Михалков: Вот, например, история. Солдатик, мальчик, получил 56 ранений. Восемь месяцев его выхаживали в госпитале. Выходили, одели, обули, всем госпиталем провожали, посадили в грузовик. Но он проехал 400 метров, и вдруг на глазах всех врачей и медсестер бомба упала на грузовик. И все. Почему так?! Другой случай: в атаку бежит капитан, попадает под минометный обстрел, три осколка срезают звездочку на пилотке, пряжку на ремне и каблук. Как это? Или вот в Афгане была такая история. Парень за молоком ездил. Увидел удавчиков маленьких на дороге. Взял миску, налил им молока. Едет в следующий раз — миска стоит, молока нет. Еще налил. Так продолжалось месяц, два. И вот едет он как-то раз, остановился у миски, а удав его — р-р-раз, взял, скрутил — и в кусты потащил, в колючки. И держит его три часа. Парень за эти три часа поседел. А когда удав его отпустил и солдат, шатаясь, ничего не соображая, вернулся в лагерь, то увидел, что лагерь вырезан. Весь. Никого в живых не осталось.
Елена Ванина: Как вам, собственно, фестиваль? Вы видите, как он меняется, куда движется?
Никита Михалков: Понимаете, для меня чем больше в фестивале рутины — тем лучше. Это показатель стабильности. Когда мы взяли ММКФ, фестиваля вообще не было. Он лежал — мы его подняли. И первые годы приходилось заниматься исключительно хозяйственными делами. Машины, визы, таможня… Вся инфраструктура была разрушена. Раньше, когда фестиваль был государственным, все работало как часы. Пограничники, КГБ, МВД, ЦК КПСС — все работало! А потом все рухнуло. Для нас самое главное было — ввести фестиваль в некое русло, чтобы критики не жаловались, что буклетов не хватает, чтобы сеансы не менялись абы как. Десять лет назад знаете, как было? Билеты вообще никому не были нужны. «Где гуляем, где квасим?» Я помню это — когда все едут за город, какой-то олигарх что-то устраивает — слоны, тигры, ужас какой-то! А сейчас на тусовку не затащишь. «Придешь?» — «Не могу, буду кино смотреть». Но главная проблема фестиваля — то, что у нас нет прописки.
Ванина: Вы думаете, это главная проблема?
Михалков: Убежден! Большой фестиваль не может работать два-три месяца в году. Штаб должен круглый год ездить по миру, собирать картины, договариваться, приглашать. И потом, вы даже представить себе не можете, что такое организовать фестиваль в этой части Москвы. Здесь невозможно подъехать, припарковаться. Мало того — это режимное место! Трасса номер один для правительства, для президента. Здесь ФСО работает круглосуточно — значит, здесь все время существует, так сказать, напряжение. Поэтому нужно свое место, где проходят все программы и пресс-конференции. Где, может быть, есть небольшая гостиница — хотя бы для VIP-персон. Мне предлагали — давай в Бирюлево, чудное, хорошее место. Но я отказываюсь. Да, парк — но проехать туда невозможно.
Ванина: Зато новый район бы освоили. В Бирюлево бы жизнь появилась.
Михалков: Правильно, но пока там жизнь появится — фестиваль умрет. И потом, для меня важно чисто эстетически, чтобы была вода. Совсем другое ощущение, когда люди могут выйти из зала на пирс, когда можно гостей привезти на трамвайчике, когда дорожка начинается с воды… Это же мечта. И место вроде бы найдено и вроде бы нам обещано. И тогда… Я уверен, и кино по-другому заиграет.
Горбачев: Скажите, а вам не видится вот такой парадокс: все последние годы на ММКФ обсуждаются исключительно внеконкурсные вещи. Ретроспективы, какие-то специальные программы. Конкурс вообще как будто никому не интересен — а по идее, центром-то фестиваля именно он должен быть.
