В начале декабря 2016 года получили мы с Владимиром Самариным (камрад Redakteur) приглашение на 11-й ежегодный «Бал Победителей». Проводится Бал в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе. Это такое не совсем обычное мероприятие для фронтовиков, ветеранов наших ВС и труда, узников концлагерей и детей войны, где всё устроено не только предельно торжественно, но и, как говорится, «для людей». Почётный караул при входе, праздничный концерт и столы с угощениями внутри. Организаторов Бала в лице Благотворительного фонда им. Мариса Лиепы, Центрального музея Великой Отечественной войны и Объединённой металлургической компании есть за что отметить: и спланировано и проведено всё с большим уважением к очень пожилым уже людям, которым мы многим обязаны.

В этом году Бал был посвящён 75-й годовщине битвы за Москву. В столицу прибыли ветеранские делегации из 13 стран: Республики Беларусь, Азербайджана, Украины, Киргизии, Армении, Абхазии, Грузии, Эстонии, Литвы, Латвии, Казахстана, Таджикистана и Молдавии — всего более 300 ветеранов. Собравшихся поблагодарили и поздравили народный артист России Андрис Лиепа, народные артисты России Лев Лещенко и Юрий Назаров, заслуженный артист России Александр Олешко и многие другие. Перед участниками «Бала Победителей» выступили детские творческие коллективы, Академический ансамбль песни и пляски Национальной гвардии Российской Федерации. А мы с Владимиром Владимировичем за время выступлений успели побеседовать с некоторыми из почётных гостей. Слово Владимиру Самарину:

Владимир Самарин беседует с ветераном-танкистом.

«Я могу считать себя везучим человеком. Судьба умело компенсирует разнообразные проблемы не менее многогранными моментами, дарящими счастье и чувство, как говорится, глубокого удовлетворения. Именно такое ощущения я испытал, когда увидел своё имя в титрах художественного фильма «28 панфиловцев». Одним из таких просветляющих мгновений для меня стали и минуты общения с генерал-майором Александром Фенем. Прочитав запись его рассказа, изредка направляемого нашими вопросами с Михаилом Михиным вопросами, вы, надеюсь, и сами поймёте, почему возможность лично поговорить с этим человеком я считаю редкой удачей».

В.С.: Александр Фёдорович, как для Вас началась война?

— 23 июня 1941 года мы сдали госэкзамены. А в армию я был призван 28 июля 1941 года. По пути следования в военкомат встретилась пара десантников немецких, которые были выброшены для того, чтобы взорвать мост на Черкассы. И вот мы, нас двое было с села, видим: два солдата стоят с рюкзаками, в красивой одежде, нашей, красноармейской, чистенькой. Остановили нас, и спрашивают: «Покажите дорогу на черкасский мост». — «Вот сюда вам ехать по дороге, там повернёте налево и на Черкассы».— «Нет-нет, нам надо прямо на мост!»

Нам стало ясно, что это не наши люди. А что делать? Показали им дорогу. И они пошли себе. Вдруг идёт грузовичок с солдатами нам навстречу. Мы его остановили, рассказали и показали. Командир тут же в ружьё ребят, а мы наблюдаем. Подъехали они, те безо всякой стрельбы сдались, но только вечером мы узнали, что десант высаживался.

Вот такое было начало. Зачислили меня во 2-е Харьковское танковое училище, которое в октябре 1941 года было эвакуировано в Самарканд. В 1942 году я это училище закончил. Условия такие тяжёлые, наши всё отступали, нас эвакуировали, грусть такая… А тут под Москвой наступление. Оно нас очень ободрило. Будем прямо говорить, потому что дух моральный у нас, у молодых особо, тяжёлый был. Да и у пожилых тоже.

Окончил училище я с отличием, получил звание лейтенанта в июле 1942 года. Мы уже почти полгода изучали танк Т-70. И я поехал на автомобильный завод в Горький (ныне — Нижний Новгород, — прим. ред.), там цех работал по выпуску сначала танков Т-60, а потом в 1942 году они выпускали Т-70. Тут 45-мм пушка, а в «шестидесятке» — 20-миллиметровая автоматическая.

