03.02.17

02:01:08 | 289713 просмотров | текст | аудиоверсия | скачать

Поддержать исторические ролики Баира Иринчеева!

Баир Иринчеев о битве при Толваярви

Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Баир, добрый день.

Баир Иринчеев. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич. Добрый день, уважаемые зрители, и сегодня продолжаем цикл наших бесед о Советско-финской войне. Коллеги – Егор Яковлев и Игорь Пыхалов – уже тему эту затрагивали, а мы будем разбирать всё очень-очень подробно.

Закончили мы в середине декабря 1939 года сражением при Толваярви, которое у нас малоизвестно, а для финнов оно очень известно, сыграло очень большую роль для повышения их боевого духа. Внимательно изучив комментарии к этому ролику, хочу успокоить всех зрителей, потому что там сразу пошли комментарии: а чего вы рассказываете о поражениях опять, что там всё ужасно, всё плохо, как там всё проиграли и т.д. Уважаемые зрители, пожалуйста, не волнуйтесь, мы подробно рассмотрим все сражения Советско-финской войны и закончим заключением мира в Москве 12 марта 1940 года, затем мы рассмотрим в отдельной передаче сотрудничество между нацистской Германией и парламентской демократией Финляндии, подробно рассмотрим кампании 1941 года и 1942 года, финские наступательные операции, ну и закончим всё Выборгско-Петрозаводской наступательной операцией 1944 года, заключением перемирия между Финляндией с одной стороны и СССР и Великобританией с другой стороны и заключением мира уже в 1947 году. Т.е. мы то, что Игорь Пыхалов в одну лекцию вместил, сделал такую обзорную, мы с вами будем разбирать передач 10, наверное. Поэтому, пожалуйста, не волнуйтесь, история только-только начинается.

Д.Ю. Я бы немножко добавил, с твоего позволения: нам повезло, как я считаю, некоторое время жить в стране, где при нашей жизни уже было как-то не принято рассказывать про поражения, и когда «внезапно» выяснилось, что поражения некоторые были, это почему-то привело к разрушению и уничтожению нашей страны. Поэтому, на мой взгляд, рассказывать надо обо всём: здесь были неудачи, а тут были удачи. Многие забывают просто корневой, основополагающий факт – я напомню всем сразу, забегая вперёд: война закончилась в Берлине, не в Москве – в Берлине война закончилась. Как-то вот так получилось, несмотря на поражения.

Баир Иринчеев. Ну действительно, Дмитрий Юрьевич, вы очень правы, потому что в советское время о неудачных событиях предпочиталось замалчивать, и выяснилось, что полное замалчивание каких-то историй – это серьёзная прореха в картине мира, в историографии, и именно поэтому был нанесён очень мощный удар, и поражение лета 1941 года, и огромное количество пленных, и окружение, и Советско-финская война, которую… Советско-финская война на Западе стала такой популярной именно в плане того, что вы посмотрите, как у коммунистов-то не получилось, смотрите, как маленькая Финляндия выстояла против проклятых большевиков, но это сейчас так говорят, потому что в марте 1940 года мир, который был заключен между Финляндией и Советским Союзом всем миром – и западным, и нами – воспринимался, как поражение Финляндии, только потом это уже было переосмыслено, как победа Финляндии. Но опять же, по поводу заключения мира и по поводу того, как это всё подавалось в прессе, нужно делать отдельную абсолютно передачу, потому что там «зажгли» все - и западные СМИ, и наши, и финские тем более.

Но перейдём непосредственно к теме нашей сегодняшней передачи. Я тут обложился своими записями, которые делал в архиве, взял классический труд, правда на финском языке, «Сражения Зимней войны» Юрия Михайловича Килина, профессора из Петрозаводского университета, и Ари Раунио – это подполковник Финских оборонительных сил, и долгое время он заведовал кафедрой военной истории в Финской Военной академии. Я просто буду тут немного листать, для того чтобы не запутаться в номерах полков, потому что там всего этого было очень много.

Но перейдём к нашему сегодняшнему разговору – он пойдёт о первом штурме линии Маннергейма, той самой, о которой мы уже говорили, что она из себя представляла, что она строилась долго, качество оборонительных сооружений было очень-очень разное в разных местах. Понятно, что любая оборонительная линия никогда не бывает построена на 100%, потому что фортификаторы скажут: нет, надо здесь ещё вот это добавить, ещё вот то добавить, а здесь бы неплохо ещё что-нибудь. Всегда военная мысль и инженерная мысль идёт вперёд и не стоит на месте.

Д.Ю. А когда её прорвут, будут рассказывать: не дали достроить, мы же хотели – уж тогда бы вообще никто бы…

Баир Иринчеев. Да-да-да, действительно, планы у финнов были очень большие на то, чтобы её расширить. Но попрошу дать картинку 1 – общую карту Карельского перешейка, где у нас находится линия Маннергейма, и на Карельском перешейке у нас по сравнению с остальной Финляндией того времени развитая дорожная сеть и, что самое главное, есть 2 абсолютно чётких направления, по которым можно вести наступление – это направление на Кякисалми, он же Кексгольм, он же нынешний Приозерск и он же средневековая новгородская крепость Корела, т.е. это восток Карельского перешейка. Ну собственно, это направление не даёт особо больших преимуществ по сравнению с Выборгским направлением, потому что на Выборг идут 2 шоссе, западнее и восточнее озера Муоланярви, ныне озера Глубокого, идёт прямая ж/д ветка от Ленинграда к Белоострову, т.е. к старой границе, от старой границы на Выборг, ну а от Выборга прямая дорога на Хельсинки, поэтому всегда, когда начинается наступательная операция, нужно как-то определиться, где будет наноситься главный удар, где будет наноситься вспомогательный. И когда началась Советско-финляндская война, в простонародье называемая либо Финская, либо Советско-финская, но уже московские эстеты сказали, что официальный термин у нас «Советско-финляндская» - хорошо, будем говорить «Советско-финляндская». Командующий Ленинградским военным округом Кирилл Афанасьевич Мерецков изначально выбрал Выборгское направление, как основное, но дело в том, что советский план наступления предусматривал фактическое копирование немецкого блицкрига, т.е. прорыв финской обороны, введение в прорыв 10-го танкового корпуса – это, извините, 2 бригады на танках БТ, т.е. там примерно 400 танков БТ или даже больше, с мотострелками, и победный марш на Хельсинки, т.е. фактически кампания должна была быть завершена молниеносным ударом за 3 недели, за 21 день, что, собственно, злым языкам позволяет говорить, что Финляндия должна была стать подарком вождю Советского Союза И.В. Сталину, потому что примерно 21 декабря, т.е. на 60-летие наши войска должны были уже либо подходить к Хельсинки, либо уже быть там. Ну, так это было или нет, тем не менее план был очень-очень амбициозный, и принимая во внимание характеристики местности, т.е. леса, болота, затем начинающиеся за Выборгом скалы с большим количеством россыпей и валунов, понятно, что план был нереалистичный абсолютно. От Белоострова до Хельсинки у нас примерно 400 км, вот 400 км поделить на 21 день, то наши войска должны были идти 20 км каждый день.

Д.Ю. Много!

Баир Иринчеев. Т.е. это очень много, это пехотная часть маршем-то проходит 20-30 км в день, это марш мирного времени, а тут ещё сложная местность и сопротивление противника, который ещё тут построил вообще-то оборонительную линию, строил её, можно сказать, 20 лет.

Д.Ю. Это крепкие парни – 400 км без передыху пройти. Мы вот по 20 км в день…

Баир Иринчеев. Поэтому вот есть ощущение, что Кирилл Афанасьевич просто попытался скопировать немецкий блицкриг, т.е. прорыв линии обороны пехотными частями и ввод в прорыв мощного танкового соединения, но что из этого получилось, мы увидим дальше.

В первых же боях стало понятно, что как-то наши части не очень успевают к линии Маннергейма по графику на Выборгском направлении. Связано это с тем, что там есть природное препятствие– это река Чёрная за Зеленогорском, тогда она называлась Ваммельйоки за городом Териоки, и само расстояние от границы, от Белоострова до Каменки нынешней достаточно большое, поэтому как-то там уже не очень получалось, с точки зрения Кирилла Афанасьевича, с точки зрения командования, а на востоке Карельского перешейка, т.е. на Приозерском направлении, на Кексгольмском направлении, как тогда говорили, там граница вообще-то проходит гораздо дальше от Ленинграда, и хотел бы обратить внимание, что там у Советского Союза никаких требований к Финляндии по передвижке границы не было вообще, т.к. та линия старой границы Советский Союз устраивала. Просили границу передвинуть именно в центре и на западе Карельского перешейка примерно до линии: нынешнее Кирилловское-Приморск, примерно так, т.е. Выборг вообще не просили. Т.е. там до линии Маннергейма, т.е. до Вуоксинской водной системы, достаточно близко – примерно 30-40 км, у финнов там были достаточно слабые силы прикрытия, поэтому, действительно, буквально через 4 дня наши войска уже вышли на южный берег Вуоксинской системы, что позволило Кириллу Афанасьевичу сказать, что а давайте попробуем здесь начать штурм линии Маннергейма, поэтому первый штурм линии Маннергейма на Карельском перешейке состоялся не на Выборгском направлении, а именно на Кексгольмском. И началось это всё на реке Тайпаленйоки, ныне это река Бурная, которая течёт из озера Суходольского, тогда Суванто-ярви, и впадает в Ладогу, которая ныне тоже называется Ладога.

Форсирование реки началось 6 декабря 1939 года, т.е. как раз на финский День независимости, и нужно сказать, что на востоке Карельского перешейка сложилась вообще уникальная ситуация, потому что там оказалось очень много поэтов и писателей, причём с обеих сторон – и в нашей армии, и в финской. Самое известное стихотворение о реке Тайпаленйоки написал молодой Евгений Долматовский, который стал вообще классиком советской поэзии, написал огромнейшее количество текстов песен, которые мы до сих пор все поём, и он на Советско-финской войне был военным корреспондентом, как и Твардовский, как Тихонов, Соболев и многие-многие другие, менее известные советские писатели и поэты. Симонов на Финскую войну не попал, он в наши края попал только в 1944 году, он в 1939-40 годах, по-моему, серьёзно болел, т.е. он просто на фронт не поехал, а так, действительно, почти все на фронте оказались. 6 декабря наши части с серьёзными потерями, с трудностями реку Бурная/Тайпаленйоки форсировали, создали плацдарм. И всё это Евгений Долматовский видел. Перенимая передовой опыт коллег, в частности, Егора Яковлева, Егор, спасибо, что подсказал: ты очень любишь стихи цитировать, я тут больше в документах роюсь, но мне кажется, это очень правильно, потому что это, наверное, немногое положительное, что на той войне появилось, помимо большого количества братских могил в наших краях и в Финляндии. И стихотворение Долматовского об этой реке звучит так, оно называется «Воспоминание о Тайпаленйоки»:

Я много видел рек - и узких и широких, Запомнится не каждая река Но есть одна река - Тайпалеенйоки, Она не широка, не глубока,

А было перейти ее труднее, Чем жизнь прожить. Но нужно перейти! Когда понтоны навели, над нею Сплошной огонь открылся на пути.

Но люди шли - сурово, тихо, долго. И каждый думал: "Я еще живу", И волгарям не вспоминалась Волга Здесь было только то, что наяву:

Сквозь гром был слышен голос одинокий – Звал санитара раненый в потоке... Тяжелую волну несла в века Одна, одна Тайпалеенйоки – Холодная и быстрая река.

И поскольку там рядом же по соседству был Твардовский, постоянно путают, особенно в Финляндии: Твардовский, Долматовский – фамилии похожи, но вот это стихотворение написал именно Долматовский, и он также упоминает ещё эту реку в своей поэме «У деревни Богатырь», которая посвящена уже 1941 году. Он там пишет так:

Неправдой не унижу я свой стих, О личных встречах здесь не будет речи, Но я знавал товарищей таких, Как этот капитан, Иван Андреич. Я видел их на черном финском льду, У переправ Тайпалеен-Иоки, Наверное, в сороковом году, А может быть, и раньше — на Востоке.

Т.е. вот это стихотворение Долматовского, которое достаточно известно, но самое интересное, что именно в этот день Золотой Звездой Героя был награждён наш первый понтанёр – водитель Артюх из нашего понтонного батальона, который как раз и доставлял понтоны к реке. Эта поэма не очень-то известна, я её нашёл в интернете в журнале «Шофёр» за 1958 год, т.е. её не очень часто публиковали. Называется это поэма, на самом деле она не очень и большая, и это написано такими очень короткими строчками, которые характерны для Твардовского, которые потом в полной мере появились в его поэме «Василий Тёркин», которую по крайней мере наше поколение всё знает.

