Егор Яковлев. Добрый день! С вами я, Егор Яковлев, и это "Цифровая история".
После выпуска о генерале Власове от зрителей поступили вопросы: знает ли история дореволюционной России примеры создания коллаборационистских формирований, воевавших против своих соотечественников на стороне другого государства, а также, известны ли случаи измен офицеров русской императорской армии и других видных сановников?
Отвечая на эти вопросы утвердительно, я выбрал 7 наиболее ярких примеров из русской истории нового времени.
В первую очередь, стоит назвать Игната Некрасова, донского атамана, который перешёл на сторону турецко-шведско-крымской коалиции в войне 1710-1713 годов. Радикальные реформы Петра Великого вызвали к жизни недовольство в разных слоях царских поданных.
В разгар Северной войны, параллельно кампании 1708 года, которая увенчалась Полтавской победой, разразилось восстание атамана войска Донского Кондратия Булавина. На Дону издавна укрывались крестьяне, бежавшие от крепостной зависимости. Чем дольше длилась война, тем больше беглецов скрывалось от солдатской лямки в казацких землях, откуда, как известно, выдачи не было.
Петра, которому нужны были войны, эта практика откровенно раздражала, и он повелел отряду князя Долгорукого прочесать область войска Донского в поисках дезертиров. Царские посланцы государственной мудрости не проявили: они вели себя на Дону, как господа и не только гоняясь за беглецами, но и грабя собственно казацкое население. Дограбились они до того, что их «хватил Кондратий». Да-да, известное выражение появилось в русском языке именно благодаря бунту Кондратия Булавина.
Правда, вскоре непокорный атаман погиб, а вот его ближайший сподвижник Игнат Некрасов собрал несколько тысяч казаков с семьями и увёл их в Крымское ханство. Некрасовцы отреклись от клятвы на верность Петру и присягнули хану Девлет-Гирею, обязавшись делать то, что они умеют лучше всего – то есть воевать.
Война, кстати, стояла уже на пороге: шведский король Карл XII после фиаско под Полтавой скрылся во владениях Турции и начал подстрекать султана к удару по России. Султан решил, что это неплохая идея и выступил против царя вместе с крымским ханом. Вот тут как нельзя кстати оказались мятежные некрасовцы. Генерал-майор Шидловский докладывал генералу Ф.М. Апраксину 28 января 1711 года:
«А все ведомости доносятся в Киев, что на наши полки Некрасов с ордою будет, так намерены не только наши полки, чтоб весь Белгородский разряд разорить и выжечь; перед султаном так обещал учинить Игнат Некрасов, за что многий презент получил.»
Некрасовцы неоднократно совершали набеги на российские территории сжигали деревни и угоняли в рабство мирных жителей. Позже, под напором русских войск на Крым они вынуждены были переселиться в Османскую империю и принимали участие практически во всех русско-турецких войнах на стороне турок.
Спустя целый век после смерти Петра Александр Сергеевич Пушкин немало удивился, увидев казаков, атакующих русские силы.
«Сражение было жестоко. Резались ятаганами. Со стороны турков замечены были копья, дотоле у них небывалые; эти копья были русские; некрасовцы сражались в их рядах.»
Главным изменником Отечественной войны 1812 года стал архиепископ Могилёвский и Витебский Варлаам, а в миру Григорий Степанович Шишацкий. После того, как войска Бонапарта взяли Витебск, Варлаам торжественно принёс ему присягу в городском кафедральном соборе, принуждал сделать то же самое и остальное православное духовенство и более того, ревностно следил за исполнением своих повелений.
Когда до него дошли слухи, что священник Андрей Добровольский поминает на литургиях Александра I, архиепископ разгневался и учинил дознание. Добровольскому пришлось представить свидетелей, что поминал он исключительно Наполеона и его супругу императрицу-матушку Марию-Луизу. Такая ретивость выглядит особо удивительно, потому что император французов ничего подобного не требовал, у него в то время были дела поважнее.
