Клим Жуков о крестовых походах, часть 11: От альбигойской реконкисты до разгрома катаров

Новые | Популярные | Goblin News | В цепких лапах | Вечерний Излучатель | Вопросы и ответы | Каба40к | Книги | Новости науки | Опергеймер | Путешествия | Разведопрос - История | Синий Фил | Смешное | Трейлеры | Это ПЕАР | Персоналии | Разное

11.12.19


01:44:15 | 683533 просмотра | текст | аудиоверсия | вконтакте | rutube | скачать



Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Клим Саныч.

Клим Жуков. Добрый день.

Д.Ю. Добрый.

Клим Жуков. Всем привет!

Д.Ю. Обо что?

Клим Жуков. Заканчиваем альбигойские крестовые походы, что-то у нас аж на три серии получилось.

Д.Ю. Во!

Клим Жуков. У нас первый ролик про крестовые походы на альбигойцев почему-то был назван как-то отдельно, потому что на самом деле-то это «Крестовые походы», часть там, кажется, у нас восьмая получается, а у нас почему-то получилось так, что как будто это что-то самостоятельное – это же всё-таки в общем у нас течении рассказов про крестовые походы.

Д.Ю. Виновные будут наказаны, прежестоко!

Клим Жуков. Ну просто потом это будет не найти иначе, потому что там серия «Викинги», например, там их восемь штук, «Крестовые походы» - вот тоже восемь штук, по номерам удобнее искать. Так вот, да, теперь мы заканчиваем. В прошлый раз мы остановились на том, что погиб Арагонский король, Симон де Монфор всех победил и, в общем, крестовый поход пошёл к некоему своему, как оказалось, промежуточному завершению, тогда-то, конечно, всем мерещилось, что всё закончилось.

Д.Ю. Не тут-то было!

Клим Жуков. И для того, чтобы поставить некую точку юридическую, Папа Иннокентий в 1215 году собирает Четвёртый Латеранский церковный собор, он по счёту Католической церкви Двенадцатый Вселенский собор. Это было очень представительное собрание, там одних аббатов только было 800 человек.

Д.Ю. Как собак!

Клим Жуков. Да, ну так они там год заседали, по 1216-ый, с 1215-го по 1216-ый. Там, конечно, была масса важных решений принята вероучительного и обрядового свойства, например, было в обязательном порядке повелено, чтобы все представители Церкви хотя бы раз в год исповедовались, потому что, как выяснилось, существовали такие орлы, которые не исповедовались никогда вообще, и отсюда даже не очень понятно – они точно христиане?

Д.Ю. Адепты веры, да?

Клим Жуков. Да. Тут он хотя бы раз в год должен исповедоваться, потому что…

Д.Ю. А что там, на исповеди, там врать нельзя, или что? Надо в грехах сознаваться?

Клим Жуков. Нет, ну как: если ты не подойдёшь…

Д.Ю. Явка с повинной?

Клим Жуков. …ты не подойдёшь к исповеди, у тебя не произойдёт метанойи, а нет метаноий – ты не можешь к причастию подходить, а раз ты не причащаешься тела и крови Господня, то какой же ты христианин после этого? Ответ: никакой.

Д.Ю. А они не исповедуются, но причащаются, да?

Клим Жуков. А вот Бог его знает.

Д.Ю. С особым цинизмом – ну все же вокруг смотрят, наверное, нет?

Клим Жуков. Ну, во-первых, при изготовлении евхаристии, т.е. когда при осуществлении Святых даров человек, который это делает – священник ли, монах ли – он обязан причащаться при этом, т.е. он обязан это вкушать всё. Т.е. теоретически должны исповедоваться друг другу священники, благо они же имеют право отпускать грехи.

Д.Ю. А потом опять по кругу?

Клим Жуков. А потом, да-да-да, но вот, в общем, нужно хотя бы раз в год ходить к исповеди. Да, запрещено было участвовать лицам, облечённым священными санами, в судебных поединках, потому что до этого, видимо, активно участвовали.

Д.Ю. Поножовщина?

Клим Жуков. Судебная поножовщина. Считается, что именно после этого традиция этих ордалий в Западной Европе сошла на нет, хотя непонятно, как оно так считается, если ещё в 15 веке это практиковалось сплошь и рядом.

Д.Ю. Это (для тех, кто не понимает) когда невозможно принять решение в чью-то пользу, возьмите по ножу, и Божий суд будет.

Клим Жуков. Да, ну правда, ордалии могли быть не только в виде Божьего суда, не менее распространено было держание раскалённого железа…

Д.Ю. «Это не рука литейщика…»

Клим Жуков. …сидение в проруби по ноздри и прочие милые штуки. Ну как: у кого первого почки отстегнутся, вот того Бог и не любит, значит, он виноват. Соответственно, железо подержали – у кого первого заживёт…

Д.Ю. Обалдеть!

Клим Жуков. Вот, например, у нас на Руси – мы будем некие параллели прокидывать по ходу всего нашего ролика сегодня – на Руси, например, в Новгороде, в том же самом 13 веке епископская кафедра вообще очень, очень не любила благословлять судебные поединки: что это за ерунда? У вас Божий суд?

Д.Ю. Что это вы тут затеяли?

Клим Жуков. В Волхов попрыгали оба – вот вам Божий суд, а драться – извините. Это потому, что, ну понятно, сейчас ты какого-нибудь мастера фехтования вместо себя подставишь – давайте-ка сейчас…

Д.Ю. Что тоже было можно, да?

Клим Жуков. Да, конечно, это же неважно, кто выступает на Божьем суде, важно, на какую сторону Бог укажет как на правую и на виноватую, поэтому хоть осла вместо себя выстави – какая разница, если ты…

Д.Ю. Или чемпиона по фехтованию, да?

Клим Жуков. А лучше чемпиона по фехтованию, да.

Д.Ю. Сразу понятно, на чьей стороне Бог.

Клим Жуков. А это Новгородская епископская кафедра чётко просекала, и поэтому говорят: а вот Волхов не разбирается, ты чемпион по фехтованию или осёл, поэтому морозить вас будет одинаково сильно.

Д.Ю. Лезь!

Клим Жуков. Полезли. Вот. Более того, у нас хранились договоры с Готским берегом, т.е. с Готландом, и, кстати говоря, с ганзейской стороной, что русских купцов запрещено было приводить именно к судебному поединку, т.е. суд – да, если у вас какие-то там разногласия, судебный поединок – нет. У нас на Руси это было не шибко распространено.

Д.Ю. А как же «Песнь о купце Калашникове»?

Клим Жуков. Не, ну оно было, у нас есть поле, было, и в Новгороде, и в Пскове, где эти судебные поединки всё-таки проводились.

Д.Ю. А как надо было – кулачками или всё-таки саблями?

Клим Жуков. Нет, холодным оружием, конечно, какими там кулачками?

Д.Ю. Колюще-режущее?

Клим Жуков. Колюще-режущее, поножовщина должна быть нормальная.

Д.Ю. По выбору или что присудят?

Клим Жуков. Ну, если мы посмотрим на более поздний регламент этих судебных поединков – с 15 века сохранился, например, замечательный Готский кодекс автора Ханса Тальхоффера, который был учеником школы Йоганна Лихтенауэр, это, собственно, начало вообще европейского в полном смысле слова фехтования – там всё чётко прописано: какое оружие, когда, в каком случае.

Д.Ю. Т.е. порядок?

Клим Жуков. Порядок чтобы был. Но, опять же, до этого мы не имеем вот такого компендиума, где было бы всё точно прописано. Видимо, какие-то правила-то были, потому что иначе как?

Д.Ю. А до чего оно – до смертоубийства или как?

Клим Жуков. Как получится. Ну когда понятно, что одна сторона уже не может сопротивляться никак, ему там полголовы отрубили, а он ещё при этом жив...

Д.Ю. «Ну вы же видите!»

Клим Жуков. «Ну вы же видите, всё уже понятно» - после чего приговор считался вынесенным. В общем, эту практику для лиц церковных запретили, ну просто потому что лица церковные – там половина были дворяне, они все были обучены вполне себе, очень любили участвовать в военных столкновениях, ну и в Божьих поединках, видимо, тоже не отставали от своих мирских коллег.

Д.Ю. А чего сидеть-то, как дураки, да?

Клим Жуков. Да, скучно же! Ну и конечно, важнейшей частью Латеранского собора было обсуждение недавно состоявшегося крестового похода во Францию – ну как-то нужно было понять, что это случилось только что. Естественно, их не просто оправдали, потому что это было прямо благословлено Папой, а Папа, кстати – вот он, вообще даже не обсуждали, это правильно или неправильно, обсуждали, как будут делить награбленное – вот это было очень важно, собственно, ради чего всё началось-то.

Д.Ю. Да, ради чего затевали?

Клим Жуков. Потому что там почти вся Южная Франция, по крайней мере, формально была присоединена к общему французскому королевству, королевскому домену, т.е. не к королевскому, конечно, домену – король там не участвовал, извините, но к Французскому королевству вообще, там масса вельмож поучаствовала, соответственно, нужно было поделить земли. Вот стали делить – а как их поделить можно? Только при помощи церковного благословения, потому что там, в Южной Франции, сидели свои аристократы, сидели очень давно. Например, несчастный Раймон Шестой Тулузский – он же чей потомок? Откуда эта Сен-Жильская династия происходит, которая потом поделилась, собственно, на Тулузскую и Рогуарскую. Это потомки Сигиберта Первого, а Сигиберт Первый – это всего лишь сын Пипина Геристальского, брат Карла Мартелла, всего лишь.

Д.Ю. О! Серьёзно, да – с такими корнями.

Клим Жуков. Вот, т.е. это, мягко говоря, неслучайные люди, это прямо Каролинги, т.е. это даже не Капетинги, это гораздо древнее и почётнее династия. Ну конечно, не напрямую Каролинги, потому что они не от Карла Великого, но от родственников, причём непосредственных, поэтому со всем уважением нужно было как-то с ними обходиться и просто так лишить их земли было невозможно, неважно, они там…

Д.Ю. Правы, не правы…

Клим Жуков. …правы, не правы, ересь там у них – для этого нужно было серьёзнейшее обсуждение. И Папа Иннокентий, который, прямо скажем, сильно сочувствовал французским католическим аристократам, это дело продавил, почему продавил – потому что единственный мощный, слитный, военно хорошо подготовленный и обеспеченный союзник Папского престола в то время – это Франция, потому что германский император вообще-то напрямую Папе враждебен, т.е. было бы неплохо, конечно, чтобы он постоянно слушался, а он слушается не постоянно, вот только что буквально с Фридрихом Барбароссой постоянные были проблемы. У Папы на севере есть такая территория Ломбардия, которая просто Папу этого в то время не очень сильно хотела видеть в качестве какого-то главы, которого нужно слушаться, ну и да, епископ в Риме – пожалуйста, у нас свой, и не один – какая разница, какой епископ? Мы будем тут своей жизнь жить, вы живите, пожалуйста, своей. Это время, когда Католическая церковь не была ещё в полном смысле слова Католической, т.е. Вселенской, потому что, да, догматические основы могли быть везде одинаковые и совпадать полностью с установлениями вероисповедания Римского престола, но это не значило самого главного – а именно примата Папы, потому что вот, мы знаем, Англия в 13 веке всё ещё активнейшим образом тянула одеяло на себя, церковное, конечно, вот, пожалуйста, Римский император, который отказывается вообще слушаться. Ну понятно, какие-нибудь территории, типа Швеции, Дании – ну так это просто далеко. Чем датчане могут помочь Папе Римскому? Очевидно, что ничем, а под боком Франция, она очень так накалённо-католическая, она большая, мощная, богатая, на неё можно рассчитывать. Правда, тут же Филипп Второй Август наглядно показал, вот буквально только что, что чем сильнее делается французский король, тем меньше он склонен хоть кого-то вообще слушаться, потому что зачем нужно было усиляться – чтобы опять кого-то слушаться? Нет.

