Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый день.
Егор Яковлев. Добрый.
Д.Ю. В прошлый раз закончили 1915 годом. Наверное, перейдём к 1916-му?..
Егор Яковлев. Так точно.
Д.Ю. И что там у нас было с союзниками? И были ли у нас союзники?
Егор Яковлев. Союзники были, формальные. Но отношения с ними, столь идиллические в начале Первой мировой войны, неуклонно портились. И помимо латентных конфликтов, которые существовали по поводу дележа мира (в частности, по вопросу Проливов, о котором я рассказывал в одном из предыдущих роликов), существовал ещё очень тяжёлый вопрос о деньгах.
Дело в том, что необеспеченность России финансовыми и промышленными мощностями всё больше и больше выявляли её зависимое состояние внутри Антанты. Россия зависела от Франции и особенно от Англии, которая становилась главным кредитором «Сердечного согласия».
За первый год войны Россия получила от Лондона в долг 90 миллионов фунтов стерлингов. Это около 850 миллионов рублей. Но за год войны одних военных заказов к этому времени Россия разместила на 1 миллиард 800 миллионов рублей, которых не имела в наличии.
А поскольку 1915 год это, как мы помним, тяжелейшее положение на фронте, патронный и снарядный голод, необходимость каким-то образом изыскивать какие-то ресурсы для ведения войны.
Николай II к концу 1915 года отчаянно нуждается в каких-то дополнительных финансах. Поэтому в сентябре 1915 года он идёт на экстраординарные меры и подписывает новое кредитное соглашение с Британией, по которому в течение ближайшего года англичане должны были дать уже достаточно большой кредит в размере 3 миллиардов золотых рублей. Процент по этому кредиту был на 1% выше, чем для остальных клиентов Англии. Но дело было не только в этом.
Давая этот кредит, Англия выторговала у России право на размещение всех заграничных заказов, которые будут оплачены этими деньгами. То есть Россия таким образом фактически утратила часть своего суверенитета. Россия не имела права и не могла, никаким образом повлиять на то, что будет заказывать Англия. Англичане естественно обуславливали это тем, что они давно работают на других рынках, у них есть чёткие представления о том, где нужно заказать, чтобы это точно и в срок было поставлено.
Но реальность оказалась совершенно другой. Причём, здравомыслящие военные специалисты заранее, ещё в течение 1915 года, уверились, что зарубежные поставщики не смогут сработать таким образом, чтобы насытить армию качественным вооружением и сделать это в срок.
Значительную часть всех вооружений англичане заказывали за океаном – в США. Очень важно, что в США они заказывали не напрямую, общаясь с заводчиками – производителями оружия, а через ещё одного посредника, который обладал эксклюзивным правом на размещение военных заказов.
Д.Ю. Кто же это был?
Егор Яковлев. Это была банковская структура Моргана.
Д.Ю. Я уж думал – Ротшильды!
Егор Яковлев. Морган был связан, не с Ротшильдами, связан с Рокфеллерами. Он входил в число крупнейших заокеанских дельцов. Он был важнейшим представителем американского финансового капитала.
И его участие конечно серьёзнейшим образом удорожало военные заказы. То есть помимо англичан, которые прибавляли себе, была ещё и наценка от Моргана. И всю пагубность этого положения дел в России осознавали ещё до этого соглашения.
В частности, у нас есть такие документы, как сообщения начальника Особой распорядительной комиссии по артиллерии генерала Сапожникова, который ещё в июне 1915 года слал тревожные послания в Ставку. Он писал:
«Постоянный захват банкирским домом Моргана монополии на заказы союзных правительств, несомненно, является в высшей степени прискорбным явлением. При передаче военных заказов Моргану военно-торговые интересы страдают весьма сильно, что подтверждается неоднократно выражавшимся в английском парламенте негодованием на деятельность этой фирмы и современным печальным состоянием снабжения английской армии на театре войны. Дальнейшее развитие этой монополии, несомненно, может отразиться неблагоприятно и на наших будущих заказах, так как отвлечёт в группу Моргана многих крупных поставщиков, заинтересованных преувеличенной прибылью. Насколько мне известно, финансирование наших заказов в Америке и в настоящее время уже находится исключительно в руках группы Моргана, что, несомненно, даст ей громадное влияние на рынок.
Обезвредить Моргана с нашей стороны можно было бы путем отнятия у него такой монополии нашего финансирования в Америке и обращения к другим банкирам.»
При этом Сапожников приводил примеры циничности этого заокеанского дельца. Он писал:
«Заказ на прессованный пироксилин был дан заводу, у которого не было прессов; пулемёты Браунинга-Кольта предполагалось покупать и заказывать у несуществующего завода.»
При этом, сотрудники Моргана ещё и отказывались российским военным представителям в Америке копии контрактов. Т.е. им было непонятно вообще, чего они там на заказывали. Сотрудники Моргана объясняли это тем, что у них есть соглашение с англичанами, но не с русскими.
После сентябрьского договора изменить что-либо в положении дел стало в принципе невозможно, так как право зарубежного заказа было закреплено за Британией, а она продолжала делать бизнес с Морганами.
Д.Ю. Завод без прессов, мне немедленно вспоминается известный перестроечный анекдот, когда встречаются два русских бизнесмена, один продаёт вагон фуа-гра, другой – покупает его за миллион долларов. Ударяют по рукам и разбегаются: один – искать вагон фуа-гра, а другой – миллион долларов.
Очень похоже.
Егор Яковлев. Да, да. Вот примерно так всё и происходило за океаном.
Д.Ю. Но это же люди настолько высокого уровня. Морган — это же банкир, при чудовищных средствах, а тут какое-то натурально кидалово…
И чем же всё это завершилось в итоге?
Егор Яковлев. Сейчас посмотрим.
Тут достаточно просто объяснить, чем завершилось, потому что всё вообще ясно.
Но это не всё. Помимо того, что всё стоило дорого и сначала брались заказы, а потом уже начинали думать, как это сделать, это ещё не всё.
Никакого выполнения заказа в срок не было, всё происходило, скорее, наоборот. И это было опять же, понятно ещё до сентября 1915 года. Тот же Сапожников попытался встать на пути у британского военного министра графа Китчнера (Herbert Kitchener), который лоббировал размещение заказа на 5 миллионов шрапнелей в Британской Канаде. Делал это Китчнер не сам, а через британского военного атташе генерала Нокса (Alfred Knox).
Но Сапожников, уже по опыту поняв, к чему всё идёт, настаивал на отказе. Но Китчнер напрямую обратился к тогдашнему Верховному Главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, дал ему честное слово, что всё будет сделано в срок и это решило дело в пользу англичан. Естественно, ничего в срок было не готово и такая ситуация сохранялась до конца войны.
«Из заказанных трёхсот тысяч винтовок фирме Винчестер, полтора миллиона фирме Ремингтон и 1,8 миллиона фирме Вестингхаус, только первая выполнила заказ в установленный срок – к марту 1917 года, что касается двух других, то к этому сроку выполнено всего было по 10% заказа.»
Д.Ю. Сильно.
Егор Яковлев. И надо сказать, что все военные министры то сухо, то с неприкрытым отчаянием говорили о том, что эти сроки, по заказам размещённым за рубежом, практически не выполняются.
Самые отчаянные слова принадлежат последнему военному министру России перед Октябрьской революцией Александру Ивановичу Верховскому, который на совещании Временного правительства 19 октября 1917 года говорил об этом прямо (мы в одной из следующих программ подробно разберём это выступление Верховского). Самое удивительное, что на этом совещании он внёс предложение заключить с немцами сепаратный мир. (За это он был уволен и этот факт стал на самом деле спусковым крючком к выступлению большевиков – именно увольнение Верховского. Но это мы будем анализировать потом подробно.) А сейчас для себя отметим, что на протяжении практически всей войны все военные деятели Российской Империи и потом Временного правительства констатировали, что размещённые за рубежом заказы не были выполнены в срок и качественно.
То, что отношения с Англией значительно усложнились мы видим по переписке царя и императрицы, очень характерно.
Например. 5 июня 1916 года вышеупомянутый граф Китчнер погиб. Он плыл на крейсере «Хэмпшир» в Россию на переговоры и его корабль подорвался на морской мине, установленной немецкой подводной лодкой у Оркнейских островов. Недолго проплыл ещё. С крейсера спаслось всего 18 или 20 человек, Китчнера среди них не было.