«Мне предлагали — давай в Бирюлево, чудное, хорошее место. Но я отказываюсь»
Михалков: Неправда. Я захожу на конкурсную картину — ну полный зал! Этого не было десять лет назад! И потом — я был в жюри очень разных больших фестивалей. Уверяю вас, что программы там не всегда были идеальными. Другое дело в Пекине. Я там был председателем жюри и был шокирован просто: что ни картина — то шедевр! Спустил всех собак на Разлогова, стал говорить — ты что?! А он отвечает: «Дорогой! Это картины, которые уже получали призы в Берлине, в Торонто. А мы фестиваль премьерного фильма, мы обязаны конкурсную программу складывать только из премьерных показов».
Ванина: Вам не кажется, что это вам мешает?
Михалков: Кажется. Но если от этого отказаться — мы перестанем быть фестивалем класса А. А на такой фестиваль Брэд Питт не привез бы европейскую премьеру картины. Слушайте, ну ладно вам. Фестиваль — это что такое? Это хорошее кино. Полный расклад мирового кинематографа вы получаете. Ну и какая разница — в конкурсе это, вне конкурса? Какая разница?! Если я могу посмотреть 12 картин Бертолуччи…
Ванина: Ну раз неважно, конкурс или нет, надо делать фестиваль максимально зрительским.
Михалков: Послушайте, ну ни одного места у нас свободного нет, вот что творится! Кондиционеры все рухнули от такого количества людей! А чтобы максимально удобным — это мы опять возвращаемся к фестивальному центру. Вот и все. А так у меня один критерий: ты открываешь дверь, заходишь — идет кино, сидит полный зал людей. Открываешь другую — там то же самое. Это и есть фестиваль! А все остальное при отсутствии кинорынка нам, конечно, труднее сделать. А о нем можно говорить, только когда в городах-стотысячниках появятся кинотеатры с электронным билетом. Когда прекратится скачивание из интернета. Вот тогда и появится.
Ванина: Давайте немного отвлечемся от фестиваля. У меня возникло ощущение, что вся эта история с «Утомленными солнцем-2» вас как-то очень глубоко лично задела. Никогда не видела, чтобы вы так много отвечали на нападки, претензии…
Михалков: Не могу с этим согласиться. Вот вы пришли ко мне, о чем-то спрашиваете, а я высказываю свою точку зрения в надежде, что вы меня услышите. Восемь лет 300 человек работали над картиной. Ну за восемь лет они могли бы понять, фуфло они делают или нет? Представьте, последний день. Вроде все сняли. И тут вдруг кто-то подбегает: «Ой, погодите, а вы еще хотели снять крупный план мышки». Сняли. Ну, все. И тут снова: «Ой, слушайте, а вот еще проезд». Они не хотели заканчивать работу! Это важнее любой херни, которую про меня пишут или говорят. Была только одна системная ошибка — и я в ней, наверное, виноват. Это не кино про войну. Это притча и сказка о том, что мир целостен. Паучок, мышка, комарик, солдаты, немцы, наши… Притом поверьте, что каждая метафора имеет под собой основу. Каждая. И когда мне там плевали в лицо — как это так, с палками на крепость, туда-сюда?! Читайте книжку Соколова про Жукова и найдете свидетельство о «черной пехоте», там все написано. Моя ошибка заключается только в том, что я не дал камертон. Хотя все равно нашлись бы люди, которым было бы на этот камертон плевать — потому что картину начали мочить за 8 месяцев до выхода. Трейлер двухминутный — ну смешно же, да? А тут — «бу! дыщ! ау! Говно, кошмарная картина!»
Ванина: А вам не кажется, что Вторая мировая — вообще довольно болезненная сейчас тема? Такое ощущение, что общество в принципе не готово о ней разговаривать. Долгое время это было национальной идей — Великая Победа, парады; а теперь, стоит сделать шаг в сторону и начать смотреть на нее чуть по-другому, мы сразу на мины натыкаемся.
Михалков: Согласен. Дело в том, что стабильное общество было тогда, когда и у власти, и под властью жили люди, которые помнили войну. Она была одна на всех. Они этой войной «аукались». А стали уходить — и аукаться стало нечем и некому. Именно поэтому я снял картину с абсолютно другим взглядом на войну. Это ж русский фольклор! Это сказка, «Конек-Горбунок», «По щучьему велению». Мы же все равно живем в фольклоре. У покойного Паши Лебешева, моего гениального оператора, была одна мечта: автомат, в который кидаешь 15 копеек — а выпадает три миллиона. Мы же фольклорный народ!
