Евгений Урих о восточной Германии

19.06.18

01:53:36 | 1285588 просмотров | текст | аудиоверсия | скачать

Дрезден и Саксония
Евгений Урих в Instagram

Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Евгений, добрый день.

Евгений Урих. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич.

Д.Ю. Представься, пожалуйста: кто ты, что ты?

Евгений Урих. Я Евгений, я, во-первых, человек, я сегодня живу на данный момент в Германии, в городе Дрездене.

Д.Ю. Я бывал в городе Дрездене.

Евгений Урих. Слышал, где-то когда-то видел, что вы упоминали об этом, и я примерно представляю, какие у вас сегодня представления о Дрездене, хотя, с другой стороны, возможно, вы догадываетесь, что город меняется, растёт.

Д.Ю. Ну да. Я был в 1977 году, это давно, да.

Евгений Урих. Это другая страна, которой не существует.

Д.Ю. Сколько лет уже там живёшь?

Евгений Урих. В Дрездене я живу на данный момент 7 лет, а вообще в Германии уже 11, даже больше.

Д.Ю. Подозрительно хорошо говоришь по-русски, что-то там не атрофировалось. Тренируешься?

Евгений Урих. А я вам скажу: на самом деле рано или поздно у каждого эмигранта, возникает момент, когда он либо становится чуть более немец, либо чуть более не немец. В любой стране, я думаю, так, в данном случае, например, в Германии. И я просто сделал выбор в пользу... хотя во многом ментально в голове, путешествуя здесь по России, я понимаю, что я во многом немец, это да, мне это говорят знакомые, когда видят мои комментарии по поводу наблюдения. И да, я решил...

Д.Ю. Я считаю, что они... забегая вперёд, я считаю, что они просто неправы, потому что когда ты приезжаешь из совершенно другой местности, тебе в глаза бросаются специфические вещи, которые местным – а мы всегда так живём, мы привыкли и мы это вообще не видим.

Евгений Урих. Ну, наверное, так, да. Что-то мне...

Д.Ю. А видеть полезно, между прочим.

Евгений Урих. Да, кстати, со стороны объективно всегда полезно посмотреть – это нужно помнить, причём со стороны даже лучше видно обычно. И вот что-то мне, конечно, нравится, что-то нет – это отдельная история, и дальше что – я о себе рассказывал? Вот, в общем-то, я родится в СССР, ещё успел, недалеко от Москвы, вырос в Казахстане и вот сейчас живу в Германии. Вот и всё.

Д.Ю. Что там делаешь?

Евгений Урих. Я в основном занимаюсь туризмом в Восточной Германии, у нас там есть туризм.

Д.Ю. Ага, надо связи налаживать! Мы любим туризм.

Евгений Урих. Да, кстати, наверное, стоит вам предложить, я отдельно это сделаю. И с русскоязычным населением – там у нас и украинцы, весь мир собирается, и я именно занимаюсь таким особым туризмом – всякое особо интересные.. не просто так, что вот смотрите сюда, смотрите туда, а именно нечто интересное, чего больше ни у кого нет, тоже отдельная история. Переводческая деятельность – я даже в разных местах, и частными переводами занимался, и всяко разно, и тексты, и даже вот в миграционной службе на допросах беженцев, хотя мне нельзя рассказывать, что я там конкретно делал, потому что я подписал бумагу, но вот тоже такое было.

Д.Ю. А их с полицейскими опрашивают? Это именно не допрос, а опрос.

Евгений Урих. В самом кабинете нет, там сидит только...

Д.Ю. Представитель службы, да?

Евгений Урих. Да, я-переводчик и он, а охрана где-то там в коридоре бегает, очень расслабленная.

Д.Ю. А чего они хотят узнать? Членство в Алькаиде? В ИГИЛе?

Евгений Урих. Всё, т.е. там нужно доказать причины, почему ты вообще сюда прибежал, что тебя заставило.

Д.Ю. А верят на слово или как-то проверяют?

Евгений Урих. Нет, конечно, там не дураки сидят, они всё... там одну и ту же историю рассказывают, и они как-то к этому относятся уже скептически. Там уже всё понятно становится, тем более беженцы из великой страны России. Там они сразу же, когда их спрашивают: «А чего ты в Польше не остановился? А ты вон туда-то обращался?» Он: «А я не знал, что такие организации есть».

Д.Ю. Я помню, у нас во времена перестройки, когда массово все бежали за кордон, ну надо как-то засвидетельствовать как-то это – что ты не просто так убежал, вот у нас товарищ, мы его фотографировали: на гараже нарисовали свастику огромную, сфотографировали его возле гаража, а он в Голландии кричал, что вот такие антисемитские преследования у нас. Фотографии оказалось достаточно для получения гражданства, т.е. на старте всё это так достаточно странно происходило.

Евгений Урих. Вот, надо было это учесть, кстати. Поздно мы встретились, поздно – я бы бизнес сделал на этом, налоги платил бы в Германию.

Д.Ю. Обо что мы хотим поговорить?

Евгений Урих. Мы хотим поговорить... на самом деле, я могу рассказать много чего, как вы понимаете, но т.к. у нас с вами время ограничено...

Д.Ю. Нормально, хватит.

Евгений Урих....я начну, наверное, с более такого, что, действительно, о чём люди, возможно, большинство и не догадываются даже, что такое есть, это правда интересно: во-первых, о специфике Восточной Германии. Многие думают, что есть некая Германия, и всё. Но это очень разная страна. Я не знаю, вы бывали там в последнее время, в последние годы?

Д.Ю. И там, и там был, да. Нет, в Восточной нет, не был.

Евгений Урих. В любом случае, т.к. вы, наверное осознаёте, что Германия, как страна, вообще существует недавно, что была некая Священная Римская империя немецкой нации, и прочее, что вечная проблема немецкой нации, германской, там, как угодно – это то, что у них по-прежнему есть комплексы отсутствия национальной самоидентификации, я бы так это назвал, потому что у них был лишь коротенький период, когда они могли говорить: о, мы теперь немцы, мы теперь одна нация, почувствовали это, пошла гордость – потом 2 войны, и всё, сегодня опять нету.

Д.Ю. И «нация» стало звучать как-то нехорошо.

Евгений Урих. Вообще, да-да.

Д.Ю. Я помню, в детстве читал замечательнейшее произведение Ярослава Гашека про бравого солдата Швейка, и там меня даже в детстве поразил момент, когда ехали на фронт призывники из Баварии, пели песню: «...» а дальше было написано, что сначала их надо научить говорить по-немецки, призывников из Баварии.

Евгений Урих. Вот-вот, причём про это было очень много шуток, про это даже художники писали картины в эпоху Бидермайера, в середине 19 века, там, начало, когда тоже Германия после Наполеоновских войн ещё сильнее распалась, т.е. вообще там просто какие-то куски стали королевствами, просто одна какая-нибудь область, город: мы королевство теперь, мы теперь круче всех. И из-за этого опять была раздробленность, опять не было вот этого чувства, что мы вроде как немцы, и поэтому...

Д.Ю. А меня – извини, перебью – это всё время приводит к совершенно другим мыслям: что если у вас такие зверские диалекты, вот зверские просто, когда люди вообще не понимают, о чём... надо учить говорить по-немецки... У них, кстати, в Италиях, например, то же самое: венецианцы, римляне и сицилийцы вообще не врубаются, кто что говорит. А из этого лично я делаю, на мой взгляд, очевидный вывод: это значит, у вас нет никакой свободы перемещения, это вы веками живёте вот тут, общаясь промеж себя, вы никуда не ходите, никак вообще ни с кем...

Евгений Урих. Исторически, наверное, да.

Д.Ю. Меня когда в Советскую Армию призвали, там было заметно: вологодские, действительно, всё через «о» говорят.

Евгений Урих. Мне рассказывали про это, да.

Д.Ю. А курские, например, акают и якают – типа там: «Смятанин, гляди – ляса побяжала». Они действительно так говорят, но, в общем-то, стараются это скрывать, когда к нормальным людям попадают. Все остальные вообще не отличаются никак. Особенно мало отличались, например, немецкие призывники с Алтая – те говорили точно так же, как мы, питерские, только агакали – у них в конце каждого предложения было «ага». И получается, что в проклятом СССР всё взболтали, смешали, и мы без разницы, где живём, мы... Я, например, определяю каких-нибудь пермских интонационно – у них всё время ноющие интонации такие, и по всяким там этим. Ну так-то да, они специфические вещи говорят...

Евгений Урих. Да, но надо же учитывать, что всё-таки это была одна страна – Россия т.н.

Д.Ю. Но я замечу, что у нас-то со свободой передвижения полный порядок, а вот у них нет.

Евгений Урих. Потому что об этом Шиллер писал, он писал о том, что Германия – где она? Я не знаю такой страны. Он так выразился, сказал: там, где начинается географическое, заканчивается национальное, или общественное – он как-то так говорил. Он же сам сбежал – он был дезертиром, Фридрих Шиллер, он из своей страны, это маленькое королевство тоже, решил: всё, не хочу – и просто взял и сбежал в соседнюю территорию – тоже Германия, тоже говорят по-немецки, но это другая страна, всё. И сбежал. Потом его, кстати, масоны в Дрезден пригласили, и он, кстати, написал для дрезденской масонской ложи оду «К радости», которая сегодня гимн Евросоюза. А масонская ложа ещё существует, кстати, в Дрездене, та самая.

Д.Ю. Там же национальная традиция – всякие тайные общества. Затыкаюсь.

Евгений Урих. Да, очень много тем, видите, можно бесконечно. Я и масонскую ложу изучал тоже. Но речь пойдёт о ГДР, конечно, это очень важно, это просто неотъемлемая составляющая часть современной Восточной Германии, и по-прежнему сильно чувствуется разница, по-прежнему есть с этим и проблемки, и хорошие наоборот, положительные моменты. Вот, например, город Дрезден, как главный сейчас центр восточно-немецкого менталитета, там, конечно же, всё ещё живут поколения, всё ещё помнят ГДР, и там очень много людей сегодня по-прежнему, которые хотят вернуть ГДР, которых не устраивает режим, хотя в Германии это трудно назвать, там, действительно, всё замечательно в основном, не во всём, но правда – жизнь, в общем-то, неплоха. Но их многое не устраивает, я объясню, почему это. Там дошло даже до того, что всякие демонстрации проводятся каждый понедельник уже несколько лет подряд, и это всё связали ещё и с беженцами, т.е. наплыв беженцев, которые...

Д.Ю. И в ГДР наплыв?

Евгений Урих. В Восточной Германии, наверное, не так много, но есть. Но их не устраивает даже не то, что они вот сейчас здесь, среди нас, а в принципе тот факт, что а чего это вы их пустили? Это тоже очень актуальная тема, сначала там с Украиной началось, когда все начали про Украину говорить, сочувствовать ей, а потом, как беженцы пришли – всё, вообще забыли про Украину, её нет, нам неинтересно – беженцы. И я лично сразу насчёт беженцев, наверное, все сейчас спросят: ну что у вас там, правда, всех насилуют и убивают, и все уже... нет уже немецкой нации? Немецкая нация есть, и лично я живу вот сколько времени, сколько там беженцы – когда они там, в конце 2014 начали бежать, я лично пока с проблемами с ними не столкнулся. Я их вижу на улице, я сразу понимаю: это беженцы, потому что они просто выглядят, как быдло, обычно, вот как, не знаю, в подворотнях в России сидит быдло – абсолютно то же самое, ничем не отличаются, просто они выглядят по-восточному, всё, разницы нет. И они лично мне пока никак не вредили, что-то рассказывали – где-то кто-то косо на кого-то посмотрел, они могут шуметь, могут неприятно выглядеть, неприятно вести себя, что не соответствует просто немецкому стандарту, и для немцев это уже невероятный шок, т.е. для них это уже всё, это предел.

Д.Ю. Что вы себе позволяете?

Евгений Урих. Да, нельзя так жить, портите нашу страну. Они не привыкли к этому, они вообще там в принципе в Германии не умеют себя вести с асоциальными элементами, не умеют себя вести с какими-то преступниками, с какими-то бандитами...

Д.Ю. Ну если такого вокруг тебя нет, то непонятно, что с ним делать.

Евгений Урих. Да, у них нет опыта, они просто не в курсе, а как вообще с ними надо, они не ожидают такого от людей. И поэтому вот для них это шок, то, что Кёльне раскрутили всё это – вы слышали, знаете, всё знают – в Кёльне очень-очень раскрутили, прямо вообще с ума сойти. Я сам, у меня возникла мысль, и я лично знаю немцев, знаю вообще, как они живут, знаю Западную Германию, Кёльн – это вообще другой мир по сравнению с Дрезденом, другая страна, просто другая страна, и я... это сейчас будет звучать, наверное, очень жёстко, возможно, там все сейчас мне скажут... вообще меня захотят изолировать от общества, но я честно считаю так, что это даже чуть-чуть полезно для немцев было, они научились немножко, они учли, что бывает вообще-то вот такое, и нужно знать, как себя вести в таких делах. Меня удивило, почему они себя так странно повели – это во-первых, во-вторых, нужно ещё учесть, что сами немки очень впечатлительные, и там, по крайней мере, по данным официальным, там каких-то настоящих суперизнасилований, как мы себе представляем изнасилование, т.е. это там сцены всякие разные могут возникнуть, не было. Там было всякое там...

Д.Ю. Ну, схватил, скажем так.

Евгений Урих. Ну да, схватил, что-то там, может, залез... Это неприятно конечно.

Д.Ю. Ну, в общем-то, при том, как они живут, трогать друг друга нельзя.

Евгений Урих. Да, для Германии это вообще нонсенс, т.е. это просто ад, ниже некуда. Но мы же понимаем, что бывает хуже, и это плохо, конечно, но я считаю, что, во-первых, не так плохо, это всё-таки надо учесть этот опыт, что такое бывает, надо немкам научиться себя вести правильно тоже защищаться, посылать куда надо громко.

Д.Ю. Ответить на понятном ему языке.

Евгений Урих. Да. Парням немецким надо тоже сделать выводы, как себя вести. Это всё, в общем-то, я считаю, честно, больше на пользу и слишком преувеличили. раскрутили – вот у меня такое мнение. Всё, а дальше думайте, что хотите, я просто знаю немцев, какие они. Вот так. Это не в негативном смысле, немцы, в принципе, добрый народ, но вот так произошло, и сильно преувеличили. Я говорю, что в России гораздо хуже вещи происходят регулярно.

Д.Ю. Мы к этому привыкли.

Евгений Урих. Да, в России к этому привыкли, и поэтому особо это не освещают.

Д.Ю. Я скажу, как милиционер: понаехавшая диаспора в силу того, что первое, оно же главное – они не могут говорить по-немецки, и соответственно, они не могут общаться с местными жителями, вот не могут, поэтому диаспора всегда сбивается в кучу, и ей кажется, что на неё оказывают внешнее давление, хотя, по большому счёту, вы нафиг никому не нужны.

Евгений Урих. Конечно, это нормально.

