Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Константин, добрый день.
Константин Семин. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич.
Д.Ю. Какие вести про “Последний звонок”?
Константин Семин. Ну, самая главная новость, с которой я пожаловал, это то, что мы закончили съемки и можем показать первую часть того, что смонтировано.
Д.Ю. Уже показали.
Константин Семин. Уже показали. И обсудить, соответственно, как это показывается, вот здесь. Я считаю своим нравственным и гражданским долгом поблагодарить принимающую сторону за то, что вы подключились и поучаствовали. Потому, что первичным толчком, пинком, с которого проект стартовал, было появление нас в вашем эфире. И это очень здорово нам помогло.
Д.Ю. Я считаю своим гражданским долгом поблагодарить тебя, что ты этим вообще занимаешься.
Константин Семин. Ну, вот за этим “алаверды” я главным образом и заехал. Ну, и конечно, было бы кощунственно не сказать спасибо всем, кто принимал участие в съемках и всем, кто жертвовал деньги на то, чтобы мы могли принимать участие в съемках. Мне особенно дорого то, что люди, помогавшие нам и видеоматериалами, и прямо участвовавшие в процессе, иногда уезжавшие с нами в командировки... Невозможно было заплатить за бензин, когда человек хотел тебя довезти до места и быть с тобой во время съемок. Например, происходило это в Брянске. Всех этих людей хотелось бы поблагодарить отдельно, сказать, что это очень ценно для нас. Очень искренне. Это было настоящее самопожертвование. Да и те ребята, которые в ежедневном режиме в Москве вместе с нами снимали какие-то интервью, какие-то натурные съемки производили, очень часто жертвовали для этого своими выходными, своими отпусками. Просто для того, чтобы быть с нами. Мы их поименно сейчас всех не перечисляем. Да, были компании, которые ставили на сайт баннеры, упоминания о нашем проекте. Были авиамодельные магазины, которые где-то у себя размещали какие-то плакаты, связанные с проектом “Последний звонок”. То есть, отклик был очень серьезный. Мы такого отклика, если честно не ожидали. Мы были очень смущены, польщены. И если бы темой нашей не был вот такой больной и тяжелый вопрос, как состояние образования, то, наверное, можно было бы радоваться, хвалить себя за то, что мы смогли привлечь такое внимание и какие мы все молодцы. Но, помимо того, что мы сумели объединиться и мы сумели что-то снять, и, что сняли, мы показываем сейчас. Рассчитываем показать оставшуюся часть ближе к учебному году, когда и зрительский интерес будет выше и сам по себе учебный процесс возобновится. И будет естественнее говорить о происходящем в школе.
Помимо всего этого, конечно нам хотелось бы поговорить о причинах того, что в школе творится. И напомнить, что мы смотрим на эти проблемы, на ситуацию в нашем образовании, и призываем всех смотреть, не как на что-то локальное, не как на что-то ограничивающееся школьными стенами, а как на часть структурных проблем, которые переживает наша страна. В первую очередь, упирающихся в экономику. Я это двадцать раз здесь же, в том числе, произносил, но убедились мы в этом еще раз.
Д.Ю. А в чем смысл, возможно, я малограмотный, но я твердо знаю определенные вещи, что советское образование считалось, без преувеличения, одним из лучших в мире. У нас фундаментальная наука продвинута была очень и очень далеко. Просто потому, что детей хорошо учили в школах и хорошо учили в ВУЗах. Вот произошла у нас “перестройка”. В ходе этой “перестройки” выяснилось внезапно, что их плохо учили. Ну, если это была хорошая система образования, которая давала хорошие результаты, что они в ней улучшают? Становится действительно лучше? Я вот в интернете наблюдаю какую-то деградацию. Я не вижу, что люди стали писать грамотнее. Про мысли я вообще не говорю. Количество орфографических ошибок просто ужасает. Уровень мышления, он не то, что ужасает, он на уровне амебы. Они улучшают или что?
Константин Семин. То, что в интернете – очевидно. То, что мы видим каждый день, и каждый день сталкиваемся с примерами такой безграмотности и деградации мышления. Но это не ограничивается интернетом, наша повседневная жизнь. Мы вырождаемся, если говорить попросту, без обиняков. Мы деградируем. Каждый раз, когда мы задаем этот вопрос нашим “реформаторам”, тем, кто... А мы задавали в ходе съемок этот вопрос нашим реформаторам, тем, кто задумывал реформы образования. Мы слышим примерно одинаковый ответ: “Трава всегда была зеленее. Раньше всегда было лучше? Так кажется потому, что это прошлое. Но прошлое - в прошлом. А сейчас все изменилось. Потому, что мы живем в новую, высокотехнологичную эпоху. Мы пользуемся новыми девайсами, человеку нужно быть другим. Раньше он готовился под определенные задачи. Советское тоталитарное государство производило ядерные бомбы. Для того, чтобы эти бомбы производить, нужны были математики и физики. Сегодня государство другое, экономика другая, по одежке нужно протягивать ножки”.
Д.Ю. Бомбы нам больше не нужны?
Константин Семин. И это, кстати, подразумевается тоже, потому, что несколько лет такого “развития” и у меня большие вопросы, кто будет делать ракеты “Калибр”, ядерные бомбы и все остальное? И даже не только их, самолеты какие-нибудь. И сейчас, если честно, кто делает, кто летает, кто оперирует? Сами собой разумеющиеся вопросы. Мы слышим постоянно такой ответ: “У вас же гаджет на столе, значит наступила новая реальность. А вы цепляетесь за старое. А старое приложить к новому порядку вещей, к новым декорациям невозможно. Старое умерло. Поэтому оно нуждается в изменениях”. Здесь спорить бессмысленно. Они не слышат никакой рациональной логики с твоей стороны. Когда тебе говорят: “Вот этот человек не был в состоянии в одном предложении сделать 25 ошибок”. Сегодня новое поколение не может выразить свою мысль конструкцией словесной длиннее, чем пять или шесть слов. Это что, не деградация, это не вырождение? Тебе говорят, что: “Ну, пришли новые средства коммуникаций, новые задачи”. И забалтывают по большому счету. Самое главное не в том, что есть какая-то группа злобных дядек, которые пришли и все изничтожили, и заставили нас быть тупыми. Самое главное, что реформа образования, осуществлявшаяся этими дяденьками... Еще раз, все эти дяденьки, фамилии их будут названы, они появятся у нас. Может быть не полным составом, но самые главные персонажи появятся. Свою точку зрения, прогрессистскую, реформаторскую сформулируют.
Но они же действовали не сами по себе. Это не клуб “Сионских мудрецов”, мечтавших нас отупить. Нет. Они выполняют совершено понятную задачу, функцию. Они адаптируют наше общественное сознание к изменившемуся нашему общественному базису. Если наш базис не в состоянии производить продукцию высокого передела, если мы не в состоянии производить машинно-техническую продукцию, если мы не в состоянии что-то серьезное производить в сфере высоких технологий... Я не говорю об атомных бомбах, хотя и это, наверное, технологии не “низкие”. Так же, как космонавтика и область, связанная с машиностроением. Но если мы всего этого не делаем, они правы, с ними не поспоришь: “По одежке протягивай ножки”. И самое главное, что наши коротко протянутые ножки, они в первую очередь являются свидетельством того, какая у нас сегодня одежка. И об этой одежке мы на самом деле хотели бы говорить по-настоящему в фильме.
Очень часто приходят комментарии от тех людей, в том числе, которые нам помогали, в том числе, от тех, кто что-то жертвовал для фильма: “Вы все мажете черным цветом. Вы все рисуете в каких-то жутких тонах. Почему вы не говорите, как исправить ситуацию?” То есть, человек со своим потребительским, уже изменившимся, сознанием подходит, в том числе, к нашей работе, говорит: “Я тебе дал копеечку, объясни мне, как починить школу?” А мы отвечаем честно, что починить школу в текущих обстоятельствах, изолированно, вне контекста того, что вокруг школы происходит, без связи с тем, что происходит в цехах предприятий, в Академии наук, в высшем образовании, невозможно. Школа загнивает не сама по себе. Точно так же, как армия разлагается, или разлагалась, не сама по себе. Это следствие тех изменившихся общественных отношений, о которых мы часто не говорим, оставляя их за скобками.
И либералы-реформаторы, теоретики этого “нашего” всего “болонского образовательного процесса”, на самом деле не инициаторы всего этого. Они лишь обслуга, они ассистируют происходящему. Они делают то, что они должны делать. Если бы это делали не они, это делал бы кто-то другой. И вот к такому выводу мы хотели бы прийти. Это, в принципе, было понятно и на начальном этапе съемок, но после того, как мы в них углубились, мы убедились в собственной правоте много раз. К тому, что сказано, можно было бы добавить несколько важных таких деталей, которые для нас очевидными заранее не были. Я не мог, например, представить, что образование, помимо всего прочего, сегодня, наравне с другими отраслями экономики, вдруг, в какой-то момент превратилось в очень лакомый, очень привлекательный рынок. Этого мы еще год назад, когда только приступали к съемкам, отчетливо не понимали.
А сегодня, эта приватизаторская рука... У нас же образование бесплатное. По конституции, по крайней мере. Оно доступно должно быть. А сегодня приватизаторская рука дотянулась до образования в такой же степени, как и до здравоохранения. Речь идет не о платном приеме на какие-то специальности и факультеты...