Д.Ю. Чтобы ты тут командовал, да.

Клим Жуков. Конечно, из королей католической Ойкумены пытались сделать неких лейтенантов, которые будут просто проводниками воли Папы, но с этим будущие лейтенанты были сильно не согласны.

Д.Ю. Сделаться-то они хотели, а вот деньги платить – не очень.

Клим Жуков. Да, поэтому ещё одним важнейшим вообще таким теоретическим установлением Латеранского Четвёртого собора было то, что в исключительных случаях по решению Собора же и воли Папы можно было лишать аж королей, отлучённых от Церкви, имущества.

Д.Ю. Неплохо!

Клим Жуков. Т.е. вплоть до такого. На императора замахнуться, что характерно, не могли.

Д.Ю. Так, королишку какого-нибудь в чувство привести.

Клим Жуков. Тут нам, конечно, намекнут: а вот Испания – там же все были очень сильно католики? Ну просто потому, что католичество – это было яркое выражение инаковости против мусульман, которые половиной Испании владели. Так вот, это же ключевое – что мусульмане владели половиной Испании, и испанцам приходилось с ними резаться безостановочно, а значит, они не могли, если, например, нужно поставить серьёзные войска в пользу Папы Римского на какую-то третью территорию, рассчитывать в этом отношении на них было, прямо скажем, глупо, потому что им было самим чем заняться, это во-первых, а во-вторых, никакой Испании не было вообще, были королевства Арагон, Кастилья, Леон, Наварра, они тогда не были соединены, это вопрос вообще уже конца 15 века, когда Кастилья и Арагон соединятся вместе, сделав таким образом единое Испанское королевство.

Д.Ю. Нескоро, да.

Клим Жуков. И очень нескоро, это…

Д.Ю. А это – извини, отвлекающий вопрос – а в это время, когда вот это происходило, а у нас кто у руля стоял? Что у нас вообще было?

Клим Жуков. А у нас вот, пожалуйста, 1215 год – мы сейчас говорим, ну в принципе, уже можно перенестись уже и в 1216-ый, а у нас в это время, прошу прощения, битва на Липице, которую мы обсуждали, вот за этим столом сидя, 2,5 года назад, даже 3 уже, да. У нас у руля не стоял никто, у нас была кровавая вакханалия, точно такая же, как во Франции в обсуждаемое время. У нас в это время, пожалуйста, великий князь Владимирский, если мы говорим о северо-восточных землях, папа Александра Невского Ярослав Всеволодович, вот он был в это время на северо-востоке у руля.

Д.Ю. Это всегда интересно, потому что когда говорят про «там», ничего не понятно, что в это время было у нас, всегда познавательно.

Клим Жуков. Вот, пожалуйста, в 1223 году, уже вот совсем скоро, будет битва на Калке, в 1227 году будет основан улус Джучи, т.е. домен хана Бату, и вот прямо сейчас, если мы говорим о Западе, вот прямо сейчас буквально начнётся Пятый крестовый поход в Святую землю, тут же буквально в Англии подписывается Великая хартия вольностей, где феодальные бароны и представители городов слегка нагнули Ивана Безземельного: ну раз он такой Безземельный, давайте-ка что-нибудь придумаем, как ещё можно это оформить законодательно. Что характерно, подобная хартия в классическом юридическом образовании считается эталонной, с чего начинается общеевропейский парламентаризм, любовь к закону, и проч. – нет, конечно, подобные документы уже к тому времени были, потому что первым феодальным парламентом в Европе, конечно, были в Испании ко́ртесы, а никак не английский парламент.

Д.Ю. Я всегда думал, что корте́сы.

Клим Жуков. Ну неважно – корте́сы, ко́ртесы, в общем, вот это вот всё, оно вообще из 12 века идёт. Но вот тем не менее такой общеисторический фон имел место. В Окситании, в Тулузе правит уже, в общем, очень сильно немолодой Раймонд Шестой Тулузский, во Франции Филипп Второй Август всё ещё имеет место, в Риме Иннокентий Третий, всем им уже немало лет – вот они сошлись все вместе на Латеранском соборе для обсуждения того, что только что произошло, причём Раймонд Тулузский Седьмой лично вообще в судилище над собой не участвовал, потому что он вместо себя выставил графа де Фуа, Раймонда, своего родственника и вассала, который его права там отстаивал. Он посчитал ниже своего достоинства участвовать в суде над собой, потому что, опять же, как мы видели, совершенно справедливо считал себя пострадавшей стороной, потому что еретики еретиками, но, прошу прощения, он-то католик, а он пострадал, ну уже не от крестового похода, а натурально от завоевательного похода, который был расценен им и, что важно, его населением, как феодально-аристократическим, так и подчинённым, именно как завоевание.

Д.Ю. Угу, попал под раздачу.

Клим Жуков. Да. Обвинителем выступал епископ Тулузский Фульк, о котором мы, опять же, в прошлый раз говорили – тот самый замечательный человек, который там «пятую колонну» ковал со страшной силой, профранцузскую. Он обвинял и графа Тулузского, и, собственно, графа де Фуа, и Транкавелей в прямом пособничестве еретикам, а значит, все действия, которые против них совершили крестоносцы, подпадают под понятие крестового похода и справедливой войны, и понятие «малицида», т.е. «убийства зла», когда все хорошие собираются и убивают всех плохих.

Д.Ю. Древняя традиция!

Клим Жуков. «Кстати, скажите спасибо, что всё-таки не всех плохих убили, вот вы тут сидите. А значит, нужно делиться», причём как…

Д.Ю. Хари гнусные!

Клим Жуков. Причём как делиться – там имелось в виду практически полное лишение земель и передача всего этого или французским вельможам, или Святому престолу, или представителям Святого престола, на что, конечно, граф де Фуа отметил вполне логично, что вот смотрите: Раймонд католик, я католик, граф де Транкавель вообще вот… да, тоже католик, однако посмотрите: резня в Безье. Вот скажите, пожалуйста, жители Безье в каком количестве были катарами? Вот вы там 222 человека выявили, а остальные-то тут причём? Ну если уж так, давайте: у вас есть специально обученные инквизиторы – кстати, Латеранский собор инквизицию учредит как постоянно действующий институт – давайте расследование, давайте суд по факту, если виноват, ну да, давайте наказывать, как-то решать. Почему у вас военщина в суверенной территории учинила вот такое? Там он тут же выкатил счета за грабежи, которые в его землях присутствовали…

Д.Ю. Молодец!

Клим Жуков. Договориться-то, прямо скажем, не удалось, но хоть чисто юридически оснований-то было и у тех, и у других сторон довольно много: ну да, одни справедливо обвиняли в пособничестве еретикам, потому что не выжигали калёным железом, как следовало, катарскую ересь на своих землях аристократы южнофранцузские, а другие, т.е. южнофранцузские аристократы сообщали северофранцузским, что вы, прошу прощения, устроили тут геноцид, тут Дирлевангер позавидует вашим художествам. Но Папа продавил ситуацию так, чтобы был вынесен такой вердикт: «Да будет Раймон, граф Тулузский, признанный виновным по двум пунктам и многократно в течение долгого времени доказывавший свою неспособность править страной в истинной вере, навсегда лишён власти, которая ему в тягость. Пусть поселится он за пределами страны в надлежащем месте, где он сможет принять достойное покаяние за свои грехи. В случае полного послушания пусть ежегодно получает 400 марок серебром на содержание. Все домены, отбитые крестоносцами у еретиков, а также их паствы, гонцов и укрывателей, включая Монтобан и Тулузу, главные рассадники ереси, должны быть отданы храброму католику Симону де Монфору, который усерднее других потрудился, чтобы получить причитающееся ему по праву» - насчёт «по праву» я что-то не очень понял: какое там право, кроме права завоевателя?

Д.Ю. Природное!

Клим Жуков. «Остальные территории, не завоеванные крестоносцами, будут, согласно повелению Церкви, отданы под надзор тех, кто оказался способен соблюдать и защищать интересы мира и веры, дабы потом передать их сыну графа Тулузского по достижении им совершеннолетия. Он получит всё или только часть, в зависимости от того, как он себя проявит». Вот все остальные, которые должны были осуществлять надзор, способные соблюдать интересы мира и веры, ну например, это был Арно Амори, тот самый папский легат, аббат Сито, который являлся главным замполитом крестового похода, он, например, стал епископом Нарбонны, а заодно и её герцогом.

Д.Ю. Хорошее повышение, да.

Клим Жуков. Однако, герцогство Нарбоннское – это же не просто так, герцогство Нарбоннское – это наследственные владения графов Тулузских, а Симона де Монфора, как мы видим, только что назначили графом Тулузским.

Д.Ю. Так? И?

Клим Жуков. А значит, он должен быть и герцог Нарбоннский, а там уже ещё один вот этот самый, способный соблюдать и защищать интересы мира и веры, уже сидит, Арно Амори. А вспомним ещё в прошлый раз, как они поссорились, Монфор и Амори, и у них прямо тут же началась тяжба за то, кто будет герцогом Нарбоннским.

Д.Ю. Чем решилось?

Клим Жуков. Решилось тем, что всё это передали Симону де Монфору, т.е. они делили шкуру неубитого медведя, притом что там же, собственно, да, на суде не присутствовал, но на Соборе был Раймон Шестой Тулузский и его, получается, 17-летний сын Раймон Седьмой. А кто был такой Раймон Седьмой? Раймон Седьмой, помимо того, что он был из вот той самой Сен-Жильской династии, он же был сыном всего лишь сестры английского короля Иоанна Безземельного, это вторая жена Раймона Шестого, т.е. он был наполовину Плантагенет и очень много времени провёл в английских владениях и, прямо скажем, чувствовал себя немного обиженным вот этим самым – что он получит всё или часть в зависимости от того, как он себя проявит. Он-то вообще в ереси никак не был задействован, т.е. совсем, а значит, он не мог нести ответственность за те дела, которые творил, например, его отец, если уж его обвинили. Земли-то были его, а только что все эти земли раздербанили фактически, потому что Монфор, как главный двигатель крестового похода, получает Тулузу, получает Нарбонн, епископов теперь посадили, пожалуйста, с папской стороны, Арно Амори, вообще мерзавец – епископ Нарбоннский, Фульк – епископ Тулузский, т.е. он там вообще ни причём. Т.е. понятно, что у него вот-вот наступит совершеннолетие, но, может быть, он к своему совершеннолетию вообще останется без земель, хотя с 820 года его династия на тех землях сидит, с первой половины 9 века.

Д.Ю. Неплохо.