Д.Ю. Дальше внутри этой диаспоры, во-первых, бегут не умудрённые жизнью старцы и старушки, а молодые люди, половозрелые, здоровые, и ключевое – у которых есть деньги, потому что если добежать до Европы стоит от 5 до 10 тысяч евро, где ты их взял в своей этой самой... Вот ты прибежал, дальше – хотелось бы узнать: вот ты не знаешь языка, и у тебя нет никакой... ну если ты на рынке кабачками торговал, то где ты в Германии пристроишься на рынок торговать кабачками? Сомнительно. Соответственно, начинаются поиски работы. Поиски работы заканчиваются всегда одним и тем же – среди своих продавать наркотики. Мгновенно возникает ОПГ, которая действует внутри диаспоры. Всем страшно интересно про крёстного отца: ах-ах, как это всё замечательно – а всё это происходит внутри итальянской диаспоры. Мы сами друг друга душим, тут нагибаем, а к немцам нам ходить не очень-то и надо.

Евгений Урих. Отдельный мир, никак не связан вообще.

Д.Ю. Конечно, их поражает: как это ты в такой юбке ходишь, это что это такое? Вот наши девушки так не ходят.

Евгений Урих. Тут тоже нужно учесть, что, вот это вы очень важно сказали, что они очень не удовлетворены. Это нормально, это можно понять, все были в таком возрасте и все примерно понимают, что это такое. А при этом я хочу сказать, что немки довольно скромные сами по себе, они вообще... честно скажу – в России по-другому.

Д.Ю. Гораздо ...

Евгений Урих. Да-да-да, и я вот лично не вижу там какого-то соблазна – нормальные люди ходят, закрытые в общем и целом. Но для них, из их мира у меня есть знакомая, она русская, но выросла в Иордании, она говорит по-арабски, Маша, и она мне рассказывала про арабов, про их жизнь вообще, как у них всё, и она сказала, что там в принципе всегда все голодные, т.е. это вообще норма жизни. Там, действительно, многие закрываются. Есть где-то свой разврат в каких-то закрытых, это понятно, но в целом да, т.е. так устроена жизнь, и всё. И говорит, что сами в Иордании... в Иордании есть король Иордании, у них там, типа, армия есть, они более-менее гордые так чуть-чуть – они, как побежали сирийцы, они их всё, прямо вот не любят: вы позор, там... Она мне так рассказала, я там не был, не знаю, но так она мне рассказала. Она там живёт давно.

В общем, да, в любом случае беженцы есть. Я лично пока не ощущаю, я надеюсь, не буду ничего чувствовать.

Д.Ю. А сейчас-то их прекратили пускать, нет, или по чуть-чуть иногда?

Евгений Урих. Пишут, что прямо резко всё уменьшилось, что уже практически заканчивают, все уже хотят... Сначала, когда там только первые побежали, и я, кстати, в том числе думал, что ничего плохого – ну люди бегут от войны. И я так думал. Вот, действительно, у нас там везде писали: «Welcome, refugees!» - в университете, везде, и я думал: ничего плохого, ну можно принять, какая разница. Но потом, когда чуть-чуть началось, особенно после Кёльна, резко изменилось прямо всё в противоположную – нет, не любят практически все. Когда, конечно, открыто подойдёшь к кому-нибудь, спросишь, он вообще промолчит, он скажет: «Для чего тебе это надо, информация? Вообще лучше не спрашивай меня». Но когда начинаешь уже с человеком говорить более-менее близко, он тебе подробно распишет, как он хочет, чтобы их отсюда выгнали, как там ещё желательно расчленить перед этим, и всё такое.

Д.Ю. С моей точки зрения, что из себя представляет Европа: она сложилась так, что европейские нации, государства всё время воспроизводят человеческий материал определённого качества. Чем славен немец, например: он пунктуален, исполнителен, тщателен, туда-сюда, и оно же не на ровном месте получается, т.е. это столетия ушли на то, чтобы воспитать людей, которые...

Евгений Урих. Это да, даже есть конкретный период, когда это началось, всё это прописано, всё это есть.

Д.Ю. Да. Воспитать надо людей, которые могут спроектировать и построить автомобиль «BМW» в промышленных количествах. Автомобиль «BМW» прекрасен просто, он великолепно придуман, отлично собран, замечательно ездит. И вот вдруг мы возьмём и наберём каких-то козопасов, никаких оскорблений сказать не хочу, это просто общество, стоящее гораздо ниже по степени развития. Ну вот они приехали, отлично – а у него есть образование, например? Нет. А он привык – самое примитивное – приходить на работу вовремя или хотя бы ежедневно? Нет. А он умеет что-нибудь там делать руками? Нет. А он способен отвечать за качество? Нет. Так нафига вы нужны-то, понять невозможно?!

Евгений Урих. У меня есть небольшая на эту тему догадка.

Д.Ю. Завершу: вот есть США, которые богатая страна (не будем углубляться), у них очень много денег, они работают, как пылесос – вот мы от вас всех талантливых детей, которых вы в России выявили, обучили, подготовили, а теперь давай к нам, у нас зарплаты выше.

Евгений Урих. Да, привлекли, соблазнили.

Д.Ю. И они уехали, да. Докторов наук, там, ну кандидатишек ещё – давай все сюда, у нас денег много. И в результате они, как пылесос, всех их высасывают. А эти-то зачем? Они создают, вот на мой взгляд, только какой-то совершенно нездоровый балласт. Зачем вы нужны? Вы хотите их вытянуть в светлое будущее? Для этого лучше, чтобы они у себя в Мозамбике жили, и вот им там светлое будущее строить. А не надо их звать ни в Германию, ни во Францию, вообще никуда. Не надо их звать. Это как-то вот...

Евгений Урих. У немцев есть небольшое этому объяснение. Как я сказал, большинство всё равно, конечно, не хотят, там живут нормальные люди, как и везде, адекватные. Рабочий класс всегда хочет работать, чтобы у него крыша над головой была, безопасность, ездить в отпуск – всё, им ничего не надо, это как везде абсолютно, такие же люди. Но они вроде как так: что первое – вопрос рождаемости надо решить, потому что пенсионный фонд, некому платить. И вероятно, я так подозреваю из того, что я знаю, что они рассчитывают, что вот волна сейчас прилетела вот эта, прибыла, будет какая-то смута, какие-то проблемки, жертвы будут определённые, какой-то кризис проживём, а потом это перерастёт, новые поколения вырастут уже на немецком языке, и вроде как ситуация улучшится, и спасём пенсионный фонд, будет кому платить, потому что, например, я вот когда стану пенсионером, если я ещё буду жить в Германии, я не знаю – некому платить, не рожают немцы, вот и всё, не рожают с начала 90-ых, и Германия объединилась, или ликвидировалась ГДР, как любят говорить тоже там – не рожают. Сейчас вроде чуть-чуть начали.

Д.Ю. Это со времён Древнего Рима, в общем-то: как только есть деньги и появляется возможность получать удовольствия...

Евгений Урих. Когда много работы, да, много всего, люди думают в основном о карьере, конечно, и т.д. И вот поэтому... Это первая причина и основная, наверное – рождаемость и да, пенсионный фонд, в общем-то, и всё. Ну кто-то говорит то, что арабы никогда не работали в своей истории, ничего не создали такое – тоже многие говорят, но, вероятно, я думаю, что немцы на опыт с турками сейчас, у них же с турками вообще невероятный опыт, колоссальный, и в Западной Германии с общем и целом хороший опыт с турками – они, действительно, ассимилировались, хоть они и своих больше держатся там, но тем не менее большинство из них работает, в Берлине вообще просто вот: что ты турок, что ты негр, что ты русский, китаец – все друзья, все вместе выпивают или не выпивают – как кто сам решил для себя, там уже вообще не на это не смотрят, абсолютно. Дрезден – абсолютная противоположность, это сейчас, как говорят в СМИ, из-за демонстраций, которые возникли на фоне, во-первых, тут нужно последовательно, а то сейчас люди неправильно поймут: т.к. в ГДР, как и, наверное, в СССР, всё было стабильно, люди привыкли, что я защищён, у меня есть работа, у меня точно будет зарплата, я всё делаю. Да, у нас обшарпанные дома, мне так немцы тоже говорили: да, там вот этих лужаек нет, но всё стабильно, всё классно, и я не переживаю.

Д.Ю. Уверенность в завтрашнем дне.

Евгений Урих. Да, уверенность в завтрашнем дне, все равны, все одинаково бедные – всё как надо. И тут внезапно, для большинства это было неожиданностью, ушла ГДР, нету её больше. Я даже общался там с одним дедушкой: есть такая гордость у немцев восточных – «Wir sind das Volk», «Мы – народ». 1989 года – что вот были мирные демонстрации, тогда, кстати, кое-кто жил в Дрездене в это время, там много следов, кстати, его жизнедеятельности – всякие автографы, есть фотографии, висят, там один человек уважал его очень сильно. Умер недавно, надеюсь, это не связано никак. И действительно, это редкость большая, т.к. вы знаете историю, вы понимаете, что чтобы сложилась революция, чтобы она была мирная, без жертв – это практически невозможно вообще, тем более в европейской истории, где сплошь кровища на кровище, тем более немецкой, где только немцы друг с другом всю историю и воевали. И это гордость, причина гордости – что, действительно, не было жертв, вот как так: сложилась революция, а жертв нет? Поэтому они этим очень гордятся. И вот этот дедушка, который тоже принимал в этом участие, ходил там на демонстрации, он говорил, что мы вообще хотели, чтобы нам дали просто чуть больше возможностей иногда ездить к своим родственникам туда, но мы не ожидали, что рухнет просто всё. И вот когда рухнуло, поколение целое практически выпало просто из времени, потому что западные немцы, конечно же, тут же приехали, сказали: вы тут неквалифицированные, мы сейчас вам тут отстроим всю страну. Я как-то ездил на переводы, закупать бетонный завод, который брусчатку делает, чтобы его транспортировать, там такой завод большой, который можно сложить, собрать, и эта вот фирма подписала контракт практически на половину всего бывшего ГДР отделать брусчаткой.

Д.Ю. Неплохо!

Евгений Урих. Очень неплохо, да, и поэтому там шеф, когда они там торговались, там что-то 500 тысяч, он говорит: «Ну давай 450 тысяч евро». Он говорит: «Вы если не хотите, не берите вообще, вообще плевать абсолютно». И вот так многие люди воспользовались ситуацией, конечно. Ну логически, а как иначе – не воспользоваться разве? Все бы воспользовались. И поэтому для жителей ГДР это было плохо, потому что западные приехали, они всё начинают на себя принимать: вы, действительно, не нужны, у вас нет специальной квалификации, вы практически никто, ваше образование сейчас... Вот он стоял тоже на заводе, там где-то работал, прекрасно себя чувствовал, всё было зашибись у него в жизни – всё, теперь работы нет, завода нет, закрылся, ничего нет, кто ты, что тебе делать – непонятно, зачем он вообще учился на всё это и т.д.? И там появились всякие странные личности, мне тоже рассказывал один немец, он, кстати, западный немец сейчас, в Дрездене работает, говорит: многие рассказывали, что бери, короче, быстро открывай автосалон подержанных машин с Запада, сейчас просто раскупят, и секс-шопы, потому что этого не было в ГДР – прямо поднимешься, влетишь. Все начали это открывать – все обанкротились.

Д.Ю. Неудивительно.

Евгений Урих. Да, и не знают, что делать. И вот по-прежнему это поколение во многом себя не нашло, действительно, они по-прежнему не в курсе...

Д.Ю. Я так понимаю, что были приняты специфические политические решения, в рамках которых пришёл западный бизнес и уничтожил вообще... Самое ключевое – это политические решения, речь-то не шла о том, что вас куда-то трудоустроить, переучить и ещё чего-то там – нет, уже всё есть, сейчас они придут...

Евгений Урих. Переучивать, конечно, пытались, но всё равно это всё не так просто. Ну ты взрослый человек уже, всё, у тебя уже всё сложилось в жизни, казалось, и тут на тебе.

Д.Ю. Ну это как любой кадровик – я некоторым образом причастный – после 35 тебя вообще никуда брать нельзя, ты уже всё, сложился. Есть специфические места – коробки переставлять, ещё чего-то, но работать – нет. Ты как старую собаку новым трюкам не научишь.

Евгений Урих. Ну да, да, сейчас так тоже.

Д.Ю. Ну так это, получается, целое поколение шваркнули – и что они должны делать? Конечно, они будут грустить.

Евгений Урих. Да, они грустят, им плохо, хотя, вроде как, есть социальная программа в Германии, великолепная просто, потрясающая, но это тоже же не всем жизнь – что это такое?

Д.Ю. Для меня вот, знаешь, мы, короче, когда у меня папенька служил в армии, его оправили служить в ГДР, жили мы там между населёнными пунктами Вюнсдорф и Цоссен...

Евгений Урих. Где-то под Берлином, да?

Д.Ю. Тогда это называлось военный городок. Оказалось, что это military base, т.е. base был такой, что там рейсовые автобусы ходили из конца в конец этого городка – пешком было не дойти.

Евгений Урих. Ничего себе!

Д.Ю. Ну и в общем, когда приехали, какой там, я уже боюсь наврать – 76-77, ну мы там не бедствовали в СССР, но когда приехали в ГДР, там всё наше семейство пребывало в шоке вообще, т.е. товарное изобилие было такое! Отец там 5 лет отслужил, а тогда платили 2 зарплаты, т.е. одну марками, а другую рублями в СССР, уровень материального благосостояния у тебя там подскакивал серьёзнейшим образом, это главная мечта у советских военных была вот за кордоном послужить, причём в какой-нибудь Польше было плохо, а вот в Германии было хорошо. Ну и вот когда

Евгений Урих. Причём немцы об этом вообще не знают, они вообще не в курсе. Они считают: это бедность, тоталитаризм – ну западные в основном. Ну продолжайте, да.

Д.Ю. Вот, я к этому и веду, да. Ну в общем, там, закупив всего на свете вообще, т.е. барахла было куплено такое количество... ну многим кажется, что в СССР было страшно хорошо – не во всём там было страшно хорошо, там было сильно бедно, и когда в этом ГДР пожили, закупив барахла – я не знаю, я там лет 10 потом не мог износить штаны, курточки, ботинки и всякое такое. А когда началась перестройка, в телевизоре стали показывать, что восточные немцы побежали в Западную Германию, и там они шокированы товарным изобилием.

Евгений Урих. Да, про это истории вообще...

Д.Ю. Я аж ноги пошире расставил: что же там такое в Западной Германии, если восточные немцы обалдели, потому что у них был, по нашим меркам, космос, просто космос! Ну а сейчас – да, не поспоришь. Для меня вот главный магазин – это какой-нибудь, у нас есть такие, знаешь, «Максидом», где для дома, для семьи – дрели, вёдра, краны, души, и прочее, я всегда хожу, разинув рот.

Евгений Урих. Ну это вот, я увидел – у вас есть сеть «OBI», это немецкая сеть практически. Там всё есть.

Д.Ю. Великолепие, да, полное. Никогда у нас такого не было. У нас был один магазин на 5-миллионный город, назывался «Юный техник», где продавали какие-то промышленные отходы – какие-то кривые доски, погнутые гвозди, то, что брак производственный туда. Один магазин на 5 млн. человек – это в стране, где всё предполагалось делать своими руками. Это полезно, когда ты своими руками делаешь, но мне для этого нужна дрель, шлифмашинка и прочее, и материалы, с которым работать, а их можно было только украсть у государства, потому что ездить в магазин «Юный техник», где всё кривое, это несерьёзно. Поэтому да, восточных немцев можно было понять.