Тогда было так: кто без тройки госэкзамены сдал, лейтенанта присвоили, а кто хоть одну тройку получил — тот младший лейтенант. Лейтенант может быть командиром взвода, а младший — только командиром танка. Стимул был такой. Получил я взвод в составе маршевой роты: три взвода по три танка и командир, всего десять танков. Прибыли в лес севернее Татищево, там у аэродрома что-то вроде сборного пункта 84-й танковой бригады было. Бригада уже воевала, понесла потери и в это время в лесу располагалась, доукомплектовывалась. Командиром танкового взвода меня командир бригады, начальник штаба и комиссар не назначили.

Как же так, я говорю, я у себя на Украине последним ушёл из дому, мои родители в оккупации, я их хочу освобождать. «Мы вас не можем назначить командиром взвода, у нас есть опытные командиры, которые на фронте воевали». Ну и, честно сказать, мне же ещё 19 не было. Я говорю, я обратно в Горький не поеду. «Как не поедешь?!» А ведь законы военного времени действуют. Говорю, хочу освобождать свою родину. Если не можете назначить командиром взвода, я готов быть командиром танка.

Назначили меня командиром танка, и в составе этой бригады поехали мы в Сталинград. В Сталинграде я воевал командиром танка, там получил два ранения, первое в оборонительных боях в октябре месяце, а второе — после излечения меня только на фронт отправили, и я встретился с разведчиками немецкими, которые рвались к окружённой группировке.

Получился бой с разведкой, мы её почти всю уничтожили. А кто такие «мы»? Едем на машине от Волги, зимой, декабрь был месяц, холодно очень. Мы с одним незнакомым лейтенантом, который тоже на фронт направлялся, сидели в кузове, а он вёз стрелковое вооружение и гранаты для своих солдат. Его сержант в кабине ехал. И тут навстречу такой бронетранспортёр: колесо спереди, а сзади гусеницы, и мотоциклистов бог знает сколько едет. А парень, что нас вёз по укатанной в снегу дороге, прямо в эту колонну врывается, и сержант открывает из автомата огонь. Мы услышали, что стреляют, обернулись — немцы! Водитель их расколол, одна группа сюда, одна группа с другой стороны машины. А мы по пять гранат к этому времени снарядили. Лейтенант в одну сторону гранату, я в другую, и бегом оттуда уехали. Но я получил в этом кратком бою ранение и опять попал в госпиталь, в тот же самый.

А после этого госпиталя я уже оказался в составе 5-й гвардейской танковой армии под командованием генерал-лейтенанта Ротмистрова. Армия была сформирована на базе 3-го гвардейского танкового корпуса, принимавшего участие в боях в Сталинграде, где за активные действия у станции Котельниково корпус получил гвардейское звание, а его командиру Ротмистрову присвоили звание генерал-лейтенанта и приказали ему формировать 5-ю гвардейскую танковую армию. В неё входил 29-й танковый корпус, который ещё не существовал. Он в это же самое время формировался из воевавших бригад. Туда попала и 31-я танковая бригада, в которую я был зачислен командиром танкового взвода.

Почти три месяца армия укомплектовывалась и сколачивалась. Как вы знаете, 5 июля немцы под Курском перешли в наступление. Наша 5-я армия в два приёма преодолела около 800 километров, сходу вступила в бой и участвовала в Прохоровском танковом сражении.

А что оно собой представляло? Это ударная сила немцев, там было около 700 танков, в том числе около сотни было тяжёлых «Тигров», и самоходные установки «Фердинанд» были, очень тяжёлые. Наша армия в это время имела около 880 танков и самоходных установок. Это были тяжеленные бои. В них я участвовал командиром танкового взвода.

М.М.: На каких танках Вы воевали?

— И в Сталинграде на Т-70, с пушкой-«сорокапяткой», и тут — сначала командиром танкового взвода Т-70, а когда перешли в наступление, к нам пришли машины Т-34. Кстати сказать, в оборонительных боях я уничтожил четыре танка из этих Т-70, а с переходом в контрнаступление, на Т-34 — ещё три, в том числе два «Тигра». Для 76-мм пушки начали выпускать подкалиберные снаряды, и этот снаряд в борт, только в борт, внизу, там, где катки идут, пробивал «Тигра». Так вот, я два «Тигра» в ходе наступления уничтожил.

М.М.: Легко ли было после Т-70 пересесть на Т-34?

