Вылет из Питера
Из дома двинулся мрачным ноябрьским днём. Тьма, пришедшая с Финского залива, накрыла культурную столицу – жуткие чёрные тучи, а сквозь них яркое солнце. Жаль, из машины не сфотографировать, уж больно хорошо.
В аэропорту Пулково ничего нового. Набили публику в автобус, ждали не пойми чего минут десять. Приехали к самолёту, загрузились. Удачно прошёл в числе первых, не пришлось ждать, когда граждане с первых сидений устроятся поуютнее, чтобы остальные пассажиры могли пройти к своему тридцатому ряду. Неизменно удивляет: почему пассажиров перед посадкой не строят, почему не пускают сначала тех, кто сидит дальше всех. Вечное стадо баранов, вечная ругань и склоки. А потом эти люди смеются над анекдотами типа «если вы такие умные, почему вы строем не ходите?»
Прибытие в Москву
В Москву прибыли без приключений. Немедленно зарегистрировался на рейс до Хо Ши Мина, он же в прошлом Сайгон. Зарегистрировавшись заозирался, ощутив насущную необходимость в приёме пищи. Заведений общепита в Домодедово много, и с каждым годом их становится всё больше, потому что аэропорт непрерывно расширяется, а еда в аэропорту чудовищно дорогая. Очевидно, это связано с тем, что продукты в аэропорт приходится везти ажно из самой Москвы, а это дело нешуточное. Своё сало с чесноком перед дальней дорогой надо беречь – кто его знает, что там, на чужбине. Поэтому регулярно принимаю пищу в аэропорту.
Есть в Домодедове заведение «Узбечка», где кормят относительно приличной узбекской едой. Кормят без затей – как-то раз за миску плова и салат с меня слупили 900 (девятьсот) рублей. Не подкачали и на этот раз: салат, миска плова, одна самсушка и компот – тысяча рублей. Налицо резкое удешевление питания в «Узбечке». В Питере за такие деньги можно неплохо пожрать в ресторане, запив пищу водкой. А тут кафе. Богато живут в аэропортах города Москва.
Как следует нажравшись, сел рядом на лавочке – тепло, вкусно пахнет пловом, хорошо. Тут же подошла живая узбечка, производящая уборку. Шваброй, которой подметает пол, умело подмела сиденья возле меня – очевидно, заметила некие нечистоты. Приведя сиденья в порядок, принялась подметать пол. Молодец, приятно, когда вокруг чистота.
После прохождения паспортного контроля в ручной клади, как водится, обнаружили ножик. В Домодедово у меня постоянно находят ножики, завезённые из Питера. Ответственный за изъятие ножей настойчиво предлагал оформить бумаги и забрать инструмент потом, но уж больно возни много, потому распрощался с инструментом. Хорошо у меня в багаже ещё два спрятано, не пропаду.
Вылет во Вьетнам
Вьетнамский самолёт оказался хороший – здоровенный «боинг». Судя по всему – рейс какой-то деловой, ибо детей практически не было. Возле меня разместилась молодая вьетнамка в модных сапогах-заколенниках. Не успел я отрепетировать известные мне вьетнамские фразы типа «твоя любить меня долго-долго», как подруга подорвалась и убежала на какое-то другое место. С комфортом раскинувшись на ряд сидений, заткнул уши наушниками и начал умело отдыхать.
Перед кормёжкой выдали меню – дескать, выбирай. Выбор небольшой, но сам факт порадовал. Кормили нормально, сожрал всё без остатка. Потом сдуру выпил кофе, в результате за девять часов полёта не спал ни минуты. И это несмотря на мега-подушки для сна.
В дорогу прихватил с собой легендарное произведение Hammer of the Gods, книжку про жизнь и деятельность группы Led Zeppelin. Подарили чуть ли не десять лет назад, а прочитать всё никак руки не доходили. В ушах, понимаешь, истошно воет Роберт Плант, и под идеологически верный аккомпанемент погрузился в текст. Читал и плакал, настолько интересно и толково написано. Очень, очень хорошая книга.
Поскольку летел на восток, впереди достаточно скоро забрезжила заря. Заря из высоко летящего самолёта выглядит почти как на картинках из космоса. Понятно, фотка ничего толком не передаёт, но выглядит очень красиво.
Немного погодя солнце поднялось над горизонтом и высветило облака. Горизонтально подсвеченные облака отбрасывают очень прикольные тени.
Как пелось в известной детской песне, «над Вьетнамом пролетаю я!» Под крылом самолёта – вьетнамское сельское хозяйство. Очевидно, рисовые чеки, ибо что ещё может расти в таких гигантских лужах кроме риса – даже и не знаю. Надо понимать, сезон дождей ещё сезонит, ибо откуда ещё столько воды – неясно.
Налетая на зарю, незаметно подкрались к дельте Меконга. Дельта Меконга – звучит очень круто. А выглядит ещё круче – сто рукавов, и во всех непередаваемо мутная вода, на воду даже не очень-то и похожая. Сыр-Дарья и Аму-Дарья на фоне Меконга – просто кристально чистые реки.
Прибытие в Сайгон
Долетели успешно. Погоды тёплые, +25, очень влажно. В аэропорту перебежал на местные линии, пару часов подождал, ведя скрытные наблюдения за вьетнамцами. В массе вьетнамец небольшого роста, не красавец. Красавиц-вьетнамок тоже не видно, хотя стюардессы очень даже хорошенькие. Очень много граждан с разнообразными физическими дефектами – надо думать, последствия наведения демократии со стороны США, когда весь Вьетнам заливали военными химическими растворами.
Подошло время вылета, забрался в местный самолёт с винтами и депортировался на остров Фукуок, что в часе лёту от Сайгона. В этом самолёте начало жестоко рубить в сон, но поспать не успел – высадили.
Прибытие на остров Фукуок
В аэропорту встретил человек из отеля – в руках нотбук, на экране нотбука написан я. Человек похватал мои чемоданы, отволок в машину, машина домчала до отеля, в отеле поселили в номер, в номере забрался в душ, совершил омовение, вылез, упал на шконку и сразу уснул.
Проспав часика три проснулся и провёл рекогносцировку на местности. Во-первых, в коммунистическом Вьетнаме есть интернет. Как это ни странно, через wi-fi и бесплатно. Сдаётся мне, недолго Вьетнаму быть коммунистическим. Что характерно, не далее как весной
в демократическом Египте ничего подобного не было, даже за деньги. Во-вторых, море в пятидесяти метрах от номера и на берегу валяются тётки с голыми сиськами. Жизнь-то налаживается.
Покинул охраняемую территорию, мастерски уворачиваясь от мопедов добежал до местных лавок. Собственно, уже темно, видно не очень. Лавки выглядят победнее, чем в Таиланде, но ассортимент примерно одинаковый. Самый вкусный тропический фрукт – это, как известно, манго. Поэтому я немедленно прикупил себе одну мангу, вернулся в номер и немедленно сожрал. Манга оказалась не очень спелая и на вкус сильно химическая. Ну, туалет здесь хороший, можно не переживать.
С целью поужинать посетил некое заведение общепита, что расположено через дорогу. Фоток нет, было уже темно. Заведение называется Hop Inn, между словами нарисован кенгуру. Типа многосмысленность, плюс этот Hop ещё и по-вьетнамски что-нибудь обозначает. Меню на вьетнамском, на английском и на русском. А в турбюро горячо заверяли, что русские сюда не ездят вообще.
Не прошло и десяти минут, как подошёл официант – манерный такой, в красной рубашке. Я произвёл заказ, умело тыкая в заинтересовавшие блюда. Плюс потребовал бутылку местного пива Saigon – чисто на пробу.
Не прошло и двадцати минут, как принесли жратву. Начал, понятно, со здоровенной миски супа с креветками. Похоже на тайский том-ям, но не совсем такое – среди ингредиентов отсутствует специальный корень. Но тоже навалено не пойми чего – креветки, помидоры, ананас, красный перец и огромное количество зелёной ботвы неведомых растений. Сожрал с удовольствием, очень хороший.
На второе заказал креветок жареных на гриле и креветок жареных с чесноком. В обоих случаях исходные креветки большие, нажористые. Но которые на гриле – не понравились, от огня креветки скукоживаются и есть в итоге нечего. Только рожу перемажешь в бесплотных потугах сгрызть мясо с палки. А вот которые с чесноком и на тарелке – моё почтение, очень вкусные. И чеснок тоже. Плюс к ним дают сладкое варенье с красным перцем – тоже хорошо. Пиво Saigon ничего такое, вполне съедобное. Ограничился одной бутылкой.
Вся кормёжка обошлась в 7 (семь) долларов США. Дешевизна тут какая-то просто нечеловеческая – одно слово, коммунизм. Я заплакал от восторга и пошёл спать.
Отдых начался.
Вьетнам и день милиции
После перелёта спал как убитый. Выспался отлично, невзирая на то, что разница во времени с Питером четыре часа и встал по-нашему в четыре утра. Встал – со вчерашнего пива рожа опухла так, будто пил неделю. Караул.
С подъёма метнулся на завтрак. В данном отеле кормят только завтраками, остальное предполагается употреблять на стороне. Ну, то есть, можно и в ресторане при отеле, но за углом дешевле. Хотя какой смысл рассуждать про дешевизну, если на 300 рублей можно обожраться так, что не встать. В общем, пошёл на завтрак.
Территория отеля ухоженная. Не сказать, что верх дизайнерской мысли – при коммунизме дизайном занимаются люди из народа, плюс настоящим талантам не позволяет развернуться уголовное преследование гомосексуализма. И тем не менее территория неплохо ухожена и богато озеленена.
Проживать можно как в нумерах, так и в бунгалах. Бунгалы цементно-бетонные, но снаружи оригинально покрашены под деревянные.
Будем откровенны: первый завтрак оказался не очень. Ну, то есть, просто еда, безо всяких изысков. Вот, помню, в Берлине проживал в отеле Мариотт, так там кормили – моё почтение. Сыр моцарелла, клубника, разнообразное мясо, смузи-шмузи – не смотри, что за окном январь. В Берлине я жрал как землеройная машина. А в последний день обожрался так, что когда в Питере сходил из самолёта по трапу – ещё подташнивало. Ну а тут без изысков, просто еда. Правда, в гостиницах ем на завтрак бекон с омлетом, так что никакого дискомфорта не испытал.
После завтрака отправился на пляж. Пляж хороший. Во-первых, на нём никого нет. Во-вторых, песок чистый и приятный на ощупь. Ходишь по нему – скрипит под пятками. Жутко ухая, бросился в набежавшую волну. Вода приятной теплоты, чистая. Купаться хорошо. Только под водой кто-то непонятный кусается. Говорят, какие-то рачки, и кусаются только рано утром, к обеду перестают. И действительно, к обеду они накусались досыта и перестали.
Накупавшись, провёл рекогносцировку. Справа обнаружил массажный павильон, явно официальный. Крыша, занавески, покрытые белыми простынями топчаны с дыркой для физиономии. Стоимость официального массажа определяется часами. Типа один час массажа – это 30 долларов, а полтора часа – это 40 долларов.
Пляж хороший, к пальмам прибито оборудование для вызова еды.
Не долго думая, пошёл налево. Примерно через километр обнаружил помойку, а возле неё – массажный салон совсем другого класса, без навесов и белых простыней. Неформальный такой.
Рядом находилась группа русскоговорящих граждан. Среди них оказались русские милиционеры, которые праздновали день милиции. Сердце наполнилось радостью. Когда я устроился на службу в милицию, зарплата у меня была 26 (двадцать шесть) долларов США. Когда увольнялся из милиции, зарплата у меня была 180 (сто восемьдесят) долларов США. А потом пять лет не пускали за границу по причине секретности. А сегодня российский милиционер может отдыхать где угодно, дорогу в отпуск и обратно оплачивает МВД. Есть мнение, когда милицию переназовут в полицию, сотрудники смогут отдыхать даже во Флориде и на Гаваях.
За массаж с головы до пят в неформальном салоне просят всего 2 (два) доллара США. Такой массаж, как известно, весьма полезен и приятен. Не в силах справиться с нахлынувшими от озвучивания расценок чувствами я ничком упал на ближайший к помойке топчанчик, а в меня вцепилась худенькая вьетнамка в красной рубашке. Вьетнамка оказалась толковая, массировала старательно. Там, где не хватало сил пальцами – умело давила локтями. Медицинских познаний, понятно, никаких, но в опасных местах и не усердствовала.
Пока одна мяла спину, другая принялась хватать меня за пятки и предлагать подточить рашпилем мозоли от кирзачей – дескать, давай подпилю, недорого! Было очевидно, что меня мастерски разводят на деньги. Но я дал отмашку дополнительно работать над пятками и погрузился в нирвану – одна крутила уши и массировала плешь, другая бодро чесала пятки – красота! За всё с меня содрали 5 (пять) долларов США. Завтра, наверно, буду лежать там весь день – пусть впятером везде чешут и полируют пятки.
На обед пошёл в очередной местный общепит. В меню немедленно отыскал главный вьетнамский суп фо бо и тут же заказал. Кроме того, затребовал миску креветок в кляре и миску креветок в пиве, плюс миску жареного риса и стакан сока манго – праздник как никак.
