Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Егор Николаевич, добрый день.
Егор Яковлев. Добрый!
Д.Ю. Что сегодня?
Егор Яковлев. Сегодня я хотел бы рассказать про политический портрет Александра Васильевича Колчака. Поступает много вопросов про эту историческую персону, а у меня сформировался такой нетипичный взгляд на этого человека, и я хотел бы им поделиться. Вообще в медийном пространстве про Колчака говорят либо в превосходных тонах, либо в уничижительных. В превосходных тонах о нём говорят поклонники Белого дела, потому что А.В. Колчак был Верховным правителем России, т.е. главным человеком в Белом деле, и с ним связывались надежды на окончательную победу над большевизмом. Обычно делается акцент на том, что это был человек сильной воли, выдающийся военный руководитель, который сумел сплотить вокруг себя все очаги антибольшевистского Белого движения и мобилизовать их на великую борьбу против красной угрозы. С другой стороны, политические оппоненты белых говорят о Колчаке как о злодее, как о человеке, который подверг невиданному террору население подчинённых ему территорий, человеке, который был даже в некотором смысле протофашистом, человеке откровенно враждебном трудовому народу, но тоже представляют его как некую весомую величину. Т.е. если в сознании одних это рыцарь на белом коне, то в сознании других это исчадие ада, страшный враг.
Но обращение к источникам представляет несколько иную картину, и я бы говорил о Колчаке как о случайной фигуре. На мой взгляд, этот исторический герой при всех его дарованиях, не будем его как-то унижать или оскорблять, это был человек незаурядного интеллекта, действительно выдающийся, скажем, учёный, полярный исследователь и хороший флотоводец, но тем не менее в качестве главы Белого движения он оказался случайно и на этом посту, по большому счёту, проявил себя далеко не лучшим образом. Вот если мы рассматриваем такие крупные политические фигуры, которые сыграли колоссальную роль в революционном процессе, как Кромвель или как Наполеон Бонапарт, или как Ленин или Сталин, мы говорим всё-таки об испытанных политических борцах, которые в течение долгих лет участвовали в политической жизни. Между тем политическая карьера Колчака заняла всего один год…
Д.Ю. Надо же!
Егор Яковлев. …и по большому счёту… Да, по сути, с ноября 1918 года до начала 1920 года – чуть больше года, причём в течение этого года Колчак, по существу, проиграл всё, вообще всё, что только можно, и на военной, и на политической арене. Т.е. в политическом смысле это, безусловно, был неудачник. Это во многом как раз объяснялось тем, что он оказался на своём месте случайно, это был не тот человек, который предназначен для руководства государством в условиях гражданской войны, не тот человек, который предназначен для верховного главнокомандования.
И собственно, сегодня я бы хотел поговорить о нём как о человеке, который был щепкой в вихре истории, а не тем человеком, который этим вихрем истории научился управлять. Иногда участие Колчака в Белом движении связывают с его происхождением – он действительно был дворянином, но здесь как раз присутствует некая натяжка, потому что «хозяином жизни» Колчака назвать сложно: его отец был офицеров, так же как и сам Колчак, но не достиг таких высот, он демобилизовался в чине штабс-капитана, он был участником Крымской войны и защищал Севастополь, был тяжело ранен на Малаховом кургане и впоследствии стал известен как довольно крупный специалист по артиллерии, и остаток жизни он работал на Обуховском заводе, между прочим, здесь у нас в Петербурге, и как заслуженный специалист-артиллерист весьма и весьма почитался, написал на эту тему несколько книг. Но вот он жил жалованьем, т.е. в отличие, скажем, от своего брата, который стал достаточно крупным помещиком. Василий Колчак помещиком не был, он жил на деньги от службы, от работы, и сказать, что он принадлежал к какому-то высшему кругу Российской империи, к высшей аристократии, абсолютно нельзя. Поэтому это было такое вполне себе среднее дворянство.
Колчак учился в гимназии здесь, в Петербурге, нельзя сказать, кстати, что он хватал звёзды с неба, и очень интересно, что его однокашником по гимназии был не кто иной, как Вячеслав Менжинский, впоследствии известный большевик и преемник Ф.Э. Дзержинского на посту руководителя ОГПУ.
Д.Ю. Как тесен мир, а?!
Егор Яковлев. Да-да. Биографии этих двух известных персонажей нашей истории пересеклись, но вот в отличие от Колчака Менжинский закончил гимназию с золотой медалью. Но зато Колчак впоследствии нашёл себя в деле, которому, в общем, посвятил жизнь: он закончил Морской корпус – это было элитарное учебное заведение, которое выпускало…
Д.Ю. Т.е. туда брали не всех?
Егор Яковлев. Туда брали не всех вплоть до февраля 1917 года, это учебное заведение воспроизводило достаточно закрытую касту морских офицеров. Флот был гораздо менее демократичен, чем армия, если в армии было достаточно обычным делом уже к концу и особенно в первой половине 1910-ых годов… точнее, в 1910-ых годах обычным делом было производство в офицеры из нижних чинов, т.е. можно было дослужиться, скажем, до штабс-капитана и приобрести личное дворянство, то во флоте в Морской корпус принимали только дворян либо представителей высшего купечества, и это, в общем, диктовало определённую закрытость вот этого Морского корпуса, в который Колчак вошёл. И это было его дело абсолютно, он стал достаточно быстро известным полярным исследователем, он принимал участие в исследованиях Северного ледовитого океана, его учителем был известный полярный исследователь барон Толль, одержимый идеей найти Землю Санникова, знаменитую по роману Обручева, он считал, что это не просто земля, а это неизвестный материк Арктида. И вот в одной из таких экспедиций барон Толль пропал, видимо, погиб – мы так до сих пор точно и не знаем, что с ним случилось, и Колчак, который питал тёплые чувства к своему учителю и наставнику, организовал спасательную экспедицию, которая должна была найти Толля. Экспедиция эта проходила с риском для жизни, т.е. они часть пути шли на санях, часть шли на вельботе, иногда под парусом, иногда на вёслах, в условиях мокрого снега, в холодном океане, но они достигли суши, на которой должен был находиться барон Толль, но, к сожалению, его там не оказалось, нашли только его дневник и некоторые свидетельства пребывания остатков его экспедиции. По всей видимости, он погиб, где – непонятно. Но уже само вот это предприятие, сама эта спасательная экспедиция и всё-таки то, что удалось отыскать некоторые следы Толля, составили Колчаку имя, как человеку отважному, смелому, выдающемуся, он получил Константиновскую медаль – это очень почётная медаль Русского географического общества, которая вручалась за выдающиеся успехи в географических исследованиях. Одним из обладателей этой медали был Фритьоф Нансен, с которым, кстати, Колчак был знаком и у которого консультировался по своим исследованиям. И результатом экспедиции Колчака стал ряд монографий, которые он написал, эти монографии были по-своему новаторскими, в частности, по поводу режима льда в Северном ледовитом океане, поэтому о нём как о полярном исследователе и о гидрографе судили в Российской империи очень высоко.
