Сергей Ивановский. Всем добрый день. У нас в гостях Богданов Петр Иванович. Петр Иванович, добрый день.
Пётр Богданов. Здравствуйте.
Сергей Ивановский. Мы продолжаем научную тематику на канале Дмитрия Пучкова. Сегодня у нас в гостях очень необычный человек. Врач, хирург, преподаватель. Первый медицинский университет. Профессионал высшего уровня. Расскажите, пожалуйста, чем занимаетесь в университете. В чем ваша основная функция?
Пётр Богданов. Я доктор, хирург, заведующий хирургическим отделением в университете. Так что основная работа, это оказывать помощь, консультировать, лечить, оперировать пациентов. Вторая работа, это преподавательская. Учить студентов. Третий курс клинической ординатуры. Раньше были интерны, которых сейчас нет.
Сергей Ивановский. Понятно. А со студентами как ваша работа обстоит? Вы читаете курсы по общей хирургии? Или какие-то более частные вещи?
Пётр Богданов. Хирургией занимается четвертый курс, пятый, шестой. У нас третий курс. Это основы общей хирургии, травматологии, анестезиологии. Кроме того у нас проходят обучение клинические ординаторы, это уже врачи. Поэтому приходится проводить занятия и с ними. Но сама учебная программа, это третий курс. Когда учат основам, азам общей хирургии.
Сергей Ивановский. Чуть подробней хотел расспросить, что изучают студенты третьего курса на общей хирургии? Как делаются какие-то операции? В каких областях они узнают, чем нужно будет дальше заниматься?
Пётр Богданов. Третий курс для студента, это, так называемый, переломный. Когда они потихоньку начинают заниматься практической медициной. В частности, общая хирургия, общая терапия, которая называется у нас пропедевтика. Если мы говорим про хирургию, то учатся основам асептики, антисептики. Асептика, это комплекс мер, когда мы перед тем, как сделать операцию стерилизуем инструментарий, одежду, моем руки. Когда мы прикасаемся к пациентам, когда оперируем, мы должны быть стерильными. Опять же асептика, антисептика невозможна только на общей хирургии. Этим занимается и кафедра фармакологии, где изучают препараты, которые используются. Кроме того, учим студентов понятиям, что такое операции, какие виды операций бывают. Хотя более детально техникой операций занимается курс оперативной хирургии. Достаточно узкая специализация. Мы учим методике обследования больного хирургического. Как правильно ставить диагноз. Учим основам наркоза или анестезиологии. Учим основам гемотрансфузиологии. Это наука о переливании крови или компонентов крови. Учим основам травматологии. Что такое травма, открытая травма, закрытая травма. Большой раздел занимают занятия по ранам. Что такое рана, какие раны бывают, как их лечить. Это основные базовые вещи. Но не только они на курсе общей хирургии. Ими занимаются студенты на кафедре патологической анатомии, патологической физиологии. Без этих кафедр фундаментальных ни куда не деться. Ну и большой раздел у нас занимает, это гнойная хирургическая инфекция.
Сергей Ивановский. А вот можно вопрос задать? В моем бытовом представлении, что такое рана? Порез, допустим. Что-то связанное с тем, когда кожа повреждена. Это бытовое представление имеет связь с тем, что есть в науке?
Пётр Богданов. Вы сказали основные признаки, когда имеется разрез на коже. Когда рана открывается. Открывается, как некоторые говорят “до мяса”. Обычно не до мяса, обычно это желтенькая жировая клетчатка, которая окрашена кровью. Второе. Рана всегда кровоточит. Ну, и третье, любая рана болит. Вы можете сказать, что знаете все основные признаки раны. Это боль, кровотечение и зияние раны. И туда попадает инфекция из внешней среды. Любая рана у пострадавшего должна зажить. Если она заживет сражу, без инфекции, то это 4-5 дней, если рана на шее, на голове. На туловище, это 10-12 дней. Если она не осложнится гнойной инфекцией. Это гнойная хирургия. Она неразрывно связана с учением о ранах. Мы, хирурги, наносим раны умышленные. Операционные раны, под наркозом. Это очень интересный раздел. Раны бывают бытовые, где-то порезался, ушиб...
Сергей Ивановский. В нашей жизни каждый мужчина... Это его составная часть жизни.
Пётр Богданов. И женщины, когда рыбу чистят на кухне, когда работают на огороде. Любое повреждение кожных покровов или слизистой называется раной. Термический ожог, тоже раневая поверхность образуется.
Сергей Ивановский. А вот если синяки, ушибы. Вы спортсмен, боксер. Вот травмы лица, тела, ушибы внутренние. Мы когда занимались карате, травмы голени, бедра. Вроде зажило, а на тренировке тебе неудачно попали и опять. Это как можно классифицировать?
Пётр Богданов. Там же впереди на голени больше берцовая кость, надкостница. Это очень болезненное место. Там синяки проходят, а воспаление кости, периостит, очень болезненно. Ну, а что такое синяк? Это гематома. Вследствие удара сосудики разрываются, кровь изливается из сосудов в окружающие ткани. Но принципиальное отличие от раны, она не инфицирована. Потому, что нет связи с внешней средой. Поэтому, при прочих равных условиях, такие гематомы требуют покоя, они рассасываются. В отличие от ран. Гематома, это та же самая рана, закрытая травма, но без повреждения наружных кожных покровов, кожи или слизистой оболочки. Хотя гематомы бывают разные. Если гематома в черепе, конечно, она более опасна, чем любая рана на туловище, скажем так, при прочих равных условиях.
Сергей Ивановский. В свое время я все время с ногами... У меня ноги болели часто от такого рода травм. У меня был знакомый спортивный врач, который сказал, что есть правил ПДЛП. Покой, давление, лед, подъем. Это правильно?
Пётр Богданов. Покой, давление, лед. А что такое “подъем“?
Сергей Ивановский. Что нужно ногу держать чуть выше, чем... Если сидишь на табуретке, значит, ногу на соседний стул.
Пётр Богданов. Совершенно верно. Покой, естественно, когда имеется травма, нужен покой. Движение провоцирует усиление тока крови, и гематома будет увеличиваться. Второе. Лед, холод. Холод вызывает спазм сосудов. Смысл какой? Чтобы было как можно меньше кровоизлияние или кровотечение. Потом давление. Конечно, нужно придавить. Потому, что если мы говорим про подкожную клетчатку, когда придавил бинтом, то сосуды суживаются и, опять же, меньше гематома. Если нижняя конечность, нога, нужно приподнять ее. Почему? Чтобы лучше был отток. Когда возникает любая травма, там же разрываются сосудики. Возникает воспаление. Воспаление бывает, пока остановимся на двух видах, гнойное и асептическое. Асептическое воспаление всегда вызывает отек.
