Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Евгений Витальевич, добрый день.
Евгений Гильбо. Тоже приветствую, не так категорически, но приветствую.
Д.Ю. Представьтесь, пожалуйста.
Евгений Гильбо. Меня зовут Евгений Витальевич Гильбо, я занимаюсь частным образованием, учу людей жить, скажем так.
Д.Ю. Например?
Евгений Гильбо. Ну например, у меня есть соответствующий проект в интернете. Честно говоря, это хобби, потому что вообще я занимаюсь тем, что даю советы. Все их дают бесплатно, я даю за деньги.
Д.Ю. Неплохо!
Евгений Гильбо. Ну вот, на это и живу. У меня достаточно много клиентов, в основном в Европе, ну и соответственно, там я этим и занимаюсь.
Д.Ю. А как же правильно жить в этой ужасной стране и в этой чудовищной ситуации?
Евгений Гильбо. Скажем так, я не считаю ни страну ужасной, ни ситуацию чудовищной...
Д.Ю. Да что ж такое?!
Евгений Гильбо....потому что есть страны поужаснее, да и в России были ситуации почудовищнее, чем нынешняя. В России я бываю не очень часто, в среднем 2 раза в год, когда приезжаю сюда с семинарами, ещё какими-то программами. Живу я, скажем так, в тёплой стране, можно меня назвать климатическим эмигрантом, потому что очень не люблю зиму, вспоминаю своё продрогшее детство здесь, поэтому как-то вот сейчас зимую в тропических странах. Ну а лето провожу в России, часто приезжаю в Россию, в Европу. Вот так.
Д.Ю. Давайте приведём пример, как надо жить.
Евгений Гильбо. Собственно говоря, как надо жить – ну не знаю, я бы всегда привёл свой пример, потому что...
Д.Ю. Наиболее близкий?
Евгений Гильбо. Да, мне нравится мой образ жизни. Ну, собственно говоря, у каждого он свой, каждый должен выбирать по себе, по своим интересам, по своим склонностям, но есть некие общие принципы, как приспособиться к ситуации и как приспособить ситуацию к себе. Эти принципы очень просты: ко всему надо подходить с активной позиции. Люди, к сожалению, так воспитаны, что в любую ситуацию входят с мыслью, что в этой ситуации будут делать со мной, а надо входить в эту ситуацию с мыслью: а что буду делать я здесь, в этой ситуации? Ну и соответственно, для этого нужно избавиться от очень большого количества установок, которых нам насовали в детстве в процессе воспитания, почему – ну потому что ребёнок маленький, если он будет сильно конкурировать, его просто зашибут, соответственно, его надо научить чему-то, чтобы он сильно не высовывался. И вот маленького ребёнка учат, что пиариться плохо, хвастаться плохо, что силой что-то брать плохо, что оказывать давление плохо, что нужно думать об интересах других, а не о своих, ну и другим подобным вещам, которые во взрослой жизни вредны. Потом ребёночек со всем этим растёт, ему насовали это в детстве, посадили такого внутреннего надсмотрщика, которые его сдерживает в таких ситуациях. Потом приходят 13 лет, в норме 13 лет – начало пубертатного периода, ребёночек уже вырос большой и здоровый, его не зашибёшь, соответственно, у него начинаются, включаются программы взросления, понимания, что взрослые нафиг не нужны, их опыт не интересен, интересны только ровесники, чуть-чуть на год-два постарше, нужно объединяться с ровесниками, бежать куда-то там ватагой. Ну и собственно говоря, так и происходило в естественных условиях – просто 13-летки собирались и уходили куда-то в лес основывать новое племя. Проблема заключается в том, что в нашем современном обществе против этой программы взросления работает всё: школа, церковь, семья, пресса, всё, что угодно, правоохранительная система, потому что мы знаем статистку, что 95% преступлений совершается тинэйджерами, а это значит, что система заточена именно против тинэйджеров на 95%. И все эти системы вместе занимаются тем, что они тормозят программу взросления. Потом пубертат кончается, биоэнергетика уже стабилизируется, и в результате человек не закончил программу взросления, остался инфантильным. И вот этот инфантилизм очень проблемно проявляется в нашем обществе, т.е. люди боятся себя пиарить, потому что нехорошо, а как-то без пиара – ну грубо говоря, даже на резюме себя не продашь, если его хорошо не напишешь, или на интервью, а уж собственный бизнес продвигать, что-то другое – это надо уметь пиариться. А люди боятся продавливать свои интересы, осуществлять психологическое или ещё какое-то насилие. А на самом деле без давления ничего невозможно добиться. Люди боятся высовываться, люди боятся отстаивать именно свой интерес и показать, что они отстаивают именно свой интерес, а не воспитаны так, что надо принимать во внимание чужие, и т.д. Вот это вещи, от которых надо чиститься, чиститься и чиститься, и процесс очищения называется личностным ростом. Ну вот я в своё время где-то лет, наверное, 18-19 назад сделал такой проект, обобщил опыт первых 10 лет своего консалтинга и понял, что у всех одинаковые проблемы. Чтобы не решать их каждый раз, я сделал такую школу, тогда я её сделал в интернете, там есть несколько курсов, которые помогают от этого очиститься. И в общем-то, за эти 19 лет результаты хорошие, если она 19 лет существует, значит, для проекта в Рунете это несколько много уже. За эти 19 лет уже много людей не только вышли из тех проблем, которые у них были, но и сделали уже большие рывки. Среди них, например, среди моих европейских клиентов есть и те, кто стал инвестиционными банкирами, и те, кто стал директорами венчурных фондов, сейчас занимаются научно- техническим прогрессом в Европе, очень многие реализовались в творчестве, но во всяком случае это вещь, которая помогает людям прорваться.
Д.Ю. В ряде аспектов вижу самого себя – я вот был третий ребёнок в семье, и мне сызмальства поясняли, что не должен никому мешать, должен вести себя подобающим образом, вот это можно, это нельзя. В общем, ничего практически было нельзя. Когда ты самый маленький, это тяжело, в общем-то. Многие детство вспоминают, как сказку волшебную какую-то, я вот как волшебную сказку не вспоминаю.
Евгений Гильбо. Ну вряд ли кто-то вспоминает детство, как волшебную сказку.
Д.Ю. Ну, мозг вытесняет плохое, оставляет хорошее.
Евгений Гильбо. Может быть.
Д.Ю. Потом я учился-учился, в 6 школах учился, там тоже всякое было, ну а потом меня призвали в Советскую Армию, как в те времена было принято. Осмелюсь заметить, что в СА лишили всех иллюзий и дурь детскую выбили, наверное, в течение первого месяца. Тогда это казалось всё чудовищно и ужасно, а по прошествии многих лет как-то начинаешь осознавать, что это, по всей видимости, институт социализации мальчиков был, это не совсем воинская служба, это именно то, когда мальчику объясняют, как себя надо вести, а как себя вести не надо, что приводит вот к таким результатам, а что приводит вот к таким.
Евгений Гильбо. Ну да, тогда на излёте советского времени была ещё инерция сталинских институтов товарищества, которые сейчас уже, в общем-то, забыты, хотя и неизбежно будут вскоре возрождаться, потому что...
Д.Ю. А что это такое?
Евгений Гильбо....будущее России – это, скорее всего, милитаризм... Что такое товарищество? Это совершенно другое отношение к жизни, чем у наших нынешних современников. Дело в том, что наши нынешние современники воспитываются по большей части женщинами, причём согласно статистике, 90% сейчас детей растёт в однополых семьях: мама + бабушка. Ну и соответственно, в этих однополых семьях их учат немного не тому, чему надо. Я не знаю, с какой степенью скабрезности можно рассказывать анекдоты...
Д.Ю. Любой.
Евгений Гильбо. Известен анекдот о том, как ребёнок спрашивает: «Мама, папа, что такое минет?» Мать начинает объяснять, что это когда что-нибудь берут в рот, на что отец говорит: «Дура, не берут, а дают, у нас же сын растёт!» Проблема в том, что в однополой семье, где мама + бабушка, это сказать некому, и проблема в том, что таких ситуаций тысячи, когда ребёнку дают не ту установку.
Д.Ю. Например, запрещают драться мальчику.
