19.04.17

Михаил про американскую полицию

Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Михаил, добрый день.

Михаил. Здравствуйте.

Д.Ю. Продолжим?

Михаил. Продолжим.

Д.Ю. Об устройстве.

Михаил. Хорошо. В Калифорнии, как я рассказывал, есть полиция штата, которой нет, которую упразднили и скинули все функции на местный департамент, но оставили себе контроль над скоростными дорогами, и все автобаны, там называется хайвей, патрулируют т.н. CHP - California Highway Patrol. Всё, что они делают – это дорожные нарушения, аварии. Т.е. они, грубо говоря, работники департамента транспорта с пистолетом и значком, преступления они не расследуют.

Д.Ю. Как-то мчался я по тамошней дороге, вижу – табличка: «За выбрасывание мусора в окно автомобиля штраф 1000 долларов».

Михаил. Справедливо.

Д.Ю. Действительно берут?

Михаил. Да. Отболтаться – без вариантов, даже полицейскому без вариантов. Т.е. ты живёшь в этом штате – ты здесь, как говорится, не мусоришь. Мы позаботимся о том месте, где ты живёшь. Если это представитель власти бросает окурок в окно, допустим, ну это штраф без разговоров вообще, т.е. с тобой разговаривать не будут.

Д.Ю. А тысяча баксов – это по тамошним меркам много или мало?

Михаил. Это много.

Д.Ю. А сколько народ в среднем зарабатывает – ну чтобы понять хотя бы, что такое?

Михаил. Ну, в среднем… такого понятия зарплаты нет – средняя, есть зарплата минимальная. Минимальная зарплата всё время немножко поднимается, и, допустим, 20 лет назад она была 4 доллара 25 центов в час. Рабочая неделя 40 часов, вот умножайте 4 на 4,25 и посмотрите, где тысяча долларов там стоит.

Д.Ю. Неплохо!

Михаил. Это практически 70% вашей месячной зарплаты вы выкинули в окно сразу.

Д.Ю. Неплохо. А вот ещё момент: хотел взять машину, промчаться от Лос-Анджелеса до Лас-Вегаса, Долина Смерти, там, и всякое такое, а по ходу, естественно, выпрыгивать и делать фотки, на что граждане знающие сказали, что там нигде останавливаться нельзя.

Михаил. На скоростной дороге останавливаться нельзя – только в случае аварии или поломки.

Д.Ю. Что, типа, тут же приедет патруль…

Михаил. Ну, тут же – это сильно сказано, но они приедут, да. Обычно, если вы сломались, они приедут к тому моменту, когда вы всё почините.

Д.Ю. У них отмерено, да?

Михаил. Нет, просто у них разная шкала срочности вызова: если это авария, то они приедут очень быстро, если это что-то случилось с перестрелкой, что-то road rage, тогда они будут там очень быстро – вертолёт может прилететь. А если остановились – ну если у них есть время, они приедут, с удовольствием вам выпишут красивый штраф.

Д.Ю. За фотки с кактусом.

Михаил. За фотки с кактусом.

Д.Ю. Я не поехал, поехал в автобусе.

Михаил. Правильно сделали.

Д.Ю. Извини, перебил. И вот, они шерстят трассу.

Михаил. Они шерстят трассу, да, всё. Когда трасса…

Д.Ю. А как скорость меряют? Вот, например, у нас висит ограничение в 110 км/ч, но ехать можно 130, и за это тебя не покарают. А там как?

Михаил. Там примерно 10% погрешности, т.е. машины не калиброванные, т.е. машины обычные гражданские, у них если лимит 65, то ехать до 70 можно спокойно.

Д.Ю. Это миль, да?

Михаил. Миль, да. 65 миль, 70 миль, это где-то 1,6 км за милю, поэтому примерно 10%. Но больше не нужно. Но фишка в чём ещё: если лимит 65, ты едешь 75, то будет штраф, и если лимит 65, ты едешь 55 – тоже будет штраф. Т.е. ты должен ехать с нарисованной скоростью. Т.е. написано 65, и если тебе позволяет транспортная ситуация, если там не пробка, естественно, если там пробка, то не может быть 65, но ты должен двигаться со скоростью потока, т.е. тормозить людей ты не имеешь права.

Д.Ю. Будь любезен.

Михаил. Да-да.

Д.Ю. А как они меряют? Вот совсем недавно у нас прятались в кустах с этим радарами, а там как?

Михаил. Нет, они стоят у дороги, ну иногда прячутся, но это в разных округах по-разному. В округах, которые победнее, нужно собрать побольше штрафов, потому что это деньги, вот там они могут всякое придумывать. Но опять же, если они делают что-то нелегально, а всё расписано в законе, в Транспортном законе написано, как что можно делать. Они стоят просто с радарами, смотрят. Или летит вертолёт, или маленький самолётик, и сверху засекают, потом передают на землю, и там останавливают. Всё это фиксируется видео, всё это абсолютно записано, очень давно это уже делают они. Такого, что стоят камеры, и тебе потом приходит «билет счастья» - такого нет, запрещено.

Д.Ю. А вот говорят, что, типа, ты ездишь один, то ты жжёшь керосин, загрязняешь атмосферу – надо набрать ещё пару-тройку человек, ну чтобы с тобой сидели, и тогда ты можешь пользоваться какими-то полосами скоростными.

Михаил. Да, есть «зелёная линия», называется карпул, специальная на некоторых дорогах, не везде. Они есть, они отделённые, в некоторых местах они всё время действуют, только как карпул, т.е. там минимум 2, иногда минимум 3 человека, для пикапов, где 2-местные, там, соответственно, 2, мотоциклисты могут по ней ездить и некоторые виды транспорта, у которых есть специальный стикер, например, «Тойота Приус». Если ты купил «Тойоту Приус», тебе в качестве подарка ляпают на бампер такую маленькую наклейку, и ты можешь ехать один вот в этой линии и чувствовать себя богом.

Д.Ю. Так вот, говорят, их фотографируют, ну чтобы видеть, что там действительно двое сидит, трое… Многие сажают надувных баб.

Михаил. Сажают, бывает.

Д.Ю. Помогает?

Михаил. Смотря, какого качества продукт.

Д.Ю. Дорогая, да?

Михаил. Нет, ну там стоит рядом патрульный на машине и смотрит, кто там едет. Он может погнаться за машиной, прижать её. Штраф очень жестокий за нарушение, был раньше 273 доллара, сейчас, по-моему, 400 с чем-то, за эту линию. Прижимают, смотрят, сколько народу в машине, если кажется, что меньше – ну бывает, едет женщина, сзади двое детей сидят, их не видно – извинились, отпустили, нет проблем. Ну а если ты едешь один и хочешь быть умнее всех, на машине, на которой нельзя ехать, то всё – будет штраф.

Д.Ю. Круто! Ну т.е. штрафы солидные?

Михаил. Штрафы очень солидные.

Д.Ю. Т.е. по нашим меркам, если это в рубли перевести, 200 баксов – это деньги!

Михаил. Ну да. Ну там и люди получают чуть побольше, да.

Д.Ю. Да неважно.

Михаил. Но всё равно неприятно, потому что даже 80 долларов за проезд… Там есть очень интересный закон: если «стоп», ограничительная белая линия, на ней надо останавливаться полностью, колесо её пересечь уже не может, даже если оно пересекло, и ты остановился – ты уже нарушил. Ты должен остановиться до неё. И нельзя притормозить и медленно проехать – это тоже называется «Калифорния-ролл», суши «Калифорния-ролл» - это мы так называем, такое жаргонное – «Калифорния-ролл», и за это тоже 80 долларов. Ну вроде бы, небольшие деньги, но это же твои деньги, ты же за них работал, зачем их отдал?

Д.Ю. В Советском Союзе тоже такая фигня была – за наезд на разметку сразу штрафовали.

Михаил. Помню.

Д.Ю. А теперь как-то всем на всё плевать, никто не это не смотрит.

Михаил. Это камера всё…

Д.Ю. Итак, вот, Хайвей Патрол, а что ещё?

Михаил. Хайвей Патрол занимается этим.

Д.Ю. Деньги не берёт с граждан?

Михаил. Нет – нереально.

Д.Ю. А почему? За ними смотрят или…?

Михаил. Ну, во-первых, да – это может быть отдел собственной безопасности, работают хорошо. Вообще в Калифорнии как-то не то, что не принято, но исторически не сложилось, что такая вот коррупция на нижнем эшелоне власти.

Д.Ю. А вот если ты сотку баксов положишь в документы, ему отдашь, как он на это отреагирует?

Михаил. Он на тебя наденет наручники и потащит в тюрьму за то, что ты пытался дать взятку представителю власти. Это уже уголовное преступление, это уже не проступок, это уже высшее, F – felony.

Д.Ю. Сильно.

Михаил. Да. За 100 баксов, да ни за сколько не будут, потому что, опять же, много ОСБ, ну их там ОСБ – Internal Affairs, и по-разному называется: Professional standard diligence. Они там называются по-разному, в каждом департаменте все пытаются друг друга переплюнуть – кто красивее назовёт наших церберов. Вот, и у них бывают проверочки, у нас периодически были. Потом расскажу – очень интересно. И вот они занимаются этими дорогами, это их работа – аварии, всё. Трафик они регулируют, когда трафик хороший – коммерция хорошая, когда ничего не стоит, всё быстро едет, доезжает, куда надо, посылки из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско за день доходят, т.е. вот ты заказал вечером, на следующий вечер есть вариант, что ты её получишь, иногда через день.

Д.Ю. Круто!

Михаил. Т.е. там вот эти веб-сайты, как Амазон, процветают просто – моментальная доставка и стоит копейки. Дальше идут округа.

Д.Ю. Я, извини, перебью: я в основном книжки читаю, заказываю на Амазоне – ну во-первых, сначала, как идиот, покупаешь книжки новые, потом присмотришься – там есть поюзанные. Ага, а поюзанные, ну естественно, там, какое состояние, туда-сюда, и это дешевле, и это дешевле, и есть с автографами. Поскольку я читаю книжки строго про уголовников, то есть с автографами уголовников, что привело меня просто в… это примерно на 10 баксов дороже, т.е. несерьёзно. А потом я нашёл, что книжки бывают по 1 центу, это меня привело вообще в недоумение, но потом я смекнул, что они, наверное, на доставке зарабатывают – книжки не берут, а за доставку платить надо, поэтому вот. Ну и всё вот с такой же скорость, да?

Михаил. Да.

Д.Ю. Вообще, очень ловко организовано!

Михаил. Очень ловко, приносят тебе домой к дверям, оставляют и уходят.

Д.Ю. Круто!

Михаил. Ты приходишь с работы, забираешь свою посылку.

Д.Ю. Завидую, блин!

Михаил. Не везде, смотря где ты живёшь. В некоторых районах почтальоны вообще боятся ездить.

Д.Ю. Не приходят?

Михаил. Приходят, но они ходят полувооружённые иногда, да ,есть такое. Везде всё по-разному. Самое главное, чтобы понять, допустим, даже вот об одном отдельно взятом штате – там всё разное: вот пошли…

Д.Ю. Иду по городу Нью-Йорку, вижу – висит табличка: «Это private property, и ходить здесь не надо – вы будете наказаны». Во-первых, меня количество заборов в Нью-Йорке просто поразило…

Михаил. Много, мало?

Д.Ю. Всё везде перегорожено, да, ходить нельзя, а ещё висят такие таблички. А если я попрусь туда, где это private property, то что будет?

Михаил. Закончится очень чревато, потому что если снести знак «No transposing - private property» - это автоматически правонарушение, т.е. это вторая степень, это 602 код - transposing т.е. вторжение на чужую территорию. Т.е. вас уже могут арестовать.

Д.Ю. Неплохо!

Михаил. Да, и если хозяин, допустим, который говорит вам выходить отсюда, и вы не уходите, то вы как бы в его власти, он может вызвать полицию, а может пытаться разобраться сам.

Д.Ю. Открыть беглый огонь, да?

Михаил. Если он посчитает, что вы угрожаете здоровью и жизни его или его близких, то да, это может закончиться очень чревато, вот этот заход на чужую территорию, на частную собственность.

Д.Ю. Атас!

Михаил. Твоя крепость.

Д.Ю. Могу привести тебе пример сразу, как у нас приезжали немцы, Бундесрепублик Дойчланд, и их повезли в нашу колонию по обмену опытом. Ну и их поразило количество отсекающих решёток – все там локальные зоны, рабочие зоны, жилые – всё это разгорожено. Немцы смотрели-смотрели, спросили: а зачем столько решёток, дверей и замков? Ну принялись объяснять, что ну как – рабочая зона, жилая, чтоб не болтались, между бараками не ходили. «А заборы-то зачем?» - сказали немцы. - «Чтобы не ходили». На что немец сказал: «Достаточно же повесить табличку: «Ходить нельзя»». Вызвал у всех истерику.

Михаил. Представляю.

Д.Ю. Извини, я перебил.

Михаил. Ну вот по поводу вот этих запрещающих приведу пример: мой друг поехал с другим департаментом просто покататься, он с девушкой дружил, и решил покататься с департаментом другого города на вызовы, также в машине полицейской – он полицейский, она полицейская, но он как бы наблюдатель, и он с ней едет. У них вызов – взлом происходит вот сейчас, нужно туда ехать. Она включает «дискотеку», она едет, это ночь, между прочим, 2 часа ночи. Красный свет – она останавливается и ждёт, когда включится зелёный. Вот у них в департаменте полицейском даже, если ты ни за кем конкретно не гонишься, а едешь на вызов, на красный свет ты должен стоять и ждать.

Д.Ю. Серьёзный подход.

Михаил. Дурацкий подход абсолютно.

Д.Ю. Ну у нас надо ещё, чтобы сирена выла.

Михаил. Ну там сирена, всё такое, но вот они встают, и всё. Друг говорит: я смотрю на неё: «Ты чего делаешь?». Она смотри на часы: сейчас доеду, сейчас доеду. Там взлом идёт в процессе, т.е. их можно приехать и взять тёпленькими, но по их инструкции они не могут. Мы могли.

Д.Ю. Толково!

Михаил. Мы могли, у нас было всё по-другому – если безопасно, машин нет, ничего, ты летишь, ты едешь, и всё, ты должен приехать и проблему закрыть.

Д.Ю. А вот регулярно показывают погони на дорогах: там вертолётик, самолётик, там снимают сверху, жуткая погоня, негодяй убегает. А если так вот по уму разобраться, это же очень опасно: негодяй способен на неадекватные действия, он там чего-нибудь, врежется в кого-то, кого-то собьёт, убьёт – надо ли гоняться?

Михаил. Надо.

Д.Ю. Почему?

Михаил. Ну потому что если не гоняться, то негодяев станет гораздо больше, потому что эффект безнаказанности, к этому тоже можно вернуться немножко попозже ещё, но за некоторые преступления гоняются без вариантов. Т.е. если это убийца, он едет, он удирает от полиции, то как можно не гоняться? Т.е. он уже кого-то убил. Что будет дальше? Да, он подвергает жизни людей риску, но это же на нём, т.е., соответственно, статей будет больше, когда поймаем через короткое время …

Д.Ю. А вот догоняет он его, он начинает полицейской машиной его бить – я представить даже не могу, чтобы у нас кто-то полицейской машиной кого-то бил.

Михаил. Специальный манёвр, обучают в академии.

Д.Ю. А кто платить за это будет?

Михаил. Город, у города есть страховка. Кстати, «Смертельное оружие» помните? Говорит: страховку больше нам не дают, потому что вы нам полгорода разнесли. У города есть страховка, т.е. мы делаем работу, машины застрахованы. Это не частная компания, это специальная. И нас обучают специально, т.е. если ты этому не обучался, потому что не все офицеры прошли обучение, то им это делать нельзя. Т.е. когда начинается погоня, сразу по рации спрашивают, есть ли машина, кто может делать вот этот «пит» - это называется «pursuit intervention maneuver», т.е. манёвр пресечения преследования. Его можно делать только определённым образом, на определённой скорости, на определённом участке, т.е. если там толпа народу стоит вокруг, ты его делать не можешь, потому что машину ту закрутит, она заглохнет, но если она влетит в толпу, то она снесёт всех, кого есть. Т.е. это нужно всё рассчитывать. Т.е. ты взвешиваешь как бы опасность к обществу с безопасностью – вот эти две шкалы.

Д.Ю. Непросто.

