Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Иван, добрый день.
Иван Диденко. Добрый день, Дмитрий Юрьевич.
Д.Ю. Что у нас сегодня?
Иван Диденко. А я вот хочу вас прямо с порога испугать. Последний раз когда мы с вами общались, вы не подумав сказали, что в следующий раз мы обсудим фильм “Притяжение”. И я все думал, как мне до вас все это донести и не расплескать. В силу того, что прошло много времени, оно так отстоялось у меня довольно качественно. Я сегодня специально пересмотрел и перечитал все свои записи. Поэтому я сегодня готов излить на вас всю силу искусства и на зрителя тоже. Но мене хотелось несколько более широко поставить вопрос. Не просто обсудить фильм “Притяжение”, который сам по себе привлекает внимание. Но рассмотреть вообще феномен такого успешного коммерческого проекта в силу такого слабого фильма. То есть, как совмещается совершенно несостоявшийся фильм с прекрасным коммерческим проектом, где все получили зарплату, спонсоры получили деньги. И в принципе все хорошо, за одним небольшим минусом. Вот это и есть тема, которую хочется, по крайней мере, обсудить. Как мы так живем, что у нас плохие фильмы получают много денег. Я не знаю, можно продолжать, что хорошие фильмы получают мало денег, я не знаю, не хочу этого утверждать. Но это парадокс, который меня терзает многократно. Я прежде всего хочу спросить ваше личное мнение по поводу фильма “Притяжение”. Как он повлиял на вас, какие оставил впечатления?
Д.Ю. Ну, во-первых, я уже достаточно давно его посмотрел. С моей точки зрения, это просто плохой фильм, плохой в массе отношений. За исключением визуальной части. Визуальная часть состоит из двух кусков. Номер один, это операторская работа, которой собственно весь фильм занят, смотреть приятно для глаза. Там хороший оператор, кадры правильно построены. Синее, туман. И вторая составляющая, то, что у нас называют “спецэффектами”, где космический корабль совершенно идиотского вида врезается в дома, падает. Это делает, вообще, люди, к фильму не имеющие отношения, они настоящие умельцы. Это сделано хорошо. Все остальное, на мой взгляд, сценарий, режиссура, актерская игра, все остальное плохо, а некоторое отвратительно.
Иван Диденко. Я не согласился бы по поводу операторской работы и спецэффектов. Потому, что так мы докатимся, что будем говорить: “Баланс белого у фильма настроен очень неплохо”.
Д.Ю. Это именно оно и есть, Иван.
Иван Диденко. Баланс белого был прекрасен. К нему нет претензий, цвета покрашены замечательно.
Д.Ю. Я могу вам рассказать одну историю. Как-то раз на меня напал некий программист, отечественный гений видеомонтажа, который мне сказал, что он работает с “точкой белого”. Я долго думал, пока он говорил. Ему деньги нужны были, чтобы я в его программистские работы вложил деньги. Потому, что он работает с “точкой белого”. Я долго понять не мог, говорю: “А что это вообще такое?” Он сказал: “Вот, есть фильмы, в которых точка белого сбита”. Я говорю: “Это какие?” – “Вот, например, “Большой куш” Гая Ричи. Вы его видели? Там все с синими рожами ходят”. – “А ты?” – “А я исправил, вот посмотрите”. Жмет на кнопку. Он же специально тонирован в эти самые... У него все правильно сделано, все с такими розовощекими мордами, пунцовыми губами. Я с воем убежал. Мы так про деньги и не договорились.
Иван Диденко. “Точка белого” в фильме была хороша.
Д.Ю. Да, бывает плохо, как у Гая Ричи, а здесь хорошо.
Иван Диденко. Видите, мы уже нашли какой-то аргумент “за”. Почему фильм заработал так много денег? Потому, что “точку белого” поставили в нужное место.
Д.Ю. Про деньги отдельно обсудим.
Иван Диденко. Про деньги отдельно. Видите, ругать даже тяжелее, чем хвалить. Потому, что когда ты хвалишь, ты говоришь: “Это удалось, это удалось, это они решили так, это так”. Когда ты ругаешь, ты говоришь, что все не удалось. К сожалению, когда я смотрел фильм, все что я смотрел, я периодически вычеркивал мат здесь какой-то, что-то не успел вычеркнуть. Но не удалось практически все. Есть только один элемент в фильме, который мне показался, по крайней мере, любопытным, я о нем чуть позже скажу. Я сейчас попробую предметно сказать, что в фильме не получилось. Чтобы было понятно, что я не просто пялился в экран, а пытался провести какую-то работу. Проводить ее было чрезвычайно сложно потому, что работа по анализу какого-то драматического произведения, требует наличия драматического произведения. И если драматической структуры нет, ты можешь сколько угодно применять свои методы, но ты не можешь дать, ни одного ответа.
Д.Ю. Не к чему приложить.
Иван Диденко. Да. Потому, что представьте себе, вы строитель. Вам говорят: “Оцените этот дом”. А перед вами гора строительного мусора. Вы говорите: “Но здесь нет дома”. Вам говорят: “Ну, как же? Смотрите, балки, кирпичи, окно здесь горкой лежит. Все же, что должно быть у дома есть”. Вы говорите: “Нет. Вы понимаете, я не могу объяснить, почему он так лежит. Это не дом”. Точно так же я смотрел на этот фильм, и я вынужден объяснять, почему это не фильм. Ну, давайте по порядку. Фильм неинтересный, фильм скучный, мучительный. Я прикладывал огромные усилия, чтобы остаться перед экраном. Вообще фильм интересен тем, что в нем не удалось все. То есть, бывают фильмы, в которых не удалось что-то, бывают фильмы, в которых не удалось многое. Но очень редко можно встретить фильмы, в которых вообще все не удалось. От начала и до конца, кроме “точки белого”, это мы уже обсудили. Хорошо, я обещал быть неголословным, я обещал пройтись немного по сценам.