Шофёр Артюх

Поначалу вроде песенки простой: Жил Артюх Володя, Парень холостой… Жил, служил шофёром, За рулём был строг. Впору к разговору Также выпить мог. Только все и знали – Есть такой шофёр. Вдруг его призвали На военный сбор. Много или мало Дней прошло – война, А ему сказала Женщина одна: Хоть и посмеёшься, Может, надо мной – Верю, что вернёшься С орденом домой. Отвечал: Не гордый, Буду жив – вернусь, А сказать про орден – Я и не гонюсь. И у переправы В памятном бою Не гадал про славу Парень про свою. Берег недалёкий Под огнём врага, Тайпаленйоки, Быстрая река. Позади колонна – Сотни грузовых И полупонтоны Шапками на них. Впереди запнулись, Некуда назад, В очередь под пули Сбились и стоят. Всё к тому приспело: Вырвись, путь открой. Для такого дела Нужен был герой. Время дорогое, Путь в огне, в дыму. Где ж искать героя? Надо самому. Смотрят белофинны, Ошеломлены – Мчит на них машина С нашей стороны. То не танк, не грозный Катит броневик – То простой обозный Серый грузовик. Мчит без остановки Впереди машин, Человек с винтовкой За рулём один. А пока шюцкоры Были в столбняке, Наши понтанёры Бросились к реке. И кипит работа, Живы под огнём, И – садись, пехота, Вмиг перевезём. Стремя на протоке Гонит и кружит, Тайпаленйоки Позади лежит. Наши с места в гору Налегке спешат. Руку жмёт шофёру Артюху комбат. Парень отличился, На 3 дня домой, С орденом явился – С Золотой Звездой. Вот он возмужалый, Но как был с лица. Та, что провожала, Рада без конца. Гостя усадила, Стол ему накрыт. - Что ж, не страшно было? - Страшно, - говорит, - Страшно, только нужно… - И об этом смолк. Служба – это служба. Подвиг – это долг.

Вот такая поэма о Тайпаленйоки и подвиге водителя понтонного батальона Владимира Артюха, который вообще-то до войны был таксистом в Ленинграде, и когда финны открыли очень сильный огонь по нашим понтанёрам, которые к реке подходили с юга, вот он, действительно, первым вырвался к переправе и начал спускать понтоны на воду, тем самым подал всем пример.

У финнов там была собрана очень серьёзная артиллерийская группировка, плюс там поля на подходе к реке. Картинка 2 – форсирование Тайпаленйоки 6 декабря, там видно на карте, что с обеих сторон поля, т.е. всё хорошо очень просматривалось, но тем не менее, понеся потери, наши сапёры, понтанёры навели переправы. Первым переправлялся 19-ый стрелковый полк в полном составе из 142-ой дивизии, и в этом полку военным корреспондентом был советский писатель Владимир Ставский, который у нас не очень известен, потому что он был уже человек такой достаточно в годах, по меркам того времени, по-моему, за 40 уже. Он был такой идейный коммунист, написал о Советско-финской войне несколько очерков в сборнике «Бои Финляндии», описывая подвиги наших бойцов, продолжил свою работу военным корреспондентом и честно погиб за Родину в 1943 году на Северо-Западном фронте, если мне память не изменяет, под Великими Луками или где-то под Невелем. Ему нужно было написать заметку о снайперах, и он вместе с нашим снайпером пополз на нейтральную полосу, чтобы лучше прочувствовать, и был убит в 1943 году. Поэтому, конечно, его наследие как-то забыто.

Но вот 19-ый полк переправился, затем 212-ый полк. С 15-ым полком на правом фланге наши в наступлении, там была очень непонятная ситуация, потому что там расходятся наши и финские данные: наши утверждают, что 15-ый полк переправился, зацепился, а финны утверждают, что он переправился, зацепился, а потом они его сбросили в реку. А наши сказали, что не сбросили – т.е. явное расхождение есть в документах. Но это большое сражение, собственно, первое большое сражение в том месте, поэтому там была неразбериха. Финны считали, что это уже основная оборонительная линия, т.е. та самая линия Маннергейма, это та линия, которую нужно держать изо всех сил, т.е. жёсткая оборона, что было передано во все пехотные части Финской армии, которые на этой линии стояли.

В центральной части Карельского перешейка приказ звучал примерно так: передать во все роты, просто до каждого индивидуально солдата Финской армии довести, что речь идёт о жёсткой обороне, т.е. даже если через вас прошли танки, из окопов не выходить, не бежать – не обращайте на танки внимания, с ними разберёмся позже, самое главное – остановить пехоту противника, отсечь их от танков. Если же вы потеряли какой-то взводный опорный пункт, если вы потеряли какой-то кусочек траншеи, то ночной контратакой вы просто обязаны его отбить, что хотите, но делайте это. Здесь, конечно, у финнов была очень большая фора, потому что они на этой линии обороны сидели уже со второй недели октября, и у них было 3 недели, чтобы нормально подготовиться и чтобы отработать все эти ночные контрудары, т.е. куда отступаем, откуда наступаем, как, т.е. фактически, если выражаться современными спортивными терминами, то финны играли на своём поле, на домашнем поле, они всё прекрасно знали, а как гласит наша пословица, дома и стены помогают.

Ну и собственно, именно руководствуясь такими вот приказами, 30-ый финский пехотный полк в ночь с 6 на 7 декабря нанёс по нашим частям контрудар, который у них не получился, привёл к большим потерям, и сбросить наши части с плацдарма в реку финнам просто не удалось. В 30-ом полку командиром роты служил финский лейтенант, ну а потом уже капитан по имени Юрьё Юльхя – очень видный финский литератор, поэт и переводчик, член литературного кружка «Факелоносцы», или там, не знаю, «Огненосцы», может быть, так можно перевести название. Это человек, который вообще-то перевёл, по-моему, «Отелло» Шекспира на финский язык. Он перевёл с французского «Песнь о Роланде» на финский язык, и вот этот человек оказался командиром пехотной роты и на Тайпале провоевал вообще всю войну.

Д.Ю. Нормальный писатель и переводчик!

Баир Иринчеев. Да. Ну он скорее поэт был, и это в то время, что все остальные члены этого литературного кружка уехали в Ставку Маннергейма в отдел пропаганды и там писали зажигательные какие-то вирши и какие-то заметки патриотические.

Д.Ю. Тоже делом занимались.

Баир Иринчеев. Да, но вот он попал вообще в одно из самых плохих мест Советско-финской войны и в конце войны он, конечно, тоже там сказал, что когда я узнал, что заключён мир, и когда я понял, что я всё-таки остался жив, и посмотрел на поле боя, которое напоминало Верден, только зимний, он сказал, что я должен как-то это описать, и через год он выпустил сборник стихов, где описал всё сражение в стихах. Стихи эти на русский не переводились, но вот сейчас я над этим работаю, и конечно, потом надо будет сделать отдельную передачу, когда всё наконец я переведу и срифмую нормально на русском языке, сделать вообще просто вот именно, как вот этот человек, переводивший Шекспира и национальный французский эпос на финский язык, как он всё это ощущал, как он через себя всё это пропустил и что он выдал, собственно. Сборник стихов называется «Чистилище», или «Очищающий огонь». … - по-фински «чистилище».

И соответственно, 6-7-8 – финны пытаются наших сбросить с плацдарма, наши же наоборот плацдарм расширяют, на плацдарм перебрасывают подкрепление, приходит 150-ая стрелковая дивизия для того, чтобы сменить 19-ый стрелковый полк, который переправился через реку Тайпале, за это получил Орден Красного Знамени, но понёс серьёзные потери и убитыми, и ранеными, и полк выводили с передовой. В этих боях, первых боях на плацдарме, был тяжело ранен Владимир Ставский – писатель, который был вообще-то военным корреспондентом в 19-ом стрелковом полку. По одной из версий, т.е. надо всё ещё проверять, к сожалению, не все документы ещё изучены, по самой распространённой версии, когда был ранен комиссар полка, Ставский с пистолетом просто поднял полк в атаку и фактически заменил комиссара полка, после чего был тяжело ранен и уехал в госпиталь в Ленинград, там пролежал очень долго. Вот такие были писатели.

Д.Ю. Да.

Баир Иринчеев. К сожалению, в то время, когда происходила смена частей на плацдарме, там поля – на карту посмотрите, пожалуйста, это всё та же самая картинка 2 «Форсирование реки Тайпаленйоки» - там река делает такой изгиб, и мыс с полями на северном берегу называется Коуккуниеми по-фински, т.е. «мыс-Крюк». Он действительно имеет форму крюка, он весь открытый, весь просматривается, и когда финские артиллерийские разведчики увидели там скопление частей, т.е. 150-ая переправлялась и вышла на эти поля, а 19-ый полк наоборот уходил, они на этом поле столкнулись, получилась пробка, и финны всё это взяли и накрыли очень хорошо артиллерией – это к вопросу о том, что всё-таки вот эти марши, передвижения войск в непосредственной близости линии фронта и в зоне действия артиллерии противника надо как-то получше организовывать. Но это было реально очень слабое место наших частей на Финской войне, об этом мы ещё будем неоднократно говорить. Тем не менее, плацдарм расширили, взяли первые ДОТы линии Маннергейма уже где-то к 10-му числу наши взяли первые ДОТы на берегу Тайпаленйоки, расширили плацдарм. Финнам стало понятно, что ничего у них не получится. Дальше на плацдарм переправилась, самое главное, 39-ая легкотанковая бригада полковника Лелюшенко, прославленного советского танкового генерала на Великой Отечественной войне, а тогда он был полковником и командовал легкотанковой бригадой, в которой были танки Т-26 и были огнемётные танки.

Д.Ю. А у огнемётного танка пушка есть? Или у него огнемёт?

Баир Иринчеев. Пушки нет. Вот это была очень серьёзная слабость огнемётных танков наших – что у него был только огнемёт.

Д.Ю. А пулемёты?

Баир Иринчеев. Пулемётов тоже не было, т.е. у некоторых было, у некоторых не было – там разные модели были, но именно была проблема, что там экипаж 2 человека, радиостанции нет, у них нету переговорного устройства между водителем и командиром, который одновременно является огнемётчиком, пулемёта нет, огнемёт стреляет на 50-100 м, и поэтому он фактически оказывается беззащитным перед противотанковыми пушками. Если там есть противотанковая пушка, то можно быть уверенным, что огнеметные танки просто не смогут до неё дойти, они будут уничтожены до того, как до неё вообще дойдут.

Д.Ю. Конструкторов случайно не расстреляли?

Баир Иринчеев. Нет, просто начали резко улучшать броню, менять конструкцию и т.д.

Д.Ю. А он полезный – огнемётный танк?

Баир Иринчеев. Ну да, но зависит очень сильно от условий, потому что огнесмесь там была у наших – это была смесь керосина и мазута, там не очень высокая температура горения, т.е. не напалм, и плюс, в общем-то, все на финской войне – всё-таки зима – были очень сильно одеты, т.е. это нательное бельё, потом форма, потом сверху может быть ещё шинель, потом ещё кто-то мог свой свитер надеть, особенно финны из дома, там бабушка связала свитер, надел, чтобы было потеплее, а сверху шинели ещё маскхалат. Потом вполне возможно, что есть рукавицы, вполне возможно, что есть шерстяной подшлемник – ну вот как у наших они тоже были, как в фильме «28 панфиловцев», и из-за этой массы одежды можно было либо как-то укрыться от огня, либо можно было как-то проскочить через этот огонь и получить только ожог лица. И поэтому вот есть финский фильм «Талвисота», 1989 года, когда там действительно показан на первый взгляд неправдоподобный случай, когда подъезжает к окопу наш огнемётный танк и начинает выжигать траншею, там финн горит, потом финны этот танк подбивают, и оказывается, что вот этот финн, который горел, у него только маскхалат сгорел, и у него лицо сожжено. Т.е. на первый взгляд это какая-то фантазия, но на самом деле действительно это было так, что если быстро сбросить маскхалат горящий или ещё что-то, то, соответственно, это можно было всё… ну это было достаточно безболезненно, но это с условием, что вы на открытой местности, а вот если огнемётный танк подъехал к ДОТу и начал заливать его огнесмесью через амбразуры, то это мучительная смерть, в общем-то.

Д.Ю. Ну в общем-то, страшно – сгореть заживо очень страшно!

