него полностью перечень идёт.
Корреспондент: Источников очень много. Все они между собой согласуются и говорят о гуманности советской системы.
Салахов: Да. Вот опять же журнал «Соцзаконность», 10-й номер, 1981-й год, про Орлова, Щаранского пишут, весь состав преступлений также раскрывается. Осуждённые Городецкий, Иванов, бывшие артисты ленинградского «Мьюзик-холла» – выехали за границу и в Латинской Америке, в Мексике, приняли решение остаться и не возвращаться в Советский Союз, обратились в посольство США с просьбой, чтобы им оказали содействие. Ну, а если подробнее – то в нашей пермской газете «Звезда» от 24.10.1989, и, кроме этого, такая же статья была в «АиФ». Опубликованы все те условия, о которых я рассказывал, как кто отбывает наказание, за что содержаться в штрафном изоляторе. И тут прямо видно: вот, камера, как за ним наблюдать, вот, справа туалет, тут унитаз находится, вот здесь стол. Понять не могу, откуда они про ведро взяли, и зачем? Вернее, понятно, зачем – политический багаж, привлечь внимание, чтобы люди больше ахали и охали по этому поводу. Обычные были условия, которые предусмотрены законом.
Корреспондент: А вот расскажите ещё немного про охранные системы. Существовал просматриваемый коридор между жилой и производственной зоной, который почему-то некоторые гиды называют «расстрельным». Дескать, любого, кто туда попадал, расстреливали. Как это было устроено?
Салахов: За преодолением препятствий следил часовой, у него была вышка, но был приказ, что в сторону зоны солдат стрелять не имеет права. Он имеет право стрелять, если осужденный полез на забор или перелез его – тогда только можно открывать огонь на поражение. Если на КСП между заборами (там два забора: один маскировочный, а другой – основной) – тогда тоже. Но преодолеть это трудно – там такая путанка, там такие средства охраны, сигнализация. Там нитка натянута – если порвалась, постоянно пищит. Как начнет пищать, очень надоедает – отключают, проходят, проверяют.
Корреспондент: Побывавший в музее человек пишет: «Например, датчики, улавливающие биение сердца, не оставляли шанса тем заключенным, которые пытались бежать, прицепившись к днищу грузовика, либо спрятавшись в покрышке колеса».
Салахов: Это приборы, которые срабатывают на объем. Прибор ставят на подножку машины и включают его. Если мышка, например, попадёт в машину, он сработает. Но, это зависит от того, как настроено. Не на биение сердца он реагирует, а на массу. Есть человеческая рука – он уже срабатывает.
Корреспондент: Сложно представить себе осужденного, который сбежал бы в автомобильной шине.
Салахов: Ухищряются. Есть, кто стенки двойные делает, двойное дно делают, под сидением у водителя, в двигателе [под капотом – прим. корр.]. Как в двигатель залезть? А вот есть инструкции, где прямо нарисовано, как они там прячутся.
Всё это описано, какие средства и техники используются для обнаружения. Сейчас, наверное, ещё более усовершенствованные. Сейчас уже рентген должен быть – проверяют емкости, которые нельзя открывать. В колониях производят такие вещи, бывает: и космическое производство, и авиационная промышленность, и военная тоже.
В 40-й колонии в Кунгуре снаряды точили. Телефонные аппараты шахтерские делали. Дзержинский завод литьё изготавливал, а здесь в 29-й колонии на Балмошной их обрабатывали и делали из них телефонные аппараты, литые из дюралюминия, здоровые такие. Мотопилы делали, колёса велосипедные собирали для «Велты».
Специалистов там много, конечно. Ножи выкидные делали оригинальные, украшения (перстни, кольца), вырезают из дерева, рисуют. Я когда в 29-й колонии работал, меня учительница из 43-й школы, преподаватель по биологии, попросила изготовить стенд развития человека: все этапы, начиная с эмбриона, во всю стену. Это, конечно, дорогостоящая картина, но я уж, будучи замполитом, бесплатно подарил школе.
Ему [осужденному – прим. корр.] что там делать? Вот, он сидит, рисует. Ему задание дашь плакаты изготовить, стенды изготовить – оплата ему за это идёт. К концу месяца наряд ему закрываешь, в бухгалтерию сдаёшь, она считает – там нормативы все предусмотрены. 50% оплаты государству, остальное – тебе. Некоторые накопят – домой отправляют, переводы делают. Некоторые копили и, когда освобождались, с собой забирали. Можно было покупать что-то, но сумма на магазин была ограничена: на усиленном режиме можно было потратить 7 рублей в месяц, на строгом – 5 рублей, на общем – 9 рублей, по-моему. Плюс поощрения за выполнение нормы выработки. Если болеешь, в санчасти лежишь, то пишешь заявление, и начальник отписывает дополнительное отоваривание продуктами, допустим, глюкозой, сладостями какими-нибудь – можешь отовариваться, если деньги есть на лицевом счету.