В последствии священный Синод пытался установить мотивы измены архиепископа. Авторы синодального заключения предполагали, что Варлаам думал, будто после победы над Россией Наполеон увеличит свои владения приобретением её западных губерний, в которых кроме католического и униатского населения было очень много православных. Для них придётся сделать отдельную метрополию, а митрополитом Наполеон сделает того, кто присягнул ему самым первым, т.е. самого Варлаама.
Следствию стал известен и такой разговор Варлаама с секретарём могилёвской консистории Демьяновичем:
«…Что, если Белоруссия опять будет под державою российской, – спрашивал секретарь, – что же, нас будут судить?
– Ты думаешь, – отвечал Варлаам, – что Россия будет благополучна?.. Пусть будет благополучна; я один тогда буду несчастен.»
На суде Варлаам уверял, что все его поступки были продиктованы только желанием защитить свою паству от унижения и разорения. Но царские следователи ему не поверили и подвергли репрессиям: Варлаам был лишён архиепископского сана, ордена Святой Анны и сослан в Новгород-Северский монастырь простым монахом.
Отдельным феноменом является русский батальон персидской армии, дважды воевавший с русской императорской армией в кровопролитных войнах: сначала в 1804-1813 годах, а потом в 1826-1828-ых. Всё началось в 1802 году, когда вахмистр Нижегородского пехотного полка Самсон Макинцев бежал на территорию Персии и поступил там на службу в Эриванский пехотный полк. На учениях его заметил принц Аббас-мирза, который давно уже вынашивал идею привлечения в свою армию русских инструкторов.
«Русские соседи и враги наши, – говорил принц, – рано или поздно война с ними неизбежна, а потому нам лучше ближе знакомиться с их боевым учением, чем с учением англичан.»
Он поручил Макинцеву создать и обучить батальон из русских перебежчиков, с чем тот прекрасно справился:
«Под моей командой состоит целый батальон бывших русских людей, солдат, которые, послушав одного моего свиста, готовы разнести на куски всякого, потому что признают своей родиной Персию, а не Россию.»
Кстати, откуда так много перебежчиков. По приказу Аббас-мирзы в русских частях на Кавказе постоянно велась пропаганда, побуждающая перебегать к персам. В основном это была пропаганда, направленная на офицеров нижних чинов и рядовых, которым обещалась свободная жизнь без крепостного права, хорошее довольствие, возможность иметь несколько жён, и перспектива сделать прекрасную военную карьеру минуя сословные перегородки Российской империи. Судя по всему, именно последнее привлекло одарённого простолюдина Макинцева, и он действительно сделал прекрасную карьеру, дослужившись в войске шаха до генеральского чина.
Кстати, вербовка шла довольно успешно. Например, персам удалось склонить к переходу на свою сторону бывшего коменданта Елизаветполя подполковника императорской армии Наума Кочнева, который передал им планы русского наступления в Эриванское ханство.
27 июня 1805 года к противнику перебежал поручик 17-го егерского полка Емельян Лисенко, увлекший за собой четырёх унтер-офицеров и 53 солдата.
Несмотря на потери, которые русский Багадеран, т.е. «богатырский полк», понёс в войне 1804-1813 годов, его численность постоянно росла, а в 1821 году российское правительство оценивала её в две тысячи человек. Английские наблюдатели полагали, что в 1830-ых годах в Багадеране состояло не менее трёх тысяч.
Макинцев создал чрезвычайно боеспособное и стойкое соединение, которое по праву считалось элитным. Оно подтвердило свою репутацию в ходе очередной русско-персидской войны 1826-1828 годов. Легенда гласит, что Самсон-хан (Самсон Макинцев) отказался воевать против единоверцев, но это не так. Особенно Багадеран проявил себя в бою при Аштараке против отряда генерала А.И. Красовского. Современник писал:
«Рассказывают, что беглый, прежде чем схватиться в рукопашную с нашим солдатом, начинал окликом: «Ты какой губернии?»
Макинцев со своим батальоном наиболее помог Аббасу-мирзе разбить Красовского. Русский батальон сохранил свою верность принцу даже после того, как собственная персидская армия рассыпалась под ударом наших войск.