Баир Иринчеев. Да конечно, ничего хорошего, да. Но суть в том, что к 15 декабря 1939 года, в общем-то, наши начали своё генеральное наступление на линию Маннергейма как раз в районе реки Бурной, т.е. если на Выборгском направлении у нас основные события начались 17 декабря, то здесь уже 15-го первый штурм. И здесь я хотел бы просто процитировать Журнал боевых действий 39-ой бригады Лелюшенко, просто его прочесть, мои выписки из архива: «15 декабря 1939 года. В 1 час 30 мин. Получен приказ № 03 от Штаба Правой группы». «Правая группа» - так называлась наша группировка в восточной части Карельского перешейка. «В период с 11 до 11:20 15.12.39 г. танки заняли исходные позиции для боя в районе северной и северо-восточной опушки рощи севернее Коуккуниеми. Перед танкистами выступили воентехник 2 ранга тов.Руфов, младший политрук Петров с пламенными речами, в которых призывали бойцов и командиров мужественно биться за освобождение народов Финляндии от белофинского гнёта, за Родину, за Сталина. В 12 часов дня части бригады, приданные 49-ой и 150-ой стрелковым дивизиям вышли в атаку на рубежи обороны белофинской банды». Ну и дальше идёт перечисление того, какие танковые подразделения действовали с какими, т.е. всего в бой вышло примерно 59 наших танков вместе с пехотой. «Задача танков – действовать в составе блокировочных групп, обеспечить: а) овладение пехотой ДОТами противника на рубеже Тиренсиле, отметка 13.2 около Коукккуниеми; б) продвижение пехоты в глубину обороны противника. С выходом танков в атаку противник открыл по пехоте интенсивный ружейно-пулемётный и артиллерийский огонь, чем оторвал пехоту от танков. (Пехота залегла.) Танки несколько раз возвращались к пехоте и метр за метром вели её за собой. При переходе через овраг и ров, проходящий южнее Тиренсиле, южнее отметки 13.2 и севернее Коуккуниеми, часть танков застряла во рву и оврагах, пехота дальше рва не пошла. В 13:05 15.12.39 г. танки роты Волкова и Мельникова заняли Тиренсиле. За оврагом и рвом танки прорвали проволочные заграждения и самостоятельно вели борьбу с пулемётными и орудийными точками противника. В результате боя стрелковая часть продвинулась на 700-500 м. В 17:00 на сборный пункт прибыло 4 танка. К 5 утра 16 декабря (т.е. уже на следующее утро) на сборный пункт прибыл/эвакуирован 31 танк. Потери частей бригады в бою 15 декабря: в личном составе – убито 25 чел., в т.ч. комроты Руфов, политрук роты Плотников, комвзвода лейтенант Булкин, мл.лейтенант Домогацкий, ранено 27 чел., в т.ч. комначсостава 5 чел., и без вести пропало 6 чел.; в матчасти – вышло в бой 59 танков, возвратилось на сборный пункт боеспособными 16, подбитых артогнём 15 танков, осталось на поле боя 28 танков».

Т.е. действительно, очень и очень тяжёлые потери, и это связано с тем, что не были согласованы действия между танками и пехотой. Конечно, сразу возникает вопрос: а что делала наша авиация и наша артиллерия? Это рода войск, по которым у нас было явное и очень серьёзное превосходство. Из-за отсутствия разведки наша артиллерия провела артподготовку 2 часа и не попала никуда, т.е. как говорили танкисты уже после войны, когда писали отчёт, вот я вам процитировал Журнал боевых действий – то, что писалось по горячим следам, а после войны они написали ещё отчёт, сказали, что наша артиллерия и авиация, как правило, били по пустому пространству во время этого первого наступления, т.е. звучало и выглядело всё это очень хорошо, но противник фактически не нёс никакого особого ущерба.

Д.Ю. Извини за идиотский вопрос: а к тому времени весь руководящий состав Красной Армии уже расстреляли или их расстреляли потом?

Баир Иринчеев. Ну, собственно, это уже после 1937 года, но, это, кстати, очень хороший вопрос, с моей точки зрения, те наши части, которые пошли на Советско-финскую войну, были не лучше и не хуже – это была обычная, нормальная Красная Армия, там были самые разные командиры: там были бывшие офицеры, как Беляев, вообще-то начальником Генштаба у нас был тогда Шапошников, которого уже неоднократно у нас упоминали в Разведопросах, т.е. бывший полковник царской армии. Правой армией командовал Грендаль – тоже выходец из царской армии, Владимир Давыдович.

Д.Ю. Хорошая фамилия – Грендель.

Баир Иринчеев. Грендаль – это шведская фамилия, он вообще-то служил в Свеаборге и после революции он как-то остался в России, а жена и сын остались в Финляндии, и сын Владимира Давыдовича – Борис Грендаль воевал в Финской армии, как раз чуть ли не против своего отца. Грендаль точно так же был артиллерист, как и Генеральный инспектор Финской артиллерии генерал Ненонен, и, соответственно, когда закончилась война… Да, они вместе учились в Михайловской артиллерийской академии здесь в Петербурге, и когда закончилась война, то Ненонен просил передавать привет Грендалю от бывшего однокурсника, который волею судеб оказался вообще противником.

Но вернёмся в декабрь…

Д.Ю. Это же монстр, с которым воевал Беовульф – Грендель.

Баир Иринчеев. Ну я просто не очень… Ну да, «грен даль» - «зелёная долина» по-шведски. Я не силён в мифологии, во всех этих историях. Т.е. вот, первый штурм, потом 16-го и 17-го наши части снова атаковали, и уже понятно, что меньшими силами, потому что полковник Лелюшенко, как свидетельствуют очевидцы, сам там в комбинезоне бегал по полю боя…

Д.Ю. Забегаешь тут!

Баир Иринчеев. Бегал по полю боя с буксирным тросом и помогал вытаскивать танки, чтобы хоть как-то что-то от бригады осталось. Т.е. действительно, 15 декабря – это был чёрный день для 39-ой бригады, т.е. после, несмотря на то, что они потом штурмовали линию Маннергейма в другом месте, ну не было такого, чтобы за один день 25 убитых, т.е. больше таких потерь бригада не несла. Это был первый бой, который закончился для бригады очень печально, к сожалению. Ну и опять же бой развился так, что помимо танков наступали все 6 наших стрелковых полков, которые были на плацдарме, и фактически продвижение было минимальным. И вот здесь на Тайпале, в общем-то, похвастаться Грендалю было нечем, т.е. продвижение небольшое, потери в танках высокие, потери в пехоте тоже высокие, но они были настолько неожиданными для наших, что в декабре не был нормально налажен учёт потерь, как таковой, т.е. очевидно, даже не успевали рапортовать с поля боя, сколько погибло, сколько ранено, потому что у нас не такой должна была быть Финская война, к этому не готовились.

Д.Ю. А вот вопрос: подбитый танк – его каким образом подбивают? Т.е. для чайника понятно: попал – всё взорвалось, башня отлетела, шасси сгорели. Как это выглядит вообще – подбитие танка?

Баир Иринчеев. У финнов основной вид оружия, при помощи которого они боролись против нашей бронетехники, это шведское противотанковое орудие «Бо´форс», ну иногда у нас говорят «Бофо´рс», но у шведов, как правило, на первый слог ударение, калибр 37 мм. Пушки финны и закупали, и производили у себя по лицензии, в Финляндии.

Д.Ю. Я замечу сразу – извини, перебью – сразу замечу, что в немецком танковом музее под городом Гамбургом в городе Мунстер эта пушка представлена, ну там своя, немецкая, тоже калибром 37 мм. 37 – подчёркивая красным, это основное противотанковое орудие начала войны. Поэтому наша 45-ка по сравнению с ней – это практически убойнейший монстр был, и ничем мы не хуже.

Баир Иринчеев. Да, она была помощнее, и связано, опять же, это с тем, что у бригады Лелюшенко танки были Т-26. У танка Т-26 броня 15 мм, она вот этим «Бофорсом», как наши танкисты писали, «пробивается с любого расстояния, с любого ракурса, в любой проекции.

Д.Ю. Под любым углом, да?

Баир Иринчеев. Да, под любым углом. Но опять же, у «Бофорса» снаряд – это не снаряд, начинённый взрывчатым веществом, это болванка. Есть воспоминания нашего танкиста, он механик-водитель, что действительно пробивает броню болванка, она раскалённая, красная, она у него лежит между ног, там вот где-то около валенок, и он думает, что всё, мне конец сейчас, она взорвётся. А потом он смотрит – она не взрывается. И потом до него дошло, что это действительно болванка, но даже не взорвавшись, эта болванка, извините, если попадает в человека, то наносит тяжелейшие ранения, т.е. любо голову снесёт, либо руку оторвёт, ну а при попадании в туловище тоже, если вам прилетает вот такая вот штука металлическая с высокой скоростью, абсолютно ничего хорошего. А полное уничтожение танка – это когда он ещё загорится. Загорится, потом в нём взорвётся боезапас, и всё. А если в танк попало 1-2-3 таких болванки, и экипаж сумел выбраться, если он не загорелся, то танк нужно вытаскивать, смотреть…

Д.Ю. Как их вытаскивают, когда они подбиты?

Баир Иринчеев. Ну, либо другим танком, либо специальным тягачом – там по-разному могло быть. Но на Финской войне в основном таким же танком, просто…

Д.Ю. Днём, ночью – когда?

Баир Иринчеев. Ночью лучше, конечно, чтобы не «светиться» особо. Ну действительно, ночью подъезжали, или тракторами подъезжали, чтобы не было слышно, что мы едем вытаскивать наш танк, как правило, артиллеристов просили пострелять, т.е. вести какой-то интенсивный огонь, или пулемётчиков, чтобы они там шумели, и это заглушало звуки двигателя. Вытаскивали, потом смотрели, что надо сделать, какие части надо заменить, и вот эти дырки в броне просто, как правило, заваривали, т.е. ставили заплатки, и всё – танк готов дальше действовать. Т.е. танк же всё-таки дорогая вещь, нельзя его взять и выкинуть. Т.е. после боя, в Российском Государственном Военном Архиве есть прямо отчёты, что давайте – война закончилась, теперь давайте пройдём по полям сражений, посмотрим, где вообще наши танки, в каком они состоянии, что мы можем сами восстановить, что нужно на Кировский завод отправить, а что можно на Кировский завод увезти в переплавку, в металлолом, т.е. что уже не подлежит восстановлению из-за очень сильных повреждений. Вот, это то, что касается Тайпале.

Здесь у нас была ещё вторая попытка штурма в конце декабря, но наши части во время этого первого штурма понесли настолько серьёзные потери, что финны этого второго наступления, можно сказать, практически не заметили, они посчитали его скорее разведкой боем, настолько небольшими силами оно проводилось. Т.е. здесь, в общем-то, всё затихло. Несколько отдельно здесь стоит у нас сражение на озере, которое было с 25 по 27 декабря, но это мы лучше вместе со вторым штурмом разберём, чтобы уж совсем не затягивать передачу.

Перенесёмся на 40 км западнее – в Лосево, где известные Лосевские пороги находятся, самые крупные пороги в Ленинградской области, тогда это Кивиниеми. И здесь события разворачиваются 7 декабря, т.е. если на Тайпале форсирование было 6-го, то у Кивиниеми состоялось форсирование Вуоксы 7 декабря, т.е. на 1 день позже. И здесь всё пошло ещё хуже, к сожалению, т.е. здесь из-за очень, скажем так, импровизированных и очень хаотичных действий нашего командования штурм и форсирование были полностью провалены.

Задача была очень простая – захватить плацдарм точно так же на северном берегу Вуоксы, после этого навести понтонную переправу, причём не через пороги, т.е. не надо считать наших предков идиотами – переправа должна была быть выше по течению, после чего наготове стоит 35-ая легкотанковая бригада, это, можно сказать, сестра 39-ой, тоже на танках Т-26, и вот они должны дальше продолжать движение по нынешнему Приозерскому шоссе в сторону Кексгольма, или Кякисалми. Но из-за такого полностью импровизированного командования, другими словами это, к сожалению, не назвать, всё получилось совсем-совсем криво и вызвало только большие жертвы.

На южном берегу протоки 7 декабря наши зачистили южный берег, финны отступили, взорвали оба моста. Там, как мы знаем, есть автомобильный мост, он у финнов был подвесной, и ж/д мост такой вот из 2 секций, из 2 ферм металлических. Автомобильный мост финны подорвали хорошо, он полностью рухнул в воду, как был, а ж/д мост они подорвали плохо – он вот так надломился и упал в воду. Будьте добры, пожалуйста, картинку 5 «Подорванный мост» и сразу можно картинку 4 «Форсирование Вуоксы у Кивиниеми».

Итак, наши вышли на южный берег протоки и сразу попали под очень сильный огонь с северного берега. Там расстояния небольшие, финны открыли концентрированный огонь по нашим частям, которые там были, из 142-ой дивизии, ну и соответственно, наша пехота просто разбежалась от этого огня. Несмотря на то, что там на месте было командование дивизии, командование корпуса, в чувство 142-ую дивизию привести сразу не удалось, поэтому тут на подходе была 90-ая дивизия, которую тоже развернули с другого направления, пригнали туда и сказали, что раз 142-ая не может согласно нашему первоначальному плану форсировать протоку, Вуоксу прямо сейчас, давайте вы – вот как раз у вас полк подошёл. Но извините, понтоны ещё не подошли.

Д.Ю. Однако!

Баир Иринчеев. Понтоны не подошли, и да – у вас, кстати, есть пара часов, чтобы всё организовать. Ну так вообще-то не делается в армии, потому что на подготовку форсирования нужны сутки, опять же нужно как-то решить, протока, пороги не замёрзшие – они никогда не замерзают, выше по течению Вуокса уже замёрзла, ниже по течению она тоже замёрзла. Нужно выслать вообще-то сапёров, чтобы они сделали лунки, измерили толщину льда, посмотрели, можно ли там перейти пешком, и как мы будем форсировать: мы будем на лодках, на понтонах, или мы по льду как-то, может быть, перейдём? Но…

Д.Ю. Не всех в 1937 году выявили, да.