Михаил. Непросто. Причём в погоне в нашем департаменте могли участвовать только 3 машины. Т.е. напрямую могут быть 2 машины за ним, и может быть начальник, если он недалеко. Все остальные должны как-то параллельно ехать по другим улицам и отсекать пути отхода, но не ехать за ним колонной по 20 машин. Когда я смотрю иногда, у меня волосы дыбом встают: они что, совсем что ли с ума сошли? Т.е. их не учили правильно. У нас всё-таки передовой был департамент, у нас очень передовые всякие технологии внедрялись. Кстати, её разработали как раз наши CHP любимые, вот этот вот intervention, и если у нас можно было его делать на скорости до 45 миль/час, то они делают и на 70, чтобы остановить погоню. Это наиболее бескровный путь и безопасный для… как бы безопасный – конечно, опасный, т.е. когда мы это учились на полигоне делать, на бывшей взлётной полосе закрытой базы, то все в шлемах, пристёгнутые, как в «Формуле-1», мы всё это делали. А потом, когда ты в патруле, ты сидишь в машине, в обычном «Форде», без всего, там один ремень, и всё это делаешь уже вживую.

Д.Ю. Неплохо, да. Про такое не задумывался.

Михаил. Я как-нибудь пришлю вам ссылку: видео тренировочное наше – очень интересно. С первого раза не получается ни у кого. Кажется, вроде ничего особенного, но там есть свои определённые моменты: как подойти к машине, как прижаться и как это делать.

Д.Ю. В целом водят ловко? Как?

Михаил. Ну, как обычно – кто-то лучше, кто-то хуже, но учат очень хорошо, т.е. вот с чем-с чем – с обучением там проблем не было: и стрелять научат слепого, и водить научат безрукого, как говорится, и физкультурой заставят заниматься. Опять же, если ты не хочешь, тебя туда никто не зовёт. Т.е. ты прошёл такой конкурс уже, чтобы туда попасть, тебе приходится стараться, потому что, опять же, идёт соревнование между друг другом за право быть лучшим в классе, ну всё, как обычно. Единственно, что в конце, когда заканчиваешь академию, где ты остался в классе по номеру, не зависит, куда тебя назначат. Обычно тех, кто учился очень хорошо, назначают на самые жестокие участки, там, где от тебя требуется уже быть более…

Д.Ю. Ну, здраво.

Михаил. Да, казалось бы, ты будешь на первом месте – ты выберешь себе участок, где будешь пить кофе и жрать пончики целый день, а вместо этого приходится идти в третью или в ночную смену куда-нибудь в Восточный Окланд, и у тебя завтраки… не завтраки, а обеды – вообще забудь, что это такое. Т.е. ты попросишь диспетчера: можно пойти покушать? – над тобой будут смеяться, причём по рации, причём на весь город. Ты ей говоришь, там: «…, можно съездить покушать?» Она: «Пффффф…» - вот такое вот. Она говорит: «У вас ещё 17 вызовов на участке – пожалуйста, займитесь». И такое бывало. Бывало, что на экране у монитора, там 3 колонки, в каждой колонке где-то 20 линий – это 60 вызовов на одном экране, она говорит: у меня 3 экрана полных.

Д.Ю. Обалдеть!

Михаил. Пожалуйста, вперёд.

Д.Ю. Но это уже нехватка личного состава.

Михаил. Ну, это нехватка не всегда, бывает, что экран чистый, вообще ничего нет – так тоже бывает.

Д.Ю. Некомплект.

Михаил. Некомплект – да, должно быть 35, я рассказывал: там 6 подразделений, 35 человек только офицеров, 6 сержантов – каждому отделению сержант, 3 лейтенанта должно быть – начальников дистриктов, капитан – начальник смены и там дополнительные войска: кинологи – как минимум 2 в городе, криминалисты – как минимум 1, ну, по идее надо 5, а один, потому что нету – у нас был страшный некомплект. И там ещё дополнительно всякие… А – контроль животных, это не наше, это дополнительное подразделение, они занимаются отловом животных брошенных, мёртвых забирают животных, если на улице находят. Должно быть 35 минимум человек. Ты приходишь на построение – там 17, ровно половина, или меньше – бывало меньше. Вот, а работать надо, что сделаешь? Т.е. там уже даже внеурочными людей не могли заманить.

Д.Ю. Всё, как везде, да.

Михаил. Всё, как обычно. Т.е. внеурочные – пожалуйста, только приди и работай, в любое время. Т.е. во время смены, где-то за 2-3 часа до конца по рации передают: «Все, кто хочет остаться ещё на полсмены или на смену – пожалуйста, позвоните начальнику. Нужно закрыть 7 участков», или 12 участков, или 5 – по-разному. Обычно начинается снежный ком, когда начинают нанимать всех подряд и стараться больше-больше-больше, много академий сделать, а потом замораживают и пару лет никого не нанимают. Средний отток – 5 человек в месяц примерно, т.е. убыль – это кто был под следствием и проиграл свой процесс, это те, кого поломали, не дай Бог, кого убили, и кто сами ушли. Вот, если 5 ушло, то нужно, чтобы 5 пришло. По 1 человеку не нанимают, нанимают сразу академиями. Т.е. если 5 в месяц – это 60 в год, т.е. нужно, чтобы из академии выпустилось 60 человек, чтобы просто поддерживать состав. Это надо как минимум 2 академии, это если все закончат, если все пройдут испытания и все закончат свой испытательный срок. Но так не бывает.

Д.Ю. Непросто.

Михаил. Непросто. И обычно проблемы начинаются, когда начинают нанимать вот этим комом, когда начинают срезать углы. Я рассказывал, сколько заняло это у меня – 9 месяцев с лишним, чтобы пройти, а там были товарищи, которые проходили за месяц всё – ну это нереально, т.е. проверить человека невозможно за месяц. И потом выяснялось: человек стоит на стрельбище, стреляет по мишени, его учат тактике, учат всему, и тут приходит, и оказывается, что он из Флориды приехал, а там на него ордер за изнасилование, а тут он в полицию попал – вот так хорошо проверили.

Д.Ю. Наберут дураков по объявлениям, да? У нас в перестройку в уголовный розыск набирали с судимостями без затей – дело-то житейское, знают тему с другой стороны.

Михаил. Об этом, пожалуйста – в Лос-Анджелесе был скандал Рэмпарт, помните, может быть, тоже в 90-ых годах. Политики решили, что нужно, чтобы полиция была ближе с общественностью, что нужно нанимать больше местных, потому что они знают, они понимают, и набрали бывших гангстеров, т.е. которые сказали: мы всё, мы больше не MS13, мы больше не эти… мы всё, мы завязали с нашим страшным преступным прошлым, мы смотрим в светлое будущее – дайте нам пистолет и значок. Там началось такое – там просто полгорода поубивали! Потому что они получили доступ к секретной информации, к личным данным людей в федеральной системе– т.е. пожалуйста: у нас там конкуренты вон были, мешали нам очень. Где они живут? Всё – трупы вагонами.

Д.Ю. Идиоты, блин, Господи! Приятно осознавать: не только у нас дураки есть, блин.

Михаил. Ничего не меняется, ничего нигде не меняется, люди везде одинаковые. Один политик решил, что я хочу вот так – и всё. Большой политик, на уровне губернатора, например, или сенатора штата, он может очень сильно улучшить ситуацию, а может очень сильно ухудшить, двумя-тремя решениями. Например, почему Окланд стал такой, как бы сказать – таким нехорошим центром Вселенной? В Окланде было несколько больших объектов военной инфраструктуры: военный порт, армейская база, снаряжение, и рядом ещё на острове Аламида, который прямо вот: через залив 100 м – и остров, на нём была ещё база авиации ВМФ. И вот один сенатор, или губернатор он тогда был, не помню, решил, что ну не нужно нам военное всё это, ну зачем оно? Мы же все мирные люди, не надо нам. И росчерком пера всё это закрыл – за день 40 с лишним тысяч человек потеряли работу. Ну так просто. И госпиталь военный ещё, куда все ветераны ездили, лечились там – его тоже закрыли. Ветеранам ехать некуда, работать негде – пожалуйста. Т.е. когда все держалось на плаву нормально за счёт того, что да, были проблемы, да, были наркотики, всё было, но у людей была работа, и налоги шли, полиция нормально работала, всего хватало, улицы мостились, фонари работали, всё было ништяк – всё рухнуло, до свидания, и вот началось. Начался просто беспредел.

Д.Ю. Сильно! Это же волюнтаризм, ёлы-палы, у нас за это Хрущёва ругали, а тут какой-то балбес подобное вытворяет.

Михаил. Да, потом люди этого города, в котором всё случилось, они его выбрали ещё и мэром.

Д.Ю. Интеллектуалы тоже, я вижу.

Михаил. Всё прекрасно.

Д.Ю. А вопрос про дороги ещё: вот у вас там жуткое количество мотоциклетных банд, но при этом, видимо, всё это раздуто, т.е. людей, которые просто ездят на мотоциклах, видимо, больше, чем бандитов. А вот как эти бандиты себя на дороге ведут – беспредельничают, хулиганят? Может ли их патруль это остановить? Как вообще происходит?

Михаил. Конечно, может, всех может. Нет, если они просто куда-то едут, ну да, у них там написан на спинах их клуб какой-то, их там миллион – даже в одном заливе штук 5.

Д.Ю. Прилично себя ведут, нет?

Михаил. Нормально.

Д.Ю. Ну ты вот не видел такого, чтобы они всех там цепями лупили налево-направо, нет?

Михаил. Нет. У нас в городе, в Окланде штаб-квартира этих HELLS ANGELS, она прямо находится на Футхилле, на моём бывшем участке. Но с ними ни одной проблемы не было, у них всегда тихо, спокойно, на улице стоят мотоциклы, и ни одного человека рядом нет. И все местные знают: подходить туда нельзя, потому что потом будет очень плохо всем. Т.е. у них в своё время были очень большие тёрки с нашими коллегами, они никогда не беспредельничали – это 70-е годы, 80-е годы, потом как-то утихло, т.е. они что-то своим занимаются, разведка наша всё знает, но пока ничего такого нет, мы им там квартиру не громим.

Д.Ю. Т.е. внешние приличия все соблюдены?

Михаил. Соблюдены, да, конечно. Их по штату много, у них вот таких клубов, всяких своих баров, куда зашёл: куда я попал? Как в кино.

Д.Ю. Выглядит местами очень странно. В городе Сан-Франциско мы пошли в итальянский кабак. Хотели в какую-то «Вонючую Розу» - «Stinking Rose», что-то там известное.

Михаил. Да, есть такое – ничего хорошего. Не рекомендую.

Д.Ю. Туда не попали, зашли в соседнее итальянское заведение. В итальянском заведении всё увешано итальянскими флагами, и сидят там, как ты понимаешь, одни итальянцы. Я когда-то с папенькой жил в Германии в военном городке, и там, когда заходишь в немецкий кабак, называемый «гаштет», там сразу затихали все разговоры, и все на тебя смотрели. Я по первости думал, что это они на русских так смотрят, но потом до меня дошло, что это они – ты не местный, и поэтому вот ты зачем сюда пришёл? И то же самое – заходим в итальянское заведение: изумление на лицах личного состава просто словами не передать! Т.е. никто тебя не бьёт, никуда не посылает, но такое недоумение: ты зачем сюда пришёл? Т.е. я так понимаю, это чётко всё поделено: вот здесь вот мы, итальянцы, сидим, жрём, а тут какие-нибудь испанцы, я не знаю, у них тоже своё, и промеж себя мы никак не перемешиваемся, не сходимся. И к мотоциклистам мы не ходим, и мотоциклисты не ходят к нам, у всех свои кабаки, у всех свои места и все побиты вот так.

Михаил. Конечно, да. Ну потому что в том же Сан-Франциско есть место для туристов. Грубо говоря, вот Эмбаркадеро, вокруг, от моста до другой оконечности, до Красного моста – пожалуйста, это всё для туристов – вот вы там и ходите, больше вам нигде быть там не надо. Вот нигде больше там быть вам не надо, поверьте мне. Съездите в аэропорт, доедьте до города, в центре Мишин и Маркет – две улицы есть, вот вы по ним погуляли чуть-чуть, в сторону отходить не надо. Не надо вам в сторону, и не потому, что там что-то может случиться, просто отвратительно – там просто грязь, там спят пьяные бомжи.

Д.Ю. Они и в центре спят.

Михаил. Ну да, но не так, а там прямо по улице идёшь, как по палате больничной – они лежат там, вонища страшная, грязюка, граффити, крысы бегают – зачем?

Д.Ю. Вот на наш взгляд, опять-таки, выглядит очень странно: когда при советской власти, знаете, там эти: «Лос-Анджелес – город контрастов» - выглядело всегда какой-то тупой советской пропагандой, а тут едем на автомобиле, ищем, где проходит мероприятие – серьёзнейшая компьютерная контора проводит для любителей компьютерных… Дорого всё там, как надо. Едем по параллельной улице, и вдруг, значит, такой вдоль стен палаточный городок. Бомжи там с палатками. У нас бомжи до палаток ещё не дошли.

Михаил. Они уже дома там себе строят из фанеры, из коробок …

Д.Ю. А потом метров на 150, наверное, вытянуто, целый квартал, ходят какие-то ну натурально ж мутанты, вот как из кино …

Михаил. …

Д.Ю. Да, постапокалипсис какой-то странный. Они там ордами просто кишат, кишат, кишат. Раз, повернули за угол, полквартала – ну не небоскрёб, но дорогие здания …

Михаил. «Какие у вас тут красивые дома!»

Д.Ю. … лакеи на фоне в форме, мега-мероприятия – застрелиться!

Михаил. Ну «Брат-2» помнишь, да? «Дома красивые». – «Здесь дома красивые есть?» Типа того, да, это так и есть. Сын ездил на концерт в Лос-Анджелес. В центре рядом, где «Стейплз», где играют «Кингз» в хоккей, где играют «Лейкерз», всё такое, там отбухали просто обалденный центр, действительно, красивый, чистый, чёткий – туда весь город ездит. Но оттуда 3 квартала отошёл, и ты попадаешь в Скидроу.

Д.Ю. А что такое Скидроу?

Михаил. Это вот где отребье, отбросы. «Роу» – это…

Д.Ю. Имею ещё отличный опыт: короче, город Лос-Анджелес, заселились в гостиницу, взяли машину, поехали. Едем, смотрю – «Литл Армения». Я думаю: куда-то мы не туда заехали.

Михаил. Она там совсем не «литл», там больше армян живёт в Лос-Анджелесе, чем во всей Армении, чтобы вы знали, так между прочим.

Д.Ю. Короче, заехали в гостиницу, гостиница, как в кино. Ну мы же там не были, не живём. Такая буквой «П», в середине стоянка, 2-этажная.

Михаил. Ну это мотель практически.

Д.Ю. Да. Блин, ну никакой звукоизоляции, сосед, вышедший из соседнего номера покурить, я слышу, как у него табак в сигарете трещит.

Михаил. Как пепел падает.

Д.Ю. Да. С другой стороны дорога, там грузовики едут, под кондиционером щель в 4 пальца – всё слышно, шум адский. Попытки включить кондиционер – он лязгает, как не знаю что. Не за 3 копейки, между прочим. Ну в общем, я 13 часов летел – я спать хотел, мне все равно – трещит там, стучит. Уснул, утром проснулся – моцион, пошёл на улицу. Иду по улице, а вокруг меня – не поверишь – одни сумасшедшие, т.е. вот люди с такими взглядами, напряжёнными телами, не подходят. Немытые, грязные, ещё чего-то.

Михаил. В каком районе это было?

Д.Ю. Как раз там, в этой маленькой Армении. Иду-иду…

Михаил. Какие улицы?

Д.Ю. Не помню.

Михаил. Там всё отличается тоже.

Д.Ю. Не помню. Короче, сначала у меня создалось такое впечатление, что я ещё не проснулся, потому что такого количества сумасшедших я не видел никогда – вот эти вот безумные бомжи какие-то, они там за столиками сидят на улице, ещё чего-то. А потом до меня дошло, т.е. я сделал предположение, что, по всей видимости, они в лёгкой степени умопомешательства, их в дурдом не кладут, а при этом им нельзя получить права, и поэтому только они ходят пешком, все нормальные люди едут на машинах, а я хожу среди сумасшедших. Так, не так?

Михаил. Частично да, это всё случилось ещё при Рейгане, когда он решил – эта рейганомика, помните, …, когда он решил сократить государственные расходы, бюджетные расходы, чиновников подсократить, зарплаты им порезать, ну и заодно закрыли все сумасшедшие «дурки», «Полёт над гнездом кукушки», вот таких практически нет уже, т.е. никого не держат, насильно не лечат. Т.е. держат только, действительно, опасных для общества, которых поймали - они пытались убить кого-то или себя, всё такое. А просто обычных умалишённых – ну просто сумасшедший, но он вроде никого не обижает пока, пока не обижает пусть гуляет на улице. Вот всё. И все эти функции свалили на нас.

