Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Клим Саныч, добрый день.
Клим Жуков. Добрый день. Всем привет!
Д.Ю. Я вернулся с целебных вод.
Клим Жуков. Прекрасно выглядишь, прекрасно!
Д.Ю. Ай, спасибо! Клизмы благотворно воздействовали.
Клим Жуков. Клизмирование…
Д.Ю. Регулярное. Наши революции – что там дальше?
Клим Жуков. Да, у нас 7-ая часть, если не ошибаюсь, которая у нас будет называться «От революционной ситуации к революции». Сначала мы дидактически коснёмся пройденного, буквально несколькими мазками: ну понятно, остановились мы на великой реформе 1861 года, и что непосредственно за ней последовало. Если подвести общий итог, то реформа привела к нескольким важным последствиям. Первое – это было катастрофическое обезземеливание крестьян, причём обезземеливание не сплошное, а выборочное. Понятно, что большинство пострадало, но кое-кто наоборот обрадовался и получил некий профит – меньшинство. И таким образом сложились первые предпосылки к разрушению крестьянской общины, которая у нас просуществовала, начиная с 8-9-10 века.
Д.Ю. Тысячу лет, грубо говоря?
Клим Жуков. Ну да, возможно, она там и раньше была, просто народу жило меньше, и поэтому, видимо, как-то она была устроена не совсем так, а может быть и так – мы просто не знаем в силу того, что источников нет. Ну да вот, тысяча лет – это уверенно, причём просуществовала практически в неизменном состоянии. Возможно, там были изменения, только связанные с тем, что семейные хутора, там, где жило, ну условно, это большая семья, т.е. мама, папа, бабушка, дедушка, братья…
Д.Ю. Невестки.
Клим Жуков. Да-да-да, оно разрослось, несколько семей – уже не хутор, а деревня, когда живёт 3-4 семьи. Ну потом, понятно, всё больше и больше. Так вот, в среде крестьянства выделилось примерно 5% вполне богатых, зажиточных людей. Наверное, около 20%, которые включали в себя эти 5, они просто были не богатые, но крепко, что называется, стояли на ногах. А на 60% в это время…
Д.Ю. Почему 60 – 80?
Клим Жуков. Вот 20 и 60. 60% не просто проиграли, а оказались в зоне риска, т.е. может быть, они были в данный момент времени ничего себе, т.е. у них там была какая-то корова, лошадь, и в общем, можно было не шибко жирно, но жить, то это могло в любой момент измениться, т.е. 60% оказались в зоне риска. Из них были те, кто уже за зоной риска, т.е. просто обедневшие крестьяне, фактически люди, которые вынуждены были идти батрачить или на отработки, например, в город или на Волгу бурлаком, короче говоря, заниматься не крестьянским трудом. Ну и примерно 20% - это было то, что потом стало называться середняками. Да, но опять же, середняк – это очень лукавое значение, потому что да, у него всё в порядке, но опять же, исходя из погодных факторов, о которых мы говорили выше, исходя из того, что всем, включая середняков, землю перерезали, т.е. началась т.н. чересполосица, середняк легко переходил в бедняки, а из бедняков в батраки, т.е. это было дорога, протоптанная не одним поколением крестьян, прямо скажем, потому что сельское хозяйство в нашей местности– это лотерея: у тебя лошадь сломала ногу – и всё. Просто складывается такое впечатление, когда общаешься с обличителями колхозного строя, коллективизации, и проч., и наоборот – крепкого хозяина на селе, кулака, обычно бытовой пример такой, что этот пахал и не бухал, а этот бухал и не пахал, поэтому этот какой-то неприличный нищеброд, а это нормальный человек.
Д.Ю. Справный мужик!
Клим Жуков. Справный мужик, да.
Д.Ю. Кулак он потому, что от труда аж кулаки не разгибались.
Клим Жуков. Руки не разжимались, да-да-да. Ну т.е. у нас такое прямое логическое следствие такое – что у нас 85% населения, из них 5% - это нормальные люди, а 95 – это просто какое-то спившееся быдло, т.е. почти все.
Д.Ю. Генетический мусор.
Клим Жуков. Нет, ну это же просто почти все получаются. И те, кто так говорят, вы просто посмотрите на своих потомков – я вас уверяю… прошу прощения, предков, у вас-то времени прошло довольно много за 100 лет, за 150, оказывается, что у вас будут родственники – быдло спившееся. Ну, по вашим словам.
Д.Ю. На потомков тоже могут посмотреть.
Клим Жуков. Да-да-да, а потом на потомков посмотреть, и вот оказывается, что мы все – потомки генетического мусора, если так посмотреть. Нет, с крестьянином всё обстоит немножко не так, крестьянину на земле, когда он живёт землёй, бухать некогда. Если человек бухает, значит, что у него всё пропало, у него больше нет хозяйства, ему нечем больше заниматься. У него есть теперь зато досуг, чтобы бухать, а если у тебя хозяйство – ну я вас уверяю, если ты от него жизненно зависишь, ты будешь заниматься не тем, что ты бухаешь, а ты будешь заниматься тем, что ты пашешь. Но пахота в наших условиях, усугублённых реформой 1861 года, не означала ровным счётом никакой гарантии вообще: у тебя вот семья, в семье мужик один, он заболел и по объективным причинам пропустил пахоту – и всё, вот вы были середняки, а вот вы уже бедняки. А на следующий год вы запросто…
Д.Ю. Вы уже батраки.
Клим Жуков. Вы уже батраки, да. Никто и не бухал вроде бы. Лучше бы бухали – по крайней мере, было бы хоть почему.
Д.Ю. Мне кажется, ты знаешь, вот эти рассуждения про «бухал» исходят от граждан, которые на селе никогда не жили, не работали и вообще крестьянский труд никак не представляют. Я замечу, что даже при советской власти, когда колхозный строй, каким бы странным это кому ни показалось, снял огромное количество труда…
Клим Жуков. С каждого отдельного крестьянина.
Д.Ю. … с плеч крестьян, но крестьянин не был бы крестьянином, если бы не завёл подсобное хозяйство, в котором зачастую работал больше, чем в колхозе, и отходя в сторону, ключевое слово здесь – «работал». Когда проснуться, скотину накормить, птицу накормить, воды натаскать, ещё чего-то…
Клим Жуков. Дров нарубить-напилить.
Д.Ю. Собственно, про пьянство может говорить только тот, кто там никогда не жил. Бухают ли в деревне? Да, бухают, но не тогда, когда работают, в основном.
Клим Жуков. Да, безусловно. Ну а Положение 19 февраля, как я уже говорил, вызвало взрыв крестьянского счастья просто в количестве 1176 крестьянских выступлений, 337 из которых давили войсками, т.е. даже не полицией – войсками.
Д.Ю. Т.е. это не только гражданин Тухачевский химическими снарядами и боевыми газами травил Тамбовское восстание, это до него уже преуспели, да?
Клим Жуков. Да-да, что характерно: одним из показательнейших выступлений было Кондеевское восстание, как раз это деревня в Пензенской губернии рядом с Тамбовской губернией – место такое.
Д.Ю. Что ж ты будешь делать?!
Клим Жуков. …да, где крестьяне первые подняли красный флаг и разъезжали там с ним на телегах, говоря, что земля наша, на оброк не хотим, работать на помещика не станем.
Д.Ю. Чем закончилось?
Клим Жуков. Ну как – чем закончилось? Давай догадаемся: приехали войска, и восстание прекратилось, хотя там, конечно, некоторое время была очень интересная Кондеевская республика, которая отделилась от Российской империи даже.
Д.Ю. Суровые крестьяне были!
Клим Жуков. Да, но крестьян-то подавили, т.е. революционные все эти движения пошли на спад после 1861 года – тут, конечно, и силовой фактор сыграл, и конечно, сыграл определённый фактор того, что всё-таки свобода предпринимательства, на селе в т.ч., появилась, безусловно, появилось предпринимательство массовое в городах, и просто появилось, куда деть себя, т.е. крестьяне, очень малое количество, но всё-таки около 500 тысяч человек, я имею в виду не мужиков, а человек всего, вышли на дарственные участки, т.е. я напомню: это четверть от минимально положенного, но без выкупа, и сразу ты свободен, никаких обязательств – просто вот тебе 25% от того, что тебе минимально положено, т.е. вообще ничего, и иди, куда хочешь. Люди просто брали, как огород домашний, а сами шли, например, батрачить, бурлачить, ремесленничать или в город на завод – ну просто же заводы появились, куда можно было идти, потому что раньше идти было некуда, а с 1861 года у нас массово начинает развиваться, конечно же, капитализм. И в общем, определённое облегчение реформа дала, в определённом смысле, и из-за силового воздействия, из-за реакции царизма, из-за неких, скажем, окон возможностей, которые появились, ситуация успокоилась. Но она не успокоилась, а вошла, что называется, в латентную фазу, т.е. она могла взорваться в любую секунду, потому что вопрос самый главный – земельный, который мучил нас с 13 века, как ты помнишь, решён не был, он был отложен на потом в очередной раз, потому что крестьянин земли не получил.
Говоря об элите: дворянство перестало быть опорой трона по экономическим соображениям, мы описывали это в прошлый раз в передаче, я сейчас не буду повторяться, только нужно резюмировать, что тут сыграл, конечно, внутренний, т.е. экономический, в первую очередь, и сыграл фактор внешнего воздействия, т.е. дворянство, как образованный слой, массово проникалось идеями западного либерализма, желая весь спектр либеральных устремлений, которые имелись на Западе, от конституционной монархии, чтобы можно было установить дворянскую республику, к чему, собственно, все и стремились, до участия в прямо революционных организациях, которые вообще не хотели никакого буржуазного строя, т.е. дворянство перестало быть опорой трона. Возникла новая опора трона, соответственно, буржуазия, но т.к. – мы, опять же, говорили в прошлый раз – на буржуазию напрямую царизм опереться не мог, хотя и заигрывал с нею всячески.
И вот мы подходим теперь, собственно, к непосредственно к рассмотрению того, что у нас было после проведения реформ, и то, что привело к формированию второй революционной ситуации в России. Первое, конечно, о чём стоит поговорить – это мощнейший фактор этого самого внешнего воздействия, этот вот принцип тени, о котором мы говорили неоднократно, который, конечно, сыграл важнейшую роль: во-первых, это то, что можно просто объективно посмотреть – это фактор технического прогресса, который вообще не стоит на месте, в принципе, это то, что развивается вне зависимости от того, это у нас Россия ли, Англия ли, Америка ли, Австралия ли – всё равно мысль не стоит на месте, и люди как-то, хоть постепенно, но улучшают орудия труда, соответственно, повышается их производительность. И т.к. – мы об этом говорили уже 6 раз – мы просто не имели достаточного капитала, денег на то, чтобы рвануть, так сказать, с места в карьер, по причине крайней бедности нашей территории в то время и сложности её существования, это всё столкнулось с необходимостью срочной модернизации, в первую очередь, под давлением военной угрозы. И модернизация началась, началась первая индустриализация у нас, уже настоящая, а не то, что делал Пётр Первый – всё-таки это был паллиатив в большой мере. Началась индустриализация, а значит, капитализация, потому что в то время никаких других вариантов не было.
Капитализация у нас была тоже специфическая, как и везде, она несла свои черты. Т.к. у нас земля бедная, денег взять неоткуда, по крайней мере, немедленно и в большом количестве, туда сразу включились 2 противоположные тенденции, как обычно, диалектически – это включилась мощнейшее участие государства, по проторенной Петром Первым и ещё даже Алексеем Михайловичем Тишайшим дорожке, т.е. государство стало выступать заказчиком, инвестором, гарантом вложений, а с другой стороны, государство было вынуждено открыть шлюзы иностранному капиталу, потому что у самих тоже денег не хватало. Это всё привело к… сейчас мы поговорим с цифрами об этом подробнее, но пока я просто обозначусь – это активное развитие сети железных дорог, это был один из локомотивов индустриализации, ну по крайней мере то, что не связано с военным делом напрямую. Понятно, что военное дело шло впереди планеты всей, но железные дороги тоже были напрямую связаны, конечно же, и с военным делом тоже, потому что выяснилось, что армия – это не просто прекрасные мужики с фузеями, а это прекрасные мужики с фузеями, которых нужно кормить и подвозить им боеприпасы вагонами.
Д.Ю. И самих их возить, да?
Клим Жуков. И самих их возить, да, причём это всё нужно делать вагонами, быстро. Оказалось, что Крым, где вообще замечательно, но учитывая, что территория Российской империи, а из Англии поставки туда поступали быстрее, чем у нас из Петербурга.
