Отныне даже присвоение ресурсов побежденной страны не нужно; ресурсы расторопным людям достанутся сами собой, после того как суверенная страна прекратит существование. Целью войн отныне является то, что на современном политическом жаргоне называется «утверждение демократии», а это не утверждение иного порядка, чем тот, что был до войны, — это утверждение перманентного хаоса. Хаотического состояния мира достигают упорными усилиями, потребность в хаосе высока как никогда — гибнущая либеральная экономика может выживать лишь путем утверждения всемирного хаоса. Хаос — отнюдь не ругательство, но постулат всемирного рынка; принято считать, что свободный хаос сам из себя рождает справедливость; в терминологии экономистов, в ходе свободного соревнования на рынке возникает «справедливая цена». Тезис этот ничем не доказан, цены на московскую недвижимость его скорее опровергают, а экономические пузыри свидетельствуют об обратном, — но такой тезис имеется.
Мы живем в странное время, когда слово «демократия» стало многих пугать. Привести к общему знаменателю сто культур невозможно, но организовать мировой пожар оказалось реально. Отныне война — единственный порядок, единственно желаемое для демократической номенклатуры положение дел. И желаемый итог войны не победа над врагом, но неутихающая вражда
Рынок отныне — это весь мир. Строить на пустыре нерентабельно, поэтому строить не будут; а разрушить страну, увы, придется, потому что заборов на рынке быть не должно — все открыто торговым рядам
Войну ждут покорно. Дело не в конкретной причине и даже не в конкретной стране. Если войны не будет сейчас в Сирии, она обязательно возникнет в ином месте. Войны переходят из страны в страну так же легко, как капиталы. Трансакция войны осуществляется легко, как банковский перевод, — и проследить, кому достается прибыль, невозможно. Принято говорить, что это, мол, Америке выгодно. Но это условное допущение. Сегодня войны другие — совсем не те, о которых написано в учебниках. И выгоды от войны иные.
Условности абсолютизма (сражение армий по правилам) не соблюдаются давно. Наполеон вместо дуэли получил драку без правил, но цели войны оставались прежними — победить. Сегодня изменились цели. Желаемым итогом войны является не победа над врагом, но неутихающая вражда.
Это кажется парадоксальным, на деле же бесконечная распря есть разумный механизм в истории демократий. Не замирение на условиях противника, не принятие законов победителя, не подавление инакомыслия — но воцарение бесконечной вражды, в которой аргументы сторон не имеют смысла: договориться нельзя в принципе, у каждого своя правда. Так называемый третий мир состоит из стран, в которых тлеет распря: если проходит показательное вразумление далекой диктатуры, то не затем, чтобы бывшим узникам улучшить жизнь. Внутри раздавленных стран сознательно насаждают раздор — прогрессивно, когда инакомыслия много. Любая дипломатическая встреча убеждает: правд много, всякий имеет право на свою точку зрения. Вечно тлеющая вражда израильтян с палестинцами, взаимная ненависть внутри Афганистана, соревнование вооруженных партий Востока, все это нарочно зарезервированный ресурс войны, поддерживают огонь в очаге, чтобы огонь не гас. Боевиков снабжают оружием, противные партии финансируют не потому, что сочувствуют идеям сепаратизма или верят в местные культы. «Цивилизованные» люди понимают, что дают оружие бандитам, — но надо подбрасывать дрова, иначе огонь погаснет.
Носителей национальных/религиозных/клановых правд убеждают, что следует отстаивать свои позиции перед лицом возможной автократии и подавления прав меньшинств. Говорится так: лучше уж беспорядок, нежели тоталитаризм, — и все кивают, кто же сочувствует тирану?! Неудобства (локальный терроризм), которые приносит провокационная риторика, принимают как неизбежное зло свободы. Гражданина далекой варварской страны убеждают, что он должен принять посильное участие в гражданской войне, ведь он делается не просто солдатом, но потенциальным избирателем!
Речь идет не о партизанском движении, народном ополчении, террористах и т. д. Эти явления — неизбежные следствия, порожденные общим сценарием. Суть же процесса в том, что демократия теперь живет именно так, бесконечные гражданские войны есть питательная среда демократии, отождествившей себя с либеральным рынком.
В данном предложении нет ничего зловещего — политическая история мира связана с военными действиями всегда; особенность нынешней фазы в том, что отныне не нужна победа над врагом. Нет злых кукловодов — кукловодом станет любой, вовлеченный в процесс; в новой демократической истории мира простая сила вещей заставляет людей враждовать всегда. Нравственному сознанию не постигнуть, зачем тратить сотни миллиардов на войну, если за сумму тысячекратно меньшую можно построить города, дать образование и медицинскую помощь. Обывателю объясняют: городами займемся, когда на поле брани воцарится демократия, — тогда солдаты помирятся и проголосуют за строительство жилья. Однако мира не наступает.
Разрушить плановую экономику
Мира не наступит не потому, что коварство американской политики не допустит мира в конкретной стране. Замирения не произойдет по той элементарной причине, что в конфликте участвуют демократические силы, которые представлены многими партиями, соответственно, у них много резонов и выгод. Количество противоречий зашкаливает: нет и не может быть мирного договора, который обуздает стихию демократического выбора. То есть если бы выбирали между странами и обществами, выбор сделать было бы можно, но в том-то и дело, что такого предложения на рынке нет. Не существует страны, которая представляла бы ценность сама по себе, как место для жизни народа; нет общества, которое хотело бы зафиксировать свои договоренности на длительное время. Страна и общество стали переменными величинами, функциями от капитала и рынка. Капитал не знает границ: сейчас деньгам милее Америка, но если деньгам больше понравится в Китае, Индии или на Марсе, то трансакция произойдет незамедлительно. В сущности, так уже и происходит — движение идет по всем направлениям в зависимости от выгоды и более ни от чего. Подобно тому как Версальский договор и Брестский мир были не способны остановить передел мира, так и современные соглашения на пепелищах разбомбленных стран не гарантируют ничего. Стабильности не ждут, потому что стабильность отныне не является социальной ценностью. Еще сто лет назад создавали подмандатные территории, ставили наместников; сейчас это ни к чему — на пустырях войны не хотят застоя. Застой — это вообще синоним увядания. Пусть все всегда будет в движении. Оценивая иракские или афганские операции, говорят, что результаты войны не достигнуты — война продолжается, и это-де провал. Но искомые результаты именно достигнуты — результатом является перманентная гражданская распря, нестабильность, брожение.