И вот интересно, как царь и царица обсуждают смерть британского военного министра в своей переписке. Николай II с симпатией относился к Китчнеру, назвал его в письме «нашим самым верным другом из Англии», в ответ императрица передала ему мнение Распутина, не столь лестное для усопшего. Она писала:
«По мнению нашего Друга для нас хорошо, что Китчнер погиб, так как позже он мог бы причинить вред России" и "…нет беды в том, что вместе с ним погибли его бумаги. Видишь ли, Его (то есть Распутина) всегда страшит Англия, какой она будет по окончании войны, когда начнутся мирные переговоры.»
Позже появился салонный слух, что именно Александра Фёдоровна передала немцам информацию о маршруте Китчнера и поэтому немцы его так удачно подорвали. Надо сказать, что это конечно полный абсурд, но антианглийские настроения в окружении императрицы абсурдом не были.
И тут сыграла роль Англии в так называемом «польском вопросе». Как вы помните, как, наверное, помнят зрители, в 1915 году вся территория русской Польши была оккупирована немецкими войсками. И немцы, стремясь привлечь поляков на свою сторону, готовили (и в Петербурге об этом знали) провозглашение независимости Польши. На это нужно было как-то реагировать. И министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов предлагал сделать следующее. Независимость Польши, наверное, не стоит объявлять, говорил он, давайте дадим полякам широкую автономию – пусть будет независимое государство, но в составе Российской Империи. Собственно, возможно, как это было на заре вхождения Польши в Российскую империю при Александре I – там было Царство Польское, со своим Сеймом, это была фактически такая, личная уния. Потом, после польских восстаний, кровавых, тяжёлых, которые подавлялись с большим трудом, все практически государственные польские права были ликвидированы, и Польша стала просто краем в составе Российской Империи.
Теперь Сазонов предлагал восстановить польскую государственность, тоже в составе России, но дать полякам широкую автономию, сохранив за собой контроль за внешней политикой, армией и финансами. Всё остальное – пусть поляки сами делают.
Казалось бы, рациональное предложение. Но императрица истолковала это как подрыв государственных устоев. Она обвинила Сазонова в том, что он «трус перед Европой и парламентарист» и настойчиво порекомендовала царю немедленно найти Сазонову преемника.
Она писала:
«Необходимо, чтобы он (преемник) уже теперь ознакомился с делами и был настороже, чтобы на нас позднее не насела Англия и чтобы мы могли быть твёрдыми при окончательном обсуждении вопроса о мире.»
Причём тут Англия? Англия поддерживала проект Сазонова. Англичане считали, что это рационально. Потому что англичан весьма беспокоило усиление Германии, и они хотели таким образом выбить козырь у своего противника.
Надо сказать, что императрица конечно была глубоко неправа. Хотя Сазонов и был, не сказать, что англоманом, он был просто сторонником союза с Антантой, но обвинять его в том, что он «трус перед Европой» было невозможно. Я напомню, может кто-то забыл, что именно Сазонов, причём, достаточно жёстко, фактически шантажируя англичан и французов своей отставкой, вынудил их к подписанию соглашения о передаче России Константинополя и Проливов, хотя и с определёнными условиями. Но тем не менее, это соглашение 1915 года могло бы стать при определённых раскладах очень серьёзным аргументом на будущих мирных переговорах.
Однако, симпатии, которые к Сазонову питали союзники и в первую очередь Англии Джордж Бьюкенен (George Buchanan), склонили чашу весов не в его пользу. Причём, отставка министра была обставлена довольно унизительно – Николай II объявил о ней не на личной аудиенции, а частным письмом, которое он прислал ему на отдых в Финляндию, куда Сазонов уехал, будучи в полной уверенности, что император поддержал его «польскую программу». (Ну вообще, Николай увольнять не очень умел – после его увольнений многие были обижены.)
Уход Сазонова очень сильно подорвал доверие к России со стороны англичан и французов.
Д.Ю. Неужели так крепко завязаны на конкретную личность? Он же всё-таки представитель государственных интересов.
Егор Яковлев. В данном случае дело было вот в чём. Если помните, в 1915 году, когда речь шла о Константинополе и Проливах, Сазонов, буквально вырывая у англичан и французов согласие на передачу России этих территорий, заявило им следующее: если вы не согласитесь, я – уйду в отставку и на моё место может прийти кто-нибудь, кто не питает таких больших симпатий к «Союзу сердечного согласия». Намёк был, во всяком случае англичанами, понят однозначно – что в России существует влиятельная германофильская партия, которая временно затаилась, но исподтишка работает на заключение сепаратного мира.
И действительно, некоторые факты, которые свидетельствуют о намерении немцев установить контакты со своими симпатизантами в России, существовали. Я рассказывал о письмах фрейлины Васильчиковой, через которую кайзер пытался действовать. В конце 1915 года Васильчикова вернулась в Россию. Она не была принята Николаем II, он крайне негативно отозвался о её персоне, лишил звания фрейлины, и она была сослана в своё имение. Но англичан могло волновать – не маскировка ли это.
Дважды немцы зондировали в 1915 году возможность сепаратного мира через датского дипломата Андерсена (Hans Niels Andersen), который приезжал в Петербург.
Джордж Бьюкенен знал о том, что немецкие друзья писали министру Императорского Двора Фредериксу, который был этническим немцем, тоже с предложением обсудить с царём возможности сепаратного мира. Немцы считали, что в 1915 году нанесли серьёзное поражение России, заняли часть её территории и теперь, кнутом они уже подействовали, пытались подействовать пряником. Очень хотели вывести Россию из войны. А англичан это серьёзно пугало.
Но главным неприятным звоночком для Британии стало назначение в январе 1916 года нового премьер-министра России. Им стал Борис Владимирович Штюрмер, этнический немец.
Здесь можно поднять вопрос о том, о чём я рассказывал в прошлый раз – о неких представлениях Николая II о пиаре. С начала войны развивается шпиономания, говорится о немецком засилье, о борьбе с «внутренним» немцем. И в разгар этой войны премьер-министром назначается человек с немецкой фамилией, этнический немец. Конечно, это произвело просто фурор в патриотически настроенном обществе.
Это назначение можно объяснить только одним – число людей, которым император доверял, было настолько невелико, что выбирать не приходилось.
Д.Ю. Пришлось «внутреннего» немца назначить.
Егор Яковлев. Да. Пришлось назначить.
Штюрмер конечно уже был обрусевшим немцем, всю свою жизнь прожил в России, был верен императору. Но он да, был яростным сторонником самодержавия и государственное устройство Австро-Венгрии и Германии, где правили императоры, было ему более по душе, чем государственное устройство Франции и конституционной монархии Англии. И этим он был широко известен.
Кроме того, к Штюрмеру благоволила императрица и о нём хорошо отзывался Распутин. Об этом было известно и Штюрмера считали ставленником этой «распутинской клики». А поскольку в то время уже частью общества, в основном либерального, овладела идея о том, что царица – немецкая шпионка, то многие уверовали в то, что Штюрмер поставлен специально, для того, чтобы заключить сепаратный мир.
Но это было полбеды. Дело в том, что как раз вместо Сазонова министром иностранных дел назначили Штюрмера. И Джорджа Бьюкенена это просто шокировало. Известно донесение, которое он отправил своему шефу по итогам назначения нового министра и там говорилось следующее:
«Хотя личные интересы заставляют его продолжать иностранную политику своего предшественника, однако судя по всем данным, он является германофилом в душе. К тому же, будучи отъявленным реакционером, он заодно с императрицей хочет сохранить самодержавие в неприкосновенности.»
Теперь скажем пару слов о том, каковы были реальные намерения Штюрмера. Есть один не прояснённый до сих пор сюжет, связанный с именем бывшего помощника министра финансов Сергея Юльевича Витте – Иосифа Колышко. Иосиф Колышко с 1914 года жил в Швеции. Там он установил контакт с немецкими спецслужбами и по всей видимости имел намерение как раз работать на немцев в пользу сепаратного мира. В 1916 году он приехал в Петербург и дважды встречался со Штюрмером, пользуясь своими старыми связями. Англичане про это не знали. Про это стало известно уже после войны, когда сам Колышко признался.
И вот они со Штюрмером действительно обсуждали возможность сепаратного мира между Россией и Германией. Как трактовать этот эпизод до сих пор непонятно. Можно трактовать его как некий зондаж с обеих сторон. Можно трактовать его как реальное намерение Штюрмера работать на достижение соглашения с Германией.
Но я предлагаю некую промежуточную версию. Естественно, Штюрмер прекрасно понимал, что царь на сепаратный мир ни за что не согласится, Николай с порога отвергал все предложения помириться с немцами. Видимо, подобным образом была настроена и царица.