Д.Ю. Сильно!
Клим Жуков. Да, поэтому оказалось, что построенная в 1837 году железная дорога до Царского Села не спасает общей ситуации в стране, нужно её развивать. Ну а железная дорога – это такая цепочка технологических моментов, что оно тянет за собой вообще гигантский прогресс, потому что это тебе и заготовка леса под шпалы, это химическая промышленность под креозот, которым эти шпалы нужно пропитывать, это и геодезия с топографией, потому что где попало ты эти рельсы не кинешь, это наконец металлургия, потому что эти рельсы нужно делать.
Д.Ю. Паровозостроение.
Клим Жуков. Обязательно, это очень сложный механизм, под который… т.е. те самые паровозы, под которые тебе нужно ну гигантский спектр каких-то вроде бы мелочей, а без них никак: вот тебе нужно остекление кабины – ну куда ты денешься без остекления кабины? Никуда, поэтому нужно делать даже стекло для паровозов.
Д.Ю. Венецианское стекло в паровозы слишком дорого.
Клим Жуков. Дороговато, да. Элементарно: манометр тебе нужно накрыть стекляшкой – это же тоже нужно где-то заказывать.
Д.Ю. Рондоль, которая потом на зубы шла.
Клим Жуков. Так точно. И оно потащило за собой, конечно, прогресс очень-очень-очень сильно. Паровой флот и торговый, и военный, потому что вот у нас только что 1856 год, там какие-то ходили смешные пароходики с колёсами, и вдруг оказывается, что у нас, вот прошло буквально, там, до второй половины 1870-80-ых годов флот целиком переходит, конечно, в первую очередь на паровые машины, хотя ветровой движитель сохраняется до начала 20 века. Металлургия, т.е. это броня новая, новый порох, соответственно, химическая промышленность – это всё пошло одно за другим. И это, конечно, был гигантский плюс.
Д.Ю. Война – отец всего.
Клим Жуков. Да, а железная дорога – мать. Вот такая загогулина! Но тут же, конечно, это плюс, который породил немедленно минус, потому что чтобы всё это делать, нужно 2 силы, которые друг с другом будут бороться – это буржуа, которые будут на это давать деньги и зарабатывать на этом деньги, и пролетарии, которые будут работать и своим трудом создавать ту самую стоимость, из которой появляется прибавочная стоимость, т.е. кусок неоплаченного труда, собственно, что и составляет прибыль. Конечно, между ними возникает незамедлительное противоречие. Вот ты же помнишь, что такое зарплата?
Д.Ю. А как же!
Клим Жуков. Ну, что такое зарплата?
Д.Ю. Я и сейчас её вынужден платить разным людям.
Клим Жуков. Вот именно, многие думают, что зарплата – это плата за работу, а это не совсем так. Зарплата – это цена рабочей силы на рынке труда, а цена всегда от покупателя должна поступать несколько меньше, чем запрашивает продавец, иначе не работает этот процесс, к сожалению. Поэтому продавец способности к труду, т.е. рабочий-пролетарий, получал несколько меньше, чем нарабатывал, просто потому что это рыночный механизм, а отсюда сразу же возникал антагонизм, потому что между буржуа, как классом, и между пролетарием, как классом, не может не быть противоречий – это противоречия продавца и покупателя на базаре.
Д.Ю. Ну т.е., грубо говоря, если рабочий зарабатывает сотку на самом деле, то буржуй ему платит 80…
Клим Жуков. Ну типа того, да.
Д.Ю. … а 20-ку отметает себе?
Клим Жуков. Да-да-да, это, собственно, и есть то, что является прибылью, на самом деле. Ну тут сразу, конечно, возникают люди, которые не отличают стоимость от цены, потому что в русском языке это синонимы, а в немецком языке это 2 разных слова – стоимость и цена. Я напомню: Маркс писал по-немецки, некоторым образом. И это разные вещи, когда говорят, что, слушайте, я вон продал гаек, которые мне наделал мой работяга, на 100 рублей – скажите спасибо, что я так-то продал, отсюда возникает стоимость. Я говорю: нет, отсюда возникает цена, соответственно, если по уравнительному принципу распределения, то ты, как капиталист, заработав 100 рублей на гайке, должен себе забрать 30, 30 отнести в амортизационный фонд и 30 отдать рабочему. Ну может быть, себе 35, потому что организовывал производство – это более квалифицированный труд, чем у рабочего, а ему, значит, 25, таким образом. Вот это будет стоимость рабочей силы, а ты платишь рыночную цену рабочей силы, и у вас не может быть в данном случае согласия, не как у человека с человеком – может быть, это прекрасный буржуа и любит своих рабочих, как детей, и наоборот, но класс с классом помириться не смогут никогда, и отсюда родилось, конечно, новое противоречие, которое у нас тлело, начиная с Петра Первого, как только появились первые вообще буржуазные мануфактуры у нас, мануфактуры буржуазного типа, но теперь это вышло в широкие массы, что называется, стало системным явлением.
Кроме того, невидимая рука рынка к исконным противоречиям земельного вопроса добавила… о которых там мы уже 6 раз говорили, не буду повторяться, добавила неразрешимые противоречия внутри класса капиталистов, которые стали играть всё большую роль в жизни империи. Ну капиталисты друг с другом конкурируют – так получилось, потому что капитал – это самовозрастающая стоимость, но самовозрастать равномерно везде она никак не может, просто потому что места на всех не хватает. Рано или поздно они сталкиваются рогами, и кто-то кого-то съедает, что, конечно, съедаемому не может нравиться. И чтобы так не получилось, возникают механизмы в т.ч. и внерыночной регуляции от элементарных бандитских разборок, поджогов, похищений, краж, шантажа – то, что составляет, если кто не знает, фон буржуазной жизни, до массированного использования административного ресурса. Если вдруг у тебя оказывается брат – министр финансов какого-нибудь Тбилиси, в Тифлисе тогда, то, видимо, у тебя лично бизнес в Тифлисе резко пойдёт…
Д.Ю. Заладится.
Клим Жуков. Заладится прямо вот! Это я к тому, что не добавляет спокойствия в стране, не может добавить, но, конечно, это с одной стороны, с другой стороны, в момент времени оно ведёт к очень бурному прогрессу, потому что капиталист вынужден конкурировать, он вынужден повышать производительность труда, а значит, снижать затраты на единицу продукта в единицу времени, улучшать качество и, соответственно, понижать цену.
Эпиграфом вообще ко всей этой эпохе, вот буквально с 70-80-ых годов вот по самое начало 20 века, можно считать высказывание трёх министров у двух разных царей. Первые – это 2 министра Александра Третьего сказанули:
Иван Алексеевич Шестаков, морской министр, адмирал с вот такой бородой, 1884 года цитата: «Россия без самоубийства не может выйти из ареопага великих держав и заставить забыть о себе». Он так красиво сказал – ну понятно, что мы не можем закуклиться, чтобы нас никто не трогал, мы – великая держава, потому что мы просто очень большие, и нам нужно защищаться и как-то заявлять о себе, а чтобы это делать, нужно иметь… Ну потому что это говорил военный человек, понятно, в первую очередь он про армию говорил.
На что ему ответил министр финансов Николай Христианович фон Бунге, на самом деле Nikolai Karl Paul von Bunge, остзейский немец, разумеется – ответил так, очень умно: «Идти далее по пути увеличения расходов, покрываемых займами или непосильными для плательщиков налогами, значило бы идти на самоубийство».
А вот спустя некоторое время другой министр финансов, тоже очень умный человек, Сергей Юльевич Витте подвёл под этими противоречиями арифметически исчисляемый итог для Николая Второго: «Если сократить армию на четверть или на треть, то найдутся деньги и для сельского хозяйства».
Т.е., если перейти на русский, не тратиться на армию и флот невозможно – это самоубийство, но и тратиться на них – это самоубийство. И от Витте арифметика: если наполовину или ни треть сократить, то как раз это то, что мы можем физически потянуть, то, что нам по карману.
Д.Ю. Интересно!
Клим Жуков. Т.е. империя могла позволить себе фактически армию максимум 70% от того, что ей требовалось, т.е. больше было никак. И ведь заметьте – это говорили не случайные люди, это говорили самые осведомлённые люди Российской империи, которые точно знали, что происходит снаружи и внутри. Понятно, что военно-морской чиновник знал, как на нас посматривают окружающие, и какие средства к этим взглядам прилагаются, ну а министры финансов знали про деньги – что мы можем себе позволить. Ну им же каждый день реляции некоторым образом приносили.
Но содержание модернизации, так сказать, подробно – это было связано, конечно, во многом с демографическим кризисом, который родился в империи: казалось бы, крестьянская аграрная страна, а рост населения у нас был меньше 1%.
Д.Ю. В чём причина?
Клим Жуков. В крестьянах – безземелье.
Д.Ю. Кормить нечем?
Клим Жуков. Во-первых, нечем, некуда селить, плюс сокращение земельного фонда, при этом небольшой, но рост населения и усугубляющиеся налоги, причём в первую очередь косвенные налоги, потому что когда нам говорят о низких налогах в Российской империи и о постоянном профицитном бюджете, то нужно понимать, что мы говорим о низких прямых налогах – они и в самом деле были очень небольшие, но забывает о налогах косвенных, а они были иногда в 2/3 от всего налогового фонда, который собирался.
Д.Ю. Очень даже большие, да?
Клим Жуков. Очень даже большие. И когда мы говорим о профицитном бюджете, мы говорим об обычном бюджете без чрезвычайного бюджета, который, если их свести вместе, как правило, формировал дефицит. Вот когда мы об этом говорим, нужно помнить всегда, что есть прямые налоги и косвенные, и есть обычный бюджет и чрезвычайный, они должны быть суммированы в обязательном порядке, иначе это просто с общей арифметикой не вяжется. А то как это: тут вижу, тут не вижу – так не работает!
Причём налоги увеличивать было нельзя, но и уменьшать их тоже было нельзя – это грозило катастрофой. Но и увеличение налогов тоже грозило катастрофой, и над Россией, конечно, повис дамоклов меч перманентного финансового кризиса, потому что мы просто не могли из него выйти. Ну а выход подсказал как раз модернизационный фактор внешнего воздействия, потому что, как я уже говорил, Россия всё более активно интегрировалась в мировой и, говоря уже, европейский рынок, становясь его неотъемлемой частью. Так было, конечно, всегда, но теперь стало опять же системным моментом. И выходом стало, конечно, открытие России для иностранного капитала, т.е. к нам потекли иностранные деньги, которые позволили в момент времени решить многие проблемы, потому что иностранные инвестиции покрывали то, что не могли покрыть инвестиции государства или местные капиталы.
Д.Ю. А это вообще хорошо или плохо?
Клим Жуков. Смотря для чего: для того, чтобы сформировать всё более быстроразвивающуюся промышленность, хорошо, потому что мы просто не могли себе её себе позволить, эту промышленность. Т.е. да, мы смогли бы её, как говорил Столыпин, если бы нам дали 20-25 лет, никто не трогал, но по этому поводу морской министр сказал, что мы не можем себе позволить – нас никто не забудет, нас все видят, мы не можем надеть шапку-невидимку. Т.е. мы могли бы сделать индустриализацию, но вот как она у нас пошла с 1861 года активно по начало 20 века – 39 лет, это вот заняло бы лет 100. За это время нас бы завоевали 2 раза, может быть, даже 3. Плюс, конечно, развитие частной инициативы в момент рождения капитализма свободной конкуренции тоже дало свои несомненно положительные итоги, потому что вынуждены конкурировать друг с другом капиталисты, вынуждены были расширять производство, улучшать его, в т.ч. заниматься образованием, потому что чем более образованные у тебя сотрудники, тем лучше ты будешь чувствовать себя на рынке.
И да, Россия добилась очень впечатляющих успехов, потому что к 1880-ым годам интенсивность сооружения ж/д магистралей составила 20 тысяч… общая их протяжённость составила 20 тысяч км, а в среднем в период с 1865 по 1875 г., за 10 лет в строй вводилось 1,5 тысячи вёрст ж/д пути. Ну мы, конечно, как-то раз вот, я помню, говорили с Борисом Витальевичем, точнее, вы говорили с Борисом Витальевичем, что пути были не очень…
Д.Ю. Ну, для своего времени…
Клим Жуков. Но они хоть какие-то были! Их же раньше совсем не было, а тут забегали паровозы. Причём к 90-ым годам 19 века эти темпы были только превзойдены, и с 1893 по 1902 г. в действие вступило 27 тысяч вёрст рельсовых путей, общая протяжённость магистралей составила 55 тысяч. В год вводилось до 2,5 тысяч км ж/д пути, это очень-очень много.
