— Михаил Иванович, Сталин действительно хотел ударить по Гитлеру? Или, как принято считать, его политика в 1939—1941 годах имела исключительно оборонительный характер?
— Совершенно очевидно, что 22 июня СССР не собирался нападать на Германию. Но дело в том, что мы часто по привычке считаем, что оборона — это ожидание у своих границ нападения врага. Хотя, как известно, именно нападение — лучшая оборона. Это классика военного искусства. Советское руководство, безусловно, не рвалось в бой. Однако начавшееся с осени 1940 года охлаждение отношений с Берлином заставляло думать о том, как именно должна будет действовать Красная армия в случае войны с Германией. Наиболее выгодным для Москвы было бы нанесение внезапного удара по сосредоточивавшемуся у советских границ противнику. Как это ни парадоксально, это было бы именно оборонительной стратегией.
Семьдесят лет минуло с начала Великой Отечественной войны, а белых пятен в ее истории все еще предостаточно. Например, остро дискутируемым остается вопрос о том, собирался ли СССР нанести удар по Германии первым. О тайных замыслах «вождя народов», о том, что доносила разведка Сталину и Гитлеру, о том, как готовилась Красная армия к мировой войне, «Итогам» рассказал один из видных отечественных экспертов, доктор исторических наук, старший научный сотрудник ВНИИ документоведения и архивного дела Михаил Мельтюхов.
— Михаил Иванович, Сталин действительно хотел ударить по Гитлеру? Или, как принято считать, его политика в 1939—1941 годах имела исключительно оборонительный характер?
— Совершенно очевидно, что 22 июня СССР не собирался нападать на Германию. Но дело в том, что мы часто по привычке считаем, что оборона — это ожидание у своих границ нападения врага. Хотя, как известно, именно нападение — лучшая оборона. Это классика военного искусства. Советское руководство, безусловно, не рвалось в бой. Однако начавшееся с осени 1940 года охлаждение отношений с Берлином заставляло думать о том, как именно должна будет действовать Красная армия в случае войны с Германией. Наиболее выгодным для Москвы было бы нанесение внезапного удара по сосредоточивавшемуся у советских границ противнику. Как это ни парадоксально, это было бы именно оборонительной стратегией.
— Что собой представляли оперативные планы Генштаба Красной армии 1940—1941 годов?
— Сегодня известно о четырех вариантах такого плана, из них три опубликованы полностью и один частично. Основная идея советского военного планирования заключалась в том, что Красная армия под прикрытием западных приграничных округов перейдет во внезапное решительное наступление, нанеся удар по германским войскам у советских границ. В план, утвержденный 14 октября 1940 года, было заложено два варианта нанесения главного удара: по Восточной Пруссии или по Южной Польше. В конце концов был сделан вывод, что нанесение главного удара на Юго-Западном направлении при одновременном сковывании противника на Северо-Западе и в Румынии обеспечит наиболее эффективные действия Красной армии.
Именно этот вариант плана изложен в записке наркома обороны и начальника Генштаба от 15 мая 1941 года. В ней указывалось, что Красная армия должна «упредить противника... и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск». Цель формулировалась так: «разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест — Демблин, и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц». Затем — «наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии». Подробности видны на моей схеме.
Фактически речь шла о подготовке упреждающего удара, который был единственным шансом сорвать германское вторжение. Вместе с тем надо помнить, что мы исследуем незавершенный процесс. Поэтому выводы относительно действительных намерений советского руководства носят в значительной степени предположительный характер. Конечно, дальнейшее рассекречивание и введение в научный оборот материалов последних месяцев перед германским нападением позволит более точно реконструировать намечавшиеся действия. Но вполне возможно, что по некоторым аспектам этой проблемы получить однозначный ответ не удастся никогда.
— Какова была степень готовности Красной армии к наступлению на Германию летом 1941 года?
— Сосредоточение Красной армии на Западном театре военных действий (ТВД) реально началось только с середины мая 1941 года. Всего для войны с Германией из имевшихся 303 дивизий было выделено 240, которые после мобилизации насчитывали бы свыше 6 миллионов человек. Наряду с переброской 77 дивизий из глубины страны 12—16 июня 1941 года началась передислокация войск второго эшелона армий и резервов западных приграничных военных округов (всего 114 дивизий), которые должны были занять к 1 июля районы в 20—80 километрах от границы. Все эти передвижения проводились в условиях чрезвычайной секретности и сопровождались дезинформационной кампанией. С середины мая было призвано на «большие учебные сборы» 805,2 тысячи резервистов. Это дало возможность усилить 99 стрелковых дивизий. Но общей мобилизации не проводилось.
