Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый день.
Егор Яковлев. Здравствуйте.
Д.Ю. Сто лет, сто зим! Народ переживает, куда ты пропал.
Егор Яковлев. Ну вот, я вернулся.
Д.Ю. С чем на этот раз?
Егор Яковлев. Я подготовил два больших цикла, который надеюсь, мы отснимем в 2016 году. Один из этих циклов будет посвящён внешней политике России в первой половине XX века, и мы поймём, как мир дошёл до Второй мировой войны. В рамках этого цикла мы рассмотрим разные, на мой взгляд очень интересные и важные вещи и по дороге разоблачим значительное число мифов, которые циркулируют в медийном пространстве.
В частности, мы изучим: как мир скатился к Первой мировой войне; была ли она Отечественной; насколько Россия виновна или не виновна в её развязывании; был ли Брестский мир трагедией или наоборот, достижением Советской власти; был ли Владимир Ильич Ленин шпионом.
Д.Ю. Ленин слил.
Егор Яковлев. Да, слил ли он, были ли достижения Российской армии в Первой мировой войне сорванным триумфом или наоборот, она терпела поражения.
Все эти важные вещи мы обсудим, потому что они заложили мироустройство, которое было создано после Первой мировой войны. Оно было очень паллиативным, негармоничным и оно заложило те противоречия, которые в результате привели ко Второй мировой войне.
По дороге ко Второй мировой войне мы рассмотрим такие ключевые точки истории как: Рапалльский договор, который заложил основы сотрудничества Советской России и Веймарской республики, новой послевоенной Германии, и мы поймём, действительно ли «фашистский меч ковался в СССР» или там происходила какая-то другая ситуация; подробно рассмотрим такое явление как «Военная тревога 1927 года», когда могла разразиться война Советской России и Великобритании; изучим механизмы и причины прихода к власти Гитлера и посмотрим, правда ли как-то Советская Россия и товарищ Сталин лично способствовали этому факту или всё-таки ситуация была какой-то иной (потому что мы знаем, что есть такая точка зрения, что это коварный Сталин на самом деле вырастил Гитлера для того, чтобы сокрушить западный капитализм, а потом самому прийти и ударить своего Франкенштейна в спину).
Потом мы рассмотрим такие важные вещи как: системы международных договоров, которыми Советский Союз пытался создать систему коллективной безопасности в Европе; посмотрим, как так получилось, что в Мюнхене было заключено знаменитое Мюнхенское соглашение, так же известное как «Мюнхенский сговор»; покажем, какая связь была у этого документа с пактом о ненападении между Советским Союзом и Германией.
Рассмотрим такие важные и спорные моменты истории как: присоединение Прибалтики к Советскому Союзу, присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии, война с Финляндией. И наконец дойдём до 22 июня 1941 года, посмотрим, каково было положение Советского Союза в мире на эту трагическую дату и достаточно ли Советский Союз сделал, чтобы войти во Вторую мировую войну в максимально выгодной с точки зрения международных отношений ситуации.
Вот такой вот я запланировал курс…
Д.Ю. Однако…
Егор Яковлев. И чтобы зрителям было проще ориентироваться в нём, мы, я думаю, в приложениях или в комментариях выложим список тем каждой передачи, которая будет в этом курсе.
А второй курс, я надеюсь тоже будет интересным, я знаю, что многие его ждут, это курс, посвящённый 1937 году. Он будет короткий, из пяти передач, но чуть-чуть попозже мы его запустим.
Д.Ю. Отлично.
Егор Яковлев. Сегодня у на сбудет первая программа по внешней политике и в ней мы расскажем немного предысторию Первой мировой войны, забравшись немножко в глубь. Покажем, какое место Россия в мире занимала с середины XIX века и как в принципе вызревали коалиции, которые в итоге столкнулись в Первой мировой – Антанта (Сердечное согласие) и сначала он назывался Тройственный союз, а потом стал Четверной союз (то есть противники, в том числе и нашей страны в Первой мировой войне).
Д.Ю. Вот сразу в ходе озвучки тем становится интересно: у Советской России были союзники и у царской России были союзники. Как это вообще, организуются союзники? Почему они организуются и почему они у России были именно такие?
Егор Яковлев. Вообще, всю первую половину XIX века Россия прожила с совершенно другими союзниками, более естественными для неё географически – это Пруссия и Австрия. Идеологической базой для этого союза, который назывался «Священным союзом», была идея так называемого легитимизма. Всю эту историю придумал и сформулировал русский царь Александр I во время борьбы с Наполеоном.
Наполеон воспринимался старинными европейскими монархиями всё-таки, несмотря на то, что он узурпировал власть, сконцентрировал в своих руках единоличную власть и провозгласил себя императором, он воспринимался как порождение Французской революции. И вот это «корсиканское чудовище» было таким плодом революционных устремлений французов, которые казнили своего монарха и нарушили общественный договор с монархией.
Александр I, победив Наполеона, сформулировал основную идею нового союза так: монархии договариваются между собой, чтобы сохранять естественный порядок вещей – то есть монархию в Европе – и сокрушать революцию. То есть Россия, Австрия и Пруссия договорились о том, что в любой точке Европы они будут сообща работать для сокрушения революции. И это была первая в новое время межгосударственная концепция, которая оправдывала вторжение в дела другого государства высшими интересами.
Александр I, как известно, в 1825 году скончался, и он не только идеологически развивал эти идеи, но и ему довелось очень ярко применить их на практике: войска Николая I подавили революцию в Венгрии. Австрийская империя, империя Габсбургов, её часто в то время называли империей лоскутной, потому что 60% населения этой империи составляли славяне, подспудно там протекала какая-то антиавстрийская деятельность и полыхнуло в Венгрии. Венгры хотели отделиться, выйти из состава империи и создать своё национальное королевство.
Д.Ю. Сепаратюги.