В 1891 году, как мы помним, строится Транссибирская железная дорога, начинает строиться, с начала 20 века её дотянули докуда надо.
Д.Ю. Как это было в похабной советской песенке: «Там, где раньше тигры срали, мы проложим магистрали».
Клим Жуков. Да, ну и конечно, царское правительство, чтобы нагадить тиграм, не могло не пойти на широчайшие инвестиционные проекты, в частности, с 1893 по 1903 г., тоже за 10 лет, в ж/д, промышленное и городское строительство было вложено 5,5 млрд. рублей, что на 25%, т.е. на четверть больше, чем за предыдущие 32 года.
Д.Ю. Ну т.е. дурака-то не валяли, делом занимались, я вижу, да? Но недостаточно?
Клим Жуков. Нет, ну тут же дело такое, что это всё имеет всегда 2 стороны медали: делали очень много, но, во-первых, кто сказал, что это достаточно, и во-вторых, а кто сказал, что мы больше могли физически? Т.е. вот это был темп, который мы выдерживали с иностранной помощью, сами мы бы не потянули никогда, и это, конечно, накладывало отпечаток на основную часть населения – на крестьян и на рабочих, активно формировавшихся в то время – об этом позже, пока про успехи.
Естественно, как только у нас появились развитые железные дороги, за 20 лет объём хлебных грузов по железным дорогам потёк вдвое больше и вдвое быстрее, соответственно, с 311,9 млн. пудов хлеба в 1876-78 гг. – 620 млн. пудов в 1898-1902 гг., т.е. скачок в 2 раза буквально.
Объём промышленной продукции в России с 1860-ых по 1900-е увеличился более, чем в 7 раз, т.е. скачок гигантский, и число рабочих в европейской части России выросло втрое, а количество населения – в 1,5 раза, т.е. рост промышленных рабочих опережал рост населения в 2 раза. Правительство вынуждено было, конечно, наряду с привлечением иностранных инвестиций проводить последовательную протекционистскую политику, т.е. защиту отечественного рынка от иностранных товаров, потому что понятно, что Англия, которая все эти уже дорожки истоптала задолго до нас, производила больше и дешевле, поэтому как только ты откроешь рынок для английских товаров, то местному производителю сразу придут кранты – вот посмотрите на наш автопром.
Д.Ю. Пустите «Мерседес», да.
Клим Жуков. Вот примерно то же самое. Конечно, «Мерседес»-то получше будет.
Д.Ю. Кто же спорит?
Клим Жуков. Но при этом завод «Лада», один рабочий там даёт 7 мест на смежных предприятиях, и как ни крути, а кто сказал, что не нужно собственные машины развивать? Нужно.
Д.Ю. Ещё как!
Клим Жуков. Потому что а вдруг «Мерседесы» перестанут продавать по каким-то политическим соображениям – и что ты будешь делать?
Д.Ю. Ключевое: а вот военный грузовик, например, а к нему запчасти ЗИП – а кто это всё собирать будет, а кто запчасти производить, а кто поставлять? Это как сейчас с самолётами: а мы возьмём у «Боинга», хотя бы программное обеспечение перестанем обновлять – посмотрим, что у вас будет. Оно ж не ваше, а у вас в самолётах какое? Никакого?
Клим Жуков. Прикольно!
Д.Ю. Поздравляю, да.
Клим Жуков. Прикольно устроились, да. И да, это, опять же, не новость ни для кого: все развивающиеся страны мира, и не только развивающиеся – некоторые развитые практиковали начиная с 18 века протекционистскую политику. У нас только Англия требовала доступа равного на рынки, равной конкуренции, ну просто потому что больше всех производила, и это было напрямую выгодно. У неё на тот момент прямых промышленных конкурентов было очень и очень мало, только в определённых отраслях. Немцы только-только в это время поднимали голову, вот они как раз скоро побьют французов во франко-прусской войне, начнут активно объединяться во Второй Рейх.
Примерно 33% стоимости товаров на внутреннем рынке иностранных – это были пошлины, т.е. вот так вот перекрывали. Это, с одной стороны, конечно, делало невыгодным ввоз в Россию товаров из-за границы, но, с другой стороны, очень сильно стимулировало экспортную часть нашей отечественной экономики, и в денежном выражении вывоз только сельхозпродуктов, в первую очередь, конечно, зерна разнообразного, сейчас скажу, в денежном выражении увеличился с 701 млн. рублей с 1901 по 1905 г. до 1 млрд. 126 млн. в 11-13 гг. 20 века.
Д.Ю. Серьёзно!
Клим Жуков. Т.е. рост невероятный просто. Кстати, раньше, если мы сейчас говорим о том времени, которое мы рассматриваем поближе к великой реформе, 1887-92 гг., сальдо торгового баланса для России тоже было положительное – общее сальдо составляло более 1,5 млрд. рублей в плюс к нам, т.е. мы вывозили на большее количество денег, чем к нам ввозили, в итоге. И сложившееся финансовое благополучие, помноженное на иностранные инвестиции, позволило в 1897 году ввести в России золотое денежное обращение, по поводу чего у нас все просто аж брызжут кипятком, как это здорово. С одной стороны это, конечно, здорово, потому что показатель в самом деле серьёзных успехов, но с другой стороны, это влечёт за собой массу проблем чисто физического свойства, потому что у нас золота было мало, мы вынуждены были его покупать на эти самые займы. Т.е. обслуживание собственных золотых денег вышло боком в итоге. Но тут как маркер того, что у нас вот тогда всё было в порядке, это, конечно, показатель, потому что ввести золотое обращение для такой гигантской страны – это нужно было умудриться!
Вот начиная с 1861 по 1913 год по основным экономическим показателям: это добыча угля, добыча нефти, производство чугуна, производство стали и объём выпуска машин, т.е. машиностроение, Россия из мировых держав уступала, естественно, Англии, США, Германии, Великобритании и Франции, причём Францию местами мы и опережали, не во всём, но кое-где. Уверенно вырвались вперёд Италии и Испании, т.е. Италия вроде бы вообще ни разу не последняя в смысле промышленности страна, а тем не менее. Бельгию опередили в т.ч.
Вот некоторые цифры: протяжённость ж/д путей в километрах, это США, тысяч км – 401,9 тыс. км, Германия – 63 тыс. км, Великобритания, но это не считая колоний, конечно, только сам остров – 38 тыс. км, Франция – 40 тыс. км, Россия – 71 тыс. км. Мы впереди Франции, но, опять же, у нас какая территория-то – ого-го! А Италия – 17 тыс. км, а Испания – 14 тыс. км.
Д.Ю. Ни о чём!
Клим Жуков. Да, но Испания тоже не маленькая, кстати, а там – что это? Уголь: в США – 517 млн. тонн угля, Германия – 277 млн. тонн, Великобритания – 292 млн. тонн, Франция – 40 млн. тонн, Россия – 35,9 млн. тонн. Чугуний: в США – 31 млн. тонн, в Германии – 16 млн. тонн, Великобритания – 10 млн. тонн, Франция – 5, Россия – 4,64. Сталь: США – 31 млн. тонн, Германия – 17 млн. тонн, Великобритания – 7 млн. тонн, Франция – 4,69 млн. тонн, Россия – 4,25 млн. тонн. Продукция машиностроения на млн. рублей общая стоимость: США – 3 млрд. 116 млн., Германия – 1 млрд. 288 млн., Великобритания – 736 млн., Франция – 120 млн. и Россия – 218 млн. рублей, т.е. больше, чем Франция. В частности, мы к концу 1880-ых годов выпускали 250 паровозов своих, что позволило значительно сократить их импорт со стороны, т.е. мы становились паровозонезависимыми всё более и более, а паровоз-то же в то время – это было вообще нечто невероятное.
Д.Ю. Космическая ракета.
Клим Жуков. Практически. Вот как твой друг Джон Шемякин говорил, что Анна Каренина покончила с собой высокотехнологично.
Д.Ю. Бросившись под колёса паровоза.
Клим Жуков. Да, потому что ей бы сейчас нужно было бы на Байконуре под дюзу ракеты лечь ловко.
Ну конечно, столь резкое развитие при столь мощном государственном участии и при столь активном вовлечении иностранного капитала, который при этом одновременно пытались парировать таможенными пошлинами, привело к определённым перекосам в развитии, просто не могло не привести. Ну опять же, что значит – перекосы? Это когда мы берём эталонные модели западные, вот там, например, Англию ту же самую или США – у нас было по-другому, и это можно назвать перекосом, ну просто у нас по-другому-то и быть не могло, мы к этому шли медленно, упорно, но в конце концов пришли, хотя очень поздно, конечно, пришли, но… У нас, например, этот самый капитализм свободной конкуренции… да, у нас, конечно, родились мелкие мастерские, мелкие ремесленники, которые должны были бы потом укрупняться, укрупняться и превратиться в монополии естественным образом, но у нас мелкие промыслы не играли в экономике вообще какой-либо заметной роли, т.е. они были, но их крупные акулы, которые сразу появились здесь в виде иностранцев и в виде собственных людей, финансируемых государством, или и те, и те, они их просто съедали там, где было интересно, вот буквально сразу. Как это происходило, легко посмотреть, глядя, например, на добычу нефти: у нас нефти к 1890-1900-ым годам добывалось больше всех в мире, мы даже больше, чем США добывали, несмотря на их техасские, пенсильванские и прочие месторождения замечательные. У нас Баку, Грозный, Майкоп, Эмба – это к 1901 году мы добывали 51,9% мировой добычи вообще, при этом 148 предприятий работало только в Баку. Однако, как только там оказались одновременно Нобели, Ротшильды, а потом «Ройял Датч Шелл», их к 10-ым годам осталось 23 предприятия, т.е. понятно, что вся мелочь сразу всплыла кверху брюхом тут же, потому что никакой свободной конкуренции между «Ройял Датч Шелл» и каким-нибудь Эмомали Рахмоновым, который владеет двумя вышками, быть не может, это никакая не свободная конкуренция, т.е. мы прошли этап свободной конкуренции, сразу перескочив в течение 10 лет, во многих отраслях сразу к монопольному капиталу.
Д.Ю. Я когда-то жил в Средней Азии под городом Фергана возле кишлака под названием Чимион, где был нефтепромысел Чимион. Каково же было моё удивление, когда я на качалках этих – они Нобеля. Я аж пот утёр: что это?!
Клим Жуков. Вот, ну а крупный капитал – это, конечно, сразу же крупная промышленность, потому что концентрация промышленности достигала очень высоких процентов. У нас накануне Первой мировой войны численность рабочих всего 15 млн. человек, из них 4 млн. – фабрично-заводские рабочие, из которых 56,6% работало на промышленных гигантах, т.е. промышленный гигант – это если на заводе работает больше 500 человек.
Д.Ю. Ого!
Клим Жуков. Т.е. там бывали и по 3, и по 4, и по 8 тысяч человек рабочие коллективы. Это с одной стороны хорошо, потому что концентрация ресурсов, в т.ч. трудовых, в одном месте – это всегда хорошо, но это готовая армия для того, чтобы бороться за свои права, потому что если ты одного рабочего зачморишь, то ты зачморишь его спокойно, а если 8 тысяч человек, и у тебя сразу завод раком встанет немедленно…
Д.Ю. Сложно, да.
Клим Жуков. … это уже сложно, а если они договорятся ещё и между собой, а им легко это делать – они все в одном месте находятся, и у тебя «ляжет» вся отрасль от Питера до Владивостока, то твои коллеги даже по опасному капиталистическому бизнесу тебе скажут: «Ты не офонарел? Мы-то почему страдаем? Давай решай что-нибудь уже». Поэтому у рабочих появилось средство давления, просто потому что их много.
Да, просто я резюмирую, что форсированное развитие капитализма у нас в широком смысле не дало этого естественного процесса капитализма свободной конкуренции, когда естественным образом выкристаллизовываются монополии. Мы кристаллизовали их сразу или самим государством, или нам их привозили просто из-за границы в подарок. Это произошло очень быстро, буквально в течение 10-15 лет, что привело, конечно же, и в т.ч. к вот этому самому взлёту промышленности, финансового сектора и проч.
Правда, тут же нужно сказать, что у нас если все эти успехи пересчитать на душу населения, вот все эти миллионы, тысячи километров, окажется, что мы плелись в хвосте даже не то, что мировой экономики, а в хвосте европейской экономики, потому что у нас в перерасчёте на душу населения оказывалось всё хуже местами, чем в Португалии или в Италии, потому что вот все эти миллионы тонн угля если поделить на… к 1893 году, значит, на 168 млн. человек, там получалось меньше 100 кг в год угля на человека, т.е. топливная обеспеченность просто никакая. Соответственно говоря, вот если эти тысячи километров путей на человека пересчитать, окажется, что у нас дорог вообще не было, при такой-то нашей территории.