Баир Иринчеев. Но в результате устное распоряжение командования корпуса: всё, давайте… Да, извините, там был ещё штаб 7-ой армии. И вот как раз командование 7-ой армией и отдало этот приказ, командарм Яковлев. Он сказал, что через 2 часа приедут понтоны, они сейчас в пробке стоят, потому что, опять же, из-за отсутствия нормального регулирования дорожного движения, организации марша на Приозерском шоссе стояла огромнейшая пробка, на Выборгском шоссе стояла огромная пробка из наших частей, и никто никуда не мог проехать. И в результате командование 90-ой стрелковой дивизией, комбриг Зайцев со своим штабом вышел на берег, посмотрел, что вроде бы вот в этом месте течения не видно, т.е., наверное, в протоку наши понтоны не затянет. Где финны – непонятно, где у них огневые точки – не видим, артиллерия не приехала, потому что артиллерия тоже стоит в пробке. Что у нас есть? Ну, у нас есть 45-ки те же самые и у нас есть наш танковый батальон. У нас есть там несколько танков Т-26 с теми же самыми пушками 45 мм – ну давайте их поставим здесь на пляж, они отсюда по финскому берегу постреляют, это будет наша артподготовка. Куда стрелять – ну куда-нибудь. Т.е. вообще ничего не сделано. Понтоны – хорошо, сейчас прибудет понтонный батальон, у них 9 понтонов – это 9 металлических плотов, без двигателей, т.е. грести нужно вёслами, и у нас в нашем танковом батальоне есть плавающие танки «Амфибия» Т-37, Т-38, очень небольшие машины, они размером с современный джип, даже поменьше будут, зато плавают. И в темноте начали прибывать понтоны один за одним, и вот по мере поступления понтонов начали грузить на них один из батальонов 90-ой стрелковой дивизии, номер полка, по-моему, 137-ой, но могу ошибаться, сейчас не вспомню. И вот им сказали: давайте вот на тот берег, как переправитесь, зацепитесь за берег, дайте сигнал ракетами.

Д.Ю. Уточним: т.е. это не подразумевалось – ну, многие не в курсе, что такое понтоны, как из них мосты наводят – т.е. когда их не собирались скреплять и делать мост, а просто как паром, да?

Баир Иринчеев. Это плот, на нём бойцы, они вёслами гребут, и они должны вот на этом плоту железном форсировать…

Д.Ю. А вёсла-то хоть прилагались?

Баир Иринчеев. Вёсла прилагались, да. Это уже где-то 4-5 часов вечера 7 декабря, т.е. уже сумерки. В отчёте 90-ой стрелковой дивизии написанном после войны, написано, что форсирование производилось уже в полной темноте.

Д.Ю. А вот не было такой мысли там – трос какой-нибудь перетянуть с берега на берег, чтобы за трос зацепиться, и…?

Баир Иринчеев. Нет, это не сделали, т.е. просто: ребята, вот вам 9 понтонов, батальон грузится, 500 человек, на него – и давай вперёд. Как зацепитесь за тот берег, давайте сигнал.

Д.Ю. Я уже чувствую, что было дальше. Так, и что?

Баир Иринчеев. Ну дальше было то, что все понтоны ушли в темноту вместе с 5 танками-амфибиями, никакого сигнала ракетами с того берега не было, и мы всю ночь не знали, что вообще случилось, а только с утра, когда с того берега именно по этому плохо подорванному финнами мосту переправилось несколько человек, то ситуация стала понятна, что из 9 понтонов до того берега доплыло только 4, и это притом, что когда они вышли на середину протоки, как написано в отчёте, течением огромной силы понтоны подхватило и понесло на пороги, затянуло туда, и когда они появились на порогах уже, и появились вблизи финского берега, то финны осветили всё это прожекторами. По нашим отчётам у финнов прожекторы не упоминаются, но тем не менее, по понтонам был открыт прицельный огонь на дистанции 50 м, т.е. фактически в упор, и батальон понёс очень серьёзные потери, ещё даже не высадившись на берег. 5 понтонов были выброшены на порогах, их просто выбросило на южный берег, и они все были пробиты пулями, 4 каким-то образом сумели приткнуться к северному берегу, и наши бойцы там действительно высадились, на тот берег и частично заняли посёлок, потому что там тоже началась страшная неразбериха: темнота, пальба, кто где, непонятно, т.е. у финнов там тоже был хаос, был такой маленький местный кризис, и наши сумели – кто-то залёг на берегу, кто-то заскочил в подвал автомастерской Мустанена – местный такой был деятель, у него был ангар, у ангара был бетонный подвал. Вот часть бойцов наших заскочила туда – целый взвод, 30 человек, и там держались 3 суток.

Д.Ю. Вот вопрос: а у них были в то время фонарики, например, чтобы, приплыв к тому берегу, мигать, SOS какой-нибудь, сигналы подавать?

Баир Иринчеев. Фонарики, возможно, были. Один из командиров роты, который должен был выстрелить ракетами, он просто на переправе эти ракеты утопил, пока он там плыл, поэтому никакого сигнала… Но командир роты остался жив, перебрался обратно, собственно, обратно перебрались экипажи вот этих танков-амфибий, которые дошли до противоположного берега, но поскольку они такие маленькие, а северный берег очень крутой, с большим количеством камней, то они просто не смогли подняться, они не смогли выехать даже в деревню, там фактически, ну не вертикальный обрыв, но очень крутой – более 45 градусов, короче, там все танки и застряли. Танкисты были вынуждены свои машины… да, одна перевернулась, затонула, но танкисты, вроде, выскочили и по этому же самому мосту перебрались на южный берег, на что командование корпуса сказало, что ну ладно, у нас есть один взвод – 30 бойцов на том берегу, плюс какие-то отдельные бойцы залегли в камнях на берегу, понятно, что мокрые, замёрзшие, но тем не менее они по-прежнему ведут бой, перестреливаются с финнами, поэтому давайте продолжим. Понтонов у нас больше нет, но зато нам доставили 250 прогулочных лодок из ЦПКО, из Ленинграда.

Д.Ю. Другое дело!

Баир Иринчеев. Да, давайте продолжим, тем более, что, вроде, тут уже и 142-ая дивизия в себя пришла как-то, поэтому давайте продолжим. И на это 2 командира дивизий и 6 командиров полков заявили протест.

Д.Ю. Если кто не в курсе, ЦПКО – это Центральный парк культуры и отдыха.

Баир Иринчеев. Да, эти лодки можете взять, на прудах покататься.

Д.Ю. Прогулочные лодки.

Баир Иринчеев. Прогулочные лодки, да.

Д.Ю. Так, заявили протест…

Баир Иринчеев. Да, они сказали: слушайте, это как-то не очень по Уставу вообще: если переправляется дивизия, то это ложная переправа, основная переправа, вспомогательная переправа – это раз. Второе: давайте наконец подождём артиллерию, вообще-то, давайте проведём разведку нормальную – и ледовую, и инженерную, любую, потому что так – ну что это вообще такое, так людей на убой гнать?

Д.Ю. Ну, людей гробить, да.

Баир Иринчеев. Людей гробить, да. И, ну опять же, если включить сарказм и в современной парадигме это рассматривать, то тут же должны были появиться люди в чёрных плащах и просто вот этих 6 командиров полков и 2 командиров дивизий прямо на месте там застрелить с криками: «За Сталина!» Нет, командование корпуса прислушалось, оно сказало, что да, откладываем на 24 часа форсирование, и давайте готовьтесь. После чего была проведена инженерная разведка, выяснилось, что толщина льда выше по течению составляет около 10 см, т.е. можно спокойно ходить пешком по льду. Разведрота 588-го полка 90-ой стрелковой дивизии в полном составе, не замеченная финнами, переправилась по льду через Вуоксу и заняла позиции на северном берегу, опять же, не входя в соприкосновение с противником, т.е. финны просто их не заметили.

Д.Ю. Круто!

Баир Иринчеев. Ну о чём они сообщили, что всё – можно весь полк сюда теперь, все 3 тысячи человек, но высадка была отменена, потому что выяснилось, что Кирилл Афанасьевич Мерецков в Москву сообщил, что у нас уже на том берегу целый батальон, у нас там плацдарм, у нас вообще всё хорошо. А когда каким-то образом Шапошников выяснил, что это абсолютно не так, что на том берегу у нас 30 человек, которые держатся в подвале какого-то гаража или автомастерской, что Мерецков уже не в первый раз за неделю – всего неделю-то идёт война – Москву дезинформирует, то Мерецкова просто сняли. Сняли Яковлева, который командовал 7-ой армией, его просто убрали с поста командующего, Мерецкова понизили с командующего Ленинградским военным округом до командующего 7-ой армией.

Д.Ю. А он до этого под следствием был?

Баир Иринчеев. Нет, он после, он уже в 1940 году, после Финской войны его вообще… ему же дали Звезду всё-таки за Финскую войну и сделали начальником Генштаба, а потом он, соответственно, попал.

Д.Ю. Вот за это, да?

Баир Иринчеев. Да, вот за это всё. Не, ну в конце концов-то да, у него всё получилось, но не с первого раза, как мы видим. Потом он попал под следствие и, согласно распространённой версии, он там был подвергнут очень сильным физическим и психологическим унижениям, и после этого, конечно, ему было очень сложно сказать Сталину «нет», что для нас обернулось проблемами уже в Великую Отечественную войну на Волховском фронте. Но это отдельная история.

Итак, почему отменили высадку 8 декабря – потому что Мерецкова понизили, Яковлева вообще убрали, и Мерецков видит, что здесь тоже вроде ничего не получается – ну давайте вернёмся к первоначальному плану нашего наступления. Ну, план уже весь слетел по срокам, поэтому давайте спокойно возвращаемся к первоначальному плану нашего наступления, и 35-ая легкотанковая бригада 90-ая стрелковая дивизия и 24-ый корпусной артиллерийский полк тяжёлый, который там уже встал на позиции в районе Лосево, южнее Лосево – все дружно собираются и идут на Выборгском направлении маршем 50 км для того, чтобы усилить нашу группировку там, в районе Каменки.

Ну и соответственно, как раз наши бойцы там держались ещё 3 суток, в этом подвале, ну и потом, когда финны начали их просто уже забрасывать гранатами, и когда нашим стало понятно, что, наверное, помощи уже не будет, то они сдались. Пожалуйста, картинка 6 «Финны в подвале автомастерской Мустанена». Как финны пишут, взяли в плен примерно 30 наших бойцов в очень тяжёлом состоянии все, т.е. не евшие, частично раненые и т.д. И собственно, на этом закончилась активная фаза боевых действий в районе Лосевских порогов, т.е. там всю остальную войну были такие перестрелки между нашими и финнами, на том берегу у финнов были ДОТы, правда, слабенькие, 20-ых годов постройки. Наши периодически по ним стреляли и пытались разбить, но до марта 1940 года финны там спокойно сидели и то, что в районе Лосево после 7-8 декабря было тихо, им позволило оттуда снимать резервы уже в марте, о чём мы ещё поговорим, и бросать их на самые угрожаемые направления, которые были уже в других местах, потому что в марте 1940 года у финнов начался кризис в районе Вуосалми, т.е. это нынешнее Барышево, на Вуоксе, т.е. это туда западнее, выше по течению.

И как раз при штабе 7-ой армии, который там находился 7 декабря, был другой советский поэт в качестве военного корреспондента – Александр Тимофеевич Твардовский, и именно на основе того, что он видел 7.12.1939 года, родилось стихотворение «Переправа, переправа…».

Д.Ю. «Берег левый, берег правый…»

Баир Иринчеев. Да, «берег левый, берег правый, снег шершавый, кромка льда. Кому память, кому слава, кому тёмная вода – ни приметы, ни следа». Стихотворение очень долгое, но опять же, тут фактически всё совпадает с тем, что описано в отчётах 90-ой стрелковой дивизии о форсировании, т.е. и лёд, и понтоны, и темнота, и подорванный мост – т.е. там совпадает до деталей, у него очень хорошо описано всё, единственно, что в поэме у Твардовского Тёркин перебирается с того берега на наш вплавь – в реальности он должен был перебраться по мосту. Но по поводу взвода – «взвод жив-здоров назло врагу» - он упоминается, который там держался 3 суток, т.е. всё совпадает фактически один к одному. Единственно, что он озеро поменял на море: «Этой ночью след кровавый в море вынесла волна», и потом финнов поменял на немцев, на фрицев. Но именно 7 декабря, на основе того, что он видел в эту ночь, он написал стихотворение «Переправа», которое потом вошло уже в поэму «Василий Тёркин».