Сергей Ивановский. Что такое асептическое?
Пётр Богданов. Это негнойное. Просто воспалительный процесс. Любой синяк всегда отекает. Отекает за счет чего? За счет того, что нарушается отток крови венозной. Кроме того, все забывают, что существует отток лимфы. Гематома сдавливает мелкие сосуды, нарушается отток. Кровь плохо оттекает. Притекает-то хорошо. Потому, что артериальное давление, тем более у спортсменов, хорошее. Поэтому, когда возвышенное положение руки, ноги лучше происходит отток.
Сергей Ивановский. Мы, получается, говорим о том, что по артерии от сердца, а по венам идет вот сюда...
Пётр Богданов. Когда любая травма, любая гематома, отек сдавливает в первую очередь не артерии. Они более прочные. Там давление всегда 110 или 80 миллиметров на руке. Венозное давление всегда меньше. Поэтому когда мы наложили любую повязку, всегда нарушается отток. Подняли руку – отток улучшился. Если улучшается отток, улучшается и приток.
Сергей Ивановский. А что делать, если это травмы не с конечностями, а ребра, грудная клетка? Допустим, ты по ребрам пропускаешь удары.
Пётр Богданов. Ребро, это костная структура. Если удар пришелся в грудную клетку и произошел перелом ребра, сосуды, которые снабжают кровью ребро, тоже разрываются. С задней стороны ребра всегда проходит артерия и какой-то межреберный нерв. Они всегда разрываются, кровоточат и нервы болят. Когда перелом ребра, ни о какой тренировке речи не идет. Нужно остановиться. Если это не осложненный перелом, просто трещина ребра... И отломки... Вот было целое ребро, они стоят ровно. Почему стоят ровно? Потому, что у спортсменов обычно хороший мышечный корсет, он держит их. Когда человек дышит, могут быть болевые ощущения. Поэтому нужно тренировки прекратить. Далее идет обезболивающая терапия. Антибиотики не назначаются обычно. Но если отломок ребра стал немножко в сторону, то он может повредить плевральную полость или легкое. Это опасно. Это осложненный перелом ребра, сопровождается тем, что воздух попадает в плевральную полость или кровь попадает. Переломы ребер чаще всего бывают не осложненные. Но это очень болевая ситуация. Обычно спортсмены на 3-4 недели выходят из строя. Тренировки невозможны пока ребро не срастется. Если это сложный случай, иногда такие переломы даже оперируются. Зависит от того, какой перелом. Отломки как встали, правильно или неправильно.
Сергей Ивановский. А вот расскажите немного о вашей практике. Вы же все-таки постоянно сталкиваетесь со случаями вполне определенными. Что является частью вашей практической деятельности?
Пётр Богданов. У нас хирургическое отделение. Поэтому там больные и общехирургического профиля, и с заболеваниями толстой кишки, больные с грыжами различной локализации, больные с варикозным расширением вен. У нас общая хирургия, поэтому жизнь заставляет заниматься многим. Тут у нас два вида работы. Поликлиническая и консультативная. И сама работа на отделении предполагает какие-то операции под наркозом. Операции на органах брюшной полости, операции на щитовидной железе. Тут работа в этом плане разнообразная. Травмы встречаются сейчас реже потому, что у нас университетская клиника. Если говорить о том, что у нас в университете, у нас на отделении, обычно плановая хирургическая работа. Плановые хирургические пациенты.
Сергей Ивановский. А откуда пациенты поступают? Из поликлиник направление к вам?
Пётр Богданов. Да. Во-первых, направляет поликлиника. Наплавляют Консультативно-диагностические центры. Направляют наши коллеги из соседних отделений. Мы консультируем, как в городе поликлиники, так и в области. Кроме того, пациенты сами приходят на консультативный прием. У нас есть отделение амбулаторной хирургии. И дальше на основании приема уже формируется очередь или поток пациентов, которым мы можем оказать помощь. Если это не наш профиль, больные направляются в соседнюю клинику. Допустим, если больной поступил к нам с поражением артерии, соответственно, направляется в другую клинику. Потому, что сейчас вся хирургия становится все более узкоспециализированной. В этом есть большие плюсы. Потому, что когда используют самые современные технологии, дорогостоящее оборудование, там конечно должны быть специалисты, которые обучены конкретным манипуляциям. Уже они опытные. Результаты лечения получаются гораздо выше. Новые технологии дают большой прорыв.
Сергей Ивановский. А про технологии можно подробнее? Я так понимаю, что много всевозможного оборудования поступает из-за границы. Я так понимаю, что у нас не очень хорошо с этим обстоит. Правильно?
Пётр Богданов. Тут я не могу сказать конкретных цифр. Конечно, в основном оборудование... Большой процент импортного. Хотя есть оборудование, в частности для... Учитывая, что у нас профиль общехирургический... Сейчас много операций выполняется не из большого разреза, а из маленьких проколов. Они менее травматичны, то есть, рана меньше. А все манипуляции в брюшной полости, в грудной клетке выполняются в том же самом объеме. Но для этого нужна специальная аппаратура. Очень большую долю занимают расходники, то есть, какая-то аппаратура выходит из строя. Оборудование дорогое, но оно позволяет проводить операции на гораздо менее травматическом уровне. Допустим, операция холецистостомия. Когда я начинал работать, делался разрез, поперечный или продольный, выполнялась операция, потом рана зашивалась. Обычная операция. Пациенты обычно жаловались, что разрез на брюшной стенке, он должен зажить. Чтобы не было нагноения раны, чтобы потом был красивый рубец. Такие больные находились в больнице 7-14 дней. Потому, что разные больные. Кто-то худенький, крепкий, а есть люди более взрослые. Болела сама послеоперационная рана. А сейчас внедряется методика лапароскопии, когда проколы или маленький разрез 1,5 сантиметра. Вводится специальный инструментарий, вводится видеокамера. И все под контролем видеокамеры, с увеличением, выполняются те же манипуляции. Эти несколько разрезов, как ранки бытовые. Они достаточно быстро заживают, меньше болят. У нас в университете выполняются операции, не только холецистостомия, выполняется резекция желудка, удаление желудка. Удаление селезенки, удаление почки. Эта методика позволяет людям легче переносить операцию. Меньше осложнений, быстрее реабилитация. Но это оборудование дорогостоящее. И пока оно, к сожалению, больше не отечественного производства.
Сергей Ивановский. Но вы обладаете? В университете это есть?