Евгений Урих. И поэтому сегодня они всё ещё ищут себя... Ну они уже не ищут, они уже все смирились, похоже, не все, опять же, я понимаю, что я говорю об этой вот волне, об этой печальной истории, и они, конечно же, протестуют, и вот когда беженцы пошли, там у них появился лидер, который начал лозунги выкрикивать, и всё такое, и в общем-то, они уже с 2014 каждый понедельник собираются на демонстрацию.

Д.Ю. Настырные!

Евгений Урих. Немцы такое, они прямо... вот у них всё. Это такая, я бы сказал, немецкая чопорность с немецкой наивностью. Их трудолюбие часто связано с наивностью, они, действительно, верят, когда понятно, что ситуация вообще бессмысленна. Это бессмысленно, что они делают, и демонстрация проходит, они там ходят, всякие выкрикивают – за мир с Россией, с Путиным лично мир хотят, говорят, что у нас... недавно был, тоже проходил мимо: нас там отвлекают какой-то чушью о Скрипале вместо того, чтобы решать проблемы в стране...

Д.Ю. Правильно говорят.

Евгений Урих. Да, они всё очень чётко понимают, но они не осознают, что они из-за этого своей земле, Дрездену конкретно, делают только хуже, потому что СМИ немецкие тут же обозвали их нацистами...

Д.Ю. Ну ещё бы, да!

Евгений Урих. Тут же сразу же, это прямо не обсуждается – это чистые нацисты, всё, никто там не слушает, что они говорят. Поэтому теперь по всей Германии считается, что Дрезден... «Ты из Дрездена? Ууу, всё...»

Д.Ю. Малую зигу!

Евгений Урих. Да, как ты там выживаешь среди этих вообще фашистов? Да, вот так теперь, такой стереотип есть о Дрездене современный, и как я сказал, это ничего не даст, не принесёт вообще им, т.е. они так и будут ходить...

Д.Ю. Вклинюсь: главная задача... Ну, есть мир, есть мега-державы, которые всё, что между ними, норовят поделить, перетянуть на свою сторону, зоны влияния, туда-сюда. Главная задача США уже сотню с лишним лет – ни в коем случае не дать подружиться Германии, объединённой, разъединённой – неважно, ни в коем случае не дать подружиться с Россией...

Евгений Урих. Они это тоже говорили.

Д.Ю. ...потому что немецкие мозги и руки, приложенные к российским ресурсам, похоронят США.

Евгений Урих. Конечно.

Д.Ю. Поэтому их надо рассоривать всеми мыслимыми и немыслимыми способами, и если кто-то выступает за сотрудничество и дружбу с Россией, ну конечно, он должен быть унижен, растоптан, нацист, сволочь, гад.

Евгений Урих. Да, 100%. Именно так. И тем не менее, я скажу, что немцы всё равно... ну их научила их история, видать, чему-то, они всё равно всегда умудряются как-то держать себя в рамках, вот в любой ситуации, начиная с того, что они там упьются вусмерть – всё равно держат себя в руках. Здесь речь о политике, о бизнесе – они всё время как-то вот: ОК, дальше это линии я не пойду. И они вот научились, действительно, это меня поражает в них до сих пор.

Д.Ю. Дисциплина.

Евгений Урих. Удивительно, как немцы достигли того, чтобы...

Д.Ю. Только так Мерседесы получаются, когда ...

Евгений Урих. Да, при таким населении густом, вы же знаете, там самая высокая плотность населения, в Германии, вот такая страна, и там всё заселено буквально, при этом достаточно природных парков, достаточно, чтобы и разгуляться там, полазить по скалам, красоты, всяких тихих мест. Уровень жизни, конечно, в Восточной Германии пониже, но для русского человека отличный уровень жизни везде, очень такой, я бы сказал, социалистический капитализм, потому что там богатые и бедные особо не отличаются, это удивительно. Подобное есть в норвежских странах, но там населения всего ничего, это понятно, как можно устроить, но как в Германии с таким мощным капитализмом, с такими прибылями, оборотами такую систему организовать – это поразительно, такого нет больше нигде.

Д.Ю. Ну неприлично потому что, нельзя выпячивать.

Евгений Урих. Да, это моветон, нельзя вообще, тебя просто вот... Если ты там как-то сильно разоделся, что-то – на тебя уже будут так посматривать не очень: ты чего тут, перед кем выделываешься? Ты чего лучше нас тут, что ли? И вот это, кстати, меня очень научило, что в Германии ты понятия не имеешь, с кем ты можешь встретиться. Он может тут на велосипеде с тобой кататься, какой-нибудь мэр города, например. Лучше молчи тихо, не выделывайся, и всё нормально будет. И сами немцы, это я сейчас обобщаю: немцы, у меня есть тоже свой личный опыт, я пробовал себя в кино, кстати, ну так в любительском формате, это совсем отдельная история. Когда я только приехал, как эмигрант, всегда тяжело, всем эмигрантам всегда тяжело абсолютно в любой стране, я абсолютно понимаю – вот сюда приезжают с южных земель России, вот это неприятие очень тяжело пережить, очень – момент, когда ты либо ассимилируешься, либо сейчас действительно подстраиваешься, хочешь-не хочешь – тебе надо, к местной культуре, учишь язык, принимаешь это всё, ты вежливый, ты никому не нужен – это надо сразу принять, это естественно, либо тебе очень тяжело придётся, у тебя будут депрессии, ты будешь всё время ныть, говорить, что все сволочи вокруг, эти тупые, немцы тупые, и т.д. И такая ситуация очень встречается среди тоже русскоязычного населения в Германии.

Д.Ю. Мой любимый пример: попробуй из Вологды переехать в Москву, например, или из Ростова, вот попробуй переехать. Там русская культура, все тебя знают, вы одни мультики смотрели, книжки читали, фильмы цитируете, и всё – попробуй. 5 лет, это всегда и везде 5 лет, прежде чем у тебя станет всё нормально. За эти 5 лет ты превратишься в ноющего идиота или там бодро будешь пробиваться...

Евгений Урих. Да-да, действительно: либо ты ноющий идиот, либо ты нормальный человек – только так, никак иначе, т.е. там это проблемка. И вот у меня был этот период, и я в кризис в творчество ушёл – я решил снять фильм, и как только я объявил...ну так я ещё там немножко в школу походил, мне сначала сказали: «Ты вообще никто здесь, иди-ка в школу», хотя я её закончил, мне сказали: «Иди всё равно», и там был учитель музыки, и я подумал: «Музыка в 11 классе? Вы что смеётесь, что ли?» - там очень глубоко, вот прямо, там не как у нас была музыка, я помню, что-то там в 1-2 классе, мы хор какой-то пели.

Д.Ю. Что такое доминантсептаккорд знаешь нет?

Евгений Урих. Сейчас уже не знаю.

Д.Ю. Не буду спрашивать, во что он разрешается.

Евгений Урих. А там музыку по-другому преподавали, не так, т.е. мы не изучали ноты, мы не учились петь – он учил нас пониманию музыки, как вида искусства.

Д.Ю. Ничего себе! Было бы интересно послушать.

Евгений Урих. В школе. Это поразительно! Т.е. был один из первых уроков вот так, я тогда ещё только Германию узнавал, я тоже такой сидел, как забитый эмигрант: что здесь происходит, непонятно. Он говорит: «Ну что ж, вы должны взять инструменты и играть». Все сидят такие просто...

Д.Ю. Какой инструмент?

Евгений Урих. «Вперёд, - говорит, - берите инструменты и играйте, вы не поняли?» Оглядываются все такие...

Д.Ю. А что за инструменты?

Евгений Урих. Он говорит: «Вы что вообще, - говорит, - того?» Подошёл к одному к парте начал в парту стучать. «Бери, играй,» - говорит. Все так: «ОК! Намёк ясен!» Что-то там креативить начали, кто-то что-то себе придумал, и т.д. Он говорит: «ОК, молодцы! Теперь я сыграю на своём инструменте». Подходит такой к окну, окно открывает – там шум города. «Тихо, - говорит. – Я играю». Вот это был первый урок.

Д.Ю. Молодец!

Евгений Урих. Это мощно! Он нам так... Мы там разбирали Энио Морриконе: почему у него такая музыка, как она видоизменяется с изменением характера – что с ним происходит, то же и с музыкой происходит. И это в школе.

Д.Ю. Кстати, не всем очевидно.

Евгений Урих. Это вообще обалдеть! Он мне открыл мир, и я сидел там такой, ещё не понимающий язык немножко, забитый такой эмигрант, и восхищался этим всем. И я на ломаном немецком пытался с ним разговаривать о том-о сём. Он со мной исключительно на высоком литературном немецком, прямо вот так фразы закручивал, вообще молодец. Всегда со мной на «вы», такой весь, всё. И тут я заикнулся, что хочу снять фильм. Он мне говорит: что угодно бери – микрофоны, всё дам, всё сделаю. Всё дали, все условия создали, вообще поддерживали меня всячески, хотя я до этого был какой-то непонятно вообще кто. Тут же, как они увидели, что я хочу что-то делать – всё, зелёный свет везде абсолютно. Учитель по физике там был, я по физике всегда не очень был, видно было по нему, что он считает – я какой-то...

Д.Ю. Позорил Россию, блин!

Евгений Урих....какой-то недоделанный, да. И как только он узнал, что я делаю, у него сразу отношение ко мне, вот сразу... Я часто прогуливал физкультуру, вот не знаю, никогда мне не нравилось ходить на физкультуру, потому что мне не нравилось, что... ладно, если последним уроком, потом весь вспотел, устал и пошёл домой, но когда первым – там неудобно, мне не нравилось это. Я даже в Германии, блин, прогуливал. Он меня за это явно не любил, прямо было каждый раз видно, что он на меня так смотрит: «Недостойный человек ты и унтерменш» - это шутка. К этому вернёмся, к Ницше, я про Ницше хочу рассказать. И как только я снял этот фильм, очень любительский, вообще очень, но я смысл вложил туда свой интересный, мне устроили аудиенцию, актовый зал собрали, всех, учителей всех. Я фильм показал, весь очень стеснялся, потому что первый блин комом, всё такое, а они там все аплодировали. Учитель по физкультуре подходит, говорит: «Молодец, дай руку пожму». Жмёт руку и передаёт мне 50 евро в руке. Я думаю: «Ничего себе!» Вот так. И это, конечно, очень воодушевило. Я всё ещё говорил ломано: «Я есть, я Казахстан приехать» - вот так. Кстати, скажу сразу: я не казахский немец, многие, наверное, могут так подумать, я вообще по национальности – у меня мать русская, отец грузинский еврей...

Д.Ю. Я смотрю, что ты на немца не похож!

Евгений Урих. Да, что-то не очень. Не ариец, да. Родился я недалеко от Москвы, вырос в Казахстане, живу в Германии – вот такая история. И поэтому да, меня поразило, как они внезапно перестали обращать внимание, что я плохо говорю, что я эмигрант, что я там непонятно кто – всё, я для них Человек с большой буквы...

Д.Ю. По всей видимости, надо к чему-то стремиться, и это отмечается, да?

Евгений Урих. Да, вот как только ты начинаешь что-то проявлять, вот чуть-чуть – всё, тебя любят. Если же ты не предпринимаешь шаги, они в обратную сторону, считают, что ты недостойный этого общества, ты жалкий эмигрант, всё. Это, кстати, подсказка: если кто-то хочет переехать – как только вы проявляете, немцы это невероятно ценят, это очень хорошо и приятно. Такая там жизнь. Конечно, люди очень работают, это одна и та же история: все думают, что Европа, там якобы прекрасная жизнь – там пашут так же с ночи до утра.

Д.Ю. Это почему-то никому в голову не приходит.

Евгений Урих. Вот почему-то меня это поражает вообще.

Д.Ю. А вот задам тебе вопрос: как-то мы время от времени ездим снимаем ролики про танчики, есть такая игра добротнейшая «World of Tanks»...

Евгений Урих. Белорусская вроде?

Д.Ю. Да, и короче, для и про игру: снимаем ролики про танчики. Под городом Гамбургом есть город Мунстер.

Евгений Урих. Мюнстер.

Д.Ю. Да. Нет, это он через «у» ...

Евгений Урих. А, т.е. другой, значит, какой-то?

Д.Ю. Да. Там танковая школа бундесвера, и...

Евгений Урих. Знаю это, да, всё, вспомнил – есть такой.

Д.Ю....музей танков. Музей прекрасен, просто отличная экспозиция, там туда-сюда. Ну как и везде, все бегом бегут через Первую мировую войну – это не сильно интересно, дальше экспозиция Второй мировой, где уже заходишь – там... Она наибольшее впечатление производит: вся техника хищная, злобная такая, приплюснутая.

Евгений Урих. Понятно, для чего строили – захватывать мир.

Д.Ю. Да. Ну там и наши, и немецкие – всё... Английские и американские танки ничего кроме смеха не вызывают, потому что они на фоне этих монстров это какие-то, я не знаю...

Евгений Урих. А они летали, у них самолёты хорошие.

Д.Ю. Клоунада, да. Вот. Но я не про это. У нас ряд граждан... знаешь, есть такой тезис, что войска когда дошли до Берлина, люди увидели, как можно жить. Я визг восторга с трудом сдерживаю а когда ты видишь, как твой сосед гладит штаны, например, умывается по утрам... теперь у нас, говорят, 80% граждан у нас ежедневно не чистят зубы, хотя это полезно, говорят – зубы чистить. Ну вот ты когда видишь, что сосед умыт, пострижен, причёсан, поглажен, опрятен, тебе в голову не приходит, что надо тоже пойти умыться, погладить шмотки, почистить обувь, машину вымыть там, я не знаю – это нет, но вот люди дошли до Берлина и увидели, как можно жить. До этого, как ты понимаешь...

Евгений Урих. Да, до этого не видели.

Д.Ю....умываться и стричься им Сталин не давал, по всей видимости, а большевики ему в этом помогали. И вот немецкий городишко, мы там, значит, живём в гостинице, и от гостиницы там 15 минут ползком до музея дойти. И вот идём – городишко маленький, каждый домик: заборчик вот со стол высотой, т.е. маленький заборчик, который чисто формально тебе показывает, что здесь уже чужая территория, не дувал 3-метровый, через который не перепрыгнуть, а скромный заборчик. Трава вся вокруг домика – такое чувство, что немец на четвереньках с линейкой ползает и стрижёт каждую травину, чтобы было как следует. Всё покрашено, ровное, аккуратное. «Вот видишь, - говорит товарищ, - вот видишь, как жить-то можно!»

Евгений Урих. Можно, никто не запрещает.

Д.Ю. «Люди-то приезжают и видят, а у нас...» Ну у меня первейший вопрос, я вообще не понимаю, о чём речь: тебе-то мешает бегать стричь траву, ещё, заборы ровнять...

Евгений Урих. Как будто Меркель сама ходит ко всем и чистит траву, заботится.

Д.Ю. Так точно. Это раз, и второе, оно же самое главное: хождение по микроскопическому городишке, ну есть вот люди, которые как люди, а всегда есть какой-нибудь слегка чокнутый, у него всё не так дома. Так вот чокнутость в немецком смысле выражается, что у всех один гном возле лужи с удочкой стоит, а у чокнутого 10 гномов вокруг лужи стоит, но точно так же пострижено ровно, аккуратно, туда-сюда. Объясняю: ты вот это смотришь – красиво, чисто везде, обрати внимание – здесь нет узбеков и таджиков, которых ты можешь за 3 копейки нанять, чтобы они тебе стригли, делали, их нет, всё это красят, чистят и стригут немцы. Вот ты...