Такая вот история, т.е. несмотря на то, что событие печальное и крайне неудачное для наших, по-моему, 173-ий полк, извините, не 137-ой, а 173-ий полк заявил 114 человек пропавшими без вести после этого сражения, ну или боя – уж не очень масштабное сражение, т.е. те, кто утонул, и те, кто явно попал в плен на том берегу. Результатов фактически никаких, к сожалению.

Это к вопросу о том, что, действительно, всё-таки надо планировать, а не вот так вот устными распоряжениями: так, давайте – вы побежали туда, сейчас приедут понтоны, всё, давай-давай, вперёд-вперёд. Так воевать не надо. Конечно, можно, но…

Д.Ю. Недолго, да?

Баир Иринчеев. … результат предсказуем. И собственно, после 8 декабря наши уже постепенно начинают подходить к линии Маннергейма на Выборгском направлении, и в это же время начинает свой долгий мучительный марш вся эта масса войск с Приозерского направления: 90-ая стрелковая дивизия, 35-ая легкотанковая бригада едет в Каменку и 24-ый корпусной артиллерийский полк. Артиллеристы этого полка очень хорошо написали – они сказали, что там на дороге скопилась такая пробка, что мы двое суток не могли просто выехать даже с позиции своей – там так дорога была забита. Т.е. марш был организован из рук вон плохо, хотя расстояние, вроде, небольшое, там дорога забилась моментально. В основном винили в этом танкистов из 35-ой бригады, потому что было сказано так, что танк сломался, а это постоянно так бывает, потому что военная техника не такая надёжная, как нынешние автомобили. Т.е. танк сломался – вместо того, чтобы стащить танк с дороги, они прямо встают, как он сломался, так они его начинают чинить, рядом встаёт ещё один танк, чтобы помочь товарищам – дорога забита, и всем приходится вот так вот объезжать туда-сюда. Потом ещё одну большую пробку создал разведбат 90-ой стрелковой дивизии, который заблудился, с основной дороги он свернул не туда, проехал в неправильном направлении 3 км, развернулся и приехал обратно, и вклинился в общую колонну, и в результате марш длился очень-очень-очень долго, чуть ли не 3-4 суток ехали.

Д.Ю. Ну, если разведчики настолько хорошо подготовлены, то что ж тогда ждать от остальных?

Баир Иринчеев. Да, поэтому вот просьба дать картинку 7 – это пробка у как раз той самой речки Чёрная за Зеленогорском. Это в другом месте, но это очень характерно для первого периода войны, для декабря 1939 года, что все поехали куда-то, никакой регулировки движения нет, и все встали в пробке.

Д.Ю. Хорошо, авиации не было.

Баир Иринчеев. Да, вот именно, именно это и написали наши артиллеристы из 24-го полка артиллерийского: они сказали, что если бы здесь у финнов была бы авиация, то нас бы просто всех расколошматили с воздуха, потому что зенитное прикрытие тоже, как вы понимаете, не было организовано. Т.е. переброска шла долго, мучительно, и интересный очень момент: в связи с этими постоянными пробками, как вы понимаете, не только танки, пушки и тягачи не могли доехать до нужного места, до пункта назначения, но не могли подъехать и снабженцы, т.е. они не могли подвезти боеприпасы, не могли нормально подвезти питание, и самое…

Д.Ю. Раненых забрать, да?

Баир Иринчеев. Ну, к счастью, это всё-таки не очень боевая ситуация, это вообще-то марш в тылу, но тем не менее. Но не могли также подвезти фураж для лошадей, и вот здесь как раз очень хорошая запись у артиллеристов, потому что у них частично было на конной тяге, если мы помним, у них, по-моему, весь полк был на конной тяге, что на вторые сутки лошади уже слабеют и пушки тянуть не могут. Т.е. люди ещё потерпят, потому что человек – это существо разумное, и с ним можно провести политбеседу и сказать: товарищи, нужно продержаться, давайте ещё 2 суток сухари пожуём, и всё нормально будет, подождите, потерпите, а лошадь – она не может, ей этого не объяснить. Она если не поела, она сразу теряет силу, и она не может тянуть пушку 152 мм за собой, она же тяжёлая. Т.е. вот видите, получается, что…

Д.Ю. Одно к одному.

Баир Иринчеев. Да, что снабжение: если люди потерпят, то лошади уже нет, т.е. фактически артиллерия теряет мобильность.

Переходим к боевым действиям в центре перешейка. Все приехали на свои места худо-бедно примерно тоже где-то к 15-16 декабря, т.е. уже война идёт 2 недели. По поводу климатических условий: в декабре сильных морозов не было, т.е. температура была от -5 до -15 градусов, толщина снежного покрова составляла примерно 15-20-30-40 см, т.е. примерно по колено было снега – это ещё не февраль 1940 года, когда снега нападало до метра толщиной, снежный покров, и когда температуры были -30. Т.е. декабрь – это ещё вроде такая более-менее не экстремальная зима. Но тем не менее, центр перешейка – район нынешней Каменки, это где у нас сейчас стоит Гвардейская Красносельская 138-ая мотострелковая бригада, т.е. это самый-самый центр перешейка, там действительно нет особо серьёзных природных препятствий, там идёт шоссе, там же идёт железная дорога, т.е. это самое уязвимое место, самое удобное для наступления, поэтому финны там и понастроили кучу долговременных оборонительных сооружений своей линии Маннергейма именно в тех двух местах, где наши пошли в наступление. И события там развернулись в середине и второй половине декабря 1939 года. Наступали там очень серьёзные наши бронетанковые силы, т.е. там была не одна танковая бригада, там их было много. 40-ая легкотанковая бригада наступала в центре перешейка в районе озера Муоланярви/Глубокого в декабре без особых успехов, на направлении главного удара наступали 2 наших бригады: одна лёгкая, одна тяжёлая. Т.е. лёгкая – это 35-ая, которая приехала всё-таки из Лосево, добралась, командир – полковник Кашуба, и 20-ая тяжёлая танковая бригада имени С.М. Кирова, командующий – комбриг Борзилов, на танках Т-28 они воевали, плюс там специальные отдельные химические батальоны танковые с огнемётными танками. Почему назывались «химическими» - потому что вот эту пшикалку, огнемёт, можно было заправить огнесмесью, и танк мог действовать, как огнемёт, но и можно было заправить газом и всё, собственно, газом запшикать, а можно было наоборот дегазацию проводить и обеззараживание местности, поэтому назывались «химические».

Д.Ю. На случай химических атак.

Баир Иринчеев. Да, назывались «химические танки». Но во время Советско-финской войны они все, как было официально сказано, в терминах говорилось: «заправлены на огнеметание».

Вот, т.е. большая масса танков, причём это не только Т-26, которые действительно маленькие, там броня 15 мм, сам танк-то тоже размером с «Газельку», если не меньше. Т-28 – это уже серьёзная боевая машина, у него 4 пулемёта или 5 даже, если на башне поставить ещё один турельный, пушка 76 мм, броня 3 см, т.е. броня у него будет получше, чем у Т-26. Вы спросите, а где были танки БТ? Танки БТ в это время стояли в Каменке – это тот же самый 10-ый танковый корпус, т.е. танки БТ должны были войти в прорыв после уже того, как наша пехота и танкисты линию Маннергейма прорвут.

К сожалению, повторилась та же картина, что и восточнее, на реке Бурной/Тайпаленйоки – разведка была произведена фактически никак. В воспоминаниях наших ветеранов говорится, что мы видели перед собой противотанковые надолбы, мы видели колючую проволоку – и всё. Т.е. мы ни окопов, ни огневых точек, ни ДОТов не видели, и мы не понимали, с чем нам придётся сейчас иметь дело. Точно то же самое касается и артиллеристов – артиллеристы встали на огневые позиции буквально за несколько часов до открытия огня, т.е. ни о какой организации артиллерийской разведки, ни о какой связи со стрелковыми полками, которые нужно поддерживать огнём – ничего этого не было, плюс, как опять же написали эти наши артиллеристы из 24-го полка, обоз, т.е. артиллерийский парк со снарядами, где-то застрял в пробке. Снарядов у нас было только треть боекомплекта, т.е. полк стрелял вообще только в 10-20-30% от мощи полка, от того огня, который мы могли дать. Вдобавок, опять же, стреляли непонятно куда. Ну и финны как раз тоже пишут, что все снаряды разорвались у нас в тылу где-то, снег весь чёрный, у нас снег весь белый – видно, что мощно бьют, но куда-то совсем не туда. Это в полосе наступления 123-ей стрелковой дивизии полковника Стеньшинского, которую поддерживал 1 батальон легких танков Т-26 и 1 батальон танков Т-28. Картинка 8 «Штурм Ляхде» - это большое песчаное поле, ныне территория полигона, она частично заросла сейчас сосняком. Там финская оборона опиралась на 2 мощных ДОТа-милллионера. Непосредственно ДОТ, который единственный назывался «Миллионер», на высоте «Язык», или «Палец» - у нас на картинке слева, и в центре финской обороны на высоте 65.5 ДОТ под названием «Поппиус». Что за странное название? Ну просто когда его в 1937 году построили, первым командиром гарнизона был мл.лейненант Элифендрик Поппиус, вот и назвали «форт Поппиус», хотя он в 1939 году он там уже не был.

Опять же, 15-ый пехотный полк, который прибыл из провинции Тавастия, или Хяме по-фински – как раз племя хяме новгородцы называли «емь» в древние-древние времена. Этот полк занял оборону уже в октябре 1939 года, они вырыли окопы, раскатали колючую проволоку, расставили и весь октябрь и весь ноябрь даже, т.е. 6 недель они занимались отработкой, нанесением ударов, контрударов, т.е. действительно они осваивали тот кусок, который они и обороняли в конечном итоге.

В районе Ляхде стоял 1-ый батальон этого полка под командованием егерь-капитана Куири, он сам сидел в бункере № 6. 17 числа наши пошли в атаку после вот этой очень неудачной артподготовки. Как я уже сказал, у финнов был приказ именно отсекать пехоту от танков, что здесь у финнов получилось лишь частично, потому что в самой начале атаки у финнов в районе ДОТа «Поппиус» погиб командир взвода Фенрик Лоухе, и взвод был полностью дезорганизован, и рядом также у финнов погиб командир взвода, наши в результате заняли кусок траншеи между «Миллионером» и «Поппиусом» и блокировали, самое главное, «Поппиус», т.е. заняли вокруг него все траншеи. Танкисты уехали дальше, причём они доехали уже до командного пункта батальона. Когда Куири узнал, что там на фронте происходит что-то непонятное, идёт какой-то прорыв, то он вышел из своего бункера, пошёл на передовую посмотреть, что там происходит – это, опять же, песчаное поле, поросшее вереском, и первое, что он увидел там, пройдя какие-то несколько метров от своего бункера, что на него едет 5 советских танков. Ну, он, конечно, прыгнул в воронку и там просидел до наступления темноты. В результате управление батальоном нарушено, как мы понимаем, командир куда-то исчез. Сразу, конечно, распространился слух, что его убили. Раз командира убили – ну всё, танки прорвались, командира убили…

Д.Ю. Всё пропало, да?

Баир Иринчеев. Да, всё пропало, поэтому финны в командном бункере № 6 сожгли все бумаги батальона, какие были, включая Журнал боевых действий, и подготовились к худшему. Но к вечеру, когда начало уже смеркаться, финны огляделись вокруг и поняли, что они как-то зря паникуют, потому что наша пехота заняла только окопы вокруг «Поппиуса», заняла маленький кусочек, который финны вечером с наступлением темноты фактически сразу отбили у наших, а вот по поводу танков финны сказали так: мы видели, что танки советские стоят в глубине нашей обороны на этом поле, что они звуковыми сигналами и сигнальными ракетами зовут к себе свою пехоту, и когда наши танкисты поняли, что пехота не подойдёт, они начали просто возвращаться, т.е. они поехали обратно на исходные позиции, причём в темноте один Т-28 просто свалился в финский окоп и там застрял, экипаж был весь пленён, причём когда экипаж пленили, там двое наших застрелились сразу, не захотели попадать в плен. Ну и потом финны там с трудом этот Т-28 вытащили, и потом они его использовали уже в своих целях в 1941 году.

Это 17-ое число. Но «Поппиус» был в осаде ещё 3 суток, т.е. финны наших сумели выбить с высоты 65.5 только с третьей попытки, с серьёзными потерями, но в результате всё-таки они к 23 числу, т.е.фактически через неделю боёв, действительно сумели полностью восстановить свою линию обороны. Очень им в этом помог «Миллионер», который огнём из 2 «Максимов» с фланга по всем правилам военной науки палил, абсолютно не жалея патронов, не позволяя перебросить наше подкрепление к ДОТу «Поппиус» на высоту 65.5, т.е. он выстреливал за день 40 тысяч патронов, т.е. там пулемётчики, которые оттуда стреляли, очевидно, были просто глухие после этого.