«Это ж русский фольклор! Это сказка, «Конек-Горбунок», «По щучьему велению»
Горбачев: Вы не читали такую книгу — «Мифогенная любовь каст»? Там как раз Великая Отечественная описана через фольклор. У меня «Цитадель» с ней прямо зарифмовалась.
Михалков: Нет. Но я много читал такой, чудной литературы…
Горбачев: Это как раз предельно чудная.
Михалков: Ну замечательно. Обязательно прочту, это интересно. Вот, например, история. Солдатик, мальчик, получил 56 ранений. Восемь месяцев его выхаживали в госпитале. Выходили, одели, обули, всем госпиталем провожали, посадили в грузовик. Но он проехал 400 метров, и вдруг на глазах всех врачей и медсестер бомба упала на грузовик. И все. Почему так?! Другой случай: в атаку бежит капитан, попадает под минометный обстрел, три осколка срезают звездочку на пилотке, пряжку на ремне и каблук. Как это? Или вот в Афгане была такая история. Парень за молоком ездил. Увидел удавчиков маленьких на дороге. Взял миску, налил им молока. Едет в следующий раз — миска стоит, молока нет. Еще налил. Так продолжалось месяц, два. И вот едет он как-то раз, остановился у миски, а удав его — р-р-раз, взял, скрутил — и в кусты потащил, в колючки. И держит его три часа. Парень за эти три часа поседел. А когда удав его отпустил и солдат, шатаясь, ничего не соображая, вернулся в лагерь, то увидел, что лагерь вырезан. Весь. Никого в живых не осталось. Понимаете, меня интересовал Бог на войне. Где Он? В России говорят, кто верит в случайность, не верит в Бога. Вы знаете… Фуфло может выдать себя за настоящее, но оно все равно фуфлом останется, а настоящее, как бы его не поливали, все равно останется настоящим. Для этого просто нужно время. Вот почему я спокоен. Время — сестра правды.
Горбачев: Вы сказали, что фильм начали мочить за восемь месяцев до выхода. Ну а неужели вы сами этого не могли ожидать? Учитывая, как вы пылко высказываете ваши взгляды, учитывая, что это за взгляды, неудивительно, что, условно, либеральная публика заведомо очень саркастически к вам настроена, нет? Я не имею в виду, что они правы, но удивляться-то тут нечему.
Михалков: Саша… Слушайте, я не хочу развивать эту тему. Скажу только, что, увидев этот набор публикаций, попросил моих товарищей из Института социологических исследований проанализировать. Мне стало интересно, почему Le Figaro, почему Le Parisien, почему Los Angeles Times пишут разгромные рецензии? Картина не была в Лос-Анджелесе никогда, а ее мочат не видя. И я получил от них анализ. Это очень интересно. Но распространяться о нем я не буду!
Горбачев: Я вообще немного другое имел в виду. Все-таки ваши фильмы всегда были во многом интеллигенции адресованы, мне так кажется. А теперь ваша же аудитория вас заведомо отвергает.
Михалков: А вы уверены, что интеллигенция осталась такой же, как и тогда, когда она принимала мои фильмы? Мы все меняемся. Я терплю вашу точку зрения. И высказываю свою — и в кино, и сейчас. Так давайте спорить, только не надо лгать, подтасовывать, подменять одно другим.
Ванина: Давайте о ваших взглядах тогда. Они, в общем, известны. Вы линию государства в целом одобряете. Но вот смотрите — буквально на днях депутат Яровая предложила законопроект, который будет регулировать разговоры о Великой Отечественной войне. И те разговоры, которые не соответствуют нашему патриотическому духу, хорошо бы заткнуть. То есть штрафовать за них или даже сажать. Ваш фильм-то мог бы вполне под такой закон подпасть.
Михалков: Если рассматривать его как историческую правду — конечно. А если рассматривать его по тем законам, по которым он сделан, — нет. Ну и потом — это мнение Яровой.
