Разведопрос: Егор Яковлев про начало Первой мировой войны

31.03.16 23:47 | egoryakovlev | 164 комментария » »

История

01:11:12 | 379752 просмотра | аудиоверсия | скачать

Хочу поддержать исторические ролики Егора Яковлева!

История.рф

Текст беседы можно зачитать ниже.

Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый вечер.

Егор Яковлев. Добрый.

Д.Ю. Хотелось бы наконец определиться: кто же развязал Первую мировую войну? Бессовестная Англия, дерзкая Германия или, в конце концов, как на Западе всем известно – Россия?

Егор Яковлев. Да. На Западе действительно всем известно. Существует теория, которую обосновал в своей монографии американский историк Шон МакМикин (Sean McMeekin). Монография называется «Русские корни Первой мировой войны» (The Russian Origins of the First World War). Согласно которой в развязывании этой войны действительно виновата Россия. Ну, во всяком случае, Россия и Германия. В интервью журналисту он сказал что «ну уж точно Россия виновата на 50%».

Д.Ю. А, извини, перебью, это историк масштаба Фоменко, Задорнова?.. Или действительно историк?

Егор Яковлев. Нет, это серьезный историк. Что произошло. Он просто выхватил один из сюжетов, один из завязанных узлов. Узел, связанный с проливами – Босфором и Дарданеллами. И внимательно проследил как царское правительство развивало подготовку к захвату этих проливов. Это действительно так. Но это, так сказать, шулерский прием, который выдергивает из контекста одну проблему и оставляет в тени все остальные проблемы.

Гораздо более прав, на мой взгляд, другой историк – Кристофер Кларк (Christopher Clark), который очень афористично отразил причины начала Первой мировой войны в следующей цитате: «Начало войны в 1914 году – не сюжет Агаты Кристи, где к финалу книги мы найдем в оранжерее виновного, который стоит над трупом с дымящимся пистолетом в руке. В исторической трагедии слишком много участников. Если мы предположим наличие виновных, мы превратим научное исследование в обвинительное заключение, которое не способно учесть важнейшей черты всякого исторического катаклизма: многосторонности его природы. Война – не преступление, а трагедия, и дымящиеся пистолеты – в руках всех её главных действующих лиц».

Основная коллизия, которая привела к войне – это коллизия между Англией и Германией. Борьба за мировое лидерство. Вторая по значению коллизия – это распад Османской империи и возникновение балканского очага. Коллизия, которая конечно повлияла на такой итог развития международных отношений это ситуация с проливами.

Иногда говорят о том, что (сторонники такой точки зрения) войну развязала Англия своими хитроумными действиями, дергая за ниточки со своего острова. Очень любят обосновать точку зрения тем, что между Россией и Германией не существовало никаких противоречий. Это не так. Противоречия существовали, они были связаны в первую очередь с двумя факторами. Первое: это активное проникновение Германии в Османскую империю, то о чем я рассказывал в прошлый раз – строительство Багдадской железной дороги, но не только. Дело в том, что начиная с 1898 года, когда кайзер Вильгельм впервые нагрянул в Стамбул, Германия очень активно ухаживала за турецким двором. И к 1913 году это ухаживание достигло апогея. В Турцию прибыла военная миссия во главе с немецким полковником Лиманом фон Сандерсом (Otto Liman von Sanders), которая фактически взяла на себя руководство турецкой армией, её обучение. В общем, все турецкие вооруженные силы оказались фактически под контролем кайзера.

Это положение в некоторой степени уравновешивалось тем, что турецкий флот находился под контролем англичан. Но, как мы видим, русских-то там не было, а вопрос с проходом через проливы для России действительно был очень важным, очень болезненным и она ничего практически не могла предпринять в этом направлении. Кроме одного – захватить эти проливы военной силой. Но и этого тоже не могла, потому что сил у российской армии для этого не было.

Очень важно пояснить, в чем болезненность вопроса с проливами. Россия в конце XVIII века окончательно овладела черноморским побережьем и основала на Черном море свой военный и торговый флот. Но Черное море в силу своего особого положения не давало прямого выхода на просторы ни Атлантического, ни Индийского океанов, что было очень важно, в первую очередь, для российской торговли. Путь из Черного моря контролировали турки. И история внешней политики России с конца XVIII века она неразрывно связана с этой проблемой. Было очень важно сделать так, чтобы российские торговые корабли беспрепятственно могли проходить через эти проливы и выходить на оперативный простор. Это было проблематично, потому что, несмотря на то, что международные законы не запрещали прохода торговых кораблей, Турция имела право по Парижскому трактату, заключенному после Крымской войны, о котором я говорил (и Горчаков этого тоже не смог пересмотреть, не смотря на отмену нейтрализацию Черного моря): а) – закрывать проливы в том случае, если она находится в состоянии войны; б) – если она сочтет, что ей угрожает опасность военного вторжения. Таким образом, Турция владела как бы «шлагбаумом», она могла опустить его в любой момент.

Турция распадалась. Я рассказывал, как разные державы отхватывали у нее по кусочку, но не упоминал о том, что в 1911 году еще к этому пиршеству присоединилась Италия, которая после своего объединения также стремилась обзавестись колониями как любая уважающая себя европейская держава. И вот она с позволения Англии и Франции решила отхватить себе Ливию (Ливия это была тогда территория Турецкой империи), что итальянцам в результате и удалось. На время этой войны Турция прекратила вообще судоходство по Босфору и Дарданеллам и русская торговля жестко просела, потому что 37% всего экспорта проходило через проливы (через Балтику, для сравнения – всего 11%, остальная торговля была сухопутной), из этих 37% – 80% хлебного экспорта, а это самая важная экспортная статья для России. Россия промышленными товарами практически не торговала, она торговала товарами сельскохозяйственными, в первую очередь – зерном. И в основном все зерно шло через Босфор и Дарданеллы.

Д.Ю. Через одесский порт?

Егор Яковлев. Да. Одесский порт был самым главным.

Как только турки «шлагбаум» опустил, всё – кранты. Это нервировало, раздражало, нужно было что-то делать.

Но был еще второй момент, с торговлей не связанный. Связанный с военным флотом. Если торговый флот мог ходить через проливы, то военный флот ходить через них в принципе не мог, это было запрещено. И это очень болезненно сказалось во времена, например, русско-японской войны, когда страна ведет войну, а черноморский флот стоит в своих гаванях и не может прийти на помощь балтийской эскадре Зиновия Рожественского, который бесславно проиграл Цусимское сражение. Т.е. фактически черноморский флот был изолирован от других театров военных действий и никак не мог прийти на помощь российской морской силе в других точках земного шара. Поэтому после поражения в Крымской войне российская дипломатия сражалась за то, чтобы изменить режим проливов.