Но самое-то неприятное для наших было то, что было не очень понятно, откуда стреляют, потому что «Миллионер» настолько хорошо встроен в высоту, что он с нашей стороны не просматривается, там видны только бронекупола его, а так он не виден. За стеной «Миллионера» у финнов стояла бронетанковая пушка, которая очень удачно била нашим танкам в левый борт, когда они шли на север, т.е. в секторе Ляхде у нас получается вклинение, но небольшое и которое финны в конечном итоге ликвидировали. Т.е. никакого глубокого прорыва нет, к сожалению, потери в технике, потери в людях. Потом выяснилось, что где люди, никто не понимает: кто-то говорит, что они погибли, кто-то говорит, что они попали в плен, а самое интересное выяснилось, что, по-моему, в 255-ом полку забыли раздать смертные медальоны, поэтому даже если кто-то на поле боя лежит, их уже особо и не опознать. Поэтому в январе был строгий приказ, что выдать всем смертные медальоны, чтобы хотя бы мы понимали, кто есть кто, если кто-то погиб на поле боя.

Т.е. та же история – ничего не вышло, но, наверное, и не могло, по большому счёту, получиться, если всё не было, как следует, разведано, если не были подвезены боеприпасы, не была нормально развёрнута артиллерия, и самое главное, не было отработано взаимодействие между танкистами и пехотой. Как наши танкисты потом говорили, в декабре мы куда-то уехали, пехота отстала – их прижали к земле, в декабре на это не обращали внимания. Последствия были печальные. А вот на февральский штурм, уже на второй штурм линии Маннергейма, уже очень и очень тренировались, готовились именно действовать, чтобы действовали вместе танкисты и пехота, чтобы друг друга прикрывали, чтобы не было такого, как случилось в декабре в соседнем месте, в укрепрайоне на Выборгском шоссе у деревни Сумма, где танки точно так же уехали в тыл, и их просто там ночью финны пожгли в лесу, потому что танки остались без прикрытия пехоты. В Суммакюля соседнем, т.е. дальше мы идём на запад по линии Маннергейма, всё было примерно то же самое: 17-18-го разведка боем, 19 декабря генеральный штурм, примерно 80 наших танков прорвало финскую оборону, фактически сразу уничтожило финскую противотанковую батарею, которая там была, т.е. у финнов там было 4 противотанковых пушки, но к концу 19-го числа у них не осталось ни одной, т.е. командир батареи погиб, пушки все разбиты, капитан Янсен – командир вот этого второго батальона, который обороняется, истерит, он действительно просто истерит – там прямо в Журнале боевых действий написано: «Пушки быстро!», т.е. нам нужно срочно сюда пушки получить, чтобы бороться с танками противника. И точно так же финны отсекают нашу пехоту от танков, танки уезжают дальше на север, проезжают к финнам в тыл, и там в темноте начинают нести серьёзные потери в лесу от финских охотников за танками, которые уже не с пушками, а которые просто пакетами взрывчатки, бутылками с зажигательной смесью и со связками гранат начинают против наших танков действовать. В темноте, в особенности если финны в белых маскхалатах, не заметить, как он подберётся, и что-то бросит в танк.

Т.е. несмотря на то, что вроде бы оборона прорвана, что наши танки прошли, уехали куда-то к финнам в тыл, они ничего против этих бетонных коробок сделать не могут, местность они контролировать не могут, огнём своих орудий они эти ДОТы уничтожить тоже не могут.

Д.Ю. Хорошо подготовились.

Баир Иринчеев. Т.е. полная несогласованность, артиллеристы 138-ой стрелковой дивизии, которая атаковала линию Маннергейма на шоссе в укрепрайоне Суммакюля, прямо так и сказали, что артподготовка по существу была сорвана, мы не знали, куда мы стреляем – просто куда-то 2 часа постреляли, и результаты можно себе представить.

19 декабря здесь, в районе Суммакюля, наши потеряли большое количество техники, в том числе потеряли – да, будьте добры, картинка 9, это штурм Суммакюля. Основная масса бронетехники, которая была потеряна – это были танки Т-28, но также там был потерян сверхсекретный танк СМК, который приехал на фронт для фронтовых испытаний.

Д.Ю. СМК – это «Сергей Миронович Киров»?

Баир Иринчеев. «Сергей Миронович Киров», вы абсолютно правы. Дело в том, что опыт испанской гражданской войны, опыт Хасана, Халхин-Гола показал, что броня танков 15 мм, 30 мм уже не является достаточной, что уже, действительно, появился новый класс противотанковых пушек калибра 20 мм, 25 мм, 37 мм, 45 мм – они броню 3 см уже пробивают, поэтому явно нужно делать что-то другое, нужны танки уже с какой-то другой бронёй, а не бронёй, которая защищает только от пуль и осколков. Т.е. танки с противоснарядной бронёй нужно разрабатывать. И собственно, как раз к моменту начала Финской войны такие танки уже существовали – это были танки Т-100, СМК и КВ, причём они все были собраны на Кировском заводе в Ленинграде, поэтому когда началась Советско-финская война, они просто поехали на войну, для того чтобы их обкатали в боевых условиях. Из них была создана особая отдельная танковая рота, и они вошли, вот раз есть у нас тяжёлая бригада, то 3 её новых секретных тяжёлых танка у нас, поэтому они вошли в состав 20-ой бригады им.С.М. Кирова, и 19 декабря они вместе со всеми поехали в бой. КВ получил несколько попаданий, которые вообще ему не причинили фактически никакого вреда, по Т-100 у меня данных нет, а вот СМК прямо около командного бункера батальона второго то ли подорвался на мине, то ли сломался – там разные версии есть. Танк размерами с туристический автобус, экипаж 11 человек, т.е. футбольная команда, 2 башни, 2 пушки, 5 пулемётов – т.е. здоровенная машина, и притом он вообще-то секретный и существует в единственном экземпляре. Его сразу окружили, поставили защитный периметр наши 8 танков Т-28, и весь день экипаж пытался его починить. Экипаж, кстати, наполовину состоял из инженеров, которые его строили, с Кировского завода. Починить не сумели.

Д.Ю. А фотки есть?

Баир Иринчеев. Ну вот, картинка 12 – СМК, фотография, сделанная финнами, когда его уже там бросили, ну просто потому что Т-28 такой тяжёлый, что его Т-28-е не могли отбуксировать даже, и вдобавок всё это происходит вообще-то в 2 км у финнов в тылу, это в финском тылу, т.е. это ехать обратно к нашим 4 км нужно.

Д.Ю. В общем, пришлось бросить, несмотря на наличие инженеров, да?

Баир Иринчеев. Да, вечером 19-го числа СМК нашими был оставлен, вот эти все 11 человек экипажа пересели в Т-100, который примерно таких же размеров, у него просто чуть-чуть другая конструкция, т.е. там вместо 11 человек внутри 22 человека теперь сидит. Уехали, СМК оставили. На фронте в это время находится генеральный инспектор Автобронетанковых войск Красной Армии генерал Павлов, всем известный по катастрофе в Белоруссии в 1941 году – он командовал Западным фронтом и был расстрелян. Но на Финской войне он у нас инспектирует наши бронетанковые части. Как вы понимаете, взять и потерять секретный танк, оставить его ещё в тылу у противника – ну это вообще какой-то эпический провал, поэтому он, конечно, сказал, что делайте, что хотите, вытаскивайте его оттуда – не смогли. Он там так и простоял всю войну.

Д.Ю. А у них там ящика тротила какого-нибудь не было, чтобы взорвать?

Баир Иринчеев. Нет, не могли даже к нему подобраться после этого вплоть до февраля, когда финны были вынуждены отступить.

Д.Ю. Но финны тоже с ним ничего сделать не могли, да?

Баир Иринчеев. А финны тоже ничего сделать не могли, потому что они не могли вытащить даже Т-28, у них не было тяжёлых тягачей. Т.е., как правило, с подбитых и повреждённых наших танков Т-28 они просто пытались снять всё, что можно: радиостанции, пулемёты, запчасти, ЗИП, инструменты – т.е. они всё это просто дербанили, что могли, а сами коробки, в общем-то, так и стояли.

Д.Ю. Секретности был нанесён какой-нибудь ущерб? Тут вопрос следующего плана: т.е. если у финнов обычных танков толком не было, то в чём смысл этой дуры-то? Ну, попала она к ним…

Баир Иринчеев. Смысл был, что наши хотели его испытать, и вот эти 3 танка: Т-100, ну почти Т-1000 - Теминатор, Т-100, СМК и КВ – это были 3 конкурирующих проекта, т.е. нужно было выбрать один. Ну и в результате выбрали КВ, потому что Т-100 и СМК – они фактически КВ, только как КВ-лимузин – удлинённый, и у него ещё одна башня поставлена. Ну он слишком громоздкий получается, слишком тяжёлый, и КВ более компактный.

Д.Ю. Для тех, кто не знает: КВ – это «Климент Ворошилов».

Баир Иринчеев. Да, «Климент Ворошилов», именно так.

Д.Ю. Вообще, как-то странно, конечно, так называть: «Сергей Миронович Киров» остался в тылу – круто!

Баир Иринчеев. Да. А самое интересное, что финны вообще не поняли, что это за танк. Т.е., поскольку он был в единственном экземпляре, он был секретный, они же не знали, что он называется СМК. Но финны прекрасно видели наши танки Т-35, вот эти гигантские махины с 5-ю башнями, которые символизировали мощь Красной Армии, каждый парад на Красной Площади был с этими танками Т-35. Это сухопутный линкор, там 5 башен, экипаж 11 человек, но броня те же самые 30 мм, т.е. они выглядели потрясающе, но на поле боя, собственно, к 1939 году они не имели…

Д.Ю. Хорошая мишень такая!

Баир Иринчеев. Да, мишень хорошая, броня слабая, двигатель слабый, двигается медленно, но как символ мощи Красной Армии они со своей ролью справлялись замечательно, т.е. они производили на всех военных атташе заграничных потрясающее впечатление, поэтому финны по старой памяти, вспомнив вот эти парады на Красной Площади, подумали: да наверное, какой-нибудь особый вариант этого Т-35, поэтому они назвали его Т-35С, измерили толщину брони, т.е. всё промерили, все параметры: его размеры, толщина брони, калибр орудий – и «слили» все данные немцам уже либо на Финской войне, либо после Финской войны, потому что вообще-то сотрудничество по линии спецслужб у Финляндии и Германии шло с 1933 года, извините, т.е. обмен информации между спецслужбами у них был давно налажен. И самое интересное, что вот этот СМК есть в немецком справочнике по советской бронетехнике на 1941 год, он там обозначен, как Т-35С, хотя потом, после войны его просто отправили на Кировский завод, его 8 танков Т-28 цугом запряглось и утащило на станцию Кирилловская, тогдашний Перк-ярви, погрузило и увезло на Кировский завод на переплавку. Ну потому что вот не получилось.

Картинка 10 – подбитые Т-28, это всё в том же районе, можно сказать, на шоссе они все стоят и в районе шоссе, и картинка 11 – финны радостные осматривают наши подбитые или брошенные танки Т-28.

Именно там в это время, в середине декабря 1939 года появилось прозвище танка Т-28 – «почтовый фургон». Финны его прозвали «почтовый фургон», потому что в одном из танков Т-28, который, очевидно, застрял в грязи, или в болоте, в долине реки Маяйоки, ныне Веснянка, сдался в плен командир одного из танковых батальонов капитан Янов, у которого почему-то с собой оказалась сумка, в которой была зарплата всего его батальона. Т.е. когда его привели к финским офицерам, он просто начал из карманов вытаскивать пачки денег и говорить, что не хотите ли, не надо вам случайно? Его спросили: а откуда вообще такое количество советских рублей? Он сказал: да у меня там, собственно, мешок с деньгами в танке, давайте сходим заберём. Т.е. у него была зарплата на весь батальон, он её не успел выдать перед боем. Ну а поскольку финны все уже смотрели американские вестерны перед войной, и там в вестернах американских же классика – ограбление почтового фургона, который везёт кучу наличности…

Д.Ю. По-русски называется «дилижанс».

Баир Иринчеев. Да, «дилижанс», да. Поэтому вот назвали «postijuna» - «почтовый поезд», или «почтовый фургон», вот назвали этот танк Т-28.

Ну и собственно, в финской послевоенной литературе капитан Янов из командира батальона стал командиром бригады, а на интернет-форумах он стал командиром танкового корпуса, который сдался добровольно, перебежал…

Д.Ю. Вместе со всем корпусом?