— Ну, не так уж тяжело. С неосвоенным, конечно, плохо. Вот, выдавали пять подкалиберных снарядов на каждый танк. Так три снаряда я хорошо выпустил, а два снаряда — по башне. Они вверх пошли. Почему по башне? А потому что потом, когда начал я расспрашивать, знатоки сказали: пушку на танке Т-34 надо подводить слева направо и снизу вверх.

М.М.: Почему так?

— Так выбирается технологиченский зазор, люфт между башней, и тогда можно стрелять точно. Я этого не знал. А обстановка так заставила, что я вёл справа налево и вниз. Поэтому из-за того, что люфт был, снаряд попал не туда, куда я целился, а в башню.

М.М.: А Вы, когда стреляли, видели, куда попада́ете?

— Нет, разрыв не виден. Осколочный виден, а бронебойный, может быть, и был бы виден, если бы на чистой броне разорвался, а когда он катки пробил, потом уже нет. Ну, во всяком случае, может, кто и видит, но вы знаете, нам тогда не до этого было.

Вот такая у меня боевая линия. Дальше — выздоровел после ранения под Харьковом, опять в свою бригаду попал: командир батальона приехал на своей машине и забрал меня, недолечившегося, потом правильно сделал. Мы после Днепра, Харькова Кировоград брали, и бригада получила наименование Кировоградская. Потом Корсунь-Шевченковская операция. Меня за действия в Корсунь-Шевченковской и Кировоградской операциях назначили прямо с командира взвода начальником штаба танкового батальона (официальное название должности — «адъютант старший батальона», — прим. ред.), и Ротмистров присвоил мне звание старшего лейтенанта.

Потом Уманская операция, Румыния, а оттуда нас железнодорожным транспортом перевезли под Ярцево и Смоленск для участия в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии. Я — участник освобождения Минска, за что получил орден Александра Невского, очень хороший.

М.М.: Какая из Ваших наград была для Вас самой тяжёлой?

— Так нельзя оценивать. Понимаете, все они приятные, все они нелёгкие. Конечно, когда я воевал начальником штаба батальона, обстановка была уже не та, чем когда я был командиром взвода. Командир взвода — я в танке сижу, пока снаряд в танк не попадёт, кто кого первым. Кстати, будучи командиром танка, я три танка уничтожил, и командиром взвода — семь. И ещё два, когда замещал командира танка под Харьковом, под Анновкой Днепропетровской области, и под Калнуяем в Литве. Всего 12 танков.

М.М.: Каких именно?

— А чёрт их знает, какие. Я к ним после того не ходил.

В.С.: А в прицел их плохо видно, да?

— Нет, хорошо видно.

В.С.: Даже модель?

— О-ой, дети вы, дети. Кому нужна модель там, в бою? Нужно быстрее выстрелить и быстрее попасть.

В.С.: Но попасть лучше в борт?

— Это как он подставит, как он идёт. Лучше, конечно, в борт; лобовая может рикошет выдать, если хорошие танки с хорошей бронёй. А вы думаете, что мы тоже знали, что за танк там впереди? Ну, идёт бой, как ты его разглядишь? Но потом появились «Тигры». Батальон «Тигров» появился под Котельниковым, он в группе Манштейна участвовал в попытке деблокирования Сталинграда.

М.М.: Что-нибудь про эти новые «Тигры» у вас говорили, какие-то слухи ходили?

— А как же, мы же их изучали. Как только попались первые танки, так сразу пошли инструктажи. Мы изучали, куда целиться. Если он лбом к тебе, то лоб не пробьёшь, бей в гусеницу: он, когда одна гусеница не крутится, а другая крутится, развернётся бортом к тебе. Не мы, так кто-то другой подобьёт.

М.М.: В бою действительно можно прицелиться и попасть ему не в башню, а в гусеницу?

— Ну а как же! Конечно, к этому надо и стремиться, чтоб попасть. Я же говорил, что два снаряда у меня пошли рикошетом. Попасть-то попал, но попал в башню — и он пошёл кра а асный такой.

Дальше Вильнюс, потом Прибалтика, я был начальником штаба батальона. В Калнуяе я ещё один танк уничтожил. А потом в Латвию, оттуда железнодорожным транспортом в Бельцы перебросили, там получил наш батальон не Т-34, а СУ-76 вместо танков, две батареи по пять штук. Причём в ходе боевых действий зимой командир бригады у нас одну батарею забрал, а нам на усиление дал ИСУ-152, «Громобой» так называемый (обычно эту самоходку звали «Зверобоем, но А. Ф. сказал именно так, — прим. ред.).