Причем, иногда возникала ситуация когда, скажем, Англия соглашалась на изменение этого режима, но на каких условиях? На том, чтобы проход в обе стороны разрешался всем державам. А Россия стремилась к тому, чтобы черноморские державы имели в этой истории приоритет. Потому что если бы проход военных судов через Босфор и Дарданеллы был бы разрешен всем, то любая держава, в первую очередь Англия, могла бы свободно проводить свой флот в Черное море и соответственно угрожать территории России. Это было нам крайне невыгодно. Поэтому вековая цель русской дипломатии заключалась в том, чтобы добиться такого режима, при котором русские имели бы право выводить свой флот из Черного моря в Средиземное и далее, а англичане и, скажем, другие державы – нет.

К 1914 году становилось понятно, что решить этот вопрос дипломатическим путем практически не реально. Точнее, невозможно его решить вне рамок какой-то большой европейской войны.

Нельзя сказать, что российская дипломатия не пыталась этого сделать. Пыталась. Если помните, я рассказывал в первой программе про попытку русского министра иностранных дел Извольского обменять право вывода российского военного флота из Черного моря на Боснию и Герцеговину, с австрийцами. Когда австрийцы кинули Извольского. И поскольку Извольский не полностью согласовывал свои действия с премьером Столыпиным и императором, это стоило ему поста министра иностранных дел. (После этого он был направлен в Париж, а министром иностранных дел Столыпин сделал своего родственника Сергея Дмитриевича Сазонова, человека не чужого и гораздо более управляемого. Сазонов это важная фигура, мы будем с ним неоднократно встречаться.) Поэтому с 1896 года периодически Николай II собирает совещания для обсуждения вопроса о проливах.

При этом, конечно, русская дипломатия в Османской империи чрезвычайно неактивна. Она действует на Балканах, пытаясь создать Союз балканских государств, который будет находиться под неофициальным протекторатом России и он острием будет направлен с одной стороны против Турции, с другой – против Австро-Венгрии. В то время пока Россия действует таким образом, Германия и Англия обхаживают Турцию как могут. Германия развивает там грандиозные проекты и завоевывает огромное влияние при турецком дворе.

8 февраля (21 по новому стилю) 1914 года Николай II собирает большое совещание по вопросу о проливах, которое делает категорический вывод, что без большой европейской войны никакого изменения режима проливов не будет. Но при этом, как писал Сазонов в своих мемуарах «я вышел с этого совещания шокированным от того, в каком состоянии находятся наши вооруженные силы, как далеки мы от решения этой проблемы». Если Турция, которая поддерживалась и Германией и Англией, они боролись за влияние там, быстро модернизировала свой флот на Черном море, Россия делать этого не успевала. Российский флот на Черном море в то время не был самым могущественным. Турецкий – в ближайшее время должен был стать гораздо сильнее. Турки заказали самые современные корабли, которые строились на английских верфях…

Д.Ю. Которые им не отдали, я правильно помню?

Егор Яковлев. Да, совершенно верно. Их не отдали, но немцы компенсировали это, потому что они направили туда два своих крейсера — «Гебен» и «Бреслау», под командованием Вильгельма Сушона (Wilhelm Souchon), немецкого флотоводца, который и стал командующим всем турецким флотом в Первой мировой войне.

А Россия ничего в данный момент противопоставить этому не могла, т.е. никаких грандиозных проектов вроде Багдадской железной дороги она туркам не предлагала и действовала исключительно давлением славянской угрозы. Но поскольку славяне уже тоже между собой перессорились, то эти методы оказались неэффективны.

Это очень важный узел, который необходимо учитывать накануне Первой мировой войны.

Второй узел, который необходимо учитывать, в чем заключалось противоречие с немцами, как выяснилось, неразрешимое. В том, что немцы все теснее сближались с Австро-Венгрией. Австро-Венгрия, несмотря на то что она потерпела серьезное поражение во время бисмарковских войн, охотно признала роль младшего брата в отношениях с Германской империей и мечтала только об одном в начале XX века – чтобы ее не растащили по кускам как Османскую империю. Потому что как писал Владимир Ильич – «следующий больной Европы после Турции это Австрия». И этот процесс растаскивания он уже начался. Поэтому для Австро-Венгрии главная цель в 1914 году – это сдержать свою империю и укрепить её. Главная угроза для них это угроза славянская и решение они видят в перспективе только одно – собрать всех южных и западных славян под властью Габсбургов и обеспечить им такое государственное устройство, существование, внутри Австро-Венгерской империи, которое их бы устраивало. Австрийская программа она выгодно отличалась от, например, турецкой, потому что в Турции восстания 1870-ых годов были вызваны тем, что турки лютовали. Австрийцы не лютовали и в принципе у них уже был опыт создания двуединой монархии, когда Австрия превратилась в Австро-Венгрию. Существовали проекты создания уже триединой монархии, которая не только венграм дала какую-то официальную государственность внутри империи, но и славянам. Вот как раз сторонником этого пути был эрцгерцог Франц Фердинанд, убийство которого и станет поводом к Первой мировой войне…

Ну а России все это естественно было не выгодно. Россия стремилась к тому, чтобы южные славяне находились под её влиянием. Период со времен русско-турецкой войны 1877-1878 годов это время нового расцвета панславизма. Все эти представления о великом славянском братстве, которое наконец должно обрести какие-то государственные формы, они были очень свойственны в то время значительной части русского общества. И, например, таким влиятельным славянофилом был посол России в Сербии Николай Гартвиг. О нем чуть позже поговорим.

Вильгельм II видел себя лидером возможного союза между Австрией и Россией. Основания для такого союза были. Еще при Александре II был на недолгое время возрожден так называемый «Союз трех императоров» — русского, австрийского и немецкого , который в принципе повторял священный союз времен Александра I и Николая I. Но этот союз оказался недолгим как раз из-за серьезнейших австро-русских противоречий. И Бисмарку удавалось его сдерживать, но после его ухода с поста канцлера его преемники отказались продлевать так называемый «договор перестраховки» между Россией и Германией и германия перестала быть арбитром в отношениях Австрии и России, а Россия начала стремительно сближаться с Францией и, впоследствии, с англичанами.

В общем, цели Австрии были абсолютно противоположны целям России.

Но, как я уже рассказывал, была еще отдельная история – это Сербия. Потому что Сербия к этому моменту начинала вести себя достаточно независимо. Сербы охотно пользовались поддержкой России и тогда в ход шли разговоры о «славянском братстве», но были там и люди, которые вели личную политику и нацеливались не то, чтобы состоять в союзе с Россией, а на то, чтобы создать свою славянскую империю на Балканах, которая бы объединила Сербию, Черногорию, Болгарию, может быть Македонию, а может быть и Грецию даже. Это уже не славянская, а такая православная империя.