Пока ждал еду, наблюдал за бегающими по столу вьетнамскими муравьями. Муравьи очень маленькие, как вьетнамцы. Но точно такие же бодрые – носятся взад-назад, деловые такие. А как столкнутся – трогают друг друга усами за морды. Наблюдение показало, что трогают только за морды – ни один не потрогал другого за задницу. Что с них возьмёшь – муравьи, всё не как у людей.
Суп – моё почтение, непередаваемой вкусности. Рисовая лапша, добротная говядина, соус должной остроты – одной миски даже показалось мало, но я решил себя сдерживать, всё таки оздоровительный отпуск. Креветки – тоже отличные. Сок манго – выше всяких похвал. И что главное в азиатской еде, хоть обожрись – в желудке всё равно легко и приятно, а через час будто и не ел ничего. Красота! Это не говоря о том, что больше чем на семь долларов нажрать опять не удалось.
Вечерком пошёл послушать местного русского гида относительно развлекательной программы. Выяснил, что можно скататься на местные небольшие острова – поплавать с маской/ластами над рифами, посетить ферму по выращиванию искусственных жемчугов и заведение по изготовлению известного вьетнамского соуса нгыок мам. Принял решение съездить посмотреть на всякое.
В целом пристроился вот так:
День милиции прошёл удачно.
Вьетнамская рыбалка
Мир тесен – и во Вьетнаме нашлись люди, читающие Tynu40k. Сегодня в отличной компании провели совместный выезд на рыбалку. По плану предполагалось сперва наловить рыбы, а потом – кальмаров. Выход в Сиамский залив осуществили на традиционном вьетнамском судне. Они тут все одинаковые, чисто воробьи. Видел одно – считай, видел все.
Живут вьетнамские рыбаки в каких-то адских трущобах. Увы, сфотографировать не получилось, надо заехать отдельно. Выглядит – полный пэ, настоящая вьетнамская Венеция. Проплыв мимо рыбацких поселений, вышли на морские просторы.
Отлов рыбы производится неподалёку от порта. Что говорит ровно об одном – рыбы во Вьетнаме навалом. Ловят рыбу не на удочки, а на катушки. Типа закинул леску с грузилом и наживкой, держи леску рукой, когда надо – подсекай. И, что характерно, подсекать только успевай. Рыба мелкая, но клюёт исправно и вкусная. В качестве наживки используются пойманные ранее рыбы, порезанные в лоскуты.
Немного погодя мощно клюнул тетрадон, он же четверозуб, он же рыба фугу. У меня такие в аквариуме жили – опаснейшие твари. Во-первых, у тетрадона четыре зуба (тетра – четыре, дент – зуб), которыми он грызёт всякое – например, сжирает всех аквариумных улиток. Это, конечно, после того, как сожрёт всех рыб. Во-вторых, если эту рыбу вытащить из воды, она от злобы надувается как шар. В-третьих данная рыба содержит смертоносный яд – тетродотоксин, по силе воздействия мало с чем сравнимый.
Ядовитую рыбу фугу очень любят есть японцы. Для употребления её слегка готовят, дабы понизить концентрацию яда. Потом рыбу фугу жрут и от поступления в организм оставшегося яда тащатся. Говорят, вставляет очень даже неплохо. Если приготовить неумело и не соблюсти дозировку, вставляет до смерти. В Японии невезучие любители фугу ежегодно мрут повзводно, но остальные жрать ядовитую рыбу не прекращают.
Говорят, с помощью рыбы фугу африканские колдуны (они же маги, они же жрецы, они же священники) изготавливали зомби. Зомби – это живой труп, человек, выполняющий волю колдуна. Накормил гражданина правильно приготовленной рыбой – гражданин тово, теряет сознание и даже перестаёт дышать. Трупа хоронят, а колдун его потом втихаря откапывает и секретными снадобьями оживляет. Оживший гражданин, понятно, немного не в себе – постоянно тупит и даже не разговаривает. Однако неплохо справляется с различными работами на огороде у колдуна. Или даже может прирезать кого по указке.
Конечно, с дозировкой рыбного блюда регулярно ошибались, и вместо полезного зомби получались обычные покойники. Ну что ж – таков мир научного эксперимента. Вот так непросто развивалась африканская наука. Которая, как известно, так и не развилась – всех африканских научных работников вывезли на плантации в США, где они занимались совсем другими делами.
Изловленную рыбу фугу мы немедленно выкинули за борт – готовить не умеем, тяги к отравленному мясу не ощущаем.
Пока то да сё, начало смеркаться. Остров Фукуок известен тем, что это редкое во Вьетнаме место, где можно наблюдать закат солнца в морские волны. Солнце, увы, закатывалось за тучами, но в лучах заката вьетнамский повар умело расчленил и приготовил пойманных рыб. После чего зажарил и метнул на стол.
Рыбы получились очень вкусные и были съедены без остатка. По ходу опробовал известный чудовищным запахом вьетнамский соус нгыок мам. Воняет зверски – без обмана, но на вкус действительно хорош.
За едой совсем стемнело, и экипаж для привлечения кальмаров запалил специальные лампы вдоль бортов. Однако кальмары клевать отказались – несмотря на то, что все лампы были энергосберегающими. Одного кальмара поднял вьетнамский матрос – кальмар зверски плевался водой, а будучи запущен в таз с водой напустил полтаза чернил. По ходу хватался щупальцами за края таза, пускал реактивную струю и выпрыгивал из таза. В общем, боролся за жизнь изо всех сил. Отважного кальмара было жалко.
Кальмарья рыбалка не заладилась, все кракены куда-то попрятались. Осознав бесцельность дальнейшей ловли, ретировались на берег.
Отлично провели вечер.
Вьетнамский музей и жемчужная фабрика
Через дорогу от отеля стоит чудесный указатель, наглядно поясняющий — куда можно податься на острове Фукуок:
Как нетрудно догадаться, все радости тропического острова сосредоточены где-то слева, что символично. С целью разобраться что к чему, нанёс телефонный звонок нашему другу по имени Tung, он же Том. Том прекрасен тем, что не успел морально разложиться от денег плюс говорит по-английски. Мгновенно сообразив что к чему, Том немедленно порекомендовал осуществить к достопримечательностям выезд – буквально с утра. Чем я, продрав глаза, активно и занялся.
Остров Фукуок не так давно был камбоджийским, а не вьетнамским. Но потом, как нетрудно догадаться, камбоджийским быть перестал, и стал вьетнамским. Вьетнамцы, понятно, довольны. Камбоджийцы, понятно, нет. Им, собственно говоря, вообще от таких соседей радости мало: не так давно и весь южный Вьетнам был камбоджийским, а потом стало наоборот. Правда, следует отметить, что вьетнамцы не со зла понабежали – просто их на севере начали щемить китайцы, и поэтому пришлось валить на юг. В ответ на недоумение камбоджийцев, в глазах которых светился немой вопрос «какого хера вам тут надо?!», вьетнамцы разводили руками и отвечали: не мы такие – жизнь такая! Ну а дальше как обычно: кого больше и кто сильнее – тот и прав. Так Фукуок стал вьетнамским.
Камбоджийцам, понятно, вьетнамские проблемы по барабану – они упорно хотят вернуть чудо-остров взад. И это не смотря на то, что вьетнамцы крепко помогли древнему государству кхмеров – напали на Камбоджу и свергли замечательного кхмерского руководителя Пол Пота. Благодарные кхмеры в ответ напали на Фукуок – аккурат в тот момент, когда северные вьетнамцы взяли Сайгон. Партия и правительство не одобрило дерзкие кхмерские выходки, на остров завезли 50 тысяч вьетнамских солдат и навели порядок. Но, говорят, злобные кхмеры никак не уймутся и по сей день пиратят вьетнамские суда.
Свидетельства непростой истории острова Фукуок собраны в местном музее, куда меня примчал автомобиль вьетнамского Тома. Немедленно выяснилось, что это первый на острове частный музей. У входа посетителей встречают какой-то китайский святой и вьетнамский дракон. Оба работы вьетнамских мастеров, по ремесленному уровню вполне пригодных для оформления дембельских альбомов.
Внутре – добротный сельский музей, всё как положено. Вот камни с левого берега острова. А вот камни с правого. Обратите внимание – широко представлен песок со всего острова, банок двести. Взгляд налево – тут скелет нашей островной свиньи. Скелет свиньи безупречен, обгрызен начисто. А вот скелет дюгоня, подводной свиньи. Тоже комар носа не подточит – будто в пустыне лежал лет двести. Покрытые лаком чучела крайне редких черепах, какая-то лодка, нагруженная разнообразными горшками – видимо, куда-то везли пиво. Масса битых ваз (очевидно, древних), каменные топоры (очень много), самодельные сабли, которыми вьетнамские патриоты отважно рубили французских оккупантов. Портретная галерея партийных руководителей острова – всё как положено.
Ознакомившись с историей, помчались на жемчужную фабрику. Жемчужная фабрика – совместное предприятие. Причём их тут несколько. Совместную австралийско-вьетнамскую мы проехали без остановки. Надо думать, толковый водитель Том не получает с австралийцев доли с продаж туристам, а потому делать там нечего. А вот на японско-вьетнамскую заехали – видимо, с японцами у Тома полный порядок.
По-английски жемчужина – это pearl. Она же перл. От неё же перламутр. От неё же, надо думать, и перловая каша. Или вот Pearl Harbor – Жемчужная бухта. Ещё жемчужины бывают в коллекциях и в навозных кучах. А на фабрике жемчужины в раковинах.
Собственно, в естественных условиях жемчужины получаются нечаянно – песчинку заносит в ракушку и моллюск покрывает её слоями продуктов своей жизнедеятельности, в результате чего из песчинки получается круглая жемчужина. Ну или квадратная, или ещё какая корявая – моллюски бывают очень разные. А на фермах в ракушки подсовывают шарики – ну, чтобы не так много жемчужной массы наращивать надо было. Плюс как уже моллюск ни кривляйся, а квадратную жемчужину не сделаешь.
Рабочие моллюски крайне неприглядны – ракушки мелкие, некрасивые. Добрая вьетнамская девушка умело вскрывает ракушки ножом, моллюска вырезает, после чего ножом же выковыривает из него жемчужину – ну, если она там есть.
Расчленение моллюсков не заинтересовало, пошёл внутрь. Внутри заведения организована продажа жемчугов. Ассортимент богатый, бусы разные от двухсот баксов до пятнадцати тысяч долларов. Серьги, браслеты, кулоны, жемчуг белый, розовый, чёрный – на все вкусы.
Если не устраивает длина бус, умелые вьетнамские девчонки тут же насаживают дополнительные жемчужины – за дополнительные деньги, понятно. Деньги тоже небольшие, всё весьма недорого. Место, надо понимать, серьёзное – большинство девчонок ходит в колготках.
Больше всего мне на жемчужной фабрике понравился нарост на дереве – добротный такой, вьетнамский.
Лично меня жемчуга не интересуют, ни за 200 баксов, ни за 15 тысяч долларов. Так, прикупил жемчужный ошейник для собаки-убийцы. Слегка расстроенный Том, которому не обломилась серьёзная доля с мега-покупки, повёз меня дальше.
Вьетнамский концлагерь
От жемчужной фабрики двинулись по следам преступлений французской и американской военщины. На острове Фукуок цивилизованные европейцы построили концентрационный лагерь, в котором содержали, пытали и ликвидировали недовольных оккупацией вьетнамцев.
Оно ведь как обычно у цивилизованных европейцев организовано: не нравится наша оккупация? Добро пожаловать в концлагерь. Это у тупых совков недовольных властью отправляли в лечебные учреждения для душевнобольных – в тепло, на больничную диету. А у французов и американцев всё проще – добро пожаловать в концлагерь.
Но, как мы знаем, про концлагеря для недочеловеков – вспоминать не надо. А вот про получивших бесплатное и вполне заслуженное лечение в дурке – надо орать десятилетиями.
Как положено западному учреждению, концлагерные ворота – это не врата Мордора, а скромный вход в государственное учреждение.
Внутри – ничуть не меньший порядок. Аккуратные столбики, аккуратно натянутая и закреплённая колючая проволока, аккуратные ряды бараков. Именно так строили лагеря представители цивилизованной немецкой нации для русских унтерменшей. Недочеловеки должны знать, что такое порядок – ведь именно для получения этого знания их посадили в концлагерь.
Все, кто служил в армии, знают, что есть две разновидности дисциплины. Первая – дисциплина по уставу. Это когда строго соблюдаются все законные требования – застёгнутые крючки, строевой шаг, одиночные передвижения бегом и пр. Вторая – это всем известная дедовщина. Это когда в коллективе рулит естественная иерархия и уставной дурью занят только самый молодой призыв. Практически любой из служивших разделяет известную точку зрения, что ничего хуже устава в армии быть не может.