Ну а капитализм в сельском хозяйстве – мы когда-то говорили об этом с тобой, когда говорили о голоде и о крепостном праве, специальные у нас ролики были года, наверное, 1,5 назад – привело, конечно же, опять же, к высокой концентрации здесь трудовых ресурсов, потому что примерно 155 семей, фирм – неважно – владели основным земельным наделом, который вообще давал товарный хлеб, и сконцентрирован он был, естественно, очень зонированно, т.е. в основном в наших плодородных чернозёмных губерниях это всё концентрировалось. При этом, например, молочные коровы в Центральной России больше паслись, т.е. там развивалось животноводство. Это дало ту специализацию промышленности, в т.ч. сельскохозяйственной, которую мы потом знали хорошо в СССР. У нас тоже там были житницы, кузницы, здравницы, только Кавказ это всё вместе соединял, который был и житница, и кузница, и здравница. Ну а в Российской империи это дало очень опасное явление, потому что разность регионов по экономическому развитию давала яркие и очень мощные ростки местного сепаратизма, потому что Украина-Малороссия, Черноземье наше, оно вообще не зависело никак от остальной России. Учитывая, что там живёт чуть-чуть другой субэтнос, который говорит на чуть-чуть другом языке, то требовался всего лишь толчок по общему экономическому хозяйству, чтобы Украина сказала, что нам не нужно кормить Москву, всё равно весь этот хлеб продаётся на Запад, мы его можем продавать сами и купить себе что-нибудь полезное. А кому-то с кем-то делиться – с какого перепуга, простите? Это давало, конечно… вот это именно и была бомба, которая была заложена под здание тысячелетней российской государственности. Её заложил не Ленин, он тогда ещё был совсем маленький.
Конечно, к началу 20 века за счёт концентрации трудовых ресурсов в сельском хозяйстве появилась возможность в латифундиях внедрять передовые с/х технологии, и валовый сбор хлеба, например, в 1909 году составил 4,72 млрд. пудов, т.е. на миллиард больше, чем год назад в 1908-ом. Ну это ещё, конечно, очень сильно зависело от колебаний климата, но тем не менее, прогресс был налицо.
Ближе к 1913 году, вот тому самому, с которым у нас всегда сравнивали советские достижения, из 5 млрд. урожая хлеба на помещичьи хозяйства приходилось 600 млн. пудов, т.е. всего 12% общего сбора. Однако, если взять их вместе с зажиточными хозяйствами, то это получается 75% товарного хлеба, идущего на рынок, а бедняки и середняки – это всего лишь 14,7%.
Д.Ю. Небогато, да.
Клим Жуков. Т.е. больше половины хлеба, который шёл на рынок, производилось в крупных хозяйствах. Я говорю: в первую очередь это даже не кулаки делали. Т.е. «о, внимание – кулаки ж кормили!» Ну нет, не кулаки, кулаки давали много товарного хлеба, но давали их на самом деле вот эти 155 агрохолдингов в первую очередь, которые занимались производством и скупкой хлеба. Их было 155, это не 5% «крепких хозяев» населения, это всего 155 человек, которые сами, я вас уверяю, никогда в жизни ничего не пахали – им это было не надо.
Если говорить о современном восприятии всего этого дела, то, конечно, советская власть уничтожила крепкого хозяина на селе, без всяких сомнений. Просто нужно добавить, что это «крепкий хозяин» – это был бывший помещик-феодал, который оказался настолько ловок, что скупил у своих дворянских охламонов-коллег землю, вот и всё. Потому что если посмотреть на распределение земли внутри с/х этих наших угодий, то, прошу прощения, 30% из них принадлежало помещикам, а местами 50% принадлежало помещикам, которых было 600 тысяч человек на всю страну, а всё остальное принадлежало 110-миллионной массе крестьянства. Вот это был настоящий «крепкий хозяин», вот его-то советская власть, конечно, уничтожила, потому что позволить, чтобы вот такая часть населения владела половиной страны, это значит вести страну к большим проблемам. Но к этому вели, и к этому привели. Чтобы как-то это дело поправить, пришлось этого самого «крепкого хозяина» наконец привести в ум или вывести из употребления в стране. Или вывести в расход, если он будет сильно сопротивляться.
Да, ну и численность населения: с 1897 по 1913 г. численность населения возросла со 125 млн. до 169 млн. человек.
Д.Ю. Неплохо!
Клим Жуков. Как это вяжется с тем, что я сказал, что население не увеличивалось? Оно не увеличивалось к моменту крестьянской земельной реформы и некоторое время после, но как только дело дошло до выплаты выкупных платежей, потому что – я напомню тем, кто не в курсе, и тем, кто не слышал наши предыдущие ролики – землю нам дали крестьянам не просто так, а в насильственную ипотеку, т.е. крестьянин вынужден был платить, сначала отрабатывать, а после заключения торговой выкупной сделки платить с процентами – 6% ежегодно, а т.к. эти выкупные платежи и земля одновременно разделялись по едокам, то чем больше у тебя будет семья, тем легче тебе будет платить. Поэтому стало выгодно рожать много детей, поэтому семьи стали увеличиваться, и это, конечно, хорошо, но количество земли-то не увеличивалось, земля оставалась константой, а людей селилось всё больше, таким образом, всё, что у нас сделали, можно назвать мягким вариантом английского огораживания, когда в Англии просто выгоняли людей с земли, а нас поставили в такие условия, что люди были вынуждены уходить с земли. Но с другой стороны, им стало куда уходить.
Д.Ю. Ну хотя бы не вешали никого за бродяжничество, как в цивилизованных странах.
Клим Жуков. Да. Ну всё-таки это и не совсем 16-ый век, а всё-таки конец 19-го. Но тут же надо заметить сразу, что уходить, например, в города на промышленные предприятия, вот те самые 4 миллиона к 1914 году промышленных рабочих, но где находились эти промышленные города: это северо-запад России, Петербург, Москва, Урал, естественно, где были серьёзные промышленные предприятия, это юго-запад, Украина – Донецк, Луганск, короче говоря, вот эти регионы, где была мощная металлургическая промышленность. А где-нибудь под Полтавой куда ты денешься с земли? А это Черноземье, там помещикам никакой трети не отдавали – отдавали сразу половину, чтобы они ни в коем случае не обеднели, и у крестьян была, конечно, очень тяжёлая ситуация.
Приток иностранного капитала сыграл тоже двоякую роль в местах, потому что иностранный капитал, приходя сюда, в общем, видел очень характерную картину, а характерная картина была связана в первую очередь с очень низкой стоимостью рабочей силы. Рабочая сила была дешёвая, значит, её можно было нанимать много, а значит, не нужно было сильно заботиться о механизации и о технике безопасности. Т.е. если говорить о промышленных иностранных гигантах, которые пришли к нам, конечно, они были на нашей территории в основном более развиты, чем наши местные предприятия, но по сравнению, например, с той же Англией, откуда они пришли, или Германией это всегда было всё устаревшее. Ну, в основном, конечно, не всегда, я так закругляю слишком сильно, но тем не менее. Т.е. иностранные хозяева, откровенно говоря, экономили, норовя прийти к максимальной норме прибыли.
Вот говоря о нефтянке о нашей, о тогдашней нашей «Роснефти»: сюда попёр иностранный капитал только по двум причинам – потому что бакинские месторождения, вот Апшеронский полуостров – это очень близкое залегание нефти к земле, т.е. ты дырку проткнул – у тебя фонтан забил, т.е. сбор с поверхности.
Д.Ю. И нефть хорошая.
Клим Жуков. А нефть специфическая очень, потому что из неё получалось мазута в 2-3 раза больше, чем, например, из пенсильванской нефти. Из неё выбирали керосин просто, который, собственно, и продавали, как продукт высокого передела, а мазут оставляли здесь. У нас в итоге 41% топок паровозных работал на мазуте, а не на угле. Т.е. заниматься высоким переделом тут никто не хотел, отсюда просто выкачивали сырьё, в т.ч. рабочее сырьё, потому что, опять же, та же нефтянка, которая была супердоходной (как и теперь), 3,5% всего расходов – это была заработная плата.
Д.Ю. Ничего себе!
Клим Жуков. Т.е. люди там наваривали так, что мама не горюй! Понятно, что сюда ломанулись все, кому не лень, начиная с Нобеля и заканчивая «Роял Датч Шеллом».
Д.Ю. Замечу: мы бурили дырки на минеральную воду, они действительно глубокие, обычно это в пределах километра там, я не знаю, 500-600 м – уже там можно найти очень хорошую воду. А товарищи, которые бурили нефть в Сибири, там 4 км – это норма. Это очень глубоко, в общем-то.
Клим Жуков. Да не то слово!
Д.Ю. Трудозатратно, дорого.
Клим Жуков. Да, вот, кстати, цитата академика, нашего знаменитого металлурга российского и советского потом Павлова, вот он описывает доменные печи на Таганрогском и Дружковском заводе по проекту бельгийца Люрмана, он говорит: «Словом, на заводе, который выстроили бельгийцы, я увидел столь нелепое и опасное колосниковое устройство, какого не встречал ни на одном из захолустных заводов Урала».
Д.Ю. Передовые технологии европейские.
Клим Жуков. Да-да-да, они там были передовые, тут люди просто зарабатывали деньги, не скрываясь совершенно.
Д.Ю. Ну, других нет.
Клим Жуков. Да, других не было, к сожалению. Ну и подводя итог: каковы были причины промышленного подъёма России 1860-1890-ых годов? Это когда пытаются объяснить с точки зрения позитивизма, столь модной теперь научной школы, пытаются брать какие-то эмпирические данные, которые лежат на поверхности и легко проверяются, не рассматривая проблему в комплексе и уходя от общей рефлексии по этому поводу, и очень зря, потому что ни какие-то специальные благоприятные условия для развития промышленности, которая создана, например, царской политикой, особо выгодной и умелой, ни отдельно низкая стоимость рабочей силы, ничто это не обусловливало до конца развитие капитализма. Просто мы видим, что самое главное – что Россия включилась в мировой рынок, и таким образом она стала заложницей общего циклического развития капиталистических сил, производительных сил капитализма и общественных отношений внутри всего мирового капитализма, особенно к концу 19 века, и поэтому промышленный подъём в Европе означал автоматически промышленный подъём в России. Но любая проблема в Европе означала немедленные проблемы в России, причём т.к. это одна из слабейших экономик, особенно в перерасчёте на душу населения, проблемы здесь сказывались куда страшнее.
Д.Ю. Ты читал такую книжку Бориса Кагарлицкого «Периферийная империя»?
Клим Жуков. Нет, не читал.
Д.Ю. Там про это очень богато расписано.
Клим Жуков. Надо почитать будет. Ну а механизмом собственно роста это, конечно, были иностранные займы, которые обеспечивали во многом рост нашей экономики. Общий объём займов в 1861-1880 годах составил более 1,6 млрд. рублей, и 1866-1880 на обслуживание долга казна платила в год по 350 млн. рублей в год по займам.
Д.Ю. Неплохо.
Клим Жуков. Т.е. мы в итоге к началу 20 века попали фактически в долговую кабалу, у нас обслуга долга – это была главная государственная статья расходов, больше, чем расходы на армию и флот.
Д.Ю. Это успех.
Клим Жуков. Успех, безусловно. Да, теперь нужно поговорить о железных дорогах, с которых мы начали, но теперь применительно собственно к хлебу, к еде – то, что могло непосредственно повлиять на людей в местах. Вот как ты думаешь, как назывались железные дороги, которые у нас строили… ну я, конечно, не говорю про Транссиб, а вот локальные железные дороги, которые строили где-нибудь там в Жмеринке, на Полтавщине, и проч. Их называли незатейливо – вывозные. Что они должны были вывозить? Естественно, хлеб. Хотя производили в общем у нас хлеба довольно много всегда, но для середины 19 века экспорт был очень невелик. Где-то в 1842 году рост населения в Англии, опять же, связанный с массированной индустриализацией и улучшением жизненных условий, медицины и прочее, в Англии, на островах начался бурный рост населения. Там и так места мало и жрать нечего, а тут они ещё плодиться начали, и поэтому Англия вынуждена была в 1842 году открыть продовольственный рынок. У них там раньше стояли жёсткие таможенные запоры, потому что к себе-то они кого попало не пускали, а сами лезли везде, разумеется.
