Клим Жуков. Всем привет. В гостях у нас сегодня Реми Майснер. Реми, привет. Рад видеть.
Реми Майснер. Аналогично.
Клим Жуков. У нас события всякие в мире происходят, которые некоторые склонны называть революциями. Вот у нас “цветные революции” происходят, некие “майданные революции”. Якобы революции. Как несложно догадаться, за этими изменениями стоят вполне объективные причины. Все сразу говорят: “Что вы своими объективными причинами пудрите мозги? Там же люди выступают“. Да, люди. А у людей есть руководители. “Значит, от людей все зависит?” Я говорю: “Да, от людей многое зависит. Роль личности в истории не надо переоценивать, но и недооценивать не надо”. Так как недооценивать роль личности в истории не стоит, надо поговорить о тех, кто начинал вообще такие стихийные движения. Как, например, о ярком представителе русского нигилизма, о Сергее Нечаеве. Ты, говорят, про него знаешь кое-чего.
Реми Майснер. Кое-чего знаю. Сразу замечу, что зачинателем каких-то движений его, по большому счету, назвать нельзя. Он яркий представитель, интересный момент. В 1930-е года выходили воспоминания в Советском Союзе Веры Засулич. И там, притом, что в энциклопедии было написано, что Нечаев негодяй, провокатор, была фраза, что Вера Засулич знала крупнейших деятелей русской революции от Нечаева до Ленина. Ленин, якобы, вообще Нечаева ценил и хвалил. Правда, Ленин 55 томов написал и там ни строчки о том, какой Нечаев хороший. Но якобы он говорил о том, как любит Нечаева Бонч-Бруевичу. И Бонч-Бруевич это в мемуарах якобы где-то изложил. Зачитаешь?
Клим Жуков. Это Бонч-Бруевич “Ленин о художественной литературе”. “До сих пор не изучен нами Нечаев, над листовками которого Владимир Ильич часто задумывался, и когда в то время слова “нечаевщина” и “нечаевцы” даже среди эмиграции были почти бранными словами, когда этот термин хотели навязать тем, кто стремился к пропаганде захвата власти пролетариатом, к вооруженному восстанию и к непременному стремлению к диктатуре пролетариата, когда Нечаева называли, как будто бы это особенно плохо, “русским бланкистом”, — Владимир Ильич нередко заявлял о том, что какой ловкий трюк проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа ”Бесы”, когда даже революционная среда стала относиться отрицательно к Нечаеву, совершенно забывая, что этот титан революции обладал такой силой воли, таким энтузиазмом, что и в Петропавловской крепости, сидя в невероятных условиях, сумел повлиять даже на окружающих его солдат таким образом, что они всецело ему подчинялись. Владимир Ильич говорил: “Совершенно забывают, что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать особые навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь”.
Реми Майснер. Пока поговорим об уже прочитанном. Если коротко, эту цитату каждый год кто-то вытаскивает. И рассказывают, что нормальный был парень, даже Ленин хвалил. Юра Карякин, ты, наверное, в курсе, который автор фразы: ”Россия, ты одурела”. Он эту цитату выдумал из головы. Ничего подобного Ленин не говорил. И Бонч-Бруевич ничего подобного не говорил. Там даже по пунктам разбирать... Нечаев невзлюбили после того, как Достоевский ”Бесов” написал? Все почитали Достоевского и решили, что Нечаев плохой? А до этого революционная среда нормально к нему относилась? Под ”нечаевщиной” подразумевали стремление к вооруженному перевороту. Как-то так было сказано? То есть, ”нечаевщина”, это у нас оказывается стремление к установлению диктатуры пролетариата. Это Ленин какие-то потерянные труды Нечаева извлек и прочел. Потому, что в тех трудах, которые у нас есть, Нечаев даже слова такого не употребляет. ”Нечаевщина” это вовсе не про диктатуру пролетариата. Вообще ”нечаевщина”, это про провокаторские методы работы.
Клим Жуков. Люди сейчас нас немножко не поймут. Нужно предуведомить, что Нечаев Сергей Геннадьевич был такой очень яркий представитель анархистского и нигилистского движения. Родился он 2 октября 1847 года. Помер в 1882 году. До революции он сильно не дожил. Правда, был современником многих революционеров, которые действовали в начале XX века. Начинал он свою карьеру в 18 лет. Вступил в кружок анархистов. Там же оказались либеральные социалисты: Марк Натансон, Герман Лопатин. Там начиналась революционная тропа Нечаева. В дальнейшем он многое сделал. Но закончил свою карьеру убийством студента Иванова. За что был арестован, осужден.
Реми Майснер. Не скажу, что он закончил карьеру. Он, наоборот, ее взбодрил. Царское правительство дало ему такой подарок, дало ему трибуну. На ней он нормально выступил, чем отчасти реабилитировался. Потому, что понятно скольким людям жизнь попортил. На суде вел себя так, что люди сказали: ”Да, конечно определенное негодяйство имело место быть. Но может, когда захочет”.
Клим Жуков. Как у Алексея Константиновича Толстого по поводу того, как богатырь заснули и проснулся. Оказывается, он в XIX веке и оказывается он в суде. Там присяжные говорят: ”Хоть и убил, не виновен ни в чем”. А девушки слева и справа машут платочками и кричат: ”Браво!”
Реми Майснер. Это как раз про нечаевский процесс. Очень похоже. Но о нем мы потому поговорим.
Клим Жуков. Тогда он в России основал ”Общество народной расправы”.