Чем больше успехов во внешней политике достигала Сербия, тем сильнее было в Сербии националистическое движение. Одним из неформальных лидеров которого был начальник разведки сербского Генерального Штаба Драгутин Димитриевич. Это такой очень интересный персонаж… Драгутин Димитриевич имел прозвище «Апис»…

Д.Ю. «Бык».

Егор Яковлев. Да.

И считал, что нынешняя правящая династия Карагеоргиевичей лично ему обязана, потому что фактически именно он возглавлял заговор, который возвел эту династию на престол. В 1903 году он и группа офицеров лично убили предыдущего короля – из династии Обреновичей – и его супругу. Выбросили короля из окна.

И вот этот персонаж, Бык, как раз считал, что должна быть создана Великая сербская империя. Пребывая на таком ответственном посту ему удалось создать законспирированную организацию под названием «Черная рука». Несмотря на то, что название отдает некоторой бульварностью, сама по себе организация была серьезная. Ближайшей целью, которую перед собой эта организация ставила, были совершения террористических актов против лиц династии Габсбургов и главных австрийских чиновников на территории Боснии и Герцеговины, которая была, как я рассказывал, была аннексирована в 1909 году австрийцами вопреки позиции России. Но Австро-Венгрию тогда поддержала Германия.

Для России это была очень болезненная история, аннексию Боснии и Герцеговины в российском обществе назвали «дипломатической Цусимой» и этот фактор потом очень сильно сказывался в 1914 году, потому что царь один раз сдал братьев-славян и сдать второй раз он просто не мог, потому что иначе какой он – царь? Т.е. фактически в Петербурге это воспринимали как очень серьезное унижение и поражение и справедливо воспринимали…

Апис уже предпринимал несколько попыток террористических актов, в 1910 году его эмиссары должны были убить пожилого императора Австро-Венгерской империи Франца Иосифа (Franz Joseph I), но им это не удалось. Потом был план убийства графа Потиорека (Oskar Potiorek) – военный губернатор Боснии и Герцеговины. Ну и наконец последняя их миссия, которая как раз успехом увенчалась, это покушение на эрцгерцога Франца Фердинанда.

Иногда встречается такая точка зрения, что визит эрцгерцога в Сараево 28 июня 1914 года это был самый обычный рядовой визит. На самом деле это не так, конечно. Это был первый визит наследника австрийского престола в присоединенные недавно славянские земли. И националистическую часть сербского и боснийского общества этот визит чрезвычайно раздражал. Приехал «покоритель». Приехал «агрессор». Хотя, еще раз повторюсь, что никакого особенного угнетения, националистического гнета, этнических чисток там не было и в помине. Поэтому обыватель воспринимал визит Франца Фердинанда как само собой разумеющееся. Но для фанатиков, для тех, кто горячо переживал за славянское дело, это было серьезным оскорблением , можно сказать, даже пощечина… Причем, главной целью Франца Фердинанда было даже не посещение Сараево, он приехал на военные маневры. И впоследствии родилась точка зрения, что эти военные маневры была некая прелюдия к нападению на Сербию. Но она не соответствует действительности.

Побывав на военных маневрах, Франц Фердинанд со своей супругой, кстати, славянкой, графиней Софией Хотек (Sophie Chotek) он отправился в Сараево, где ему был подготовлен торжественный прием. Он следовал в открытом автомобиле, за ним следовало еще несколько машин… И тут произошло первое покушение. Первое покушение совершали бомбисты. Оно оказалось неудачным. В результате взрыва бомбы никто не погиб, более 20 человек пострадало, графиня Хотек была легко оцарапана, эрцгерцог не пострадал совершенно. Поэтому он принял решение продолжить свой визит и отправился в ратушу, где его встречали городской глава и другие официальные лица Сараева.

Д.Ю. А почему эффект такой? Бомбисты плохо бросали бомбы? Были плохие бомбы? Не все бросили?

Егор Яковлев. Нет, бомбы были хорошие, бомбисты были плохие. Дело в том, что чтобы было понятно: кто такие террористы, покушавшиеся на жизнь эрцгерцога. Это пацаны фактически. Молодые парни, всего их было шестеро потенциальных убийц. Они были студентами, гражданами Боснии, а стало быть, и Австро-Венгрии на тот момент. Но этнически они были сербами. Они были членами молодежной организации «Млада Босна» (Mlada Bosna — «Молодая Босния»), которая была в свою очередь филиалом «Черной руки», т.е. они полностью находились под контролем Аписа. И есть даже свидетельства, что сам Апис не воспринимал их серьезно, не верил, что им удастся. Но, тем не менее, поддержка, это доказанный факт, им была оказана. Эта поддержка заключалась в том, что они получили вооружение на территории Сербии, и второе – что с помощью пограничников Сербии они пересекли границу. Т.е. они имели широкие связи, им помогали, их продвигали и они оказались на территории Боснии в этот день, 28 июня, не без помощи чиновников сербского государства.

Хотя, точно также доказано, что сербское правительство хотя и подозревало, что что-то надвигается, такие данные были, но, тем не менее, оно не являлось организатором этого заговора. Т.е. ни сербский король, ни премьер-министр Пашич не были его заказчиками, скажем так.

Д.Ю. Прекрасные люди возглавляли разведку… такие вещи устраивать самостоятельно…

Егор Яковлев. Ну… да, да.

Д.Ю. Бомбисты оказались плохие. По всей видимости, бомбу бросил только один, я правильно понимаю?

Егор Яковлев. Да, да.

Д.Ю. И попал не туда или что?

Егор Яковлев. Не туда попал.

Д.Ю. А остальные почему дурака валяли?

Егор Яковлев. Значит, что произошло.

Он бросил. Естественно началась суматоха, подбежали военные, полиция, толпа… в этот момент уже было невозможно попасть в цель. Поэтому эрцгерцог и его супруга проследовали в ратушу…

Д.Ю. А они куда бросали, в машину?

Егор Яковлев. Да, в машину. А Гаврила Прицип ушел с этого места.

Д.Ю. Один из шестерых он был, да?

Егор Яковлев. Уже из пятерых… Потому что первый, Габринович, он бросился от толпы в реку. Принял яд (он у всех был с собой) и попытался покончить с собой. Из реки его выловили, а яд не подействовал, его просто вырвало и в итоге он тоже оказался на суде.

Д.Ю. Т.е. местные яростно поддерживали эрцгерцога и не одобряли бросание бомб в австрийского, так скажем, представителя, да?

Егор Яковлев. В целом да.