Отныне даже присвоение ресурсов побежденной страны не нужно; ресурсы расторопным людям достанутся сами собой, после того как суверенная страна прекратит существование. Целью войн отныне является то, что на современном политическом жаргоне называется «утверждение демократии», а это не утверждение иного порядка, чем тот, что был до войны, — это утверждение перманентного хаоса. Хаотического состояния мира достигают упорными усилиями, потребность в хаосе высока как никогда — гибнущая либеральная экономика может выживать лишь путем утверждения всемирного хаоса. Хаос — отнюдь не ругательство, но постулат всемирного рынка; принято считать, что свободный хаос сам из себя рождает справедливость; в терминологии экономистов, в ходе свободного соревнования на рынке возникает «справедливая цена». Тезис этот ничем не доказан, цены на московскую недвижимость его скорее опровергают, а экономические пузыри свидетельствуют об обратном, — но такой тезис имеется. Сообразно этом тезису хаос нагнетается повсеместно. В разоренных войной землях занимаются отнюдь не медицинским снабжением и даже не восстановлением промышленности; занимаются организацией выборов лидера страны из трех боевиков — надо решить, кто будет командовать в течение следующих трех месяцев. Потом пройдут иные выборы, к власти приведут иного головореза, и так будет всегда. Всякий проигравший поставит сторонников под ружье, всякий победитель откроет двери тюрьмы. Требуется поддерживать ротацию крикунов — это называют свободными выборами, за бесперебойную ротацию негодяев голосуют толпы. Здесь важно то, что возникает чехарда контрактов, корпоративные спекуляции — кипит деятельность, каковую решено считать перспективной для цивилизации. Эта деятельность не улучшит конкретной жизни побежденных, но граждане разоренной страны станут участниками общего процесса, они попадут на общий рынок. Кому-то из них, вероятно, повезет больше, чем остальным. Всем — не повезет.
Пощадите, кричит сириец или афганец (или русский), мы жили по другим законам и наша цивилизация — иная! Дикарям объясняют, что теперь нельзя остаться в стороне, образовалась глобальная цивилизация, рынки не знают границ — и то, что способствует либеральному рынку, полезно для человечества. В известном смысле это правда, хотя польза и кратковременная: свободный рынок движется как армия Чингисхана, используя территории, но не осваивая их. Кому-то это не нравится, кто-то считает, что для самого рынка было бы перспективнее оставлять за собой не пепелища, но светлые города с сытыми гражданами. Но то — в очень долгосрочной перспективе; а в настоящее время выбора нет: никому нельзя позволить остаться в стороне от общего процесса. Даже если конкретная территория не представляет интереса для торговли и добычи ресурсов, ее присоединение к рыночной площади имеет символический характер. Рынок отныне — это весь мир. Строить на пустыре нерентабельно, поэтому строить не будут; а разрушить страну, увы, придется, потому что заборов на рынке быть не должно — все открыто торговым рядам. Это неприятная логика, но логика такова, иной сегодня нет. Окончательное разрушение плановой экономики и есть цель современной перманентной войны. Следует повсеместно создать условия соревнования — в большинстве случаев это соревнование с себе подобными за право на жизнь.
Торжество над слабым
Здесь самое время спросить: а что, тирания — лучше? Если не демократический строй — то какой? Разве неясно, что все прочее заведомо хуже?
В ходе перманентной гражданской войны в «тираны» производят легко, пресса награждает этим определением тех, кто вчера был другом свободного мира. В одночасье выяснилось, что Саддам, Каддафи, Мубарак, Асад — тираны; эти деятели не стали хуже, чем были вчера, — просто мир переменился. Заклинание «Х — новый Сталин, а Y — новый Гитлер» наготове, вместо X и Y подставляют любые фамилии — интеллигенты на площадях приходят в неистовство, борются с новым Гитлером — который еще вчера Гитлером не был. Подобные преувеличения возникают не от хитрости, но от того, что демократия мутировала, видоизменилась, появились иные критерии оценки. Можно сказать, что изменились требования демократии к тому обществу и тому народу, который данная система управления собирается обслуживать. По новым критериям Асад — тиран, хотя вчера тираном еще не был.
Пиночет не тиран, но Асад — тиран; на первый взгляд это бессовестный двойной стандарт. Нет, здесь есть логика. Разрушения, которые сопутствуют усмирению очередного тирана, превосходят тиранию по беспощадности. Но коварства политики нет и здесь — политики и впрямь хотели демократии, а принципы демократии действительно предпочтительнее тирании. Когда граждане клянутся демократическими ценностями, возразить против лозунгов нечего. Несправедливость демократии проявляется сама собой, стихийно и неотвратимо, подчиняясь стихии рынка; постепенно демократическая доктрина оказывается страшнее тирании. Ледяной поцелуй демократии, в отличие от железной пяты тирании, не убивает сразу.
Особенность нынешнего фрагмента истории в том, что демократия отождествила себя с либеральным рынком, отныне демократия находится в зависимости от соревновательного торжества сильного над слабым, и демократия объявляет своим достижением победу успешного над неуспешным. Победа в соревновании ничем не плоха: ведь у всякого следующего, потенциально сильного, тоже есть шанс на победу. Но отличие этих триумфов от триумфов, допустим, Перикла в том, что общество от победы сильного не выигрывает. Предметом заботы Перикловой демократии или демократии Джефферсона было общество, а не отдельный результат соревнований. Сегодня общество — это арена либерального рынка, в лучшем случае — зрители, но скорее — помеха соревнованиям. По замыслу, демократия не допускает торжества сильного над слабым: торжество случается в ходе соревнований, но уравновешивается правами прочих граждан — сильный оказывается в зависимости от общества, в котором разделяет обязанности гражданина. Но гибрид последнего времени «демократия — либеральный рынок» утверждает торжество над слабым как вечное, создает касту «сверхграждан», сильнейших игроков, граждан мира-рынка, — но отнюдь не граждан конкретного общества. Успешный на рынке автоматически делается влиятельным в политике; причем лишь ситуативно это политика конкретных стран — поскольку рынок не знает границ. Президенты банков, главы концернов, владельцы месторождений представляют не общество и даже не собственно капитал — но новое образование, демократическую номенклатуру.
Демократическая номенклатура вовсе не напоминает социалистическую номенклатуру времен Брежнева, многократно описанную и презираемую. Директора заводов, которые становились секретарями райкомов, — мы знали эту номенклатуру; сегодня речь об ином. И это не хрестоматийные капиталисты — эксплуататоры трудового народа, как их пытается представить критика слева. Новая демократическая номенклатура лишь условно представляет интересы правых, эта идеология не принципиально правая. Существенно то, что так называемые левые взгляды представлены в новой номенклатуре наряду с правыми и левая фразеология вошла в новую идеологию на правах орнамента. Ханна Арендт в сущности не противоречит Айн Рэнд, а как бы ее обрамляет, дамы представляют новую идеологию одинаково страстно. Современная идеология — и это важно — выстроена с использованием так называемого левого дискурса, она базируется на том понимании авангарда, какое несли левые мыслители, она оперирует понятиями радикального искусства, у новой идеологии есть своя, не классическая, не категориальная, философия; у нее своя, и совсем не консервативная, система ценностей. Собственно говоря, воспринимая идеологию всю целиком — а только так и можно составить об идеологии представление: Дейнеку и Симонова невозможно отторгнуть от краткого курса ВКП(б), — убеждаешься, что это совсем не классическая правая доктрина. Система ценностей новой идеологии обслуживается аванградными форумами искусств, беспредметным творчеством, левыми кураторами, и условный левый Славой Жижек делает для новой идеологии не меньше, нежели условные правые Чейни или Рамсфельд: все они обслуживают новое мышление. Класс нового типа, созданный демократическим рынком, новая демократическая номенклатура — это класс свободолюбивый, исповедующий идеалы личной свободы для каждого; то, что ситуативно его представители оказываются феодалами, не отменяет их прогрессивных убеждений — они верят в свободу и развитие каждой личности. Они даже не хотят угнетать других, у них просто иначе не получается. Идеология демократической номенклатуры предстает сегодня наиболее прогрессивным учением. Граждан убедили, что наличие богатых феодалов символизирует их собственные свободы, многие в это поверили, тысячи журналистов доказывают это положение ежедневно. И сами феодалы верят, что творят добро.
