Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Тим, добрый день.
Тим Кёрби. Добрый день!
Д.Ю. Ты редкий в моей жизни американец...
Тим Кёрби. Ну я был бы чаще, если бы я был в Питере чаще, потому что всегда хорошо с тобой общаться, я чувствую себя здесь, как дома. Очень часто малознакомые люди говорят: "Я чувствую себя у тебя, как дома", но для меня на самом деле это правда. Пока у тебя было интервью с другим человеком, прекрасно посидел на диване, поработал немножко. Здесь очень удобное место и такое тихое. Все почему-то думают, что я очень активный, хочу в ночной клуб, хочу что-то делать - нет, тишинаааа. Это прекрасно. И промышленность - тут промышленный пол, завод, но тихо. Это идеал.
Д.Ю. Раньше был завод, теперь ничего нет.
Тим Кёрби. Но пол заводской.
Д.Ю. Не могу не задать тебе вопрос: ты родился и вырос в Америке, а в Америке, как известно - в России всем всё известно про Америку, ты же знаешь - у всех в Америке есть пистолет и ружьё. Правда ли это?
Тим Кёрби. Я не знаю по поводу всех, но по статистике, по-моему, на каждого человека есть огнестрельное оружие. Нас 330 миллионов, и где-то 300 миллионов единиц оружия есть в США. Но чаще всего это у фанатов, которые собирают оружие. Это типа как если у человека есть одна татуировка, очень часто начинается вторая, третья, четвёртая. Такая тенденция и с оружием тоже. У моего отца есть 20, может быть, больше или меньше, потому что он иногда покупает, иногда продаёт. Он использует их, по-моему, как водку в 90-ых - немножко как валюта. Это причина того, что они меняются: он смотрит, что это я могу купить за 75 долларов, но я уверен, что я смогу продать это за 150 долларов - это его главный повод. У него есть, может быть, 3-4, которые ему очень нравятся, и он их использует.
Д.Ю. А остальное - это социализация, да, т.е. парни, которым тоже нравится оружие, они общаются друг с другом, что-то продают, покупают, меняются?
Тим Кёрби. Для моего отца это как валюта, а для других - коллекция, возможно. Например, крутящийся затвор, или как это - я всегда забываю этот термин, как на винтовке Мосина, мне очень нравятся именно вот такие вот - маузер, "мосинка", типа винтовки Первой мировой войны, потому что мне очень нравится это ощущение. Но потом хочется что-нибудь иное, что было бы ближе к автомату - и это другое ощущение. Они все разные, и хочется все использовать. Но честно говоря, я не особо люблю пистолеты, я не знаю, почему. Как-то они более скучные.
Д.Ю. А вот американец, у которого есть огнестрельное оружие, часто ли из него стреляет?
Тим Кёрби. Нет, по-моему, очень редко, потому что мои друзья, например, почти все купили оружие, кроме одного. Даже у меня есть очень хороший друг, но его мировоззрение - 100% Берни Сандерс, Гиллари Клинтон и так далее, и он боится расизма Трампа, но всё равно у него есть пистолеты. Это немножко парадокс, но всё равно мы не в Нью-Йорке, мы не в Сан-Франциско, мы в своём "ржавом ремне", как это называется, "...rust pelt", поэтому у нас немножечко другая логика, но всё равно они только используют своё оружие, когда я в гостях в Америке, это раз в год максимум.
Д.Ю. То есть, показать тебе и вместе пострелять?
Тим Кёрби. Просто у нас есть территория, у моих родителей есть огромное пространство, и можно открывать огонь. В России, особенно в Москве, есть клубы, где можно стрелять, но это хуже, чем не стрелять - это скучно, они считают тебя идиотом, поэтому у каждого стоит человек за спиной. Когда человек использует оружие, и есть голова за спиной всё время, это, во-первых, более опасно и очень невесело. Например, я говорю: "Сейчас, пожалуйста, пишите цифры - 1, 2, 3 и так далее до 100, очень красиво, я дам вам 50 рублей." - "Хорошо." "Вы начинаете? Нет, это не так, и это не так, и это не так..." И вот это называется отдых с ружьём в России. Мне очень не нравится всё это. В Америке это тоже похоже, тиры в городе узкие и очень громкие, а на своей территории это всё интересно - давай найдём мусор и посмотрим, как этот мусор взрывается.
Д.Ю. Я поделюсь с тобой опытом: вот я служил в милиции, там мы, естественно, регулярно стреляем. Не знаю, как в Америке полиция, в России милиция - это военизированная организация, служат там те, кто...
Тим Кёрби. И в Холодной войне мы очень-очень ругали вас за такую военную милицию, а теперь в какой из стран есть военная милиция? Поэтому это ещё момент, что людям надо в контексте времён смотреть. Прости.
Д.Ю. Мы все служили в армии, т.е. в милицию брали только тех, кто отслужил в армии, это обязательно было раньше. Все с оружием обращаться умеем, у нас со школы этому учить начинали - в школе автомат Калашникова надо было разбирать, собирать, в старших классах школы все умели, все зачёты сдавали. А в милиции пистолеты - автоматический пистолет Макарова называется.
Тим Кёрби. К сожалению, я никогда не использовал, но хочется - такое известное оружие.
Д.Ю. Соответственно, по большей части учили стрелять из него. Во-первых, сначала учат, потом сдаёшь зачёты, потом регулярно надо отмечаться, и если тебе это интересно, то тем более ты будешь ходить стрелять. Естественно, всё это сопровождают сугубо военные процедуры: на рубеж, все подошли, встали, номер первый к стрельбе готов, номер второй к стрельбе готов - огонь! Все начинали стрелять. Номер первый стрельбу закончил, номер второй стрельбу закончил, передёрни, вынь магазин, положи всё это.
Тим Кёрби. И всё чётко, надо, по-моему, может быть даже оформлять бумажки на патроны, или какие-то бюрократические процессы. Это тоже неинтересно.
Д.Ю. Ну патроны у нас даже в перестройку - для бандитов 1 патрон 1 доллар стоил. Это очень дорого было. Из них же людей можно убивать, поэтому за этим внимательно смотрели.
Тим Кёрби. Однажды мы нашли патрон просто в Кузьминках. Это было круто, по-моему, он был для Макарова, выглядел, как такой калибр. Я отдал в милицию, потому что у меня есть дети, у меня вообще нет пистолета, поэтому было зря.
Д.Ю. Пропал патрон!
Тим Кёрби. Ну да, мой сын очень любопытный, уже сломал клавиши "W" и "2" на компьютере, поэтому лучше, чтобы этого не было, особенно когда нет пользы.
Д.Ю. Раньше ничего этого не было у людей, охотничье оружие было всегда, его очень много, но оно хранится специальным образом. А тут меня друзья как-то позвали: приезжай, у нас пострелушки. Приезжай пострелять из всякого. Мы приехали с Дементием вдвоём - там огромный стол, на столе вывалено, кто что привёз - у кого что есть: охотничье, не охотничье. Ну оно по большей части числится, как охотничье, не сильно автоматическое.
Тим Кёрби. Ориентируются на легальное.
