Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую. Игорь Леонардович, добрый день.
Игорь Викентьев. Добрый день, Дмитрий Юрьевич.
Дмитрий Пучков. Антон Павлович!
Игорь Викентьев. Да, сегодня у нас день русской литературы и драматургии. Антон Павлович Чехов. И, естественно, мы начинаем с истории. И две рекомендации для тех, кто будет смотреть. Уважаемые коллеги, смотрите. Во-первых, мы сделали… Здесь будет девять слайдов. Они будут довольно быстро мелькать здесь вот. Поэтому уже сделан альбом, и мы дадим ссылочку на альбом. Потому что это литератор – там большие цитаты, и кто слушает – надо просто зайти, на ссылочку кликнуть. Это первое. Второе – обычно однократно на Youtube и многократно на Oper.ru я даю от десятков до – можете проверить – сотен ссылок. Поэтому, если кто-то хочет подробнее освоить материал, мой совет – это может быть немножко непривычно, но, тем не менее, кто хочет – пожалуйста, это сделано для вас.
Итак, мы приступаем к биографии Чехова. Соответственно, сначала нужно два слова сказать про деда и отца, что в большинстве биографий, к сожалению, упущено. Итак, был дед – неважно, как его звали. У него было два сына, один – это отец Чехова. Они все были крепостные. Судя по всему, дед был такой вот мощный человек. И он, очень важное слово, которое у нас появится, сегодня будет мелькать полтора часа, заставил сыновей тоже выйти из крепостных крестьян. И, соответственно, отец Чехова – он обучался, ему очень нравилось, - церковь, песнопения. Он даже написал несколько икон. До нас даже дошли несколько икон. Ему это чрезвычайно нравилось.
Дед был очень крутой и заставил отца Чехова стать купцом. Для этого нужно было подавать прошение, платить деньги. И вот тут начинаются некоторые странности, потому что, в определённом смысле слова, всю жизнь отец Чехова, а потом сам Чехов писал… Я сейчас начинаю с очень мягких формулировок. «Человек очень среднего полёта», - это об отце. Очень среднего полёта. Всю жизнь мечтал петь в церковном хоре, заставлял своих детей – а это было пять мальчиков и одна девочка, Мария Павловна Чехова, – петь дома, то есть до посинения. Руководил церковным хором. Писал иконы и всё, пребывал в благости.
Дмитрий Пучков. Может, он сильно верующий был, по всей видимости?
Игорь Викентьев. Мы дойдём. Мы дойдём, мы дойдём, мы дойдём до этого. Да, это было. Значит, это первое направление, которое ему нравилось. И семья держалась в этом отношении в строгости. Второе направление (учитывая, что дед заставил) – он стал купцом третьей гильдии. И содержал… В Таганроге дело это происходило. Чехов, когда поехал в Москву, говорил «Таханрох». Южанин – «Таханрох». Значит, всё это происходило в «Таханрохе». Держал лавочку. На слайде вы эту лавочку увидите. Из колониальных товаров. И дети работали в ней. Уточняю данные по своим запискам: «С пяти утра до двадцати трёх ночи». Насчёт лояльности клиентов – там всё было совершенно нормально.
Дмитрий Пучков. Да, даже в песне про рабский труд известной группы Led Zeppelin есть там: «I will working from seven to eleven». Тут – from five.
Игорь Викентьев. Плюс церковный хор, плюс домашний деспот. Причем домашний деспот – очень важный момент, который нам сегодня пригодится – без достижений. То есть каких-то достижений у папаши всю жизнь не было. И должен сказать честно: первые блогеры пошли от папаши Чехова. Это очень малоизвестный факт. Впервые в вашей передаче, Дмитрий Юрьевич.
Дмитрий Пучков. Выявлен корень зла!
Игорь Викентьев. В случае научной премии мы поделимся с вами.
Дмитрий Пучков. Да, обязательно, спасибо.
Игорь Викентьев. Потому что Чехов издевался. Папаша уже в поздние годы доставал всю семью. В буквальном смысле. Он читал все газеты и доставал всю семью, ему хватало терпения. Что такой-то епископ получил Анну на шею, а вот такой ещё не получил – и это, значит, несправедливо.
Дмитрий Пучков. Орден?
Игорь Викентьев. Да, имеется в виду орден. Это вот было главное, притом что он сидел на шее у Чехова. Папаша.
Дмитрий Пучков. У сына?
Игорь Викентьев. У сына. Ну, это уже в более поздние времена. Вот это такая тема была очень важная.
Дмитрий Пучков. Не просто так же он его растил. Обязан папу кормить!
Игорь Викентьев. Вот. Дальше. Он был такой домашний деспот. Хамил жене – жену постоянно унижал. Регулярно бил детишек. И, судя по всему – это очень важный момент, сегодня он будет неожиданный, - в общем-то, изгадил им жизнь. Всем. Практически всем изгадил жизнь. Постараюсь сейчас рассказать более подробно. И, например, Чехов был избит за то, что дал корку хлеба собаке. В моём понимании, для воспитания ребёнка… Когда ребёнок животному помогает – это хорошо. И так далее.
Далее – случай, который я рассказал в предыдущем видео. Он настолько хорош, что его надо повторить. У них была лавка, где детишки торговали, и была как-то открыта бочка с постным маслом, куда то ли упала, то ли залезла крыса. И утонула. Если быть таким порядочным человеком, нужно было даже в те времена, даже в «Таханрохе»… В конце XIX века понимали, что нужно было вылить просто бочку – и всё. Но, хорошее сочетание – жаба душит. И поэтому крысу, конечно, вынули – это понятное дело. И, учитывая близость, пригласили местного попика – чтобы он это дело освятил. С попиком обошли вокруг церкви – вокруг церкви много народа. Короче, папаша с удивлением, с недоумением (выпили, естественно) узнал, что весь Таганрог про эту крысу знает. И как-то насчёт продаж – вообще-то не очень.
Дмитрий Пучков. Несмотря на то, что освятили.
Игорь Викентьев. Продажи как-то не растут, и дети работают с пяти до двадцати трёх… Но всё равно как-то продажи не идут. И было таких ряд приколов. Потом как бы он… Короче, бизнесом он не занимался. И все дети были в некотором чудовищном раздвоении. То есть если бы у папаши были, как это сейчас называется, какие-то достижения, результаты – на него было бы как-то можно закрыть глаза. Дети стали бы такими там творцами, что-то ещё. Ну папаша бил, в правильном направлении бил. А так папаша – неудачник. Хамит, бьёт и что-то ещё. Папаша начал строить дом – этот дом вы видите сейчас на слайде – увидите, точнее, на слайде. Кто хочет – пожалуйста, посмотрите. Насколько понимаю, до сих пор он стоит.
И он от кредиторов свалил в Москву. И, очень характерно, что купец – формально купец – не может в Москве устроиться на работу. То есть человек, который даже в XIX веке в Москве (это очень важный момент, да) не может устроиться на работу – это вообще некое клеймо.
Дмитрий Пучков. Два момента вызывают интерес. Момент номер один: открытие лавки – в пять утра. Это значит, туда уже приходят покупатели. В пять утра. Офонареть. Вообще. Это ж ни свет, ни заря. Закрывают в двадцать три. Это значит, они до двадцати трёх туда ходят железно – иначе смысла нет держать открытой. Это ж безумие какое-то. Поспав – сколько там – шесть часов, получается. Ад, а не труд. Это раз.
Игорь Викентьев. Да.
Дмитрий Пучков. А второе – по всей видимости, может быть, он хотел по купеческой линии куда устроиться.
Игорь Викентьев. Кто?
Дмитрий Пучков. Папа. А там нужны, по всей видимости… Либо нужны, либо возможны рекомендации коллег по опасному бизнесу. А рекомендации такие, что тебя никуда и не возьмут. Уже.
Игорь Викентьев. Он немножко играл на скрипочке, немножко пел в хоре – это было главное. Потому что его заставил дед. Но он во много раз круче заставил своих детей. И очень малоизвестный факт… К которому мы приступаем... Детей убрать, детей убрать. Антон Павлович Чехов дважды оставался на второй год – в третьем и пятом классе. Кроме того, у маленького Чехова открылось кровохарканье – то есть по свидетельствам, в десять лет открылось. Но любой педагог, который меня сейчас смотрит, скажет, либо психолог, что это, мягко говоря, неблагоприятный эмоциональный фон.
Дмитрий Пучков. Не туберкулёз?
Игорь Викентьев. Туберкулёз. Туберкулёз, туберкулёз – сначала на лёгкие, а потом всё ниже, ниже и дальше… Опять – убрать детей от экрана.
Далее. Какая была отдушина. Никаких воспоминаний о гимназии не осталось, потому что Чехов там не выделялся. Единственный момент – может быть, для Дмитрия Юрьевича, что преподавателем математики у него был Эдмунд Дзержинский.
Дмитрий Пучков. Который вырастил нам Феликса Эдмундовича!
Игорь Викентьев. Естественно.
Дмитрий Пучков. Памятник надо вернуть.
Игорь Викентьев. Далее. Чехову очень нравился театр. И там были какие-то люди – сейчас таких нет – что-то типа инспекторов гимназий, которые отлавливали гимназистов, чтобы те не ходили в театр. Поскольку, Дмитрий Юрьевич, я вычитал, что, оказывается, в театрах у дам – я не понял, у каких, то ли у актрис, то ли у дам, - есть обнажённые шея и плечи.
Дмитрий Пучков. Видимо, это вечерний наряд – я так подозреваю.
Игорь Викентьев. Дмитрий Юрьевич, мы все мужчины – мы не понимаем в этом – оставим это для наших зрителей.
Дмитрий Пучков. Я замечу, что многих бесят чадра, бурки и прочее. Чем отличается-то, по большому счёту? Должна быть замотана в платок…
Игорь Викентьев. Да, я понимаю.
Дмитрий Пучков. Торчать могут только руки, и юбка до пола.
Игорь Викентьев. Да. Это очень сексуально. Ну хорошо. Секс сегодня будет.
Дмитрий Пучков. Я бы привёл гнусный пример.
Игорь Викентьев. Да.
Дмитрий Пучков. Я, оказывается, изучал, если это можно так назвать – жизнь папуасов. Папуа Новая Гвинея. Папуасы, например, в массе тамошних племён… Естественно, они ходят голыми. Поскольку нечем срам прикрыть папуасу. Как мужчины, так и женщины. И женщины, дабы… им нужна какая-то сексуальность, так не проявляется. Дабы был какой-то объект сексуального влечения, они прикрывают куском коры - деревянной, древесной - затылок. И если женщина жаждет секса, она присаживается перед мужчиной на корточки, убирает эту кору с затылка, и гражданин впадает просто вот в состояние немыслимого сексуального возбуждения, увидев затылок, подчёркиваю красным. Не зад, не перед и всякое такое – нет, затылок показали. А чтобы воздействовать на все рецепторы, папуаски-женщины (мы уже совсем отойдём от Чехова) во время месячных мочатся в отдельные ёмкости, туда добавляют человеческого жира, и когда всё это как следует протухнет – моча с человеческим жиром – то они этим намазываются – и благоухают. И это является невыносимо привлекательным для папуасов – дама, которая открыла затылок на немытой башке, от которой воняет тухлым человеческим жиром. Это верх сексуальной привлекательности. Так что платки, бурки – это ещё ерунда. Есть и круче у парней. Извините, отвлеклись.