Пётр Богданов. Да, это есть. Наши хирурги, онкологи, урологи, гинекологи, у них эта аппаратура есть. Требует конечно обучения потому, что это не обычная традиционная хирургия. Сейчас большой прогресс в эндоскопической хирургии. Раньше, как мы говорим, делали гастроскопию, “кишку” глотали.
Сергей Ивановский. Сейчас так не надо?
Пётр Богданов. Делают, “кишку” эту глотают. Под наркозом делают. Сейчас большой прогресс в лечебных мероприятиях. Удаляют небольшие опухоли. Удаляют камни из желчных протоков. Есть такое редкое, но достаточно неприятное заболевание, когда в пищеводе возникает непонятное сужение и пища плохо проходит. Раньше, чтобы сделать разрез в пищеводе, нужно было сделать большую, травматичную операцию. Сейчас это прекрасно выполняют эндоскопические хирурги. Они изнутри надсекают слизистую, рассекают мышечный слой пищевода. И пациенты на второй-третий день могут есть, а через неделю выписываются. Операция под наркозом, но пациенты быстро приходят в себя. Совершенно другое качество послеоперационного периода. Эта эндоскопическая хирургия развивается просто семимильными шагами. Для этого конечно нужна аппаратура.
Сергей Ивановский. А вот студентов как лучше учить? Чтобы он умел делать операции по-старому? Если мы говорим, что маленькие надрезы и тому подобное, получается, что навык делать эти надрезы у человека отсутствует. У меня знакомый из ветеринарной академии, он работает с животными. Он хирург, у него рука настолько четко все делает. Он привык делать эти надрезы, он знает как, с каким усилием. Опыт работы у него огромный. Естественно, когда приходит студент, у него такого нет. Навык работать без этих специальных приспособлений в процессе твоей практики, получается, не ставится. Это хорошо, плохо?
Пётр Богданов. Если говорить о процессе обучения студентов, это тема такая, очень деликатная. Потому, что если взять процесс обучения инженеров, они работают с техникой. А мы работаем с людьми. Когда вы приходите к парикмахеру, вы же не хотите, чтобы вас подстригал ученик. Поэтому процесс обучения очень многоступенчатый и разноплановый. Сейчас стали создаваться симуляционные классы. Когда перед нами муляж. Можно на этом муляже делать закрытый массаж сердца, искусственное дыхание. На мониторах все четко видно. Мы тренируемся на фантоме. Есть фантомы, где студенты принимают роды. Там имитация плода и так далее. Мы учим студентов накладывать правильно швы. Конечно, никто не тренируется на людях. Академик Углов всю жизнь, пока работал, тренировал пальцы и учился в темноте, под столом, вязать узлы почти ежедневно. И достиг виртуозной техники. Поэтому что касается обучения, обычно доктор учится всю жизнь. Он учится сам, смотрит, как работают коллеги, читает книги, посещает курсы. Что касается студентов. Студенты, они видят, как происходит операция. Сейчас есть интернет, можно посмотреть. Симуляционные классы, когда мы можем имитировать движения в пространстве. На каком-то специальном приборе это можно имитировать. Раньше, кода я учился... Я почему говорю, что революция произошла? Когда мы учились, мы оперировали даже на трупах. Оперировали на животных. Это было 30 лет назад. Сейчас, усилиями наших защитников животных, все эти операции на животных сильно ограничены.
Сергей Ивановский. Вы брали больных животных?
Пётр Богданов. Брали собак, какие были. Больные, бездомные. Сейчас, может быть, будет кому-то резать слух, но это было время 1986-1989 годы. Да, мы оперировали собак. Наш учитель говорил: “Если вы хотите научиться оперировать, вы должны учиться на трупах, на животных, на своих родственниках”. Студент получил медицинский диплом, он должен уметь, по меньшей мере, делать элементарные вещи. Если он учится делать это на книжке, на трупе, в симуляционном классе, это одна ситуация. Когда он видит умирающего человека, которому он делает трахеостомию, тут может растеряться. Потому, что это стрессовая ситуация. Студенты учатся еще в качестве ассистентов. Они приходят в операционную, смотрят. Потом могут помогать. Когда-то первый раз он что-то сделает. Это можно юридически когда он получил диплом. Раньше была ординатура, сейчас клиническая ординатура по хирургии.
Сергей Ивановский. Чем отличается одно от другого?
Пётр Богданов. Ординатура, это год. Она позволяет получить общую хирургическую специальность. А сейчас может увеличиться до трех лет. И предполагается узкая специализация, допустим, по онкологии, по сосудистой хирургии, по урологии. Но все равно когда-то студент, врач первый раз делает свой разрез. Есть врачи более опытные, менее опытные. В хирургической бригаде всегда присутствует более опытный человек, менее опытный. Любой опытный доктор учится всю жизнь потому, что каждый раз могут возникнуть нестандартные ситуации. Но студент-медик, пока он проходит обучение, он не оперирует на пациентах, не имеет права. Он занимается анатомией на 1-2 курсе, занимается оперативной хирургией. С четвертого курса, если кто-то хочет быть хирургом или травматологом, раз в неделю можно прийти в любую нашу больницу, сказать, что ты студент такого-то курса и помогать докторам. Участвовать в приеме больных, помогать им. Когда ты с этим соприкасаешься... Одно, это знать теоретически, а другое, это все видеть. Как раньше говорили: “Чем отличается комиссар от замполита?“ Комиссар шел в атаку и первым бросался на амбразуру или на колючую проволоку. Комиссар: “Делай как я“. А замполит: “Делай, как я сказал. Иванов - на колючую проволоку. Петров - на ДЗОТ”. В медицине, в хирургии надо быть только комиссаром. Пока ты сам все не увидишь... Поэтому обучение идет не только в учебные часы. Приходится вечером дежурить, по ночам дежурить.
Сергей Ивановский. Все время, когда сталкиваешься с преподавателем или ВУЗа, или школы все время идет мысль, что: “Студент и школьник пошел уже не тот, что раньше. И вообще, как мы дальше будем жить? Как эти люди будут врачами, учителями?“ У вас какая точка зрения?