Реми Майснер. Филиал ”Европейского революционного союза”, который в свою очередь подразделение ”Интернационала”. И сейчас мы поговорим о его практической деятельности, чтобы дать зрителям понять что такое ”нечаевщина” и как с ней бороться. ”Нечаевщина”, это вообще не про идеи. Потому, что идея, какие были у Нечаева, они такие были у многих. ”Нечаевщина”, это определенные методы работы. Если в двух словах сформулировать, обманывать людей и запускать их на разные нехорошие дела. Прямо по фактам. Когда товарищ Нечаев принял участие в студенческом движении. В 1869 году были мощные студенческие волнения в Москве и Петербурге. Некоторые говорят, что Нечаев был главным организатором, но он на самом деле пришел уже на готовое. Очень энергично товарищ работал. Вера Засулич вспоминает, что уже тогда среди революционно настроенного студенчества, которое хотело выбить себе у царского правительства право собирать кассы взаимопомощи и право собираться на сходки, были две группы. Одни – радикально настроенные товарищи, которые говорили: ”Надо написать коллективную жалобу, пойти к Зимнему дворцу и начальству эту жалобу вручить”. И было другое направление, более умеренное. Радикалов возглавлял, один из лидеров был Нечаев. И вот тогда можно заценить методы работы нечаевские. Проводили студенты шумные дискуссии. Умеренная часть, они говорили: ”Ребята, чего мы добьемся? У нас коллективные прошения подавать запрещено законом. Это будет незаконное сборище, которое разгонят, а активистов накажут”. Тогда гайки уже заворачивали. Ко всем этим движениям начальство относилось с большим испугом. Вера Засулич вспоминает, что радикалы-нечаевцы своеобразно вели дискуссию. Эти документы, что ”ничего не добьемся”, они толком ничего не отмечали. Зато начинали давить на эмоции. Умеренные студенты тушевались при такой постановке вопроса. ”Если нам нужны кассы, зачем нам разрешение начальства? Их же можно завести, начальству не светить. А если нам сходки не разрешают, давайте ”пробьем” литературные вечера”.
Клим Жуков. Это во время Первой мировой войны началось банкетное движение. Сходки были запрещены, но ты же не можешь запретить людям в ресторан ходить.
Реми Майснер. Вера Засулич, она была деятельная мадам. Она общалась и с тем, и с теми студентами. Радикалы в своем кругу говорили не то, что на дискуссиях. Они в своем кругу говорили: ”Ну, да, в результате не дадут никаких сходок. Если студентам дать сходки, они расслабятся. Ну, да, будут исключать, будут ссылать. Уже после третьего курса на наши сходки редко кто ходит. Потому, что диплом близко, замаячила доходная должность. Чтобы студенту революционного пылу добавить, его посадят в тюрьму, по этапу в ссылку отвезут. Будет готовый революционер”.
Клим Жуков. Я вот себя вспоминаю в районе 4-5 курса. К 4-5 курсу я все свободное время тратил на дипломный проект, а потом на диплом.
Реми Майснер. Так или иначе, из кружка нечаевцев эти идеи просачивались. Они не просто так хотели, чтобы студенты поехали в ссылку. У них было такое представление, это у них считалось за аксиому, что в 1870-1871 году будет революционный взрыв в России. Это предположение даже не обсуждалось. Временнообязанные крестьяне столкнутся с тем, что надо либо барину продолжать платить деньги дальше, фактически оставаться в полукрепостном состоянии... Либо денежку барину не платить, но тогда отдать барину лужок. И было такое мнение, не только у студентов, что миллионы людей сейчас встанут перед выбором как дальше жить.
Клим Жуков. Временнообязанные крестьяне, это после реформы 1861 года крестьяне, которых немедленно не перевели на выкуп. То есть, люди, которые ожидают выкупа из крепостного состояния, но по факту уже не являясь крепостными, вроде как, продолжают нести все феодальные обязанности.
Реми Майснер. Время должно было прийти и революционные студенты прогнозировали взрыв. А когда с ними начинали спорить, они аргументов особо не приводили. Начинали давить на эмоции. Получалось так, что если ты не соглашаешься с ними, то ты трус и подлец. Это нечаевские приемы во всей красе. Он еще “Катехизис революционера” написать не успел, но он уже по ним работал. Студентов планировалось запустить, чтобы они шли и думали, что выбивают себе сходки, а на самом деле они выбивали себе ссылку. В это же время был в Петербурге лидер студенческого движения Негрескул. Родственник революционера Лаврова. До него доходили эти споры, эти аргументы про революционный взрыв. Он пишет Лопатину, который толковый революционер, на что Лопатин говорит: “Кто у вас такой сказочник? Кто вам такое рассказывает? Откуда вы знаете, что взрыв будет? Вы, может, поедете, посмотрите, чем село живет. Толпу второкурсников туда отправить. Они как стадо, в любом движении только роль толпы могут изображать. Ты этого парнишку, который ничего не знает, не понимает, переодень в красную рубаху, дай ему книгу, отправь в деревню и посмотри, что там с ним будет. Не делайте такого”. Толковые люди уже тогда “нечаевщиной” были возмущены.
Клим Жуков. Идея революционизировать второкурсников, она напоминает некоторые идеи современного оппозиционера Навального. Я имею в виду сам момент, что нужно опереться на второкурсников.
Реми Майснер. Там не та ситуация. Этому нужно было, чтобы они для дела пострадали. Он был отчасти Остап Бендер. Но он был такой Остап Бендер, который хочет провести в Васюках межпланетный шахматный турнир. И все деньги, которые он тратит на телеграммы, он реально тратит на телеграммы. В его голове была идея, что непременно этот взрыв будет. Бакунин из-за границы писал то же самое: “Учеба не нужна. Зачем вам этот диплом? Идите отдавать свой долг народу”. Это были хорошие чистые люди, они проникались фразами, что: “Ты на народные деньги учишься. Иди помогать народу”. Тот же Герман Лопатин, полный антипод Нечаева, настоящий революционер. Он как раз нормально отучился, гимназию с золотой медалью закончил. В Университете он кандидатскую писал на тему “Самопроизвольное зарождение жизни”. Кандидатскую он защитил с формулировкой: “Мы с докладчиком ни в чем не согласны. Но считаем, что он защитился, и приглашаем на преподавательскую работу”. Ему только помогали те знания, которые он получил. Он даже в остроге не как Достоевский сидел. Бедный Достоевский боялся лишний раз чихнуть. Лопатин у каторжан пылкую любовь вызывал. Потому, что по его апелляциям кому срок скостили, кого освободили.
Клим Жуков. Сначала неплохо бы выучиться. Во-вторых, у Нечаева и его компании провокационные методы работы.
Реми Майснер. Надо разжевать что это такое. В Советской энциклопедии написано, что он был плох из-за провокационных методов работы, а что это такое не сказано. Засулич, Фигнер, Лопатин, его многие ругали за провокационные методы работы. Еще говорили, что это иезуитство. Не очень понятно, за что именно они его ругали. За такие вещи, что ты можешь человеку рассказать какую-то сказку и куда-то его запустить. Не каких-то негодяев черносотенцев, а революционных студентов. Мы “Катехизис” будем разбирать.