Евгений Гильбо. Да, дают не ту установку, причём драться для самозащиты можно, а для того, чтобы достигнуть какой-то другой цели, нельзя, ну и т.д. Т.е. очень много установок, которые, к сожалению, делают... не только для мальчика, это проблема и для девочки тоже, т.е. они делают его несамостоятельным, они делают его зависимым, они делают его бабозависимым, грубо говоря, и с одной стороны, он ищет, как это повежливее сказать, мою вторую маму всегда, уже жену он ищет именно для того, чтобы оказаться у неё под каблуком, и во-вторых, он совершенно не понимает, что такое мужское поведение. Ну например, отношения с парнями: если раньше, когда всё-таки были семьи большие, много мальчиков, мальчики между собой возились, дрались, был всё время телесный контакт достаточно близкий. Сейчас ребёнок изолирован, во-первых, от этого телесного контакта, во-вторых, соответственно, он этого контакта начинает бояться. Сами понимаете, воспитание-то сексуальное у нас в основном проходит в подворотне, ну или сейчас в интернете, который стал филиалом этой подворотни – там вместо вот этих нормальных вещей, нормального телесного контакта начинаются сразу разговоры о гомосексуализме, о прочих извращениях, потому что, к сожалению, жертвы этого воспитания всё способны воспринимать только в извращённой форме, соответственно, любой контакт между мужчинами близкий воспринимается, как гомосексуализм – отсюда страхи этого контакта...
Д.Ю. Извините, перебью: пример сразу хочу привести, что вот у американских мальчиков в кинотеатрах нельзя сидеть на соседних сиденьях, надо сидеть через одно, иначе Бог знает, что подумают.
Евгений Гильбо. Иначе, не дай Бог, они погладят друг друга. А в то же время этот контакт просто необходим, причём если раньше была классическая борьба, что давало достаточно близкий телесный контакт, сейчас, к сожалению в основном такие бесконтактные виды борьбы – издали ногами пинаться, и т.д. Вот уже лет 30 такое в моде. Результат – опыта близкого телесного контакта нету, когда его нету, вырастает такой человек в футляре, это называется сенсорная депривация, и это очень закрепощает, потому что огромное количество спазмов в теле, которые не снимаются этим контактом, спазмы – это значит неврозы, потому что любой невроз, т.е. запрет какой-то внутренний возникает, он представлен спазмом в теле. На самом деле, между психикой и телом нет никакой разницы, потому что если раньше, ну скажем так, в западной традиции принято их разделять, по христианской такой традиции, то павловская школа всегда говорила, что это одно и то же, и всегда надо смотреть на уровни рефлексов. И вот например, я могу любой осмысленный невроз показать, где у вас в теле, потому что там есть рефлекторный зажим, этот рефлекторный зажим очень легко нащупывается, с каждым таким зажимом связана тот или иной запрет, тот или иной невроз, неврозы так лечатся, и есть целое направление в психотерапии – телесная психотерапия, которая этим занимается. В процессе воспитания необходимо преодоление этой сенсорной депривации. Вот например, у нас есть специальные лагеря, которые мы проводим, где собираются и люди взрослые, в основном руководители разных рангов, и молодежь, и они все оказываются в ситуации не только близкого телесного контакта, но и конкуренции на уровне первой сигнальной системы, т.е. на уровне ощущений, и т.д., потому что наша психика всё воспринимает на уровне ощущений. Что касается второй сигнальной системы, т.е. слов, они изначально были только для того, чтобы себя обманывать, ну потом, может, ещё остальных обманывать, а вся правда на уровне первой сигнальной системы. И вот мы ставим людей в условия острой конкуренции на уровне первой сигнальной системы. Там есть у нас известная игра red ball – такой силовой баскетбол, квадро-регби – это такое политическое регби, потому что игра команда на команду, как это принято в спорте, а в жизни этого никогда не бывает, в жизни есть кто-то третий, кто-то четвёртый, и всегда есть возможность коалиции – можно заключать коалиции, можно кидать, можно ещё что-то, ну и т.д. И когда всё это происходит в темпе, в динамике, они договариваются, они друг друга кидают, они воюют, и т.д., уже приобретается опыт реальности на уровне тела. Ну и т.п. практики...
Д.Ю. Это же – опять извините, перебью – как в британских школах, где там непрерывно регби, гребля...
Евгений Гильбо. В британских школах как раз это в той форме, в которой не преодолевает до конца сенсорную депривацию. Ну в аристократических школах – да, там это всё знают, там есть близкий телесный контакт, там есть преодоление сенсорной депривации, но для низов это никогда, там везде работает вот эта система запретов, запретов, запретов на любые вещи, которые могут сделать их более конкурентоспособными. И соответственно, это проблема. Для молодёжи главная проблема – это необходимость инициации, т.е. в этом возрасте достаточно легко снять все эти запреты, все эти тормоза, и мы это делаем, инициируя. Особенно это важно для доминантных ребят, потому что в нашем обществе доминантный самец – это самая такая репрессируемая воспитанием категория. Как-то это надо преодолевать, потому что почему это репрессирует общество – это понятно, обществу нужно меньше лидеров, больше рабов, но с точки... ну сейчас уже не так нужно, но инерция культуры остаётся. С точки зрения индивидуальных потребностей, конечно, нужно развивать лидерские качества и нужно... вот способность к экспансии, а у человека ведь очень много есть зажимов в теле, которые просто-напросто убивают, на холостой ход спускают его энергетику. Биоэнергетикой называется возбуждение нервных стволов, иннервация, и огромная часть вот этой энергии уходит на поддержание вот этих зажимов на поддержание запретов. Я не знаю, насколько этично показывать на вас, но...
Д.Ю. Отлично, меня все видят.
Евгений Гильбо. Если вы попробуете сжать бицепс, почувствуете, сколько на это уходит энергии, когда вы его напрягаете. Ну вот, скажем, вот здесь у вас есть мышца, которая мощнее бицепса намного и которая не расслабляется 24 часа в сутки. Часть пресса у вас не расслабляется, и т.д. Это всё связано с определённым запретами, и эти запреты как раз оттягивают эту энергию, они её вот на это самое напряжение мышц, на зажимы кожи, и т.д., они её, как бы это сказать, на холостой ход пускают, по сути. А ведь эта энергия, огромное количество, могла бы пойти на внешнюю экспансию, на какие-то действия, на психику.
Д.Ю. Как забарывать?
Евгений Гильбо. Нужно со этими всеми зажимами работать, это тоже очень важная вещь, но работать с двух сторон: со стороны тела и со стороны смыслов, т.е. понять, какой смысл. Всегда что такое невроз – это ложь, т.е. мы себя в чём-то обманываем себе в чём-то лжём. Вот она у нас возникла в процессе воспитания. Ну прежде всего, мамашка всегда хочет, чтобы её считали святой, любая, поэтому она заставляет ребёнка врать, что чёрное – это белое, пока он в это не поверит, и вот так возникает первый стереотип поведения – верить, что чёрное это белое. Потом им можно чем угодно... как угодно врать, вплоть до... появляется передача Соловьёва, где врут все, каждый по-своему, и многие им верят.
Д.Ю. В политике по-другому не бывает.
Евгений Гильбо. Ну, передача Соловьёва – это не совсем политика, там про политику ничего, там что-то такое отвлечённое от политики, но во всяком случае это проблема, которая... везде есть люди, которые себе врут. И вот таких лжей накапливается много, каждый невроз – это, по сути, не только запрет, но и ложь себе, и если мы научимся эту ложь в себе убирать... Ну есть такое понятие – инквизиция. Поскольку чем занималась инквизиция, историки так никогда и не поняли, то они ей приписывают нечто... На самом деле, инквизиция – это такая процедура психоневрологическая, я бы сказал.
Д.Ю. По-русски это следствие.
Евгений Гильбо. Т.е. на самом деле, один из этих зажимов, а там, где существует зажим, это очень болезненное место, потому что если я сделаю такой щипок, здесь он незаметен, но точно такой же щипок в месте, где есть зажим, вызывает острую боль, ощущение, что там иглой проткнули, и т.д. Если это происходит, значит, как бы инквизитор начинает сжимать этот вот зажим, начинаются там крики, боль, идут какие-то воспоминания, которые изо всех сил вытесняет этот посаженный надсмотрщик, цензура. В конце концов боль становится нестерпимой, идёт какой-то прорыв, человек вспоминает и говорит правду. И тут случается чудо, потому что инквизитор дальше продолжает давить, а боль исчезла, вот там где был зажим, оно расслабилось, но человек о себе узнаёт в этот момент нечто новое, т.е. вот то, что он о себе о жизни, о чём-то думал, что было так, а на самом деле было не так. Он вспоминает правду один раз, второй раз, третий, и происходит пересмотр, и чем меньше человек себе врёт, тем более он начинает принимать адекватные решения в жизни, и чем более он принимает адекватные решения, тем быстрее его социальный рост, потому что обычно, к сожалению, человек принимает решения неадекватые, принимает их, исходя из каких-то мифов, и каждый раз каждое это решение оказывается ошибочным и опускает его по жизни, т.е. он или теряет какие-то ресурсы, или теряет социальное положение, или ещё что-то теряет, но вот всё время неадекватность человека опускает. Люди, которые себе не врут, относительно себя прежде всего, потому что адекватность – это адекватное представление о себе, а не об окружающем мире, об окружающем мире мы не можем всё знать, а вот о себе мы можем знать правду. И когда мы знаем правду, мы принимаем более адекватные решения, и значит, у нас всё хорошо, к нам приходит успех. Если же мы продолжаем жить мифами, мы принимаем неадекватные решения. Ну вот пример: существует огромное количество людей, которые считают, что люди богатые, успешные, элита действуют так же, как у них на низовке, но только им просто более везёт. Ну например, они говорят...