Д.Ю. Да, очередями не стреляет, но одиночными лупит автоматически. И вот вышел, если можно назвать, инструктор, всем в двух словах объяснил, что делать дальше, все похватали это оружие и, размахивая им, они друг в друга его направляют, они стоят толпой, они не пойми что делают. Мне всё время хотелось лечь на землю, хотя мне было понятно, что...
Тим Кёрби. Ну да, это мне тоже страшно.
Д.Ю. Поэтому, когда вот этот за спиной стоит, то в нём, наверное, есть какой-то смысл.
Тим Кёрби. Но у тебя был сержант тогда в милиции, они сержанты называются, наверное, а у меня был папа. Папа с рождения очень бил в голову, ему не надо было бить - я был послушным в плане всех эти правил, поэтому, может быть, тоже для многих американцев это уже народная традиция. Ну да, это страшно, когда весёлые люди берут пистолеты себе.
Д.Ю. Вот такое вольное обращение с оружием - ты сталкивался с несчастными случаями? Бывает, что кто-то кого-то нечаянно подстрелил.
Тим Кёрби. Да, однажды, я не знаю как, но при попытке что-то убрать из крючка - не знаю, растение какое-то - сын друга моего отца выстрелил почти в моего отца, достаточно близко, отец сказал, что даже почувствовал этот воздух. И ещё какой-то далёкий знакомый моего отца купил оружие эконом-класса, и когда надо было открывать затвор, это был полуавтомат: затвор идёт обратно, берёт новый патрон и вперёд - это как-то не двигалось вообще, заклинило, пуля не улетела, и этой всей силой разорвало на месте. Операция, конечно, исправила, но всё равно сильно повредил правую руку. Это рассказы из полу-личного опыта. Я видел, когда отец почти пострадал, а это просто рассказ через отца.
Д.Ю. Я читал специальные книжки - есть наука криминология, которая рассказывает о преступниках, о поведении преступников, как они преступления совершают, почему совершают вот так, и всякое такое. Там, например, для меня неожиданно было, это не наша книжка, книжка ваша, американская, добротная, и в книжке написано, что большинство смертей, ранений от огнестрельного оружия в Америке получаются на охоте, когда люди пошли на охоту, кто-то кого-то...
Тим Кёрби. Ошибки, да.
Д.Ю. Да-да-да, не грабители, не убийцы, не преступники - нормальные люди ходят на охоту...
Тим Кёрби. Я тоже забыл упомянуть: однажды мы были, есть первый день, когда можно охотиться на голубей в Америке, это больше как спорт, потому что они не очень вкусные, но их много. И вот с дистанции примерно 60 м один человек очень низко стрелял, это был дробовик, поэтому я почувствовал на ноге осколки, один попал в мясо, но я его вытащил. Это не было достаточно глубоко, что надо было швы и всё это, просто надо было достать, и кровь сама по себе закрылась. Да, это такой момент на охоте, потому что на охоте очень часто ничего не видно, а когда мы просто все стоим в ряду и уничтожаем бутылки, особенно в трезвом виде - ну как авария может случиться? А на охоте, особенно когда много разных люди вместе, это всегда возможно.
Д.Ю. Я прочитал и подумал, что, наверное, на охоту ходит очень много народу.
Тим Кёрби. Достаточно, да.
Д.Ю. Всем интересно. Даже Дик Ченни ухитрился кого-то подстрелить.
Тим Кёрби. Да, вот это было тоже. Очень часто в июле я хожу на охоту, но это сельская жизнь, чаще всего если есть сельская жизнь, то есть охота. Городские дети, конечно, быстро забывают свои традиции.
Д.Ю. А у него имя обидное - его зовут "Дик"?
Тим Кёрби. Ну да, теперь это очень некрасиво. По-моему, количество американцев с именем Ричард резко уменьшилось из-за сленга. С другой стороны, это очень трудно, потому что у нас много одинаковых слов в английском языке, поэтому придумать имя, чтобы невозможно было пошутить над человеком, это очень трудно. Мой сын - Макс: Макс - экс лекс (слабительное). Это я только что придумал. Всегда можно что-нибудь такое... Для меня тоже "Южный парк": "Тиииим!" Поэтому мне надо было в 90-е потерпеть это, до этого ничего особо не было связано с моим именем, за исключением того что в старых детских фильмах мальчиков всегда звали Тим, я не знаю, почему, но была вот такая тенденция.
Д.Ю. В России редкое имя, по-русски ты бы был Тимофей.
Тим Кёрби. Да, Тимофей или Тимур. Честно говоря, Тимур звучит лучше, потому что "ффффей"... Буква "Ф" мне не нравится - такая большая и круглая, неуклюжая буква.
Д.Ю. Это ваша, в русском языке её раньше никогда не было, это из Греции пришло.
Тим Кёрби. Конечно, да, потому что по-английски и по-гречески это "Thadya", как мы говорим, а не "Федя".
Д.Ю. Ну ладно, отвлеклись немного. И вот есть оружие, и, как я понимаю, люди, у которых есть оружие, не очень стремятся ходить в тир каждую неделю, отрабатывать выхватывание и меткую стрельбу?
Тим Кёрби. Нет, это требует много денег, это дорого. Патроны, благодаря Обаме - не в прямом смысле, а в косвенном - стали дороже. Я не знаю, может быть, из какого-то оружия будет 50 центов за выстрел, доллар за выстрел. Например, когда мой друг в Питтсбурге купил для само защиты Desert Eagle, это был тогда доллар за выстрел.
Д.Ю. Дорого.
Тим Кёрби. Но если это калибр 22 LR, то это было раньше 20 долларов за 500 выстрелов. По-моему, это теперь заметно дороже, может быть, 40 долларов за 500 выстрелов.
Д.Ю. Люди часто ходят с пистолетами в тиры тренироваться?
Тим Кёрби. Тренироваться нет, а ходят с пистолетами часто. Потому что ежедневная жизнь такая, ну ходят и ходят. В России я хожу с холодным оружием, но не в Питере, потому что мне надо на поезд, и я не хочу...
Д.Ю. На поезде не проверяют.
Тим Кёрби. Есть иногда. Просто я не хочу проблем с милицей, особенно пока я не оформил гражданство. Оформлю гражданство, тогда пусть будут проблемы, я смогу разобраться. Но в Москве у меня всегда холодное оружие с собой.
Д.Ю. И вот американец, у него есть пистолет, и ты говоришь - имеет право ходить и носить его. Он его как носит - спрятанным или открыто, чтобы видно было?
Тим Кёрби. Это регулируется законами штатов. Например, мой друг в Питтсбурге, который купил Desert Eagle, в Пенсильвании должен просто заплатить 12 долларов, нужны 3 вида идентификаций, чтобы показать, что человек - гражданин штата, не Америки, а штата, и может носить пистолеты с собой.
Д.Ю. Под курткой, спрятанные?
Тим Кёрби. Спрятанные, да. А в Огайо, чтобы носить спрятанное оружие, надо уже пройти курсы - это деньги, 12 часов обучения, тест. Ну может быть, как водительские права практически. У моей мамы есть это, я знаю точно. А в Западной Виргинии, а эти штаты все рядом друг с другом, по-моему, там вообще носить оружие нельзя. В Калифорнии точно, там ад для оружия, вообще для мужчин Калифорния ад просто, если у тебя член, то представьте, что он отрезан. А по-моему, в Западной Виргинии вообще такое невозможно. Но покупать оружие там можно.