Д.Ю. Выглядит просто адски!

Михаил. Т.е. мы должны за 1 секунду определить его диагноз, полицейские, т.е. это непрофессионалы занимаются, и в принципе, только полицейский может направить сумасшедшего в сумасшедший дом. Даже врачи отказываются подписывать эти бумаги, потом что это на них накладывает обязательства и открывает их для судов – что их можно судить, что они, не дай Бог, не того послали. Ну вот нам дают эти бумажки – пожалуйста, заполняйте, посылайте людей в «дурку». Но в Окланде процент их ещё гораздо больше, поэтому с этим целый день имеешь дело, и как-то уже их всех в лицо знаешь, по именам, и тебя все знают: … приехал? Ну давай, заполняй, поехали. Они уже готовы: где моё такси, «скорая помощь»? Всё нормально. И их выпустили на улицы, и тогда началось вот это вот… бедлам на улицах – что они живут, они ходят, большинство безобидные, ну там говорят что-то про себя, что-то шепчут, а иногда становятся агрессивными, нападают на людей, и тогда их посылают в «дурку».

Д.Ю. Ну в общем, я для себя сделал вывод: это примерно как у нас с инвалидами, т.е. все, кто приезжал в Советский Союз, иностранцы, всегда поражались – что надо же, как у вас вообще инвалидов нет. Где они все? Людям трудно объяснить, что коляска стоит денег, и их просто нет, что коляска, которая куплена за деньги, на пролезает в дверь, она не влезает в лифт, она не поднимается там по лестнице –пандуса нет, и в общем-то, инвалидов нет потому, что они все сидят дома.

Михаил. Не потому что их нет, а потому что о них неправильно заботятся.

Д.Ю. Да. Ну наверное, и психов нет, потому что они у нас, по-видимому, по «дуркам» где-то, а там типа выпустили.

Михаил. Нет, всё, пожалуйста, на улицу. Свободная страна, ты свободен.

Д.Ю. Выглядит страшно просто.

Михаил. Неприятно, да, потому что ты не знаешь, чего ожидать. Самое, когда с ними общаешься – 1 секунду абсолютно вроде бы нормальный человек, и осмысленный взгляд, и говорит какие-то вещи, ты даже с ним согласен в чём-то, а в следующую секунду он или себя начинает есть или рвать, или тебя пытается, и предсказать, т.е. сразу его схватить, наручники надевать тоже вроде неправильно, потому что если он нормальный. Т.е. соседи позвонили, говорят: он сумасшедший. Ты приходишь – человек абсолютно нормальный. Ну как-то не положено сразу наручники надевать, пока он что-то такое при мне не сделает, потому что соседи-то оговорить могут, они, может, просто соседа не любят, может быть, у них там конфликт? Надо разобраться, и вот 5 минут разговариваем, ну обычно ты один не ездишь на такие вызовы, ты ездишь всегда с напарником, с одним или с двумя, и вдруг начинается не знаю что, а через 5 минут опять всё нормально, опять абсолютно спокойный человек, только … весь в крови, в соплях…

Д.Ю. Отпустило, да?

Михаил. Да, отпустило, но сразу полегчало. Говорит: это со мной бывает, извините.

Д.Ю. Накатило что-то.

Михаил. Мы стоим все мокрые, грязные, порванные, потому что с ним катались по полу вот в такой вот квартирке, чтобы его успокоить. Он говорит: ребята, извините. Ну что сделаешь тут?

Д.Ю. А вот сразу вопрос: а вот у тебя есть пистолет, право стрелять и всякое такое, а при этом тебя там учат какому-нибудь рукопашному кунг-фу?

Михаил. Да. Не кунг-фу, там просто самооборона без оружия, кстати очень много элементов из самбо – просто чисто заломы, как людей контролировать. Кстати, на днях смотрел, как разгоняли несанкционированный митинг в Москве и как милиционеры под ручки вчетвером нежно несли нарушителей. Так мы не работали. Нарушители бежали впереди нас сами, просто правильно держа руку, можно заставить человека делать, что угодно. Т.е. если ты поднимаешь человека, ты автоматически сразу подвергаешь свою спину, свои колени риску – это никому не надо, т.е. ты должен быть здоровым, и оттого, что ты ещё себя покалечишь из-за того, что делаешь, неправильную технику используешь, тебя ещё могут поругать, могут наказать. Т.е. у тебя есть инструкция, как ты с этим общаешься: вот, можешь сделать так, нельзя делать так – нельзя бить локтем в глаз, нельзя бить ногой в ухо, например…

Д.Ю. Только в печень, да?

Михаил. Не рекомендуется. Куда бить палкой деревянной, тоже есть абсолютно всё…

Д.Ю. Палки деревянные?

Михаил. У всех по-разному. У нас – да, такой каменный дуб.

Д.Ю. Серьёзно!

Михаил. Да, все они custom made.

Д.Ю. Ручная работа!

Михаил. Ты выбираешь себе длину, кому как удобно, потому что если человек небольшой, маленький, ему дать здоровую палку, он ею ударит, но и улетит. И наоборот – если человек очень большой, а палочка маленькая, лёгонькая, он будет бить, и ничего не будет. Вот, палка большая, в штанине ещё есть короткая дубинка такая – видели, такие вот, на пальце так все вертят полицейские? Не видели, нет? На шнурке. Ну вот такая примерно короткая, как бы дополнительная. Ещё раскладная на поясе, железная, с шариком.

Д.Ю. Железная?

Михаил. Да.

Д.Ю. У нас это вообще бандитизм – такими телескопическими, раскладными бить, нельзя.

Михаил. Почему?

Д.Ю. Это же дробящее оружие!

Михаил. Ну и что? Прекрасно работает!

Д.Ю. Я имею опыт, да, знаю, что прекрасно, но как-то сотрудникам нельзя.

Михаил. В машинах окна выбивать очень удобно, часто приходится.

Д.Ю. Палки у нас все резиновые строго. Я, ты знаешь, когда-то давно смотрел – раньше же в Южной Корее, помнишь, там постоянно какие-то студенческие протесты, там полиция туда-сюда. В полиции меня поражало, удивляло 2 момента: первое – у них шлем, а за шлемом висит кожаный такой лоскут, который до лопаток. Я думал: что это такое? Потом до меня дошло, что они бензином бросаются всё время, это чтобы горящий бензин за шиворот не затекал. Это раз, меня удивило, думаю: надо же, это что вообще такое – бросаться бутылками с бензином в представителей власти, а представитель власти к этому готов, и он знает, т.е. это норма жизни какая-то, и никого не наказывают, что ли? По-моему, за один бросок бутылки с керосином тебя вообще, там… ты больше ничего в жизни бросать не будешь никогда. А там вот как-то так. И номер 2 – это дубинки, там больше метра, наверное, совершенно чётко они деревянные, они ими так этих студентов месили! И собаки ещё плюс покусывают.

Михаил. Ещё и лошади.

Д.Ю. Наши-то придурки, а у нас откровенные придурки, они не представляют вообще, что такое жестокое обращение, что не жестокое. Когда у нас там 4 ОМОНовца бросаются на одного – ну, во-первых, они трусы, как ты понимаешь…

Михаил. Ну конечно.

Д.Ю. Но вопрос: ты сам-то пробовал когда-нибудь, нет? Хотя бы с бабой со своей, если она не хочет, не пробовал никогда, нет? Не говоря про волосатого здорового мужика. Если вчетвером, то, наверное, они хотят как можно меньше вреда ему причинить – это ключевое, взять его за руки, за ноги и спокойно отнести.

Михаил. Здесь не ринг, не поединок. Правила честного боя на улице не работают. Т.е. если у тебя есть численное преимущество, ты его используешь, если у тебя есть преимущество в оружии, ты его используешь. Если человек принёс нож, ты не будешь искать нож, чтобы с ним драться на ножах или дубинкой, ты уже поднимаешься всё время на следующий уровень, чтобы у тебя было преимущество.

Д.Ю. Михаил, твоя логика нашим гражданам недоступна, ни под каким соусом.

Михаил. Почему?

Д.Ю. Они так не понимают, у них здравый смысл отключен. И вот они все сели в автозак, обращаю твоё… у нас любят постить картинки, что вот Россия – все в автозаке сидят с айфонами по 1000 баксов и друг друга фотографируют, а вот США – все лежат мордой в землю с одноразовыми наручниками этими пластиковыми, завязанные, и что-то никто не фоткает, ты знаешь.

Михаил. Ну, вокруг бегают фоткают, конечно,

Д.Ю. Безусловно!

Михаил. Нет, ты не можешь – руки всё, ты уже ничего руками не сделаешь. Если ты арестован, то наручники… Вот есть шкалы ареста, когда ты уже всё, под арестом, т.е на тебя пошли АРП наручники, или если ты задержан, и у тебя только наручники, но если ты задержан, то ещё есть шанс их потерять, но вот если уже арестован, то ты уже едешь. Там по-разному немножко. Но если у тебя толпа народу, им говорят разойтись – всё, вы нарушаете.

Д.Ю. Да, это законные требования.

Михаил. Это законные требования абсолютно: они нарушают дорожное движение, они перекрывают дорогу, они не дают людям пройти по улице – это тоже нарушение, они нарушают режим тишины – они громко кричат, допустим, ночь на дворе, они кидаются – значит, они мусорят, и т.д. Ну как говорится, был бы человек – статья найдётся. Но принцип такой, что они себя сами ставят в ситуацию, что они уже подозреваемые, автоматически – им сказали разойтись, им дают время на это, им говорят, куда идти, чтобы легче было уйти, дойти до своих машин, если они есть, или им говорят даже, где станция метро. И тех людей, которые уходят, даже провожают, чтобы с ними ничего не случилось, потому что идти через ночной Окланд – это очень чревато, даже до метро. Вокруг метро ещё хуже, на самом деле, в одном районе там прямо просто плохо. И те, кто остаются и продолжают швыряться бутылками, кирпичами… Мы стоим, во-первых, у нас щитов нету. У нас в департаменте почему-то начальство решило, что щиты нам не нужны – мы будем выглядеть слишком воинственно. У нас есть шлемы стекло на шлеме, сзади шею прикрывает, и всё, и ты стоишь, ну бронежилет, естественно, палка и всё. И в тебя летят кирпичи, бутылки.

Д.Ю. Любой прилетевший камень тебе причинит серьёзный вред.

Михаил. Ну, смотря куда он попадёт, конечно, но у нас вот недавно парню пробило вот это защитное стекло, разбило челюсть. Причём парень был чёрный, его свои же земляки, друзья…

Д.Ю. Homeboys.

Михаил. Homeboys, да, родственники прислали ему кирпич. Они очень не любят, когда офицеры чёрные, потому что они как бы предатели.

Д.Ю. Предатель, расу предал!

Михаил. А работали ребята отличные, т.е. кто работал в департаменте, ну может быть, там, на 1 плохого 9 классных, с кем было не страшно ездить, как говорится, и напарники были всякие, кто в машине. У меня редко были, я обычно один ездил, потому что я криминалистом был много лет. Т.е. ты ездишь, но один в машине, к тебе никого не подсаживают, там у тебя всё забито камерами, наборами для опечатки и т.д., баллистикой. Нету места даже посадить человека. А так вот вместе. Им сказали разойтись – всё, они разошлись.

Д.Ю. А вот ты подошёл к гражданину: его действия, когда ты, полицейский, к нему подошёл – что он будет делать и что ему за это будет? Т.н. go limp – он как, вообще как это выглядит?

Михаил. В смысле – во время демонстраций?

Д.Ю. Вот этот массовый беспорядок.

Михаил. Ну, по одному ты никуда не подходишь. Там у нас специальная технология, основанная ещё, так сказать, на римских когортах и фалангах.

Д.Ю. Наработках, да?

Михаил. Наработках, да, они действуют, они вот 3 тысячи лет уже прекрасно работают. Т.е. там работается маленькими подразделениями, не одна здоровая такая цепь, потому что это очень трудно контролировать, во-первых, потому что грохот, гром, шум, рацию не слышно, смотреть по сторонам – это значит что-то поймать себе в ухо и т.д. Ты должен смотреть, контролировать своих… не подопечных, а как сказать – клиентов, их нужно контролировать, чтобы они у тебя дубинку не выхватили, пистолет не постарались забрать. Их много, их конкретно много – несколько тысяч может быть а нас там 50 человек. Ну всё, всё, кто были в городе, приехали, переоделись быстро, как говорится, "hats and bats", как в бейсболе. Это команда по городу: "Нats and bats", встречаемся здесь, машины бросаем и идём туда. Там очень много используется спортивных терминов таких для прикола. И вот мы стоим: 50, ну 60 человек – и несколько тысяч, и вот они забили весь Бродвей, весь Телеграф – там 2 большие улицы такие есть в центре – и что делать? Там уже стрельба идёт, кого-то уже убили в толпе, а нас туда не пускают. Просто разъярённая толпа, патрульный юнит попытался туда пролезть, двое человек, офицеров – их чуть ли не линчевали. Всё, начинаются разборки по-серьёзному: стоит линия, линия разделена на сегменты, т.е. отряды. У каждого сегмента сзади стоит сержант, он смотрит, что говорит лейтенант. Лейтенант говорит: «первый, второй, третий» – показывает, куда. Разворачиваются или в колонну, или в двойную колонну, или вектором так встали и начинают движение и туда, и туда, и туда. И сзади стоят специальные команды для ареста – это человек обычно 6-7, они готовы, обычно самых больших выбирают, чтобы они быстро вламывались в толпу, кого-то хватали, оттуда вытаскивали за наши спины, и там уже наручники и всё остальное. И волокут назад в автобусы. Вот так отработано всё.

Д.Ю. А граждане оказывают активное сопротивление?

Михаил. Да, да, швыряются, толкаются, не дают пройти. Я же говорю: не пускают, там человек лежит подстреленный, и к нему не пускают почему-то. Ну обычно пьяные, наркотиков много. Очень часто бывают проблемы, когда клубы большие, мероприятия, например, Новый год. Один раз были, 2001 год, по-моему, было большое мероприятие, какой-то клуб устроил, должно было быть 30 человек, а пришло 2 тысячи. Ну естественно, догадываетесь, чем это закончится.

Д.Ю. Добром не кончится.

Михаил. Это ещё только пришло, а там ещё все местные собрались, кто недалеко живёт, и там была весёлая пати, но к 2 ночи сказали расходиться. Расходиться они не хотели, вот тоже подстрелили кого-то случайно. И вот надо разгонять. Ну, пришлось, как говорится.

Д.Ю. А вот если кабак какой-нибудь на улице, а в нём народ бухает яростно, а можно выйти на улицу и орать, курить, развлекаться, мешать окружающим?

Михаил. Нет, ну возможность физическая есть, а в каждом городе есть свои ограничения, что ты можешь делать. Например, курить ты можешь только в 30, по-моему, метрах от входа, т.е. ты курить перед дверью ресторана не можешь, и на веранде не можешь. Даже если там столики стоят на улице, то курить там нельзя. Навынос нельзя выносить спиртное. На веранде вот пить можно, а отойти в сторону с кружкой уже нельзя – это распитие в общественном месте, это уже статья, как говорится, ну административная, конечно, не криминальная.

Д.Ю. Как-то раз мне попалась книжка под названием «Звёздно-полосатый ГУЛАГ». Наш светоч российской демократии гражданин Солженицын, ГУЛАГ – это Главное управление лагерей, т.е. это администрация, но из этого слова сделали какой-то жупел. Короче, «Звёздно-полосатый ГУЛАГ». Пишет, наверное, российский гражданин, я уже не помню. Он эмигрировал в Америку, и там у него какое-то, если я правильно помню, покушение на убийство произошло, и в результате загремел в тюрьму. И вот, значит, про то, как там в тюрьме устроено, с точки зрения любителя Достоевского, там, читателя Булгаковых и прочее.

Михаил. С точки зрения интеллигента.

Д.Ю. Да. Первое, что там, ключевая мысль – что все эти американцы, вот ты всё время говоришь: вот тут указано, как действовать, вот тут указано, как действовать, и вот тут, и делать надо вот так, потому что на все случаи жизни всё чётко регламентировано. Ну я, конечно, не знаю, но, на мой взгляд, общество может функционировать только так. Либо мы будем разруливать всё по понятиям, а значит рулить всем будут некие неформальные авторитеты, которые тоже люди и кого-то любят, кого-то не любят, либо должен быть закон.