Игорь Викентьев. Секс важен, у нас будет крохотный элемент.
Вот. Чехов был уже креативным ребёнком тогда. В таких ситуациях, когда постоянное психотравмирующее воздействие, обычно у людей… Либо человек ломается, и частично Чехова сломал папаша. Мы увидим потом это дальше. В том числе бывает развитие богатого внутреннего мира, потому что всё, что снаружи – плохо. И в гимназии он уже понимал, сын разорившегося лавочника. И на фоне детей адвокатов, зубных техников – которые всегда были в цене… Чтобы пойти в театр, он брал папашино пальто, надевал что-то типа бороды, заходил на галёрку… Ему это нравилось. Единственная отдушина - это был театр.
Дмитрий Пучков. Но там гимназистов ловили.
Игорь Викентьев. Ловили. А направо от их дома, через улицу, был публичный дом, где инспекторы не ловили. Чехов посетил публичный дом в тринадцать лет. А наше всё, Александр Сергеевич Пушкин – простите, ради Бога, - в четырнадцать лет. Но, естественно, Дмитрий Юрьевич, мы любим их не за это. Да, не за это.
Папаша разорился и оставил Чехова и его брата Ивана в Таганроге, а сам уехал в Москву. И несколько лет Чехов и его брат жили фактически в одиночестве. И папаша бомбардировал всю жизнь письмами, что нужны деньги, деньги, деньги, деньги. Нужно продавать разный хлам. Поэтому Чехов успевал учиться в гимназии. Иногда он прогуливал – и они побухивали, судя по описаниям. За то, что вот публичный дом, когда человек, который ввёл это в оборот, это директор был музея Чехова – его уволили – потому что такое не может быть. И присылал какие-то деньги в Москву. И, кроме того, он уже в восьмом классе гимназии написал пьесу. Очень хорошую для восемнадцатилетнего. Об этом никто не знал. «Безотцовщина». Думаю, многие хоть какие-то куски этой пьесы видели, если вы видели – «Неоконченная пьеса для механического пианино» - это написано по мотивам этой пьесы, которая в театральном обиходе называется пьеса «Платонов». Она написана в восемнадцать лет, гимназистом. Гимназист - это очень здорово. Но она, скажем так, не пошла.
И далее он поступает в Московский университет на медицинский факультет. Сейчас, возможно, вы увидите слайд и обратите внимание, что там написано – он сам потом смеялся – что он южанин, и он написал «медицинский» - после «ц» - «ы». Это он написал заявление и прочее. И здесь начинаются очень интересные моменты, которые определяют Чехова. Первый момент: папаша требует денег. Папаша в Москве, там где-то он устроился конторщиком, но как-то он… Не здорово, короче, это дело. Из купца в конторщики – это явное падение. Первое. В университете Чехов учится очень хорошо. У него, по-моему, две тройки было – на фоне сидения в гимназии и так далее. Второй момент: фактически на написание коротких рассказов нужны деньги. И вот очень интересный момент, что он, набивает себе руку на написании коротких рассказиков сатирических – и это были такие бульварные листки… И единственный из крупных литераторов, кто иногда сотрудничал в этих листках, был Лесков. Иногда. И соответственно – я сейчас не хочу об этом напоминать – кто знает русскую литературу, тот – обратите внимание – различные смачные словечки у Лескова в «Левше». Там «мелкоскоп», вот такого типа словечки.
Дмитрий Пучков. Тугомент!
Игорь Викентьев. Да. Такие словечки. Так немножко можно покривляться и так далее.
Никто из студентов медицинского факультета не знал, и Чехов откровенно стеснялся того, что он пишет. И, Дмитрий Юрьевич, пожалуйста зачитайте. Известно как минимум сорок два псевдонима Чехова, которыми он, стесняясь, подписывал свои произведения.
Дмитрий Пучков. Часть из сорока двух псевдонимов юного Антона Чехова. Антоша. Антоша Чехонте. Брат моего брата. Врач без пациентов. Вспыльчивый человек. Гайка номер шесть. Гайка номер девять.
Игорь Викентьев. Креатив!
Дмитрий Пучков. Да. Граф Черномордик. Гунияди-Янос. Кисляев. Крапива. Прозаический поэт. Человек без селезёнки. Шампанский. И так далее.
Игорь Викентьев. Да. Так вот, очень важный момент, что, с одной стороны, Чехов осваивает медицинское дело. Причём не известно ни строчки о том, чтобы где-то Чехов себя хвалил – он всегда сомневался. Он писал о себе, что «Я хороший врач». Это вот прямая ассоциация с Чеховым – «Я хороший врач». То есть он ремесло знал. Ремесло знал и так вот набивал руку, стесняясь. Потому что платили какие-то сущие копейки и прочее.
В 1884 году он заканчивает Московский университет. И здесь у него хватает ума от этой подёщины отказаться. И он выпускает первую книгу, параллельно с окончанием – «Неюмористических рассказов». «Неюмористических рассказов». И далее он подчёркивает – это очень важный момент может быть для тех, кто интересуется литературой – что его обучают на медика, а у медика – у любого медика, нормального медика – есть минимум две стадии, минимум две стадии. Первая – диагноз – потому что есть такой термин, что если вы лечите без диагноза – это такой фельдшеризм, это такое мартышковедение. Человек просто не понимает – он видел, что делает доктор.. Он фельдшер. Если не санитар вообще – делает то же самое, какие-то магические пассы, но это может не сработать. Врач нужен для того, чтобы поставить диагноз. И потом собственно уже лечение. И вот Чехов постоянно подчёркивал, что у него… Он ввёл в русскую литературу отсутствие, то что называется, моралите либо морали. У него есть совершенно страшный рассказ. Хочется спать, когда молоденькая девчонка затурканная, полукрепостная какая-то – прислуга, что-то ещё… Её все торкают, торкают, дёргают, дёргают, и в конец её оставляют сидеть с младенцем хозяев. Но она настолько истощена и настолько задёргана, что она убивает и тут же ложится спать. Вот Чехов эти состояния задёрганности, допустим… Опять-таки, первая пьеса называется «Безотцовщина». Задёрганность он изображал очень хорошо. Но даже в этом жутком рассказе вообще никаких моралей нет. Потому что он не считал нужным это делать. Он – доктор, он поставил диагноз и так далее.
И далее, обратите внимание, в определённом смысле это моя гипотеза, я нигде её не вычитал. Высказываю. Возможно, будет кто-то критиковать – пожалуйста, аргументируйте и так далее. Считается, что Чехов очень ввёл, изживая вот это детство ужасное, 15 лет унижений, он ввел такую насмешку и описание пошлости в русскую литературу. То есть он, в принципе, если вы внимательно будете смотреть – мы сейчас подойдём к очень важному моменту… Он плохо отзывается обо всех – о мужчинах он отзывается плохо, и о женщинах он отзывается плохо. Есть отдельные исключения, о которых я потом скажу. Вообще всё плохо, вообще всё плохо. Он такой не очень радостный певец. По моей версии… А папаша ещё жив. Папаша ещё жив. Вот тяжело. Тяжело, тяжело и так дальше. Дальше очень интересный момент – он пишет, становится минимально известным. И далее приезжает в Петербург, знакомится с рядом писателей. Знакомится с издателем, который много сделал для него. И тут возникает такая следующая штука: что некий издатель Суворин уговаривает его прекратить кривляться – как только что мы видели. Потому что когда креатива нет, когда нужна такая подёнщина, одна из стратегий – кривляться, к сожалению. Что он подписывает свои произведения своей настоящей фамилией – то есть не кривляться. И такой человек как Дмитрий Васильевич Беговой – мягко говоря, человек третьего-четвёртого ряда русской литературы, но лично знакомый с Толстым, Достоевским, какими-то вещами… Пишет ободрительное письмо Чехову. Чехов уже в Москве, они познакомились в Питере. И далее – потрясающая фраза Чехова, которую я зачитаю и которая чрезвычайно важна для 2016 года, для людей, у которых есть хотя бы небольшие амбиции. Фраза следующая: «У меня в Москве сотни знакомых, между ними десятка два пишущих, и я не могу припомнить ни одного, который читал бы меня или видел во мне художника». Опять-таки – Москва, Петербург. Масса людей. Человек пытается вырваться из этого ужасного детства, подвешенного папашей. Ну вот два человека, как-то… Ну просто доброе слово и кошке приятно. Скажем, Чехову было чрезвычайно важно, он этого ждал. В скобках я подскажу, что в 2016 году в России появилось огромное количество людей, которые ждут одобрения. Да, Дмитрий Юрьевич, я не о себе, я не о себе.
Дмитрий Пучков. Всё знакомо.
Игорь Викентьев. Да. Гений русской литературы – Чехов… И так далее, и так далее. Два человека нашлось. Интеллигенция московская, питерская… Два человека нашлось. И дальше возникает некоторая такая штука…
Дмитрий Пучков. Извините, ещё раз.
Игорь Викентьев. Да, пожалуйста.
Дмитрий Пучков. Но на этот раз на тему. Вот у нас был такой Дмитрий Семёнович Высоцкий. У него был такой товарищ – Вадим Туманов – возможно, и сейчас живой. И как-то раз сидит Туманов, ждёт Высоцкого. Приходит Высоцкий чернее тучи. Он говорит: «Что случилось?» Спрашивает его Туманов. А тот ему отвечает: «Да ты знаешь, у нас в театре капустник был. И на капустнике снимали на кинокамеру всё это дело». Нынче уже понять трудно – раньше снимали кинокамерой на киноплёнку и звук не записывали. Звук надо было записывать отдельно. На любительскую плёнку звук потом было не наложить, и всё любительское кино всегда было без звука. То есть ни голосов, ничего нет. Но даже так вызывало безумный совершенно восторг. Когда ты видел себя в кино – это вообще было что-то за гранью.
Игорь Викентьев. Вон он я.