Явление известное, и говорит ровно об одном: далеко не каждый любит жить в концлагере. А вот западные люди живут в нём добровольно и получают от этого удовольствие. Это нельзя, это нельзя, это нельзя и это нельзя. И как только западные люди прибывают в чужие земли, они тут же начинают учить жить местных – как им организовать свой концлагерь и как им правильно в нём жить. Например, в концентрационном лагере Фукуок содержалось 40000 (сорок тысяч) человек. Понятно, не просто так, а для их же пользы. Добрые люди с запада учили бескультурных аборигенов как надо жить правильно.
Кстати, за всё время известных сталинских репрессий на Колыме побывало всего 40000 (сорок тысяч) заключённых. Носители цивилизации и тут нас обскакали – у них в одном лагере единовременно сидело столько.
Они, как нетрудно догадаться, были такие западные прогрессоры. Не вымышленные клоуны, как в детских книжках братьев Стругацких, а настоящие. Они несли свет знаний и процветание. Тех, кто не хотел получать знания и процветать – жестоко наказывали. В лагере Фукуок, например, раздетых догола заключённых сажали в установленные на солнечных местах специальные «тигровые клетки» из колючей проволоки. В клетку с "трубой" — по одному, лёжа, в клетку без трубы – человек по пять сразу, сидя на корточках. Чтобы не скучно было, ведь коллективное перевоспитание в течение нескольких суток идёт быстрее.
Выглядит лагерь, повторюсь, прекрасно. Всю в лучших западных традициях – аккуратность, чистота, порядок. Не хватает только надписи на воротах Arbeit macht frei.
Как это зачастую бывает, западные порядки нравятся далеко не всем. Нет, конечно, всегда и в любом народе найдутся предатели, которые пойдут работать на оккупантов. Как, например, русские и украинские полицаи, казнившие своих же сограждан-партизан тысячами. Но в целом народу почему-то не нравится оккупация. Вот и вьетнамцам не нравились французы, не нравились и американцы. Конечно, цивилизованные европейцы применяли к ним самые разнообразные методы перевоспитания, о чём рассказывает экспозиция внутри лагерного музея.
Если ты собрался оккупировать страну, что перво-наперво с ней надо сделать? Правильно, организовать гражданскую войну, натравив население друг на друга. Если не получается гражданская война – ну, всякое бывает – надо натравить их друг на друга относительно мирным путём. Например, объяснить унтерменшам, что Украина и Россия – это абсолютно разные страны, у которых нет ничего общего. Или что северный и южный Вьетнам – тоже совершенно разные страны, и ничего общего у них нет. Если есть силы и средства, можно даже жителям Москвы и Питера объяснить, что это два совершенно разных города, и через некоторое время питерские начнут убивать москвичей, и наоборот. Главное – подходить с умом, с выдумкой, и многократно показывать по телевизору москвичам одно, а питерским – другое. Успех не заставит себя долго ждать.
Французы умело поделили Вьетнам напополам, а потом руками южных вьетнамцев начали убивать северных. Ибо зачем жечь белорусские хутора самому, когда это отлично могут делать украинцы и латыши? Композиция номер один наглядно показывает, как лагерных охранник порет заключённого плёткой из хвоста ската – воздействие данной плётки наиболее эффективно.
Вместо плётки применялся лист рифлёного железа (это кусок аэродромного покрытия). На нём раздетых заключённых заставляли кувыркаться. Кожа с голой спины слезала на раз.
Другой способ воспитания недовольных – сдавливание грудной клетки. Заключённого клали на одну доску, сверху – другую, а потом стягивали доски болтами. Люди со сломанными рёбрами без медицинской помощи долго не живут.
Следующая композиция – пытка утоплением. Это когда человека кладут на спину, на лицо ему кладут тряпку, а потом начинают лить из ведра воду, чтобы пытуемый захлёбывался. Не так давно данная пытка была одной из самых жестоких в арсенале изуверских диктатур Латинской Америки. А сегодня данная пытка узаконена в цитадели демократии – США. Есть надежда, что демократический опыт будут перенимать и в российской полиции, где пытка «слоник» (это когда на жертву надевают противогаз и закрывают клапан, через который поступает воздух) наконец-то станет законной.
Склонным к побегам с помощью стамески вырубали коленные чашечки. Сзади на стене висят фотографии людей, которых подобным образом пытали.
Тем, кто много говорит – выбивали долотом зубы.
Злостным нарушителям режима забивали в тело гвозди – в руки, в ноги, в туловище, в голову. Они так и лежали в могилах с гвоздями, пока недавно не выкопали и не похоронили как следует.
Ну и кроме этого жалующимся на отвратительное питание заключённым заливали в рот кипящий рыбный соус, а особо недовольным – обжигали факелом рот изнутри. После этого заключённый не мог ни пить, ни есть и умирал от голода.
Недовольных режимом содержания заставляли сесть на корточки, а сверху надевали пустую бочку. После чего изо всех сил лупили по бочке дубинами, в результате чего заключённый терял слух. Усиленный вариант – сажали в бочку с водой и били по ней, отбивая внутренние органы.
Имелась специальная скамейка с отверстием. На неё сажали связанного и раздетого догола заключённого, а через отверстие жгли паяльной лампой половые органы.
На дворе стояла середина двадцатого века. От лица французской нации выступали ветераны второй мировой, принимавшие активное участие в войне против Гитлера. От лица США, понятно, выступали главные носители демократии на планете Земля. И никаких тебе международных комиссий, никаких расследований, никаких компенсаций жертвам. Известное дело – цивилизованные люди. Собственно, и Гитлер для них – свой парень, только выступил неудачно.
Не прибежал в концлагерь на острове Фукуок предлагать свои услуги мега-скульптор Эрнст Неизвестный. Поэт Бродский не сочинил в Венеции обжигающие стихи. Творцам нет дела до такой ерунды, потому высоко художественных произведений в музее нет.
Концлагерь на острове Фукуок вьетнамцы зачем-то называют тюрьмой. И напрасно – ведь это самый что ни на есть концлагерь. Если действовать по-европейски, надо было немедленно создать комиссию и опросить всех заключённых – что и как было. Кто где сидел, кто и что видел, кого и как пытали, кого и как убили. Всё это следует фиксировать, делать копии, а потом засылать в горячо любимый трибунал в Гаагу – пусть ответят, как же такое получилось.
Вьетнамский гид Том сказал, что американцы сюда не приезжают никогда.
Вьетнамский пляж Sao Beach
После посещения концлагеря Том предложил метнуться на пляж и омыть утомлённые чресла в море на западной стороне острова. Дескать, пляж нечеловеческой красоты, а потому надо обязательно там искупаться.
Перед въездом на пляж стоит свежепостроенный кабак, а клумбу перед ним украшает бетонная башка Будды. В Советском Союзе везде были пионерки с веслом, а во Вьетнаме кругом будды, по бедности — бетонные. Будда даже будучи бетонным улыбается расслабленно, как бы говоря: пацаны, херня это всё… И вьетнамцы ему верят, живут расслабленно и весело.
Ну а если серьёзно, то прикрытые на две трети глаза Будды говорят буддистам ровно одно – не надейся на меня, надейся только на себя. И это правильно.
Пляж действительно оказался очень хорошим. Песок белый, по-богатому. Берег пологий, вода прогревается хорошо, заходить приятно. На берегу пальмы, что тоже добавляет. И, главное, народу – вообще никого. Только небо было облачное, что не очень хорошо для фотографий. Зато не обгораешь, что хорошо для собственной шкуры.
На берегу отдыхал коллектив сотрудников местного тоталитарного рыболовецкого колхоза, которые тут же заорали, что их надо немедленно сфотографировать. Все встреченные вьетнамцы люди крайне добродушные и приветливые, все очень любят фотографироваться – особенно дети. А если им показать на экранчике результат, восторгам нет предела.
За ближайшим кустом стояла ещё одна рыбацкая лодка, оборудованная, очевидно, по последнему слову вьетнамской рыболовецкой техники. Без лишних украшений, оборудована исключительно самым нужным и функциональным. Но зачем местные рационализаторы к ручкам вёсел прикручивают подмётки – понять не смог.
На берегах вьетнамских морей масса крабовых нор. Вьетнамский краб любит зарыться в песок и сидеть в норе. А вьетнамцы любят пройтись по пляжу с лопатой, вырыть тупых крабов и бросить их в ведро кипящей воды с укропом. А потом, понятно, с удовольствием сожрать. Всё как у людей: сидишь в норе, никого не трогаешь, вдруг раз – лопата, два – ведро с кипятком, три – только твой панцирь на помойке валяется.
Мысли о крабах разбудили зверский аппетит, и мы помчались в ближайшую рыбацкую деревню отобедать.
А пляж очень понравился.
Вьетнамская рыбацкая деревня
Живут вьетнамцы очень скромно. Если не сказать, бедно. Дело в том, что ведущая мировая держава – США, всех, кто ей не нравится, исключает из мирового товарооборота. То есть не даёт ничего продавать и не даёт ничего покупать. При этом с теми, кто США нравится, всё обстоит наоборот – деньги вливаются без ограничений. Наглядные примеры – Северная Корея, которую США душат десятилетиями, и Южная Корея, в которую США вливают деньги. Восточная Германия и Германия западная. Это как бы всему миру пример: делай, что тебе говорят, иначе задушим. И душат. В том числе душат и Вьетнам, граждане которого живут очень скромно.
Тому, кого США душат, приходится очень непросто. Если ты большой, как Советский Союз, ты можешь построить у себя практически «феодальное» хозяйство – когда все товары производятся и потребляются исключительно внутри страны. При этом снаружи у тебя никто ничего покупать не будет, ибо ты должен жить так, как диктуют объединённые силы запада, а не как хочется тебе. И тебе ничего полезного не продадут, потому что ты ведь начнёшь строить газопроводы, самолёты, подводные лодки. А поскольку успехи твои не будут поражать воображение, западные пропагандоны будут показывать пальцем и говорить: посмотрите, какая неэффективная у них система хозяйствования! Что, безусловно, является идеологической ложью и обманом.
Народ в деревушке занят ловлей морской живности. Живность эта крайне разнообразна. Например, на улице продают морских коньков и морских игл. Кстати, при ближайшем рассмотрении достаточно противные твари. Жареных и сушёных не видел, но живых продают на каждом шагу. Пойманных же рыб без затей сушат прямо на набережной, в корзиночках.
В заведении сельского общепита сразу повели к устроенным на полу корытам, где сидели разнообразнейшие морские твари. В одном корыте без остановки носилось три молодые акулы. В другом мрачно сидели крабы. В третьем ощетинились иголками морские ежи. А в четвёртом сидела орава какой-то насекомой дряни.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это некая разновидность креветок. Сева давно мне говорил, что креветки – троюродные братья тараканов. Но эти, судя по мразотно-насекомому внешнему виду, были родными братьями сколопендры. Вьетнамский юноша схватил одну особо отвратительную спецпинцетом и сунул извивающуюся тварь мне под нос.
Немедленно было принято решение сожрать именно их. Само собой, был заказан килограмм. После того, как жутких креветков погрузили в кипящее масло, внешний вид их стал несколько более аппетитным. А уж как пошли под добротный соус из лайма и чёрного перца – моё почтение. Килограмм ушёл незаметно.
Так называемый ресторан был без окон и даже без стен, что обеспечивало чудесный вид на море. В море уходил длиннющий мост, по которому мчались нагруженные питательными креветками мотоциклеты.
Задыхаясь и слабо воя от пережора, я выбежал на улицу. На улице Человек-без-лица хотел продать мне жареной свинины.
Но больше я уже сожрать не мог.
Вьетнамский водопад
Следующей целью был водопад, расположенный в недрах вьетнамского заповедника. Само собой, на горе. Заповедник оказался натуральными джунглями – тёмными, влажными и зловещими. Через джунгли к водопаду шла заботливо вымощенная камнями тропа.
В джунглях очень жарко и очень душно. После минут пятнадцати бодрого подъёма в гору внезапно осознаёшь, что лучшие годы уже позади и чем как дураку метаться по джунглям, лучше бы лежать на пляже под грибочком и пить манговый сок. Однако мозг даден человеку для того, чтобы заставлять делать туловище то, что надо, а не то, что туловищу хочется. Озирая речные просторы, для подъёма духа принялся размышлять о тропе Хо Ши Мина.
Вьетнам – страна очень бедная. Всегда такой была и такая же сейчас. Бедная не столько потому, что во Вьетнаме ничего нет. Как раз наоборот, во Вьетнаме всего навалом. Поэтому всякая сволочь постоянно норовит влезть и оккупировать. В двадцатом веке вьетнамцы успешно выперли две оккупационные армии, попутно накостыляв японским агрессорам. Первыми были французы.
Для снабжения партизан на юге страны, где уютно располагались оккупанты, в 1959 году Хо Ши Мином была организована тропа Хо Ши Мина – сеть дорог и троп на территории Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, по которым с севера на юг доставлялись военные грузы и люди. Где-то можно было проехать на грузовике, где-то на велосипеде, но по большей части всё несли пешком, на собственном горбу и по горам. Это тебе не на водопады смотреть.