Д.Ю. Извини, перебью. Упомянув здравоохранение. В СССР у нас была отличная ехидная поговорка: “Лечиться даром, это даром лечиться”. А теперь дали лечиться за деньги и вдруг оказалось, что за деньги тебя не лечат. Потому, что ты деньги платишь и вылечивать тебя не надо. Потому, что ты перестанешь платить. Какая прелесть.
Константин Семин. Конечно. Прелесть заканчивается в момент, когда тебе ставят какую-нибудь третью или четвертую стадию онкологии. И ты понимаешь, что на помощь не придет никто. А самое страшное даже не то, что ты отдельно это осознал, а то, что в стране уничтожены научные центры, которые продолжали бы борьбу с болезнью, предположим. И когда у тебя вдруг выясняется этот страшный диагноз, в новостях появляются сообщения, что этот, этот, этот убыл на лечение в Германию. Или в Америку, или в Израиль. Это что означает? Это означает, что сотни тысяч, если не миллионы этих никуда не убыли, они тихо умирают там, где они не могут получить квалифицированной врачебной помощи.
Д.Ю. А в телевизоре: “Давайте соберем денег на операцию в Германии”.
Константин Семин. Совершенно верно. Поэтому все эти коммерческие проекты “давайте мы спасем девочку”, они на самом деле, с моей точки зрения, являются иезуитством. Издевательством. Потому, что вы создали ситуацию, когда девочки и мальчики умирают, а теперь всем миром давайте помеценатствуем. Давайте прольем слезы для того, что как-то помочь чем-то исправить. Нет, ребята. Вы, таким образом, никому не помогаете, собирая деньги. Деньги надо собирать на то, чтобы ситуацию ломать, ситуацию менять. Ну, это если чуть-чуть шире на нее, в таком макро измерении, смотреть на ситуацию. А вот то, что образование стало рынком... Это не просто рынок, предположим, репетиторских услуг, который у нас, по-моему, 40 миллиардов в год рублей.
Д.Ю. Неплохо.
Константин Семин. Вот такая сумма. Речь идет о тотальной, полной коммерциализации образования. Почему я об этом говорю, как о рынке? У нас деградирует практически вся экономика сейчас. Если самые свежие цифры посмотреть по состоянию наших наиболее чувствительных отраслей, ситуация очень плохая. Но в этих условиях... Какие бы условия ни были, есть несколько отраслей, которые всегда будут демонстрировать рост. Например, пищевая промышленность. Потому, что люди будут есть всегда. Поэтому никогда не закроются... Ну, если не будет уже совершенно разорительного импортного режима, когда будет, как в 1990-е, проще пить итальянское молоко, чем производить собственное. Никогда не закроется молокозавод. По такой же причине никогда не закроется школа. Ну, какие-то закроются, а какая-то будет работать. Университет будет работать потому, что люди будут рожать детей, дети будут взрослеть, и детям нужно будет давать образование. И за это люди будут хотеть платить. Так вот, на этом желании и способности людей платить для того, чтобы ребенка вытащить... Причем, чем отвратительнее и чудовищнее окружающая действительность, чем тяжелее обстоятельства, в которых человек живет, тем выше желание родителей вытолкнуть ребенка наверх и дать ему какое-то образование, как шанс в жизни. На этом желании можно зарабатывать.
И сейчас, например, побывав на выставке “Образование России 2017”, которая в Манеже проходила весной, на которую затащили многих чиновников, я ужаснулся. Потому, что в принципе она и называлась “ярмарка”. “Ярмарка”, осознайте какое слово. Потому, что в линейке предложенных продуктов, девять из десяти предлагавшихся проектов, были связаны с зарабатыванием денег. Как пропихнуть в школу вот такой-то пакет программный. Как зарабатывать на этом, как зарабатывать на том. Инвестировать в образование. Для чего инвестируют? Для того, чтобы получить прибыль. Потому, что образование всегда приносит прибыль. Потому, что родители всегда будут платить. И потому, что можно привлечь иностранца, который точно также будет платить. Наше образование сегодня перерождается стремительно. Частично сейчас об этом мы, в увиденной вами серии сказали. Мы показали детей, пишущих свои самые сокровенные, самые заветные желания на, пусть не настоящих, но все же, пятитысячных купюрах. Детей, запускающих эти купюры на шариках в воздух. Мы показали такие же купюры для преподавателей дошкольного образования. Они должны объяснить детям как правильно взять кредит, и как не потерять стрессоустойчивость в случае потери работы. Очень важно знать человеку пяти или шести лет. Это уже вызывает тревогу. Потому, что это замещение здоровой, или даже больной ткани, тканью пораженной, тканью не способной к выздоровлению. Вот это крайне тревожная ситуация, крайне тревожный момент.
Еще одни момент, о котором я не догадывался, когда мы взялись за фильм, заключается в том, что школа и образование в любом государстве, не важно, социалистическом или капиталистическом, помимо собственно образовательной функции, выполняет некую дисциплинарно-седативную функцию. Потому, что когда у тебя есть много молодых людей, а сейчас у нас много молодых людей, и некоторых молодых людей мы все чаще видим на площадях и улицах сегодня... Так вот, в этой обстановке учреждение образования, это способ занять молодежь. Даже если ты образования не даешь, даже если разрушено, приватизировано предприятие, которое может трудоустроить специалиста того или иного профиля. Тем не менее, если человек приходит и учится на инженера сельхозтехники, агротехники, он сидит в аудитории за книжкой. Он не ходит по проспекту с плакатом, не машет кулаком над головой. То есть, это способ энергию молодежи канализировать в какое-то безопасное русло. Если ты это русло разгрыз или уничтожил, то будь готов к тому, что эта энергия выплеснется в каком-то другом месте. Она выйдет рано или поздно. Она выйдет потому, что человек, выпускающийся из университета и получивший специальность, а мы получили дикое количество на нашем сайте, у нас же есть форма связи, нам пишут и сейчас продолжают писать... Так вот, если человек окончил университет по такой-то специальности, а выйдя из ворот образовательного учреждения, он узнает, что такой специальности в природе не существует, он не востребован, он никто, его прямая дорога в торговый центр. Менеджером или каким-нибудь мерчендайзером. То у него возникает закономерное возмущение, он начинает спрашивать: “Что вообще происходит, на кого я учился?” А когда таких людей становятся сотни тысяч, рано или поздно появится искра, которая воспламенит эти недоуменные вопросы. Вот эти два вывода, которых я не ожидал до того, как мы начали работать.
Д.Ю. А если зайти с другой стороны. Вот люди, которые хотят на этом заработать денег. Возможно, они в эти самые школы готовы вкладывать деньги, чтобы получить еще больше денег обратно. Родители, значит, готовы платить, а мы вам оборудуем кабинеты, поставим туда новейшее оборудование. Начнем учителям платить серьезно. И качество образования, просто взлет ракетой, попрет вверх на графике.
Константин Семин. Взлетают несколько маленьких ракеток, я бы сказал. В каких-то анклавах, обособленных образовательных учреждениях. Больше напоминающих колонии или монастыри. Образование в них будет стоить, не знаю, 600 тысяч, 700 тысяч рублей в год. И на выходе получаются люди, в зависимости от нравственного состояния обучающегося и от его собственных интеллектуальных способностей, более или менее подготовленные. Просто, что с этими людьми происходит потом? Они куда будут встроены? Хорошо, если у тебя есть папа-олигарх, он тебя ставит надсмотрщиком на какой-то свой завод или предприятие. Ты блистательный менеджер, подготовленный какой-нибудь гимназией имени Франкенштейна. Ты работаешь и реализуешь себя на благо себя. А что делать всем остальным? Что делать выпускникам какого-нибудь физико-математического лицея, конкурс куда часто превышает конкурс в любую закрытую, дорогую гимназию. Куда пойдет математик, куда пойдет физик? Даже если он блистательный физик. Мы были в таких, привилегированных, в том числе государством опекающихся ВУЗах и школах. А какова востребованность экономикой этих людей?
Даже приходилось слышать точку зрения, что: “Не может быть по-другому. Будет 85 процентов быдла, тягловых лошадей. А 15 процентов умных”. Но вопрос, куда денутся эти умные? В ситуации, когда нет работы, нет производства, нет промышленности. Новосибирский Академгородок - жемчужина. Мы все на Силиконовую, Кремниевую долину поглядываем, пытаемся как у них в Подмосковье выстроить. Вот у нас готовая долина, на пустом месте построена Советским государством. Не просто же так, для того, чтобы умных людей готовить. А для того, чтобы соответствовать потребностям экономики государства. И потребности эти закрывались специалистами, которые готовились в Новосибирском Государственном университете. А теперь посмотрите, что происходит в экономике того же Новосибирска. Сколько там предприятий были и сколько там предприятий осталось. А в других городах Сибири, Урала, Средней полосы. Что происходит с промышленностью, с экономикой? Вот стенка в которую мы упираемся.
Поэтому взлетающие единицы, эти замечательные профессионалы, специалисты будут тут же выгребаться волосатой рукой более мощного, более сильного международного капитала. Потому, что он все равно заплатит больше. Он способен предоставить более интересную работу. Как ты ни соревнуйся, ну, не сделаешь ты климат в Подмосковье или среду обитания в Подмосковье такой же конкурентоспособной или такой же привлекательной, как климат в Калифорнии или какой-нибудь оранжерее, где выращиваются гении для западных высокотехнологичных индустрий. У нас мотивацией может быть только что-то абсолютно другое. А здесь ни мотивации, откуда она возьмется, наука интернациональна. Везде одинаковая физика. Я хочу заниматься физикой. Хочу открывать новые планеты. А здесь я вынужден, что? Пресмыкаться, во-первых. Есть другой подход. Некоторые иностранные ученые приезжают на те же самые “сколковские” хлеба. Для себя делают этот моральный выбор: “Я потусуюсь здесь года два, буду получать такое-то количество бабла на карман, а потом отвалю”. Это спасение нашей экономики, это спасение нашей страны, спасение нашего образования? Да ничего подобного. Это обыкновенный распил денег, вот и все.