Михаил. Забыл, кто сказал: «Когда я приезжаю в страну, я не спрашиваю, какие там законы, я спрашиваю, как они исполняются». Когда в обществе написаны законы, пусть их немного, пусть они базовые, но если общество приняло их, как норму жизни, то они должны исполняться. Т.е. если ты их нарушил, ты должен нести соответствующее наказание, сильнее ли, слабее ли. Ну я не считаю, что нужно рубить руки и головы за воровство, как, допустим, где-то в Средней Азии, но наказание должно соответствовать преступлению. Я тоже не считаю, что человек, убивший 30 с лишним человек, должен сидеть 15 лет в тюрьме и выходить наружу, ну как в Исландии же сейчас этот товарищ, который там расстрелял на острове детей.

Д.Ю. В Норвегии.

Михаил. В Норвегии, ну какая разница? То же самое. Вот у них там то же самое всё.

Д.Ю. Ну и короче, мысль он, соответственно, выдвигает, что вот я же… Ну там, как обычно: я ничего вокруг не знаю, ничего не смотрел, ни с какими случаями не знаком, я только о своей драгоценной заднице. Ну ведь я же поступил вот так, а никто, никто из этих проклятых американцев не хочет войти в моё положение – случай строго индивидуальный, у меня всё не так, а они все – судья, полицейские, надзиратели – они все бездушные роботы.

Михаил. Судят по факту.

Д.Ю. Никого разжалобить нельзя, никто меня никак ни туда, ни сюда… Ну прикольно как-то это…

Михаил. Закон.

Д.Ю. Они же все хотят закона, все, они требуют: всё должно быть по закону, коррупция должна быть пресечена по закону. И тут же: давайте нарушим закон, выбежим без разрешения…

Михаил. Потому что я так чувствую.

Д.Ю. Да, устроим тут сборище какое-то. И это в голове отлично уживается. Вот на примере этого гражданина очень сильно видно. Но ты, к сожалению, в тюрьмах не рулил.

Михаил. Я не рулил, но у нас была в городе тюрьма, у нас была хорошая тюрьма, она зарабатывала деньги.

Д.Ю. Каким образом?

Михаил. А потому что она была одна на несколько близлежащих городов, и всех заключённых из департамента привозили к нам. И город им выставлял счёт.

Д.Ю. За бабки, да?

Михаил. Конечно, их же нужно там кормить, одевать, умывать, давать им кровать, постель, надзирать всё такое. Ну, там были определённые ставки, сколько город платит за это всё, и в принципе, в итоге, выплатив всю зарплату, коммуналку и всё такое, город считался в плюсе. Всё было прекрасно. Потом у нас пришёл другой мэр, и он решил, что она стоит в слишком хорошем месте – в самом центре города, а напротив всякие стоят разбитые дома. Он скупил всю эту часть города, построил там громадный кондо, громадное здание, и сказал, что мои жильцы на тюрьму смотреть не будут, и тюрьму закрыл. 50 человек в один день потеряли работу, и городу пришлось теперь нам приходится отвозить наших заключённых в тюрьму округа…

Д.Ю. И платить деньги им.

Михаил. И до того, как мы закрылись, ну иногда некоторых заключённых туда возишь – особо опасных, т.е. так-то была примерно такая же, как у нас – ну где-то, грубо говоря, 100 долларов в день стоит заключённый, и они с нас столько же брали. Как только мы закрыли свою, у нас уже 500. Всё, капитализм. Округу нужны деньги тоже.

Д.Ю. Тюрьму в Алькатрас за это и закрыли – там у них содержание обходилось 90 долларов в день, и проверяющий сказал: давайте всех переселим в «Олдер Астория» - там за сутки надо 80 долларов платить. Прикрыли. Недешёвое развлечение.

Михаил. Недешёвое, да. Всё это стоит денег, конечно. И вот они закрыли тюрьму, 50 человек потеряли работу. Люди собрались, у них был профсоюз, профсоюз посудил город за то, что их закрыли, потому что они потеряли городскую работу, контрактную причём, и выиграли. А что делать? Уже здание обратно нельзя. Здание отдали частично нам на хранение, но там нельзя ни тренироваться фактически, ничего – уже старое, действительно, протекать всё начало, и отдали для хранения всяких материалов, а люди работу потеряли. И они выиграли процесс, им выплатили какую-то компенсацию небольшую и потом стали лихорадочно искать, куда же их пристроить? Они тюремщики, они надзиратели, они профессионалы. Вот куда же их пристроить, когда тюрьмы в город нет? Им пришлось переучиваться, кто захотел, на что-то другое или брать работу с меньшей зарплатой. Вот так нормально. Я захотел, мои жильцы на тюрьму смотреть не будут.

Д.Ю. Счастья нет нигде, да.

Михаил. Да дело не в счастье, это политики, которых мы выбираем, как говорится.

Д.Ю. Опять мы с тобой от всего отошли.

Михаил. От всего отошли, как всегда. Придётся снимать многосериал. Может, премию дадут. Ну да, про дороги поговорили, про округа. Про шерифов в прошлый раз, по-моему, говорили, что они тюрьмами заведуют, всем. А потом пошли города, много городов. Большие города и маленькие. И вот если вы обратили внимание: в кино по телевидению вы видите, что все в разной форме, у всех машины по-разному покрашены, и снаряжение разное, и называют они друг друга по-разному: кто констебль, кто трупер, кто офицер, кто как угодно. Так оно и есть на самом деле – в этой системе полная децентрализация. Есть один орган, даже не орган, а организация, надзирающая над стандартом тренировки, подготовки. Т.е. полицейские академии все должны соответствовать этим стандартам. Им приходит набор учебных пособий, и видео, и всего, и вот это необходимый минимум, который академия должна за 6 месяцев пройти, чтобы им дали сертификат, чтобы ты мог работать полицейским в Калифорнии и имел все права. Некоторые департаменты не хотели это брать, например, Сан-Франциско, поэтому их зона ответственности кончалась на мосту. Вот город Сан-Франциско, вот туда идёт один мост – вот здесь посередине кончается, он уже не офицер, он проехал полмоста, дальше он уже гражданский человек, и он никаких прав не имеет. То же самое в … А если ты прошёл вот эту подготовку под эгидой вот этой организации, то везде в Калифорнии ты имеешь право быть офицером, на службе и вне службы. Вне службы – значит, я еду домой с работы, вижу что-то, могу остановиться, помочь – пожалуйста, мне уже идёт зарплата за это. Не очень это любили делать, конечно, потому что они же не контролируют тебя в это время, ты же где-то находишься в другом месте, но, скрипя зубами, выписывали чеки, потому что деваться некуда – закон. И вот в каждом городе разное всё – машины по-разному покрашены, от чего это зависит, не знаю. Кажется, что вроде полный бред, а с другой стороны, с вертолёта хорошо видно, когда вертолёт пролетает, и там несколько департаментов что-то делают, там сразу видно: этот город здесь, этот город здесь, этот город здесь, и легко можно контролировать. Но разные радиочастоты – вот это беда, и разные коды, потому что я не понимаю, что они говорят, вот просто не понимаю. Они понимают друг друга прекрасно. Они нас не понимают, мы их не понимаем, потому что у нас разные были коды на радио. И с этим, конечно, беда. А закон один, как говорится, правда всегда одна. Закон один – вот это Уголовный кодекс Калифорнии, все департаменты обязаны его поддерживать. И в принципе, по идее, они должны не слушать ни мэра, ни горсовет – неважно, работать надо только по кодексу. И там когда работает департамент по нему, не слушая политиков – всё прекрасно, всё чисто, всё спокойно. Там, где вмешиваются политические игрища, там давление на избирателей, там призывы: какая плохая полиция, она всех убивает подряд без суда и следствия – ну соответственно, всё по-другому, всё гораздо хуже.

Д.Ю. Действительно, всех убивают без суда и следствия?

Михаил. Ну конечно, 500 миллионов в ГУЛАГе. Нет, всё обычно начинается: что-то случилось – вот в том же Фергюссоне убили человека. Что случилось, никто не знает, но знают, что убил, что бил белый чёрного, что расист и всё плохо, и белый убивает чёрного – всё. И полиция. Всё, больше ничего тебе газета не скажет, вот всё, что ты видишь на первой полосе газеты.

Д.Ю. А в полиции много чёрных?

Михаил. Очень много. Опять, зависит от демографии – где. Естественно, в городах, где больше населения… это же всё статистика, т.е. ну так оно и будет. Т.е. если непропорционально много где-то, то там тоже возникает вопрос: а чего это вы берёте только чёрных, например? Значит, против белых, что ли? Ну это глупости всё, т.е. если человек прошёл весь отбор, если он прошёл весь отбор, прошёл академию, всё закончил, какая разница? Если он делает свою работу – это ж никому не важно. Но это можно всё представить в другом свете, конечно. Если в департаменте, допустим, где 800 человек, и работают процентов, допустим, 15 чёрных…

Д.Ю. Их, вроде, в стране 13?

Михаил. Да, а в городе 45 – вот демография города. Но проблема в том, что из этого города набрать народ очень трудно, потому что криминальное прошлое, проблемы в детстве, родственники-уголовники. Тебя не могут взять на работу, если у тебя родственники-уголовники, и там статья, и всё такое, или кто-то сидит. И всякие другие факторы, т.е. они не проходят по набору, по стандартам. Вот есть стандарт, есть инструкция – их взять нельзя. Тут же начинается визг: вы нас не берёте только потому что мы такие… И что делают со стандартами – их начинают урезать, начинают ослаблять: и стандарты физподготовки, и стандарты образовательные, и стандарты всего.

Д.Ю. Ну это на пользу, я считаю.

Михаил. Ну конечно, и берут уже людей, у кого есть прошлое с наркотиками, кто пользовался наркотиками. Если раньше было: ну покурил, там, траву в детстве, в колледже – ничего страшного. А тут уже берут с бывшим героином: … героин пробовал – ну взяли, ничего страшного, это же давно было. Там, кокаин и т.д. Т.е. уже начинает резко падать планка стандарта, ну а что будет в результате-то?

Д.Ю. Известно, что.

Михаил. Известно, что будет, и вот такое получается. Не всегда, не часто, есть люди которые, да, когда-то что-то сделали, ошиблись, там, исправились – ну есть примеры.

Д.Ю. Конечно.

Михаил. Вот я много знаю людей, у которых в молодости были проблемы, но потом они к старости… не к старости, а к зрелости, так скажем…

Д.Ю. Просто выросли.

Михаил. Просто выросли, просто мозги на место встали. Некоторым для этого пришлось в тюрьме посидеть. Естественно, его не возьмут на работу, если он в тюрьме посидел, но он может быть лояльным. Например, в городе работала компания по эвакуации, т.е. мы вызываем эвакуаторы, очень много эвакуируем машин, и хозяин когда-то отсидел, он когда-то занимался распространением наркотиков. Его наши поймали, «пятерик» он отдул, и сейчас он понял, что мы ему спасли жизнь просто. Всё, сейчас лучше помощника нет, т.е. по первому свистку 2-3 эвакуатора прилетали, просто наперегонки – кто заберёт. А в некоторые районы они тоже боятся ездить – там должна стоять полиция, иначе они не приедут просто. Т.е. нельзя оставить на лобовом стекле бумажку, чтобы они приехали и забрали, прицепили и убрали – нет, надо стоять и ждать их, потому что они сами этим заниматься не будут.

Д.Ю. А вас там гористая местность или плоская?

Михаил. Там интересный город очень – он спускается к заливу, здесь так называется flatlands – плоские земли, потом начинаются горы, и они уходят вообще в леса.

Д.Ю. Равнина.

Михаил. Ну да, плоскоземье, так сказать. И вот люди, которые живут вот здесь на горах, они вообще не представляют, многие из них, что творится вот здесь внизу, потому что им не надо Они с этих гор съезжают на скоростную – и в Сан-Франциско, в Беркли, или туда, а вот что творится у них под носом – ну только вид, наверное, на Новый год, когда все стреляют в воздух из всего, что есть, и там небо расцветает, как над Москвой в 1941-ом.

Д.Ю. А вот в Сан-Франциско, говорят, когда машину паркуешь, там колёса надо вывернуть, чтобы они вот так вот под углом к поребрику, к бордюру, как говорят у нас в Москве, а если у тебя не так, то тебя оштрафуют, и всё.

Михаил. На улицах, на которых есть определённый уклон в градусах, нужно парковаться именно так. Недавно огрёб я – недовернул. Машину на ручник поставил, всё, недовернул, я не знаю, буквально на четверть оборота. Прихожу – висит билетик. Минут 15 прошло, очень быстро.

Д.Ю. Вот у нас с этим ситуация вообще крайне странная: в связи с тем, что страну 25 лет разоряли, и все живут в тотальной нищете, от машин на улицах теперь не протолкнуться. Но многие граждане не в курсе, что стояночное место, паркову, им вместе с машиной не продают, и если ты приехал в центр города…

Михаил. Ну и права тоже не продают с машинами обычно.

Д.Ю. … то, в общем-то здесь парковаться негде. Вопрос решается просто – встаю вторым рядом, т.е. один возле тротуара ряд стоит, а я встаю рядом, включаю аварийную мигалку. Много ли в Америке можно простоять с мигалкой?

Михаил. Много не простоишь, нет. Опять, зависит – где. В большом городе нет, не простоишь. Подъедет, потому что они ездят кругами, которые проверяют парковочку. У них там стоят митры везде, митры сейчас стали делать тоже такие электронные, где ты просто берёшь билетик, кладёшь на окно, а раньше стояли столбики, туда кидаешь деньги, и там флажок стоит красный, поднялся – всё, тебе прилетело, деньги если ты не успел забрать. Сердобольные люди ходили, деньги докладывали людям. Там есть такое – не любят они городских служащих, которые выписывают штрафы, и они будут ходить с монетками, и смотря, где флажок упал – раз, доложат иногда. Бывает такое. Смешно, а вот есть такие люди.

Д.Ю. Борьбу ведут.

Михаил. Борьбу ведут по-своему. Ну хорошо, это же лучше, чем кидать «коктейли Молотова» в Городскую Думу, правильно?

Д.Ю. Конечно, да. Я всё время про себя думаю, что, например, человек, неважно, даже не полицейский, а какой-то там гражданский активист – сейчас у нас так называют этих граждан, которые активности проявляют: ходи с фотоаппаратом, фотографируй, отправляй: влупите штраф за парковку там, где не положено, или неправильную парковку, в те же самые 200 баксов – это много получится, да.

Михаил. Десять тысяч, да.

Д.Ю. И добро пожаловать в реальный мир, не надо так парковаться. А у нас как-то вот нет.

Михаил. Так нет, законы-то все есть, всё же нельзя, но никто же не поддерживает. Вот я, мы с этого начали говорить – про закон: законы есть, если общество согласилось по ним жить. Т.е. все, кто по ним не живёт, они, соответственно, уже будут жить вне общества. Вот они будут смотреть. Но когда общество начинает терять законы, перестаёт их поддерживать, т.е. законность – это уже высшая… не высшая, а как сказать – ну степень развития общества, т.е. у нас было такое – придумали законы, вот племя решило так жить, и когда они начинают разрушаться, ты опять спускаешься вниз, на уровень того же племени, в закон джунглей. Вот что получается. Поэтому, чтобы обществу быть жизнеспособным, работоспособным, богатым, законы нужно выполнять, какие бы они ни были. Законы можно потом поменять немножко, но неисполнение ведёт к анархии, анархия ведёт к хаосу, и ничего хорошего, за исключением для нескольких, может быть, человек, которым будет очень хорошо, но для большинства будет плохо. К чему сейчас вели Штаты, кстати, последние все эти годы, несколько лет подряд – к хаосу. И вот сейчас мы видим результат абсолютно безумной пропаганды по телевизору, абсолютное полностью игнорирование законов своих же на высшем уровне, на высшем эшелоне, мы не говорим про местные. Я говорю: полицейскому взять взятку нереально, но там всё нормально. И всё, и из-за этого эти студенческие волнения. Люди вообще не знают, о чём они митингуют, зачем они там есть, там можно пойти на митинг за деньги, там нанимают, пожалуйста: нужны протестующие, столько-то долларов в час, приходите. Протестуем против чего угодно.

Д.Ю. Официально, да?

Михаил. Ну не официально, там всё есть, но да – ты придёшь и будешь зарабатывать. И люди, которые ничего не делают, сидят дом на пособии уже, почему бы не пойти, не помитинговать? Всё нормально.