Клим Жуков. Т.е. молодой человек оказался как бы и ни причём. Он у нас 1198 года рождения, 1215-ый – ему как раз 17 лет получается, да? Да, 17, значит, ему, получается, в 1216-ом должно было быть 18 лет, вот. И конечно, вот это всё могло вызвать только дичайшее раздражение и явиться лакмусовой бумажкой, которая выявила полное непонимание Святым престолом того, что происходит на юге Франции, потому что вот сейчас Арно Амори и Симон де Монфор фактически собачатся из-за Нарбонны, Фульк утверждается в Тулузе как полноправный епископ, наконец уже, т.е. все раздают друг другу медали, награждают не участвовавших, наказывают невиновных, запугивают, запутывают, но, во-первых, на своём месте находится Тулуза с её консулатом, т.е. это вольный фактически город, о чём мы говорили в самой первой части обсуждения Альбигойских крестовых походов, который имеет свои интересы и очень немаленькие средства, и пока есть Тулуза, к ней тянут все окружающие города, потому что, во-первых, это культурно-торговый центр, который там уже сложился веками, и есть, как знамя, тулузские графы. Вот пока это всё есть, вообще нельзя говорить о том, что хоть что-то закончилось, но это мы сейчас понимаем, потому что мы-то знаем, как события развивались, а ни Папа Иннокентий, ни Симон де Монфор, конечно, я думаю, в полном объёме комплекса открывшихся перед ними проблем не представляли, потому что если бы они их представляли, я думаю, что в первую очередь нужно было не судиться друг с другом за шкуру неубитого медведя, а убивать медведя. Убивать его пришлось… вот уже очень скоро, его придётся, этого медведя, убивать. Т.е. по сути дела Папа для по крайней мере южнофранцузского аквитанского населения своими постановлениями расписался в моральном поражении вообще Святого престола, потому что все зверства крестоносцев, их незаконные действия были полностью одобрены, а это значит, что для местного населения решения Папы больше вообще не считаются чем-то действенным, т.е. даже для католиков, которых, повторюсь в 25-ый раз, на юге Франции было много, местами их было гораздо больше, чем еретиков, а местами их было подавляющее большинство, но вот раньше если они Папу как авторитет воспринимали, потому что всё-таки, ну да, они там стараются выбирать своих епископов, но того факта, что есть Римский Папа, самый главный католический епископ во всей вселенной – этого факта отменить невозможно, то теперь этот Папа из авторитета превратился в крайне раздражающий фактор, потому что он вынес напрямую несправедливое, незаконное решение, которое явно совершенно не имеет отношения к церковной догматике, а имеет отношение только к деньгам и землям. Т.е. для Южной Франции это было как красная тряпка для быка и как фитиль для бочки с порохом.

Д.Ю. Потеря лица.

Клим Жуков. Да. Ну и, естественно, чем это всё закончилось – тем, что граф Раймон Шестой вместе с сыном в апреле уезжает из Латеранского собора, как все думали, в некое место, где он будет получать 400 марок серебром, а он приезжает – это некое место называлось Марсель, он приехал в Марсель, где его местное население встретило фактически как триумфатора, и вот буквально тут же Авиньон выносит Раймону Тулузскому без всякого боя ключи от города и снова признаёт его сеньором, т.е. местное население и местные феодалы прямо сказали, что они плевать хотели на решения Собора.

Д.Ю. Ну, здраво.

Клим Жуков. Потому что их к этому принудили силой, и, во-первых, даже не очень-то и принудили, это просто какие-то непонятные люди собрались где-то там, о чём-то договорились, а мы должны, значит, их решения соблюдать – почему?

Д.Ю. Вы кто?

Клим Жуков. А у нас вот есть, пожалуйста, наш с 9 века знакомый сеньор и его династия. Тем более, что Прованс – это же была как раз та земля, которую вроде как Собор оставил Раймонду Седьмому, наследнику, для того чтобы он там какое-то время перекантовался до совершеннолетия, а дальше видно будет.

Ну и мы… как это тут читалось: «Не было ни старика, ни ребёнка, кто в ликовании не выбежал бы на улицу, и самыми удачливыми были те, кто бежал быстрее всех. Одни кричали: «Тулуза!» в честь отца и сына, другие: «О радость! Теперь Господь будет с нами», и в сердечном порыве, со слезами на глазах, все преклоняли колена перед графом и твердили: «Христос, Господь наш славный, дай нам силы вернуть им обоим их достояние!»».

Тут что важно: Авиньон не был разгромлен крестоносцами, т.е. он был вполне себе богат, стены были в порядке, и в Авиньон до объявления вообще феодального военного призыва сами стали стекаться вооружённые люди под знамя графа Тулузского.

Д.Ю. Вообще это прикольно, что тут всех победили, а здесь, я вижу, вы никак не угомонитесь – опять собрались.

Клим Жуков. Да, и что бы вы думали: фактически т.к. основные войска крестоносцев снова ушли, вот это то самое, что является бичом всех феодальных армий и вообще феодальных войн – что вы на какой-то момент, да, собираете большое войско, но потом срок службы-то кончается, и все разбегаются по домам, а для наёмников у вас деньги тоже очень быстро, скорее всего, кончатся, и поэтому у вас только ваши личные вассалы будут или непосредственно от вас зависимые люди, а их никогда не бывает много. Поэтому местное население вот так вот завоевать разом, скорее всего, так просто не выйдет, для этого потребуются очень долгие усилия, и не факт, что они к чему-нибудь хорошему приведут, потому что вот местное население взяло и старо просто отдавать Раймонду Тулузскому города, которые только что вроде как принадлежали Симону де Монфору.

Ну и 6 июля 1216 года Симон де Монфор оказывается около замка Бокер, потому что там как раз осадили Ги де Монфора, брата Симона, и Амори де Монфора, потому что это был один из немногих замков, который не сдался без боя графам Тулузским, и начинается очень-очень тяжёлая война. По сути дела, Симон д Монфор первое серьёзное военное поражение потерпел именно под Бокером, потому что… Ну, он не деблокировать его пытался, он обратно его взять попытался, потому что его же захватили эти самые сторонники графа Тулузского и там уже засели сами, да, захватили в плен Ги де Монфора, его брата, он пытался просто обратно замок взять, отбить брата, и т.д. Очень тяжёлый штурм, очень тяжёлая осада, потому что Монфор умел воевать.

Д.Ю. С твоего позволения, я опять в карту залезу, чтобы понять, где это и что это. Так?

Клим Жуков. Да, но, однако, все его приступы к городским стенам заканчивались ничем, потому что замок был сильно укреплён и хорошо обеспечен едой, т.е. сидеть там можно было долго. Ну а армия Монфора стала постепенно таять – это вот то, опять же, что мы неоднократно видели во всей средневековой истории: если осада не оканчивается быстро, решительным штурмом или сдачей, или, по крайней мере, перспективами переговоров, когда будет точно понятно, что вот да, мы сидим месяц или два месяца, т.е., по крайней мере, берег виден у всего этого, после чего комендант города или крепости говорит: «Два месяца если меня не спасают, я вам сдамся» - и все прекрасно себя после этого чувствуют. Нет, тут не было никаких возможностей переговоров, потому что всем было решительно понятно, что если Монфор возьмёт город, там всем будет очень нехорошо в итоге. Словом, война была очень тяжёлая, а тут ещё ко всему прочему из Испании появился со свеженабранным войском из Арагона Раймонд Шестой, Монфор был вынужден выступить ему навстречу. А Раймонд Шестой был умный, он знал, что с Монфором в чистом поле драться очень опасно, скорее всего, это закончится чем-нибудь нехорошим, как в прошлый раз нездорово получилось, поэтому он сманеврировал и не стал с ним вступать в столкновение, но тем не менее, когда закончилась эта осада, Симон де Монфор был вынужден идти на Тулузу, потому что ну что – вот есть этот город, им нужно владеть, потому что центр земель, и тулузцы опять пускают де Монфора в город, выражают ему полную покорность, но, как мы увидим из всех последующих событий, держа в кармане огромные фиги, потому что, да, в очередной раз консулов Тулузы привели к присяге Симону де Монфору, но, опять же, всё это было сделано под угрозой военной силы, а значит, местными не расценивалось как что-то освящённое Богом, Небом, совестью… Ну если тебя с пистолетом у виска заставляют в чём-то клясться – ну так что, такая вот и клятва, значит, будет, потому что вот совсем скоро мы увидим, к чему это приведёт. Т.е. сначала, да, тулузцы высылают делегацию с уверениями в преданности, но как только в городе встал гарнизон де Монфора, и местные поняли, что себе позволяют солдаты де Монфора и рыцари де Монфора, ну так в городе немедленно вспыхнуло восстание, т.е. они даже фактически там нормально засесть-то не успели, как в городе просто вспыхнуло восстание, начались уличные бои, постройки баррикад – всё как положено. Причём Монфор лучше ничего не придумал, как устроить пожар в городе, он поджёг три квартала, а горожане их потушили, и тяжёлая рыцарская конница, которая в поле могла бы просто растоптать всё это городское ополчение, что, кстати говоря, неоднократно уже и было, как мы видели, например, при штурме Безье, то на узких улочках средневекового города, очень узких и очень кривых, вся эта рыцарская конница не имеет решительного превосходства. Ну кто был в любом средневековом городе, который имеет именно старую планировку улиц, понимает, что там может быть улица шириной с этот стол.

Д.Ю. Угу, и у́же.

Клим Жуков. Или даже у́же, т.е. перегородить её баррикадой – ну это же будет не та баррикада, которую мы видели на фотографиях времён Второй мировой войны или там Гражданской войны, это вот две кровати положил дубовые...

Д.Ю. И всё.

Клим Жуков. И всё, т.е. они тяжёлые, там, килограммов по 50 каждая, ты её ни руками не сдвинешь, ни на лошади не перепрыгнуть, а сзади там будет стоять два человека с арбалетами и один с топором, их прикрывать, и ни могут там очень долго держаться за этой баррикадой. Плюс это же дома, а в домах есть окна, а значит, из окон можно что-нибудь кидать, например.

Д.Ю. И тоже постреливать.

Клим Жуков. И тоже постреливать, да там, боже мой, с четвёртого этажа кусок черепицы урони на голову – уже можно даже и не постреливать, и так будет неплохо.

Симон де Монфор сначала предпринял самые решительные меры по подавлению бунта, как я сказал, устроил пожар аж в трёх кварталах, но ему из Тулузы пришлось фактически бежать в Нарбонну, потому что ничего он не смог сделать с восставшими горожанами, просто потому что, повторюсь, в условиях города, когда у тебя всё население начинает вдруг быть резко враждебным – ну тут только или их вообще всех убивать, но когда они организованы и не дают себя убивать, то лучше, конечно, из города, если получится ещё, свалить. Но Монфор, да, он был очень опытный военный, окружён весьма мотивированными рыцарями, которые находились на оккупированной фактически ими территории, знали, что пощады, если что, им не будет – вон при осаде Бокера, например, всех пленных французов, которые оказывались вдруг во время всего этого военного предприятия в плену, им отрубали ноги и из катапульты кидали во французов обратно.

Д.Ю. Иди гуляй!

Клим Жуков. Да-да-да. Тут, конечно, выступил епископ Фульк опять, мастер пятоколонных дел, который должен был стать посредником между горожанами и Монфором, ну вроде же как горожане только что в верности поклялись в очередной раз. Ну например, в Песне об Альбигойском крестовом походе эта фигура епископа Фулька выставлена в крайне негативных тонах. Понятно, что это окситанский источник, который предвзят, но всё-таки вот такое мнение очень важно чисто с антропологической точки зрения, такое мнение именно у окситанцев сложилось о Фульке, что он просто обманщик, т.е. он никакой не епископ, и выступает он в данном случае… ну это, конечно, по сану-то он епископ, но выступает он не как епископ, он выступает как агент влияния – вот так именно его и представили.