Евгений Урих. Я больше скажу: они от этого получают удовольствие.

Д.Ю. Вот ты, например, валяешься на диване, жрёшь пиво и смотришь футбол, а немец в это время бегает с газонокосилкой, ведром с краской, там ровняет, чистит, делает. Там самое страшное, что дома же на дорогу выходят – и тротуар, и дорогу от листьев и снега метёт и чистит гражданин, чей участок примыкает к тротуару и дороге. Представить, у нас тут как-то была пара зим таких, знаешь, там, 2010-11 год, по-моему, когда снега выпало больше, чем в блокаду, вообще туши свет, там принимали какие-то городские законы, что ты своё стояночное место во дворе в радиусе 3 метров должен расчищать, поскольку твоя машина там стоит – нет-нет, отказать. Если нашим гражданам сказать, что ты должен чистить казённую дорогу, подметать тротуар, я думаю, у нас революция будет, сметут вообще власть, страна развалится на куски.

Евгений Урих. Вот на эту тему хочу сделать заметку, но перед этим ещё сделать заметку, наверное, чтобы... мы же, видите, забалтываемся далеко...

Д.Ю. Это хорошо.

Евгений Урих. Да, это хорошо. Я скажу, о чём я расскажу, чтобы люди знали: я обязательно расскажу, как я олигарха возил на могилу Ницше, я это расскажу, я расскажу, как я монаха из Афона греческого водил в ГСВГ, где он служил, я расскажу про дрезденского сумасшедшего коммуниста. Всё.

Д.Ю. Завершу, потому что у меня вопрос, собственно говоря, про это: ну т.е. выслушивать вот этот бред – люди увидели, как можно жить... Ну мне вот... ты вот вернулся домой, начал чистить зубы каждый день, штаны погладил, стрижёшься раз в неделю или что ты там – бреешься, может быть, я не знаю? По-моему, ты как был свиньёй, так ты свиньёй и остался во всех смыслах этого слова. Давай к тебе домой придём, зайдём на кухню – там крошки под ногами хрустят или нет, мне интересно? Как правило, хрустят. Живёшь ты, как правило, как свинья – что толку от того, что ты там посмотрел, не посмотрел? Ну а вопрос лично для меня в другом: а что немца заставляет не смотреть телевизор, не пить пиво, лёжа, как свинья, на диване, что его заставляет бегать вокруг дома и приводить всё это вот в такой порядок? У тебя должно быть не хуже, чем у всех, или какая-нибудь, я не знаю, церковная община за тобой смотрит и говорит: «Вильгельм, так нельзя, должно быть чисто»? Или полицейский к тебе приходит и – «Будьте любезны, 500 евро штраф за непостриженность травы и непокрашенный забор»? Как это вообще организуется?

Евгений Урих. Я вам так скажу, на примере: я помню, когда я жил в Казахстане, и я подозреваю, что в России так же, я думаю, чтобы вы прочувствовали это – вот я когда смотрел в окно и с балкона, у меня было ощущение, что вот я сейчас здесь дома, в своей крепости, а там какой-то мир чужой, такой непонятный холодный мир, что-то там происходит, что-то где-то авария – это вообще не моё, это со мной не связано.

Д.Ю. За порогом всё чужое.

Евгений Урих. Это всё чужое, и вообще мне... А вот я сейчас закрою окно – это моё. Вышел из подъезда – всё чужое, только мой дом – моя крепость. Когда я живу в Германии, я вижу, что я вышел в подъезд – это мой подъезд, я это чувствую, мне не всё равно, что здесь лежит. Я вышел во двор – это мой двор, кто тут посмеет вообще что-то понамусорить. Это мой город вообще, я тут живу, я плачу налоги, на которые всё это здесь действует, на которые работает полиция, прокуратура, всё. Я это чувствую, и поэтому мне не всё равно, мне просто не всё равно, кто здесь гадит, не гадит, я хочу, чтобы здесь было всё так же чисто, как в моей квартире, это продолжение моей квартиры, это не другое. И так же думает большинство немцев. Но тут же надо помнить, что в Германии не только немцы живут, там сейчас всё вместе, Вильгельмов уже нету давно, немцы сегодня другие имена берут, более простые, т.е. устарелые имена... Кстати, их всё время спрашивают: чего вы не пользуетесь классными старыми именами: Вольфганг – Волчья походка.

Д.Ю. Адольф!

Евгений Урих. Это уже... на это есть причина, да. Или какой-нибудь там Зигфрид. Зигфрид – это что-то вроде Мирослав по-нашему. Нет таких имён, немцы теперь называют Джонни, там какой-нибудь Стив.

Д.Ю. Культурная экспансия, да?

Евгений Урих. Да, но есть, конечно, разные люди. Всегда нужно помнить то, что везде разные люди – есть своё быдло, прямо такое, что и не снилось, есть интеллигенция, есть элита, конечно, просто там не так это заметно, все равные. И везде разные абсолютно люди, есть, конечно, в Берлине, если брать большой город, там есть тоже такие кварталы, где тоже мусор – турецкий квартал какой-нибудь, русский квартал тоже унылый немножко. Но в целом если брать среднюю Германию, основное население Германии всё равно живёт в таких вот спокойных местах – в пригородах деревушках, они не любят большие города, они не любят Берлин, потому что он шумный и большой, им хочется, чтобы всё тихо, спокойно, зелень, травка – они ещё такие аграрно мыслящие люди.

Д.Ю. Ну это же приятно – на природах.

Евгений Урих. Да, это вообще классно, я сам уже так мыслю, как-то это передалось, вот не избежать этого. Поэтому да, нужно учитывать, что везде всё разное, и немцы – во-первых, штрафы. Вот ездил сейчас со знакомой на машине она вот так вот, как у вас называют – в шахматы играет?

Д.Ю. В шашечки.

Евгений Урих. В шашечки, да. Я ей говорю: «Зачем, почему?» Она говорит: «Ну как почему – во-первых, много идиотов на дороге,» - говорит...

Д.Ю. Ездят, как козлы!

Евгений Урих. Да, просто, говорит, много идиотов. Вот она говорит: «Я еду по левой полосе, а он очень медленно по ней едет

Д.Ю. Неправда.

Евгений Урих. Я сначала думал – это она какая-то дикая такая, думал: «Ты чего? Успокойся!» Нет, действительно, глупят, есть такое.

Д.Ю. Этому есть разумное объяснение, т.е. я много лет езжу, права я, по-моему, в 1979 или в 1980 году получил, стаж у меня большой, но выезжаю вот, сейчас лучше стало, но примерно 10-15 лет назад какая-то вообще вакханалия идиотии – все идиоты! Что ты делаешь вообще?!

Евгений Урих. Возможно, потому что права покупают, правила не знают?

Д.Ю. Они, как их, ну т.е. никто не думает о том, что уровень материального благосостояния, просто как ракета, взлетел вверх, и все накупили машин. На права, как ты понимаешь, тут же открылась безумное количество автошкол, задача которых – взять с тебя деньги, 8 часов за рулём посидел, и ты уже готов. Ну соответственно, человек, который 8 часов проездил за рулём, выезжает на дорогу, он просто не понимает, что делать надо, как это. Это точно так же, как сейчас – я за 500 м вижу, что в машине едет тётенька – раз, тётенек я люблю и их считаю за людей, а это едет тётенька, она разговаривает по телефону, не сомневаясь. Обгоняешь – да, сидит овца, говорит по телефону. Ну ты ж вообще с башкой-то не дружишь – ты опасность для окружающих создаёшь и тем, что ты медленно едешь, и тем, что ты говоришь по телефону. Ты кого-нибудь задавишь, в кого-нибудь врежешься. Ну тётеньки, они...

Евгений Урих. Вот я статистику посмотрел, кстати, в Санкт-Петербурге приблизительно за год, я посчитал, где-то 150 тысяч аварий, из них где-то 300 летальных. Я посмотрел в Берлине, Берлин – это для Германии ад просто, просто ад вообще! Там тоже приблизительно 150 тысяч, что меня удивило, и 32 летальные аварии.

Д.Ю. Машины другие.

Евгений Урих. Т.е. это значит то, что для них авария – это чуть-чуть поцарапал: ой, извините – и всё. В Дрездене, я посмотрел, так просто интересно стало: 15 тысяч было в 2017 году аварий, из них 4 с летальным исходом. Т.е. это значит, что шанс, что ты погибнешь в аварии в Дрездене, меньше нуля процента.

Д.Ю. Машины другие, и ездят, соответственно, по-другому.

Евгений Урих. Я скажу, почему: в Германии, во-первых, чтобы получить права законно, нужно потратить примерно 2 тысячи евро.

Д.Ю. Неплохо!

Евгений Урих. Да, это во-первых, т.е. человек, который потратил 2 тысячи евро на права, законно сдал, он уже не будет относиться к этому как-то так вот, он уже будет серьёзнее, ответственнее к этому подходить. Причём 2 тысячи – это если ты нормальный человек, если ты необучаемый, там сам решает учитель, готов или нет, и на его ответственности это, потому что проверяющий – всё строго. Это во-первых, во-вторых налоги на машину, штрафы. Вот мы сравнивали, почему я начал рассказывать, она говорит: вот смотри, открывает мне приложение – классно сделали, в Германии такого нету: там что-то «превышение 20-40 км», что меня уже поражает – в Германии это уже разница огромная.

Д.Ю. У меня знакомая живёт в Австрии и говорит, что там штрафуют – ездит гражданский автомобиль в потоке и меряет скорость – за превышение в 1 км штраф.

Евгений Урих. Не так жёстко, конечно, в Германии, там есть у них солидарность некая, но «20-40» не могут написать, это, конечно, бред – 250 рублей. Это вообще что?

Д.Ю. Да, он 500, по всей видимости, но если сразу заплатишь, то 250.

Евгений Урих. Да-да. Это же... Но я понял... у меня, и она так сказала...

Д.Ю. Раньше этого не было, оно теперь есть, оно теперь отражается на страховке – количество твоих этих...

Евгений Урих. Неужели?

Д.Ю. Да-да, ну там постепенно всё это подкрадывается.

Евгений Урих. И она говорит, что они сделали не слишком высокие штрафы, чтобы люди продолжали нарушать и платили штрафы.

Д.Ю. Может быть.

Евгений Урих. Ну это интересная мысль... я не знаю, но мысль интересная, потому что...

Д.Ю. У нас есть, ты знаешь, едешь – трасса Москва-Питер, там по дороге Тверь. Вот вся Тверская область, вся вообще, утыкана камерами настолько, что туши свет. У нас продают специальные приборы, которые тебе кричат: «Впереди камера, притормози!» Есть отвратительный момент, что все советские дороги проложены сквозь населённые пункты, и мне в Москву, мне не надо в какую-нибудь...

Евгений Урих. Не было Гитлера, который автобаны построил.

Д.Ю. Да, ну вот и ты едешь через какой-нибудь населённый пункт. Там, естественно, 60 км/ч и камеры, например, висят на выезде, т.е. ты ещё не выехал, а она тебе в спину меряет, ты увидел знак окончания населённого пункта. Вот в Тверской губернии со штрафов какие-то с чудовищные суммы получаются. Но если здраво-то смотреть – ты что правила-то не читал? Открытие: их надо соблюдать, а если не соблюдаешь, надо платить деньги. Если не хочешь платить, ну едь 60 км/ч, это полезно, я считаю.

Евгений Урих. В общем, я посмотрел то же самое, сколько это будет у нас, там написано... там тоже сайт есть, написано: «Превышение 40 км/ч – минус сколько-то процентов солидарность, 160 евро, месяц лишения прав».

Д.Ю. Сразу в чувство приводит.

Евгений Урих. Сразу, да.

Д.Ю. И вот, к вопросу о том, что девочка говорит: вот у нас проложили окружную дорогу, там какой-то этот ЗСД – Западный скоростной диаметр, кольцевая автодорога, ограничение 110 км/ч – ну, г8рубо говоря, 120 едь смело, можно и больше. Не скажу, сколько – подслушают. Ну едешь в левом ряду, а там едет какой-нибудь идиот, вот он натуральный, а как правило, идиот едет на «Тойоте-Лендкрузере», он король, так сказать. Ну ты едешь, а он тебя не пропускает, вот он тебя не пропускает. Дураку объяснить, как работают правила... Как дурак тебе будет объяснять: «А вот у меня 120, и я не обязан тебя пропускать». Во-первых, твой дурацкий спидометр вообще ни о чём не говорит. Эта полоса для тех, кто едет быстрее, чем ты, начнём отсюда, поэтому перестройся, пропусти, ну дальше опять выедь. Я не знаю, у меня никаких проблем это не создаёт.

Евгений Урих. Да. Ну вообще, в принципе, постоянно ехать на левой, когда справа свободно, уже глупо.

Д.Ю. Так точно. Ну они вот едут с исключительно разной скоростью. В правой полосе быстрее, чем в левой, ещё чего-то, но замечу, что 10 лет назад всё было радикально хуже.

Евгений Урих. Ну в общем, улучшается ситуация? В целом да, вот мы ездили – в общем-то, нормально, люди сильно не сигналят, никакой супер-дикости я не видел, в целом меня радует народ адекватный в России, сразу говорю, у меня такое впечатление – абсолютно адекватные люди, приятные, помогают, улыбаются, шутят. Мне это всё очень нравится. Очень вкусная еда, вообще просто супер! В ресторанчиках шикарно накрывают, обалденные у вас вот эти настойки с ягодами какие-то, ничего подобного в Германии нет, даже в 7-звёздочных ресторанах тебе принесут чай-пакетик – на! Это отдельная история, вообще не стоит об этом. И в Германии, как вы знаете, есть автобаны, на автобанах есть часто участки с неограниченной скоростью, т.е. где нет ограничений.

Д.Ю. Это участки, это не везде.

Евгений Урих. Да, это участки, надо сразу: это не везде, чтобы там легенд не было. Суть в чём – я зашёл на сайт немецкий, просто загуглил: а чего это у нас в Германии такие участки есть? Там пишут: наша страна производит быстрые автомобили, если мы не будем предоставлять дороги для быстрых автомобилей, то мы не можем продавать быстрые автомобили, потому что тогда по закону мы не можем позволять людям так быстро ездить.

Д.Ю. В чём смысл? Да-да-да.

Евгений Урих. Всё, это железная логика просто, ничего не скажешь. Действительно, захотел погонять – выехал, возле каждого города есть серьёзные участки, где можно гонять, как псих просто, дороги отличные! Познер на это сказал другое, Познер сказал, что... у него был такой фильм «Немецкая головоломка» - наверное, знаете? Нет?

Д.Ю. Я не являюсь поклонником творчества гражданина Познера.

Евгений Урих. Я после этого фильма тоже. И он там сказал: вот знаешь, немцы агрессивные по своей сути, и поэтому им нужно выражаться на дорогах, свою агрессию, и поэтому у них такие участки. Это мне понравилось!