Дмитрий Пучков. Да, потому что такого не видел никто. Это было редко, очень дорого. И всякое такое. И вот – в театре был капустник, на котором всех снимали. И Высоцкий рассказывает, что вот на экране появляются коллеги-актёры один за другим – и зал взрывается, просто взрывается аплодисментами, увидев каждого – радость, хохот, веселье, «во смотри, там это, то, смотри»… И тут, говорит, появляюсь я – и в театре гробовая тишина. Никто не издал ни звука. Никто не захлопал, ничего. Выдержал паузу и спросил: «Вадим, а за что они меня так ненавидят?» Это вот эти вот коллеги, которые теперь рассказывают, какими они были друзьями, как они были близки, как ещё чего-то там. Регулярно высказываются упрёки, что проклятые большевики не напечатали ни одной книги стихов Высоцкого. А вот у него навалом было друзей среди поэтов, которые щёлкнули бы пальцами, будучи мало того что поэтами – ещё и коммунистами, с серьёзным положением в коммунистической иерархии – и напечатали бы что угодно. Так вот – не щёлкали и не напечатали. А на появление на экране сидели, набрав в рот воды. То есть это – с моей точки зрения – в первую очередь – в профессиональном плане – это лютая зависть. Лютая. «Я тут такой умный, интеллектуальный, одарённый талант» - нахер, извините, никому не нужен. А вот это – «Ну, у него известность среди быдла, его там всякие шофера слушают, ещё кто-то. У нас тут тонко всё, понимаете, тонко».
Игорь Викентьев. Высоцкий не поэт, да… что-то под гитару…
Дмитрий Пучков. Хрипит там что-то непонятное. Или дурацкие рассказики пишет на потребу быдлу или ещё чего-то. В первую очередь, на мой взгляд, это зависть. Во-вторую – ну, это как с женой – вот повезло, не повезло. Есть жена нормальная, которая тебе будет рассказывать, какой ты дурак, какая ты бездарь тупая, как она угробила на тебя, урода, лучшие годы жизни. Вся красота уже прошла, а ничего так и не нажито. То есть она красоту за деньги тебе продавала. Вообще это называется проституция обычно. Бывает необычная жена. Которая, наоборот, говорит тебе, что ты умный, ты талантливый. И десятилетиями тебя руками под зад толкает, толкает, толкает, помогает, помогает, подбадривает, чтобы ты чего-то добился. Неважно. Мужья – они точно такие же. И жена – дура никчёмная, либо жена – талант, красавица и всё такое, я ей во всём помогу. Ну, а это вот как раз – зависть. Ненависть, порождённая завистью.
Игорь Викентьев. Бывает ещё хуже. На портале Vikent.ru таких материалов, к сожалению, они присутствуют…
Дмитрий Пучков. Но это норма. Вот это – норма.
Игорь Викентьев. К сожалению. Дмитрий Юрьевич, давайте заденем и нобелевские премии заодно. Значит, первое. Я не шучу. Вопрос правильной жены – которая там толкает – если будет хорошее исследование, то по идее, в районе Нобеля, но из-за зависти не дадут. Второй момент – вот то, что вы сказали, на мой взгляд, ещё хуже, ещё сложнее. То есть зависть – это на уровне быта объясняется словом «зависть». На самом деле не так. То есть когда человек видит более реализовавшегося – совершенно не важно, Чехова или Высоцкого – совершенно не важно. У него вышибается смысл существования. А это не прощается.
Дмитрий Пучков. Конечно. Я про себя рассказывать не буду. Как у меня это происходит – встречи с товарищами, с друзьями. Ну, в принципе, то же самое.
Игорь Викентьев. Сегодня мы о Чехове. Сегодня мы о Чехове.
Дмитрий Пучков. Ну тут, опять-таки, надо вернуться. Что здесь – нормальные друзья, для которых ты – это ты. А есть обычные, для которых зависть и ненависть – это гораздо главнее.
Игорь Викентьев. Да-да-да.
Дмитрий Пучков. Если могут что сказать – обязательно скажут гадость, колкость.
Игорь Викентьев. В школе этому не учат, и в училище этому не учат, в вузе этому не учат.
Дмитрий Пучков. Природное…
Игорь Викентьев. И даже в академии наук не учат, Дмитрий Юрьевич.
Дмитрий Пучков. Змеиная сущность – она природная.
Игорь Викентьев. Это вываливается. Мгновенно человек падает на уровень таких вот инстинктов. Обезьяньего стада. Полная аналогия – обезьяны. Полная аналогия, и так далее. Не буду делать небольшую вставку про обезьян-новаторов. В следующий раз как-нибудь.
И Чехов делает шаг, которого во многих биографиях просто физически нет. Чехов хочет составить курс медицины и преподавать медицину. Хочет преподавать медицину. И ему – причину не знаю – московский университет (большое спасибо, московский университет) отказал в этом. Большое спасибо, вы сохранили, родили нам писателя. И потихонечку растёт известность, потихонечку идут денежки.
Дмитрий Пучков. Литературные?
Игорь Викентьев. Да. Какие-то премии местные, местного разлива получает. И в 1887 году он снимает табличку врача. И формально в 1887 году он снял табличку, и он имеет образование медицинское – он как бы и не лекарь. Параллельно умирает брат Николай. Я повешу на oper.ru ссылку – есть потрясающее письмо брату, одному из братьев – как себя вести, что такое приличный человек. Потрясающее письмо, известное. Его стоит перечитывать, не знаю, каждой день. И надо сказать, что братья Чеховы – они были... У них не хватало сил. Они были и актёры, и писатели. И актёр, родной брат – Михаил Чехов – по краям писал, и актёр, и иллюстратор. Но всё это уходило в мечтательность. Но у них не было длинной игры. И единственный, кто из семьи сыграл в эту длинную игру – это сам Антон Павлович Чехов, который над собой как-то работал. Умирает брат, и вот эту всю атмосферу он начинает рвать. Он рассматривает очень разные… Ему нужно куда-то уехать, и уехать далеко. Причём Чехов – это очень малоизвестный факт – он рассматривал и Среднюю Азию. Нереализованная мечта Чехова – посетить Австралию. Никто не знает. И, просматривая различные варианты, он просто хочет оторваться от этой гнилой атмосферы, которой посвящены практически все его произведения – этой гнилой атмосфере. Про зависть поговорили. И он выбирает остров Сахалин. И из Москвы нужно ехать на остров Сахалин – и сейчас очередной этап квеста.
Итак, 1890 год. Сколько времени он едет в Сахалин, Дмитрий Юрьевич?
Дмитрий Пучков. Я помню, Ивану Грозному невест везли с Камчатки, по-моему, три года. Доехали все, родив детей уже от конвоя.
Ну, год. Девять месяцев.
Игорь Викентьев. Нет, ну, это слишком круто. Он едет 82 дня.
Дмитрий Пучков. На пароходе едет.
Игорь Викентьев. Нет, это он возвращался на пароходе с Сахалина. Он едет по России. И где-то там ближе к Уралу, дороги заканчиваются – там он едет в мокрых валенках, что-то ещё. Судя по медицинским показаниям, у него там очередное кровохарканье… Что-то ещё. Это его доконало. Далее он приезжает на Сахалин.
Дмитрий Пучков. Но это ключевое, что он едет.
Игорь Викентьев. Да, он едет.
Дмитрий Пучков. Потому что срока огромные брели в этапы длинные…
Игорь Викентьев. Он едет за свой счёт. Весь Сахалин оплачен лично Чеховым.
Дмитрий Пучков. То есть это говорит о том, что он литературным трудом нормально зарабатывал. Мог куда-то отлучиться.
Игорь Викентьев. Да.
Дмитрий Пучков. На свои деньги и сам себя содержать.
Игорь Викентьев. Нет, ещё и семью. Потому что, повторяю, вся семья, если смотреть экономически, она висла на шее Чехова, который болен. Болен, да. Стандартная ситуация – у Чехова очередное кровохарканье. Хотя бы какие-то люди – не из семьи – начинают обсуждать, что надо бы полечиться. Врач Чехов не идёт к врачу и просит не рассказывать семье. Стандартная многократно повторяющаяся ситуация. Потому что вся семья сидит на его шее – и у них не складываются обстоятельства.
Дмитрий Пучков. Иначе получается, ты не мужчина. Жалуешься, не можешь.
Игорь Викентьев. При этом папаша, самое важное – какому епископу не дали орден. Вот это самое важное.
Дмитрий Пучков. Тревога.
Игорь Викентьев. То, что сын больной смертельно – это не важно. Доезжает до Сахалина, Там ему естественно запрещают встречаться с ссыльными каторжными. Но, тем не менее, самостоятельно Чехов… Учитывая, что это Россия – сегодня запретили – завтра зразрешили… Никому вообще… Ну, это Сахалин. Короче, он лично встретился и переписал 10 тыс. каторжников. 10 тыс. каторжников.
Дмитрий Пучков. С какой целью? Зачем?
Игорь Викентьев. Перепись населения. Ему нужна была некая деятельность. Он считал, что он интеллигентный человек. Сейчас тут просто будет нелитературная часть про Чехова. Расскажу. Он переписал, там были различные встречи, и он сделал перепись. Далее он возвращался на пароходе действительно через Азию, был секс. Он довольно откровенно об этом писал. Секс. По одним версиям, на пляже, по другим – на плантации какой-то. Азиатской. Дальше он – через Средиземноморье и через Одессу возвращается в Москву. Пишет очерки про Сибирь, которые он писал, пока он ехал. И выпускает такую работу, Остров Сахалин. Соответственно на остров Сахалин правительство начинает посылать какие-то комиссии проверочные. Облегчают немного содержание, не приковывают к тачкам, не бреют их.
Дмитрий Пучков. Фактически выступил в роли правозащитника настоящего.
Игорь Викентьев. Да.
Дмитрий Пучков. Я бы от себя еще добавил. Когда-то я сочинил такую книжку под названием «Санитары подземелий», Книжка была псевдофантастическая. Там была отдельная планета-тюрьма, на которой сидели злые уголовники. Особо злые и всякое такое. Меня немедленно завалили письмами. «Скажите, откуда вы украли эту идею про планету-тюрьму? У Роберта Шекли, не иначе как». В попытке объяснить, что всю эту самую историю пенитенциарных учреждений – что все и всегда уголовников пытались отправить на какой-нибудь остров – это крайне желательно. Что такое остров? Ну, то есть, во-первых, уголовников законопачивали в крепости, а крепость, окружённая рвом – она не только в неё трудно попасть, но и из неё трудно вылезть. А остров – это фактически идеальная крепость. Вот у нас был остров Сахалин. У французов был остров Дьявола в Новой Гвиане. У американцев был Алькатрас возле Сан-Франциско посреди залива. А у англичан в качестве Колымы использовалась целая Австралия, населённая сплошь уголовниками. Ну, в Советском Союзе образовалась Колыма. Ну где нам Александр Исаевич доподлинно рассказал, кроме Беломорско-Балтийского канала, он рассказал, что ещё на Колыме заморили млн человек. Правда, выясняется, что, в соответствии с архивами, за всё время так называемых сталинских репрессий там побывало 40 тыс. человек, на Колыме. Что как-то вот.. За всё время. Что как-то вот… 10 тыс. на Сахалине как-то даже играет несколько. Но, поскольку на Колыме были другие полезные ископаемые, то копать надо было там.