Д.Ю. Ну это же тоже правда – везёт-то тоже.
Евгений Гильбо. Не то, не так. Они говорят, что вот, они тоже кидают, тоже воруют, тоже это, и от этого им везёт, но при этом сами они тоже кидают, тоже воруют, а им не везёт – вот что это такое?
Д.Ю. Какой-то замкнутый круг, да?
Евгений Гильбо. А в действительности, отношения в среде элит совсем другие, ну например, существует понятие устного договора, я приведу хотя бы на примере российских купцов дореволюционных: купец давал слово купеческое, этого было достаточно. Поему он это делал?
Д.Ю. За купцом стояла ОПГ тогдашняя, и не сделать этого было нельзя, если ты сказал.
Евгений Гильбо. Не в этом дело, кинуть может и одна ОПГ другую. Почему не кидали – потому что если ты один раз кинул, это вопрос репутации, значит, в следующий раз с тобой будут заключать письменный договор, и под договор будет браться залог, а залог – это или банковская гарантия, за которую надо платить, или это свои средства, которые надо морозить, т.е. твои конкурентные условия ухудшаются, и ты начинаешь проигрывать конкурентную борьбу. Поэтому репутация очень важна.
Д.Ю. Не надо так себя вести, да?
Евгений Гильбо. Да. И они не потому, что они убеждённые, хорошие, благородные, начитались Льва Толстого, и т.д. – они это делают, потому что такие условия, они привыкли действовать по обстоятельствам и далеко считать, поэтому они всегда держат слово. А на низовке не держат слово, и это первая причина, по которой на низовке люди бедные. Есть ещё очень много установок, которые делают людей бедными, и вот эти самые установки тоже надо убирать и давать установки правильные по отношению к жизни. Их не так много, и после того, как эти установки меняются, удивительным образом человек оказывается и успешным, и удачливым, т.е. успешность – это то, чем можно управлять, и мы это успешно делаем. А сейчас мы занялись такой вещью, как удачливость, т.е. управление потоками вероятностей, которые вокруг себя, характеристиками этих потоков, и оказывается, что это тоже очень интересные вещи, потому что вся теория вероятности построена на идее, что события независимы, а в реальной жизни события в основном взаимозависимы, и поэтому распределение вероятностей можно изучить ... а во-вторых, можно им управлять и можно к нему подстраиваться.
Д.Ю. Интересно!
Евгений Гильбо. И таким образом всегда быть удачливым. Ну например, я люблю фокусы показывать в казино, когда я по каким-то признакам говорю: вот сейчас будет серия красных, и 3-4 раза ставлю на красное, и 3-4 раза оно выпадает. Ну потом серия обрывается, конечно, но тем не менее это происходит. Все говорят: невероятно, это не может быть! Я говорю: хорошо, вот через некоторое время будет серия чёрного вот сейчас, 17 раз – пошло, и т.д. И это можно делать всё время, если ты изучил свой поток вероятности, его характеристику, потому что, как ни странно, у каждого человека свой поток вероятности, свои характеристики потока вероятности, и надо изучать свои вероятности. Если ты изучил вот эти свои вероятности, то очень легко ими управляешь. В этом нет никакой мистики, это вещь, которая достаточно, скажем так, не так легко, конечно, но ей учатся и это используют в управлении. Более того, это используется сегодня в управлении не только на личном уровне, но и на уровне корпораций, потому что корпорации, ну понятно, что они уже очень давно ушли от 4-ого управленческого уклада, т.е. от менеджмента, они давно уже работают на уровне 5-го управленческого уклада, т.е. управление на уровне мета-менеджмента. Что это означает – это означает, что они изучают ситуацию и смотря только т.н. точки бифуркации, особенности Уитни это называется – это те точки, в которых ситуация как бы разветвляется, и там приложение небольшого усилия способно дать большой выход на будущее, поэтому все усилия при современном управлении на 5-ом управленческом укладе сосредоточены просто в этих точках и управляют через них. Потом есть 6-ой управленческий уклад – это управленческий уклад, когда ты управляешь потоками вероятностей. Если на 5-ом управленческом укладе это выглядит так: вы помните, очевидно, фильм «Игра», где главного героя сначала обследовали, просчитали его поведенческие реакции и затем стали выстраивать ему серию стимулов, на которые он предсказуемо реагировал. Ну опять же, что такое «предсказуемо» - это не значит, что однозначно предсказуемо, это значит, что на каждый стимул есть вот такое распределение вероятности, которое... реакции, которые он даст. Даёшь один стимул – он выбирает в этом диапазоне, потом другой стимул, и т.д., и ты выстраиваешь цепочку стимулов так, чтобы траекторию вот эту корректировать. Он, конечно, может делать разные выборы, но двигаться в одном и том же направлении примерно. И таким образом человеком можно управлять – так управляет реклама, так управляют массовым человеком. Индивидуальным человеком управлять сложнее, но тоже можно. Но самое важное, что на смену этому 5-ому управленческому укладу сейчас приходит 6-ой.
Д.Ю. А там что?
Евгений Гильбо. А там идёт управление уже характеристиками этих самых распределений вероятностей, ну т.е., грубо говоря, я посчитал ваше распределение вероятности на то, что я вас обзову каким-нибудь непристойным словом: грубо говоря, 5% - можно схлопотать по морде, 95% - будет гнилой базар. Тут вмешивается какой-то дополнительный фактор, ну допустим, я к вам подкатываю в надежде на это распределение реакций, в это время кто-то со стороны рядом подгоняет сексапильную даму – распределение вероятности меняется, уже не 5 на 95, а совсем другие пропорции, и т.д. Т.е. в принципе, можно управлять этим распределением вероятности, меняя ситуацию, подгоняя дополнительные стимулы, и т.д. Таким образом, если одна систем выстроила своё управление, конкурент может разрушать это управление, воздействуя на потоки вероятностей, а часто и не только разрушать, но и менять траекторию, управлять ею по-другому. Соответственно, вот этот вот 6-ой управленческий уклад работает вот на этом уровне. Ещё некоторое время назад это было искусством, т.е. этим занималось только очень небольшое количество...
Д.Ю. Кудесники.
Евгений Гильбо....да, кудесников, таких специалистов по бесструктурному правлению, то сейчас этим уже занимаются на системном уровне, т.е. практически понятно, что давно уже у каждой корпорации есть свой киберцентр, где всё это просчитывается, где просчитывается вся система стимулов, и каждая корпорация ведёт войну против остальных за рынки, за влияние, за всё стальное, и ведёт, вот именно формируя эти воздействия, формируя сочетания стимулов для вот этого управления, для того, чтобы выстраивать своё управление.
Д.Ю. Страшный вопрос: а это на Западе это всё происходит, или нас это тоже как-то касается?
Евгений Гильбо. Это везде происходит, в России, к сожалению, только-только с большим трудом осваивают 5-ый управленческий уклад, 6-ым управленческим укладом пока никто здесь не владеет, но среди корпораций, которые я консультирую, это давно поставлено на промышленную основу, где-то я это ставил, потому что это было частью моего консалтинга этих корпораций. Ну вот это работает, т.е. от тех систем штабных, которые работали когда-то на цикле Бойда, на цикле «Красная звезда» Варшавского, на всех вот этих самых системах принятия решения раньше, мы уж давно перешли к траекторному управлению, ну и сейчас уже на горизонте 7-ой управленческий уклад, когда, грубо говоря, формируется «чёрный лебедь», т.е. некое такое событие, которое фундаментально меняет весь расклад вероятностей. Мы видели применение этих технологий в недавнем прошлом, пока что...
Д.Ю. Например?