Как я сказал, у обывателя особых претензий к эрцгерцогу не было, а самое главное, это явное злодеяние: ну едут люди, и их тут пытаются убить. Еще раз повторюсь, что такими явными угнетателями. Которые там кровь пили…

Д.Ю. Кровопийцами не были, да?

Егор Яковлев. …австрийцы не были. И эрцгерцог вообще был умеренным политиком, и это являлось одной из причин, почему именно он стал целью, потому что те реформы, которые он планирован, они выбили бы у националистов почву для развития этого аннексионистского своего движения, т.е. им бы было уже сложнее отрывать славянские территории у венгерского государства.

И вот они продолжили свой визит…

После того, как закончились торжества в городской ратуше, Франц Фердинанд и его супруга вновь сели в машину и поехали по городу. И вот дальше происходят странные вещи. Гаврила Прицип, который давно уже ушел, зашел толи в какое-то кафе или магазин, и выходя из него он увидел автомобиль эрцгерцога, который еще неожиданно там же и затормозил… Гаврила Прицип выхватил пистолет и сделал два выстрела. Первым он тяжело ранил супругу Франца Фердинанда, а затем выстрелил и в него…

Толпа набросилась на Гаврилу Принципа. Его начали яростно избивать. Он получил такие повреждения, что ему пришлось ампутировать руку и на суде он уже присутствовал одноруким. Но эрцгерцога это спасти не могло. Спустя час он и его супруга скончались.

Д.Ю. Куда стрелял?

Егор Яковлев. В туловище стрелял.

Д.Ю. С двух пуль обоих?

Егор Яковлев. Да.

Д.Ю. Видимо, действительно готовили. Либо повезло, либо готовили.

Егор Яковлев. Ну и что. Понятно, что событие не рядовое, оно произвело эффект разоравшейся бомбы. В Австрии развернулась грандиозная кампания. Все хотели наказать обидчиков. Сербское правительство тоже было шокировано. Оно предприняло ряд мер, чтобы снизить накал происходящего: в стране был объявлен траур, официальные газеты выразили соболезнования… но общество сербское, которое было к тому моменту тоже наэлектризовано, демонстрировало крайнее удовлетворение произошедшему. То и дело можно было услышать разговоры в духе «так ему и надо». Что фиксировал австрийский посол в Сербии барон Гисль, он прямо писал своему начальству, что «в Сербии, в Белграде просто ликование по поводу смерти Франца Фердинанда, это значительная часть сербского общества она воспринимала как месть за аннексию Боснии и Герцеговины.

Все это конечно начало обрастать слухами разнообразными. Что Франц Фердинанд готовил агрессию против Сербии, что он был самым жутким гонителем славянских свобод… так говорили в Сербии.

Русский посол Николай Гартвиг, который, как я уже сказал, был убежденным славянофилом, играл в бридж, когда его известили о том, что Франц Фердинанд убит, он побледнел и сказал: «Будем надеяться, что это сделал не серб».

Но это сделал серб.

И австрийская пресса тут же развязала кампанию, что нити идут не к каким-то частным лицам, они идут к правительству Сербии, официальная акция террористическая… а может быть даже и дальше. А может быть и в Петербург. И впоследствии Николай Гартвиг отправился к барону Гислю для того чтобы выразить соболезнования и в процессе этого разговора, выслушивая обвинения, в том числе и в свой адрес, он скончался от сердечного приступа. Такая, трагическая на самом деле история.

Иногда приходится слышать, что на самом деле Николай Гартвиг был английским шпионом, который по заданию английской разведки провоцировал сербов на то, чтобы убить Франца Фердинанда.

На мой взгляд, это бред.

Никаких данных, что Николай Гартвиг был как-то связан с английской разведкой или вообще в принципе с английскими официальными кругами нет. Николай Гартвиг был патриотом России и с большой симпатией относился к Сербии. Сербское правительство попросило похоронить его в Белграде и чествовало как своего национального героя. Его могила и до сих пор там находится. Даже одно время в Белграде существовала улица Гартвига. Потом её переименовали. (Это было связано уже с последующими событиями.)

Кстати, раз мы идем от войны к войне, я замечу, что эта некая идея Югославской империи, независимой от России, которой на самом деле симпатизировал Апис, она возродится уже во времена Тито. В этом и будет заключаться конфликт Тито и Сталина. Что Тито не будет желать следовать в русском фарватере.

Д.Ю. Сссволочь какая!..

Егор Яковлев. Т.е. миф о славянском братстве тут дал трещину.

Д.Ю. Ну тут понятно – мы должны стремиться к этому славянскому братству. Но среди нас есть товарищи, которые нам не совсем товарищи. Которые норовят расколоть наш славянский мир.

Егор Яковлев. Да.

Но надо отметить, что вообще, 28 июня, когда убийство произошло и в последующие числа мир не подозревал, что убийство Франца Фердинанда вызовет такие последствия. Как писал один англичанин, оказавшийся в этот момент в Петербурге: «Здесь возмутились очередному проявлению балканской дикости».

В прошлый раз я рассказывал по поводу Конго, когда посол России в Париже Извольский сказал премьер-министру Франции Кайо, что «Россия не может начинать войну из-за Конго». Так вот, Балканы они были своего рода Конго для Западной Европы, особенно для Англии, и начинать войну из-за этого никто не собирался. Никто кроме Австрии.

Почему Австрии нужна была война?

Вообще, престарелый император Франц Иосиф, которому в этот момент было 84 года, уже никакой войны не хотел. Все войны, которые он начинал за свою длительную жизнь, для Австрии оканчивались крайне плачевно. С другой стороны, он был вообще крайне несчастливым человеком. Все, кто его окружал умирали, причем, крайне насильственным образом. Его супруга, горячо им любимая и вообще крайне популярная в народе, императрица Елизавета, известная также как Сисси. В Вену когда приезжаешь, этот персонаж часто встречается на всяких туристических продуктах – конфеты с её изображением, вымпелы, открытки… красивая женщина была, очень популярная в народе. Она была убита фанатиком, который заколол её ножом во время прогулки.

Сын самого Франца Иосифа, единственный, эрцгерцог Рудольф – застрелился при невыясненных до сих пор обстоятельствах вместе со своей возлюбленной в охотничьем домике. Что там произошло – непонятно до сих пор. Толи он её случайно убил, потом покончил с собой, толи они вместе запланировали убийство… Я не изучал этот вопрос, не знаю. Но факт в том, что единственный сын и наследник престола застрелился.

И вот – теперь смерть племянника… И пожилой Франц Иосиф как-то сказал, что «все кто меня окружает умирают». Это было действительно так.

С третьей стороны было понятно, что если Австрия не предпримет каких-либо действий, то политика растаскивания Австрии по кусочкам продолжится. И австрийцам этого на тот момент очень не хотелось. В перспективе это ведь и произошло.