Первая сцена, где у нас сидят две великовозрастные барышни в классе, изображают из себя двух учениц. По классу ходит учитель и говорит: “У нас сейчас начнется метеоритный дождь. Как бы нам всем не погибнуть”. Такая вот сцена, довольно длинная, так есть диалоги, разные актеры. Обычно такие сцены в театре называются “письмом”. “Письмо”, это сцена, в которой рассказывается, вводится в курс дела, как бы невзначай, что в данный момент будет происходить. Поэтому, эта сцена нужна была для того, чтобы посвятить нас в то, что собирается метеоритный дождь. красивый-красивый, мы можем погибнуть и так далее. Сцена бездарна настолько, насколько в принципе ее можно сделать. Это сложно. Можно даже сказать, что в этом есть определенное мастерство бездарности. Мы сегодня новый термин введем. В чем смысл этого термина? Людей, которые снимают фильм, актеров, режиссеров, помрежей, операторов их учат профессии. У нас, не смотря ни на что, профессии все-таки учат. Так вот, в кадре нет ничего. По кадру ходит учитель, который учителем не является, это просто ходит лохматый человек, который о чем-то говорит.
Дело в том, что любой образ требует определенных аспектов, которые человек должен освоить. У него должно быть исходное событие, чтобы мы понимали, чем он живет, откуда он пришел, чтобы он не пустой входил в кадр. Ты должен знать, что у тебя было вчера, позавчера. Ты не можешь войти просто как “я - Петя” в кадр, тебе не поверят. Что у тебя есть какая-то жизнь за кадром. Если ты учитель, должно быть понятно, ты здесь один день, новенький или работаешь 10 лет. Ты хороший учитель или плохой. У тебя в классе, в котором ты ведешь занятия, есть места, где ты стоишь, прислоняешься, как ты ходишь. Ты осваиваешь это пространство, должно быть видно, что ты здесь жил. Это актерская работа. Актер обживает костюм. Актер обживает пространство. Актер продумывает себе исходное событие, даже если режиссер его не дал, иначе он не сыграет. Это большая закулисная работа, которой зритель не видит и не знает. Я как актер понимаю, что этой работы вообще нет. Я не говорю про внутренний текст, я не говорю, что сцена должна содержать в себе определенные элементы того, что у персонажа есть цель. Он этой цели добивается способами, возрастающими по сложности, ничего нет. Вообще ничего нет.
Д.Ю. То есть, даже на ремесленном уровне ноль.
Иван Диденко. Это минус, это минус. То есть, как так можно было сделать, я не понимаю. Кроме того, есть правило, что когда в сцене участвуют два персонажа, один из них всегда побеждает. Всегда есть некая борьба, всегда один проигрывает, а другой побеждает. Вы смотрели фильм “Агенты А.Н.К.Л.”?
Д.Ю. Начал, но уснул. Устал.
Иван Диденко. Я хотел просто привести оттуда пример. Это очень простая ситуация. Можно конкретно показывать сцену. В этой сцене, в конце, этот проиграл, этот победил. Всегда, даже если это неявное соревнование. То есть, в сцене нет ничего. Эта болтовня, люди сидят и просто произносят текст, очень плохо. Я все время ловил себя на мысли, что мне это напоминает, есть такие. порнофильмы, но с сюжетом. Там актеры играют точно также потому, что потом у них есть часть, которая собственно искупает их.
Д.Ю. Где они себя показывают.
Иван Диденко. Да. Где они раскрывают нутро актерское, внутренний мир показывают целиком. Но там мы понимаем, что мы переждем их дурацкую актерскую игру и придет какое-то развитие интересное. Здесь развитие не происходит, а качество игры актерской такое же. То есть, оно не затратное. Фильм вообще снят исключительно дешево. Я не знаю, сколько стоило покрасить “точку белого”. И сколько они заплатили за корабль. Такое ощущение, что они вырезали его из какого-то другого фильма. Вообще, корабль сам по себе никчемный. Может быть, он красиво крутится, но он по своей фактуре, по своей структуре, ни о чем не говорит. Как бы что-то летит, что-то крутится. Про корабль я отдельно написал, мне показалось, что режиссер сказал: “Хочу, чтобы корабль офигенный был”. Вот он офигенный. Вот он такой не к месту офигенный, куда-то летит. Хорошо летел, но почему-то хорошо упал.
Д.Ю. Метеорит в него попал. Он преодолел бездны космоса...
Иван Диденко. И вдруг в него попал российский метеорит.
Д.Ю. С небывалыми опасностями, все преодолел. И тут метеорит. А дальше в него шарашат советские истребители, чтобы он упал на Москву.
Иван Диденко. У них на планете, откуда он прилете смерти нет, но каждый, кто подойдет к кораблю, будет убит. Как бы: “Смерти нет, но мы убиваем всех, как бы, легко. У нас смерти нет, но мы ее практикуем в других местах“. Но это я уже издеваюсь. Итак. Первая сцена просто ноль, смотреть ее отвратительно.