Егор Яковлев. И у них это получалось, потому что австрийская армия никак не могла справиться с вот этими инсургентами. Но к счастью у австрийцев был мощный союзник, который безвозмездно отправил свои войска на подавление венгерского мятежа, как он считал.
Д.Ю. Правильно ли я понимаю, что обычно за такие вещи платили, да?
Егор Яковлев. Обычно за такие вещи естественно платили – либо деньгами, либо какими-то геополитическими уступками, территориями и так далее. Собственно, это можно видеть и сейчас.
Но Николай I был рыцарь, и поэтому ему, как типично русскому человеку, ничего не нужно было за это. Он ожидал, что его просто за это будут любить и в какой-то критической ситуации в ответ поведут себя так же. Это была конечно большая ошибка Николая, но он действительно в это верил. И разочароваться в союзниках ему пришлось очень скоро.
У Николая была своего рода идея фикс – он считал, что Турецкая империя, это такой «бедный больной» Европы, так её называл, и пора уже разделить её европейские владения, потому что Турция ну совершенно не может сопротивляться. Он зондировал почву, договариваясь с англичанами, но англичане очень боялись, что в результате этого раздела Россия приобретёт такое могущество, что составит конкуренцию самой Англии в том числе и на море. Потому что обладание Константинополем и проливами Босфор и Дарданеллы, давало бы России выход в Средиземное море, которое традиционно считалось акваторией английского флота.
И Николай I немного самоуверенно начал войну против турок, думая, что ему удастся провести её таким образом, чтобы закончить её на своих условиях. Произошло это в 1853 году и первоначально России действительно сопутствовала удача, Турция была практически разбита, но, опасаясь усиления России, в мире сформировалась коалиция, которая объявила войну Российской Империи. Коалиция была составлена из бывших врагов, причём, непримиримых – Англии и Франции, где к тому времени воцарился племянник Наполеона Бонапарта – Наполеон III, очень интересный и недооценённый персонаж.
Д.Ю. Уточню, две страны – Англия и Франция, на тот момент враждующие, для так сказать отстаивания своих интересов, объединяются против России?
Егор Яковлев. Это происходило не в первый раз. Они между собой были лютые враги, поскольку действительно наносили друг другу много всяких исторических обид, ещё со времён Столетней войны, да и ещё раньше, но они не первый раз объединялись против России. Это малоизвестный факт, что, например, после Наполеоновских войн, во время Венского конгресса, когда делили Европу, была составлена коалиция из Англии, Австрии и Франции, которая хотела начать боевые действия против России. Основанием была – Польша, потому что Александр I, войска Российской Империи, заняли Польшу и не хотели оттуда уходить. Александр говорил: «Польша – моя».
Вот эти персонажи сговорились за спиной Александра I и уже была даже намечена дата выступления, но тут произошло неожиданное – Наполеон вернулся с острова Эльбы, и приехав в Тюильри, нашёл там антироссийский договор вот этих держав. Наполеон почуял шанс и отправил его Александру I с предложением посмотреть, что же тут вытворяют его союзники. У Александра I среди всех государственных деятелей Европы был один непримиримый недруг, это австрийский канцлер Меттерних (Klemens von Metternich). И даже Александр I (он был такой довольно показушный монарх, любил встать в позу) однажды во время Венского конгресса что-то ляпнул про дуэль с Меттернихом, но это была изощрённая форма унижения, поскольку было понятно, что Меттерних не мог драться на дуэли с царём, с монархом.
И вот Александр I вызвал к себе Меттерниха и показал ему этот договор. Дальше в течение примерно часа он изощрённо над ним издевался, а потом в своём театральном стиле швырнул этот договор в камин, обнял Меттерниха и сказал, что всё забыто, потому что Наполеон – это большее зло. В результате державы договорились, но такой факт зафиксирован – Англия и Франция в своё время уже составляли антироссийскую коалицию.
Сейчас они составили её вновь. Англия естественно стремилась не допустить чрезмерного усиления России. У Франции было меньше оснований ввязываться в эту войну, но у Франции был очень специфический правитель в этот момент – Наполеон III стремился, во-первых, укрепить свою власть. Он пришёл к власти во Франции, как демократически избранный президент, а потом через четыре года, в стиле дяди, совершил государственный переворот и стал уже императором Наполеоном III. Его не спешили признавать другие монархи, в частности, Николай I. Как ни просили французские дипломаты, Николай до самого конца отказывался именовать его братом, хотя монархи, в официальных посланиях именовали друг друга братьями. Наполеона он называл «другом», братский статус так ему и не даровал.
Но конечно не это было основной причиной, хотя Наполеон был и обижен, и уязвлён. Но Наполеону нужно было укреплять свою власть, и он счёл, что маленькая победоносная война, да ещё и со старым обидчиком – Россией, будет вполне хорошим способом для завоевания общественной поддержки. И в общем-то, не прогадал. Кроме того, к этой коалиции присоединилось ещё Сардинское королевство, часть современной Италии.
И вот эта коалиция из четырёх держав сразилась с Россией, причём название «Крымская война» оно, скорее, символическое, потому что военные действия разворачивались не только в Крыму, но они разворачивались ещё, например, на Русском Севере, они разворачивались здесь, под Петербургом, англо-французская эскадра пришла в Финский залив и даже её можно было видеть буквально с территории стрельни Петергофа. Но потом они ушли, но угроза городу в принципе была.
Основные боевые действия действительно развернулись в Крыму и закончились они хотя и славно для русского оружия, потому что оборона Севастополя была беспримерной, но тем не менее в итоге город пал.
Но, а что же союзники?..
Д.Ю. Извини, перебью. А рассказы про то, что всё это началось из-за какой-то там лестницы в Храме Гроба Господня? Или это был повод?
Егор Яковлев. Да, естественно, это был повод. Произошло это в 1852 году. Это был повод. Мы дальше будем рассуждать, я буду показывать, как разные малозначительные события становились поводом для войны.