Т.е. Симон де Монфор – вот в это нужно вдуматься – он вынужден был с горожанами вступать в переговоры, как будто это какой-то уважаемый феодальный сеньор, а так, в общем-то, и было по факту, потому что консулат – это и был коллективный феодал. Он вынужден был с ними вступать в переговоры. Ну тут, конечно, Симон де Монфор проявил изрядное коварство и очень большую стратегическую недальновидность, потому что когда избранные депутаты от города явились на переговоры, а это были лучшие люди, он их всех велел тут же арестовать на переговорах. Их имущество конфисковали, из города фактически выгнали, но, опять же, ни для кого не секрет, что это ни к чему хорошему не привело, просто потому что это так взбесило окружающих, наглядно продемонстрировав не только теперь жителям Тулузы, а всех окрестных городов, что это просто завоеватель, который собирается отнять у них всё, потому что если бы вопрос был о смене династии, это, конечно, болезненно, но это же не про деньги, а вот теперь вопрос встал конкретно про деньги.

Д.Ю. На святое покусились.

Клим Жуков. Да. Причём у Монфора была довольно, на современный взгляд, странная идея – срыть тулузские стены.

Д.Ю. А вот я был – извини, перебью – в некоем Анжу, в Анжу там башни укоротили. Ты знаешь Анжу?

Клим Жуков. Да, конечно.

Д.Ю. Красивое такое, вообще! Т.е. там баблища такие горы, по всей видимости, были, потому что эти башни сложены там со всякими орнаментами, не «ДМБ-82», но около того, такие там кладки кирпичей – красота! Сказали, что башни велено было понизить. А стены срыть – это что такое? А как это жить-то дальше?

Клим Жуков. Так нет, ну это же чтобы тулузцы снова не могли ему изменить. А с другой стороны, вот ты сейчас стены сроешь…

Д.Ю. А сам-то…

Клим Жуков. …а сам-то ты как будешь, где ты будешь обороняться, если что?

Д.Ю. Заново строить?

Клим Жуков. Не, ну конечно, если представить себе масштаб работ по срытию и демонтажу тулузских стен, это, конечно, работа совершенно исполинская, легче ещё один замок построить, чем это всё разбирать, и поэтому, конечно, ничего он не разобрал, но идея такая была, по крайней мере, он угрожал тулузцам, что он им крепость сроет. При этом ему пришлось из Тулузы уехать в Бигор, где он должен был женить своего второго сына Ги, и он, да, он уехал, а вот после свадьбы он вернулся в Тулузу и принялся требовать новых налогов и штрафов, причём с тех людей, которых он сам лишил имущества – чем им платить-то?

Ну а граф де Фуа, вот это, как военный, наверное, один из самых злобных врагов де Монфора, он заперся в замке Монгайяр, и Монфору пришлось этот замок осаждать. Он его взял, 25 марта замок был вынужден капитулировать, но это же всё совершенно, как мы понимаем, явилось полным повторением первой части крестового похода, когда он берёт замок, ставит там гарнизон, гарнизон ставят на лыжи, и замок переходит опять в руки местного окситанского барона.

Тут, конечно, случилось следующее: 15 июля 1216 года умирает Папа Иннокентий Третий, очень авторитетный человек, который два крестовых похода организовал, не считая собственно Альбигойского крестового похода, весьма опытный ритор и богослов, в общем, душа компании. Вместо него – Папа Гонорий Третий был вынужден… занял престол и был вынужден разбираться с этими делами, но он не знал всех тонкостей так, как Иннокентий Третий, и поэтому, в общем, он не мог рулить в ручном режиме всей ситуацией, которая разворачивалась, чем, конечно, немедленно воспользовались окситанцы.

В 1217 году в Лангедок прибывает новый контингент крестоносцев,причём это был, опять же, крестовый поход, Папа Гонорий объявил отпущение грехов и объявил вот то самое паломничество вместе с Божьим миром, опять же, это по всем признакам было продолжение именно крестового похода. Причём, очень интересно: Пьер де Серней, это как раз католический хронист, пишет так, что «граждане Тулузы, или, лучше сказать, города-предателя, движимые дьявольским инстинктом, отступившие от Господа и Церкви…»

Д.Ю. Обожаю! Только Александр Проханов может спорить в стиле вот с такими.

Клим Жуков. Да-да-да, сейчас он, пожалуй, единственный, кто умеет так здорово писать. Так вот, по мнению Пьера де Сернея, эти вот мерзкие люди впустили в город самого графа Раймона, т.е. его в его собственный город-то, оказывается, нельзя было пускать.

Графская армия подошла к городу 13 сентября 1217 года, и никаких боёв не было, потому что горожане, естественно, очень обрадовались и просто графа Тулузского приняли, ну собственно, у себя дома.

Д.Ю. Как родного.

Клим Жуков. Да. Тут же собираются все обиженные вассалы Раймона Шестого – это графы де Фуа и Комменжа, все сеньоры из Гаскони, Альбижуа. Конечно, сразу армия наполняется буквально рыцарями-файдитами, которые были лишены своих фьефов и оказались фактически бездомными, из всего достояния – конь, кольчуга и меч, в общем, ему терять-то было нечего, это были очень опасные люди в связи с этим.

Ну а цитадель, где оборонялся гарнизон Симона де Монфора, конечно, без самого Симона, его взяли и перебили, т.е. тут с этой стороны тоже начались совершенно односторонние зверства, потому что всё, уже было невозможно терпеть французов, с ними стали делать ровно то, что французы делали с окситанцами.

Монфор был вынужден сворачивать все свои дела, захват второстепенных укреплений и срочным образом идти на Тулузу. Тут он, конечно, усиленно пожалел, что не срыл стены всё-таки. И вот да, начинается третья осада Тулузы за всё это время, вот третья – сколько можно уже? Однако, в общем-то, ничего, по крайней мере, долгое время у французов не получалось, т.е., да, часть стен была разрушена, однако, тулузцы немедленно их восстанавливали или баррикадировали проломы, т.е. там камнемётные машины, конечно, работали с обеих сторон.

Епископ Фульк старался методами пропаганды заставить горожан сдаться, напоминая им о присяге, которую они принимали на Святом Писании и кресте, однако горожане, опять же повторюсь, не собирались выполнять таких клятв, потому что они были даны под силовым принуждением, и фактически сидели там несколько месяцев под Тулузой, были очень серьёзные полевые сражения, потому что, да, гарнизон был блокирован, горожане максимум, что могли – предпринимать вылазки, видимо, уроки Безье пошли на пользу, поэтому вылазки предпринимали аккуратно, а не так, как в прошлый раз, а то какая-то совсем глупость получилась. Но самое главное – что масса рыцарей находилась снаружи кольца осады, они просто вели партизанскую рейдовую борьбу, а это очень сложная к парированию штука в Средние века, просто потому что эти отряды маленькие очень сложно поймать, а самое главное, что эти люди живут на этой местности, а это значит, что как только ты против этих отрядов, ну а что там в отряде – может быть, 10 человек, например, 10 рыцарей, и там у них ещё 10 боевых слуг, 10 сержантов, т.е. 20 человек, они все местные, поголовно, вот ты высылаешь против них армию, натурально полк, допустим – так что, они с тобой драться-то просто не будут, они домой вернутся, и всё, сидят у себя дома, а ты не докажешь, что он участвовал в войне против тебя. Приходит, говорит: «Ты его видел?» Он говорит: «Такого с длинными ушами? Нет, не видел». Но как только военные французы уходят, так они снова собираются и снова начинают грабить караваны…

Д.Ю. «Корованы».

Клим Жуков. …да, нападать на провиантские отряды, какие-то тыловые органы снабжения – в общем, это могло очень плохо кончиться для Симона де Монфора. Но тем не менее Монфор умудрился даже пригородом Сен-Сиприан на левом берегу реки овладеть. И вот мы смотрим, что осада восемь месяцев уже длится, т.е. это какое-то такое для Средневековья, мягко говоря, аномальное предприятие, потому что обычно такой длинной осады ни осаждающие не выдерживали, или осаждённые не выдерживали. Бывали, конечно, исключения, но это очень длинная напряжённая осада. Ну конечно, всё тут нужно понимать, что именно полной блокады Тулузы Монфор осуществить не мог, т.е. в Тулузу поступало продовольствие и боеприпасы, т.е. там стрелы, мечи и проч., запчасти для камнемётных машин, т.е. он не мог полностью прекратить снабжение города с миром. Тут, как говорят, Монфор…

Д.Ю. Это по причине того, что войск не хватало?

Клим Жуков. Да, конечно, войск просто не хватало, чтобы целиком блокировать такой большой город. Обычно как блокада выглядела, и это считалось именно блокадой: когда вот есть, например, четверо ворот и четыре дороги в город, вот на каждой дороге стоит по лагерю укреплённому – всё, это блокада. Но, прошу прощения, между ними-то ещё некоторое пространство есть, потому что, конечно, удобнее по дороге ездить, но ведь можно не только по дороге.

Тут же, конечно, вот то, что описывал уже в 17 веке наш любимец Патрик Гордон, когда осаждающие начинали торговать с осаждёнными – ну а как?

Д.Ю. Куда деваться?

Клим Жуков. Куда деваться – бизнес должен идти, т.е. есть продовольствие – они его раз, и продали осаждённым. Ну это, конечно, не публично, так сказать, осторожненько, но тем не менее такие факты тоже были. Я не знаю, было ли оно в Тулузе в тот раз, но уверен, что за восемь месяцев там бизнес был налажен в обе стороны: эти, а конкретно тулузцы, продавали французам стрелы и дротики, которые в них выпустили, соответственно, эти продавали им продовольствие. Я думаю, там был полный порядок, потому что за восемь месяцев ничего другого произойти не могло. Это же, опять же, это всё-таки война совсем другая, это не тотальная война в понимании 20 века, потому что ну как можно себе представить осаждённый Сталинград, где советские солдаты и фашистские солдаты в полосе предполья друг с другом барыжат чем-нибудь?

Д.Ю. Немножко, да.

Клим Жуков. Этого просто быть не могло физически.

Д.Ю. Немедленно вспоминается анекдот времён арабо-израильских войн, как израильский танк «Меркава» гонит араба-террорюгу, загоняет в тупик, араб – всё, некуда деваться. Открывается танковый люк, вылезает еврейский солдат: «Что патроны кончились, да? Могу ящичек продать».

Клим Жуков. На девятом месяце осады, это же подумать, сколько: девятый месяц осады – Симон де Монфор начинает строить сверхмощный большой требушет, который должен был быть придвинут к стенам города и начать их просто крушить. Естественно, тулузцы, глядя на такое, понимали, что вот если эта штука, судя по готовящимся размерам, встанет на прямую наводку, ничего хорошего не получится. Они, конечно, стянули все камнемётные машины, которые только можно было, со всего города и принялись строительную площадку бомбардировать. И вот Ги де Монфор, который прямо надзирал за постройкой, оказался ранен арбалетной стрелой, и брат бросился его спасать, старший брат Симон де Монфор, и вот тут-то по пристрелянной позиции выстрелил камнемёт, который оторвал Симону де Монфору голову.

Д.Ю. Башку!

Клим Жуков. Да.

Д.Ю. Интересно, кстати, они стрелы там в говно макали, нет? Понимали, что надо, или нет?