Поэтому, конечно, надежды на то, что капиталист придет и воспитает, и хорошо смажет все шестеренки, и учителя накормит досыта, они неоправданны. И сами учителя, сами преподаватели, которые в этих учебных заведениях, которые, может быть, чувствуют себя белой костью по сравнению с остальными учителями в стране, они понимают, что это путь в никуда. Таким образом выздороветь организм не сможет, вылечить таким образом никого нельзя.
Д.Ю. Ну, это сразу приходит на ум. Пример нашего университета Санкт-Петербургского. При университете есть специальный интернат для математически одаренных детей. Детей ищут по всем школам нашего Северо-Запада. Этих детей в интернат, где талантливейшие педагоги талантливых детей отлично готовят. Заканчивается обучение этих детей в университете, рабочие места в Силиконовой долине, или как ее правильно, Кремниевой, называть. Вот, уже все готово.
Константин Семин. Кремниевая - у них. У нас все время силиконовое что-то получается.
Д.Ю. Да. И вот, все уже работают на благо США. Как-то это, мягко говоря, странно. С одной стороны у меня вызывает глубокое уважение деятельность США в этом направлении. Вы его где-то там родили, вы его где-то там нашли, вы его подготовили, обучили, как следует. А мы готового забрали к себе. За достаточно небольшую плату, если отмести поиски, обучение, он у нас отлично функционирует и приносит пользу. А нам это, значит, не надо. Тут как-то я просто теряюсь.
Константин Семин. Ну, ты теряешься в первую очередь, наверное, потому, что понимаешь насколько это закономерно, естественно. И насколько бесполезно с этим бороться. Скажем, проповедью или возгонкой патриотических настроений. Хотя мы повсеместно встречаем людей, которые, не смотря на все, что с ними делают, не смотря на все “оптимизации” и сокращения... А у нас чего только ни происходит, сейчас об этом, всю эту изнанку выкладывать нет смысла. Кого только и как ни “оптимизируют”. Чего только и с чем ни сливают. Здесь, в Петербурге мы постоянно получаем сигналы SOS терпящих бедствие трудовых коллективов учителей или коллективов учащихся. Когда сливают несоединимые университеты или колледжи. Которые вообще никак представить вместе, эти специальности, нельзя. “А мы сольем, кого-нибудь за борт”. Тем не менее, люди продолжают стойко свою вахту нести. Но на одном таком стоицизме, одном патриотизме, которого требуют ото всех, притом, что его не наблюдается там, где он должен быть в первую очередь, ни науку, ни образование спасти невозможно.
Нужно понимать, что это не проклятая “американщина” пришла и разрушила. Это наш собственный мир чистогана. Собственный наш капитал развивается по естественным для любого капитала лекалам. Естественным траекториям. И наша траектория очень проста. Она предначертана теми реформами, теми изменениями, которые в нашем бытии были произведены в начале 1990-х. Если ты являешься сырьевой экономикой, если ты нацелен на производство сырья, если ты раскрылся полностью для международных корпораций, а сам... Не только с этим связано, с вступлением в ВТО, с отсутствием валютного контроля, когда проще взять деньги и за границу перекачать. Ну, какая национальная промышленность таким образом может быть запущена?
Но самое главное с нашей слепой и безоглядной верой в то, что капитал сделает лучше. Вот мы все плоды нашего такого верования в эту истину и пожинаем. Все, что мы обсуждаем, все, чем мы возмущаемся, даже вся эта детвора, выходящая на митинги протеста, является абсолютной закономерностью. Самое главное, это то, понимают ли люди, откуда взялось то, чем они возмущаются? Потому, что мы все чаще сталкиваемся с тем, что даже родители: “А, плохой учитель, отругал. Не обращает внимания, строчит отчеты и относится к ученику так, будто ученик, это посетитель супермаркета с корзинкой. Взял - значит взял. Не выучил - значит, не выучил. Не заплатил, так вообще ни на что не имеешь права”. Да не учитель плохой. Учитель поставлен в такие обстоятельства. И родители поставлены в такие обстоятельства, и директора школ поставлены в такие обстоятельства, когда, ну, нельзя не собирать деньги. Нельзя не искать источники финансирования.
И издательства, которые были приватизированы и каждый год выпускают новые учебники, не могут не выпускать новые учебники потому, что им нужно кормить людей, работающих в этих издательствах. Система такая. Но вот приподняться над частной проблемой, которой, безусловно, является образование, является здравоохранение, осознать масштабность происходящего, осознать, что эта беда не ограничивается отдельной какой-то школой, на это осознание народ у нас, как правило, в большинстве случаев не способен. Наша задача, в том числе, этим фильмом, мы надеемся... Нам хотелось бы, чтобы проект не остановился на одном фильме или на нескольких сериях. Нас, кстати, очень часто просят не останавливаться и продолжить разговор о чем-нибудь еще, тем хватает. Наша задача вот это сознание пробудить. Как-то его раздразнить и заставить людей смотреть на происходящее шире. А это начинается, в первую очередь, с самообразования. Очень многое из того, что для советского человека было очевидным и понятным как три рубля, для нас сегодня очевидным не является. Но если мы теперь, по сути своей, люди антисоветские, если наше мышление действительно так деградировало...
Я поражен был, за то время, что я здесь отсутствовал, мы сделали несколько задиристых выпусков программы “Агитация и пропаганда”. В одном из них мы обрушились на наше мракобесное состояние умов, когда очень многим кажется даже, что Солнце вращается вокруг Земли.
Д.Ю. Земля плоская.
Константин Семин. Да. Я не ожидал такого количества комментаторов, которые готовы были уничтожить меня за том, что я покусился на эти, открывшиеся им истины. Оказывается вся физика, вся химия, теория относительности, это результат вселенского заговора. Каких-нибудь рептилоидов и масонов, которые промыли русскому человеку мозги.
Д.Ю. Тезис: “А ты телевизор-то, наверное, смотришь? Кабинет Обамы видел? У него на стене висит карта плоской Земли. Что скажешь?” Я даже не знаю, что сказать.
Константин Семин. Оружие падает из рук и ты понимаешь, что, может быть, уже делать нечего. Но, опять же, а чего ожидать другого? Вот далекая от меня область. Например, кинематограф. Голливудские и разные наши фильмы, которые трудно отличить от голливудских, по крайне мере, по формальному признаку, по внешнему стремлению пустить пыль в глаза.
Д.Ю. По накалу идиотии отличаются. У нас он еще сильнее.
Константин Семин. Да. Я это и пытаюсь сказать. Ты приходишь в кинотеатр, я не частый ходок, повторюсь, но ты понимаешь, что в этих фильмах не работают даже законы физики. А это то, что дети смотрят с младенчества. И чтобы кто-то пришел и возмутился? А потом, вот тебе и плоская Земля.
Д.Ю. Тезис. Вот тут недавно был такой художественный фильм “Чужой: Завет”. Космонавты везут 2 тысячи человек заселять другую планету. За спиной у них 2 тысячи человек. “Ну-ка, давай мы тут вылезем, на этой планете сигнал какой-то непонятный”. “Вроде бы атмосфера неплохая, - говорит один другому, - Пойдем без скафандров”. За спиной 2 тысячи человек, напомню. Выйдя без скафандров, наступает на какие-то грибы, из них споры, ему в ухо. И тут же из него уже вылупляется “чужой”. Задаю аудитории вопрос: “Каким идиотом надо быть? На мне ответственность: за спиной 2 тысячи человек”. Имея какие-то способности, данные, тебя же не просто так туда отобрали. И ты настолько безответственно поступаешь. Ты сдохнешь сам, ты заразишь других, ту убьешь всех этих, которые лежат в ящиках и ничего сделать не могут. “А это фантастический фильм, чего ты докопался?” Ну, я не знаю, если на уровне примитивной формальной логики у вас никакого восприятия нет. Как это, какой-то англичанин говорил: “Учитывая идиотский характер телевизионных программ, скоро мы получим поколение идиотов”.
Константин Семин. Да, мы получили. А что советскому человеку делать в таком фантастическом голливудском “космосе”? Он не должен себя чувствовать там уютно: там не работают законы физики, законы логики. Но это говорит о том, что мы не одиноки в нашей деградации. Те ребята, я вот сейчас отчетливо понимаю, которые пришли писать сценарий в Голливуд, они же тоже относятся к этому поколению, которое развивалось в последние годы по новым учебным планам.
Д.Ю. А что ты посмотрел?
Константин Семин. Я, например, никак не мог понять в “Пиратах Карибского моря” почему в заключительном эпизоде корабль, спасая группу опустившихся на дно, как Моисей, океана вытаскивать оттуда какой-то меч, никак не сваливается набок. Просто потому, что по всем элементарным физическим законам устоять он никак не должен был. Просто это мелочь дурная, которая мне попалась на глаза. Но вот последнее, я увидел чудо-женщину. Амазонская героиня, стоя в каких-то греческих кущах, наблюдает, как в море падает самолет немецких ВВС с летчиком, американским шпионом, угнавшим его. Я просто подумал, что в Голливуде начали раздавать наркотики, может быть, тем, кто пишет эти сценарии. Градус бреда в этой чудо-бабе, он настолько запредельный. А поражает-то не то, что это бред, а то, что ты можешь быть один или вас несколько человек в зале, которые еще реагируют на бред. А некоторые, когда я выходил из зала, вытирали платочком слезы.