Ну, давайте вторую сцену. Девочка спускается вниз. Приезжает ее друг-гопник на машине. Я их диалог потрясающий записал, чтобы не быть голословным. Подъезжает гопник на машине, открывает дверцу и говорит девушке: “Давай дневник, оценки проверю”. Она спрашивает: “Ты сам-то хорошо учился?” Он говорит: “Нет”. Она садится в машину, целует подружку и уезжает. Это сцена. То есть, мы должны понимать, что сцена, это некое действие, которое было в одном месте. Единство места и времени. Оно началось, когда она спустилась, и закончилось, когда она уехала на машине. Это сцена, это смысловой кусок. В нем нет смысла, в нем ничего не произошло. Сейчас, конечно, люди, не имеющие отношения к актерской профессии, скажут: “Ну, это проходная, так быть не должно”. Нет, должно.
Д.Ю. Разрешите, вставлю. Я некоторым образом причастен к переводам фильмов. И вот, имея опыт десятилетий ковыряния в диалогах, я массу вещей чисто интуитивно вижу и понимаю. Началось вот так, а закончилось вот так. И, как правило, эпизод, упомянутая сцена должна заканчиваться некой ударной фразой, которая тебе запоминается, которая несет в себе какой-то смысл и прочее. Я плохие-то фильмы стараюсь не переводить. Я перевожу хорошие и от хороших набираюсь. На такое я, честно говоря, внимания не обращаю, когда смотрю отечественный фильм. Но то, что вы говорите, железно.
Иван Диденко. Так я это сделал для того, чтобы быть предметным, чтобы показать, что в сценах пустота. Причем такая пустота стерильная сохраняется от начала до конца фильма. Это логика каждой сцены, именно поэтому я не могу ничего разобрать. Так, где нет действия, я не могу оценить и сказать: “Он хотел этого”. А никто ничего не хотел. Девочка приходит домой, отца играет Меньшиков, отец военный, девочка говорит: “Хочу пойти на мероприятие”. Отец говорит: “Нельзя потому, что там будет опасно”. На этом диалог закончился. Это что? Они что-то сыграли? Причем было видно, что девочка в эту квартиру пришла впервые, она там никогда не жила. Меньшиков стоит у зеркала, у которого он никогда ничего не делал и не жил. Этого дядю она вообще не знает. Какой-то дядя, вообще не отец. Когда они стояли на крыше и ждали этого метеоритного дождя, там стоял тот самый, вышеупомянутый учитель, стояла жена, и у кого-то был ребенок, наверное, у него был ребенок на руках и жена. Это была не его жена и не его ребенок, он их впервые видел. Когда я стою рядом с женой, я как-то всегда... Ну, есть какая-то и жизнь тела, и дыхание, и касание. Это такая взаимная...
Д.Ю. Химия, как говорят на Западе.
Иван Диденко. Пусть будет химия. Но когда ты стоишь с близким человеком, всегда видно. Причем здесь не важно, чтобы вы здесь друг друга обнимали и лобызал. Я вспомнил начало фильма “Старший сын”, который я, кстати, обожаю. Там самое начало фильма, еще идут титры, идет музыка, там дочь с отцом едут в электричке домой. Первая сидит дочь, она сидит у окна. Входит отец, он жует какой-то пирожок. Он садится рядом с ней, они даже не здороваются. Видно, что люди это делают 30 лет каждый день. Поэтому, не значит, что надо виснуть друг на друге, но какие-то взаимоотношения должны быть. Сейчас тяжелая ситуация потому, что я могу про каждую сцену говорить: “Там нет ничего, там нет ничего, там нет ничего”. Я сейчас вернусь к своему длинному списку. Мат пропускаем.
Военные. Военные сидят в военном центре, им сообщили о том, что что-то на нас упало, полгорода снесло, все у нас плохо. Хорошо, играет человек военного, у него есть определенная смена объектов внимания. То есть, если вы профессиональный военный-омоновец или выполняете спецоперации, у вас, когда вы на работе, есть определенные объекты внимания, по которым перемещается ваш взгляд и ваше внимание. Я не знаю что это, вы слушаете, как кто-то идет, оружие. Я не знаю что это, но это объекты внимания, в которых вы живете. И у дворника будут одни объекты внимания, у спеца, который выполняет секретное задание, другие объекты внимания и так далее. У людей, защищающих нашу страну, на которую упала эта ерунда, вообще ничего, “на нас напали”. Сидят люди, как “пупки”. Они никуда не бегут, никуда не смотрят. Они не знают, какая должна быть логика сейчас выполнения действий и приказов. Что они должны делать, какое совещание, куда бежать, кому звонить. То есть, есть определенная логика того, как человек должен действовать. Актеры и режиссеры должны были эту логику проработать, чтобы было похоже на настоящее. Там просто сидят люди.
Д.Ю. Позвольте от себя добавлю. Я вот в этом четко вижу еще и другое. Постольку, поскольку я некоторым образом бывший военный и сотрудник известных органов, я представляю, на что это должно быть похоже. Похоже это на брифинг из американского кино. Генерал, конгрессмен, еще кто-то там. Они заседают, понимаете ли. Вот это тупая копия абсолютно, которая, как не трудно догадаться, к отечественным органам внутренних дел, вооруженным силам, государству не имеет никакого отношения. Не верю, ни одной этой роже не верю.