Но вернёмся. А что же союзники, на которых уповал Николай – Австрия и Пруссия?
Пруссаки ждали, как будут развиваться события, а вот австрийцы заняли резко враждебную позицию. Они отказались не только поддержать Николая I, но даже стали выдвигать ему ультиматумы и совершенно явно нацеливались на территориальные приращения в результате этой войны. И Николай I, когда об этом узнал, он писал на резолюциях «Не верю!», потом писал про австрийского императора – «Каналья!». И с этого момента был ужасный удар, потому что Николай I никак не мог подозревать, что такое произойдёт. Люди стали замечать его некоторую апатичность, он часто выходил по вечерам гулял по набережным Невы в одиночестве и даже родилась легенда, что в результате он попросил у своего лейб-медика яд. Мы скорее всего подтвердить этого не можем, но факт остаётся фактом – в скором времени Николай, явно надломленный этими событиями и неудачным ходом войны скончался.
Д.Ю. Интересно. Это что же получается, у него нормальных шпионов не было, которые докладывали настроения из этой Австрии, втеревшись в доверие к тамошнему правительству?
Егор Яковлев. Николай I считал себя главным экспертом по вопросам международной политики.
Д.Ю. Экспертом с мировым именем…
Егор Яковлев. У него был министром иностранных дел и канцлером Карл Васильевич Нессельроде, немного одиозный персонаж русской истории. Но Нессельроде не был глупцом, Нессельроде был просто полностью подчинён могучей воле монарха. И это Николай ему рассказывал, как будет, а не наоборот.
В следующем царствовании всё произошло иначе. Александр II назначил министром иностранных дел Александра Михайловича Горчакова. Это удивительный персонаж, один из моих самых любимых в российской истории. Соученик Пушкина по Лицею, очень талантливый человек, который практически в течение очень длительной сорокалетней карьеры находился на второстепенных постах, при всех своих талантах. Пушкин, будучи ещё лицеистом, предсказал ему блестящую будущность, посвятил ему несколько стихотворений, но долгое время казалось, что наш поэт ошибся. Потому что, хотя и Александр I отличал Горчакова от других и видел его дарование, направил его, согласно его желанию, в Лондон вторым секретарём посольства.
И вот там произошёл казус, который надолго Горчакову закрыл путь к каким-то высотам. Горчаков был очень независимый, дерзкий и он ляпнул про своего непосредственного начальника – посла в Лондоне – Х.А. Ливена, когда его спросили, как он себя чувствует, как ему работается на своём посту, молодой Горчаков сказал: «Как себя может чувствовать человек, привязанный к трупу?».
Д.Ю. Молодец.
Егор Яковлев. За такую дерзость его по головке не погладили и его карьера вроде бы внешне не задалась. Он перемещался на всяких второстепенных должностях, но потом ему в каком-то смысле всё-таки повезло – он оказался посланником в Вюртемберге, в городе Штутгарте и в этот момент оказался полезным российскому престолу. Каким образом?
Дело в том, что нужно было срочно выдать замуж дочь Николая I Ольгу. Ольгу Николай I прочил в жёны наследнику австрийского престола, сам Николай был женат на прусской принцессе и хотел ещё породниться с австрийцами, чтобы Священный союз был связан династическими браками. Он привёз Ольгу в Прагу, она произвела фурор на балу, где состоялся её первый выход. Но переговоры об этом браке зашли в тупик, под благовидным предлогом австрийцы отказали и это было очень тяжёлое для Николая оскорбление. Кроме того, была уже подобная история с его сестрой, которой тоже отказали в браке в последний момент, и она умерла от переживаний, как считалось.
Д.Ю. Ого.
Егор Яковлев. И Николай срочно хотел устроить этот брак, чтобы поддержать свою дочь, поэтому дело было очень деликатным. Выбор пал на герцога Вюртембергского и Горчаков как раз вёл на эту тему переговоры. Организовав этот брак, он оказал услугу августейшей фамилии и таким образом попал в поле зрения Александра II, будущего наследника престола, да и самого царя тоже. И когда разразилась Крымская война, Горчакова назначили послом в Вену.
Д.Ю. Опять вставлю. То есть он и со свадьбой разобраться не мог, там тоже оперативная работа никакая не велась: вербовочные беседы, подготовка. Как это можно – родную дочь везти непонятно куда, согласятся – не согласятся. То есть ему казалось, видимо, что с ним все согласятся.
Егор Яковлев. Это было действительно так. Он был излишне самоуверен в общении с монархами этих держав. Излишне самоуверен и в итоге получил Крымскую войну. Проявлялось даже в мелочах.
Д.Ю. А тут Горчаков удачно сработал.
Егор Яковлев. Да, Горчаков показал свою эффективность, но ещё большую эффективность он показал, когда его назначили послом в Вене во время Крымской войны. Потому что все эти ультиматумы, о которых я рассказывал, пришлось ему выслушивать, и он там ни на что повлиять не мог, но держал удар весьма неплохо. И новому царю Александру II это очень импонировало, к тому же, поскольку он задумал демократические реформы, давно созревшие, вполне адекватные, ему нужен был рядом человек, который много времени пробыл в Европе и более или менее был знаком с теми странами, где эти реформы были уже проделаны ранее. Поэтому Горчаков стал при нём сначала министром иностранных дел и впоследствии канцлером.
Очень важно, что российской дипломатии в целом удалось дезавуировать многие негативные планы, в частности Великобритании, по итогам Крымской войны. Потому что там существовал такой план Пальмерстона, по которому от Российской Империи должны были отторгаться множественные территории, включая Кавказ, Финляндию и так далее. Но российская делегация, приехавшая в Париж на заключение мира, сумела вбить клин между всё-таки соперничающими державами – Англией и Францией, и ограничиться совсем скромными территориальными уступками.
Д.Ю. А что мы уступили?