Д.Ю. Ну и вот человек ходит с пистолетом по улице - зачем ему это надо?
Тим Кёрби. Это интересный и философский вопрос. Он думает, что для самозащиты, но на самом деле, по-моему, это больше для уверенности и ощущения мужества, что я могу, я не буду жертвой, я могу что-нибудь делать, я это сделаю. Но честно говоря, обычный человек вряд ли что-нибудь сделает. Но всё равно, это опять же философский вопрос: хотите ли вы маленький шанс на выживание, что вы мужик, вы можете бороться, или не иметь вообще никакого шанса на выживание? И уже какой аргумент сильнее. Это как у меня: я не ожидаю, что я буду каким-нибудь ножом, битой или ещё чем-нибудь решать ситуация в России, но если что-нибудь случится, то это большой плюс. Это как ремень безопасности в машине - пока я не был в автоаварии достаточно сильной, чтобы я погиб без ремня, но всё равно как-то хочется щёлкнуть ремень, понимаешь.
Д.Ю. А ситуация с преступностью? Вот мы с тобой сидим, и нам с тобой ни пистолеты, ни ножи не нужны, мы нормально себя чувствуем. А раз он берёт пистолет на улицу? Вот я из дома выхожу, пистолет в кобуру и пошёл, то наверное, я так думаю, он ощущает какую-то опасность, что что-то может случиться, и нужен пистолет?
Тим Кёрби. Это тоже культурный фактор в Америке. Очень часто российские аналитики, которые анализируют Америку, иногда слишком глубоко влезают в пионерское время у нас. Изначально, когда люди переехали из Европы в Америку, там была дикость, вне дома страшно, там дикари, непонятно, что будет, и оружие - это хорошее решение на все 3 проблемы. По-моему, именно от этого начинается. Ну и это тоже: я могу всё сам делать, у нас есть Американская добровольческая армия, бла-бла-бла. Всё вот так связано. Поэтому это немножко другое, чем если человек живёт в Японии, где убийства очень редкая вещь, и поэтому незачем. В Америке убийства есть по статистике, и есть некоторые очень опасные районы. Мой дед, который оставил пистолет, когда он взял зарплату, это было давно, ещё до карточек, физически взял 5 тысяч тогдаших долларов в карман из банка и шёл домой, и это было единственное время, когда он носил пистолет, потому что он знал, что если эти деньги не дойдут домой, до сотрудников, то это конец жизни всех его сотрудников. Это тоже была другая Америка, когда босс заботился о своих ребятах, он знал всех их жён, и так далее. И тут же он ожидал, что если он не отдаст деньги, может быть, в него будут стрелять, но он умрёт, чтобы у сотрудников были деньги. Это очень трудно представить на современной, не знаю, газозаправке в России или в Америке сейчас. Такой менталитет был, и к сожалению, моя такая дорогая Америка умерла.
Д.Ю. Ну всё в этой жизни меняется.
Тим Кёрби. Да, в худшую сторону чаще всего. Кроме медицины - медицина только лучше и лучше. У меня есть коронка, практически имплант - выглядит прекрасно, чувствует себя прекрасно. 20 лет назад нету.
Д.Ю. Отличные, да, согласен. Тогда вопрос такой: вот ты говоришь, что есть опасные районы. У нас никто в Америке не был, как ты понимаешь, все знания про Америку у нас только из художественных фильмов, ничего другого никто не видел. Вот в Нью-Йорке, например, есть район Гарлем, и нам всё время сообщают, что туда полиция боится заходить. Я, как бывший милиционер, вижу в этом совсем другое. Первое: в Гарлеме люди живут так, что они не обращаются в полицию, это западло вообще - с полицейским разговаривать. Мы тут проблемы сами решаем, нам полиция не нужна. Если там кого-то застрелили, например, перестрелка, то никто не будет звонить в полицию, потому что этого делать нельзя, мы так живём, что мы в полицию не обращаемся. А если полиция услышала стрельбу и приехала, мы с ней разговаривать не будем, потому что нам нельзя общаться с вами, pigs, мы отказываемся с вами общаться. Я лично вижу это так.
Тим Кёрби. Ну да, потому что что они будут делать - они будут просто собирать трупы. Более того, люди, особенно африканцы, боятся полицейских, поэтому... Это типа, ну я не знаю, какого человека вы боитесь, может быть, налоговой службы? Мы их не приглашаем в гости, понимаешь. Есть такой менталитет, что да, лучше... Но "разбираемся сами" - нет, потому что есть какая-то иллюзия, что у афроамериканцев есть какие-то местные community leaders, которые объединяют... - это всё фигня. Ещё причина, почему афроамериканцы чувствуют себя плохо в Америке - потому что они очень разобщены, маленькие кусочки, индивидуализм до самоуничтожения почти.
Д.Ю. Я, наверное, неправильно сказал: если Джек застрелил Билла, а рядом стоял Джон, то это не моё дело, я ничего не видел, ничего не слышал и говорить с полицией не буду, потому что вы мне только проблемы создаёте.
Тим Кёрби. Это вообще американский менталитет, который и у меня есть достаточно сильный: если меня не касается, лучше не трогать. По-моему, это очень связано с нашими законами, потому что если я помогу, то уже начинаются судебные процессы, много вопросов и т.д. А раньше в Америке, может быть, до Второй мировой войны, до социальной революции в 60-ых наоборот, это было бы без проблем. Просто: они ограбили банк, ты в них стрелял - ничего. Это было совсем другое мировоззрение, другая страна, и это тоже важный момент, что если мы будем говорить народу, ну например, есть что-то, что бесит меня в России, у нас в России есть призыв, у нас есть День Защитников Отечества, мы ожидаем, что каждый мужчина в России, включая идиотов, как я, которые ничего не умеют, должны умирать за Родину, когда надо. Хорошо, но иметь автомат дома - нет, вы идиот, не трогайте. Вы герой, у вас свой праздник, вы можете воевать за Родину, но защищать Родину сам, как ты хочешь, без приказов - нет, ты глупый, ты тварь, ты не заслуживаешь иметь оружие. Это очень огромный, как сказать, парадокс в логике России, и надо решить эту ситуацию: или каждый русский человек потенциальный герой, и у нас культура героизма, и тут же у нас традиционные ценности. Традиционные ценности - я мужик, я руководитель!
Д.Ю. А оружие нельзя.
Тим Кёрби. Да, потому что мы даже обсуждали на радио, что раньше всё - третий день рожденья, уже надо начинать использовать меч. Какие защитники у нас будут в России, если они беспомощные? Особенно для мужчины - наше оружие это удлинение нашего достоинства, в философском смысле. А когда мы уберём у мужчины оружие, возможность воевать, защищать, то это кастрация в голове. И у нас в России тогда достаточно... Хотя мы можем легально купить некоторое оружие, а всё равно русские даже не знают, что можно легально купить оружие.
Д.Ю. Не знают.
Тим Кёрби. Я заметил, что всё в России уверены, что это нельзя, хотя это возможно. Поэтому если даже какая-то заранее кастрация, что я нет-нет, не буду.