Я помогал книжному магазину в продаже книг. С каким-нибудь магазином договариваешься, и он для сотрудников привозит хорошие книги (а тогда был страшный книжный бум). А магазины ещё делают наборы книг. Осуждённым объясняешь, что там могут попасть ненужные книги, но иначе никак – магазину прибыль тоже нужна от реализации. Осуждённые требовали привезти. Кроме того привозили канцелярские товары: стержни, ручки, карандаши. Потом разрешили чай привозить – ограничений особых не было, по пачке клали тоже. Так на мах всё разбирали! Машину привезём – две трети разбирали, оставалась одна треть – у них выручка за квартал, книги продали.
Потом с мечетью и с церковью связи создавали. Приезжали религиозные общины: мусульманские, иудейские, сектанты – «адвентисты 7-го дня» – тоже часто приезжали. Они организовывали тут мероприятия: песнопения и другие. В клубе выделишь помещение – и они праздник урожая отмечали, привозили овощи и фрукты. В воскресенье или в праздничный день надо как-то задействовать людей, чтобы они там не сидели в общежитии, ерундой не занимались. Бывают такие, которые сидят. Ну, если чифирят – ладно. А те, которые брагу поставят, водку достанут, от нечего-делать начинают всякой ерундой заниматься. Вот чтобы их как-то отвлечь, хоккейную коробку, бывало, заливали – они в хоккей играли. Летом – в футбол. Правда, травмируются, конечно. Начальник потом шороху даёт. Ну а что, ребятам хочется размяться, молодёжи много, особенно, здесь, в 29-й. Там в 35-й вообще стадион был – хорошо было в этом плане. В волейбол играли.
Корреспондент: Какие-нибудь особенные происшествия вам запомнились за время работы?
Салахов: Были интересные случаи. Вот, когда 37-ю колонию завозили [с Мордовии – прим. корр.], а это было в 1975-м, вышел такой парадокс. В Мордовии, администрация через чур лояльно относилась, послабления у осуждённых были страшные – они все были заросшие, бороды отрощенные. В то время ещё правилами внутреннего распорядка запрещалось отращивать волосы и бороды, разрешалось только усы. И то, усы могли носить только по национальному признаку: грузины, азербайджанцы – это у них является национальной привилегией, ну усы у них – это мужская гордость и прочее.
И вот, один верующий, сектант или баптист – в общем, какая-то у него организация была, и они там занимались развращением малолетних детей, отнимали квартиры – и этот их «батюшка», всё это организовавший, в той колонии в Мордовии всё это отращивал. Его как-то не беспокоили, а когда сюда привезли в 37-ю, потребовали от всех, как положено, чтобы по форме были. Предлагали баню сразу, чтобы побрились, постриглись – там парикмахер сразу сидит: постригает, бреет. А этот не даётся ни в какую: «Не буду бороду стричь, и всё!». Ну, ему объявили, что будут применять силу. Сказали, что это не наша прихоть, а так положено, чтобы все были одинаково одеты, одинаково пострижены, и есть такие требования приказа, правила. А он: «Я на вас кару небесную пошлю! Если вы мне бороду отстрижёте, вас покарает Бог, на вас гроза с дождём падёт!» Начали ему стричь бороду: наручники одели, два контролера рядом стоят – он сопротивляться не стал, и тут как молния сверкнула, как гром громыхнул! Чистое небо было! Всё было чисто, нормально, а тут как всё пошло громыхать! [смеётся]
Корреспондент: Перестали брить?
Салахов: Да нет, постригли, в форму привели, и он исправно потом ходил. А молва пошла такая, что он кару небесную на работников послал: гром, молнии, и дождь пошёл. Мы все только и успели спрятаться, его – под навес, там стригут, а тут гроза грохочет.
Корреспондент: А почему этих осужденных переселили с Мордовии?
Салахов: Потому что Мордовия близко к столице, и там они пользовались нелегальной связью с иностранными послами, представителями иностранных государств. Там в Мордовии были колонии для иностранцев. И вот они налаживали связь, контакты под предлогом того, чтобы проведать своих подданных (допустим, американцев, или с Канады, с Вьетнама, с Лаоса, с Израиля с других государств), передачу сделать, письма привезти или ещё что-то. Там были резиденты различных ЦРУ и т.д. Они всю информацию передавали в посольство, и посольство уже в Центральное разведывательное управление отправляло. Т.е. всё это было очень доступно. А здесь колонии находились в большом отдалении от центра, от железной дороги не близко, и поэтому каждый новый человек, который приезжал, был заметен. Вот, допустим, когда Марченко сидел, когда Буковский сидел, там ведь очень много приезжало представителей различных посольств, и все пытались как-то подойти ближе. Жители видели, что посторонний человек, и информировали администрацию – принимались меры, на мотоцикле приезжали оперативники, опрашивали.