Д.Ю. Я смотрел у него... Когда-то в детстве я лелеял мечту приехать в США, там причалить в город Нью-Йорк, взять автомобиль и доехать до города Лос-Анджелеса, поперёк, заезжая во всё, прочитав книжку «Одноэтажная Америка» Ильфа и Петрова – на мой взгляд, отличная книжка. Ну не то, что там по следам, а просто вот интересно посмотреть, как люди живут. Ну и пока я ковырял в носу, думал: когда бы это? Сейчас не могу, завтра, возможно – ну как обычно. И вдруг Познер с Ваней Ургантом проехал, значит, по этой одноэтажной Америке. Ну принялся смотреть – мама родная! Вот не буду растекаться, так сказать, мыслью, но есть среди знакомых масса граждан, мнение которых вот лично меня ни по какому вопросу абсолютно не интересует, вот что бы ты там ни говорил про что угодно, я знаю, что ты дурак по жизни, ты вообще ничего не понимаешь, как что устроено, как работает, твоё мнение не имеет вообще никакого веса – вот это примерно то же самое, т.е. их смотреть можно только с одной точки зрения – это вот аберрации и искажения мировосприятия, которые свойственны гражданину Познеру.

Евгений Урих. Да, и у меня ещё такие мысли, что он, наверное, не мог преподнести эти страны такими, с хорошей точки зрения, потому что тогда по телевидению не показали бы.

Д.Ю. Ну, он не любит немцев, например.

Евгений Урих. Он их вообще ненавидит.

Д.Ю. Это, мягко говоря, для гражданина образованного и, как это у нас говорят, культурного, мягко говоря, странно – они, между прочим, тоже люди, начнём отсюда, во-первых. Во-вторых, это... ну я с французами их сравнивать не берусь, кто больше вклад внёс в мировую цивилизацию и культуру, но это мега-цивилизация, перед которой ну не то, что на колени встать – шапку хотя бы сними, сколько там всего сделано для человечества...

Евгений Урих. Да, немцы внесли колоссальный вклад.

Д.Ю....открыто, продумано – может, это заслуживает уважения? То, что было 2 войны – да, было, так это тоже некий аспект. Они при всём при том, как мы от этого пострадали, они как военные-то себя проявили – моё почтение! Это лучшая армия планеты Земля, нацелена была на плохое – да, но это не говорит о томи, что там нечему поучиться и нечем... ну не восторгаться, но понаблюдать.

Евгений Урих. Да, сделать выводы.

Д.Ю. Какая техника там, какие солдаты, как это вообще работало? Как так вообще получилось, что Европу-то всю нагнули? Как так получилось? Там тоже не дураки сидели со всех сторон. Не нравится мне категорически, я такого не приемлю.

Евгений Урих. Мне тоже, да. Он... я приблизительно его мышление понимаю, т.е. если я так смотрю, как он думает, я приблизительно понимаю, что он имеет в виду, но там открытое враньё просто часто прослеживается.

Д.Ю. Ну это домыслы.

Евгений Урих. Я не защищаю немцев, тоже многие могут подумать, что я там какой-то патриот Германии, я сам не немец, я знаю, что там есть много моментов, которые мне не нравятся – действительно, такое есть, но я вот говорю факты, что есть, как есть, и всё. Может, негативные аспекты как-нибудь потом ещё обсудим, но есть, конечно, такие, как и везде. И вот я работаю в туризме, я создаю всякие интересные туры для русскоязычных туристов в Дрездене и вокруг везде. Как вы помните, Дрезден разбомбили, все немецкие большие горда бомбили, это вы прекрасно знаете, от Кёльна вообще ничего не осталось, вот вообще, там просто ничего кроме собора нет. Кстати, слышали, может, легенду, что якобы собор стоит, потому что чисто случайность, там ориентир послужил, и прямо божественное провидение, и прочее, хотя на самом-то деле везде написано в немецких источниках, что было несколько попаданий в него, просто он был достроен...

Д.Ю. Всё-таки есть?

Евгений Урих. Да, достроен в 19 веке из рурской стали, поэтому он выстоял, в общем-то, так бы и его не было даже. В Кёльне ничего нет, много где нет, там всё, очень много, чего уничтожили. В Германии всё самое интересное сохранилось, конечно, в маленьких городках – там прямо сказка, всё, как надо, вот прямо всё, как себе представляют в стереотипной... вот дети себе представляют, вот так там всё и есть.

Д.Ю. В Дрезден меня завезли в 1976-ом, наверное, году – я и тогда поразился, насколько он разваленный был, т.е. ничего восстановить не могли.

Евгений Урих. Там в 1976-ом уже всё... ну там руины зачистили, там были часто просто поля, такие пространства.

Д.Ю. Нет, там были и руины, у меня фотки есть.

Евгений Урих. И руины тоже часто были, они даже ещё в 90-ые были, да, много чего, что-то уже успели отреставрировать, что-то нет. Тут нужно учитывать, что Дрезден, конечно, это всё-таки город, есть районы, которые сохранились, есть вот этот самый сейчас, который... почему жалко – нет этого больше и не будет никогда: от вокзала до старого города вот это пространство всё полностью застроено по-новому, там много от ГДР осталось памяти. Уродливый район совершенно, там просто кошмар, стыдоба, мы даже в универе, я учился на искусствоведении, моё образование, в Дрездене нам говорили: вот это пример, как нельзя никогда строить вообще площади, это такое уродство, объяснили, почему, и т.д.

Д.Ю. Их надо отвезти в город Новосибирск, чтобы пришли в себя, блин!

Евгений Урих. Да, наверное. И вот, в общем, тем не менее много всего, действительно, интересного есть, не в плане, что... там нельзя, как вот по Питеру едешь на машине: ох, красота, ой тут прямо! Ну куда вот ни повернёшь – просто вот... Там нужно... там определённые свои фишки, как правило, связанные с ГДР, с войной, с какими-то средневековыми интересными элементами вокруг города, много чего. Например, мы устраиваем частный органный концерт в настоящей старинной церкви, 15 века. Это очень интересно всё, там всё это возможно, потому что это, первое, бывшая ГДР, там более такое всё ещё заброшенное, там люди такие были простые, со всеми можно договориться. Протестантская церковь, протестантская община – там же протестанты живут, в Восточной Германии. Все думают: католики в Германии – протестантов очень много, это совершенно другая религия, совершенно, они воевали между собой 30 лет. Они очень открытые...

Д.Ю. По-христиански резали друг друга, да?

Евгений Урих. По-христиански нормально резали, там ещё было гонение ведьм как раз, много всего интересного, и протестанты сегодня очень добрые, открытые, и мы так сказали: мы тут хотим заниматься вот этим, церковь же всё-таки, как-то надо уважение иметь. Они говорят: а ладно, главное орган не сломайте. И всё. Я не понял – как так? И всё разрешили. В католической так никогда не получится, я не говорю о православной, конечно. Там органов нет, но неважно. Много чего, всякие там, конечно, замки, но меня больше всего всё равно интересует история войны и ГДР, потому что это нечто действительно уникальное, там это чувствуется, там есть... Может, кстати, вы помните, в 1976 году это уже стояло – там есть такой барочный комплекс красивый Цвингер?

Д.Ю. Цвингер, да, был.

Евгений Урих. Очень красивый, да, всё как надо, и там есть павильон один, на нём, кстати, надпись есть: «Музей проверен – мин нет. Проверял Ханутин». Таких надписей 4 в Дрездене. И там есть павильон, который выходит в город, и внутри этого на стене надпись: «8 мая 1945 года Советская Армия освободила город Дрезден от фашистской тирании», на немецком, слово в слово так и написано, и это то место, где по-прежнему конфликты – западные туристы приезжают, смотрят на эту надпись и смеются, говорят: «Вот это пропаганда! Фашисты пришли, захватили тут земли. Говорят, что кто-то кого-то освободил». Восточные немцы: «Да, освободили, действительно, 8 мая – день освобождения». И сегодня это очень чувствуется, прямо вот видно.

Д.Ю. А они... вот такой животрепещущий всегда вопрос: у нас-то всё это называлось фашизмом, наверное, неправильно, потому что фашисты были в Италии...

Евгений Урих. Ну, сейчас в Германии насчёт этого вопроса там уже сильно не различают, там как-то всё в одну кашу, но есть, много я уже слышал про это, что фашисты в Италии, нацисты в Германии, всякое разное – как-то это... Немцы всё, они свою историю...

Д.Ю. Им понятно, про что это, да?

Евгений Урих. Да, им всё понятно, для них всё, что связано с их историей, с Гитлером – это всё проклято, это всё тьма-тьмущая, ад, можно говорить об этом самые худшие слова – это абсолютно принимается автоматически. У них по-прежнему врождённое чувство вины, кстати, Познер это хорошо отразил. Ну тут неудивительно, это правда так, и когда я немцев об этом спрашиваю, если заходит вдруг разговор, и я чувствую – можно сейчас об этом спросить... Нельзя, конечно, просто подойти и сказать: «Слышь, что ты там думаешь...»

Д.Ю. Как вас под Сталинградом-то?

Евгений Урих. Да-да. Нет, конечно, нет. Они мне говорят: «Ну знаешь, я европеец», - вот так говорят. Вот и всё.

Д.Ю. Это тяжкое наследие, я бы... честно говоря, вообще непонятно, что с этим делать.

Евгений Урих. Вообще! Это ещё долго у них будет, и это тоже не очень хорошо, потому что, я считаю, что человеку, каким бы он там ни был, надо какую-то гордость, патриотизм надо ощущать, надо его иногда выражать. Ну это требуется, мне кажется, естественная потребность человека. А им тяжело это делать, они это... Баварцы умнее саксонцев, Дрезден – это Саксония, область Саксонии, Бавария другая вообще тоже страна. Все знают вообще в Германии нормальные люди, что все нацисты сегодня в Баварии, такие настоящие, прямо вот старой закалки, элита бывшая СС ещё немножко живёт, и т.д. Но баварцы-то хитрей, они знают, что такое капитализм, они подстроились к нему – они выражают свои вот эти порывы через уважение к традициям своим баварским, они кричат: «Я не немец – я баварец!», вот им так удобнее, они поняли, что так прокатывает, туристам это нравится, и они там в шортах ходят: «Я – баварец», хотя вполне может быть, среди них там понятно кто. А саксонцы наши гдр-овские, которые ещё не поняли, что такое капитализм, открытым текстом говорят: «Нам не нравится это, не нравится это, не нравится это». Так нельзя, так не получится, им нужно тоже умнее выражать какие-то свои порывы, потому что не получится, ничего это не даст им – эти демонстрации, «Пегида» называется, расшифровывается приблизительно как «Патриоты против исламизации Европы», вот так их организация называется. И всё, они нацисты теперь, вот их так обзывают, и они такими и будут до конца.

Д.Ю. Меня, кстати, возвращаясь к надписям, нас в Берлин когда возили, привезли в Трептов-парк, где памятник воину-освободителю, многие не знают, кстати, что...

Евгений Урих. Да, он там стоит.

Д.Ю....он – это триптих фактически...

Евгений Урих. Да, это Родина-мать.

Д.Ю....это в Магнитогорске отковали меч, Родина-мать подняла, а он в Берлине опустил. Так вот, перед ним братская могила, во-первых, он оказался маленький, я как-то всегда думал, что он как Родина-мать ...

Евгений Урих. Это же не князь Владимир кое-где.

Д.Ю. Да-да-да, тем более! Под ним там такой цоколь, не знаю, как правильно назвать –постамент, внутрь можно зайти, там такая комнатка небольшая тоже, там советские рабочие, колхозники и военные прямо как на иконе нарисованы, такое специфическое впечатление производят. Но перед ним 5 квадратов, если я правильно помню, под каждым там тысяч по 5 человек похоронено бойцов, погибших при освобождении Берлина, а с боков там стоят такие каменные блоки, стелы – я не знаю, как правильно назвать, и на каждой цитата из небезызвестного И.В. Сталина с одной стороны по-русски, а с другой стороны по-немецки. Это меня удивило...

Евгений Урих. Ну так ГДР же бывшая.

Д.Ю....больше всего. Там всё ухожено, никто не безобразничает, не пакостничает, со всем уважением, ну вот в отличие от поляков, которые там всё ломают и портят...

Евгений Урих. Поляки, чехи – они, если вы говорите, что антикоммунистическая пропаганда на Западе – в Чехии и Польше, вот там прямо вообще жёстко, там просто вообще лучше об этом не разговаривать.

Д.Ю. Ну, это с Запада идёт.

Евгений Урих. Конечно.

Д.Ю. У себя они такого не делают, а здесь...

Евгений Урих. Т.е. удивительно, что идут чехи, которые совершенно антирусские, антикоммунистические, если деньги платишь, там, конечно, всё замечательно. Потом кусок Германии, который наоборот прорусский сейчас, и потом снова анти. Кстати, касательно вот этих памятников: в Дрездене тоже есть памятник Красной Армии, за ним ухаживают, очень красивый, там есть кладбище советских солдат, за ним ухаживает государство, миллионы евро тратит на уход – да, всё очень серьёзно. Есть там русско-немецкий институт культуры в особнячке. Всё, как надо, т.е. в принципе, государство отдаёт себе отчёт... В центре города, где начинается старый город, там буквально такой раз – сразу же переход, стоит такой Дворец культуры гдр-овский, точь-в-точь как все советские, и на нём такая мозаика – путь Красного знамени через всё прошлое нехорошее в великое светлое будущее. И это здание полностью отреставрировали, объявили памятником эпохи ГДР. Когда западные немцы это видят: «Ну как вы можете тоталитарное вообще тут сохранять?»

Д.Ю. Ой-ой-ой!

Евгений Урих. Да, а восточные нормально говорят: «Это наша история, что плохого?» И оно теперь там стоит, и тут же переход – тут дворец-резиденция с башнями, всё как надо. История – а куда от этого деваться? Панельные дома стоят очень интересные, мне это нравится: вот там идёшь на другом берегу, где, кстати, меньше разбомбили, там идут такие барочные дома 18 века, и тут же раз – переходят в панельные. Это интересно, ну это же интересно, история – ты видишь, как оно меняется. Где ещё такое увидишь? Там, кстати, рядом пивнушка, где Путин в 80-ых пил пиво радебергское.

Д.Ю. Надо заехать.

Евгений Урих. Да, там обычная забегаловка по сути, но он был завсегдатаем там. И значит, в связи с моей деятельностью, т.е. я встречаю много разных людей, я устраиваю им всякое интересное, органный концерт – это, наверное, самое крутое, наверное, интересное, что есть, действительно, необычное, а так всякое, начиная с необычных прогулок. Я обычно не люблю всё вот это вот, когда рассказывают: «Это вот у нас был король, у него были любовницы» – всякую эту чушь, я говорю сразу: лицемерие, предательство. Мне это нравится, я считаю, что это как раз и есть суть истории.

Д.Ю. Норма жизни, да.

Евгений Урих. В Дрездене по зданиям это чётко прослеживается, вот прямо чётко, что вот тут у нас было предательство, тут предали народ, поэтому стоит вот такое красивое здание, которое все фоткают, а тут вот он взял и в кризис страну отправил полностью для того, чтобы лично сделать вид, что он достоин титула Польского короля, и коррумпированная польская корона огромная висит, которую он купил за деньги, и из-за этого страна его же в кризис ушла. Вот это интересно, это интереснее, чем: красиво, а что это, а кто это там построил? А вот тогда-то построил в таком-то году – ну кому это надо, правильно? И в Дрездене...

Д.Ю. Оно ж взаимоувязано, да: случилось вот это, а построил вот это.

Евгений Урих. Да-да, конечно, но гораздо интереснее. когда ты видишь именно суть – как это оборачивается потом.