После выступления Сталина 5 мая 1941 года в Кремле на выпуске военных академий началась перестройка пропаганды. Надо было осторожно подготовить общественное мнение к «неизбежности столкновения Советского Союза с капиталистическим миром и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление». 6 июня советское правительство решило провести все мероприятия, чтобы с 1 июля промышленность могла перейти на работу по мобилизационному плану.
18 июня начальник Генштаба РККА направил командованию западных приграничных округов приказ о приведении войск в боевую готовность к 1 июля. Судя по доступным материалам, полное сосредоточение и развертывание Красной армии на Западном ТВД должно было завершиться к 15 июля 1941 года. Соответственно около этой даты должно было быть принято окончательное решение о характере использования вооруженных сил.
Поскольку документы, которые однозначно свидетельствовали бы о том, что именно собирался предпринять Кремль, до сих пор неизвестны, дискуссия по этому вопросу продолжается.
— Исследователь Владимир Золотарев считает, что к началу войны «только по танкам и самолетам мы превосходили вооруженные силы Германии, Японии, Италии, Румынии и Финляндии, вместе взятые, почти в два раза». Это так?
— По танкам — в 2,1 раза, а по самолетам — в 1,5 раза. С точки зрения наличия вооружений к лету 1941 года Красная армия, безусловно, была крупнейшей армией мира. А с точки зрения численности личного состава — нет. Это особенность армии мирного времени. На балансе вооруженных сил находится много техники, но при этом люди-то на гражданке. Численность личного состава вермахта была больше, потому что он уже был отмобилизован. В результате по этому параметру картина была совершенно иной: 5774,2 тысячи человек в вооруженных силах СССР (с учетом пограничных и внутренних войск) против 8229 тысяч человек в вермахте.
— Гитлер утверждал, что на границах с Германией в июне 1941 года стояло 160 советских дивизий и было построено 900 аэродромов для нападения на Германию. Сколько было того и другого на самом деле?
— В пяти западных приграничных округах Красной армии в действительности имелось 170 дивизий и 14 бригад, и, кроме того, к 22 июня из внутренних округов прибыло 16 дивизий. Итого 186 дивизий и 14 бригад. Однако в отличие от немецких дивизий они не были мобилизованы и развернуты у границы. В 100-километровой приграничной полосе находилось всего 92 дивизии. Остальные — в 100—400 километрах. Фактически в момент германского нападения Красная армия не имела на западной границе не только наступательных, но и оборонительных группировок. Что, конечно же, самым негативным образом сказалось на ходе боевых действий в начале войны.
Цифра в 900 аэродромов явно завышена. На 1 января 1941 года в пяти западных приграничных округах их было 477.
— Что докладывала Сталину разведка?
— Разведке не удалось достоверно установить намерения Германии на лето 1941 года. Насколько можно судить, она не имела доступа к документам германского командования и была вынуждена ограничиваться слухами. В чем-то эта информация соответствовала действительности, а в чем-то являлась вольной или невольной дезинформацией. Например, готовясь к использованию основных сил в Белоруссии, германское командование распространяло слухи о возможном ударе по Украине или Прибалтике. При этом в Москве исходили из идеи затяжной войны, тогда как Германия делала ставку на блицкриг.
В работе советской разведки большую роль играли оценочные данные о германском военном потенциале. И они, как правило, были значительно завышены. Так, на 31 мая 1941 года считалось, что Германия располагает 290 дивизиями, хотя в действительности их было всего 206. Казалось бы, какая разница? Но дело в том, что, ориентируясь на эти цифры и сопоставляя их с данными на 1 июня, в Москве полагали, что процесс сосредоточения вермахта для войны с СССР еще далек от завершения. В итоге, правильно отмечая нарастание кризиса в советско-германских отношениях, советское руководство полагало, что до окончательного разрыва еще есть время как для дипломатических маневров, так и для завершения собственных военных приготовлений.
— Можно ли сказать, что смыслом всех мероприятий Сталина с 1939 года являлось использование войны в интересах «мировой революции»?
— Скорее в интересах Советского Союза. Я очень сомневаюсь в том, что Сталин был одержим идеей о некой абстрактной «мировой революции». На мой взгляд, подобные идеи хороши для пропаганды, но не для реальной политики. Конечно, встав на путь создания нового некапиталистического общества, с экономической точки зрения СССР реально показал, что это вполне возможно. Именно это и сделало его главным врагом для Запада, который традиционно навязывал себя всему человечеству как единственно правильную цивилизацию и всегда очень ревностно относился к иным общественным альтернативам. Естественно, что Советский Союз был живо заинтересован в том, чтобы ослабить капиталистическое окружение, а лучше его ликвидировать. А для этого как раз и следовало использовать в пропаганде марксистские идеи «мировой революции», созданные на Западе и понятные западному обществу.