Д.Ю. Забористо, да?
Константин Семин. Да. И это меня, на самом деле, очень сильно испугало. Потому, что не хочется оказаться в ситуации, когда ты дурак, а все остальные “врубаются”, все остальные понимают. И что чудо-баба делает, и почему корабль не падает. Вот оказаться в меньшинстве, когда большинство деградировало, и сознание большинства подверглось тотальной деконструкции, это очень страшный такой сценарий. В принципе мы в подобном сценарии бывали, проходили мы через такую ситуацию. Если мы посмотрим на тоталитарную Советскую эпоху, мы поймем, что большевикам в 1917 году приходилось действовать в очень сходных обстоятельствах. Потому, что 90 процентов населения безграмотны. Градус мракобесия, то есть, верований всяких хлыстовских, сектантских представлений о том, что вокруг чего крутится, можем представить себе, каким оно было. А тут приходишь с какой-нибудь диалектикой материалистической, начинаешь проповедовать о природе капитала, кто, чего продал, ну, как на тебя будут смотреть, и как тебя будут воспринимать? Кстати говоря, отличительной чертой того российского общества, предреволюционного, послевоенного, военного, если говорить о периоде Первой мировой, была еще предрасположенность ко всему мистическому, декадентскому. Все столичные салоны были забиты поэтами, разными литераторами, которые “искали”. Что это означало? Искали спасения в какой-нибудь потусторонней жизни, изучали в первую очередь ее, а не то, что лежало под ногами. Это говорит о том, что такое общество в кризисном своем состоянии, оно, как правило, сугубо абсолютно идеалистично. Оно ищет какие-то мистические, метафизические ответы на тревожащие общество вопросы. Потому, что ответы очевидны. Ответы, которые требуют логического мышления, они слишком тяжелы для восприятия массой.
Д.Ю. Не хочу про это думать.
Константин Семин. Или интеллигенцией. Вот мы здесь очень напоминаем, к сожалению, это общество. Если мы посмотрим, как у нас организована пропаганда, как у нас историческая наука функционирует, нас изо всех сил подталкивают к этому состоянию. Мракобесие уже, в общем, перестало быть отрицательным словом. Наоборот, мы черпаем вдохновение в том периоде. Мы стараемся как можно больше походить на дореволюционную эпоху. Мы всячески восстанавливаем ту эстетику модерна, начала века. Мы изо всех сил проводим, где только можно, выставки, посвященные представителям августейших династий. Нам обязательно нужно окунуться в ту эпоху.
Д.Ю. Уже на иконах рисуют группенфюреров SS, молодцы. Я бы еще чуток с твоего позволения добавил, что в настоящий момент они не в мистику, они наоборот, все в реализм. Недавно приобрел книжку небезызвестного автора Бильжо, “Рассказы о Венеции”. Интересно, я опытный венециевед. Что интересно в Венеции лично мне? Я, понятно, тупой “совок” и всякое такое. Вот там светлейшая, тишайшая, тысячу лет была богатая, всем на свете рулила, готовила людей, безумных управленцев, одерживала военные победы, торговля. Интересно, в ряде аспектов страшно “похожа” Венеция на Советский Союз. Иронически говорю. Как такое, суровое образование, где все ради блага республики, а не лично твоего. Ну, например, когда тебе говорили, что ты станешь дожем, отказаться было нельзя. А дожем ты должен был стать на свои собственные деньги, республика на это денег не давала: “Не смотри, что ты богатый, поэтому и выбираем. Свои бабки будешь на все тратить”. Очень интересно. Про что книжка Бильжо? Книжка Бильжо про рестораны в Венеции. Куда пойти пожрать: “Здесь я был, тут я был. Там я жрал, тут я жрал”. Здесь вот это, тут вон то. Мне все время интересно, я не могу сказать, что я по нашим меркам сильно бедный, могу себе позволить доехать до Венеции. Могу тебе сказать, что такого количества, я там много раз был, ресторанов в Венеции я не обожрал. Для кого это написано? Зачем это написано? Ты не кулинар, в общем-то, с одной стороны. Ты не понимаешь, а он не понимает, тонкой разницы в еде. Тем не менее, он окружающим рассказывает: “Можно пойти сюда”. Вот в “проклятом совке” такого не было.
Константин Семин. В желудке же больше всего нервных окончаний. Может быть мыслительный процесс теперь оттуда инициируется у некоторой категории граждан. “Думать” желудком это тоже черта, которая, кстати говоря, свойственна декадентскому, деградирующему обществу. Потому, что: “В первую очередь я должен побеспокоиться, что в моей тарелке находится. А вот все эти ваши дела, будущее на заводах... И моя тарелка, моя, чем она заполнена?” Вот Венеция воспринимается через призму стакана твоего или твоей тарелки. Если тарелка пустая, вот тогда начинается мыслительный процесс.
Д.Ю. Мне вот все-таки кажется, эта мистическое, я к нему только иронически отношусь, оно все-таки несколько повыше, чем вот это: рыло в корыто и жрать, жрать, жрать. Получая физиологическое удовольствие.
Константин Семин. Да. Голливуд, как мне кажется, представляет собой идеальное сочетание того и другого. Потому, что там такого качества мистическое, что оно не сильно приподнимается над горизонтом стакана с попкорном. А потому и нескончаемый, и не стихающий хруст челюстей стоит в кинотеатрах.
Д.Ю. У них несколько иначе, не так, как у нас устроено. У нас 50 процентов денег от продаж билетов забирает себе кинотеатр, 50 процентов забирает прокатчик. А в США 10 процентов забирает кинотеатр, а 90 процентов прокатчик. И кинотеатр просто вынужден торговать жратвой для того, чтобы зарабатывать деньги. И бывает, если у американцев правильно организован бизнес, по продаже попкорна и все такое, то он до 50 процентов дохода приносит. Это круто и всякое такое. У нас-то несколько не так. Поэтому, например, если люди в массе больше любят сладкое, сладкий попкорн, недоеденный, они увозят с собой домой. Но наш директор кинотеатра больше любит соленый попкорн, поэтому он сладкий не продает. У нас капитализм все время такой, мягко говоря, странный. А почему так происходит? Потому, что ты на чем-то другом деньги зарабатываешь, которые не заставляют тебя думать ни о чем.
Константин Семин. Ну, наш капитализм стремительно учится. Этот разрыв будет сокращен. Мы уж по попкорну догоним. По количеству съеденного и выпитой какой-нибудь колы. А наши художественные метафоры и образы из нашего кино, из того, что мы видим по соседству с голливудскими афишами, они, мне кажется, с голливудским уровнем, который мы обсуждаем, во многом сравнялись. Такой же градус идиотизма.
Д.Ю. А что-нибудь смотрел из нашего?
Константин Семин. Я боюсь здесь кого-нибудь персонально обидеть. Потому, что у нас все крупные картины спонсируются большими телевизионными сетями. Но мое ощущение, что мы вот догоняем галопом этот идиотический уровень, который мы сейчас обсуждаем. В какой-то момент разницу будет трудно определить. Да уже и сейчас, даже с эстетической точки зрения, оформление наших фильмов, способ съемки и монтажа один в один. Там ничего уникального, собственно сугубо нашего, не осталось. Музыку там, по–моему, берут из банков музыкальных файлов. И все это звучит примерно одинаково.
Но я, если вернуться к тому, от чего мы плясали, я не случайно эту деградацию и это мракобесие вспомнил. Потому, что первое, что сделали большевики, часто об этом забывают, буквально через два дня после революции, они создали Комиссию по народному просвещению. Они понимали, что звать куда-то в светлое будущее людей, которые немного иначе воспринимают мир, хотя очень сильно этих людей обучила и на новый лад настроила Первая мировая война. Скажем, в 1914 году все увещевания большевиков, все их рассуждения о природе капитала, кто кого грабит, они воспринимались часто прохладно. Люди говорили: “Что вы нам опять компостируете мозги”. Рядом находилось какое-нибудь Охранное отделение, рядом находился Зубатовский профсоюз, который людей под гребенку свою загонял, прочищал. И, соответственно, даже партия большевиков в 1914 году был гораздо менее многочисленна, чем в 1905 году или в 1907.
Потом пришел тот самый “жареный петух”, самый эффективный в нашей новейшей истории преподаватель, и восприимчивость простого человека к тому, что ему пытались объяснять большевики до революции, значительно возросла. Но не с проста первейшим вопросом для новой власти стал вопрос образования. Потому, что неграмотный человек, человек, который считает, что Земля плоская, будет всегда объектом манипуляций. Будет всегда дурим и обманываем теми, кто обманывать умеет. Я, кстати сказать, эту голливудскую индустрию и то изобилие книжное, которое нас сейчас окружает... Хотя за каждым книжным корешком микроскопический тираж в две тысячи, три тысячи эксемпляров.
Д.Ю. Это много.
Константин Семин. Да. Но я воспринимаю точно также это. Все это изобилие нацелено на самом деле... Тут очень сложно сказать, глупость тиражируется, глупость тиражируется потому, что человек рад потреблять идиотизм, потому, что человек не хочет напрягаться и думать. Или потому, что человека выгоднее вытаскивать в эти идеологические кущи и пудрить ему мозги. Потому, что так им легче управлять. Забудем о нашей бренной земле. Если мы посмотрим на этот, так хорошо тебе знакомый мир голливудских фильмов, то увидим, что там практически нет реалистического кино. Там очень мало фильмов, которые рассказывали, что происходит в Америке здесь и сейчас.