Д.Ю. У меня всё время такое чувство: ты знаешь, что, как ещё дедушка Герцен писал, что в любом западном человеке, в нём самом есть полицейский, суд и всякое такое, что он склонен к дисциплине. Я лично считаю, что вот это вот… дисциплина внутри себя.

Михаил. Нет. Герцен, по-моему, очень сильно нас, своих не любил, написав такое.

Д.Ю. Может быть. Но вот, понимаешь, как-то эти западные народы, европейские, склонны к организации и дисциплине, и вот то, что ты говоришь….

Михаил. А за счёт чего они склонны?

Д.Ю. Не знаю. А вот давайте вот законы соблюдать будем.

Михаил. Но они сами же просто по себе не стали их соблюдать, правильно? Их много лет резали, четвертовали, вешали, сжигали, и на генетическом уровне в них вбили.

Д.Ю. Это основа, да, но наши люди ездят, например, в Европу и возвращаются, все охают, ахают – как у них там хорошо! Как красиво! Здесь чистота, правила никто не нарушает, на красный свет под машины не бросается. Ну, если сравнивать с нами, то заметно, в общем-то, что не так. Я когда в той же Германии жил, мы, советские школьники, бегали по Берлину, перебегали дорогу на красный свет, там полицейский всё время свистел. В свистки засвистит, а ты ему кричишь издалека: «Мы русские», и он сразу отворачивался. Нам было круто тогда, что смотри – знает, сволочь, кто тут где. А потом приходит понимание, что он тебя вообще за обезьяну считает, он не хочет с тобой даже разговаривать, потому что и так с тобой всё понятно – с дерева слез вот и… Не видно что ли, что красный? Нормальные люди не идут, а ты, обезьяна, бегаешь. Ну вот, какое-то у меня всё время подозрение, что они к этому делу более склонны, а мы вот дисциплину всё время отрицаем, отрицаем на самых, так сказать, уровнях, а потом жестоко от этого страдаем – какой же кругом бардак!

Михаил. Как у них хорошо и у нас плохо! Как говорится, начни с себя…

Д.Ю. Это вообще недоступно, те. Все попытки…

Михаил. … покрась забор, заделай дыру перед ним. В прошлом году был в сельской местности – у всех по 2-3 дома, всё нормально, бедные, страдают очень. Ну кто-то победнее, кто-то побогаче, но, извиняюсь, срач, конечно, нормальный: там всё заросшее, заборы потрескавшиеся – виноваты все, от самых…

Д.Ю. Да, Путин не приехал стричь траву.

Михаил. Да, не приехал покрасить забор. Я говорю: а что, вон кирпичи, эта куча кирпичей ещё от старого, с советского времени остался совхоз, там развалились… там эффективные менеджеры взяли всё в аренду и продали всё, забили и закрылись. И вот куча кирпича – ну что, дыру заделать слабо что ли? Ну 20 минут работы. Ты сам же здесь каждый день корячишься на своей «Волге», не можешь выехать. Ну, можешь, конечно, по ямам, но 20 минут заделать. Нет, на меня смотрит, как будто я там, не знаю, проповедую…

Д.Ю. Должны, да. А вот ещё такой случай рассказывали – мы уж с тобой совсем отошли – гражданин заселился в Америке, домик у него, там, лужайка, как водится. Все соседи стригут лужайку, а он лужайку не стал стричь.

Михаил. Ему штраф пришёл.

Д.Ю. Да.

Михаил. Да. Потому что, я объясняю: не везде и не всегда, но если ты купил дом в городе, а ещё, не дай Бог, вступил в Home Owner Association, т.е. это дом, и их много-много построили в районе, и там есть специальная ассоциация домовладельцев, и когда ты покупаешь там дом, ты подписываешь такую вот кучу бумаг, и одни из них будет, что ты вступаешь в эту ассоциацию и будешь платить каждый месяц немножко, ассоциация что-то для тебя делает, а у тебя тоже там набор есть чего.

Д.Ю. Обязанностей.

Михаил. Да. И трава должна быть определённой высоты. Т.е. тебе это не город дал штраф, тебе свои нарисуют, что они не хотят жить, они купили, потратили деньги, они хотят, чтобы их частная собственность росла в цене, а когда заросшая и грязная, она падает в цене.

Д.Ю. Это вот типичный, как мне кажется, случай т.н. самоуправления, когда граждане вокруг себя всех застраивают, что вести себя можно только вот так, и никак по-другому.

Михаил. И дома красить можно только в определённый цвет, по районам. Но, кстати, смотрится прекрасно – нормальные ансамбли, всё в стиле. Я в таком жил.

Д.Ю. У наших дураков – теперь пример приведу про нас – т.е. грянула свобода, появились деньги, ну и поскольку ничего подобного нет, вот то, что ты говоришь, этого нет, не было, во всяком случае, сейчас уже начинает появляться. У меня участок, а дом я хочу, как ты понимаешь, в 3 этажа, потому что деньги сейчас есть. И я начинаю строить дом в 3 этажа. Ну во-первых, он, как нетрудно догадаться, бросает тень на соседний участок, что не нравится соседям, но они сделать ничего не могут – во-первых, у меня деньги есть, а ты заткнись, а во-вторых, что хочу, то и ворочу. И дальше, в общем, это вот какие-то беспорядочные постройки, не пойми чего, и вдруг – вдруг! – приходят к выводу, что жить можно только посёлком, так скажем, у нас это коттеджами называется, самое правильное слово из английского выбрали – коттеджный посёлок, и в этом посёлке – внезапно! – регламентируется высота зданий, этажность…

Михаил. 2 этажа!

Д.Ю. … нельзя строить больше, регламентируется размер, объём, цвета покраски, дальность от забора, охрана, туда-сюда, и хотите вы, не хотите – вы всё равно к этому придёте. Почему, спрашивается, сразу не копировать?

Михаил. Ну вот в том-то и проблема, что скопировали всё плохое, а на хорошее как-то не посмотрели. Ну не особо нам и пытались навязать хорошее – зачем? Кому нужны сильные соперники?

Д.Ю. С моей точки зрения, вы можете приехать, посмотреть. Меня всё время волнует другое: знаешь, вот эти люди, которые отъезжают на запад, съездили и возвращаются: ах, ах, ах!

Михаил. И всех учат жизни, да?

Д.Ю. Да, какое там благообразие, я был, я видел, я знаю, как надо. Ну, задаёшь вопрос: а у тебя-то так, нет? Трава, может быть, подстрижена? Ты вместо того, чтобы сидеть, смотреть сериалы по телевизору или читать идиотские книжки, может, ты там с газонокосилкой по участку бегаешь? – Что ты такое говоришь? Вы о чём? Как так можно?

Михаил. Может, ты в дружину ходишь? Там, кстати, сейчас распространилась народная дружина.

Д.Ю. А вот тебе пример: приехали в город Лос-Анджелес, сели в автомобиль и помчались смотреть всякое – там, Венис-Бич, туда-сюда, и заехали в Беверли-Хиллз, на предмет ознакомиться с Беверли-Хиллзом. Трёх минут не проездили – подъехала местная секьюрити, задала вопрос: «Парни, вы кого ищете?» - «Просто посмотреть».

Михаил. Ну, это секьюрити подъехала платная, наверное, на такой машине?

Д.Ю. Не полиция, нет.

Михаил. У них там, да, они себе покупают, потому что туристы, на самом деле, задалбывают, потому что им на Голливудском бульваре впуливают «левые» карты, типа там, вот здесь вот все звёзды – там никто не живёт уже давно, никакие звёзды там не живут, они все живут в Бел-Эйре и в Малибу. Никто не живёт в Беверли-Хиллз, потому что там скупили всё магнаты нефтяные.

Д.Ю. Ну товарищи бодро сказали: мы это, как его, всё понимаем – вам страшно интересно, только вот людям не нравится, что здесь ездят, поэтому, парни, со всем уважением, выезд вот там, нахер отсюда. Ну мы, естественно, уехали.

Михаил. Люди себе купили оазис, они заплатили за это.

Д.Ю. Да, и не надо сюда ходить.

Михаил. Хоть это и городская улица, вроде бы, но это как бы их, и туда не нужно.

Д.Ю. А вот есть такой нейбор вотч, когда граждане в бинокли сидят, смотрят, кто ходит вокруг домов.

Михаил. Ну, кто-то смотрит… Нет, обычно люди просто собираются, обычно нейбор и в хороших районах, и в плохих, но конечно, пользы от них больше именно в хороших районах. Вот где уже хорошо, чисто, спокойно, безопасно, ещё люди ходят, у них глаз не примелькался, и они хорошо видят, что что-то не так, что человеку не надо здесь быть, что-то он как-то смотрит в окна подозрительно или там машины разглядывает, и не знаем мы его. Потому что в таких более маленьких, более спокойных районах они очень сильно помогают. У них ничего нету, только телефон, ну и фотоаппарат – не знаю, что у них ещё есть. И они ходят, смотрят, собираются вместе, проводят досуг так.

Д.Ю. А это расценивается, как стукачество?

Михаил. Нет, почему? Что значит «стукачество»? Я здесь живу, я защищаю себя в первую очередь. Мои дети здесь ходят в школу, они здесь играют во дворе – зачем мне тут нужны всякие извращенцы? Вдруг они ребёнка украдут, и т.д.? Всё нормально, помоги себе сам. Во всех районах, где им все всё должны – полиция, государство бесплатную еду, бесплатное проживание, все всё должны, они сами ничего не хотят делать – там ничего хорошего нет. Там можно просто всё снести бульдозером и построить заново – проще будет, чем пытаться что-то наладить, обычно.

Д.Ю. Вот у меня, ты знаешь, создалось такое впечатление, что там они все, как вода и масло в ведро налиты, вроде одно ведро, и вроде и то, и другое жидкость, но перемешать нельзя: вот мы туда не ходим, и мы сюда не ходим. Заметно даже в городе Лас-Вегасе. Я с интересом, опять-таки, как советский человек, любопытен, как крыса – побежал туда, побежал сюда, здесь посмотрел, там: есть казино, ну я не могу сказать, что они для бедных, но, наверное, для бедных – какое-нибудь «Metro-Goldwyn-Mayer», где глиняные деревья, на них резиновые змеи, т.е. выглядит всё это, ты знаешь, как примерно в детском саду, т.е. жуть какая-то! Есть там «Цезарь», где…

Михаил. Где всё, как в Древнем Риме, да.

Д.Ю. … выпускники американских ПТУ, да, делали, как в Древнем Риме – тоже выглядит диковато, но побогаче, чем там, и видимо…

Михаил. А есть «Wynn».

Д.Ю. Да. Видимо, «Цезарь» сохраняется, как памятник эпохи – что тогда было вот так, и вот, можем посмотреть, прикольно. А есть «Wynn», и ты знаешь, я пришёл в этот самый «Wynn», хожу, смотрю – а там нет никого, вообще никого нет, и вся охрана в магазинах, магазины дорогие, они так смотрят… Ну я там с фотоаппаратом, фотоаппарат, видно, денег стоит, туда-сюда. Она так с интересом поглядывают: «Что это ты тут?»

Михаил. Может, узнали?

Д.Ю. Бывало и такое. «Что это ты сюда зашёл?» Из этого у меня сложилось такое впечатление, что граждане чётко осознают, к какому социальному слою они принадлежат, и куда им надо ходить. Вот для тебя за твои 3 копейки – резиновая змея на глиняном дереве, а «Wynn» не для тебя вообще. И он сам туда не пойдёт. Никаких обсосов там не ходит внутри «Wynn-а». Это они сами осознают, что им туда ходить не надо?

Михаил. Им там делать нечего просто. Пойти посмотреть? Ну зайдут, посмотрят. Там, во-первых, в Вегасе есть что смотреть вообще – там полно всяких шоу, спектаклей, там всякие цирки выступают, везде, там всё-всё везде есть, что посмотреть. Что – прийти посмотреть красивые ковры и золочёную мебель и казино это? Ну я там был, там «Феррари» магазин. Вот я в него зашёл, но что я там куплю? «Феррари» у меня нету. Ходить с брелком от «Феррари», когда я езжу на «Субару» - ну это стрёмно это уже вообще верх всего, правильно? И куртку купить там или шапку. Товарищам купил в подарок, а себе не надо было. Ну казино, но там ставки высокие – там начальная ставка, допустим, сразу 20 долларов. А в другом казино 5. В принципе, деньги проигрывать, ну если есть деньги – пожалуйста, играй. Ну кстати, смешно: товарищ мой сел, вот мы прошли весь променад, весь – от начала, от MGM и до «Стратосферы», помните, где здоровый останкинский шпиль?

Д.Ю. Далеко.

Михаил. Там мы покушали, да, как раз, кое-как я туда дополз в конце. Он бегал, у него очень быстрая походка такая, я только, у меня колено ещё тогда болело, я за ним там ковылял, как этот… В общем, всё прошли, и в каждом казино поиграл, т.е. у него была цель – поиграть в каждом казино: я приехал в Вегас в кои-то веки, в первый раз в жизни – надо поиграть везде. Поиграл, ну как-то больше в минус. Пришёл в «Wynn», сел, тоже вечером, никого нет, в зале 5 человек, наверное, играют, и как начал выигрывать! Ему как посыпались эти. Теперь ещё стало так не очень интересно, раньше сыпались монеты, там такой звон стоял, что ты выходишь оттуда, как из-под бомбёжки просто. И сыпались так завлекательно, завлекательно было играть, т.е. начинался у людей азарт. Я спокойно вообще отношусь к этому всему, но всё равно было интересно там – ну проиграл 5-10, ну выиграл, ну хорошо, ладно. А там бумажки теперь высыпаются, с ними надо идти в кассу, раскешивать, как говорят – обналичивать. Ну вообще неинтересно. Но всё равно нормально выиграл, вот именно в самом дорогом, в самом большом выиграл.

Д.Ю. Молодец.

Михаил. А почему – а у них тоже политика такая: если ты платишь, они же не знают, мы одеты нормально были, не видно, что мы здесь живём, не здесь живём. По-английски говорим, ну я, по крайней мере, он больше: «Нi! Нow are You» - три слова выучил, нормально было, хорошо веселились. Прилично одеты, нормально, сели играть. Там номера стоят по 500-600 долларов ночь, самые обычные – с койкой и с ванной. Поэтому…

Д.Ю. Ну там хорошая койка, хорошая ванна.

Михаил. Да. Да. Большие окна на Трамп-тауэр – золотая башня Трамп, прямо из окон было видно. Ну и что – и он выиграл, прямо отлично, отыграл всё, что он проиграл за 2 дня и ещё остался в большом-большом плюсе. Т.е. если бы я его оттуда не оттащил за уши, он бы там до утра сидел и, в принципе, не проиграл бы, потому что… А в дешёвых вообще ничего не выиграешь. Т.е. там, где минимальные ставки - …

Д.Ю. Ну там в этих, «одноруких», по 1 центу играть можно.

Михаил. По центу, по 25, да – ерунда всё это.

Д.Ю. А как там с преступностью, в Лас-Вегасе?

Михаил. В Вегасе? Очень, очень сильно. Недавно вот женщина…

Д.Ю. У меня даже книжка есть про какого-то кубинского десантника, который там 6 разбойных нападений на броневички, которые увозят деньги.

Михаил. 6 - это много, долго ловили. Не так давно какая-то женщина сошла с ума и в машине протаранила, на променаде кучу народу подавила. Но это так, мелочи, а так там и перестрелки бывают, и всё, что хочешь. Ну там, где деньги, там, где алкоголь – везде, тут же рядом наркотики, буквально отъезжаешь на несколько кварталов, там начинаются уже жилые кварталы – там наркотики, что хочешь. Ну как обычно – такой блестящий фасад, а там изнанка. Как в Нью-Йорке Пятое авеню: тут всё красиво, всё чисто, а вот отойди 3 квартала, посмотрим, придёшь ты обратно или нет. Я не пугаю, я говорю, просто оно так и есть, и в принципе, там люди с этим смирились уже. Когда нужно, вот в Нью-Йорке нужно было Медисон-сквер-гарден расчистить, чтобы там было всё чётко, мэр прислал туда 200 полицейских, они так на три… - всё чисто, никого нету, ни бомжей, никого. Но потом начали выть правозащитники: ну как же так, как же можно остановить человека и спросить, что он делает, и потом обыскать? А если человек, допустим, уже его выпустили из тюрьмы на поруки, мы имеем право его обыскивать. Когда он выходит на поруки, он подписывает бумагу, что в любой момент любой представитель власти имеет право обыскать его, его дом, его машину.