Ну кроме того, вместе с Толлем он открыл несколько неизвестных доселе островов, один из этих островов в Карском море был назван его именем – остров Колчака, и что интересно, он сохранил это название до 1939 года и в Советском Союзе, только в 1939 году дошли руки его переименовать в остров Расторгуева – это другой участник экспедиции Толля, но в 2005 году острову было возвращено имя А.В. Колчака. Ну и возможно, если бы Россия не пережила вот эту революционную бурю, то мы бы и знали Колчака исключительно как полярного исследователя, человека храброго, который стоит в одном ряду с Челюскиным, с Седовым, с другими нашими знаменитыми первооткрывателями и географами.
Но как мы знаем, история пошла по другому пути: сначала началась Русско-японская война, в которой Колчак участвовал тоже, затем Первая мировая, где он проявил себя, надо сказать, с лучшей стороны, т.е. его карьера морского офицера шла в гору, он был на хорошем счету у командующего Балтийским флотом Эссена, и главная его заслуга – это установка минных банок, он минировал акваторию Балтийского моря, затрудняя передвижение германского флота, и первым его успехом стало то, что на выставленном по предложению Колчака минном заграждении подорвался германский крейсер «Карл Фридрих», он подорвался и полностью затонул. Но надо сказать, что у нас в фильме «Адмирал» этот эпизод показан в карикатурном виде, мы обсуждали это с Кириллом Борисовичем – там Колчак лично из оружия стреляет по «Карлу Фридриху», и потом он взрывается на морской мине. Но, конечно, такого не было, Колчак в бою этом не участвовал, он занимался планированием, но планированием занимался толково, и фон Эссен высоко его ценил. И вообще действия Колчака в ходе Первой мировой войны заслуживают высокой военной оценки.
За свою деятельность он был награждён Георгиевским крестом 4 степени, и это была довольно высокая оценка, т.е. он оказался на хорошем счету не только у фон Эссена, но и у Николая Второго, и в 1916 году Николай назначил его командующим Черноморским флотом. Это назначение имело особый смысл, потому что Николай уже нацеливался на Босфорскую операцию, на взятие Константинополя, ему нужен был молодой энергичный командующий, для которого эта задача не казалась бы несбыточной, потому что его предшественник на посту командующего Черноморским флотом Эбергард, видимо, несколько скептически относился к возможности Черноморского флота захватить Константинополь и проливы. Также известно весьма скептичное отношение к этим планам М.В. Алексеева, начальника ставки Верховного главнокомандующего, который считал, что до решительной победы на западе никакие операции в районе Чёрного моря невозможны. А вот Колчак этого хотел, он был достаточно авантюрным человеком, был настоящий пёс войны, он считал, что война – это дело, для которого он создан, он хотел воевать и хотел славы, хотел побед, в общем, был амбициозный и энергичный командующий, и Николай Второй возлагал на него определённые надежды.
Правда, командование Черноморским флотом для Колчака началось большой неудачей, а именно: на рейде взорвался дредноут «Императрица Мария» «Императрицу Марию» долго строили, ожидали ввода её в действие, потому что на Чёрном море русский флот уступал турецкому именно потому, что, если помните, я рассказывал – в начале войны в Турцию пришли немецкие корабли крейсер «Гёбен» и лёгкий крейсер «Бреслау». «Гёбен» был своеобразным вундерваффе, и он, конечно, создавал большое преимущество для противника в акватории Чёрного моря, ну и вот спешно построенные к 1916 году русские дредноуты должны были уравнять силы на море и даже привести к некоторому преимуществу русского флота. И вот первый из этих дредноутов, который вот вроде уже должен был быть построен, «Императрица Мария», вдруг взрывается на рейде, и это буквально через некоторое время после назначения Колчака командующим.
Д.Ю. А от чего взорвался?
Егор Яковлев. Это большая дискуссия, никто не знает до сих пор.
Д.Ю. Много народу погибло? Затонул?
Егор Яковлев. Да-да, он был полностью уничтожен. Недавно вышла книга очень серьёзного исследователя Виноградова, который всё-таки склоняется к мысли о диверсии. Это теоретически… Т.е. рассматривалось две возможности: случайность и диверсия, но всё-таки вот склоняются к мысли о диверсии. Но я отсылаю наших зрителей к беседе с К.Б. Назаренко, с которым мы обсуждали этот вопрос, ещё и потому что он обыгран в нашем любимом фильме детства «Кортик», где незадолго до взрыва «Императрицы Марии» происходит часть событий фильма. Короче говоря, что там произошло, непонятно, но важно для нас то, что Николай Второй Колчака в этом не обвинял, хотя, конечно, там был полный бардак в плане охранения, и пройти туда мог кто угодно, так что вполне возможно, это был и террористический акт. Но Колчака император не обвинял, он прислал ему довольно любезную телеграмму, и Колчак продолжил исполнять обязанности командующего флотом. Как вот мы обсуждали с Кириллом Борисовичем: видимо Николаю он был нужен.