Д.Ю. Блокбастеров нет точно. Вот блокбастеров, которые рассказывают о том, как на самом деле - нет.
Константин Семин. А это почему происходит? Потому, что говорить о реальных проблемах, это значит провоцировать человека на мышление. Это значит давать почву, чтобы человек задавал вопросы. Почему? Откуда это взялось? Почему, например, закрылся здесь завод? Почему, например, уровень раздражения тем, что происходит в тех же США, я не хочу уподобиться своим коллегам, которые исключительно на США вину за все происходящее в мире возлагают, но, тем не менее, проблем там выше крыши, стрельба ежедневно, не просто так сокращаются расходы на образование, науку и медицину. Жизнь не сахар очень много где. Вот дяденька приехал сейчас в Вашингтон в трейлере, я о нем рассказывал в одном из выпусков своей передачи, с винтовкой. Взял и пострелял конгрессменов республиканских. А у дяденьки очень интересная предыстория. У него одна приемная дочь отравилась героином. Потому, что опийная эпидемия в США. Мы об этом мало слышим по телевидению, а там происходит это. А другая просто покончила с собой. А бизнес его закрылся, он разорился. Оставил жене прощальное письмо. Позвонил из Вашингтона, сказал, что уходит на охоту, на бизнесменов-республиканцев.
Так вот, чтобы человек на фабрике, на заводе, на калифорнийской томатной плантации не задал себе в воскресный день, сидя в кинотеатре, вопрос “что это вообще происходит?”, будут показывать “Пиратов Карибского моря” или еще какую-нибудь дребедень, в которой Земля налетает на свою ось. Потому, что это и есть идеализм. Это вывод человека в плоскость идеального, в сказку. Ты живешь в сказке, ты такой сказочный человек, “Незнайка в Солнечном городе”.
Д.Ю. Незнайка еще и на Луну летал.
Константин Семин. И на Луну точно также. Все, на самом деле, о чем предупреждали советских детей, все, о чем им рассказывали в сказках, все, о чем писала советская фантастика, которая была не чета сегодняшней фантастике, Ефремова, если вспомнить или Кира Булычева, все действительно имело отношение к настоящему. И все потихонечку сбывается. И это, конечно, другая грань нашего бытия. Грань, смыкающаяся с образованием, о котором мы сегодня говорим.
Д.Ю. В прошлом году вышел, я, наверное, тоже не так много смотрю, но за прошлый год я увидел хороший, интересный лично для меня, американский фильм. Называется “Hell or High Water”. То есть, по-нашему “Любой ценой”. Суть происходящего. Живут два брата, у них мама. Мама взяла где-то кредит, заложив за это землю. А на этой земле нашли нефть. В результате кредит надо срочно выплатить, а денег нет. И два брата, один ранее судимый, а другой не очень, они бегают по отделениям банков и отделения банков грабят. При этом они перемещаются на автомобилях по дорогам, а вдоль дорог большие плакаты “Возьми кредит, мы тебе поможем”. И в общем, для меня неожиданно, краем все время проходит какая же сволочная система, какие сволочи в ней сидят, маму “развели”. Ситуация безвыходная. Остается только брать револьвер в руки и бежать грабить банки, это решение, как ты понимаешь. Заканчивается все это тем, что в ходе грабежа... Дело в Техасе, нет, боюсь наврать, короче, там, где пистолеты носить можно, они в один банк залезли, когда там зарплату выдавали. Они все время лезли где людей нет, а тут зарплату выдавали. Ну, и все с пистолетами, открыли бодрую стрельбу, бросились в погоню. Их загнали в горы и один брат, чтобы отвлечь внимание от другого, убежал в горы с ружьем, где его и пристрелили. А этот с деньгами убежал, за все заплатил и земля ему досталась. И у него уже “качалка” нефтяная стоит. Пятьсот баксов в месяц ему накачивает, или сколько там. Он счастлив, проблемы разрешились.
Константин Семин. Нет, это бывает. Мы же знаем, что Голливуд всегда был такой, несколько оппозиционной “провинцией”. Находились всякие разные революционно настроенные творцы. Бежали туда из Европы, чего-то там творили и сочиняли. Просто творцы деградируют точно так же. Помню, попался мне на глаза фильм некоторое время назад, “Free State of Jones”. Про то, как в южных штатах в ходе гражданской войн образовалась такая колония социалистически настроенных граждан, которые были готовы показать неприличный жест обеим сражающимся сторонам, занимались освобождением рабов и борьбой за справедливость. Кто-то же написал такой сценарий. Кассу он не соберет, конечно же. Но говорит о том, что не все еще погасло. Но с другой стороны, выйдет какой-нибудь мультик “Зверопой”, в нашем переводе, в котором будет показано, что если ты полноценный, нормальный зверь, ты должен всех остальных зверей топить, чтобы пробиться к успеху. Если не “кинешь” всех, включая собственного папашу, значит, успеха не добиться.
Д.Ю. Для детей. Детям - образец поведения.
Константин Семин. Да. И таких образцов везде полно. Это не потому, что масоны придумали этот мультик. Показать нашим детям и их заразить. А нужно их гнать в православную гимназию, чтобы они проникались истинным смыслом, вырастали Аленушками и Иванушками. И казаками. И шли погибать за русскую землю. Не в этом дело, а дело в том, что так устроена система. Она производит те смыслы, которые позволяют ей продлить свое существование. Если это агония, если это существование подводит систему к войне, это “ничего страшного”, будут произведены такие смыслы, такие художественные произведения, которые мотивируют оглупленное сознание таким образом, чтобы оно шло... И сегодняшняя наша ситуация, когда Россия - источник зла. Я удивлен, что не снято 50 новых фильмов.
Д.Ю. На подходе, наверное.
Константин Семин. Наверное. Они же все появятся в наших кинотеатрах. Самое интересное, что мы пойдем на эти фильмы.
Д.Ю. Надо быть в курсе, что там.
Константин Семин. Ну, конечно. Мы заплатим за билеты, мы с радостью посмотрим. Был же этот фильм, “В тылу врага”, по-моему, назывался. “Behind Enemy Lines”. Когда Машков с ружьем бегает и стреляет “хороших” албанцев, а американский летчик защищает “хороших” албанцев от сербов и кровожадного русского. И что? С этим фильмом были какие-то проблемы? Народ валом валил и смотрел это кино. И даже если завтра что-нибудь подобное появится снова, примеров же миллион...
Д.Ю. Я тебе больше скажу. Когда на заре “перестройки” видео появилось, магнитофоны, кассеты, естественно начали проникать в родную страну и антисоветские фильмы. Мне наиболее запомнившийся, “Красный монарх”. Какая-то псевдо сатира, псевдо пародия. Выглядело, даже тогда, полной идиотией. Вы не понимаете, как устроен этот самый Советский Союз. Вы не понимаете, почему люди себя так ведут. У вас какие-то фантазии ваши, перенесенные на экран. Полная идиотия. Это примерно, как гражданин Оруэлл написал “1984” про родную страну, про англо-американский социализм, а вы это зачем-то прикладываете к СССР. Он не жил при, нами горячо любимом “тоталитаризме”, он не понимает, как он работал, у него другие художественные задачи, и вообще все не так. Так, вот. Все эти антисоветские фильмы были достаточно глупые и неинтересные. Там не было ничего такого, знаешь, с художественной точки зрения или какие-то социальные проблемы вскрытые. Какая-то чушь собачья. И вот наступила свобода. Теперь наши творцы снимают антисоветские фильмы. Так первое, оно же главное, они в сто раз гнуснее, но глупостью поражают еще больше. То есть, вы точно также ничего не понимаете.
Константин Семин. Они снять-то жизнь не могут. Даже нагадить не могут. Может радоваться этому нужно, их бессилию, тому, что они не могут? Если бы они это сделали талантливо, похоронив и закопав... Они Сталина сыграть не могут, вся эта НКВД-шная романтика, синие околыши. Если бы это все в кадре не имело какого-то “одинцовского” или какого-нибудь другого акцента, если бы персонажи из прошлого, оживающие в сегодняшних антисоветских лентах не изъяснялись языком Жан-Жака или современных московских кофеен, или “пацанским” языком, то, может быть, это вызывало бы доверие. А поскольку любые попытки воссоздать, изобразить советскую действительность сегодня у нас на экранах выглядят абсолютно бессильно, то чем больше таких фильмов выходит, тем меньше им верят. Вот это странный смех в зале, эти странные слезы в зале, они иногда заставляют меня думать, что я не прав. Что все это работает, что Сталин такой, его воспринимают таким. Или “Сталинград” глазами младшего Бондарчука воспринимается, как факт действительности. И такие ужасные мысли, что я не прав, они мне в голову приходят. Когда ты сталкиваешься с поколением пятнадцатилетних, шестнадцатилетних, они говорят: “Они же всех съели и расстреляли, разве нет?” Я говорю: “Нет”. – “А Александр Исаевич, он писал неправду?” И тут у тебя падает карандаш из рук, микрофон стучит по бетону, и ты не знаешь что возразить. Потому, что с какого момента начинать лекцию? “Дорогие друзья. То, что вам рассказывали про последние столько-то лет - неправда”. С какого момента начинать? И ты понимаешь, не просто залит бетон в черепную коробку, он застыл. И здесь уже только отбойный молоток может помочь. С одной стороны их антисоветчина смешна и бессильна так же, как любая голивудчина. Но, с другой стороны, она работает. Я не знаю чему ужасаться, над чему умиляться, что здесь смешного. С одной стороны смешно, с другой стороны страшно.