Евгений Гильбо. Ну пожалуйста: возьмите Челябинский метеорит, Чебаркульский – что это было? До сих пор ведь боятся сказать.
Д.Ю. Что это было?
Евгений Гильбо. Говорят, что это был метеорит, т.е. с двойным реверсным следом, с ломаной траекторией, но приходится изображать, что это метеорит, почему – потому что это было событие, которое поменяло весь расклад вероятностей, но оно использовалось для тестирования системы. Я когда его комментировал, тогда в 2011 году, нет, в 2013 году, по-моему, я сказал, что это тестирование системы, как она отреагирует. Отреагировала она плохо, ну пиарная система, я имею в виду государство, и в результате мы получили уже серьёзный удар – вот этот самый сбитый на Донбассе Боинг, ну там был ли он сбит, или это была имитация, сейчас обсуждать совершенно неважно, что это было, важно, что само событие, будучи введено в информационное пространство, фундаментально изменило не только политическую, но и военную ситуацию: ну например, после этого Россия не имела возможности туда вводить средства ПВО, это сделало невозможным наступательные операции для донецкого ополчения, ну и дальше пошло разрушение ситуации там. Как видим, одно-единственное событие, о достоверности которого можно долго спорить, но вне зависимости от его достоверности оно управляет ситуацией.
Сейчас это идёт всё дальше и дальше. К сожалению, в России ни политическое руководство, т.е. секретариат Совбеза, ни руководство корпораций не владеют этим более высоким управленческим укладом, в силу этого мы видим череду стратегических ошибок, просто вот одну за другой, притом, что тактически они выигрывают очень часто, а при этом за каждый тактический выигрыш платится стратегическим поражением, и это всё дальше и дальше всё хуже и хуже. И это касается не только РФ, как государства, и не только российских корпораций, которые сейчас за эту свою ископаемость, за которую они будут дорого платить, но и других государств, потому что те процессы, о которых я говорю, не являются чисто российскими, они идут во всех странах, и во всех странах бюрократическая система, во-первых, всё больше и больше сдаёт, разваливается под давлением корпораций, и очень скоро мы увидим мир совершенно другой, чем мы привыкли, потому что мы привыкли к миру т.н. Вестфальских государств, т.е. государств, отвечающих за территорию, за территориальный контроль и социальный контроль общества, но это требование было эпохи капитала – капитал требовал ответственной и квалифицированной рабочей силы, государство её готовило, государство обеспечивало её стабильное функционирование в виде систем поддержания работоспособности в виде здравоохранения, систем призрения в старости, чтобы они не отвлекались, ну и т.д. Сейчас, поскольку производство автоматизировано, потребность в этом ушла, корпорации перестают эти государства поддерживать, экономика перестала быть локальной, стала глобальной, и совершенно неинтересен территориальный контроль, он только мешает сегодня, поэтому бюджет европейских государств по сравнению с тем, что у них было в реальном исчислении в начале 90-ых, с тех пор сократился в 2,2 раза, в реальном исчислении, а в России/СССР этот обвал случился одномоментно, вот тогда же в начале 90-ых, как мы помним, но в Европе это спустили на тормозах. Но это общий процесс краха индустриального общества, краха индустриальных государств, это общий кризис индустриального общества, и о его механизмах очень хорошо рассказывает Хазин, и этих последствиях, к которым он идёт. Есть вещи, правда, о которых Хазин не рассказывает, но это не предмет его исследования.
Д.Ю. Утаивает от нас?
Евгений Гильбо. Нет, он не утаивает, просто это не предмет его исследования, он занимается именно кризисом индустриального уклада. А рядом с этим идёт рост нового, постиндустриального, и этот постиндустриальный – это вовсе не то, что там рассказывали какие-то шизики когда-то, что это какие-то там – туризм и прочие сферы, на самом деле это автоматические производства, это новая энергетика, это совершенно новый уклад экономический, который с этим связан, этот уклад не предусматривает государств старого типа с территориальным контролем, этот уклад предусматривает глобальное государство, которое действует в масштабе всего земного шара, и если раньше границы шли по земле, которая была основным ресурсом, то сейчас она будет идти по культурным зонам, т.е. на базе каждого культурного кластера возникнет своё государство глобальное, и они будут конкурировать – глобальное англосаксонское, глобальное франкофонское, глобальное японское, глобальное китайское, глобальное русское...
Д.Ю. А наше-то будет глобальное?
Евгений Гильбо. Будет. К сожалению, так получилось, что нынешний режим в России не готов к трансформации в этом направлении, поэтому это уже дело следующего режима, но тем не менее так или иначе это будет. Или же это будет идти параллельно, т.е. параллельно идти деградация вот этих самых государств бывшего СССР, ну как она и идёт последнюю четверть века, и параллельно с этим будет идти становление этого русского глобального эгрегориального, скажем так, государства.
Д.Ю. А мы можем такое потянуть?
Евгений Гильбо. Ну, все могут такое потянуть, это же вопрос интересов, т.е. понятно, что возникнут какие-то корпорации, у этих корпораций будут свои интересы, эти интересы потребуют глобальной защиты, им придётся объединять для этого силы – ну вот так оно и возникнет.
Д.Ю. А упомянутая культура: вот понятно, что например, в США с культурой, что бы там под этим словом ни понимать, полный порядок – они диктуют повестку всему Земному шару: кривляющиеся негры, стреляющие в боевиках арнольды, и проч. – это всё их культурная экспансия беспредельная, и все, разинув рты, сидят и смотрят. А мы что планете можем предложить?
Евгений Гильбо. Есть экспансия. Грубо говоря, когда-то в 17 веке все деньги были в Голландии – ну и все картины писались в Голландии. Когда-то в начале 20 века Аргентина входила в первую семёрку экономически развитых государств, и весь мир тогда танцевал аргентинское танго и смотрел аргентинские фильмы.
Д.Ю. Надо же!
Евгений Гильбо. Да. Потом Аргентина опустилась, там был свой режим деградации при Пероне и позже, она сейчас, конечно, опустилась сильно, но тем не менее вот пример такой. Была Франция самая богатая – была французская культура. Мы помним, как Петербург сидел на товарных потоках со всей России, Персии и т.д. – и в Петербурге была высокая культура, и т.д. Т.е. это зависит от того, где денежные потоки, там и культура – так уж, как бы это помягче сказать, устроены культурные люди, что они, почему-то всегда стремятся туда, где есть денежные потоки.
Д.Ю. Отличный есть пример: возле города Фонтенбло есть такая деревня Барбизон, и когда королевский двор, я уж не помню, под чьим руководством какого там Франциска или кого, съехал в это самое Фонтенбло, то парижская художественная богемная часть немедленно бросилась в Барбизон, потому что тут вот братва с деньгами, а мы тут их рисуем, и за это бабки получаем. Из этого вылилась Барбизонская школа, новые направления, туда-сюда, но ключевое – это деньги, да.
Евгений Гильбо. То же было и при испанском дворе, где большая часть великих испанских художников греки. Так что вся эта вещь работает, понятно.
Д.Ю. Т.е. имеет какие-то шансы, да?
Евгений Гильбо. Нет, дело не в том, что мы имеем шансы, а в том, чтобы был спрос на собственную культурную гегемонию. На сегодня Россия... ну Россия всё-таки очень отстаёт в плане становления постиндустриальных институтов по сравнению и с Америкой, и с Европой, т.е. по сравнению в Америкой это лет на 25 отставание по сравнению с Европой – лет на 15-20, поэтому у нас ещё не сложился спрос на национальную культурную гегемонию. Он сложится.
Д.Ю. А как его складывать?
Евгений Гильбо. А дело в том, что чем дальше, тем больше самые такие прибыльные проекты оказываются в дигитальной сфере, потому что сельское хозяйство давно убыточно, потому что ушло в инфраструктуру, транспорт уже давно ушёл в инфраструктуру убыточную, сейчас то же самое произошло с промышленностью – она ушла в инфраструктуру, а прибыльные проекты сейчас в т.н. постиндустриальных сферах, т.е прежде всего в сфере дигитального производства, прежде всего культурного производства, культурного продукта. Собственно говоря, самые прибыльные бизнесы сегодня производят именно культурный продукт. Все думают, что основа экономики России – это Газпром с его нефтью и т.д. Давно уже Газпром технический банкрот, что касается нефтяных компаний – тоже, в общем-то, они проели те инвестиции, которые туда впихнул Горбачёв, да ещё и до Горбачёва много вкладывалось, но при Горбачёве просто по 100 млрд. тогдашних рублей, это где-то по триллиону, значит долларов на современные деньги, было вгрохано в нефтяную и в газовую отрасль, вместо того, чтобы вкладываться в постиндустриалку, в связь, в автоматизацию, и т.д. В 1986 году Ленинград стоял на первом месте в мире по производству роботов.