Клим Жуков. Надо про “Катехизис” отдельно сказать.
Реми Майснер. Тогда еще никаких тайных обществ он не создавал. Это были студенты, которые собираются и чего-то обсуждают. Тут даже криминала не было. Тем не менее, Нечаева дергали в полицейское управление и там ставили на вид: “Что это вы какие-то сходки... Не надо такое делать”. Он, видимо, решил не дожидаться когда его посадят. Некоторые говорили, что он испугался визита к полицейским и поэтому решил срочно свалить в эмиграцию. Но на самом деле он уже задолго до этого начала французский язык изучать. К отъезду он заранее вдумчиво готовился. Там уже и паспорт был. И соскакивает Нечаев в эмиграцию. А на родине устраивает концерт для пользы дела. По его правилам считалось, что можно своим соратникам пускать пыль в глаза для пользы дела. Пыль пустил он следующим образом. Его приятель прибежал к студентам: “Иду по улице, едет тюремная повозка. Из тюремной повозки кидают бумагу. Написано: “Я, Сергей Нечаев. Меня везут в Петропавловскую крепость. Если ты честный студент, передай это другим студентам, что за правое дело пострадал”. Все поверили. Родное царское правительство так работало. Тут поверили хорошо. Начальство Нечаева... Когда он занимался студенческими движениями, у него была работа, он был преподавателем в духовном училище. Начальство духовного училища обратилось в Министерство внутренних дел: “Отпустите Нечаева. Нечаев хороший”. Оттуда ответили, что такого у них не значится, о его аресте ничего не знают. Нечаев незадолго до своего экстравагантного отъезда выписал сестру из Иваново. Сестра была младшая, брата очень сильно уважала и любила. Она была в истерике. Ей было 17, по-моему, лет. Она была в ужасе, сатрапы куда-то увезли. Она начинает бегать по инстанциям, по кабинетам. Никому в голову не приходило, что человек может вот так уехать. Когда он приехал в Швейцарию, там он начал рассказывать еще более бодро. Там он уже рассказывал, что его посадили в Петропавловскую крепость и убить хотели даже, но он вырвался чудом. После этого он добирался на перекладных до Одессы, где его снова арестовали, но он вырвался. Все, кто в Петропавловской крепости хоть раз сидел, они на слове, что он бежал из Петропавловской крепости слушать заканчивали. Но, тем не менее, впечатлить многих удалось. Главный впечатленный был Бакунин. Краткую историческую справочку скажешь?
Клим Жуков. Бакунин, это папа, можно сказать, анархизма отечественного.
Реми Майснер. Замечательный был человек. Биография читается как приключенческий роман. Он, как бы, и граф Монте-Кристо отчасти. Отчасти он как Овод. При этом он Белинского в свое время на диалектику Гегеля “подсадил”. Эпизод, когда Дрезденское восстание было... В Дрездене в 1840-е хотели сбросить куркулей и сбросили. Помогал им Бакунин. Они его решили сделать главным. Приехать в другую страну, вписаться в движение в городе, где ты никого не знал. И так хорошо двигаться, что они решают, что ты должен быть самый главный. Заслуженный дедушка, все горячие точки 1840-х прошел, столько всего сделал, написал. С тех пор-то 20 лет с лишним прошло. Последние заслуги 20 лет назад были. Пора освежить. И он мечтал освежить. Читаешь письма того же Бакунина и понимаешь, что он хороший психолог. Как же так получилось, что он эти сказки... У меня тут цитата из Маркса, он писал про Нечаева: “Даже имя этой личности не заслуживает упоминания”. Потом его пришлось упоминать. Но об этом позже. Как же Маркс не повелся, а Бакунин повелся? Как получилось у Нечаева обмануть Бакунина? Бакунин сам себя обманул. Это очень интересный документ, это письмо, которое Бакунин уже в 1870 году писал Нечаеву. Можно сказать, о разрыве отношений, хотя разрыв немного позже произошел. В этом письме он объясняет: “Ты думаешь, я поверил в твои Петропавловские истории? Что у тебя подпольная партизанская армия. Я сразу понял, что как может быть подпольная армия, и никто про нее не знает. Но я увидел, что ты предан революции”. То есть, Бакунин определил, что Нечаев не мошенник и не агент. Что он приехал не чтобы кого-то посадить. Он реально хочет делать дело. Это Бакунину очень импонировало. Он ему в том же письме говорит: “Я понимаю, что я уже старенький. Что из России кто еще ко мне приедет. Я в тебе хорошие задатки увидал. Их еще надо развивать”.
Клим Жуков. Других анархистов у меня для вас нет.
Реми Майснер. Да. “Я же понял, что ты действительно хочешь создавать эту подпольную партизанскую армию”. Бакунин взбодрился. Очень ему эти идеи нечаевские про то, что создать подпольную армию, прыгнуть из-за угла, когда начнется революционный подъем, импонировали. Мы давайте будем постоянно бунтовать, давайте постоянно будем кусать буржуйское правительство, постоянно какие-то акции устраивать. И в этих акциях вырастим костяк настоящих революционеров. В жизни так не работает. В жизни получается наоборот. Не вырастить армию, а погубить то, что у тебя есть изначально. Тем не менее, Бакунин знакомит Нечаева с Огаревым, с Герценом, со всеми своими серьезными знакомыми. Нечаев Бакунину про тот же революционный взрыв начал рассказывать. Это же интересно было, человек в России давно не был. “В любое село приезжай, кинь клич, все мужики за топоры“. - “Как хорошо-то”. Еще был эпизод. Бакунин получается с Марксом поссорился напрочь через Нечаева. Там и так были такие отношения довольно натянутые. Бакунин в Интернационал вступил и тут же начала говорить: “Ребята, а что это у вас все такое легальное? Давайте заведем внутри Интернационала еще один. Он будет со своим уставом, со своим комитетом. Со своей повесткой дня, со своими съездами”. Мы, говоря о Бакунине, увидим, что он сам был немножечко Нечаев отчасти. Ему сказали: “Зачем это у нас будет организация нелегальная? Ты не только нелегального ничего не создашь, ты нам легальные организации погубишь”. А он стал это делать все равно. Не потому, что он такой подлый. Он рассчитывал, что создаст, что они себя покажут, сделают революцию где-нибудь.