Горбачев: Согласно мнению Яровой и ее друзей уже много законов принято. Вот хотя бы оскорбление чувств верующих — при желании, мне кажется, под него можно и последнюю сцену «Предстояния» подвести.
Михалков: Подождите. Этот вопрос будет когда-нибудь стоять в Соединенных Штатах Америки?
Горбачев: При чем тут Соединенные Штаты Америки?!
Михалков: Объясню. Мы говорим о цензуре, о самоцензуре. Там существуют непреложные вещи, которые трогать нельзя. Например, условно говоря, лежать во время исполнения гимна.
Горбачев: Да бросьте, там смеются над чем угодно.
Михалков: Я вам честно скажу. Я не могу понять Яровую. Я ее не знаю. Я снял картину, которая не расходится с моими убеждениями.
Ванина: Ну а когда возникнет этот закон, и вам скажут…
Михалков: Да не возникнет.
Горбачев: Об оскорблении чувств верующих уже возник.
Михалков: А почему вы не думаете о том, что в течение 80 лет эти чувства затаптывались?!
Горбачев: А при чем тут это опять же?!
Михалков: А если вы об этом не думаете, вы не разделяете следствие и причину.
Ванина: Ну смотрите, я верующий человек, я хожу в церковь с детства. Я считаю, что это вредно для церкви, когда она начинает смешиваться с государством и из института нравственного, духовного превращается в карательный. Это какая-то подмена.
Михалков: Послушайте, все можно довести до абсурда. Знаете, в одной летописи XII века написано: мол, что-то не получилось, потому что делалось с «тяжким, звероподобным рвением». Вот у нас, к сожалению, такое часто происходит — здоровое начинание превращается в свою противоположность. Да, я согласен, что и церковь иногда делает глупости на бытовом уровне, но это не снимает проблемы. Когда мне говорят о трогательной наивности Pussy Riot, я хотел бы посмотреть на них у Стены Плача. Я бы посмотрел, что от них осталось. Или бы они пошли в какой-нибудь, знаете, аль-Харам.
Горбачев: Понятно. «Пошли бы они в мечеть». Это значит, что мы должны быть такими же, как ребята, которые в мечети?
Михалков: Это значит, что мы должны так или иначе защитить то, что у нас и так было попрано. Согласитесь, есть некая избирательность. Когда вы оскорбляете чувства верующего исламиста, вы понимаете, что потом на улицу выйти не сможете. Вы говорите — мы не хотим быть как исламисты. Так я вам на это и говорю: если не хотим, давайте мы сами для себя решим, что не надо меня оскорблять и рубить мои иконы, чтобы мне потом не хотелось этим топором разрубить вам голову.
«В одной летописи XII века написано: мол, не получилось, потому что делалось с «тяжким, звероподобным рвением»
Ванина: Ну допустим, но зачем это на законодательном уровне проводить? Разве такие вещи не через образование и культуру стоит развивать?
Михалков: А это потому, что, как Черчилль говорит, мы хотим перепрыгнуть пропасть в два приема. Но вы сейчас говорите о методах. А я говорю о сути. Конечно же, образование — это великая, необходимая вещь. Как говорил мой отец, сегодня дети, завтра — народ. А мама говорила: воспитывать надо, пока поперек кровати лежит. Когда вдоль — уже поздно.
Ванина: Вы два года назад были все время на виду. Сначала фильм, потом выборы, дебаты, что только не. А потом как будто пропали. И теперь снимаете совсем другую историю — вроде как очень частную, маленькую, по «Солнечному удару» Бунина.
Михалков: Нет, это не маленькая история и не частная. Это соединение прозрачного «Солнечного удара» с полными страшной горечи «Окаянными днями». Это очень глобальная история. Которая пытается поставить вопрос, почему произошел 1917-й, 1921-й. Это воспоминания человека, который сидит в Одессе в пункте эвакуации, ждет, когда их отправят оттуда, и в контексте этого лагеря вспоминает тот самый один солнечный день. И в этом солнечном, ничего не значащем дне мы должны найти зачатки того, что привело нас к революционной катастрофе. Эта тема мне очень интересна: где те ростки, которые привели нас к 17 году? Вы понимаете… Я видел, как много художников, осыпаемых лаврами, засыпали под их лепестками. Меня ситуация, которая вокруг меня сейчас существует, заставляет работать, убеждая в своей правоте, — или же прислушиваться к критике, если она справедлива, пытаться ее учесть.