И по большому счёту, Колчак достойно справлялся с этими обязанностями, но вот наступил февраль 1917 года. Иногда ходят такие разговоры, что Колчак тоже стоял на позициях военного заговора – мы доподлинно этого не знаем, даже если и стоял, то, скорее всего, так платонически, т.е. он просто сочувствовал заговорщикам, но активно в этом не участвовал. Другое дело, что когда революция стала свершившимся фактом, Колчак понял, что он абсолютно не может противиться этому движению масс. Ему лично это всё не очень понравилось, потому что он почувствовал большой заряд анархии, который мгновенно проявился в матросской массе, но тем не менее, как неплохой командир, он решил этот анархический заряд оседлать, и поэтому в феврале-марте мы увидим Колчака-революционера, Колчака-февралиста, он чувствует, что существует такой заряд сочувствия к революционным героям, происходит торжественное перезахоронение лейтенанта Шмидта, героя революции 1905 года – и что мы видим? Мы видим А.В. Колчака, который идёт за гробом с останками революционного лейтенанта, участвует в перезахоронении, произносит там пламенную речь и выглядит как вполне себе революционный такой адмирал, который со своим народом наконец-то сбросил проклятую царскую власть. Он присягает Временному правительству и, в общем, никаких проблем не испытывает. Но надо сказать, что на Балтийском флоте, который находится близко к столице, конечно, революционизирование зашло гораздо дальше, до Черноморского флота это докатилось попозже, поэтому март-апрель – на Чёрном море было довольно спокойно. Хотя, конечно, из столицы доходили тревожные слухи, что там происходит что-то непонятное, и те люди, на которых уповали, в т.ч. и на Чёрном море, в т.ч. и на юге, оказались не на высоте своего положения и в скором времени, как мы знаем, в апреле и Милюков, министр иностранных дел, лидер кадетской партии и Гучков, военный министр, лидер партии октябристов – покинули свои посты, и Временное правительство стало резко «леветь». Это вот Колчака очень напугало, к тому же усилилась «левая» агитация на Черноморском флоте, и офицеры стали чувствовать себя уже не столь комфортно, как они чувствовали себя в феврале.
Вот интересно, что Колчак приезжал в Петроград во времена Временного правительства и разговаривал со своими коллегами о том, что происходит вообще, чего ждать и как справиться с «левой» пропагандой, особенно, конечно, его пугала пропаганда большевиков. Ему посоветовали познакомиться с Георгием Плехановым, который мыслился частью «левого» движения, как альтернатива Ленину, а Плеханов стоял, как мы помним, на позициях оборончества, т.е. если Ленин стоял за провозглашение мира без аннексий и контрибуций, то Плеханов стоял с самого начала, с 1914 года за войну до победного конца. И вот здесь, это очень яркий случай, потому что их встреча запротоколирована одним очевидцем, и она очень характеризует Колчака как политика, вообще его представление о том, что происходило у него в голове: он пришёл к Плеханову и встречу с ним начал со слов: «Я рад приветствовать одного из старейших ветеранов партии социалистов-революционеров». Вот кто не понял, в чём шутка, я сейчас поясню: дело в том, что Плеханов никогда не был эсером, он был социал-демократом, для него эсеры – это противники, враги, оппоненты, с которыми он сражался много лет, и тут приходит Колчак, называет его эсером – Плеханова аж подбросило просто.
Т.е. для Колчака разница между эсерами и социал-демократами была совершенно непонятна, для него это было одно и то же, он не понимал, в чём вообще разница, кто это такие, что там…? Т.е. представления о политическим спектре у него были весьма и весьма приблизительные. А для Плеханова это была пропасть между социал-демократами и эсерами, пропасть просто, это были противники яростные. Ну он, конечно, поправил Колчака, но понял, что человек не ориентируется вообще в политическом поле.
И вот это очень важный момент: Колчак как в 1917 году не ориентировался, он не ориентировался и в 1918-ом, и в 1919-ом не особо понимал, и вплоть до своей смерти он так политического образования, скажем так, и не приобрёл, он был абсолютно наивным в этом смысле человеком, и, по существу, его политическая программа сводилась к антибольшевистским лозунгам и к идеям быть за всё хорошее. Т.е. политически этот человек был наивным, и он в этом смысле не одинок, потому что офицеры, особенно офицеры флота, но, в принципе, и офицеры армии, они всегда воспитывались по принципу: армия вне политики, армия должна служить трону, армия должна выполнять приказы трона. Своих размышлений на тему политики у армии быть не должно, и их не было – их не было у Корнилова, их не было у Деникина, их не было у Колчака. И по существу, Белое движение, как движение офицерства, зародилось только потому, что офицеры были воспитаны в идее вести войну до победного конца, их под это затачивали, их к этому готовили. Они не понимали, что народ, солдатская масса уже не хочет вести эту войну, не понимают её целей, не понимает её значения, хочет мира. Они считали, что их для этого готовили, они должны довести войну до победного конца или погибнуть. И по существу, только такая логика была у Корнилова, Алексеева, Деникина и Колчака, когда они создавали Белую армию, вступали в неё, только такая логика. Шире вот этого представления они выйти не могли, и в конечном итоге, это и предопределило во многом и вырождение Белого движения, и его поражение, потому что люди, которые им противостояли, обладали гораздо более широким кругозором, это во-первых, а во-вторых, ведь Первая мировая война закончилась, а они эту войну продолжали, они продолжали воевать против большевиков, и чем дальше они воевали, тем меньше они понимали, за что вообще. Т.е. вроде как всё началось с войны против немецких агентов, немецких союзников, немецких ставленников, но Первая мировая война закончилась, и неожиданно выяснилось, что они воюют уже не против немецких ставленников, а против правительства, которое обладает достаточно сильной легитимностью, к тому же в союзе с иностранными интервентами, а у большевиков никаких иностранных интервентов в составе Красной Армии нет, они ни с какими иностранными правительствами не аффилированы.