Мантра Черчилля «У демократии много недостатков, но лучше строя нет»; учение Поппера об «открытом обществе и его врагах»; сочинение о тоталитаризме Ханны Арендт; онтология вины, описанная Хайдеггером, и онтология труда, описанная Айн Рэнд, философия Энди Уорхола и представление о рынке современного искусства — все это смыкается в единое учение, в столь же убедительный набор учебников, как сочинения основоположников для былых членов КПСС. Попробуйте вынуть из общего строения и подвергнуть критике один из постулатов, скажем, попробуйте усомниться в величии Энди Уорхола — и вам докажут с Ханной Арендт в руках, что он символизирует свободу. Попробуйте усомниться в определении тоталитаризма Арендт, и вам объяснит Поппер, что зерна угнетения легко распознать в обществах закрытого типа. Быть уличенным в тоталитаризме сегодня очень просто, отработан ряд беспроигрышных определений; существует, если можно так выразиться, онтология тоталитаризма, описанная Арендт и Поппером, — всемирный тоталитаризм преодолевают в поисках «открытого общества». И широта определений тоталитаризма, так сказать, степень «банальности зла» потрясает — и вооружает; уличен может быть практически любой.
В «Бытии и времени» Хайдеггер доказывает, что понятие вины (Sсhuld) состоит в неиспользовании всех возможностей бытия — причем вне зависимости от природы этих возможностей. Неспособность реализовать предложенное бытием делает субъекта виновным перед лицом бытия; мы все — виновны, каждый по-своему. Онтология вины находится вне морального суда, она первичнее, нежели общественные договоренности. Внутри этой концепции вина грешника и святого, нациста и мальчишки, разбившего стекло камнем, — равны. Онтологический релятивизм Хайдеггера лег в основу современной идеологии: в частности, этот релятивизм формировал концепцию Ханны Арендт, по видимости — моральную, в действительности — крайне релятивистскую.
Отныне в споре с диктатурами всякий подкован — и назубок выговорит основные положения нового краткого курса. Стандартный уличный спор состоит в противопоставлении диктатуры и демократии, граждан уверяют, что существует обязательный выбор: между тоталитаризмом и демократией — а третьего компонента не дано. И тут же аргументы: хотите, как в Северной Корее? Берите демократию — лучше все равно нет ничего. И тут же цитату из Поппера: оказывается, еще Платон выстроил казарменные обязательства граждан друг перед другом — и сами видите, что дело кончилось ГУЛАГом. И тут же цитату из Ханны Арендт о банальности зла: видите, как легко тоталитаризм пускает корни. И тут же рецепты Айн Рэнд: вы не о равенстве посредственностей думайте, а о личной инициативе и успехе. И все логично и понятно. У Ленина и Брежнева тоже выглядело понятно, у Джефферсона и Токвилля тоже получалось стройно, но та логика, логика социального государства, капиталистического или социалистического, безразлично, — устарела.
И сегодня, в новой системе координат, граждане растерянно ищут в учебниках и не находят другого ответа: а есть ли в самом деле нечто лучшее, чем демократия? Конституционная монархия? Анархия? Коммунизм? Как приглядишься, нет ничего лучше демократии. А рынок — развивает прогресс; все сходится. Теперь понятно, почему у Абрамовича яхта, а варваров бомбят.
Стратегия хаоса
Никакому спорщику не приходит в голову, что спор этот проходит одновременно в двух логиках: в системе ценностей новой идеологии ставить вопрос о Северной Корее можно, но в традиционной исторической логике — это архинелепая постановка вопроса. В истории выбора между тоталитаризмом и демократией не происходит; так происходит лишь на страницах Поппера и Ханны Арендт. В истории реальной выбор гораздо сложнее. Даже такие вопиющие образования, как нацистская Германия, были неоднородны, что уж говорить о случаях менее одиозных. На вопрос: «Хочешь как в Северной Корее?» можно ответить так: «Нет, я хочу как во Флоренции времен Лоренцо Медичи, причем не позже. Расцвет Флоренции был коротким, но мне бы хотелось вот такого государства».
Если думать об идеалах развития свободной личности, то идеалы эти были сформулированы эстетикой и философией Ренессанса — и всякая новая идеология Запада более или менее очевидно ссылается именно на них. Самые значимые периоды истории Запада — итальянский Ренессанс и немецкие княжества XVIII века, краткие периоды конфедеративного сосуществования независимых государств — сформировали искусство, философию и мораль западной цивилизации; все социальные утопии, выдуманные впоследствии, опирались на эти небольшие оазисы утопии; современная демократическая номенклатура хоть впрямую и не знакома с сочинениями Лоренцо Валла или Гете, но опосредованно (фразеологией) ссылается именно на них или их окружение — других авторитетов в западной культуре не придумано. Важно то, что это золотое время цивилизации вообще не описывается терминами «тоталитаризм» и «демократия». Что это было во Флоренции — монархия? Ну да, и монархия тоже. Республика? И республика в том числе. Какой именно строй был в трехстах княжествах Германии, в которых выросла вся западная философия? Феодализм? Монархия? Демократия? Все это многократно сложнее: история живых обществ ткется из тысячи факторов, многосложность и требуется понять. Нет просто художника эпохи барокко, но есть Рембрандт, нет постимпрессиониста — есть неповторимый Ван Гог. Германия эпохи Гете прекратила существование, Флоренция эпохи Лоренцо пришла в негодность — и то и другое было сметено именно универсальными, спрямленными планами развития; утвердили общий регламент — разнообразие оказалось неуместным. То, что идеологи по-прежнему вспоминают о Канте или Гете, Микеланджело или Пико Мирандола — о тех, чье представление о свободной воле легло в основу демократической мысли, — должно бы подсказать, что прямого ответа на вопрос о Северной Корее быть не может.
Чтобы остановить войну, требуется избавиться от новой идеологии. Требуется не просто отказаться от экономических пузырей, но проткнуть самый главный, самый страшный пузырь — идеологический. И пока Запад не вернется к категориальной философии и не поймет, что Энди Уорхол принципиально хуже, чем Рембрандт, — никакого мира не будет
Чтобы остановить войну, требуется избавиться от новой идеологии. Требуется не просто отказаться от экономических пузырей, но проткнуть самый главный, самый страшный пузырь — идеологический. И пока Запад не вернется к категориальной философии и не поймет, что Энди Уорхол принципиально хуже, чем Рембрандт, — никакого мира не будет
Когда современные обществоведы предложили считать, что отныне имеется единая цивилизация, развивающаяся от варварства к прогрессу, и общие демократические ценности для всех — в этот момент перманентная война уже была объявлена.
На геополитической бирже требуется вечная волатильность: чего больше сегодня в стране — демократии или тоталитаризма? Попробуйте ответить, что культура страны сложнее, чем предложенная дихотомия «тоталитаризм—демократия» — такой ответ сегодня никто не примет.