Д.Ю. Вопрос дальше: вот есть опасный район, куда боится ходить полиция, хотя на самом деле не боится. Я так думаю, что человек, который носит с собой пистолет, не ходит в опасный район. Во-первых, что там делать, в опасном районе? Что такое опасный район в Америке?
Тим Кёрби. Это гетто, и в гетто да - мало бизнесов, мало дел.
Д.Ю. Там нет ресторанов, там нет заводов?
Тим Кёрби. Причины того, что там плохо, особенно где они живут, что есть такая тенденция: стоимость жилья в Америке очень зависит от района, и когда район идёт вниз, то "серый класс" (белые люди чаще всего) уезжает, и остаются чаще всего только негры. И конечно, белые люди говорят: у нас нет расизма, мы так любим их, но Гиллари Клинтон и подобные ей не создают бизнесов, где живут негры, и там всё идёт вниз.
Д.Ю. А почему ты её зовёшь Гиллари, а не Хиллари?
Тим Кёрби. Потому что в России она Гиллари, и более того, я её не люблю, поэтому я не хочу произносить её имя правильно. По-русски это между Гиллари и Хиллари, но по-английски ещё есть "киллеры", которы мне больше нравятся.
Д.Ю. Хиллари - это "hilarious", нет?
Тим Кёрби. Нет, люди больше боятся, что она будет продолжать внешние войны, военно-конфликтные ситуации.
Д.Ю. Давай чуть-чуть вернёмся: и вот человек с пистолетом зачем пойдёт в опасный район?
Тим Кёрби. Я не знаю. Но у него есть такой момент, где человек просто живёт там, и это просто жизнь. Как я жил в полуплохом, а потом в плохом районе в Кливленде - просто это ежедневная реальность... Больше всего это как есть война племён в Австралии до европейцев, где одна группа показывает: у нас камни, а другая группа: а у нас биты. Однажды в Питтсбурге вышли из машины два афроамериканца, они как-то начали окружать меня, я им показал, что у меня есть сталь в кармане. Может быть, они даже не видели, они просто видели, что там сталь, сели обратно в машину и уехали. Иногда такие показухи надо делать. Я не знаю, я не хочу быть жертвой. По-моему, многие не хотят быть жертвой.
Д.Ю. Смотри: вот он в плохой район не ходит, потому что там нечего делать нормальному человеку.
Тим Кёрби. И у местных тоже нечего.
Д.Ю. А негодяи, вот эти плохие люди из плохого района, они могут прийти в хороший район и на тебя напасть?
Тим Кёрби. Африканцы жалуются, что полицейские их очень часто арестовывают просто так, они реально сами называют это "Driving of Black", и это правда. Если до этого ты рассказал, как ты был в Лос-Анжелесе и не пустил их в Беверли-Хиллз, но очень вежливо, а если это африканец... По-моему, они ожидали, что вы, белокожие иностранцы, вы хотите увидеть звёзды и посмотреть на их дома, и как-то - ой, Джон Траволта... А если бы это был афроамериканец, то ожидание, что вор, 100%. Поэтому у них всё сложнее. Вот эти моменты, когда есть припаркованная машина, и наши полицейские подойдут - это всегда момент на грани войны, так это ощущается, и это плохо. Это такой момент - я иногда могу шутить над жизнью в гетто, но вот это: "Ты негр - наверное, ты вор, я буду относиться к тебе, как к грязи" - это реальность, и это грустно, что тут сказать. Поэтому у меня есть какая-то привилегия в этом. Но такие общественные движения, как «Black Lives Matter» говорят, что у меня, как у белокожего человека полная привилегия, я могу делать всё, у меня с рождения всё...
Д.Ю. Ну это же не так?
Тим Кёрби. Да, конечно, не работаешь - не кушаешь. Всё не так просто. Но в этом плане есть плюс. Но это не только белокожие, потому что азиатов тоже не будут арестовывать, потому что нет у них такого стереотипа, что человек, особенно говорящий без акцента китаец, он тоже не вор. Потому что меньше всего в наших тюрьмах азиатов. Белокожие люди хуже в этом плане, чем азиаты.
Д.Ю. Азиаты очень хитрые, наверное, не попадают в тюрьму.
Тим Кёрби. Я не знаю, может быть. Я хотел сказать, что, может быть, они очень порядочные, но на твой вкус.
Д.Ю. Шучу, шучу. А вот ты сказал, что человек с пистолетом, а тут же есть и полиция, которая может... А как полиция относится к человеку, у которого пистолет на боку?
Тим Кёрби. Честно говоря, у меня нету хорошего ответа. Может быть, лучше читать их личные рассказы об этом, но, по-моему, для полиции, когда они уже видят, что руки на руле, это причина, они это делают, чтобы всё было видно, и там более спокойно.
Д.Ю. Тут многие не поймут: руки на руле - ты имеешь в виду, что пешком никто не ходит, в Америке все ездят на машинах?
Тим Кёрби. Да, я забываю, потому что американец. Всё в Америке делается на машине. Всё. Ходить тебе нельзя. Никто не запрещает, но это реальность.
Д.Ю. Я когда попал в город Лас-Вегас, там стрип посередине, где ходить можно, а как только вбок, там не тротуаров, там нельзя ходить, да и такси не поймать.
Тим Кёрби. Да, есть какие-то вещи, которые, конечно, раздражают в России, но об Америке это: что-нибудь на расстоянии 100 м - всё равно надо перепарковать машину. Это убивает меня, это просто убивает! Это плюс России, я люблю кушать, но я только чуть-чуть толстый, потому что я хожу минимум 7 км в день. Если бы я был в Америке, я бы уже был вот такой.
Д.Ю. В общем, с пистолетами все едут в машинах, да? И тут полицейский останавливает, и ты, когда тебя остановил полицейский, руки на руль, чтобы было видно. А документы как доставать?
Тим Кёрби. Ну когда он спрашивает, потому что у полицейского уже есть в руках оружие, и если полицейский расист и ожидает плохого, оружие уже таким образом (наготове), но стволом вниз. Поэтому чаще всего они под контролем. Может быть, ты знаешь, как бывший милиционер, по-моему, в 95% случаев после того, как гражданину задан вопрос, ничего опасного не будет. (Монотонно) "Почему вы не соблюдаете скоростной режим? Ваши права? Штраф 300 долларов". Я не знаю, но по-моему, несколько сотен долларов. И опять, и опять, и опять. А может быть, раз в 3 месяца попадётся какой-нибудь наркоман, хитрец и т.д.
Д.Ю. А полицейский вообще боится граждан? Вот они сразу за оружие берутся, т.е. полицейский твёрдо знает, что у человека может быть оружие, поэтому он настороже, да?