Д.Ю. Ну здраво, что!
Клим Жуков. Да-да-да. Так вот, у нас вместе с сырьём, с деревом, в пенькой в Англию потёк хлеб – где-то до 57 млн. пудов в год после 50-ых годов стал увеличиваться экспорт хлеба из России. Это очень серьёзно, раньше просто даже этого мы помыслить не могли, и это ещё 50-е годы. А в 60-70-е как раз появляются эти самые железные дороги, что дало невероятный рост удобства перевозок, потому что вот сейчас я процитирую: стоимость гужевых перевозок, т.е. на лошадках и подводах, составляла 0,9 копеек за пудоверсту, то по единому тарифу 1889 года стоимость перевозки на среднее расстояние, значит, 360-1600 вёрст, составляла 0,125 копейки за пудоверсту, т.е. пуд перевозить было просто фактически бесплатно, т.е. ты за 1 пуд, даже такой деньги-то нет, чтобы за него заплатить. Т.е. нужно что – сразу перевозить тоннами, тогда это имеет смысл. Т.е. в 8 раз меньше, сразу сократилась в среднем стоимость перевозки. В 8 раз! И выросла скорость перевозки неимоверно. Вот смотри: в 60-е годы 19 века средний срок оборота денег в хлебной торговле составлял около года, и для обеспечения прибыли наценка на 1 пуд равнялась 5-10 копейкам. После введения железных дорог срок оборота сократился до 30 дней…
Д.Ю. Ого!
Клим Жуков. …а наценка уменьшилась до 0,25 копейки.
Д.Ю. Это фантастический просто рывок.
Клим Жуков. Да. А т.к. цены в Европе на хлеб были выше, чем в Черноземье, то учитывая всё вышесказанное, что началось – конечно, сразу стали продавать за кордон, ну потому что это золотое дно, просто золотое дно! И цены на рожь в 1865 году за пуд 38 копеек, то к 1873 году – 57 копеек. Это было очень круто для торговли, но для местного населения, которому никто и не думал уменьшать цену просто потому, что это вроде как свои, это был тяжёлый удар, безусловно.
И вот к 80-ым годам 19 века мы становимся одним из крупнейших экспортёров зерна, 23% чистого сбора зерновых у нас уходило на сторону в 80-е годы. При этом вот посмотри: на каждого жителя Франции в это время приходилось примерно 32 условных доллара, что выражалось в стоимости производимых страной товаров и золотом запасе, то у нас на каждого жителя Росси – 7 долларов. Естественно, вот элементарно – французы просто могли платить за хлеб несравненно больше, чем мы, поэтому, конечно, всё уходило туда. И вот в 1860-е годы пуд ржи в Германии стоит 93 копейки, а на Черноземье 45 копеек, а в 80-е годы – 112 копеек и 65 копеек на Черноземье. Т.е. понятно, куда всё потечёт. И рыночный механизм, та самая невидимая рука, сработала в России так, что у нас просто перестало хватать продовольствия, хотя вроде производили-то мы его немало, и урожайность-то выросла, валовой сбор вырос на душу населения к 1900-ым годам до 26 пудов на человека – это на 10 пудов больше физиологического прожиточного минимума. Но потреблять-то… - к потреблению вернёмся.
Вот у нас сформировался такой новый типичный восточно-европейский тип экономики, т.е. круг товарооборота, где зерно, производимое на латифундиях, на помещичьих полях и крупных кулацких хозяйствах, обменивалось на импортные предметы потребления и промышленные товары. В 1907 году вывезено хлеба на 431 млн. руб., а взамен ввезены высококачественные потребительские товары на 180 млн. руб. и 200 млн. руб. составили расходы русских путешественников за границей.
Д.Ю. Неплохо. Что-то мне это напоминает…
Клим Жуков. О, только хотел тебя спросить: ничего тебе это не напоминает? Тут только хлеб нужно на нефть поменять срочно, и газ. Для сравнения: машин и промышленного оборудования ввезено на 40 млн. руб., а с/х техники на 18 млн. руб.
Д.Ю. Машины – что имеется в виду? На чём ездить?
Клим Жуков. Нет, ну буровые машины, котлы, станки – что-то такое. Да, и с/х техника на 18 млн. руб., и 200 млн. рублей просрали за границей, вот просто вот так вот. Это вот сравните, сколько денег вывезли за счёт хлеба, просто посчитайте, какая там получалась маржа: 65 копеек и 112 копеек, и посмотрите, на что это пошло в итоге.
Д.Ю. Этих людей мы должны ценить и уважать, да?
Клим Жуков. «Крепкие хозяева». Но с другой стороны, они же хозяева, т.е. они со своими деньгами могут делать абсолютно всё, что угодно. Почему вы считаете чужие деньги – вам завидно?
Д.Ю. Не поспоришь, да.
Клим Жуков. А ты добейся сначала. Вот так. Добьёшься – будешь разговаривать. Да, и как это всё отразилось на потреблении: если это, опять же, сразу резюмировать, то вот известный медик профессор Тарасевич на Х пироговском съезде 1907 года, если не ошибаюсь, забыл… да, по-моему, так, высказывался так, что русский народ находится в состоянии постоянной болезни недоедания – хроническом неполном голодании, в результате чего достаточно небольшого ухудшения, чтобы начались все ужасы голода.
Д.Ю. Это 1907 год?
Клим Жуков. Да.
Д.Ю. Это жуткий промышленный рывок, а жрать, собственно говоря, нечего основной массе.
Клим Жуков. Т.е. у нас, как мы помним, минимальная прожиточная норма – это 15,3 пуда хлеба, в среднем, конечно, это средняя цифра, то к 1880-ым годам, это как раз вот поколение уже этого самого промышленного рывка, потребление колебалось в районе 15,9 – 19,2 пуда на душу… Прошу прощения: 15,6 пуда – 16,2 пудов, это к 1900-ым выросло до 19 пудов на душу населения. Это минимальные флуктуации, т.е. казалось бы, 15 и 19 – это 4 пуда, серьёзная разница, это в год, конечно же. Но это минимальная флуктуация – это серьёзная разница, потому что мы берём среднее значение, когда мы говорим, что 19 пудов на душу, мы берём население империи, где были люди, которые потребляли далеко не только хлеб, прямо скажем – там были кулаки, были эти самые сельские капиталисты, и мы их ставим рядом с крестьянами, которые пахали сохой деревянной в это время, и вычисляем среднедушевое потребление.
Д.Ю. Средняя температура по больнице.
Клим Жуков. Да, т.е. для основной массы населения, ну да, понятно, что он потреблял не 15,3, а, скажем, 16,5 пудов хлеба, но это любое колебание цен на рынке, плюс, не дай Бог, проблемы геоклиматического свойства – это ставило человека, а конкретно почти всё население империи, 85%, на границу голодной смерти или разорения и обатрачивания, что для крестьянина была жуткая ломка психотипа.
О рабочих, как они жили во время этого прекрасного периода промышленного роста, поговорим в следующий раз, потому что это будет ещё более показательно в начале 20 века, в 10-е годы, ну просто нужно сказать, что вот пока просто такая маленькая вводная – что рабочий день не был ограничен. Рабочий день ограничивался произволом капиталиста на местах, он мог продолжаться 15 часов, выходные назначались тогда, когда угодно капиталисту – ну как правило, это были религиозные праздники, когда православное население просто не выходило на работу, и всё, а шло в церковь. При этом повышалась сознательность рабочих, потому что, опять же говорю, как только они стали находиться в одном коллективе и общаться друг с другом, среди них неизбежно оказались грамотные люди, потому что, опять же, не ко всякому механизму можно допустить неграмотного болвана, он хотя бы должен инструкцию по технике безопасности прочитать и мануал по пользованию иностранным чаще всего станком, чтобы его не угробить в первый же день, потому что в отличие от этого бывшего крестьянина это станок дорогой. А если он может прочитать мануал для станка, он может прочитать Маркса – вот такая вот загогулина.
Д.Ю. Да, не зря в Америке законодательно было запрещено учить негров грамоте – за это было уголовное наказание.
Клим Жуков. Мало ли что он там начитается.
Д.Ю. Ты его научишь сейчас, да.
Клим Жуков. Вот очень характерная докладная записка Третьего отделения Александру Второму, так и называется – «О росте сознательности и сплочённости рабочих Петербурга» от 18 сентября 1874 года: «Наблюдение за рабочими в Петербурге после военных арестов, обнаруживших антиправительственную деятельность князя Кропоткина, Низовкина, Гауэнштейна и других…» - ну это известный процесс был – Кропоткина, я не помню, вы с Павлом Перцем о нём говорили или нет ещё?
Д.Ю. Почти дошли.
Клим Жуков. Ага, так вот: «… показало, что деятельность эта осталась не без последствий – нет уже того панического оцепенения, той отчуждённости, которой окружали себя тогда рабочие, но явилось не замечавшееся прежде самостоятельное отношение их к заводской администрации, сознание своего достоинства и труда. Прежние подчас грубые отношения хозяина завода стали для рабочих невыносимы, рабочие, видимо, сознали, что завод без их рук немыслим, что хотя они и кормятся им, но что вместе с тем он без них ничто – это сознание и породило в настоящее время тот дух единомыслия, который так часто стал проявляться между рабочими. 2-3 года назад дела русских заводчиков шли никак не лучше настоящего, часто случалось рабочим не получать в срок жалованье, но всё обходилось тихо. Ловкий хозяин завода, лаская рабочих, весьма добродушно объявлял им о невозможности в данный срок рассчитать их, и они молча уходили, являясь на следующий день беспрекословно на работу. Теперь же стоит только раз самому любимому хозяину задержать расчёт на 2-3 дня, как толпа начинает шуметь, браниться, и часто возникают стачки. Даже на заводах, где никогда по положению их не может быть недостатка денег для расчёта, оппозиционный дух рабочего проявляется в не бывавших прежде придирках, начинаются пререкания в виде неудовольствий на недостаточную заработную плату, на стеснительные условия заводской администрации, наконец, на придирки старших мастеров. Всё это вместе взятое указывает на влияние пропагандистов, успевших поселить в рабочей среде ненависть к хозяевам и убеждение в эксплуатировании ими рабочей силы».
Д.Ю. Отлично!
Клим Жуков. Помета Александра Второго карандашом: «Весьма грустно».
Д.Ю. Отлично, т.е. ни слова про эту сволочь, которая из людей все соки высасывает, ненормированный рабочий день, и проч. Там же ещё – я из советской школы помню – там система штрафов, наказаний разнообразных путём вычитания бабла…
Клим Жуков. Ну мы об этом предметно поговорим в следующий раз.
Д.Ю. Такой замечательный момент, как, опять-таки, забежим, наверное, вперёд, что жили они все в казармах…
Клим Жуков. В казармах – это очень неплохо. Все не жили в казармах, казарма – это был предел мечтаний.
Д.Ю. … где семьёй можно было на свою шконочку 2-ярусную повесить занавесочку и тем самым отгородиться от остальных. Прекрасно, у меня… я на Лиговке живу, как ты знаешь, возле завода бумагоделательного машиностроения, благополучно уничтоженного – это, кстати, было первое производство, на котором я трудился после производственного комбината, который я в 9 классе проходил, а там я работал в коммунистической бригаде мастера Тимофеева.
Клим Жуков. Ишь ты!
Д.Ю. Заработал 80 рублей, купил себе велосипед «Украина» и рассекал по городу Ленинграду тогда. Так вот, там для рабочих были созданы, это был такой Сан-Галли назывался, там рядом садик Сан-Галли, где произошло чубаровское дело, когда там 56 человек изнасиловали даму, в т.ч. комсомольцы всякие там были – всех посадили, часть расстреляли. Так вот, у этого Сан-Галли рабочие жили в резко отличных условиях. Но если я правильно помню, он вообще, по-моему, один такой был на весь наш жуткий промышленный центр.
Клим Жуков. Не, ну казарма – это было неплохо, прямо скажем, потому что есть отличные реляции наших чиновников медицинского нашего министерства и просто врачей-энтузиастов, которые обследовали фактические условия, в которых проживают рабочие. Я в следующий раз, т.к. будем говорить уже собственно о наиболее ярких проявлениях данных процессов уже в 20 веке, когда рабочих стало больше, чем в 19-ом, мы специально об этом поговорим. Просто сразу скажу, что жить в казарме – это было хорошо, потому что обычно рабочие вынуждены были снимать жильё за свои деньги, а жильё выглядело, как угол в комнате, в квартире могло проживать человек по 70-80.