Например, вьетнамские студенты на каникулах работали на тропе Хо Ши Мина, заносили в нужные места боеприпасы. Можно ли представить наших студентов, несущих боеприпасы на заставу в Чечне? Увольте.
В ходе доставки грузов на тропе были организованы госпитали, пункты питания и отдыха, склады ГСМ и даже двухсоткилометровый нефтепровод. К середине шестидесятых с севера на юг ежегодно проникало по сто тысяч партизан, что серьёзно беспокоило демократическую общественность в США.
В ходе мероприятий по укреплению демократии на древней Вьетнамской земле, американские войска постоянно бомбили тропу, поливали её напалмом и дефолиантами. Говорят, в общей сложности вывалили на тропу два миллиона тонн бомб. Как известно, не помогло: пришлось сдриснуть из Сайгона с крыши американского посольства, цепляясь за лыжи вертолётов.
От мыслей о славном боевом прошлом отвлекли цикады. Вьетнамские цикады орут с такой громкостью, доложу я вам, что нормальному человеку невозможно даже представить. Это нечто среднее между звонком на железнодорожном переезде и дрелью, на полных оборотах сверлящей фаянсовую тарелку. Повторюсь, невозможно представить, что какое-то насекомое типа кузнечик может издавать такие звуки – невозможно разговаривать, надо орать. Жесть.
В общем, тропы Хо Ши Мина давно уже нет, оккупантов всех повыперли, а жизнерадостные вьетнамцы проводят корпоративы прямо на реке. Сидят себе в воде, пьют пиво, отдыхают. Все довольны, все смеются, дети тоже плещутся в речке.
К выездам на природу вьетнамцы готовятся крайне основательно. Пиво, девчонки – всё как положено. К еде они относятся серьёзно, берут с собой два-три ведра (именно ведра) еды. Питаются вдумчиво и небыстро. Водку вроде не пьют, пьяные песни не орут, ведут себя прилично. Только очень сильно мусорят и за собой не убирают, что печально.
Ну и тут наконец-то открылся взорам водопад.
С правой стороны водопада три пожилых вьетнамца яростно фотографировали полуголую вьетнамскую девицу. Судя по всему, демократия во вьетнамском обществе уже дала глубокие корни. Девица была не очень, хотя сиськи неплохие. Увидев меня, дедушки хором нервно захихикали, а девица забилась за валун. Я мешать не стал – сосредоточился на водопаде.
В джунглях темно, поэтому фотографии получились не так чтобы очень. Но всё равно, смотреть можно. Тут же сделал вертикальный снимок, ибо всегда и везде надо делать снимки двух типов – горизонтальные и вертикальные. Мало ли что и где пригодится. На вертикальном сделал справа бамбуки, подбавил переднего плану. Правда, по причине темноты не удалось сделать нормальную глубину резкости, но это не смертельно.
Пока упражнялся с вертикальностью, к водопаду подтянулся вьетнамский молодой человек. Немедленно его зафиксировал, и получилась ещё одна добротная водопадная фотография.
Что характерно, завидев паренька, пенсионеры тут же оживились и бросились фотографировать его. Покинутая девица вылезла из-за валуна и прикрывая срам расположилась на берегу, а дедушки перекрикивая друг друга снимали паренька. Тот, правда, не заголялся, но дедушки были страшно довольны. Куда смотрит компартия – непонятно.
Насмотревшись на прелести джунглей, двинул назад, по той же тропе. Тропа в джунглях выглядит отлично.
Дорогу украшают роскошные, поросшие мхом валуны.
У подножия горы заснял отличные цветочки.
Перед отъездом зафиксировал заповедник издалека.
Было интересно.
Вьетнамское кладбище
Гоняя из угла в угол на острове Фукуок заметил, что вьетнамцы норовят хоронить своих мёртвых в самых неожиданных местах. Например, стоит на берегу моря рыбацкая времянка, а рядом – могила. Или здоровенное рисовое поле, а посередине поля – могила. С одной стороны – может, до кладбища далеко, не донесли, с другой – надгробья всегда основательные, видно, что именно здесь похоронили не только с умыслом, но и со всем уважением.
Позже выяснил, что духи мёртвых вьетнамцев решительно поддерживают вьетнамцев живых. Поэтому чем больше родственников в одном месте захоронено, тем лучше это место для живущих. Ну и для зелёных насаждений, понятно, хорошо – урожайность повышается. Образовался покойник – немедленно зарой на приусадебном участке, таков лозунг вьетнамского крестьянина.
Поинтересовался у Тома – есть ли у них на острове кладбища. Том сказал что есть, и как раз нам по дороге одно попалось. Осмотр кладбищ – непременный элемент посещения заморских стран и народов. Само собой, в принципе все кладбища – всё те же воробьи: видел одно – считай, видел все. Однако есть различные национальные атрибуты, разглядывать которые всегда интересно.
Вход на вьетнамское кладбище оборудован воротами и будкой. Не Пер-Лашез, конечно, всё значительно скромнее. В будке никого не оказалось, нищие при входе не побирались, так что я проник на кладбище незамеченным.
Как подобает всем нормальным людям, вьетнамцы норовят захорониться всей семьёй на одном участке. В результате получаются такие семейные делянки. По причине единообразности выглядит это так, будто по острову Фукуок пронеслась чума и все повымерли домами. Что, понятно, не совсем так – просто соблюдается единство оформления на захваченном под своих участке. Денег на это, очевидно, хватает далеко не у всех. Среди тех же, у кого хватает, попадаются как люди равнодушные к национальной культуре, так и свято блюдущие заветы предков.
Типичное вьетнамское надгробье (Фукуок-style) выглядит примерно вот так. Спереди – портик, в глубине которого расположен портрет погребённого, снабжённый соответствующими надписями. Тут же вазон с песком для втыкания зажжённых ароматических палочек, сами палочки, ещё один вазон под еду. Зачастую в наличии три и более рюмаша – очевидно, под алкоголь. Иногда рюмаши стоят вверх дном, зачем – неясно.
Над портиком – богатые перила из нержавейки. При коммунизме нержавейка – очень дорогой материал, потому перила из него – это элитно и престижно. В России, к примеру, из нержавейки было модно делать для могилы раковину. В нержавеющую раковину втыкается нержавеющий православный крест, а рядом устанавливаются нержавеющая скамейка и нержавеющий стол. Весь металл, понятно, ворованный с государственных заводов. Ходишь по кладбищу и не покидает чувство, что это кладбище жертв сталелитейных производств. За портиком – прямоугольная надстройка, зачем – непонятно. Влезть в неё нельзя, а покойник лежит под землёй. Но в целом выглядит вот так.
На вьетнамском кладбище – полный интернационализм. Посреди вьетнамцев совершенно спокойно хоронят китайцев. Хотя в целом вьетнамцы их не сильно любят, а местами так и вовсе люто ненавидят. Тысяча лет оккупации – дело нешуточное, и забывается не скоро. Тем не менее, на кладбище это как-то в глаза не бросается.
Упомянутая тысяча лет оккупации не прошла даром – навязанная насильно китайская культура победила всё, и многие могилы стерегут керамические китайские собаки. А некоторые – даже керамические китайские львы. Плюс, конечно, стеклопакеты.
Заботливые вьетнамцы постоянно несут своим мёртвым подарки – даже парня по имени Huinh родственники не забывают.
На крышах некоторых надгробий зачем-то уложены рядком камни. На некоторых надгробьях эти камни приклеены цементом. Что это и зачем нужны эти загадочные камни – никто из аборигенов пояснить не смог.
Каждый вьетнамец стремится к прекрасному. Но поскольку страна очень бедная, а народ на селе искусствами не владеет, всё прекрасное выглядит как дембельский альбом. Например, надгробия украшают картинками на кафеле. У нас выходцы из деревень подобными творениями сельских гениев украшают ванные комнаты, ну а тут делают весёленькие могилки.
Уровень жизни у всех разный, и особенно хорошо это заметно на кладбище – в том числе и на вьетнамском. Бросается в глаза мода последних лет на гранит. Ведь гранит — это по-богатому, и даже во Вьетнаме это всем ясно.
На вьетнамском кладбище – тишина и благодать. Никто не разговаривает, никто и никуда уже не спешит. Мечты, надежды, любовь – всё умерло и ушло под землю. Помни — отверзнутая пасть могилы молча ждёт и тебя.
А мы с Томом поехали смотреть плантацию чёрного перца.
Вьетнамская перечная плантация
Население острова Фукуок занято сельским хозяйством – не считая воинских частей на севере, которые готовятся отражать военную агрессию Камбоджи. Основных сельскохозяйственных продуктов ровно два. Номер один – это рыбный соус ныок мам, самая чудовищная приправа вьетнамской кулинарии, о ней чуть позже. Номер два – чёрный перец, на плантацию которого и зарулил Том.
Чёрноперечные деревья (или кусты, я не понял) посажены и растут аккуратными рядами. Собственно перец на самом деле зелёный, а не чёрный. А когда его сушат, становится почему-то белым. То есть бывает и чёрный, но все вьетнамцы хором говорят, что чёрный – отстой. Дескать, ни тебе вкусу, ни запаху – ничего. А самый цимес – это перец белый.
Вьетнамцы насыпают молотый перец в блюдечко, хватают лайм и выжимают в перец лаймовый сок. Получается крайне специфически, кислое и в то же время острое. На мой взгляд, перец характеризуется остротой, а острым бывает только красный перец. Чёрный – он просто специя, типа корица или мускат. Но макать в него креветок – хорошо!
Для осознания всей глубины своего падения прикупил у вьетнамских селянок банку белого перца – дома съем.
Вьетнамская фабрика рыбного соуса
С перечной плантации мы помчались на фабрику рыбного соуса ныок мам. Это, повторюсь, самое чудовищное изобретение вьетнамской кулинарии. Для изготовления мега-соуса вьетнамцы ловят специальную маленькую рыбку – этакого вьетнамского снетка.
Потом этого снетка складывают в разнообразные чаны и на полгодика (не шучу) ставят на солнце, где рыба стремительно протухает и начинает бродить. По науке это называется – ферментация. Получившийся в результате минимум годового (а лучше – трёхлетнего) протухания/брожения/ферментации сок сливают и употребляют в пищу. На фабрике гигантские чаны стоят в помещении, и сок вытекает из них по тоненьким трубочкам.
Говорят, соус очень вкусный. Но людей непривычных запах волшебного продукта натурально сшибает с ног. Запашина такой, будто кто-то рядом давно уже умер, а потом как следует протух. Поспорить с ныок мамом может только известный фрукт дуриан. Вот только дуриан продаётся не везде, а ныок мам на острове Фукуок едят повсеместно. Запах в народных учреждениях общепита такой, что не каждый белый рискнёт зайти.
На закате советской власти вьетнамцев массово завозили для работы на предприятиях советской лёгкой промышленности. Многие не в курсе, но дорогие россияне уже тогда не хотели размножаться и работать на заводах, на фабриках, служить в милиции и в армии. Уже тогда, в конце восьмидесятых, везли людей из-за кордона. Ясен пень, россиянам это не сильно нравилось. Вьетнамцы у нас, что характерно, не прижились, и теперь их место заняли таджики и узбеки. Надо думать, дорогие россияне наконец-то счастливы.
Ну а когда вьетнамцев у нас было много, жили они в общежитиях. Где, как нетрудно догадаться, готовили любимую национальную еду. Например, жарили селёдку. Считалось, что именно жареная селёдка издавала адскую вонь. Но на самом деле вонял соус ныок мам.
Про вкус оного могу сказать только то же, что и про дуриан: на вкус совсем не такой, как на запах. Но и то и другое, будучи мной употреблённым, становилось в желудке как камень, отвратительно воняло изо рта и никакой кулинарной радости в меня не вселяло. Потому после одного опробования более есть не стал. Хотя ребята очень даже хвалят.
Как положено, налитый в десяток гигантских бочек соус воняет вовсе не так мерзко, как в одной маленький мисочке на столе. И тем не менее, всю дорогу к дому Том настороженно обнюхивал свои шмотки – не слишком ли аппетитно он пахнет.
Ну а я прибыл домой, примерил приобретённую в пути вьетнамскую шапочку (отличная вещь, на очереди – закупка ч0рной пижамы) и начал отдыхать от заезда.
Экскурсия по южной оконечности острова Фукуок прошла успешно.
Вьетнамский морской круиз
Придя в себя после рейда по южной оконечности острова Фукуок, принял решение совершить морской круиз к южным островам. Задал вопрос таксисту Тому насчёт аренды парохода, и Том ответил: пароход будет.
До порта домчались быстро. У причала стояли кальмародобывающие суда, оборудованные специальными осветительными приборами. Выехал ночью в море, запалил лампы – кальмар тут как тут, только вычёрпывай. На причале вьетнамские рыбаки паковали рыбу со льдом в пенопластовые коробки. Надо понимать, для удобства доставки потребителям, пенопласт хорошо держит температуру.
Наш корабль оказался добротной двухпалубной посудиной. На палубе – скамейки и стол для приёма пищи, наверху – шезлонги для приятного времяпрепровождения. Обложившись фотоаппаратом и биноклем, начал путешествовать.