Вот это очень важные моменты для понимания того, что происходило в стране, и вообще для понимания логики действий Колчака. Он пошёл сражаться в Белую армию только по одной простой причине – он хотел продолжать Первую мировую войну, всё, для него это было продолжение Первой мировой войны изначально. Ему не нравился Керенский, ему не нравилась мягкотелость «левого» правительства, ему не нравились попытки подыграть и нашим, и вашим, и это было настолько заметно, что в результате его услали в США, миссию по обмену опытом. Правда, возможно, Колчак и сам чего-то такого хотел, потому что положение, которое сложилось на Черноморском флоте уже летом, как я уже сказал, было для офицеров весьма и весьма некомфортным: во-первых, там усилилась большевистская пропаганда в пользу немедленного мира без аннексий и контрибуций, и понятно, что ни о какой Босфорской операции речи идти уже не могло, и сам Колчак оказался… скажем так, матросская масса посматривала на него уже косо, и даже была попытка его ареста, когда матросы требовали от него сдать оружие, и он выбросил свой кортик в море, чтобы не отдавать его матросам. Но правда, это осталось без последствий, т.е. его не любили, но его не ненавидели настолько, чтобы его убить, потому что на Балтике офицеров, мы знаем, убивали. Т.е., видимо, всё-таки он, может, не пользовался большим авторитетом, но всё-таки на него в этот момент не смотрели, как на социального расиста, самодура и апологета муштры, поэтому он спокойно уехал в США и читал там лекции как признанный специалист по минному делу морскому. Он узнал о событиях 25 октября 1917 года в Петрограде, у него возникал мысль, что надо сражаться против большевиков. Он принял решение вернуться в Россию и, оказавшись в Японии, он узнал о заключении Брестского мира. Ну тут у Колчака, конечно, случился разрыв сознания, потому что он воспринимал линию Троцкого и всех остальных как предательство, т.е. Брестский мир – это предательство, это немецкие ставленники и агенты. Надо сражаться, надо продолжать сражаться – и вот именно в этот момент он идёт в британское консульство и предлагает себя в качестве офицера, который готов сражаться в рядах английской армии против немцев, если вот не в рядах российской армии, то в английской буду продолжать сражаться. Это мышление узкое, мышление офицера.
Британцы принимают его предложение, готовы воспользоваться его услугами, и его направляют сначала на Месопотамский фронт, он должен поехать в Месопотамию, сражаться там.
Д.Ю. Звучит отлично: Месопотамский фронт!
Егор Яковлев. Но постепенно в игру включаются представители Белого движения, антибольшевистского движения, которые наслышаны о Колчаке, о нём идёт слава как о человеке смелом, решительном, и поскольку отношения антибольшевистских сил с союзниками всё-таки были налажены, то англичане меняют своё решение и предлагают Колчаку всё-таки отправиться на Дальний Восток, где, как представляется англичанам, он будет полезен, и, видимо, в этот момент уже держат его... его отправляют туда с тем прицелом, что он может там бороться против большевиков.
Дело в том, что англичане всегда вели двойственную политику, т.е. часть британского истеблишмента надеялась, что, поскольку немцы выставили ну настолько уже неприемлемые условия Брестского мира, то в скором времени большевики этот мир разорвут и возобновят войну, и можно с большевиками об этом договориться, а другая часть истеблишмента считала, что с большевиками договариваться не о чем, это какие-то мутные фигуры, которые будут сметены народным восстанием уже в ближайшие месяцы, и надо выстраивать какой-то антибольшевистский фронт уже в самой России. И в этом смысле они рассматривали разные антибольшевистские силы, и в т.ч. их взгляд упал на атамана Семёнова, который активно действовал на Дальнем Востоке в Забайкалье, который, в общем, выступал как самостийник, как сепаратист, и на которого тут же поставили японцы, но англичане тоже ему первоначально помогали, рассчитывая, что это будет один из создателей антибольшевистского фронта. Причём именно в этот момент появляются мысли о задействовании Чехословацкого корпуса, и первоначальная идея, которая витала в британских высоких кабинетах, заключалась в том, что чехи уезжают к Владивостоку, там соединяются с войсками Семёнова и поднимают восстание и образуют антибольшевистский фронт на всём этом пространстве вдоль Транссибирской магистрали, т.е. в этом плане уже появляется фигура Семёнова. Ну а у японцев были свои планы – они попытались, отперевшись на Семёнова, просто тупо захватить Забайкалье, что, в принципе, они и сделали.
Т.е. в условиях интервенции разные страны участвовали не одинаково. Вот японцы в этих условиях – это были не просто интервенты, это были самые что ни на есть оккупанты: у них был крупный экспедиционный корпус, в отдельные месяцы составлявший 70 тысяч человек, значительно превосходивший те силы, которыми располагал атаман Семёнов, они Семёнова финансировали, давали ему обмундирование, давали ему вооружение, и, по существу, он был японской марионеткой, он был представителем коллаборационистских сил на оккупированной японцами территории, и никто с этим ничего поделать не мог, даже потом, как мы увидим, сам адмирал Колчак.
В этих условиях англичане принимают решение, что вот Колчака надо отправить куда-то туда, от него там может быть польза. Его отправляют сначала на КВЖД, на территорию Китая. Напомню, что Китайско-Восточная железная дорога – это была дорога, принадлежавшая России, там был выстроен русский город, который был столицей КВЖД – это Харбин, охраной КВЖД руководил генерал Хорват…
Д.Ю. Это фамилия или национальность?
Егор Яковлев. Да, фамилия. Колчак поступил в его подчинение, вошёл в правление КВЖД и некоторое время пробыл там. Причём… и там, кстати, произошёл первый его конфликт с Семёновым, потому что Колчак начал выстраивать такую как бы более боеспособную, более сильную армию, способную охранять эти русские территории вдоль КВЖД, потому что он предвидел, что рано или поздно большевики туда придут, надо как-то это будет оборонять. Семёнов отказался ему подчиняться, был серьёзный конфликт, ещё когда Колчак не был Верховным правителем. Ну а Семёнов, чувствуя за своей спиной японские штыки, вёл себя довольно нагло, ну по сути это был бандюган, просто бандит на службе под японской крышей, который таким и запомнился. Сейчас предпринимаются попытки тоже его обелить, оправдать – они обречены на провал. Просто уголовник.
Но в скором времени Колчака всё это утомило, и он принял решение пробиваться на юг, где разворачивалась борьба под руководством признанных вождей Белого движения Лавра Корнилова и Михаила Алексеева. Колчак считал, что он должен пробиться к ним и с ними продолжать борьбу против большевиков. И в этом качестве он и отправился на юг, и в этом качестве он прибыл в Омск. И вот так сложились обстоятельства, что в этот момент в Омске находилось антибольшевистское правительство – т.н. Директория. Что это за правительство? Это правительство… мы с вами разговаривали о Комитете членов Учредительного собрания, т.н. Комуче, который сформировался первоначально в Самаре после восстания Чехословацкого корпуса, параллельно было сформировано Временное правительство в Сибири, оба эти правительства носили «левый» оттенок, преимущественно были сформированы эсерами. Дальше в Уфе состоялось Государственное совещание, на котором эти правительства объединились, была избрана Директория, или Временное всероссийское правительство, это правительство провозгласило, что оно является преемственным по отношению к Временному правительству А.Ф. Керенского. Руководил им «правый» эсер Авксентьев. Поскольку легитимность этого правительства черпалась из Учредительного собрания, правительство считало, что Учредительное собрание, которое было избрано в Петрограде, было легитимным, разогнано оно было незаконно, надо собрать его снова и на основании этого Учредительного собрания принимать какие-то решения относительно будущего России.