Первой жертвой этой простоты стала сама демократическая идея. Задуманная как форма регулирования конкретного общества, демократия в союзе с безразмерным свободным рынком мимикрировала — утратила родовые черты. Мы живем в странное время — то время, когда прекрасное слово «демократия» стало многих пугать. Привести к общему знаменателю сто культур невозможно, но организовать мировой пожар оказалось реально. Все опасались мирового пожара, который устроит злокозненный коммунизм, и не заметили, что именно концепция всемирной рыночной демократии ведет к мировому пожару.
История всякой страны — сугубо индивидуальное драматическое явление, соединение искусства, географии, климата, национального характера, традиций и обычаев, ремесел и религии — но страсть сегодняшнего дня в том, что своеобразная страна больше не нужна; И в этом пункте современная идеология совершает простой, но действенный логический обман: гражданам страны внушают: вы настолько суверенны, так лично своеобразны, так зачем вам государство, если каждый из вас — личность? Для чего вам дом, когда у каждого может быть счет в банке? Корпорация «государство» утратила смысл — рядом с более успешными корпорациями.
Процессу глобализации либеральной экономики соответствует распад стран на племена, а племен — на враждующие кланы. Разрушенное никто не восстановит. Чтобы восстановить страну из руин, нужен план действий по восстановлению целого, нужна хоть какая, но договоренность населения. Но договоренность и планирование — главные враги в современном мире. И, что самое главное, не нужна страна, отличающаяся от других стран. И это стало ненужным не по воле злого Буша, не потому, что Обама оказался заложником военно-промышленного комплекса, но потому же, почему авангардисты всех стран похожи до неразличимости, почему московский концептуализм ничем не отличается от американского. Перед нами однородный серый мир рынка, не пытайтесь опровергнуть его логику — вас растопчут.
Встречи мировых лидеров в условиях кризиса поражают наивного наблюдателя: мир в беде, требуется составить план спасения — а плана нет. Лидеры мира подтверждают: плана не имеем, банкиров хотели лишить бонусов, но банкиры не согласны. Планирование чуждо современному миру принципиально, никто не делает даже попыток сопоставить бюджет олигархии и суммы, необходимые на то, чтобы накормить голодных. Именно отсутствие стратегии и определяет сегодняшнюю стратегию, в том числе стратегию войны. Стратегией является создание хаоса. Хаос локальный можно спрятать в хаосе мировом. Цивилизованные страны гордятся тем, что они не воюют, но издалека бомбят, — а дальше пусть разбирается местное население. Это лишь по виду безответственность. Точечные удары по объектам выполняют необходимую задачу — бомбардировка должна ввергнуть страну в неуправляемое состояние. Надо разрушить целое. Дальше правит хаос.
Спор антиглобалистов и глобалистов проходит по нелепейшему сценарию: «Вы стали современной империей!» — «Мы стали империей? Помилуйте! Мы не хотим никем владеть — только даем другим шансы стать свободными!»
Конечно, это не империя и даже не «империя нового типа», как утверждает философ Негри. Это бескрайняя демократия. И сценарий Ханны Арендт и сценарий Пола Чейни, как оказалось, друг другу не противоречат.
Война без виноватых
Правление хаоса стало спасением демократии. Но и это не беда: о спасительном хаосе давно говорят, есть устойчивое выражение «управляемый хаос»; к выражению привыкли, перестали бояться. Хаос родит справедливость — это идеологическое заклинание заставило забыть о том, что хаос неминуемо рождает титанов: то, что описывает мифология — закономерность исторического процесса. А титаны не знают справедливости. Либеральный рынок выбрал мировую гражданскую войну как систему управления миром — это было выбрано как существование с рисками, но иное существование, как казалось, невозможно, невыгодно. Долой диктатуру! — с этой фразой людей кидают в мировой пожар; сгори во имя свободного рынка — ибо никто не сварит на пожаре спокойной жизни, да и не нужна спокойная жизнь.
Людям внушают, что их главное право — право на гражданскую войну, на то, чтобы «каждый взял столько свободы, сколько может» — этот чудовищный лозунг, прогремевший однажды с российской высокой трибуны, правит миром. Толпы скандируют, что они хотят перемен, но никто из митингующих никогда не скажет, каких именно перемен он хочет, — по сути, людям внушают мысль, что миру нужна вечная ротация; мир приведен в перманентное возбужденное состояние, подобно наркоману, ежедневно нуждающемуся в дозе. Еще, еще, еще — расшатывай государство, раскачивай лодку. Ты не хочешь расшатывать государство — значит, ты за тиранию, охранитель режима? Есть вещи поважнее, чем застой и мир! Отныне война — единственный порядок, единственно желаемое для демократической номенклатуры положение дел.
Вы знаете, какой мир хотите построить после войны? Нет, этого не знает никто. Этот вопрос так же дик, как и вопрос «умеете ли вы рисовать?», заданный современному авангардисту. Зачем рисовать, если это уже не требуется, — сегодня договорились считать, что рисование в изобразительном искусстве не главное. Так и мир не нужен никому.
Оруэлл предсказал, что новый порядок выдвинет лозунг «Война — это мир».
Так и случилось.
Речь идет о бесконечной гражданской войне, в которой практически нет виноватых. Война возникает силой вещей, и чтобы остановить ее, мало противопоставить голоса в ООН, глупо определить Америку как мирового жандарма, еще глупее упрекать Запад в корысти. Запад первым оказался заложником своей демократической идеи, благородной идеи, за которую отдавали жизни лучшие люди западной истории и которая на наших глазах портится. Чтобы остановить войну, требуется избавиться от новой идеологии, от идеологии Айн Рэнд, от подделок «второго авангарда», от веры в прогресс и рынок. Требуется не просто отказаться от экономических пузырей, но проткнуть самый главный, самый страшный пузырь — идеологический. И пока Запад не вернется к категориальной философии и не поймет, что Энди Уорхол принципиально хуже, чем Рембрандт, — никакого мира не будет.
Толково написано, вот только "хомячки" сей текст не осилят. Они странные - считают всех прочих "быдлом", но четко и аргументированно изложить хоть кому из "быдла" свою точку зрения едва ли один из сотни сможет, а уж доказать или убедить взрослого, образованного и опытного человека так вообще беда для них.
> в терминологии экономистов, в ходе свободного соревнования на рынке возникает «справедливая цена». [Тезис этот ничем не доказан], цены на московскую недвижимость его скорее опровергают, а экономические пузыри свидетельствуют об обратном, — но такой тезис имеется.
Автор слегка лукавит. Т.н. "справедливая цена" - эта та, которая удовлетворяет и покупателя, и продавца при условии взаимной осведомлённости о всех подробностях сделки и возможных альтернативах. То, о чём пишет автор - это т.н. "рыночная цена" ("market price" или, в условиях идеального рынка, "market value"), а не "справедливая" ("fair value").
Способов расчёта "fair value" множество, этому даже посвящён целый стандарт IFRS 13.
По прочтении почему-то вспоминается старый анекдот:
- Скажите, третья мировая будет?
- Нет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется
Государства потихоньку проигрывают власть корпорациям. Что-то отдаленно похожее было перед темными веками в Европе, закончилось все не очень хорошо...
> Отныне даже присвоение ресурсов побежденной страны не нужно; ресурсы расторопным людям достанутся сами собой, после того как суверенная страна прекратит существование.
