Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Вячеслав, добрый день.
Вячеслав. Добрый день.
Д.Ю. В прошлый раз мы так обрадовались знакомству друг с другом, что забыли рассказать об основополагающих моментах службы. Публика требует вернуться. Расскажи для начала, зачем вообще понадобились стране родной ОМОНы, если у неё есть милиция?
Вячеслав. Ну, раз публика требует, с удовольствием продолжим. В середине 80-х годов в Советском Союзе, хромающем уже не на одну, а на обе ноги, если не на все 4, разброд и шатание. Республики хотят отколоться, местные элиты начинают всё больше и больше отдаляться и отделяться от центра, от Москвы. В таких условиях было необходимо какое-то подразделение, которое могло бы решать задачи, связанные с усмирением как местных элит, так и местной молодой поросли – хулиганов и прочих всяких маргиналов.
Д.Ю. Я, с твоего позволения, уточнил бы – это местные элиты, не республик, а местные элиты, возглавляющие республики, хотели отколоться для того, чтобы нажить денег.
Вячеслав. Это да.
Д.Ю. И с целью раскола разжигали у себя прямо-таки зоологический национализм. Начали, как обычно, с коммунистов, что коммунисты плохие были, всё было плохо, а в конце оказалось, что все коммунисты были русскими. И это русские принесли в национальные республики столько бед, ужасов, поэтому русских надо резать, а кого не успели, тех выгнать.
Вячеслав. Выгнали. Вот сейчас видим результаты. В общем, лучше России, по-моему, никто не живёт из тех, кто откололся.
Д.Ю. Поразительно. И ведь все они нас кормили, поили.
Вячеслав. Да. Ну как-то приходится теперь самим на чаёк свой зарабатывать.
Д.Ю. С чем мы их и поздравляем.
Вячеслав. Да. Свобода, равенство, братство. Нужно было такое подразделение. Изначально это были внутренние войска, но внутренние войска это солдаты-срочники в основной своей массе. Вот это проросло, их действия, они проросли в итоге в таких дворовых песнях, как «Степанакерт, ты помнишь этот светлый день апреля» и т.д. Во-первых, это калечило психику срочников очень сильно. Во-вторых, любые войска, в т.ч. внутренние, они руководствуются уставами. Устав это такой серьёзный документ, который серьёзно развязывает руки тем, кто им руководствуется в определённых условиях, когда эти условия наступают. Поэтому были и жертвы достаточно серьёзные с обеих сторон, ну и вообще было признано это неэффективным.
Необходимо было какое-то профессиональное подразделение, которое бы могло решать эти вопросы, вопросы довольно тонкие. Оно должно было быть независимым от местных элит, это должно было быть подразделение, которое подчинялось непосредственно Министерству внутренних дел в Москве, чтобы… как десант.
Д.Ю. Опять тебя перебью. Были известные события в Тбилиси, молодёжь нынешняя не помнит, конечно, где гвардейцы-десантники сапёрными лопатами порубили старушку, как ты помнишь. Это, кстати, были представители 9 роты отдельного 345 парашютно-десантного полка, про который Фёдор Бондарчук снял свой т.н. фильм. Старушку десантник, по сообщениям Собчака и других членов комиссии, которая это дело расследовала, гвардеец-десантник грузинскую старушку гнал 1,5 км – или догнать не мог, или старушка так быстро бежала.
Вячеслав. Крепкие старушки.
Д.Ю. Даже тогда это выглядело полным бредом, а, в общем, из разговоров с участниками событий как-то внезапно выяснилось, что в них бросали камнями, а лопатами они эти камни отбивали, не имея там ни касок на себе, ни щитов, вообще никакого защитного оборудования. Вот вынуждены отбиваться лопатами, т.е. армия, она не для этого, в общем-то.
Вячеслав. Абсолютно. Армия не предназначена для решения задач внутри страны, таким образом. Это очень тяжёлый момент, потом в Чечне мы опять с этим столкнёмся, когда армия входила в Грозный, и был непонятен правовой статус солдат, которые заходят в этот конфликт.
Возвращаясь обратно – необходимо было такое профессиональное подразделение, которое было соответствующим образом укомплектовано, экипировано…
Д.Ю. Обучено.
Вячеслав. Обучено, имело свою определённую структуру, и было независимым, ключевым словом является независимость. Вот как ВДВ подчиняются непосредственно и напрямую, так и здесь, на уровне МВД необходимы были такие же, скажем так, войска, которые подчинялись бы непосредственно напрямую, чтобы при необходимости можно было усмирить любого уровня элиту внутри той республики, где они расквартированы. И так появились отряды милиции особого назначения. В Питере это произошло в 1988 году 25 ноября. У нас этот отряд был сформирован на базе оперативного полка милиции, который также был расквартирован на Канале Грибоедова, 87, и, в общем, большая часть оперативного полка, насколько я знаю, перетекла в ОМОН автоматически.
Плюс к этому для того, чтобы ОМОН сделать независимым, был необходим ещё ряд других подразделений, которые обеспечивали эту независимость, т.е. со временем мы прирастали и криминалистическими подразделениями, подразделениями, которые занимались фиксацией, видеофиксацией действий, как доказательство того, что делают сотрудники, бойцы ОМОНа.
Д.Ю. Могу поделиться опытом, например, личным, когда устраивают в пенитенциарных учреждениях бунты (это слово красивое, выглядит-то просто как безобразные безобразия), приезжает ОМОН, час примерно одевается – поскольку, если там никого не душат, не взяли заложников, ничего, а просто беснуются, а все успели убежать и закрыть отсекающие решётки. После этого приходит замполит с беседой, после этого приходит человек с видеокамерой, и только после того, как все построились, подаётся команда «открывай эту самую решётку», и дальше чисто Фермопилы и 300 спартанцев.
Вячеслав. Я слышал, что ребята по ту сторону решёток иногда называют нас и коллег из спецназа ГУИН и ФСИН хоккеистами.
Д.Ю. Космонавтами.
Вячеслав. Пришли в касках с клюшками, порубали.
Д.Ю. Да, и никто не жалуется, что мало.
Вячеслав. Ну, мне доводилось 1 раз ездить на усмирение бунта на Металлострое, там нам даже заходить не пришлось, т.е. достаточно было, как я понимаю, просто упоминания о том, что уже вот видите, там стоят. Всех оторвали.
Д.Ю. Собственно, если такой силы нет, то и разговоры бессмысленны.
Вячеслав. Абсолютно. Добрым словом и пистолетом, как известно, можно добиться куда большего, чем просто добрым словом. К сожалению, эта аксиома стара как мир, и, я думаю, что вместе с человечеством сгинет, а может, и не сгинет. Необходимы были такие подразделения, их создали, и началось пошло-поехало. Но первым, так сказать, для питерского ОМОНа Тулоном большим была Москва, 93 год. Это то, что, скажем так, ветераны вспоминали, когда я, молодой, зелёный, значит, и неотёсанный лейтенант, дико растущий, пришёл в ОМОН, и слушал, значит, байки стариков. Это была, конечно, Москва. Москва, 93 год, это первый раз, когда наши ребята поняли, что вообще-то стреляют, стреляют боевыми, и довольно серьёзно. Постреляли по автобусу, и много чего ещё было.
Причём что характерно – в нашем подразделении спустя много лет служил такой сотрудник, он ныне уже покойный, Миша Война, это человек-легенда. Я с удовольствием ещё сегодня вспомню его, думаю, что даже не раз. Так вот, Миша Война был славен тем, что он в 93 году как раз таки был на противоположной стороне. И было очень забавно наблюдать посиделки стариков, когда с одной стороны Миша, с другой стороны ребята, в которых Миша стрелял. Говорят – ну что, рассказывай, значит, падла, с какого окна ты по нам лупил в этом Белом доме. Но, тем не менее, в общем, разговоры довольно мирно проходили всякий раз. Было интересно за этим наблюдать абсолютно, т.е. такие ветераны с воспоминаниями о гражданской войне.
Д.Ю. После этого показывали по телевизору как-то рыдающих матерей, что мой сын пошёл на крышу посмотреть, что там происходит, а его ОМОН застрелил. Ну, тут вопрос сразу – несмотря на то, что ты мать, и у тебя такое горе, ты с чего взяла-то, что это ОМОН, это во-первых. А во-вторых, дорогие граждане, как только открыли огонь из огнестрельного оружия, бегите в ванную, и ложитесь в ванну. Не надо ходить на крышу, не надо смотреть в окно, прилетит нечаянно, прилетит специально, вас убьют, виноваты в этом будете вы.
Вячеслав. Подальше от окон в любом случае. Если нет ванны, значит, подальше от окон. Да, это так, потом, ну, мы это постоянно встречали и в 1, и во 2 чеченскую, когда парень просто вышел погулять, а тут, значит, войска. Ну и т.д. И от этого, кстати, немало офицеров пострадало от того, что сфабрикованы уголовные дела, которые, потом уже им дали ход, и питерского ОМОНа это тоже коснулось, к сожалению, в своё время, когда там за инцидент в деревни Алды, можно по-разному к нему относиться, меня там не было, я не знаю. Но в середине нулевых приехала следственно-оперативная группа из Грозного с официальными бумагами, стали осуществлять выемку ряда документов, знакомиться с личными делами сотрудников, в общем, мир, дружба, жвачка и т.д. И потом некоторые люди, так сказать, с удивлением обнаружили, что их разыскивают. Вот такая тоже ситуация, причём она повсеместно по всей России была.
Д.Ю. Я тебе больше скажу, что пока я служил, к нам регулярно приходили циркуляры относительно того, что если кто-то выявлен, кто интересуется личными данными, местом жительства, семейным положением сотрудников, принимавших участие в контртеррористических операциях, ну, у нас там соответствующие меры принимались по подобным гражданам. А оно вдруг раз, и стало законным, да.
Вячеслав. Да, как-то, так сказать, надо было выруливать, видимо, из этой ситуации, понятно, что лес рубят – щепки летят, как говорится. Жалко, что щепки это мы. Ну, что делать. Будем надеяться, что это не повторится, хотя, конечно, надежды мало. Из тех лет особо обращает на себя внимание история рижского ОМОНа. Это большая-большая трагедия, когда ребята стояли, в общем-то, выполняли законные требования законной власти, а потом, когда латышам дали свободу, они вдруг стали резко преступниками. А дальше по данному принципу, кстати, всё происходило – кто-то в кого-то стрелял, стреляли из, как было… причём, потом похерили, по-моему, все эти, значит, данные экспертизы.
Д.Ю. Зачем это вообще?
Вячеслав. Да. Стреляли из нарезного оружия, это была чуть ли не винтовка Мосина или что-то такое, или охотничий карабин. А приписали это всё омоновцам, у которых отродясь…
Д.Ю. А Лынник, он где был, в вильнюсском или в рижском?
Вячеслав. А я вот тоже не помню.
Д.Ю. Они все у нас в тюрьме сидели практически потом.
