Клим Жуков. Всем привет. У нас в гостях долгожданный Реми Майснер. Реми привет.
Реми Майснер. Здравствуйте.
Клим Жуков. Обратите внимание на стол. Смотрите сколько у нас чашек с чаем сегодня. Аж четыре вместо двух положенных по норме. Это почему?
Реми Майснер. Спросите вы.
Клим Жуков. Спросите вы. Мы ответим со всей пролетарской прямотой и академической добросовестностью. Потому, что мы сегодня обсуждаем вот эту вот книжку. Называется ”Один день Ивана Денисовича”. Александра Исаевича нашего Солженицына. То есть, То есть Солженицынские чтения, таким образом, продолжаются.
Реми Майснер. Углубляются. Да.
Клим Жуков. Гораздо сильнее. Настолько мощная, что пришлось удвоить норму дачи чая.
Реми Майснер. Да. Такой хороший. Я тут загибал уголочки на каждой страничке, где злобная антисоветская пропаганда.
Клим Жуков. Вообще конечно когда это публиковали, по этому поводу буквально так... Теперь говорят, что: ”Первое опубликованное произведение Александра Солженицына, принесшее ему мировую известность. Публикация которого, по мнению историков и литературоведов, повлияла на весь дальнейший ход истории СССР”.
Реми Майснер. Так что когда мы над ”Архипелагом ГУЛАГом” корпим, надо сказать ”спасибо” Ивану Денисовичу.
Клим Жуков. А по этому поводу, кстати, немедленно по факту... Вот, например, Константин Симонов. Не кто-нибудь, между прочим. Константин Симонов в ”Известиях” написал так: ”Лаконичная, отточенная проза больших художественных обобщений. Повесть ”Один день Ивана Денисовича” написана рукой зрелого мастера. В нашу литературу пришел сильный талант. В ”Литературной газете”, кстати, Бакланов написал, тоже видный критик, без всяких ерничаний: ”Среди ежемесячного, ежедневного потока литературных произведений в разной степени талантливых, отвечающих различным читательским вкусам, являются вдруг книги, знаменующие собой гораздо больше, чем даже появление нового выдающегося писателя. Верится, однако, что человеку этому предстоит многое сказать людям”. Ну, и тут же все это завершает публикация в газете ”Правда”. Даже не в ”Известиях”. В ”Правде”.
Реми Майснер. В ”Правде” самой.
Клим Жуков. ”В нашу литературу пришел писатель, наделенный редким талантом. Как это свой свойственно истинным художникам, рассказал нам такую правду, о которой невозможно забыть. О которой нельзя забывать. Правда, которая смотрит нам прямо в глаза. Повесть А. Солженицына, порою напоминающая Толстовскую художественную силу в изображении народного характера, особенно значительна в том, что автор целиком сливается со своим изображаемым героем. И мы видим все изображаемое в произведении глазами Ивана Денисовича”. Вот так.
Реми Майснер. Тут вот в кратком пояснении в книжечке написано, что: ”Решение о публикации было принято на Политбюро. Под личным давлением Хрущева”. Не понял, что значит ”под личным давлением”. Пистолет что ли приставляли?
Клим Жуков. Он говорил: ”Давайте опубликуем”. - ”Может не будем?” - ”Нет, давайте опубликуем”.
Реми Майснер. Давайте точно. Удивился, что как же посмели они такую диссидентскую книжку ругать. Диссидентскую книжку, короче, с санкции Политбюро напечатали. Политбюро сказало, что такое в советских журналах писать можно.
Клим Жуков. Его в ”Новом мире” опубликовали первый раз. А ”Новый мир”, кто не понимает, это литературный журнал толстый... Кто-то, может быть, родился несколько позже и не застал великую славу этого ”Нового мира”. Это вот такой журнал, который расходился по ста процентам библиотек, которые были в Советском Союзе. По подписке его покупали сотни тысяч человек. Это никакая не шутка. Сотни тысяч человек. Это было такое издание, что если ты там напечатался...
Реми Майснер. Тебя прочитала вся страна.
Клим Жуков. Да. То есть, будь уверен, что тебя прочитают все.
Реми Майснер. И, стало быть, если Политбюро настаивает, чтобы такое печатали, значит, Политбюро очень хочет, чтобы народ что-то услышал. Весь. Целиком. Правда, кстати говоря... Мы кинем ссылочку. Товарищ Бушин такой.
Клим Жуков. Александр Бушин.
Реми Майснер. Да. Он же исследовал творчество Солженицына. У него статейка есть, на которую ссылочка будет. Он там приводит интересное письмо, которое он сам получил в те года. Он был советский писатель, публицист. Вот ему пишет человек: ”Что такое? Кругом одни восторженные отзывы. Мне, например, вообще не понравилось. Друг мой, который сидел, сказал, что: ”Чего? Половины не бывает”. Я просто удивляюсь. Неужели я один так думаю. А если я так думаю не один, почему... Я отправил письмо по всем газетам. Что такое у нас публикуется в нашей советской прессе? И мне не ответили ничего. И вообще я смотрю, не печатают ни одного отрицательного отзыва. Что, всей стране так зашло? Или мы с культом личности боролись, боролись, чтобы у нас теперь культ личности Солженицына был?” Вот. Такое вот письмо. И возмущение советского гражданина понятно. А почему... Давай, короче, товарищ Жуков, перейдем сразу к делу. Будем, так сказать... Бегло, по диагонали, читать это великое произведение. Как я называю ”Архипелаг ГУЛАГ в кратком изложении”. Все концепции есть. А одна концепция настолько крутая, что ее даже в ”Архипелаге ГУЛАГ” нет.