Пётр Богданов. Была лекция в Эрмитаже. Там слова одного философа: “Что за молодежь пошла? Совершенно не хотят думать, не хотят думать, не хотят учиться. Они совершенно не уважают старших. Что будет с нами?” Это было сказано две с половиной тысячи лет назад. Поэтому я никогда такого не говорю. Если бы наши дети были глупее нас, то не было бы никакого прогресса. Конечно, система образования... Представьте, в школе, сколько там реформ было. В медицине столько реформ. Каждые два года что-то новое. Уже не успеваешь за этим следить. Когда студенты приходят, я говорю: “Мы вас не можем научить. Учитесь вы сами”. В школе, там учат. Я не касаюсь школы. Преподавание в школе, это тяжелейший труд. А обучение в ВУЗе, это самообразование. Какие-то вещи мы говорим, рассказываем, показываем. Но тут главное, чтобы они сами захотели. Поэтому если ты преподаешь, вопрос не в том, что им нужно объяснить. Главное заинтересовать. Если у человека появится интерес, он все это выучит, все это сделает. Если ты его не смог заинтересовать, то будет просто средний уровень и все. Поэтому человека нужно заинтересовать.
Сергей Ивановский. Из школы в технические ВУЗы, я учился в техническом, поступал какой-то процент людей. Мы понимали, что многие из нас по специальности работать не будут. Были многие, кто говорили: “Мы нужен диплом. А кем я буду, это уже дело десятое”. В медицине также обстоят дела? Какой процент людей, которые в итоге становятся хирургами? Все ли проходят дополнительную практику, стажируются? Или ряд людей согласны на тройку? А когда человек согласен на тройку, понятно, что он не сильно мотивирован.
Пётр Богданов. Точной статистики сколько, закончив медицинский институт, стали врачами, такой статистики я привести не могу. У нас поступало 500 человек. Человек 100 ушло. Столько же пришло к нам из других ВУЗов. Это было советское время. Тогда нужно было, сколько поступило, столько выпустилось. Потом всех трудоустраивали. По нашему курсу процентов 15 не работает врачами. Но это были 1990-е годы, когда люди уходили в бизнес, куда-то еще. Сейчас не могу сказать точно, но думаю, что процентов 10-15 людей, получивших диплом врача, они не работают по медицинской специальности. Это не такой большой процент хирургов, там есть терапевты, кардиологи, неврологи. Процентов 10-15 людей не работают по специальности, получив диплом.
Сергей Ивановский. Уезжают за границу многие?
Пётр Богданов. Уезжают. С нашего курса много уехало. Никто не возвращается. Там специфика работы есть своя. Но там хорошая организация, там хорошая зарплата. У меня много знакомых уехало в Америку, в Германию, в Италию, во Францию. Они довольны, зарплата хорошая. Может быть, там бытовые условия лучше. Обратно не возвращаются.
Сергей Ивановский. А вы почему не уехали?
Пётр Богданов. Так сложилось, что у меня все связано с Первым медицинским институтом сейчас. Я когда закончил институт, в 1989 году, как-то получилось, что не собрался. Может быть, не решился. Не знаю, меня никогда туда не тянуло. На практику приехать, посмотреть, там интересно, наверное. Мне нравится туда съездить отдохнуть. Но я не представляю себя без Питера, без друзей. Один раз отпуск провел, две недели, в Барселоне. Через неделю в Турции. Была такая ностальгия, что с удовольствием ехал в метро. Конечно, там зарплата выше. Но кому, что нравится. Кто-то решился, у кого-то родственники.
Сергей Ивановский. А вот вы говорите, что вы специалист по грыжам. Грыжи разные бывают. Допустим, если межпозвонковые. Это очень частая история, боль в спине. В свое время, когда я травму получил, ходил на массаж. Мне делали массаж, становилось лучше. Врач говорит, что до определенного периода, пока не делали МРТ, людям вообще не говорили грыжа у них или нет. Ну, боль в спине. Насколько это опасно? Как лучше действовать человеку, когда боль в спине, сделал МРТ, узнал, что грыжа? Нужно ли ходить к массажистам? Мне в свое время говорили, что операция на позвоночнике, это ни в коем случае.
Пётр Богданов. Грыжа грыже рознь. Мы занимаемся грыжами брюшной стенки. Паховая, почечная послеоперационная. Если грыжа позвоночника, это уже раздел или травматологов, или нейрохирургов. Что такое грыжа? Это позвонок лежит на позвонке, между ними прокладочка мягенькая, которая... Там это кольцо лопается и грыжа растекается наружу и давит, вызывает болевой синдром. Поэтому в данном случае, сразу говорю, нужно пойти к специалисту. Это травматолог, это невролог, это нейрохирург. Они уже поставят диагноз. Конечно, это МРТ. Хорошо видно, если мягкие ткани. И дальше... Там тоже была эволюция. Одно время хирургическим путем, оперировали. Сейчас стали больше консервативно лечить. Это чисто юриспруденция наших нейрохирургов. Нужно слушать тех специалистов, которые занимаются лечением такой сложной патологии. Я не советую сразу идти ни к остеопатам, ни к массажистам. Потому, что можно усугубить. Боль в спине появилась, первичное звено, это терапевт. Или к невропатологу. Все равно скажут делать рентген или МРТ. На МРТ четко видно какая грыжа, размеры. Ну, и дальше нейрохирург предлагает. Если это молодой возраст, если небольшая грыжа, консервативное лечение.
Сергей Ивановский. А что такое консервативное лечение?
Пётр Богданов. Консервативное лечение, это обезболивание, противовоспалительная терапия, витаминная терапия, физиотерапия. Когда острый период закончился, необходима реабилитация. Необходимо формировать мышечный корсет. Сейчас или люди стали по-другому питаться, или стали меньше заниматься физкультурой. Непонятно почему такая ситуация. Грыжами страдают... Раньше это был удел старшего возраста. Сейчас много молодых людей. Причем грыжа возникает резко. И у спортсменов бывает. Пока это проблема общебиологическая, никто не может понять с чем это связано. Но нужно найти доктора, которому ты доверяешь. Пошли к нейрохирургу или к невропатологу, взяли данные МРТ, саму картинку. Обычно доктор смотрит пациента, смотрит этот диск, проверяет рефлексы и выносит решение, что лучше делать. Консервативно полечить или нужно делать операцию. Потому, что любая операция, это всегда определенный риск. Тем более межпозвонковая грыжа. Если это шейный отдел, тут ситуация еще сложнее. Если поясничный отдел, то операция связана с меньшим количеством осложнений. Сейчас тенденция к консервативному ведению таких пациентов. Там есть малоинвазивные методики. Из небольших проколов, разрезов удаляют эту избыточную грыжу. И люди как-то стабилизируются, уменьшается болевой синдром. Нужно заниматься физкультурой. Это юриспруденция нейрохирургов. К сожалению, пациенты, если заболело остро, они смотрят интернет, пользуются рецептами соседей. Есть разные методы лечения. Я предпочитаю, чтобы посмотрел специалист.
Сергей Ивановский. Мы в предварительной беседе много говорили о том, что очень важно выбрать доктора, которому ты доверяешь. Как выбрать доктора, которому ты доверяешь? Если в медицине ничего не понимаешь.