Вот в этом вообщем-то и вся суть. При сегодняшнем научно-техническом уровне развития для контроля за ресурсами суверенные страны не нужны (как и большинство населения). Бытие определяет сознание, а нужную идеологию во все времена подогнать под запросы не сложно.
Как я понял из статьи, государства пытаются заменить корпорациями. Корпорация, по сути, та же монархия, только на рыночной основе. Что случилось с монархиями известно из истории.
Дмитрий Юрьевич, а чьими руками, по твоему делаются революции? Наоборот, нужно вбивать в мозг хомячка свою правильную идеологию. Иначе это сделают другие и получим еще один "марш миллионов" или, не дай бог, середину августа с.г. в Египте.
> в терминологии экономистов, в ходе свободного соревнования на рынке возникает «справедливая цена»
Дело не в том, что конкуренция не работает. Просто она должна идти в рамках закона, иначе быстро переходит в плоскость устранения конкурентов и обмана потребителя.
> Дело не в том, что конкуренция не работает. Просто она должна идти в рамках закона, иначе быстро переходит в плоскость устранения конкурентов и обмана потребителя.
Корпорации не есть монархии. Корпорации - это из серии про фашизм, а не про монархическое устройство общества. Хотя Дуче некоторое время умудрялся это совмещать!
Напомнило чем-то книжку "Следующие 100 лет - прогноз событий XXI", Джорджа Фридмана. Те же рассуждения о контролируемом хаосе, но только с точки зрения геополитики США. Книга вообще интересна, не столько прогнозами автора, сколько той откровенностью, с которой он говорит об интересах и стратегиях Объединенных Государств Америки )
Цитата:
"Однако парадоксальность ситуации заключалась в следующем: как бы ни заверяли политики общественность в обратном, США всегда вмешивались не с целью чего-то достигнуть, а с целью помешать чему бы то ни было. США хотели помешать становлению стабильности в тех областях, где могла появиться другая сила. Их целью было не стабилизировать, а дестабилизировать. И это объясняет, каким образом США отреагировали на исламское «землетрясение» — США стремились помешать появлению крупного и мощного исламского государства.
Если обойтись без риторики, сохранение мира в Евразии не является одним из первостепенных интересов Соединенных Штатов. Они также не заинтересованы в том, чтобы полностью выиграть войну. Как и в случае с Вьетнамом или Кореей, цель США в этих конфликтах — просто чинить препятствия определенной стране или дестабилизировать ситуацию в регионе, а не наводить порядок."
> Требуется не просто отказаться от экономических пузырей, но проткнуть самый главный, самый страшный пузырь — идеологический. И пока Запад не вернется к категориальной философии и не поймет, что Энди Уорхол принципиально хуже, чем Рембрандт, — никакого мира не будет.
Максим Кантор давно объявил одиночный джихад постмодерну. Респект.
Но джихада мало. Надо ведь ещё и альтернативный идеал предложить. А идеала Фомы Аквинского может быть недостаточно. )))
Кроме того - один в поле не воин. Без коллективной идентичности не победить.
Собственно, краху национальной идентичности как опоры суверенных государств посвящена добрая половина статьи Кантора.
> Как я понял из статьи, государства пытаются заменить корпорациями. Корпорация, по сути, та же монархия, только на рыночной основе. Что случилось с монархиями известно из истории.
Только методы зомбирования населения шагнули далеко вперёд. Старые монархии вооружённые современными средствами пропаганды и мотивации устояли бы.
> Способов расчёта "fair value" множество, этому даже посвящён целый стандарт IFRS 13
На мой взгляд, имелось ввиду несколько иное. Понятие справедливая цена - понятие экономическое. По существу, оно сводится к тому, что я готов продать за 100, а у тебя есть 100 и ты готов купить у меня за 100. Из этого "готов" и выводят справедливую цену. Но становится ли она от этого справедливой?
Представь, что дома дома лежит "близкий тебе человек/животное" и болеет. Тебе нужно лекарство, которое обычно стоит 10. Ты прибегаешь в ларёк, а ушлый продавец говорит, видя твою неотложную нуждаемость, что теперь оно стоит 100 (причём подразумевая, что 100 оно стоит только сейчас и лично для тебя). Купишь за 100? Уверен, что купишь! Я бы купил! Потому что бежать в другую аптеку времени нет и нет гарантии, что там не будет тоже самое.
Справедливо?
Понятно, что это утрирование. Можно придумать сотни примеров с пограничной оценкой. Просто хочу показать, что, на мой взгляд, имел ввиду автор, говоря про московские квартиры. Ну не может квартира площадью 50-60 кв. стоить 8-10 лямов. В моей картине мира - не может. Покупают ли - ещё как! Справедливо - не думаю! И давно бы уже подняли на вилы и банкиров и риелторов, если бы не ипотека, которая ретуширует тот факт, что всех жестоко имеют.
Очень толковая статья, в целом с автором согласен. Не хватает, на мой взгляд, более подробного и понятного описания того, чем можно и нужно, по мнению автора, заменить описанную им господствующую идеологическую формацию.
> > Это можно сказать про любой уровень научно-технического развития
Нет. Раньше чтобы кормить персонал большинство продуктов было дешевле производить на месте, сегодня привозить. Раньше чтобы охранять транспортные коммуникации в пустыне нужна была региональная дивизия сегодня достаточно электронных средств и отряда быстрого реагирования.
> Вообще же миф о пользительности конкуренции никем не доказан.
>
Победившие в конкурентной борьбе могут не согласиться. Это и не так важно, доказана ли пользительность конкуренции. Если вообще это можно доказать или опровергнуть. Мир людей очень многообразен и далёк от равновесия. Конкурировали и будут конкурировать, формы и методы могут меняться.
> Корпорации не есть монархии. Корпорации - это из серии про фашизм, а не про монархическое устройство общества. Хотя Дуче некоторое время умудрялся это совмещать!
Очень точно про синдикаты поёт иностранный исполнитель Ice T (американский мат inside):
> Автор слегка лукавит. Т.н. "справедливая цена" - эта та, которая удовлетворяет и покупателя, и продавца при условии взаимной осведомлённости о всех подробностях сделки и возможных альтернативах.
Есть неплохая книга о ведении переговоров "Сначала скажите "нет"". Там прямо в предисловии говорится о том, что понятие "справедливости" в бизнесе устанавливают более сильные игроки. Слабые же вынуждены принимать условия игры.
Или почитай Фукидида. Узнаешь много нового о справедливости.
ХЗ, я пока что с этим не сталкивался. Но судя по тому, что "fair value" надо рассчитывать в том числе и для собственных долгов, а выплату зарплаты можно смоделировать как долговой финансовый инструмент с предопределённой структурой платежей - то да, очень может быть.
> Понятие [справедливая цена - понятие экономическое]. По существу, оно сводится к тому, что я готов продать за 100, а у тебя есть 100 и ты готов купить у меня за 100. Из этого "готов" и выводят справедливую цену. Но [становится ли она от этого справедливой]?
Камрад, в одном случае "справедливая" применяется как экономический термин, а во втором - в общем смысле. Представь себе, что в первом случае вместо слово "справедливая" используется слово "фильдеперсовая" (экономический смысл от этого не изменится), и всё станет на места.