Егор Яковлев. Мы уступили протекторат над Молдавией и Валахией, это совсем скромные вещи и там какие-то клочки на юге, а Севастополь мы вернули и вообще все крымские земли, занятые противником мы вернули, потому что в этот момент мы сумели в Закавказье занять значительные территории Турции и произошёл такой вот размен.
Но была одна статья в Парижском трактате, которая всё-таки сделала этот мир позорным для России. Это был запрет держать военный флот в чёрном море. Россия в 1856 году лишилась права держать военный флот на чёрном море. Правда, его формально лишилась и Турция, но у Турции оставался мощный флот на Мраморном море и на Средиземном, поэтому это не имело для неё такого значения, какое это имело для России. Фактически, частично Россия утратила суверенитет над своим южным побережьем.
Д.Ю. То есть вопрос Крыма и флота даже тогда стоял очень остро.
Егор Яковлев. Конечно. Англичане просто там настаивали на этом. И вот задача Александра Михайловича Горчакова, смыслом его служения на посту министра, стала дипломатическая работа по отмене этой позорной статьи. И забегая вперёд, скажем, что Горчаков с ней справился. На это ему понадобилось 14 лет, хотя он и вступил в должность министра уже очень немолодым человеком, ему был 57. И Пушкин, который когда-то предрекал ему блестящую будущность, уже 20 лет был не с ними…
Именно тогда Горчаков выдвинул концепцию «Россия сосредотачивается», фраза, которая сейчас часто повторяется. Что он означала? Она означала, что Россия с решения проблем других государств, с бездумного следования практики политики легитимизма, с вмешательства в дела независимых держав переключается на строительство внутри себя, на проведение реформ.
И собственно это и произошло. Для России важной линией её дипломатии стало – не допустить ввязывания России в какую-то европейскую войну. Потому что никакие внутренние реформы естественно невозможны при ведении войны.
В чём суть дипломатии Горчакова: всю Европу продолжали сотрясать какие-то кризисы и Горчаков очень тонко и хитро, когда требовалась некая позиция России, всегда стремился хоть в чём-то, хоть чуть-чуть нарушить какие-то другие статьи Парижского трактата. Однажды он очень образно, а Горчаков был человеком, который блестяще владел речью, сказал итальянскому дипломату Франческо Альдаини: «По Парижскому трактату я наношу насечки перочинным ножом, но когда-нибудь я нанесу по нему сабельный удар».
И в свете успеха на Парижской конференции, где были торпедированы планы Англии, Горчаков начал выстраивать сначала союз с Наполеоном III. Наполеон III приобрёл некий символический капитал – он умело себя подал французскому обществу, как главный победитель Российской Империи, но не получил никаких территориальных приращений. Теперь ему хотелось ещё и расширить своё королевство. И он хотел это сделать за счёт Савойи и Ниццы.
Д.Ю. Как не просто, слушай.
Егор Яковлев. Были у него такие планы.
Тогда как раз происходил процесс объединения Италии. Кто не знает, Италия появилась только в XIX веке, в 1861 году, и первой столицей был Турин, потому что лидером объединения Италии было Сардинское королевство. А Италия частично находилась под властью австрийцев, поэтому для того чтобы объединиться и создать государство сардинцам пришлось повоевать с австрийцами. Они повоевали, а Франция отхватила себе вот эти кусочки, которые и ныне в её составе пребывают. И Наполеон III воспользовался поддержкой России. А России хотелось соответственно получить поддержку Франции в отмене вот этой позорной статьи Парижского трактата.
Но Наполеон III оказался очень недальновидным партнёром. Потому что буквально через несколько лет, уже 1861 году это началось, но пик пришёлся на 1863 год, в России разразилось очень тяжёлое масштабное восстание в Польше. Польша стала бороться за свою независимость.
Д.Ю. Поди, кто-то со стороны деньги давал? Добрые люди-то были?
Егор Яковлев. И деньги давали и, самое главное, поддерживали морально и дипломатически. Франция традиционно связана с Польшей, это две католические державы и французы всегда покровительствовали полякам. Естественно, когда Польша начала борьбу за независимость, во Франции разразилась компания на тему «кровавые русские убивают поляков». И там действительно было очень кроваво: поляки сначала вырезали русский гарнизон, потом пришли русские войска, тоже стали убивать поляков, то есть там была кровавая баня, это правда. И вся Европа была очень встревожена.
Естественно, в защиту поляков все противники России выступили – это была и Англия, это была и Франция, и Австрия тоже, хотя в Австрии тоже были польские земли. Все очень жёстко Россию критиковали, что она так гнусно ведёт себя по отношению к несчастной растерзанной Польше. А впоследствии Жюль Верн даже хотел первоначально сделать капитана Немо поляком, который пострадал во время этого восстания, но потом передумал и сделал капитана Немо индийцем, восстание сипаев в Индии оно чуть-чуть пораньше происходило…
И тут начали вырисовываться вновь какие-то более или менее серьёзные союзнические перспективы в отношениях с Пруссией, потому что она в этой вакханалии никакого участия не приняла и даже умеренно Российскую Империю поддержала.
Дальше Горчаков написал три ноты – английскому, французскому и австрийскому двору, в которых очень логично, дипломатично отверг все притязания этих держав, но всё дело решила военная история – восстание было подавлено, и Польша вновь затихла. В советской историографии эти события называли «дипломатическим походом на Россию», вот этот «дипломатический поход» закончился «дипломатическим уходом» западных держав. И снова продолжилось традиционное течение международных отношений.
Но последствием политики Наполеона III в этом вопросе был распад наметившегося русско-французского союза и Россия, Горчаков постепенно стал переориентировать свою политику на союз с Пруссией, где первую скрипку в управлении которой начал задавать небезызвестный Отто фон Бисмарк (Otto von Bismarck). Тоже выдающийся государственный деятель, целью и смыслом жизни которого было объединение Германии, потому что Германия тоже в тот момент, как и Италия, была понятием сугубо географическим.