Но «правое» офицерство подобная политическая концепция устроить никак не могла, почему – да потому что Учредительное собрание, избранное в Петрограде, точнее собравшееся в Петрограде 5 января 1918 года, было насквозь «левым», там понятно, что были большевики, фракция большевиков и «левых» эсеров объединённая находилась на втором месте, а большинство там было у «правых» эсеров, но для «правого» офицерства что большевики, что «левые» эсеры, что «правые» эсеры – это были откровенные отпетые мрази, все! И я возвращаюсь к эпизоду с Плехановым: вот так же, как Колчак, мыслила примерно вся «правая» офицерская прослойка, для них это были все на одно лицо, и отвратительный Ленин был ничуть не лучше мерзейшего «левака» Керенского.
Ну и тут ещё произошли события, которые сильно уронили авторитет Директории – дело в том, что произошло известное Ижевско-Воткинское восстание, в результате которого в руки Белого движения попал ненадолго крупный промышленный центр, Белое движение оживилось, и тут красные его отбили назад. И пошли разговоры о том, что ну вот, продолжение керенщины, эта Директория ни на что не способна, никого не способна организовать, вдохновить, это поражение. Это пораженцы, они приведут нас к краху, нужны другие люди, которые нас поведут к победе, и все их вопли про легитимность, что их кто-то избрал – никакое это Учредительное собрание легитимным быть не может. Т.е. вот «правая» среда придумала такую отмазку, отговорку – что вот то Учредительное собрание, которое избралось и собралось в Петрограде, оно не может быть легитимным, потому что оно избиралось во время смуты, народ не разобрался, поэтому надо другое правительство, которое выиграет гражданскую войну, а уж потом мы заново изберём правильное Учредительное собрание, в спокойной обстановке – вот это правильное Учредительное собрание уже будет легитимно, а вот это нет, оно не легитимно, поэтому все вот эти вот товарищи, которые там заседают и пытаются кем-то руководить, надо их смести срочно. Но смести – а кого поставить? Тут же нужен человек, который и не побоится, и авторитетом обладает, и которому подчинятся. И тут Колчак приезжает. Тут приезжает Колчак, и к нему, конечно, обратились все взоры.
Естественно, в пользу Колчака интриговали ряд офицеров, в пользу Колчака интриговали ряд политиков. Естественно, что если действующая власть принадлежала, по сути, эсерам, то в пользу Колчака стали действовать их политические противники, и это, в первую очередь, кадеты, самые активные. Кадеты, в силу того, что это была главная буржуазная партия, обладавшая всё-таки какими-то возможностями и финансирования подполья, они создали… ну вообще эта организация – Национальный центр, о которой я говорю, считается надпартийной, но на самом деле, конечно, главную роль в нём играли всё-таки партии «правого» спектра: кадеты, которые резко вправо качнулись, октябристы и даже часть монархистов. И вот этот Национальный центр, который очень активно развивал подполье в Петербурге, в Москве, мы будем говорить о восстании на фортах Красная Горка, сотрудничестве с англичанами, кстати – вот этот Национальный центр делегирует в Сибирь видного члена партии кадетов Виктора Пепеляева, и вот Виктор Пепеляев как раз должен провести переговоры с Колчаком на тему его военной диктатуры. Пепеляев приезжает в Омск с деньгами, действует там умело, вербует политиков, общается с Колчаком. Колчак понимает, что ему такое предложение делает, но параллельно с ним ещё общаются эсеры, и вот здесь Колчак занял такую позицию очень любопытную – он не сказал да, но и не устранился. Общаясь с Авксентьевым, руководителем Директории, он ничего не сказал ему о том, что ему делают такие предложения, и, по всей видимости, решил отпустить ситуацию на волю волн. А воля волн сложилась таким образом, что Директорию оборонять никто не стал. Накануне произошёл любопытный эпизод – все, наверное, помнят картину «Неуловимые мстители. Новые приключения неуловимых», где происходит знаменитая драка в ресторане, когда Валерка-гимназист заказывает гимн «Боже, Царя храни». Вот на самом деле, это не выдумка сценаристов, это пересказ скандальной ситуации, которая произошла как раз в Омске, вот не на юге, где происходит действие «Неуловимых», а именно в Омске как раз накануне военного переворота – там группа казачьих офицеров тоже потребовала исполнения гимна «Боже, Царя храни» и устроила скандал, когда целый ряд представителей Директории и даже французского командования, которое здесь тоже присутствовало, а французы республиканцы, демонстративно отказались встать и петь. Вот, произошёл скандал и чуть ли не драка, и Директория приняла решение арестовать этих офицеров, но это, конечно, была не причина заговора, это был просто повод, в результате которого «правое» офицерство ночью 23 ноября 1918 года просто арестовало Директорию, быстро разоружив милицейский отряд, состоявший из эсеров, и, по существу, произвело военный переворот в пользу А.В. Колчака, и Колчак дал себя назначить военным диктатором и Верховным правителем России.
Д.Ю. Воспарил!
Егор Яковлев. Да-да, воспарил. При этом надо сказать, что по существу его выдвинули на этот пост, напомню: его выдвинуло «правое» офицерство и в основном кадетская партия, главная буржуазная партия, в основном из-за того, что он обладал репутацией решительного человека. Во всех остальных аспектах он для этого поста не подходил. Он не подходил для этого поста даже в гораздо большей степени, чем Деникин или Корнилов, я объясню, почему: что предстояло А.В. Колчаку в качестве Верховного правителя России? Первое, что ему предстояло – это нанести поражение, как Верховному главнокомандующему, ему нужно было нанести поражение Красной Армии. Но нельзя забывать, что А.В. Колчак, который действительно был замечательным, выдающимся флотоводцем, не имел вообще никакого опыта ведения войны на сухопутном фронте, и в качестве сухопутного военачальника он оказался удивительно слаб. Как написал военный министр в его правительстве Алексей Будберг в своём «Дневнике белогвардейца», «как военный Колчак был дилетант, даже хуже». А окружение Колчака, которое могло бы подсказывать и руководить…
Д.Ю. У меня сразу вопрос: неужели рядом никого не было?