Тим Кёрби. На самом деле, если бы основатели Америки были в живых сейчас, они бы сказали, что это прекрасно, у нас меньше тирании в Америке, потому что когда полицейские знают, что в каждом доме есть оружие, намного труднее устраивать то, что немцы устраивали во время Второй мировой войны. Потому что есть фактор психологии, психология сильнее. Мы можем быть уничтожены, как скот на бойне, даже если у нас есть оружие, психологическим оружием. Манипулировать людьми достаточно просто. Но то, что они делали на территории Германии с евреями, поляками, цыганами и так далее, но если бы у каждого был свой пистолет-пулемёт, может быть, был бы ход сложнее, чем просто опустить руки. Немцы открывают дверь - у меня МП-40, я твой бог уже. Тот же момент в России, что партизаны - это герои России, обычные люди, которые воевали, как смогли, не совсем самостоятельно, но самостоятельным образом. Как они могли бы это делать без оружия?
Д.Ю. Без оружия никак.
Тим Кёрби. Это ничего, это было бы какое-то протестное движение.
Д.Ю. А вот ты, как американец, ты едешь на машине, а тебя полицейский вдруг останавливает. А ты сразу боишься, что он, не дай бог, в тебя сейчас выстрелит?
Тим Кёрби. Да, я очень боюсь разговора с полицейскими, потому что они нападали на мой дом, когда мне было 16-17 лет.
Д.Ю. Зачем?
Тим Кёрби. Это было, когда была стрельба в "Колумбайне". Скоро я выпущу книгу, где я буду очень подробно об этом говорить. Был "Колумбайн", они хотели список тех учеников, кто мог бы стать террористом. Я был в этом списке, наверное, на втором месте. Они пришли ко мне ночью. Моя мама спросила, почему у них нет ордера. Он сказал: или я вернусь с ордером и уничтожу ваш дом полностью, или я буду все разыскивать сейчас. Потому что они искали какие-то доказательства, что я буду делать теракт, массовую стрельбу. На самом деле нет, я рациональный человек. Я ненавидел школу, я ненавидел почти всех в школе до желания создавать для них "Бухенвальд", но я рациональный человек, я знал: ты это сделаешь - ты умрёшь, убьют.
Д.Ю. Ты в этой школе учился, где детей постреляли?
Тим Кёрби. Нет, это было в "Колумбайне", в Колорадо. Это нагнетали СМИ, потому что один случай в Америке случился, а в моём городе, в 2-2,5 тысячах км: нам надо бояться, это будет здесь. И нам надо отправлять полицейских на розыск в дома, потому что один случай тут. Потому что русские тоже: там была стрельба на улице - как это возможно?! А в России невозможно купить автомат, а всё равно у террористов всегда есть автомат. Это неважно, потому что есть желание особенно современных людей, чтобы всё нежно и безопасно, абсолютно безопасно. Мы кушаем еду, которая нас всех нас убивает, ухудшает качество нашей жизни, но надо защищаться от терактов раз в несколько лет.
Д.Ю. Так и чего - они к тебе вломились, тебя допрашивали, забрали тебя?
Тим Кёрби. Были какие-то вопросы, я их не помню, но после этого мне надо было к психологу, и я просто знал, что надо делать - надо было ему показать образ типичных проблем подростка, поэтому я ему рассказывал, что да, никто меня не понимает, у меня нет друзей, я так хочу больше проводить время, но никто не воспринимает меня таким, как я есть. Я хочу показать средний палец, я не буду, но это были мои внутренние ощущения. Конечно, это всё бред. Ну что я буду говорить правду, что люди оскорбляют меня ежедневно, когда я был маленьким, многие старались нападать на меня, у меня не было возможности кушать несколько лет, потому что у меня не было вот этого тюремного права кушать - это долго объяснять. И так далее, поэтому, конечно, я хотел отомстить, но я не буду ему этого говорить.
Д.Ю. Тебе есть не давали старшие, типа ты пятый класс, а они восьмой?
Тим Кёрби. Самые плохие годы моей жизни - это была средняя школа, у нас к средней школе было самое плохое отношение. Средняя школа в американском смысле - это 6, 7 и 8 класс, но это зависело от района. У нас можно было покушать только за 30 минут, и там было очень много детей, была очередь за едой. Если ты принесёшь с собой еду, они бьют тебя, потому что это нельзя делать.
Д.Ю. Кто бьёт - дети?
Тим Кёрби. Да, дети. Чаще всего это африканские пацаны. Если ты стоишь в очереди, то это как тюрьма, где есть крутые, которые защищают, и те, кто не крутые и не имеют связи, не могут попасть в очереди вовремя. Эти 30 минут истекли, и тебе надо обратно туда, и уже всё, тебе будет плохо. Поэтому я не кушал обед 2-3 года. А уже когда я был в 9 классе, я был большим, волосатым, уже борода, я знал, как страшить, и даже без помощи, потому что тоже у меня не было никакой поддержки, друзей в этих конфликтах, и когда уже был 9 класс, уже этих проблем было меньше, до того момента, когда случился "Колумбайн".
Д.Ю. А учитель не смотрит, не руководит?
Тим Кёрби. Это опять был момент репрессий. Как мы можем организовать систему репрессий. Если бы тогда, когда я был маленьким, я мог осознать - это абсолютно нельзя, есть выход из этой ситуации, я могу сделать что-нибудь, просто не пойти в школу до того, как милиция разберётся со мной или что-то, но есть выход. А когда это всё, что ты знаешь, твоё мировоззрение узко, ты знаешь только гетто и гетто-менталитет, и этот гетто-менталитет... Даже мой отец постарался как-то отличить людей от гетто, он был учителем труда, где выйдешь из тюрьмы, и у тебя есть последний шанс научиться быть маляром, что-нибудь...
Д.Ю. Получить профессию.
Тим Кёрби. Да. И он сказал, что единственное, что он может сделать - это за 2 года вычистить из мозга гетто и гетто-менталитета, потому что гетто-менталитет - это невозможность даже представить, что у тебя есть шанс себя защищать или изменить ситуацию всё так или так.
Д.Ю. А дети: большие обижают слабых, а чёрные обижают белых?
Тим Кёрби. И наоборот. По поводу "Колумбайна" - это вот ноль чёрных и белых, вот этого стукачества у чёрных нет, потому что нечего делать. Вы как будто: ой, африканцы плохие... Нет, во-первых, наши африканцы - они мужики, поэтому с ними легко общаться. А белокожие - ой, мои эмоции, мои чувства, моя йога, вот это всё... Это огромный плюс африканцев, и тоже стукачества никакого никогда, поэтому от них не надо этого ожидать. А белые - ого-го! Моя жена была на пляже, она не видела спасателя. Он увидел, что моя дочь плавает с кругом, почему-то это запрещено, он постарался это объяснить моей жене. Моя жена это не поняла, он позвонил полицейским. Вот это я не знаю. Если у вас есть деньги, я не знаю, как это, я сейчас 5000 рублей, это белокожий, или негр - 0% шанс, потому что они вот этого не делают никогда. И это один момент, где с ними жить приятно. Более того, если они расисты и тебя ненавидят, это очевидно. А с белокожими американцами всё сложнее, всё через улыбку, всё как Джон Кэрри. Я делал интервью по поводу Джона Кэрри, он всегда в таком прекрасном настроении, когда в России, но: "Вы знаете, господин Путин, я ожидаю вашу капитуляцию в Сирии. Ты готов? Ты не готов! Ха-ха-ха." Вот они все такие, а африканцы нет, они честные.
