Если в двух словах, перевод Успенского не просто ужасен – он вообще находится за пределами добра и зла.
Для начала – «осовременивания» не получилось. Несмотря на все заверения Успенского о необходимости вычистить устаревшие слова, непонятные современным детям, сам он на первых же страницах лунгинское «Бетан крикнула ему «Вытри нос!» заменяет собственным «Сестра Беттан сказала: «Ты хлюпаешь носом, как старый дедушка галошами». Ну да бог с ними, с галошами, но чуть позже Филле выталкивает Рулле в сени – это в квартире-то – и здесь банальной справкой родителям никак не обойтись.
Во-вторых, попытки переводчика имитировать современный жаргон вызывают не раздражение даже, а жалость, поскольку выдержаны в стилистике «с одесского кичмана бежали два жигана»: «чувствую, я склонен устроить маленький шухер», «гнал Рулле, чтобы вмазать ему еще и еще», «а можно подухариться с пожарниками?». Апофеозом, конечно, выступает песенка Карлсона, заменившая классическую:
Пусть все кругом
Горит огнем,
А мы с тобой споем:
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнем…
В новом исполнении она звучит весьма неожиданно, можно даже сказать – смело:
Чтобы выстрелы гремели и весело мне было,
Тоц-тоц-первертоц, бабушка здорова.
И два десятка пышечек ко мне бы привалило,
Тоц-тоц-первертоц, кушает компот…
Чует сердце, страшной силы будет произведение. Ибо возможности для улучшения текста — беспредельные. Конечно, правильнее было бы полностью адаптировать текст путём переноса действия в Россию, в Москву. Малыш был бы воспитанным мальчиком из интеллигентной семьи, проживающим в квартире расстрелянного при Сталине дедушки. А парень с моторчиком оказался бы вором-форточником Карлсонидзе, который не только умеет летать, но и действительно сильно (и часто) любит маленького мальчика.
Со стишка — просто валялся. Это, если кто вдруг не знает, из известной песни:
Как на Дерибасовской,
Угол Ришельевской,
В восемь часов вечера
Разнеслася весть,
Что у нашей бабушки,
Бабушки-старушки,
Шестеро налётчиков
Отобрали честь.