И вот в боях с этим оружием южнее Гдыни на 60 километров мой боевой поход закончился. Нас вывели из боевых действий, хотя армия, и наша бригада, и наш 29-й корпус ещё участвовали в боях, но мы уже не нужны были. Когда Берлином овладели, тогда стало ясно: победа вот-вот наступит, и мы уже стояли в лесу не в боевой обстановке. И тут — окончательная победа.

В.С.: За какие бои Вы получили медаль «За взятие Кенигсберга»?

— Это було́ (родной язык А. Ф. — украинский, но это был единственный случай, когда это проявилось, — прим. ред.) в Восточно-Прусской операции. Нашему корпусу стояла задача от Эльбинга (ныне — Эльблонг, Польша, — прим. ред.), на который мы вышли, армии было приказано идти вдоль берега моря на север, на Кенигсберг, потому что там долго не могли прорваться. Вот за эти боевые действия, хотя я там уже не стрелял, но был начальником штаба батальона. У нас потери были большие, и погиб командир 32-й бригады, очень много потерь было. А медаль эту выдали всем, кто там участвовал. Так и я её получил. Но по Кенигсбергу я не стрелял. Да и бригада наша к нему не вышла.

Там поганая такая речушка была, забыл название, никак мы не могли её преодолеть, а после этого нас вывели. Потери были большие, вот и вывели. Формирование так шло: в одной бригаде три машины осталось, в другой бригаде, скажем, четыре, в четвёртой одна, всё в одну бригаду сводят, и эта бригада продолжает боевые действия.

В.С.: Я так понимаю, Вы после Победы остались в армии?

— Когда пришла Победа, я уже был в должности заместителя командира батальона. Мне дали 17 или 16 грузовых автомобилей, нагруженных различными строительными материалами — лесом, цементом и всем остальным для ремонта бывшего городка под Пружанами, где раньше, по-моему, стояли кавалеристы. Там есть такая деревня Слобудка. Я должен был туда всё доставить, с этой задачей справился хорошо и ещё год тут служил. Но в конце боевых действий со всеми нами была беседа, кто куда хочет. Хочешь, оставайся служить, служи; хочешь демобилизовываться — записывайся, хочешь на учёбу — записывайся. Я — на учёбу, в Академию бронетанковых войск. И через год успешно сдал экзамены и зачислен был в Академию.

В.С.: Какое у Вас образование было до войны?

— Я закончил среднюю педагогическую школу. Госэкзамены сдавали, как я сказал, 23 июня, с началом войны. Наше двухэтажное кирпичное здание забрали в этот день под госпиталь, а мы сдавали при восьмой школе, да так, на травке, возле одноэтажного школьного здания.. И мы туда-сюда, бегом-бегом, за день все экзамены сдали, и директор, Кальченко его фамилия, успел вручить нам аттестаты зрелости. Так что я — педагог, но не работавший.

М.М.: То есть, если бы не война — Вы бы школьным учителем работали?

— А кто ж знает. На учителя я учился почему? Если правду сказать, самые ближайшие училища были педагогическое и медицинское. И я попал в это педагогическое. Средней школы в нашем селе не было, она была в пяти километрах, в Крестителеве, далековато, я не пошёл. Постарался поступить в техникум, в Золотоношскую педагогическую школу, —там стипендия была. И я освобождал родителей: ведь я восьмой был в семье, знал, как это тяжело. И вот я окончил школу, три курса, и война началась.

В.С.: Для поступления в Академию пришлось серьёзно готовиться?

— А как же, обязательно. Экзамены сдавал. Месяц дали на самоподготовку при войсковой части. Все учебники за среднюю школу у меня были. И вы знаете, зачислили 156 человек, сдавших экзамены, и я, украинец, был 52-м. А ведь все экзамены на русском языке сдавали. Так что я хорошо сдал экзамены.

В.С.: Обучение в педагогической школе велось на украинском языке?

— Конечно. Мы изучали русский язык только два раза в неделю, и ещё два раза в неделю литературу, всего четыре часа. Понимали что-то, прилежно старались. Кстати, возвращавшиеся из армии «хохлы» нет-нет да и скажут что-нибудь по-русски. Так мы их дразнили: «Едем-едем по дороге и заехали у ячмэнь». И не по-русски, и не по-украински.