На выходе из порта наблюдал погрузку добытого вьетнамского снетка лопатами в мешки – фабрика по производству соуса ныок мам ждала сырья.
Погоды стояли облачные, а значит, заниматься сноркелингом можно было без опаски – не обгоришь. Сноркелинг – звучит круто. На самом деле это просто плавание с трубкой, ибо сноркель (он же шнорхель) – это трубка.
Пароход уверенно двигался к южным островам, проходя мимо вьетнамских посёлков на плотах, где местные жители разводят в садках разнообразную живность.
Отойдя от берега подальше, мы умело пришвартовались к одному такому плотику. Проживающий на плотике гражданин тут же схватил сачок и начерпал из одного садка неплохих крабов, а из другого – морских ежей.
Клешни у всех крабов предусмотрительно перехвачены резинками для денег – щипаться крабы не могут. Морские ежи – звери смирные, сидят в кастрюле тихо.
Не успели мы отчалить от плота, как началась разделка морских ежей. Морской ёж проживает на дне морском, и ползает по нему шевеля иголками. Особо продвинутые породы грызут морское дно зубами, и передвигаются с помощью зубов. Знатоки утверждают, что толковый ёж может крутиться на одном месте и пробуривать себе нору в любой скале, даже в гранитной и базальтовой. Есть мнение, обычный ёж с трудом забуривается даже в песок.
Ползая по дну, ёж жрёт всё подряд: водоросли, губки, разную падаль, морских звёзд, других морских ежей. Самих ежей с удовольствием жрут омары, рыбы, птицы и крупные морские звёзды. Большой любитель ежей – морской зверь калан. Калан жрёт ежей в таких количествах, что каланьи кишки становятся фиолетового цвета из-за ежиных пигментов. Возьми ежа за иголки – и пальцы тут же станут фиолетовыми.
Иголки у некоторых видов ежа ядовитые – к ним подведены специальные ядовитые железы. Если на ежа нечаянно наступить – иголки впиваются в ногу, после чего наступившему гражданину становится очень нехорошо.
Невзирая на все эти ужасы, вьетнамский мореход умело хватал морских тварей и стремительно отстригал зловредные иголки.
Когда отстрижены иголки, у морского ежа отрезают не то верхнюю, не то нижнюю часть. Какую именно – понять невозможно, расправа стремительна. Но вообще ёж состоит из двух половин – как нетрудно догадаться, из верхней и нижней. Нижняя часть называется оральной, там у ежа расположен рот. Верхняя часть называется аборальной, там у ежа расположена задница. Вокруг задницы – глаза. Морской ёж ползает по дну кверху задом и постоянно озирается. Внутри ёж практически пустой, и что именно в нём надо есть – было не совсем понятно.
В течение десяти минут были острижены и приготовлены к варке все ежи без исключения.
Том сообщил, что крабов берут на вес, а ежей – штучно. И что каждый ёж стоит 15 тысяч донгов, то есть 75 центов. На всякий случай взял десяток – непонятно, сколько их сожрать можно. Крабов к варке никак не готовили – побросали в кастрюлю вместе с резинками.
Пока стригли ежей и разглядывали крабов, пароход подошёл к рифам. Стремительно нацепив маску, трубку и ласты, выпрыгнул за борт. Вода – чудесная, прозрачность – не очень. Когда по ночам идут дожди, прозрачность всегда не очень. Правда, и смотреть оказалось особо нечего – все кораллы мёртвые и через это похожи на раковые опухоли. Рыбок очень мало, смотреть особо не на что. В общем, не Красное море и не Мальдивы.
Нанырявшись у одного острова, перешли к другому. Другой остров выглядел поимпозантнее – обветренные скалы, весь берег в пальмах. Правда, тут же понаехало ещё несколько кораблей с туристами, но места там много, хватает на всех.
На одном из соседних кораблей оттягивалась группа вьетнамцев. Вьетнамцы, повторюсь, люди крайне дружелюбные. Наиболее активная дама тут же поинтересовалась, откуда я. И в ответ пояснила, что сама она из Калифорнии. Надо понимать, приезжают навестить родственников – на других посмотреть, себя показать. Пока беседовали, умело сфотографировал бегавшую по соседнему кораблю девочку.
Вокруг шла обычная вьетнамская жизнь: тётеньки ехали куда-то на лодке, неподалёку трудилась мощная рыболовецкая флотилия.
Пока таращился по сторонам, созрел обед. В ежах съедобными оказались тонкие ленточки по стенкам. Что это такое – понять не смог. Наверно, икра, ибо мышцы, шевелящие иголками, у ежа расположены снаружи панцыря. Хорошо хоть внутрь насыпали питательного соуса с орехами – сожрал с удовольствием. Вкус очень нежный. Сложилось впечатление, что ежей можно сожрать не десять, а сто десять – так мало в них мяса. Говорят, в них бывает ежиная икра, но в этих ежах ничего не было. Задал вопрос Тому, входит ли морской ёж в рацион среднего вьетнамца. Том засмеялся и сказал, что ежи очень дорогие и едят их только по большим праздникам.
Крабы пошли значительно лучше, ибо мяса в них много и оно очень вкусное. Панцыри у вьетнамских крабов прекрасно ломаются, лапы и клешни – тоже. Остатки крабов экипаж метнул за борт, где их стремительно сожрали коралловые рыбы.
Накупавшись всласть и наевшись от пуза, двинулись в обратный путь. По прибытии в порт провёл съёмки кораблей и личного состава.
Заездом к южным островам остался крайне доволен. Вечером с удовольствием наблюдал закат.
Вьетнамский пляж на севере острова Фукуок
Полежав пару дней на берегу, принял решение посетить северную оконечность острова Фукуок, ибо я там не был. Северная часть обращена к берегу Камбоджи, и потому там несёт службу вьетнамский гарнизон. Говорят, совсем недавно туда никого не пускали, но сейчас камбоджийская угроза ослабла и на север можно заезжать.
Путь на север неблизкий, нормальных дорог там нет. В принципе, туда надо ехать на джипе. Но таксист Том без раздумий едет куда попало на такси, и всё за 35 долларов США в день. Том немного говорит по-английски, на фотке указан телефон. Будете на острове Фукуок – смело обращайтесь, качественный сервис и крайне низкие расценки.
Первая часть пути – сплошное дорожное строительство. На острове организуют курортную зону, будут возводить множество отелей и центров развлечений. Показывая пальцем на местную горушку, Том радостно сообщил, что здесь будет построено казино. Я поинтересовался, есть ли у них на острове бандиты и часто ли здесь убивают людей? Том ответил, что никаких бандитов у них нет и людей никто не убивает. Я сообщил, что как только появится казино – сразу появятся бандиты, после чего начнут регулярно убивать людей. По глазам Тома было видно, что он не считает подобное возможным. Когда-то и у нас думали так же.
Строительство дороги велось в полную мощь. Огромные бульдозеры подчистую сносили джунгли, наводились бетонные мосты через реки, сваебойные машины укрепляли берега сваями. Дым, чад, грохот – индустриализация идёт полным ходом.
Машина жуткая, разрушения так называемой природы – ужасающие. Однако никаких демонстраций с плакатами «Спасём фукуокский лес!» почему-то не было видно. Видимо, не воспрял ещё Вьетнам.
Далее пошла грунтовочка и мы заехали в джунгли. В джунглях уже вовсю орудовали вьетнамские цикады. На ходу кажется, что ты проезжаешь мимо железнодорожного переезда. Через лесную дорогу перебежали мрачная семья вьетнамских обезьян. Я погнался за ними с фотоаппаратом, но никого не догнал. В месте ухода обезьян по деревьям кто-то прыгал, но это оказались белки. Никогда не думал, что в джунглях живут белки. Да и вообще меховые звери в джунглях выглядят подозрительно. А вот разгуливающие по джунглям вьетнамские коровы удивления не вызывают.
В одном месте Том тормознул и предложил углубиться в джунгли. Мало что я люблю так сильно, как походы по джунглям – я там был два раза и потому интереса ещё не утратил. В джунглях жарко, влажно, темно и никого нет. Ну, как в любом лесу – зверя можно увидеть либо случайно, либо надо понимать куда идти и где смотреть. Людей звери не любят и на подходе сразу тихарятся.
Собственно, делать в джунглях нечего. Ну, если только ходить и ждать, когда тебя кто-нибудь зловредный укусит – адская змея или малярийный комар. Зачем мы туда полезли – я понять не смог. Решил, что впереди какая-то джунглевая достопримечательность, которую непременно надо посмотреть.
Минут через десять ходьбы по джунглям Том попросил сообщить когда мне надоест – и мы пойдём обратно. Я слегка оторопел, но тут же сказал, что пора обратно. Через несколько минут наш автомобиль подкатил к очередной рыбацкой деревушке.
У берега стояли рыболовецкие суда, на горизонте виднелась Камбоджа.
Многие вьетнамские рыбаки плавают на местных круглых лодках. Глядя на лодку понять, как можно в таком тазу плавать, непросто. Вроде как ни греби, круглая лодка будет крутиться на месте. Визуальные наблюдения показали, что рыбак гребёт «спереди», то есть загребает под лодку. Таким образом получается, что он гребёт «вперёд» и плывёт вперёд.
Но как только я решил заснять национальный дивайс, в круглую лодку запрыгнул весёлый морячок и принялся демонстрировать навыки гребли. Товарищи морячка громко ржали, всем было весело.
Смотреть в деревне нечего, и мы поехали на пляж – каковой, собственно, и являлся конечной целью путешествия на север. Дорога шла вдоль моря, а вдоль дороги рыбаки сушили наловленную рыбу. Рыба сушилась на здоровенных полотнищах, по которым бегали жизнерадостные вьетнамские собаки и эту самую рыбу с удовольствием ели. Спросил у Тома – куда идёт эта рыба? Том ответил гордо: это очень хорошая рыба, идёт строго на экспорт.
Потом рыба закончилась и начался пляж. Погоды стояли солнечные, небо было синее, облака – ослепительно белые. Не буду кривляться: такую красоту доводилось видеть не часто.
Глядя на такое непросто отогнать мысль: бросить бы всё на хер да поселиться тут на бережку. Лежать в море, смотреть на облака и думать про всякое. Бросить всё и переехать не получается, но в воду я прилёг, открыл рот пошире и начал смотреть на облака. Красота.
Для наблюдений за камбоджийскими агрессорами у меня при себе был знатный
бинокль фирмы Canon с резиновым покрытием. Прибор можно смело назвать биноклем мечты – настолько чистое, яркое и сочное изображение. А нажмёшь на кнопочку – ещё и стабилизированное. Но даже через него разглядеть передвижения кхмерских агрессоров на берегу Камбоджи так и не смог.
На пляже не было вообще никого. Усталый Том сразу отбился, а я валялся в море и думал про всякое. По берегу шли стада коров. Возможно, они гнались за мной от самых джунглей. Свежий навозный духан перешибал запах моря. Отдых на природе прекрасен.
Ближе к вечеру двинули обратно, по дороге заскочив перекусить в местный общепит. Осмелюсь заметить, вьетнамская еда прекрасна на всей территории острова. Рядом со столом стоял мотобайк с интересным шлемом, я его заснял.
Вернувшись обратно наблюдал очередной морской закат.
Вьетнамский водный мир
Перед отъездом с острова Фукуок совершел дерзкий набег на местный райцентр. В англоязычных путеводителях он называется Duong Dong, в русскоязычных – Зыонг Донг. Таксист Том авторитетно сообщил, что город называется Юонг Донг. Вот в него я и набежал.
Вьетнам, повторюсь, страна небогатая. Тысячелетняя оккупация Китаем, колонизация Францией, война с США никакой стране благополучия не добавит. Когда каждая сволочь расценивает тебя как источник дешёвой рабочей силы и веками беззастенчиво пьёт из тебя соки – разбогатеть не получается.
Поскольку сам я достаточно большую часть жизни работал пролетарием, мне интересны в первую очередь пролетарии, колхозники и так называемые простые люди в целом. Народ живёт небогато и на фотографиях народный быт не поражает изысканностью и красотой дизайна. И тем не менее народ Вьетнама бодр, весел и всегда доброжелателен.
Через город Зыонг Донг протекает река, берега которой застроены домиками на сваях, в которых проживают семьи рыбаков. Удобно – прямо из дома выбежал на пароход, и ты уже на работе. Домики самодельные, построены из чего попало – рифлёное железо да занавесочки.
Глядя на скромные жилища вьетнамских рыбаков, прогрессивный и демократично мыслящий человек немедленно задастся вопросом: а почему они не живут как в Венеции? Почему вместо деревянных хижин не построены мраморные дворцы, почему мостовые не вымощены тёсаным камнем? В чём дело? Почему они бедные? Ведь очевидно, что лучше быть богатыми?
Объяснять дураку особенности исторического развития и вытекающего из него жизнеустройства – бесполезно. Как-то так вышло, что Венеция в городе Зыонг Донг не получилась. И, судя по всему, не получится.