Д.Ю. Надо же!
Евгений Гильбо. А сейчас даже говорить о производстве роботов в Ленинграде особо не приходится.
Д.Ю. Несерьёзно, да.
Евгений Гильбо. Да, но это была та сфера, в которую надо было вкладываться, если бы в неё вкладывались, тут бы был прорыв. Ну там я не буду уже критиковать советское руководство и вспоминать утраченное – ну утратили и утратили, надо думать о будущем, а в будущем дигитальные сферы наиболее прибыльны, понятно, инвестиции пойдут в них. Но дигитальные сферы очень зависят от культурной базы, от культурной символики, от культурной основы, и соответственно, рынок – это рынок тех, кто к этой культуре приобщён, кто стоит на этой культурной базе. Соответственно, культурная гегемония, распространение культуры будет уже требованием бизнеса вот этого, и соответственно, государство займётся этой культурной гегемонией, и это будет и в Европе, Европа сейчас к этому подходит, причём подойдёт... ну она к этому подошла, поэтому мы изменения увидим скоро очень быстрые. Мы увидели, как во Франции привели к власти президента с левой фразой, и при этом под него посадили правый аппарат, который один за другим штампует правые законы – законы на ограничение миграции, законы... ну и т.д. Т.е. они навели там порядок сильно, они уволили треть судей, они на треть сократили весь этот собес, т.е. это очень серьёзные изменения. Аналогичные будут сделаны в Германии – тоже будет приведена коалиция лево-правая, крайне левых с крайне правыми, с левым канцлером в главе, с правыми вице-канцлерами, и соответственно, после этого аппарат под эту левую фразу будет провозить жестокие реформы в интересах корпоратократии, которая уже достаточно долго ведут драку с уходящей бюрократией за изменение политики.
Д.Ю. А вот вы сказали, что будущее России – это милитаризация. Это вот тут недавно Владимир Владимирович выступил, Макрону сказал, что если вы там переживаете за защиту – ничего страшного, мы поможем. Это мы теперь вторая крыша после США или как?
Евгений Гильбо. Владимир Владимирович просто кое-что знает относительно интересов серьёзных европейских кругов, поэтому он пытается в это встроиться. Та система, европейская аристократия, которая объединена Мальтийским орденом, я не буду... должен тут оговориться, что Орден – это не организация со своим ЦК типа... и обязательными решениями, это клуб для согласования, это клубная форма, люди там согласовывают свои позиции, и причём это согласование их, в общем-то, ни к чему не обязывает, им просто важно знать мнение друг друга для того, чтобы действовать в русле как-то когерентно. Так вот, уже давно в отношении России эта европейская аристократия пришла к мнению, что как-то работать русские не хотят, не готовы, им не интересно, а воевать любят, и Россию в этом плане видят, как в будущем шпагу Европы, которая будет защищать европейские инвестиции в странах Азии. Сейчас это делают США, делают они это с моря, делать это им осталось недолго, потому что на сегодня есть китайский флот, который уже обеспечивает контроль доступа в свои моря, есть индийский флот, который может серьёзно мешать коммуникациям, собственно говоря, уже тотального господства, кроме Атлантики, у флота США нигде нет, скоро они потеряют и Атлантику.
Д.Ю. А в Атлантике кто им мешает?
Евгений Гильбо. Да уже китайцы там плавают, но вопрос, конечно, не в китайцах – давайте я не буду за геополитику...
Д.Ю. Понял.
Евгений Гильбо.... за возникновение новых государств, я хоть одну мысль доведу до конца. Так вот, эта европейская аристократия понимает, что с моря крышевать их капиталы уже в Азии будет невозможно очень скоро, и им нужно, чтобы кто-то создавал угрозу с суши. Создавать угрозу можно только с Хартланда, Хартланд – это и есть Россия, соответственно, нужно создавать сильное милитаристское государство в России, причём реально сильное, потому что, конечно, та имитация оргазма, которая есть сейчас, это... дело даже не в том, что это позорно выглядит, а в том, что это неэффективно политически. Соответственно, для этого Россию надо, естественно, накачать инвестициями, накачать технологиями, накачать ресурсами, Европа всё это готова сделать в достаточно скорых вариантах, но есть 2 проблемы: первая проблема – они хотят иметь дело с военными. Они уже достаточно много имели дело с представителями уважаемых спецслужб российских и пришли к выводу, что те действуют по старому ГБ-шному принципу: наколка – друг чекиста, и они не могут не кидать – ну так они устроены по жизни. А военные люди попроще, они схем не строят, грубо говоря, подряд взяли, ресурсы получили, отрабатывать надо – отрабатывают, как могут, во всяком случае, не стараясь кинуть, т.е. может быть, кинут, но по ошибке, но не стараясь.
Д.Ю. Это же глупость.
Евгений Гильбо. Да. И вот они хотят видеть здесь военный режим, желательно увенчанный какой-нибудь националистической монархией, потому что нужна соответствующая идеология, что мы самые сильные, самые крутые, всех пинаем...
Д.Ю. Это найдёт широкий отклик в русских сердцах, уже сейчас находит.
Евгений Гильбо. Ну и соответственно, ищут это, и сейчас это переходный период. Естественно, нынешний режим, спецслужбисты пытаются в эту тенденцию встроиться и пытаются показать, что они тоже могут брать подряды на такого рода операции, но вот в Сирии у них это, как видим, не получилось, потому что ни обязательств перед европейцами, ни обязательств перед Израилем просто не смогли выполнить, иранцы объехали на кривой козе везде, и это очень большая там проблема, сейчас уже с иранцами бросятся разбираться без России, и в общем-то, это политически такое очень глубокое опускание. Есть второй момент – это, ну кроме того что внутренний режим пока не поменяют, не будут накачивать ресурсами, и второй момент – естественно, если Россию накачать оружием, ресурсами, технологиями, она будет угрожать Европе, а Западная Европа этого не хочет, потому что понятно, что лучший способ избавиться от драконов – иметь своего собственного, но не очень хорошо, чтобы это дракон был у тебя в доме. Поэтому встаёт задача санитарного кордона, во-первых, и во-вторых, некой фланговой угрозы для России, соответственно, идея была в том, чтобы на южном фланге создать другое милитаристское государство, которое было бы, с одной стороны, союзником России, и в случае, если Россия нацелится на Дальний Восток или Южную Азию прикрывала бы её фланг со стороны Ближнего Востока, а с другой стороны, если бы Россия поворачивалась на Европу, оно создавало бы фланговую угрозу, которая делала бы невозможным продвижение, потому что там санитарный кордон – достаточно большие плечи, и наличие фланговой угрозы при таком плече делает невозможным достижение стратегической цели. Поэтому была поставлена задача создать такое государство, его решили делать из Украины. Решение-то было принято в 2004 году, и я очень долго тогда пытался убедить, что не получится, пытался объяснить, что такое Украина, какая там культура, что из неё невозможно это сделать. Да, возможно такое государство сделать из того, что сейчас называют Новороссия, а тогда этот проект Таврида назывался. Соответственно, вот из Восточной Украины создать реально милитаристическое государство: во-первых, там население русское, которое более способно к военным действиям, во-вторых, там инженерная школа старая, тут важны инженерные кадры для создания нового современного ВПК, а там в нескольких поколениях инженерные семьи, и инженерное мышление, соответственно. Там можно было бы сделать сильное милитаристское государство, которое было бы таким, с одной стороны, союзником России, а с другой стороны, не давало бы ей повернуть против Запада. Но возобладала точка зрения, что с чем справится Восточная Украина, с тем может справиться и вся Украина, и решили делать это государство в масштабе всей Украины, ну и дальше тут можно, конечно, сладострастно говорить: ну я же предупреждал, и т.д., но во всяком случае это кончилось провалом, сейчас идёт переформатирование, от идеологии всё-таки перейдут к формированию того, что теперь называется Новороссия. Это тоже процесс достаточно долгий – это переформатирование, потому что бюрократия есть бюрократия, т.е. одно дело – решение принято на уровне Ордена, другое дело – его реализация через бюрократическую систему, и конечно, политическую систему Европы, ну и тем не менее, вот туда сдвиг сейчас идёт.
Д.Ю. А страну Украину порвут на куски или не порвут?