Ванина: А вы не задумывались над тем, что у опытных режиссеров, взрослых, бывает такая распространенная проблема: после определенного момента они как будто теряют чутье. И все.
Михалков: Конечно. И я не исключаю такого абсолютно. Но когда это происходит, режиссер этого не видит. Именно поэтому это так опасно. Знаете, есть казачья пословица: «Слепень, который сидит на жопе скачущей лошади, тоже думает, что он кавалерист». Да, этот вопрос меня волнует. Но есть один критерий, очень важный, я уже говорил. Как работает группа. Когда мир на экране вместе с тобой вдохновленно и жертвенно творят твои товарищи, когда актеры отрываются от земли и парят в воздухе, импровизируя в кадре, когда группа, сняв красивый дубль, аплодирует друг другу, потому что каждый считает себя творцом, как и ты… Это невозможно симулировать. В этот момент абсолютно безразлично, кто и что будет говорить про твою картину, Вообще, режиссер — это вечный выход из положения. И когда выходишь из положения на зубах, на крови, не потому, что будут ругать, а потому, что хочется снимать, это интересно! Когда ты четырьмя камерами после кучи репетиций снимаешь сразу восемь минут, а в середине подзываешь актера, который вышел из кадра, и говоришь ему: зайди обратно и скажи такую фразу. И он заходит, говорит — и этого никто не ждет! А четыре камеры снимают. Вот это сказка, вот это песня. Я вам скажу больше: мне процесс сейчас интереснее результата. Я бы, честно говоря, вообще отправлял бы весь материал кому-нибудь, чтобы они сами монтировали и выпускали. А я бы снимал и снимал…
Про удава пьющего молоко из миски в горах Афганистана - жесть! Круче я слышал байку только про анаконду глотающую людей целиком в уссурийской тайге.
"Ох уж эти сказочки! Ох уж эти сказочники!" (с) м/ф "Падал прошлогодний снег."
> Именно поэтому я снял картину с абсолютно другим взглядом на войну. Это ж русский фольклор! Это сказка, «Конек-Горбунок», «По щучьему велению». Мы же все равно живем в фольклоре.
> Я вам скажу больше: мне процесс сейчас интереснее результата. Я бы, честно говоря, вообще отправлял бы весь материал кому-нибудь, чтобы они сами монтировали и выпускали. А я бы снимал и снимал…
> Читайте книжку Соколова про Жукова и найдете свидетельство о «черной пехоте», там все написано.
Читайте Историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг. (М.: Воениздат, 1960-65 гг., в 6-ти томах). И, возможно, будете нести чуть меньше херни в интервью.
> Трейлер двухминутный — ну смешно же, да?
Да. Оборжались уже от трейлера.
> Именно поэтому я снял картину с абсолютно другим взглядом на войну. Это ж русский фольклор! Это сказка, «Конек-Горбунок», «По щучьему велению».
Нда... Пьяный проспится, дурак никогда.
> У покойного Паши Лебешева, моего гениального оператора, была одна мечта: автомат, в который кидаешь 15 копеек — а выпадает три миллиона.
Вот это я понимаю - мечта! Всякие дураки о космосе мечтают, о мирном атоме, о победе над раком, СПИДом. Глупцы! Люди творческие мечтают исключительно о халяве. И живут на халяву. А потом удивляются, что народ их пидорасами считает.
Камрады, есть психиатры на форуме?Я серьезно. Я ближе к невропатологии.Но такое ощущение, что у Михалкова расщепление сознания или что-то в этом духе. Может, с возрастом проявилось и спрогрессировала какая-то форма шизофрении. Я без всяких шуток.
Вообще конечно интервью - просто пособие для будущих психиатров. Яркий пример неконтролируемого бреда. Удав потащил солдата в кусты и держал 3 часа... Мама дорогая. Ждем нового фильма психбольного.