Поэтому политики, особенно австрийские военные, начали подталкивать ситуацию к силовому решению. У них была оппозиция, все, что произошло дальше было не предрешено. В рамках данного конкретного инцидента. Например, премьер-министр Венгрии – Иштван Тиса (Tisza István) — был яростным противником войны. Он считал, что нужно дипломатически додавить Сербию. И возможно даже впоследствии он согласился с войной, но он не считал, что результатом этой войны должно стать присоединение Сербии. А военные считали, что только присоединение Сербии и включении её в состав Империи окончательно обезопасит от её нападок.

Очень опечален этими событиями был Вильгельм II. У него сложились хорошие отношения с эрцгерцогом и они даже недавно встречались. В момент, когда произошли убийства в Сараево, Вильгельм II принимал участие в Кильской регате. Он был заядлый яхтсмен. Он находился на своей яхте, когда заметил катер, приближающийся к нему. Он не хотел, чтобы его отвлекали, но генерал Мюллер, находящийся на катере, сделал ему знак рукой и бросил портсигар. В этом портсигаре находился листочек с трагической новостью. Вильгельм II был ошарашен. У него есть две знаменитых резолюции, которые он наложил на разные документы, связанные с убийством. Первая резолюция была такой: «Николай II не станет поддерживать этих цареубийц». В каком-то смысле, и Вильгельм и Николай продолжали быть верными некоторому принципу священного союза, который провозглашал императорскую власть властью божественной и поэтому Вильгельм не без оснований полагал, что Николай не станет поддерживать тех, кто поднял руку на помазанника божьего. Эрцгерцог не был божьим помазанником, но он был человеком императорской крови и впоследствии в общении с Николаем Вильгельм пытался надавить на эту чувствительную струну его натуры.

Д.Ю. А вторая резолюция про что была?

Егор Яковлев. Это была резолюция, наложенная на донесение о том, что в Сербии ликуют по поводу гибели «главного врага славянского братства». Вильгельм II нанес резолюцию: «Это ложь. Франц Фердинанд был лучшим другом России».

В чем тут было дело? Политика Вильгельма заключалась в том, что он хотел, чтобы Россия ушла из Европы. Он пытался направить российскую экспансию на Дальний Восток. И сделать главным портом России её тихоокеанские владения – Владивосток. Ему нужно было чтобы противоборство на Балканах решилось. Решение, которое видел Вильгельм, было таким: Россия отказывается от Балкан и уходит на Восток. А Россия не хотела. Россия не хотела сдавать свои позиции в Турции, на Черном море. И из этого противоречия, в принципе, родилось военное столкновение. Это было предложение Вильгельма, Николай на него не соглашался. У него были свои основания для этого…

Д.Ю. А вот вопрос такой. Нас все время в Европу тянет, а под боком есть Азия. Говорят, что когда мы в XIX веке завоевали Среднюю Азию и Кавказ, то это получился рынок сбыта для нашей так сказать зреющей, растущей промышленности. Стало понятно, куда это все продавать. Как ты говорил в прошлые разы, что колония это в том числе и рынок сбыта. У нас это колонией не было, а рынком сбыта было. Т.е., как я понимаю, наша промышленность была слабенькая, продукт производила не сказать, что мирового качества и даже если мирового, то орудующие на европейском рынке Англия, Германия и Франция туда бы никого не пустили. Т.е. если даже англичан тревожило состояние дел вдоль морских путей, надо было все захватить… Это, я так понимаю, делалось для того чтобы «а мы вас сюда не пустим заправляться»

Егор Яковлев. Конечно.

Д.Ю. Ни угля, ни воды. Мы вам ничего не дадим.

Егор Яковлев. Может быть и дадим, но только за большие деньги.

Д.Ю. Да. Именно для этого нужны повсюду военные базы.

Егор Яковлев. Английские порты были главным пунктом разгрузки-погрузки товаров. На английских кораблях, как правило, все это туда-сюда возили. Поэтому англичане на этом просто зарабатывали.

Д.Ю. И вот у нас есть Дальний Восток. А на Дальнем Востоке – порт Владивосток. И вот тут китайцы, малайцы, японцы… все на свете здесь есть. Там живет огромное количество народу и это вообще чудовищные рынки сбыта. Почему, на Дальнем Востоке ничего не строили, почему оттуда ничего не продавали?

Егор Яковлев. Объяснение очень простое. Они конечно планировали и на Дальнем Востоке все это построить. Они же не зря построили Транссибирскую магистраль. Это был огромный прорыв. По-настоящему Сибирь срастилась с остальной Россией только после того как построили Транссибирскую магистраль. Но просто на Черном море это строили уже 100 с лишним лет. Т.е. порты черноморские, в первую очередь Одесса, они были идеальными. Там были готовы причалы, там была построена разветвленная сеть железных дорог, которая связывала Южное побережье с территорией Центральной России. А на Дальнем Востоке еще ничего не было развито. Что предлагал Вильгельм – от всего этого отказаться и уйти. А Россия отказываться не хотела.

Еще раз повторюсь: уже был настроен экспорт через черноморские проливы. Россия хотела его развивать, а не сокращать. И Турция, слабая, была еще приемлема в качестве владельца проливов, но, скажем, если бы Турция попала под полное влияние сильной Германии, то это было бы уже совершенно неприемлемо. Потому что дальше Германия начала бы диктовать России свою волю. Это уже могло бы привести, в некотором смысле к угрозе потери суверенитета.

Д.Ю. Я все про то же. Оно, по-моему, и сейчас точно такое же. Эти неистовые попытки дружить с Европой, когда продавать надо все в Азию, где схавает полтора миллиарда китайцев просто все и еще миллиард индусов. Вместо этого нам надо дружить непонятно зачем с Европой. Хотя бы это надо как-то диверсифицировать: половину продавайте сюда, а половину продавайте туда. Если здесь что-то случится, то хотя бы здесь ничего не пропало. А как было, так и осталось – ничего на Дальнем Востоке по-прежнему нет.

Егор Яковлев. Диверсифицировать надо, это совершенно справедливое замечание. И еще надо сделать так, чтобы было, что продавать. Потому что у России в начале XX века было не очень много вещей, которые она могла бы продавать. И сейчас не особо много. Мы же знаем, какие вещи мы продаем в основном.

Д.Ю. Если пытаться возвратиться к пещерному состоянию, уничтожая промышленность с помощью известных персонажей, то, наверное, ничего мы не добьемся. Но это мы отвлеклись, извини.

Егор Яковлев. Как вели себя наши союзники.