Вячеслав. Да, ребята сидели все. Рижский ОМОН уходил, уходил он как раз через Питер. По слухам, опять-таки, это всё обросло легендами, и это было задолго до меня, я не могу за факты отвечать, но, по слухам, история такая, что ребята вместе с оружием снялись, и прошли через все границы, спокойно уехали, приехали в Питер. Дальше история, так сказать, разнится, кто-то говорит, что выкопали они схрон, в схроне это оружие всё попрятали, значит, и уехали. Мы потом этот схрон искали, кстати, уже в середине нулевых была информация, мы ездили в определённую точку в городе, искали, оружие не нашли, но следы схрона вроде как нашли. Тогда первый раз в жизни я увидел, я ещё был молодой, я увидел, что такое феррозондовый бомбоискатель. 2 кольца таких, обруча одеваются, человек ходит с ними, на большой глубине ищет залежи металлов.
Д.Ю. Надо же.
Вячеслав. Такая штука. Но само название – феррозондовый бомбоискатель – красиво, музыка практически.
Д.Ю. Парней сложно винить в организации схронов. Если вас здесь государство так опрокинуло, что дальше-то ожидать? А дальше с ними ничего хорошего не было. Спасибо, верно служили, исполняли присягу, да.
Вячеслав. Всем, кто остался жив, низкий поклон. Всё, что мы можем здесь, за этим столом сделать, это поклониться, сказать – ребята, вы исполнили свой долг, тяжёлая доля на вас, так сказать, пришлась, дай Бог, чтобы всем, кто жив, дальше хотя бы мало нормально, спокойно, и хорошо. В общем, вот такая короткая история про рижский ОМОН. Ничего больше рассказать не могу, потому что не знаю. Ну, понятно, что парней разбросало жёстко – кто ушёл в бандиты, кто спились, повесились, кто пошёл по локальным конфликтам, кого-то даже занесло вроде на другую сторону совсем, к талибам каким-нибудь и т.д. Но, опять-таки, за что винить людей, остались вообще без угла, без всего. Тяжело, не каждому дано, так сказать, в таких условиях сохранить присутствие духа. Поэтому ничего не могу сказать, но нашим прибалтийским ОМОНам пришлось тяжелее всего в этой ситуации.
Ну и, в общем, плавно перетекая из 80-х, и из этих конфликтов, которые ещё советские люди вообще не воспринимали, потому что я прекрасно помню, мы с мамой, мне было 7 лет, мы отдыхали в Сухуми, когда там началась война. Это настолько никто всерьёз не воспринимал, что просто вот какой-то ужас. Т.е. ходили, смеялись, кругом стрельба какая-то вроде. Но у нас так получилось, что санаторий был рядом с военным городком. И войска охраняли нас, там вертушки летали, как-то всё это более-менее, боялись туда соваться, но всё равно совались. Сняли часового однажды, завладели оружием, убили парня молодого и т.д. Я это всё довольно хорошо помню.
И в подтверждение твоих слов о том, значит, какие советские, точнее, русские люди были дармоеды и сволочи-поработители. Очень хорошо помню картину – мы идём с парнишкой из Москвы, мы идём по холлу, пустой холл такой, шаги так, прямо мне въелось, белым мрамором - вот эта вот любимая история – белым мрамором отделанный. И стоят 2 мальчишки, то ли армяне, то ли грузины, вот такие, значит, кавказские ребята нашего примерно возраста. И тишина, и один другому шёпотом, но слышно на весь холл, говорит – смотри, советские идут. Вот никогда не забуду. Не знаю, почему, но как-то мне в память въелось, и я вот помню, ничего с собой сделать не могу, помню эту историю. Так вот, настолько это было невероятно, что мы поехали на следующий год отдыхать туда же.
Д.Ю. Не могу не поделиться, что в телевизионных новостях про тяжёлые бои на Гудаутском направлении, это, в общем-то, самое большое впечатление от Перестройки. Места курорта, отдыха, и всякое – бои тяжёлые. И как на следующий год?
Вячеслав. Если в том году, когда мы уезжали, как раз к вопросу о внутренних войсках, стояли мальчишки в Сухуми, нас везли автобусом в сопровождении уже БТРа, это была целая колонна, внутренние войска. Автобусов в аэропорту уже к тому времени не было, и у нас по взлётному полю эти парни-срочники взяли в кольцо, живым щитом прикрыли, и вот пассажиров рейса вели прямо в самолёт живым щитом. На следующий год мы в самолёт не могли попасть, хорошо, какие-то знакомые лётчик подсуропили. Тогда человеческие отношения стоили значительно больше того, что они стоят сейчас, поэтому как-то нас пристроили на один из бортов, потому что мы уже не могли улететь. И как только мы улетели, буквально спустя несколько чуть ли не дней расколотили этот санаторий Эшера, и понеслась, в общем-то, история. Не знаю, Бог уберёг, по-другому, не знаю, как-то всё это свернулось. Ну и дальше, конечно, никому в голову не могло прийти куда-то ездить.
И ещё очень хорошо мне запомнилось вот это, когда грузинские и абхазские. Абхазы – это исконно абхазская земля, грузины – это исконно грузинская земля. Это всё как сюрреализм воспринималось, как паноптикум. Все только что жили в одной стране, да и вроде до сих пор живём ещё в тот момент-то, и тут, это же 80-е ещё годы. И тут вот такая история.
Д.Ю. Национализм – полезнейшая вещь для разрыва и уничтожения, ничего полезнее не придумали. Я там, кстати, бываю регулярно в Абхазии. Ну, осмелюсь тебе заметить, что всё, что было советское, всё, что построено государством, оно всё поломано, в полной негодности, потому что советского государства больше нет, а поддерживать это нужны деньги. И такое чувство, глядя на эти здания, что война, она вчера закончилась.
Вячеслав. Да, надо бы съездить, конечно, посмотреть. Ну, свобода. И это тоже свобода – свобода от денег.
Д.Ю. От работы.
Вячеслав. Свобода от работы. Свобода, она же всегда… мы, когда хотим свободы, мы забываем, что свобода подразумевает ещё и ответственность твою персональную. Если ты свободный человек, будь любезен отвечать за свои свободные действия, ответственность твою, и обязанности твои в том числе. Никто уже за тебя ничего не думает и не делает. Поэтому свободен выбирать, что хочешь. Хочешь – под забором валяйся, хочешь – за границу уезжай.
Д.Ю. Дополню, что люди, с которыми там общаемся, все прекрасные люди, никаких этих самых. Ну, естественно, я общаюсь с людьми своего поколения, всё прекрасно, как люди прекрасные. Но наличествует элита всегда, которая решает вопросы вместо них. А куда вас эта элита заведёт...
Вячеслав. Одному Аллаху известно.
Д.Ю. Я ещё ни разу не видел, чтобы она завела туда, куда надо. Конечно, в последние разы, когда она заводила в союзники к Гитлеру некоторые наши некогда братские, и братские до сих пор народы, бывает и такой. Не дай Бог до такого дожить.
Вячеслав. Не дай Бог, да. Но, к сожалению, что делать. Будем жить, как в одном фильме сказали. Причём говорят, что фраза реальная, т.е. она взята из воспоминаний одного из лётчиков, что действительно перед смертью один из пилотов сказал – будем жить. Ну, войны локальные, хотя их никто тогда войнами не называл, причём какие-то конфликты, какие-то беспорядки, какие-то перестрелки. Потом уже, когда покровы сняли, началось действительно. Пожалуй, наверное, Нагорный Карабах это первое, что было названо таким, да и то не названо. Оно как-то воспринималось уже как война.
Д.Ю. Там уже сурово шло.
Вячеслав. Да, вот наш Миша Война, который стрелял по нашим же бойцам в 93 году, он с Нагорного Карабаха начал свою карьеру. Он был, пожалуй, практически на всех конфликтах тех времён. И потом уже в Чечне тоже. В общем, легендарная личность. И его воспоминания о Нагорном Карабахе, кстати, были такие, я очень хорошо помню, когда он говорил. Он приехал туда выпускником, по-моему, высшего политического училища внутренних войск, чуть ли не нашего, на Пилютова, хотя, может, я и ошибаюсь, но какое-то ВПУ. Он приехал, и тут же прибежал к дембелям, и сказал – я хочу жить, научите меня, как остаться живым здесь. Его научили. И, собственно говоря, научили настолько, что дальше он поехал, когда все с Нагорного Карабаха помчались купаться в Сочи, он поехал в Приднестровье.
Д.Ю. Чтобы навык не терять.
Вячеслав. Да. Потом Москва, потом Лефортово, следственный изолятор. А он в этом время участковым был, кстати, в Купчино.
Д.Ю. Я его, наверное, даже знал.
Вячеслав. Не исключаю. Это правда личность весьма колоритная, Михаил, ну, ныне покойный уже, конечно. Так уж получилось. И он отличался как раз какими-то такими, весьма курьёзными случаями и действиями, но при этом ничего не выдумывал, т.е. вот его сложно было уличить в чём-то таком.
Д.Ю. Многие наши писатели, авторы художественных произведений, они почему-то не верят, что реальная жизнь, она, как правило, гораздо страшнее, чем их тупорылые выдумки, и забористее, я бы даже сказал. Они ещё обычно спрашивают – что вы курите, когда такое говорите? Что сразу изобличает гражданина в том, что он, во-первых, никогда не курил, а во-вторых, вообще не понимает, как работает мозг, с чем, что. Извините, перебил.
Вячеслав. Согласен. Не курили мы, по крайней мере, сегодня. Перетекаем плавно в 90-е годы. Начинаются новые задачи, бандитизм буйным цветом, мы же свободны.
Д.Ю. Святые годы.
Вячеслав. Ну да, мы в прошлый раз много времени уделили этой фразе. Начинаются 90-е, как сказал один автор, которого я люблю и уважаю, «обезьяны решили, что пора пересаживаться в джипы, и входить к дочерям человеческим». И началось. Надо было этих обезьян как-то держать в определённой узде. Хотя, ну, они почестнее, чем многие политики, эти ребята.
Д.Ю. Ну, там задачи всё-таки попроще.
Вячеслав. Конечно. Ну и задачи попроще, согласен. И тут, опять-таки, ОМОН встаёт на защиту интересов нашего государства, такого, хиреющего государства, потому что все взяли суверенитета столько, сколько хотели, Борис Николаевич подсиропил, ну а дальше началось. Гуманитарная помощь в виде спирта Royal, вот я всё, так сказать, жду, мне кажется, будет у нас шанс датчанам тоже спиртику-то подлить в виде гуманитарной помощи, не забуду, сыну своему расскажу.
Д.Ю. Но спирт, надо отметить, был хороший.
Вячеслав. Да, спирт был хороший, и правда. Жрать было нечего, а спирт был хороший. Да, это правда. Мне было лет 9, наверное, когда я его попробовал.
Д.Ю. Рановато начал.