Пруссия провела за 60-ые годы и начало 70-ых три войны, для того, чтобы объединиться. Пострадала та же Австрия, у которой были отторгнуты земли, впоследствии вошедшие в состав Германской империи, пострадала Дания, у которой Пруссия отвоевала Шлезвиг и Гольштейн. И последней на пути к созданию Германской империи была Франция, потому что Франция совершенно не хотела появления могущественной немецкой державы на своих границах. Франция себя привыкла считать гегемоном Европы и Наполеон III весьма энергично интриговал против Бисмарка.
Д.Ю. Слушай, а они друг друга ненавидят, как соседи? Вот эти, которые непрерывно переходили из рук в руки?
Егор Яковлев. В тот момент конечно они ненавидели, потому что там был целый ряд болезненных спорных вопросов, в первую очередь, Эльзас-Лотарингия, и всё это разрешилось только после Второй мировой войны. А тогда это был очень болезненный вопрос, экстраболезненный вопрос для них.
Д.Ю. А сейчас как, считают, что их оккупировали, должны платить репарации и прочее?
Егор Яковлев. Сейчас ситуация немного другая, сейчас же единая Европа, они сумели как-то снивелировать, возможно, и скорее всего подспудно как-то где-то это существует, но сейчас это единая Европа и все эти международные противоречия снивелированы, но это сейчас.
Это ситуация на данный момент, а вот тогда – очень болезненный вопрос. И это проявлялось даже в таких деталях, как стремление символически показать реванш. Мы впоследствии будем об этом разговаривать. Например, «вагончик маршала Фоша» – мой любимый пример. Маршал Фош (Ferdinand Foch), это французский маршал, в вагончике которого в Компьенском лесу был подписан мир с Германией, по которому Германия признавала своё поражение, так вот в 1940 году, когда Гитлер разгромил Францию, он заставил пригнать этот вагончик, и чтобы непременно там же Франция подписала свою капитуляцию. То есть до таких вот символических вещей у них доходила жажда реванша.
Д.Ю. «Реванш», кто не знает, это – «месть».
Егор Яковлев. Да.
С Франко-прусской войной, которая в итоге разразилась, связана удивительная, совершенно авантюрная история. Престарелый король Вильгельм I совершенно никакой войны не хотел. Но Наполеон III, он человек по характеру был такой, немного выскочка (его так и называли, кстати, в Европе очень часто). И поскольку он вроде бы племянник императора, великого человека и ему всегда хотелось соответствовать величию своего дяди, которое было неоспоримо, он очень часто себя вёл крайне неосмотрительно и довольно, я бы даже сказал, нагло и дерзко.
И вот в 1870 году произошёл дипломатический казус, связанный с тем, что на испанский трон захотел взойти один из немецких герцогов, родственник Вильгельма – Леопольд Гогенцоллерн (Leopold von Hohenzollern).
Д.Ю. Извини, опять перебью. Вот послушаешь, там вообще местные национальности, чтоб испанцами правил испанец, а англичанами – англичанин…
Егор Яковлев. Это традиции, в течение довольно длительного времени.
Д.Ю. Тысячелетий… и что-то это никого…
Егор Яковлев. Не тысячелетий – столетий.
Д.Ю. Многих столетий, да. А у нас из-за несчастного Рюрика столько крику – русский он был или не русский…
Егор Яковлев. У меня есть ответ, почему из-за несчастного Рюрика столько крику. Это последствия нацистской расовой теории. Потому что только России ставили это в вину. Какие-то внешние силы, агрессоры ставили это в вину и обосновывали этим неполноценность нации. Это было связано только с Россией. Вот именно поэтому и крик.
Д.Ю. Мы об этом потом отдельно поговорим.
Так, что Гогенцоллерн?
Егор Яковлев. Это был абсолютно рядовой эпизод, поскольку все европейские монархи были связаны друг с другом какими-то родственными узами и теоретически все старались занять эти престолы.
А Наполеон III потребовал, чтобы Вильгельм заставил Леопольда не претендовать на престол. К королю отправился французский посланник, а король, поскольку он был дипломатичный человек, не хотел ещё одной войны, он сказал, что да, хорошо. И действительно, повлиял на своего родственника, чтобы он не выказывал никаких претензий. С одной стороны, это была дипломатическая победа, но Франция тоже хотела войны. Она тоже боялась усиления Германии и тоже хотела войны. Вильгельм своим соглашательством сорвал отличную игру, хотя выглядело, как дипломатическая победа. И тогда ещё раз и потом ещё раз ходил французский посланник со всё более и более наглыми требованиями.
В конце уже французское требование заключалось в том, чтобы прусский король написал специальную бумагу, в которой обязался бы, что Леопольд Гогенцоллерн никогда не будет претендовать ни на какой престол. Это был уже вообще верх международной наглости, но король Вильгельм, понимая, к чему всё идёт, он всё старался избежать этой войны и в конце концов он в последний раз находясь в Эмсе, он сказал французскому посланнику, что, хорошо, возможно это произойдёт и они продолжат беседу в Берлине. И написал об этом сообщении Бисмарку – своему канцлеру. Бисмарк это сообщение получил, а в это время, когда он её получил, он обедал с руководителями прусской армии.
Бисмарк сообщение получил, зачитал вслух и за столом воцарилось страшное уныние, потому что выглядело, будто Пруссия действует абсолютно в фарватере французской политики и вообще не является суверенным государством. Тогда Бисмарк взял перо и вычеркнул оттуда несколько фраз, из которых следовало, что Вильгельм I на всё согласен. Когда он передал эту депешу Мольтке (Helmuth von Moltke), Мольтке её прочитал и сказал: «Ну вот, другое дело. Теперь это выглядит как призыв к борьбе». И вот в таком виде они всё это опубликовали. Когда Наполеон III это прочитал, его чуть не хватила горячка, потому что, сам-то он вёл себя нагло, но стерпеть такую наглость от проклятых бошей он не мог. Поэтому Франция (по большому счёту французские военные только и ждали того, чтобы начать войну и зарвавшихся немцев победить) тут же объявила войну немцам, что было довольно глупо, поскольку это была явная агрессия.