Здесь очень важно отметить, что Антанта не была полноценным военным союзом. Когда упрекают Англию в том, что она решительно не выступила против Германии, очень часто забывают, что Англия никогда юридически себя никакими военными обязательствами по отношению к России и не связывала. Военным союзом, военной конвенцией были связаны Россия и Франция. Это была военная конвенция 1891 года. И между военными России и Франции постоянно шли какие-то контакты, их планы предполагали совместное выступление. Англия принимала в этом участие только консультативное. Никакого военного союза между Россией и Англией не было.

Конвенция от 1907 года, о которой я рассказывал в одной из предыдущих программ, это была конвенция о разделе сфер влияний в Азии. Она была очень важна для установления нормальных отношений. Почему. Потому что главные противоречия между Россией и Англией они были в Азии. Жемчужина Британской короны это Индия. Российская экспансия продвигалась туда, к индийским границам. Можно было с Россией там воевать, можно было с ней договориться. Вот в итоге сели за стол переговоров и договорились, что в Афганистан вы не лезете, Персию мы поделили вот так вот, все хорошо.

Англия пошла на это почему, в 1907 году? Потому что Германия уже возвышалась и англичане боялись, что если сейчас немцы договорятся с русскими, еще могут и с французами договориться, потому что между Англией и Францией тоже были противоречия, как и между всеми империалистическими державами, которые боролись за раздел ресурсов, если все договорятся против Англии, то Англии может быть и не очень хорошо. Поэтому Англия стремилась приобрести каких-то друзей. И это стремительное сближение было сближение против Германии. Немцы так и говорили, что «ваша политика это политика окружения Германии». «Не любовь вами движет, – говорили немцы. – А ненависть к Германии. Не любовь к России и Франции». И так оно на самом деле и было. Но Англия себя не связывала никакими военными обязательствами. Поэтому упрекать её, что она там что-то не сделала, нельзя. Она просто следовала своим собственным интересам.

Но французы сразу же продемонстрировали поддержку союзника. Выразилось это в визите президента Франции Раймона Пуанкаре (Raymond Poincaré) в Петербург. Раймон Пуанкаре имел прозвище «Война»…

Д.Ю. Боевитый был.

Егор Яковлев. Да. Он естественно был антигерманист. Он мечтал о возвращении Эльзаса-Лотарингии… И 16 июля он отплыл в Петербург, где встретившись с Николаем II, выразил ему всемерную поддержку. Вместе они обсуждали, что действительно хорошо бы привлечь Англию к их военному союзу и добиться того, чтобы Англия ясно выразила свою точку зрения по данному вопросу. Англия на словах выступала за мирное разрешение конфликта, но поскольку в данный момент её жизненных интересов это не касалось, то никаких резких заявлений они не делали. Есть точка зрения, что они их не делали потому что подстрекали Германию к войне, но анализ переписки сэра Эдуарда Грея и других английских дипломатов показывает, что было еще одно опасение. Что если сейчас Англия выступит резко в поддержку Сербии и России, то уже Россия начнет вести себя более свободно и использовать английскую поддержку в своих интересах. Поэтому англичане предпочли устраниться от происходящего.

В это время австрийцы писали ультиматум сербам. Они поступили очень хитро. Они поняли, что Вильгельм II их поддержит и решили выдвинуть очень жесткий ультиматум сербам. Они дождались пока Пуанкаре уедет из Петербурга (он передвигался морским путем). А на пароходе, на котором он плыл, была очень плохая связь. И он фактически на четыре дня оказался выключенным из международной жизни, вместе со своим министром иностранных дел Вивиани (René Viviani). И вот в день его отъезда – 23 июля – австро-венгры предъявляют ультиматум Сербии. Это был жесткий ультиматум, но в основных своих пунктах он был в принципе ожидаемым. Австрия требовала прекратить любую панславистскую пропаганду, разогнать общества, которые занимаются этой пропагандой, произвести аресты лиц, связанных с заговорщиками (про Аписа они тогда еще не знали. И не узнали на самом деле, это выяснилось уже позднее, после войны) и был еще один пункт, который конечно был особо чувствительным для сербов – пункт о допущении австрийских следственных органов, австрийских спецслужб к расследованию на территории Сербии.

Ультиматум состоял из 10 пунктов. Конечно же, Белград очень тесно консультировался с Петербургом по поводу ответа. И в итоге сербы приняли 9 из 10 пунктов. Кроме последнего, десятого, о допущении австрийцев к расследованию на территории Сербии. Причем, в ответе на ультиматум вербы оговорились, что в некоторых случаях они готовы предоставлять результаты расследования своим австро-венгерским коллегам.

Тем не менее, 25 июля в Австрии началась мобилизация.

Вильгельм II мобилизацию эту поддержал. Каковы цели Вильгельма на этот момент? Мы в дальнейшем внимательно почитаем переписку кайзера и царя, там это станет наиболее явно. У Вильгельма была программа-максимум – он хотел в этот момент поставить на колени Сербию, но большой войны не хотел. Т.е. большая война в перспективе его устраивала, к этому стремились его военные, в частности, начальник Генерального Штаба Мольтке (это племянник того самого Мольтке, который выиграл франко-прусскую войну), не такой талантливый как дядя, министр иностранных дел фон Ягов (тоже был сторонником военного решения вопроса). Но была программа, согласно которой нужно было все-таки сохранить нормальные отношения с Россией, убедив Николая II, что Сербия должна либо войти в состав Австрии, либо просто подчиниться австрийцам, дав некое удовлетворение за то злодеяние, которое было совершено. А Вильгельм помогал Австрии устранить панславистскую угрозу.

27 июля австрийская дипломатическая миссия Сербию покинула – австрийцы истолковали вот такой ответ на ультиматум как неудовлетворительный. И Австрия 28-го объявила войну и начала бомбардировку Белграда.

Д.Ю. Это артобстрелы или с самолетов?

Егор Яковлев. Артобстрелы.

И надо сказать, что конечно в России это восприняли как неадекватность. Потому что с точки зрения русской дипломатии, ответ Сербии предоставлял широкую возможность для решения кризиса мирным путем. Поэтому 27 июля, строго в ответ на мобилизацию Австрии, царь объявил о частичной мобилизации.

29 июля началась активная переписка между кайзером и царем. Её очень важно прочесть, потому что вокруг нее ходит очень много спекуляций. Есть, например, такая спекуляция, что кайзер и царь обо всем договорились, но коварная Англия все-таки в последний момент кайзера спровоцировала…

Эту переписку нужно читать между строк, потому что вроде бы Николай и кайзер говорят об одном, они говорят о мирном решении, но мирное решение с их точек зрения оно обозначает совсем разные вещи. Потому что Николай II видит мирное решение одним образом, а кайзер – другим.

Давайте почитаем.