Так вот остров, во-первых, далеко. Даже если ты оттуда убежишь – то год возвращаться будешь. Весьма маловероятно, что ты вернёшься вообще.
Игорь Викентьев. Да. До сих пор там плотность населения очень маленькая.
Дмитрий Пучков. Я замечу, что местным всяким этим жителям, тунгусам и прочим – им вообще деньги платили за то, чтобы они бошки каторжников приносили. За головы платили. И добежать было непросто. Это общераспространённая практика. А Антон Павлович показал себя, я бы сказал, настоящим гуманистом. Потому что люди, которые были прикованы к огромным пням, которые надо было носить с собой – стул назывался – то есть за ногу прикован к здоровенному пню – не убежишь. Раз. Тачка, к которой ты тоже прикован – с ней спать надо, обращаю внимание. Если их начали отковывать от тачек – я подозреваю, большинство из них даже не знало, благодаря кому это произошло. Вот Антон Павлович такое облегчение принёс.
Игорь Викентьев. И далее мы переходим к моменту, который, на мой взгляд, надо проходить в школе. Но в школе это не проходится. Далее Антон Павлович Чехов делает очень много. Я даже сейчас не знаю, как это назвать – такой социальный активист, наверное, назвать. Просто буду перечислять.
Он заботится о своём родном городе и, будучи во Франции, в Россию туда посылает 2 тыс. книг, в том числе с подписями авторов.
Дмитрий Пучков. В «Таханрох»?
Игорь Викентьев. В «Таханрох». Далее. Наверняка будут на меня обиды из Таганрога. Пожалуйста, ко мне не пристаёт, отскакивает. Пожалуйста, пишите. Я многократно, сидя на этом месте, рассказывал, что люди, как правило, делают систему, какие-то вторичные функции остаются недоделанными и мстят. Антон Павлович посылает эти две тысячи – не мгновенно, сразу же, а они куда-то в Таганроге пропадают. Потому что никто не соглашается на библиотекаря… Книга вообще нужна в библиотеках.
Дмитрий Пучков. Отдать – проследить, чтобы вернули. Записать.
Игорь Викентьев. Из Таганрога идут письма Чехову, что хорошо бы и библиотекаря, и хорошо бы квартиру библиотекарю. Чтобы вторичные функции выполнить. Это просто для понимания. Надо сказать, что что в те времена действительно было хорошо с библиотеками в Петербурге. Петербург – столица империи. Во всей остальной это бывает тяп-ляп, разные ведомства. Просто библиотек могло и не быть. Ну, были частные иногда библиотеки. И вот библиотечное дело было поставлено, мягко говоря, не очень, и поэтому эта инициатива понятная. Параллельно он договаривался в Париже – ближе не нашлось – со скульптором Антокольским – и насколько я понимаю, до сих пор стоит в Таганроге… Делается памятник Петру. Тоже он финансирует. Далее. 1891-92 гг. – есть неурожай и засуха в ряде губерний. Не будем уточнять, просто они есть. Голодающие. Чехов занимается тем, что выбивает деньги для голодающих, в том числе в Поволжье.
Дмитрий Пучков. Замечу, что никаких большевиков.
Игорь Викентьев. Да, никаких большевиков.
Дмитрий Пучков. А голод почему-то есть…
Игорь Викентьев. Да. И, более того, есть фраза Чехова… Деньги он выбивал… И он как раз с чеховским юмором сказал, что «Я был бы неплохим нищим» - потому что он хорошо выбивал деньги. Далее. Россия – такая страна затей. Тут же случается ещё и холера. Через пару годиков, в Подмосковье. И Чехов в Подмосковье, просто приписан к Подмосковью… Он бесплатно, потому что он врач – табличку-то он снял – бесплатно, без помощников, один – это зафиксировано – обслуживал 25 деревень.
Дмитрий Пучков. Ого.
Игорь Викентьев. Да, это холера.
Дмитрий Пучков. Которой можно заразиться и умереть.
Игорь Викентьев. Да. Проходит какое-то небольшое время, и начинается всероссийская перепись. Не помню, какого года, неважно. Где-то 90-е гг. Чехов бесплатно ходит по деревням, ездит по деревням и занимается переписью. Теперь я призываю наших зрителей представить, чуть не сказал, морды отечественных литераторов, и представить, что кто-нибудь из отечественных литераторов - вот холера, Сахалин, книги, памятник.
Дмитрий Пучков. Мне про тюрьмы близко. Например, вся наша перестройка была затеяна и устроена под вой о том, какие чудовищные были репрессии. Как народ пострадал. Я в своё время думал… Я как раз тогда службу в тюрьме нёс… И я все время думал, что раз уж мы так… Раз уж общество настолько сильно обеспокоено репрессиями и условиями жизни в местах лишения свободы… Я в своё время думал, что, в первую очередь, есть какие-то приоритеты. Наверное, надо хотя бы как-то обустроить тюрьмы и обустроить места лишения свободы. Например, построить новые следственные изоляторы. Сколько их построили за последние 30 лет – вот таких вот европейского типа?
Игорь Викентьев. Вот по трассе я ездил, мне сказали, построено что-то у них…
Дмитрий Пучков. Я обычно, когда на самолёте через Колпино пролетаю, провожу внезапные проверки. Там новые «кресты» построены возле Колпино. Пока в строй по-моему не введены. Я не слышал.
Игорь Викентьев. Я не скажу, Дмитрий Юрьевич… Вам видней.
Дмитрий Пучков. Всё. Выпускать идиотские законы, по которым на одного арестанта положено 8 квадратных метров – отлично. А где это, поделитесь пожалуйста? В наших этих, где на 8 квадратных метрах 6 человек обитает? А каким образом, он там один сидеть будет? Он не может сидеть один. Из соображений гуманизма и оперативных интересов – его должны окружать товарищи со всех сторон. Как это? Как это у вас так получается? Тюрьмы не построены, лагеря не обустроены. Работой люди не обеспечены. Долго сидеть например многим приходится – лет по десять – и что он там делать должен, поделитесь? Если уничтожили всю промышленность, то, не сомневайтесь, уничтожили всё и в зонах. Им нечем заняться. Как только половозрелому мужчине нечем заняться – он сначала займётся окружающими мужчинами в сексуальном плане, а потом их начнёт убивать и резать. И ничего хорошего из этого не получится. Раньше была отлаженная система обучения – повышения профессиональной квалификации. Где всё это? Всё уничтожено. И теперь давайте перейдём к самому главному. Вот у нас есть светочи литературные типа какого-нибудь, прости господи, Быкова или, ещё более прости господи, Акунина. Хоть один, хоть раз какое-то участие принял в судьбе этих самых сидельцев? Я как бывший милиционер… С моей точки зрения, людей лишают свободы. Это на мой взгляд, очевидно. По закону, тебя лишают свободы, тебя не лишают человеческих условий существования. То есть размер жилой площади, температура ночного воздуха в спальне, теплого одеяла… Тебя не этого лишают. Тебя лишают свободы. И вот восторжествовал гуманизм, и вот эти люди, которые себя самопровозгласили самыми главными гуманистами… Ничего. Ничего со времён Антона Павловича не изменилось. У нас есть совершенно гнилые личности, которые используют эту та называемую правозащиту в строго политических целях. Строго. Для зарабатывания денег из-за рубежа. А как же люди, которые там сидят – как вы им помогаете? Там не надо ни о каких жертвах политических репрессий рассказывать. Вот у нас есть, например, такой Серёга Удальцов. На Болотной площади зажигал вместе со всеми. И сел один вместо всех остальных. И Серёга мгновенно исчез из так сказать этого политического и дискуссионного поля. И кто Серёге помогает, кто греет Серёгу на тюрьме-то? Никто. А семье кто-нибудь помогает? Нет. А как у вас это получается? Тут вы за светлые идеалы, а здесь у вас вообще ничего нет. Это не интеллигенты и это не совесть нации, категорически. А вот это – на мой взгляд, наоборот.
Игорь Викентьев. Хорошая подводка. Сейчас узнаете. Смотрите. Семья Чехова покупает… Говорится, что это усадьба – на одном из слайдов вы можете увидеть кусочек. На самом деле разваленный дом. Очень небольшой. Грубо говоря, чуть лучше избы. Но незначительно.
Дмитрий Пучков. Это он сейчас разваленный, или тогда был?
Игорь Викентьев. Нет, сейчас это музей Мелиховский. В Мелихово под Москвой. Это грубо говоря в районе Серпухова. Даже город Чехов такой был был переименован, какая-то деревня… Сейчас такой город Чехов есть, недалеко от Мелихово. И это небольшой домик, там несколько домиков, которые семья так дружно навалилась… Там будут кадры. Сам домик небольшой. Просто там будут кадры. Он небольшой. И всё это в 90-е гг. Чехов, помимо литературы. Что в школе не проходится. Он выбивает шоссе в Мелихово. Далее. На свои деньги построил три школы. На свои, очень важно. Шоссе не на свои – просто выбил, известный человек… Далее. Медицинский пункт. И организовал посадки в том числе вишнёвых садов. Ничего не напоминает? Заставил крестьян и земства – такие бородатые мужики местные… И далее, малоизвестный факт. Только в одной биографии Чехова я нашёл. Причём это ка раза биография человека, который редактировал тридцатитомное огромное, самое собрание сочинений Чехова. Биографию написал человек, который всю жизнь посвятил Чехову… В 1930 году в архивах было найдено, что, оказывается, земство обратилось к царю. И, оказывается, Чехов стал дворянином по указу царя. Вот. Нигде. То есть подняты архивы Чехова – он нигде это не пишет. Он очень спокойно – ему дали дворянство. Дали так дали. Чуть попозже, в 90-е гг., то есть уже в начале века ему дали академика. Потому что, по образцу французской академии стали… Во Франции есть академия и для учёных, и для искусств. И по образцу опять собезьянничали наши предки.
Дмитрий Пучков. Переняли лучшее – так мы это назовём.
Игорь Викентьев. Обратились бы ко мне – я круче бы сделал, чтобы французы нам завидовали. Но не обратились.