кстати, вот документальное свидетельство безусловно правдивого случая
Змея
Этот случай стал давно легендой.
На чужой афганской стороне
Жил один солдат с любовью бедной,
Доверялся он одной змее.
И змея его, видать, любила.
Но любовь та странною была.
Каждый день еду ей приносил он.
И она в камнях его ждала.
Его ждала.
А друзья ему все говорили:
"Что тебе за прок змею держать?
Змеи вседу горе приносили.
И нельзя ни в чем им доверять."
Только он не слушал разговоры.
Знай одно - ходил её кормить.
И никто не знал, что очень скоро
Той змее придется отплатить.
Придется отплатить.
И однажды в черный день недели
Навестить змею пришла пора.
Вдруг она обвилась возле шеи
И держала парня до утра.
А когда солдат, весь посидевший,
Поутру вернулся в свой отряд,
Он увидел лагерь обгоревший
И убитых всех своих ребят.
Вспомнил это я не для печали.
Но осталось в память моей:
Там, бывало, змеи выручали,
А здесь бывают люди хуже змей.
Хуже змей...
Привык читать тексты по диагонали, слева направо, между строк и со словрем. После прочтения интервью этого Михалкова резануло глаз(ухо) якобы известное афористическое выражение "Время - сетра правды". Яндексом рамблер отгуглил во все запросы - никто кроме самого Никиты сее идиоматическое не изрекал. Может кто знает - откуда это?
> Я вам скажу больше: мне процесс сейчас интереснее результата. Я бы, честно говоря, вообще отправлял бы весь материал кому-нибудь, чтобы они сами монтировали и выпускали. А я бы снимал и снимал…
Ну теперь все затаили дух в ожидании "шедевров".
> Это очень глобальная история. Которая пытается поставить вопрос, почему произошел 1917-й, 1921-й.
В ожидании новой "правды".
Когда Михалков, в своих "правдивых" "фильмах", грязью народ поливает, это значит у него творческий полёт мысли, художнику типа можно, а когда ему за его "шедевры" претензии, политый "правдой" народ, предъявляет, критикует, рецензирует не в угоду "творцу", так это толпы непонимающих невежд.
Странно, как бы взрослый, образованный мужик и так себя ведёт.
> И в этом солнечном, ничего не значащем дне мы должны найти зачатки того, что привело нас к революционной катастрофе. Эта тема мне очень интересна: где те ростки, которые привели нас к 17 году?
Эх Никитос, говорят, с годами умнеют... Это явно не о тебе. Да еще все эти "мышки-комарики". Просто Адъ.
>Или вот в Афгане была такая история. Парень за молоком ездил. Увидел удавчиков маленьких на дороге. Взял миску, налил им молока. Едет в следующий раз — миска стоит, молока нет. Еще налил. Так продолжалось месяц, два. И вот едет он как-то раз, остановился у миски, а удав его — р-р-раз, взял, скрутил — и в кусты потащил, в колючки. И держит его три часа. Парень за эти три часа поседел. А когда удав его отпустил и солдат, шатаясь, ничего не соображая, вернулся в лагерь, то увидел, что лагерь вырезан. Весь. Никого в живых не осталось.
зоолог изменившимся восторга лицом бежит афганистану
Гражданин Бибигон фантастичен. Афганский молочный удав так и вовсе сделал мой день. [мечтательно вздыхает, по слогам смакую словосочетание карательная психиатрия]
>Я видел, как много художников, осыпаемых лаврами, засыпали под их лепестками.
Ну, я понял, что Михалков занят сейчас Солнечным ударом. Но если лепестки лавров осыпались стремительным домкратом на головы уснувших художников - пора звать санитаров.
> Именно поэтому я снял картину с абсолютно другим взглядом на войну.
Ну да, живых-то свидетелей все меньше и меньше с каждым годом.
На место зарвавшегося творца поставить некому, консультантов нет, тоталитарной цензуры нет -- можно и сказки о "другом взгляде" невозбранно поснимать, да еще и на бюджетные деньги.