29 июля кайзер пишет царю следующее: «С глубочайшей озабоченностью слышу я о том впечатлении, что производят действия Австрии против Сербии в твоей стране. Та беспринципная агитация, что велась в Сербии годами, вылилась в ужасающее преступление, жертвой которого пал эрцгерцог Франц Фердинанд. Дух, который внушил сербам убить собственного короля и его жену, всё ещё господствует в стране. Несомненно, ты согласишься со мной, что мы оба, ты и я, равно как и все иные Государи, разделяем общий интерес: настоять на том, чтобы все, кто несёт моральную ответственность за это смертоубийство, получили заслуженное наказание. В этом случае политика не играет вовсе никакой роли. С другой стороны, я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему Правительству сдерживать напор вашего общественного мнения. Посему ввиду нашей сердечной и нежной дружбы, которая связывает нас обоих с давних пор крепкими узами, я использую всё своё влияние, чтобы убедить австрийцев сделать всё, чтобы прийти к соглашению, которое бы тебя удовлетворило. Искренне надеюсь, что ты поможешь мне в деле сглаживания тех противоречий, что всё ещё могут возникнуть. Твой крайне искренний и преданный друг и кузен, Вилли».

Из этой телеграммы, на мой взгляд, непонятно ничего. Война уже идет, Белград уже обстреливают. Вроде бы Вильгельм настроен на мир, но, тем не менее, все, кто несет моральную ответственность за это смертоубийство, должны понести наказание, политика не играет тут никакой роли, каких-то конкретных шагов Вильгельм не предлагает. И Николай в своем ответе выглядит гораздо конкретнее и адекватнее.

Что предлагает Николай…

Д.Ю. Своему кузену и другу Вилли…

Егор Яковлев. Он ему пишет (тоже 29 июля): «Спасибо за твою примирительную и дружественную телеграмму. В то же время официальное сообщение, представленное сегодня твоим послом моему министру, носило совершенно иной оттенок. Прошу тебя объяснить это различие! Было бы правильным поручить решение австро-сербской проблемы Гаагской конференции. Верю в твою мудрость и дружбу».

Т.е. что предлагает царь: вынести решение на обсуждение некой международной комиссии, которая проведет независимое расследование и осудит заговорщиков. Поскольку, скорее всего, к действиям этой комиссии были бы допущены представители и Германии, и Австро-Венгрии и независимых держав, и России, естественно, то, скорее всего, решение было бы более менее взвешенным и учитывало все интересы. Т.е. по сути Николай предлагает адекватный дипломатический шаг.

Д.Ю. При этом не боится, что нити ведут в Петербург.

Егор Яковлев. Да. При этом абсолютно не боится. Но нити в Петербург и не вели. Хотя в современной австрийской и немецкой литературе такая точка зрения отстаивается. Там даже есть целый ряд фальшивок, которые введены в научный оборот и цель этих фальшивок доказать, что русский Генеральный Штаб подстрекал «Черную руку» к этому покушению.

Николай шлет еще одну телеграмму после этого, не дожидаясь ответа кайзера, через несколько часов. «Сердечная тебе благодарность за быстрый ответ. Сегодня вечером посылаю Татищева с инструкциями. Военные меры, которые сейчас вступили в силу, решено было начать пять дней назад в целях защиты от опасности, вызываемой австрийскими приготовлениями. Всем своим сердцем надеюсь, что меры эти никоим образом не помешают твоей посреднической деятельности, которую я чрезвычайно ценю. Нам нужно сильное давление на Австрию с твоей стороны, дабы согласие с нами стало возможным.»

О чем царю здесь говорит? Он пытается донести до кайзера мысль, что мобилизация, частичная, которую он объявил, она не означает войны. Дело в том, что случаи, когда страна объявляла мобилизацию, а потом не начинала войну, уже бывали, неоднократно. И в частности в 1912 году в момент побед Сербии в первой балканской войне австрийцы уже тогда предполагали напасть на Сербию, был такой план – они объявили мобилизацию. Но потом откатили назад. В 1914 году все про это помнили на самом деле. Это сейчас мы про это не знаем…

И Николай предполагал, что если австрийцам тогда было можно предпринимать меры, которые они оправдывали своей безопасностью, то и России это можно, тем более, что там-то война уже реально идет. Поэтому он, как родственник, друг и кузен дает Вильгельму II честное слово, что он предпринимает эти меры исключительно для своей безопасности и ему сейчас важно прекратить войну. Т.е. на самом деле царь Николай II выступает здесь как миротворец.

Кайзер ничего не отвечает некоторое время, а война Австрии и Сербии продолжается…

Полагая, что он кайзеру все объяснил, Николай под давлением своих советников, в первую очередь – Сазонова, объявляет полную мобилизацию. Зачем это сделано? Дело в том, что Россия страна большая, войска здесь мобилизуются долго. Это связано как с протяженностью границ, так и с крайне слабой развитостью сети железных дорог на данный момент. Т.е. Россия эффективно отстроить полностью железные дороги к 1914 году не успела, хотя занималась этим. И Николай и его военные руководители понимают, что если сейчас они не мобилизуются, то немцы мобилизуются быстрее и они просто опоздают к началу войны.

Кайзер пишет царю 30 июля: «Большое спасибо за телеграмму. Не может быть и речи о том, что язык моего посла мог не соответствовать тону моей телеграммы. Графу Пурталесу было поручено привлечь внимание твоего правительства к той опасности и печальным последствиям, которые влечёт за собой мобилизация; в своей телеграмме к тебе я сказал то же самое. Австрия выступает исключительно против Сербии и мобилизовала лишь часть своей армии. Если, как в теперешней ситуации, согласно сообщению с тобою и твоим Правительством, Россия мобилизуется против Австрии, моя роль посредника, которую ты мне любезно доверил и которую я принял на себя, вняв твоей сердечной просьбе, будет поставлена под угрозу, если не сказать – сорвана. Теперь весь груз предстоящего решения лежит целиком на твоих плечах, и тебе придётся нести ответственность за Мир или Войну.»

На мой взгляд, здесь начинается уже прямой шантаж. Царь, когда кайзеру говорит о мирном решении, он говорит о мирном решении между Австрией и Сербией, а когда кайзер пишет царю, он говорит о мирном решении между Россией и Германией. Кайзер намекает, что если Россия не сдаст сербов австрийцам, то будет большая война. Т.е. для кайзера «мирное решение» — это позволить Австрии растоптать Сербию и тогда будет мир. Естественно, русские после этого начали полную мобилизацию.

31 июля, на следующий день, кайзер публично объявляет, что царь его обманул.