Д.Ю. Чуть-чуть вернёмся: вот есть сильные, он сам здоровый, у него друзья здоровые. Они не пускают других в очередь. А у тебя дома у папы есть пистолет. Почему бы не взять?
Тим Кёрби. Потому что я знал, что если я это сделаю, то это тюрьма на всю жизнь. Моя мама мне сказала, что школа - это временно. Это тоже важно, я даже русским подросткам часто это рассказываю: школа - это временно, всё это заканчивается. Ты освобождаешься из тюрьмы, точно так же, если у тебя есть психологические проблемы. Если вы заметили, я не могу смотреть в камеру, потому что если ты смотришь в глаза другого человека, может быть, в тюрьме это так: в тюрьме смотришь в глаза - это драка. Я ..., поэтому мне очень трудно иногда смотреть в глаза тебе, хотя у нас нет проблем, или в камеру, потому что есть ощущение, что смотришь в глаза - и дерёмся. К счастью, я стал большим и страшным, и уже мог решить проблемы сам. Просто когда я был в том возрасте, я не был достаточно храбрым, и даже после этого я... Россия сделала меня намного сильнее. Теперь если пьяный человек оскорбляет меня, я его сделаю! Это не вопрос. Хотя вы видите - я не в форме, я очень такой, как желе, но всё равно. Это уже российская культура мужества, и это то, что хорошо в России. В России не надо говорить лишние слова - тебе будет плохо.
Д.Ю. Опасно!
Тим Кёрби. Да-да.
Д.Ю. Ладно, про школу как-нибудь отдельно потом поговорим - очень интересно! У меня папа военный был, соответственно, надо было ездить. Я в шести школах учился, все шесть были разные, везде всё не так. Очень интересно, как это у вас устроено. У нас как-то совсем не так, вообще.
Тим Кёрби. А почему?
Д.Ю. Не знаю. У нас же коммунисты были, у нас бы не разрешили неграм думать, что они лучше всех: ты такой же, как все остальные.
Тим Кёрби. Ну да, я не знаю, если это по поводу лучше всех...
Д.Ю. За очередью бы смотрел взрослый всегда, и он никогда не разрешил бы просто.
Тим Кёрби. Просто в СССР надо, чтобы все были одинаковые, и даже в Америке, например, опять эта школа "Колумбайн", где дети были настолько измучене, что взяли оружие, убивали, а потом, конечно, они были убиты или покончили с собой - спорный вопрос. Но в этой школе не было этнического или расового вопроса. Очень часто в школах, например, у нас было 55% африканцев, а 45% остальные, но даже между белыми людьми - ты гот, ты какой-то рокер, ты любитель рэпа. Они все собрались в группы и друг друга ненавидели настолько же, как на расовом уровне. Разницы особой не было.
Д.Ю. Наш учитель смотрел бы за тем, в первую очередь, чтобы все дети поели - это обязательно, это входит в их обязанности. Поэтому если он видит, что ты не ел, это недопустимо вообще.
Тим Кёрби. У нас такая система, где у меня не было официального учителя. В этом классной комнате один учитель, в той - другой.
Д.Ю. Странно для нас, устроено совсем не так. Разобрались: с полицейским надо общаться вежливо, никто не знает, что у него на уме, чего он там захочет, а пистолет у него есть. Твоё неосторожное движение - и всё..
Тим Кёрби. Ещё по поводу еды: я тоже хочу подтвердить, что я был одним из самых ненавидимых людей в этой школе, поэтому я был настолько на дне, что, по-моему, это тоже был фактор. Может быть, если бы я был где-нибудь в середине крутости, я мог бы просто после крутых ребят покушать, но я был совсем на дне.
Д.Ю. Жестоко, блин! За последнее время постреляли какое-то количество чернокожих. Как народ к этому относится вообще? Что большинство скажет?
Тим Кёрби. Это зависит от СМИ, потому что для живущих в Кливленде такой сценарий - чернокожий подросток убит полицейскими - это еженедельное событие в 90-ых и в 2000-ых. Поэтому это только если СМИ решат раскрутить эту ситуацию. Это всё маркетинг, это всё манипуляции, потому что это просто часть жизни в гетто.
Д.Ю. Мне видится так: вот мы с тобой живём в гетто, у нас нет образования, у нас нет хороших профессий, значит, у нас с тобой нет денег. Где деньги взять? Мы с тобой пойдём, наверное, кого-нибудь ограбим - это просто. Или наркотики будем продавать, или что-то воровать. Не обязательно с пистолетами, магазин там какой-нибудь обнесём, ещё чего-то.
Тим Кёрби. Ну да, есть такая ситуация. Я не скажу, что это именно ограбление, как вариант, но продажа марихуаны - это всегда прибыльнее и интереснее, чем работа в "Макдональдсе".
Д.Ю. Да-да-да, всё время на свежем воздухе, с интересными людьми.
Тим Кёрби. Эту мысль трудно перевести русским, поэтому, если я говорю непонятную ерунду, исправь: ситуация у африканцев такая, что нет работы, нет денег, нет возможностей, и так далее, но есть пособия правительства. У них нет своего правительства, у них нет какой-то этнической республики. Поэтому на самом деле, хотя они освобождены, их судьба абсолютно полностью в руках белокожих бюрократов. И ничего не изменилось. Я думаю, что на самом деле суть во многом в этом, этот курс, что у них нет своей судьбы, продолжается. По-моему, они об этом не думают сознательно, но это очень раздражает на фоновом виде - что у нас такая плохая ситуация, но мы не можем ничего сделать. А единственно, кто может это делать - это Вашингтон или правительство штата, не мы, не люди, как мы. По-моему, если бы в России была такая ситуация, где они убрали все этические республики, края и так далее, то, по-моему, такая злость тоже бы появилась.
Д.Ю. В Советском Союзе примерно так и было, но там по-другому, невозможно сравнивать, всё было не так.
И вот мы с тобой, два чёрных паренька из гетто, идём кого-то грабим, воруем, ещё чего-то. Прибегает полиция, нас с тобой убили. И вот два других белых сидят и смотрят новости. Они чётко понимают, что полиция застрелила чёрных подростков за дело, по закону, они воровали? А если не воровали, то они воры всё равно, потому что они из гетто?
Тим Кёрби. Да, это вопрос расизма, потому что мы не можем ожидать от человечества, что каждый человек будет рационально обсуждать происходящее всё время - это не для людей. Но либеральные газеты часто показывают цифры, что если есть какое-то событие, то у белокожих чаще всего есть мнение, что это сделал африканец. Африканцы говорят, что нет, не делал. И это показывает, что у нас в Америке ещё есть расизм. В моей жизни, когда американский футболист О.Джей Симпсон, может быть, убил свою жену. Это очень разделило американцев, чаще всего это было по расе - белые уверены, что он это сделал, чёрные уверены, что он ничего не делал. И кто знает факты? Может быть, только полицейские?
Д.Ю. Только сам он знает. Если нельзя доказать, если полиция доказать не может, и суд ничего доказать не может, ну извините тогда, не виноват. А если вам кажется, что это он, за это по закону посадить нельзя. Так часто бывает, очень часто.