Кстати, отношение к соотечественникам, сражающимся на стороне врага, у солдат императорской армии было однозначным: в плен их не брали и сражались с ними особенно ожесточённо. Презрение Макинцеву во время переговоров с Аббас-мирзой не преминул выразить русский дипломат Александр Сергеевич Грибоедов. Когда персидский принц предложил пригласить к ним Самсон-хана Грибоедов категорически заявил:
«Не только стыдно должно бы быть иметь этого шельму между своими окружающими, но ещё стыднее показывать его благородному русскому офицеру… Хоть будь он вашим генералом, для меня он подлец, каналья, и я не должен его видеть.»
Справедливости ради, отметим, что простых солдат Грибоедов побуждал к возвращению на Родину. Макинцеву же путь назад был заказан, но он туда и не стремился.
По персидским меркам он был выдающимся полководцем и вскоре возглавил личную гвардию нового наследника Мохаммеда-мирзы, передав командование Багадераном бывшему русскому офицеру Евстафию Скрыплеву. В новом качестве Самсон-хан совершил успешные походы в Туркмению и Афганистан, и скончался в 1849 году, окружённый почитанием на своей новой Родине.
А вот созданный им Багадеран прекратил своё существование десятилетием раньше: посланники Николая I в конце тридцатых всё-таки сумели уговорить его солдат вернуться в Россию. После этого никаких русских этнических формирований персы уже не создавали.
Отправка на войну с горцами часто была разновидностью ссылки, поэтому контингент там собирался буйный и не всегда благонадёжный. Но одно дело, когда к неприятелю перебегает случайный смутьян или головорез, и совсем другое, когда изменником становится заслуженный офицер и ветеран боевых действий в Польше.
Осенью 1838 года из императорской армии дезертировал начальник Лабинского казачьего полка сотник Семён Атарщиков. Правда, через некоторое время он вернулся, ссылаясь на помутнение разума из-за смерти детей, и был прощён. Однако, вскоре Атарщиков бежал вновь, и приняв ислам начал участвовать в дерзких нападениях горцев на русские поселения под именем Магомед. При этом он ещё и разлагал русские части обращениями вроде такого:
«Я сотник Атарщиков, ныне признан абадзехами за первостепенного их узденя и следуют моему совету. Приглашаю, братцы служивые, кому угодно ко мне идите. Я для всех выстарал право вольности; за Лабу как перейдет, кто и назовется моим гостем, никто не смеет удержать. Меня вот как искать: скажи я гость Хаджирет Магомета русского офицера и сам как Хаджирет дескать иду к нему на Куржупс-речку, никто не смеет задержать, ибо кто задержит моего гостя, подвергнется штрафу в 15 коров.»
Бывший офицер наводил страх на окрестности два года, после чего, во время боя возле Ставрополя получил кинжальный удар в бок от другого перебежчика казака Головина, который хотел убийством главного мятежника купить себе прощение.
На Кавказе массовый коллаборационизм существовал в государстве имама Шамиля, который отказался от практики принуждения перебежчиков к тяжёлым работам и уравнял русских в правах с горцами. Близ аула Ведено вырос русский посёлок, где была православная церковь и школа. Бывшие русские солдаты и офицеры входили в личную охрану имама, из них же был составлен военный оркестр армии Шамиля. Численность бывших военнослужащих русской императорской армии в войске имамата исследователи оценивают в диапазоне от 500 до 2000 человек.
Самым известным изменником кануна Первой мировой войны стал подполковник российской императорской армии Анатолий Николаевич Грим, потомственный дворянин Нижегородской губернии, старший адъютант Варшавского военного округа. Грим любил карты, скачки, красивых женщин и эта любовь довела офицера до полного разорения.
В 1896 году он решил заработать экстравагантным способом: самостоятельно предложил свои услуги немецкой разведке. Кайзеровские спецслужбы щедро оплачивали сведения Грима, например, инструкции по обучению войск и топографические карты железнодорожных станций. Но денег, привыкшему жить на широкую ногу подполковнику, всё равно не хватало. И он пристроился осведомителем на полставочки ещё и в австро-венгерскую разведку.