Д.Ю. Как в известном мультике: «Нашему царю-батюшке показали фигу. Умрём все до последнего».
Егор Яковлев. Да. Так вот, что происходило дальше, прекрасно и достоверно описано, например, в романе Эмиля Золя «Разгром», но нам интересно, как вела себя Россия. Произошедшее было вообще золотой мечтой царя и Горчакова – в Европе началась большая война между двумя главными фигурантами Центральной Европы, в которой Россия не участвовала. Французы, когда их начали уже громить, попытались заручиться поддержкой царя и Горчакова, но Россия сказала: «Нейтралитет». Пруссакам, понятно, нейтралитет был дружественный, французам – менее.
И вот в момент, когда прусские войска подходили к Парижу, Горчаков издал ноту, суть которой заключалась в следующем: поскольку в Европе происходят такие грандиозные события, то Парижский трактат утрачивает свою силу, поскольку он был заключён в совершенно других и мы более не считаем себя связанными данным международным соглашением и тут же приступаем к строительству Черноморского флота снова.
Д.Ю. Звёздный час пробил.
Егор Яковлев. Да, это был звёздный час.
Конечно это произвело эффект разорвавшейся бомбы, Англия негодовала. Но Англия сидела на своём острове, как обычно, и не имела никакой возможности повлиять, потому что обычно она влияла с помощью своих континентальных союзников, но в это время все, кто претендовал на роль континентального союзника, были очень заняты.
Французам вообще было не до этого. Они может быть и имели свою точку зрения на этот вопрос, но им просто было вообще не до этого.
Д.Ю. Надо было отбиваться…
Егор Яковлев. А пруссаки в этот момент были очень благодарны тем, что никакой войны на два фронта. И мы запомним, что когда в Европе идёт война между двумя группировками, между двумя могущественными лагерями, то Россия в этот момент извлекает свои выгоды, потому что однажды такая ситуация повторится уже в XX веке.
По итогам франко-прусской войны была провозглашена (впервые) Германская империя и хотя Россия косвенным образом поучаствовала в её создании, очень быстро стало понятно, что чрезмерно могущественная Германия может угрожать и России. Притом, что немцы, окрылённые своими успехами, были достаточно агрессивными и в 1875 году у них даже существовал план повторного разгрома Франции. Русские отнюдь не хотели, чтобы Германия стала властелином всей Европы, ей было интересно, чтобы там существовали разные центры силы. И поэтому Россия чётко заявила, что не поддержит эту новую войну и Германия была вынуждена сбавить обороты.
Но Бисмарк ещё доброжелательно относился к России, известна его фраза – «На востоке врага нет», он мыслил таким образом, что Россия и Германия должны находиться если не в союзе, то хотя бы в дружеском нейтралитете по отношению друг к другу. Но после того, как Бисмарк сошёл с политической арены, стало понятно, что Германия может предъявлять к России в том числе и территориальные претензии.
В Германии, в связи с объединением (это был естественный процесс, но в какой-то момент он вышел из-под контроля) рос национализм. Германия становилась всё более энергичным европейским игроком, она обзавелась заморскими колониями, но их не хватало, потому что мир уже был к тому моменту поделен. И в германском обществе росла идея, что Германия несправедливо обделена. И становился вопрос – чем она обделена. Сначала обсуждались заморские колонии, потому что нужны были рынки сбыта, потом возникло представление, что Франция как-то слишком большая и там есть несколько территорий, которые было бы неплохо присоединить, часть Лотарингии ещё. А потом обратили внимание на то, что русская Прибалтика — это вообще-то древние немецкие земли, можно и это тоже присоединить. А к Англии предъявляли претензии, потому что Англия владычица на морях и почему это одна Англия…
И постепенно в Германии взращивалось то, что получит название «прусского милитаризма» в советских учебниках, в советской риторике. Поэтому Германия к 1914 году, к началу Первой мировой войны, это молодая империя, которая страстно хочет расширения рынков сбыта и своей территории. И вообще, фактор создания Германской империи – один из двух, на мой взгляд, важнейших факторов в развязывании Первой мировой войны.
Видя такие тенденции, Россия естественно стала блокироваться с Францией, потому что Франция жаждала реванша с одной стороны, с другой стороны – она понимала, что и Германия хочет полного разгрома Франции и ей нужен был союзник, Россия была прекрасным претендентом на эту роль. В связи с этим была создана такая любопытная коалиция, потому что после поражения Французской империи там снова была провозглашена Республика и Александру III, уже новому монарху, монарху самодержавному, пришлось стоять и слушать Марсельезу.
Д.Ю. Проклятых революционеров песня.
Егор Яковлев. Да. Вот такой неожиданный союз возник. Но тем не менее, этот союз укрепился и символами его стали мост Александра III через Сену и в Париже и очень похожий на него, но значительно более широкий, Троицкий мост в Петербурге.
Д.Ю. Не замечал сходства, там покрасившей, золота больше и вообще…
Егор Яковлев. Но Троицкий мост тоже построен французами. Причём, изначально его строить должна была компания Эйфеля, но потом там что-то не срослось, и он был построен другой компанией.
Д.Ю. В целом, ты знаешь, у меня складывается вот такая картина в голове: что государства – это некие пузыри, а в пузырях живут граждане, которые сидят и внимательно смотрят, как бы соседний пузырь не надулся бы больше, чем наш. И как только они видят, что пузырь надувается, они туда гурьбой, со всех сторон бегут и тыкают в него не то шильцами, не то ножиками – сбавь обороты, скромнее надо быть, скромнее. И так везде и бегают, объединяясь на почве того, что кто-то вырос и надо его подколоть срочно, воздух-то приспустить и всё должно быть тихо-спокойно.
