Шёл по улице

Зато вас ждут куда более интересные сюрпризы.

Роб Маккена был последней сволочью и он знал об этом благодаря тому количеству людей, что за многие годы дали ему это понять. И не было никакой причины, чтобы он с ними не согласился, кроме одной, самой для него очевидной – ему нравилось не соглашаться с людьми, в особенности с теми, которые ему не понравились, а ими были, по последним подсчётам, все без исключения.
Он перевел дух и сменил скорость. Холм набирал крутизну, а его грузовик был набит датскими датчиками управления для терморадиаторов. Но не это делало его злым и сердитым, по крайней мере он надеялся на это. Его угнетал дождь, его всегда угнетал именно дождь. И сейчас кстати шёл дождь. И это был как раз тот тип дождя, который ему не нравился в особенности и в особенности, когда он был за рулём. У него был свой номер для этого дождя. Это был дождь номер 17.
Где-то он прочитал, что у эскимосов для снега было около двухста различных слов, без которых их общение было бы наверняка очень однообразным. Итак, они могли различать разницу между снегом в тонких и толстых слоях, лёгким снежком и снегом в буре, грязным снегом, хрупким снегом, снегом, который появляется вместе с порывом ветра и снегом, что в сугробах, снегом, что на вашем идеально чистом полу в иглу от соседских ботинок, снегом зимою и снегом весной, снегом, что вы помните с детства, который что уж говорить, был гораздо лучше нынешнего, снегом хорошим, приятным, снегом пушистым как пух, снегом в холмах и в долинах, снегом идущим утром, ночью или в самый неожиданный момент, когда вы решили пойти на рыбалку и снегом, которым эскимосы напиваются в хлам.
У Роба Маккены в его маленькой книжице было вписано двести тридцать один тип дождя и не один из них ему не нравился. Он ещё раз сменил скорость и грузовик увеличил обороты двигателя, уютно урча по поводу всех датских датчиков управления для терморадиаторов, которые в нём перевозились. С тех пор как он выехал прошлым полднем из Дании, Роб уже побывал в дождях номер 33 (лёгкий покалывающий моросящий, делающий дорогу скользской), номер 39 (сильный крупными каплями), с номера 47 по 51 (от вертикального моросящего, резко косого лёгкого до среднеморосящего свежего), 87 и 88 (две хорошо различимые вариации вертикального сильного ливня), 100 (послеливневые холодные шквалы), все виды морских штормов от номера 192 по 213 причём разом, номера 123, 124, 126, 127 (тихий и переходной пронизывающий холодом, обычный и синкопировано выстукивающий), номер 11 (бризовые капли) и теперь, шёл дождь, Робом самый не любимый, номер 17.
Дождь этого типа был вздорным нахалом отбивающим по ветровому стеклу так, что уже не имело никакого значения включены дворники или нет. Проверяя эту теорию, Роб выключал их на короткий промежуток, но вышло так, что видимость лишь заметно ухудшилась и осталась на прежнем уровне даже после того, как дворники были вновь включены. Ко всему прочему один из них стал отхлопываться от стекла.

Шух-шух-шух-хлоп-шух-хлоп-шух-шух-хлоп-шух-хлоп-шух-хлоп-хлоп-хлоп-скрёп.

Роб сжал руль, пнул пол, нанёс тяжёлый удар по кассетному магнитофону от которого тот внезапно заиграл, затем вдарил по нему ещё раз и тот сразу замолк, при этом Роб не переставал материться. Он был на пике своей ярости, когда передние огни грузовика выхватили неясные в дожде номер 17 очертания фигуры у обочины. Кто-то весь в грязи, воде и странных одеждах пытался поймать попутку.
«Ах ты жалкий несчастный пидор,» подумал Роб Маккена про себя, осознавая что у кого-то здесь больше прав чувствовать себя хуже некуда, «должно быть продрог до костей. Глупо ловить попутку в такую паршивую ночь. Ты промёрзнешь, промокнешь, а проезжающие грузовики просто обдадут тебя водой из луж. И это всё, что ты получишь.»
Он угрюмо встряхнул головой, тяжело вздохнул и повернув руль и въехал в огромную лужу. «Вот видишь, что я имею в виду?» подумал он про себя, вспахивая колёсами поверхность воды. «Вот ты и попал на ту самую сволочь на дороге.» Спустя парой секунд в его забрызганом зеркале было отражение промокшего насквозь автостопщика у обочины.
После этого, на какой-то момент Роб почувствовал себя хорошо. Затем, моментами двумя спустя, он чувствовал себя плохо из-за того, что он почувствовал хорошо. А потом он стал чувствовать себя снова хорошо из-за того, что всё-таки почувствовал плохо, оттого что в первый раз он почувствовал себя хорошо. И наконец удовлетворившись, он скрылся в ночи.
По мере его удаления, вслед за ним направлялись дождевые облака, потому что, хотя он этого и не знал, Роб Маккена был Богом Дождя. Всё что он знал, было влачение никчёмных рабочих дней, а его главным достижением был вшивый отпуск. Всё что знали облака, это то, что они любят его и хотят быть рядом с ним, чтобы заботливо ухаживать за ним, при этом обильно смачивая водою.