Пётр Богданов. Пока мы здоровы, мы этим вопросом не задаемся. Если обычный человек никогда не болел, он не знает куда идти. Он не знает делать ли УЗИ живота. Для этого у нас сейчас развивается, так называемое, первичное звено. Первичное звено, это врачи общей практики, которые консультируют, которые могут направить человека, подсказать. В поликлинике есть офисы врачей общей практики. Это первый вариант, можно к ним пойти. Когда человек чем-то мотивирован, заинтересован, он всегда ищет.
Сергей Ивановский. Именно это и приводит человека в интернет, в социальные сети. Ему дают советы. Кто-то там к целителю съездил.
Пётр Богданов. В советское время мне очень нравился журнал “Здоровье”. Этот журнал почему-то ругали больше всего врачи. Потому, что считали, что население, читая журнал “Здоровье”, начинает умничать и с врачами спорить. Это был журнал, написанный хорошим языком, выходил раз в месяц. Там печатались хорошие статьи. Пускай человек почитает, узнает какие-то вещи, интерес проявит к своему здоровью. Обычно мы не любим когда с нами спорят, чаще потому, что мало времени. Когда говоришь с пациентом, не доктором, трудно бывает понять его логику. Вопросы необычные, когда он что-то почитал. А сейчас же любая операция... Они же все знают пациенты. Поэтому, с одной стороны, говорить с ними проще, а с другой сложнее. Есть такое понятие “лечащий врач”. Лечащий врач, который отвечает за этого пациента. Пациент имеет право выбрать или отказаться от такого лечащего врача. Я говорю не только про хирургическую помощь. Обращается, допустим, к вам молодая женщина 26 лет. И говорит: “Я беременная. Срок 14 недель. Я побывала в гостях, а там ребенок болеет краснухой”. Что такое краснуха? Это заболевание, которое дети переносят спокойно, а взрослые хуже переносят. А если им заболевает беременная женщина, то очень высокий риск развития патологии плода. И там ставится вопрос, что делать аборт по медицинским показаниям. В наше время были, когда краснуха, такие чаепития. Когда кто-то из детей заболевал, всех в этот дом приводили, чтобы все переболели краснухой в легкой форме. И на всю жизнь остается иммунитет. Сейчас такого нет, есть прививка. Тем не менее, эти вещи кто должен знать? Наверное, мама. Может быть, школьный врач. Вышла замуж женщина и планирует ребенка. У нас же бывают ситуации когда женщина выходит замуж, потом у нее во время беременности находят камни в желчном пузыре, находят паховую грыжу. Какое-то заболевание, которое требует операции. А мы не можем оперировать, она беременная. Нужно вести ее консервативно, чтобы она родила, а потом заняться лечением.
Сергей Ивановский. Послушав вас, я делаю вывод, что человек должен быть озадачен заранее сам, но при этом это может быть неправильно. Такой замкнутый круг получается.
Пётр Богданов. Мы же не можем запретить, все равно люди читают. Просто у каждой женщины есть свой парикмахер. У автолюбителя есть, наверное, свой любимый автомеханик. Поэтому, если мы живем в большом городе, у всех есть какие-то знакомые доктора. На работе, в школе, есть частные консультации. Когда человек что-то хочет, он придет и найдет. К нам, к хирургам, обращаются люди с разными ситуациями. Люди не выполняют всех наших рекомендаций. По разным причинам. Процесс поиска активный и он взаимный. Потому, что это люди. Любой доктор, это человек. Пациент, это тоже человек. Поэтому лучше лечиться у того врача, кому ты доверяешь. Ко мне приходят на прием: “Нужно оперировать желчнокаменную болезнь. Где лучше?” Я не знаю, где лучше. Есть та клиника, та клиника. Мы не можем предсказать, как пройдет операция. Самое главное, чтобы была уверенности в том, что если случается какое-то осложнение, этим пациентом будут заниматься. Если пациент пришел к тебе, им нужно заниматься. Всякое бывает в жизни, но не надо говорить: “Это не мое”. Этим страдает узкая специализация. Поэтому процесс нахождения доктора, к мнению которого можно прислушаться, процесс длительный. Но этим нужно озадачиваться.
Сергей Ивановский. Ну, видимо, лучше заранее. Но заранее ты не можешь предугадать, что с тобой что-то произойдет.
Пётр Богданов. У любого человека есть родители. Они к кому-то обращались, есть какие-то знакомые. В конце концов, никто не мешает обратиться в обычную городскую поликлинику. Там есть масса хороших врачей. Я не говорю о частной. У частной медицины тоже есть свои плюсы. Даже диспансеризация. Сейчас масса больных приходит. Где нашли грыжу, давление повышенное? Во время диспансеризации. Нужно обращаться в первичное звено, искать каких-то докторов, которые лечили ваших родственников. Не надо стесняться обратиться к другому доктору. Я всегда говорю: “Если вы сомневаетесь, обратитесь к другому доктору. Но не говорите, что где-то были, просто спросите его”. Если два мнения совпали, это одно. А если нет, сходите к третьему, подумайте.
Сергей Ивановский. Собрать какое-то количество мнений разных врачей, это хорошо?
Пётр Богданов. Может быть, одно-два. Я сам больным говорю, когда приходят на прием. В желчном пузыре нашли камни. Женщина чаще всего, они чаще болеют, 40 лет. Не болит, просто камни нашли. Что делать? Раньше мы старались говорить, что пока не болит не надо ничего делать. Сейчас говорим, что, наверное, лучше прооперироваться. Те люди, которые приезжают из-за границы, говорят: “Мы хотим прооперироваться в плановом порядке, чтобы спокойно работать”. Люди понимают, что здоровье стоит очень больших денег. Я говорю, что: “Лучше прооперироваться. Но если вы сомневаетесь, сходите к другому доктору. Не говорите, что были у меня”. До сих пор мнения единого нет. Одни терпят, пока не заболит, другие не терпят. Когда человек перенес сильный болевой приступ хотя бы раз в жизни, он говорит: “Такое переживать я больше не хочу”. Нет в медицине ничего однозначного, к сожалению. Если есть острый аппендицит, его нужно оперировать.
Сергей Ивановский. Мы в нашей первичной беседе, в первой встрече говорили много о том, что человек должен делать ежегодно. Как за собой следить, какие делать анализы. Вот машина у человека есть, он регулярно должен менять масло, менять колеса. Что нужно делать со своим организмом, чтобы это называлось таким плановым ТО?