Кстати, когда сильно кажется, что люди живут бедно, внезапно появляются местные бомжи. С одного взгляда узнал коллег – люди собирают и сдают бутылки. Не воруют, не попрошайничают – работают. Жизнь бывает жестокой и зачастую складывается так, что лишаешься всего и сразу. Люди, которые при этом не спиваются и пытаются заработать, вызывают уважение. В целом же – натуральный «Водный мир», только без Кевина Костнера.
Дома выходящие на улицы тоже не блещут богатством. Побогаче, конечно, чем в некогда нашей Средней Азии, но всё равно скромно. И тем не менее, бодрые парни, к примеру, стремятся заниматься спортом – и отливают штанги из бетона. Помню, в своё время мы тренировались с кирпичами – результат был отличный.
Выловленную рыбу зыонгдонгчане сушат где попало, даже на тротуарах. Высушенную рыбу тут же и продают, можно затариться на каждом углу. Рыба вкусная, проверял.
Не нравится сушёная рыба – можешь перекусить как следует, все улицы оборудованы неограниченным числом закусочных.
Через реку наведён понтонный мост. Через мост толпами мчатся мотобайки. Увы, съёмки проводил не в час пик, поэтому адское столпотворение заснять не смог. Но, тем не менее, народ едет плотно. Транспорт этот, повторюсь, называется мотобайками. Не мопед, не скутер – мотобайк. Используется как для транспортировки индивидов, так и для перевозки грузов.
Заботливые отцы перевозят сразу всё своё семейство, мчатся куда-то по делам бизнесмены.
Бегают по улицам и валяются на лавочках вьетнамские мальчонки и девчонки.
В наличии культовые сооружения. Поскольку буддисты всегда были на стороне коммунистической партии и дружно бились за освобождение Вьетнама от иностранных агрессоров, коммунистическая партия культовые сооружения не взрывала. Стоят новенькие, ухоженные.
Внутренние сооружения непременно оборудованы драконами. Вьетнамский дракон летает без крыльев, силой воли, и всегда волнист. Культовое сооружение зачем-то украшено свастикой.
Над одним из кораблей развевался вьетнамский флаг. Есть мнение, данный флаг наглядно иллюстрирует сущность Вьетнама – небогатый, изрядно потрёпанный, но крайне бодрый, жизнерадостный и непобеждённый.
Хороший флаг, хорошая страна.
Остров Фукуок – единственное место во Вьетнаме, где можно увидеть как солнце садится в море. Пытался заснять данное событие восемь дней подряд, но так и не смог – солнце всё время садилось за тучами. Наступил последний день, и снова солнце ушло за тучи.
И тем не менее, прощальный закат был прекрасен.
Выдвижение в Хо Ши Мин
Всему хорошему приходит конец. В связи с окончанием отпуска с острова Фукуок пришлось депортироваться. Летели поперёк острова, так что удалось увидеть и западный берег, и побережье Камбоджи. Остров Фукуок и сверху тоже хороший.
Подводя итог пребыванию на Фукуоке, могу сказать следующее: отличный остров, отличные люди, отличный отдых, отличная еда. Мне очень понравилось.
Город Хо Ши Мин
По прибытии в Сайгон (он же Хо Ши Мин) встретились с гидом, точнее – с гидессой. Хорошо говорящая по-русски и отменно воспитанная дама, ранее обучавшаяся в СССР. Хороший гид из местных жителей – это, доложу я вам, крайне важно. Совершенно другой взгляд на жизнь страны, совершенно другие сведения.
Под чутким руководством тут же отправились на местный рынок Бинь Тай, в том числе торгующий специями.
Рынок с разрешения французских оккупационных властей основал толковый китаец Го Дун. Основал, понятно, на болоте, потому что других земель для этого у оккупантов не было. Го Дун сперва торговал старым тряпьём, но потом мощно раскрутился и поднялся. Естественно, под руководством толкового китайского барыги рынок мощно расцвёл, и теперь посреди учреждения стоит посвящённый китайцу алтарь, отстроенный на деньги других китайских барыг. Теперь их во Вьетнаме не сильно много, ибо несмотря на общую коммунистическую сущность дружить с Китаем крайне непросто. И тем не менее вьетнамские барыги ежедневно проставляются – несут мёртвому китайцу фрукты, овощи, деньги, втыкают ароматные свечи. Китайский алтарь сторожат вьетнамские драконы. Есть мнение – это серьёзное уважение.
Внутре рынка идёт бойкая торговля малопонятными вещами. Например, корицей, которая в оригинале не прикольный и вкусный порошок, а содранная с деревьев кора. Ароматная, добротная. Прикупил мешок – дома измельчать в лагерную пыль и посыпать себе всякое.
Тут же рядом продаются непонятные блямбы из прессованных ромашек. На самом деле это хризантемы, но выглядят отлично. Вьетнамцы заваривают из них чай и употребляют под песню «Отцвели уж давно хризантемы в саду».
В изобилии представлены вьетнамские ласточкины гнёзда. Мне как родившемуся и отчасти выросшему на территории незалежной Украины всегда было неясно: как можно жрать ласточкины гнёзда? Украинские ласточки строят гнёзда из земли и сена, и как их можно есть – непонятно. Потом вызнал, что китайские ласточки строят гнёзда не из украинской земли, а из своих слюней.
Откуда в маленькой ласточке столько слюней – непонятно. Отчего ласточкины слюни такие липкие, что из них можно строить гнёзда – даже думать не хочется. Китайцы про это, очевидно, не думают, и жрут гнёзда с удовольствием. Вьетнамцы их в этом поддерживают.
Мало того, злые китайцы тырят у ласточек гнёзда многократно. Только ласточка нахаркала себе избушку – китаец тут как тут, срезал домик и поволок себе на фанзу, жрать скорее. Озадаченная ласточка набирает полный клюв соплей, строит второй домик, а наглый китаец уже внизу ходит, облизывается. Только ласточка за угол отлетит, соплей подкопить – китаец и второй домик уже доедает. Говорят, вкус у разных гнёзд – разный (кто бы сомневался). Последнее гнездо ласточка строит с примесью крови – видать, уже кровью харкать начинает. Кровавые гнёзда – это которые красные в баночках.
Гнёзда, кстати, очень дорогие, и позволить себе подобную еду может очень далеко не каждый китаец (не говоря уже про вьетнамца). Варят из гнёзд специальный суп, по консистенции неотличимый от миски добротных соплей. Само собой, он невероятно повышает мужскую потенцию. Но я эти чудеса кулинарии есть не стал.
Неподалёку мешками продавали гадостных морских коньков. Понятно, мёртвых и засушенных. И тоже, кстати, достаточно дорогих. Выяснил, что вьетнамский морской конёк – ценное лекарственное снадобье, резко повышающее мужскую потенцию.
У азиатов вообще вся еда – сплошные лекарства, всё от чего-то помогает. Это только у русских еда – просто еда, которую надо просто жрать и не думать. Максимум – закуска. А в Азии всё сложно – постоянно думать надо о том, что жрёшь, шанс прикидывать. Например, захотел слупить ананас – задумайся: он ведь сладкий, а это инь. Для равновесия макни ананас в соль – это ведь ян. И всё уравновесится. Ну, чисто выпил нечаянно в темноте проявитель – доведи дело до конца, выпей закрепитель.
Кстати, посетивший Вьетнам ранее Олег Зотов подарил мне надёжное вьетнамское средство для увеличения потенции – водочную настойку на половом органе вьетнамского коня. Теперь вот жду, когда ослабну – чтобы пить начать. А морского конька, судя по внешнему виду, надо привязывать к половому органу покрепче.
Очень богато представлены отвратительные морские черви. Неоднократно таких видел – лежит на белом коралловом песке отвратительная чёрная колбасина, и медленно-медленно шевелится. Ни головы, ни задницы – сплошной чёрный ужас. Но в Азии даже жуткому червяку ничего не светит – поймают, высушат и сожрут.
В обчем, затарился на рынке кокосовыми конфектами, конфектами из цветов лотоса, корой коричного дерева, сушёных мандариновых корок и поехал увеличивать духовность в национальный музей.
Вьетнамский национальный музей
Во всех местах пребывания в обязательном порядке посещаю музеи. Именно в музеях видно всякое про страну и про народ – не только про историю, но и про общее развитие, про дизайн, про понимание всякого хотя бы так называемой интеллигенцией. Как правило, впечатления настолько ураганные, что даже писать про это неловко.
На входе в музей установлено здоровенное панно, на котором кого-то безжалостно режут древние вьетнамцы. Это правильное искусство, отражающее историческое положение дел и поднимающее настроение гражданам. Как говорится, кто к нам с чем зачем, тот оттого и того.
Вход в музей, само собой, украшает бюст Хо Ши Мина – освободителя и объединителя Вьетнама от европейско-американской сволочи. Само собой, и в Америке, и в Европе дядюшку Хо ненавидят – как же, надавал пней под зад, отогнал от лакомого колониального куска. Но вьетнамцы к вождю относятся сугубо положительно. Что не удивляет – ведь им в головы не испражняются проплаченные джыдаями пропагандоны, поливающие дерьмом историю и героев Вьетнама.
Сочинять обзоры музеев неспособен, потому сразу к главному. Больше всего порадовали залы культуры Чампа. Название Чампа (оно же Тьямпа) носило очень древнее княжество на юге нынешнего Вьетнама. Оно было самостоятельно, и жили в нём древние чамы, они же тямы. А потом на территории Чампы справедливо вторглись древние вьетнамцы, ибо жизненное пространство волнует всех и всегда, и цивилизация Чампа как-то незаметно исчезла. Но, понятно, оставила серьёзное культурное наследие.
Поскольку древние тямы поклонялись богу Шиве, главный предмет исторического наследия – половой орган Шивы, он же лингам. Органов этих много и вытесаны они на совесть, со всем уважением к Шиве. Плюс каждая деревня, поди, норовила вытесать побольше да подлиннее – чтобы показать лингам соседней деревне.
Подобные творения есть в любой культуре, просто не все понимают и помнят. Например, египетский обелиск на площади Согласия в Париже – самый что ни на есть эрегированный половой орган. Ну и купола-луковицы – примерно оттуда же.
Некоторые лингамы вытесаны с уважением не только к Шиве (см. Размер, Диаметр), но ещё и с уважением к неким реальным персонажам, портреты которых украшают изделия. Надо думать, работа серьёзных профессионалов, рубивших на изготовлении лингамов хорошие деньги.
Вот, скажем, в СССР несчастным советским скульпторам ради денег приходилось клепать памятники Владимиру Ильичу Ленину. Голова, борода, шмотки, в руке зажата кепка – работа весьма непростая. А в древней Чампе вытёсывали лингамы с портретами уважаемых людей. Хотя, наверно, тямские диссиденты тоже жестоко страдали от творческого насилия. Усталые руки полировали головку лингама, а трясущиеся уста шептали «Хер вам, хер вам…»
В комплекте с лингамом обычно идёт йони, символизирующая половой орган богини Кали, сожительницы Шивы. Будучи исполнено в камне, йони больше всего напоминает очко в казарменном сортире. И портретами почему-то не украшено.
Цивилизацию Чампа, конечно, немного жаль. Но музей мне понравился.
Храм Нефритового императора
Из музея рванули в даосский храм Нефритового императора. Тысяча лет китайской оккупации не прошли для Вьетнама даром – всё кругом китайское, даже церкви. Построен храм, понятно, тоже китайцами. Не сильно давно, в начале двадцатого века. Но выглядит вполне себе аутентично, обшарпанный лет на триста минимум.
Нефритовый император, он же Юй-Хуанди – главное божество даосского пантеона. Именно Нефритовый император назначил двенадцать зверей в китайские гороскопы, все эти «год Крысы» и «год Коня» — его работа. Главнее его нет никого на китайском небе, очень авторитетный бог.
Почему нефритовый – неясно. Китайцы вообще очень любят нефрит, а через китайцев его любят все азиаты. Как это было у Сей Сёнагон в «Записках у изголовья»: уста говорят – нет, а руки ласкают нефритовый стебель. Затейники они там.
При входе на территорию храма вьетнамский дедушка продаёт рыбок. По традиции рыбку надо купить и выпустить на волю – получится, что ты сделал доброе, богоугодное дело. А значит – избавился от грехов. То есть для того, чтобы ты совершал добрые дела, кто-то другой совершает дела злые – ловит рыб и мучает их в полиэтиленовых мешках. И те кто ловит, и те кто выпускает, само собой, глубоко верующие люди. Особенно рыбаки, которые мало того что ловят, так ещё и продают на съедение.
Торгует дедушка, что характерно, за забором, а не на территории. К храму же от забора ведёт дорога, дорога к храму. В перестройку был такой либерально-дурацкий фильм «Покаяние», герой которого интересовался не ведёт ли эта улица к храму, а узнав, что не ведёт, вопрошал: к чему дорога, если она не приводит к храму??! Интеллектуалам-творцам не приходило в башку, что дорога может приводить к родительскому дому, к школе, к роддому, к заводу, к милой в конце концов. Ну да задача наших интеллектуалов – испражняться населению в мозг, благо схавают любое дерьмо.