Надо про царицу сказать, я уже рассказывал, что она ненавидела Вильгельма II и всю его семью, до дедушки включительно. Александра Фёдоровна было дочерью англичанки – английской принцессы и внучкой королевы Виктории. И с шести лет она жила в Лондоне. Она считала себя скорее англичанкой, нежели немкой. И в этом как раз заключалась трагедия – потому что в России никто её англичанкой не считал, а наоборот – считали немкой и подружкой кайзера.
И царь, и императрица ни за что бы не согласились на позорный сепаратный мир для России. Но видимо Штюрмер действительно в душе считал, что России следует заключить, конечно, не позорный, а почётный, мир с Германией. Но не сепаратный, а действуя определённым образом, склонять союзников к тому, что хватит, повоевали. Уже есть определённые достижения, уже можно склонить Германию к определённым уступкам и совсем не обязательно для этого брать Берлин. Поэтому, скорее, он хотел работать над достижением такой атмосферы, которая позволила бы этим переговорам состояться.
И Джордж Бьюкенен, проницательный, что-то такое подозревал. Однажды, когда он пришёл к Штюрмеру, он обратил внимание, что у того в кабинете висят три картины, изображавшие знаменитые дипломатические конгрессы, заканчивавшие войны XIX века: Венский Парижский и Берлинский (закончившие Наполеоновские войны, Крымску войну и Русско-турецкую войну 1877-1878 годов). И Штюрмер ему сказал, что вот три конгресса и походе, скоро будет четвёртый и пройдёт он здесь, в Петербурге. Бьюкенен это воспринял как угрозу, потому что с его точки зрения мир можно делить только в поверженном Берлине.
Но если Штюрмер всё-таки умело скрывал свои мысли, то у других деятелей, скажем так, условно германофильского направления, это было уже на языке. И в связи с этим обязательно надо рассказать про ныне забытый, но в то время очень громкий так называемый «инцидент с Булацелем».
Павел Фёдорович Булацель. Это был очень известный в своё время человек, адвокат, издатель и журналист, такого монархического и даже черносотенного направления. Он был членом «Союза русского народа».
Д.Ю. Это было хорошо или плохо? Просто черносотенцы теперь – это совсем плохо…
Егор Яковлев. Некоторые считают, что наоборот, это очень хорошо.
«Хорошо» или «плохо» – в истории не бывает. Во всяком случае, в данном контексте.
Надо просто установить, какие у человека были взгляды. Человек считал, и не только сам по себе считал, но и отражал точку зрения определённых кругов, что война «до победного конца» проводится в интересах Англии – чем дольше воюем, тем больше занимаем у англичан, тем больше подчиняемся экономически. Поэтому войну нудно вести не до того момента, когда Берлин будет лежать в руинах, благодаря героизму и доблести русской армии. Нужно действовать хитрее. Вот сейчас хороший момент – дела на фронтах пошли получше (сейчас мы до этого дойдём) и можно согласиться на немецкие предложения.
Немцы постоянно предлагали в общем-то почётный мир: кайзер там уже и Проливы с Константинополем обещал. Он не всё собирался отдавать, но предлагал компенсировать. Немцы хотели Польшу за собой сохранить и хотели сохранить за собой Курляндию (часть Латвии), но взамен предлагали компенсировать (естественно за счёт союзника) это Галицией. Но самое главное, они обещали (по разным вариантам): либо отдать Константинополь, либо обещали гарантию прохода через Проливы.
Напомню всем, кто считает, что нужно было блокироваться с Германией, что до начала войны немцы ничего подобного не обещали. И не собирались обещать. Просто обстоятельства сложились так, что их план войны не сработал и теперь они были готовы идти на уступки.
Так вот, Булацель в своём журнале «Российский гражданин» в июне 1916 года опубликовал статью, в которой резко раскритиковал британского премьер-министра Генри Асквита (Henry Asquith) за идею устроить по результатам войны суд над немецкими «поджигателями мирового пожара», не исключая самых высокопоставленных. Здесь был явный намёк на кайзера Вильгельма.
И Булацель так прокомментировал это заявление Асквита, он писал:
«Англичане, продвинувшиеся за два года войны на своём фронте на несколько сот метров, вменяют России в обязанность воевать не только до тех пор, пока наши упорные, храбрые и сильные враги — германцы признают себя сломленными и согласятся на почётный и выгодный для России мир, а до тех пор, пока царствующая в Германии династия Гогенцолернов не будет низложена русским штыком.»
Из этого абзаца видно, что немцы здесь представлены хотя и врагами, но всё-таки гордыми, сильными и упорными, заслуживающими уважение, а Англия, подспудно намекается, что «продвинулась всего на несколько сот метров». В общем, нелестно отзывается Булацель о союзнике.
Когда Бьюкенен это прочёл он просто взбесился. Нельзя сказать, что журнал «Российский гражданин» был самым популярным, но тем не менее, это привело к тому, что он выразил демарш царю. Штюрмер заставил Булацеля отправиться в английское посольство и извиниться. Булацель это сделал, но по итогам посещения Бьюкенена написал ещё одну статью, в которой за внешней комплиментарностью всё равно подпустил шпилек.
В этой статье он написал буквально следующее:
«Я просил его (Бьюкенена) верить, что пером моим руководило вовсе не желание обидеть Англию, а исключительно опасение за будущее экономическое порабощение России, если по окончании войны Россия не получит всего, что ей следует получить.»
Тут был намёк на интриги по поводу гарантий передачи Константинополя.
Далее Булацель прямо изложил то, в чём Бьюкенен подозревал скрытую политическую линию Штюрмера.
«Полагая, что намерение привлечь Вильгельма II к суду может затянуть войну, быть может, долее, нежели это в интересах русского народа, я стал на ту же точку зрения, на которой стоял в 1813 году князь Кутузов, советовавший после изгнания Наполеона I из России не переходить нашу границу. Никто не может упрекнуть Кутузова в недостатке патриотизма и в сочувствии к вторгнувшемуся в Россию завоевателю. Так же точно моим пером руководило не опасение за судьбу Вильгельма, а исключительно забота об интересах русского народа и Российской Монархии.»
Это был вызов. Эффект от «инцидента Булацеля» был настолько велик, что Георг V написал личное письмо Николаю II, в котором выразил сожаление, что оказывается в России существуют силы, враждебные Антанте. Николай II ответил, что не стоит придавать этому значение, что он верен Союзу и будет вести войну до победного конца. Но судя по дальнейшим событиям, в Лондоне ему не поверили.
Не верила и не хотела верить Николаю и русская либеральная оппозиция. Надо сказать, что Прогрессивный блок, о котором я тоже раньше говорил, по полной программе использовал все неудачи русской армии 1915 года. В этот период была развязана грандиозная пиар-кампания с целью популяризировать лидеров оппозиции: Александра Лучкова, князя Г.Е. Львова (будущего премьера Временного правительства) и в меньшей степени Павла Николаевича Милюкова (лидера кадетов).
Как это происходило. Когда стало понятно, что в армии не хватает боеприпасов, Прогрессивный блок выступил с инициативой создания двух структур: одна из них называлась Центральный военно-промышленный комитет, а вторая – Земгор (Земский и городской союз). Вот об этом надо обязательно рассказать.
ЦВПК, промышленный комитет, который возглавил А.И. Гучков, это была общественная структура, целью которой было разместить военные заказы на частных российских заводах. Земгор – это тоже была структура, которая тоже размещала военные заказы, но в малом бизнесе и кустарной промышленности.
Нельзя сказать, что деятельность этих организаций была какой-то сверхуспешной, но пиар на этом был сделан грандиозный. Как он осуществлялся.
Например, ЦВПК получил эксклюзивное право на производство ящиков для всех боеприпасов. Поэтому все боеприпасы, которые поступали с фронта, они могли поступать от союзников, с казённых заводов и от частных тоже, все они поступали в ящиках со штампом «ЦВПК». Более того, неизвестно, чья это была идея, но она была грандиозной с точки зрения рекламы – на ящиках стали делаться вызывающие надписи вроде «Снарядов не жалеть!», которые производили сильнейшее впечатление на армию, совсем ещё недавно неспособную хоть чем-нибудь ответить наступающему врагу. Либеральные газеты прославляли Гучкова и князя Львова – лидера Земгора – на все лады.