Д.Ю. Вот вышел недавно художественный фильм “Время первых”. На общем фоне потока известной субстанции, хорошее кино. Если смотреть суровым взглядом, антисоветчина, естественно, как и везде. Мне вот просто хочется задать вопрос создателю: “Ты когда-нибудь слышал, что есть такие летчики-испытатели, например? Ты понимаешь, что испытание самолета, это полет на бочке с керосином, который там сзади спичкой чиркнул, поставил и вот полетел уже? Как она управляется - никто не знает. Жахнет, не жахнет - никто не знает. Расскажи, пожалуйста, эти летчики-испытатели, это их коммунисты штыком под зад в летчики-испытатели загоняли? Или, может быть, ты что-то знаешь о мужчинах, их мужских качествах? Как там на переднем краю, опасность, я там что-то делаю. Может, ты об идеалах что-то знаешь? Вот моя Родина, я ради нее что-то делаю”. Очень странные пассажи. Но я к чему? Вот там показывают семьи космонавтов. Вот во что одеты женщины, жены, которые ждут, как они себя ведут, как ходят. Понимаешь, у меня такое чувство, что снимали люди, которые в России никогда не были. Вот мы с тобой тут родились, выросли. Жена дома ходит в парадном платье, еду может в нем готовит? Кресла какие-то расставлены. Откуда вы это берете? Ответ: “Смотрим американское кино. Там так русских показывают”.
Константин Семин. Или там вообще 1950-е. Должен же быть какой-то стиль, которому хочется подражать, стиляги там, я не знаю. Прошлое выглядит так. Страшно то, что поскольку оно воспроизводится в бесчисленных произведениях масскульта, оно начинает действительно входить в историю так. Так Wikipedia вытесняет Большую Советскую энциклопедию. Потому, что неважно, что написано в энциклопедии. Важно как часто обращаются к новому источнику. Начинает казаться, что Советская эпоха действительно так выглядела. И действительно все в Центре Управления Полетами были истериками. Когда что-то пошло не по плану, они начинали визжать, хвататься за сердце...
Д.Ю. А если хорошо, то начинали аплодировать.
Константин Семин. Вот эта склонность необъяснимая, или объяснимая, наоборот, для меня. Склонность нашего современного кинематографа к истерике. Не может быть нормального диалога, не может быть нормального диалога между актерами. Посмотрите, любой советский фильм. Может даже не передовой и не отмеченный наградами, посмотрите как толкается вперед сюжет в этом фильме. Он не толкается языками. У нас половина сценаристов, как я понимаю, в нашем современном кино, это сценаристы-сериальщики. Для них художественный фильм и телевидение, это одно и то же. Болтовня. Там язык толкает повествование, а не кадр, не мизансцена, не пауза. Нет там пауз потому, что пауза съедает деньги. Пауза съедает время, а время оплачивается. Поэтому пауз в кадре быть не должно. Человека в кадре быть не должно, а должна быть истерика. Не получилось, космический корабль не полетел. Он будет биться как пятнадцатилетний подросток на полу в истерике. Или как в этом фильме про хоккей, о наших выдающихся хоккеистах и их матч с канадцами.
Д.Ю. “Номер 17”?
Константин Семин. “Легенда номер 17”. Все наши хоккеисты, это, безусловно, истерики, выкидывающие мебель из окна, разбивающие тарелки.
Д.Ю. Автор пишет про себя.
Константин Семин. По-другому реагировать на потрясения в жизни невозможно. Можно только все разрушать и визжать обязательно. И так ведут себя все люди в критических обстоятельствах. Хочешь изобразить критические обстоятельства, изобрази кричащего человека. Все поймут, что ты имеешь в виду критические обстоятельства. А если что-то сработало, например, человек вышел в космос первым, или человек, не знаю, на Луну высадились американцы, мы не верим в это, если все это происходит, то происходит по одной причине, потому, что случайное стечение обстоятельств и личный героизм.
Д.Ю. Вопреки.
Константин Семин. Вопреки. Человеку говорят, что так действовать нельзя потому, что это поставит под угрозу жизни людей. А он на все плюет потому, что он выдающийся конструктор.
Д.Ю. Коммунистическая партия приказала.
Константин Семин. А почему коммунистическая партия так тоталитарна? И так жестоко рассуждает, и мыслит, и требует...
Д.Ю. Хочет всех убить коммунистическая партия.
Константин Семин. Нет, там в этом же фильме, который ты сейчас упомянул, там косвенно, строчкой, обязательно все выносится в подтекст. Некоторые антисоветские фильмы нарочито антисоветские, а некоторые все в подтекст выносят. Там объясняется, а потому, что коллективный принцип принятия решений. Они приняли такое решение, значит, будь любезен повиноваться. Но герой-одиночка, всегда противостоящий обстоятельствам, всегда ставящий себя на другую сторону от злобной, бесчувственной системы, он не подчиняется, берет инициативу на себя. Идет наперекор и выигрывает. И так страна выходит в космос, так страна добивается каких-то результатов в спорте, только благодаря усилиям одиночки. Потому, что коллектив, это всегда зло. Коллектив всегда несет в себе опасность, коллектив всегда подавляет личность. Такую, например, как личность режиссера. Его, наверное, подавляли до тех пор, пока новая освободительная эпоха не дала ему в руки средства производства и средства художественного выражения.
Д.Ю. Ну, это, кстати, во всем заметно. Вот, пошел, посмотрел кино, составил какое-то мнение. Зритель, я на критика не претендую. Вот я его высказал, повесил ролик. Фильм откровенное барахло, вот, какой-нибудь “Чужой”, откровенная дрянь. Тратить деньги на него не надо и ходить на него не надо. Или какие-нибудь там “Трансформеры”, абсолютно идиотские, тоже не надо ходить. Тут же вылезает достаточно большое количество детей, условно, детей, которые говорят: “А чего вы его слушаете? Надо пойти и посмотреть, и составить свое мнение”. Я как-то в растерянности. Есть люди, мнение с которыми у меня, как правило, совпадает по важнейшим вопросам. Если мой товарищ, вкусу которого я доверяю, сходил, посмотрел кино и сказал, что это смотреть не надо, я и не пойду никогда смотреть, составлять собственное мнение. А в чем смысл, вы чего? Если ты посмотрел десять моих роликов, и каждый раз убеждался, что это смотреть не надо, или наоборот, надо, а в чем смысл этих выкрикиваний? “Мы никакой не коллектив, мы никакая не общность. Я всегда стою в стороне, у меня по каждому поводу свое мнение”. Идиотское, замечу. А в чем смысл?
Константин Семин. Смысл, мне кажется, в том... Это не очень приятный для нас смысл. И это тоже, кстати, возвращает нас к разговору об образовании. Происходит естественное, с биологической точки зрения, обновление аудитории. Мы говорим, что революция, это плохо. Революция, это всегда Навальный. Всегда Украина, горящие покрышки и утопающий в крови Донбасс. Ну, и картавые большевики. Это же все одно и то же, это же одинаковые люди. На деньги немецкого Генштаба. А вот то, что ты описываешь, это результат эволюции. Это результат того, что все эти вещи, которые возмущают тебя, возмущают меня, может быть людей на десять лет младше, они становятся частью нашей повседневности. Это становится массовым сознанием. Через какое-то время ты внезапно оглядываешься... Как я в кинотеатре оглядываюсь, а люди плачут. Я ржал, а они плачут. И ты понимаешь, что ты дурак, и ты в меньшинстве. А вот этих людей, оказывается, большинство. И, поди, доказывай, потом где на самом деле находится истина и чему на самом деле нужно изумляться. Где действительно художественные достоинства, а где недостатки.
Биологический процесс не остановим. Приходят в конструкторские бюро новые сотрудники, воспитанные таким кино. Воспитанные такой школой, университетом. Приходят в операционные такие хирурги. Садятся за штурвалы самолетов такие пилоты, которые получили подготовку вовсе не такую, как готовили пилотов в советское время, когда человек мог посадить с завязанными глазами или по приборам самолет в самых тяжелых обстоятельствах. А на компьютерных симуляторах, предположим. Возникает вопрос: а какова цена такого эволюционного развития? К чему мы, таким образом, придем? Это ведь не ограничивается кинозалом, зрительскими комментариями в youtube. Это совершенно другая среда. Эта среда, это наше общество. Это наше будущее в значительной степени. И просто то, что ты сейчас описываешь, это очень хорошо знакомо мне. Когда набегает толпа комментаторов и начинает объяснять тебе, что: “Ты дурак. Ты не понимаешь. И зачем ты тут, что ты тут кому объясняешь?” Восемьдесят четыре миллиона просмотров под клипом группы “Грибы”. С кем ты будешь спорить, со своим миллионом подписчиков? Кого и в чем ты будешь убеждать в этой ситуации?