И его избрали в академию. И очень интересный момент тоже, что ни в каких бумагах… То, что он дворянином стал, дворянство присвоено… Персональное дворянство, и то что он стал академиком – нигде не пишет. Далее – обычно в массе учебников написано неправильно – в эту же академию было предложение избрать Максима Горького – и никакого указа Николая II не было. Николай II устно – когда ему пришёл вероятно офицер докладывать – он устно сказал «и этого?!» - вертикаль власти отработала, и Максима Горького не избрали. И среди всех академиков нашлось три человека – Чехов, Короленко и академик-математик Марков-старший. У него сын тоже академик и тоже математик. Они очень спокойно вышли. Обратите внимание, академик, дворянство… Очень спокойно расстался и нигде его не упоминал. Единственный человек, который напоминал, что он академик – это его кухарка, которая, в кухонных мозгах всё перепуталось и она называла его генералом, что теперь Антон Палыч генерал. Единственный момент, который ему напоминал об этом. Он забил на это совершенно спокойно… Потому что он занимался делом.
Очень интересный момент в Мелихово. Дальше начинается… Сейчас я немножко сделаю круг в сторону. Это очень важно…
Дмитрий Пучков. Не могу не перебить дурацким анекдотом. В казарме дедушка вооружённых сил, и туда же заходит генерал. Дедушка стоит и на него смотрит – вместо того, чтобы подать команду «Рота, смирно!», генерал к нему подходит: «Ты кто, сынок?» Тот говорит: «Я дед. А ты кто?» «А я генерал». «Ну чё, тоже неплохо!» Для кухарки да.
Игорь Викентьев. Она по-своему, по-хорошему понимала. И далее я сейчас сделаю такой отход в психологию, потому что, мне кажется, то, что я сейчас расскажу – оно просто напрямую может быть полезно отцам и матерям. Есть педагогический гений, о котором я, наверное, рассказывать не буду, потому что... С маленькими я сам работал. Мария Монтессори. Имеет прямое отношение к Чехову. И вот Мария Монтессори – она действительно гениальный педагог, признанная ЮНЕСКО. И я так тоже думаю, вслед за ЮНЕСКО. У неё гигантское количество наблюдений за детёнышами. То есть, допустим, Монтессори-педагоги настоящие, которые учат итальянцев, очень дорого, кстати… А вот просто часами наблюдают за спящим ребёнком. Как и что ребенок делает, и так далее. И Мария Монтессори расписала, такие определённые есть таблицы, что определённый возраст почему-то… Почему-то ребёнку нужно делать определённые действия. И вот, например, есть такое упражнение. Сейчас расскажу. Когда просто на стенке висит что-то – вроде штурвала от корабля, только с одной ручкой. И известно, что в определённом возрасте маленьким мальчикам… Мария наблюдала. Да, само колесо очень дорогое, ценные породы дерева, штурвал заказывали в Голландии или в Италии, в Англии – то, что делают в России – это не совсем хорошо… Вот он подходит к нему, крутит, и счастливо смеётся, его можно крутить. Другие упражнения… Вот можете посмотреть - очень симпатичные есть фотографии в интернете. Просто-напросто надо брызгаться водой. Из леечки в стакан, из стакана в леечку. Воду можно вытирать. Вообще можно брызгаться. Надевают такие фартучки полиэтиленовые, сапожки. Дети просто хотят обрызгаться. У моих знакомых – не буду называть город – тоже в Подмосковье - есть частная дорогая школа Монтессори. Такая настоящая Монтессори. И они наблюдают эффект. Действительно это колесо – оно вообще для детей. Периодически приходят суровые папы . Очень долго пялится на это колесо…
Дмитрий Пучков. А потом как крутанёт!
Игорь Викентьев. Да. Ещё круче. И даже мэр города однажды…
Дмитрий Пучков. Не удержался, да?
Игорь Викентьев. С точки зрения Марии Монтессори, по-русски скажу… Какой-то элемент остался не проработанным, и пока он закрыт – немцы бы сказали, гештальт не закрыт. Мария Монтессори сказала бы: не проработан. Вот это… оно есть.
Теперь возвращаемся к Чехову. Такие вот штуки – и, честно говоря, опытному педагогу это видно. Когда приходят, там неважно – дети или взрослые, или что-то ещё… Это вот видно. И Чехов – очень характерный эпизод – в Мелихово постоянно – работает, с дорогами, со всеми делами – он приглашает друзей. Очень был компанейский человек. Кто друзья? Ну например, художник Левитан, Максим Горький. Свет искусства и так далее. И представьте себе. Люди за столом – свет нации за столом присутствует. И тут появляется у калитки скромненький крестьянин – надо ехать, у кого-то чуть ли не понос. Чехов встаёт из-за стола. Мать Чехова, уже перевезённая сюда, говорит: «Антоша, куда?» На что Антоша отвечал: «Болезнь не ждёт». Картинка такая, которая всё. Более того, он почти не жаловался, и как ни странно, в таком состоянии ему было хорошо. Когда он работал с простыми неинтрижными людьми, ему было спокойно, он лечил, он уставал, он не брал денег. Есть его письма знакомым, потому что допустим визит в какую-то дальнюю деревню, он оплачивал – я не знаю, как правильно в сельской местности называется извозчик… Но короче нужно оплатить мужика, который везёт. Денег он не взял, иногда привез ещё лекарства. А это какое-то количество рублей, которое ушло просто в никуда. Но ему было хорошо. Здесь важный момент, я постараюсь сделать на контрасте. Возможно, будут вопросы… Уважаемые зрители, спрашивайте на Оper.ru, я отвечаю. Если вы на Оper.ru не присутствуете, то всё равно видно, ссылки работают, можно посмотреть.
Я расскажу такой эпизод, постараюсь на контрасте объяснить. Чехов постоянно над собой работает. Был такой эпизод, на котором я не присутствовал, но мне рассказывали много раз в лицах. В начале 80-х гг. Андропову написала такая девочка американская – может, ей помогали родители, не знаю – Саманта Смит. И вот я советую всем найти фотографию этой Саманты Смит в интернете – и вы увидите, что этого ребнка любили. Потом она была очень молодой актрисой, потом она погибла, возвращаясь со съемок… Она в том числе была в «Артеке». Я не застал ее в «Артеке». Но мне с юмором методисты, они постоянно работают, они рассказывали. На всякий случай, Раньше в «Артеке» - не знаю, как сейчас, в советские времена было 6 гостиниц для взрослых – и с июня по июль-август они были заполнены проверяющими работниками, ответственными. 6 гостиниц.
Ну так вот. Дальше было все-таки кое-что плохое в советское время. Зачем-то сделали… Такая девочка роскошная – с такой американской улыбкой, и видно, что её любят. Ей делали встречу с руководителем крымских совхозов и предприятий. Как мне говорили, пришли такие вот мужики, у которых здесь ручка и так далее… И Саманта Смит сказала, что… Я не присутствовал, но мне рассказывали методисты «Артека» на разные голоса – я позже там работали. Саманта начала так: «Хай! Привет. У вас тут отличные жёлтые полозы. Изнт ит?» И все охренели, потому что: а что она имела в виду? Она же американка – что она имела в виду? Их просто вырубило. Открываю секрет: Саманта Саманта Смит ничего не имела в виду – она просто кайфовала от жизни. На контрасте – в этом отношении Чехов немножко оживал, когда он работал. Не в гнилой атмосфере. И когда ему было очень плохо – это задокументировано английскими исследователями – я развивать эту тему не буду… Он уезжал в Москву, там ему помогали, Чехову. Записывайте рецепт. Посещение публичных домов и устрицы. Извините, я не выкидываю и так далее.
Дмитрий Пучков. А извините, перебью, посещение публичных домов – это избыток сексуальной энергии был, или у него женщина какая-то была?
Игорь Викентьев. Сейчас мы подходим к вопросу о женщинах. Мне эта тема чрезвычайно интересовала, потому что это, дополняя образ Чехова… Очень много отрицательных высказываний обо всех – о чиновниках, об интеллигенции, нас еще ждет впереди… О женщинах… У меня жена прочитала буквально несколько страниц и сказала: «Он ненавидел женщин». За что? Вот папаша многое заложил и, в определённом смысле, опережая выводы, не совсем он преодолел это. Психотравма, нанесённая в детстве, его изводила. Нашего Чехова.
Было три категории женщин. Первая категория – это были проститутки. Мы с вами не договаривались, я не буду рассказывать, что он с ними делать, Дмитрий Юрьевич, сегодня.
Дмитрий Пучков. Ну, многие в курсе, я думаю, без пояснений.
Игорь Викентьев. Ну вдруг смотрят нас дети. Надо вывешивать. Следующий момент – очень много окружало Чехова людей, которых в Питере и Москве много – регионалы их не любят, а мы уже обвыклись. Сейчас будут, наверное, обиды. И не знаю, Дмитрий Юрьевич, что делать. Это и мужчины, и женщины, которые не реализованные. Это как бы и не жена, и не актриса – но я хочу быть актрисой. А Чехов – драматург, мы к этому перейдем… И вот это нереализованное болото постоянно его окружало. И если честно, я потом буду рассказывать - это болото все-таки его сожрало в буквальном смысле. И периодически Чехов убегал из этого болота. Потому что среди нереализованных людей это нехорошо.
Дмитрий Пучков. Позвольте замечу!
Игорь Викентьев. Третья категория женщин… Но вы говорите, говорите… Третья категория женщин, я подготовил вам кейсик. Ну давайте, давайте.
Дмитрий Пучков. Эти окружающие, которые нереализованные, все очень любят рассказывать о том, как в мире искусства всё решается только через постель. Что коварные режиссёры заманивают в койку, насилуют несчастных будущих звёзд и всякое такое. У нас даже присказка такая была: «Где у вас диван, на котором на работу принимают?» Но в реале это всё выглядит несколько иначе. Вокруг тебя как мухи или пчёлы, для красоты сравнения… Вьются роем просто, потому что через тебя можно получить очень большие бонусы. То есть самое главное, это всегда деньги и через тебя можно получить доступ к деньгам. И количество желающих вступить с тобой в половую связь – оно превышает все абсолютно разумные пределы. Ну, у кого-то получается как-то лавировать, кто-то очень даже может использовать это для собственного блага, для своего подъёма. Ну, а большинство тупо сжирает всё это. Просто сжирает. Либо ты их будешь жалеть – это плохо, либо тебя похоть сожрёт – это ещё хуже… А как правило, они и жалеют, и похоть.
Игорь Викентьев. Дмитрий Юрьевич, вы очень отвлеклись.
Дмитрий Пучков. Извините.