По дороге, ведущей к храму, можно не только ходить пешком, но ещё и рассекать на мопедах. Возле мопедов хозяев поджидают вьетнамские собаки, отдыхающие на прохладной земле.
Рыбок из мешка рекомендуется выпускать в бассейн на территории храма, в котором плавают здоровенные караси. Сколько в этом бассейне протянет маленькая рыбка – сказать затрудняюсь. Но как бывалый аквариумист уверен, что не заживётся. Получается с одной стороны – на волю из мешка, с другой – на верную смерть. Богоугодное дело.
Храм, понятное дело, стерегут китайские львы. Вместе со львами стерегут и керамические собаки, но собаки вовсе не такие колоритные.
Справа от входа – пруд с черепахами. Черепаха во Вьетнаме – символ счастья и удачи. Черепах тоже покупают за деньги и выпускают в пруд для отпущения грехов. Особо озабоченные греховодники пишут на спинах черепах свои ФИО – очевидно, чтобы китайский бог не перепутал, кто выпустил черепаху. Такая забота о туповатом боге крайне трогательна. Плюс надпись можно стереть и продать черепаху ещё разок как новенькую.
Черепахи очень разные, от очень маленьких до здоровенных черепашьих авторитетов. Надо понимать, если грешил и пакостничал как следует, у тебя вырастет вот такенная черепашища. Ну а если жил тихо — что с тебя возьмёшь, даже черепаха у тебя будет микроскопическая. Считай, и не жил.
Напротив пруда у стеночки притулился даосский алтарик. Стенка потёртая, отличного охряного цвета. Красное на алтаре – не кровища от жертвоприношений, а парафин от свечек.
От алтарика двинул внутрь. Внутри храма всё по-азиатски просто – одни молятся, другие воскуряют благовония, третьи без затей раскуриваются от свечек на алтаре. Судя по реакции присутствующих, это не злостное хулиганство, совершённое с особым цинизмом, а просто закурил человек. Здоровенный сейф – для сбора пожертвований, такие стоят возле каждого алтаря.
Внутри храма – отличные закоулки. Пахнет тоже неплохо, но через фотки запах, увы, не передаётся.
Нефритовый император представлен в своём храме очень богато: то император с братвой, то братва с императором. Все адски усатые, в богатых халатах, в модных шапках, с колющим и режущим – серьёзные парни, не забалуешь.
Естественно, стенки храма богато украшены сценами адских мук. Адские муки умело вырезаны на деревянных досках: сверху чиновник из китайского рая отмеряет наказания, само собой тут же документируя оные (везде должен быть порядок). Ну а далее несчастных китайцев обрабатывают в строгом соответствии с небесным законодательством.
Однако людей отчаянных не пугает никакой уголовный кодекс, даже китайский. Это при том, что китайские наказания и пытки настолько свирепы и жестоки, что непривычные граждане отказываются верить, что такие зверства возможны в принципе. Понятно, не все люди – отчаянные, и потому для тупорылого большинства придуманы ад и адские муки в нём. Дескать, бойся! Тоже, конечно, не помогает, но картинки пыток во всех культурах проходят по категории Высокое Искусство.
В соседней от адских мук комнатёнке расположился взвод бабушек, оказывающих содействие в родовспоможении. Бабушкам молятся о нормальных родах, о здоровье детишек. Детишек, рождённых на адские муки и верную смерть, которые так наглядно изображены в соседнем помещении.
Как известно, детская смертность особенно высока в самых набожных регионах – например, в Тибете. Там, где под руководством мракобесов люди бьются башкой об пол, вместо того чтобы мыть руки и задницу, детская смертность необычайно высока. А вот там, где разогнав мракобесов соблюдают гигиену и строят больницы для всех – она значительно ниже.
Но, конечно, при построенной больнице непременно надо открыть уголок мракобеса с продажей картинок особо мощных «святых» и бумажек с разнообразными заклинаниями. Потому что не «химия» спасает детей, а горячая молитва. А кому суждено умереть, тот и так умрёт, и никакие таблетки не помогут.
Насмотревшись на прелести загробной китайской жизни, выбежал во двор. Во дворе заприметил симпатичную пагоду, построенную над жертвенником, где тлеют ароматические свечки.
Ну а за воротами храма проходит улица Дьенбьенфу – имени населённого пункта, где вьетнамцы от души ввалили французским оккупантам. Даже и не знаю, с какими чувствами смотрит на эту улицу Нефритовый император.
Пробежка по Сайгону
Пробегая по улицам Сайгона, смотрел на всякое. Порадовала лавка вьетнамского ключника – ключи рожковые, торцевые, газовые. И тут же мега-кусачки для перекусывания всего на свете. Интересно, откуда они в таком количестве и для чего применялись? Заградительные сети для подводных лодок перекусывать? Или дужки замков при покраже мопедов? Спрос на мега-кусачки, очевидно, высок.
Заскочили в лавку вьетнамских народных промыслов, где вьетнамские умельцы изготавливают вьетнамские лаковые коробочки и вазочки. Заезды в подобные заведения – непременный элемент программы любого гида, ибо с каждой покупки лавка засылает гиду долю.
Деревянное изделие вьетнамские мастера вымачивают в растворах, яростно полируют, снова вымачивают, снова полируют, лакируют, опять полируют и так до бесконечности. Получаются очень красивые коробочки – стильные, яркие.
Ассортимент богатый: вазочки, вазищи, коробочки, короба, тарелки, подносы, настенные панно и здоровенные шкафы в национальном стиле. На мой недоумённый вопрос как же такой шкаф допереть домой, последовал незамедлительный ответ: налажена доставка пароходами, ровно через 39 дней наш мега-шкаф будет стоять у вас дома. Ограничился парой коробочек.
От народных промыслов метнулись к собору Нотр-дам, построенному французами. Нотр-дам – это, если кто не знает, «наша дама». Нотр – это изуродовенное французами nostra, как в мафиозной cosa nostra, «наше дело». По-английски Нотр-дам – Our Lady. Правильнее по-русски переводится не как «наша дама», а как «наша госпожа». А совсем правильно – богоматерь. Notre-Dame de Paris – Парижская богоматерь, а эта на табличках называется собор Notre-Dame of Saigon. Видать, частота смены оккупантов повлияла на название.
Собор французы построили для себя, но при этом, естественно, принялись переманивать в свою веру буддистов-вьетнамцев. Нетрудно догадаться, что сменивший веру – предатель Родины и враг народа, но именно на это всегда и делают расчёт. Отказался от родного буддизма, принял католичество – тебе от оккупантов сразу море бонусов и режим наибольшего благоприятствования в бизнесе. Предать и перебежать к деньгам – так поступают все умные, эффективные люди. И только тупые дурачки придерживаются веры отцов.
Для многих, как обычно, открытие, но во время французской и американской оккупации вьетнамские буддисты дружно выступали на стороне вьетнамских коммунистов. Да и сейчас живут дружно. Во-первых, крайне схожая идеология – и те и другие хотят от жизни примерно одного. Во-вторых, коммунисты хотели объединить порванную европейцами страну, и все нормальные вьетнамцы хотели того же.
Ну а изменники Родины – католики строго выступали на стороне оккупантов. Да и сейчас выступают – прими католичество, и для тебя немедленно распахнут объятия США: можно эмигрировать из коммунистического ада, можно получать денежную помощь. Много чего можно, когда продаёшь Родину. Неудивительно, что католиков во Вьетнаме стойко ненавидят.
Возле собора стоит сайгонский главпочтамт, который задизайнил французский инженер Гюстав Эйфель, создатель известной Эйфелевой башни.
Почтамт красивый, получше собора. Да и полезнее.
Внутре прохлада, красота. По нынешним временам почтамт устроен, мягко говоря, необычно, и для массового обслуживания клиентов непригоден. Но выглядит оригинально и потому сохраняется таким, какой есть.
Больше за этот день ничего посмотреть не успел – стемнело, забрался в отель и лёг спать.
Вьетнамский змеятник
На следующее утро была намечена поездка на вьетнамскую военную базу. На базе расположен серпентарий, то есть змеятник. Я как старый змеелов и змеевод (дома постоянно проживали разнообразные гады) остро хотел лицезреть местных гадов, о которых так много читал в далёком детстве.
Гад – это, если кто не знает, змея. На уголовной фене гадом называют сотрудника милиции. Гад – это милиционер, гадиловка – милиция. Известная божба/клятва «гадом буду!» обозначает «если я не прав, считайте меня милиционером».
Кстати, в фольклоре змеи – создания исключительно умные и даже мудрые. Забавно, что профессиональные уголовники считают личный состав органов внутренних дел змеями, а рядовые граждане – идиотами. Как нетрудно догадаться, рядовые граждане со змеями просто плохо знакомы. Но в целом смешно смотреть, как наше демократическое общество даже в мелочах живёт по уголовным законам и понятиям, мысля строго одинаково с профессиональными преступниками.
На входе тут же показали вьетнамских кобр. Кобры здоровенные, метра по полтора минимум. Крайне злобные: будучи потревоженными тут же раздувают капюшон и свирепо смотрят вокруг.
Но вообще серпентарий оказался скорее зоопарком. Там были крокодилы, еноты, страусы, черепахи, вараны. И, конечно, змеи – кобры, питоны и ещё всякие разные, названия которых мне неведомы. Но сперва были обезьяны. Обезьяны сидели в изрядно загаженной клетке с бетонным полом. Невозможно отделаться от аллюзий на тюремную камеру. Обезьян было несколько, и опытный глаз мгновенно определил, кто в хате старший.
Естественно, старший – самый большой и самый сильный. Выражение морды, взгляд, походка, повадки – всё прямо таки светится авторитетностью, солидностью. Никакой суеты, никакого попрошайничества. Солидно подкатил к решётке, солидно протянул руку, аккуратно взял банан, спокойно сожрал. Особи рангом ниже нервно озираются на главного, истерично щебечут, банан из рук норовят вырвать, с бананом отбегают подальше от главного и тут же, давясь, стремительно сжирают.
В обезьяннике царят высокие нравы, подаренные зверям природой. Или богом, в зависимости от религиозных верований наблюдающего. Обезьяны очень похожи на бизнес-сообщество – никакой демократии, рулят только здоровые, злобные и сильные. Самые вкусные куски – самому сильному, все бабы – строго для сильного. У людей в это дело замешаны ещё и деньги, но в целом всё то же и всё те же.
Вместе со всеми к решётке прибежал маленький мартышонок. Вблизи обезьян вижу нечасто, смотреть интересно: мордочка вроде детская, но при этом как у маленького старичка. А глаза натурального зверя, абсолютно пустые. Даже у людей такие встречаются не часто, только у совсем конченых мразей. А тут – дитё малое. Но, тем не менее, решётка, протянутая лапка. Немедленно вспомнилась народная песня про малолеток:
Что творится по тюрьмам советским,
Трудно, граждане, вам рассказать...
Как приходится нам, малолеткам,
Со слезами свой срок отбывать...
Поскольку мартышонок маленький, старший разрешил ему схватить банан. Мелкий тут же убежал от решётки, сел на пол и начал есть. Старшие обезьяны на это не реагировали никак, а вот обезьяна-подросток тут же принялась нарезать круги, норовя отнять у малыша банан. Надо отдать должное, мартышонок оказался крайне дерзким и за свой банан готов был порвать – при малейшем намёке на агрессию с визгом бросался на негодяя и отгонял его прочь. Поскольку подросток был один, то отнять банан так и не смог. Взрослые смотрели молча, не вмешивались – справляется, молодец.
Всё как у людей: есть старшие, которые возможно позволят тебе что-нибудь съесть. Есть мрази, которые норовят лишить тебя еды. А всем остальным просто по барабану, что там с тобой происходит. И если нет своей стаи, которая за тебя заступится – горе тебе. Что во вьетнамском обезьяннике под Сайгоном, что в Москве на Манежной площади.
Далее был загон со страусами. Гидесса предложила страусам какой-то травы, и те принялись её ожесточённо жрать. Страусы, как положено птицам, крайне тупые. Но морды у них забавные.
Следом за страусами показался здоровенный аквариум с жуткого вида черепахой. Смотришь на такое – и диву даёшься, какой только мерзости природа не напроизводила. Черепаха кожистая, плюс альбинос, плюс рыло как у свиньи – натуральное исчадие ада.
Гидесса пояснила, что это какой-то крайне редкий вид черепахи, исчезающий. А исчезает он потому, что у китайцев данная черепаха в большом почёте – покруче, чем ласточкины гнёзда. За такую черепаху китайцы платят до 400 баксов, и толковые вьетнамцы ловят и продают их без раздумий. В Китае таких черепах давно сожрали, и теперь китайцы доедают вьетнамских.
И почему-то не видно лозунгов «Все на борьбу с китайской кухней!» Никто из пламенных борцов за сохранение окружающей среды не торопится накормить весь Китай, не говоря уже про Вьетнам. Ну, чтобы граждане не косились на редких черепах, а жрали бы, скажем, генно-модифицированную сою. А заодно с помощью телевизора промыли бы мозги, чтобы китайцы хотели жрать только гамбургеры да запивать их колой, даже не думая про черепах. Их ведь целый миллиард, китайцев, природоспасательной работы – невпроворот. Но вместо этого почему-то перевоспитывают русских, требуя покаяться за ужасы сталинизма.