Клим Жуков. Не негодяй. Он скорее малолетний дебил. Так это выглядит.
Реми Майснер. Да. Определенное непонимание. За непонимание таких вещей можно спрашивать сегодня, когда у нас труды Ленина есть. С Марксом он тогда дружил. Маркс ему подкинул работенку через знакомых. Русский издатель Поляков хотел издать у нас Маркса в России. Для чего заказал Бакунину перевод. И выслал ему аванс 300 рублей. По тем временам хорошие деньги. Два крестьянских дома нормальных. Можно было где-то год жить с семьей. Тут появляется Нечаев: “Бросай переводы. Сейчас начнутся крестьянские бунты, некому будет возглавить”. Бакунин говорит: “Я бы с удовольствием. Аванс потратил уже. Как-то неудобно перед людьми”. Товарищ издателя приехал, ждал работы от Бакунина. А дождался, что Нечаев ему прислал записочку, там такие были личные оскорбления: “Приезжают сюда из России некоторые барчуки и думают, что нормальные люди им позволят эксплуатировать таких, как наш товарищ Бакунин. Если вы, барчуки, думаете, что сегодня для России нужно переводить какие-то заумные книжки, сами и переводите”. Вот такая история. Он Бакунину не говорил, что будет такое писать.
Клим Жуков. Если бы я узнал, что от моего лица что-то такое излагают, я был бы очень недоволен.
Реми Майснер. Человек, с которым у тебя хорошие отношения. И который еще дружит со всеми твоими другими друзьями. И это типичный прием нечаевской работы. Криминал по мелочи и совершенно не к месту. Еще один ход, к которому он регулярно прибегал. Законность этого хода он обосновывает в своем “Катехизисе”. У Бакунина и так проблемы уже начинались за его подпольный альянс в Интернационале. А тут, благодаря Нечаеву, это дело заиграло новыми красками. Получалось так, как будто он внутри Интернационала не просто свою собственную организацию хотел сколотить, а организацию непонятных, мутных мошенников. Не в последнюю очередь за свое исключение из рядов Интернационала Бакунин должен товарища Нечаева благодарить. Там и так его собирались прорабатывать за дезорганизаторскую деятельность. Но тут получилась дезорганизаторская деятельность и криминал. Бакунин выписал Нечаеву мандат от имени Европейского революционного комитета, который Бакунин еще собирался только создавать. Он Нечаева упрекает: “Что ты мне рассказывал про комитет, когда у тебя еще нет его?” А на самом деле он также сделал. Он от имени несуществующего комитета выписал Нечаеву мандат. И Нечаев с этим мандатом начал суетиться на благо революции в меру своего понимания. Например, он начала посылать в Россию компрометирующие письма. В расчете как с этими студентами. Помимо компрометирующих писем, через которые люди должны были страдать и революционизироваться... Представь, я с тобой завожу знакомство по переписке, ты вроде видишь, что я хороший человек. Я у тебя прошу помочь денежкой. Ты мне сколько-то присылаешь. Потом я тебе следующее письмо пишу: “Ты в курсе, что ты проспонсировал ИГИЛ?” Таким образом, он добывал денежку и заставлял людей по своим делам суетиться. Таким образом, поработав, он собрался в Россию с мандатом Бакунина.
Клим Жуков. То есть, обратно вернуться решил.
Реми Майснер. Время подходило. Революционный взрыв со дня на день. Он его совершенно точно продолжал ждать. Он в него верил. Он человек был глупый и действия предлагал глупые. Если бы он был шантажист, можно было бы сказать, что он ловкий шантажист. Но он не был шантажистом.
Клим Жуков. Может быть, он был ограниченный, а не глупый? Действует он ловко периодически. Сам образ действий все-таки какой-то интеллект выдает.
Реми Майснер. Ловкость-то в чем? Это не ловкость, а подлость. С письмами сильно ловко? Тут ловкость только в том, что ему поверили. В чем тут ловкость? Это скорее беспринципность по мелочи. Если бы Нечаев любого мог так уболтать. У него был очень неприятный потом эпизод. Так или иначе, он предлагал всякие глупые вещи нелепые. И убедить людей в этом он не мог. Не умея их убедить, он их пытался заставить это делать какими-то окольными методами. Например, шантажом. Или сказав, что они будут делать что-то совершенно другое. Мы сейчас поговорим о том, как он в России работал. И ты увидишь, что там ума особо нет. Возвращаясь к той цитате. За методы конспирации какие-то уникальные его хвалили.
Клим Жуков. “Особые навыки конспиративной работы”.
Реми Майснер. На самом деле особые навыки. За такие навыки конспиративной работы жандармы должны были выдать Нечаеву большую медаль. Потому, что это не конспиративная работа. Он начал сколачивать организацию. И там были заведены такие навыки конспирации. Например, каждая ячейка подпольщиков должна была писать каждую неделю отчет. Где без всяких шифров просто писалось сколько подрывной работы сделали за неделю. Столько-то листовок расклеено.
Клим Жуков. Это же готовый донос на самого себя.
Реми Майснер. Да. С фамилиями. Все очень подробно. Но мало того. Не только отчет о проделанной работе, а еще о том, что собираешься делать в будущем. Потом они проводили совещания, где вели протоколы. Эти протоколы и эти отчеты хранились в одном месте, у второго человека в организации, он же казначей. Хранились у него дома и по месту работы. Причем было известно, что место работы под наблюдением. Там лучше даже мимо не проходить ни с чем нелегальным. Такие особые “особые навыки конспиративной работы”. А кто же был согласен работать-то?
Клим Жуков. Те, кто еще хуже.
Реми Майснер. Там не те, кто еще хуже. Революционные студенты были хорошие, добрые, чистые.
Клим Жуков. В смысле еще хуже разбирающиеся в действительности.