Иван Диденко. По поводу актеров, которые снимаются в фильме. Сейчас складывается впечатление, что именно в их адрес я направляю критику. Это критика не в их адрес. Это критика в адрес, наверное, режиссера. Я не знаю руководил ли режиссер съемками, участвовал ли в них. Но номинально именно он должен был ставить задачи. Если его не устраивает то, как актер распределяет свои объекты внимания, или то, как он выходит на площадку, не имея исходного события, вообще, как “пупок”, режиссер должен был задать актеру вопросы и поставить какие-то рамки. Тем более, что там толковые актеры есть, хорошие. И то, что они выглядят как “пупки”, не их проблема, очевидно, была поставлена такая задача. Возможно, они играли с голоса. Возможно, им показывали... Я не знаю что, но я не могу обвинить актеров. Это всегда проблема режиссера.
Д.Ю. Есть известная поговорка, мы ее уже приводили: “Плохая актерская игра, это плохая режиссура”.
Иван Диденко. Да. И получается, что от начала до конца, из сцены в сцену, мы видим чудовищную симуляцию действий. Ничего не происходит, ничего не случается. Обсуждать то, что сюжет слабый, наверное, это и не главное. Хотел специально привести пример, возьму эту штучку, она мне понадобится. Ярчайший пример полного идиотизма и полного наплевательского отношения к тому, что происходит в кадре. Итак, упал этот метеорит, что-то у них загорелось. Да, корабль, в который попал метеорит, упал. Там у них что-то загорелось, приехали пожарные и МЧС. И пожарные и МЧС стояли за кадром, им сказали: “Мотор. Побежали!” Они вбегают в кадр и начинают делать так, то есть, можете домотать до этого места, они начинают брать какие-то штучки, горящие кусочки и бросать, этот сюда, этот туда. Они вообще не знают что делать. Потом лениво сматывают шланг. То есть, это люди, которые впервые надели эти костюмы. Впервые взяли шланги и не представляют себе, что нужно делать здесь в кадре. Это этюд, клоунада. Поступление в театральный институт “мы играем пожарных”.
Д.Ю. Херово играем.
Иван Диденко. За это студентов убивают. Последовательно, сначала мастер курса, потом речевик, потом специалист по сценическому движению. Просто убивают. Это означает, что человеку, стоящему за камерой вообще плевать на то, что происходит. Причем это не какие-нибудь нюансы “вы знаете, он немножко не дотянул эту ноту”. Нет, это вообще ничто.
Д.Ю. Противоположный пример. Был когда-то такой специфический фильм под названием “Обратная тяга” про американских пожарных. С Куртом Расселом, одним из многочисленных Болдуинов, Де Ниро, нормальный состав. Кино конечно специфическое, можно хвалить, можно не хвалить. Начинается с того, что пожарная бригада едет на вызов. Вот они подлетают к месту возгорания, разматывают свои шланги и там специфический кадр – гидрант пожарный, а возле него стоит “Мерседес”, дорогая для Америки машина. Парковаться у гидранта нельзя, они топорами бьют в нем стекла, насквозь через машину, через переднее сидение, протягивают свой пожарный шланг. Уже видно, у людей радость на лице - в “Мерседесе” окна побить можно. Вот штрих, так сказать, а кадр живет. Видно, что люди делом заняты.
Иван Диденко. Значит, девочка в больнице с черепно-мозговой травмой. Делает вид, что у нее черепно-мозговая травма, то есть, она ерзает, прыгает. Она даже не играет, что у нее болит.
Д.Ю. Я бы еще до начала дошел, что гопник уводит девку в гости к ее подруге и там пытается с ней совокупиться. А ей, между прочим, 15 лет. А за это у нас тюремные сроки, обращаю ваше внимание. Никто что-то не закричал про пропаганду педофилии. И вообще никак.
Иван Диденко. Потому, что среди такого ужаса такую мелочь никто не замечает. Это же в принципе фильм-катастрофа.
Д.Ю. Во всех смыслах.
Иван Диденко. Давайте вспомним фильм “Экипаж”, первый. Хороший фильм, хорошо сделанный. По крайней мере довольно сильно цепляющий зрителя. Кстати, второй ”Экипаж” мне не понравился. Вот, можно покопаться. Хотели сделать, но не получилось. Почему не получилось, надо разбираться. Поэтому от начал до конца фильм является симуляцией, актеров мы не обвиняем, все вопросы к режиссеру. И просто бьется вопрос: “Как такое возможно?” Почему сняли такой фильм, который не просто плохой, не просто не удался. Ну, бывает, фильмы не удались. Вот вышел “Шерлок Холмс” этой зимой, ну неудачный, ну неинтересный. Видите, отрицательный результат, он очень разный. Потому, что результат “возможно хотели, но не удалось”, это один результат. А “не хотели, и не удалось”, это другой результат. То есть, провалы бывают совершенно разными. Бывают провалы лучше, чем некоторые победы. Настолько много человек извлекает. Поэтому задача, когда ты критикуешь, что бы то ни было, искать конструктивный подход. То есть, ты говоришь: “Это слабо, а это можно сохранить”. В этом фильме я не знаю, что нужно сохранить. Этот фильм вызывает у меня много вопросов вообще к индустрии. И к тому, почему происходит так. Если мы встанем на место киношников, которые это снимали. Актеров, которые снимались, спонсоров, которые вкладывали деньги. Они же все остались довольны. Актеры получили зарплаты. Я надеюсь, что получили. Режиссер получил свой гонорар. Наверное, большой. Спонсоры получили свои деньги. Зрители заплатили свои деньги, как бы, вроде бы...