Вячеслав. Времена были такие, как раз бросил курить, и пошло-поехало. Здоровья прибавилось, можно было переходить к чему-то поинтереснее. Это как раз к вопросу о свободных и прекрасных 90-х, что сейчас в школе втирает каждый второй учитель истории детям бессовестно. Дальше происходила прекрасная вещь, с точки зрения сапёра. Бандитам надоело в какой-то момент устранять друг друга, конкурентов и политиков при помощи стрелкового оружия, и решили перейти к бомбам.
Д.Ю. Ну, многие служили, руки-то помнят, как говорится.
Вячеслав. Ещё бы! Были экзотические случаи, когда одного депутата, по-моему…
Д.Ю. Новосёлова? Которому на машину мину положили?
Вячеслав. Совершенно верно.
Д.Ю. Тогда такие вещи показывали по телевизору. Положенная на машину мина, взрыв, оторванная голова, труп без башки сидит, крупным планом, всё как надо.
Вячеслав. Всё хорошо. И там Неврозов, 600 секунд.
Д.Ю. Телевидение не переставало радовать вообще.
Вячеслав. Да, прекрасно, никаких тормозов не было вообще у людей. Недавно, кстати, говорил с полиграфологом одним, очень известным в узких кругах, который сказал, что он не берётся людей из 90-х…
Д.Ю. Полиграфить.
Вячеслав. Полиграфить, да.
Д.Ю. Почему?
Вячеслав. Потому что напрочь отсутствует понятие добра и зла. Т.е. у него никакой нерв внутри не дёргается, когда он вспоминает о том, что он творил, т.е. это нормально. Поэтому там ровная строчечка бежит и всё, и никаких проблем. Поэтому трудно говорить, для диагностики реально трудно с этими людьми работать. Ну, в общем, спасибо и нашему телевидению в том числе за это.
Д.Ю. Конечно. Я замечу тебе, что ещё совсем недавно, когда разговоришься, слово за слово, а вот вы служите? – Да. – А вы трупы видели? – Видели. – А как? И у человека какой-то вселенский ужас в глазах. А теперь они смотрят сериалы про Ганнибала Лектера за завтраком, где там горы трупов. Он хавает там, острит по этому поводу, шутит. Я подозреваю, что уже не у тех, кто в 90-х, прямая линия, а у тех, кто смотрит телевизор. Вот у них железно нет различия между добром и злом. Что для меня выгодно, то и добро.
Вячеслав. Да. Всё как в компьютерной игрушке, в принципе. Вся жизнь виртуальная, вся. Я не могу с каких-то, недавних причём пор смотреть кино, где много крови, не знаю, почему. Мне просто неприятно. Смотрю на это всё, мне как-то… гротескно особенно когда. Не знаю, почему, в последнее тяжело.
Д.Ю. Как-то оно не по делу.
Вячеслав. Как-то да-да. Как-то всё больше советские фильмы нравятся, где вот, отметил.
Д.Ю. Чем больше проходит времени, тем лучше играют советские актёры.
Вячеслав. Да-да, совершенно верно. Да и американские времён 60-х, надо сказать, тоже весьма недурны.
Д.Ю. Ну так и вот, принялись взрывать, да?
Вячеслав. Да, принялись взрывать бомбы, новый вызов, по сути дела. К этому, конечно, наши правоохранительные органы до конца готовы не были, что уж там греха таить. Не так много, слава Богу, на территории Советского Союза было терактов. Они были, но их было не так много, там армяне метро в Москве, по-моему, жахнули.
Д.Ю. Лично я больше и вспомнить ничего не могу, там какая-то у них была.
Вячеслав. А в основном там…
Д.Ю. Замечу, это опять были националисты, которые взорвали, вот к кому присматриваться-то надо.
Вячеслав. Националисты, да, со всей силой. Я, в принципе, сторонник всё-таки советской идеи интернационализма. Мы империя, чёрт возьми, мы не можем быть мононациональны.
Д.Ю. Титульные нации, ещё чего-то.
Вячеслав. Ещё большой вопрос в современных условиях, кто останется титульной нацией, если вдруг этот вопрос поднимется, и не пойдём ли мы завтра на намаз с тобой.
Д.Ю. Да.
Вячеслав. Что, в общем, тоже не самый худший вариант, надо признать. Если сравнить с воинствующими атеистами, иногда лучше, наверное, всё-таки, на намаз по пятницам. Но, тем не менее, вызов был принят, и в конце 92 года начинается пока ещё предварительно, и как некая такая инициатива, без приказа начинают выделять людей по интересам, из оперативных батальонов ОМОНа начинают выделять в кружок по интересам – а интересно ли тебе, дружочек, всё, что связано с взрывами? Начинают возить на всякие там обучения, показухи, смотрят на реакции, потому что, действительно, тема была абсолютно новая, никто вообще не понимал, с какой стороны подступиться.
Я могу сказать даже по большому секрету, что до сих пор до конца не понимают, с какой стороны к этой теме подступиться. А уж тогда-то тем более. Большинство советских людей, оказавшихся в новое время, им в голову не могло прийти вообще то, что происходило, и как с этим бороться уж тем более, потому что надо было как-то себя заставить встать на это место, этого преступника, чего, в общем-то, советский человек не мог себе позволить сделать, т.к. в целом был намного выше по моральным устоям, чем мы сейчас в большинстве своём, на мой взгляд, по крайней мере.
Д.Ю. Ну, уж точно советские бандиты не минировали лифты, не взрывали в них нечаянно 12-летних детей – так получилось. Такого не было. Для многих открытие, наверное, что советский милиционер, он ходил без пистолета, у него было палки резиновой, тем более деревянной. Или как тут заходил в гости полицейский Михаил из США, телескопические дубинки железные, бить очень нехорошо. У нас пока нет, конечно, но я чувствую, скоро будут.
Вячеслав. Ну, доживём, наверное, мы и до такого, к сожалению. Но пока держимся, я могу сказать спасибо и командирам нашим, в том числе.
Д.Ю. Как полицейский я всецело за то, чтобы мне дали металлическую дубинку.
Вячеслав. Понятно, да. Но, с другой стороны, хотелось бы, чтобы всё-таки до этого не дошло, да. В лучшем случае, ну ладно, пусть будет резиновый телескоп, у меня, кстати, такой был. Была такая, «Аргумент 4 сюрприз» называлась, которая хоп! И в 2 раза длиннее.
Д.Ю. И был ещё «большой сюрприз».
Вячеслав. Да, но походила она больше так на какое-то изделие…
Д.Ю. Наручники «Нежность».
Вячеслав. Электрошок «Ласка».
Д.Ю. Очень смешно.
Вячеслав. Изумительно. Любили мы, так сказать, поизгаляться над этими названиями. А были ещё конвойные наручники на 5 человек, назывались «Букет».
Д.Ю. С особым цинизмом.
Вячеслав. Да, ну а что делать. В нашем деле без юмора никуда, можно сойти с ума иначе. Вызов был принят, стали собирать эти кружки, и к 93 году всё это начало более-менее как-то вырисовываться и в глазах руководства, больших руководителей в том числе, ещё там какое-то время повырисовывалось, и 15 марта 94 года в Питере создали инженерно-техническое отделение, которое тут же, благодаря событиям неприятным на Северном Кавказе переросло в инженерно-технический отдел, потому что в начале это было 8 человек, командир и зам, итого 10 всего. Из них 2 кинолога, остальные взрывотехники.
Потом – не было базы, не было школы никакой у ребят. Но как раз в таких случаях как раз и выковываются самые лучшие, самые стойкие, и с профессиональное точки зрения интересные кадры, потому что когда не знаешь, что тебя ждёт впереди, готовишься ко всему, в общем, это некий первый отряд космонавтов, только в сапёрном деле получился, когда их там готовили сначала НИИ спецтехники МВД России в Москве. Но там скорее даже больше по применению спецсредств, вот как раз газа, всё, чем на Западе митинги любят разгонять, вот к этому больше готовили. А уже потом, когда возникла необходимость, и поняли, что ребята, а вот тут самодельные взрывные устройства, а тут вот ещё какие там проблемы, гранаты, снаряды, стали думать, а как готовить ещё из них именно непосредственно взрывотехников.
Плюс все 90-е гремели довольно громкие, и первую половину нулевых тоже это зацепило, операции с захватом всяких бандитских группировок, и прочая, и прочая. И необходимо было обеспечить оперативное, например, вскрытие дверей, замков, сейфов. Это можно было делать по-разному. Было модно тогда брать в заложники всех подряд и т.д., возникла такая необходимость подготовить такое подразделение, которое занималось бы разграждением, как это называется, т.е. баррикады развалить и т.д., вскрытием, в общем, преодолением любых препятствий, по сути своей, замки, в т.ч. путём применения различных взрывных устройств портативных для того, чтобы это всё дело быстро… для того, чтобы обеспечить во время штурма быстрое вскрытие двери, потому что если ты пилишь дверь бензорезом, это классно, оно очень хорошо действует, как правило, когда мы делали на различных операциях, ключи от дверей находились сразу после того, как бензорез заводился.
Но когда, извините, там заложник, и какие-то вооружённые люди, и надо штурмовой группе резко войти, быстро, было необходимо использовать ряд, так сказать, специальных взрывных устройств…
Д.Ю. Устройство «Ключ».
Вячеслав. Да, «Ключ» и прочие всякие, да. Наша промышленность ответила тоже на этот вызов, вот как раз изделие «Ключ», которое ты озвучил. Т.е. нужно было такое взрывное устройство, у которого бы не было запреградного действия. Почему гибли люди в танках, экипажи танков до изобретения кумулятивных снарядов. Когда кумулятивный снаряд – там всё, в общем, понятно. Когда болванка прилетает в танк, огромная энергия, внутри откалываются куски брони, и вот этими кусками брони людей, как правило, секло и даже убивало, и это бывало. Потом уже, так сказать, появились кумулятивные снаряды, и там уже избыточное давление, и привет.
Запреградное действие – штука весьма и весьма опасная, поэтому были изобретены соответствующие устройства, специальные средства, как они называются, для того, чтобы минимизировать, исключить полностью всё равно не удаётся. Но минимизировать этот риск, потому что когда речь идёт об освобождении заложников, захвате группы каких-нибудь злоумышленников-преступников, понятно, что при планировании операции приходится на весы класть, с одной стороны, жизни людей, с другой стороны, правоохранительные органы, они всё-таки заточены на то, чтобы захватить преступника.
Д.Ю. Не ликвидировать.
Вячеслав. Не ликвидировать его. Ликвидация – это крайняя мера. Это не так просто взять, когда он там сидит где-то в квартире, взять пойти и выстрелить. Для этого целая цепочка команд должна пройти, начиная с прокурора города, а то и выше, который бы сказал – да ладно, ребята, давайте, валите. Вот, кстати, в 90-е годы в Петропавловском соборе произошёл случай как раз с участием наших сапёров, тех зубров матёрых. Когда парень после Чечни, насколько я понимаю, то ли афганец, в общем, ветеран войны какой-то, локального конфликта, значит, он пришёл в собор, ну, переклинило парня.