Тим Кёрби. Это людям неважно, у них своя вера. Например, я знаю, что некоторые люди, которые смотрят это, верят в какую-нибудь глубокую конспирологию, и нет доказательств этого, но всё равно конспирология такая классная, и это правда, потому что какой-то человек в какой-то книге написал, что это так. Каждый из нас этим занимается.
Д.Ю. Вот смотри: случилась трагедия, без всяких преувеличений, в Орландо, где пришёл в какой-то клуб гомосексуалистов какой-то мужик и застрелил 50 человек. Я, наверное, неправильный вопрос тебе задам, но среднестатистический американец, у которого дома есть оружие, как он к этому относится? Это же понятно, что раз у тебя есть оружие, значит, из него кого-то убивают. Как он относится?
Тим Кёрби. Это хороший вопрос. По-моему, ответ будет: сменить аватарку в фейсбуке, или это будет тихо и в своём подсознании: "правильно он этих геев". Потому что, на самом деле, это происходит очень много в обществе, это какая-то антиполиткорректность в подсознании, что теперь всем так страшно говорить и думать, но на самом деле многие так и думают.
Д.Ю. А как ты считаешь, он вообще... Я стрелять умею, но убить 50 человек - это какие-то чудовищные результаты, это какой-то мега-стрелок. Это очень много!
Тим Кёрби. Уже начинается теория заговоров, где есть какая-то стрельба, но особо никаких трупов нет. Этот грузовик, который был в Ницце вчера, они показали, куда стреляли, они стреляли по водителю. Но конечно, если мы стреляем с правой стороны машины, то, конечно, это будет все по касательной. Но всё равно вот такие моменты. И конечно, некоторые думают об этом, но основной человек... Честно говоря, по-моему, самый лучший ответ, что он об этом особо не думает, потому что его не касается. Это, может быть, самый хороший шаблонный ответ для человека в постморалистическом сообществе, что это не связано со мной, не буду думать об этом, это просто было.
Д.Ю. Интересно, у нас очень много переводят хороших американских книжек, например, как "Тайм-менеджмент", как себя организовать, как правильно делать - это одна из ключевых мыслей: выключи телевизор, тебя это не касается, про это думать не надо, это лишнее. Думай про себя, про свою работу, а всё остальное не должно тебя касаться вообще. С одной стороны, вроде, здраво, оно действительно тебя не касается.
Тим Кёрби. Ну да, по поводу вашего карьерного роста: если вы дальнобойщик, зачем вообще об этом думать? Вам надо больше думать, как вы можете более эффективно использовать грузовик, если вы независимый дальнобойщик, чтобы зарабатывать больше денег - это ваша цель. Но именно вот этот протестантский взгляд на работу присутствует в США, поэтому это может быть ещё отчасти, почему это так, что это не касается, зачем. Потому что я всегда напоминаю, может быть, людям уже надоело слышать это от меня, но если мы спрашиваем у американца список, что не так в вашей жизни, что надо исправить в Америке? Ничего связанного с иностранными государствами вообще не присутствует, и чаще всего всё о себе: работа, медицина для меня и так далее. По поводу, например, помогать другим людям - нет. С другой стороны, когда у нас очень сообщество ориентировано на себя, на простого человека, то есть многие плюсы, и многие американцы не боятся создавать уникальные товары. Я не знаю, по-моему, китайцам очень страшно, если все остальные китайцы делают так, и один китаец думает: я могу делать лучше, но я боюсь, я китаец... А в Америке это не проблема: хрен с ними, у меня есть своя идея, я это сделаю, я вам покажу! И это тоже глубоко в Америке, и это прекрасно для развития особенно творческих товаров в экономике.
Д.Ю. В результате, если проектное бюро, где придумывают и проектируют, это в Америке, а изготавливают - это в Китае. Почему-то там не очень хорошо с придумыванием.
Тим Кёрби. Да-да-да, потому что такая культура не особо... Это есть плюсы и минусы, но с другой стороны, сейчас есть пехота не границе России - что эта западная пехота будет делать на войне? Какая-то страна, где индивидуалисты: это мои чувства, это мои права, всё обо мне - они будут маршировать на пулемёты? А-ха-ха-ха! Поэтому русское возмущение в интернете, что американские войска на границе, это... Они могли бы просто делать их из бумаги и красить - был бы тот же самый эффект.
Д.Ю. Они не для этого. Это ж как - телодвижение: мы друг другу хотим что-то показать, что у нас тоже есть армия, что мы тоже тут не спим, ёлы-палы, вы там не расслабляйтесь.
Тим Кёрби. У русских есть тоже более-менее китайский менталитет по поводу творчества...
Д.Ю. Естественно, да. У нас другое: русский может придумать что угодно и сделать что угодно, но только 1 штуку. А организовать производство он не может.
Тим Кёрби. Да, и это тоже вопрос коммунизма. Даже в современном мире это так, и американцы могут это делать, и американцы молодцы. У каждой культуры есть свои полюсы и минусы. В России мы все мужики, дерёмся, мы воины и так далее, но когда у нас есть очень много этого, то иногда есть ощущение: "Я твой муж, ты будешь и работать, и убирать стол, и готовить, а я смотрю футбол, потому что я мужик" - и вот этого очень много в России, это тоже бесит. Потому что как мужчина, я не знаю, особенно если женщина работает, как ожидать, что она будет делать всякое такое и работать? Я даже слышал от бывшей коллеги: у неё была квартира в Москве, москвичка. Муж не москвич. Она работала, делала абсолютно всё, а он отказался работать. Я не знаю, может быть, в Америке какие-нибудь такие истории есть, но такие парни живут не у жены, а у мамы. Поэтому есть какой-то такой бред, что я мужик, я могу лениться, когда это должно быть наоборот: я мужик, мне нельзя лениться. Но в России мы, по-моему, исправим это лет через 5-10, я думаю. Люди говорят: Тим, ты никогда не критикуешь Россию. Я могу критиковать Россию, просто, по-моему, вы уже знаете, что здесь не так. А на Западе вы ничего не понимаете. Даже русские эксперты говорят какой-то бред, горячий-горячий бред.
Д.Ю. Во-первых, надо выучить язык, чтобы читать то, что пишут там, а не то, что пишут здесь. Во-вторых, неплохо там пожить хотя бы лет 10, чтобы понимать, о чём вообще речь, потому что очень-очень странно. Я тебе рассказывал, как я кино переводил. Сначала я ловко переводил сам, а потом из Америки стали присылать тексты с пояснениями: вот это здесь шутка, здесь смешно, здесь вот это, здесь вот это. И там фраза, герой сказал, а под ней абзац, как это понимать надо. У меня просто руки опустились. И там сразу видно - ты вообще не понимаешь, о чём там речь.
Тим Кёрби. Я был в Англии недавно и даже сам себя чувствовал немного не понимающим их культурных шуток. Другое телевидение, другие истории немножко. Какие-то телесериалы были 70-ых, которые им так смешно, а нам нет. Но я знаю, как играть в крикет и регби, поэтому это меня радует.
Д.Ю. А скажи, английский и американский юмор разные?
Тим Кёрби. Чуть-чуть разные: у англичан больше хитрости, и главное - в парламенте как собрание юмористов, каждый хочет показать - я такой остроумный, я тебя оскорбляю. Это больше как перформанс, а в Америке у политиков это больше режим Брежнева. Но есть и общее, потому что английский юмор есть, и у них получается, в Америке, и наоборот, они делают туры друг к другу. Но есть и такой сухой британский юмор, и это трудно...