Корреспондент: Сергей Андреевич Рожков [72-79 гг. начальник оперативного отдела ИТК №36] привёл такой пример, что в 72-м году, когда только пришли эти новые осужденные, они стали вести подкоп из барака, в котором их поселили, а это было бывшее здание ПТУ. Некоторые наши читатели выразили сомнения. На территории 36-й зоны действительно были сооружения бывшей школы или ПТУ?
Салахов: Да, было старое помещение, и там копал один бывший военнослужащий, молодой парень, у меня в отряде был. Он копал подкоп, но он с этим подкопом вышел в воинскую часть [смеётся]. Вернее, он направление выбрал в ту сторону, думая, что там можно выйти, а там как раз огорожено. Там возможности-то не было такой: несколько метров порода может быть песчаной, глина попадается, а потом – болото! Там дальше кругом болото, там затапливает, и его могло придавить и утопить.
Корреспондент: А копал-то он откуда, из какого помещения?
Салахов: Недалеко от ШИЗО был консультационный пункт – вот оттуда он копал. Ну, они работали, и это здание сносили вообще, убирали оттуда – оно не нужно было.
Корреспондент: Т.е. этого здания сейчас и нет, получается, его снесли?
Салахов: Да, его нет. Оно не входило в планы.
Корреспондент: Оно с предыдущей зоны оставалось?
Салахов: Да, с предыдущей. Там многое убирали. Когда я приехал, там ещё остов пилорамы был, брёвна были – и постепенно это всё убирали. Опила там очень много осталось от прежней пилорамы.
Корреспондент: А когда там была пилорама?
Салахов: Ну, когда суд-прокуратура сидели в этой колонии. Когда это была ещё 6-я лесная. До 70-го. Там была пилорама. Она находилась в самом конце, где болото начинается.
Корреспондент:Спасибо, Наиль Соматович, ваш подробный рассказ многое прояснил.
Вели беседу и записали интервью
члены движения «Суть времени»
Павел Гурьянов, Вилисов Сергей,
стенограмма — Олесь Гончар
> Вот, заразы! Всё перевирают на свой лад, лишь бы очернить.
Ведь к ним по человечески и по закону относились. А смотри что теперь вытворяют, как вещают с позиции "победителей". :( Не правильно это, не справедливо.
у пидарасов песни одни и те же. что про ментов -подошли и тут же избили не за что и наркотики подбросили, и тут то же самое, за улыбку шизо и не ..т!!
но вот как так у людей п..ть выходит, мне б стыдно стало((. хотя че я, о ком(((
> Вплоть до того, что офицерам-контролёрам, которые приходят и, как правило, интересуются, как дела, есть ли какие-то жалобы, он начинал плевать в лицо.
Сейчас вот в зоне видеорегистраторы выдали сотрудникам. Тогда о таком можно было только мечтать.
> Салахов: Ухищряются. Есть, кто стенки двойные делает, двойное дно делают, под сидением у водителя, в двигателе [под капотом – прим. корр.]. Как в двигатель залезть? А вот есть инструкции, где прямо нарисовано, как они там прячутся.
Я эти картинки из инструкций где-то видел в Инете, но повторно найти не смог.
Мне интересно читая статьи про Пермь-36, там кто то был???Ну или грубо говоря знает просто Пермскую волость (Сейчас край)...Как коренной Пермяк скажу, весь север края (да что север, в центре Перми находится колония на Балмошной)фактически состоит из зон...Поэтому менталитет Наш значительно отличается от большинства жителей России...Если в Маскве или иных прекрасных демократических города с заключенными обращаются не знамо как, у нас всёже немного по другому и здесь несколько причин: основная это то, что большинство заключенных будь они политические или какие ещё оставались и остаются жить в близ лежащих поселках, где собственно вместе с ними проживают сотрудники колонии...Как не трудно сделать вывод совместное проживание с бывшими твоими подопечными вызывают какие-либо всё же дружеские отношение...Кто не верит просто пообщайтесь с местным населением. В настоящее время вплоть до Березников все колонии практически закрыты, при этом никто не подумал, что во круг данных колоний образовались поселки, люди в которых как раз и жили за счет них... Демократия России не нужна, если и идти в оппозицию, так это только из-за слабости власти...