Про князя Львова, например, министр Кривошеин писал:
«Он фактически чуть ли не председателем какого-то особого правительства делается. На фронте только о нём и говорят, он спаситель положения, он снабжает армию, кормит голодных, лечит больных, устраивает парикмахерские для солдат.»
Оборотной стороной всей этой кампании было падение авторитета царя и государства, потому что со всех углов говорилось о том, что царь не справился со своей прямой обязанностью – обеспечением армии, и вот тогда в дело вступило общество. Под «обществом» понятно кто подразумевался…
В реальности действительно, в каком-то смысле ЦВПК улучшил ситуацию на фронте, но ценой фантастического ограбления государства и грандиозной коррупции. Промышленники завышали цены на боеприпасы в несколько раз. И когда, например, начальником Главного артиллерийского управления стал генерал А.А. Маниковский, очень интересный персонаж, он полез разбираться в том, что происходит. И когда выяснил, как обворовывают государство промышленники, сотрудники ЦВПК, у него просто волосы стали дыбом. Он побежал к Николаю и между ними состоялся очень известный диалог, который имеет смысл зачитать.
«НИКОЛАЙ II: На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии.
МАНИКОВСКИЙ: Ваше величество, они и без того наживаются на поставке на триста процентов, а бывали случаи, что получали даже более тысячи процентов барыша.
НИКОЛАЙ II: Ну и пусть наживают, лишь бы не воровали.
МАНИКОВСКИЙ: Ваше величество, но это хуже воровства, это открытый грабеж.
НИКОЛАЙ II: Все-таки, не нужно раздражать общественное мнение.»
Здесь Николай выглядит странно, но надо пояснить: Николай конечно не был идиотом, он всё это понимал и без Маниковского, но он опасался этих людей. Он понимал, что его власть в большой степени ограничена их влиянием и давлением, несмотря на то, что он оставался самодержавным монархом, а они были просто депутатами Думы и общественными деятелями. Но обладая колоссальной властью над прессой, постоянно и очень эффектно устраивая разнообразные пиар-кампании, вроде о тех, что я сейчас рассказал, они в медийном смысле выглядели выигрышнее, чем царь, чем государство и в этот момент Николай действительно уже опасался раздражать их.
И вот в этот момент и Гучков и Милюков становятся фактически завсегдатаями Английского клуба и британского посольства, где напрямую общаются с британским послом и обсуждают с ним ситуацию в стране. Там они рекламируют себя как эффективных менеджеров, которые способны довести страну до победного окончания войны, в отличие от царя, который, как очевидно, не способен, не может, и едва-едва не проиграл уже в 1915 году, но, к счастью, есть в России умные и талантливые люди, радеющие за Родину.
То есть шла отчаянная борьба за власть.
Между тем, надо рассказать о том, как развивалась вообще ситуация на фронтах. Развивалась она не катастрофично и значительно более успешно по сравнению с предшествующим годом. То есть в 1916 году Россия практически нигде не отступала и везде только наступала.
Первое наступление было предпринято в марте, это так называемое Нарочское наступление. Оно было предпринято по просьбе союзников, потому что немцы думали, что в 1916 году Россия наступать уже не сможет и основной удар запланировали на Западе. Там началось знаменитое Верденское сражение. Ну и как это всегда бывало – как только начиналось наступление на Западе, из Франции и Англии тут же летели телеграммы в Россию с просьбой немедленно, срочно помочь. В течение 1916 года Россия была вынуждена помогать трижды. Причём, это серьёзно нарушало наши планы.
Первая ситуация с Нарочской операцией она может быть была самая простая, потому что как полагал Алексеев, начальник штаба и, пожалуй, фактический руководитель армии в этот момент, не известно ещё, сможет ли наступать Россия летом, а сейчас самое время – пока ещё морозы. Алексеев думал попытаться прорвать немецкий фронт, у него это не получилось, но опять же, стратегическую задачу в рамках Антанты Россия выполнила – она оттянула войска от Вердена и таким образом всё-таки помогла союзникам выстоять, выдержать первый немецкий удар.
Второй раз выручать союзников пришлось уже в мае. Там спасали итальянцев – австрийская армия, которая была не особенно сильной, но всё же сильнее итальянской, громила союзников в Альпах. В это время планировалось начать наступление. Главный удар должен был наносить Западный фронт, а Юго-Западный, которым в тот момент командовал генерал Брусилов, должен был наносить вспомогательный. Но так получилось, что Брусилов нанёс удар такой мощи, который оказался в итоге главным. Речь идёт о знаменитом Брусиловском прорыве.
Всю военную составляющую можно прочесть у замечательных военных историков: А.А. Керсновского, П.А. Зайончковского, очень интересно про это рассказывается и в современной литературе, например, у Олега Айрапетова в третьем томе его четырёхтомника о Первой мировой войне.
Скажем кратко, что это была за операция, к чему она привела и самое главное, почему не стала переломной в войне.
Действительно, наступление Брусилова началось раньше срока, но оно было очень успешным. Австро-Венгрия фактически была поставлена на грань военного поражения. И когда стало понятно, что наступление развивается здорово, были у Ставки планы перенести направление главного удара туда, но было уже поздно. Из-за этой неразберихи, суматохи, неготовности к таким последствиям, немцы успели перевести свои резервы и поддержать рушащийся австрийский фронт. Поэтому через два месяца наступление Брусилова захлебнулось.
Кроме того, русские войска Западного и Северного фронта всё никак не могли поддержать, опаздывали с началом наступления (там были генералы А.Е. Эверт и А.Н. Куропаткин) и войска Юго-Западного фронта роптали, не понимали, почему задерживаются другие фронты. Брусилов даже получил несколько анонимок, в которых доказывалось, что генерал Эверт – немецкий шпион, поэтому задержка. Он написал Алексееву, что нужно срочно начинать наступление, потому что у меня в войсках ропот. Наступление началось, но, в отличие от австрийских, немецкие позиции войскам нашим прорвать не удалось и это тоже одна из причин, по которым нельзя Брусиловский прорыв считать переломным.
И был ещё Кавказский фронт, там русские войска действовали очень успешно – в январе был взят Эрзурум, а в апреле – Трапезунд. Это были замечательные победы русского оружия.
Д.Ю. Это турецкие города?
Егор Яковлев. Да. Но привели они только к тактическому успеху. Давайте разберём, почему не обещали они полного разгрома противника и самое главное, почему они не дали психологического успеха, который мог бы поднять авторитет Николая II.
Во-первых, потому что одерживались они всё-таки над второстепенным противником. Действия против немцев оказались безуспешными. Брусилов наступал на чужой территории, в то время, как Эверт и Куропаткин, которые должны были гнать врага с пределов Родины, не сумели ничего сделать.
Во-вторых, как я уже сказал, наступление Брусилова захлебнулось, немцы поддержали этот фронт боеспособными войсками и фронт стабилизировался.
Но был ещё и третий, геополитический момент. До августа 1916 года Румыния оставалась нейтральной страной. Румыны раздумывали, на чьей стороне им выступить. Если вы помните, я рассказывал, что у Румынии был оборонительный союз с Австро-Венгрией и Германией и кайзер Вильгельм рассчитывал, что Румыния будет его союзником, но дипломатические манёвры Сазонова и царя позволили румынам остаться нейтральными.
В Румынии был германский монарх, но румынская элита. Румынская элита давно зарилась на австро-венгерскую Трансильванию, хотела прибрать её к рукам, но выжидала, как там всё повернётся. И вот румыны, обрадовавшись успеху Брусилова, решили, что настала пора забрать своё. В этом их подстрекали союзники. И в России тоже были круги, которые считали, что румыны должны срочно помочь. Но значительная часть военных была против. Во-первых, сомневались в боеспособности румынской армии, ну и, во-вторых, была геополитическая причина, о которой я сейчас скажу.
Главным противником был Алексеев. Но Алексеева не спросили. Румыны, воодушевлённые Брусиловым, попёрли прямо на австрийцев, думая, что австрийцы ничего поделать не смогут. Но австрийцы ничего не могли поделать с Брусиловым, а с румынами они могли поделать отлично. Поэтому румынская армия молниеносно разгромлена и мало того, что австрийцы вторглись на территорию Румынии, с другой стороны в неё ещё вторглись болгаро-немецкие войска. И речь пошла уже о том, что скоро падёт Бухарест.
В чём геополитическое значение Румынии.
Д.Ю. Нефть? Или ещё тогда не было?
Егор Яковлев. Нет. Нефть-то была, я не знаю, разрабатывалась она или нет на территории Румынии, возможно и разрабатывалась, но дело было именно в границах.