Реми Майснер. Не в действительности, а конкретно в этой работе. А он-то приехал к ним с мандатом от Бакунина. Может, они бы сразу сказали, что он предлагает какие-то странные вещи. Он эти доносы на самих себя начал собирать еще во время студенческих беспорядков. Он тогда уже на одной сходке сказал: “Мухи отдельно, котлеты отдельно. Все, кто за демонстрацию, пишите свою фамилию”. Все стали писать фамилии. Потом кто-то сказал: “А если к жандармам это попадет?” Пока кричали, он листок уже куда-то припрятал. На следующую сходку пришло на две трети человек меньше. Решили, что ходить туда нельзя. Теперь у него был настоящий мандат. Он еще привез какое-то письмо от Бакунина. А они никогда революционера в жизни не видели настоящего. И не было тогда вокруг никого серьезного, кто бы мог Нечаева притормозить и объяснить всем кто он такой. Тот же Лопатин в это время в ссылке был. Собирались ребята изучать деревню на предмет революционных взрывов. Они толком не успели ничего сделать. Правительство попытки изучения деревни пресекло в зародыше. Даже с этим своим мандатом он укомплектовал вокруг себя... Хорошие ребята. Успенский Петр, нормальный парень. Он до этого пытался кружок самообразования организовать. За что уже подвергался репрессиям. Самый в его организации взрослый человек, это был товарищ Прыжов. Очень хороший был товарищ. Он на 20 лет был старше Нечаева. Историк. На самом деле серьезный историк, пару страниц список работ занимает. Но он, как Засулич пишет, к тому времени, как с Нечаевым познакомился, он плотно присел на стакан. Как Засулич пишет, когда он был трезвый, он все равно выглядел как пьяный. Он сильно анализировать и разбираться не мог. Он услышал, что человек в 16 лет начал учиться, а сейчас уже Канта целыми страницами цитирует. Впал от этого в восторг и немедленно в организацию записался. В таком духе. Студенты местные, не старше второго курса. Большая часть организации Нечаева не знали. Единственное, что он грамотно сделал, это когда он себе навербовал пятерку, а потом с этой пятерки каждый себе навербовал еще пятерку.
Клим Жуков. Сетевая структура.
Реми Майснер. У них еще метод был какой... Особые методы конспиративной работы. Он им сказал, что: ”Теперь ваших имен не существует, у вас номера. Вы все по номерам пятерки”. А кого себе в пятерку завербовал, будет номер одиннадцатый, двенадцатый... Твой номер плюс еще одна цифра. С точки зрения конспирации это не сильно хороший метод. Если жандармы узнали твой номер в организации, они сразу узнают в каком ты статусе, давно ли ты в нее вступил. Сразу кучу информации они получают, услышав твой номер. А сопоставляя номера, они могут связи вычислить. Но там же, где у них хранились протоколы, отчеты, у них хранилась бумажка, на которой было написано какому номеру какая фамилия соответствует. Можно было огород и не городить.
Клим Жуков. Это у нас получается, в 1869 году он вернулся в Россию?
Реми Майснер. По-моему, в 1870-м. Там вся история происходит с 1869 по 1872. Это продолжалось очень недолго на самом деле. Один журналист прикалывался на процессе над всей их документацией: ”Если бы эта организация пару лет просуществовала, им для архива надо было помещение отдельное”. Они писали друг на друга характеристики, они писали, кто из знакомых их идеям сочувствует. Грубо говоря, Нечаев приехал инкогнито, его поселили у человека, который не в курсе. Его фамилия попадает в отчет, что такой-то помог. Когда жандармы за ними пришли... До того, как начался суд жандармы были счастливы. Они сами на себя все написали. Достоевского почитав, можно подумать, что они друг друга сдавали. Когда у тебя лежит отчет, где твоей рукой написано. Всех друзей, всех спонсоров. Взял денежку, записал, что получено от такого-то на подрывную работу. Все, с кем они говорили, все, кому они читали свои прокламации. Я тебе прочитал прокламацию, ты если тут же в охранку не побежал, ты уже виноват. Рядом с отчетами и фамилиями лежала программа, что они собираются убить царя, министров, губернаторов, помещиков. Они вот уже одного студента убили. И это убийство студента, это явно была тренировка. К вопросу о студенте. Студент Иванов в нечаевской организации был с самого начала. Он впечатлился этим мандатом. Но он, в отличие от всей этой пятерочки нечаевской, был человек очень волевой, неглупый. Он начинал всякие вопросы задавать: ”Зачем мы будем это делать? Что из этого получится?” Нечаев очень нервничал. Потому, что если на них отвечать, половина организации разбежится. А если не отвечать, тоже получается неловко. А Иванов был очень деятельный участник нечаевской организации. Его знала вся Сельскохозяйственная академия. Знали, что он человек хороший, всем помогает. Студенты его любили. И он всех своих друзей завербовал. Все были на энтузиазме, что настоящий революционер приехал. Что они реальными делами займутся. А реальными делами он мог их какими занять? ”Вербуйте новых членов и ищите деньги”. Чем они и занимались, тщательно все это указывая в отчетах. Например, ближайший соратник Нечаева Кузнецов, он был из купеческой семьи. Ему дали задание с купечества денежку собирать. Это у него шло не очень хорошо, но сказать об этом он стеснялся. А ему родители на карманные расходы давали. Он насобирает по родне рублей 200, а потом приносит Нечаеву. Пишет липовый отчет, где указывает реальные фамилии. С такими революционерами, как Нечаев опасно знаться. Тут у Нечаева пошли не очень хорошо дела. Потому, что когда все знакомые были завербованы, деньги собирались, все это в какую-то рутину превратилось. Стало непонятно, чем они будут дальше заниматься. Нечаев решил самых активных и деятельных членов организации повысить. Например, Иванова того же. И говорит: ”Вы, ребята, революционеры ступенью выше. Вот, читайте новые правила”. А этот его знаменитый ”Катехизис революционера”... Название, ”Катехизис революционера” придумал журналист Катков. Нечаев так не называл, он очень не любил церковную риторику, а любил канцелярщину всякую. У него это называлось по-канцелярски ”Общие правила для сети отделений”.
Клим Жуков. ”Катехизис революционера” короче.
Реми Майснер. Катехизис в форме вопросов-ответов должен быть.
Клим Жуков. Не обязательно.