Д.Ю. Получили удовольствие.
Иван Диденко. Кто?
Д.Ю. Я читал, многие. То, что фильм “шлак” откровенный, это понятно, Меня больше всего поразило то, что предшествовало и то, что последовало потом. Сижу в facebook, читаю, что пишут товарищи и коллеги: “А ты завтра идешь на Притяжение?” Я некоторым образом с кино связан, у меня это чисто профессиональное, скажем так, я с этого деньги зарабатываю, я пойду его посмотрю при любом раскладе, хороший, плохой. “А ты пойдешь на Притяжение? Петрович идет на Притяжение? Я не знаю, надо спросить дали ли ему пригласительный на премьеру?” Етить твою налево, какой еще пригласительный? Какая еще премьера? Тут я вижу, что граждане, “проплаченные” сказать неловко, чем-то заинтересованные и мотивированные. Сначала вакханалия постов про то, кто идет на премьеру. Кого пустили, кого не пустили, кого позвали, кого не позвали. Прошла премьера: “Этот фильм про нас”. Про кого, про вас? Про дебилов-гопников? Вы дебилы-гопники? Вы малолетние дуры? Или вы инопланетяне, пришельцы на этой планете? “Там подняты такие проблемы”. Какие проблемы там подняты, проблемы идиотии всеобщей? Или идиотии конкретных персонажей, которые во всем этом принимали участие, в реализации данного проекта? И с виду эти граждане, именующие себя режиссерами, актерами, писателями, художниками, на полном серьезе начинают обсуждать: “Да, вы знаете, да, это фильм про нас. Заставляет задуматься”. Там глубокие идеи, оказывается, Иван. Вы, возможно, не заметили глубокой идейности. В чем идеи, хотелось бы узнать?
Вот летит эта “дура”, летит около Москвы, ее надо подбить, чтобы она не куда-то мимо упала, а чтобы она упала на Москву. Результата добились, “чертановских”, видимо, надо было уничтожить. В жизни народов, населяющих планету Земля это, наверное, что-то доселе невиданное, столкновение, встреча с инопланетным разумом. Должна ли собраться какая-нибудь международная комиссия, Иван? Прибыть туда и совместно разрабатывать, во-первых, я, как некоторым образом причастный, это смертельная угроза для всего населения Земли, мы можем все умереть, если они нас чем-нибудь заразят. Это смертельная угроза. То есть, 7 миллиардов жизней под угрозой. Надо ли предпринимать какие-то меры? Кого надо туда позвать, президента Зимбабве, который ничего в этой жизни не решает? Или руководство сверхдержавы США, которое своими материальными ресурсами и прочим может оказать помощь и спасти нас всех от смертельных болезней? Всем все “пофиг”, туда засылают пару клоунов. Пара клоунов пришла поговорить. Это что вообще такое? Ну, логика, примитивная логика. А вот корабль пролетал, стукнулся и из него выпала самая важная запчасть. Это из корабля, который пронзил бездны космического пространства выпала главная запчасть. Вывалилась “гравицапа”, елы-палы. Ее бежит подбирать какой-то гуманоид, который падает со стены, разбивается. Расскажи, зачем? Если скафандр нельзя распилить “болгаркой”, зачем он из него вылез и голый лежит в углу?
Иван Диденко. А вот это как раз был переход к тому жанру, который мы обсуждали. Но, не смогли.
Д.Ю. Да. А дальше. Эта, с позволения сказать, девочка, будем называть ее так, она внезапно, на ровном месте, вот только что был гопник, и с ним была какая-то любовь, практически половая связь, и вдруг гопник крупными прыжками “пошел лесом”, а тут симпатичный инопланетянин, “я его теперь люблю”. И вот это животное, по всей видимости, должно вызывать у меня какое-то сочувствие, сопереживание. Она же там главная героиня, эта девочка. Я не могу ее даже как человека воспринять, это какой-то зверек, обуреваемый половыми инстинктами.
Иван Диденко. Увы, не обуреваемый. Если бы обуреваемый, было бы не так плохо. Если бы добавить в этот фильм половые инстинкты, возможно, он был бы неплох. Вообще во всем фильме, я обещал сказать, что мне понравилось, мне понравились две вещи. Мне понравилась фраза вначале фильма: “Осторожно, в фильме используются табачные изделия”. То есть, я уже ожидал многого в фильме. А второе, как ни странно, меня не воротило от актера, который играл пришельца.
Д.Ю. Только я хотел выкрикнуть: “Только симпатичный татарин, вот хорошее, что в фильме было”.
Иван Диденко. Он даже был убедителен. Наперекор всем. Просто не было сильных сцен у него, но хотя бы человек был человеком в этом пространстве. Знаете, вы сказали про людей в facebook, которые писали всю эту ерунду, мне кажется, у нас есть проблема, которую, может быть, мы когда-нибудь преодолеем. Эта проблема называется “отсутствие искренности”. Потому, что у нас никто не говорит то, что думает, за редким исключением. Вот вы, Дмитрий Юрьевич, свою популярность сделали, в частности, и думаю, что одно из самых главных слагаемых, потому, что вы говорите то, что вы думаете. У нас никто не может себе этого позволить. Люди боятся правды как огня. Они думают: “Если я скажу, что я думаю про политику, про кино, про свою жену, про свою работу, то жена меня бросит, с работы уволят, кино мне больше снять не дадут”.
Д.Ю. Это правда. Это опасно.