Румыния, оставаясь нейтральной, как бы прикрывала юг России. То есть Болгария уже вступила в войну на стороне Центральных держав, но между Болгарией и Россией лежала территория Румынии. И поэтому союзные войска, которые вошли, исполняя союзнический долг, к болгарам, не могли напасть ещё и с этой стороны зайти. А юг России – это самая плодородная территория, очень стратегически и экономически важная. Критично было сохранять её в неприкосновенности.
После того, как Румыния вступила в войну, и ладно ещё, если бы она вступила с каким-то успехом. После того, как она так катастрофически проиграла в первые фактически недели своего участия в Первой мировой, встал вопрос о том, что сейчас быстро будет оккупирована территория Румынии, а дальше войска врага ещё и попрут с румынской границы уже на Украину.
Это была просто катастрофа. О каких можно думать операциях в Проливах, если срочно нужно было изыскивать войска для того, чтобы теперь ещё и поддержать уже румынских союзников. Фронт удлинился и положение Антанты, и положение России объективно ухудшилось после Брусиловского прорыва в результате вот этих румынских поражений, а не улучшилось, как казалось.
Таким образом, все эти обстоятельства перечеркнули успехи Брусилова и в стратегическом и в психологическом плане.
Про победы в Турции отдельно нужно сказать, что конечно они были лестными для русского оружия, но главную цель войны – взятие Проливов – они особо сильно не приблизили. Ну и поскольку стратегически ситуация ухудшилась, оппозиция продолжала пользоваться этим для того, чтобы дискредитировать царя и его государственный аппарат.
Здесь надо оговориться, что сам царь никак не отвечал на выпады своих политических оппонентов. Он не то, чтобы самоустранился, но резко сузил своё участие в политическом процессе, пребывая в Могилёве. Этот вакуум попыталась заполнить его супруга. Она говорила так: «Царь слаб, но я – сильна».
Д.Ю. Молодец.
Егор Яковлев. И придворные лизоблюды поддерживали её в этом, сравнивая её с Екатериной Великой.
Надо сказать. Что Александра Фёдоровна была своеобразной конечно женщиной, в ней периодически всплывало что-то, я бы сказал, «сталинское» – она призывала Николая II быть Петром I, Иваном Грозным, императором Павлом и возможно, будь она мужчиной, она конечно наставила бы виселиц. Особенно она ненавидела Гучкова. не без оснований, потому что Гучков был довольно подлым человеком. Он был выдающимся государственным лидером, мастером политической интриги, но очень циничным.
Александра Фёдоровна писала царю, возможно рассуждая, а возможно и намекая, «…как было бы хорошо, если бы произошла железнодорожная катастрофа, в которой погиб бы один Гучков, это было бы божьей карой за все его прегрешения».
Д.Ю. Террористка какая-то, прямо…
Егор Яковлев. Когда он тяжело заболел (и некоторые историки даже считают, что это оттянуло революцию, потому что Гучков был одним из моторов этого заговора), она писала: «Молюсь, чтобы болезнь унесла этого нашего врага».
Д.Ю. Это по-христиански – молиться за то, чтобы ближний помер, да…
Егор Яковлев. Гучков никак не был «ближним» для императрицы.
Д.Ю. Она должна его «возлюбить, как самого себя».
Егор Яковлев. Конечно, она попыталась перетянуть политическое влияние на себя. Она встречалась с верными ей, как ей казалось, министрами, раздавала им экстравагантные рекомендации и в каждой из этих рекомендаций, как правило, конечно, звучала ссылка на Распутина. Который для неё был «святым старцем» и непогрешимым авторитетом, а для большей части элиты, для всех практически, не важно, хоть монархической, хоть либеральной – Распутин был неизменным раздражителем. Распутин выглядел хитрым развратным мужиком, который обманом проник в царскую семью и пользуясь болезнью ребёнка и нервным состоянием его матери фактически поставил семью под свой контроль.
Ситуация была несколько другой. Я уже рассказывал, как я это вижу, с моей точки зрения, царь и царица полагали, что Распутин – это образ народа и Распутин пытался отыгрывать эту роль не без успеха.
Одной из больших ошибок императрицы был разговор с генералом Алексеевым. Она приехала в Ставку и стала его уверять, что нужно чтобы сюда приехал Распутин – если Распутин приедет, русская армия начнёт побеждать.
Алексеев отказал, и императрица с этого момента его невзлюбила, но и Алексеев тоже своё отношение к царской семье роковым образом изменил. Он начал задумываться, что так дальше продолжаться не может. И вся армия об этом думала, что необходимо каким-то образом убрать Распутина из царского окружения, а ещё лучше – убрать Александру Фёдоровну, чтобы она не вмешивалась.
С точки зрения высшего генералитета, и об этом говорили самые разные люди, царь проявлял недопустимую в условиях войны слабость. Алексеев предложил создать Министерство государственной обороны, учредить должность министра государственной обороны, который по факту конечно был бы военным диктатором страны. Этот министр смог бы обеспечить национальное единство в условиях полномасштабной войны, требующей всех усилий, Николай ему отказал. Точно так же Николай практически никак не смог защитить генерала Маниковского от военно-промышленной мафии, которая почти добилась его отставки – Маниковский уже плюнул и написал прошение на фронт, в последний момент он остался.
В итоге уже целый ряд генералов склонялся к середине 1916 года к мысли, что необходимо что-то сделать с Распутиным, каким-то образом убрать его из царской семьи, необходимо каким-то образом убрать из политического пространства Александру Фёдоровну, а если царь будет не позволять это сделать, то необходимо убрать и царя, как-то его заменить. Вот в этом и была позиция армии и военной бюрократии.
Например, очень красочно описывает в своих воспоминаниях барон Врангель свои споры с генералом Крымовым, который будет одним из активных участников заговора. Крымов его уверяет, что больше терпеть нельзя. Про революцию никто не говорит. Армия не за революцию. Армия хотела дворцового переворота для большей управляемости страной в условиях войны. Вот чего хотела армия. И в этом и была суть её участия в заговоре, который закончился в итоге отречением Николая.
Но у думских лидеров была другая цель. Надо сказать, что все конспирологические версии о том, что свержение царя это была спецоперация англичан, задуманная давно, ещё до войны, и вся война была с этой целью организована, они почему-то не учитывают одного очень важного фактора. Дело в том, что в России существовала своя собственная буржуазия, свои собственные олигархи, свой собственный капитал, который неудержимо рвался к власти.
Люди пришли к успеху, заработали много денег, могли себе позволить всё, что угодно, но не могли себе позволить власти политической. Естественно, они её хотели, а царь не давал. Царь из последних сил держался за своё самодержавие, причём, подводил под это идеологическую основу, воспринятую им от отца, от Победоносцева и других своих учителей.
Естественно, что они активно действовали во время революции 1905 года, получили определённые права, но недостаточно, их не устраивало. Они хотели Ответственного министерства, а война была отличным предлогом для того, чтобы эту революцию докрутить в свою пользу.
Но конечно русская буржуазия никогда не смогла бы совершить революцию, если бы она не была поддержана армией и не была бы поддержана союзниками. И вот к 1916 году сложилась ситуация, когда мог возникнуть уникальный тактический союз армии, по тем причинам, которые я назвал, и союзники тоже готовились поддержать.
Но эти контакты были двусторонними. Милюков, Гучков и князь Львов, как я уже сказал, активно рекламировали себя перед Джорджем Бьюкененом и перед англичанами, которые жили в России, в Петербурге, собираясь в Английском клубе. Это было такое место саморекламы. Они выставляли себя теми людьми, которые точно приведут Россию в союзе с Англией к победе.
Для того чтобы завоевать доверие англичан, этим буржуазным деятелям нужно было создавать два образа: первый образ – образ недееспособности царя, как они это делали я уже рассказал, и второй образ – преувеличение угрозы сепаратного мира с Германией, преувеличение угрозы прогерманской партии.
Прогерманские симпатии существовали, и Штюрмер вёл эти зондирующие переговоры, но угрозы сепаратного мира никакой не было. Царица никакой немецкой шпионкой не была, а деятели буржуазии говорили об этом впрямую и чем дальше заходило, тем боль Джордж Бьюкенен был уверен в том, что действительно так и есть.