> Дело в том, что стабильное общество было тогда, когда и у власти, и под властью жили люди, которые помнили войну. Она была одна на всех. Они этой войной «аукались». А стали уходить — и аукаться стало нечем и некому. Именно поэтому я снял картину с абсолютно другим взглядом на войну.
Почти все ветераны повымёрли? Какой шанс для режиссера!
Меня как зоолога исключительно порадовала история с афганистанским удавом-молокоедом. Считаю, что ее просто необходимо включить в один из будущих проектов Творца для придания пущей реалистичности!!!
Году так в 2009 Михалков в одном из интервью заявил, что он смог бы поднять российский кинематограф если б ему правительство дало 1.000.000.000$.
По этому поводу в КВН пошутили:
"Бюджет американского фильма-катастрофы "2012" составил 250 миллионов долларов. А Никита Михалков попросил у правительства 1 миллиард долларов!
Вопрос: что задумал Михалков, если конец света в 4 раза дешевле?
> Раньше, когда фестиваль был государственным, все работало как часы. Пограничники, КГБ, МВД, ЦК КПСС — все работало! А потом все рухнуло.
Как так? При кровавом режиме все работало как часы? А потом все рухнуло? Не мог Никита Сергеевич такого сказать! Скорее все было наоборот! Это подлог! Абсурд!
[ушел тихо плакать в углу от обиды на кровавых тоталитарных журналистов, которые выворачивают слова Творца как хотят, буквально наизнанку]
> Удав в Афганистане? Душил несколько часов?... Другие истории еще хлеще.
Это он как бы намекает нам что немец, срущий с самолета на лету, и танкисты Гудериана, раздающие шоколадки, - это все тоже сущая правда, как бы невероятно это не казалось! Фольклорист хренов!
> А вот, что хотел сказать Маэстро я нихуя не понял.
Что Котов с железными когтыми на одной руке и черенком от лопаты - в другой, штурмующий вражескую цитадель - это новое прочтнеие "Конька-горбунка", новая русская сказка.
Блин, да его давно пора изолировать от людей - вдруг все это заразно!
Или ещё случай был: в Чечне парень прикормил маленьких таких, зелёных, ну вы знаете, которые не из нашей галактики, так вот они его так и не отпустили!
> А вы не задумывались над тем, что у опытных режиссеров, взрослых, бывает такая распространенная проблема: после определенного момента они как будто теряют чутье. И все.
>
"Ты нюх потерял, Никита!" - говорит корреспондент. Режиссёр соглашается. Хороший финал для интервью. Жалко корреспондент не добавила про совесть, честь, разум и талант.
> Или ещё случай был: в Чечне парень прикормил маленьких таких, зелёных, ну вы знаете, которые не из нашей галактики, так вот они его так и не отпустили!
Феерический поток сознания.
Как он с такой логикой, причинно-следственными связями и явным психическим расстройством умудряется вышибать деньги на своё "творчество"- непонятно.
>Фуфло может выдать себя за настоящее, но оно все равно фуфлом останется
Никита Бесогон изящным движение руки превращается, превращается... В Фуфлогона!!!
> Михалков: А вы уверены, что интеллигенция осталась такой же, как и тогда, когда она принимала мои фильмы?
В ответ так и напрашивается цитата из Н.Носова:
> С тех пор Незнайка перестал играть на трубе.
> - Моей музыки не понимают, - говорил он. - Еще не доросли до моей
музыки. Вот когда дорастут - сами попросят, да поздно будет.
> Но такое ощущение, что у Михалкова расщепление сознания или что-то в этом духе. Может, с возрастом проявилось и спрогрессировала какая-то форма шизофрении.
Именно! Вся советская интеллигенция стала частично неадекватной за годы перестроечного психологического надлома. И Михалков здесь - просто крайний случай, конечный продукт, так сказать. Все таки термин "демшиза" не зря в свое время был придуман, потому как очень точно отражал положение вещей.
Из интервью следует, что дедушка до сих пор воспринимает за святую правду такие "источники", как Соколов, и такие истории, как про солдата и афганского удава. Т.е. старая привычка черпать исторические сведения из разного рода самиздатов никуда не делась, более того, укоренилась и укрепилась. В этой связи становится понятным, откуда в его творениях такое количество отборной ахинеи, вроде эпизодов со срущим в полете летчиком или толпой солдат с черенками, штурмующих "цитадель".