Пётр Богданов. Первое. Это диспансеризация. Если взять среднего человека, 35-40 лет, когда он еще крепкий, хотя бы раз в два года нужно сдать хотя бы анализ крови клинический. И биохимический раз в два года. Хотя бы раз в два года сделать УЗИ брюшной полости. Если возникают какие-то жалобы, может быть, сделать фиброгастроскопию. Потому, что приходят иногда пациенты, в анализах крови снижение гемоглобина, анемия. Когда она появилась? Он говорит: “Я кровь сдавал последний раз когда служил в армии”. Поэтому, если старше 35-40 лет, лучше пойти в обычном порядке в поликлинику, сдать анализ крови, анализ мочи. Хотя бы эти вещи надо сделать. Рентгенограмму грудной клетки. Каждый год люди старше 40 лет. Это обязательно. У женщин каждый год консультации гинеколога. Обязательно. Потому, что бывают люди, которые не ходят к гинекологу по много лет. Дальше. Контролировать артериальное давление. Об этом не пишет только ленивый. Взять аппарат для измерения артериального давления. В любой аптеке. Пришел, померил давление. Если цифры выше 140 и 90, то нужно задуматься и пойти, хотя бы, к терапевту. То же самое, сдавать анализ мочи раз в год или раз в два года. Это при удовлетворительном состоянии. Если появляются какие-то жалобы... На боли, кашель, одышку, какие-то боли в животе, если на УЗИ обнаружили камни в почках, тут прямая дорога к специалисту. Нужно наблюдаться у профильного специалиста. Это занимает очень мало времени, пойти в любую лабораторию, сдать анализ крови клинический и биохимический. Получить ответ. Это очень помогает в диагностике, когда что-то случается. Потом с этими анализами можно подойти к доктору, посоветоваться. Но старше 40 лет, раз в год или раз в два года, хотя бы эти вещи, анализы крови, анализы мочи, УЗИ живота. Это базовые вещи. То, что я рекомендовал бы всем. Совсем недорого и занимает немного времени.
Сергей Ивановский. А если человек на этой стадии что-то выявил? Дальше уже к профильному?
Пётр Богданов. Да. Сразу нужно идти к специалисту. Допустим, заболел сустав. Травма была. Если это пожилой человек, там может быть остеоартроз. Если более молодой, там может быть повреждение связок или повреждение мениска. Как это определить? Во-первых, нужно подойти к травматологу. Дальше. МРТ, магнитно-резонансная томография. Когда мы видим мягкие ткани. Нужно сделать МРТ, взять диск и пойти на консультацию к травматологу. Если там есть повреждение связок, мениска, которое требует оперативного лечения... Сейчас технологии, не надо делать разрез. Прокол, удаляется часть мениска или пришивается связка. И это лучше, чем так ходить. Потому, что процесс воспаления будет идти, хрящ будет разрушаться. Ко мне приходят на прием, люди не понимают, я не занимаюсь суставами. Говорят: “Болит сустав”. Я могу определить примерно, что там повреждено. Сразу рекомендую: “Делайте МРТ”. Даю координаты травматолога-ортопеда. Есть поликлиника, есть областная поликлиника. Специалист посмотрел, для него понятно все. И дальше они принимают решение. Только один вопрос: “Нужно оперировать или не нужно?” Для этого нужно сделать МРТ, которое в плановом порядке бесплатно, ждать месяца 3-4. В платном порядке достаточно дорого, тысячи четыре с половиной. Тем не менее, это решение конкретного вопроса. Потому, что если требуется операция, а операция не делается, то это ухудшение. Если операция потом будет, она будет более тяжелая и не даст тот результат, который можно получить.
Сергей Ивановский. А вот бытовой вопрос. Говорят, что наша бесплатная медицина, она, мягко говоря, не очень хороша, не очень эффективна. Часто в поликлиниках врачи могут быть менее профессиональны. У меня есть знакомый врач-стоматолог, она постоянно ходит на курсы. У них бесконечное обучение, курсы. Она говорит, что очень много информации передают на этих курсах практикующие врачи. Что после университета она многие вещи узнавала из практики на курсах. А в обычных поликлиниках часто стоматологи используют более дешевые материалы, не знают каких-то вещей. Скажете, что-то на эту тему?
Пётр Богданов. Я могу сказать, что врачи первичного звена, поликлиник, они получают больше, чем врачи стационаров. Сейчас, чтобы укрепить первичное звено, поднимают зарплату. В Петербурге, в Москве. В крупных городах. Сейчас количество узких специалистов, это кардиологи, гастроэнтерологи, невропатологи, их количество сократилось. Это имеет свои плюсы и свои минусы. Зарплата в первичном звене неплохая. Что касается обучения. В университете мы проходим тоже. И по хирургии, по сердечнососудистой, по онкологии. Потом практически учимся. Что касается стоматологии, там у них новые технологии, новое оборудование. Стоматология, это вообще отдельная специальность. Есть поликлиническое звено. Там люди работают, по системе ОМС к ним приходят обычные граждане, которые не могут себе позволить заплатить за пломбу полторы тысячи, две тысячи, три тысячи. Им ставят пломбы отечественного производства. Кто-то работает в частных поликлиниках, там более дорогостоящее оборудование. Конечно, методики каждый раз прогрессируют. Нужно постоянно учиться. У меня тоже есть знакомые стоматологи, которые раз в год посещают какие-то мастер-классы. Потому, что это им нужно. Это им интересно. Прогресс идет. Я не могу сказать, что в первичном звене работают доктора хуже или лучше. Просто у них свои задачи. Не все доктора из первичного звена хотят попасть в больницу. Некоторые доктора из стационаров уходят в первичное звено. Там немножко...
Сергей Ивановский. Проще.
Пётр Богданов. Не то, чтобы проще. Там не надо дежурить. Посмотрел, направил к специалисту. Хотя там есть свои нюансы. Это немножко разная работа. Кто-то не может работать сутками. Кто-то может работать только сутками. Тут все настолько индивидуально.
Сергей Ивановский. То есть, нет такого, что в платной медицине вероятность успеха выше?