Евгений Гильбо. А её не надо рвать на куски, она развалилась уже, т.е. вопрос-то идёт только в оформлении этого, т.е. сейчас единственное, что мешает оформлению, это вмешательство РФ, потому что РФ всё-таки там где-то 30 млрд. ежегодно тратит на поддержание нынешнего киевского режима, и в натуральной форме, и в денежной, в форме энергетических поставок бесплатных, в форме докапитализаций банков, в форме прямых дотаций.
Д.Ю. А зачем? Какая нам от этого польза?
Евгений Гильбо. Насколько я понимаю идеологию тех ребят, которые это делают в Кремле, они считают, что, во-первых, это классовый интерес, потому что они считают, что падение олигархического режима на Украине приведёт к тому, что там возникнет, будет народно-демократический режим, а народно-демократический по определению русский, и это создаст угрозу олигархическому режиму внутри РФ, поэтому в данном случае классовые соображения. Второе соображение геополитическое: существует в Совбезе теория, что надо брать всю Украину, а пока не можем брать всю – вот, не давать её разделить. Ну и та, и другая позиция достаточно бесплодны, поэтому всё вот так грустно пока двигается, потому что если бы не это вмешательство, то гражданская война на Украине кончилась бы году в 2017-ом уже, а она вот продолжается до сих пор...
Д.Ю. Печально.
Евгений Гильбо....и конца-края не видно, подмороженный конфликт называется. Ну ладно, это такие вопросы больше политические, и в России их не обсуждают, потому что в России вообще не принято обсуждать политику, вместо политики существуют какие-то телевизионные шоу на непонятные темы, но поскольку я телевизор не смотрю, то и комментировать их не буду. Ну, на самом деле это не только в России – во всех странах так же примерно, т.е. обсуждение каких-то серьёзных вопросов идёт в закрытых тусовках.
Д.Ю. А как их можно обсуждать? Я лично не представляю, это же секретная информация всегда, как это – если это вывалить наружу...
Евгений Гильбо. В ней нет особой секретности, т.е. вот сейчас я об этом рассказываю – здесь нет никаких секретов, я могу рассказывать обо всём, что... обо всех решениях, которые там обсуждались, принимались, это не есть секретная информация. Вопрос заключается в том, кому это интересно, кому это нужно? Вот и всё.
Д.Ю. Они там сами умные, знают, как им надо, да?
Евгений Гильбо. Да, у нас большинство людей, ведь понимаете, для того, чтобы адекватно смотреть на ситуацию и как-то управлять реальностью вокруг себя, нужно себе не врать, потому что обычно то, что я говорю, вызывает некоторую агрессию, потому что оно наталкивается на ту или иную ложь самому себе, с которой жалко расставаться. Грубо говоря, самое...: все привыкли что у России есть танки «Армата». А если я скажу что их нет?
Д.Ю. Их нет.
Евгений Гильбо. Вот, потому что на самом деле есть 4 опытных образца, и всё, и военные их никогда не пустят в войска, потому что военные хорошо понимают, что это декоративное оружие, но для пропаганды они годятся. И пропаганда эта обусловлена не столько потребностью в вооружениях, сколько интересами производителя, ВПК, людей, которые стоят за ВПК, и в общем-то, это очередной распил. Дело в том, что в современной войне танк – это не оружие, это цель. Грубо говоря, это уже с 1943 года стало ясно, когда на Курской дуге немцы пустили свои лучшие танки, наверное, лучшие в истории танки, в огромном количестве, и советская авиация их погромила с воздуха. Собственно говоря, это было торжеством доктрины Дуэ, и с тех пор все войны идут с воздуха. Господство в воздухе – и всё остальное уже неважно, вся с 1943 года история это доказала. Т.е. до этого она тоже это доказывала, просто было не так ясно. Правда, от Второй мировой войны осталось очень много мемуаров пехотинцев, ну просто потому что их было больше, чем лётчиков, во много раз, поэтому все думают, что что-то решала пехота. На самом деле уже давно вот это решается так. Что в будущем: сейчас понятно, что пилотируемая авиация будет вытесняться беспилотной, но не той беспилотной, которая сейчас, потому что сейчас это тоже пилотируемая, потому что беспилотник – просто пилот в нём не сидит, поэтому это, конечно, очень большие преимущества, потому что не нужно тушку возить, не нужно системы жизнеобеспечения, получается, летательный аппарат либо втрое легче, либо может брать втрое-вчетверо больше оружия. Это очень важно, но всё-таки всё упирается в реакцию вот этого самого оператора. Скоро мы увидим автоматические беспилотники, ну т.е. они уже сейчас есть на вооружении, вопрос заключается в их массовости – они пока ещё не господствующее оружие, господствующее – старые вот эти 10 тысяч пилотируемых беспилотников. Скоро этих будет 10 тысяч, и тогда всё, с этого момента конец пилотируемой авиации, ну т.е. лётчик, конечно, человек тренированный, он 2-3 беспилотника собьёт, но беспилотник в 50-100 раз дешевле самолёта, т.е. против него можно выпустить 100 беспилотников. 100 беспилотников его...
Д.Ю. Гарантированно.
Евгений Гильбо. Да, поэтому как только мы увидим столкновение большой интенсивности, не средней интенсивности, как в Сирии, а большой интенсивности, мы увидим конец пилотируемой авиации. Грубо говоря, сейчас базу в Хмеймиме и остальные российские базы в Сирии громят беспилотниками, причём эти беспилотники присылают турки, но при этом говорят, что неизвестно, откуда они прилетели, а у нас вообще отрицают, что они были – что всё само взорвалось. Это тоже вопрос пропаганды, но факт налицо – защиту против беспилотников особо не придумать. Ну вот там Борн в каком-то фильме сбил из винтовки, но больше никому не удалось повторить подвиг Борна. Ну вот, это так и есть, будущее за беспилотниками. Беспилотники управляться будут киберцентром, более того, о тактике сетевой центрической войны: сейчас идёт переход к краевой тактике, когда нету прямой связи, т.е. уход от информационной связи между субъектами военного действия, субъектами на той войне. Что это означает? Это означает, что все имеют общую задачу, но решения принимают автономно, наблюдая друг за другом. Созданы уже рои беспилотников, которые, наблюдая друг за другом, совершают очень сложные перестроения, т.е. задача технически решена. Аналогичная техника используется в тех неназываемых в РФ группировках, которые у нас считают террористическими и которые воюют в Сирии – там тоже нету прямого взаимодействия, они ушли от информационного к безинформационному управлению. Это дело внедряют, сами понимаете, не какие-то иракские баасисты, это дело внедряют серьёзные специалисты из корпораций, т.е. это технология будущего. К сожалению, РФ прошла момент, когда надо было переходить к разработке и производству таких аппаратов, когда ей были готовы передать соответствующие технологии – это был 2012 год, даже вот тогда была попытка создать т.н. Нетократическую партию России, которая бы на себя взяла вот эту позицию посредника. Руководство РФ отказалось, связано это было, я понимаю, с внутренними проблемами, потому что определённые люди внутри этого режима, которые занимаются распиловкой бюджета, посчитали этих ребят конкурентами за их бюджет, притом, что там вполне возможно было и самофинансирование, но это не так важно, для них задача распиловки бюджета, ну поскольку они всё-таки бюджетники, это класс бюджетников, для них оказалась важнее обороноспособности. Ну понятно, что сейчас это во что выльется: в Средней Азии сейчас начинается достаточно большая инфильтрация всех вот этих боевиков, единственный способ, которым с ними можно было бороться – это тотальный контроль всей территории с воздуха. Там 6 млн. кв.км, это можно только контролировать тотально с воздуха и с воздуха их и мочить, потому что даже если против них направлять опергруппы, то для этого нужна серьёзная разведка, потому что по 6 млн. км колесить эти опергруппы мимо могут сколько угодно.
Д.Ю. Американцы, говорят, успешно этим в Афганистане занимаются, и тем, и другим – правда?
Евгений Гильбо. Ещё раз: американцы – да, но там масштабы на порядок меньше, там этих равнинок не так много, а здесь... И проблема в том, что между той границей, на которую они сейчас инфильтруются, и той, ну грубо говоря, Москвой другой границы нету. Посмотрите сейчас Москву – сколько там, 7 тысяч чеченцев, да, чеченских боевиков держат город фактически весь бизнес крышуют, и вся вот эта 88-тысячная система МВД, ГБ не может с ними поделать ничего. А если их будет не 7 тысяч боевиков, а 70? Тут уже говорить о стабильности невозможно, не говоря уже о том, что если они возьмут сирийскую тактику, это конец российским городам, потому что они захватывают какой-то квартал, выкурить их оттуда уже можно только либо хлором, либо тяжёлой техникой, а это...