Д.Ю. Как у нас есть такой, знаешь, замечательный памятник российского зодчества, так скажем – храм под названием Спас-на-крови, на месте, где в царя метали бомбы, там вообще ноги оторвало, убийство страшное, Софья Перовская с той стороны канала цинковала, когда бомбы бросать, и всё такое. На месте убийства царя поставили церковь, она очень красивая...

Евгений Урих. Потрясающая вообще!

Д.Ю....такой пряничный домик, а изнутри ещё лучше. Передатчик для общения с Богом – лучше не бывает. Но никто не рассказывает, сколько дети царя на строительстве этой церкви украли денег, как это выяснилось, как потребовали заплатить обратно...

Евгений Урих. Вот это мне интересно!

Д.Ю. Украв миллионы рублей, назад заплатил 20 тысяч или что-то такое братишка, понимаешь, сынок. Да, но одно от другого никак не оторвать.

Евгений Урих. Неотъемлемо, конечно.

Д.Ю. Папу любили? Ну наверное, любили, да, вот в честь храм воздвигли. Деньги украли? Украли, да.

Евгений Урих. Классно, вот это мне нравится, вот это интересно! Да, кстати, там рядом с этим храмом, я спросил – там у вас актёры всякие ходят, в костюмчиках такие всякие, и они там перекуривали, я подхожу и говорю: «Извините, подскажите, просто интересно, какие туристы у вас самые щедрые, самые такие приятные?» Они тут же хором: «Немцы», сразу. Я говорю: «Да ладно!» Он говорит: «Да, вообще, прямо такие приятные». Я говорю: «Ну наверное, пенсионеры?» Он говорит: «Всех возрастов». Вот это интересно, немцы всё-таки...

Д.Ю. С немцами у нас глубиннейшая связь, ещё со времён Алексея Тишайшего.

Евгений Урих. Да, иногда это прослеживается, там, где я живу, это прослеживается хорошо. Мне это нравится. Я вот уехал из Гамбурга – это апофеоз вообще капитализма в Германии, там прекрасный уровень жизни, там все такие прямо... вот так ходят, там красота, город тоже сильно разбомбили, но его очень красиво восстановили – очень всё там: озеро, там прямо элита, класс! Но мне погода там не нравилась – как в Питере, кстати.

Д.Ю. Холодновато, да?

Евгений Урих. Да, и как-то народ, и вообще хотел поменять, поэтому уехал в ГДР, теперь вот там и остался пока и нашёл там много всего интересного. Т.к., я повторяю, это бывшая ГДР, там много такого полузаброшенного, ничего никому не нужно, люди не занимаются, не раскручивают это, ещё не дошло до конца. И вот нашёл много интересного всего, и вот ко мне как-то обращается человек через церковь, т.к. я дружу с протестантами, говорит: «Знаешь, приедет один православный монах из Афона, из Греции, и он что-то хочет съездить куда-то – можешь ему помочь?» Я думаю: почему бы не помочь, в общем-то? Интересно мне было пообщаться с человеком из Афона. Как вот ещё пообщаться? А мне интересно. Приезжает он – настоящий монах, правда, с бородой, всё, такой весь в рясе, всё как надо, православный монах, говорит: «Вот я служил в юности в группе советских войск в Германии, недалеко – надо найти это место». Ну я так быстренько по немецким источникам нашёл, немецкий интернет в плане информации – просто бомба! Вот всё там, нам даже говорили в университете: немецкая Википедия – хороший источник, остальные нет. Там просто... немцы, как в жизни такие чопорные, прямые, они и в интернете такие: ничего интересного в этом нет, никаких подпольных организаций, сайтов, никаких Тупичков нет, там, Луркоморий – ничего нет, только информация. Ощущение, что там в Википедии сидит профессор немецкий бородатый такой и печатает, вот так.

Д.Ю. Энциклопедическая...

Евгений Урих. Так что знать немецкий язык в этом плане вообще плюс огромный, это правда. Нашёл, действительно, есть рядом там совсем. Там какой-то лес, всё заброшено, ну в общем, поехали. Поехали, там поспрашивали местных, они говорят: да, вот там что-то есть ещё в лесу. Заезжаем в лес – там такие заброшенные дома панельные прямо в лесу, полузаросшие такие, и подъехали вот в этот офицерский дом, полузаброшенный убитый какой-то, но вижу – там немножко строительство. Выходим: такая стройка и мужик что-то копает там, какой-то гастарбайтер стоит такой. Мы подходим, говорим: «Извините, а это вот то самое здание?» Он говорит: «Да». «А что тут сейчас будут делать?» Он говорит: «Да вот выкупили и решили отреставрировать, сделать там что-то». – «А кто хозяин?» «Я хозяин,» - говорит.

Д.Ю. Тоже служил, да?

Евгений Урих. Да-да. «Я хозяин,» - говорит. Монах говорит: «Как это ты хозяин?»

Д.Ю. Вы в каком полку служили, да?

Евгений Урих. А он просто, оказывается, местный предприниматель, у него фирма дороги делает, и вот ему понравился этот домик, и он ещё такой патриот ГДР. Хотели всё это снести власти, сказали: «Всё, убираем нафиг, лес будет и всё такое...» Он сказал: «Нет, это я спасу». В общем, спас, выкупил, хочет из этого сделать какую-то гостишку небольшую, ну такое что-то прикольное, а здание само старое, офицерский дом, в нём ещё солдаты Первой мировой войны отдыхали, как офицерский дом, потом гитлеровские солдаты, а потом наши. Ну я не знаю, кто «наши» по-прежнему, потому что я, как видите, вообще непонятно кто, но я говорю «наши».

Д.Ю. Как называется населённый пункт?

Евгений Урих. Кёнигсбрюк.

Д.Ю. Нет, не был, не знаю.

Евгений Урих. Neues Lager – Новый лагерь. Очень интересно, почему – потому что мы сказали: «Можно посмотреть?» Он сказал: «Конечно, идите смотрите. Я, - говорит, - сейчас позову одного, который тут вам всё покажет». Приходит мужик такой в военной форме, такой немец, такой весь живой. «Ну что, - говорит, - как дела?» Я говорю: «Вот!» Он так на монаха смотрит. Я говорю: «Служил здесь». Он говорит: «Здрасьте, приятно познакомиться», и заводит нас внутрь – там целый музей просто Советской Армии, вот просто всё, что они могли найти: всякие значки, плакаты Ленина... Дальше: пушки, миномёты, у него там целый ангар, в котором стоят БМП.

Д.Ю. Ничего себе!

Евгений Урих. Я говорю: «Где нашёл? – «А в Украине купил». В Болгарии ещё где-то ещё что-то притащил, артиллерийская пушка стоит. Я думаю: ничего себе! И он такой весь прямо патриот. Мы начали с ним разговаривать, этот монах в рясе бегает там по всему музею, говорит: «О, это миномёт такой-то модели, вот это оно», - и рассказывает монах. Это очень забавно было, мне это понравилось.

Д.Ю. Руки-то помнят, да?

Евгений Урих. Да-да-да. И он говорит: «Я в шоке просто, не ожидал! Откуда у вас всё такое?» И он говорит мне, этот немец, его зовут Фриц Уве Майер: «У меня, - говорит, - дед лётчик был, пешком вернулся из Сибири в Германию». Вот так.

Д.Ю. Зачем? Как он мог по территории СССР ходить пешком, бывший военнопленный?

Евгений Урих. Ну как-то он сказал, что вернулся сам, после того, как закончилось всё, отправили – говорит, вернулся, дошёл.

Д.Ю. Странно. Вот мои родственники из немецкого плена пешком пришли в Россию – это да, в СССР обратно.

Евгений Урих. Нет, он из СССР, он же немец.

Д.Ю. Да, я понимаю.

Евгений Урих. Из СССР, получается, в ГДР уже тогда.

Д.Ю. Родственники у меня, ну как – они не из плена, а там бабы с детьми, которых угнали на работы, из Новгородской губернии угнали в Германию на работы. Ну всё, освободили их американцы, американцы, естественно, уговаривали всех уехать в Америку. Многим неочевидно, что люди – это тоже, в общем-то, ресурс, ёлы-палы, который чем больше у тебя людей, тем крепче экономика. Но отказались, и благополучно вот мама, боюсь наврать, с тремя или четырьмя детьми пешком из Германии назад пришла, корову немецкую ещё с собой привела.

Евгений Урих. Класс!

Д.Ю. Видимо, намародёрили где-то – теперь бы так сказали.

Евгений Урих. Да, вот познакомился с ним – интересный мужик, договорились, что на танках можем... ну, не на танках, на БМП покататься. Это вообще интересно! Ну где такое ещё увидишь – немец, у которого дед бывший нацист, рассказывает тебе, что где у него, что он обожает Советскую Армию? Я так намекнул ему, прямым текстом у немцев тяжело спрашивать, нужно намекать: как вы... почему ГДР, как вы к этому относитесь? Он мне сразу говорит: «Мне жилось нормально». Так сразу ответил, и всё.

Д.Ю. Так большинству было нормально.

Евгений Урих. И вот он устроил, оформил это как... я не знаю, как в России – это вроде как клуб, общество, объединение любителей армии, вот так. И да, вот теперь у него там всё это оформлено на это общество, офицерский этот дом, всё супер сохранили, вообще молодцы, шикарно реставрируют – ангары эти заброшенные, советские панельки в лесу прямо, по ним можно походить, они заброшенные – тоже интересно.

Д.Ю. Я бы с интересом съездил.

Евгений Урих. Это очень... Приезжайте – всё покажу.

Д.Ю. В этот наш Вюнсдорф, у нас-то там как раз школа была...

Евгений Урих. Да, там, наверное, ничего не осталось уже.

Д.Ю. Есть, в штабе танковых войск гражданина Гитлера, там всё как надо было. У них, что больше всего меня удивило – у них очень странные бомбоубежища были. У нас-то бомбоубежище – это же подземля, а у них наоборот такие штуки...

Евгений Урих. Да, холмы.

Д.Ю. Нет, не холм, она бетонная, круглая, как ракета, такая штука, там дверка, и они туда забегали, там скамейки по кругу. Ну т.е. бомба когда падает, она по нему соскальзывает, взрывается на земле, а поскольку там стены толщиной с этот стол... – вот такие интересные... ну у нас там мётлы, лопаты стояли, т.е. как бомбоубежища их уже не использовали. Городок, повторюсь, гигантский был, Дом офицеров там тоже в наличии, я туда ходил ...

Евгений Урих. Вокруг Берлина вообще разбросано много, есть даже немцы, которые устраивают такие типа там забеги по заброшенным этим местам вокруг Берлина.

Д.Ю. Ну понятно, что если это был военный городок, то это же там ни промышленных предприятий, ничего, т.е. местные жители туда если заселятся, то неясно, зачем вообще?

Евгений Урих. Не, ну зачем туда заселяться?

Д.Ю. Там с одной стороны был населённый пункт Вюнсдорф, с другой – Цоссен. Цоссен был к нам ближе, в Цоссене была снайперская школа, из которой приехал начальник снайперской школы, забыл фамилию, который в художественном фильме «Враг у ворот», где он там воевал с нашим мега-снайпером Василием Зайцевым...

Евгений Урих. Т.е. он был актёром потом?

Д.Ю. Нет-нет, настоящий майор был. Вася Зайцев его... Вася Зайцев из крестьян, понятно, тупое быдло, и немецкого майора пристрелил, как собаку. Немец проявил лучшие немецкие качества – он оборудовал себе позицию, в неё забрался и сидел там несколько дней подряд, что для снайпера недопустимо. Странно, как он руководил снайперской школой? А Вася заметил, где он сидит, там его и убил. Ружьё майорское лежит в музее, а на Мамаевом кургане есть, соответственно, табличка про Васю Зайцева, там на земле такие мраморные лежат.

Евгений Урих. Интересно, да. В общем, вот, монах мне потом сказал: «Приезжай на Афон, это рай на земле, дам тебе пропуск». Вот всё, надеюсь, надо поехать. Когда ещё...?

Д.Ю. Там русских много.

Евгений Урих. Ну да-да. Он именно туда, где монастыри, прямо на сам Афон – вот это интересно, конечно, жутко!

Д.Ю. Намоленное место!

Евгений Урих. Он ещё сказал интересно, я его, конечно, поспрашивал там про Матильду, он, конечно, не в курсе ничего, я просто спросил: «Объясните, пожалуйста, вот вы, как православный, как вы с этим связываете – почему люди недовольны?» Он говорит: «Я не в курсе, как там всё, но если, - говорит, - есть святой православный, вот он есть, и про него снимают кино – это уже лицедейство, это запрещено, актёр не может играть святого. Всё, на этом точка. неважно, какой фильм – хороший, плохой – нельзя». Тогда ОК, я понял, в чём смысл, почему так вот недовольны.

Д.Ю. Там вообще непонятно: святые бывали очень разные, при жизни...

Евгений Урих. Это вы углубляетесь уже, а они не углубляются.

Д.Ю. При жизни он был бандит, убийца, насильник...

Евгений Урих. Это никого не интересует.

Д.Ю. ...а потом понял, уверовал и стал хорошим, и он был святой, и признан святым. А то, что некий персонаж с кем-то сожительствовал до свадьбы, это... отрицать это: такого не может быть, потому что он святой – это какая-то чушь собачья.

Евгений Урих. Они, видите, может быть, это всё и понимают, я думаю, вряд ли там совсем дураки, им просто не хочется, чтобы вообще что-то про Церковь снимали, вообще хоть как-то прикасались к ней. Вот нельзя. Ну и вот, он, кстати, сказал, что он считает, что Россия – это прямо... там уже демоны, дьяволы и всё такое, а Германия вот ещё держится.

Д.Ю. Невозможно спорить, да. Про Германию поспорил бы, про Россию – да.

Евгений Урих. Это было забавно, да, это было интересно. Я не совсем разделяю с ним это мнение, сразу скажу, что я не согласен, но человек всё равно вежливый, хороший, ничего не сказать. Вообще настоящие верующие люди, как правило, очень хорошие люди, у меня только такой был с ними опыт. И да, вот так познакомились, уже ездили много раз туда. Интересный этот мужик очень, он там даже снимался в каком-то клипе, там интересно, на этих танках. Классное место!

Потом звонит мне как-то человек, говорит: «Здравствуйте, я хочу на могилу Ницше» - сразу.

Д.Ю. А где она?

Евгений Урих. А я вот помню, что я Ницше читал и узнавал, где он похоронен, биография у него очень интересная. Я приблизительно помню, что в Тюрингии. Тюрингия – это соседняя земля с Саксонией. Я быстренько посмотрел, где это примерно – глухая земля. Я ему говорю: «Конечно, всё, поехали». Он говорит: «Я завтра прилетаю». Всё, встречаем в аэропорту с водителем, едем. Это ехать, ну сколько мы ехали – часа 2,5, наверное, для Германии это долго, это уже соседняя земля, уже всё другое, другая история. И там на границе Саксонии маленькая деревушка, вообще глухая, просто вот ничего нет, ни одного жителя. Церковь стоит...

Д.Ю. Как от нас в Новгород, к примеру.

Евгений Урих. Просто церковь, поля – всё, тишина, ни одного вообще. Церковь стоит 12 века, вся такая каменная, часть стены оборонительной раньше была, и заходим, действительно, смотрим – там у церкви прямо лежит могила Ницше, его папы, сестры. Но не это интересно, интересно, что это за человек был: он сразу же, как мы с ним встретились, такой обычный мужичок, лет 60 на вид, говорит: «Извини, я тебя прерву, я сразу тебе скажу: я буду матом разговаривать, вот мне так легче, я приехал расслабиться, я буду сразу матом, извиняюсь заранее». «ОК, - говорю, - без проблем». И пошло у него!