Клим Жуков. Конечно, макали, они не в говно, они просто их в землю втыкали, потом из земли вытаскивали и стреляли, там…

Д.Ю. Этого достаточно, да?

Клим Жуков. Это очень нехорошо, когда в рану земля попадёт, просто очень нехорошо! Как пишет Песнь об альбигойских делах, «камень был пущен точно и угодил графу Симону прямо в железный шлем, снеся половину черепа так, что глаза, зубы, лоб и челюсть разлетелись в разные стороны, и он упал на землю замертво, окровавленный и почерневший».

Д.Ю. Полезная подробность, да.

Клим Жуков. Вот. Этого, конечно, защитники-то видеть не могли, это красивость. Опять же, как Песнь нам сообщает, в городе «рожки, трубы, бубенцы, колокола, барабаны, литавры мгновенно наполнили Тулузу радостными звуками». Опять же, это же средневековая перестрелка артиллерийская, т.е. хорошо, если между стеной и вот этой вот перспективной камнемётной машиной было метров сто.

Д.Ю. Ну как-то нагло они себя вели, я скажу, если попали арбалетной стрелой – это автоматически он дотуда достреливает? Неосторожно как-то.

Клим Жуков. Не, ну бывает всякое, массирование огня, чисто случайно.

Д.Ю. Надо было, как в фильме Никиты Михалкова «Предстояние», ходить с дверью на спине. Был бы жив Монфор, блин.

Клим Жуков. Да, «а был бы пьяный, отделался бы лёгким испугом, а так упал с лошади и сломал себе хвост». «Пойду стопаря закачу». Естественно, как только погиб глава крестового похода, суперпрославленный полководец, который фактически не терпел поражений в полевых боях и почти все города или замки, которые штурмовал, брал, с огромным авторитетом и опытом, фактически душа всего крестового похода, осада была обречена, т.е. там его сын Амори ещё некоторое время, наверное, с месяц просидел, но потом был вынужден уйти в Нарбонну, и осада была снята. Собственно, Симона де Монфора похоронили в Каркассоне.

Ну а Раймон-младший, который в то время фактически принял дела отца полностью, потому что Раймон Шестой, в общем, уже, скажем так, сильно устал от всего происходящего и признал сына соправителем и, в общем, в основном непосредственно, конечно, руководил-то всем уже молодой, потому что вдуматься только: это вот 1217-ый год, с 1209 года непрерывно идёт война, т.е. каждый год круглый год стычки, осады, переговоры, стычки, осады, а Раймон Шестой всё-таки был уже сильно не мальчик.

В общем-то, по факту это был триумф Реконкисты альбигойской.

Д.Ю. Отвоевание?

Клим Жуков. Да. Раймонд Седьмой стал не просто как триумфатор, а он без больших проблем забирал города и замки себе, потому что если раньше был авторитет и ужас, который внушал Симон де Монфор, а все же помнили, на что это человек способен, то его сын никакого ужаса вообще не внушал, он просто не успел никому доказать, что его стоит бояться. С тех пор в Лангедоке есть такая песенка, её поют: «Montfort, Montfort, es mort, es mort! Viva Tolosa ciotat gloriosa…», т.е. «Монфор, Монфор, смерть-смерть. Да здравствует славный город Тулуза!».

Рассчитывать по факту Амори де Монфор мог только на помощь французского короля, больше ему в деле удержания такого огромного региона помочь не мог просто никто. Ну а Филипп Второй Август тоже был, мягко говоря, к тому времени уже очень сильно не мальчик, прямо скажем, ему было много лет, он был очень сильно уставший человек, который был вынужден воевать и в Святой земле, и разбираться с англичанами, устраивать дрязги с Папой Римским, и вот к этому времени он, конечно, уже фактически сам лично уже не принимал никакого участия в альбигойских делах, но зато разрешил ни в чём себя не стеснять своему сыну, будущему королю Людовику Восьмому.

Будущий Людовик Восьмой собирает новый крестовый поход, в котором участвовало до 30 баронов и графов со своими дружинами, т.е. там было что-то около 600 или 1000 рыцарей и, как говорят, 10 тысяч пехотинцев – ну там, как обычно, в исчислении пехотинцев никто не стеснялся, ну только что Монфор с собой приводил там то 50, то 60 тысяч. Тут же присоединяется к нему Амори де Монфор, и все они следуют на юг Франции. И первым их пунктом назначения, первой целью был город Марманд. Город Марманд взяли, причём как взяли – город сдали фактически, т.е. комендант города Сантюль, граф Астаракский, в общем, увидев, что идёт королевское войско, решил не испытывать судьбу и просто открыл ворота.

Д.Ю. Как, ещё раз – Марманд?

Клим Жуков. Марманд. Я пришлю карту, отметим, где всё это происходило. Ну а чем занялись крестоносцы, по славной доброй традиции, несмотря на то, что город-то не сильно сопротивлялся и фактически открыл ворота? Французы бросились в город и устроили там резню, собственно, как это было в Безье, с чего начался вообще альбигойский крестовый поход в своё время. Такой хронист, как Гийом Бретонский говорит, что «в Марманде убили всех горожан с жёнами и детьми, всего около 5 тысяч человек». Это, конечно, естественно, тоже жуткое преувеличение, но тем не менее это было точное повторение, ну или не точное, по крайней мере, смысловое повторение начала крестового похода и Безье, но тут, конечно, есть некая разница, потому что в Безье в 1209 году повергло округу буквально в шок и трепет, т.е. вот тогда начало крестового похода для Монфора было очень удачным просто потому, что его так испугались, что решили просто с ним не связываться. Но я прошу прощения, это у нас 1219-ый год, десять лет войны, террором окситанцев уже было не напугать, потому что они все его уже видели, и это, конечно, вызывает абсолютно обратную реакцию, т.е. если в исполнении Монфора и резни в Безье это напугало людей, то тут привело в страшную ярость, и ничего больше.

Королевская армия идёт на Тулузу, и Раймонд Седьмой призывает Тулузу к обороне – четвёртая осада Тулузы получается у нас. Ну если, конечно, брать ещё и то, что они добровольно впускали завоевателей в город, то получается четвёртая, а именно военная осада у нас № 3 выходит. 16 июня 1219 года начинается осада, но Людовик, молодой будущий король, молодой принц, вообще не понимает, что происходит, т.е. он неопытен в военном деле фактически и не является железным авторитетом для всего войска. И до 1 августа армия стоит под городом, штурмует какие-то предместья, разоряет мелкие города и замки вокруг, только 1 августа делается понятно, что ничего с Тулузой сделать нельзя, и тогда Людовик, пошевелив бровями и внимательно посмотрев на Амори де Монфора, сообщает, что «срок карантена для его рыцарей вышел, они уезжают домой, и я с ними. Бывай!» Т.е. он фактически…

Д.Ю. А вы тут держитесь, да?

Клим Жуков. «А вы тут… рыцарей нет, но вы держитесь! Хорошего вам настроения!» - сообщил король и уехал. Это, конечно, было сигналом для всей Окситании, потому что поражение королевской армии, которая считалась ну если не непобедимой, то смертельно опасной, а это фактически было поражение, это было сигналом, ну в общем, наверное, к всеобщему восстанию.

Страшно отомстили французскому гарнизону в Лавауре, вот том самом городе, графиня которого Геральда была забита камнями солдатнёй Симона де Монфора и утоплена в колодце, т.е. там французов вырезали поголовно, гарнизон.

Раймон Седьмой захватывает Ажен и Кэрси. По факту Амори де Монфор остался только в небольших владениях на юге с опорой на Нарбонн и Каркассон, потому что Каркассон очень мощная крепость, её захватить просто так нельзя, а там, видимо, стояли представительные контингенты людей, верных Монфору.

В 1222 году в возрасте 66 лет умирает Раймонд Шестой, кстати, через год умрёт Филипп Второй Август. Очень интересно, что, хотя сам граф уже не предпринимал никакого участия на излёте жизни в военных действиях, с него отлучение так и не сняли, т.е. его Католическая церковь запретила отпевать и хоронить в освящённой земле, более того, получается, по-моему, 26 лет сын пытался папу по-человечески похоронить, и так ничего и не получилось, что тоже добавило Раймону Седьмому любви к Святому престолу.

Д.Ю. А что такое «освящённая земля»?

Клим Жуков. На кладбище. Кладбище при церкви – это освящённая земля, т.е. папу можно было похоронить где угодно, только не на кладбище.

Д.Ю. Как собаку.

Клим Жуков. Фактически да.

Д.Ю. А что они с ним делали? Где-то зарыли или держали наготове?

Клим Жуков. Нет, его где-то зарыли. Что интересно, потом его госпитальеры могилу разрыли и череп забрали себе.

Д.Ю. Зачем?

Клим Жуков. Непонятно.

Д.Ю. Волшебный?

Клим Жуков. Видимо, да.

Д.Ю. Может, что-нибудь предсказывал?

Клим Жуков. Видимо, да. Вот тут, конечно, очень интересно, потому что, начав вообще всю эту эпопею относительно молодым человеком, да даже, в общем, юным человеком, Раймон Седьмой, да, он к тому времени уже был женат, но у него не получался сын, он оказался последним представителем мужского пола в Сен-Жильской династии, и он пытался хоть как-то это дело поправить, вплоть до того, что он пошёл на прямые мирные переговоры в 1223 году с Амори де Монфором, а конкретно на мирной конференции в Сен-Флуре, причём там было очень интересно, конечно, в Сен-Флуре, потому что это вот, опять же, это феодальная война, которая может достигать невероятной жестокости, невероятного накала, но как только эти люди оказываются вместе, притом, что они очень серьёзные враги друг другу, у них отцы, можно сказать, всю вторую половину жизней положили, чтобы извести друг друга, но вот эти вот два человека просто конкретно начали троллить окружающих в т.ч., настолько им было весело и здорово. В частности, Амори де Монфор пустил слух среди своих людей, что Раймонд Седьмой его взял в плен во время переговоров, а потом с удовольствием смотрел из окошка дома, как они бегают вокруг с воплями.

Д.Ю. Приколист.

Клим Жуков. Да-да-да, т.е. такая вот уморительная шутка. Конечно, в настоящий мир это перемирие не переросло, но перемирие фактически было заключено, и мы видим, что смертельной ненависти между Амори и Раймоном не было, т.е. между ними вот как-то почему-то не было каких-то отношений кровной мести.

Вот как раз 14 июня – вот тут важно – 14 июня умирает Филипп Второй Август, и на отцовский престол всходит Людовик Седьмой, причём поначалу он, вроде как обещавши помощь Амори де Монфору, в качестве помощи посылает ему, да, серьёзную сумму – субсидию в 10 тысяч марок для того, чтобы он мог нанять войска новые. Войск не посылает, потому что ему было чем заняться в смысле приёмки дел после смерти отца, потому что, опять же, это не современная Франция, где президент после инаугурации становится полновластным хозяином, по крайней мере, на время, страны. Нет, то, что у тебя умер папа, и тебя короновали, это в Средние века, особенно в 13 веке, не значило почти ничего, т.е. нужно было объехать всех своих герцогов, баронов, с каждым выпить, поговорить, обещать что-нибудь…

Д.Ю. Посмотреть в глаза, да?

Клим Жуков. Обещать что-нибудь хорошее – там, дочку выдать замуж, сына принять в качестве почётного гостя при дворе, явить мощь войска, потому что ну мало ли что у тебя там, а вот ты там с тысячей рыцарей приехал, такие все: «Уууу, ну мы видим…»

Д.Ю. «Другое дело!»