Надо понимать, что 1916 год это не 2016-ый. Тогда всё было немного по-другому, мир был менее сложен воедино, информация распространялась не так быстро. Резидентура английской разведки была в Петербурге небольшой, поэтому достаточно было установить прямые контакты с небольшим количеством лидеров мнения, убедить их в определённых вещах и таким образом убедить уже элиту в Лондоне в определённом состоянии дел. Российская буржуазия преуспела в этом на 100%. То есть все лидеры британского мнения, которые физически присутствовали в Петербурге, все были большими друзьями оппозиционно настроенной русской буржуазии и все определённым образом формировали мнение там, в Лондоне.
С середины 1916 года в Лондоне практически уверены, что в Петербурге есть сильная прогерманская партия, которая реально готовится заключить сепаратный мир за спиной у союзников.
Для укрепления отношений с англичанами, ну и вообще, с союзниками, по странам Антанты устраивается турне Прогрессивного блока. В апреле-июне 1916 года едет большая делегация, которая приезжает в Англию, во Францию и Италию. И потом возвращается домой. И во время этого турне Милюков убеждается, что действительно в Лондоне уверены в том, что в России не всё ладно. Главная мишень – это Штюрмер. Русский посол в Британии Бенкендорф, просто ветеран международной политики, говорит ему, что с некоторых пор британские дипломаты перестали делиться с ним секретными данными, которыми делились ранее, и напрямую говорят, что теперь они боятся, что эти данные попадут к врагу.
И на обратном пути, когда члены делегации уже возвращались в Россию, произошёл ещё один ключевой эпизод на пути к революции. Один из членов Думы, заместитель председателя Родзянко, Александр Дмитриевич Протопопов, русский промышленник, известный предприниматель, встречается с немецким банкиром Варбургом, по инициативе этого банкира. Встреча происходит в Стокгольме. Когда Протопопову передали приглашение Варбурга, он заподозрил что-то неладное и публично сообщил об этом предложении сопровождавшим его членам делегации. Член Государственного Совета граф Д.А. Олсуфьев пожелал сопровождать его на этой встрече, поэтому там они были вдвоём и вдвоём делали пометки.
Варбург был эмиссаром кайзера. Его задача была тайно, именно поэтому не официальный немецкий дипломат, а именно он, вроде бы независимый человек, повёл эти переговоры. Варбург вёл зондаж. Он предложил эту схему – почётный мир, сохранение за Германией Польши и Курляндии, передачу России Галиции и решение вопросов Проливов, пусть не с помощью аннексии Константинополя, но гарантированного режима прохода военного российского флота через Проливы. Никаких комментариев ни Протопопов, ни Олсуфьев не дали и министр иностранных дел Германии фон Ягов (Gottlieb von Jagow), когда получил отчёт Варбурга был очень недоволен. Он оставил такую пометку на документе: «Эти русские выдоили Варбурга по полной программе, а сами ничего толком не сказали».
Когда Протопопов вернулся в Петербург, он первым делом просил аудиенцию у царя и честно ему рассказал, что там происходило. И царь оценил это. Для него было неожиданно, что член оппозиции, член Прогрессивного блока оказался настолько искренним человеком. И у царя созрел план, который казался ему рациональным – пригласить такого честного человека в правительство и тем самым наладить отношения с Думой. И он действительно так и сделал. Тем более, что из Англии поступил очень уважительный отзыв о Протопопове от Георга V. И царь назначил его министром внутренних дел.
С того момента, как Протопопов стал министром внутренних дел, вся Дума от него отвернулась.
Д.Ю. Продал братву.
Егор Яковлев. Совершенно верно. Она восприняла это как предательство. Хотя Протопопову видимо казалось, что он сейчас сможет наладить диалог между Думой и правительством. Его бывший шеф – председатель Государственной Думы Родзянко – публично отказался пожать ему руку. Милюков, вернувшийся из поездки, очень сухо отозвался о его назначении в интервью и потом в мемуарах писал, что вот, ласковый телёнок, пытавшийся сосать у двух маток.
Протопопов был окружён общественным презрением и против него была развязана такая же информационная кампания, которая уже шла против царя, царицы, Штюрмера и Распутина. Тут же Петербург наводнили слухи о том, что Протопопов ненормальный. Он действительно имел психическую болезнь, у него было биполярное расстройство, как у героини сериала «Родина» (Homeland). Сначала он пытался лечиться у близкого к Распутину тибетскому врачу Бадмаева, а потом ещё пытался лечиться у профессора В.М. Бехтерева.
Про него пошли слухи, что он ненормальный, шизофреник, другой вариант был, что царица даёт ему таблетки для разжижения мозга. Но это полбеды. Вторая часть кампании преследовала цель представить его изменником. Вот эта встреча с Варбургом, которая была в Стокгольме, она представлялась либеральной прессой именно как заранее обдуманная, намеренная измена – Протопопов готовит сепаратный мир. И именно так это было подано русскими либералами Бьюкенену и Бьюкенен, похоже, реально в это верил. Во всяком случае, в своих донесениях в Лондон, он трактовал это как очень опасный для англичан сигнал.
Скажем несколько о целях англичан. Довольно конспирологической является версия о том, что англичане в 1914, 1915 и даже в 1916 году хотели расчленения России, которое стало реальностью уже во времена Гражданской войны. Цель Англии в Первой мировой войне это сохранить своё мировое господство: уничтожить своего ближайшего конкурента – поднимающуюся Германию и желательно не допустить появления новых конкурентов.
Англию вполне устраивали те цели войны, которые были заявлены в меморандуме Сазонова от 4 сентября 1914 года – присоединение к России Галиции, верхнего течения Немана и недостающих частей Польши, которые находились в составе Австро-Венгрии и Германии. В Галиции была нефть, в Польше – был выход к Балтийскому морю. В принципе, никак существенные положения Англии эти материальные ресурсные приобретения России не меняли.
Отношения изменились с момента вступления Турции в войну и вот этого вопроса о Константинополе. Но поскольку союзники Константинополь не взяли, они ушли, Дарданелльская операция прекратилась в начале 1916 года, а Россия непонятно было, возьмёт Константинополь или нет, то англичане в тот момент на эту тему не очень-то и беспокоились. Тем более, что в плане экономических отношений у Англии всё было прекрасно – Россия от англичан уже зависела к тому моменту и уже достаточно серьёзно. И англичанам было бы только хорошо, если Россия дальше продолжала бы войну, занимая у англичан деньги. Правда, у англичан немного уже оставалось, они уже сами занимали у американцев и вышли из войны державой-должником. Но по большому счёту, их отношение к России это ничего не меняло. Их устраивало.
Потом, после Временного правительства, экономическое закабаление демократической России пошло семимильными шагами. Там Англия отлично развернулась, после свержения царя, но и при царе тоже было нормально. Вот, как я уже говорил, Россия была вынуждена отдать англичанам часть своего государственного суверенитета, передав им права на заказы всех зарубежных поставок вооружений на их же деньги.
Поэтому, расчленять Россию на тот момент англичане точно не собирались. Им это вообще было не выгодно. Потому что непонятно, что кому достанется. А если Англию уличат в таких коварных планах и переметнутся к немцам, немцы заполучат в свои руки такие ресурсы.
В общем, конечно же нет. Таких планов у них не было.
План у них был ровно один – чтобы русские неисчислимые людские ресурсы держали Восточный фронт. Желательно, чтобы русские не очень побеждали, но оттягивали на себя немецкие силы. А мы пока в это время решим свои задачи, Месопотамию возьмём и так далее…
Для англичан главным было решить свои вопросы, а русские в это время должны были как-то воевать, но фронт должны были держать. Именно на это Сазонов их и взял в 1915 году.
И самое страшное для англичан – это падение Восточного фронта, вот для того чтобы сохранить Восточный фронт они были готовы на всё. И вся интеллектуальная и ресурсная мощь британской разведки в России в этот момент, и в течение всего 1917 года, работала на это. Поэтому, забегая вперёд, Ленина никак вооружать, идеологически и финансово никак они не могли и засылать в Россию. Потому что Ленин был их страшным врагом – он работал на развал Восточного фронта, он работал против них фактически.
Д.Ю. Значит, немцы Ленина вооружали!
Егор Яковлев. Немцы вооружали, просто он не был их агентом. Там была очень запутанная схема, через несколько посредников поступали к Ленину деньги и их было совсем не так много, как принято об этом считать. Мы всё это самым подробнейшим образом далее разберём.
Возвращаясь сюда, ещё раз – англичане стремились во что бы то ни стало сохранить Восточный фронт. И события 1916 года убедили их, что это не так-то просто, что действительно германофильская партия существует и нужно срочно каким-то образом её разбивать. А русская либеральная оппозиция всецело их в этом поддерживала, потому что она рвалась к власти.