Реми Майснер. Хотя, может быть, был и ”Катехизис”. Потому, что Бакунин упоминает в письме. Когда вербовать стало некого... Они еще пытались... У них по ”Общим правилам для сети отделений”, они должны были входить в сношения с преступным миром. Прыжов говорит: ”Я писал исследование. Я знаю один кабак на Хитровке. Поедем туда”. Они пришли туда и сели. Не знали, что дальше делать. Глаза поднять боятся. Там кабак специфический, а тут пришли нарядные ребятки. К ним начали потихоньку проститутки подходить. Одну они из жалости накормили обедом. И она им тоже из жалости сказала: ”Ребята, вас здесь шваркнут, если вы в ближайшее время не уйдете”. Они ушли. Поиски преступного мира этим и ограничились. Так или иначе, хочет Нечаев для бодрости повысить деятельных участников организации. В частности Иванова. Он им говорит: ”Поскольку вы революционеры ступенью выше, вот вам новые правила”. А у него этих правил было, насколько я понял, три вида. Одни для рядовых участников, там были вырезаны моменты, что можно врать своим соратникам. Был второй вариант, где отдельные вкрапления были, что: ”Вы теперь революционеры высшей категории, а всех, кто ниже можно и обмануть”. Когда Иванов эти правила читал: ”Можно сказки рассказывать? Что ты из Петропавловской крепости бежал?” После этого эпизода Иванов перестал Нечаева слушаться и начал с ним регулярно заводить споры. У Нечаева с аргументацией проблемы были, он начинал нервничать. Начала на Иванова рычать. На впечатлительных людей, особенно на барышень, его жуткие взгляды производили впечатление. Но Иванов был молодой, активный, очень здоровый физически. Поэтому Иванов начал рычать в ответ. Когда тот начала кричать, что напишет в комитет, Иванов публично поставил под сомнение существование этого комитета. Иванов сказал, что свою организацию создаст. Проблема в чем была? Нечаев понимал, что если Иванов уйдет из организации, убежит половина студентов.
Клим Жуков. Ну, да. Они посмотрят, что можно.
Реми Майснер. А самое главное, что все начнут обсуждать приказы. У Нечаева еще и в Петербурге были проблемы. В Петербурге кружки остались. А туда вернулся из заграницы Негрескул. Хороший человек. Он съездил в Швейцарию. Поговорил с теми, кто Нечаева знает. Вернулся и начал бегать по этим революционным студентам, кричать: ”Кого вы слушаете?” Он дружил с Петром Успенским, у которого лежал склад оперативной информации. Настоящий революционер конспиратор. Как он ему писал? Ничего прямым текстом: ”То, что я тебе рассказывал программу, это нормальный бизнес-план. А то, что тебе этот барин предлагает, это биржевая спекуляция. Ты будь поосторожнее”.
Клим Жуков. Исходя из действий, которые предпринимал Нечаев, было понятно, что или он превратится для своей организации в некоего диктатора, или от него в скором времени все это разбежится. Возможно, кто-нибудь на него ”стукнет”.
Реми Майснер. Ты сам видишь, какая конспирация была. Они чуть ли не в открытую прокламации читали.
Клим Жуков. Людей и более законспирированных вели, как правило.
Реми Майснер. У ишутинцев были зачатки нормальной конспирации. Там и поумней люди попадались.
Клим Жуков. Из этого исходя, надо понимать, что до момента, когда Нечаев сделает что-то очень нехорошее оставался буквально шаг.
Реми Майснер. Буквально шаг. У него в Петербурге организация начала разваливаться. Потому, что Негрескул начал рассказывать всем о внутреннем мире нечаевском. Он как раз собирался ехать в Петербург, а тут буквально на вокзале узнает, что Иванов сказал, что тоже... Он Прыжову сказал, что организация у них будет своя. Нечаев понял, что нужно не в Петербург ехать, а спасать то, что в Москве. А поскольку демократическими методами он не видел возможности это разрулить, он решил разрулить диким методом. Просто тупо студента Иванова убить. Для этого подтянул еще четверых человек. Как ты думаешь, если в революционной организации кто-то начинает жандармам ”стучать”, надо организации как-то вопрос решать? Не скажешь же ты, что решать не надо, пусть дальше ”стучит”. Теперь я говорю, что студент Иванов ”стучит” охранке. Других методов решить вопрос нет.
Клим Жуков. В это включился 40-летний Прыжов.
Реми Майснер. Он очень просил не включать его: ”Я старый человек, я весь трясусь”. Нечаеву Успенский с Кузнецовым говорят: ”Может не будем его брать? Зачем он нам?” - ”Нет, он ненадежный”. Опытный конспиратор сказал бы: ”Зачем он вообще об этом знает, если он ненадежный?” Но у них опытных конспираторов не было.
Клим Жуков. Или уж доверь, кому ты доверяешь в самом деле, или сам давай. У тебя же там есть оружие?