Клим Жуков. «Совсем другое дело, да, не зря за тебя голосовали – кстати, мы за тебя голосовали». Монфор начинает новые военные действия, но тем не менее без королевских войск они не были хоть сколько-нибудь успешными. И вот 14 января 1224 года граф Тулузский и граф де Фуа заключают с ним соглашение, т.е. ему передают, во-первых, дядю, который всё ещё в плену сидел, т.е. брата Симона де Монфора – Ги де Монфора передают ему, выплачивают некую компенсацию, да, причём, что интересно, Амори де Монфор был вынужден оплачивать военные издержки, которые понесли оба графа – де Фуа и Раймон Седьмой. Т.е. ему заплатили, и он заплатил, ну видимо, там был какой-то встречный взаимозачёт. Да, и что важно очень: он был вынужден вернуть Раймону де Транкавелю, точнее даже… да, Раймону де Транкавелю, сыну Раймона-Роже де Транкавеля, земли де Транкавелей, которые были у них фактически отняты Симоном де Монфором.

Т.е. вот мы видим, как в 1224 году в общем и целом… Да, Каркассон он был вынужден отдать – вот что самое главное, мощнейшую крепость Каркассон он был вынужден отдать. Он, по-моему, тогда же или чуть позже вывез прах Симона де Монфора оттуда, но вот это, как оказалось, точка Реконкисты, потому что юг Франции отстоял свою независимость и, в общем, своих этих катаров, из-за которых всё началось. Но фактически в данный момент это был не более, чем призрак независимости, потому что Людовик, уже король Людовик не забыл, что с ним сделали под Тулузой, а именно публично унизили, а это была не какая-то личная обида, не какая-то там хотелка или не хотелка, это был урон престижу королевской власти, это примерно 50% того, на чём держится вообще власть в феодальное время, т.е. лично правитель должен быть непогрешимый, непобедимый и много-много раз «не-». Лучше вообще не воевать, чем терпеть поражение, и Людовик, запомнив тулузское своё это поражение, тулузскую обиду…

Д.Ю. «Не один из вас будет землю жрать…»

Клим Жуков. Вот, т.е. буквально через год, в 1225 году внимательно начал прислушиваться к проповеди Папы Гонория Третьего, который, естественно, сообщал, что вот всё, что мы хотели сделать, а именно искоренить гнездо ереси, мы же ничего не сделали. Вы там грабили друг друга, резали друг друга, а ересь как была, так она и есть, прошу прощения. У нас только что был Вселенский собор, который осудил катаров, вальденсов, т.е. если раньше на них смотрели сквозь пальцы в силу того, что, да, было понятно, что они, скорее всего, еретики, но они не были Собором осуждены, а теперь-то они осуждены Собором, это же просто слуги дьявола, получается, прямые предатели Католической церкви – они у вас там продолжают процветать: торговать, служить свои мерзкие службы, вон, говорят, с котами что-то делают.

Д.Ю. Котары.

Клим Жуков. Котары, да. И дошло до того, что Папа Гонорий пригрозил отлучением от церкви всем, кто не согласится участвовать в крестовом походе, и даже на Церковь – внимание! – была наложена чудовищная субсидия в 50 тысяч ливров в год на всё время ведения военных действий (ну, ливр – это фунт, т.е. 400 с чем-то граммов серебра), причём для французской церкви, вот обычно платили десятину церкви, теперь церковь платила десятину на войну. Т.е. по всему видно, что подошли к вопросу очень серьёзно, просто серьёзнейшим образом.

Раймонд Седьмой же был человек, как и его отец, крайне договороспособный, тем более увидев не просто приготовления, а серьёзнейшие приготовления, он стал договариваться с тем, с кем надо договариваться – с Папой Римским, потому что как только он договорится с Папой Римским, и Папа Римский церковный крантик золота, который вливался в королевское войско, так поход сразу и окончится. Не, ну конечно, может, они придут, повоюют – ну так это же не привыкать, более того, хорошо и весело: такие прекрасные парни приедут, вы друг другу навешаете – это же отлично!

Д.Ю. Задорно, да.

Клим Жуков. Задорно. Он стал договариваться с Папой, т.е. он поклялся, что он будет бороться с ересью, разберётся со всеми этими файдитами, которые были признаны разбойниками, т.е. те земли, которые отошли всё-таки по факту французам, к добрым католикам, они останутся у добрых католиков, а всех недовольных приведут в чувство.

Но тут со своей стороны, опять же, уже молодой Людовик выступил как толковый политик, потому что он тоже принялся договариваться с Папой, а Папа, вот буквально только что вступивший на престол, был кровно заинтересован в поддержке французского короля, повторюсь – это самый надёжный, верный и перспективный союзник, который вообще есть у Папы Римского вообще во всей католической Европе, поэтому вот или обидеть Раймонда, или Людовика. Раймонд – очень уважаемый человек, видно, что с ним можно договориться, достигнуть неких своих священных – естественно, только священных и Божьих – целей, причём это же юг Франции, он просто ближе находится к Италии, т.е. может ещё и помочь в случае чего, но всё-таки уже в это время король в Иль-де-Франсе многократно сильнее, чем южнофранцузские лорды, он и его подручные северофранцузские лорды. Поэтому Папа, видимо, склоняется к договору именно с французским королём, хотя всё обставлено, конечно, было очень демократически: 30 ноября собирается поместный собор в Бурже – 14 архиепископов, 113 епископов, аббаты – по-моему, человек 150 со всей Франции. Что важно: не со всей Франции, а в основном с севера Франции. Там демократическое голосование было глубоко и серьёзно подготовлено, чтобы оно было правильным.

Д.Ю. Верный подход!

Клим Жуков. Да, и как только становится ясно, что жюри прелатов в основном представляет не юг Франции, то решение жюри будет явно не в пользу Раймонда Седьмого. Ну как-то так вот предчувствовалось. И более того, дело пошло вообще к отлучению Раймонда Седьмого от Церкви – так потому что… почему – потому что он напрямую нарушил постановление не чего-нибудь там, а Вселенского собора. Вселенский собор приказал тебе сидеть там вот в кусочке Прованса и ждать совершеннолетия.

Д.Ю. Сиди!

Клим Жуков. Сиди. А ты что сделал? Ты вот сейчас почему в Тулузе находишься?

Д.Ю. Как так получилось?

Клим Жуков. Как так получилось, что ты в Тулузе? Кстати, вот, между прочим, доброго католика Симона де Монфора вообще из камнемёта убили твои друзья – кто-нибудь наказан, нет? А почему? Т.е. ты таким образом нам в глаза плюёшь, что ли? Ну, видимо, да.

Д.Ю. Можешь не отвечать, да?

Клим Жуков. Можешь не отвечать. Ты же знаешь, что если ты плюнешь в коллектив, коллектив утрётся, а если коллектив плюнет в тебя, ты утонешь. 28 января 1226 года Раймона Седьмого отлучили от Церкви вместе с графом де Фуа.

Д.Ю. Круто!

Клим Жуков. И объявляется крестовый поход, притом что Амори де Монфор сделался… вот просто очень толково поступил – он взял и за деньги продал все свои титулы в Лангедоке, доставшиеся от папы, от Симона де Монфора, королю Франции. Т.е. он получает денежки, а король Франции, таким образом, делается де-юре хозяином почти всего Лангедока, ну по крайней мере, основных его территорий. Но это же де-юре, а ещё нужно же де-факто привести, а значит, король Франции будет вынужден лично воевать.

Д.Ю. Интересный ход!

Клим Жуков. Во как! Да, при этом сам Амори де Монфор совершенно не исключал своего участия в походе, наоборот, он клялся королю, что его войска будут идти вместе с ним. Т.е. он, как человек очень разумный, в этом отношении гораздо разумнее своего папы, он понимал, что у него остаются его французские владения, собственно земли Монфоров, при этом он получает очень круглую сумму за ничего не значащие титулы, потому что даже его папа не смог эти титулы удержать, три раза Тулузу штурмовали – ну это же кошмар какой-то! Поэтому лучше пускай этим занимается француз самый главный, а именно король. Он останется при деньгах, при этом он сходит всё-таки на войну и кое-какие земли оставит себе. По-моему, идеальная схема.

Д.Ю. Ловко!

Клим Жуков. Тут, конечно, вот единственный, кто был очень недоволен всем этим по-настоящему – это даже не окситанцы, а Римская католическая церковь.

Д.Ю. Почему?

Клим Жуков. Ну потому что они должны было по 50 тысяч ливров в год платить – кто ж такое вынесет-то? Одно дело, что если эти парни со всем энтузиазмом пойдут, например, в Иерусалим или в Константинополь, ну или например вот в Лангедок, всех вырежут и бесплатно посадят везде католических епископов, аббатов и проч., а другое дело, когда за это платить приходится.

Д.Ю. Это дело богоугодное, да?

Клим Жуков. Да, а платить – это не богоугодно совершенно. И вот январь 1226 года – уже королевская армия выступает в поход. Она точно так же двинулась на Безье, как в 1209 году, ровно вот по той самой дороге, которую протоптали Гуго де Сен-Поль, Эд Бургундский и Симон де Монфор. И вот, конечно, пришествие такой армии, а там, судя по всему, только одной конницы было около 3 тысяч человек, повергло, конечно, всё местное феодальное население в уныние, потому что, понятно, что они с тысячей Симона де Монфора не знали, что делать, а когда королевская армия, да ещё в такой силе тяжкой – это уже понятно, что тут ничего не светит вообще, воюй – не воюй. И граф Тулузский, понимая, что сдаваться ему, по крайней мере, так сразу, нельзя, он вдруг понимает, что у него примерно половина вассалов, на которых он вполне себе рассчитывал, на войну просто не является. Ну да, конечно, граф де Фуа, Раймон де Транкавель, Роже Бернар… Роже Бернар де Фуа, собственно, это имя этого графа – они, да, явились, это злобные еретики, тоже отлучённые от Церкви, им деваться некуда, им придётся воевать, но это далеко не вся земля, которая могла бы выставить контингенты.

А родственник, собственно, Генрих Третий Английский вообще никаких войск не прислал, хотя, опять же, окситанцы очень рассчитывали на англичан по родственной линии и по той линии, что англичане терпеть не могут французов. Я имею в виду, конечно, не англичане, а Плантагенеты, самое главное, терпеть не могут Капетингов, англичанам-то с французами было решительно наплевать, кто там кого любит, кто кого не любит, они национальной ненависти тогда не знали просто физически.

Очень интересно получилось с Авиньоном, потому что в Авиньоне, когда появилась королевская армия, Авиньон присягнул на верность немедленно, отказавшись вообще воевать, но при этом, присягнув на верность, отказался пропускать королевскую армию.

Д.Ю. Ха-ха-ха! Толково.

Клим Жуков. Т.е. никаких враждебных действий, ворота закрыты при этом. Ну потому что все муже видели, что может королевская армия, на примере Марманда, когда она войдёт в сдавшийся город, поэтому мы за вас, но вы где-нибудь в другом месте, пожалуйста, ходите.

Д.Ю. И те такие: «А, чёрт!»

Клим Жуков. Да-да-да. Но тем не менее Авиньон фактически был осаждён, опять же, какая-то очень странная ситуация, потому что, да, королевская армия вроде бы Авиньон не штурмует, потому что он не выказывает признаков враждебности, при этом ворота закрыты, туда никого не впускают, обратно никого не выпускают, т.е. королевская армия фактически лагерем встала под Авиньоном.