Потому что, как только ты вырастишь, мы-то знаем, что ты затеешь. Сразу территориальный пересмотр всего на свете. Поэтому нас так ненавидят, блин…
Егор Яковлев. Самое страшное, что были ещё маленькие пузыри.
Д.Ю. А эти что?
Егор Яковлев. Я сказал, что первый фактор – это Германская империя. А второй фактор – это распад империи Османской, то есть Турции.
Вкратце. В 1877 году Россия вступила в войну с Османской империей за освобождение Болгарии. Вообще, середина 70-ых годов, это череда восстаний славян, которые находились под османским владычеством. Туда массово ехали русские добровольцы, как сейчас на Донбасс. Массово ехали, причём даже без одобрения русского царя. Это осуждалось какое-то время, потому что Россия к войне была не готова. Тогда ещё канцлером был Горчаков, он очень осторожно к этому относился, вообще призывал избегать войны.
Но всё-таки Россия в эту войну ввязалась, понесла огромные материальные издержки, освободила Болгарию, но геополитически мало чего приобрела. Почему. Потому что, разгромив Турцию и выйдя фактически к Константинополю, генерал Скобелев, главный полководец этой войны, смотрел на Константинополь и мечтал его взять (это, кстати, описано в романе Бориса Акунина «Турецкий гамбит» довольно достоверно), но – было невозможно. Потому что остальные «пузыри» начали бы тыкать в российский – Англия заявила, что она объявит войну, Австрия тоже начала делать демарш. Россия к всеевропейской войне была не готова. Поэтому, практически от всех завоеваний пришлось отказаться.
Хотя, были такие символические шаги, например, Сербия получила независимость, Черногория, Болгария частично. И Россия надеялась, что все эти новообразованные державы на Балканах, они будут двигаться в фарватере российской политики. Этого не случилось.
Д.Ю. Они нас отблагодарили, как водится.
Егор Яковлев. Да, но не все. Но самое обидное, ужасное и тяжёлое, что у них у всех были друг к другу претензии и они все были неуправляемы. И собственно, эта войны 1877-1878 годов, она заложила основы Первой мировой. Почему.
Потому что Босния и Герцеговина, тоже часть Османской империи, по Берлинскому уже трактату, подписанному по итогам этой войны, она должна была находиться под протекторатом Австро-Венгрии, ну и Россия была вынуждена с этим смириться. Но сербы рассматривали Боснию и Герцеговину как свою историческую область.
И в итоге в начале XX века разразился Боснийский кризис. Почему? Потому что Австро-Венгрия решила не только протекторат осуществлять, а прямо присоединить Боснию и Герцеговину. Австро-Венгрия только теряла свои территории и, как я уже говорил, она стала ещё более лоскутной империей, было решено поддержать престиж империи захватом вот этой области.
Д.Ю. А они имеют там какой-то экономический смысл, военный смысл?
Егор Яковлев. Конечно, экономический смысл, да, но и символический смысл тоже в этом был.
Разразился так называемый Боснийский кризис. Австрийцы там вели переговоры с русским министром иностранных дел А.П. Извольским в тот момент. Идея фикс российской дипломатии продолжала быть история с Проливами. И Извольский договаривался с австрийской дипломатией о том, что, ладно, мы отдаём вам Боснию и Герцеговину, но выступите за то, чтобы у нас было право пропуска наших военных судов через Босфор и Дарданеллы. Австрийцы там что-то обещали, они планировали какое-то совместное заявление, но в итоге – Австрия обманула. Они заняли Боснию и Герцеговину и объявили, что теперь это их.
Сербия резко протестовала. А Россия – это же главный покровитель славян на Балканах, поэтому Россия за сербов вступилась, пыталась каким-то образом на Австрию повлиять.
Д.Ю. А в это время Гаврила Принцип уже чистил пистолет…
Егор Яковлев. Нет, Гаврила Принцип ещё не чистил, потому что в это время ему было 14 лет всего.
Так вот, в это время Вильгельм II уже чистил своё ружьё. И он за Австро-Венгрию резко вписался, он сказал, что, дорогие мои, мы – за Австрию, вот у нас такой союз, мы австрийцев в любом случае поддержим. Николай II хотел начать войну уже в этот момент, он очень близко к сердцу это принял, расценил, как оскорбление и как в перспективе (и правильно расценил) как подрыв своего авторитета. Потому что та государственная, неловкая, но тем не менее, пропаганда, которая существовала в Российской Империи, она изо всех сил говорила о том, что мы покровители наших единоверцев и так далее. И была не то, чтобы пикировка, но был довольно резкий разговор Николая со Столыпиным, и Столыпин, который был в тот момент премьер-министром, уговорил Николая не ввязываться в эту войну. Николай II согласился с передачей Боснии и Герцеговины Австрийской империи. Это было одно ядро будущего конфликта.
Были ещё и другие моменты, связанные с тем, что все новообразованные государства сначала посчитали, что недостаточно у них территории и недостаточно территории отвоёвано у Турции. Вот эта идея «бедного больного» она теперь и их преследовала, они считали, что Турцию надо дожать, потому что Турция сопротивляться не может. И в 1912 году, коалиция в составе Сербии, Болгарии, Черногории и Греции атаковала Турцию. Естественно победила. Но главным бенефициаром той войны на тот момент стала Болгария. Болгария забрала себе большой кусок. И к Болгарии возникли вопросы у Черногории, Греции и Сербии, а также у Турции, которая решила, что раз ребята ссорятся, то можно к ним присоединиться. И в 1913 году всё пошло по новой, но уже в новом составе и уже против Болгарии. Болгария, кстати, сама первая напала, потому что понимала, что сейчас начнётся.