Д.Ю. Православные казаки не помогут, да?
Евгений Гильбо. Нет, это не только казаки не помогут, тут вообще вся старая система безопасности уже не поможет, это необходимо было делать совершенно новые дивизии нового строя, систему новую, всё новое надо было делать. Этого нет. Поэтому с этой стороны, конечно, угроза очень большая. Может быть, опять повезёт, как повезло в 2001-ом, может быть, и как-то те же американцы попытаются эту угрозу купировать. Вот сейчас Трамп пытается создать антииранскую коалицию, и для этого уговаривает сдать Туркмению китайцам. Ну, в Москве, в общем-то, согласны сдать Туркмению китайцам, просто потому что, во-первых, это китайцы будут контролировать территорию и препятствовать инфильтрации, во-вторых, газ туркменский пойдёт в Китай, а значит, освободит своё место на европейском рынке. Т.е. в этом плане, конечно, это было бы неплохим решением для..., но опять же плацдарм в Туркмении нужен для того, чтобы китайцы могли атаковать Иран, потому что сейчас они это могут сделать только из Белуджистана, и это недостаточно для создания серьёзной угрозы. Вот сейчас создаётся эта коалиция: с одной стороны Турция, Россия, Китай против Ирана, ну и США и Израиль, как воздушное прикрытие всего этого дела. Конечно, изначально израильтяне хотели, чтобы никакого Китая не было, чтобы чисто российские войска занимались наземными операциями, но после того, как они себя показали в Сирии так грустно, стало ясно, что на земле они против иранцев... ну и, в общем...
Д.Ю. Печально как-то.
Евгений Гильбо....теперь задача вот с китайцами. Да, ну опять же, сейчас это, наверное, будущий год будет основной стержень развития ситуации, т.е. формирование этой антииранской коалиции.
Д.Ю. Чем же они так всем насолили-то, эти самые иранцы?
Евгений Гильбо. Иранцы... дело в том, что дело же не в них, они – проект англо-европейский, и определённые англо-европейские элиты их хотели использовать для работы с Европой. Скажем, идея с эмиграцией – это была как бы первая волна этой миграции вот этих самых всех мусульман, а потом приходят правильные мусульмане, чтобы там навести порядок. Эта идея была больше английская, сейчас англичане после ухода Фестинга потерпели некоторое поражение, т.е., вообще говоря, англичане, вместе с ними финансисты – это, в общем, одно и то же, так получается в европейских элитах, потому что континенталы больше промышленники. Они сейчас потерпели поражение, сейчас континенталы взяли в Ордене все командные высоты, и сейчас как бы эта идея не очень нужна, сейчас наоборот националистическое возрождение ставится во главу угла Европы, не нужно новое мусульманство, поэтому сейчас мусульман будут просто прижимать. Соответственно, Иран стал не нужен, Европа его сдаёт, ну а для Израиля он угроза, американцы давно хотели от него избавиться. Соответственно, встаёт вопрос: позиция Китая, потому что Китай хотел быть всегда монопольным экономическим агентом Европы, и соответственно, Иран, как альтернативный центр, инструмент управления со стороны Ордена, ему был неприятен, но тем не менее он с ним отношения строил, как европейские хозяева требовали. Теперь в этом нет необходимости, и теперь вот американцы соблазняют принять участие в коалиции. Если удастся Иран изолировать, это будет очень интересная конфигурация, его, конечно, погромят. Ну конечно, может вмешаться какое-то изменение ситуации, сейчас ситуация сильно меняется. Ну вот, как бы мы в таком...
Д.Ю. Головокружительно просто!
Евгений Гильбо. Может быть, я не знаю, что тут головокружительного, расклад такой достаточно известный. Потом нужно понимать, что мы живём в такое переходное время, сейчас же идёт переход...
Д.Ю. С этого света на тот.
Евгений Гильбо. Ну, для многих – да, но для кого-то это переход к новому. Собственно говоря, переход с этого света на тот подробно описан Хазиным, как всё это промышленное общество превращается в киберпанк, и это примерно так выглядеть и будет, т.е. собственная тенденция именно такова, как он описывает. Конечно, на это будет оказывать влияние становление параллельно другого уже мира, но при этом киберпанк будет развиваться в это, т.е. как только сейчас закончится вот этот самый процесс стимулирования спроса, при помощи эмиссии он заканчивается, произойдёт обрушение, причём очень сильное обрушение, потому что, допустим, обрушение спроса на 25% обозначает и падение производства, ну и дальше коллапс, который отбрасывает куда-то на уровень жизни 30-ых годов, но уже без той перспективы роста. И так будет выглядеть киберпанк.
Д.Ю. Жестоко!
Евгений Гильбо. Да, но это не фатально, скажем так, потому что параллельно сейчас идёт строительство новой экономики, нового постиндустриального общества, оно будет выглядеть совершенно по-другому, но изначально оно будет строиться, конечно, не в глобальном плане, а в анклавах типа того, где я живу – такой субтропический остров Тенерифе, на нём вот такте посёлочки, там домики.
Д.Ю. Хорошие. Я там был, мне там понравилось.
Евгений Гильбо. Да, ну вот будете – приглашаю в гости.
Д.Ю. Спасибо!
Евгений Гильбо. Это и есть формат вот этого уже постиндустриального существования. На севере университет, при нём технопарк. Технопарк производит очень много интересной техники на этом острове тропическом. Все думают, что вся новая техника производится в Израиле, в англосаксонских странах – это не так, в испаноязычном мире производят тоже очень много. Скажем, университет Ла-Лагуна – лучший по IT в Испании. Ну понятно: лучший в Испании – это не лучший в Европе, но...
Д.Ю. Тем не менее, да.
Евгений Гильбо....во всяком случае он уважаемый европейский университет, и т.д. Т.е. это уже совершенно новый формат постиндустриальной именно экономики. Что дальше: дальше такого рода анклавы будут формироваться в тех или иных достаточно... ну, скажем так, хорошо обороняемых зонах, потому что от киберпанка надо первое время защищаться, потом киберпанк будет поставлен под контроль, там будет сформирована система образования прежде всего для того, чтобы перспективные кадры оттуда забирать. Остальных будут кормить, причём достаточно обильно, т.е. это собственная экономика свалится к уровню 30-ых годов, но излишек производства в постиндустриальном секторе позволит всё это подкармливать. Но опять же, кормить будут уже продавать не за деньги, а распределять через системы НКО, т.е. в обмен на правильное социальное поведение – это тоже переход, потому что понятно, что финансовая мотивация кончилась вместе с промышленной эпохой, вместе с индустриальным обществом. В общем-то, если мы посмотрим, как идёт сейчас этот переход, происходит всё в точном соответствии с предсказанием Маркса, потому что Маркс предсказал, что... он описал экономику его времени, это была экономика тиражирования, т.е. он описал экономику и модель создал хорошую, в которой все основные усилия, 99 с хвостиком процентов, уходят на тиражирование образца. Сейчас тиражирование образца занимает от 0,1% до нескольких процентов. Скажем, возьмите самолётостроение – сколько там идёт на тиражирование образца? 5% в цене. В автомобильной – 8-10% на тиражирование идёт, в парфюмерной 0,1%, ну и т.д., т.е... насчёт кинематографической индустрии – сами понимаете, съёмка стоит 100 млн., а тиражирование не стоит ничего, и т.д. Т.е. всё это вещи, которые в принципе изменили... Маркс это предсказывал – что экономика таким образом изменится, и из сфер тиражирования люди будут высвобождены. Ну и как раз вставал вопрос: а что делать, когда будет построена эта материально-техническая база коммунизма? Ну вот она построена, а что делать с этими людьми? Маркс был человеком сословного общества, поэтому общался только с людьми своего сословия, а люди этого сословия, если их освободить от этого труда, сразу начинали заниматься творчеством, они креативные были люди, ну и соответственно, Маркс думал, что они все такие, если всех остальных тоже освободить от труда, тоже все станут такими творческими. И вот он придумал общество, где будет одна интеллигенция, и вот...
Д.Ю. Я, конечно, не Маркс, но перво-наперво они начнут резать и душить друг друга с утроенной яростью.