Игорь Викентьев. Про Чехова. Ещё раз, проститутки. И актрисули, от которых он отшучивался и прочее. И третий тип женщин, который всё-таки я раскопал. Он должен был быть, он был. Несколько лет Антон Павлович Чехов проводил под городом Сумы. Насколько я понял, там есть две реки – Псёл и ещё какая-то река. Это, наверное, не так важно. На территории Украины, под городом Сумы. И там он жил и общался с помещиками Линтварёвыми. И помещики были весьма прогрессивные. Там было три женщины – двое из них получили медицинское образование и лечили крестьян. Одна получила педагогическое образование и обучала крестьянских детишек. И, естественно, сын-революционер, который был выгнан из института за революционную деятельность. Полный набор. Так вот теперь кейс. Можем начать с Дементия, можем начать с Дмитрия Юрьевича. Как к этим людям, к этим трём сёстрам – обращался… «Три сестры» Линтварёвых - как обращался Чехов? Вы знаете это слово. Хорошо, как у вас на форуме иногда люди обращаются?
Дмитрий Пучков. Камрад?
Игорь Викентьев. Товарищ.
Дмитрий Пучков. Это и есть товарищ! Камрад – это завуалированный товарищ.
Игорь Викентьев. Абсолютно серьезно. Потому что он видел коллег, и он уважал. Он уважал труд и так далее. И далее штука, как ни странно … Как я это воспринимаю, облом. Потому что я сопоставляю гору литературы, которую я продрал, готовясь к этой встрече. Была мечта, которая не была реализована. В эти годы, вероятно, жизнь пошла бы серьёзно по-другому. Что хотел Чехов? Вот на этой реке Псёл, ещё какая-то там река есть – они протекает через Украину, под городом Сумы украинским… Чехов хотел сделать литературную колонию. Очень малоизвестный факт. Где люди будут работать. Но, к сожалению, разные обстоятельства жизни обстоятельно его закрутили. Он несколько раз к этой идее возвращался. И литературная колония не получилась. И, мне кажется, вот эта гигантская развилка – как понимаю в творческих личностях – мне представляется, что это могло немножко вытянуть и литературу российскую, и Чехова. К сожалению, почему не получилось… Честно говоря, я не знаю, но не получилось. И Чехов выныривает в очередной раз. И он пишет пьесу «Чайка». Кто не помнит со школы, как ни странно, сейчас скажу одной фразой. Масса людей на форуме oper.ru скажет, что я не прав, - ради Бога. По направлению – прав, в деталях – не прав.
Есть пьеса «Чайка», есть «На дне» Чехова, написанная позже…
Дмитрий Пучков. Горького!
Игорь Викентьев. Извините, Горького. И она в принципе про людей несостоявшихся, которые постоянно это очень долго и длительно, болезненно обсуждают. В принципе, дальше можно сказать, что я не рассказывал все сюжетные линии, но тем не менее, очень грубо говоря… Мне просто важно напомнить. 1896 год. Дальше - Александрийский театр. Питерцы знают, это первый театр России, который сделала, заложила дочь Петра – весёлая Елизаветка. Она любила бухать. Сначала она сделала Московский университет, потом, в следующем году сделала Александрийский театр, а ещё через годик она сделала Академию художеств. У нас два здания, а в Москве одно. У нас больше. Потом оно было перестроено. Выходит на Невский проспект и так далее.
Должен был поставить «Чайку». И она написана была… Такие вот нереализованные люди. И дальше возникла ошибка. С точки зрения рекламы это грубейшая ошибка. Чехов понимал как комедию. И люди шли на комедию. Более того, он посетил репетиции, было написано вообще по-новому, не было… Чехов – один из отцов бессюжетности. У него такого явного сюжета – раз, два, три – нет. Нет моралите, короля Лира там нет. Короля Лира там нет, даже Гамлета нет. Бессюжетные такие. Актёры были неуверенные, Александрийку люди посещали как развлечение. И они стали ржать, где не надо ржать – и прочее, и прочее. Короче, это провалилось. Он ходил по городу, пообещал себе больше никогда этого не делать.
Надо сказать, что в 2008 году у нас в Питере… И не только в Питере, но и в Минске и в Москве произошло аналогичное, когда Илья Олейников (привет, программа «Городок», которую снимал он - все знают Олейникова) – он сделал пьесу «Пророк». Я не буду вам рассказывать. На театральном жаргоне там был поставлен мюзикл – он был довольно недешёвый. И на мюзикл люди идут отдыхать. А опять-таки на театральном жаргоне там «духовка» - то есть духовное и так далее. Я видел только часть этой постановки. Тоже не получилось. То есть такой провал, когда зритель введён в заблуждение – наверное, так можно очень мягко сказать.
И он хочет отказаться от драматургии. Обратите внимание, не нашлось людей, которые его поддержали. Опять-таки, вот момент. Масса рецензентов… Вышли рецензии, что «исписался», «нет таланта», ну и так далее - как обычно.
В 91 году… Извините, совру… Да, 1898 год – на следующий год Станиславский и Немирович-Данченко организуют МХТ – Московский художественный театр. Дальше просто-напросто нужно скинулся на театр, просто бабло нужно. Нужно бабло. Чехов – один из первых пайщиков. Делает конкретно - он делает. Второй момент – они ставят, потому что у них проблемы с репертуаром. И получается оглушительный успех. Оглушительный успех. И они возрождают. Чехов после этого – обратите внимание, небольшое одобрение – пишет классику. То есть «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишнёвый сад». То, что я назвал, если вы не театралы, поверьте, это такая мировая классика. Для этого ему нужно было просто-напросто такое одобрение. Параллельно он пишет сестре Марии: «Меня окружает густая атмосфера злого чувства, крайне неопределенного и для меня непонятного. Меня кормят обедами и поют мне пошлые дифирамбы и в то же время готовы меня съесть. За что? Чёрт их знает. Если бы я застрелился, то доставил бы этим большое удовольствие девяти десятым своих друзей и почитателей». Отсюда начинается Чехов-драматург и прочее.
Примерно в это же время, при обеде в дорогом московском ресторане «Эрмитаж», снова идёт кровь. Кровь не остановить. Чехов – врач. И его знакомые – конкретно – Суворин-издатель, заставляет показаться врачу. До этого момента неизвестно, чтобы Чехов показывался врачу.
Дмитрий Пучков. Молодец.
Игорь Викентьев. Надо кормить семью, которая большая, которая бестолковая и прочее, прочее, прочее. При этом он постоянно просит не рассказывать семье о том, что он делает. Далее врач говорит, что дело пахнет керосином. Чехов заключает договор – у него сложное название – Адольф Фёдорович Маркс, издатель. Не Карл Маркс. Тот тоже из немцев, но в России. И тот единовременно выкупает сочинения и платит довольно большую сумму. Не будем уточнять сумму. Об этом узнают другие издатели и предлагают Чехову забить стрелку с Марксом, надавить на него, поскольку это очень мало. То есть они готовы дать за право опубликовать Чехова в разы больше. И когда дело касается денег, общественность возбудилась – и даже готова защищать Чехова – что вообще впервые.
Дмитрий Пучков. Ну потому что с него нажиться можно.
Игорь Викентьев. Да. Впервые в жизни. То есть Маркса. И очень интересный момент, который понимает Чехов, он говорит: «Я был в сознании, я принял решение, я прочитал договор, я подписал». Поэтому стрелка отменяется.
Дмитрий Пучков. Зачем он это сделал, если можно было продать дороже?
Игорь Викентьев. Нет, мы сейчас о Чехове. Именно на эти деньги… Из заниженной покупки Маркса делается несколько вещей. Покупается домик в Ялте. Далее… Точнее, покупается на окраине Ялты – татарский уголок такой. Молодой архитектор рисует. Очень интересно: Чехов предполагает, что будут гости, у каждого независимый вход. Много очень входов. Дом крохотный – он будет на слайде, посмотрите, если будет слайд. Если не будет – в альбоме посмотрите. Каждая для гостей и так далее… Молодой архитектор его делает и всё прочее. Второй момент, который докрутил в моём понимании Чехова… Он видит Ольгу Леонардовну Книппер. Где она играет… Сейчас я посмотрю, тут у меня…
Ольга Леонардовна Книппер в главной роли «Чайки». Тут возникает несколько эффектов – надеюсь на поддержку Дмитрия Юрьевича. Большинство… почти всех женщин при нормальном гримёре, при нормальном освещении, при выставленной аппаратуре, при наличии репетиций… Можно дать гораздо более соблазнительно, чем…
Дмитрий Пучков. Безусловно.
Игорь Викентьев. На это работает целая индустрия. Там работают 20 человек, вы видите одну героиню… Как она хороша в гриме и так далее, в костюме. И он видит…
Дмитрий Пучков. Я бы так сказал. Что можно чуть-чуть затушевать недостатки, обозначив достоинства.
Игорь Викентьев. Да-да-да-да.
Дмитрий Пучков. Если помыть как следует, то всё равно красавица останется красавицей.
Игорь Викентьев. И тут нужно сказать несколько слов об Ольге Леонардовне Книппер. Она из семьи обрусевшего немца, инженера. Дальше такой признак, который по молодости, к сожалению, часть наших зрителей не поймёт. Люди после 35, думаю, что поймут. Она ищет себя как художницу. Ищущая девушка. Естественно, не находит. Потому что с точки великого учения об S-образной кривой художниц в каждой усадьбе пачками – музыкантшей… Это всё уже изъезжено. И вот наконец повезло. В 30 годиков (30 годиков для девушки – это как бы много) её берут еще в студию Немировича-Данченко. Повезло. И дальше снова повезло. Успех «Чайки». Главный драматург с ней переписывается.
У ней есть родственница дальняя – Ольга Константиновна Книппер – которая бывала в Ставке Гитлера. Если верить её воспоминаниям, всё подготовила, чтобы советская разведка грохнула Гитлера. Опять-таки, следующее воспоминание, не данные разведки, воспоминание. О том, чтобы во время войны не стали грохать Гитлера, потому что Гитлер был предсказуем, а если его грохнуть, придут другие, то есть непонятно как. Короче, Ольга Константиновна Книппер – такая русская разведчица, которой целовали ручки.
Дмитрий Пучков. Актриса была тоже, нет?
Игорь Викентьев. Да, актриса, симпатичная женщина, умела себя подать.
Дмитрий Пучков. Убежала в революцию.
Игорь Викентьев. Нет, она не в революцию. Она как-то вот… Не знаю, как работала разведка с ней, но…
Дмитрий Пучков. Нормально работала!
Игорь Викентьев. Есть её книжка воспоминаний – там, понимаете… Грубо говоря, я не могу, не имею документов сказать – она играла в Мату Хари или она действительно… Тем более ещё актриса. Имея опыт общения с людьми искусства, я очень так осторожен в этих оценках. Но просто чтобы не путали. Потому что жена Чехова…
Дмитрий Пучков. Да. Многие увлекались…
Игорь Викентьев. Что жена Чехова хотела грохнуть Гитлера. То есть чтобы этого не было, я как бы… Я это дело оговариваю.