Д.Ю. Как-то не близко там всё.

Клим Жуков. Ну, всё-таки довольно большая территория. Тем не менее, война, да, довольно вяло, но шла, король умудрился посадить на свои старые… точнее, на старые фьефы товарищей Монфора, например, Ги де Монфор получил город Кастор. В общем, часть сдавшихся городов переходит в руки северофранцузских феодалов.

Но к октябрю 1226 года вот эта вот необходимость контролировать столь большую территорию, как Южная Франция, в общем, обескровила королевскую армию в том смысле, что люди очень устали, потому что, да, больших сражений нет, ну так это же хуже всего, когда нет больших сражений, потому что постоянно приходится в каких-то разъездах пребывать, и, опять же, начинает сказываться то, что у рыцарей выходит срок карантена, т.е. им нужно теперь платить. 40 дней вышло – потом рыцари сражаются только за деньги. И уже это первая половина 13 века, когда вообще служебно-феодальная система трещала по швам, часть войска уже сразу шла, как наёмники, сразу же, это были те же самые рыцари, но они шли не по феодальному призыву, а сразу за деньги, при этом это была не вся часть войска, возможно, даже и не большая часть войска, но когда у тебя внутри войска, скажем, 30% сразу получают деньги, то все рыцари, которые призваны по арьербану, которые денег не получают, они на своих коллег смотрят с некоторым подозрением: «Как это так выходит, что я воюю уже сколько времени бесплатно, а эти каждый месяц получают аванс и жалованье?»

Д.Ю. Обидно.

Клим Жуков. «Может, мне тоже получать?»

Д.Ю. Куда-нибудь пойти, где платят?

Клим Жуков. Да-да-да. Т.е. мы видим, что, да, пассивное сопротивление страны оказалось ещё раз сильнее вот этого сокрушительного крестового похода, т.е., да, там нету каких-то полевых сражений, нету каких-то серьёзных осад, но даже вот эта армия, очень большая по тем временам – ну что такое… да, 3 тысячи всадников в одном месте в поле – это не просто много, это страшное количество, просто страшное! Но что такое 3 тысячи всадников в масштабах Окситании? Да это ничего, их там просто никто не увидит. Ну куда ты, что – в каждый город посадишь по гарнизону? Нет, конечно. Этапно-заградительные комендатуры кругом? Опять никак. Оккупационный корпус не создать, поэтому население просто смотрело на них, понимая, да, что плетью обуха не перешибёшь, воевать отказывались, но и подчиняться не собирались, т.е. как только королевское войско уходит, там тут же появляется совершенный катар, который говорит: «Ну, живём, как раньше. Это всё нехорошие люди, слава Богу, что ушли».

Ну и тут, конечно, великий шанс юга Франции, который преподнесла шутница-история, потому что Людовик Восьмой в возрасте 37 лет умирает, остаётся трон 11-летнему мальчику Людовику Девятому, будущему Людовику Святому, при нём королева-регент, и это значит, что фактически дело-то выиграно. Вот всё было бы хорошо, если бы вдова не была Бланка Кастильская, потому что Бланка Кастильская – это была хотя и девчонка, но девчонка настолько энергичная и прошаренная в государственных делах, что она умудрилась ну фактически занять… функции короля взять на себя полностью, т.е. с ней было не забаловать вообще.

Д.Ю. Какая суровая дама, да.

Клим Жуков. Т.е. она, да, находилась в постоянных распрях со знатью, потому что как только король фактически покинул этот мир, знать, естественно, сразу стала тянуть одеяло на себя, отказываться присягать, присягнув, не исполнять присягу, и вот регентша находилась постоянно в распрях и с графом де Ла Марш, и с булонскими и бретонскими герцогами, и с графом Шампанским. Словом, это было непрерывно, но Бланка Кастильская могла вполне, по средневековым меркам, сослаться на свой женский пол и отказаться вообще продолжать какие-либо войны: «На что – я же баба, вот мои графы-герцоги-маркизы делают что хотят, я не могу, я буду сына воспитывать, и всё». Однако, нет, она умудрилась собрать столько денег, чтобы удерживать, по крайней мере, в Лангедоке, те отряды, которые там уже фактически стояли. И, прямо скажем, вдохновлённые такой энергией регентши, летом 1227 года французы опять идут на юг… в Лангедок, в Окситанию.

Д.Ю. Всё не угомонятся, а?

Клим Жуков. Нет, не угомонятся. И вот тут-то, конечно, сказалось то, что вот у нас сейчас 1227 год, с 1209 года идёт война – богатейшая, цветущая территория юга Франции оказалась к тому времени разорена так, что уже конкретно у окситанских баронов и тем более у окситанских городов стала падать чисто экономическая составляющая. Ну, например, важнейшей частью экспорта вообще юга Франции было вино, оно и до сих пор, в общем, везде славно. Чем занимались французы, оказавшись на юге Франции, например? Они выжигали виноградники.

Д.Ю. Хорошее начинание.

Клим Жуков. Ну а уничтоженный виноградник, когда ты его снова высадишь, он будет тебе давать виноград лет через 30 только.

Д.Ю. Да ты что?!

Клим Жуков. Ну а иначе чего, он просто не вызреет так, как надо. Он должен укорениться, дать там уже кучу урожаев, и только уже после этого можно его будет пускать на вино.

Д.Ю. Обалдеть.

Клим Жуков. Т.е. это поколение пройдёт фактически, когда этот экономический ущерб будет восполнен. Это вот банальный пример, я уж молчу о том, что просто разрушенные города, сожжённые замки, которые нужно было восстанавливать, вырубленные оливковые рощи, т.е. это был мощнейший удар вообще просто по экономике, и именно вот экономическая составляющая заставляет в первую очередь вольные… это самое главное, это опора сопротивления – это были просто вольные города, заставляет идти на то, что они перестают оказывать поддержку собственным феодальным сеньорам и деньгами, и вот тем самым пассивным сопротивлением, и напрямую военной силой, т.е. им уже было невозможно терпеть такое разорение, которое длится уже почти 20 лет. К 1229 году на этот раз уже со стороны крестоносцев, т.е. если раньше окситанцы побеждали, как правило, без боя, просто в силу того, что это слишком большая территория, её невозможно контролировать, то теперь её невозможно контролировать стало Раймонду Седьмому, потому что не поступает денег, т.е. невозможно собирать налоги, как только ты попытаешься с крестьян брать положенный оброк-барщину, ну так крестьяне тебе объяснят: «Мы сейчас просто у тебя умрём с голоду – какой оборок?». Т.е. как сеньор ты должен войти в положение и не брать оброк, но как только ты не будешь брать оброк, тебе будет нечем платить своим рыцарям. Соответственно, да, ты можешь призывать их на 40 дней, но это же будет то же самое, что бывало с королевской армией неоднократно – они просто будут разбегаться через 40 дней, потому что, опять же, рыцарь – это хозяйствующий субъект, он отслужил 40 дней и возвращается домой не потому, что ему воевать надоело, хотя, конечно, надоело…

Д.Ю. Может быть вполне, да.

Клим Жуков. …а потому что он должен присматривать за собственным владением, которое только и может обеспечить его боеспособность. Т.е. если ты хочешь, чтобы у тебя на следующий год рыцарь снова приехал воевать, ты обязан его отпустить или компенсировать его затраты на войну из своего кошелька, а – смотрите ниже – денег нет, потому что крестьяне разорены и, что важно, разорены города. Во многом встала торговля, потому что прибрежные города, которые веками поднимались на торговле, как собственной, так и транзитной, в силу очень удобных портов, они больше не торгуют – на этом, собственно, всё.

Д.Ю. Ну, как обычно, всё привязано намертво к экономике.

Клим Жуков. Да, всё привязано напрямую к экономике. Но, тем не менее, Раймонд Седьмой очень активно сопротивлялся. Тут очень интересно то, что он использовал – ну, видимо, неосознанно, это, опять же, была, скорее всего, такая низовая инициатива – в качестве пропагандистов знаменитых южнофранцузских трубадуров, которые ездили по всему югу Франции и вообще во Франции, сочиняя самые лучшие стихи и песни, которые прославляли оборону Окситании, славного рыцаря Раймонда и его отца Раймонда Шестого, всех его паладинов, которые великолепно выступали вообще в качестве военных, и таким образом, да, общественное мнение в общем и целом очень сильно сочувствовало и, по крайней мере, было нейтрально положительно, как минимум, к Раймонду Седьмому и его рыцарям. Т.е. одни использовали священников, а другие в первый раз, наверное, в истории Европы, по крайней мере, Средневековой Европы, когда клерикальной пропаганде была противопоставлена строго светская пропаганда.

Д.Ю. Тогдашних макаревичей, да?

Клим Жуков. Да-да.

Д.Ю. И гребенщиковых.

Клим Жуков. Да. А что катары в этот момент, из-за которых там вообще-то всё и началось? Тут, конечно, невероятно занятно, но вот есть совершенные, собственно, которые и есть катары, вот мы говорили, что где-то было около тысячи, ну может быть, 1,5 тысяч, которые пользовались просто невероятным авторитетом среди местного населения, даже не только своих адептов, а просто среди местного населения, потому что мы видели, что из-за катаров готовы были идти на смерть даже многие аристократы, которые просто из-за укрывательства катаров бывали иногда самым мучительным образом убиты. Просто потому что это были невероятно авторитетные люди в своей земле. И мы видим, как совершенные, вот что нельзя поставить им в вину, так это двоедушие, потому что вся основная доктрина, по крайней мере, насколько мы знаем, она в строгом толстовстве, т.е. в непротивлении злу насилием, полном запрете проливать кровь или призывать к таковому, и совершенные вообще не используют свой авторитет для собственной самозащиты, т.е. никак, т.е. они не выступают организующей силой, хотя могли бы. Но вот тогда они… опять же, как это мы можем сейчас реконструировать их образ мыслей, тогда они превратились бы в аналог Римской католической церкви, которая говорит одно, а делает строго другое. Т.е., да, какое-то время они могли бы сказать, что, «слушайте, ну что тут происходит? Давайте все вместе соберёмся и наваляем этим подонкам», но после этого они сразу же перестали бы быть совершенными, и дальше к ним отношение было бы соответствующее, потому что «ну, смотри-ка ты, даже эти слабину дают, ерунда какая-то, нигде хороших людей нету».

Вот мы видим, что Катарская, условно скажем так, церковь, хотя там не было никакой церкви, мы об этом говорили в первый раз, не выступает со своей стороны этим вот стержнем, каким выступала Католическая церковь для крестовых походов. Т.е., да, они участвуют, да, конечно, простые катары-то ещё как воюют, потому что они не совершенные – да, конечно, нехорошо проливать кровь, но, извините, приходится. Католикам тоже её нехорошо проливать, для этого приходится какие-то, знаете, штуки придумывать, оправдывая вообще-то совершение смертного греха. Смертный грех – он потому смертный, что в нём невозможно исповедоваться, его Бог не прощает. Т.е. Бог-то и простил бы, но ты уже убил собственную душу, а раз ты убил собственную душу, то, простите, а что мы теперь тебе прощать будем? Ничего, поэтому прямо после этого ты попадёшь в ад навсегда. Вот Римская католическая церковь придумывает всякие хитрые штуки, потому что вот есть, оказывается, справедливая война, когда можно убивать и даже нужно, это хорошо и правильно, а катары вот на такое не идут, не придумывают таких штук.