Реми Майснер. Николаев принес пистолет. И студента бедного не стало. И это было самое серьезное преступление, совершенное, как там в цитате сказано, ”опытным конспиратором” Нечаевым. Это самое серьезное, что они сделали. На процессе нечаевцев самые серьезные срока получили участники убийства Иванова. А кроме них село два человека, это Петр Ткачев и его подруга Дементьева. Причем они сели за дела, не имеющие отношения к нечаевскому делу. Всех остальных пришлось отпустить. Потому, что выяснилось, что не наработали они на срок. Про процесс давай поговорим. Я читал про этот процесс, самое интересное, что было читать, это записки сотрудников Третьего отделения, которые собирали информацию. Процесс этот уникальный был в истории Российской империи. Потому, что ни до, ни после никогда политических не судили вот так. Царские жандармы читали ”Катехизис революционера”: ”Это нам медийный подарок. Революционеры хотели царя убивать, а убили своего друга студента. Сейчас будет им позор”. В этот раз решили в условиях гласности, чтобы журналисты были. Не то, что гласности. Даже было сказано, что стенографические отчеты с этого процесса непременно нужно печатать полностью. Поскольку у них была гласность и все обвиняемые ничего особо не отрицали, они решили, что можно еще публику запустить. Пусть приходит, кто хочет. Открытый процесс. Помимо этого, можно им разрешить нормальных адвокатов взять. Чтобы потом сказать: ”Вот, вы кричите, что царская Россия. Смотрите, как мы судим даже террористов”. И товарищ министра юстиции царю написал доклад, что: ”Этот процесс явно благотворное влияние на общество произведет”. И процесс пошел. Оказалось, что подарка никакого для реакционеров не получилось. Получилось строго наоборот. Во-первых, они ожидали, что все подсудимые будут каяться. Если кто и каялся, они каялись в том, что связались с Нечаевым. Но после этого каждый говорил: ”Но революцию же делать надо”. И начинают подробно высказывать свои убеждения. А эти убеждения надо в ”Правительственном вестнике” печатать и по всей стране рассылать. Очень они рассчитывали на ”Катехизис революционера”. Катков, его статья насчет этого процесса: ”Они претендуют на моральный авторитет, наши революционеры. Давайте почитаем, как они сами видят себя”. И дальше ”Катехизис” с его идиотскими формулировками. Как будто это специально писалось для жандармов. И рассчитывали, что все революционеры будут таким образом ”запомоены”. На процессе выяснилось, что этот ”Катехизис” видел только один Нечаев целиком и полностью. А в отрывочном виде его видело еще человека три. Выяснилось, что не имеют они отношения к этому ”Катехизису”. Зато выяснилось, что все они замечательные люди. Потому, что когда они начали рассказывать почему они пришли в революцию... Когда Успенский сказал: ”Я хотел учить людей, а меня за это начали обыскивать”. Помимо ”Катехизиса”, который никто не читал, наши реакционеры-мракобесы рассчитывали на убийство Иванова. Показать, что революционеры убили своего товарища. И тут опять ничего не получилось. Из тех людей, которые шли убивать студента Иванова, они не все знали, что идут убивать студента Иванова. Двоим об этом сказали уже на месте. А один из тех, который знал заранее, он шел с мыслью, что как-то отговорит. Он шел не убивать, а отговаривать от убийства. Еще выяснилось, что те, кто знал, что это убийство, они тоже обмануты были. Это не коллегиальное решение, Нечаев их обманул. Вот эти участники убийства, они получили суровые срока. Ткачев с Дементьевой получили немножко тюрьмы, а остальных пришлось освобождать. Потому, что адвокат Спасович их защищал, он был автором учебника по Уголовному праву.
Клим Жуков. Спасович был звезда в свое время.
Реми Майснер. Он говорит: ”Граждане судьи, что вы из этого глупого молодняка делаете террористов? Писали, что собираются кого-то убить. Мало ли кто чего собирается. У нас же был процесс ишутинцев. Там настоящие террористы. У них были склады оружия, химическая лаборатория. Это-то чего сделали? Ничего”. Пришлось освободить всех. И председатель суда им сказал, что очень возмутило Каткова: ”Господа, вы больше не подсудимые. Теперь ваше место не на позорной скамье, а среди публики”. Катков это преподнес: ”Это что же делается? В зале суда террористу судья говорит, что ты на скамье не сиди. Что за ужас?” Самое интересное про этот процесс даже не что пресса писала, а что агенты Третьего отделения писали. Они как нервничали. ”Чистой публики не было. С самого утра толпа студентов приходит, все места занимают. Потом чистой публике сесть некуда. Эти студенты яростно выражают одобрение. Вся эта толпа не расходится после того, как заседание закончилось, а стоит на улице и ждет когда повезут подсудимых в тюрьму. И этим каретам машут, кланяются, пытаются что-то передать. На следующий день поставили цепь жандармов, чтобы не подпускать никого к каретам. Они все равно стояли, издали кланялись. Повезли кареты с закрытыми окнами. Они кланяются этим каретам”. Реакционеры в шоке. Катков: ”Что же вы никак не поймете, что революция, это плохо?” У Каткова интересная статья. Он пишет, что все их идеи, это бред, это никому не нужно. А с другой стороны он отчаянно требует, чтобы им запретили эти идеи высказывать. ”Зачем Дементьевой о положении женщин давали говорить? Положение женщин имеет отношение к прокламациям? Нет. Судья должен был сказать, чтобы подсудимые замолчали. А если подсудимая не хочет замолчать, у нас специально для такого есть судебный пристав”. Ты же говоришь, что это нелепо, глупо. Пусть себя позорят, кричат. Нет, он очень опасается. Вместо благотворного эффекта получается строго наоборот. Был такой журналист Арсеньев. Он по совместительству агент Третьего отделения. Сохранилась его записка шефу жандармов. Очень дельная записка. Он там про весь этот процесс пишет: ”Ребята, что же вы сделали? Вы хотели прорекламировать нигилистов? Так у вас получилось. Теперь все их знают”. Ничего не добившись от нечаевцев, царские сатрапы решили, что нужно срочно Нечаева искать.
Клим Жуков. Нечаев-то сбежал.
Реми Майснер. Сразу хлопнув Иванова, он очень грамотно понял, что скоро всему конец. Всему даже раньше пришел конец, чем он думал.
Клим Жуков. Он, получается, год в России пробыл. В 1870 году он уже был в Швейцарии. Просил встречи с Герценом через Огарева и Бакунина.
Реми Майснер. Насколько, я понял, они с Бакуниным даже ходили к Герцену. Но, по-моему, он не очень понравился Герцену. А потом Герцен умер.
Клим Жуков. Он же в январе 1870 года и умер. Все закончилось просто. Швейцарцы Нечаева по требованию Российской стороны экстрадировали.
Реми Майснер. Это было непросто. Как только зашла речь про эсктрадицию, Нечаев тут же залег на дно. По деревням у новых знакомцев.
Клим Жуков. Дочка Герцена, когда узнала про выступление Нечаева в России, разорвала с ним отношения. Он же пытался на ней некоторым образом жениться.