Именно тогда появилось выражение «пороховой погреб Европы», потому что на Балканах постоянно было какое-то брожение: они делили границы, завоёвывали друг друга. И Сербия в этих двух войнах добилась значительных успехов и там уже начало разворачиваться активное национальное движение, которое возводило в культ обиженность Сербии – что недостаточно, что разделённый народ, а главный враг это кто, это – австрийцы в данный момент, которые присоединили Боснию и Герцеговину. Происходило это всё помимо правительства Сербии и Россия ничего с этим поделать не могла. Так вызревали причины Первой мировой войны.
Но кроме этого была ещё Англия. Почему Англия традиционный противник России, с которой мы много соперничали на Востоке, но в начале XX века удалось найти некий консенсус. В 1907 году была заключена Англо-русская конвенция, которая разграничивала сферы влияния на Востоке. Россия признавала Афганистан сферой влияния Англии, потому что Англия боялась, что Россия вторгнется в Афганистан, но Россия отказалась.
Д.Ю. Где Англия и где Афганистан.
Егор Яковлев. Да. Но здесь также уместен вопрос – где Россия, где Англия, а где Иран, потому что в этой же конвенции они поделили Персию между собой на сферы влияния. И вроде как вот это противостояние они сумели смягчить и даже возникли определённые условия для заключения союза. Вот так возникла Антанта.
Д.Ю. Я бы ещё заметил: что ни граждан Афганистана, ни граждан Персии при этом никто ни о чём не спрашивал.
Егор Яковлев. Конечно не спрашивал. Вот так сформировалась Антанта.
А Германия решительно поддержала Австро-Венгрию. И в этом был большой географический смысл, потому что державы граничили друг с другом, составляли единое целое. Им было в Первой мировой войне проще, чем Антанте.
Вот такой экскурс в международную политику мы провели и показали расстановку сил перед Первой мировой войной. Ну а в следующем выпуске мы уже начнём непосредственно сам цикл и изучим: с чего началась Первая мировая война, можно ли было её предотвратить, как действовала русская армия на разных этапах Первой мировой войны, почему Николай II возглавил армию в 1915 году и каков он был как Верховный Главнокомандующий.
А также мы посмотрим, каково было отношение союзников к Российской Империи и платили ли они сторицей за те усилия, которые Россия прилагала на Восточном фронте.
Д.Ю. Однако. Как в песне – «Все мозги разбил на части, все извилины заплёл». Вот завёрнуто-то ёлы-палы…
Егор Яковлев. Главное, чтобы расплелись.
Д.Ю. Караул. Ну а забегая вперёд, решаются подобные задачи только с помощью мировых войн, да?
Егор Яковлев. Решаются они по-разному. Но в тот момент был просто такой клубок противоречий, что его решить каким-то образом иным, было просто невозможно. Пытались. Не идиотом был Николай II и окружали его не идиоты. И стремление решить всё дипломатическим путём было. Но это был уже случай шпаны, которая в тёмном переулке тебя остановила и спросила закурить. Вот именно так Австрия себя вела по отношению к Сербии в итоге.
Понятно, что там уже никакие дипломатические усилия не могли решить. И если бы каким-то чудом так произошло, что ситуация лета 1914 года разрешилась, то очень скоро возникла какая-нибудь другая ситуация. То есть выстрел Гаврилы Принципа, который мы будем обсуждать в следующий раз, он был поводом, а не причиной произошедших событий.
Д.Ю. Вырисовывается достаточно печальная картина. Вот страна, в нашем так сказать первозданно-православно-монархическом виде, всё равно её все ненавидят и имеют к ней какие-то претензии…
Егор Яковлев. Ну не все, не все ненавидят. Сербия, например, любила – она ждала, что Россия спасёт.
Д.Ю. Но ключевые игроки как-то несколько иначе на всё это смотрят. И это несмотря на отсутствие большевиков, «коммунистической заразы».
Егор Яковлев. Вот это важно, да.
Д.Ю. Всё равно ты как-то окружающих не устраиваешь – ни твои размеры, ни твоя мощь. Тебе надо стоя вокруг тыкать ножиками в твой пузырь и тебя приспустить.
Егор Яковлев. Это правда то, что большевиков там не было и рядом, но тем не менее, и страх перед русской мощью, перед русскими размерами и непонимание национального характера, всё это совершенно явно присутствовало и даже некоторый расизм, во всяком случае, к русскому мужику, к русскому солдату, который был основной силой русской армии. Всё это со стороны союзников и даже противников присутствовало.
Д.Ю. Это мне грубую аналогию с анекдотом напоминает. Идут по лесу Винни-Пух и Пятачок, идут-идут-идут и тут вдруг Винни-Пух дрын с земли хвать и как даст Пятачку по морде. Винни, за что?! От вас, свиней, всего можно ожидать.
Егор Яковлев. Примерно так.
Д.Ю. Ужасно, ужасно.
Егор Яковлев. Мне вспоминается другое. Когда Бисмарк заявил, что собирается объединить Германию «железом и кровью», Фёдор Иванович Тютчев написал стихотворение. В этом стихотворении были такие строки: «Провозгласил оракул наших дней, что можно мир скрепить железом лишь и кровью, но мы попробуем скрепить его любовью, а там посмотрим, что прочней».
Вот эта странная позиция русских людей – говорить о любви в тот момент, когда все настроены сугубо прагматично, она реально пугала. Она пугала и вызывала серьёзное непонимание. И это даже видно по последующим статьям Геббельса и в книге Розенберга «Миф двадцатого века», в которой, как я рассказывал в прошлом цикле, пытался доказать, что это русские так от неполноценности, что они ничего Европе не дали и только придумали, что мир должна бескровная любовь скреплять, а бескровная любовь ничего не скрепляет, скрепляет только кровь и железо.
Д.Ю. Им, видимо, виднее, чем их Европа скреплена и почему.
Егор Яковлев. Просто мы – другие.
Д.Ю. Круто. Совершенно неожиданно. Ряд вещей, как обычно, никогда даже и не слышал.
Спасибо. Продолжим дальше.