Д.Ю. Ну как сейчас граждане из южных республик живут.
Клим Жуков. Ну типа того, да.
Д.Ю. То же самое было тогда. Но повторюсь: примечательно – вот реляция от спецслужб, в которой ни слова не сказано о сволочах-работодателях, ни слова, всё хорошо, понимаешь…
Клим Жуков. А во то, что агитаторы свили гнездо…
Д.Ю. А эти – ишь что затевают!
Клим Жуков. Указали-то, понимаешь, на что – типа, придирки какие-то.
Д.Ю. Да, придирки.
Клим Жуков. Придирки – вообще класс. А вот конкретные требования как могли выглядеть – это докладная записка Третьего отделения о требованиях ткачей Кренгольмской мануфактуры и об исследованиях причин стачки, 20 августа 1872 года.
Д.Ю. Где это такая мануфактура была?
Клим Жуков. Это около Нарвы. «Беспорядки на Кренгольмской мануфактуре близ Нарвы (о, кстати, да – близ Нарвы) продолжаются. Ткачи в числе 500 человек через 10 выборных из своей среды предъявили следующие требования: на обед 1,5 часа вместо часа, начало работ в 5-30 утра, а не в 5 утра, за кусок 50 аршин платить 40 копеек (т.е. увеличить норму оплаты), за изломанные части машин высчитывать их стоимость, за малую выработку не штрафовать, а отпускать с фабрики, фельдшера Палкина устранить, Петра Сякка, старосту, уволить, не делать вычетов без их согласия, т.е. без согласия рабочих, дать детям более времени для посещения школы».
Д.Ю. Дети тоже работали, да?
Клим Жуков. Конечно, это текстильная промышленность, где детский труд использовался самым широким образом, потому что там не нужно поднимать каких-то чудовищных тяжестей. Дети там начинали работать с 6 лет иногда.
Д.Ю. Для многих открытие – на всякий случай повторюсь: понятие детства появилось в конце 19 века, а до того это были просто маленькие взрослые, которые не могли поднимать такие тяжести, как взрослые, а работать – вполне, что не так-то?
Клим Жуков. Конечно, и в текстильной промышленности детский труд иногда составлял по 40%.
Д.Ю. Неплохо! И это мы ещё не коснулись, сколько они денег зарабатывали относительно взрослых, сколько денег тётки зарабатывали…
Клим Жуков. Денег они зарабатывали примерно в 4-5 раз меньше, чем взрослые, потому что чего ему платить-то?
Д.Ю. Да – ты кто?
Клим Жуков. Да. Тётки зарабатывали, как правило, от 30% минус от мужика до в 2 раза меньше – примерно так. Ну опять же, об этом мы будем говорить в следующий раз, когда рабочие станут авангардом в революционной ситуации. Пока всё-таки они, да, играли уже очень важную роль, но не были, так сказать, самой активной частью общества. Хотя были активны, но всё равно крестьяне и волновались больше, и выступления крестьян превращались иногда в натуральные войсковые операции. Поэтому про рабочих специально в следующий раз будем говорить. Так вот, «депутаты ткачей объявили управляющему мануфактурою, что если их требования не будут принято до 19 числа, то они прекратят работы. Так как этот пример стачки по роду требований, заявляемых рабочими, и по настойчивости последних есть первое явление в своем роде в России и представляет большое сходство со стачками фабричных рабочих в Западной Европе, то признано необходимым тщательно исследовать обстоятельства, вызвавшие это явление. Для этой цели на означенную мануфактуру, которая в наблюдательном отношении подчинена С.-Петербургскому губернскому жандармскому управлению, командирован полковник Бирин с поручением проехать оттуда в Ревель для сообщения губернатору результатов своих исследований. Кроме того, для секретных разведок туда послан агент, которому приказано обратить особое внимание на то, не нападет ли он на след агитации извне, побудившей рабочих к стачке».
Д.Ю. Вот опять-таки про «изнутри» ничего не сказано, а «извне».
Клим Жуков. Т.е. в 5 утра начинать работать – это нормально, а люди попросили хотя бы в полшестого начинать работать, а не в 5 утра. Ну полчаса – но это явно какая-то сволочь социалистическая подкинула какую-то брошюрку.
Д.Ю. Ну я тебе замечу, что я на коммунистическом производстве начинал работать в 6-50 – с моей точки зрения, это было чудовищно рано, просто чудовищно! У меня в 10 часов, в 22-00, отбой производился жёстко, и это несмотря на то, что мне, там, 24-25 было, я уж не помню…
Клим Жуков. Ну понятно – если к 7 утра приходить на работу, так будет, наверное отбой.
Д.Ю. Без 10 семь.
Клим Жуков. Ну почти семь.
Д.Ю. Т.е. встать надо было в 6, пожрать. Ну, у меня 530 шагов было от койки до станка, поэтому я не страдал, а вот граждане, которые жили на Ржевке и ещё где-то, они в 5 поднимались, блин – это очень-очень серьёзно, так я тебе скажу, а в 5 начинать – вообще спать не ложиться, что ли? Вы обалдели!
Клим Жуков. Ну так 15-часовой рабочий день, ты с 5 и до 20-00 прохерачишь…
Д.Ю. Да-да, работай, негр, солнце ещё высоко.
Клим Жуков. Так вот, мы видим, что и на селе, и в городе…
Д.Ю. Я, кстати, ещё – извини, перебью – я как-то ехал, помню, в трамвае, в автобусе, службу нёс, а возле меня сидели 2 каких-то балбеса и радостно обсуждали, что один, значит, работает вот тут, а другой работает вот тут, а вот он ещё там прихватывает, тут прихватывает, здесь прихватывает, и у него получается, что он вот зарабатывает вот столько вот, раньше-то не давали. Сложно было при советской власти там ещё полставки урвать – это непросто.
Клим Жуков. Ну да, естественно, там за это целые войны разгорались.
Д.Ю. Да, а теперь я работаю вот тут, вот тут, вот тут, и у меня, в общем, лучше получается, денег больше, трали-вали. Я слушаю, т.е. про себя считаю, что он работает где-то не меньше 12 часов, а скорее всего, больше, и как-то про себя – я, повторюсь, на заводе работал, тоже до смешного доходило, я уже, наверное, рассказывал, извини, отвлекусь, уже, наверное, рассказывал, как к нам приехала французская делегация обменяться опытом, посмотреть, туда-сюда, ну и руководство французов водит по заводу, туда-сюда: здесь вот у нас цеха, вот тут работают, здесь курилка, домино, там, как положено, столовая, всё такое. А вот сейчас рабочий день закончится, и рабочие пойдут играть в футбол. Французы аж подпрыгнули хором: что??? Говорят: ну вот, в футбол пойдут играть, а что не так-то? Они говорят: вы знаете, наши рабочие после рабочего дня могут только лежать. Ни о каком футболе вообще речь не идёт. Ну т.е. мы там как-то не особо надрывались, ты знаешь, вот на фоне этих «а я теперь могу работать 12 часов», «а я могу работать 16 часов»…
Клим Жуков. Отлично!
Д.Ю. Ну, нет, ну есть, извините, психи, которые любят работать, но основная масса к подробным вещам не склонна.
Клим Жуков. Причём тут любишь ты или не любишь? Нужно понимать, что ты 20 лет проработаешь по 16 часов, заработаешь много денег, а потом всё это потратят на твои похороны не вовремя.
Д.Ю. Таких дорогих похорон не бывает, гораздо дешевле похоронят, в общем-то.
Клим Жуков. Ну, сначала на лечение…
Д.Ю. Ну и как-то я вот слушал, что они говорят, что я вот тут могу теперь, я вот тут, вот тут, вот тут – про себя думаешь, что 8-часовой рабочий день – это же такое достижение было нечеловеческое просто, и вдруг всё наоборот.
Клим Жуков. Да, так в общем, если вернуться в 19 век, то мы увидим, что тут 2 момента, как обычно: население в основной своей массе от индустриальных реформ или не выиграло, а осталось в статусе-кво, или напрямую проиграло, т.е. стало жить несколько хуже, чем оно жило до того.
Д.Ю. Хотя и так жило не сильно богато.
Клим Жуков. Не сильно хорошо, да, прямо скажем. При этом сразу же возникнут совершенно безумные рассказы про то, что жили настолько неплохо, и настолько некоторым людям было хорошо, а другим было просто нормально, что никакой революции вообще быть не могло, и это сделали наймиты германского или английского, или американского, или масонского Госдепа, подбив православных русских на бунт против царя.
Д.Ю. Батюшки.
Клим Жуков. А потом ещё раз на бунт против Временного правительства. Я вот никак не могу понять, кто из них хороший, потому что Временное правительство свергло царя, большевики свергли Временное правительство – т.е. они должны быть по закону исключения третьего хорошими. Нет – и эти плохие, и эти плохие. Чёрт его знает, где логика? Не бачу логики никак.
Ну неважно. Я всегда смотрю внимательно на этих людей, которые говорили, что жили хорошо, и революция не могла быть обусловлена естественными причинами объективными, внимательно на них смотрю и думаю: вы что серьёзно думаете, что революция происходит из-за того, что кто-то плохо живёт? Вижу оловянное непонимание, а бывает и свинцовое непонимание в глазах: «Ну да». Докладываю: из-за того, что кто-то очень плохо живёт, бывает только бунт, который заканчивается или кровищей с одной стороны, или с другой стороны, или с обеих сторон. Больше из этого не выходит ничего. Революция бывает из-за несоответствия производительных сил общественным отношениям. Могут все замечательно жить, ну более-менее, а революция-таки произойдёт, потому что у вас одно обгоняет другое, и это нужно привести в соответствие. Вот приведение их в соответствие и называется революцией. У нас, между прочим, одним из самых активных революционных кругов была квалифицированная рабочая сила Петербурга, которая получала денег очень много и жила в самом деле неплохо, но несправедливость устройства общества задевает далеко не только тех, кто от неё страдает, а вообще всех, потому что у нас Ленин был дворянином, который вообще не имел проблем бы в жизни, лично он: он был адвокат – ценнейшая профессия, учитывая, какой он был головастый, это был бы, скорее всего, хороший адвокат и зарабатывал бы отличные бабки.
Д.Ю. Егор говорил, что одно из важнейших требований рабочих было – чтобы к ним на производстве обращались на «вы». Ну, наверное, что-то тут не так, дело не совсем в деньгах.
Клим Жуков. Крестьяне, которые вообще, прямо скажем, может быть, за всю жизнь прочитали 50 строк, требовали, чтобы дети их учились, требовали, чтобы у них учили детей, потому что они прямо писали в этих крестьянских наказах, что нам без образования совсем беда – нас любой объегорить может. Нас уже поздно – хоть детей выучите. Понятно, что это глубинное несоответствие того, как устроено общество, и того, что оно делает – вот это побуждает к революции, а не то, что кто-то плохо живёт.
Если кто-то такое говорит – что в России жили хорошо, и поэтому революцию устроили нам извне, это одно из трёх: он или дурак, или он просто ничего не знает, или он знает, но обманывает целенаправленно – вот есть 3 варианта ровно.
Д.Ю. Враг.
Клим Жуков. Да-да-да. Так вот, Россия мало того, что вырвалась очень мощно вперёд по пути капиталистического развития, сохраняя при этом феодальную надстройку, так ещё и население всё-таки начало жить не сильно хорошо от всего этого. При этом объективные потребности у населения стали возрастать, потому что раньше при феодальном устройстве от того, что ты просто ешь досыта, уже неплохо, а тут люди увидели иностранные машины или отечественного производства машины, сложные станки, стали читать и стали понимать, что жизнь устроена немножко шире, чем просто еда, и поэтому потребности как-то стали развиваться. Вместе с развитием производительных сил стали расти и потребности объективно, общественно обусловленные, и вот их-то общество того времени до конца, даже не до конца, а в заметной мере не удовлетворяло. И вот мы интегрируемся в таком виде в мировой рынок, в мировую систему экономики и политики, уже как неотъемлемая её часть, посредством фактора внешнего воздействия. И в какую же мы интегрировались экономику и политику: 1820 год – испанская, португальская, итальянская революции, ну 1820-1821-ый; 1830 – июльская революция во Франции, 1830 – бельгийская революция, 1831 – польское восстание, 1848-49 – вся Европа в огне революций: это германская революция, итальянская революция, австро-венгерская революция и французская революция, 1870-71 – это Франция, первая социалистическая революция Парижской Коммуны. Т.е. мы пришли туда…
Д.Ю. Т.е. жидомасоны лютовали по всей Европе, деньги давали всем.