Д.Ю. Странно – все придумывают.

Клим Жуков. Это было связано, опять же, с чисто экономическими факторами, которые просто не дали катарам превратиться в национальную единую церковь, потому что если Римская католическая церковь превратилась даже не в национальную, а в универсальную церковь, то катары, которые явились прямым порождением невероятной вольности, которая происходила из самодостаточности, из самоуправляемости местных общин, которые были богаты, которые жили в очень хорошем климате и ландшафте, которым, в общем, не сильно нужны были окружающие какие-то люди, с которыми нужно было бы объединяться, в т.ч. и на идеологический почве, это всё породило, да, колоссальный взлёт культуры, в общем, немалые достоинства этой самой Катарской, условно, церкви, ну по крайней мере, вот они, как минимум, делали то, что говорили – это уже дорогого стоит, но оно же позволило им соединиться, потому что а зачем им было соединяться? Ну а дальше, как мы знаем, «идея, овладевшая тысячами, превращается в материальную силу» - дальше они не могли поступиться принципами, потому что вот мы там с конца 10 века вот такое проповедуем и так живём, но как только мы поступимся принципами – всё, мы перестанем быть совершенными, мы перестанем быть, собственно, чистыми. И это уже со своей стороны, со стороны идеологии не давало выступить в качестве объединяющей именно военной силы, ну или по крайней мере, военно-пропагандистской силы. Поэтому катары фактически не сопротивляются, сопротивляются те, которые считают наличие у себя катаров признаком независимости: т.е. вот у нас есть наши католики, наши катары, вальденсы, и проч., я их сеньор, и только я решаю, что с ними делать. Вы, дорогие французы, этого решать не можете.

Д.Ю. Ну, сейчас пропаганда работает не так, да.

Клим Жуков. А вот потому что, я повторюсь, это очень специфические, уникальные для Франции, во многом для всей Европы условия, в которых существовала Окситания. Мы об этом говорили в первом нашем ролике, позапрошлом. Это была, да, уникальная территория, которая в т.ч. дала и светскую культуру в то время, когда со светской культурой было очень плохо всё буквально по всей Европе – ну что там: «Песнь о Роланде», «Песнь о Беовульфе», эпосы – всё, а тут тебе роман, стихи самые разные, новые стихотворные размеры, музыка – светская культура, в т.ч. она укоренила там ересь, потому что города были самоуправляемые, общины были самоуправляемые, а значит, и идеология у них была своя. Ну вот оно же сыграло злую шутку, потому что мракобесная Франция оказалась куда более монолитной и сплочённой силой, которая в конце концов передавила юг Франции не военным способом, а экономически, потому что соединённая, даже слабая, феодальная экономика оказалась сильнее в тотальной войне, чем экономика пускай очень богатой территории, но разъединённая экономика.

Д.Ю. Жалко парней, просто жалко!

Клим Жуков. Ну вот что: 20 лет войны, в 1229 году Раймонд Седьмой вынужден ехать в пригород Парижа Мо и заключать там договор в Мо, по которому, самое главное, он выдавал свою единственную наследницу, дочь за француза, т.е. на этом прекратилась вообще династия Сен-Жилей. Т.е. вот эта вот Каролингская династия прекращает своё существование, и Франция соединяется со своей южной частью. Т.е. очень мало мы знаем вообще истории в феодальные Средние века в Европе, когда настолько огромная территория была именно завоёвана, потому что завоевать, как правило, феодальная армия ничего не может, она может разорить, может захватить город, но покорить такую территорию почти невозможно. Вот мы знаем, да, гигантское завоевание предприняли, например, арабы в Испании, знаменитая Конкиста, просто потому что их туда не войска пришли, а народ целый переселился, и они просто могли это заселить. Но мы видим же – Столетняя война между Англией и Францией, когда эти феодальные армии шарахаются по территориям друг друга, режут, жгут, насилуют, убивают, воюют, но это не приводит буквально ни к чему, ну там захватили город, захватили два города, три города, но удержание этой территории было возможно только в том смысле, что французы воевали с французами, им было всё равно, кто у тебя там сверху сидит, вот решительно всё равно, потому что Столетняя война – это война между французами и французами. Если бы французы попытались завоевать Англию, именно остров, вот они бы там горя хапнули, точно совершенно, точно так же, как горя хапнули французские крестоносцы. А вот Окситания, повторюсь, это не французская территория и по языку, и по этническому составу, в т.ч. и частично по религиозному вероисповеданию, захватить её было невероятно тяжело, 20 лет усилий потребовалось, чтобы привести их под свою руку. Но под свою руку они, конечно, привели территорию, но не привели местных феодалов и не привели катаров в чувство, потому что там была учреждена инквизиция, т.е. натурально запылали костры, т.е. людей начали, ну конечно, не в промышленных масштабах, но в весьма заметных масштабах публично убивать самым жестоким образом. Причём, опять же, тут нельзя не проникнуться уважением к катарам, которые точно знали, что им грозит, но не шли на сделки.

Д.Ю. Были крепки в вере.

Клим Жуков. Да, т.е. именно совершенные очень часто, несмотря на то, что, да, вот им сейчас будет епитимья – там, 500 раз «Отче наш», и гуляй, инквизиция же это в первую очередь имела в виду, а вот уже за рецидив, за злостное нарушение закона, да, полагался костёр. Вот они шли на костёр.

Д.Ю. Отважные!

Клим Жуков. Справиться с такими людьми очень трудно, прямо скажем, потому что мы знаем, как, например, у нас на Руси, когда великие князья пытались привести в чувство, например, каких-нибудь…

Д.Ю. Староверов?

Клим Жуков. …печерских монахов… Ещё нет, вот тогда же, в 13 веке, ну просто потому что там владыка высказывался о князе нехорошо. Князь там: «Что?! Да я его убью!» Владыке докладывают, что «сейчас князь тебя, видимо, убьёт», он говорит: «Так это же отлично! Неплохо бы, чтобы помучил сначала, потому что если помучает, то я же сразу в рай попаду, а если просто убьёт – тогда же я не знаю, может, и не попаду». Вот как с такими людьми можно бороться? Если бы эти вот катары проповедовали какую-то несколько более агрессивную регалию, как, например, мусульмане, которым не только можно было убивать, но если это неверные, то ещё и обязательно нужно…

Д.Ю. Нужно, да, для их же пользы, что характерно.

Клим Жуков. Конечно, чтобы вырвать их из лап Сатаны. Ну, конечно с катарами было бы очень тяжело справиться, а скорее всего даже невозможно. Но они, вот да, были непротивленцы, чего нельзя сказать о местных феодалах, конечно, для которых поддержка катаров, повторюсь, это была декларация о независимости. Ну и мы знаем, что последний оплот катаров – это замок Монсегюр, который французы очень долго не могли взять просто по причине крайней его труднодоступности – ну так это же 1240-е годы.

Д.Ю. Ого!

Клим Жуков. Т.е. это после 1229 года больше 10 лет прошло, а сопротивление продолжалось на местах. Т.е., да, вроде бы как регион полностью покорён, но это ничего не значит, повторюсь, потому что собственная низовая инициатива никуда не делась. Катары, причём, да, активно бежали в Ломбардию, в Италию, и обратно на Балканы, откуда, собственно, во многом их идеология и пришла, где, да, с некоторыми отличиями еретики, но они чувствовали, что это какие-то родственные им люди. Они туда активно сбегали.

Ну а на юге Франции последние выступления вообще противофранцузские под катарскими знамёнами вообще в 14 веке аж происходили, и в 14 веке ещё сжигали катаров на кострах.

Д.Ю. А сейчас они как?

Клим Жуков. Сейчас катарские общины есть в Северной Италии.

Д.Ю. Ну т.е. никому уже не интересно?

Клим Жуков. Не, ну это же просто обычные… ну там вот баптисты, анабаптисты, фигисты какие-нибудь, там, мормоны, амиши, катары – ну какая разница, Господи? Сейчас же всем всё равно, просто потому что в Средние века чисто политический вес Церкви был настолько велик, что нам сейчас даже и представить себе невозможно. Сейчас у Церкви даже в самом лучшем случае, вот, например, в России, где она пользуется большой государственной поддержкой со всех сторон, у ней и процента нет того веса и значения, какое оно было в Средние века, потому что в Средние века Церковь – это весь идеологический аппарат, который… ну почти весь идеологический аппарат, который вообще есть, и ещё и огромная часть административного аппарата. Сейчас… Да, и что важно, конечно – это ещё и определение национальной самости, потому что никакой нации вообще не существует, и определение «свой-чужой» происходит по религиозному признаку, другого-то нет. При этом она подменяла собой науку, в силу того, что не было науки как таковой, и способов рефлексии над окружающим миром было очень ограниченное количество, т.е. Церковь – это образование, администрация, политика, идеология, ну это невероятно важное что-то. Теперь ну что такое Церковь? Ну вот есть странно одетые люди, которые верят в невидимых друзей. Если ты разделяешь их такую веру – так пожалуйста, разделяй. Но что бы сейчас ни делала Церковь, ей физически невозможно занять того положения, которое она занимала в эпоху крайне низкого экономического базиса и крайне низкого из-за этого развития науки и техники. Ну вот, да, так вот с катарами вроде мы расправились.

Д.Ю. Атас! Какие-то бездны каждый раз, Клим Саныч. Вроде какая-то херня, а как копнёшь – туши свет! Крепок Папа был, добавлю! В прошлый раз поразился: это ж надо такие массы народу в движение приводить! Ну и не мытьём, так катаньем, как ты там ни противься, а супротив такой силищи не устоять.

Клим Жуков. Объединяться надо было. На каком-то признаке надо было объединяться, но это просто было невозможно, это сейчас мы понимаем: надо было бы – а как?

Д.Ю. Ну если непротивление – ну вот результат вашего непротивления. А вокруг злые люди, и что ты там непротивляться-то будешь? Сколько убили в итоге – ради чего всё было? Непонятно.

Клим Жуков. Ради денег!

Д.Ю. А, это да!

Клим Жуков. Это как раз понятно, о чём уже тогда никаких сомнений ни у кого не было, о чём прямым текстом несчастный Роже Бернар де Фуа высказывался на Латеранском соборе – типа, да вы же за деньгами пришли.

Д.Ю. Не открутитесь, блин! Спасибо, Клим Саныч.

Клим Жуков. Стараемся.

Д.Ю. А ещё дальше-то что-то осталось, нет?

Клим Жуков. Да, мы должны поговорить про рыцарские ордена, мы ещё в «Мире Крестовых походов» этот важнейший фактор не рассмотрели.

Д.Ю. Тамплиеры-госпитальеры?

Клим Жуков. Да.

Д.Ю. Масоны, жидомасоны?

Клим Жуков. Жидомасоны – обязательно!

Д.Ю. Обязательно, да, без этого… Хорошо, спасибо. А на сегодня всё.


В новостях

11.12.19 16:06 Клим Жуков о крестовых походах: От альбигойской реконкисты до разгрома катаров, комментарии: 19


Правила | Регистрация | Поиск | Мне пишут | Поделиться ссылкой

Комментарий появится на сайте только после проверки модератором!
имя:

пароль:

забыл пароль?
я с форума!


комментарий:
Перед цитированием выделяй нужный фрагмент текста. Оверквотинг - зло.

выделение     транслит



Goblin EnterTorMent © | заслать письмо | цурюк