Д.Ю. А вот сразу тебе вопрос: был такой известный персонаж по имени Эдди Банкер, его, если смотрел «Бешеных псов» Тарантино, «Reservoir Dogs» - там дедушка такой был, мистер Блю. Он в 17,5 лет, по-моему, заехал в тюрьму Сан-Квентин и с гордостью всем сообщает, что он самый молодой узник там, туда-сюда. Отсидел 17 или 18 лет, ну в общем, долго, и пока сидел, внезапно начал читать книжки. Я не первый раз, кстати, встречаю, что для американца это – блин, оказывается, книжки интересные бывают. И мало того, он решил их начать писать, эти самые книжки. Ну понятно, не Фёдор Михайлович Достоевский, но, с моей точки зрения, крайне интересно и познавательно, когда гражданин, не моргнув, пишет. И вот, поскольку он уголовник, друзья у него сплошные уголовники, как он там где безобразничал, всё подробно описано, и у него… «Education of a felony», по-моему, книжка называется, такая автобиографическая, приведён следующий момент – что 2 его товарища, ранее судимые, ехали куда-то, их тормознула полиция, попросили открыть багажник – там без подробностей – открыли багажник, а там фомка, т.е. ломик, которым двери открывают. 8 лет сразу, без затей – я аж пот утёр! Это действительно такое может быть?

Михаил. Может быть. Может быть как, объясняю: если человек сидел в тюрьме за взлом, вышел, допустим, на поруки или на пароль, если его поймали, это считается орудие взлома. Есть ведь отмычки в кармане, спиленные ключи, и это всё может быть приравнено к инструменту взлома, то да. Особенно если это третья ходка, если 2 ходки сделал, третья идёт уже, как в бейсболе – там придумали этот закон «3 страйк», т.е. третий страйк – и ты аут. Т.е. первые две – тебе ещё дадут послабление, но третий раз ты идёшь по полной катушке. Да, а взлом там это высшее… одно из высших преступлений.

Д.Ю. Приготовление, да?

Михаил. Ты вломился в чью-то частную собственность – 459 PC. Грубо говоря, кстати, не нужно фомку иметь, не нужно иметь ничего – вот стоит дом на улице, вот идёшь, здесь тротуар, здесь стена дома, здесь окно. Окно открыто, ты идёшь мимо и смотришь, что на подоконнике стоит цветок, допустим, или лежит телефон, и ты ручкой начал туда лезть. Как только твоя рука пересекла план окна, т.е. вот эту линию – вот окно, вот стена, вот рука пересекла вот настолько – всё, это уже felony.

Д.Ю. Даже ещё ничего не украл?

Михаил. Да, ничего не надо, только потому что у тебя было желание это украсть. Доказывать желание никому не надо. Т.е. желание или твой замысел преступный доказывать не нужно, судят по факту – вот это сделал, значит, это хотел сделать. И никого не волнует. Т.е. это жестокое такое наказания за… ну грубо говоря, вот окно… В машине чуть попроще, в машине послабее, потому что машина всё-таки стоит на улице, в общественном месте – там бывают всякие казусы, но в дом, вот окно, здесь моя квартира, твоя рука туда пролезла – до свиданья. Что стали придумывать особо одарённые взломщики – они брали удочки и закидывали в квартиры удочки. Потом к этой секции приписали: «…и любой предмет, который продолжается из твоих рук» и т.д. Ну всё покрыто, в общем, умничать особо не надо.

Д.Ю. Броня и снаряд, эти одно … другое.

Михаил. Броня и снаряд, конечно, да-да-да. Т.е. адвокаты, это у них игра, у адвокатов, каждый год же выходит новая. Они, как вот эти на стороне зла, эти на стороне добра. На самом деле все на одной стороне и делают деньги. И вот они это придумывают.

Д.Ю. Это жестоко!

Михаил. Они придумывают вот это, переписывают каждый год. Я говорю: 31 декабря это может быть один закон, а 1 января он может быть другой. Т.е. 31-го я делаю всё по инструкции, а 1-го я нарушаю его права и имею проблемы за это.

Д.Ю. А вот ещё этот самый Эдди Банкер неоднократно пишет, что в полиции задержанных жесточайшим образом избивают. Избивают ли в полиции?

Михаил. НУ, Эдди Банкер когда жил, в какие годы?

Д.Ю. Книжка… А, где-то он в 70-е – 80-е, так скажем.

Михаил. Ну тогда прав. Фото-видеосъёмку не очень как-то, не использовалась она сильно. Нет, ну во-первых, у всех полицейских камеры. Ну не у всех, я говорю – некоторые департаменты не хотят камеры иметь, у некоторых есть. Нам выдали камеры несколько лет назад. Люди тоже дико кричали, визжали, не хотели, на самом деле оказалось прекрасно: если делаешь всё правильно, то чего тебе бояться-то? Ты делаешь свою работу, ты делаешь её по инструкции. Иногда ты от инструкции отходишь, но если ты можешь объяснить, почему ты это сделал, всё нормально. Ситуации нельзя просчитать, предсказать каждую – что случится. Т.е. подошёл к пяти людям, сказал им: «Сэр, здравствуйте, как дела?», и тебе 5 человек ответят по-разному, из них 4, скорее всего, пошлют, один скажет: «Не знаю», или промолчит. Ну правильно, т.е. на каждую… и что, как с ними разговаривать? Надо начинать искать общие темы: а вы сидели в тюрьме? И если он сидел, то он тебе обязан сказать: «Да, я сидел».

Д.Ю. Да ты что?!

Михаил. Да, закон. Если его выпустили на поруки или под подписку, он обязан сказать, что он сидит. Если он не скажет, его подписка нарушается, он идёт сидеть обратно.

Д.Ю. Атас!

Михаил. Отлично.

Д.Ю. Это фашизм какой-то!

Михаил. Можно было ехать по улице в машине, из окна: «Кто у вас тут под подпиской?» - «Мы», там человек 7 стоят, продают наркотики: «Мы». «Ну-ка встали» – всё, значит, все уже стоят в позе. Тогда нормальные были времена, весёлые, т.е. были правила игры, я же рассказывал – если человек с тобой спокойно, всё хорошо, никто его не трогал. Если за ним не надо бежать, и всё такое, то его нужно научить. А если он пытается тебя убить, то ему будет очень плохо. И эти правила признавали все.

Д.Ю. Как в художественном фильме «Большой Лебовски»: «Дони, здесь не Вьетнам, здесь есть правила».

Михаил. Ну не совсем. Всё было легально, всё было законно, инструкции были более такие, как бы… есть вот чёрное, есть белое, а здесь серое – вот серое было такое, большое, т.е. очень много… главное – объяснить, почему ты это сделал, зачем. Даже не то, чего ты добился, потому что оно будет – цель оправдывает средства. Нет, вот это вообще не работает. Вот это, если у людей менталитет, что давайте, вот цель – нам нужно его арестовать любой ценой, давайте подбросим ему это и… Вот это вообще не работает, т.е. можно забыть, потому что всё равно поймают, найдут, и будет только плохо. Лучше всё делать по закону. Всё, я говорю: по инструкции буквально или по закону, соответственно. Я, как говорится, рассказываю такие прописные истины, но так там и есть. Всегда, когда пытались что-то сделать такое, всегда это находилось, всегда это раскрывалось, и потом было плохо всем, и в главную очередь твоим коллегам и друзьям, потому что на всех тут же падает тень. А вот от департамента они делают такое – и на тебя уже смотрят совсем по-другому люди. Не нужно это. Когда останавливаешь, да, они должны повернуться, подготовиться к личному осмотру, досмотру – руки за голову, ноги раздвинули, всё, вперёд, и ты смотришь, что в карманах.

Д.Ю. А вот в тюрьмах они тренируются: один другого ставит… чуть микрофон не сшиб… а они тренируются пистолеты выхватывать.

Михаил. Было, да.

Д.Ю. Такое можно в тюрьмах? Как это так? У нас бы за такое покарали вообще жестоко.

Михаил. За что?

Д.Ю. Ты же готовишь нападение на сотрудника.

Михаил. Ну да, но они там сидят им делать нечего, вот они и тренируются, чтобы туда больше не попадать. Там в тюрьму ходить не любят они, там по-другому всё, иерархия там так не работает.

Д.Ю. А они же там чётко поделены, да, по цвету кожи, по расам – здесь у них арийское братство, здесь мексиканцы, тут эти…

Михаил. Нет, всё равно там общее, они выходят все вместе во двор гулять, например, всех вместе выпускают обычно, ну если это не максимальный секьюрити, или если они не в одиночках сидят, то да, у них там положено гулять.

Д.Ю. Тоже, кстати, с удивлением узнал: когда-то в нашем детстве была такая группа под названием «Supermax». Было непонятно, что это такое, оказалось, что это super-maximum security …

Михаил. Супер-максимальное секьюрити, да.

Д.Ю. Да. Они хитро, кстати, придумали, что когда в «Алькатрасе» всех терзали-терзали на острове, а потом решили, что остров чудовищно неэффективен: воду завози, еду завози – и зарыли тюрьму «Мэрион» под землю. Хитро! Я вот не догадался. Все теперь сидят под землёй.

Михаил. Это гораздо лучше, там же рядом Сан-Квентин, он вообще находится в самом живописном центре залива, т.е. вид оттуда вообще просто сумасшедший! Туда люди приезжают фотографии делать: «А что это такое?» - «А это тюрьма тут федеральная у нас». – «Но здесь же можно было курорт построить!» У нас там построили тюрьму.

Д.Ю. Дополнительные муки причиняли, да?

Михаил. Да, наверное, кстати, такой тонкий был расчёт – что вот она, травка, вот она, водичка, а тут вот «колючка».

Д.Ю. А вот машину остановить можно? Как это нам обычно рассказывают: не останавливает полиция машины. Останавливает ведь?

Михаил. Всё время останавливают, да.

Д.Ю. По каким признакам?

Михаил. По любым: во-первых, если человек нарушает правила ПДД – он не остановился на стоп-сигнал, на красный свет можно направо поворачивать, но нужно тоже подойти, чтобы был полный стоп, остановиться, потом показать поворот, посмотреть, нет ли людей, на красный свет можно поворачивать направо, как у нас тоже раньше было когда-то. Всякие нарушения, там, дурацкие: может быть, у тебя нету наклейки на номера. На номера каждый год приходит наклейка, ты её регистрируешь, машину, платишь деньги, тебе приходит наклейка на следующий год. Месяц остаётся, а меняется только год. Раз, её нету – всё, это нарушение, или не видно номера, или их нету. Миллион… Разбито стекло – вот трещины в стекле лобовом в Калифорнии запрещены, ездить нельзя с трещиной. Всё, надо сразу или менять или, если трещинка маленькая, то чинить.

Д.Ю. А по телефону говорить можно?

Михаил. Нет. Раньше можно было, а потом нет, нельзя, всё. Надо или наушник, или Bluetooth, «синий зуб», синезубые.

Д.Ю. Харальд Синий Зуб – это датский конунг был.

Михаил. Да-да, прикалываемся. Нет, говорить нельзя. Краситься тоже на ходу нельзя – женщины очень любят сидеть на скоростной дороге на скорости 120 км/ч, по дороге на работу – дома не успели – подводить ресницы или красить губы. Да, бывало такое. Или есть на ходу на такой скорости тоже как-то не рекомендуется. Ну, по идее, я не помню, какой там штраф за это, но что-то есть такое. Не нужно.

Д.Ю. Ну т.е. сказка, что никто никого не останавливает, как раз наоборот?

Михаил. Сказка. Ой, не-не, всё время, наоборот. Там нету квот, законом запрещены квоты – это значит, тебе твой начальник не может сказать: ты мне можешь принести 10 штрафов, 10 билетов – это запрещено законом, за это люди могут пойти в тюрьму, потому что нельзя. Но всё же делается… в обход можно найти, что угодно. Можно сказать: да, мне 10 приносить не надо, но кто принесёт больше, у того будет лучше характеристика на повышение. Т.е. номера тебе никто не даст, не скажет: мне нужно, чтобы 10 эвакуировать и 20 билетов за день, но кто принесёт больше, соответственно, на лучшем счету. Поэтому я очень не любил транспортом заниматься – всё время такие заморочки. Я такой человек по натуре свободолюбивый, мне лучше убийства расследовать, чем эти. Ещё с людьми надо общаться. Мёртвый лежит тихо, не мешает никому.

Д.Ю. Не буянит, да?

Михаил. Не буянит, да, убить не пытается, матом не кроет. Ну шутка, конечно.

Д.Ю. А как больше убивают – из огнестрельного или… ?

Михаил. Огнестрел, в основном огнестрел – ну, специфика такая. Много ножевых, кстати. Ну, предметы тоже используются. На самом деле, достаточно много ножей, домашней утвари. Ну убить-то чем угодно можно – тарелкой можно убить, если очень хочется, инструментами рабочими. На рабочих местах если проблемы, разрешаются обычно инструментами, там никто за винтовкой не побежит и за пистолетом. На машинах давят, специально давят, тоже много.

Д.Ю. Пешеходов или как?

Михаил. Нет, друг друга, конкурентов. Стреля-стрелял, промахнулся, потом последний козырь – это большой кадиллак – к забору, нормально так бывает. Но это уже так редко бывает, на самом деле. Обычно из машины в машину стреляют много, вот они там road rage пошёл или, там, конкурирующие банды, и вот они друг друга увидели, и пошла стрельба – белый день. Где-то у меня была вырезка, я вам потом привезу – где я там на фоне расстрелянной машины стою такой молодой, с фотоаппаратом.

Д.Ю. Красавчик!

Михаил. Да! Там нормально… Ну много было, действительно много, сейчас чуть поменьше стало почему-то, но я говорю – скоро обратно наберут.

Д.Ю. А из чего стреляют?

Михаил. Пистолеты.

Д.Ю. Нет, это пистолеты, которые официально купленные по закону или стыренное что-то?

Михаил. Конечно, стыренные. Стыренные обычно у людей…

Д.Ю. У тех, кто купил по закону?

Михаил. Да. Бывает, магазины продают нелегально – накрыли сеть такую один раз, что магазины спортивные, ну не магазины, а магазин один продавал, не глядя на… Когда ты пришёл покупать оружие, ты должен показать свои права водительские, и они должны пробить по системе FBR и узнать, кто ты есть, были ли у тебя приводы и всё такое, и не могут продавать… Но там вот они в обход этой системы патроны продавали так же. Мы их закрыли потом, магазин большой был. А так они обычно это ворованные пистолеты, вот во время взлома у кого-то там украли, потом используются где-то ещё.

Д.Ю. Был такой хороший автор Элмор Леонард – может, тебе попадался, не попадался – у него строго там всё уголовники, Татантино страшный любитель его творчества, и вот это вот где в «Криминальном чтиве» грабят закусочную какую-то, это он у него попёр. Элмор Леонард обиделся, и тогда Тарантино «Джеки Браун» снял по его книжке – не очень хороший фильм получился…

Михаил. Не очень, да, так себе, а «Pulp Fiction» - это уже классика.

Д.Ю. Да, но тем не менее, в книжках Элмор Леонард подробно излагает, что там чёрные девки нанимаются в прислугу, типа там, уборка помещений. Естественно, проникнув в дом… ну бедные люди не нанимают прислугу.

Михаил. Наводчица, по-нашему.

Д.Ю. Да, вот где оружие лежит. Потом бегут чёрные пацаны и всё это тырят благополучно, и пользуются только этими пистолетами.

Михаил. Пользуются чем попало, на самом деле – там и патроны 22-го из 38-го пытаются стрелять, обматывая изолентой, там всё нормально, лично видел. Причём он ещё и выстрелил, к тому же. Самое-то прикольное – у него же должна идти по ободку удар на 22-ой пуле, на мелкашке, а ударило молоточком от револьвера 38-го, и выстрелило.

Д.Ю. Видимо, хороший молоточек, да?

Михаил. Наверное, там всё смяло вообще, такая дыра была в пуле. Как она не взорвалась в лицо, я так и не понял, но там пули были тупо обмотаны изолентой, потому что купить они не могут, пойти в магазин, ещё, видимо, времени не было искать, но что было, то и использовали. Но не попали ни во что, просто нашли его, посмеялись. Потому что от огня изолента-то расплавилась, гильзу достать было очень проблематично оттуда.

Д.Ю. В перестройку у нас тут на местных зонах револьверы делали под мелкашечные патроны, но получалось такое барахло, что… в общем, как: нашли, что один гражданин бежал за другим гражданином и из самодельного револьвера с мелкашечными патронами стрелял ему в спину, ну если на бегу попал, как ты понимаешь, значит, бежал практически в упор. Засадил в него все 6 патронов – все пули пробили кожаную куртку, на застряли в джинсовой, т.е. в тело даже ничего не вошло, т.е. качество…

Михаил. Бывает. Но кстати, интересно, что про оружие: много, калибры разные – от 22-го до 50-го, грубо говоря, есть. У людей есть всё.