Клим Жуков. Просто вот так, не успевали даже – откуда столько бабла? Причём разгром или умиротворение революционных движений не сняли никаких противоречий в Европе, потому что там капитализм начали строить гораздо раньше, чем у нас, и там всё накалилось до такого состояния, что вот я говорю: 1871 год, Парижская Коммуна – первая социалистическая революция в мире. Т.е. там уже нарастала конкретно не буржуазная революция – там нарастали сначала национально-освободительные движения чисто буржуазного свойства, конечно же, и сразу из них уже вытекала социалистическая революция, потому что рабочее движение на Западе было невероятно мощным. Оно, конечно, было в своём зародыше профсоюзным, тред-юнионистским, которое не шло дальше вот этих вот кренгольмских требований, т.е. повышение расценок, уменьшение рабочего дня, и проч.
Д.Ю. И фельдшера Павлова…
Клим Жуков. Устранить фельдшера Палкина, устранить к чёрту! Но эта школа рабочего класса борьбы за свои права уже там была сильно развита. И вот мы интегрируемся вот в это самое – в то, что нам предложила Европа и США, САСШ тогда он назывался. У нас не могло не появиться отражения тех же самых процессов, и они немедленно стали появляться и у нас тоже по объективным причинам, даже это было бы, если бы нам не присылали иностранной литературы, а её, конечно же, присылали, вместе с образованными людьми она к нам проникала, и у нас начали её переводить активно. Напоминаю, что в это время Маркса переводят, причём он прошёл цензуру царскую с отличной рекомендацией – резюме от цензора: «Настолько сложно, что всё равно никто не поймёт, поэтому печатайте, как есть».
Д.Ю. Срочно в номер!
Клим Жуков. Да, всё равно никто ничего не поймёт. Да, и вот в таком состоянии Россия встретила конец 1870-ых – 1880-е годы, и в смысле внутреннего устройства, и в смысле внешнего положения в Европе.
Как мы видели, основных противоречий реформа 1861 года – всё никак её, проклятую, оставить не можем – она никаких противоречий не разрешила, и усилия полиции, войск, и какие-то временные послабления, да, они потушили костёр, выпустили пар, ну на какое-то время. Крестьяне, естественно, не могли сформировать в то время настоящего революционного класса, потому что они не были классом для себя, они были только классом в себе, класс их находился, как бы сказали, в становлении, т.е. они в основном, конечно, были разрознены, устраивали бунты только от отчаяния, и бунт, достигнув пика, на этом находил своё логическое завершение: ну вышли, кого-то убили, потом в них постреляли из пушек, например, или высекли всех поголовно розгами – всё, на этом…
Д.Ю. Угомонили.
Клим Жуков. Угомонились.
Д.Ю. Проблемы как были, так и остались.
Клим Жуков. Да. Относительное спокойствие продолжалось около 20 лет, меньше даже 20 лет. Безземелье, неподъёмные выкупные платежи, рост налогов – это ещё об этом Столыпин писал – стали превышать доходы с крестьянских хозяйств и к 1879 году привели к формированию новой революционной ситуации, конечно же, причём когда я сейчас говорю о революционной ситуации – это была именно настоящая революционная ситуация, т.е. для неё был готов горючий материал – недовольные люди, т.е. низы уже не могут, это… Да, ленинскую формулу кто помнит, когда низы не могут, верхи не хотят – это не определение революционной ситуации, это метафора. Это не определение, определение я привёл выше: революционная ситуация есть ситуация несоответствия производительных сил общественным отношениям. Вот там это несоответствие было – у нас была феодальная надстройка, которая стояла уже на капиталистическом базисе. Соответственно, революционная ситуация уже была, просто был вопрос, когда она полыхнёт.
И вот 1877 год – 9 крестьянских бунтов, 1878 год – 31 крестьянский бунт, и 1879 – 46 крестьянских бунтов, но теперь это не просто бунты, а куда более организованные выступления. Например, в Чигиринском и Черкасском уезде Киевской губернии в восстании приняло участие 50 тысяч человек.
Д.Ю. Неплохо!
Клим Жуков. Это 4 дивизии фактически. И вот их-то опять пришлось давить войсками, т.е. территория страны превратилась в нечто типа вялотекущей гражданской войны. И вот тут-то в 1879-82 гг., конечно, важную роль сыграли рабочие, которые как класс уже появились в широком смысле, и за 1860-е годы 51 рабочее выступление по всей стране, в 1877 году – 16, в 1878 – 44, а в 1879-ом – 54 крупных предприятия в стачках. И вот власти-то принимали, в отличие от крестьянских бунтов, стачки и восстания рабочих, как очень серьёзный дестабилизирующий фактор, просто потому что они находились в городах, а в городе находятся органы управления страной. Т.е. крестьян можно, как вот Кандиевское восстание, вообще на год забыть – ну подумаешь, что кто-то себя объявил отдельным государством? Да пёс с ними, откровенно говоря, что там! А в городе так не получится, в городе у тебя находится администрация, в городе находятся архивы, кассы, банки, телефонные и телеграфные станции, там, наконец, перекрёстки всех важных торговых путей и магистралей проходят – там этого терпеть нельзя. И поэтому самые серьёзные меры противодействия от напрямую силовых до полицейских в виде создания агентурных сетей, попыток подкупа рабочих активистов и проч. В рабочих стачках принимало участие до 2 тысяч человек, что по тем временам очень серьёзная цифра. Ну и требования-то были самые простые: чтобы сократили рабочий день до приемлемого, запретили детский труд, повысили заработную плату.
Началось формирование рабочих организаций – это 1875-ый год, это Южнорусский союз рабочих знаменитый, 1978 год – Северный союз русских рабочих. И началась массовая смычка рабочих с революционной интеллигенцией, т.е. начали как раз проклятые социалисты мутить воду – давать читать какую-то нехорошую литературу, где разъяснялось, что происходит, и появилось на местах, внизу конкретное понимание того, что систему невозможно реформировать, не разрушив её. И конечно, революционная ситуация 1879-82 года раскачала все оппозиционные силы в стране, которые были, от анархистов до социалистов, буквально все, ну, будущих, понятное дело.
Либералы понимали необходимость перемен, т.е. не было чёткого законодательства, что для нарождающейся буржуазии это был просто острый нож, потому что мы помним, что в это время у нас законы представляли из себя Свод законов, составленный Сперанским, от Ивана Грозного, а точнее, от Ивана Великого, от Ивана Третьего, до современности, там десятки томов. В таких условиях бизнесом заниматься очень тяжело. Напомню, что любой рескрипт царя имел ранг закона, причём толковать его было строго запрещено, он должен был исполняться дословно. Т.е. например, какие-нибудь рескрипты Екатерины Второй, 18 века, в это время сохраняли законную силу, а учитывая, что каждый рескрипт Екатерины Второй начинался со страничного рассуждения о величии России и о православной вере, очень сложно было на самом деле вникнуть, что же хочет интуристка.
Д.Ю. В двух словах.
Клим Жуков. В двух словах – а нельзя в двух словах, потому что это священные буквально слова, помазанник Божий высказался, это трактовать было строго запрещено. Либералы в основном, конечно, не были революционны и в основном стояли на монархических позициях в это время ещё, и революционная ситуация дала повод у либеральной нашей публики просить у царя максимум политических привилегий и конституции, нормального Свода законов, наконец. И началась петиционная кампания – буржуазия требовала чего-то такого в многочисленных посланиях и петициях.
Ну а собственно, низовую революционную силу результировали народники, которые приговорили несчастного императора Александра Второго Освободителя к смертной казни, и после серии неудачных терактов 1 марта (по старому стилю) 1881 года наконец, у нас там, где теперь стоит храм Спаса-на-крови бомба настигла монарха, что было, конечно, жуткой глупостью, о чём предупреждал ещё молодой Плеханов, потому что, убив Александра Второго, царю поменяли 2 палочки после имени на 3 и не добились больше ничего, народ не поднялся. Напомню: главной идеей народников было то, что методом индивидуального террора и дестабилизации власти можно показать народу, что есть выход, и открыть, так сказать, момент возможности, когда не будет царя, и можно будет народу всему разом подняться, как только скинут наконец проклятого тирана. Но народ сам не поднялся, более того – на народников стали смотреть нехорошо.
Д.Ю. Твиттера не было.
Клим Жуков. Твиттера не было, а на народников стали смотреть нехорошо, потому что их стали воспринимать, как убийц, потому что если раньше…
Д.Ю. Каковыми они и были, в общем-то.
Клим Жуков. Да, и если раньше о них думали, прямо скажем, по-всякому, потому что они занимались хождением в народ, они занимались просвещением крестьянства, у них была заслуги.
Д.Ю. Учили негров грамоте.
Клим Жуков. Учили негров грамоте, да, и на них смотрели… а самое главное, что они там выступали зачастую врачами, фельдшерами, и это, конечно, вызывало симпатию со стороны крестьян.
Д.Ю. Ещё Иисус Христос объяснял: «Идите и врачуйте».
Клим Жуков. Именно так. Но после теракта, точнее, терактов, которые устроила «Народная воля», конечно, на них стали смотреть, как на козлов, и это было, в общем, абсолютно правильно, потому что они не добились ровным счётом ничего, несмотря на то, что выступили, конечно, очень красиво и кинематографично, я бы сказал, выступили. И конечно, это был жест такого явного непонимания, что происходит, потому что народ к революции был не готов, и революционная ситуация просто выдохлась в этом самом теракте, люди ещё немножко побастовали, конечно, сверху началась жуткая реакция немедленно, и к 1882 году, конечно, ситуация революционная опять перешла в закрытую фазу. С крестьян, правда, сняли подушную подать, оставили только поземельный налог, и сокращены были выкупные платежи, списали безнадёжные недоимки, которые понятно, что уж точно не отдадут, и наконец, император Александр Третий постановил, что наконец-то все крестьяне переходят на выкуп, т.е. со всеми, с кем ещё не успели заключить выкупную сделку с помещиками, её заключили, крестьяне наконец перестали эту бессрочную барщину и оброчную отработку в натуральном виде на не своей земле уже, у помещика, они стали наконец уже платить выкупные платежи. Напомню, что это 1881-83 год, эти сделки были… ну там требование было такое, что к 1 января 1883 года чтобы наконец уже папенькину реформу доделали. Представляешь, это сколько тянулось – с 1861 по 1883, т.е. люди, которые поступили на выкуп в 1883 году, прибавить 49 лет, когда должны были расплатиться?
Д.Ю. Ну, полтинник добавляем – к войне.
Клим Жуков. Да, как раз где-то к 30-ым года 20 века у нас должна была наконец закончиться фактически отмена крепостного права, что даёт просто колоссальный темп развития основной массы населения в стране.
Да, рабочие тоже, естественно, добились уступок – с 1 июля 1882 года ограничили детский труд, не запретили, только ограничили – запретили работать детям до 12 лет, а потом можно.
Д.Ю. Ну, сдвиг всё-таки.
Клим Жуков. Сдвиг, конечно. А детям до 15 лет установили 8-часовой рабочий день и обязательный 1 выходной в неделю
Д.Ю. Ну, тоже сдвиг.
Клим Жуков. Да, и указывалось, что фабрикант обязан предоставить детям возможность посещать школу 3 часа в неделю.
Д.Ю. Ну это, типа, чисто грамоте научить.
Клим Жуков. Ну да, арифметике, там, первым 4-ём действиям, уметь подписываться и т.д. В 1885 году вышел закон о воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах.
Д.Ю. Не, ну это, как ни крути, всё равно достижение.
Клим Жуков. Да, и в 1886 году появились, что важно, правила о взаимных отношениях фабриканта и рабочих, где, в частности, запрещался натуральный расчёт, т.е. продуктами – только деньгами. Это был первый фактически Трудовой кодекс, и это, я замечу, не дала власть – это люди вынудили её дать, потому что там был, конечно, гигантский всплеск, который в конце концов вылился в то, что даже царя убили.
Д.Ю. А до этого – извини, перебью – получается, многие работали за еду?
Клим Жуков. Да.
Д.Ю. С ними едой расплачивались?
Клим Жуков. Да, ну как – в перерасчёте на цены, как тебе кажется справедливо, ты выдаёшь людям еды. Отлично?
Д.Ю. Отлично! А это говорит, с моей точки зрения, совершенно о другом – это говорит о том, что масса граждан была поставлена в такие условия, что была согласна работать просто за еду. Это говорит о богатстве, сытости, о развитии образования, и всякое такое, когда ты за мешок картошки впахиваешь.