Жизнь удавалась. Грим уже начал присматривать себе доходное имение, но тут на его след вышла царская контрразведка. Агенты Петербурга сумели завербовать высокопоставленного австрийского офицера, от которого и узнали про существование крота. Осведомитель царской разведки в Вене предоставил своим кураторам фото женщины, которая передала австрийскому Генштабу документы российского военного министерства. Вскоре её личность установили, это была Серафима Бергстрём – любовница Грима. После этого предатель подполковник был арестован, лишён звания и наград, а в 1902 году военный трибунал приговорил его к 12 годам каторги.
С именем генерала Николая Бобыря связана одна из самых позорных страниц русской военной истории. В Российской империи в царствование Николая II этот военный чин был известен, как неплохой кабинетный востоковед, а ещё, если верить воспоминаниям Антона Деникина, как закоренелый взяточник, едва не отданный под суд в 1909 году.
Но несмотря на эти обстоятельства, в 1915-ом мы встречаем его на посту командующего гарнизоном Новогеоргиевска – крупнейшей русской крепости на западе империи. Под напором осаждающих сил противника Бобырь сдавал одну за другой оборонительные линии, пока наконец не перебежал к немцам на автомобиле. Вольготно обосновавшись в плену, он под диктовку немецкого командования отдал письменный приказ сдать крепость, который гарнизону предъявили немецкие парламентёры. Этот небывалый в истории русского оружия факт, однако, перекрывается ещё более небывалым: почти весь офицерский состав покорно подчинился предательскому приказу, увлекая за собой и солдатскую массу.
Известный историк-эмигрант Антон Керсновский писал об этом:
«В огромном гарнизоне не нашлось ни генерала Кондратенки, ни майора Штоквича, ни капитана Лико... И утром 7 августа прусский ландвер погнал человеческое стадо в бесславный плен. Численность гарнизона Новогеоргиевска равнялась 86.000 человек. Около 3000 было убито, а 83.000 сдалось, в том числе 23 генерала и 2100 офицеров. …Торопясь капитулировать, забыли привести в негодность большую часть орудий. Германцы экипировали этими пушками свой Эльзасско-Лотарингский фронт, а французы, выиграв войну, выставили эти русские орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов, на поругание своих бывших братьев по оружию.»
Такова была цена предательства презренного Бобыря.
Вильгельм Владимирович Теслев, отпрыск старинного финского рода, чей предок Александр Теслев был героем войны 1812 года и по праву представлен в Военной галерее Зимнего дворца рядом с Кутузовым, Багратионом и Барклаем. Его потомок тоже пошёл по военной линии и в русской императорской армии дослужился до полковника, а накануне Первой мировой закончил Николаевскую академию Генерального штаба.
Однако, в сентябре 1917 года под Ригой полковник Тесле попал в немецкий плен, где вежливые немецкие специалисты начали деликатно вербовать без пяти минут русского генерала. Теслеву предложили возглавить коллаборационистский 27-й егерский батальон численностью 1800 человек, составленный из финских поданных Российской империи. Вскоре полковник дал своё согласие. Дело происходило до провозглашения независимости Финляндии и до прихода к власти большевиков, так что изменение политической обстановки оправданием тут быть не может, перед нами измена присяге в чистом виде. Тем более, что, когда Теслев привёз финских добровольцев в Суоми и передал командование Карлу Густаву Маннергейму, сам он вступил в чисто немецкую Балтийскую дивизию под начальством Рюдигера фон дер Гольца. Таким образом, Теслев представляет собой редкий пример высокопоставленного офицера, который в ходе Первой мировой войны повоевал сразу в двух армиях-противниках.
На этом мы заканчиваем нашу галерею коллаборационистов и изменников. В следующий раз тема будет совсем другая. Думаю, вы догадываетесь, какая.
До встречи накануне Дня Победы.
Новости
VIP