Пётр Богданов. Это я не могу сказать никогда, что платная медицина лучше, чем обычная. Это мое убеждение. Я сам консультирую в частной поликлинике. Давно уже. Ну, как там консультирую, так и тут консультирую в университете. Частных центров сейчас много. Обычно это урология, гинекология, дерматовенерология. Там есть своя специфика. У нас же общая хирургия. Есть масса вещей, когда трудно поставить диагноз. Частная медицина занимается конкретными заболеваниями конкретного платежеспособного пациента. Они сделали конкретную работу, получили результат, пациент доволен. Они оказывают помощь, хотят, чтобы люди поправлялись. Тем не менее там имеется момент интереса, коммерции. Что касается нашей бесплатной медицины. В советское время говорили: “Медицина бесплатная”. В то время тратили 3,8 процента ВВП. Это включая медицину, физкультуру и спорт. Сейчас цифры примерно остались такие же. В развитых странах 6,5 процента ВВП идет. В Америке, по-моему, 10-12 процентов. На Кубе, где очень хорошая медицина, там тоже до 10 процентов средств идет на здравоохранение. Как может быть медицина бесплатная, если тратятся государственные деньги? Она бесплатная для конкретного человека. И сейчас система ОМС, она такая немножко запутанная. Поэтому тех средств, которые выделяются, все равно, наверное, не хватает. Потому, что если записался на консультацию к кардиологу, то через месяц, через два. Не потому, что не хотят его принять. Сократили первичное звено сейчас. У нас же страна большая. Ну, создали большой центр в крупном городе. А Сибирь, Урал? Там же докторов не найдешь нигде. Куда людям обращаться? Вот он сломал руку, случилось маточное кровотечение у женщины. Беременным куда обращаться? Они же не поедут... Там же люди живут беднее, чем здесь.
Сергей Ивановский. Насколько я знаю, сейчас пытаются делать какие-то удаленные средства анализа... Или как это правильно сказать? Диагностики. Но мне кажется, что это на стадии развития. Это не на сто процентов рабочий, эффективный механизм.
Пётр Богданов. Развивать нужно конечно. УЗИ посмотреть, посмотреть данные компьютерной томографии. Специалист сразу понимает по этим анализам. Почему говорю “диск МРТ”? Там картинка в реальном времени. Конечно, специалист, который этим занимается в крупном городе, у него опыт большой. То же самое расшифровка электрокардиограммы. Есть инфаркт, нет инфаркта, нарушение ритма. Это все можно. У человека болит живот, ему делают УЗИ и ничего не находят. Делают гастроскопию и ничего не находят. А живот болит.
Сергей Ивановский. И как быть?
Пётр Богданов. Во-первых, нужно расспросить и поговорить. Во-вторых, если такая ситуация произошла, нужно четко сказать человеку, что мы иногда не можем определить причину. Следующее. Исключается в первую очередь онкология. Исключить какие-то жизненно-опасные ситуации. Может быть это аппендицит. Может быть, там какая-то катастрофа, которая требует операции. Дальше. Нужно проконсультироваться у коллеги. Может быть, проконсультироваться в каком-то центре. Если поликлиника не может поставить диагноз, идешь в больницу, идешь в областную больницу, идешь в научно-исследовательский институт. Но человек должен быть мотивирован, что это нужно ему. К сожалению, не всегда можно поставить правильный диагноз. Бывает по-разному. Боли в животе, это у человека такой “корешковый” синдром. Мануальный терапевт прекрасно справится, через несколько сеансов боль проходит. При болях в животе просим иногда такого пациента проконсультироваться у невропатолога. Боли в животе у ребенка, может быть, глистная инвазия. Главное, тут нужно честно говорить пациенту: “Да, мы не может сейчас определить”. Поэтому, первое, мы исключаем все “плохое”, исключаем все, что может вызвать осложнение. Какие-то препараты от боли. И говорите: “Вам нужно не опускать руки, нужно дальше обследоваться”. Мне кажется, что это правильный подход. Пациент должен понимать, что о нем на разных уровнях доктора думают. Другого выхода тут пока нет.
Сергей Ивановский. Понятно. Вы говорите о науке. Что в университете в любом случае развивается наука. Наука, это нечто такое, что двигает практику, насколько я понимаю. Ну, или, по крайней мере, с ней связано. Какие-то новые научные законы. В теоретической физике сидят физики-теоретики, пишут формулы. Если теоретик что-то открыл, есть практики, которые делают какие-то модели. Что такое наука в медицине?
Пётр Богданов. Наукой в медицине занимаются научно-исследовательские институты специальные. Институт гастроэнтерологии, Институт педиатрии, Институт детской хирургии. Есть Научно-исследовательский центр онкологии.
Сергей Ивановский. У нас рядом с ЛЭТИ был НИИ гриппа.
Пётр Богданов. Он и есть сейчас. Они изучают заболевания, которые вызываются вирусами. Там не только гриппом занимаются, там и герпесом занимаются. Под эгидой Всемирной организации здравоохранения.
Сергей Ивановский. А как эксперимент ставится? Каждый год говорят, что грипп идет оттуда-то туда-то. И он модифицируется. И прививки могут не сработать, которые сработали на одном участке. Непонятно, что такое научная работа.
Пётр Богданов. Научная составляющая проблемы с вирусами, это очень большая проблема. Занимается не только Институт гриппа. По всей стране, во всем мире. Проблема эта общебиологическая, вирус. Потому, что вирус вызывает не только заболевание гриппом. Никто не исключил вирусное происхождение злокачественных заболеваний, некоторых видов. Эксперименты ставятся на чем? Используются обезьяны, кролики, мушки. Потом, когда проводятся клинические испытания нового препарата, используются добровольцы. Это люди, которые принимают препарат. Достаточно серьезная научная база, этический комитет, который разрешают все эти вещи делать. Это биологическая проблема. Потому, что хирургия... Мы люди более прикладного склада. Мы лечим людей, используя новые технологии. Используя данные фармакологии, данные патанатомии. Там наука идет более фундаментальная. Мы используем разные методы лечения, на основании этого пишутся диссертации. Какой метод лечения лучше, какой хуже. Когда я учился еще... Язва желудка и язва двенадцатиперстной кишки. Язву двенадцатиперстной кишки обычно лечили всегда консервативно, а язву желудка боялись, считали, что она часто перерастает в рак. Чем старше больной, чем глубже язва, чем ниже кислотность желудочного сока, тем нужно больному ставить показание к операции. Потому, что мы боялись, что рак возникнет. Сейчас появились препараты, которые эту язвенную болезнь лечат. Сейчас мы практически не оперируем в плановом порядке больных с язвенной болезнью. Консервативное лечение. Благодаря препаратам. Хотя если язва образовалась, которую можно вылечить... Если человек эту язву не чувствует или не хочет лечиться, то процент осложнения, он остается таким же, как был раньше. Нужно делать операцию. Я когда начинал работать, мы выполняли операции плановые больным с язвой желудка. Потом это мнение изменилось. Поэтому обмен опытом в хирургии, в терапии имеет большое практическое значение.
Сергей Ивановский. Говорят, что многие болезни идут исключительно от нервов, от стрессов. Те же язвы. Говорят, что человек питался в семье. Питаются примерно одинаково и у кого-то язва. Действительно ли нервозность влияет на человека?