Иван Диденко. Это правда, это опасно. Поэтому, если ты киношник и сказал, что фильм фигня, значит, тебе больше не дадут денег от канала, еще чего-нибудь. И эта ситуация тотальная. К сожалению, люди правду говорить опасаются. Я думаю вот о чем. У нас есть прекрасный коммерческий проект, фильм “Притяжение”. Есть люди, которые заработали на нем деньги, есть спонсоры, которые деньги вернули. Казалось бы, все хорошо потому, что мы живем в мире, где сумма прибыли должна быть максимально высокой, у нас такие законы. Представьте себе, вы бизнесмен, вы вкладываете миллиард, а получаете десять. У вас девять миллиардов прибыли. Вы сняли “Притяжение”, я условно говорю. Или вы вкладываете три миллиарда, а получаете десять, у вас уже семь миллиардов прибыли. А почему три? Потому, что я хотел сделать хороший фильм. Ну, так вы потеряли два миллиарда. Вы на хороший фильм вынуждены потратить больше. Потому, что он требует больше репетиций, больше работы со сценарием. У вас больше возможности ошибиться, в конце концов. Получается, чтобы заработать денег, нужно делать так, как поступил режиссер этого фильма. И он в какой-то степени был прав.
Так вот, я хочу возразить, в чем он был неправ. Дело в том, я открою глаза, не знаю, кому-нибудь, что деньги, это очень хорошо, и очень правильная составляющая. Но не единственная. Мне кажется, что работа, которую ты делаешь, снимаешь фильм, строишь дом, ведешь урок, ведешь автобус, она должна позволять тебе оставаться человеком. Что-то человеческое должно оставаться. Нельзя делать так плохо. Ну, нельзя. Это знаете, к чему ведет? Это ведет к человеческому выгоранию. Раз так сделал, два так сделал, три так сделал, а потому человека не остается. Он уже не чувствует, он уже не сопереживает. Я видел таких людей, это трагическое зрелище. Причем это люди при деньгах, но на их месте оказаться вообще не хочется. Когда человек себя продает, когда человек насилует свое собственное существо... Не знаю, может быть, конечно, для кого-то это не насилие, для кого-то это естественный процесс, но тогда у меня другие вопросы к зрителям, к актерам, к тем, кто сотрудничает с этим человеком. Но делать так, как сделали авторы фильма, это пагубно, прежде всего, для них самих. Потому, что это ведет к человеческому умерщвлению еще до того, как ты перешел в мир иной физиологически. Поэтому, на мой взгляд, это очень симптоматичный и страшный фильм, который характеризует и наш кинематограф, и людей, которые дают на это деньги. И зрителей, которые на это приходят. Мне у вас все время пишут комментарии, пусть люди напишут, хочется какой-то статистики, фильм правда понравился? Скольким процентам людей он понравился?
Хочется понять, не сошли ли мы с ума. Может быть фильм правда хороший, а мы сидим и его критикуем. Потому, что он деньги заработал, а какие-то другие фильму, которые, возможно, интересней, денег не заработали. Вот парадокс, в котором мы живем.
Д.Ю. Я скажу страшное, Иван. А мне вот кажется, и я считаю, не без основания, что эти люди сделали то, что они умеют хорошо делать. Сценарист написал сценарий, вот такой. Режиссер поставил фильм, вот такой. Актеры сыграли, вот так. Это то, что они хорошо, хором умеют делать. И делать умеют именно так. И тут их невозможно заподозрить в том, что они сделали некую гадость, нарушив там что-то. Там неправильно, тут неправильно, а они вот так фильмы снимают. Вот, получилось, мне так кажется, то, что они хотели. Коммерческий успех объясняется элементарно в наших условиях. Для того, чтобы был коммерческий успех, нужна серьезнейшая рекламная компания. Рекламная компания выглядит следующим образом. Сначала бесконечные показы трейлеров по телевизору. В самое рейтинговое время. Как только начинается прокат, мы с вами бежим, или я бегу, как телеоператор в кинотеатр и: “Иван, два слова в микрофон, что вы можете сказать об этом фильме?” Вы, стуча ногами и капая пеной изо рта: “Это такой фильм! Я смотрю его третий раз и хочется пересматривать еще и еще. Я пошел с женой, я пошел с мамой, с папой, со всеми на свете пошел. Всем советую, немедленно бегите в кино”. Когда эта истерия мастерски нагнетается: “Это наш фильм, отечественный кинематограф выходит из штопора. Наконец-то появилось программное кино”. Тут эти вопли: “Оно про нас! Это глубочайшие проблемы!” Я читаю, вроде ты вменяемый, я facebook у тебя особых глупостей не замечал. И тут такой бред. Как ты вот это можешь считать за кино? Это коммерческая поделка, дурно сделанная, дурно поставленная. Ну и что, что она красивая? Это в ней не меняет ровным счетом ничего. А ты, получается, не можешь дерьмо отличить от повидла, раз ты это хвалишь, и тебе это нравится. Вот, безумная рекламная компания, правильно организованная и проведенная на центральных телеканалах страны. Да, коммерческий успех.