Сигналом, фактически к революции (февральской) стала речь Милюкова 1 ноября 1916 года в Государственной думе. Её часто называют по тому рефрену, который повторял Милюков в своём выступлении – «Глупость или измена». Фактически, в этой речи Милюков бросил прямое обвинение премьер-министру, а через него и императрице, в том, что они работают на врага.
Вот, что П.Н. Милюков говорил:
«В Лондоне я наткнулся на прямое заявление, мне сделанное, что с некоторых пор наши враги узнают наши откровеннейшие секреты и что этого не было во время Сазонова. Если в Швейцарии и в Париже я задавал себе вопрос, нет ли за спиной нашей официальной дипломатии какой-нибудь другой, то здесь уже приходилось спрашивать об иного рода вещах. Прошу извинения, что, сообщая о столь важном факте, я не могу назвать его источника, но если это мое сообщение верно, то Штюрмер быть может найдет следы его в своих архивах.»
Здесь речь идёт о разговоре с послом Бенкендорфом, который рассказал Милюкову о том, что больше не показывают секретные данные.
«Я миную Стокгольмскую историю, (это про встречу Протопопова с Варбургом) как известно, предшествовавшую назначению теперешнего министра и произведшую тяжёлое впечатление на наших союзников. Я могу говорить об этом впечатлении, как свидетель; я хотел бы думать, что тут было проявление того качества, которое хорошо известно старым знакомым Протопопова – его неумение считаться с последствиями своих собственных поступков.
По счастью, в Стокгольме он был уже не представителем депутации, так как депутации в то время уже не существовало, она частями возвращалась в Россию. То, что Протопопов сделал в Стокгольме, он сделал в наше отсутствие. Но все же, господа, я не могу сказать, какую именно роль эта история сыграла в той уже известной нам прихожей, через которую, вслед за другими, прошел Протопопов на пути к министерскому креслу.»
Речь идёт о том, что таким образом Протопопов завоевал доверие Распутина и императрицы.
«Во всяком случае, я имею некоторое основание думать, что предложения, сделанные германским советником Варбургом Протопопову, были повторены более прямым путем и из более высокого источника. Я нисколько не был удивлён, когда из уст британского посла выслушал тяжеловесное обвинение против того же круга лиц в желании подготовить путь сепаратному миру.
Когда вы целый год ждёте выступления Румынии, настаиваете на этом выступлении, а в решительную минуту у вас не оказывается ни войск, ни возможности быстро подвозить их по единственной узкоколейной дороге, и, таким образом, вы ещё раз упускаете благоприятный момент нанести решительный удар на Балканах, – как вы назовете это: глупостью или изменой?
Когда, вопреки нашим неоднократным настаиваниям, начиная с февраля 1916 года и кончая июлем 1916 года, причём уже в феврале я говорил о попытках Германии соблазнить поляков и о надежде Вильгельма получить полумиллионную армию, когда, вопреки этому, намеренно тормозится дело, и попытка умного и честного министра решить, хотя бы в последнюю минуту, вопрос в благоприятном смысле кончается уходом этого министра и новой отсрочкой, а враг наш, наконец, пользуется нашим промедлением, – то это: глупость или измена? Выбирайте любое. Последствия те же.
Когда со всё большею настойчивостью Дума напоминает, что, надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать, – значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию – что это, глупость или измена?
Мало того. Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных вспышек – потому что участие департамента полиции в последних волнениях на заводах доказано, – так вот, когда намеренно вызываются волнения и беспорядки путём провокации и при том знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, – что это делается, сознательно или бессознательно?
Когда в разгар войны "придворная партия" подкапывается под единственного человека, создавшего себе репутацию честного у союзников (это о Сазонове) и когда он заменяется лицом, о котором можно сказать всё, что я сказал раньше, то это...
(Марков 2-й: "А ваша речь – глупость или измена?")
Марков – депутат от «Союза русского народа», монархист.
Моя речь – есть заслуга перед Родиной, которой вы не сделаете. Нет господа, воля ваша, уж слишком много глупости. Как будто трудно объяснить всё это только одною глупостью.»
Эта речь произвела фурор. Она заставила царя (лишнее подтверждение тому, что царь очень опасался этих людей) отправить в отставку Штюрмера.
Милюков свободно её произнес, хотя здесь было фактически обвинение в государственной измене в адрес главы правительства, с ним ничего не сделали, он продолжил свою деятельность. И для значительной части общества, либерально настроенной, сам факт отставки Штюрмера и неприкосновенности Милюкова, в определённом смысле послужил доказательством того, что действительно, Штюрмер и его окружение были предателями, изменниками. Но поскольку было понятно, кто их назначил, то это естественно бросило тень и на царицу, и на царя.
Удаление Штюрмера было первым успехом оппозиции и союзников (в первую очередь конечно англичан). Но Штюрмера рассматривали исключительно как ставленника. Считалось, что за его спиной находится Григорий Ефимович Распутин. И именно он настраивает императрицу и её окружение в том смысле, что России необходим мир с Германией. Поэтому, со всей неизбежностью, встал вопрос о том, что Распутин должен быть каким-то образом устранён.
Распутина ненавидели очень многие. Не только союзники, не только либералы. Его ненавидели монархисты, потому что они видели, что присутствие такого человека рядом с троном дискредитирует саму монархию. Поэтому известно ещё как минимум два предложения от близких к царю людей об убийстве Распутина. Первое предложение поступило от генерал-губернатора И.А. Думбадзе, который предлагал вопрос в стиле «нет человека – нет проблемы» …
Д.Ю. По-одесски.
Егор Яковлев. Да. Царь не ответил на это никак.
Потом такой план был у министра внутренних дел А.Н. Хвостова, это было уже в 1916 году, который был разоблачён и отставлен при участии Штюрмера.
Ну и заговор зрел конечно в рамках «Союза русского народа», который возглавлял (этот заговор) один из лидеров этой право-монархической партии В.М. Пуришкевич, тоже депутат Государственной Думы. Кроме него в заговоре состоял великий князь Дмитрий Павлович, родственник царской семьи, и Феликс Юсупов. Их желание убить Распутина было объективно – они хотели его убить для того, чтобы прекратить дискредитацию русской монархии. Во всяком случае, такую цель преследовали Пуришкевич и великий князь.
Что касается Феликса, то да – Феликс был тесно связан с британской разведкой. Британская разведка примерно с середины года, видимо, планирует устранение Распутина, именно как сторонника сепаратного мира.
Как всем уже понятно, я не сторонник всяких конспирологических теорий, но любую ситуацию нужно оценивать согласно совокупности данных. В данном случае совокупность данных такова, что во всяком случае не приходится сомневаться, как минимум в том, что Джордж Бьюкенен был осведомлён о заговоре против Распутина. И есть ещё целый ряд данных, которые позволяют нам считать, что действительно британская разведка как минимум контролировала убийство.
Из чего это видно.
Да, что за разведка. Незадолго до начала Первой мировой войны в Британии создана Secret Service, которая потом станет МИ-6. Её возглавил опытный разведчик Мэнсфилд Смит-Камминг (Mansfield Smith-Cumming), и он все свои бумаги подписывал одним инициалом – С, положив таким образом традицию называть всех шефов МИ-6 одной буквой – первым инициалом их имени, именно поэтому шефа Джеймса Бонда зовут просто – М.
Так вот, Смит-Камминг в середине 1916 года меняет шефа резидентуры в Санкт-Петербурге. Майор Торнхилл, который до этого возглавлял резидентуру, становится помощником британского военного атташе, а на его место присылают Сэмюэля Хора (Samuel Hoare).
Сэмюэль Хор, человек штатский, поступивший на Секретную Службу совсем недавно, но у него есть одно серьёзное преимущество – он закончил тот же оксфордский колледж, что и Феликс Юсупов, им совсем нетрудно найти между собой общий язык. И два других новых разведчика, которые прибывают в Петербург, также связаны с Юсуповыми. Один из них - Освальд Райнер (Oswald Rayner), который просто учился вместе с Юсуповым и сразу по прибытии напоминает ему о себе, второй человек – капитан Стивен Элли (Stepen Ally), который родился в России в одном из юсуповских дворцов в Подмосковье, где в тот момент работал его отец, известный британский инженер.