На мой взгляд, Сталину никакая война с Западом сама по себе вообще не была нужна. Конечно, следовало создавать и поддерживать военный паритет. Однако успехи советской экономики второй половины 1930-х годов сами говорили за себя. В этой ситуации война нужна была как раз Западу. Естественно, советское руководство прекрасно понимало, что для прямого противостояния у СССР просто нет ресурсов. Поэтому для Москвы был выгоден раскол Запада, и советская дипломатия немало потрудилась над тем, чтобы использовать в своих интересах обострение отношений между Германией и Италией, с одной стороны, и Англией и Францией — с другой. Но поругались-то они сами и не в последнюю очередь из-за того, что Гитлер захотел получить дополнительные бонусы еще до войны с СССР.
— Почему СССР до последнего боялся говорить о секретном протоколе к пакту Молотова — Риббентропа, а Гитлер фактически рассекретил его еще 22 июня 1941 года?
— В советской государственной пропаганде была заложена идея миролюбия: нам чужой земли не надо, но и свою не отдадим. Мы стали ее заложниками и просто тупо отмалчивались. Признание в соглашении с Гитлером относительно Восточной Европы слишком контрастировало с официальной пропагандой. На мой взгляд, нужно было еще в 1960-е годы четко и ясно объяснить, почему Москва пошла на заключение этих соглашений. По моему мнению, советско-германский договор о ненападении является значительным успехом советской дипломатии, которая смогла переиграть британскую дипломатию и остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Восточной Европе. Не в интересах Москвы было препятствовать войне в Европе между англо-французским блоком и Германией, поскольку такая война, с одной стороны, снижала угрозу консолидации Запада на антисоветской основе, а с другой — давала Москве реальный шанс значительно усилить свое влияние на континенте.
— 22 июня Черчилль в радиообращении заявил, что «нет времени морализировать над ошибками стран и правительств, позволивших свалить себя поодиночке, в то время как объединенными усилиями они могли бы легко спасти себя и весь мир от этой катастрофы». Можно ли было «легко» избежать трагедии 22 июня 1941 года?
— Выражение «легко спасти мир» вряд ли применимо к международным отношениям вообще и того периода в частности. С кем в данном случае следовало договариваться и о чем? Договоренность с Англией сталкивала СССР с Германией, что и так произошло. Договоренность с Германией полностью исключалась Берлином, готовым к реализации своего «Восточного похода». В этих условиях разговоры о неких «объединенных усилиях» до 22 июня — пустой звук. В тот момент СССР не мог рассчитывать на чью-либо помощь и должен был действовать самостоятельно. На мой взгляд, единственным шансом сорвать германское вторжение было бы осуществление на практике планов превентивного удара Красной армии по Германии. Но как мы теперь знаем, неправильная оценка международной обстановки не позволила советскому руководству реализовать эту возможность.
— Можно ли было избежать войны, если бы на переговорах с Гитлером Молотов в ноябре 1940 года дал согласие СССР на присоединение к блоку Берлин — Рим — Токио?
— В Германии существовала достаточно влиятельная группа во главе с министром иностранных дел фон Риббентропом, которая выступала за привлечение СССР в Тройственный пакт. Со своей стороны Москва была готова обсуждать этот вопрос, с тем чтобы выяснить условия возможного соглашения и политику трех держав в отношении СССР. Но не Риббентроп принимал окончательное решение о германской политике в отношении СССР. Судя по всему, Гитлер никогда всерьез не рассчитывал на какой-либо союз с Москвой. Даже договоренности 1939 года были для него вынужденной уступкой. Первоначально Гитлер намеревался напасть на СССР еще осенью 1940 года, и немецким военным с трудом удалось убедить фюрера, что войска к такой войне пока не готовы.
Для Берлина быстрый разгром Советского Союза означал обретение широкой промышленной и сырьевой базы, использование которой сделает Германию способной противостоять в затяжной войне Англии и США. При этом германская разведка имела чрезвычайно скудные данные о советских вооруженных силах и оценивала Красную армию по результатам боев советско-финляндской войны. Точно так же недооценивались военно-экономическая мощь и политическая стабильность СССР. В условиях переоценки собственных сил вермахта, столь быстро сокрушившего французскую армию, был сделан вывод о возможности быстрого разгрома Красной армии. Кроме того, Гитлер, безусловно, хотел разделаться в Европе с последним сухопутным соперником и своим главным идеологическим противником в лице СССР, и никакими дипломатическими усилиями, на которые рассчитывал Сталин, изменить эту решимость было невозможно.