Иван Диденко. Я пытался на себе примерить эту ситуацию. Я когда выполняю какую-то работу, пытаюсь минимизировать затраты так, чтобы затраченные деньги и то, что заработал было пропорционально все-таки более выгодно. Но я не могу позволить себе выполнять работу плохо потому, что иначе мне ее больше не закажут никогда. Поэтому я ее делаю максимально хорошо. И я вижу только одну ситуацию, когда теоретически я мог бы представить себе, что работу можно выполнить так плохо, как это возможно. Когда мне предлагают украсть деньги. Мне говорят: “Мы спишем на тебя вот такую сумму. Нам глубоко плевать. Ну, что-нибудь там пусть помелькает в кадре. Но вот разницу ты нам вернешь столько процентов. - Я еще понимаю, что мне нужно отдать, - Остальное тебе”. Соответственно, я дальше делаю вид, что снимаю кино. Я не утверждаю, что создатели украли деньги, я говорю свою логику, если бы \меня как актера попросили оправдать такую ситуацию, я бы для себя мог оправдать ее так. Мне говорят: “Мы тебе дадим столько, ты нам вернешь столько. Разница твоя”. С меня не просят фильма, говорят: “Ну, сделай там что-нибудь”. Тогда я минимизирую затраты на фильм так, чтобы отдать тем, кто мне дал и оставить себе побольше. Я не зарабатываю с того, что фильм хороший. Ну, вот моя логика. В этом я мог бы увидеть какой-то смысл.
Д.Ю. Я вас разочарую, Иван. Это не так. Там все по-честному, вот зарплата твоя, вот зарплата моя. Вот реклама, прокрученная по центральным государственным каналам. Мне вот другое, некоторым образом, страшно. Это же воспитывает поколение, которое вот это “добро” воспринимает за фильм. Оно его обсуждает. Что там обсуждать? Оно высказывает какие-то мнения. Оно себя там видит. Даже. Вот это страшно.
Иван Диденко. Вот здесь я попробую вас немного успокоить. Молодость для того и нужна, чтобы ошибаться, чтобы совершать ошибки. В том числе, смотреть дурацкие фильмы и думать, что они прекрасные. Когда ты взрослеешь, умнеешь, то понимаешь то, что ты делал в молодости, это, мягко говоря, неоднозначно. Скажем так. И то, в чем ты был уверен в молодости, что это хорошо и правильно, выясняется, что не совсем так, или совсем не так. Поэтому я более спокойно смотрю на молодежь. Пусть она думает, пусть она обсуждает, пусть они любят этот фильм как родной. Тем больнее будет разочарование, когда они повзрослеют и поумнеют. А они повзрослеют и поумнеют. Не все, но кто-то повзрослеет и поумнеет. Поэтому меня совершенно не смущает эта ситуация. Все люди должны ошибаться и надо дать им возможность это сделать. Но мне бы хотелось, чтобы наш кинематограф получил какие-то рычаги. Для того, чтобы в нем стали появляться интересные фильмы. Сейчас этих рычагов нет, к сожалению. И как с этой ситуацией быть? Это просто вопль в пространство. Хочется, чтобы оно было по-другому.
Д.Ю. Аналогично. Когда-то один из наших настоящих, умных кино-деятелей, когда у нас государство организовало восемь, если не ошибаюсь, контор, которым государство будет выделять деньги, так вот, специалист со вздохом сказал, что: “Надо выпускать 30 фильмов в год, - я утрирую, - а у нас всего 14 режиссеров, которым что-то можно доверить. Из них двое, документалисты, которые вообще к художественному кино не имеют отношение. С кем прикажете вообще что-то делать?” Их просто нет. Под крики: “Какое у нас было замечательное кино, какая замечательная отечественная киношкола!”. Куда все делось за 20 лет? Ладно, молчу про творцов, которые творили в Советском Союзе. Идеологический удар был такой силы, что даже те, у кого мозг был, он у них функционировать перестал. Но вот упали оковы, нет больше коммунистов, Полная свобода, твори, что хочешь. И что же вы творите? Что это такое? Как это вообще можно называть “кино”?
Иван Диденко. Причина здесь лежит на поверхности. Искусство должно нести в себе какую-то мысль. Скажем так, не то, чтобы должно. Оно само по себе форма драматического искусства, будь то фильм или спектакль. Оно в себе несет какую-то мысль, всегда. Соответственно, эта мысль должна чем-то определяться. Либо фантазией художника, насколько он талантлив. Либо теми, кто платит за это деньги. Так вот, наши режиссеры и творческие деятели, в самом хорошем смысле этого слова, пропали потому, что от них никому ничего не нужно. Государство не хочет, чтобы они что-нибудь снимали, не нужно это. Никому не нужно. Сейчас нужно, чтобы люди зарабатывали деньги. Чем Бондарчук и занимается. Вот конкретно, что нужно, то он и делает. Я в этом смысле могу даже сказать, что он, “молодец” не повернется язык сказать, но я могу его понять. Отчасти могу понять, но мне от этого не легче. Творцы появятся. У нас большая страна, у нас много народу, большая история, у нас есть талантливые люди. Должна быть система ,когда раньше были театральные кружки, сейчас их нет. То же самой, что с хоккеем и футболом.