Если эволюционное наше развитие в этом направлении продолжится, какой у нас завтрашний день вырисовывается? Как будет выглядеть будущее? Дело же не в том, что каждый из нас потеряет аудиторию, мы окажемся в меньшинстве, мы старые, пенсионного возраста люди, которым сходить со сцены. А дело в том, что преображается, перерождается сама ткань общественного сознания. Что отличало советского человека в первую очередь? Почему так ненавидят советского человека и реформаторы от кинематографа, и реформаторы от образования? Советского человека, не смотря на всю его зашоренность, не смотря на всю его чрезмерную искренность, когда можно было легко отправить его воевать в Гренаду за, как бы, непонятные для него интересы... Но, не смотря на все это, в отличие от человека “свободного”, эгоистичного, независимого, сегодняшнего, советский человек обладал навыками критического мышления. Способностью мыслить и осознавать свое место в реальности. Вот этой способности человек лишен. И кого проще на самом деле запихнуть в мясорубку? Человека, способного критически мыслить или человека, который живет какими-то идеалистическими сказками? Чья голова забита голливудской или доморощенной требухой. Я думаю, здесь ответ очевиден. Мне кажется, что наличие такого, готового к утилизации материала, оно предполагает в какой-то момент, предвещает появление той самой мясорубки. Если бы здесь была какая-то моя склонность к кликушеству или сгущению красок, но наша история, мы знакомы с ней, хотя бы по касательной, говорит о том, что это бывало в истории и не раз. Это происходило и это очень тревожный симптом.
Д.Ю. А вот ты упомянул горячо нами “любимого и уважаемого” Алексея Навального. Вот я наблюдаю. Наблюдал сначала две истерики. Первая истерика была, не знаю, ты смотрел, не смотрел, в Петрозаводске мальчик стрелял из игрушечного автомата по машине, а мужик развернулся, стукнул его бампером, вроде как, схватил за шиворот, он там на колени упал, этот мальчик. И поднялся такой дикий крик, что я заволновался, чего это вы так возбудились? Случай-то, в общем, рядовой, никого не убили. А потом мальчик Шекспира читал. Крик поднялся еще больше. Чувствую, где-то надо использовать детей, они же дети. И вот, на все эти изготовленные ролики, типа, что этот вот ребенок, вышедший куда-то там, чем-то недовольный, он специально выведен, ребенок потому, что взрослые уже не годятся. А надо под милицейские палки вывести детей, как на Украине, они же дети. И вот, 12-го числа вывели. Полная, на мой взгляд, идиотия. Но, я про другое. Вот они кричат в рамках своей, так называемой, борьбы. Они, с моей точки зрения, все капиталисты и за капитализм. А лозунги выкрикивают сугубо коммунистические. Равенство какое-то, справедливость какая-то. Не понятно, какая может быть справедливость при капитализме?
Константин Семин. Кто успел, тот и съел. Вас съели, вы должны аплодировать этому. Тут знаешь, у этого вопроса есть оборотная сторона. Когда мы говорим, что дети возмущаются, детей дурят, когда это говорят те люди, которые благословили систему образования. Дурившие и продолжающие дурить детей, по крайне мере в том, что касается истории, литературы. Посмотрите список авторов, обязательных для изучения по литературе и по истории. Посмотрите, чему учат. Алексиевич есть в списке или нет? Не удивлюсь, если есть. А Шолохова нет уже, по-моему. Не суть. Как бы вы учили этих детей, вы растили этих детей, а теперь вы говорите, что это “пятая колонна” и оранжевая революция. А вы Ельцин-центр для кого построили? А вы кого туда чуть ли не прикладами гоните? Целыми классами экскурсии ведутся. У вас есть другие, может быть, конкурентоспособные дома культуры или учреждения досуга для детей? Для рабочих пригородов того же Екатеринбурга? Нет, вы всех гоните в Ельцин-центр. Из Ельцин-центра выходят ребята, которых тут же под белы руки берут такие лидеры, которые сами еще вчера были такими же детьми. Вы чем возмущаетесь? Это плоть от плоти последних 25 лет. Они совершенно закономерно появились. То, что они говорят, что ты дурак, это естественно. Они выращены, воспитаны. И их тьмы, их легион. Момент, когда они от отсутствия работы, от отсутствия перспектив в жизни... Допустим, если взять любой экономический факультет из престижных, куда эти дети стремятся попасть, там дают учебник “Экономикс” Макконнелла, Брю. Там описаны кривые спроса и предложения, конкуренция, транспарентность. Разные другие термины. Человек сдал эту экономику, выходит из ворот своего института, “Плешки” или “Вышки”. Если его не забрали в крупную государственную или около государственную компанию, он оказывается с очень большим вопросом: “Где транспарентность? Где кривые спроса и предложения и почему я должен оказаться в ящике для компоста, не нашедшего применения своим силам?” И у него воникает закономерное возмущение: “В книжке написано так, а в жизни меня дрючат. Не подходит. Я должен с этим что-то делать, у нас построили неправильный капитализм”.
Д.Ю. Вот как, с твоей точки зрения, он правильный или неправильный?
Константин Семин. С моей точки зрения у нас построен правильный капитализм. Потому, что капитализм одинаковый везде. То, что мы сейчас обсуждали на примере Голливуда и происходящего в Америке, в чем бы ни превосходил барыга, владелец кинотеатра американского, нашего барыгу, они действуют абсолютно в одной и той же логике. И наш барыга догонит, научится, сделает то, что нужно. Как американец сделал 100 лет назад. “Дайте ему 20 лет спокойствия и вы не узнаете вообще ничего”. Если перефразировать это высказывание, которое нам пытаются на лбу выгравировать.
Тем не менее, эти дети есть. Утилизировать их с помощью учебного класса уже не получается. Потому, что, во-первых, оптимизируется образование, не прокормить такую ораву учителей, такую ораву учеников. У нас небольшая демографическая кочка. Перед провалом, который намечается. А куда эти дети пойдут? У них в головах уже Макконнелл и Брю. Хорошо, если они, а не представление, что “мой карман должен быть пуст, я при этом ничего делать не должен”. Это тоже распространенный подход, который выращен в последние несколько лет.
А что происходит потом с детьми? А вот у нас есть отличный пример. Что происходит с детьми в Венесуэле, скажем, сейчас. Где используются боевые подразделения, состоящие из детей, сторонниками буржуазной оппозиции. Все эти олигархи недобитые, недодушенные, недодавленные Чавесом, хотя Чавес в глазах наших даже провластных политологов, это какой-то жуткий мракобес, социалист, коммунист, но он ничего там не додавил. Все банки в частной собственности, все олигархи при делах. Вообще, на самом деле, количество сходств и количество аналогий поражает, если не ужасает. Вся эта Майамская диаспора выступает на митингах, бомбя разные органы власти, уже путч там очередной. Вот вся эта публика толкает перед собой детей. Двенадцатилетних, тринадцатилетних, там нет проблем с этим, там высокая рождаемость. Из бедных районов. Дети гибнут.
Дети попадают под резиновые пули, а это что такое? То, что я видел на майдане, эти плакаты, еще не пролилась кровь, а кругом написано: “Не бей детей”. Это что такое? Это самый простой, самый легкий способ воспламенить родителей. Потому, что если избили твоего ребенка, не важно, за что избили, может он сам мерзавец, шины проколол, а если ты при этом безработный, а если ты при этом сам имеешь хороший булыжник за пазухой... Или фигу, по крайней мере, в кармане. Это готовый капсюль, это детонатор который обязательно сработает. Это тоже к вопросу об эволюции. Вы же хотели мирного, поступательного развития. Когда расцветают все цветы, когда вам рассказывают о “плохой, тоталитарной эпохе” и “хорошем” капитализме, который чуть-чуть еще потерпеть и станет совсем хорошим. Вам надо просто еще несколько “Сталинградов” снять и еще чуть-чуть поправить школьную программу. И тогда вот вы получаете результат на выходе. И, конечно, возлагать ответственность за этот результат исключительно на пустые головы, вышедшие на проспект, даже на эту пустую голову, которая их возглавляет и ведет к чему-то, мне кажется, несколько странно. Если уж мы сохраняем остатки логического мышления и мы еще чуть-чуть советские люди, по крайней мере, по образу мысли, мы должны понимать откуда выходит эта колонна. Это не “пятая колонна”, это часть первой колонны. Точно той же самой колонны, которая зашла в коридоры власти в 1991 году. Здесь мы приближаемся вплотную к таким опасным политическим категориям, которые нужно обсуждать аккуратно. Тем не менее, не обсуждать которые нельзя.
Д.Ю. В заключение, так сказать. Вот у нас есть оборонная промышленность. Упомянутые тобой “Калибры”, атомные бомбы и всякое такое. Вроде бы очевидно, что окопавшись здесь, вы рано или поздно окажетесь в ситуации осажденной крепости. Так было всегда и так всегда будет. И на куски-то нас не порвали до сих пор только потому, что Иосиф Виссарионович и Лаврентий Павлович заботливо снабдили нас ядерным оружием и средствами его доставки. Это только благодаря им. А кто это продолжать-то будет? Вот, осажденная крепость, надо оружие, а кто же это продолжать-то будет? Неужели они думают, что без образования... Хорошо, вот гаджет, которым надо научиться пользоваться, это хорошо. Но надо еще научиться делать свои собственные гаджеты. Потому, что другие гаджеты, чужие, они у тебя работать не будут. Во время войны их просто выключат тебе. Надо все делать свое. Если нет обороны, вы же все погибнете.
Константин Семин. Два момента сразу в голову приходит. Во-первых, даже если оборона есть. Скажем, был бы у нас построен какой-нибудь идеальный православный капитализм. Такой справедливый капитализм, как в Чили, допустим, Пиночет в свое время строил. У нас воспитывались бы в православных гимназиях будущие академики-ракетостроители. Все остальное разваливается, а ракеты, допустим, у нас в порядке. Вопрос, а эта обороноспособность, она что обороняет? Какой уклад, какой порядок жизни, для кого это будет? Для каких процентов? Для всех или для жалкого меньшинства будет такая патриархальная, “справедливая” обороноспособность? Это один момент, который приходит в голову.