— В чем заключались основные просчеты руководства СССР в довоенный период, помимо неверия в способность Гитлера начать войну на два фронта?
— На мой взгляд, именно неправильная оценка сложившейся к июню 1941 года международной обстановки была главным просчетом. Не сумев получить достоверные сведения о намерениях Германии совершить 22 июня нападение на СССР, Москва продолжала действовать, исходя из своего собственного видения ситуации. В результате все военные приготовления СССР уже безнадежно запоздали. И поступившие за несколько дней до 22 июня сведения о вероятном германском нападении уже ничего изменить не могли.
Определенные ошибки были допущены, например, и в организационном развитии Красной армии. Зачем, скажем, весной 1941 года началось формирование 20 мехкорпусов, для оснащения которых не хватало даже танков? В итоге их пришлось расформировать уже в первый месяц войны. Многие подробности таких организационных реформ все еще остаются неисследованными. Скорее всего именно военные убедили Сталина в необходимости подобной реорганизации — это же выделение дополнительных ресурсов для армии, новые должности и т. п.
Схожая ситуация сложилась и в ВВС, самолетов в которых становилось все больше и больше. Однако совершенно очевидно, что гораздо более эффективными были бы усиление боевой подготовки военнослужащих РККА и отработка реального взаимодействия родов войск на поле боя. По моему мнению, именно недостатки боевой выучки войск и стали главной причиной столь трагического для СССР начала войны с Германией и ее союзниками.
С другой стороны, прежде чем делать окончательные выводы о каких-либо просчетах советского руководства, было бы неплохо для начала всесторонне исследовать предвоенный период истории Советского Союза. Пока у нас в лучшем случае есть лишь общая канва событий, а вот как только дело доходит до нюансов, то выясняется, что они зачастую до сих пор большой государственный секрет. Соответственно исследователи сплошь и рядом сталкиваются с практикой весьма избирательного рассекречивания документов. Скажем, чем ближе к 22 июня, тем менее доступны соответствующие архивные фонды. Думаю, что здесь нам еще предстоит многолетняя кропотливая работа по выявлению и анализу все еще неизвестных материалов кануна войны. А это можно сделать, только если в этом заинтересованы не несколько энтузиастов, а государство и общество в целом.
Безусловно, в конце 1930-х — начале 1940-х годов ситуация и в мире, и в стране была противоречивой, но вместо того, чтобы постараться все спокойно разложить по полочкам, нам проще заниматься мифотворчеством.
— В наше время стало модно говорить: как только выяснится, что мы не были ангелами, это неизбежно повлечет пересмотр итогов войны и у нас потребуют назад Калининград, Карелию и так далее…
— Конечно, Советский Союз не мог быть только белым и пушистым, хотя бы потому, что белые и пушистые на международной арене долго не живут. Для того чтобы стать великой державой, следует играть по принятым в мировой политике правилам, которые базируются на праве силы: либо ты можешь заставить всех уважать свои интересы, либо нет. А вообще-то пересмотр итогов войны уже давно идет, и начинается он с изменения оценок тех давних событий. Например, стало модно ссылаться на факты подготовки Красной армии к войне с Германией для новой гальванизации тезиса нацистской пропаганды о «превентивной» войне против СССР. Однако совершенно очевидно, что наличие нереализованных наступательных планов Красной армии в любом случае не делает Советский Союз агрессором, а Германию его жертвой.
Как показывают доступные сегодня германские документы, германское руководство совершенно не боялось СССР и не верило, что он решится напасть. В любом случае предположения о намерениях Москвы — это всего лишь гипотезы. Тогда как есть реальные исторические события 22 июня 1941 года, когда Германия и ее европейские союзники напали на СССР с целью полного уничтожения как Советского государства, так и его населения. Нравится это кому-либо или нет, Советский Союз вел справедливую и освободительную Великую Отечественную войну, которая была сложным и противоречивым явлением межцивилизационного и межгосударственного взаимодействия.
> которая была сложным и противоречивым явлением межцивилизационного и межгосударственного взаимодействия. > > А теперь попробуйте этот бред сказать простыми русскими словами. Лично у меня не получилось. Про поиски смысла даже не заикаюсь.
Сложные явления невозможно описать простыми русскими словами.
Научная терминология - это не простые русские слова, а сложные иностранные.
> Порой, читая аргументированные и объективные свидетельства о времени правления Сталина, поневоле приходит мысль, что более грамотного правителя в России за тысячелетнюю историю не было.
На помощь приходят тексты либеральных пидарасов, где всё наоборот.