Он на радио «Балтика» услышал, это был 96 что ли год, выборы Ельцина вторые, и он услышал на радио «Балтика», что используют якобы технологию 25 кадра для того, чтобы все за Ельцина голосовали. Он придумал довольно хитроумное по тем временам взрывное устройство, у него в руке была верёвка пускового механизма, в рюкзаке взрывчатка, он пришёл, в соборе встал, и сказал, что я буду говорить, значит, с ведущей. Я уже, к сожалению, не помню её имени, ведущая радио «Балтика», только с ней я поговорю, меня надо вывести в прямой эфир, я хочу в прямом эфире сделать заявление, и, мол, после этого что хотите, то со мной и делайте.
Самое смешное – с ведущей связались, она держала с ним связь до конца, и было разрешение на ликвидацию этого человека. Но наши парни зашли, и смогли его уговорить. В общем, обошлось без ликвидации. И периодически сотрудники органов внутренних дел рискуют своей жизнью для того… Да и не периодически, а всякий раз в такой ситуации рискуют своей жизнью для того, чтобы не довести до греха ситуацию эту. Хотя, конечно, с точки зрения личной безопасности сотрудника это ни разу не правильно.
Ну, возвращаясь к нашим баранам, к нашим сапёрам. Подразделения наконец-то эти создали, начали их обучать, обучали и в технологическом институте, и в горном университете. Там были очень интересные тогда и программы, и средства, которые опережали своё время намного. Я думаю, и уверен, что до сих пор опережают. И нам давали на испытания всякие разные штуки, это всё очень было невероятно интересно, и, конечно, это повышало уровень сотрудников, просто невероятно повышало, до небес. Т.к. вызовы были не понятны до конца, ребят готовили ко всему, вплоть до того, что как-то мы изготовили бомбу из подручных средств и т.д. Ребята знали очень много. И впоследствии это окупилось сторицей, потому что бандитская столица России, как известно со слов Валентины Ивановны, это Петербург.
Д.Ю. Криминальная столица.
Вячеслав. Да, криминальная. Бандитский Петербург. Забывают всё время добавить, что Москва-то воровская, об этом как-то умалчивается.
Д.Ю. Ну, ключевое – там денег больше, людей больше, и размах преступности там сильно выше. Но бандиты это мы.
Вячеслав. Это мы, каемся.
Д.Ю. Виноваты, да.
Вячеслав. Ну, действительно, в Петербурге начались крупные разборки между кланами, между мафиозными группировками. Потом был такой вид спорта, назывался он «вырастить кабанчика», когда бандиты брали какого-нибудь талантливого директора, с его помощью делали какую-нибудь очень классную фирму, а потом, когда директор был не нужен, его брали и ликвидировали.
Д.Ю. Кабанчиком был именно он.
Вячеслав. Да, кабанчиком был именно он, а не фирма, которую они растили.
Д.Ю. Многие, кто страдает сейчас от милицейского беспредела и вымогательства, вот эти в прошлом кабанчики, могут сравнить свою участь, что лучше – заплатить немножко денег, или пожаловаться в службу собственной безопасности, или закончить где-нибудь в лесу с простреленной башкой.
Вячеслав. Да. Причём, ну, в общем-то, эти кабанчики и побежали к силовикам. А куда им ещё бежать? Да и в принципе все те, кто кричат, какие менты козлы, когда их начинают грабить…
Д.Ю. Замечу, что пока они воруют, не платят налоги, и всё у них хорошо, они никуда не бегут, всё замечательно проистекает. Но как только анальное отверстие чувствует паяльник, сразу какая-то справедливость им нужна, закон, давайте вы как-то наведёте порядок.
Вячеслав. Тут же.
Д.Ю. Ох, люди, ох, русские люди.
Вячеслав. Двоемыслие, оно цветёт везде багряным цветом. Оруэлл, старик.
Д.Ю. Писал про своих, что характерно, а не про нас, и по ним это гораздо лучше видно.
Вячеслав. Да, мы никогда не воевали с Остазией.
Д.Ю. Да.
Вячеслав. Первый набор. Ребята отработали много лет. Работали при помощи плоскогубцев, которые купили сами, и такой-то матери, которая, в общем, досталась бесплатно вместе с профессией. Ничего не было, не знали, с какой стороны к этому всему подступиться, поэтому тут… Каждое подразделение в каждом регионе было гораздо поступать, как оно сочтёт нужным, была некая анархия. Ну, как обычно у нас, т.е. инициатива прошла, делать надо, а делать надо, а что делать, а как, а вот что – делайте. – а как? – ну вы смотрите только, вы делайте, но если что-то, блин, не так, вы тут сядете все, сволочи. Нельзя по столу стучать. И это продолжалось очень долго. Я застал эту историю.
А вот сейчас новый виток, потому как реорганизация, опять, в общем, задачи-то остались, но некий вакуум, наверное, присутствует. Рискну предположить, что вряд ли что-то изменилось сильно с тех пор. Хотя, слава Богу, в середине нулевых удалось как-то это всё более-менее упорядочить, но на локальных уровнях, т.е. в городах сели с местными органами самоуправления, поговорили, обрисовали проблему, сказали – ребят, нужно же куда-то это всё везти уничтожать и т.д., как-то отработать вообще взаимодействия. Ну вот банальная ситуация – метро, анонимная угроза взрыва. Это один из, так сказать, 4 таких вот. У нас есть 4 основных задачи, скажем так. Вот одна из таких 4 – это анонимная угроза взрыва. В разное время она занимала от 25 до 50% всех выполняемых нами задач. Это и метро, и школы, и магазины, и улицы, подъезды. Имеет сезонные обострения эта история. Каждую осень и весну людям из часов вылезают террористы, из шкафов, рассказывают свои планы.
Д.Ю. Имеют территориальные признаки. Звонить с Украины, например, с криками, что у вас торговый центр заминирован, несите деньги.
Вячеслав. Да-да. Парни очень долго матерились на этот счёт. Я уже был на пенсии, но много выслушал.
Д.Ю. Я 2 раза попадал в нашей «Галерее», когда там сразу начинали сначала сигналы точного времени объявляют – ну, понятно, что сейчас про бомбу будет. И с 3 или 4 раза, что давайте, покиньте помещение. Я оба раза сидел в ресторане, откуда предлагали эвакуироваться не заплатив, что характерно. Т.е. быстро уходите. Я представляю, какие убытки люди несли.
Вячеслав. Это колоссальные потери, но ты себе не представляешь, сколько было потрачено нервов, в т.ч. и вашего милостивого слуги, для того, чтобы выдрессировать эту тему. Потому что изначально люди к этому не хотели относиться серьёзно. Так вот метро, ты приезжаешь, остановить станцию метро это ЧП масштабов страны, на самом деле, без шуток. И, в общем, об остановке станции метро соответствующий министр уведомляется. Поэтому останавливать её все бояться. Я помню, как в начале моей карьеры все ходили – ты себе представляешь, какие люди там задействованы – вот это вот, полушёпотом, заглядывая, очи поднимая, так сказать, к потолку, к кремлёвским звёздам, намёками, страшные глаза делая. Но ничего, как показывает практика, группа из 3 человек может вполне себе спокойно…
Д.Ю. Многое.
Вячеслав. Многое, добрым словом и пистолетом. Т.е. я приходил и говорил начальнице станции. Она говорит – кто отдаёт распоряжение на закрытие станции? Я говорю – красный командир Петров, вот он стоит перед тобой, вали всё на меня, всё, нафиг всех со станции, потому как каждый раз как первый раз, правило железное. Сколько бы раз не звонили, да, может быть, анонимка, а, может, и чёрт его знает. Поэтому разгоняли. С метро в какой-то момент даже был забавный случай уже под конец моей карьеры. Власти метрополитена написали телегу в МВД, и выставили практически счёт, сказав, что остановка станции метро, закрытие станции метро привело к убыткам в 2 млн. рублей.
Д.Ю. Это потому, что ты пришёл, и по приколу, тебе скучно было, станцию закрыл.
Вячеслав. Да, естественно, я прикалывался.
Д.Ю. Ты всегда так делаешь.
Вячеслав. Мы поступили нетривиально, подготовили им презентацию. У нас, слава Богу, были фотографии с метро «Рижская» в Москве, красочные весьма. И я приехал в метрополитен, показал им метро «Рижская», и сказал – как раз тоже там какой-то случай был, и речь шла о выплатах, когда правительство установило, что по 1,5 млн. рублей, по-моему, за каждого погибшего надо выплатить. Я показал им «Рижскую», мы подсчитали, так сказать, возможные убытки их от выплат за каждого погибшего, сказали – да мы вам деньги сэкономили, поделиться-то не хотите? Но после этого, кстати, как-то понимание пришло наконец-то у них нашей позиции, у нас где-то их позиции, и дальше мы уже, в общем, душа в душу работали.
Метро вообще это красивый, грандиозный объект, внутри эскалаторы. Туда надо экскурсии водить, мне кажется, это потрясающе просто. Там фанаты стимпанка вообще будут пищать и брызгать всеми биологическими жидкостями в разные стороны от вида, как это всё вообще работает, сделано, это потрясающая вещь. И ещё куча там, в общем, это такой серьёзный объект оборонного значения всё-таки, и это очень интересно. Я думаю, что рано или поздно всё-таки экскурсии по метро начнутся, я своего сына поведу с удовольствием.
Д.Ю. Смотреть на вот таких крыс. Это только в Москве.
Вячеслав. Да, только в Москве. Ну, приходилось ходить в т.ч. и по перегонам пешочком, так что только не приходилось делать. Там такие серьёзные работы, и метро для нас это такой вот, такая аксиомка своя. Знали, что в месяц несколько раз в метро-то ты съездишь 100%.
Д.Ю. Ну, на граждан, я замечу, воздействую самым серьёзным образом, т.е. вот последний взрыв в нашем метрополитене, я на следующий день, отправившись, естественно, на метро, там людей вообще практически нет, т.е. настолько мало, что практически… людям действительно страшно, т.е. эффект имеет.
Вячеслав. Эффект, да. Вообще такие серьёзные объекты, они, как правило, значительно больший эффект производят, чем…
Д.Ю. Это типа как если в аэропорту что-нибудь взрывают, да?
Вячеслав. Да. Если в аэропорту что-то жахнуло, это серьёзно, потому как всё-таки в аэропорту усиленные меры безопасности и т.д. Вспоминаю как раз случай, Пулково ещё старый, зал вот этот огромный, вот эти 2 колонны, значит…
Д.Ю. 5 стаканов.
Вячеслав. Да-да-да, 5 стаканов. Посередь вот этого всего зала стоит чемодан, как в кино тишина такая, оцепление, всё. Мы примчались, а ездим мы быстро на заявку. Вот тоже, кстати, проблема. Мы всегда ездим быстро на заявку, обратно мы никогда с мигалками не ездим, потому как уважаем трудящихся. Поэтому если видите, когда скорая летит, или ещё какая-нибудь такая машина оперативная, лучше её пропустить. Скорее всего, они всё-таки туда, а не обратно едут…
Д.Ю. И не за пивом.