Некоторые личности сознательно смешивают эти два понятия, со вполне определёнными целями. Ну как "[лихие] девяностые".
в результате конкурентной борьбы на рынке складывается монополия или картель из олигополия, что приводит к падению качества. Это азы! Сам по себе посыл о конкуренции - это применение к обществу философии Гоббса "Война всех против всех"! Для общества полезнее сотрудничество, а не борьба
> Камрад, тут речь идёт о сознательном неправильном применении одного и того же смысла слова в различных контекстах.
Камрад, я твою поправку принимаю. И дефиниции ты правильные приводишь. Да только в реальности всё выглядит малость иначе. Приведу пример более близкий: работа крупных сетей с поставщиками. Там и наличие жёстких условий по поставкам товара и его цене, отсрочка платежей на срок до 90 дней и т.д. и т.п. При этом поставщик только что в ноль не работает, зато его товар представлен в сетевом магазине. Ну и где там справедливая цена?
> в результате конкурентной борьбы на рынке складывается монополия или картель из олигополия, что приводит к падению качества.
При полном отсутствии конкуренции качество будет выше?
> Сам по себе посыл о конкуренции - это применение к обществу философии Гоббса "Война всех против всех"!
Это предельный случай, умозрительный. Это модель, как материальная точка или абсолютно твёрдое тело. В реальности не так просто и однозначно.
> Для общества полезнее сотрудничество, а не борьба
Для общества полезнее, когда в этом обществе есть и то и другое. А в соседнем обществе, с которым оно враждует, полезнее чтобы была только борьба. С точки зрения первого общества. А для второго общества это плохо. Но для отдельных личностей во втором обществе это может быть хорошо. Тут много вариантов.
Переагитировать на свою сторону, пока борьба за демократию не достигла сирийского накала. По принципу часов которые 2 раза в сутки показывают верное время, даже необученный чужой долбоёб может стрельнуть и попасть в своего хорошего человека. Или в нейтрального, но всё равно хорошего. Я стараюсь агитировать, если мне позволяет время, на доступных мне ресурсах.
> Можно использовать слово "кабальная" цена. Наверное тоже смысл не изменится?
Можно, не изменится. Ну, как в математике название "всюду плотное множество" не позволяет вычислить плотность этого множества в г/см3, так и наличие в названии цены слов "справедливая", "кабальная", "этопростопиздецкакойто" не позволяют определить "справедливость" в общем смысле этого слова.
> Ну, как в математике название "всюду плотное множество" не позволяет вычислить плотность этого множества в г/см3 ...
Однако, есть нечто общее между плотностью в физике и математике, из-за чего слово "плотность" не вызывает интуитивного отторжения и способствует пониманию.
> ... не позволяют определить "справедливость" в общем смысле этого слова
выше будет там, где лучше контроль качества. При наличии ничем неограниченной конкуренции идет снижение издержек, что приводит к снижению качества!
> Для общества полезнее, когда в этом обществе есть и то и другое. А в соседнем обществе, с которым оно враждует, полезнее чтобы была только борьба. С точки зрения первого общества. А для второго общества это плохо. Но для отдельных личностей во втором обществе это может быть хорошо.
> Но джихада мало. Надо ведь ещё и альтернативный идеал предложить. А идеала Фомы Аквинского может быть недостаточно. )))
>
> Кроме того - один в поле не воин. Без коллективной идентичности не победить.
Камрадесса, тут еще какая проблема - не все, увы, способны влиться в какую-то коллективную идентичность. Я вот тоже веду свой маленький одиночный джихад, а влиться в организацию типа "Сути времени" не могу органически - ну не способен я образ жизни поменять. Но и убеждениям изменять не буду.
> Переагитировать на свою сторону, пока борьба за демократию не достигла сирийского накала.
Еще можно мусульман обращать в христианство - занятие будет примерно такого же уровня эффективности. Посмотри в соседней новости Смысл игры, про кургинат и сванидзат.
Если точнее, я не о том, что не надо агитировать, а о том, что агитировать надо среди неопределившихся и политически пассивных, но при этом грамотных и вменяемых сограждан.
> Конкуренция всегда ведет к монополии. Или к олигополии, что еще хуже. Вообще же миф о пользительности конкуренции никем не доказан.
Джон Нэш доказал, что конкуренция приводит «некооперативному равновесию», при котором обе стороны используют идеальную стратегию, что и приводит к созданию устойчивого равновесия. Игрокам выгодно сохранять это равновесие, так как любое изменение только ухудшит их положение.
Тут нужно терпение и методичность. Я вдумчиво работаю сейчас с двумя знакомыми и определённые успехи уже есть. Сталин уже не "усатый палач, хуже Гитлера", а Солженицин и Сахаров уже не "кристалльно честные люди". И расстреляных мы уже перестали на миллионы мерять. У одного недавно случился прорыв. От фразы из его уст: "Только дебилы ходили голосовать за Навального", я, натуральным образом, сел на жопу, потому как совсем не ожидал таких выводов так скоро (три месяца).
Не так уж истово они и веруют, просто у них буфер забит хламом, который надо постепенно замещать правильными данными.
> Джон Нэш доказал, что конкуренция приводит «некооперативному равновесию», при котором обе стороны используют идеальную стратегию
Такое может быть, только если игроки находятся в изначально равном положении, имеют равный доступ к ресурсам и играют по правилам, определенным третьей, незаинтересованной, стороной.
При нарушении любого из этих условий возможен (но не предопределен) исход выдавливания одного игрока вторым.
> выше будет там, где лучше контроль качества. При наличии ничем неограниченной конкуренции идет снижение издержек, что приводит к снижению качества!
>
А контроль качества лучше будет там, где есть здоровая конкуренция. Потому что высокое качество - это тоже конкурентное преимущество. А не только низкие издержки. Потом, конкуренция способствует поиску новых решений, продуктов. Сделать то, чего нет у конкурента. Инновации пресловутые. Это же тоже повышение качества.
Опять же, "ничем не ограниченная" конкуренция - это только в учебниках, как модель. Или в рекомендациях неразвитым странам.
> А контроль качества лучше будет там, где есть здоровая конкуренция. Потому что высокое качество - это тоже конкурентное преимущество. А не только низкие издержки
Особенно сильно это заметно по неустанно растущему качеству продуктов!!!
> Такое может быть, только если игроки находятся в изначально равном положении, имеют равный доступ к ресурсам и играют по правилам, определенным третьей, незаинтересованной, стороной.
> При нарушении любого из этих условий возможен (но не предопределен) исход выдавливания одного игрока вторым.
Вообще у западного капиталистического проекта есть одна сильная сторона- заряженность на стяжательство придает невероятную силу процессу конвертации знаний в ресурсы, что обеспечивает активную среду производству и инновациям, в которой с невероятной скоростью заполняются пустые товарные ниши, неустанно ищутся и создаются новые.
Но есть и слабые стороны :
1. Ограниченность горизонта планирования приемлемыми сроками ожидания прибыли и допустимыми финансовыми рисками.
2. Деньги мотивация сильная, но ненадежная, за идею человек работает увлеченнее; деньги неизменно провоцируют социальную ловкость, что приводит к пробуксовке длинных и сложных проектов.