Егор Яковлев. Нет, оно было, конечно, но оно оказалось не на высоте своего положения. Всё-таки цвет русского офицерства, цвет Белой армии был на юге. Многие выдающиеся царские офицеры оказались в Красной Армии, а вот то, что оказалось в распоряжении Колчака, это было всё-таки не самое лучшее, и сам он не смог с этим справиться, и окружение его было не на высоте. Это первый момент, т.е. сам Колчак, как полководец, как мастер сухопутной войны, не был фигурой первого ряда.
Второй момент - это управление государственное, он же Верховный правитель, он же не только войну должен вести, он должен налаживать управление на подконтрольной ему территории. Здесь Колчака ожидало полное фиаско, просто полное, мы в будущем подробно об этом поговорим, сейчас просто обозначим схематично. В чём проблема? В том, что за год, который Колчак был у власти, он сумел восстановить против себя значительную часть населения подконтрольных ему территорий. В тылу у Колчака развернулась настоящая партизанская война, огромная, отвлекавшая большие силы колчаковской армии. Ему не удалось найти общий язык с населением. Политическая программа Колчака отличалась поразительной наивностью, а по сути она напоминала ту программу, которую П.Н. Милюков, лидер кадетов, предложил в Новочеркасске Лавру Корнилову, но тогда всем было понятно, что эта программа настолько проигрывает программе большевиков, что они даже не решились ей опубликовать. Если они программу эту обнародовали, ну как бы непонятно, верный ли это был шаг, потому что к чему сводилась вообще цель Колчака?
Вот первый пункт программы, такой же, как и у Милюкова – это непредрешенчество: мы сначала побеждаем большевиков, а потом уже собираем Учредительное собрание и решаем, что же у нас будет, какая же у нас будет страна. Т.е. решение ключевых вопросов, которые волновали население, откладывалось до победы над большевиками, в то время как большевики предлагали решение этих вопросов уже прямо сейчас. Это, конечно, была слабая позиция, и она была предпринята только по той простой причине, что вот это вот непредрешенчество позволяло объединить разные антибольшевистские силы под одним лейблом «Белая армия», потому что как только большевики куда-то откатывались, там сразу же начиналась борьба между этими силами – «правыми», кадетами и эсерами, все друг друга начинали ненавидеть и интриговать друг против друга, фактически начиналась гражданская война уже между другими силами.
Второй момент, наиболее важный, о котором нельзя не сказать – это, конечно, аграрный вопрос, потому что крестьянство интересовало, а что будет с землёй? В Сибири с этим было попроще, потому что там не было крепостного права и не было помещиков, но зато, правда, там было очень много крестьян-переселенцев, за что спасибо П.А. Столыпину, которые приехали и получили фигу с маслом, крестьяне получили совсем не то, на что они рассчитывали, и глядя на местных казаков или на крестьян-старожилов, которые обладали большими земельными угодьями, эти вот крестьяне-переселенцы начинали задумываться: а что, собственно, а почему такая несправедливость? А вот красные говорят, что так быть не должно, что должно быть уравнительное землепользование, и что-то вот как-то кажется, что красные правы. Вот отсюда один из таких аспектов, которые привлекали местных крестьян именно к красным. Ну так и Колчак – что было в его программе-то обнародованной? Восстановление частичного помещичьего землевладения. Вот пока в Сибири это ещё было терпимо, как только колчаковская армия начинала вступать в коренные русские территории, где это помещичье землевладение предстояло восстановить, крестьянам неожиданно начинало казаться, что это какая-то неправильная армия и неправильная аграрная программа, и крестьянин-середняк немедленно уходил к красным с такой позицией, т.е. это была большая политическая ошибка.
И третья политическая программа – это единая и неделимая Россия. Но вот наши зрители, может быть, не до конца понимают, что такое «единая и неделимая Россия» в представлении Белого движения, в представлении А.В. Колчака – это Россия с Финляндией и Польшей, т.е. «единая и неделимая» - это Россия, которая по-прежнему владычествует над Финляндией, владычествует над Польшей, не говоря уже о Прибалтике, эти страны Белое движение признать было не готово. Между тем от этого признания зависело очень многое в судьбе Белого движения, потому что как бы Колчак ни надувал щёки, как бы его окружение ни храбрилось, но оно ничего не могло поделать без внешней помощи. И здесь мы плавно подходим к теме сотрудничества Колчака с интервентами: вооружение – это интервенты, патроны – интервенты, снаряды – интервенты, обмундирование – интервенты, финансовая помощь – это интервенты. Без этого колчаковская армия существовать не могла, она страшно зависела от интервентов и не могла вести успешные боевые действия без их помощи.