Д.Ю. А ты их хорошо понимаешь, когда они говорят - произношение, там?
Тим Кёрби. Да, но иногда есть исключения, какой-то мега-британский акцент, который чуть-чуть трудно понимать. Но в целом да, особенно воспитанные люди понимают друг друга.
Д.Ю. Меня очень интересует: у них есть, на мой взгляд, совершенно дурацкие рифмованные шутки. Например, стриптизёршу называют "ripper " - "потрошитель". Почему "ripper"? А оказывается, оно рифмуется: "stripper - Jack the Ripper".
Тим Кёрби. Да, это хороший пример, в Америке такой логики для создания выражений нету, это чисто Англия.
Д.Ю. Очень странные, ничего невозможно понять.
Тим Кёрби. Пока мы это обсуждаем, пока есть время, можно сделать ещё больше роликов. Когда я был в Англии, у меня была возможность осознать разницу: американцы о России не думают, они думают о себе, а англичане гораздо больше в курсе событий, может быть, потому что Европа, но их мнение - это ВВС, абсолютно. ВВС так пишет о ситуации в России, и это их Библия, это всё. Хотя они не говорят, что это ВВС, но это видно, откуда. На информационном фронте Англия - это огромная траншея, куда требуется очень много российских сил. Более того, они более уверенно мне говорили, как на самом деле в России, чем американец смог бы. В аэропорту женщина-американка мне сказала: "Ты знаешь, что Путин хочет взять Прибалтику?" Что я могу сказать об этом? Он не хочет!
Д.Ю. Хотелось бы узнать, зачем она нужна? Вот зачем? Что там для нас такого хорошего и интересного?
Тим Кёрби. Ну если бы я был царём России, я бы тоже хотел, но я не хотел бы Третью мировую войну за Прибалтку, понимаешь?
Д.Ю. За что там биться? Я тебе, как русский, скажу: вот есть Крым, во-первых, он русский, начнём отсюда, и живут там русские.
Тим Кёрби. Ну это было бы для меня, потому что я, может быть, маленький человек в большом теле, у них был выбор в 90-ых, что можно было бы по-доброму относиться к русским - нет...
Д.Ю. Давай я тебе дорасскажу: вот Крым всегда был русский, мы его отняли у турок давным-давно, мы с турками всю жизнь воюем, там 12 раз, по-моему. Отняли у турок Крым, он стал наш, уже лет 200 минимум. Сейчас там живут русские. Но для нас и украинцы, в общем-то, русские, это им кажется, что они украинцы какие-то, с нашей точки зрения они русские, только которые живут на юге. Для нас, если цинично рассуждать, этот самый Крым, во-первых, они захотели к нам - на здоровье, хотите. Может, они нарушили какие-то украинские законы при этом - нас это не касается вообще. И вот Крым - это стратегическая точка в Чёрном море, и оттуда к нам уже будет не подступиться, потому что мы его заняли, и теперь у нас там военная угроза...
Тим Кёрби. Есть такое правило в геополитике: если вы можете взять новую территорию и эту территорию удержать, то это хорошо, и надо это сделать. Если эту территорию. невозможно удержать, то это уже плохо, потому что это, может быть, будет стоить дорого потом, и лучше вообще не брать. Потому что был момент, аналитики пишут об этом, я сам не читал оригинальный материал, что Берия и Сталин смотрели на Восточную Европу и думали, что может быть надо какое-то государство создавать в середине Европы, потому что у нас уже слишком много, Восточная Европа уничтожена, много в СССР уничтожено, мы не можем держать Восточную Европу. Давай просто что-то... Не пустыня в смысле - убивать всех, а пустыня в смысле геополитики, просто ничего там не будет. Но они не решили это, они решили взять это, и на самом деле держать Восточную Европу получилось очень сложно. А держать Среднюю Азию для СССР, даже когда был референдум, Средняя Азия - за Россию. И Белоруссии, и Украине это показывает, что такие территории нельзя ни в коем случае допустить, потому что они хотят быть здесь, всё хорошо, это по логике геополитики.
Д.Ю. Случилась глупость, всё это развалилось, Бог с ним. И вот теперь Прибалтика. А зачем она нужна? Я понять не могу. Крым - это понятно, это военная вещь, там Чёрное море.
Тим Кёрби. Это опять такой момент геополитики: если убрать эмоции, чтобы ... расизм, показать, что если хотите быть фашистами, то вы можете жить, как фашисты под оккупацией.
Д.Ю. Можно же их душить по-всякому, например, экономически. Они не смогут...
Тим Кёрби. Это будет наказывать людей, а не правительство, которое организует этот расизм.
Д.Ю. Массы, значит, не выберут это правительство. У нас же демократия кругом.
Тим Кёрби. Ну я не наивный, я знаю, что они ничего не выберут, и, по большому счёту, никто не выбирает. Но есть такой момент, геополитическая логика, что если, не дай Бог, Америка рухнет, какая-то критическая проблема, они не смогут всё это НАТО и всё продолжать, что случится в Европе? Мы не знаем, и если есть такой исторический момент, где уже нет Евросоюза, вот такие малюсенькие страны, они совсем разгромленные, много проблем, особо нет армии, особо нет экономики. Во-первых, они скажут: добрая Россия-матушка, дайте нам бесплатные вещи. Но это будет исторический момент, где возьмут, потому что кто возьмёт тогда? Это будет опять Россия, просто потому что Россия здесь, и потому что им надо будет жить.
Д.Ю. Отклонились мы с тобой, но подводя итог про оружие: что лучше - когда есть оружие или когда нет оружия?
Тим Кёрби. Когда есть, но и когда есть бюрократия в получении.
Д.Ю. Чтобы дуракам не давали, больным?
Тим Кёрби. Да, потому что если мы делаем таблицу рисуем, кто должен иметь оружие и кто не должен, у нас наверху - кто должен иметь оружие: хорошие граждане и силовые органы; кто не должен: плохие граждане, преступники и придурки. От плохих людей мы не защитимся, но от идиотов мы можем защититься бюрократией, потому что как только есть много бумажек, человек уже не хочет этим заниматься.
Д.Ю. Очень интересно, но, к сожалению, за час мы только-только потрогать смогли, не углубиться, а только-только потрогать. Приезжай ещё, у нас есть масса вопросов про Америку.
Тим Кёрби. С удовольствием. Я только боюсь на работе, потому что, когда я говорю в шутку и с точки зрения геополитики про взятие Прибалтики, я уверен, что позвонят на работу завтра: почему ваш сотрудник требовал, чтобы Путин взял Прибалтику сегодня? Недавно такое было: я был в каком-то интервью, и они совсем перекрутили то, что я сказал. Гады! Ну ладно.
Д.Ю. Должна быть запись, и показывать - вот цитата, где тут написано?
Тим Кёрби. Там всё записано, им неважно. Важно, чтобы была гадость.
Д.Ю. Спасибо, Тим. Очень интересно.
Тим Кёрби. Тебе тоже.
Д.Ю. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