Все, это полная готовальня, дедушка окончательно сбрендил.
Причем запущено все было очень давно, помнится, первые сомнения насчет его вменяемости закрались у меня еще лет 15 назад, когда он во время диалога с кем то в прямом эфире предложил собеседнику спеть "отче наш", и, не дожидаясь ответа, сам затянул первые пару строк. С тех пор процесс только прогрессировал и страшно подумать, до какой стадии все могло дойти.
А вот в интервью с Урмассом Оттом образца года 1988, он еще вполне себе вменяемый чел.
> Дело в том, что стабильное общество было тогда, когда и у власти, и под властью жили люди, которые помнили войну. Она была одна на всех. Они этой войной «аукались». А стали уходить — и аукаться стало нечем и некому. Именно поэтому я снял картину с абсолютно другим взглядом на войну.
>
> Почти все ветераны повымёрли? Какой шанс для режиссера!
Обрати внимание, что до фразы "именно поэтому я снял картину...", все было сказано очень здраво. Как будто говорила пара уцелевших здоровых извилин прежнего Михалкова. А дальше мгновенно пошла ахинея и бред.
Типичная шиза. Дедушка - больной человек, которому можно посочувствовать. Что, однако, ничуть его не оправдывает его за его творения с феерическими высерами на советскую историю.
Это все смешно конечно, кабы не было так грустно. Почему у нас "Великую Правду" про Войну дают снимать таким с позволения сказать людям? Кто после этого по настоящему болен - тот, кто разрешил или кто снял? В конце концов Михалков своими "шедеврами" всю семью свою и друзей накормил, не раз причем, окучив деньги налогоплательщиков, и на дедов этих же налогоплательщиков и нагадил. И кто же в этой ситуации болен?
> Как так? При кровавом режиме все работало как часы? А потом все рухнуло? Не мог Никита Сергеевич такого сказать!
Никита Сергеевич сделал это, героически превозмогая самого себя! В отличие от коварного негодяя Сталина, который мог сказать "нет человека - нет проблемы", но так и не сказал!!!
> Как он с такой логикой, причинно-следственными связями и явным психическим расстройством умудряется вышибать деньги на своё "творчество"- непонятно.
Уважаемый человек дружит с нужными людьми - чего непонятного? Тем более, если принимающие решение о финансировании сами могут иметь с этого свой маленький гешефт! Не за свои же финансируют.
Ух ты, как день удачно начался! Столько нового узнал: "афганский удав", "лепестки лавра", "слепень-кавалерист" - практически готовый сценарий нового шЫдевра.
> Я вам скажу больше: мне процесс сейчас интереснее результата. Я бы, честно говоря, вообще отправлял бы весь материал кому-нибудь, чтобы они сами монтировали и выпускали. А я бы снимал и снимал…
> И тут вдруг кто-то подбегает: «Ой, погодите, а вы еще хотели снять крупный план мышки». Сняли. Ну, все. И тут снова: «Ой, слушайте, а вот еще проезд». Они не хотели заканчивать работу! Это важнее любой херни, которую про меня пишут или говорят.
На журфаке нужно читать курс психиатрии и вводить новую специальность журналист-психиатр. Чтобы можно было читать интервью, а после него сразу диагноз.
> Михалков подчеркнул, что его фильм "Утомленные солнцем 2" многие обвиняли в недостоверности, однако все[!] описанные в фильме события режиссер почерпнул из исторических документов.
Писания Соколова = исторические документы?
> Михалкова тоже не устраивает, когда "исторические личности показаны так, что это разрушает представление человека о своей истории", когда в фильмах делается "не версия, а именно разрушение истории.
Подозреваю, это не про собственные фильмы.
> Если брать "Ивана Грозного" (все версии) - я ни в одной не увидел, что он - грандиозный собиратель страны, потрясающий по знаниям человек
Kaкой молодец! И "утомлённого" Сталина в своих версиях правдиво показал.
Похоже у пациента действительно шизофрения.
Новости
VIP