И здесь мы плавно подходим к вопросу о том, кто готов был выступить союзником Белого движения? Мы знаем этого человека – это маршал Маннергейм, который в это время был влиятельной фигурой в Финляндии, он готов был двинуть свои войска на завоевание Петрограда, но было одно условие – это признать независимость Финляндии. И эстонцы также были готовы поддерживать сначала генерала Родзянко, потом Северо-Западную армию Юденича в их наступлении на Петроград, т.е. все были готовы, условие только одно: признайте независимость. И Юденич, который находился на месте, правда, его к этому склоняли англичане и выкручивали ему там руки, потому что англичане тоже хотели обеспечить отпадение этих территорий от России, и Юденич на это согласился, потому что, находясь на месте, Юденич понимал, что он не сможет взять Петроград, не пользуясь услугами вот этих вот товарищей. Колчак был категорически против, он дезавуировал заявление Юденича о том, что он согласен, и не признал ни Финляндию, ни Эстонию. Существует восторженная позиция по поводу этих действий Колчака, но существует и другая позиция: один из его приближённых сказал, услышав о его решении: «Какой ужас! Какой идиотизм!» Кто прав – Юденич или Колчак? Для меня этого вопроса не существует, потому что политика – это искусство возможного. Мог ли Колчак сохранять суверенитет России над Финляндией и Эстонией, обладал ли он такими силами и возможностями? Да нет конечно, он и над территорией Сибири-то не обладал полной легитимностью, а уж далёкие для него в тот момент Финляндия и Эстония – ну это смешно, он не мог ими обладать, не мог, они де-факто были независимы, он не мог ни обладать ими, ни даже завоевать их не мог. Он не мог этого сделать. Соответственно, опытный политик должен был бы здесь прибегнуть к определённому лукавству – признать, выполнить задачу первого ранга, т.е. вернуть себе верховную власть над всей территорией России, а дальше уже думать, как он будет выстраивать отношения с независимыми Финляндией и Эстонией, потому что география не меняется, эти страны никуда не переедут, они останутся. И большевики мыслили именно так, они мыслили, как большие политики: они понимали, что мы можем, да, дать сейчас Эстонии независимость… Ленин был прекрасный шахматист, он понимал, что он может отдать пешку, ферзя, слона – мы можем дать финнам независимость, мы можем дать эстонцам независимость, но классовая борьба никуда не денется, и в Эстонии, и в Финляндии у нас останутся союзники, наши братья, и мировая революция всё равно произойдёт. Она не произошла в том виде, в каком Ленин предполагал, но тем не менее и Финляндия после Второй мировой войны была союзным государством для России, она до сих пор не состоит в НАТО, а Эстония была частью СССР, т.е. в этом смысле, во всяком случае, в краткосрочной перспективе расчёт большевиков был гораздо более верным и точным, чем расчёты Колчака. В результате он рассорился и с эстонцами, и с Маннергеймом Петроград взято не был. Ну не факт, что он был бы взят, конечно, если бы были эстонцы и финны, может быть, он тоже не был бы взят, но во всяком случае позиции белых были бы сильнее. А он вот со всеми рассорился и в гордом одиночестве остался своём. Т.е. политически он не нашёл себе союзников, нажил себе только врагов и недругов, потому что большевики это, конечно, тут же использовали, они с эстонцами заключили Тартусский мирный договор и вообще с Эстонией сложились очень выгодные отношения, потому что это стало окно – Советскую Россию. никто не признавал же, как известно, но вот Эстония признала, и вот Эстония стала окном для торговли со всем западным миром, потому что Россия торговала с Эстонией, а русские товары потом как бы через эстонские фирмы, эстонские фирмы продавали советские товары на Запад, и деньги текли в Советскую Россию. Т.е. вот было создано такое окно для коммерческой деятельности, очень успешно. Т.е. большевики в данном случае просто переиграли Колчака, потому что были более крупными политиками, людьми с выдающимся политическим кругозором, и они наголову превосходили мышление тех, кто им противостоял, а противостояли им только военные.
И вот что мы видим: Колчак как военный – не получается у него, как администратор, как управленец – полный провал, население недовольно, выступает, ведёт партизанскую войну против него, он, соответственно, карательные операции против них. Союзников у него верных нету, т.е. с возможными союзниками он рассорился, он не готов удовлетворять их амбиции, а крупные державы смотрят на Колчака исключительно как на орудие своих интересов. Т.е. Первая мировая война вроде как выиграна союзниками, Россию белую – существует же белая Россия, которая себя позиционирует как участник Первой мировой войны – её на Версальско-Вашингтонскую конференцию не зовут: «вы не победители, вы не с нами» - хотя они все, всё, кто возглавляет Белое движение – это все ветераны Первой мировой войны. Уже по одному этому можно было бы оценить, какое к ним отношение – ну их даже символически туда не зовут. И поэтому все вот эти вот белые стенания, что это наши союзники – да какие это союзники?! Они на вас наплевали, сразу же наплевали, и это было понятно.
Неверно было бы представлять Колчака как прямого агента Антанты, но он зависел от неё, он ничего не мог поделать без её помощи, и это доказывается одним очень простым фактом: это не Колчак там движением ботинка выпер интервентов за пределы России, это интервенты в час Икс, да, когда он уже терпел поражение, арестовали его и выдали эсеро-меньшевистскому политцентру в Иркутске.
Д.Ю. Неплохо!
Егор Яковлев. Т.е. это было полное фиаско. И ещё один момент, связанный… вот у меня тут на днях была дискуссия с представителем Белого дела, организации «Белое дело», которая вешала доску Колчаку, потом эту доску сняли по решению суда. Почему – был задан вот такой вопрос, ведь понятно, что Колчак прибегал к террору для того, чтобы подавить крестьянские восстания, например, Тасеевское восстание. Но и красные тоже прибегали к террору. Почему красным у нас сохраняются мемориальные доски, а белым мемориальную доску, вот Колчаку конкретно мемориальную доску повесить нельзя? Почему он военный преступник? У меня есть ответ на этот вопрос очень простой: дело в том, что в России шла гражданская война, но не все стороны в этой гражданской войне прибегали к помощи иностранных оккупационных сил. Та ситуация, которая сложилась под властью Колчака, носила характер не просто освобождения от альтернативной русской власти, от альтернативной государственной власти – она всё-таки носила характер ещё и борьбы с иностранной интервенцией, иностранной оккупацией и в конечном итоге отечественной войны. Речь идёт, конечно, об оккупации Амурской области японцами. Я уже сказал, что вот это напрямую можно называть оккупацией. Сам Колчак в целом этому не сочувствовал, он потом на допросах, уже когда он был арестован, на допросах его спросили: «Ну вот как вы к интервенции относились?» Он говорит: «Я относился негативно». Он относился к этому негативно, но формально, когда Колчак стал Верховным правителем, он потребовал подчинения ото всех самостийников, ото всех очагов Белого движения, в т.ч. и от атамана Семёнова. Атаман Семёнов сначала его просто послал: «Что это, какому-то Колчаку подчиняться? Что такое?» - потому что он чувствовал японские штыки за своей спиной, но потом японцы ему посоветовали всё-таки Колчака признать, т.е. формально ничего не поменялось – колчаковцы всё так же не имели власти над этой Амурской областью, хотя Семёнов формально был её руководителем, но всем там рулили японцы. Но вот это вот формальное признание народу показало, что Колчак находится в едином строю с этими оккупантами, признав Семёнова своим подчинённым, он признал и японцев своими союзниками, а японцы там творили самую настоящую карательную практику, т.е. там известный эпизод с сожжением Ивановки – сожжение деревни, которое сопоставимо с сожжением Хатыни или другими карательными операциями нацистов во время Второй мировой войны. Колчак, признав этих оккупантов своими союзниками и формально, так сказать, разрешив им присутствовать на территории России, присоединился ко всем их преступлениям. Более того, у него есть совершенно людоедский приказ, в котором он пишет, что опыт Японии по сожжению партизанских сёл можно признать успешным, и указывает, с какими селениями нудно поступить вот так же, как японцы поступили с этими сёлами.