Ну а уже за черепахой пошли змеи. Лучшие змеи вьетнамского змеятника сидели в двух прямоугольных бетонных ямах, ибо ядовитые и к людям приближаться не должны. Ямы метра по полтора глубиной, по периметру – канавка с водой, в середине – островок, на островке – куст. А уже на этом самом кусте – жуткое змеиное кубло. Таких страстей никогда видеть не доводилось.
Зачем они гурьбой лезут на куст – понять сложно. Может, погреться на солнце. Может, линяют и ползая по веткам обдирают с себя старую шкуру. Но все хором забираются на куст и сидя на нём настороженно озираются. А кто не влез на куст – плавают в канаве, напоминая клубок глистов.
В соседней яме, на соседнем кусте, сидят другие ядовитые змеи – зелёные. Сами зелёные, а глаза красные. Явно недовольны, что через канаву с водой перепрыгнуть не могут.
Каждое кубло выделяет смотрящего: зелёного и коричневого. Оба зорко смотрят на соседнее кубло: что эти твари там затевают?!
Тут я утратил контроль и поинтересовался: когда уже мы будем жрать змей? Последовало жестокое разочарование – мы приехали слишком рано, а кобр начинают резать и готовить значительно позже. Обидно, конечно – я был исполнен решимости выпить стакан кобриной крови и сожрать деликатесную кобру. Не вышло.
Вместо искусно приготовленной кобры предложили взять кобру заспиртованную. Ну или там скорпиона, с коброй. Плюс мазь для суставов из кобриного яда. И мазь от ожогов из жира питона. Всё это предлагал бодрый вьетнамский дяденька – по весьма умеренным ценам.
Ясный пень, все настойки на разных тварях – целебные. Я так понял, все без исключения страшно помогают при импотенции (судя по всему, остальные проблемы вьетнамцев волнуют мало). На прилавке богато представлены самые разнообразные снадобья. Замерли в банках здоровенные чёрные скорпионы, вытаращились заспиртованные кобры. Причём у каждой раздут капюшон (непонятно, как это делают – это ж всё равно что мумия с эрегированным членом) и во рту у каждой хвост какой-то мелкой змеи, которую злая кобра якобы пожирает. Высокий вкус.
Наиболее жуткие экземпляры представлены в больших банках: сверху, как положено, кобра с капюшоном, в зубах у неё – змеёныш, а под ней – разнообразные змеи рулонами, плюс дохлая ворона. Очень богатый комплект.
Но вместо него я взял заспиртованного геккона. Сказали, что он многоразовый: типа выдул настоянную на гекконе водку – можно сразу залить туда свежей, вторяки поднять. Водка три месяца настоялась на гекконе – и тоже стала целебная. И так до трёх раз. Геккон в пузыре жуткий, с дырками вместо глаз. Мне стопаря накатили – вроде неплохо.
Серпентарий, повторюсь, расположен на территории военной базы вьетнамского военного округа номер 9. Всё производимое на территории базы сертифицировано, о чём говорит проставленная на всех коробках девятка.
Со змеиной фермы двинули в дельту Меконга.
Заплыв в дельту Меконга
Все экскурсии оплатил заблаговременно в Питере. Умные люди советуют так не делать, и организовывать всё на местах, по приезду – дескать, так получается значительно дешевле. Каждому – своё, но лично я метаться в поисках не пойми чего не пойми где не очень люблю. Мне нравится чтобы всё было подготовлено заранее, и оно было подготовлено.
На экскурсию отправились на здоровенной прогулочной лодке, в которой не было никого кроме меня, гидессы да рулевого. В этом один из главных плюсов Вьетнама – за относительно небольшие деньги максимум удовольствия. Рулевой выдал мне кокосовый орех с заботливо прорубленной дыркой и соломинкой, после чего мы отвалили от берега и вырвались на водную гладь.
Кокосовый орех прикольный – в нём налита сладкая вода. Такая, типа берёзового сока – не очень сладкая и с привкусом дерева. Когда допиваешь, рулевой рубит орех напополам, даёт кусочек кожуры, и можно выскоблить изнутри тонкий слой мякоти. Тоже не сильно вкусная, но проплывая по Меконгу можно и сожрать.
Вдоль берегов легендарной реки густо стояли вьетнамские суда. Некоторые суда частные, большинство – колхозные. Частные суда можно опознать по нарисованным глазам на носу корабля – считается, что лодка с глазами видит опасности дальше и лучше, чем вьетнамец-судовод. А посколько коммунистическая власть во Вьетнаме безбожно-атеистическая, то все колхозные корабли без глаз. Отвлечь народ от суеверий и мракобесия невозможно, а смотреть на глазастые корабли – прикольно. В России глазастые — мерседесы, а во Вьетнаме — пароходы.
Посреди Меконга стоят заякоренные плоты. На них живут люди – семьями, с детьми. Ловят рыбу, выращивают рыбу, перекупают рыбу, продают рыбу. Живут многими поколениями, и с плотов уходить не хотят. Понятно, у власти с этими гражданами возникают серьёзные проблемы – например, люди с плотов дружно не хотят отдавать детей в школы. Потому что чему их научат в школах? Как жить на плоту? Нет? А если там не учат как жить на плоту, на кой хрен ваши школы вообще нужны? И оказывают сопротивление образовательным программам. Поэтому детей с плотов в школы забирают насильно. Надеюсь, скоро появятся мемуары о том, как проклятые коммунисты разрушали семьи.
На каждом плоту обитает стая собак – на случай, если ночью пожалуют люди с соседнего плота. Или даже с берега. Собаки суровые, неодобрительно смотрят даже на проплывающие днём лодки.
Навстречу массово плыли глазастые лодки. На всех в обязательном порядке кто-нибудь предавался отдыху, зачастую – по трое в ряд. Дорога по воде небыстрая, можно и полежать.
Неспешно добрались до секретных мангровых закоулков. Вдоль проток растёт местная трава, из которой вьетнамцы делают заборы. Заборы у них, конечно, не такие как у нас – сквозь ветки, похожие на пальмовые, видно всё. И уж тем более не похоже на исламские дувалы, через которые не видно вообще ничего, только если подпрыгнуть на крыше КамАЗа. Но вьетнамский народ добродушен, прятать ему нечего, а потому и такие листья для заборов вполне годятся.
На островках вдоль проток живут люди. С берега не видно, но даже электричество в наличии. В одном месте над протокой висел электрический провод. Наш кормчий умело направил плавсредство прямо к нему, и мне не только хлестнуло проводом по роже, но ещё и стукнуло по башке током. Хорошо по фотоаппарату не попало, а не то плакали бы мои фотки.
Причалили к мостику, десантировался на берег. Жизнь на островах крайне непростая – приливы, отливы, наводнения, тропические ливни. Прежде чем обосноваться, надо вырыть здоровенные канавы, а из полученной земли построить вокруг жилья дамбы, чтобы тебя не заливало. Азиатское трудолюбие имеет суровые природные корни. Ну а когда нароешь окопов, навалишь огромные брустверы – можно заводить внутри периметра домашнее хозяйство. Например, пчёл.
Вьетнамские пчёлы, судя по всему, под стать самим вьетнамцам – добродушные и уживчивые. Ульи стоят прямо возле жилья, там же бродят туристы. Всё окружено здоровенными канавами, отрытыми вручную.
На данном острове народ плотно занят выращиванием кокосовых пальм и кокосов. Кокос — штука полезная, из него и шерсть получается, и миска для еды, и кружка для питья, и смешная мартышка. Дизайнерских находок не выявил, покупать ничего не стал.
К природе в некоторых аспектах относятся с уважением. Например, надо построить вьетнамскому крестьянину мостик. Ясен пень, дорогостоящего инструмента у него нет (был бы инструмент – не было бы никаких пальм вообще). Вьетнамец аккуратно нагибает пальму, растущую на берегу, до соседнего берега. Прижатая макушкой пальма пускает с другой стороны корни и свежие побеги, не забывая при этом расти на освоенном берегу. Ну а толковый вьетнамец и дерево не загубил, и мостик построил.
Закончив осмотр кокосового чуда, погрузился в бричку и помчался по острову во всю лошадиную мочь. Лошадь была молодая, всего боялась и постоянно норовила свернуть с дороги в кусты. Лошадисту пришлось всю дорогу бежать возле своего лошадя, не давая ему сбежать с полосы в кусты.
На острове всё точно так же, как и во всём мире. Одни живут богато – поднимаются на торговле, строят новые дома над рекой. Другие возле богатых домов живут в лодках на реке – ни способностей, ни денег нет. Только лодка, а на ней сам, жена и трое мелких детей.
Богатые люди, помирая, строят над своими могилами так называемые «тёплые места», куда можно зайти и посидеть. Зашёл в беседочку-склеп, посидел над покойником – глядишь, и на тебя чуток его удачи перепрыгнет. Особо богатые так захораниваются поколениями – дедушка, отец, сын, внук.
Как водится, могилы стерегут керамические собаки. Судя по всему, внутри собак время от времени сжигают благовония, дым от которых выходит через собачью пасть. На вкусный запах сбегаются термиты, грызут вкусные остатки благовоний, и добродушная собака превращается в жуткого монстра.
Попив в сельском кабачке вьетнамского чайку с местным мёдом (мёд очень вкусный, но очень жидкий), провёл фотосессию с домашним удавом. Змей люблю, у меня дома всякие жили. Удав на ощупь приятный. Я ему тоже понравился – удав тут же засунул мне под футболку хвост и щекотал меня за пузо. В домашнем хозяйстве удав нужен, судя по всему, только для того, чтобы туристы с ним за деньги фотографировались.
Удав спокойный, как удав – вёл себя прилично, удавить меня не пытался. Видимо, кормят не людьми.
Повсюду растут тропические фрукты. Наиболее солидный – джекфрукт, он же хлебное дерево. Вырастает до 25 кило весом. Хорошо растёт не очень высоко – если такой упадёт на башку, верная смерть. Наиболее экзотический – красный драконий плод. Где растёт – не видел. Он, кстати, не местный, а с какого-то завезённого из Латинской Америки кактуса. Внутре белый, с чёрными семечками. Хороший, но не очень – сахара мало. Ну и плоды какао неплохо смотрятся – ни в жисть не признаешь вкусный напиток.
Покидая вьетнамскую Венецию, снова двинулись по узкой протоке. Навстречу плыли местные гондолы с гондольерками. Было по-прежнему непонятно, отчего они не живут в мраморных дворцах, но расспросами доставать не стал. На обратном пути все провода объехали, я не пострадал.
Обойдя остров с другой стороны, причалили к фабрике кокосовых конфет. Производство кустарное – тут варят что-то кокосовое, здесь остывают здоровенные блямбы подогретой конфетной массы (я отожрал кусок горячего – очень вкусно). Посреди помещения сидят девчонки, заворачивают конфеты в бумажки. Вот он – звериный оскал коммунизма. Была бы у них нормальная, демократическая страна – фасовали бы опий, да жили припеваючи. А то – конфеты…
Кокосовые конфеты мне не очень – они как тянучки, а я тянучки не тово. Зато там продавали сушёный имбирь с красным перцем – вот это сила! Продавщица открыла мне банку, дала здоровенные ножницы – типа отстриги себе кусочек, попробуй. Я, понятно, сразу отстриг кусман побольше, уверенно зажевал – моё почтение! Пот прошиб мгновенно, сахар с красным перцем – страшной силы кулинарная находка.
Пока я жрал имбирь ножницами, ко мне подскочил бодрый вьетнамский старикан. Сразу стало ясно – сейчас спросит откуда я, а потом расскажет, что сам он из Калифорнии. Дедушка радостно спросил: извините, вы откуда? Я говорю: из России. Дедушка тут же расцвёл: а я из Калифорнии! И гордый пошёл прочь. Представляю, как задрал вьетнамскую родню и знакомых.
C конфетной фабрики отправились на другой берег принимать пищу. Кабак большой, для загонного туризма, посадочных мест очень много. На территории кабака стоит аутентичный вьетнамский домик, отреставрированный местным олигархом (ресторан тоже его). Прямо возле столов, где принимают пищу туристы, стоят ульи с пчёлами. Моё уважение к вьетнамским пчёлам поднялось до заоблачных высот. И к вьетнамским пчеловодам – тоже. Такого не видел никогда.
Работники вьетнамского общепита немедленно приготовили мне какого-то местного карася. Карася мастерски поджарили, засунули в какую-то стойку, чтобы он не валялся мёртвый в тарелке, а эстетично стоял на пузе, будто плывёт куда мимо меня. Потом подогнали специально обученную девицу, которая тут же раздраконила приплывшего карася и накрутила из него специальных роллов. Или рулонов, не знаю, как правильно. Получилось очень вкусно, но мало. Правда, потом натащила столько жратвы, что я всё сожрать не смог, и даже пиво не помогло. Было очень вкусно.
После чего меня обожравшегося увезли в гостиницу и дальше я спал до утра.
Новости
VIP