Д.Ю. Речь полилась.

Евгений Урих. Да-да, полилась, очень было интересною. Я бы сказал, ничего художественного не слышал, я слышал покрасивее, у него просто оно идёт само по себе. Ну и выяснилось в процессе езды, мы ехали, конечно, разговаривали очень много, он такой весь очень активный – то, что... надеюсь, он это не посмотрит, имён-то я всё равно не называю. Просто интересно было: он говорит, что он начал ещё бизнесом заниматься во время перестройки, там целая область сейчас уже ему принадлежит фактически, и когда Путин пришёл к власти, ему очень повезло, что его не застрелили. Всех его знакомых перебили, всех вообще, с кем он работал. «И я, – говорит, - мне повезло, я смог в тюрьму попасть, и то даже на короткий срок».

Д.Ю. Это, наверное, его знакомых перебили?

Евгений Урих. Его знакомых, конечно, я про это говорю, да. Говорит: «Я попал в тюрьму, и делать было нечего, начал, конечно же, читать Ницше».

Д.Ю. Наверное, я его даже знаю.

Евгений Урих. Блин! Ну вот так. Ну я как полагаю, по вашему опыту, наверное, многие читали Ницше в тюрьме?

Д.Ю. Нет, не интересно.

Евгений Урих. Ну в общем, Ницше очень подходит для этого.

Д.Ю. Всё всегда пирамидой, т.е. нижний слой, самый большой – это люди достаточно ограниченные и не сильно умные.

Евгений Урих. А, ну понятно. Он, конечно, неглупый, это понятно, и вот он начал читать Ницше. Я так сразу: оппа! Подумал: что-то складывается немножко, потому что Ницше-то... у Ницше такая идеология, насколько мы знаем...

Д.Ю. Уберменш(Ubermensch) и унтерменш(Untermensch).

Евгений Урих. Да, это если грубо говоря. Немцы сегодня воспринимают Ницше, как странный исторический тип, они по-прежнему сегодня серьёзно к нему не относятся, что удивительно. Они знают, что это великий человек, который изменил вообще многое восприятие всего мира, особенно капитализма, но в Германии он так – странный человек, до сих пор ещё непонятный. А в России во многом он очень даже понятный, как я понял, что это прямо человек, который... вот ему было почему удобно это читать – его совесть, видать, мучила за что-то, за определённые прошлые действия, в прошлом, а тут пишет умный немец, что так и так, ты ни в чём не виноват, такова жизнь: есть рабы, которых христианская церковь сделала рабами, общество – он же был абсолютный атеист, вообще ненавидел церковь, он именно и говорил, что именно за счёт христианства мы, люди, в себе полностью... сопротивляемся своей естественной потребности стремления к власти, и только редкие, редчайшие люди, которые ещё не подавляют в себе это, они более близки к истинному человеку, к сверхчеловеку, но сверхлюдей, якобы, нет, а остальные все – это недолюди, унтерменши, и поэтому не парься, так сложилось, что вот, видите ли, они так выбрали, так их сделала система...

Д.Ю. Есть хорошая британская присказка: оправдание, как дырка в жопе, есть у каждого. Поэтому выискивать себе их не надо.

Евгений Урих. Да. И вот он это описывает очень интересно, Ницше, т.е. когда читаешь, как-то даже начинаешь поддерживать его в чём-то. Очень хорошо пишет!

Д.Ю. «Отправляясь к женщине, не забудь взять плётку». Там такие конкретные наставления.

Евгений Урих. Есть у него, конечно, очень такие странные вещи совсем – там, «Как говорил Зарастустра» вообще очень по-разному можно понимать, но вот, например, всякие «Антихристы» и прочее – отлично всё понятно, о чём говорит. И вот ему, конечно, как человеку, бывшему бандиту очень полезно это читать, чтобы очистить совесть...

Д.Ю. Бывших не бывает. Ситуация просто изменилась – убивать уже никого не надо.

Евгений Урих. Вот да, и он решил: ну всё отлично, стало легче на душе.

Д.Ю. Вот вчера как раз ехал по одной улице, а там одно известное заведение – это к вопросу, как всё меняется. Ну вот заведение, центр города, все дела, в заведении когда-то все блюда, алкоголь и официантки, хочешь её огулять – вот прейскурант прямо в меню написан, поднимитесь там этажом выше, развлекайся, как хочешь. Отлично было! Потом он конфликтовал с одним нашим товарищем, потом товарищ ему взорвал это учреждение, его всё-таки пришлось закрыть, там, туда-сюда, и всякое такое. Ну теперь такого нет, теперь учреждения не взрывают и официанток в меню уже не включают. Эти вопросы живы, решаются просто по-другому, обретают какие-то нормальные цивилизованные формы. Как только в обществе устанавливается стабильность, когда не надо ни на кого уже, ощущая себя сверхчеловеком, на людей бросаться их душить, кусать и прочее, ну оказывается, на себе можно делать татуировки, например, за которые вчера бы тебя просто убили, ну а сегодня только опустят, я не знаю.

Евгений Урих. Всего лишь, да?

Д.Ю. Можешь красить волосы в зелёный цвет – всем плевать, никому не интересно. Спокойствие и благорастворение.

Евгений Урих. Да-да, особенно в Европе – там вообще плевать, что хочешь делай с собой. И я даже больше скажу касательно других методов, более цивилизованных: в Германии тоже такое есть, очень даже на высоком... там есть и кумовство т.н., там оно очень есть, даже я бы сказал, т.е. там всё строго: если ты... там семья тебя очень поддерживает, там всё это... Многие, может, думают, что Европа – вот ты пришёл, новый человек, всё – у тебя все возможности в жизни, ты прямо сейчас из низов сразу станешь...

Д.Ю. Взлёт ракетой.

Евгений Урих. Нет, конечно, там тоже связи очень важны, прямо во всех сферах. Зависит от того, из какой ты семьи – это очень важно тоже, несмотря на всю демократию. Но нужно, конечно, опять же я повторюсь, если ты начинаешь что-то делать, и ты стремишься, истинное стремление показываешь, в общем-то, ты найдёшь людей, которые тебя поддержат. Это, правда, любят, это нужно, там это прямо нужно, люди ищут это. А так, если ты хочешь супербизнес какой-то построить, там всё не так просто – там нужны связи и очень важна семья, потому что там, как правило, если какой-нибудь молодой человек, у которого машина роскошная, всё шикарно, он на вид какой-то молодоватый для этого – ну как правило, там семейные уже все... из поколения в поколение, там династии, там бизнес начался ещё в начале 19 века, т.е. там у них традиции – ого-го! Там столько всего, там есть фирмы, которые по 300 лет без перерыва работают.

Д.Ю. Была отличная заметка про Флоренцию, по-моему, где там чуть ли не с 1400 года вот 600 семей... И вы представляете... Нет, 400 семей, которые за 600 лет практически не поменялись, как-то так получилось – демократия, социальные лифты, а вот богатые почему-то всё время одни и те же.

Евгений Урих. Т.е. если говорить о бизнесе, то...

Д.Ю. Это, кстати, это – извиняюсь, перебью – это как в Венеции, я... Ты сериал «Сопрано» случаем смотрел, не смотрел?

Евгений Урих. Конечно, весь.

Д.Ю. Там постоянно: «Возьмите меня!» - бегает Кристофер Молтисанти: «Возьмите меня!». А Энтони ему отвечает: «Books are closed» - «Книги закрыты». Непонятно было, про что это, а это...

Евгений Урих. Я тоже не понял, кстати.

Д.Ю....книги, как у нас столбовые дворяне: столбовой дворянин – это тот, кто записан в т.н. Столбцы, т.е. это специальная книга, где тебя фиксируют как дворянина.

Евгений Урих. Регистр такой.

Д.Ю. Да. В Венеции то же самое: там была Золотая книга, если я правильно помню, куда записывали местных нобилей благородных.

Евгений Урих. Т.е. регистр элиты такой?

Д.Ю. Да, и поскольку западные люди, в общем-то, разумные и прагматичные, то в городе с населением, например, в 10 тысяч благородных может быть 100 человек. Они не просто благородные, они деньги зарабатывают, делают, а если сделать 150, то денег станет вполовину меньше, а это никому не надо. И книги открывались, они закрыты и открыты, т.е. ты не можешь в благородное сословие попасть, потому что закрыты, а вот например, напала чума, и треть умерла – тогда книги открываются: давайте, добро пожаловать к нам. Вот так.

Евгений Урих. Ну это разве не разумно?

Д.Ю. Конечно, разумно!

Евгений Урих. Конечно, разумно! Т.е. ту ничего не скажешь.

Д.Ю. Ну, обвинять всех в глупости – надо хотя бы понимать, почему так происходит. Вот, их должно быть определённое число, а других туда пускать нельзя, это уже претензия к нашим деньгам. Поэтому вот 600 лет и 400 семей – разумно, да. Какие у тебя там стартапы? Может, ты какой-нибудь Илон Маск? Ну, где-нибудь в сторонке разовьёшься.

Евгений Урих. Конечно, если ты, действительно, талантище просто вот – ну в общем, шансы, да, в Германии, правда, в южных землях и странах потяжелее, там всё-таки ещё нестабильность тоже своя есть. Германия, действительно, самая... т.е. экономика там потрясающая, это правда, и многие с завистью смотрят прямо на это всё.

Д.Ю. Работайте! Кто мешает работать?

Евгений Урих. Там ещё государство в Германии усложняет жизнь такому бизнесу, серьёзному такому, олигархическому, сильно усложняет.

Д.Ю. Ну потому что огромные деньги – это огромная власть, ты сразу начнёшь влиять на политику.

Евгений Урих. Да, т.е. там именно, действительно, государство там очень ответственное. Действительно... Я скажу так: там тяжелее всего начинать такой малый бизнес, это самое тяжёлое, потому что ты будешь почти всё отдавать, тебе ничего не будет оставаться, ты будешь пахать, как ненормальный. А если же у тебя уже миллионами твои обороты, то да: 1 млн. тебе, 1 млн. государству, т.е. ты и жить будешь хорошо, по автобанам ездить, всё будет отлично вообще в твоей жизни – элита, всё, как надо. Поэтому самое тяжёлое – быть таким, где-то непонятно, в серединке где-то – вот это очень тяжело, там, правда, тяжело.

Д.Ю. Подняться?

Евгений Урих. Да, и я таких много знаю, они еле выживают, у которых там частный магазинчик свой: вроде заходишь – элитные товары там, думаешь: ах, вы тут жируете просто! Ничего подобного, каждый день на работе, в воскресенье, без выходных, считает всё время: что, куда, где – вот прямо выживает, чтобы ему хватало на всё, экономит на всём максимально, конечно же, сам свой газон стрижёт, и всё такое. И он о чём мыслит, он на это не смотрит, я знаю такого человека очень хорошо, он на это не смотрит, как на... – сейчас вот бизнес, я что-то деньги рублю. Он как-то на это смотрит, как на своего ребёнка, на своего дитя, с душой подходит, он надеется, прямо по нему видно, что этот магазин он передаст сыну, например, или кому-нибудь передаст, кто продолжал бы, именно вот как он хочет, это делать, чтобы вот оно пошло, а он вот начал это, ему уже на душе хорошо. И вот, действительно, так и есть. И это вызывает уважение у меня лично, это правда люди, которые прямо вот честно работают, как бы это удивительно ни звучало. Даже когда ты в универ приходишь, там нет этого коллективного, что вот а что, проскочим как-нибудь, вдруг там где-то или автоматом – ты сам по себе, ты учишься, и всё, и никому нет дела до тебя, даже если ты с профессором на «ты», и у вас всё супер, и вы такие дружите – нет, надо честно сдавать экзамены, надо всё честно. Ты ходишь, причём там такая система, что у тебя лекции не всегда в одной группе, на одной лекции у тебя одни люди, на другой другие, третьи, ты, в общем-то, сам по себе, система учит тебя быть сразу самостоятельным, сразу полностью за себя отвечать, ты сам решаешь, когда ты сдаёшь экзамены, какие ты сдаёшь, сдаёшь ли ты вообще – можешь, например, в этом семестре не зарегистрироваться ни на один экзамен и просто пропустить, в следующем семестре сдавать. Т.е. там полностью такая свободная система, вот я решил: я готов сдавать – сдаёшь, записался, сдаёшь, но 3 раза не сдашь – всё.

Д.Ю. До свиданья.

Евгений Урих. Да, всё жёстко, вообще можешь забыть, там нет никакого кумовства, ничего. Оно есть именно в бизнесе. Бизнес – это то дело, где очень трудно, действительно, расти в Германии. Там либо у тебя уже стабильность, которая сформировалась поколениями, и там уже всё просто, либо ты какой-то мега-талантище и счастливчик, либо ты просто нормальный человек, как все, который работает в нормальной фирме, нормальный врач, хороший, нормальный доктор, адвокат...

Д.Ю. Ну для меня вот как-то странно всегда в отношении сограждан, которые – ну там рай на земле, понятно, проекция, как минимум. Ну зачем себе придумывать какие-то безумные фантазии? Во-первых, это всегда усилие над собой, это лишения – вот как про переселение, когда ты 5 лет должен потратить на то, чтобы просто встать на ноги, и там, во-первых, хоть куда-то там пристроился, что-то начал делать, поднял голову, увидел перспективы – в какую сторону выйти, дальше там у тебя лучше. Или не лучше – не у всех получается, что характерно. Я вот, наблюдая засилье граждан, которые уехали за кордон, но всё время, круглосуточно, по-моему, сидят на русских форумах и принимают такое активное участие в жизни России, что всё время изумляешься: нафиг ты в Америку-то уехал, если тебе по-прежнему интересно вот тут?

Евгений Урих. Да, это проблемка очень-очень актуальная.

Д.Ю. Ты же с нами не работаешь, денег ты с нас не зарабатываешь – зачем ты с нами общаешься?

Евгений Урих. Ну это такой ментальный побег, такое психологическое... вот мне не хватает здесь какой-то идентификации – я буду там компенсировать это. Вот я думаю, это такое что-то, потому что я, например, тоже не могу только с немцами общаться и только в немецкой культуре, это тяжело, это тогда мне нужно опять же делать выбор: либо я сейчас ухожу и меняюсь сам, меняю своё сознание, у меня меняется чувство юмора, меняется восприятие...

Д.Ю. Как у немцев с чувством юмора, кстати?

Евгений Урих. Никак.

Д.Ю. По-прежнему, да?

Евгений Урих. Да. Вот я принёс Егору газеты, почитаете, там надо будет это отдельно показать, какой юмор у них был и какой есть. Однако, политические шутки остроумные. Вот у них в принципе так юмора нет, но когда они шутят политически, иногда хорошо получается. Вот есть такой гдр-овский бывший, у него такой образ – восточный немец, который шутит на тему современной системы, все этой истории, что я сейчас озвучил, Уве Штаймле его зовут, он именно в ГДР бывшей такой популярный человек, живёт тоже в Дрездене, и он по телевидению иногда выступает, у него своё шоу. У него стиль – он выходит и обращается, входит в образ такого товарища гдр-овского, который обращается с лозунгами к народу. И вот он выходит, недавно смотрел относительно, в YouTube всё есть тоже, выходит и говорит: «Ну что, товарищи, смотрите, западная пресса, я нашёл, что печатает сейчас». Достаёт газету, я не помню, какая, и там вот так на всю страницу: «У Гитлера было одно яйцо» - вот так написано. Он говорит: «Видите, что их интересует?»