Д.Ю. 50 – это 11 мм, да?

Михаил. 12,7.

Д.Ю. А точно, это же ружья.

Михаил. Да, есть всё, т.е. когда Новый год – там традиция, я рассказывал: на 4 июля и на Новый год все окрестные местные люди выползают на улицу со всеми стволами, что есть, и начинают стрелять в воздух.

Д.Ю. Как арабы, что ли?

Михаил. У них свои там, я не знаю, почему, но это традиция. Там фейерверки тоже запрещены, в принципе, пускать фейерверки в Окланде нельзя, но все пускают, естественно, используя военные силы – М-80 может машину взорвать, например, разнести, как маленькая граната, но это всё летит в воздух, и всё такое. Поэтому обычно в полночь, когда всё это начинается, мы просто аккуратно заезжаем под скоростные бетонные мосты и пару минут ждём, пока все эти пули попадают, потому что летит во все стороны.

Д.Ю. Т.е. они с такой силой падают?

Михаил. Да, они пробьют всё, когда она поднялась по баллистике, и падает-то она уже с притяжением земли и со всеми этими формулами, и она пробьёт всё, убьёт сразу. Если бы они просто ещё вверх стреляли, там же залив рядом, ладно – пускай все пули в залив попадают, но они же стреляют во все стороны, они летят, пробивают крыши в домах, в случайных людей попадают иногда, т.е. очень много. Там, говорю, если с горы смотреть вечером 4 июля, то кажется, что там или Багдад, или Кабул, в общем, интересно так. Вспышки, там стреляет всё, говорю, от «калашниковых» до М-60, пулемётные слышны очереди – там всё есть у людей, надо найти только это всё. И стреляют, но много очень используют именно наш добрый 7,62 – 39, ну «калашников», СКС очень популярны за безотказность именно, т.е. среди тех товарищей, которые занимаются, как говорится, уменьшением поголовья, вот у них очень «калашников» ценится, и, соответственно, их штурмовые винтовки тоже: М-16, АР-15. Но мелкашки используются часто, именно пистолеты мелкокалиберные, и почему-то каждый второй, как попадёт – убивает. Маленькие пули начинают биться по организму, от костей отталкиваться и просто разрушают полностью всё внутри, всё внутренние органы. Если большая пуля просто пробила и улетела, там что – дырка, зажила, и всё, или там заштопали, то здесь просто фарш. Просто малюсенькая 22-ая, что там – кусочек свинца, человек стоит, разговаривает с тобой, через 2 минуты он мёртвый – что случилось, ещё что ли прилетело? Нет, у него маленькая дырочка была, он даже не знал, что его подстрелили.

Д.Ю. С ума сойти!

Михаил. Да, такое было, прямо вот мы с ним разговаривали, и…

Д.Ю. Итальянцы любят это дело – что когда в башку стреляешь, пуля плющится о внутреннюю поверхность черепа – не определить, из чего стреляли. Вот этот 22 калибр, говорят, у них очень-очень в чести.

Михаил. У, у него хорошая начальная скорость, прицельность, т.е. из винтовки-то вообще – нормативы-то все сдавали с НПТ из чего – 50 м вон, прекрасно.

Д.Ю. А ты любитель походить пострелять из чего-нибудь?

Михаил. Был очень большим любителем, даже коллекцию собирал небольшую, именно советского оружия Второй мировой войны – у меня «токаревка» есть, СВТ, «мосинка», естественно, штыки, там, прицелы – всё, что надо. Потом чем больше работаешь, тем больше с этим общаешься, тогда оно надоедает на работе уже, и уже если раньше каждые вторые выходные – поехали стрелять, поехали в тир, то сейчас только для поддержания формы, только с рабочим оружием обычно ездил в последнее время. Нам обязаны в год давать 2 дня, полностью оплаченных, на тренировки, т.е. специальные, на курсах – курс повышения, там новые тактики. Если раньше стояли, раздвинув ноги, как ковбои в фильмах, и лупили, должны были вот так стоять… Вот так стоишь, прямо на мишень и вот так вот лупи с неё, и философия была такая, что бронежилет полностью повёрнут к сопернику, и большой шанс, что пуля попадёт именно в бронежилет. А подумать о том, что если повернуться боком, то ты просто меньшую мишень представляешь, и в тебя попасть гораздо труднее уже…

Д.Ю. И целиться лучше.

Михаил. И целиться лучше, удобнее, да. Но сейчас абсолютно поменялось, сейчас учат тактике стрельбы на ходу. Раньше это было немыслимо – как это на ходу стрелять?! Должна быть опора, всё такое. Сейчас учат на ходу, лёжа, в поворотах всяких, сумасшедших трюках, из-под ноги, но это обычно уже инструктора сами придумывают, как тебе усложнить. Всё же на время – доставать оружие на время нужно. Сейчас кадеты учатся, как менять: если что-то случилось, пистолет, допустим, не сработал, что-то случилось, зажал пулю, не выбросил гильзу – как это быстро устранять и продолжать стрелять. Ну тактическая стрельба обычная.

Д.Ю. И у тебя, по всей видимости, как у нас любят, пистолет «Glock»?

Михаил. Был – продал.

Д.Ю. И как? Сейчас ты разбил миллион сердец короткостволистов.

Михаил. Простите. Пойти пострелять в тир раз-два-три-четыре – нормально, а вот так с собой всё время носить, таскать – во-первых, он здоровый, он неудобный, у него очень сильная отдача за счёт того, что ствольная коробка тяжёлая, а рукоятка полимер, т.е. вес весь практически находится наверху, и когда она отходит назад, всё время вот так вот подёргивается. Т.е. проходит лишнее время, прицеливаться надо на мишень – не очень. Многие люди любят, мне не понравилось. Ну ещё у нас был 40-ой калибр, между прочим, не 9-ка, а 10 мм – это ещё целая серия других проблем с этим, от того, что патроны тяжелее, их меньше, т.е. они и тяжелее, и их меньше, т.е. не 17 в магазине, а 15, плюс они дороже гораздо, департамент решил меньше покупать. Если раньше можно было прийти на наши стрельбища в подвале, тебе кидали коробку – на, иди, тренируйся, то потом – нет, патронов нету, или покупай свои. Приходилось. Но вот сейчас поменяли обратно на 9 мм, сняли калибр.

Д.Ю. А чем ты пользовался?

Михаил. Чем дали.

Д.Ю. А что дали?

Михаил. «Glock».

Д.Ю. А у тебя чётко один… я слышал, что бывает, что один дают штатный, так сказать, табельное оружие, а другой ты сам себе прикупишь.

Михаил. Да, вне службы я носил тоже «Glock», только потому что он был… вся абсолютно та же механика, просто меньше размером – 27-ая модель, он такой же, как большой, только обрубок, и магазинчик маленький. Но в него можно большой совать, он как «Uzi» тогда выглядит – магазин торчит, прикольно. Отдача ещё хуже, прицельность ещё хуже, но он есть, и когда иногда работал, просто его приделывал на бронежилет внутри, под рубашку, чтобы он был, второй, плюс ещё защита дополнительная. Т.е. нигде – не в ногу ты его привинчиваешь, никуда, а так, чтобы быстро его достать можно было, если не сработал этот. А так хотел, в принципе, купить себе «Беретту», нормальную 9-ку, но тогда мне пришлось бы покупать и кобуру к ней специальную, и магазины, и патроны, и тренироваться, и сдавать все нормативы ещё раз, именно с ним уже.

Д.Ю. Непросто.

Михаил. Непросто, нет. Ну, допустим, «Глок» можно было взять 45-го калибра, т.е. вот такой вот здоровый. Если у кого-то большая рука, кто хорошо, уверенно себя чувствует, кто хочет ходить, как дурак, с десятью маленькими магазинами, то…

Д.Ю. Ну, у меня вот руки мелкие, для меня он просто тупо очень большой.

Михаил. Для меня 40-ой не очень удобно был, «Беретта» гораздо лучше лежала в руке. У каждого свой вкус, я не говорю, что он плохой пистолет. Вот это мой вкус – мне он не понравился. Я много стрелял из него, стрелял всегда на «отлично» на всех этих, но только потому, что я хорошо стреляю. Многие люди, пройдя 6 месяцев академии, попадали еле-еле из-за всех перечисленных проблем. Но я считаю, что, как пистолет, «Беретта» - как автомат Калашникова для винтовок, то же самое – он безотказный. Я много с ним общался, и проблем никогда не было. С «Глоком» были – пару раз у меня заедало его на стрельбищах, хотя он абсолютно новый был. Они ещё поколениями меняют, поколение первое было вообще отличное. То, что у меня в академии было – это был первого поколения «Глок». Прекрасно, ни одной проблемы! Потом второе – проблема за проблемой, потом третье – непонятно что. Сейчас уже четвёртое поколение. Там просто они всё время что-то меняют, пытаются что-то сделать. Я понимаю прекрасно, но мне-то от этого не легче, мне нужно снова учить, как этим пользоваться, потому что вроде бы одно и то же, но маленькие разницы есть.

Д.Ю. А вот читал ещё такую статистику, что точность попаданий американской полиции, которая лупит по преступникам, будучи обученной, подготовленной – 2% патронов попадают в цель, 2% пуль. Врут?

Михаил. Ну это прекрасная статистика.

Д.Ю. Результат хороший, да?

Михаил. Не, я про что говорю: а, допустим, в Вооружённых силах, когда спецвойска?

Д.Ю. 50 тысяч патронов на 1 убитого.

Михаил. Это какой процент получается? Ну вы сами ответили на свой вопрос. Т.е., в принципе, да, у нас ребята знают, что делать, обычно. Ну конечно, на стрельбище можно показать 60 из 60, при плохом свете, с фонариком, всё такое, когда у тебя контролируемая обстановка, в тебя обратно никто не стреляет, на тебя никто не орёт, ну кроме инструктора, если они бешеные, бывает такое тоже. Ты знаешь, ты уже к этому курсу привык, стреляешь одно и то же много раз, то, конечно, проще стрелять, чем когда-нибудь в дождь на улице, когда освещение непонятно какое, дискотека мигает, в тебя стреляют, ты стреляешь обратно – т.е. только в кино там: ха-ха-ха, Мэл Гибсон, помните, в «Смертельном оружии»... Это, конечно, классно, если так можно сделать, но это нереально. Поэтому когда там начинается определённая вонь от всяких правозащитников: а почему же вы в ногу не выстрелили? А нельзя разве, можно было выбить пистолет у человека из руки выстрелом – вот такое, они на полном серьёзе это говорят, т.е. они не придуриваются, они не издеваются, они действительно думают, что это можно сделать. Вот в этот момент их ведут на стрельбище и в контролируемой обстановке им дают попробовать, и после этого обычно всё замолкает. Вот и всё. Потому что критиковать-то любят все, а когда попробуешь сам, то уже всё.

Д.Ю. Ну, тут вопрос: а как тебя, идиота, вообще подпустили подобные вопросы задавать? Ты кто? Зачем ты рот открываешь, ты же дурак, ёлы-палы?

Михаил. Общественный деятель.

Д.Ю. Все рассказы о том, как ты ловко стреляешь в тире – я не спорю, многие очень ловко стреляют в тире, а вот выпусти тебя, где тебя затрясёт, руки затрясёт, и куда ты там попадёшь?

Михаил. Туннельное зрение – вот это большая очень вещь, когда идёт большой стресс, выброс адреналина, зрение с периферийного вот так закрывается, как туннель. Испытывал сам, знаю – ничего страшного в этом нету, но ты просто не видишь по сторонам, ты зацикливаешься на своём субъекте, особенно во время погонь автомобильных. Вот это хуже всего, когда на дикой скорости летишь – километров 170-200…

Д.Ю. Ну там и без погони так происходит.

Михаил. Между машинами на скоростной дороге, всяко бывало – очень сильно напрягает, потому что, действительно, ты пытаешься с этим справиться, но всё равно нужно смотреть туда, и не дай Бог, у тебя кто-то поменялся сбоку, ты уже их не увидишь, не успеешь среагировать просто. Это неприятно, и в стрельбе тем более, особенно когда летят пули. Я говорю: у меня много коллег попадали в перестрелки и стреляли, их стреляли. Мы в один день четырёх потеряли.

Д.Ю. Обалдеть!

Михаил. Да, 21 марта 2012 года, если не ошибаюсь.

Д.Ю. Что ж там такое было?

Михаил. А было так: двое друзей моих, товарищей, один – мой бывший сержант, первый мой сержант, когда я начинал работать, он был первым сержантом, другой товарищ, с кем мы ночью работали, в ночную смену вместе – они были мотоциклистами, они перешли в мотоциклетное подразделение. И они остановили днём, среди бела дня, в 1 квартале от нашей подстанции, где департамент, между прочим, офис, остановили одного товарища на машине. Даже товарищем не хочу называть, потому что, конечно, это то ещё существо. Стали проверять его права и на секунду отвлеклись, вот как-то они потеряли его, не увидели, что он делает, он высунулся из машины и начал в них стрелять просто, без предупреждения, безо всего. Т.е. его никто не арестовывал, просто хотели ему выписать штраф за нарушение ПДД, и всё, потому что у него то ли номеров не было – ну фигня какая-то. Он начал стрелять, в обоих попал, подошёл, добил в голову обоих и уехал. Но люди там были на улице, кое-кто к полиции нормально относятся – позвонили. Тут же, ну тут рядом все, примчались, всё оцепили, весь квартал, весь район. Кто-то ещё позвонил, сказал: он в той квартире. Особо одарённый один из начальников сказал: ну давайте, берём, поквартирный обход. Т.е. участковые, берите бумаги и идите разговаривать с людьми, выясняйте, где он. Он только что убил двух наших. Другой начальник, менее одарённый, говорит: ты что, дурак что ли? Мы ждём, когда приедет SWAT team наш, команда, у нас называется Entry team. В общем, в итоге ждать не стали, собрали команду быстро так, кто уже был тренированный, но вместе обычно они не работали, у них там это группами всё. Стали входить в ту квартиру, где, сказали, что он есть, и он ещё успел двоих убить, когда они в дверь проходили. Всё, все мои друзья, с ребятами я работал, пил, гулял вместе, все отличные парни. Предпоследний, который погиб, был как раз инструктором по стрельбе. Мы буквально за неделю до этого, за 2 недели, снимали ролик, к нам приезжал, по-моему, Discovery Channel, про нашу тренировку снимали ролик, и вот он там живой, а через неделю его уже нет. Все ребята отличные парни, неважно, там, американец, какой он есть, но если ребята хорошие – хорошие. Делали свою работу, всё делали нормально, вот из-за такого руководства потеряли четырёх за день. Потом его там вообще практически не нашли, что от него осталось, потому что все стволы, сколько было, у них там уже не пистолеты далеко, а МР-5 всякие, но от этого никому легче не стало.

Д.Ю. В чём причина?

Михаил. А он вышел на поруки, он не хотел обратно идти в тюрьму, потому что у него там был ордер. И всё, и этого хватило, чтобы убить 4 человек – он не хотел идти в тюрьму.

Д.Ю. Ну, с первыми двумя понятно, а те-то как – неправильно зашли, не туда смотрели или что?

Михаил. Ну, СКС, было СКС с удлинённым магазином. Нет, ну заходишь в дверь маленькой квартиры, там только слепой не попадёт. И опять же, если бы была, может быть, другая команда, может быть…. Короче, я никогда не переспрашиваю, не хочу ставить себя на это место – что бы я сделал, потому что меня там не было. Я в это время сидел в детской комнате, я был в это время заведующим, и всё слышу по рации, и уйти оттуда не могу, хотя все всё бросали и туда летели. А я не могу – у меня двое заключённых сидели в это время, и вот мне пришлось слушать по рации, как убивали моих друзей. Т.е. их убивали в прямом эфире, на рации, двоих последних. Первых убили до того, как я зашёл в здание на свою смену, а двух последних я слушал вот так живьём. Никому не пожелаешь такого опыта, это было очень… Хоронили мы их на стадионе, там, где играет футбольная команда, там прилетели вертолёты, самолёты со всей страны приехали, включая канадскую конную полицию с лошадями, приехала провожать. Т.е. это был национальный траур тогда. Такое случилось.

Д.Ю. Т.е. случай из ряда вон.

Михаил. Из ряда вон, очень, таких случаев можно по пальцам пересчитать, когда столько народу в один день, особенно когда в одном эпизоде так получилось.