Д.Ю. Молодец какой!
Егор Яковлев. Понимаете? Вот это уже очень серьёзная история!
Д.Ю. Заслуживает мемориальной доски, безусловно, да.
Егор Яковлев. Вот. Т.е. мы не можем привести – нет, не было ни одной войсковой, не говоря уже – карательной операции, которую большевики бы проводили совместно с армией другого государства, с армией иностранного государства, находившейся на территории России, но мы видим такие войсковые и карательные операции, которые совершает армия Колчака – она совершает карательные операции во время подавления Тасеевского восстания совместно с чехами. Я напомню, что чехи – это не какие-то абстрактные чехи, вот как латыши были в составе Красной Армии? Были, но это были латыши-добровольцы. Чехи же – это не просто чехи, это составная часть французской армии, которая подчиняется командующему войсками Антанты в России Морису Жанену в Сибири, это иностранные интервенты, которые действуют и осуществляют карательные операции в союзе с белыми войсками, и кстати, если верить ряду мемуарных свидетельств, используют при этом химическое оружие. Эта история требует дополнительной работы в архивах, но я не удивлюсь, если это было так. Т.е. это задолго до Тухачевского и Тамбовского восстания, где оружие не факт, что было применено, т.е. угроза была, но не факт, что оно было применено. Там оно, скорее всего, применялось. И японцы, конечно, которые абсолютно не стеснялись вот этих карательных операций, которые были оккупантами на русской земле и которых Колчак ставил в пример, потому что, по всей видимости, для него, хотя ему это и не нравилось, но для него это были в меньшей степени враги и противники, чем бунтующие крестьяне и большевики. Поэтому вопрос о мемориальной доске Колчаку и о прославлении Колчака, конечно, далёк от разрешения, и я сомневаюсь, что он будет разрешён в пользу Александра Васильевича.
Ну а то, что про него кино снимают – ну, я думаю, что здесь есть две причины: во-первых, это поиск героя, потому что красные герои все у нас вычеркнуты из истории, нужно найти какого-то нового героя – ну давайте попробуем Колчака. Ну и второе: у него была любовная история с Анной Тимирёвой, которая действительно была ему предана и посвящала спустя много лет ему прекрасные, очень трогательные стихи – для кино это хорошо, для кино это интересно, но для большой истории нет, т.е. для большой истории А.В. Колчак – это неудачник, который, конечно, вряд ли заслуживает благодарность потомков, благодарность своего народа.
Д.Ю. Мне кажется, эти граждане сами себе что-то пытаются придумать, натягивают сову на глобус, а потом сталкиваются с известными историческими фактами, до которых почему-то им не судьба докопаться, построив себе какой-то фáнтом, фантóм – не знаю, как правильно: «Вот, фактически святой был, давайте увековечим». Что ж вы делаете-то? Хоть мало-мальски бы поинтересовались, что там к чему. Ужас!
Егор Яковлев. Ну мы подробно потом расскажем про военные действия 1919 года, я вот сейчас набросал историю Колчака от начала его службы до военного переворота, когда он стал, и дал характеристику Колчака как политика, на мой взгляд, провальную. Дальше мы поговорим о конкретных событиях: что происходило в 1919 году, когда были недолговечные успехи – взята Пермь колчаковцами, а потом в контрнаступление Красной Армии, поражение, отступление, интриги вокруг Колчака, потому что его там уже тоже хотели смещать, заменять – неубедителен был. И как к нему там относился Деникин, как к нему относились на севере, как к нему относились на северо-западе. Ну вот эта история, конечно, с непризнанием Финляндии и Эстонии подорвала авторитет Колчака, т.е., с одной стороны, вроде как вот это была позиция – «единая и неделимая», а с другой стороны, ну а что «единая и неделимая» - вы же ничего не контролируете и не сможете в ближайшие 20 лет это контролировать.
Д.Ю. Как ты туда загонишь, да?
Егор Яковлев. Откуда у вас власть, чего вы тут, перед кем вы выпендриваетесь-то? Естественно, что это диктовалось, т.е. Маннергейм писал, что «меня волнует вопрос, а какой будет Россия после гражданской войны, как она будет относиться к Финляндии?» Естественно, что своими собственными руками финны не хотели бы создавать себе нового господина, который бы их завоевал. Их интересовала дружественная Россия, но гарантирующая им независимость, гарантирующая им свободное национальное развитие. Это Маннергейм был ставленником буржуазных кругов, их волновало в первую очередь это. Естественно, что когда Колчак отказал им в признании их независимости, они это трактовали так: ага, значит, эти затащить нас назад под российское ярмо – фига вам с маслом, не будем мы с вами сотрудничать. А большевики – да, они мутные, но мы вот красных своих тут победили, прижали, а зато Ленин дал нам независимость, всё, у нас международные договоры все подписаны, нормально. Эстония – то же самое: Эстонии выгодно было торговать с Советской Россией, очень выгодно. Потом всё слегка поменялось, но в этот исторический период им было это выгодно, а белые опять же со своих националистических позиций, что «это наша Эстония, чего тут какие-то эстонцы голову подняли? Будете в составе России, и всё».
Д.Ю. Подводя некоторым образом черту, с моей точки зрения, это наиболее известный представитель Белого движения, самый, так сказать выдающийся, пропиаренный, и всё такое.
Егор Яковлев. Самый пропиаренный, потому что насчёт выдающегося тут вопросы.
Д.Ю. Если с ним вот такое всё, то страшно подумать, что же с остальными.
Егор Яковлев. Не, ну с остальными всё более, на самом деле, удачно, потому что если мы возьмём, допустим, Деникина, то Деникин, во всяком случае как военный, конечно, превосходил Колчака, Деникин был толковый генерал достаточно, и понятно, что он тоже проиграл, но всё-таки как военный руководитель он был гораздо более даровитый и подходящий для сухопутных действий, чем Колчак. Ну про Краснова я уже много говорил – вот это тоже, так сказать, карикатурная фигура достаточно, но Деникин и Врангель – это более серьёзные персоны, конечно, более серьёзные. Но это мы уже обсудим потом.
Д.Ю. Спасибо, Егор, за просветительскую работу. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