Вячеслав. Да-да. И никто не знает, может быть, в следующий раз за вами так поедут. И вот, значит, чемодан стоит, тишина, и рядом с чемоданом 2 полковника. А полковник это сексуальная ориентация в некотором смысле, мировоззренческая-то точно, уже приближается к генералу немножко.
Д.Ю. К политику, да.
Вячеслав. И даже к политику.
Д.Ю. Там политические задачи.
Вячеслав. Уже да-да-да, там уже всё серьёзно, полковники это такие люди уже, и люди ли – глыбы! И стоят они у этого чемодана, и мирно беседуют. А за что я очень любил работу в нашем дивном сапёрном отделе – сапёру, когда он работает, сам чёрт не брат. Бывали случаи, и генералов за ограждение выставляли легко и непринуждённо, а если не выставлялся, то и провожали весьма-весьма вежливо, но решительно, причём реально абсолютно. И вот этот чемодан стоит, и я так смотрю на всё, понимаю, что лютый бардак происходит, всех вывели, а сами-то куда?
Одеваю я костюм, который бы, наверное, и не одел, честно говоря, вот этот сапёрный, и походкой лунного человека подхожу к этому чемодану, и, в общем, довольно крепко вопрошаю – товарищи полковники, какого вы? Не что, а какого вы здесь делаете? На что, значит, оба начинают возмущаться, ну, ты меня поймёшь, полковники, что ж тут. Конечно, личное пространство нарушил какой-то червь. И один у меня – а на каком основании, значит, ты тут нам пытаешься запретить стоять? И я ему говорю – на основании здравого смысла.
Так вот, что самое смешное, всегда вспоминаю эту историю, он после этого, уже после того, как разобрали этот чемодан, нифига там не нашли, и слава Богу, я уже сижу пишу там бумаги, там их немного, но всё равно «нужное подчеркнуть», очень удобно, кстати. И он подходил ко мне 3 раза за это время – слушай, на основании чего ты там мне говорил? – на основании здравого смысла. – Какая фраза хорошая, надо бы запомнить. И я серьёзно – 3 раза он подходил ко мне так, и после этого это стало моим личным таким вот, моей визитной карточкой. Я когда приходил с какими-то там лекциями по взрывобезопасности, мы часто это делали среди гражданских людей, и не только гражданских, я всегда говорил – в первую очередь не надо вспоминать приказы, здравый смысл не забудьте. Вот и всё. И этого достаточно для того, чтобы себя обезопасить.
Д.Ю. Немедленно вспоминается анекдот, как генерал Иванов звонит генералу Сидорову. «Сидоров, у тебя пара толковых полковников есть?» – «Есть, а что?» – «Пришли ко мне в кабинет, мне диван надо переставить». Толковые полковники.
Вячеслав. Да-да. Здесь надо поставить или шлагбаум, или одного толкового майора. Но полковники полковникам рознь, надо отдать должное. Есть полковники весьма и весьма уважаемые, как правило, из боевых. Ну и ещё есть такая фраза, что если в Питере ты товарищ полковник, а в Москве ты эй, полковник.
Д.Ю. Да-да.
Вячеслав. К вопросу о карьерных, так сказать, всяких вывертах. Может быть, не всегда стоит покидать свой регион, обедняя его с профессиональной точки зрения, и ехать куда-то в столицу, где тебя всё равно не оценят, и будешь ты там «эй, полковник». Но зато, наверное, питерский или московский, или ещё какой. А где-нибудь в Анадыре из-за этого очень сильно просядет полиция.
Д.Ю. В общем-то, да.
Вячеслав. До сих пор, с этим надо бороться серьёзно, с этой текучкой кадров и течением в сторону. Всё-таки при советской власти как-то наоборот, туда старались, а теперь все…
Д.Ю. В регионы.
Вячеслав. А теперь все обратно. Ну, вернёмся, опять ушли.
Д.Ю. Нормально.
Вячеслав. Людей этих подготовили, потихонечку начинают расти задачи, Чечня, в Чечне всё очень серьёзно на тот момент. Слава Богу, меня это не затронуло, но я много видел, много слышал, много разговаривал с ребятами, которые в это время там были. Одного из наших бойцов ранило в шею довольно серьёзно, осколочное ранение у него было. Был у нас очень хороший Урал по кличке «Бумер», там вообще в Чечне, вот это, кстати, характерно было, каждой машине, как кораблю, давали имя. Были УАЗики «Брат». У нас была «Масяня», ГАЗ-66 по кличке «Шрек», мне очень нравилось, там с мордой Шрека, прямо было написано. А Урал был «Бумер», т.е. питерский Урал, Бумер. Был Бумер, был ещё на другой базе Санкт-Петербург.
Но «Бумер» был особенный Урал, он был непростой, о нём можно детскую книжку, наверное, написать. Он был с характером. Во-первых, в отличие от остальных бронированных Уралов, которые… там бронекапсула вставлена, значит. Этот был сварен каким-то дедушкой на Кировском заводе из остатков непонятно, ядерных реакторов, не знаю, чего. Т.е. он был совершенно дикого вида, стимпанк, у него были бойницы лютые, суровые, значит, ну, из чего слепили, то и получилось. «Бумер» подрывали, рама вставала домиком, ни одного погибшего.
Д.Ю. Серьёзно.
Вячеслав. Да, это серьёзно. Т.е. это рама домиком лежала потом на комплексе правительственных зданий довольно долго, и можно было посмотреть, убедиться. При этом одного ранило, но все остались живы. У «Бумера» было классное свойство – он любил всех привозить, потому как базой сбора ребят был Моздок, т.е. не Чечня, а Северная Осетия. Там был штаб объединённой группировки войск, и там обычно все менялись. Основная часть народа приезжала в Моздок, туда приходил поезд, как правило, до Моздока он шёл значительно быстрее, чем потом обратно домой. Народ там менялся, из Моздока все ехали обратно. Так вот, «Бумер» с огромным удовольствием всех вёз из Моздока, но когда он ехал из Грозного в Моздок всякий раз, он ломался.
Д.Ю. Хочешь верь, хочешь нет, да.
Вячеслав. Да. И он ломался, он просто там плакал, горел пару раз. Это какая-то вообще совершенно невероятная история была. Но он был с характером, так он не хотел с нами, значит, прощаться. Потом «Бумер» списали, и даже меня это сильно как-то так тронуло, я не знаю, помню, вспоминал, и даже Вконтакте на стеночке повесил. Была фотография где-то «Бумера», я её нашёл, говорю – вот была машина. А БТР у нас был «Железный капут», как сейчас помню, назывался. Прямо готикой кто-то, ну, Господи, 6 месяцев, научишься не только готикой, по-китайски разговаривать. «Железный капут» был. Тоже подрывали его, но там с поледствиями, там ребята погибли. Ну, так уж получилось, война есть война. В принципе, тогда выезд бронетехники любой – это автоматический подрыв практически, потому что фугасы в нулевые годы в асфальт закатывали в Грозном вместе с асфальтом, вместе с укладкой.
Д.Ю. И не только в асфальт.
Вячеслав. Да, 500 рублей за взрыв, потом 100 рублей за взрыв. Т.е. это какие-то такие копейки были, люди снимали… ну, мрак. В общем, вообще, как вспомнишь, люди гибли за ерунду, за 2 пачки сигарет. Невероятно.
Д.Ю. Это говорит о том, что в местности денег не было вообще, т.е. государство пало, и народ уже за любую копейку готов творить вообще всё, что угодно.
Вячеслав. Да. Но я помню, мне въелось тогда, это 2004 год, когда я в первый раз приехал, как раз в Моздоке мы поменялись с моим напарником, и я прыгнул тогда на броню, и мы поехали большой колонной, мы поехали в Грозный. Я смотрел эти картины первый раз, вот как только начинаешь въезжать, смотришь на это всё, а там дома щербатые от пуль разнокалиберных, просто нет живого места, ни одного ты не найдёшь квадратного см, где не было бы какой-нибудь отметины. И когда ты это всё смотришь, для тебя-то время на стене этого дома остановилось, и ты не понимаешь, что это в разное время произошло, т.е. тебе кажется, что это разом. Это вот именно, я имею в виду психологически. Умом вроде понимаешь, а сердцем-то нифига. И смотришь на это всё, думаешь – как здесь живым-то можно остаться? Т.е. вот это вот совершенно потрясало.
Д.Ю. Многие ведь и не остались.
Вячеслав. Да, многие не остались.
Д.Ю. Замечу, я как раз недавно оттуда, можно сравнить. Там ничего не осталось вообще, там всё починили. Но теперь свежие лозунги – «хватит кормить Кавказ».
Вячеслав. Да.
Д.Ю. Давайте ещё раз повторим.
Вячеслав. Давайте повторим, и правда. Ну, я помню, когда Рамзан Ахматович ездил на инкассаторском Камазе мимо нас регулярно, потому как кадыровский полк стоял рядом, мы их звали кадырбос. И он носился туда назад такой. Камаз был такой ощерившийся стволами во все стороны, носился на бешеной скорости. Вот этот вот инкассаторский Камаз, не забуду никогда. А потом, помню, как он приехал к нам на блокпост уже премьер-министром, вышел из тонированной десятки, наглухо, и его тут же облаял наш пёс – як-терьер такой маленький, Яшка. На него, значит, накинулся. Он вышел так, вполне себе запросто такой – я премьер-министр Чечни Рамзан Кадыров. Помню хорошо эту историю.
Д.Ю. Многим любителям х/ф «Безумный Макс» посмотреть бы инкассаторские Камазы, так всё это выглядело гораздо аутентичнее, чем в дурацком кино, сделанное дизайнерами.
Вячеслав. Невероятно аутетентично. Я помню, не люблю мусорить, но в Грозном образца 2004 года… Вообще, когда ты себя как-то вот так чувствуешь вооружённым человеком в городе, это такой щенячий восторг по-своему. Тут недавно, как раз буквально сегодня или вчера вспоминал, как на броне мы ехали на какую-то зачистку, большой-большой колонной через центр Грозного. И это какое-то чувство двойственное – с одной стороны, кругом развалины, как это ужасно, а с другой – кайфово это, я хочу сказать, вкусить такую штуку-то.
Д.Ю. Ну, это принадлежность к гигантскому механизму, жуткой машине.
Вячеслав. Да. Тварь я дрожащая, или право имею? Тут, в общем, ответ на этот вопрос на тот момент был очевиден весьма.
Д.Ю. Замечу – всё отстроили, всё починили, всё отстроили. При этом, ты знаешь, всем же местным очевидно, что там влиты какие-то дикие миллиарды, дикие совершенно миллиарды, и все ездят на Роллс-Ройсах, минимум, на Бентли, потому что все российские деньги уходят в Чечню, это общеизвестно.