Дмитрий Пучков. Сразу вы перед глазами встаёт светлый образ Бубы Касторского. И тут я ему говорю: «Буэнос Айрес, шлимазл». – «Бесаме мучо»…
Игорь Викентьев. Да-да. И вот у них возникает переписка, они написали 400 писем. И они оформили брак, причём, что интересно – они брак оформили… И, вероятно, моя гипотеза – это не подтверждено никакими данными – это моя гипотеза, сразу оговариваю… Вероятно, Чехов физически чувствовал себя очень плохо. Вероятно, скажем. И они оформляют брак, причём они идут в церковь, они встречают кого-то из родственников Чехова. Они не говорят, что идут венчаться. Но, тем не менее, они оформили отношения. Считается, что Ольга Леонардовна настаивала… Девушке уже 30 лет. 400 писем. И дальше начинается история, которая даже во времена, когда они оформили свои отношения… Осуждали даже актёры МХТ. Потому что довольно больной Чехов – судя по всему, ему уже было плохо, он в Ялте. А Ольга Леонардовна Книппер – она блистает на московской сцене. Известно, что он больной. Второй момент – нашлись, естественно, друзья, которые Антону Павловичу Чехову пишут, что Ольга Леонардовна Книппер изменяет ему с Немировичем-Данченко. Я цитирую, я в данном случае не пытаюсь как-то оговорить. Это важно для понимания. Чехов называет её в письмах – я не стал приводить большой список, как он ее называл – он называл ее «крокодил души моей». Тем не менее, в Ялте. Очень важный момент, который я собрал… Я это не привожу, потому что явно не основная линия… Что Чехов неоднократно до встречи с Книппер писал, что просто-напросто он не может время тратить на женщин, потому что – я это объясню подорванным таким отношением в детстве – что он очень быстро утомляется. То есть непосредственный контакт с человеком… То есть Левитан описывает его, что вот душа-человек – застолье, но только среди своих и в очень небольшое время. Потом он уходит и работает. И в определённом смысле Чехову нужно было одиночество, потому что, как я это понимаю, эти психотравмы папаши, нанесённые в детстве, не располагали к нему людей. Кроме того, он был такой сильный мозг, и он видел хорошо людей, чрезвычайно точно описывал… И это хороших отношений явно не прибавляло.
Дмитрий Пучков. Естественно.
Игорь Викентьев. Не прибавляло.
Дмитрий Пучков. Лучше всего ты можешь написать только о тех, кого как следует знаешь.
Игорь Викентьев. Да.
Дмитрий Пучков. Есть такой пример – извините, опять перебью. Небезызвестный гражданин Довлатов, которым так все восторгаются, как у него замечательно… И близки считали его, мягко говоря, негодяем, сволочью за то, что он их выставил в произведениях вообще непонятно кем, непонятно как. Это никому не нравится. И личное мнение гражданина – как в известной… Я могу вам рассказывать прикольнейшие случаи из жизни моих друзей. Прикольнейшие. Которые с точки зрения друзей являются распространением гнуснейших сплетен о них. А это и есть изложение сплетен на бумаге.
Игорь Викентьев. Раз вы назвали Довлатова, Довлатов говорил, что есть Достоевский, Толстой, но хочется походить, с точки зрения Довлатова, только на Чехова. Сергей Довлатов говорил. В определенном смысле, традиционная мораль осуждает, что муж в Ялте болеет, жена в Москве… Учитывая характер Чехова и то, что я сказал в предыдущий раз… Ему, судя по всему, было тяжело. Он об этом прямо писал, описывая женщин в разные годы до встречи с Ольгой Леонардовной Книппер. Которая «крокодил души моей» и прочее, прочее. Они так существуют, причём он довольно открыто пишет Ольге Леонардовне, что «Я знаю, что ты изменяешь». Но не настаивает. У меня есть своя гипотеза, но она у меня касается интимных сфер Антона Павловича Чехова, поэтому я е буду крупным эфиром означать… Мне сейчас важно зафиксировать, что такая была пара удалённая… Удалённая она существовала. Это было, и мне очень важно сказать сейчас – здоровья Чехову близкие не прибавляли. Очень важно. Главное, что я хотел сказать, где-то заговорился и так далее…
Чехов в свою творческую кухню почти не пускал, почти не пускал. Но, тем не менее, есть несколько советов Чехова, которые, возможно, чтобы Чехов был полезен нашим зрителям, я расскажу. Первое – это упражнение, которое я советую делать… Упражнение придумал не я, честно. Но я просто веду мастер-классы по написанию. Готов поделиться. Если хотите поставить литературный стиль – у Чехова нет крупных произведений. У него только в короткой форме, не хватало у него на длинные дыхания. Вы читаете 2-3 страницы Чехова, закрываете книжечку и пишете. Потом вы сравниваете. Если у вас хорошая память – 3 странички. И вы понимаете, что у Чехова слова поставлены очень правильно. Если вы такое делаете месяц-два… То час в день… Купить Чехова в «Старой книге» – сто рублей стоит том. Понятно, да? Если кто хочет так поставить себе стиль – бесплатно. Сто рублей том рассказов, чего-то ещё… Можно брать письма в тридцатитомном издании (такое синенькое). Оно на слайдах у нас есть, издание Чехова. 12 томов переписки. Это такое упражнение, чтобы поставить себе стиль лаконичный и точный. Какие советы Чехов в рассказах писал? Первое. Чехов сначала придумывал героев – это личное его признание. Дальше раскладывал, всё это в голове. Всё это раскладывал на реплики. И только потом всё это писал. Причём черновики Чехова… Ну у меня мой человек – он полностью весь измазан. Или взять Толстого – там всё измазано. Чехов писал… Набил руку ещё в юношестве, чуть не сказал, в детстве… Писал относительно беспомарочно и так далее.
Далее, что он советовал. Он советовал отбросить начало и отбросить конец. Потому что начало – я могу просто объяснить – начало… Начинающий автор всегда виден, начало – человек разгоняется, он входит. Нахрен. Просто выбросить – и всё. И будет свежак. И вот теперь, Дмитрий Юрьевич, пожалуйста, зачитайте – как пример мышления Чехова. Это уже в Ялте. С Максимом Горьким.
Дмитрий Пучков.
Максим Горький и Антон Чехов гуляли по набережной Ялты. В это время мимо пробежал чёрный кот. «Вот, - сказал Горький. – Придумайте, Антон Павлович, рассказ на тему «Чёрный кот»». И Чехов тотчас без раздумья сочиняет рассказ. В Петербурге на Васильевском острове стоит пятиэтажный жёлтый дом. Чёрная узкая лестница, на которой скверно пахнет кошками. На пятом этаже дверь, обитая черной порванной клеёнкой. Налево от двери в комнатушке, отделенной дощатой перегородкой от кухни, сидит курсисточка и читает «Эмансипацию женщин» Джона Милля.
Игорь Викентьев. Джона Стюарта Милля.
Дмитрий Пучков.
А рядом в кухне старуха-прачка стирает белье и разговаривает с хозяйкой, женщиной еще не старой.
- Нет, ты со мной не спорь! Я женщина старая, бывалая. Что я скажу, то уж истинная правда. Коли ты хочешь, чтобы кто там ни на есть от тебя не отстал, то вот мой совет. Поймай чёрного кота, живым свари его в кипятке. Вынь у него дужку да ею потихоньку и ткни того, кого хочешь, чтобы не отстал. И не отстанет, моя милая. Так и прилипнет - не отдерешь. Ты уже мне поверь. Я зря говорить не буду. Женщина я старая, бывалая.
И вот курсисточка закрывает «Эмансипацию женщин» Милля и идёт ловить черного кота.
Игорь Викентьев. Кто не знает, Дмитрий Юрьевич, подскажите. Есть замечательный кусок – из мурла читает Дмитрий Юрьевич: «А видел ли ты, как течёт река?» И такой пример интеллигенщины и лженауки в одном флаконе. Вот это – и из мурла – смонтируйте. Кто не видел – найдите, запросите, я ссылку дам.
Он в Ялте потихонечку работает, причём в Ялту начинают приезжать какие-то поклонницы. И ялтинцы называют их «антоновками». То есть они вот познакомиться с Чеховым, посмотреть Чехова, какие-то начинающие актрисули… И так далее. Но Чехов попал в некую западню – ему откровенно плохо. И далее, очень интересный момент… Не очень он лечится в Ялте. Обратите внимание – доктор… Вероятно, он… То ли он понимает, что дело пахнет керосином…
Дмитрий Пучков. А, может быть, просто не хотел.
Игорь Викентьев. А, может быть, страшно. Периодически – как правило, это в письмах – он оценивает некую интеллигенцию, которую он тоже не очень любил, прямо скажем. И сейчас… Наверное, мы куски какие-то вывесим на oper.ru. Дмитрий Юрьевич, вот пожалуйста, это об интеллигенции… Как правило, это письма. Это есть в письмах.
Дмитрий Пучков. Профессиональные деформации – это людей, занятых умственным трудом. Так мы их назовём. Это не только у милиционеров, оказывается, бывает – надо же.
Чтобы хорошо жить, по-человечески - надо же работать! Работать с любовью, с верой. А у нас не умеют этого.
Архитектор, выстроив два-три приличных дома, садится играть в карты, играет всю жизнь или же торчит за кулисами театра. Доктор, если он имеет практику, перестает следить за наукой, ничего, кроме «Новостей терапии», не читает…
Игорь Викентьев. Извините. На мой взгляд, очень хорошо, если он хоть «Новости терапии» читает!
Дмитрий Пучков. Да.
… и в сорок лет серьезно убежден, что все болезни - простудного происхождения. Я не встречал ни одного чиновника, который хоть немножко понимал бы значение своей работы: обыкновенно он сидит в столице или губернском городе, сочиняет бумаги и посылает их в Змиев и Сморгонь для исполнения. А кого эти бумаги лишат свободы движения в Змиеве и Сморгони, - об этом чиновник думает так же мало, как атеист о мучениях ада. Сделав себе имя удачной защитой, адвокат уже перестает заботиться о защите правды, а защищает только право собственности, играет на скачках, ест устриц и изображает собой тонкого знатока всех искусств. Актер, сыгравши сносно две-три роли, уже не учит больше ролей, а надевает цилиндр и думает, что он гений. Вся Россия - страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много едят, пьют, любят спать днем и во сне храпят. Женятся они для порядка в доме, любовниц заводят для престижа в обществе. Психология у них - собачья: бьют их - они тихонько повизгивают и прячутся по своим конурам, ласкают - они ложатся на спину, лапки кверху и виляют хвостиками. …
Сейчас бы Антон Павлович был подвергнут обструкции как гнуснейший русофоб!
Игорь Викентьев. О блогерах, о блогерах, пожалуйста.
Дмитрий Пучков. Антон Павлович Чехов о блогерах.