Пётр Богданов. Есть такая фраза: “Все болезни от нервов”. Смотришь на долгожителей, люди, которым 70-80 лет. Эти люди, они очень активные, с ними интересно. Которые не жалуются, не стонут. Когда у человека есть позитивный взгляд на жизнь, это говорит о том, что у них крепкая нервная система. Самое опасное что? Я считаю, что хронический стресс. Когда человек постоянно чем-то подавлен. Что такое тревога? Когда непонятно из-за чего переживаешь. Вот это плохо. Потому, что головной мозг контролирует все процессы. Осознаем мы это или не осознаем. Если постоянно травмировать нервную систему, то это опасно. Считается, что нервный стресс вызывает заболевание щитовидной железы, может способствовать возникновению язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Человек нервничает, не поспал ночь, потом у него возникают то ли запоры, то ли поносы. Это тоже общебиологическая проблема. Что нужно, чтобы быть здоровым? Здоровье, конечно, зависит от генетики. Тут мы ничего сделать не можем. Мы можем вести здоровый образ жизни. Избегать хронического переутомления и стресса. Отдых нужен. Второе. Правильное питание. В том смысле, чтобы человек не имел избыточной массы тела. Питание должно быть разнообразным.
Сергей Ивановский. Если не вдаваться в подробности, что именно есть, то, как минимум, следить за своим весом?
Пётр Богданов. Да. Есть индекс массы тела. А самое простое, если у человека рост 180 сантиметров, масса тела 80 килограммов. Обязательно нужно заниматься физкультурой. Потому, что мышцы занимают процентов 35-50 нашего тела, и они требуют нагрузки. Это обязательно. Должен быть полноценный сон. Должен быть какой-то жизненный интерес. Тогда нервы будут в порядке. Нервы будут в порядке тогда, когда человек здоров. Как правило, здоровые люди свое здоровье не замечают. Они считают, что это нормально. Начинают думать о здоровье, когда что-то заболело, что-то случилось. Человек может понервничать, расстроиться, поругаться, покричать. Но нужно понимать, что все это временное. Второе. Питание. Нагрузки спортивные, умеренные. Лучше отказаться от курения. Нужно минимизировать употребление алкоголя. Говорят: “Сто граммов хорошего вина...” Красного, белого, все спорят какое лучше. Лучше, наверное, 30 минут побегать в парке.
Сергей Ивановский. Вы, как бы, против алкоголя? Насколько я знаю, кардиологи, вроде как рекомендуют. А есть врачи, которые говорят, что пиво или легкий алкоголь, это путь человека к тому, чтобы совсем расслабиться и перейти к какому-то более тяжелому алкоголю.
Пётр Богданов. Проблема употребления алкоголя очень сложная. Первое, это просто употребление алкоголя. Второе, это бытовое пьянство, когда человек пьет. Третье, это алкоголизм. Алкоголизм, это болезнь. Станет человек алкоголиком или нет, мы не можем сказать, пока он им не станет. Это еще зависит от особенностей биохимических процессов. Алкоголь, эндогенный алкоголь, он присутствует в нас самих. Концентрация маленькая. В ГАИ была масса сложных ситуаций, когда человек выпил корвалол и у него алкоголь обнаружили в крови. Считается, как нас учили, 5 процентов нашей энергии за счет эндогенного алкоголя. Поэтому когда мы употребляем алкоголь, мы употребляем тот же продукт, который есть у нас. Просто количество переходит в качество. Алкоголь обладает всегда токсическим действием на клетки. Даже если говорят, что человек расслабился, он смеется, ему стало хорошо. Ему хорошо не потому, что он ему помог. По Фрейду есть кора, которая нас контролирует. Есть подкорка, когда все процессы там... Как мы дышим, питаемся, кишечник работает. Не зависит от нашего сознания. Считается, процентов 80-90 происходит на уровне нашего бессознательного. Мы человека встречаем, понравился, не понравился. Мы даже не успели осознать. Фрейд впервые обратил внимание на это. Бессознательное, это наше... То, что вышло из животного мира. А кора нас делает людьми. Мы общаемся, мы соблюдаем правила поведения, мы любим ближних. Учитывая, что кора, это новая структура, она более тонкая. Как все новое и четко отлаженное, легко подвергается внешнему воздействию. Получается, что алкоголь, даже в минимальной дозе, в первую очередь воздействует на кору. Токсическое действие на кору приводит к тому, что человек перестает сам себя контролировать. Исчезает стыд, он становится развязным, громко говорит. Подкорка выступает. “Хочешь человека узнать, пускай напьется. Он проявит себя, каким он есть”. Это токсическое влияние сначала действует на кору, а потом на подкорку. Когда тошнота, рвота. Кора перестает контролировать ситуацию, человек может быть агрессивным. Поэтому при всем уважении к кардиологам... Может быть, 50-100 граммов красного вина... Я не могу спорить хорошо или плохо. Я к алкоголю отношусь... Я понимаю, что есть праздники. Можно выпить бокал сухого вина, можно два бокала. Но это должно быть именно иногда. В конце концов, мы причиняем себе вред не только алкоголем. Перееданием. Все определяется чувством меры. Но в принципе я считаю, что когда выпьешь алкоголь, это просто одна цель - получение удовольствия. Если человек не может получать удовольствие от спорта, от книг, от общения с интересными людьми, тогда остается алкоголь. Алкоголь с древних времен известен.
Сергей Ивановский. Какие-то напутствующие слова. Я думаю, что зрители, посмотрев этот ролик, захотят, может быть, какие-то вопросы задать в комментариях. Мы почитаем обязательно. Я делаю такой формат впервые. У Дмитрия Юрьевича есть еще другие ролики, связанные с медициной. Тем не менее. Какое-то напутствующее слово от хирурга зрителям.
Пётр Богданов. Я хотел сказать, чтобы все были здоровы. А для здоровья нужно, чтобы все мы были добрыми. Если мы будем добрыми к окружающим, это, мне кажется, первостепенное условие жизни. Есть такая книжка Курта Воннегута. Там есть такая фраза: “Привет малыши! Добро пожаловать на Землю. Она круглая, влажная, многолюдная. Здесь холодно зимой, жарко летом. И проживете вы на ней, самое большее, лет до ста. Я знаю только один закон, дети мои. Надо быть добрым”. Добрый человек будет всегда не нервным, спокойным, оптимистичным. Он будет думать о себе и об окружающих.
Сергей Ивановский. Круто, здорово. Спасибо. Приходите еще.
Пётр Богданов. Спасибо. До свидания.
Новости
VIP