Вячеслав. Да, конечно.
Д.Ю. И надо немедленно это прекратить.
Вячеслав. Я помню эти Бентли назывались К-50, ВАЗ 2107 белого дешёвого цвета. Компенсация 50% была от государства на покупку этой машины, т.е. она туда шла в полцены, это я очень хорошо. А верхом мечтаний рядового, точнее, не рядового, а весьма нерядового чеченца была Приора потом, а до этого десятка, тонированная наглухо. Это было что-то вообще с чем-то.
Д.Ю. Ну, от себя замечу – вот построили в центре города мечеть. Ну, наверное, в силу всеобщей нынешней религиозности это действительно надо. Мечеть прекрасная, красивая, т.е. народ, я так понимаю… Для Бога не должен своего жалеть ничего вообще, вот построили мечеть – раз.
Вячеслав. У меня одна претензия к этой мечети, как у ленинградца.
Д.Ю. Какая?
Вячеслав. Раньше ленинградская мечеть была самой крупной в Европе. Теперь, чёрт возьми…
Д.Ю. Отняли первенство.
Вячеслав. Отняли, да. Но наша самая красивая всё равно, пусть что не говорят.
Д.Ю. Она вообще не похожа.
Вячеслав. Наша красивая мечеть.
Д.Ю. Очень большая, т.е. места там внутри навалом, народ молится, всё как надо. Построены, я бы это назвал большие дома. Они их называют небоскрёбами, то они не небоскрёбы, они просто высокие дома, добротные, высокие, украшены лампочками, в ночи всё светится, чудесно вообще выглядит. Чисто. Ну, как ты понимаешь, это в основном там, где не гадят, а не там, где метут изо всех сил. Чисто, дороги все ровные, поребрики, бордюры все на месте, ничего нигде не нагажено, видно, что за всем за этим следят. Естественно, выпрыгнув из гостиницы, куда идти – на рынок.
Вячеслав. На центральный?
Д.Ю. Да, пошли на рынок. Ну, так там видно, как люди живут. Где Роллс-Ройсы с Бентли-то, расскажите, ёлы-палы. Вот это люди, это простые люди. А там внутри учреждение общепита, такие, знаешь, на 6 вот таких столов, поменьше, чем этот, где там 3 тётеньки в поту, чаду и угаре тебе разносят. Поесть на двоих – шурпа, лагман, манты, на двоих – 360 рублей. Ну, если тут рассказывать про какие-то немыслимые заработки, чудовищные вливания денег… Может, кто-то, кому чудовищно вливают, он, скорее всего, в Москве живёт. Там народ живёт так, как живёт народ, никакой роскоши, ничего там вообще. Ну, Грозный – это, наверное, всё-таки столица. И там, наверное, побогаче, чем в Ачхой-Мартане.
Съездили ещё в г. Аргун, где ещё одна мечеть стоит. Там мечеть такая, ты знаешь, настолько смелое решение, ну, в нашем представлении мусульманин, он жестокий консерватор, и вот так вот должно быть, и никак иначе. Нет, ничего подобного, там другая мечеть, ещё краше, чем эта, я тебе замечу. Подсвечена мощными огнями, диоды. Ну, там цитаты из Корана, по всей видимости, я по-арабски не понимаю. Всё горит, цветёт, переливается в ночи, тоже народ там на вечернюю молитву. Я не могу сказать, что их очень много, но видно, что искренние люди.
Вечером гуляния, т.е. мы на выходные приезжали. Перекрывается там проспект В.В. Путина, и по нему народ гуляет семьями, как это на востоке принято. Ну, мужики отдельными группками бывают, тётеньки с детьми. Темно, что характерно, ночь, все гуляют. Пьяных нет, курить – никто не курит, потому что ни алкоголь, ни табак не продают, и вообще, я так понял, что это не принято больше. Ну, ходишь. Полиция-милиция есть, базару нет. В мечеть заходишь, на 2 этаж подняться, там под лестницей гражданин с автоматом лежит. Необходимость, куда деваться. Но так, чтобы в глаза бросалось, что на каждом углу… В глаза лично мне бросается, что личный состав с бородами. У нас как-то так на службе всё-таки не очень, но религия, опять-таки. Ну да, с бородами. Мужики вида в хорошем смысле совершенно зверского, т.е. там не возникает желания дискутировать, ещё чего-то.
Я помню, как когда войска наши заходили в Осетию Южную, с ними батальон Восток, по-моему, прибыл, их там яростно фотографировали, а потом на американских форумах обсуждали. Обсуждение сводилось ровно к одному – вы посмотрите, какая у них, в общем-то, и форма какая-то никакая, оружие… Почему они такие страшные? Т.е. от них агрессией просто веет. Ну а ваш солдат, извините, в куртке, которая ниже полового органа, ещё чего-то, как в мешке – ну, он не пугает. А эти пугают, да. Серьёзные люди. В общем, я к чему, что, во-первых, всё отстроили, во-вторых, ну как-то там спокойно.
Вячеслав. Демонстрируют при этом присутствие духа, вот это-то и пугает.
Д.Ю. Туристы ездят из Кисловодска, вот, привозят русских туристов, ездят. Тамошних русских, не знаю, мы на мероприятие ездили, т.е. так в глаза не бросается, но туристов в мечети много. Как-то оно, наверное, всё-таки налаживается, и под эти крики, что типа куда эти все деньги… а как надо, расскажите? Их причём когда спрашиваешь – а твоего сына в армию призовут, туда отправят и убьют, что ты скажешь? Может, денег лучше дать, нет? Или твой сын – это достойная замена деньгам? Тут ступор – а причём тут мой сын? – Не знаю.
Вячеслав. Ну, потому что он денег даст и отмажет. Это же хорошо, высокоморально, так сказать, отмазать. Не соблюдать общественный договор, который мы все дружно, в общем-то, тут должны, по идее, соблюдать, что и называется государством.
Д.Ю. Да.
Вячеслав. Нет, мы вот его обойдём. У нас тут был такой спор семейный, внутрисемейный, кто куда своих детей будет отдавать. Мне понравилось, когда там разговоры, кто-то там журналистика, все дела. Я своего племянника всё время уговариваю, он пловец хороший, давай куда-нибудь с спецподразделение «Спутник», там смертность самая высокая, значит, интересно. Вот. Ну, так, потихонечку начинает, там зёрна прорастают, «Спутник» не «Спутник», но, может быть..
Д.Ю. Сейчас у них что-то в головах поломалось, ты знаешь.
Вячеслав. Да сейчас служить-то, Господи.
Д.Ю. Если ты мальчик, и в свои 18 лет не хочешь никого убить, как-то у тебя в башке, гормональное у тебя в башке что-то не то, даже не интеллектуальное, ты поломанный какой-то.
Вячеслав. Это абсолютно точно, да.
Д.Ю. Я вот, по себе видно, мене лет уже много, и уровень агрессии в тебе всё время падает-падает и падает, это обычно называют мудростью. Когда ты – давайте решим этот конфликт вот так. Его не так надо решать, его надо по-другому – в рыло с локтя, и вот решение-то, ёлы-палы. А ты не хочешь, а почему – тестостерон в тебе ниже-ниже-ниже.
Вячеслав. С возрастом должна просто появиться какая-нибудь хорошая пушка, как это на Кавказе. В рыло уже как-то тяжело, ты парень здоровый, молодой. Но полковник Кольт.
Д.Ю. Кстати, наблюдение, так сказать, они же стариков-то, вот часть значительная, на мой взгляд, уважения к старшим, она потому, что этот гражданин в наших суровых условиях дожил до старости. Это заслуживает глубокого уважения, он что-то знает.
Вячеслав. Неспроста.
Д.Ю. Что-то умеет, моё почтение.
Вячеслав. Нет, надо отдать должное – сам чеченский народ в большинстве своём. Подонков везде хватает. Русских не меньше, а то, может, и побольше даже. Сам чеченский народ, они соблюдают свои традиции, и их просто надо знать и уважать, если ты там. И тогда жизнь становится значительно проще. Когда нам отдавали из блокпостов, как раз мой напарник там начинал работу, и я уже потом продолжил. До этого там стояли милиционеры простые из какой-то, не буду говорить из какой, в общем, из республики из одной нашей. У них там много всяких историй было нехороших. Закончилось это тем, что одну женщину даже застрелили по ходу пьесы, причём сотрудницу. Ну, списали красиво. Так вот, они, уходя, там было 2 вида спорта таких, 2 развлечения. первый – отряды некоторые, уходя, продавали местным блокпосты.
Д.Ю. Сейчас в этом обвиняют наших свидомых укров, что они сейчас в Донецке, возле Донецка приходящим на смену они продают свои оборудованные позиции. У многих вызывает возмущение, и вот это – это вообще скотство какое-то.
Вячеслав. Война это вообще скотство во многом.
Д.Ю. Многие не в курсе.
Вячеслав. Многие просто думают, что это как Counter Strike, красиво вот это всё, главное, чтобы камуфляжик сидел. А война, на самом деле, она совершенно другая. Лучше бы в хорошем, красивом камуфляже по войне-то не бегать, тут долго не побегаешь, потому что кто-то захочет это одеть на себя. И с красивыми рюкзачками там тоже лучше не появляться.
Д.Ю. Так и чего, да, продавали.
Вячеслав. Да, продавали там блокпосты, ну вот липецкий ОМОН жестоко поплатился за это. В 2004 году у ребят было много потерь, и, по слухам, из-за проданного блокпоста предыдущей там какой-то сменой, не липецкой. У нас было круче, значит, стояли эти ребята, и, уходя, местным, которых там кошмарили, достаточно жёстко сказали - вы смотрите, сейчас приедет питерский ОМОН сюда, это вообще зверьё, вам просто тут жизни не будет. Ну и приехал питерский ОМОН. Ну, у нас вежливость это визитная карточка. Если ты ничего не нарушаешь, чего человека кошмарить лишний раз, правда ведь? Всем уже на тот момент было понятно, что как-то всё надо выруливать, и как-то, в общем-то, нам надо учиться по-новому жить вместе, а не по отдельности, поэтому как-то надо было спокойнее ко всему относиться. И местные долго приглядывались.
А потом – сначала приехал местный участковый, милиционер, и сказал – а что, вы кошмарить-то когда начнёте? Мы сказали – так уже вроде кошмарим. – А, так это вы так кошмарите. Ну и как-то наладилось нормальное человеческое взаимодействие с местными. Тогда 2004 год, он такой был, переломный во многом, Ахмата-Хаджи ликвидировали. Кстати, рекомендую, у него книга замечательная есть «Выбор пути», Ахмат-Хаджи Кадыров написал. Рекомендую почитать.
Д.Ю. Не встречал.