М.М.: Скажите, у Вас на войне и Сталинград был, и Прохоровка… Вы вообще думали с войны живым-то вернуться? Была надежда?

— Я об этом не думал. И надеяться работать учителем после войны я бы не стал. А поскольку решение принял такое — служба пошла удачно, я живой, хоть пять ранений получил, авторитет у меня был, и я посчитал, что я сумею сдать экзамены и поступить. Так у меня и получилось. Закончил я Академию с отличием. Два премиальных оклада дали лишних.

Занимались в Академии раньше три года, а у нас было четыре с половиной. Первый набор послевоенный, нам программу пошире дали, не только батальон, полк, дивизия и корпус, а даже армейские операции давали, это более сложное. Раньше их в этой Академии не давали.

В.С.: Когда вы вышли в отставку?

Я ушёл в отставку с 1 января 1979 года. Закончил службу за границей, заместителем командующего 2-й гвардейской танковой армией по боевой подготовке.

После Академии меня послали в Лепель на должность начальника оперативного отдела. В этом месте три года прослужил. Год в бронетанковом управлении, потом два года в оперативном управлении старшим офицером. Потом вижу, меня не назначают никуда, и в войска на командира полка не назначают, а не командовал полком — никуда дальше не назначат.

Я как начальник оперативного отдела трёх командиров дивизии обучил. А начальником штаба не назначают: полком не командовал. Тут случилось так, что в 37-м тяжёлом танковом полку, под Борисовым, ЧП случилось. Командира сняли, а меня на этот «чепэшный» полк назначили. Почти три года я им командовал, и за два года сделал полк отличным. Он стал передовым в 7-й танковой армии.

И тут сватают начальника штаба дивизии за границу, в Венгрию. Один начальник отдела кадров, Лобанюк или Лобанов его фамилия была, говорит мне: «Подыскивали начальника штаба бригады, так я вас предложил и сказал, что он был начальником оперативного отделения, оперативную работу знает, и был командиром полка три года». И меня начальником штаба дивизии в Венгрию.

Там почти пять лет служил. Ищут командира дивизии; тут начальник политотдела молодец. В дивизии три командира сменилось, и последний ни черта не понимал, а я уже с опытом был, видно было, как я работаю. И когда к нам прибыл представитель из ЦК (А. Ф. имеет в виду Министерство обороны, — прим. ред.), начальник политотдела рекомендовал меня командиром дивизии. И меня назначили — в Забайкалье, командиром 11-й гвардейской мотострелковой дивизии. Это было 120 километров от границы с Китаем и Монголией.

Я пять лет на дивизии прослужил, и меня назначили замкомандующего по боевой подготовке 5-й гвардейской танковой армии, в которой я воевал. Из неё перевели во 2-ю гвардейскую танковую армию в Группу советских войск в Германии, а через пять лет я уволился, срок вышел. Мне предлагали ехать на Дальний Восток по замене, а в это время шла реорганизация. Замкомандующего армией был генерал, а его теперь делают начальником отдела боевой подготовки, звание — полковник, вилка — генерал. Я понимал, что я там следующее звание не получу. И отказался от этого дела, и правильно сделал.

В.С.: Почему Вы в конце концов решили поселиться в Белоруссии?

— Когда приехал из Германии под Пружаны, попалась мне девочка, на которой я через год женился. Дочка родилась. И теперь у меня дом — здесь.

М.М.: Последний вопрос. Мы-то на войне не были; скажите нам, что там самое тяжёлое?

— Я вам так скажу. Такие вопросы задавать нельзя. Потому что каждый бой для каждого человека по-своему тяжёлый. Каждый бой. Естественно, когда мы говорим о больших событиях, допустим, под Москвой, — тогда вообще тяжело было, отступали. А когда пошли наступать — тоже тяжело, но зато хоть радостно.

Когда успех получается — хорошо. Когда не получается, отступаешь — если тебя не покалечили и не убили, тоже хорошо. Потому что если убили — это уже неплохо, а вот если покалечили — плохо.

А есть ещё такие «герои»: «А-а-а, я на фронте не боюсь». Брешут.

В.С. + М.М.: Большое спасибо, Александр Фёдорович, желаем Вам здоровья!