Кто-то при нем жаловался на скуку и тяжесть «серьёзных» отделов в толстых журналах. - А вы не читайте этих статей, - убежденно посоветовал Антон Павлович. - Это же дружеская литература... литература приятелей. Её сочиняют господа Краснов, Чернов и Белов. Один напишет статью, другой возразит, а третий примиряет противоречия первых. Похоже, как будто они в винт с болваном играют. А зачем все это нужно читателю, - никто из них себя не спрашивает.
Прекрасно.
Игорь Викентьев. Чехов это наблюдал. Еще раз повторяю, что у него 8 тысяч персонажей – он придумал. Подсчитано.
Теперь мы потихонечку подходим к финалу. Уже плохо. И от большого ума, Ольга Леонардовна вытаскивала Чехова в Москву зимой. Вы понимаете, можно что-то в театре помочь, посмотреть спектакли. Совсем нехорошо. Тем не менее, плохо. И через некоторое время они едут на лечение в Германию, потому что уже действительно нехорошо. И далее – потрясающий факт, который, опять-таки… Я проработал кучу биографий Чехова - и нашёл только в одной. Что меня чрезвычайно удивило. И в Германии попадают к немецкому врачу. Немецкий врач обследует и говорит, что полностью изношено сердце. Что он говорит впервые. Чехов – врач. Понятно количество знакомых врачей… Туберкулёз всё-таки пошёл вниз. Не буду более детализировать. Он пошёл вниз и прочее. И дальше начинается некая синусоида. То есть то лучше, то хуже. В одну из ночей Чехов просит впервые в жизни – обратите внимание – пригласить врача. Поздний вечер, ночь. Был в Москве когда, он осмотрелся. Сам, будучи профессиональным врачом. В этом пансионе живут 2 русских студента. Ольга Леонардовна одного из них просит. Приходит немецкий врач. Далее, по обычаю немецких врачей… Когда врач приходит к врачу и видит, что тот плох… Надо выпить шампанского. Обычай – когда врач приходит ко врачу. Чехов выпивает шампанского, садится. Далее, по воспоминаниям Ольги Леонардовны, он говорит по-немецки. Неправильно.
Дмитрий Пучков. Ich schtarbe. То есть «Я умираю».
Игорь Викентьев. Я это вырезал, этот термин – из воспоминаний. Потому что других воспоминаний нет физически. Есть русские исследователи, которые считают, что, поскольку Чехов не знал немецкого языка – и, тем более, состояние было плохое, он сказал «Ишь стерва». И, по стилистике Чехова, как-то интуитивно, это гипотеза, у меня доказательств никаких нет. Далее, очень кинематографичный момент. Чехов ложится на бок и умирает. Очень кинематографично. Впархивает черная бабочка. Возможно, это придумано позже. Вот в момент смерти. И Ольга Леонардовна Чехова пережила мужа – Дмитрий Юрьевич, вы оцените – на 55 лет.
Дмитрий Пучков. С ума сойти. Не все до стольки доживают-то, не то что пережить.
Игорь Викентьев. Да, до 59 года. А Чехов умер в 1904 году. И в 24 году – это малоизвестный факт… Понятно, что тогда в Петербурге - в Петрограде тогда уже, в Москве денег нет… И Станиславский, и Немирович-Данченко, их труппа. Она ездит по европам. И в 24 году они заезжают – они работают в Загребе. И сборов нет. А деньги нужны для театра. И есть два варианта. Я расскажу оба, хотя можно сократить. Надо делать сборы. И кто-то предложил, по одной версии – Станиславский, по другой – он просто завизировал. Завизировал, что, оказывается, в спектакле принимает участие Книппер-Чехова. Чехов работает после смерти. Отсюда пошло «Книппер-Чехова». Далее Книппер-Чехова играет в Москве какие-то там спектакли, что-то ещё… Яркое пятно, 35 год, гастроли в Тбилиси, просто ресторанный банкет, она пляшет на столе – то есть жена Чехова пляшет на столе, грузины в восторге. Грузины шикарно принимают – я свидетельствую, я работал в Тбилиси. Изобретение у меня там есть и так дальше. И всё.
Меня чрезвычайно заинтересовало… Кратко повторю гипотезу, которая… Мне кажется, что папаша нанёс некоторые психотравмы, которые, используя частично язык Марии Монтесолли, не были отработаны полностью. Далее. У Чехова был шанс – некоторая литературная колония и, можете поискать даже в интернете – найдёте буквально единичные упоминания, хотя автоматически всё продирается. Литературная колония. И не получилась. Не получилось. И как раз в предыдущих частях я говорил, что был Пирогов, он сделал это и это. Был Ухтанский, он сделал это и это. Был Альтшуллер, он сделал это и это. Был Ефремов, он прозревал наше будущее, и так далее. Чехов как раз пошёл другим ходом. Я показываю, что, похоже, была точка развития – и эту точку он проехал. И меня чрезвычайно интересовало. Я исходил из того, что должны быть какие-то аналоги, помимо Чехова, вот идея литературной колонии должна в пределах России носиться, что-то должно быть сделано. Может, кто-то ещё найдёт – пожалуйста. Это вещь неисследованная. Откровенно говоря, неисследованная. Я такого человека нашёл. Причём я пока не могу сказать… Точно у них были общие знакомые, но общались ли напрямую – я, честно говоря, не знаю. Это Сергей Николаевич Зверев. Сергей Николаевич Зверев – не тот Зверев. Нет-нет, отмена, отставить. Сергей Николаевич Зверев. Ученик Чайковского. Ученик Чайковского – и его наиболее известные ученики – Рахманинов и Скрябин. В принципе, достаточно. Что же делал профессор Зверев? Профессор Зверев – в определенном смысле предтеча Макаренко, только в творческой стороне. Он выбирал себе учеников, работая в Московской консерватории. Далее – такое очень милое условие – ученики жили у него дома.
Дмитрий Пучков. Фанат этого дела.
Игорь Викентьев. Да. Если у ученика не было денег, Зверев не парился – он оплачивал. Дальше очень интересная цифра, она вам понравится. У него стояло несколько роялей. И рабочий день начинался в 6 утра.
Дмитрий Пучков. Бедные соседи!
Игорь Викентьев. Московский профессор! Причем такая милая деталь – я не музыкант, не могу сказать – если ученик играл недостаточно бодро, он просыпался. У него был заточенный слух, заточенный слух Зверева. И он любил демонстрировать своих мальчиков, то есть перед профессурой консерватории. То есть он их возил на отдых в Крым, кстати. В Крым возил на отдых, то есть постоянно учил, приглашал учителей языков. Круглосуточно пас. Сложнейшие произведения, выходят относительно юные мальчики – вообще без нот играют, на память. Музыканты понимают, что сложные произведения на память и так далее… Так вот Зверев такое сделал – полностью частная инициатива… И он аналог колонии сделал – только не в области литературы. Возможно, кто-нибудь в Белоруссии, в Украине, в России, хоть в Канаде – пожалуйста… Найдёт аналог литературной колонии. На стыке веков – большая просьба вам прислать. И, Дмитрий Юрьевич, давайте скажем, что хотел сказать нам Чехов.
Дмитрий Пучков. Антон Павлович Чехов в письме.
Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их и мало. Несть праведен пророк в отечестве своем; и отдельные личности, о которых я говорю, играют незаметную роль в обществе, они не доминируют, но работа их видна; что бы там ни было, наука всё продвигается вперед и вперед, общественное самосознание нарастает, нравственные вопросы начинают приобретать беспокойный характер — и всё это делается помимо прокуроров, инженеров, гувернеров, помимо интеллигенции и несмотря ни на что.
От себя могу заметить, что в жизни соотечественников Антон Павлович разбирался очень глубоко. Чему, так сказать, свидетельство.
Игорь Викентьев. Обратите внимание, что в эпоху интернета, как мне кажется, - я об этом многократно говорил… Судя по откликам, был многократно не услышан – поэтому скажу ещё раз. Мне кажется, что в разных городах есть отдельные люди, и, мне кажется, не стоит повторять традиционных ошибок русской интеллигенции, когда я немножко рассказывал о Бердяеве. Мне кажется, какие-то профессиональные, либо объединения по интересам – это очень важно, фиксация результатов – это очень важно. Они перспективны для России. Для других стран просто не знаю в силу неопытности. В России обычно этому мешают лень, глупость и вот слово «я». Когда будете думать о себе очень хорошо – почитайте Чехова. Он всё сказал. Кто хочет поставить себе стиль – месяц-два, пару томиков Чехова (100-200 рублей)… И каждый день – часик. Через 2 месяца вы не узнаете ваш литературный стиль. Вот это, наверное, финал.
Дмитрий Пучков. Очень интересно. Познавательно. Жалко Антона Павловича. Как-то печально. Что так вот вокруг складывается.
Игорь Викентьев. Да.
Дмитрий Пучков. Папе спасибо – основное, конечно.
Игорь Викентьев. Дедушке и папе – они так сделали всё.
Дмитрий Пучков. Да. Наглядный пример того, что озверение в дисциплине применительно к детям ничего хорошего не несёт.
Игорь Викентьев. Ещё, знаете, могу сказать некую научную штуку. Не будем называть город, хотя совершенно очевидно… Меня призвала некая мэрия из некого города – не будем называть его для наших телезрителей. Это были дикие девяностые. И из мэрии я вынес… Извините, такая подробность, не было полиэтиленовых пакетов – в двух авоськах я вынес документацию… Меня попросили проанализировать, отчёты в прокуратуре, милиционеров, педагогов, психологов, психиатров и так далее. И, скажем… Легче будет показывать. Я расстелил большой слой ватмана на столе, нарисовал ось времени и стал… У меня все эти отчёты ещё, на пишущих машинках всё это было сделано… Смотреть, где заложены проблемы. Где заложены и где они, сразу уже, горячими. Допустим, она заложена в детстве, потом проявилась к 40 годам. Две точки. И я обалдел – но я это сделал своими руками, всё просто просканировав всё… У меня получилась ось времени, и такая гигантская коса, как женская коса из детства – и потом она падает – на 30 лет, на 40 лет, на 50, по здоровью, по социуму, что-то ещё. Если детство сделано не очень хорошо, то будем вспоминать Марию Монтессори, что нужно вовремя прорабатывать некоторые моменты. С каждым годом во взрослом состоянии всё больше, больше и больше.
Дмитрий Пучков. Мы про неё отдельно поговорим?
Игорь Викентьев. Я с маленькими очень мало работал. Поэтому я остерегаюсь – потому что там нужно двухлетнюю стажировку у итальянцев, которую я не проходил… Я видел конспект, я знаю, но я боксёр-теоретик. Поэтому я лучше буду то, что я знаю. У меня ещё есть достойные люди.
Дмитрий Пучков. Спасибо, Игорь Леонардович. Очень интересно. А на сегодня всё.
Новости
VIP