Евгений Гильбо. Ну если бы Маркс имел доступ в интернет, то у него бы не было, конечно, таких иллюзий, поэтому, будучи, с одной стороны, великим экономистом и основателем современной социологии, он всё предсказал правильно, кроме предложений, что делать, потому что, опять же, они не очень соответствуют человеческой природе. Вот на этом третьем – там была у коммунистов триединая задача построения коммунизма: первое – построение МТБ, второе – создание социальных условий, ну а третье – это воспитание нового человека. Ну вот на этой третьей они и навернулись, нового человека воспитать им не удалось, старый человек пришёл в их партию, сделал из неё то, что, сделал и то, что мы видим сейчас, ну и в результате всё это закончилось крахом, но вопрос-то остался: что делать с этими лишними людьми?
Д.Ю. И что же?
Евгений Гильбо. Сейчас вопрос стоит о том, чтобы каким-то образом застабилизировать этот киберпанк и обеспечить его внешнее снабжение, и таким образом обеспечить воспроизводство человечества, потому что если почитать всяких конспирологов, особенно россиянских, то они же говорят, что элита – откуда они с этой элитой общались, но во всяком случае они считают, что элита собирается геноцидить всех, кто не впишется в новую экономику, ну а поскольку в неё не впишется...
Д.Ю. Никто.
Евгений Гильбо....да, грубо говоря, 90%, то их придётся геноцидить. Но во-первых, это, конечно, отражение их моральных установок, во-вторых, как это технически ещё возможно – человек очень живучее существо, в-третьих, это нецелесообразно, потому что понятно, что да, экономически, может быть, эти люди лишние, но элита же исходит не из экономических соображений, принимая решение. На сегодня решения эти принимаются из соображений воспроизводства, т.е. обеспечения максимального разнообразия, максимального воспроизводства генофонда и возможности из этого генофонда рекрутировать лучших особей к себе. Лучшие – это те, кто способен жить при коммунизме. И вот мы видим, как происходит коммунистическая революция в мире сейчас, началась она в 70-е годы венчурными фондами, которые есть чисто коммунистический уклад в экономике: каждому по потребностям, от каждого по способностям. Соответственно, он очень рос, этот самый сектор. Сейчас появился тоже и развивается второй сектор – НКО, т.е. некоммерческие организации, они тоже финансируются на безвозвратной основе, т.е. там задачей ставится какое-то социальное действие, результат. В результате эти две сферы экономики в сумме составляют более 40% на сегодня мировой экономики...
Д.Ю. Ого!
Евгений Гильбо....т.е. это более 20 триллионов долларов, и мы приближаемся к той ситуации, когда этот уклад станет господствующим, т.е. коммунистический уклад станет господствующим вот-вот, в ближайшие годы.
Д.Ю. Т.е. сам по себе, без революции уже, да?
Евгений Гильбо. Да зачем для этого революция? Вопрос заключается в другом: каждый же сам может выбирать, жить ему при капитализме или коммунизме. Вот у меня лет 15 назад была анекдотичная история: в далёкой-далёкой, не Сибирь даже, а Забайкалье, были у меня клиенты, занимались они лесом – там леспромхозик, ещё что-то. А что делать? До Владивостока не довезти – пропадёт, в Европейскую часть тоже. Сбыта нет, единственный сбыт – это приезжали китайцы, они покупали кругляк и везли к себе в Китай. Единственное, они это как делали: на каждую платформу сажали китайскую семью с примусом, с палаткой. Такие экспедиторы довозили до границы, без этого до границы даже было не довезти. Ну понятно, что монопольный покупатель в результате эти китайцы, ну и прибыли никакой. Я сказал, что так дело не пойдёт, ребята, быстро продавайте всю технику, будете теперь сажать лес. Есть европейская программа озеленения планеты с целью кислорода, ещё... И вот года 2,5 оформляли бумаги, у нас там юрист бегал по Брюсселю, ну наконец брюссельская «капуста» пошла, и за каждый саженец стали платить втрое больше, чем китайцы за это спиленное дерево, за ствол вот такой. Приезжала эта комиссия каждый год, им показывали новую поросль. Там даже сажать не надо, в Сибири оно и растёт лес, тайга.
Д.Ю. Само растёт, да.
Евгений Гильбо. Ну понятно, что там банька-охота, как положено, люди уезжали довольные. Всё, брюссельская «капуста» идёт вот уже 15 лет.
Д.Ю. Жизнь-то налаживается, да?
Евгений Гильбо. Вот что значит вовремя вписаться в коммунистический экономический уклад. Пожалуйста, вокруг люди живут при капитализме, продают лес китайцам, а эти живут уже при коммунизме. Опять же, это их выбор, понимаете, да, и более того, точно так же можно это делать везде – и здесь, и... Сейчас огромное количество ребят уже молодых, и у нас есть школы для этого, и криптошколы, и всё, они защищают свои проекты, получают на них гранты, живут, правда, в России для этого нужно обязательно зарегистрироваться иностранным агентом, но скоро вся молодёжь уже будет иностранным агентом.
Д.Ю. Это не смертельно. Если ты не занят идеологией, то всё нормально.
Евгений Гильбо. Ну, зарегистрируются, да, это не есть проблема. В конце концов, должна же быть страна, в которой вся молодёжь – иностранные агенты. Это тоже можно, но они вписываются, и эта дорога открыта каждому. Более того, если мы посмотрим на лидеров крупных состояний – это люди в списке Форбс, т.е. те, кто пиарщики больших общаков, смотрим: а где их деньги, которые они теперь пиарят? Вон Бил Гейтс уже 10 лет назад перешёл на венчурный фонд, все бабки перевёл уда. Ну понятно, что его личных бабок там оказалось 100 млн., которые он в завещании указал детям, а остальные все туда, т.е. это был общак, который он пиарил. Дальше: то же самое – посмотрите на Потанина. Когда-то человек сидел на всяких концернах, сейчас он... всё, у него бизнес один – венчурный фонд, пожалуйста. И так все, т.е. все, кто умные, они уже тоже переходят в коммунистический экономический уклад, и этот экономический уклад – вот он есть, т.е. он в чистом виде. Этот принцип: каждому по потребностям, от каждого по способностям, его, конечно, Маркс сформулировал для экономики, а не для сельпо, как думал Хрущёв, поэтому в экономике он действует, а в сельпо он почему-то действовать не может.
Д.Ю. Не такой сильный экономист был Хрущёв, да?
Евгений Гильбо. Ну да. Т.е. это вещь, которая тоже работает, этот самый базовый переход идёт, сейчас это постиндустриальный переход, в перспективе перехода мы, конечно, увидим постэкономическое общество – это дальняя величина, но это неизбежная вещь, потому что экономическая общественная формация, открытая Марксом, конечна во времени, потому что её основой является разрешение противоречий, которое было между растущими потребностями и медленно растущими производственными возможностями, эти ножницы всё время нарастали, для поддержания высокого уровня жизни нужна была эксплуатация, ну и всё это разрасталось. Пика это достигло где-то к началу, может даже к середине прошлого века, и с этого момента уже рост производственных возможностей стал опережать рост потребностей. Ножницы стали сокращаться, они сейчас уже потихоньку сокращаются, сейчас они сократились до того уровня, когда возможны постиндустриальные экономические отношения, через некоторое время будут возможны постэкономические. Ну понятно, что постэкономический уклад – это ещё достаточно далёкое будущее, но его элементы уже сейчас возникают
Д.Ю. С ума сойти!
Евгений Гильбо. Это реальность, в которой мы живём.
Д.Ю. Куда бежать, чтобы набраться ума? Кого вы учите, как, на каких условиях?
Евгений Гильбо. Учу я всех, кто считает, что ему надо учиться, потому что, на самом деле, немного людей, где-то примерно 3% способны к этому, для остальных это не нужно, на них очень сильный груз этой лжи самому себе, поэтому их устраивает тот мирок, в котором они находятся, поэтому их особенно уже в позднем возрасте нет смысла вырывать из этого мирка, пусть они там доживают в своём киберпанке, но люди особенно молодые, с амбициями, самое ценное в человеке – это всё-таки амбиции, остальному мы можем научить, соответственно, люди с амбициями, люди, которые хотят видеть будущее, им имеет смысл приходить к нам, имеет смысл учиться, имеет смысл расставаться с собственной ложью, преодолевать эту ложь в себе, всё, что им насовали в детстве, разувать глаза, смотреть, как мир устроен в реальности, смотреть, где можно взять своё, как можно взять своё, и соответственно, учиться и начинать действовать, потому что возможности сейчас огромные.
Д.Ю. Кому интересно – линки под роликом. Спасибо, Евгений Витальевич, будете в наших краях – заходите ещё. Исключительно интересно, исключительно познавательно. Спасибо.
Евгений Гильбо. Успехов!
Д.Ю. Симметрично, спасибо. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