Обращают на себя внимание несколько моментов из рассказа уважаемого ветерана. В самую тяжёлую пору 1941 года курсантов-танкистов не бросают затыкать дыры в обороне, а эвакуируют в Самарканд, где они проходят почти годичный учебный курс. Второй по массовости после Т-34 танк РККА периода Великой Отечественной войны (за неполных два года серийного производства, с начала 1942 до октября 1943 было выпущено более 8200 танков Т-70) в умелых руках был грозной силой.

И, конечно, вызывает искреннее восхищение стремление Александра Фёдоровича к образованию. Трудно сказать, что́ в его лице потеряла советская педагогика, — поступление в педагогический техникум было отчасти вынужденным. Зато Советская Армия приобрела в его лице умелого и способного командира, надёжный винтик в системе обеспечения безопасности нашей Родины.

Хочется надеяться, что нам не придётся рассказывать своим внукам о том, что «если убили — это неплохо». И на то, что при необходимости мы окажемся достойными наследниками таких героев, как Александр Фёдорович Фень.

Александр Фёдорович в 1945 году.

Александр Фёдорович Фень: генерал-майор в отставке. Родился 1 декабря 1923 года в селе Бакаево Чернобаевского р-на Черкасской обл. 23 июня 1941 г. окончил Золотоношинский педагогический техникум. Призван в РККА 28 июля 1941 г. и зачислен во 2-е Харьковское танковое училище, которое через год закончил с присвоением звания лейтенант. Начал войну командиром танка Т-70 под Сталинградом (84-я тбр). С марта 1943 и до конца войны служил в 31-й тбр 29-го тк 5-й Гв. ТА командиром взвода танков Т-70, затем Т-34, начальником штаба (адъютантом старшим) батальона. Закончил войну заместителем командира 277-го танкового батальона в звании капитана.

Принимал участие в боях под Сталинградом, на Курской дуге, на Правобережной Украине (включая Корсунь-Шевченковскую и Умань-Днестровскую операции), в Белорусской стратегической наступательной операции, в Литве, Польше, Восточной Пруссии. Лично уничтожил 12 танков противника. Неоднократно ранен (два осколка так и не были удалены), дважды горел в танке. В 1946 поступил, и в 1951 окончил с отличием командный факультет Военной ордена Ленина академии бронетанковых и механизированных войск Красной Армии им. И. В. Сталина.

Служил помощником начальника оперативного отделения штаба тд, офицером и старшим офицером управления бронетанковых и механизированных войск округа, начальником оперативного отделения тд, командиром тп, начальником штаба 35-й мсд, командиром 11-й Гв. мсд.

В 1964 г. с отличием окончил двухгодичный вечерний Университет марксизма-ленинизма, в 1969 — курсы усовершенствования командиров дивизий при Военной академии им. М. В. Фрунзе. С 1970 — генерал-майор. С 1973 г. — зам. командующего 5-й, затем 2-й ТА. С 1 января 1979 г. в отставке, проживает в Минске.

Член Совета Военно-научного общества при Центральном Доме офицеров Вооружённых Сил Республики Беларусь. Автор публикаций по вопросам истории Великой Отечественной войны, книги «Освобождение Минска».

За участие в боевых действиях награждён орденами Александра Невского, Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией». В послевоенное время награждён ещё двумя орденами Красной Звезды, орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» III степени, медалью «За боевые заслуги»; в 1985 г. — орденом Отечественной войны I степени. P.S. Благодарю Объединённую металлургическую компанию за приглашение на «Бал Победителей» и за искреннюю заботу о немногочисленных уже ветеранах Великой Отечественной.

«От всех двадцати четырех тысяч сотрудников ОМК благодарю дорогих ветеранов за их невероятное мужество, проявленное на фронтах, и за огромный вклад в развитие страны в мирные годы. Мы проводим «Бал Победителей», чтобы сказать им спасибо за все, что эти люди сделали для всех нас. Пусть они знают, что мы их очень любим и уважаем. И мы ценим каждую минуту, проведенную рядом с ними».
Наталья Еремина, заместитель председателя правления ОМК.

P.S. На «Балу Победителей» была и вот эта женщина со своим внуком или правнуком. К сожалению, выяснить кто она — не получилось. Но целых три медали «За отвагу» на её груди обязывают обратиться к общественности: если знаете как её зовут — сообщите, пожалуйста.