Д.Ю. Людей волнует, да?

Евгений Урих. Да. «Видите, что волнует их?» И он продолжает, говорит: «Ну и что, - говорит, - что одно? Он с ним до Сталинграда дошёл. А у некоторых...»

Д.Ю. С двумя!

Евгений Урих. «А у некоторых, – говорит, - нет ни одного, и они канцлеры Германии». Вот так.

Д.Ю. А как к ней относятся, кстати?

Евгений Урих. По-разному, как ещё могут относиться? Вот где я живу, плохо относятся.

Д.Ю. А вот у нас в своё время рассказывали, что она из ГДР, бывшая комсомолка, там...

Евгений Урих. Она из ГДР, её биография прекрасно написана, я не знаю, правда это или нет, я не могу а это отвечать, но есть официальная биография Меркель: да, бывшая ГДР, она с севера Германии, Мекленбург-Форпоммерн, там возле Шверина жила, работала, как больная, всё время, т.е. она прямо работяга, если верить биографии, просто машина: идеальные оценки, всё идеально просто, как машина. И как власть сменилась, она сразу же начала в таких структурах работать. Она именно человек-машина такая.

Д.Ю. Функционер.

Евгений Урих. Абсолютно. Там когда посмотришь на её фотографии, если сейчас говорят, что она некрасивая женщина, намекая... – старые фотографии посмотрите, там просто умереть и не встать, просто лучше не смотреть даже, т.е. видно, что пахала до последнего, что работа человека изнурила, это видно по ней. Бывшая гдр-овская. Это удивительно, кстати...

Д.Ю. Удивительно, да.

Евгений Урих. Это, во-первых, то, что она женщина, то, что бывшая гдр-овская – это вообще достижение, и она точно неглупый человек, точно! Но относятся, конечно, по-разному, не сказать, что особо любят, но... если в Дрездене разговаривать с немцами, они, конечно, её польют чем надо. Вот недавно тоже общался с немцем в одном магазине, и это как раз было, вот эта демонстрация проходила «Пегида», ну и там начали про это говорить. Он тоже восточный немец, у него всё это, видно, пошло-пошло, тема развилась, и он говорит: «Да, я полностью не понимаю, зачем всё это, считаю, всё это неправильно». И он говорит: «Я работаю сейчас на компанию «BOSH», делаю мебель, я...

Д.Ю. Столяр?

Евгений Урих. Столяр, да, и я делаю для них какую-то мебель специальную». Не знаю, что он делает, но он говорит – контракт когда с ними подписывал, это серьёзная компания, конечно, там было написано: ни в каких демонстрациях, ни в каких там праворадикальных чтобы тебя даже заметно не было. Он говорит: «Я всё подписал, но я всё равно хожу, потому что... Я знаю – они там снимают камерами специальными, которые регистрируют твоё лицо, сразу всё фотографируют: кто, где, но меня если поймают – ну и ладно, а я всё равно хожу. Я считаю, я правильно делаю». Я говорю: «Ну вы же понимаете, что это ничего не даст?» «И что, - говорит, - молчать?»

Д.Ю. И что теперь, да?

Евгений Урих. «Всё, - говорит, - мне плевать, я хожу». Моя учительница по вождению – молодая девушка лет, наверное, 29, так и сказала в порыве рассуждений: «Я не понимаю вообще, почему Меркель, как Кеннеди, не застрелят, и Путин не придёт у нас к власти?» Вот так и сказала. Я, конечно, тогда уже удивился. Ну вот есть такие настроения, действительно, есть. Я не говорю, что все такие поголовно, но очень чувствуется. Из-за этого для самих немцев Дрезден стал менее туристически привлекательным – они боятся, говорят: у вас нацисты. А наши-то всё равно этого ничего не знают, не в курсе, но это интересно. Есть вот, я даже снимал с ним недавно коротенькое видео – это вообще поразительно, вот вам бы с ним пообщаться – это было бы идеально! У нас есть вот эта Пражская улица т.н. в Дрездене, где все магазины, ну как и везде, во всех европейских городах, пешеходная, и там уже, получается, 28 лет стоит дрезденский коммунист, т.е. он приходит, раньше он приходил каждый день, сейчас чуть реже – через день, через 2. Вот как рухнула стена, как там всё это началось. Мужичок такой с бородой, шапка из Кубы, Че Гевары, которую ему подарили. Очень интересный, образованный, немножко, конечно, чокнутый, это понятно, с советским флагом, с Красным знаменем стоит там очень часто, его уже все знают – такой считается городской сумасшедший. Ну я так обходил его какое-то время, думал: странный парень, но потом всё-таки подошёл, познакомился, пришёл к нему в гости – очень интересный мужик! Прямо вот познания у него истории, искусства, он там всё... Но он, конечно, яростный коммунист, вот прямо на 200%, у него биография очень интересная: он работал везде – и на ракетных заводах, и как переводчик, и какой-то там гид-экскурсовод, и всё подряд у него. И вот он стоит всё ещё и верит, что он вносит вклад в великое дело. Очень добрый, он говорит: в 2010-ом на него покушение было. Так и стоит, чистый немец, у него родословная, у него фамилия ещё Вестфал, т.е. прямо вообще! И да, он прямо со всеми здоровается, по-русски он так пару слов знает, всем говорит: «Дружба, дружба», всех ловит, и украинцев ловит – то же самое говорит. Им это неприятно, конечно, сегодня, были эпизоды. У меня тоже есть много украинских туристов интересных. Есть, кстати, такие, которые всё понимают, говорят: «Да, да, да». Даже один такой говорил: «Ладно», так оглянулся, говорит: «Я покажу,» - такой поднимает, у него тут серп и молот татуировка. Показал ему, всё, говорит, тихо так.

Д.Ю. Это о многом говорит: если человек озирается, прежде чем такое показать, значит, это недопустимо – можешь пострадать за такое.

Евгений Урих. Да. В Германии, конечно, нет, но, видать, он привык, что там не стоит. И вот сами немцы... он, что интересно, это очень трогательно, прямо вообще очень – у него там есть старая камера, убитая такая, и он берёт, каждое 8 мая каждый год ставит эту камеру вот там, где он стоит всегда на этой улице, и если какие-то люди там собираются, может, его знакомые, там, парочка, и он вот в честь 8 Мая просит их: подойдите к камере, скажите что-нибудь от себя. Ну там подходят такие старички некоторые, и он потом берёт, это видео выкладывает в YouTube, где у него там 100 подписчиков, не знаю, может, меньше. И он это делает регулярно, постоянно речи толкает, прямо всё, и говорит: «Спасибо за освобождение» - вот прямо так. Это так трогательно, просто вообще я не знаю! Я тоже пришёл в этом году, тоже его поддержал, конечно.

Д.Ю. Молодец мужик! Не продал, не предал ничего.

Евгений Урих. Он вообще, вот просто с ним... Он как мне картины Иеронима Босха разъяснял, интерпретировал на основе социализма, говорил: «Вот здесь Босх показал коммунизм» - и начинает подробно. Вот стог сена есть картина такая, мне очень понравилось, как он её расписал, прямо вот лекции можно... вот очень! У него библиотека дома, там книги, но конечно, он немножко... есть у него это, ну понятно – как ещё иначе? Очень интересный мужик! Вот бы вам с ним увидеться – вообще невероятно было бы!

Д.Ю. Я по-немецки не очень.

Евгений Урих. Ну, у вас есть переводчик.

Д.Ю. Бытовую речь на слух понимаю, а так...

Евгений Урих. Вы бы всё равно друг друга поняли.

Д.Ю. А я как-то заехал в Берлин на Берлинский кинофестиваль, там показывали фильм про Генриха IV, такой там объединённый европейский бюджет – Франция, Германия, ещё кто-то там снимали. Фильм был на немецком языке с английскими субтитрами – я мгновенно выявил ряд неточностей в английских субтитрах.

Евгений Урих. Это очень хорошо, это показатель.

Д.Ю. У нас педагогиня-немка было настолько суровая, она меня там 5-7-6-8-ой учила, ну тётка русская, но суровая, настолько суровая, что я таких учителей в жизни больше не видал. Вот она за 4 года выучила так, что 9-10 класс я вообще ничего не учил, но сдал на 4, в конечном итоге до сих пор помню.

Евгений Урих. Вот касательно слов, подарок, который я вам принёс, давайте, я вам его продемонстрирую.

Д.Ю. Так-так?

Евгений Урих. Так, а где он? А вот он как раз! Это связано со словами, конечно, т.к. вы говорили, что любите про слова: здесь написано «Dresden Bauchpinsel». Понимаете, что это значит?

Д.Ю. Нет, но что-то дрезденское.

Евгений Урих. Ну это да, именно дрезденское. Т.е. здесь у нас вот такая кисточка, щётка. По-немецки «Pinsel» - это «щётка» или «кисточка», а «Bauch» - это «живот». Немцы говорят, что если там кого-то сильно хвалят, сильно подлизываются, то они говорят: «Ты мне живот чешешь кисточкой», вот грубо говоря, так. Или, например, если ты сильно польщён, вот тебя прямо совсем уже...

Д.Ю. Грубая лесть.

Евгений Урих. Ты говоришь: «Ой, я чувствую, мне живот почесали кисточкой». Вот они так говорят. И вот решили в Дрездене сделать – почему бы нет? Есть там такая щёточная мануфактура, где традиционные щётки из козьего волоса делают.

Д.Ю. Т.е. живое воплощение идиомы, да?

Евгений Урих. Живая материализация идиомы, да. И со смайликом.

Д.Ю. Обратите внимание.

Евгений Урих. Т.е. это такой лингвистический прикол, по сути.

Д.Ю. Т.е. если тебя никто не хвалит, можно самому, да?

Евгений Урих. Да-да, для живота, да.

Д.Ю. И остальные места.

Евгений Урих. Такой вот забавный момент.

Д.Ю. Спасибо!

Евгений Урих. Пожалуйста. Потому что что необычного можно при везти из Дрездена? Я думал, у вас есть всё просто, вот всё, правильно? Вот этого нет.

Д.Ю. Смешная.

Евгений Урих. Да, такая вот забавная штука, и немцы сами говорят: «Что?» - и сразу угорают просто. «Ничего себе, - говорят, - смешно придумали», потому что они не ожидали, что это можно воплотить в реальность. Это как, знаете, примерно если мы говорим: «Бабочки в животе» - здесь бабочки для живота кому-нибудь подарить. Ну вот это оно.

Д.Ю. В живот тяжело запихать, а кисточкой можно. Спасибо!

Евгений Урих. Да, пожалуйста. А, ну ещё хочу вам сказать: в принципе-то, приезжайте к нам – всё устроим, всё, т.е. гостиницу – вообще не вопрос, все интересные места, как надо, всё покажем, познакомим с интересными людьми. Всё устроим, вообще не переживайте. Сейчас прямой рейс из Санкт-Петербурга...

Д.Ю. В Дрезден?

Евгений Урих. В Дрезден, я прилетел на нём, проверил – всё работает как надо, так что если вдруг...

Д.Ю. Галерея по-прежнему открыта?

Евгений Урих. Конечно, я лично в ней имею лицензию, так что будем очень рады.

Д.Ю. У нас, кстати, тоже цивилизация в этом плане уже дошла, что просто с улицы войти и водить экскурсии по Эрмитажу...

Евгений Урих. А что – так можно?

Д.Ю....нельзя. Раньше – да, конечно.

Евгений Урих. Ух, ничего себе!

Д.Ю. Ну при СССР-то не было никого, в общем-то, поэтому пока всё устаканится. Дальше люди понимают, что это у них... денег их лишают – что это такое? Долю не засылают пацанскую.

Евгений Урих. Вот у меня знакомый, у которого магазин интересный, мы с ним когда общаемся, он чистый немец, вот прямо идеальный немец, как надо, как себе все это представляют, с Запада, и он говорит, когда он мне рассказывает про японцев, например, он долго жил в Японии, мы с ним вместе стоим: «Обалдеть, какие они странные!», и я чувствую с ним сразу единство такое: вот мы сейчас вместе, а японцы другие.

Д.Ю. Против кого мы дружим, да?

Евгений Урих. Да. Потом раз, зайдёт что-то чуть-чуть о Путине – мы теперь разные сразу, сразу чувствуется: совершенно разные люди. И вот на этом примере всегда можно понять, что люди... сильно не надо их тоже делить, зависит от контекста вообще. Друзья становятся врагами, враги друзьями, это естественная часть истории, и везде это проявляется абсолютно.

Д.Ю. Ну, как правило, граждане существуют на уровне: детский сад, школа, ПТУ и работа, и там у них отношения на этом уровне: где чего-то выше а самое главное – где огромные, и даже не очень огромные, деньги, там всё устроено совершенно не так. Не следует питать иллюзий, вот как к вопросу о семейственности, продвижении, кумовстве, не надо себе строить какие-то картины рая в голове.

Евгений Урих. Конечно. Вообще, когда... я не знаю, как у вас здесь, думаю, это везде, в принципе, так: если ты тупо нормальный человек и что-то делаешь в своей жизни, хоть что-то вот ты делаешь, то всё у тебя будет в жизни нормально, как правило.

Д.Ю. Ну, не всегда, наверное, и не всё, но лучше, чем в среднем ...

Евгений Урих. Ну ладно, ну да, я скажу так, что, наверное, шанс, что тебя здесь собьёт машина, больше, чем в Германии, безусловно, что с тобой, действительно, случится что-то нехорошее – да, к сожалению, это так, но в целом, если у тебя есть голова на плечах, ты всегда ситуацию более-менее видишь, что находится...

Д.Ю. Есть отличная советская военная поговорка: не пей, не прелюбодействуй, не воруй, а если ещё работать будешь – слава сама тебя найдёт. Примитивнейший жизненный рецепт, а работает.

Евгений Урих. Вот-вот, да, и это работает, ну по крайней мере в Германии это точно работает, и если ты нормальный человек, если ты видишь, что культура другая – ну надо же, конечно, к ней как-то подстроиться. И то: японцев – у них ещё более другая, поэтому всё относительно, в принципе, везде люди и везде есть что-то интересное. Ладно, наверное, пока хватит, мы и так столько ...

Д.Ю. Познавательно, Евгений! Спасибо.

Евгений Урих. Может быть, когда-нибудь ещё приеду, и разберём ещё кое-что интересное. Например, вот можно разобрать Познера, полностью его опровергнуть.

Д.Ю. Было бы прикольно, да.

Евгений Урих. Вообще в деталях можно, потому что я когда смотрел, на диване сидел – вот мне прямо пульт хотелось просто бросить туда. Опять же, я не защищаю в чём-то немцев, но когда видишь, что человек откровенную неправду говорит, сразу поднимается такая, как будто тебя оскорбили лично. Так что да.

Д.Ю. Неплохо объективности ...

Евгений Урих. Конечно. Что ж, ладно, спасибо.

Д.Ю. Симметрично. Будете в наших краях – милости просим.

Евгений Урих. С удовольствием. Взаимно.

Д.Ю. Предложение запомним, да, постараемся доехать. Спасибо, Евгений. Удач на Неметчине! А на сегодня всё. До новых встреч.