Да, слыхал от оперов знакомых. Думал шутят, не придал значения. А эти самые ПТУ сам инспектировал когда-то, точно знаю. И про регистраторы слышал. Только носят их в основном отрядники. А именно они и есть канал запрета на зону. Что надо снимают, что не надо, затирается. На прошлой неделе родственник один из прокуратуры надзора звонит обалдевший. Щас, говорит, мне жулик на мой личный сотовый из ПКТ позвонил, жалился, что свитер отобрали и дует сильно. Для тех кто не в курсе ПКТ-это помещение камерного типа. Бетонная камера с окошком и полной изоляцией. Нары и те на ночь только опускают. Водворяют туда злостных нарушителей режима. Совсем охренели. И жулики, и сотрудники, которые в ПКТ мобилы таскают.
> Вот, пишут: «Туалет жилой зоны. Построен в 1972 году. Был единственным на всю жилую зону, то есть, на 500 человек», «Находился он снаружи. Зимой (а это Пермский край — минус 30 — легко) не отапливался, естественно»,
Хы, проблема - туалет на улице. В моём училище, ныне разрушенном, тоже был туалет на улице, метров 100...150 от казарм (да, все 4 года обучения курсанты жили в казармах). Бетонная коробка на 16 очек, продувается насквозь, жирные крысы в наличии, так что яйца всегда в кулаке приходилось держать, а то звери прямо из-под тебя порой выпрыгивают из бездны - настолько охуевшие. Курсантов там было 8 рот, всего порядка 800 человек. И на что тут плакаться? Прибежал, отправил что надо, и обратно в казарму. Проблема, my ass.
> Хы, проблема - туалет на улице. В моём училище, ныне разрушенном, тоже был туалет на улице, метров 100...150 от казарм (да, все 4 года обучения курсанты жили в казармах). Бетонная коробка на 16 очек...
Регулярно удивляюсь шоку людей от очков, отсутствия перегородок в туалетах и т.п. :)
Всю жизнь прожил в зажиточном Петербурге под уютным крылом мамы и папы, но почему-то прекрасно знаком и с "домиками на улице" (дача), и с разрухой (школа, 90е) и с туалетами на 3 дырки, где вместе с тобой могут присутствовать посторонние (пионерлагерь, советские туалеты на пляжах).
Реально не понимаю откуда берутся люди которые от таких обычных бытовых неудобств в шок приходят.
Наверное если в лесу "прижмёт" тоже в туалет на электричке едут (назад в город)...
> Реально не понимаю откуда берутся люди которые от таких обычных бытовых неудобств в шок приходят.
Оттуда, где "обычные бытовые неудобства" сведены к минимуму.
> Наверное если в лесу "прижмёт" тоже в туалет на электричке едут (назад в город)...
Нет, до ближайшей станции ;)
"Обычные бытовые неудобства" порождают обоссанные подземные переходы и лифты. К сожалению. Не знаю, как Вам, а мне это неприятно. Сортиров должно быть много и везде. Очень желательно - тёплых, с тёплой проточной водой и туалетной бумагой. Желательно, но не обязательно - бесплатных.
> Оттуда, где "обычные бытовые неудобства" сведены к минимуму
Никогда в жизни не видеть очка в полу, по-моему мнению, решительно невозможно. Даже я "зажравшийся горожанин" с такими туалетами знаком :)
Поэтому шок некоторых людей и вызывает удивление.
> Сортиров должно быть много и везде. Очень желательно - тёплых
> И питьевая вода проверялась санэпидемстанцией, специально возили на проверку. У меня жена работала тоже в медчасти, она сама лично возила воду на проверку – за качеством воды следили.
Убеждать в чём-либо либеральных писателей бесполезно. Хоть разорвись, доказывая очевидное. Ну, вот, понятно же, что если массовых эпидемий/ смертности от дизентерии или холеры в колониях не было, значит, за состоянием воды более-менее регулярно следили специально обученные люди.
Даже, вроде, и обсуждать нечего. А вот поди ж ты, приходится отдельно писать об этом.
В наше время тож уличных туалетов полно - достаточно заглянуть в частный сектор. В Хабаровске - в черте города, между прочим! И воду из уличных колонок набирают, а потом на тележке домой везут.
А уж за качество воды все городские и сами скажут. Я уж и не помню, когда в последний раз пил воду из крана без последующей обработки.
> И про регистраторы слышал. Только носят их в основном отрядники.
Не, у нас только на дежурную смену.
> Что надо снимают, что не надо, затирается.
Памяти на них мало, снимаем только мероприятия. На предмет фиксации оскорблений и угроз.
> жулик на мой личный сотовый из ПКТ позвонил,
Сам недавно в нем дежурил, так мне зек среди ночи в дверь камеры стучится и говорит: "Позвоните на вахту, пусть сходят на такой-то барак, там наших бьют!"
> Совсем охренели. И жулики, и сотрудники, которые в ПКТ мобилы таскают.
Как тебе сказать, если у зека в в ПКТ есть телефон, то он почти 100% получен от опера в целях стука, если его забрать, то на второй день он возвращается. Стараемся изъятый телефон в его же присутствии сломать.
Новости
VIP