Д.Ю. Матёрая сволочь!

Михаил. Да. Ну вот, я говорю, делать нечего там, учатся. А может быть, если бы тактика была… опять же, я не обвиняю их ни в чём, я говорю – они всё сделали правильно, они умерли на посту, но если, допустим, раньше мотоциклисты в этом районе не работали, там нельзя работать, там в машине только по двое можно ездить, в принципе, там такой район! Но один из – опять – вышестоящих начальников, ему нужна была статистика, ему нужно было показать, что мы здесь патрулируем, и мотоциклистов, которые должны быть в центре города, в бизнес-центр патрулировать, потому что там на машине не проедешь нигде, там в 2, в 3 ряда, в 4 стоят тоже так же паркуются – к вопросу о том, можно ли так стоять. Можно, если никто не угнетает их, а если угнетают, для этого мотоциклисты и нужны, потому что они везде проехать могут. И вот им всё их подразделение перевели в Восточный Окланд туда, грубо говоря, в военную зону. Привезли рыцарей без брони, грубо говоря, потому что одно дело – выписывать штраф за ПДД в бизнес-центре, где нормальные люди, нормальное население, там бизнесы, магазинчики, офисы, а другое дело – там, где нас хотят убить. Мотоцикл, защититься тебе нечем, вот ты стоишь там – одна большая мишень. Но статистику они, конечно, хорошую давали, потому что там по правилам никто не ездит вообще, но одного товарища снесли машиной, его швырнуло на трансформаторную будку с мотоциклом, т.е. он ехал на мотоцикле, и в него машина специально врезалась, он улетел, но живой остался, покалеченный, но потом выздоровел, как на собаке зажило всё, хотя было очень серьёзное повреждение. Вот, четырёх убили в другой день, и всё время что-то творилось такое. По-моему, сейчас их обратно перевели, но я не знаю, уже не интересовался.

Д.Ю. В кино всё время показывают, что там доблестные полицейские – двери в машине открылись, и за двери спрятались, и стреляют из-за двери. Что, тамошние пули двери не пробивают? Или это кино?

Михаил. Когда как. Нет, у разных тактика разная, у всех департаментов свои идеи. Вот есть организация, у неё есть гайдлайнз – где тебе надо быть. Почему за дверью – дело-то не в двери, дело в моторе. Т.е. когда ты вышел со стороны водителя, если ты правильно поставил машину – помните, я вам показывал – стоит машина их, машина наша, если ты правильно поставил, ты вот здесь сел, если он стреляет, то пули с большой вероятностью попадут в сбор двигателя, он остановит всё. А двери, конечно, нет, это обычные двери, там никто броню туда в них не засовывает, это обычный «Ford Crown Victoria», просто перекрашенный, сзади сделали клетку и набили больше электроники, зато он и ездит слабее.

Д.Ю. А дробовичок с собой возишь, shotgun?

Михаил. Когда как. Мне он не нужен был никогда, у меня… я как-то лучше из пистолета стреляю. Кто-то возит. Ну, по идее, в патруле возишь. Когда в патруле был, возил. Ещё у нас есть винтовки штурмовые, у специально обученных товарищей, они проходят специальные курсы, обычно берут бывших военных, кто уже умеет, желательно морпехов, потому что они ещё и не боятся стрелять. Многие ребята, да, носили. Обычно, когда что-то серьёзное случается, снайперов в SWAT не вызывают, вызывают вот этих стрелков. Они там лезут на крыши, сидят, занимают позицию и ждут. Им когда говорят, куда стрелять, они стреляют.

Д.Ю. Успешно?

Михаил. Очень, очень прекрасно, к сожалению, потому что потом мне приходилось всё это разгребать после их стрельбы, когда там на целый квартал человек…

Д.Ю. Жестоко!

Михаил. Жестоко, но закон. Закон-с, как говорится. Закон – такое дело: или он есть, или его нет.

Д.Ю. Да. Что ещё мы не успели охватить?

Михаил. Да по-моему, много охватили. Ещё один фильм забыл упомянуть хороший – фильм называется «End of Watch».

Д.Ю. Это как раз, когда камеры появились.

Михаил. Да, и когда свои стали снимать. «Конец смены». «End of Watch», в принципе, характеризует, когда человек погибает на посту, когда говорит, что он вступил на работу тогда, а его «еnd of watch» был такой-то, значит, в этот день он погиб – это про офицеров говорят. Т.е. это не просто конец смены, звучит, как «конец смены», дословный перевод, но на самом деле это окончание всего. Очень хороший фильм, рекомендую: прикольный, жизненный, на самом деле. Ну я не сильно в лос-анджелесских вот этих гангстерских делах понимаю, понимаю, но не настолько, чтобы быть экспертом, но показано достаточно жизненно, похоже, как оно было на самом деле – вот погоня, вот это… Первая погоня – это просто вот у нас каждый день такое было. Обычно без стрельбы, к счастью, потому что бывало частенько, что стрельбой заканчивалось.

Д.Ю. Ну и финальный вопрос: в английском языке мат есть?

Михаил. Мата там нет.

Д.Ю. Ты вот можешь, как полицейский, взять и: «Fuck you you fucking fuck» - ты такое говоришь на службе?

Михаил. Нет.

Д.Ю. Как это расценивается?

Михаил. Это нарушение дисциплины, это неуважение к клиенту, причём неважно, что клиент тебя только что пытался убить – он гражданин, у него есть права, и инструкция говорит, что мы не ругаемся теперь. Ну опять же, это палка перегнута, потому что иногда просто по-другому донести мысль до человека невозможно, на него нужно наорать. Не обозвать, там, скажем, главное – не использовать термины, из-за которых всегда идёт вой.

Д.Ю. Расистские?

Михаил. Расистские, да, гомофобные. Ну это никому не надо – всё равно это человек, ты его всё равно арестуешь, всё равно он пойдёт в тюрьму – зачем его ещё и обижать?

Д.Ю. Жизнь обидит.

Михаил. Да. Самое, что обычно больше всего проблем приносит человеку в работу, в карьеру – это когда он не умеет остановиться вовремя, вот это очень важно. Т.е. да, 5 минут назад тебя хотели убить, тебя били, ты бил обратно, вы дрались, ну всё вот, пыль улеглась, он сидит в машине, весь в соплях, в крови, в наручниках, он едет в тюрьму.

Д.Ю. Добавлять не надо.

Михаил. Не надо добавлять, подходить и на него говорить чего-то, и всё, потому что люди во многих случаях всё равно понимают, что они неправы. Они прекрасно знают, что они неправы, и иногда вот эта встряска им помогает как-то мозги на место поставить. Они говорят: ну да, извините нас, пожалуйста. Я потом говорю … потом даёшь ему сигарету, это уже будет последняя сигарета на много времени, потому что в тюрьме курить нельзя, и т.д. Ну и плюс гораздо меньше шансов того, что он накатает жалобу ненужную. Т.е. если ты знаешь, что ты что-то сделал не так, ты уж сам скажи начальству, заполни, что я вот ударил его туда, туда, но ещё и туда, потому что… потому что по-другому не получалось, всё, я проигрывал, а надо было выиграть.

Д.Ю. Ну, у нас есть масса глубоко и высокообразованных граждан, которые сообщают, что в английском языке ничего подобного нет, и там сказать своей девушке: «You are fucking beautiful» - это вот прекрасно. Я тоже знаю у нас девушек, которым можно и по-русски так сказать, и они воспримут это, как должное, но в целом-то, в общем-то, как-то не рекомендуется с гражданами так разговаривать.

Михаил. Нет, ну это язык определённого контингента тоже, т.е. если Роберт Де Ниро позволяет себе такие высказывания в сторону президента, ну это значит вот, человек…

Д.Ю. Вошёл в роль, да?

Михаил. Человек такого калибра. Значит, он просто вот такой человек. Т.е. он хороший актёр, он хороший лицедей, как говорится, он клоун, на самом деле.

Д.Ю. Да!

Михаил. Прикольнее всего, когда люди берут вот этих вот киноактёров, спортсменов и делают из них идолов – что всё, их слово – это истина в последней инстанции и т.д. Это обычные люди, со своими страстями, со своими проблемами, и когда их тупо слушают и ассоциируют их характер, который они играют в кино и театре, роли, с ними – это вот абсолютно разные вещи.

Д.Ю. Я только хотел добавить, что, как правило, они учат роли, а потом употребляют различные, так сказать, фрагменты из этих ролей, а тебе кажется, что это он говорит – нет, это не он говорит.

Михаил. Конечно, это не он говорит, это ему написали. Это он не сам написал даже, ему это написали и сказали, как это сказать, как это произнести. Потом вы это видите на экране, это не значит, что у него такая большая мысль в глазах, и он знает, о чём он говорит, иногда, скорее всего, не знает.

Д.Ю. Но получается хорошо.

Михаил. Получается, за это им платят деньги. Так вот на этом и надо остановиться.

Д.Ю. Ну, я полагаю, что в большинстве случаев конкретно они не виноваты, их просто используют, поскольку они обладают влиянием на массы.

Михаил. Конечно, да.

Д.Ю. Будем надеяться, что на нас влияют только хорошие люди, или вообще никто не влияет. Спасибо, Михаил. Очень интересно, крайне познавательно! Изнутри, как обычно, всё выглядит совсем не так. «Побудьте день вы в милицейской шкуре, вам жизнь покажется наоборот».

Михаил. Америку увидите наоборот.

Д.Ю. Спасибо.

Михаил. Хорошо, до встречи.

Д.Ю. А на сегодня всё. До новых встреч. Ты, кстати, не уезжаешь никуда? Ты теперь тут, в России? Вдруг народ тебе вопросов назадаёт…

Михаил. В любую секунду.

Д.Ю. Мы тебя заманим тогда, ответы давать.

Михаил. Примчусь.

Д.Ю. Всё, вопросы, кому интересно задать вопрос Михаилу про службу и жизнь в Америке, пишите внизу. Мы подсобим.

Сергей Кредов - Денацификация в наших головах

23.03.22 621673 просмотра

Анатолий Вассерман про Грету Тунберг и семейное насилие

28.12.19 417417 просмотров

100 вопросов: Вассерман - где скоро жахнет, любимая форма груди, борьба за права

02.04.20 593615 просмотров

В новостях

19.04.17 13:08 Михаил об устройстве калифорнийской полиции, комментарии: 206

Комментарии

cтраницы: 1

всего: 8

DorianX

отправлено 23.04.17 11:19 | ответить | цитировать

# 1

Вопросы Михаилу:
1. Так ли уж сильно может обычный гражданин испортить жизнь полицейскому жалобой? Как вообще работают с жалобами и т.д. Хотелось бы узнать в сравнении с полицией России.
2. По поводу штурма помещения с засевшим преступником - полиция использует светошумовые гранаты и тому подобное снаряжение или нет? (Как понимаете, я сам знаком с полицейской работой только по фильмам)
3. В фильмах еще часто мелькает сюжет, как приходит в полицейский участок какой-нибудь адвокат и строит полицейских так, что они ничего поделать не могут. Складывается впечатление, что адвокаты настоящие хозяева. Есть ли в этих сюжетах что-то правдивое, или нет?

JackQwerty

отправлено 23.04.17 20:59 | ответить | цитировать

# 2

Доброго времени суток. Несколько вопросов.
1.Приветствуется ли в полиции здоровый образ жизни? Как он пропагандируется? Есть ли бонусы за хорошую физическую форму и высокие нормативы?
2.Можно ли снимать полицейского на свою видео\фото технику?
3.Вот говорите, приходилось в жару тягать бронежилет и шерстяную одежку. как же бороться с естественными запахами мужского организма. Регулярные водные процедуры и парфюм не всегда помогут при таком облачении.

Nikolesku

отправлено 25.04.17 13:45 | ответить | цитировать

# 3

Вопросы для Михаила:
1. Того начальника, что отправил мотоциклистов в восточный район и того, который не разрешил ждать SWAT, как-то наказали вообще?
2. Говорят, что у полицейских большое число разводов из-за того, что много времени проводят на работе. Были ли какие-то проблемы в семье из-за работы?
3. Михаил говорит, что у него ссылочка есть на видео с тренировкой в Академии. Можно нам это видео? Желательно в правильном переводе ;))))

xvhkxxza

отправлено 26.04.17 13:10 | ответить | цитировать

# 4

Вопрос для Михаила:
Иногда Американскую полицию называют "Five-o". У Вас есть мнение откуда это пошло?
Одна версия гласит, что из названия сериала про копов "HAWAII FIVE-O", типо 50 это номер участка.
Вторая более редкая, что это от того, что сзади на полицейской "Краун виктории" цифры 5.0
Можете подтвердить или опровергнуть, уж очень интересно.

KoTiKos

отправлено 27.04.17 15:03 | ответить | цитировать

# 5

Доброго времени суток!
Писал вопросы в комментариях на Youtube, но решил продублировать их тут.
- Был ли момент, когда попадали в ситуацию - "всё - хана, приплыли" ? Если их было несколько, то расскажите, пожалуйста, несколько таких моментов.
- Есть ли награды/медали ? За что и как получили? (если рассказывали, а пропустил - прошу понять и простить)
- Если полицейский остановил на улице человека или в машине, а гражданин сует, достаточно резко, руку во внутренний карман или еще куда - каковы действия полицейского? Что он имеет право делать, что нет?
Благодарю !

EVY

отправлено 28.04.17 17:35 | ответить | цитировать

# 6

Очередной раз Спасибо!
Вопросы к Михаилу написала в Ютуб, дублирую (на всякий случай))
на 47й минуте следует рассказ о том, что новый мэр скупил определенную территорию города и построил там дома. ДЮ как-то не заострил на этом моменте, но, возникает вопрос - это норм, что мэр города покупает землю в этом же городе т занимается коммерцией? Т.е это под тему коррупции не попадает? Думаю, у нас был бы грандиозный скандал! (оно может через подставных лиц и у нас покупается, но чтобы так в открытую.. не слышала)

Вопросы для следующих роликов
(чисто женские, бытовые)))
-ЖКХ
-Медицина
-Образование

EVY

отправлено 28.04.17 18:22 | ответить | цитировать

# 7

Комментарий к ДЮ

Уже несколько раз слышу от Вас утверждение, что европейцы более организованы и законопослушны.
В словах Михаила, что они выдрессированы поколениями есть правда и я с этим согласна, но основная причина, на мой взгляд, это боязнь огромных штафов и других мер наказания. Знаю множество примеров, когда эти чинные европейцы, выезжая за пределы своей страны, начинают нарушать ПДД (с нескрываемым удовольствие) и, зачастую, ведут себя просто по свински, на том лищь основании, что понимают, что окажутся безнаказанными или отделаются min, по их понятием штрафом. Да, при этом, на своей территории (квартира, дом..) у них все чинно-блинно, но за пределами, творят, что хотят.
Мне думается, если бы у нас штрафы за мусор и иные нарушения исчислялись сотнями и тысячами $ и Е (при неотвратимости наказания), у нас было бы тоже, если не большее, благолепие, которым все так восхищаются!
И еще, несколько раз, жизнь сводила меня на работу с немцами (по бизнесу). Тезис о том, что немцы работают четко, как часы, ооочень сильно преувеличен. Кол-во косяков, переделок и всевозможных проблем с ними было абсолютно сопоставимо с тем же набором при работе с российскими компаниями. Только наши, при возникновении "косяка", пытаются решить вопрос, как можно быстрее, а немцам, если у них наступило 18.00 или выходные, или, не дай бог, обеденный перерыв)), вообще пальцем не шевельнут, чтобы устранить проблему. Выборка примеров у меня достаточно большая (в разных сегментах экономики), т.ч. списать мой опыт на случайность не получается.

Дмитрий Владимирович Волков

отправлено 29.04.17 22:36 | ответить | цитировать

# 8

Спасибо большое за Разведопрос. К уважаемому гостю есть ряд вопросов: в Окленда базируется команда по американскому футболу под названием "Налетчики" или Oakland Raiders. Как в городе относятся к команде, может быть присутствует некая дифференциация мнений по районам? и как в целом относятся к американскому футболу и спорту в общем?
в Калифорнии большее число команд в различных видах спорта, по-этому часты различные спортивные дэрби: соперничество Окленда и SF49 или Battle of the Bay; хоккейные дуэли Анахайма, ЛА и Сан-Хосе друг с другом, стоит ли проблема с сохранением порядка на стадионах и предотвращением "фанатских" выступлений?

cтраницы: 1

всего: 8

Правила | Регистрация | Поиск | Мне пишут | Поделиться ссылкой