3. Отсутствие смысла социальной эволюции, что после преодоления обществом ресурсных ограничений приводит к его трансформации в цивилизацию гаджетов и жопогреек.
> Вообще у западного капиталистического проекта есть одна сильная сторона- заряженность на стяжательство придает невероятную силу процессу конвертации знаний в ресурсы, что обеспечивает активную среду производству и инновациям,
А что же предавало необыкновенную силу процессу конвертации знаний в ресурсы в СССР на отрезке 1920-60 годы? До каковой силы соответствующей капиталистической силе — как до Луны на Аполло?
> в которой с невероятной скоростью заполняются пустые товарные ниши, неустанно ищутся и создаются новые.
> Особенно сильно это заметно по неустанно растущему качеству продуктов!!!
Много может быть причин, почему качество падает. Не только из-за конкуренции, или её отсутствия. Бывает по-разному.
У меня друзья в тяжёлые годы занимались производством пряников. Делали на дому, сдавали в магазин. Сначала месили тесто руками, потом купили тестомесилку. Пряники стали покупать хуже, потому что они стали во рту "к нёбу прилипать". Стали опять месить руками, чтобы увеличить сбыт. Хотя дешевле месить механически, электроэнергия ворованная. Потом перешли на более дешёвый сорт муки. Пряники стали "резиновыми", часть сбыта опять ушла к конкурентам. Вернулись к прежней муке. Так что вот так.
На «Однако» совсем недавно была отличная статья Кравецкого про конкуренцию, издержки и качество. Просто, доступно и наглядно.
http://www.odnako.org/blogs/show_28214/
> Снижают издержки, дабы увеличить прибыль/держать цены на уровне конкурентов или ниже дабы не потерять долю рынка.
>
Это из-за того, что наши люди в большинстве берут самое дешёвое. Велика доля затрат на еду в бюджете.
> Кустарщину не берём в расчёт, они погоду не делают.
Кто может брать не самое дешёвое, и хочет повкуснее, те берут.
> А что же предавало необыкновенную силу процессу конвертации знаний в ресурсы в СССР на отрезке 1920-60 годы?
Я говорил не о СССР а о западном капиталистическом проекте.
Давай поговорим тогда о сильных и слабых сторонах красного проекта .
Сильные стороны это очевидно
Во-первых возможность осуществлять стратегию, не ограничиваясь необходимостью быстрого извлечения прибыли. Возможность внеэкономической мотивации к познанию и участию в сложных длительных проектах
Во-вторых, сознательно культивируемая взаимовыручка и альтруизм позволяет обеспечить комфортное проживание в рамках единого целого разных социальных групп, каждая из которых добавляет свои краски в общую социальную картину. Видение себя частью единого целого дает тем, кому это необходимо, внутреннюю опору, и всем – ощущение безопасности.
Альтруизм в своей высшей форме проявляется как способность к самопожертвованию – это штука, существенно увеличивающая жизненную силу общества. Предельная форма самопожертвования – традиция добровольной смерти, ранее свойственная обществам, выживавшим в суровых условиях: тот, кто заведомо генерировал отрицательный баланс воспроизводства-потребления ресурсов, принимал личное решение о добровольном уходе из жизни. В частности, некогда так было и в Японии, о чем даже снят голливудский фильм.
Ну и пара слов о слабых сторонах того общества в котором мы с вами родились и провели детство
Подавление тяги и возможностей к стяжательству в СССР создало дефицит личной мотивации к упорному труду (возможно, что в наступивших условиях гарантированной ресурсной обеспеченности это не есть плохо), что предполагало внеэкономическую мотивацию. Поэтому реализация длительных, сложных, неутилитарных проектов невозможна без их идеологического обоснования и высокого уровня администрирования. Как следствие, возникла сильная зависимость страны от качества административной элиты, главное, от ее безусловной приверженности идеалам надличностного служения.
Реализация подобной модели, попытку которой принялав прошлом веке наша страна – задача сложная, но наделенному разумом виду рано или поздно придется совершить переход из функционирования в режиме мгновенной выгоды в режим глубокого стратегического планирования. В противном случае, давление вооруженных разумом инстинктов неминуемо приведет к катастрофе. Естественный отбор, который сам функционирует в режиме мгновенной выгоды, здесь человеку не помощник.
> А контроль качества лучше будет там, где есть здоровая конкуренция. Потому что высокое качество - это тоже конкурентное преимущество. А не только низкие издержки. Потом,
не факт! Вот, например, я предпочитаю покупать у бабушек вкусный и пользительный в жару белый квас. Очень качественный. Но доля рынка прохладительных напитков упорно держат Пепси и Кока со своими химическими продуктами. Качество зависит от кучи другой факторов и "здоровая конкуренция" далеко не на первом месте среди этих факторов. В свое время качество японских товаров было далеко от совершенства. Потом приехал на их довольно таки монополизированнй рынок один американский профессор (Эдвард Деминг) и научил контролю качества. В самих США идеи Деминга развития не получили.
> Подавление тяги и возможностей к стяжательству в СССР создало дефицит личной мотивации к упорному труду
Вот сейчас у нас масса возможностей создать мотивацию к упорному труду: инфляция, ипотека, платная медицина, образование и т.п.
И как сейчас с упорным трудом?
Ну был и еще один фактор. Частную предпринимательскую инициативу холили и лелеяли при Сталине, а вот Хрущев ее начисто разрушил. Процитирую самого себя:
К числу левых уклонистов можно обоснованно отнести Н.С.Хрущева, который проводил антинародную волюнтаристскую политику в духе троцкистской перманентной революции. Это проявлялось в следующих моментах:
1. Экспроприация крестьянства, выразившаяся в изъятии у крестьян личного приусадебного хозяйства, личного скота, лишения колхозов хозяйственной самостоятельности, насильственного административного превращения части колхозов (кооперативов) в совхозы (госпредприятия). Стоит отметить, что экспроприация подобного рода проводилось в форме грубейшего нарушения Конституции СССР (была нарушена статья 7, согласно которой «Каждый колхозный двор, кроме основного дохода от общественного колхозного хозяйства, имеет в личном пользовании небольшой приусадебный участок земли и в личной собственности подсобное хозяйство на приусадебном участке, жилой дом, продуктивный скот, птицу и мелкий сельскохозяйственный инвентарь - согласно устава сельскохозяйственной артели»);
2. Экспроприация кооперативов. 14 апреля 1956 года появилось постановление ЦК КПСС и СМ СССР "О реорганизации промысловой кооперации". Произошло уничтожение системы кооперативов. В кооперативных организациях насчитывалось свыше 114 тысяч мастерских и других промышленных предприятий, где работали 1,8 миллиона человек. Они производили 5,9% валовой продукции промышленности, например, до 40% всей мебели, до 70% всей металлической посуды, более трети верхнего трикотажа, почти все детские игрушки. В систему промысловой кооперации входило 100 конструкторских бюро, 22 экспериментальные лаборатории и два научно-исследовательских института (по данным с сайта: http://nauka.relis.ru/01/0305/01305058.htm). Этот акт также был грубейшим нарушением Конституции СССР (статьи 5 и 7). Помимо этого этот акт породил теневой рынок.