В Петербург приходит следующая телеграмма: «По твоему призыву к моей дружбе и твоей просьбе о помощи я стал посредником между твоим и австро-венгерским Правительствами. Одновременно с этим твои войска мобилизуются против Австро-Венгрии, моей союзницы. Посему, как я тебе уже указал, моё посредничество сделалось почти что иллюзорным. Тем не менее, я не собираюсь отказываться от него. Я сейчас получаю достоверные известия о серьёзных военных приготовлениях на моей восточной границе. Ответственность за безопасность моей империи вынуждает меня принять превентивные защитные меры. В своём стремлении сохранить мир на Земле я использовал практически все средства, бывшие в моём распоряжении. Ответственность за несчастье, которое теперь угрожает всему цивилизованному миру, не будет лежать на моём пороге. В сей момент всё ещё в твоей власти не допустить этого. Никто не угрожает чести или силе России, равно как никто не властен свести на нет результаты моего посредничества. Моя симпатия к тебе и твоей империи, которую передал мне со смертного одра мой дед, всегда была священна для меня, и я всегда честно поддерживал Россию, когда у неё возникали серьёзные затруднения, особенно во время её последней войны. Ты всё ещё можешь сохранить мир в Европе, если Россия согласится остановить свои военные приготовления, которые, несомненно, угрожают Германии и Австро-Венгрии. Вилли»

Т.е. опять же, кайзер ничего не говорит о том, что он сделает какие-то шаги по примирению Австрии и Сербии, это вопрос как бы уходит из его телеграмм и остается только вопрос войны России против Австрии и Германии. Естественно, что Николай видит это и это его чрезвычайно беспокоит. Но он предпринимает еще одну попытку донести свою позицию до кайзера.

Поэтому он шлет телеграмму, в которой по десятому разу повторяет свои аргументы: «Получил твою телеграмму. Понимаю, что ты должен объявить мобилизацию, однако желаю получить от тебя ту же гарантию, какую я дал тебе, что эти меры не означают войны и что мы продолжим переговоры ради блага наших стран и всеобщего мира, столь дорогих нашим сердцам. Наша давняя крепкая дружба должна, с Божьею помощью, предотвратить кровавую бойню. С нетерпением и верою в тебя жду ответа.»

Т.е. Николай в данном случае обращается к нему как другу и родственнику. Николай считает, что если он дал свое слово, как царь, то это слово нерушимо и кайзер должен поверить ему на слово. Но кайзер уже привел в действие военную машину, он уже смирился с тем, что будет война и поэтому Николай, не получив ответа от кайзера, получает сообщение, о том что Германия объявила войну России.

Д.Ю. Слушай, отскакивая в сторону. А это, у них никаких дипломатических служб, которые ведут переговоры между какими-то группами представителями стран… Это только мы лично тут решаем вопросы?..

Егор Яковлев. Конечно все это было, но наличие родственных и династических связей оно накладывало определенную специфику на международные отношения в тот момент. Сейчас же тоже – президент позвонил президенту и они о чем-то между собой разговаривают. Естественно, что у них есть министры иностранных дел, которые дипломаты, которые согласовывают…

Россия должна была ответить на предложение Германии о прекращении мобилизации. 1 августа произошла встреча между Сазоновым – министром иностранных дел России – и графом Пурталесом – послом Германии в Петербурге. Пурталес спросил, какова реакция России, прекратит ли она мобилизацию. Сазонов ответил, что нет, не прекратит. На это Пурталес, у него на глазах появились слезы, передал Сазонову пакет, в котором содержалось объявление войны. Но, как пишет Сазонов, расчувствовавшись Пурталес сделал непоправимую ошибку и в этом пакете были две бумаги, которые объявляли войну в любом случае…

Д.Ю. Отлично!..

Егор Яковлев. …И при прекращении мобилизации и при её продолжении. Но самое интересное во всей этой истории, это то что уже после объявления войны Николаю II пришла телеграмма от Вильгельма такого содержания: «Благодарю за твою телеграмму. Вчера я указал твоему правительству единственный способ избежать войны. Хотя я запросил ответ к сегодняшнему полудню, никакой телеграммы от моего посла, подтверждающей ответ твоего Правительства, мне ещё не пришло. Поэтому я вынужден был мобилизовать свою армию. Немедленный, точный, ясный утвердительный ответ твоего Правительства – вот единственный способ избежать бесконечных невзгод. Увы, пока я такового не получил, а значит, я не в состоянии говорить по существу твоей телеграммы. По большому счёту я должен попросить тебя немедленно приказать твоим войскам ни в коем случае не предпринимать ни малейших попыток нарушить наши границы.»

Но война-то уже объявлена. Т.е. на мой взгляд, происходило следующее. Николаю жестко выкручивали руки, чтобы он не дай Бог не вступил на защиту Сербии. Но Николай не мог на это пойти, потому что Николай находился фактически в ловушке, плохим было любое действие. Если бы он сдал сербов, это стремительно подорвало бы его авторитет. Все общество выступило бы против него. У него и так положение было достаточно шаткое. А тут такой позор. Николай уже сдал Боснию и Герцеговину и больше сдавать никого он не мог. Это понимали все. Поэтому в данный момент Николай находился в ловушке.

Д.Ю. Ты знаешь, глядя со стороны непредвзятым, незамутненным взглядом, наш Николай выглядит не то лохом полным, вот эти его «я даю честное слово»… Кому ты его даешь и зачем? Ты вообще не понимаешь, что происходит. А с другой стороны, по всей видимости, ничего другого сказать он и не мог. Это отчаянная попытка договориться хоть как-то.

Егор Яковлев. Нет. На мой взгляд, Николай лохом в данном случае не выглядит. Николай действует адекватно своему времени и своему мироощущению. Много лет они общались между собой, хорошо друг друга знали, ходили вместе на охоту, плавали на яхтах. Это близкие люди.

Д.Ю. Это хорошо. Делили ли они деньги например, территории, доли какие-то?..

Егор Яковлев. В данный момент они тут делят.

Д.Ю. А до того?

Егор Яковлев. И до того они тоже делили. И здесь возник вопрос доверия. И когда уже не осталось никаких других аргументов, Николай, ему, как близкому человеку говорит, что поскольку тут никаких других гарантий не может быть, я тебе как друг и родственник, даю свое царское слово. С его точки зрения, он не может нарушить это слово, потому что иначе он себя опозорит. С его точки зрения это очень весомый аргумент. И я понимаю, что он пытался сделать в данном случае. Другое дело, что, как я уже неоднократно говорил, если бы этого кризиса удалось избежать, как-то его преодолеть, это только отодвинуло бы первую мировую войну, потому что узлы, которые закрутились, иначе развязаться уже не могли. Значит, через полгода произошло что-нибудь другое и это привело бы к войне. Поэтому, что касается действий Николая, считаю их достаточно адекватными. Ну а что еще он мог сделать? Только в Белград поехать. Но это уже чересчур экзотично.