Вячеслав. В те времена она лежала на всех полках, такая зелёная, у меня дома до сих пор есть. Там интересный взгляд на многие вещи. А параллельно, кстати, продавалась, уже в 2006, книжка какого-то оксфордского холуя с чеченской фамилией, такого выпускника Йелей-шмелей и прочее, который, сам себе противореча, пытался качать лодку, говоря – вот мы, значит, такие независимые, обрели независимость, и в то же время говорил – ах, какое российское государство плохое, не платило пенсии нашим пенсионерам, не платило зарплату учителям – при том, что они независимы. Ну, вот такой подход. А у Ахмата-Хаджи был весьма и весьма взвешенный и интересный. Мудрый был мужик, ничего не скажешь. Хотя, конечно, понятно, что мы одно время были по разные стороны баррикад, это тоже.
Д.Ю. Как говорил один известный персонаж – извините, других писателей у меня для вас нет. Трудиться и жить мы будем с теми, кто есть, искать какие-то компромиссы и прочее.
Вячеслав. Ну, история со шмелём повторяется, т.е. всё по спиральке. Не по кругу, слава Богу, а по спирали движется, что делать. Но, я думаю, что всё-таки вырулим.
Д.Ю. Ну так и что вы их, не закошмарили, так. А что надо было знать, чтобы мирно сосуществовать, какие правила? Что вы соблюдали?
Вячеслав. Во-первых, уважительно относиться к женщинам, как и в любой исламской стране. Не стоит излишне задерживать своих взглядов без служебной на то необходимости, ну и вообще, всячески, так сказать, проявлять какие-то знаки внимания, нарочитые, по крайней мере. Хотя, конечно, что там говорить, чеченок-то, их было много одиноких, и они тоже, в общем-то, как-то дружили, периодически заходили. Нас угощали, я помню, курдючным салом.
Д.Ю. Дорого.
Вячеслав. 2 женщины пришли, принесли курдючного сала. Я думал, у меня заворот кишок случится. Это было очень вкусно, но наши желудки настолько были к этому не приучены, что к вечеру у меня глаза на лоб полезли, и, в общем, не у меня одного.
Д.Ю. Горячий зелёный чай.
Вячеслав. Ну, кто ж тогда знал.
Д.Ю. А не охлаждённая газировка.
Вячеслав. Это точно, да. Это первый момент. Второй момент – в принципе, местные жители там пытались как-то выживать. Грозный 2004 года это ни электричества, ни водопровода, ни, естественно, канализации, т.е. водоотведения какого-либо, ничего. Был только газ. Ты едешь вечером по городу, и во дворах горят факелы. Лютое средневековье, вообще. Кроме газа не было ничего из тех благ цивилизации, которые мы тут познаём. И обычно это любимое впечатление всеми, когда возвращаешься из Чечни, идёшь такой – в домах все окна целые, ничего себе! Это вообще как-то в голову не приходит. У нас один боец на кухне костёр развёл после праздника, по приезду домой, по привычке. Было и такое.
Поэтому как-то… всегда есть какие-то человеческие отношения и понимание того, что люди здесь пытаются как-то выжить, не все они бандиты и злодеи. Всё равно есть какой-то процент местного населения, тем более на тот момент они стали возвращаться домой. Да, были конфликты, да, борзые. Но кавказцы вообще, в принципе, такие боевитые. Они, в общем, к этому надо с пониманием, в некоторой степени. Печально, что не всегда они, приезжая к нам, с пониманием… Но я думаю, что старшее поколение их воспитает рано или поздно.
Д.Ю. Заметь, многое уже прекратилось.
Вячеслав. Да, это точно.
Д.Ю. Я тебе вдогонку скажу. Вот у меня родственники в Средней Азии, там никакой войны по меркам Чечни не было, а то же самое – ни газа, ни электричества, ни воды. Ну, канализация – можешь гадить, если воды нет, ты представляешь, что будет. Вот подъезд, где люди живут, это десятилетия. Вот подъезд, живут люди, они не могут себе еду приготовить, например, 3 раза в день. Вот перед домом стоит буржуйка со снятой крышкой, на ней казан общий. Раз в день на весь подъезд там готовят еду. Сбежались с мисками, поели, разбежались. Поздравляю, вот она независимость, свобода, и всякое такое. Бензин продают в бутылках из под колы, ну такой, 66, марки «калоша» фактически. Этого хватает. Автозаправки не нужны, не ни у кого денег столько, чтобы залиться как следует. Бутылки хватит тебе, да. Прекрасно, прекрасно.
Вячеслав. Свобода. Заслужили, как говорится. За что боролись.
Д.Ю. Нынешние впечатления совершенно другие, совершенно.
Вячеслав. Это здорово. Я просто вот когда в прошлый раз обмолвился, вспоминаю просто этот разговор ночной с одним, Бог знает, боевик там сидел или пацан просто хулиганивший, с папкиной радиостанцией. Но вот эта вот фраза – устал я до чёртиков от этой войны, от этого всего, она, конечно, как-то… Да приятно. Я хотел бы там по улочке Б. Хмельницкого прогуляться, где в своё время ползал, и всякое-всякое прочее. Очень интересно. Так в Google Maps иногда смотрю, что там с нашим блоком, точнее, с тем местом. И смотрю – действительно, цветёт и пахнет всё, красиво. Да и слава Богу. Вообще. Мне не жалко, я вот только рад искренне, пускай ребята отстраивают новую жизнь, да нам пример надо брать во многом. Но у них там прямое управление.
Д.Ю. Ну, что делать. На определённых исторических этапах это просто необходимо.
Вячеслав. Как это – битие определяет сознание.
Д.Ю. Нравится – не нравится, ты вот так можешь? Не можешь – отойди, не мешай.
Вячеслав. Битие определяет сознание, чем чаще битие, тем чище сознание.
Д.Ю. Крепче.
Вячеслав. Крепче, да. До кого не дойдёт через голову, мы постучим через печень.
Д.Ю. А вот если вернуться чуток назад. Помнишь, как когда-то там в Волгодонске дом взорвали, и в Москве взорвали. Потом где-то там в Рязани какие-то мешки с гексогеном. Не ты подкидывал мешки с гексогеном?
Вячеслав. Нет, я не подкидывал. Да и сахар там был. В Рязани да, не смогли. Но я знаю, до сих пор мы общаемся с бывшим руководителем инженерно-технического отдела в Рязани, мы с ним говорили об этом, он был на этой заявке. Ну, вроде как гексоген там всё-таки был.
Д.Ю. Там целая конспирологическая теория вокруг этого построена, как проклятое ФСБ, как говорил нам Б.А. Березовский, ФСБ взрывает Россию, это оно всё делает.
Вячеслав. Был фильм «ФСБ взрывает Россию».
Д.Ю. Именно оно.
Вячеслав. Ну, надо сказать, что коллеги из параллельного ведомства там немножко лажанулись вот в каком плане, на мой взгляд. Я помню эту всю историю, когда они начали затягивать с экспертизой. Я не знаю, зачем это было сделано, это их задача. Понятно, что наверное для того, на то была какая-то воля и необходимость. Со всем уважением, понимаю, что всяко не они, но зачем-то, блин, тянули. Хотя, конечно, для того, чтобы определить, взрывчатое это вещество или нет, не надо полгода… А сапёру в условиях боевых понять, что это способно потенциально взорваться или нет, может за несколько секунд, взяв пробу определённым образом. Каким – рассказывать не буду, потому как до сих пор таким образом её и берут.
Д.Ю. С секретной мокрой тряпочкой.
Вячеслав. Да-да. Ну, секретной мокрой тряпочкой, это понятно всё. Если нет тряпочку, можем сейчас…
Д.Ю. Попроще, да?
Вячеслав. Да, есть простые. Как я в прошлый раз говорил – всё самое надёжное – оно простое, да вообще всё гениальное просто.
Д.Ю. Например, чистить зубы по утрам. Говорят, 80% граждан не справляется. Делать зарядку по утрам – это вообще никто и никак, несмотря на крики про ЗОЖ, и прочая и прочая. А оно ведь самое действенное, да.
Вячеслав. Конечно. Жена меня ругает, заставляет планочку делать. Хотя я не подкаблучник, она мне разрешила так говорить, но планочку делать заставляет. Это, кстати, психология служивых людей. Когда ты себя чувствуешь периодически обладателем власти почти абсолютной, а ездить, извините меня, по г. Санкт-Петербургу чемоданом взрывчатки это большая власть. То хочется, как Краско потом, в фильме «72 метра», когда он отчитывает какого-то бойца, а тут жена к нему, значит, обращается, он обратно такой походкой контуженного краба к ней так – «что там, дорогая, я картошечку почистил». Это такая тоже, в общем, скажем так, природа, она стремится к гармонии всё-таки. Хочется как-то, так сказать, баланса. Но мы отвлеклись. Дома, после…
Д.Ю. А как взорвали вообще дома? На пальцах, так сказать.
Вячеслав. На пальцах? Ну, взорвали, как… У нас есть 2 метода – по-гражданскому и по-военному. По-гражданскому – там считают, граммы, миллиграммы, там формулы. А по-военному просто – завези Камаз взрывчатки и всё нормально. Чем больше, там надёжнее.
Д.Ю. Как в Волгодонске, да?
Вячеслав. Как в Волгодонске, совершенно верно. Т.е., ну, понятно, что в Москве не было, в следственно-оперативной группе я не работал, но рискну предположить, что в подвал долгое время затаскивали побольше, и потом, в общем-то, пролёт уронили. Рассказы все о том, что вот, как это там аккуратно сделали, что он там так аккуратно сложился – господа, вы себе не представляете, сколько вообще надо времени потратить, и просверлить шурфов, рассчитать это всё, в общем, неглупые люди…
Д.Ю. Только что вернулся из Севастополя, там местные рассказывали, как у них незаконно построенный 16-этажный дом, его взрывали не то3, не то 6 раз, он никак упасть не мог. Это люди ничем не ограничены – они насверлят дырок, они положат нужные заряды, ещё чего-то, никакой секретности, вообще ничего. А произошедшее – это как раз разрешение непонятно кому устраивать склады в подвалах жилых домов, торговые точки, где есть склад, и куда привезут, что угодно, сложат.
Вячеслав. Жадность человеческая в первую очередь.
Д.Ю. Ну и бдительность граждан, которым ничего не надо.
Вячеслав. Точнее разгильдяйство. Ну, это, если на работе есть такое понятие, которое на Западе активно культивируется, называется «культура охраны труда». Культура – это когда у тебя уже под кожей, когда ты без каски на склад не можешь выйти, потому что понимаешь, что тебе на голову сейчас может свалиться, и не надо там… Я, когда работал в порту Сабетта, такой у нас есть порт на Крайнем Севере, как раз спецом по охране труда, у меня были классные стропальщики совершенно, вспоминаю с удовольствием, такие ребята. И они вот они, значит, не могли мы их заставить использовать одно из устройств страховочных, когда он там на пятый контейнер в ряду залезает, чтобы он оттуда не грохнулся, пристегнулся. А рядом пришёл пароход, а на пароходе филиппинцы, филипки, как их называют моряки.
Д.Ю. Это же Филипок, Костюшкин брат.