Баир Иринчеев. Не, он… ну там легенда такая, что он перебежал к финнам, потому что боялся, что из-за тяжёлых потерь в батальоне его сейчас к стенке поставят. На самом деле, это всё имеет под собой очень небольшие основания, потому что просто когда его финны спросили: мы же видим, что ваш батальон частично стоит на поле боя – и что вам за это будет? И Янов сказал, что вот …, вот что мне будет. И всё – не то, чтобы он попал в плен, там, по-моему, просто финны постучали по броне, и он вылез оттуда, т.е. финны вообще считали, что танк пустой стоит. Он вылез, сдался и, к сожалению, он не просто сдался, он ещё финнам сдал всё, что знал – он сдал структуру 20-ой бригады полностью, это на 20 страниц такой документ лежит в Финском Национальном архиве, там протокол допроса Янова – 30 страниц, т.е. он всё расписал вообще, всё, что знал. А знал он много, потому что он служил с 1933 года в этой бригаде. После этого находясь в финском плену, он ещё дал интервью британским офицерам разведки. Т.е. идёт война между СССР и Финляндией, в Финляндии находятся куча военных атташе других держав. И вот появились советские пленные – не давайте пообщаемся с ними, пусть они нам расскажут, чем там живёт Красная Армия, что вообще происходит. Он спокойно общался с британскими офицерами, никоим образом он не отнекивался, он всё, что знал, всё рассказал.

Д.Ю. Молодец!

Баир Иринчеев. Вообще просто всё, т.е. фактически по некоторым протоколам допросов такое впечатление, что он просто консультантом у них начал работать, в финской армии, потому что когда наши железнодорожные батареи начали стрелять по Выборгу из Кирилловского, его сразу вызвали на допрос и спросили: а это что такое, не знаете? Он сказал, что, наверное, это те тяжёлые мортиры, которые я видел, они стоят вот там-то – прямо показал на карте. Т.е. да…

Д.Ю. Я надеюсь, сейчас ему повесят мемориальную доску «Он боролся с коммунизмом».

Баир Иринчеев. Нет, суть в том, что, действительно, вернувшись из плена, он получил 10 лет или даже, по-моему, 15 лет, т.е. на Великую Отечественную он уже не попал.

Д.Ю. Т.е. за такие дела его даже не расстреляли?

Баир Иринчеев. Нет, судя по всему, финны всё-таки не передали протоколы допросов вместе с ним, потому что, мне кажется, если бы финны начали бы передавать протоколы допросов пленных вместе с пленными, то там бы не выжил просто никто, потому что там люди для того, чтобы выжить, сразу начинали говорить то, что хотели слышать финны, т.е. сразу у 90% наших бойцов: «У меня папа был певцом в церковном хоре, из-за этого я ненавижу советскую власть», или там: «У нас в прошлом году был плохой урожай в колхозе, и поэтому я тоже не люблю советскую власть, я всю жизнь не любил большевиков, вот понимаете, поэтому я так рад у вас оказаться». Т.е. они всегда, видно, что подстраивались очень сильно и рассказывали всё, что знали. Но если простые красноармейцы знали мало, то капитан Янов знал очень и очень много, и он спокойно абсолютно с финнами этим делился. Да, он сел на 15 лет, и вы можете даже почитать – по-моему, его дочь, как раз она говорила, что папу-то ни за что посадили.

Д.Ю. Само собой, да!

Баир Иринчеев. Но к сожалению, есть за что. К сожалению реально есть за что, т.е. ну измена фактически. То, что его не расстреляли, я вот удивлён, на самом деле.

Д.Ю. Присягу, между прочим, давал.

Баир Иринчеев. Присягу давал, да он сам из Иркутска, кстати, вообще, и он много путешествовал, мир посмотрел – он там в 20-е годы где-то служил матросом и в Америку ездил, был такой… не то, что уж совсем желторотик – это был нормальный капитан Красной Армии, танкист. Но вопрос именно в том, что из-за него и пошла эта легенда, что к финнам перебежал командир танковой бригады, опасаясь репрессий кровавого Сталина за то, что его а потери бригады расстреляют. На самом деле, в этих же сражениях 17-18-19 числа наша 35-ая бригада, действовавшая рядом на танках Т-26, потеряла своего командира – полковника Кашуба, украинца, который был тяжело ранен, находясь вне танка, потому что та же самая проблема, что на Тайпале – танки идут вперёд и уже прошли надолбы, а пехота где-то там, непонятно где. Поэтому он выскочил из танка, он начал поднимать пехоту, чтобы они шли все вместе, рядом разорвалась миномётная мина, и ему оторвало ступню. А он был такой – он говорит, что я был 100 кг, подъехали танкисты наши, танкисты меня увидели – чуть не заплакали, они меня на танк не могли затащить, потому что я 100 кг весил. Но затащили, увезли, и он получил Звезду Героя за Финскую войну, и всю войну Великую Отечественную он преподавал в одной из наших бронетанковых академий, т.е. он оставался в строю. Не воевал, но учил танкистов.

И собственно, вот на этом, можно сказать, заканчивается декабрьский первый раунд, первый штурм линии Маннергейма. Единственное, что ещё одна стычка была на Приморском шоссе. Картинка 13, пожалуйста, это Инкеля, Приморское шоссе, противотанковый ров, надолбы в 6 рядов, колючая проволока, засека, минное поле с противотанковыми фугасами и 2 ДОТа пулемётных с 1 противотанковой пушкой. Но запад Карельского перешейка и нашими, и финнами рассматривался, как совсем не важный театр боевых действий, поэтому там у финнов были небольшие силы, и у наших там наступал отряд полковника Лазаренко – это такая импровизированная воинская часть, когда началась Советско-финляндская война, то на старой границе же у нас был Карельский укреплённый район, в них сидел гарнизон, а комендантом Карельского укрепрайона был как раз полковник Лазаренко, поэтому всех, кто сидел в ДОТах, их собрали, все 3 тысячи человек, и они с винтовками и пулемётами пошли вперёд. 3 тысячи человек всего – это фактически стрелковый полк или финский пехотный полк. Ну вот они шли-шли-шли, дошли до линии Маннергейма, вот перед ними река, эскарпированные берега, засека, т.е. поваленные хаотично деревья, оплетённые колючей проволокой, и минировано всё это, а за речкой надолбы и за надолбами 2 ДОТа. И вот Лазаренко, в общем-то, он имел полный Георгиевский бант за Первую мировую войну, он, конечно, засыпал командование 7-ой армии телеграммами о том, а что вы от меня хотите? Если вы хотите, чтобы я это взял и продвинулся дальше, то давайте-ка мне танки, пожалуйста, и артиллерию. И к нему приехало 3 танка Т-28, которые были потеряны все 3 штуки в бою 13 декабря 1939 года, т.е. тоже этот штурм закончился очень и очень неудачно, все 3 танка подбиты, командир этого танкового взвода лейтенант Груздев погиб, часть экипажей погибла, но, собственно, там 7 награждений Героями Советского Союза, один из них – мехвод Лазаренко, награждённый Героем, он остался жив. По нашей версии 2 танка было подбито, причём один танк был просто расстрелян финской противотанковой пушкой на шоссе, т.е. они 5 раз в него попали, танк не загорелся, но весь экипаж был либо убит, либо ранен. Второй танк наехал на фугас мощностью 300 кг. Это же берег залива, там было на берегу огромное количество морских мин, выброшенных ещё с Первой мировой войны, и финские сапёры рукастые из этого сделали фугасы. Вот, второй танк наехал на мину, третий танк был расстрелян тоже противотанковой пушкой.

Д.Ю. 300 кг – что ж там от него осталось-то?

Баир Иринчеев. Ну у него башня центральная улетела, т.е. корпус-то остался, но башню отнесло взрывом на 200 м, потом её нашли финны в лесу в 1941 году где-то очень далеко.

Д.Ю. Представляю, да, радость сапёров.

Баир Иринчеев. Экипаж полностью погиб. Третий танк был подбит, но вот у финнов написано так, что 3 танка подбито, один из них загорелся, по нашей версии 1 танк был подбит, и он не загорелся, что наши включили дымопуск, потому что на Т-28 есть специальные ящики для установки дымовой завесы, и поставив дымовую завесу, они до вечера 13 декабря с финнами перестреливались, т.е. они вытащили из танка пулемёт, залегли под танком, поставили дым и вели с финнами огневой бой, а потом вечером Лазаренко залез в танк, тихо включил заднюю передачу, и они, прикрываясь танком, ушли все.

Д.Ю. Но суть в том, что, действительно, там Лазаренко получил, потом четверо посмертно и, кстати, вот Симонян, радист одного из танков тоже получил Героя – первый армянин-Герой Советского Союза – вот за этот бой 13 декабря.

Баир Иринчеев. И собственно, Лазаренко Николай Тихонов посвятил целую поэму тоже, она в последний раз публиковалась в книге стихов Николая Тихонова 1943 года, это как раз было, давайте вспомним, 25 лет Красной Армии, был такой юбилейный сборник стихов. Будьте добры, пожалуйста, картинку 15 – обложка стихов Николая Тихонова, «Посвящение Красной Армии», 1943 год. В Сети её можно найти в одной из электронных библиотек то ли города Омска или Томска, где-то у нас там… Молодцы, у нас, кстати, люди не понимают, что вообще-то российские библиотеки вообще-то много чего оцифровали и выложили в Сеть, потому что все считают, что у нас всё, что не в Москве и не в Питере, там всё уже покрылось пылью, и ничего не происходит – работа идёт, они просто не очень пиарятся.

И в завершение, собственно, картинка 14 – подбитые Т-28 на Приморском шоссе. Вот танк, который стоит слева, это как раз он стоит на шоссе, это танк Груздева. Видно, что с него снята пушка, это финны её сняли. Ну и танк справа – видно, что у него просто взрывом сброшена башня – это как раз вот второй танк, который наехал на фугас.

Ну и, соответственно, вот так, можно сказать, закончился первый штурм линии Маннергейма: подавляющее техническое превосходство на стороне Красной Армии, т.е. у финнов там не был задействован ни один танк, не был задействован фактически ни один бомбардировочный самолёт. Наши всё задействовали – и авиацию, которая бомбила непонятно что, не попадала никуда, задействовали всю артиллерию, которая стреляла непонятно куда, стреляла не на полную мощность, потому что снаряды просто не могли подвезти из-за пробок. Ну и соответственно, из-за не налаженного взаимодействия между танкистами и пехотой наши танки, наше подавляющее превосходство бронетанковой техники тоже не было реализовано. Т.е. если мы посмотрим и используем какие-то термины из карточной игры, то у нас на руках все козыри, но мы разыграли свои карты абсолютно неправильно. Т.е. преимущество в декабре реализовано не было.

Д.Ю. Я замечу, позволь, что отрыты карьеры для добычи руды, построены домны для выплавки стали, построены танковые заводы, которые клепают эти танки, рабочие, инженеры, самолёты – всё наличии, всё это выдано Красной Армии, а она этим пользоваться не умеет, может быть, не хочет, возможно, не знает, как, может, они занятия прогуливали - там пьянка, девки, ещё чего-нибудь. А потом эти люди удивляются, что их расстреливают. А там, между прочим, ещё есть солдаты, которых вот таким вот макаром – без разведки, без ничего, артиллерия постреляла непонятно куда, авиация выбросила бомбы в чистое поле, а теперь давайте форсировать реку. Давайте, да. И сколько народу там полегло, и кто за это должен отвечать? И если ты вот так бездумно распоряжаешься тем, что там далось кровью и потом, и на смерть людей посылаешь, не задумываясь, как-то странно огорчаться по поводу того, что тебе в конце концов за это прострелят голову, очень странно.

Баир Иринчеев. Нет, ну вот самое главное, что, например, 123-я дивизия, командир дивизии полковник Стеньшинский был снят. Т.е. не то, что приехали из Ленинграда с Литейного сразу примчались чекисты на «чёрном воронке» - тут ехать-то 100 км, нет, его просто сняли, поставили полковника Алябушева Филиппа Филипповича. Командиров полков там поснимали, назначили новых командиров полков, перевели их на другие должности, т.е. опять же, если мы вот этих сейчас расстреляем, то не факт, что следующие будут лучше. Поэтому лучше сделать по-другому: тех, кто себя не оправдал, перевести куда-нибудь на тыловые должности – пусть они там складами заведуют, валенки выдают, что, кстати, не всегда получалось, к сожалению, на финской войне.

Д.Ю. Как говорил товарищ Сталин, «извините, других писателей у меня для вас нет».

Баир Иринчеев. Да, особенно очень важный момент хотелось бы подчеркнуть, что был серьёзнейший дефицит командиров звена «полк-дивизия», не хватало просто, потому что формировались новые дивизии, армия очень сильно росла, разворачивалась, выросла очень-очень сильно в 1939 году, и когда там полками командуют майоры, а иногда их замещают капитаны, хотя вообще-то это должность подполковника или полковника, ну это уже о чём-то говорит, что не хватает людей.

Д.Ю. Имеющего специальное образование, замечу.