Очевидно, все эти люди не случайно прибыли в Петербург, не случайно все прибывшие в Петербург были связаны с Феликсом. Все они устанавливают с ним самую тесную связь, самый близкий к нему – Освальд Райнер. Они после этого будут общаться и дружить всю жизнь. Мемуары Юсупова, в которых он подробно опишет якобы ход убийства Распутина, переведёт на английский язык именно Освальд Райнер. А Райнер будет иметь несколько детей и одного из своих сыновей он назовёт Феликсом…
Д.Ю. Они просто дружили? Или противоестественная дружба какая-то была у них?
Егор Яковлев. Ну да, да, есть такая версия, что была и противоестественная дружба, но противоестественная дружба была в тот момент много у кого, много с кем и поэтому, так сказать…
Д.Ю. Не является отягчающим обстоятельством. Просто укрепляло дружбу.
Егор Яковлев. Да. Но просто к политическим делам это не имеет никакого отношения. Просто были гомосексуалисты-либералы, были гомосексуалисты-монархисты и даже гомосексуалисты-коммунисты.
Д.Ю. О, ужас!
Егор Яковлев. Но это к нашему делу не имеет никакого отношения.
Совершенно не случайно вся эта троица оказывается в Петербурге, устанавливает связи с Феликсом и совершенно явно контролирует его планы по устранению Распутина. Есть источник, это дневник шофёра Освальда Райнера, который в течение октября, ноября и декабря постоянно привозит и увозит Райнера в Юсуповский дворец. Практически через день. То есть контакты были самыми серьёзными и в последствии, когда убийство Распутина уже произошло, по городу поползли слухи, что в нём принимал участие некий англичанин. И эти слухи очень быстро дошли до царя, вернувшегося срочно из Могилёва. И царь заявил об этом Бьюкенену. Бьюкенен в своих мемуарах пишет, что «я поспешил опровергнуть слух, о котором рассказал мне царь, будто бы школьный товарищ Юсупова тоже участвовал в убийстве Распутина».
Мы действительно не знаем, участвовал ли Освальд Райнер в убийстве. Эту версию изложил британский исследователь Кук (Andrew Cook), сам ветеран спецслужб, который предположил, что контрольный выстрел (Распутина убивали тремя выстрелами, последний выстрел был сделан ему в лоб) сделал Освальд Райнер, потому что он якобы был сделан из пистолета Уэмбли (Wembley), который мог быть только у британца. Самым близким британцем к Юсупову был Райнер. Но вывод о том, что это был пистолет Уэмбли он сделал по фотографии девяностолетней давности…
Может, вы скажете, как эксперт, возможно это установить доподлинно или нет? Мне кажется, что нет.
Д.Ю. Пули револьвера свинцовая, лобовую кость пробьёт, об затылочную – расплющится. Если она не вылетела и найдена…
Егор Яковлев. По пулевому отверстию можно определить систему пистолета, из которого был сделан выстрел?
Д.Ю. Очень сильно сомневаюсь.
Егор Яковлев. Вот я тоже. Но вот исследователь Кук определил, что это сто процентов Уэмбли.
Д.Ю. Ну он ветеран спецслужб, в отличие от нас с тобой, ему виднее.
Егор Яковлев. В общем, короче говоря, есть большие сомнения в том, что Освальд Райнер действительно сделал контрольный выстрел и вообще присутствовал, но то, что англичане контролировали и знали, этот факт можно считать доказанным исторически.
Д.Ю. И я бы ещё уточнил: по-английски слово control не только значит «контролировать» по-русски, оно ещё имеет значение «управлять», то есть руководить.
Егор Яковлев. Но важная оговорка – возможно англичане и руководили убийством Распутина, но англичане не руководили последующими событиями. Событиями Февральской революции. Но об этом мы поговорим в следующий раз.
Д.Ю. Мне лично никогда не видится вот так, что злые люди чары какие-то напустили, организовали, подтащили…
Выискиваются люди, которым данный персонаж не нравится и им оказывается посильная помощь в ликвидации данного персонажа.
Само убийство с моей точки зрения какое-то странное. У нас совсем другой подход – гораздо дешевле нанять каких-то уголовников, чтобы его, как в Соединённых Штатах Америки – договориться с итальянцами, организуют уличное нападение…
Егор Яковлев. У Распутина была охрана, это было не так-то просто. У Распутина была охрана и он знал, что его собираются убить, он был довольно осторожен.
Он поехал к Феликсу, потому что Феликсу он доверял. Феликс был родственником царя, он был женат на его родственнице. И поэтому Распутин, приезжая во дворец к этому человеку, никак не думал, что его ждёт смерть.
Д.Ю. Чем они его там травили, в пирожное насыпали?
Егор Яковлев. Эта версия известна по мемуарам Феликса Юсупова. Есть большие основания полагать, что Феликс там много чего напридумывал. Скорее всего, ничем его не травили.
Д.Ю. Как я с детства помню – там цианистый калий, в пирожное насыпан, которое он сожрал и даже не покряхтел, бокал шампанского обмазали, после этого его застрелили, потом утопили и будучи извлечённым из воды, у него ещё и полные лёгкие воды были, что он захлебнулся.
Егор Яковлев. Да, была такая версия.
Я думаю, здесь дело вот в чём. Было такое словечко из того времени – «тёмные силы». Вот чтоб не говорить напрямую, кто там виноват, во всех поражениях русской армии, было выражение «тёмные силы». Под ними подразумевался Распутин. И чтобы ещё больше демонизировать Распутина, чтобы показать, с какими тёмными силами… даже картина его смерти, она нарисована таким образом, что убивали какого-то просто упыря страшного, которого ещё не сразу и убьют. Удивительно, как в этой версии не появился осиновый кол.
В реальности скорее всего я думаю, что не травили его, просто застрелили.
Д.Ю. Тоже так думаю.
Егор Яковлев. Просто его застрелили и потом бросили уже мёртвого. Он действительно умер от пуль, он не захлебнулся. Есть же акт вскрытия, он не захлебнулся, а был убит именно пулями. Этот выстрел, по-моему, был даже и не нужен, он уже умер.
Д.Ю. Хотелось, видимо, чтоб наверняка.
Егор Яковлев. Да.
Поэтому я абсолютно согласен с тем, что были найдены люди, у которых были общие интересы и им просто помогли.
То же самое справедливо и в отношении дальнейших событий – Февральской революции. Потому что посол Джордж Бьюкенен был прекрасно осведомлён о планах заговорщиков. Они даже в его присутствии, в частности Гучков, обсуждали будет ли убит царь в результате заговора или останется жив.
Джордж Бьюкенен в своих воспоминаниях пишет, что «меня ужасало это» и так далее. Но Джордж Бьюкенен не кликнул шофёра и не помчался в Зимний Дворец, чтобы срочно доложить царю о том, что против него планируется такое злодеяние.
Д.Ю. Он был отважный мужчина и держал всё при себе.
Егор Яковлев. Джордж Бьюкенен слушал всё это, молчал и создавал у российской оппозиции полное ощущение одобрения всего, что они делают.
А между тем, в Англии произошли серьёзные политические изменения. Нельзя сказать, что война давалась Англии легко, к концу 1916 года там тоже наступил кризис, в результате которого сменился кабинет. Новым руководителем кабинета стал бывший министр финансов Дэвид Ллойд Джордж (David Lloyd George), с некоторых пор установивший отношения с самой империалистической, с самой шовинистической частью английской элиты, а именно – с лордом Альфредом Мильнером (Alfred Milner).
Помните, кто это такой?
Д.Ю. Смутно.
Егор Яковлев. Это лучший друг Сесила Родса (Cecil Rhodes).
Для того, чтобы понять всё содержание следующей программы, обязательно нужно пересмотреть выпуск №2, где про Мильнера я кое-что рассказывал.
После смерти Родса Альфред Мильнер стал самым главным британским империалистом, лидером так называемой «группы Мильнера» или Таймскрауд (The Times Crowd) – группа, существовавшая вокруг газеты «Таймс».
Фактически все остальные члены военного кабинета Ллойд Джорджа, они стали представителями этой Таймскрауд и в январе 1917 года в Петрограде была запланирована союзническая конференция, на которую Альфред Мильнер отправился в качестве руководителя делегации Британии.
Вот зачем он туда поехал и какие у него был планы, мы расскажем в следующий раз.
Д.Ю. Финишируя, так сказать, эти обсуждения – убьют царя или не убьют, это, по всей видимости, нормально, а вот проклятые большевики, которые убили – будь они прокляты во веки веков…
Мощно! Мадридский двор отдыхает, я считаю.
Егор Яковлев. Да. Это «Игра престолов» фактически.
Д.Ю. Спасибо, Егор.
Новости
VIP