Вячеслав. И вот эти филипки, значит, резвенько, касочка, очёчки, вот это всё. Я помню, с пацанами этими стоим, я показываю, говорю – смотрите, филипок, 3 класса образования вообще, церковно-приходская школа, и то вот это все может. Медведя на велосипеде учат ездить, а вы, блин, лбы здоровые, у всех по 9 классов, нифига. Сделали вид, что послушали. Но я знал, что как только я отворачивают, эта штука опять под куполом цирка одиноко, так сказать, болтается.
Д.Ю. Молодцы, да.
Вячеслав. Да, но это вот менталитет, чёрт возьми. Но на там стоим уже не одну тысячу лет, наверное, по-своему, что есть жилка своя такая, неперегибаемая. Правда, хорошо бы, чтобы всё-таки в сторону меньшего разгильдяйства эта жилка как-то прорастала.
Д.Ю. Ну и я бы заметил вдогонку, что когда привезли мешки, занесли на склад, и в конце концов взорвали, это вообще к сапёрам, по всей видимости, никакого отношения не имеет.
Вячеслав. Так это работа-то такая тяжёлая, нудная.
Д.Ю. Это значит вся оперативная работа провалена, никто у вас никуда не внедрён, никто нигде не завербован, вам ничего не сообщают, и вы вот уже имеете дело только с последствиями. С тех пор очень многое сильно изменилось. Оно и тогда менялось, но эксцессы бывают.
Вячеслав. Отсутствие агентурной работы, спасибо, начиная с шестидесятников наших, так сказать, высокоморальных.
Д.Ю. Шестидерастов.
Вячеслав. Шестидерастов, да, высокоморальных и т.д.
Д.Ю. Замечательные даже наши внутренние всякие вещи, когда на медкомиссии негласное распоряжение, что вот этих чёрных, их брать не надо. Что характерно, вот эти вот кавказские чёрные, они местами белее, чем мы с тобой, как-то не совсем ясно.
Вячеслав. И с рыжиной.
Д.Ю. Да, вот. Ну, не брали. Ну, отлично, не брали. Вот этнические ОПГ появились со всей неизбежностью, и кто там работать будет? Может, ты язык хотя бы? Ладно, хорошо, может, ты где-то там в г. Грозном, Душанбе, Ташкенте родился, а потом сюда переехал, хоть какие-то связи имеешь и понимаешь, чего как. Нет. Может, ты язык знаешь? Нет. Может, ты родственник? Нет. Ну и вот у тебя какая-то, я не знаю, странная общность, в которую у тебя никаких подходов нет. Они ни с кем не дружат, ты про них ничего не знаешь. А как это у тебя, поделись, оперативная работа-то поставлена? Т.е. у тебя в составе твоего уголовного розыска узбеков, таджиков, чеченцев просто нет, потому что ты, очевидно, белый человек.
Вячеслав. Сахиб.
Д.Ю. Да. В результате вот тебе взорванные дома, поздравляю, это твоя национальная политика. Был интернационал, он, очевидно, плохой, а национализм – это, очевидно, хорошо. Вот результат.
Вячеслав. Результат, да, превзошёл все мыслимые ожидания.
Д.Ю. Страшно.
Вячеслав. Да, это было очень страшно. По-своему хорошо, что этот, скажем так, максимально смогли из этого выжать полезного всё равно.
Д.Ю. Например.
Вячеслав. На мой взгляд, во-первых, усилились позиции силовых структур, которые там, это же была семибанкирщина…
Д.Ю. Расцвет свободы.
Вячеслав. Да-да, когда Владимир Владимирович к ним обращается, они на него смотрят – ну чё ты, мол, мальчик? Я помню, я периодически, так сказать, освежаю в памяти, пересматриваю, всем рекомендую, обращение Путина к семибанкирщине, потом посмотреть его мюнхенскую речь, вот с чего, собственно говоря, всё началось. Вот он, суверенитет, так сказать, в чистом виде, как мы его тяжело добываем до сих пор, и ещё не известно, чем кончится с нашим, так сказать, душком, и с нашим поколеньицем. Должны быть всё-таки люди порешительнее, на мой взгляд, конечно, и поответственнее. А у нас это вытравливалось всеми 90-ми – решительность и ответственность, и, так сказать, мысль о своей стране как о части тебя, точнее о тебе, как о части своей страны. В общем, теперь же все невероятные индивидуалисты, его надо ценить просто за то, что он есть.
Д.Ю. Даже сама формулировка «эта страна».
Вячеслав. О да.
Д.Ю. Понимаешь, они английского языка не знают, и вот это this country, речь всегда – наша страна, это фигура речи, а подразумевается наша страна.
Вячеслав. По правилам английского благозвучия.
Д.Ю. Что я тебе объясняю?
Вячеслав. Таки да.
Д.Ю. Извините. А тут вдруг, понимаешь, эта страна. Ну, молодец, да, эта страна. Хорошо, этостранцев уже давно отодвинули, и такого влияния на массы они не имеют.
Вячеслав. Они сами помогли себе, так сказать, сделали всё, чтобы…
Д.Ю. Тоже в динамике так прикольно выглядит. Вчера вы тут какие-то философические эти самые разводили, точнее, позавчера. Вчера уже как-то перешли к какой-то конкретике, а чтобы пугать население, им непрерывно надо радикализироваться, радикализироваться, всё более и более свирепые мнения высказывать. И вот вы уже какой-то жалкой кучкой несёте какую-то откровенную ахинею, и никто практически, в масштабах страны никто не реагирует никак. А Лёша Навальный уже ведёт 12-летних на митинг. Этак мы до мышей, это самое, в конце концов, а взрослым не интересно.
Вячеслав. Будет крысиный король. 2 башки ещё отрастить.
Д.Ю. Прикольно наблюдать. Я как-то это, оно давно уже всё, я-то – к сожалению, к счастью, не знаю, во всю эту Перестройку мне уже лет достаточно было, когда бежали товарищи, вытаращив глаза – ой, ты смотрел последнюю передачу Парфёнова «Намедни»? Я говорю – как вы это смотреть-то можете? – А что такое, такая интересная точка зрения! – Что тебе там интересного, расскажи, друг. – А книги Акунина читал? – Читал, дрянь. А тебе что там интересно? – Ну как это? Что ж вы такой, а песни Шевчука слышал? – Слышал, да.
Вячеслав. Юра был хорошо в начале.
Д.Ю. Он и сейчас, наверное, хорош. Стержень как-то отсутствует.
Вячеслав. Не знаю, куда-то там понесло немножко не туда.
Д.Ю. А это? А это? – Да ничего в этом нет, ничего в этом нет. Всё, что надо – оно примитивное и простое, и через это правильно работает. А ваше виляние задницами и попытки увести народ за собой в неведомые дали, это неверно. Вам не нравятся те, кто Гитлеру служил? Ну так вот вы точно такие же, вы нас ведёте туда же.
Вячеслав. Так теперь уже и нравится. Пили бы баварское, Господи, что ж там. Пили бы баварское, да.
Д.Ю. Извини, перебил.
Вячеслав. Да нет, ну а что, как раз дополню, очень любопытное наблюдение. Я спрашиваю, у меня есть среди друзей сторонники Навального, любимый вопрос – а вы биографию его вообще читали хотя бы в Википедии в любимой?
Д.Ю. А они - …
Вячеслав. Молчат.
Д.Ю. Зачем?
Вячеслав. А папа с мамой-то у него кто, вы видели? А они молчат. А папа с мамой-то – какой-то комбинат, лозоплётский комбинат в своё время отжали, не знаю, как, хорошо ли, плохо, но, честно говоря, как человек, прошедший ваучеризацию, скажу, что вряд ли это было сделано кристально честным путём и кристально чистыми руками. И, в общем, парень-то, как-то, как это, всё ж дело в крови, кровь, как Булгаков писал, она… непросто всё.
Д.Ю. Меня другое интересует – а как это ты, расскажи, с судимостями ездишь за границу, расскажи. Тут люди, получив штраф за нарушение ПДД, уехать не могут, а ты с судимостями. Как это, кто пальцами щёлкает, чтобы тебе визу дали, выпустили, впустили обратно, кто это?
Вячеслав. Кровавый режим.
Д.Ю. Кровавый режим. А как ты обратно возвращаешься? Не боишься, нет? Ну, в общем, как-то да. Но, повторюсь, прикольно, насколько это вот в динамике изменилось. Вспомни, как этих заложников на Дубровке когда держали, как там вся эта шушера скакала, орала, вела прямые репортажи, как там спецслужбы передвигаются, и прочая и прочая.
Вячеслав. Помогала заложникам, точнее, не заложникам, а террористам, в итоге, изо всех сил.
Д.Ю. А потом как-то чик! И всё оказалось не так, и не ваша правда получается, что лично для меня отрадно. Ну, наверное, всё-таки есть, даже не наверное, а просто есть такое, что самый важный жизненный опыт, ты его словами не передашь. Говорить ты можешь что угодно, а я считаю, это не так. И пока самого рожей об стол не настучат, пока ты сам на всё не посмотришь, до тебя не дойдёт. Я считаю, до нашего народа стало доходить. Плюс Украина – наглядный пример, так сказать, показывает, как оно будет. «Мы не Египет». А кто вы?
Вячеслав. Уже Сомали, пожалуй, уже точно не Египет. В Египет до сих пор туристы летают. А вот туда уже как-то посложнее. Ну, как сказал Александр Розенбаум в одной из песен – «много умных книг прочитать – ещё не выстрадать», и очень это правильная фраза.
Д.Ю. Как говорили древние греки, многознание не есть ум. Начитайся сколько угодно, складывать это в башке ты всё равно не сможешь, как правило, а уж применять и подавно.
Вячеслав. И подавно.
Д.Ю. Что я хочу сказать – мы вторым роликом не ограничимся, я считаю.
Вячеслав. Придётся.
Д.Ю. Надо заролить ещё один ролик.
Вячеслав. Да, придётся. Так ещё про яхтинг тут просили, я уже там прочитал несколько.
Д.Ю. Ещё 2.
Вячеслав. Ещё 2. Глядишь, ещё вопросы покидают, так там уже и… ой, ё-моё.
Д.Ю. Давай сегодня завершим тогда. Все желающие, кому что-то там не понятно, и хочется узнать что-то свежее, вот в комменты под роликом смело строчите вопросы, Вячеслав на них постарается ответить. У нас осталась ещё половина то, что между собой примерно, про ОМОН и про инженерные службы поговорить. Задавайте вопросы, соберём всё в кучу, сделаем, и отдельно поговорим про паруса.
Вячеслав. С удовольствием, про паруса часами…
Д.Ю. А то у меня в животе урчит, я есть хочу. Спасибо, Слава.
Вячеслав. Спасибо большое. Очень приятно было. Спасибо всем, кто посмотрел первый ролик, и кто посмотрит второй. С удовольствием отвечу на все вопросы.
Д.Ю. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