Баир Иринчеев. Да, и опыт. Ну, вспоминая персонажа, о котором мы уже сто раз говорили – вспоминая Маннергейма, как же без него – он в своих мемуарах написал достаточно хорошо, достаточно метко описал это, он сказал, что в декабре действия Красной Армии походили на плохо сыгранный оркестр, когда артиллеристы отстрелялись не туда, танкисты приехали, а пехоты уже нет, или пехота не подошла или уже убежала куда-то, т.е. все кто в лес, кто по дрова, а организация боя – это, в первую очередь, организация взаимодействия между родами войск. И выяснилось, что недостаточно написать на бумаге приказ, что штурмовать группой в составе 3 танков и одной роты стрелков, т.е. 100 человек, плюс 30 сапёров, и они туда вот идут, они должны ДОТ взять. Недостаточно написать на бумаге – они все должны сыграться, они должны все на полигоне взаимодействие несколько раз прокатать, они должны понять, почему они так действуют, потому что пехотинцы наши, которые попадали под шквальный пулемётный огонь, они, конечно, сразу залегали, и приходилось им прямо показывать на поле боя, сказать: вот смотрите, у нас стоит макет ДОТа, сядь здесь за пулемёт и посмотри – вот танк и пехотинцы, спрятавшиеся за танком, которые рядом с ним находятся. А вот пехотинцы, которые не спрятались за танком, которые залегли. А теперь посмотри, кого проще убить. Поэтому от танков не отрываться. И к февралю это было уже отработано до автоматизма фактически. В декабре это не получалось, что, конечно, как вы понимаете, сильно повлияло на боевой дух наших войск. Сотрудники органов внутренних дел, которые люстрировали письма, идущие с фронта, отмечали, что в декабре там много, примерно 10% негатива в письмах, и негатив весь того плана, что вот мы бьёмся-бьёмся, взять оборону не можем, потери большие, и ничего не получается, танки все сгорели или утонули, как при форсировании Лосевских порогов, а вообще прощайте, дорогие мама и папа, я отсюда живым не вернусь, скорее всего, потому что что-то ничего не получается, потери большие.

Д.Ю. Я замечу, что ещё А.В. Суворов возле Измаила построил небольшой Измаил, на котором отрабатывал боевые действия, и только когда отработал, напал на настоящий Измаил, где, как известно, уничтожил всех без остатка. Это отсутствие боевой учёбы, в общем-то. Что они там огороды копали? Дачи строили, может быть?

Баир Иринчеев. Так и пришлось сделать, на самом деле, потому что после первого штурма середина декабря и третья декада декабря 1939 года, после второго штурма, который был через неделю, который финны фактически не заметили, они подумали, что это разведка боем какая-то: выехало 3 танка и вышел 1 наш батальон – они подумали: ну что это? А у наших вообще-то фиксируется дата в документах, что мы штурмовали линию Маннергейма, что-то делали. Финны это как-то не воспринимали, как штурм.

После этого, уже после 25-26-27 декабря Мерецков, командующий 7-ой армией, обратился к Шапошникову, начальнику Генерального Штаба, и сказал, что финны подготовились хорошо, у них здесь долговременная оборона, а мы подготовились слабо, мы к войне готовились 3 недели всего лишь. Пехоты у нас явно мало, нужна тяжёлая артиллерия дополнительная. Танков больше не надо, танков больше не присылайте, потому что их и так с избытком, в общем-то. И действительно, танковые части не усиливали вплоть до марта 1940 года, потому что танков было достаточно. И Шапошников соглашается с доводами Мерецкова, и весь январь, как вы сказали, действительно, построив макеты ДОТов, организовав полигоны, наладив боевую учёбу, лыжную подготовку, обучение стрельбе пулемётчиков и т.д. – весь январь наши на Карельском перешейке готовятся ко второму штурму. В начале января у нас сформирован Северо-Западный фронт, т.е. это подчёркивает то, что у нас не просто какая-то небольшая военная кампания – что у нас серьёзная военная операция. Формируется Северо-Западный фронт, командующим фронтом становится Тимошенко. 7-ая армия сдаёт влево, т.е. она теперь стоит в центре и на западе Карельского перешейка, из правой группы Грендаля разворачивается 13-ая армия, которая получает большое усиление пехотными частями, т.е. после первой неудачной попытки штурма линии Маннергейма наши военные того времени решили всё наконец сделать по уму, т.е. по всем правилам военной науки: серьёзно подготовиться, подтянуть резервы, подтянуть боепитание, организовать снабжение, потому что, опять же, рассчитывали, что война продлится 3 недели, красноармейцы пошли на фронт в ботинках с обмотками, в шинелях и в будёновках. Полежать в мокрых ботинках при морозе в -10С 4 часа на снегу, пока не стемнеет, пока не будет возможности уползти от финской колючей проволоки, ну скорее всего, вы получите обморожение и можете запросто получить ампутацию пальцев ног, что, к сожалению и получалось, потому что, например, из той же самой 90-ой стрелковой дивизии 286-ой полк, который воевал как раз между Кирилловским и Лейпясуо около железной дороги, где не было ни одного ДОТа, там ДОТы были правее или левее, но было болото, на котором была засека минированная, был забор из колючей проволоки и была финская оборона, состоящая из полевых укреплений, т.е. там всё было построено из земли, песка, дерева и камней. Вот они, собственно, из 3 тысяч человек у них, если я правильно помню, у них статистика потерь за декабря следующая: 100 человек убито, 300 ранено, 700 обморожено. Т.е. стало понятно, что вообще всю концепцию этой операции нужно менять, что получилось совсем-совсем не то, чего ожидали, что финская армия, несмотря на то, что танков у них 32 штуки, пушки у них все старые, царские, причём небольших калибров, и т.д., они высокомотивированы, они подготовились, у них построена оборона, они знают эту линию Маннергейма, как свои 5 пальцев, и просто так их не возьмёшь, т.е. нужно тоже серьёзно готовиться, нужно подбирать ключики к этой обороне, что, собственно, и было за январь сделано.

В феврале начинается второй штурм линии Маннергейма, который ещё называют «Наступление Тимошенко» по имени командующего Северо-Западным фронтом, всё это завершается прорывом. Но это этого ещё далеко, наши части начинают нормальную подготовку ко второму штурму, начинают заниматься боевой подготовкой, потому что оказывается, что некоторые прибывшие на фронт, винтовку в первый раз видят, т.е. их призывали не из резерва, а студентов или ещё кого-то, т.е., действительно, оказалось, что не умеют – надо учить. Но за месяц большинство провалов было ликвидировано, т.е. это как раз вот, с моей точки зрения, сильная черта наших вооружённых сил, которые на Западе никто не может нормально оценить, начиная от Карла XII и заканчивая нацистами, это то, что любой негативный опыт будет моментально осмыслен, проанализирован, и будут моментально приняты меры для того, чтобы эти ошибки более не повторялись.

Д.Ю. Как в известной русской поговорке, долго запрягаем, но быстро едем. Досадно, в данном случае долгое запрягание приводит к человеческим жертвам.

Баир Иринчеев. Ну и как вы понимаете, неудача первого штурма линии Маннергейма была по полной использована западной пропагандой, финской, в первую очередь, но потом и всеми остальными, что «чудо линии Маннергейма», или там «чудо у Суммы», «чудо на Тайпале» - что такая куча танков, масса техники, и ничего не получилось, типа, каким-то чудом это «чудо» остановило их. Как я уже говорил, именно в середине декабря появляется это название – «линия Маннергейма», придуманное, очевидно, западными журналистами в баре гостиницы «Кемп» в городе Хельсинки, где им там хорошо наливали. И собственно, на конец декабря 1939 года западная пресса создаёт такую картину, что маленькая, но гордая Финляндия выигрывает эту войну против великого, ужасного, но не очень эффективного Советского Союза, что только было закреплено после тяжёлого поражения, которое понесли 163-я стрелковая дивизия Зеленцова и 44-ая стрелковая дивизия им.Щорса комбрига Виноградова на севере Финляндии, за 600 км вот от этих мест, о которых мы с вами сейчас поговорили, в конце декабря и в первую неделю января там получилось ещё хуже, и это было финской пропагандой и западной пропагандой распиарено на весь мир – это т.н. сражение при местечке Суомуссалми и сражение на Раатской дороге, которые самые-самые-самые известные, самые распиаренные. Так ли всё там было ужасно, по делу расстреляли Виноградова и его начальника штаба и начальника политотдела, или опять там абсолютно немотивированные репрессии, действительно ли, как поётся в финской песне, что «по Раатской дороге к нам пришли сыны Востока, и обратно не ушёл никто» - вот об этом как раз поговорим в следующий раз, потому что тоже очень мифологизированная и такая легендизированная битва.

Д.Ю. Я замечу, что враг не стесняется любое событие изолгать в свою пользу, извернуть и кричать, как всё у них замечательно получилось. Когда же мы начинаем рассказывать правду о подвигах предков, то это, понимаешь, пропаганда какая-то мерзкая. А это, значит, не пропаганда!

Баир Иринчеев. По поводу подвигов предков и по поводу того, как отражается в документах противника – ну дорогие товарищи, сходите в любой архив, в наш архив, в финский, не знаю, залезьте в интернете, немецкие документы посмотрите – там не будет никаких описаний подвигов противника, там подвиг противника обозначается буквально одним предложением: «Наши части натолкнулись на ожесточённое сопротивление, продвижения нет» - всё, или: «Противник упорно обороняется на занятых рубежах».

Д.Ю. Вот и весь подвиг.

Баир Иринчеев. Вот! Потому что ну а какой смысл – вы будете расписывать подвиги того, кто вас хочет убить? Невозможно найти подтверждений никаким подвигам, чтобы там всё было бы расписано, что вот у нас было 50 танков, и против нас из окопов выскочило 28 человек – ну что это? Этого нет нигде, т.е. какая-то рефлексия, какое-то отношение к противнику – уважительное, неуважительное – оно появляется уже в воспоминаниях ветеранов после войны. Вот по поводу Суммы-то как раз там и говорится, что там танк подбит, и один финский противотанкист говорит, что нужно отметить, что против нас сражались очень храбрые люди, потому что мы видим: танк подбит, из него никто не вышел с поднятыми руками, никто не сдался, что это были элитные части, собственно, один из танкистов наших – Хопров из 35-ой бригады, так есть описание его подвига, что танк подбит – вот этот Т-26, слабенький откровенно, танк подбит танк загорелся. Хопров сказал командиру и механику-водителю уходить, сам остался в горящем танке, вёл огонь из танка, пока танк не взорвался. И вот у нас это описано, у финнов это описано, по-моему, только в каком-то одном интервью, кто-то из ветеранов в 90-е годы, я уже, к сожалению, даже не могу найти источник – ветеран сказал, что я видел, что стоит танк в надолбах и стреляет. Он говорит, что я смотрел на это, удивлялся, что такой храбрый танкист. Парню было 20 лет, похоронен там же на поле боя, Герой Советского Союза посмотрено, кстати, один из немногих, кто вообще получил за эти бои, за первый неудачный штурм звание Героя посмертно.

Д.Ю. Орёл!

Баир Иринчеев. Так что вы знаете, по поводу всех этих легенд, понятно, что всё рано или поздно будет легендизировано, т.е. то, что написано в документах, очень редко можно как-то совместить с мифами. Напоследок один очень важный миф финский – что, типа, при штурме линии Маннергейма красноармейцы шли без шинелей и без ватников даже, шли в гимнастёрках…

Д.Ю. В трусах, да и кальсонах!

Баир Иринчеев. Ну нет, в гимнастёрках, держась за руки, с пением «Интернационала» шли на минное поле. Причём это кочует из книги в книгу.

Д.Ю. Видимо, все они ещё были дети кулаков, по всей видимости.

Баир Иринчеев. Непонятно, короче, но типа, что идут, взявшись за руки, на минное поле, мины взрываются, и они идут, их засыпает частями тел товарищей, а они всё идут, и идут, и идут – какие-то зомби. Но удалось понять, откуда финны это взяли, в конечном итоге: первое – есть запись в Журнале боевых действий одной роты, как раз вот Суммы, декабрь 1939 года, у них написано, что мы видим, что советская рота выходит в наступление, они идут плотным строем. Мы открыли огонь – они залегли. На следующий день снова, следующий день наступления – против нас выходит та же самая рота, но они уже идут цепью, мы по ним постреляли, они залегли и уползли. Третий день – они уже двигаются перебежками, они уже залегают за кочками и ведут с нами огневой бой. И вот кто так сумел это исказить, что… ну у кого-то из ветеранов, возможно, отразился в памяти именно первый бой. А с пением «Интернационала» - это было уже во время второго штурма линии Маннергейма, это действительно было, там действительно с красным флагом наступали, но об этом позже. Ну просто всё это настолько искажается, что обратно это отмотать – получается достаточно сложно, не всегда даже это получается. Финнов спрашиваю, откуда вы это взяли вообще? Не находят никакого подтверждения в документах.

Д.Ю. Как говорил один известный персонаж: как они ухитряются такое выдумывать? Спасибо, Баир, очень интересно! Познавательно и с совершенно неожиданной стороны. Ждём продолжения.

Баир Иринчеев. Да, т.е. следующее у нас Суомуссалми и Раата.

Д.Ю. Спасибо.

Баир Иринчеев. Спасибо, всего доброго.

Д.Ю. А на сегодня всё. Строители, падлы, активизировались.

Баир Иринчеев. Да вообще! Это что такое? Ужас.