Реми Майснер. Я еще думал: ”Вот наглец”. Потом у Засулич прочитал такой же эпизод с ней. Надо рассказать шикарный эпизод. Приехал в Швейцарию настоящий революционер, Герман Лопатин. Который только что вывез из России и спас Петра Лаврова, знаменитого теоретика народничества. Как он в собственной краткой автобиографии писал: ”Потом мне надо было съездить в Швейцарию, встретиться с Нечаевым и Бакуниным”. Это был настоящий революционер. Он приехал: ”Сережа, мне столько про тебя писали. Расскажи, что ты там сделал. В Петропавловской крепости сам был, оттуда непросто бежать. Расскажи, как у тебя получилось”. Это я со слов Маркса. На что Нечаев: ”Ты же понимаешь, Герман. Конечно не бежал. Но иногда для нашего дела надо присочинить чуть-чуть”. Тот ему сразу: ”Какое это у нас общее дело, ради которого я тебе должен помогать людей околпачивать? С кем ты из серьезных революционеров работал?” Тот: ”Ни с кем”. - ”Ладно. Тогда я тебе сразу говорю, что об этом нашем разговоре будет известно Бакунину. Мы тебе не дадим хороших людей с толку сбивать”. И приехал к Бакунину, рассказал ему. Тот сказал: “Позови Нечаева, в глаза ему это повтори”. Приходит Нечаев и Лопатин ему повторяет то же самое. На что Бакунин Нечаеву пишет: “И ты стоял, молчал. Сказать тебе было нечего. Все твое вранье всплыло. Что весь твой комитет, это студенты перепуганные”. Но все равно ему пишет: “Давай с тобой работать”. И Нате Герцен отправил это письмишко. “Вот, что я нашему барону написал”. У него кодовое имя “барон” было у Нечаева на тот момент. Ната пишет: “Дядя Миша, ты совсем дурак? Ты дальше с ним будешь работать? После всего того, что он сделал. Как ты его собираешься контролировать? Мне Лопатин написал, что это за человек”. После этого Нечаев, видимо, понял, что отношения с Бакуниным долго не продержатся. Бакунин много про него знает, чтобы он лишнего не болтал, он у него спер несколько важных писем, чтобы у себя держать. Бакунин ему следующее письмо пишет: “Ты уже на меня компромат собираешь? После того, как я к тебе хорошо отнесся”. Он ему отвечает: “Старый ты дебил. Я знаю, что вы против меня сговариваетесь и гадости про меня собираетесь говорить”. И это письмо Бакунин Нате Герцен отправляет: “Будет впредь наука. Жалко, что я очень старый”. Но когда Нечаева выдали... Царскому правительству срочно нужно было поправить впечатление: “Ладно, там ни одной мрази не было. Но вот этот, который “Катехизис“ написал, точно мразь. Привезите его сюда. Хоть как-то впечатление поправим“. Швейцария выдает Нечаева. Бакунин опять Нате Герцен пишет: “Знаешь, нет ни одного человека, который сознательно и целенаправленно мне столько навредил. А мне его жалко. Я думаю, там он вести себя будет как надо”. И действительно, чуть ли не все пишут, что он почти реабилитировался.
Клим Жуков. Он, во-первых, отказался от защиты.
Реми Майснер. Он сказал: “Ребята, вы хотите меня разыграть, что справедливый суд устроили? Я ваш военнопленный. Вы меня привезли загнобить”.
Клим Жуков. Он их обозвал: “Шемякин суд”.
Реми Майснер. Он не стеснялся. “Зачем вы студента Иванова убили?” - “Я вам отчетов не даю. Пусть ваш царь придет и вопросы мне задает. Я и ему отвечать не буду. Да здравствует земский собор!” И царские сатрапы в такой сложной ситуации. Он орет про земский собор, и затыкаться не собирается, а ведь это надо будет печатать в газетах. Пришлось приставам ему затыкать рот. В зале сразу: “Отпустите человека!”
Клим Жуков. Они вынуждены были вести открытый процесс с полным освещением в печати.
Реми Майснер. Он их всех опозорил. Получилось, что ему дали трибуну.
Клим Жуков. И посадили его не как политического, а как уголовного.
Реми Майснер. Сидел он в одиночке, в Петропавловской крепости. А подельники его поехали на настоящую каторгу. Петра Успенского, например, повесили сокамерники.
Клим Жуков. Да, такой эпизод я слышал. И Нечаева должны были на рудники.
Реми Майснер. Петр Успенский хороший мальчик, а тут попал в такую ситуацию... У него в камере подкоп делают. Подкоп делают серьезные ребята, настоящие революционеры. Александр Юрковский, кодовое имя “Саша инженер“. Про которого Фигнер писала, что таких как он в организации один человек обязательно должен быть, но два уже много. Попадает к нему бедный Успенский. С ним Игнатий Иванов. За покушение на Киевского губернатора. И вот они делали подкоп, а Успенский странно себя вел. Они это странное поведение не восприняли. Ему раз сказали: “Не трепись...” Он, вроде, жене написал. Не прямым текстом, но: “Готовится мероприятие...” Ему сделали замечание, что не надо такое делать. Это у него срок уже подходил, а у Юрковского с Ивановым пожизненное. Им нечего терять. И если они не убегут, их упрячут в крепость. То есть, они все на нервах. И узнают, что он на свидании еще трепался. Сводили в баню и повесили. Самому Нечаеву в одиночке сиделось очень не сладко.
Клим Жуков. А ему на момент посадки было 26 лет. Это он к 26 годам успел столько интересного сделать. И нагадить всем, кого знал.
Реми Майснер. Кто его переночевать пустил, их тоже подтягивали по нечаевскому делу. Не надо думать, что если их освободили, то у них не было проблем. Какие проблемы с карьерой, вы почитайте Чехова “Человек в футляре”. Какие могли быть тогда проблемы. Жизнь поломана там была напрочь. Он еще завербовал там всю тюремную команду. Наконец-то у Нечаева не стало соратников, которым можно нагадить. Рядом были только сатрапы, он гадить начал им. Когда вскрылась ситуация с конвоем, ему усилили режим и заморили.
Клим Жуков. Что и следовало ожидать. Момент индивидуализма в революции... И крайнего идеализма. Не идеализма в смысле высоких идеалов, а идеализма в смысле философского направления.
Реми Майснер. Бакунин писал: “Ты даже не материалист. У тебя какой-то пантеистический идеализм”.
Клим Жуков. Это самые опасные люди для окружающих. Которые и революцию не сделают, организацию погубят. И всех, кто вокруг говном измажут. При этом сами по себе будут очень яркими персонажами. Вот про Нечаева бы какое-нибудь хорошее кино снять, поучительное.
Реми Майснер. Есть экранизация “Бесов”, там не совсем Нечаев.
Клим Жуков. Про “Бесов” в следующий раз. Спасибо.
Реми Майснер. Не за что.
Клим Жуков. На сегодня все. Всем пока.
Новости
VIP