Клим Жуков. Ну это учитывая то, что вот люди бежали с села в город, ну их там применяли просто как рабов фактически на заводах.
Д.Ю. Это значит, на селе было ещё хуже, раз они оттуда бежали.
Клим Жуков. Конечно. И тут нужно, конечно, посмотреть на то, как реагировала власть, потому что власть, учитывая десятки реляций Третьего отделения, которое отлично знало, что происходит в стране, она отлично понимала со своей стороны, что ждёт страну впереди. Опасность революции осознавалась буквально всеми, от монарха до последнего жандарма, об этом все рассуждали, понимали, что что-то нехорошо, что-то будет, но можно констатировать практически 100%-ное непонимание того, что требует общество. Когда Андропов Ю.В. наш говорил, что мы не знаем общество, в котором живём, он даже примерно не представлял себе, что значит по-настоящему не знать общество, в котором мы живём. Вот тогда общество, конечно, знали.
Д.Ю. Это он говорил, прочитав произведение гражданина Зиновьева «Зияющие высоты».
Клим Жуков. Да-да-да. Ну вот тогда общество не понимали, потому что что хотели крестьяне, постичь верхушка наша не могла, а постигнув, она не могла пойти на разрешение их вопроса, потому что разрешение их вопроса означало бы немедленное превращение их всех в по-настоящему свободных граждан, с которыми пришлось бы что-то делать, и это сразу прекратило бы поступление денег в казну за счёт выкупных платежей, и это сразу бы поставило в очень неприятное положение массу феодальных помещиков.
Д.Ю. Уважаемых людей.
Клим Жуков. А раз так, то этим всем крестьянам пришлось бы платить за работу на селе, с ними уже невозможно было бы поступить, как с ними поступали, а поступали с ними очень просто: самым выгодным бизнесом на селе была сдача собственной земли в аренду, не развитие сеялок, веялок, жаток и там каких-нибудь коноплекрутилок, а просто у тебя вот есть латифундия, и ты её просто крестьянам раз – в аренду и сдал, а с арендной платы отлично живёшь. Всё. Теперь так не получится, потому что им придётся платить.
Д.Ю. Кто ж на такое добровольно пойдёт?
Клим Жуков. Нет-нет, и делать надо было что-то, конечно. Вот у нас в 1881 году шлёпнули царя, реакция Александра Третьего, которая, опять же, никаких проблем вообще не решила, она просто отложила проблему в будущее, ну а т.к. мы всё-таки очень сильно развивались промышленно, у нас развивалась в т.ч. и армия, и мы превратились в нормального капиталистического хищника, про которого, помню, мы неоднократно в СССР слышали в программе «Международная панорама», где обличались ужасы, так сказать, капитализма. Вот мы ничем не отличались, потому что если посмотреть на то, как расправились с восстанием ихэтуаней в Китае, где в сборной империалистических хищников в лице США, Англии, Германии, Японии, Италии была и Россия тоже, и мы вместе вторглись в Китай, поставили его, так сказать, в удобоваримую себе позицию и, конечно, захотели себе немного отхватить, и отхватили, а именно: мы ввели войска в Манчжурию – напомню, территорию независимого суверенного государства, которое нам, в общем-то, ничего плохого не делало, там у них было восстание против того, чтобы перестали травить опиумом, и в это время, да, пострадала русская миссия в Китае, на что мы отреагировали сразу вводом войск, не требованием компенсации, например, у императрицы Цы Си и требованием разобраться, что это, выдать заговорщиков в конце концов, ну как-то дипломатически отреагировать. Мы просто ввели войска и отхватили кусок территории. Причём, Манчжурия оставалась за Китаем, мы должны были по договору в 1902 году вывести войска оттуда: ну там же, вроде, всё успокоилось, мы это проконтролировали со своей стороны и ушли – а мы не ушли, мы остались в Китае. А из Китая мы полезли в Корею – наша замечательная безобразовская, так сказать, клика, эти олигархи, срощенные с верховной властью, полезли в Корею, т.е. мы попытались решить внутренние проблемы за счёт экспансии наружу, за счёт внешней экспансии – это нормальный путь развития капитализма, потому что сначала капитализм свободной конкуренции за счёт имманентного свойства капитала к самовозрастанию самовозрастает в пределах нации, а потом он эту нацию захватывает, покупая себе места во власти напрямую, потому что, оказывается, самый выгодный бизнес – это бизнес, срощенный с властью. Как только он это сделал, бизнес начинает, потому что он продолжает самовозрастать, он начинает смотреть за границу. Ну понятно, что смотреть, например, в сторону Германии нам было слабовато в это время ещё очень даже, а в сторону Китая и Кореи запросто.
Д.Ю. А Африка была далеко, да?
Клим Жуков. До Африки не доехать – нас не пускают через Босфор и Дарданеллы, поэтому…
Д.Ю. А тут Транссибирская магистраль – зря что ли прокладывали?
Клим Жуков. Зря прокладывали, да, и всё – мы стали смотреть туда, а там оказалась Япония. Про Русско-японскую войну были у вас чудовищные ролики с Борисом Юлиным, я не буду повторяться, чем это…
Д.Ю. Желающие могут посмотреть.
Клим Жуков. … как это началось и чем это закончилось, понятно, что мы проиграли Русско-японскую войну, да. Лучше всех отличившийся генерал Куропаткин, сухопутный командующий той войны, справедливости ради, говорил, что в эту войну вписываться нельзя, он был категорически против. Как военный человек, ну да, он был, прямо скажем, бездарность военная, но процессы оценить с высокой колокольни генерал мог.
Д.Ю. Может, он как раз хорошо оценивал процессы, а воевал не очень – так тоже бывает.
Клим Жуков. Так тоже бывает, да, о чём он высказался В.К. Плеве, министру внутренних дел – что война была бы страшной ошибкой, на что Плеве ответил ему знаменитой фразой, которая вошла во все хрестоматии: «Алексей Николаевич (Куропаткин), вы внутреннего положения в России не знаете: чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война».
Ну а вследствие этой ценной инициативы мы затратили на войну 2 млрд. 347 млн. рублей и на 500 млн. рублей потеряли военного имущества в ходе войны, например, в виде утопленного флота, получили 86 тысяч убитых, сколько-то там десятков тысяч раненых, инвалидов и калек, которые просто всколыхнули страну. И это всё наложилось, конечно же, на известное мероприятие под названием Кровавое воскресенье…
Д.Ю. Что-то Плеве ничего про жидомасонов не сказал – что их надо ликвидировать. Не знал, наверное, откуда революции берутся.
Клим Жуков. Нет, ну Плеве, почему, вот мы будем через некоторое время записывать ролик маленький про нашу нефтянку царскую – Плеве отлично вообще… вот бакинские стачки 1903 года –Плеве посылает войска и запрещает просто хоть как-то договариваться с рабочими. Заканчивается всё погромами, конечно. Ну а нефть – это же такое дело, туда спичку кинь – и погром закончится пожаром. Чем всё и закончилось, потому что Плеве сказал, что нельзя ни с кем договариваться. Зачем? Давить это быдло надо. Был тот ещё мудрый дипломат.
Нарастание рабочих противоречий было задолго до войны, стачечное движение нарастало, и к 1904-му, особенно к 1905 году война просто довела дело до логического конца – люди просто перестали терпеть это всё. Вот у нас есть такой автор Стариков, он пишет: «Как это странно, интересно – рабочие Харьковского завода что-то пошли требовать. У нас в это время, между прочим, солдаты в Манчжурии гибнут, а они чего-то требуют – это всё равно, как если бы рабочие Москвы в 1941 году начали бы требовать у правительства какого-то повышения расценок вместо того, чтобы идти воевать в Красную армию». Мне вот интересно: а в Манчжурии-то, товарищ Стариков помнит, что делали наши войска? От кого они там погибали, почему? Ну а Харьков – это паровозостроительный завод, если рабочие пойдут в армию массово, то мы останемся без паровозов. Это что это нужно в голове иметь, чтобы такое сказануть-то вообще?
Так короче говоря, война довела дело до логического завершения, люди перестали терпеть, и вот мы помним – 9 января 1905 года случилось Кровавое воскресенье в результате провокации известного агента охранки попа Гапона, пролилась кровь, и это была наверное, первая по-настоящему серьёзная кровь, которую потом монархии запомнили навсегда, потому что вот то, что было раньше, вот все говорят: Кровавое воскресенье, в котором Николай Второй вообще не виноват… Да господи, может быть, и не виноват, я не готов в этом разбираться – зачем? В 1861 году 337 раз давили крестьянское восстание войсками – там, вы думаете, что – никого не убили при этом? А революционная ситуация 49-59 годов, которая у нас была вялотекущая, там больше 400 раз вынуждены были применять войска.
Д.Ю. Ну я тебе так скажу: во-первых, если вводят войска, то значит, полиция с этим справиться не может, а войска вводят с единственной целью – силой подавить.
Клим Жуков. Они ничего не умеют, войска.
Д.Ю. Т.е. оружием.
Клим Жуков. Конечно. И когда у нас перед Первой мировой войной обнаружилось в ходе медицинских обследований призывников, что 30% из них несут на спине следы порок, вы думаете, это люди как-то вдруг забыли внезапно? Люди так устроены – они хорошее плохо помнят, а плохое запоминают навсегда, это вот железное правило.
Да, и грянула революция 1905 года, которая была уже настоящей революцией в полном смысле этого слова, с авангардом в виде рабочего класса, который пробивал себе, так сказать, дорогу на улицах городов, подключились активнейшим образом крестьяне, и волна сначала стачек, а потом и напрямую революционных выступлений охватила буквально всю Россию. Это закончилось поражением революции в силу её, конечно, ещё слабой организованности, потому что например, чудовищный разгром рабочего движения в Москве, расстрел Красной Пресни – это было единственное, чем смогли побороть ту революционную волну. Напомню: в Москве рабочих расстреливали из пулемётов, установленных на колокольнях храмов с ведома иерархов РПЦ, за что РПЦ в т.ч. заработала себе огромную народную «любовь», потому что до следующей революции оставалось всего 12 лет. Все всё запомнили.
Д.Ю. Т.е. с православных колоколен расстреливали православных несогласных, да?
Клим Жуков. Да, или корректировали огонь артиллерии, потому что Красную Пресню расстреляли просто из пушек. Ну а в результате, конечно, власть пошла на очередные уступки. Самым главным достижением, конечно, революции 1905 года была отмена выкупных платежей, т.е. их просто, опять же, не власть их отменила, а люди заставили власть их отменить – я просто показываю, что всё, все уступки, которых добивались, их именно добивались, а не получали в подарок. Вот такая вот у нас история была.
Ну, на этом всё сегодня, Нужно просто подвести итог общий: самое главное, к чему я вёл – что революционная ситуация в России, начиная с 1879-82 года, это была, конечно, не революционная ситуация в России только, это был результат революционного процесса всей Европы и шире, наверное, всего капиталистического мира. Просто мы являлись одним из самых слабых, самым слабым звеном в топ-5, где, естественно, как в самом слабом звене цепи, срабатывали все противоречия в первую очередь, и это была репетиция, конечно, великой революции 1917 года. Причём не только 1905 год, а 1879-1905 год – это был один слитный монолитный процесс, направленный в одну сторону, это был один вектор, который закончился взрывом 1905 года. Вот так.
Д.Ю. По-моему, и сейчас многих драть надо, чтобы ну хоть как-то приобщались к науке, знаниям, и всякое такое, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, как же оно было на самом деле, а не так, как им в их каких-то маразматичных фантазиях кажется.
Спасибо, Клим Саныч!
Клим Жуков. Стараемся.
Д.Ю. С нетерпением ждём следующих.
Клим Жуков. В следующий раз вдарим до 1917 года, и не знаю, как получится по хронометражу – это будет или последний ролик, потому что 1917-ым годом революция, понятное дело, не закончилась, или отдельно расскажем про ситуацию после 1917 года ещё, т.е. там осталось или 1, или 2 ролика, я пока не могу понять, как мне это всё разбить на части. Ну и у меня практически уже готова книжка.
Д.Ю. Отлично!
Клим Жуков. Осталось мне дописать, именно дописать одну главу и заключение. Все остальные главы более или менее готовы, там нужно проверять теперь выходные данные, ссылки, добавлять туда, собственно говоря, фактуры – это, правда, может растянуться на какое-то время, может быть, месяц, и дальше мы её в набор.
Д.Ю. Ну а потом презентация?
Клим Жуков. Ну да-да-да.
Д.Ю. Шампанское, танцы.
Клим Жуков. Когняк.
Д.Ю. Спасибо, Клим Саныч, давай. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