Следующие два грузовика проделали тоже самое, хотя их водители не были богами.

Роб Маккена был последней сволочью и он знал об этом благодаря тому количеству людей, что за многие годы дали ему это понять. И не было никакой причины, чтобы он с ними не согласился, кроме одной, самой для него очевидной – ему нравилось не соглашаться с людьми, в особенности с теми, которые ему не понравились, а ими были, по последним подсчётам, все без исключения.
Он перевел дух и сменил скорость. Холм набирал крутизну, а его грузовик был набит датскими датчиками управления для терморадиаторов. Но не это делало его злым и сердитым, по крайней мере он надеялся на это. Его угнетал дождь, его всегда угнетал именно дождь. И сейчас кстати шёл дождь. И это был как раз тот тип дождя, который ему не нравился в особенности и в особенности, когда он был за рулём. У него был свой номер для этого дождя. Это был дождь номер 17.
Где-то он прочитал, что у эскимосов для снега было около двухста различных слов, без которых их общение было бы наверняка очень однообразным. Итак, они могли различать разницу между снегом в тонких и толстых слоях, лёгким снежком и снегом в буре, грязным снегом, хрупким снегом, снегом, который появляется вместе с порывом ветра и снегом, что в сугробах, снегом, что на вашем идеально чистом полу в иглу от соседских ботинок, снегом зимою и снегом весной, снегом, что вы помните с детства, который что уж говорить, был гораздо лучше нынешнего, снегом хорошим, приятным, снегом пушистым как пух, снегом в холмах и в долинах, снегом идущим утром, ночью или в самый неожиданный момент, когда вы решили пойти на рыбалку и снегом, которым эскимосы напиваются в хлам.
У Роба Маккены в его маленькой книжице было вписано двести тридцать один тип дождя и не один из них ему не нравился. Он ещё раз сменил скорость и грузовик увеличил обороты двигателя, уютно урча по поводу всех датских датчиков управления для терморадиаторов, которые в нём перевозились. С тех пор как он выехал прошлым полднем из Дании, Роб уже побывал в дождях номер 33 (лёгкий покалывающий моросящий, делающий дорогу скользской), номер 39 (сильный крупными каплями), с номера 47 по 51 (от вертикального моросящего, резко косого лёгкого до среднеморосящего свежего), 87 и 88 (две хорошо различимые вариации вертикального сильного ливня), 100 (послеливневые холодные шквалы), все виды морских штормов от номера 192 по 213 причём разом, номера 123, 124, 126, 127 (тихий и переходной пронизывающий холодом, обычный и синкопировано выстукивающий), номер 11 (бризовые капли) и теперь, шёл дождь, Робом самый не любимый, номер 17.
Дождь этого типа был вздорным нахалом отбивающим по ветровому стеклу так, что уже не имело никакого значения включены дворники или нет. Проверяя эту теорию, Роб выключал их на короткий промежуток, но вышло так, что видимость лишь заметно ухудшилась и осталась на прежнем уровне даже после того, как дворники были вновь включены. Ко всему прочему один из них стал отхлопываться от стекла.

Шух-шух-шух-хлоп-шух-хлоп-шух-шух-хлоп-шух-хлоп-шух-хлоп-хлоп-хлоп-скрёп.

Роб сжал руль, пнул пол, нанёс тяжёлый удар по кассетному магнитофону от которого тот внезапно заиграл, затем вдарил по нему ещё раз и тот сразу замолк, при этом Роб не переставал материться. Он был на пике своей ярости, когда передние огни грузовика выхватили неясные в дожде номер 17 очертания фигуры у обочины. Кто-то весь в грязи, воде и странных одеждах пытался поймать попутку.
«Ах ты жалкий несчастный пидор,» подумал Роб Маккена про себя, осознавая что у кого-то здесь больше прав чувствовать себя хуже некуда, «должно быть продрог до костей. Глупо ловить попутку в такую паршивую ночь. Ты промёрзнешь, промокнешь, а проезжающие грузовики просто обдадут тебя водой из луж. И это всё, что ты получишь.»
Он угрюмо встряхнул головой, тяжело вздохнул и повернув руль и въехал в огромную лужу. «Вот видишь, что я имею в виду?» подумал он про себя, вспахивая колёсами поверхность воды. «Вот ты и попал на ту самую сволочь на дороге.» Спустя парой секунд в его забрызганом зеркале было отражение промокшего насквозь автостопщика у обочины.
После этого, на какой-то момент Роб почувствовал себя хорошо. Затем, моментами двумя спустя, он чувствовал себя плохо из-за того, что он почувствовал хорошо. А потом он стал чувствовать себя снова хорошо из-за того, что всё-таки почувствовал плохо, оттого что в первый раз он почувствовал себя хорошо. И наконец удовлетворившись, он скрылся в ночи.
По мере его удаления, вслед за ним направлялись дождевые облака, потому что, хотя он этого и не знал, Роб Маккена был Богом Дождя. Всё что он знал, было влачение никчёмных рабочих дней, а его главным достижением был вшивый отпуск. Всё что знали облака, это то, что они любят его и хотят быть рядом с ним, чтобы заботливо ухаживать за ним, при этом обильно смачивая водою.

Следующие два грузовика проделали тоже самое, хотя их водители не были богами.