3. Возврат к политике «экспорта революции» в связи, с чем имели место авантюры в виде поддержки националистических арабских режимов (Египет);
4. Отход от народной политики (снижение расценок на труд рабочих, расстрел рабочей демонстрации в Новочеркасске) к политике доминирования партийной элиты;
Тут главное — определиться с целями деятельности.
Если извлечение максимальной прибыли — добро пожаловать в капитализм.
Если удовлетворение потребностей общества — строить социализм.
> Подавление тяги и возможностей к стяжательству в СССР создало дефицит личной мотивации к упорному труду (возможно, что в наступивших условиях гарантированной ресурсной обеспеченности это не есть плохо), что предполагало внеэкономическую мотивацию.
Не было этого дефицита, люди работали на совесть, сейчас, когда есть возможность сравнить с выросшей в других условиях молодёжью, это особенно заметно.
> Как следствие, возникла сильная зависимость страны от качества административной элиты, главное, от ее безусловной приверженности идеалам надличностного служения.
Это неизбежно, Коммунистический проект это чисто человеческое деяние, строительство нового, соответственно от качества Архитектора зависит всё. Капиталистическое Государство развивается по известным законам, именно они определяют развитие, качество управления не играет значения.
Гегель писал про своё идеальное Государство, что личные качества властителя не играют значения, поскольку ошибки будут устранятся подчинёнными.
У нас как получилось, В начале шестидесятых у Косыгина был выбор или проект Глушкова, где результата пришлось бы ждать лет пятнадцать или проект Либермана, который обещал результат через полгода. Понятно какой выбрали. Результат реформы- развал страны в конце девяностых. Так сказалась ошибка Косыгина. Не одна конечно, но одна из существенных.
> У нас как получилось, В начале шестидесятых у Косыгина был выбор или проект Глушкова, где результата пришлось бы ждать лет пятнадцать или проект Либермана, который обещал результат через полгода. Понятно какой выбрали. Результат реформы- развал страны в конце девяностых. Так сказалась ошибка Косыгина. Не одна конечно, но одна из существенных.
там еще вопрос стоимости бл. По Глушкову требовались большие капиталовложения на строительство сети ЭВМ (да да Интернет мог появиться у нас еще в начале 70-х годов 20-го века). А Либерман обещал, что реформа будет стоить только бумаги на ее оформление.
В общем получилось по пословице: "Дорого да мило, дешево да сгнило".
Вместо строительства единой сети получили хозрасчёт, который был уже капитализмом. То есть в позднем СССР социализм превращался в государственно-монополистический капитализм.
Еще у Альенде была попытка кибернетизации всей Чили:
> Не было этого дефицита, люди работали на совесть, сейчас, когда есть возможность сравнить с выросшей в других условиях молодёжью, это особенно заметно.
к сожалению далеко не все, тк увы находились такие "работники" из разряда " отсидеть от звонка до звонка ", пример может быть не особенно корректный, из нынешнего времени у нас в Беларуси, то же государственное предприятие " Интергал ", завод с богатой историей. знаменитый производством той же оптики для российского вооружения, большинство работников, причем прошу заметить не молодежь, приходят тупо отсидеть жопой на месте, так как делай не делай все равно получаешь свой оклад
> Камрадесса, тут еще какая проблема - не все, увы, способны влиться в какую-то коллективную идентичность. Я вот тоже веду свой маленький одиночный джихад, а влиться в организацию типа "Сути времени" не могу органически - ну не способен я образ жизни поменять. Но и убеждениям изменять не буду.
Камрад, под коллективной идентичностью я имела в виду не "Суть времени", а то, что скрепляет государствообразующие социальные общности (народ, нация). Для поддержания такой идентичности нужна масштабная смыслосозидательная деятельность. Эту функцию обычно выполняет интеллигенция: "красуйся, град Петров, и стой, неколебимо как Россия". Теперь интеллигенция выполняет противоположную роль - уничтожителя смыслов (от Бондарчука до Пуси Райот). Так что задача обеспечения смыслового и культурного единства возложена на ... нас, простых смертных - бывших оперов, программистов, домохозяек и пр.
Видимо, и на тебя тоже.
Касательно СВ. "Суть времени" - это плотная социальная группа, создаваемая с различными целями. В том числе - чтобы стать источником новой идентичности для российского общества. Для этого от СВ требуется когерентный творческий продукт и инфраструктура для его распространения. И то, и другое - желательно хорошего качества. ))
> Но джихада мало. Надо ведь ещё и [альтернативный идеал] предложить.
>
> Идеал альтернативный чему? В постмодерне нет идеалов. Здесь даже рациональность всего лишь точка зрения, одна из.
Альтернативный вакханалии разрушения идеалов, конечно. Ведь Кантор описывает именно это.
А вообще, если отвлечься от Кантора, то поговаривают, что за Постмодерном идёт вполне себе идеал. Только очень мрачный и античеловеческий.
> Вот, например, я предпочитаю покупать у бабушек вкусный и пользительный в жару белый квас. Очень качественный. Но доля рынка прохладительных напитков упорно держат Пепси и Кока со своими химическими продуктами.
Искусственные продукты дешевле натуральных при массовом производстве. Надо сравнивать квас у разных бабушек. Или: у одной бабушки хренодёр воняет пластиком от бутылки, а у другой - нет (из личного опыта). Бабушка плохо контролирует качество. Понятно, у кого будут брать. Бабушка будет терпеть убытки, и обанкротится. Если не для души торгует.
> В свое время качество японских товаров было далеко от совершенства. Потом приехал на их довольно таки монополизированнй рынок один американский профессор (Эдвард Деминг) и научил контролю качества.
Вряд ли в СССР при развитом сотрудничестве и отсутствии конкуренции качество потребительских товаров было выше. Почему Деминга не пригласили в СССР? Качество советской электроники было бы не ниже японской!
> Вряд ли в СССР при развитом сотрудничестве и отсутствии конкуренции качество потребительских товаров было выше. Почему Деминга не пригласили в СССР? Качество советской электроники было бы не ниже японской!
ну сейчас конкуренция есть, а электроники нет!
ИВС в общем то мог б и пригласить Деминга. Приглашали же сюда Дж.М.Кейнса. А вот Хрущ и его преемники - уже нет!
> Альтернативный вакханалии разрушения идеалов, конечно. Ведь Кантор описывает именно это.
Кантор описывает новый идеал (как он его видит) и его сомнительное качество
> Мантра Черчилля «У демократии много недостатков, но лучше строя нет»; учение Поппера об «открытом обществе и его врагах»; сочинение о тоталитаризме Ханны Арендт; онтология вины, описанная Хайдеггером, и онтология труда, описанная Айн Рэнд, философия Энди Уорхола и представление о рынке современного искусства — все это смыкается в единое учение, в столь же убедительный набор учебников, как сочинения основоположников для былых членов КПСС. Попробуйте вынуть из общего строения и подвергнуть критике один из постулатов, скажем, попробуйте усомниться в величии Энди Уорхола — и вам докажут с Ханной Арендт в руках, что он символизирует свободу.
> А вообще, если отвлечься от Кантора, то поговаривают, что за Постмодерном идёт вполне себе идеал. Только очень мрачный и античеловеческий.
Это неудивительно: идеалисты могут думать только категориями идеалов, а консерваторы-идеалисты про новое ничего хорошего вам не скажут.
Новости
VIP