Должна быть система, которая поднимает людей из провинции и ведет их в ВУЗы. ВУЗы должны ставить определенные задачи к людям, которые учат артистов. Если они плохо учат, их надо выгонять, а к ним никто не предъявляет никаких требований. Нет требований. А когда нет требований, мы получаем тех артистов, которых мы видим на экране. Девочек чудовищных, у которых количество речевых недостатков такое, что уши вянут. И не потому, что они пытаются играть гопников. Не потому, что они специально коверкают свою речь. Там, где они не стараются коверкать, у них тоже речевые недостатки. Это профнепригодность от начала и до конца. Кстати, если вы хотите увидеть хороших гопников и хорошую актерскую игру, посмотрите клип группы “Ленинград” “ВИП”. Вот там гопники. Причем я, когда смотрел этот клип, я говорю жене: “Это профессиональные актеры”. Потому, что они не гопники, они создают образ гопников. Очень профессионально. И режиссура там профессиональная и играют потрясающе. Вот, спросите себя, почему в малой форме режиссура живет и актеры живут, причем очень круто живут. Мне всегда хочется клип этот растянуть на фильм. А в больших формах, где большие деньги, все это гибнет, дохнет, вымирает. И остается какой-то “шлак”.
Д.Ю. А это потому, что Серега Шнуров талант, способный зарабатывать деньги. И клипы он снимает на свои деньги. И зовет туда тех, кто, с его точки зрения, может сделать то, что ему нужно.
Иван Диденко. То есть, он как раз и является тем, кто заказывает. Вот мы дошли до конкретного решения. У нас нет кино потому, что те, кто платит, не хотят, чтобы кино было хорошим. У них другие идеи. Списать бюджет, не знаю что. Снять свою возлюбленную в главной роли. Но задача сделать хороший фильм не стоит, ни у кого, к сожалению. Вот причина, почему у нас дурацкий кинематограф. А как с этим бороться, как это переварить, я пока не знаю.
Д.Ю. Ну, и более того, если понадобится снять что-то хорошее, то снимать-то будет некому. Потому, что все умеют делать только вот это, “Викингов” и “Притяжение”.
Иван Диденко. Не знаю. Сергей Бодров-старший.
Д.Ю. Печаль. Не знаком с творчеством.
Иван Диденко. Если у вас появится идея посмотреть что-нибудь неизвестное, посмотрите фильм “Монгол”. Это фильм, прошедший очень тихо и незаметно в прокате. Ну, как, он прошел хорошо, но он не рекламировался как “Притяжение”. Это фильм, вышибающий зубы. Во-первых, это фильм не похожий на советский и русский фильм. То есть, смотря этот фильм, ты никогда не скажешь, что его снимали наши. Выглядит как масштабное, мировое, сумасшедшее кино. Просто мурашки размером 3 сантиметра бегают по коже. И режиссура, и актерская игра, и аутентичность, и все, что хочешь, чума просто. У нас есть режиссеры, которые могут снимать и делать хорошие фильмы. Их немного. Поэтому, было бы желание, режиссеров мы найдем и актеров найдем. Желания нет. Будем ждать желания.
Д.Ю. Будем надеяться. Про космос. Я посмотрел художественный фильм “Время первых”.
Иван Диденко. Я тоже.
Д.Ю. И как?
Иван Диденко. В целом фильм вызвал у меня, безусловно, позитивные впечатления. Но, с точки зрения профессии, в нем довольно много слабых мест. Но это не так, как здесь. Там есть места удачные, есть неудачные. Но в целом, это, безусловно, победа, скажем так. Покритиковать можно. Но это несравнимо. То есть, тот фильм, это хорошее кино, которое можно критиковать по делу. Можно говорить, что вот здесь можно было лучше, здесь необоснованно, а вот здесь хорошо. Это уже хорошо. Есть предмет для критики. Хуже, когда его просто банально, физически нет.
Д.Ю. Ну, и вот. Уже завершая. Вот это кино про дебилов. Вот дебильные гопники, дебильная девочка. Которая, обращаю внимание, еще один штрих к характеру, она восстает против папы, вот этого тупого солдафона, который во что-то не врубается. И тут же везде бегает и, пользуясь его фамилией: “Пусти туда, пусти сюда, я дочка этого”. Ты же мразь, конкретная мразь, отвратительная. Возвращаясь обратно. На это вот “добро” деньги на рекламу есть. А про подвиг советских людей, про подвиг советского космонавта Леонова, который первый в истории человечества вышел в космос. Это подвиг, сопровождавшийся невероятными трудностями, переживаниями и лишениями. Вот на “Время первых”, рекламировать его так же, как вот этот “шлак”, денег просто нет. Хотя “Время первых”, это кино, со всеми недостатками. А это, я даже не знаю, даже не ремесленная поделка. Даже ремесленные основы не соблюдены. Смотреть там нечего. Ну, а люди, которые там видят себя. “это кино про нас”, действительно, это кино про вас. Я вас всех запомнил, блин. К сожалению моему большому, что пришлось смотреть эту дрянь. На мой взгляд, оно просмотра не заслуживает.
Иван Диденко. Несколько раз пришлось смотреть. Ну, что делать. Это работа.
Д.Ю. Муки принимать. И все-таки, следующий – “Ла-Ла Ленд”.
Иван Диденко. “Ла-Ла Ленд”, да. Давайте пообщаемся по поводу “Ла-Ла Ленда”. Потому, что он относится к категории фильмов, которые подлежат критике. Которые вызывают много вопросов. По крайней мере, я смогу расставить по местам, чтобы объяснить, что он из себя представляет. Там есть о чем поговорить.
Д.Ю. Спасибо.
Иван Диденко. Спасибо большое, что пригласили.
Д.Ю. Продолжайте принимать муки. Только так мы сможем отличить хорошее от плохого.
Иван Диденко. Хорошо.
Д.Ю. Спасибо.
Иван Диденко. Спасибо.
Д.Ю. А на сегодня все. До новых встреч.
Новости
VIP