А второй, ты говоришь, что благодаря диктаторам мы не развалились, нас не разодрали на куски. Ну, теперь, мне кажется, из компетентных товарищей, наблюдающих за нами со стороны, они сделал вывод, что нас не надо драть на куски. Надо подождать пока все это расползется по швам. Потому, что нитки настолько истлели и сгнили, что дополнительных усилий не нужно. Не нужно оккупационного корпуса, не нужно вводить никакие подразделения, не нужно никого бомбить. Все будет сделано само собой. Достаточно тем процессам, которые набрали ход в начале 1990-х, просто продолжаться. Этого достаточно. И то, что мы сейчас с тобой обсуждаем, в значительной степени этот прогноз подтверждает.
Я бы здесь еще раз обратился к примеру Венесуэлы. Очень много тревожащих меня аналогий, как я сказал. Но есть еще среди них и такая. Товарищу Чавесу, с момента, когда он пришел к власти, пришлось радикально перестраивать не только экономику, но и силовые структуры. Он так же, как некоторые другие государства, решил в своей политике, в своем управлении опереться на силовое сословие. На тех, кто и обязан в случае чего обороняться. Обновлена была Боливарианская национальная гвардия, радикально обновился состав военных, пришли туда люди из низов, из бедных кварталов. Ребята, не связанные никак с олигархической гидрой. К чему это привело? Это привело к тому, что в какой-то момент этой новой элите начали выдаваться в кормление куски экономики. И началось перерождение тех самых, стоящих на страже боливарианских ценностей кадров, которые собственно сейчас и поучаствовали в путче. Он не состоялся, но кто знает, что впереди. Потому, что безотносительно к тому, как ты любишь Родину, сколько раз ты в день крестишься или совершаешь намаз, есть объективные обстоятельства, которые способствуют перерождению любого человека, его мышления, его сознания. В том случае, если вокруг него материальный мир этого перерождения требует. Если человека ставят на свечной заводик, то какие бы погоны у него ни были бы на плечах и какие бы подвиги в горах Северного Кавказа он ни совершил, он вынужден будет в конечном счете перестроиться под свое окружение, под среду.
Д.Ю. Бытие определяет сознание.
Константин Семин. Бытие общественное определяет общественное сознание. И, собственно, наша атомная бомба, и способность ее удержать в цепких лапах или заместить какой-нибудь новой, более совершенной, это прямая проекция состояния вот этих, в том числе, и умов. И никакая казачья плетка, никакой колчаковский мундир, в данном случае, на патриотически-настроенном силовике или предпринимателе не является рецептом от деградации. Деградация поражает нас как радиация. Потому, что деградация исходит не от масона с крючковатым носом, сидящего за границей, а от того уклада общественного и экономического, который остается неизменным с 1991 года, в одинаковой степени воздействует и на школьника на проспекте Сахарова, и на нас с тобой. И на офицера любой спецслужбы, который в данный момент что-то дешифрует и куда-то строчит отчет.
Д.Ю. Что получается, выхода нет?
Константин Семин. Почему? Получается, что выход, это формирование критической массы людей, понимающих, что менять необходимо основание. Тот самый, упомянутый тобой базис. Когда я от своей аудитории, от радикально настроенной ее части, слышу скептические комментарии: “А почему вы до сих пор не на броневике? Почему вы не висите на воротах Зимнего? Почему вы не в тюрьме до сих пор? Вы говорите, что причина в том, что случилось в 1991 году, а почему вы еще не совершили революцию?” Я пытаюсь объяснить, что если на море штиль, бесполезно надувать щеки и пытаться оживить парус. Если подавляющее большинство твоей аудитории, не ты, конкретный Вася, осознавший происходящее, и даже Василий Петрович, который по возрасту не может не понимать, что происходит, а вообще широкая масса населения не понимает. И в этой массе не появилось даже минимально необходимой прослойки людей, которые понимают, что бесполезно совершать акты самопожертвования. Бесполезно делать все, что угодно до тех пор, пока агитация и пропаганда не разъяснили твоей аудитории, и вообще населению, откуда происходят тревожащие население проблемы, откуда они появились и как с этими проблемами бороться.
Я единственный рецепт вижу, единственный ответ на вопрос: “Что делать?” И для тех, кто посмотрит или посмотрел наш фильм, и для тех, кто беспокоится об общем положении дел в стране. Единственный рецепт на данный момент, подчеркну, на данный момент, это агитация и пропаганда. Это то, чем занимается ресурс oper.ru на гораздо более широкой платформе. То, чем в силу своих скромных возможностей пытаемся заниматься мы. До тех пор, пока мы одинаково на принципиальные вещи не начнем смотреть, мы, какая-то когорта сознательных, взрослых людей, или молодых, подрастающих людей. Никакие экспрессивные выходки, никакие экстравагантные жесты ничего не изменят. А вот когда такое осознание придет к широкой массе, когда идея станет материальной силой, как говорили классики, вот тогда и появится эта вожделенная табличка с красными буквами “Выход” где-то в конце туннеля. Тогда будет ясно куда идти. А до тех пор каждый из тех, кто нас смотрит и каждый из тех, кто тебя читает, каждый из тех, кто косит глазом в мою сторону, обязан с моей точки зрения быть агитатором и пропагандистом.
Д.Ю. А успеем?
Константин Семин. Другого варианта нет. И здесь есть только два сценария поведения: либо не делать ничего, либо делать то, что должно.
Д.Ю. А возвращаясь обратно к фильму. Он будет один или из нескольких серий?
Константин Семин. Это для нас с творческой точки зрения вопрос сложный. Потому, что набрали мы такое гигантское количество материала. Мы встретились с таким количеством ценных людей, для нас представляющих интерес. Таких людей, рядом с которыми хочется просто помолчать и послушать, даже если он говорит час. Впихнуть это в час или в два часа очень трудно. Получится какой-то плотно спрессованный винегрет, который человеку переварить будет тяжело. Поэтому мы выдали первую серию сейчас. Поэтому все еще решаем, как быть дальше. Но пока мы видим следующую порцию материала таким, часовым фильмом, в котором основные тезисы были бы нами озвучены. Основные пункты, основные болячки нашей образовательной системы были бы показаны, а потом... В качестве решения этой проблемы была предложена такая идея, а потом мы, например, опубликовали бы эти интервью. В частности, например, интервью с Жоресом Ивановичем Алферовым, с Сергеем Юрьевичем Глазьевым и другими интересными людьми. Мы опубликовали бы их без купюр. Как мы, собственно говоря, сделали в случае с “Биохимией предательства”. И твое интервью было таким же образом вывешено, и другие интересные беседы. И содержательные очень. Потому, что нас тогда обвиняли в подтасовках. Мы пошли таким путем, мы все выложили, люди могли сличить то, что появилось в фильме с тем, что было сказано в оригинале. В любом случае, мы, оставшиеся до учебного года, месяцы посвятим монтажу и постараемся в сентябре показать уже что-то более продолжительное. А пока смотрите то, что есть.
Д.Ю. Помогать, по-прежнему, надо? Есть куда?
Константин Семин. Ну, если говорить о материальной части, то нужно, во-первых, склониться в поклоне, поблагодарить всех, кто помогал.
Д.Ю. Всем спасибо.
Константин Семин. Ни одна копейка не пропала, во-первых. Не была лишней, во-вторых. В-третьих, мы не истратили собранных денег. Хотя мы не собрали, сколько хотели, но мы были крайне экономны и бережливы. И даже не столько потому, что нам было, скажем, стыдно остановиться в каком-то слишком дорогом номере, потратить что-то на себя. А потому, что мы рассчитываем, что на образовании работа “Последнего звонка” не прекратится. Что у нас будут еще темы, которыми мы сможем заняться. Поэтому некий резерв для нас, вашими, в том числе, стараниями, и с твоей, в том числе, помощью создан. Это означает, что мы будем продолжать. И каждый, кто хотел бы приобщиться к нашей работе, к нашему делу... Это, кстати, касается не только финансовых контрибуций. Не только перечисления денег. Здесь есть вторая опасная, оборотная сторона этого вопроса. Потому, что наше мещанское сознание диктует человеку мысль, что если ты рубль перечислил, завтра ты должен увидеть другую систему образования в школе. Нет, мы не волшебники, мы не совершаем чудеса. Тем не менее, помимо денежных способов помочь нам, есть и другие, очень простые и доступные. Можно распространять информацию о проекте. Можно рассказывать всем знакомым, что мы существуем, нас можно смотреть. Есть ребята, я поблагодарил их вначале и поблагодарю их в завершении, которые просто жертвуют своим рабочим временем. А жизнь сегодня непростая. Нет ни рабочего, ни свободного времени у того, кто трудится по-настоящему. Они просто помогали нам в съемках. И это тоже сценарий, это тоже путь. Таких путей много. Человек, который хочет что-то сделать, всегда найдет для себя подходящий.
Д.Ю. Спасибо.
Константин Семин. Спасибо за приглашение и спасибо за помощь.
Д.Ю. Приходите к нам еще. Все, кто хочет помогать - линк внизу. Все, кто не видел фильм еще – линк внизу. Общими усилиями. А на сегодня все. До новых встреч.
Новости
VIP
