Их спор начался много лет назад; в начале 1990-х Лужков был единственным, кто отвоевал себе право вести приватизацию по собственному плану. Если гайдаровско-чубайсовские принципы заключались в том, что не важно, кому и за сколько продать, главное — побыстрее, то в Москве упор был сделан на социальную составляющую. Парикмахерские, магазины, кафе, ателье выкупались трудовыми коллективами. Приватизировать детсады было запрещено. Практически во всех предприятиях городская казна сохраняла свое участие.
И хотя Чубайс открыто высмеивал экономическую доктрину Лужкова, жизнь расставила все по местам. От продажи имущества и предприятий в Москве выручили примерно столько же, сколько весь федеральный бюджет — по России. Уже хотя бы поэтому Лужков заслужил право давать оценку результатам гайдаровских “трудов”. Теперь, после смерти автора шоковой терапии, нас пытаются убедить, что жестокость реформ была мерой вынужденной и неизбежной, по-другому, дескать, страну невозможно было вытолкать, перевести на рыночные рельсы.
Слушать это как минимум странно. Лужков с Поповым справедливо пишут, что экономические реформы можно было проводить без шока, не перекладывая их тяготы на плечи народа. Очень показателен пример, который приводят они, когда в феврале 1992-го на заседании правительства Гайдару сказали, что в Зеленограде зафиксировано уже 36 голодных смертей. “Идут радикальные преобразования, уход из жизни людей, не способных им противостоять, дело естественное”, — спокойно ответил тот: лес рубят — щепки летят.
> Вот ведь, проснулись. Странно. Умер человек - и сразу все вспомнили, какой же гнидой он был. Спрашивается - где были эти правдорубы, пока он проворачивал все свои дела?
В целом - это ответ на вой в телевизоре, какой же гений нас покинул.
Новости
VIP