Клим Жуков. То есть, в прокатный вариант вошло измененное... Измененная концепция.
Реми Майснер. Там видать просто позиция... Когда он за бугром оказался, выяснилось, видать, что там это... Православные хорошо стоят... Их так полоскать, как он здесь это делает...
Клим Жуков. Не стоит.
Реми Майснер. Да. Выясняется, что он не только советскую власть не любит. Но это будет после. Итак, товарищи, что это за рассказик такой? Это рассказик... ”Один день Ивана Денисовича”.
Клим Жуков. Извини, пожалуйста. Нас поправят, что это повесть. Названо было повестью... Названо было повестью для солидности. На самом деле это рассказ. Сам Солженицын его позиционировал именно как рассказ. Повесть ему приделали, чтобы звучало солиднее, уже в издательстве.
Реми Майснер. Да. Ну, вот рассказик про жизнь лагеря. Глазами одного заключенного. Как сказать? Получше Шаламова местами. Мы вот с тобой разбирали ”Колымские рассказы”. Оно местами получше. Местами даже показана зоновская жизнь неплохо. В принципе, если убрать отсюда всю густопсовую такую антисоветскую пропаганду, получился бы хороший такой грустный рассказик. Потому, что, знаете, тюрьма, она даже у восторженного коммуниста, она не вызывает восторга. Мы к тюрьме относимся как к злу, которое появилось вместе с эксплуататорским строем. А потом, когда эксплуататоров мы изживем... Вместе с классами. То и в тюрьме необходимость пропадет. И можно было бы посетовать: ”Как же нехорошо, что у нас, на нашей славной советской земле, до сих пор...”
Клим Жуков. Такое есть.
Реми Майснер. До сих пор так грустно. До сих пор. Типичные такие... Кто в тюрьме сидел, и кто в армии служил... Таких эпизодов там много. Остановимся подробнее. Итак. С чего все начинается? Ну, начинается... Проснулся, значит, наш гражданин Шухов Иван Денисович. Просыпается он в лагере на шконочке. И вот, значит, пошла лагерная побудка. Тут даже неплохо. Перечитывал перед тем, как разбирать будем. Вот неплохо. Чернуха, как бы. Та, которая имеет место быть. Что он сам встает слегка больной. А сейчас вставать, целый день на морозе работать. Кругом эти противные рожи. Там этих других арестантов. Которые тебя уже вот так вот достали. Уже видеть ты их никого не можешь. Они все встали такие же как ты. Такое же настроение. И вот целый барак злых, недовольных мужиков. Вот он там ковыряется. Потом всякая бытовуха там идет. Ну, такая... Я тут даже закладочку не делал. Одной бригаде хлебушка не додали. В хлеборезке кто-то смошенничал. И тут накрывает нашего главного героя неприятность. Не успел он по побудке встать... Ведут его... Это самое... Ведут его закрывать в карцер. Потом выяснилось, что надо помыть в казарме у охраны полы. Он помыл, идет на развод. И вот тут уже... Первое. Первое, что попало. Рассуждает главный герой про валенки свои. Валенки-то им выдали, а ботинки пришлось сдать. И вот он жалеет: ”Там же в каптерке их в общую кучу кинут. Ботинки хорошие, удобные. Хрен мне их выдадут”. И тут такое проскакивает странное для советского журнала, пусть и 1960-х годов, такое сравнение: ”В одну кучу скинули ботинки. Твои не будут. Точно как лошадей в колхоз сгоняли”. То есть... Лошади, которых в колхоз сгоняли... Землю ты же на них и будешь пахать. И стоять они будут просто на колхозной конюшне, и заниматься ими специальный будет конюх, который только лошадями и занимается.
Клим Жуков. Это тебе облегчение. Это тебе не нужно утром подскакивать в пять утра. Я на конюшне работал. И я вам доложу, что наличие у тебя на хозяйстве своего личного коня, или не одного, это такой кусок геморроя. Как бы я к ним хорошо ни относился, к этим мопедам. Это значит, тебе нужно где-то в четыре тридцать, в пять встать. В пять утра бодрость духа редкостная. У меня лично точно. Дать им воды, чтобы они напились. И только через час их можно кормить. Лечь уже спать не сможешь. Ну, как так?
Реми Майснер. А тебе, напомню товарищам слушателям, еще землю пахать после этого.
Клим Жуков. Да. Конечно. А их нельзя... Их напоил, только через час их можно кормить. Иначе будут колики. И от этого конь может сдохнуть. А стоит он вы сами понимаете сколько. Вот. По-моему, это исключительно приятно, когда кони будут стоять в специальной конюшне, и ими заниматься будет специальный конюх. Который знает, как с этим управляться, и у него обязанность такая. Эта нагрузка снимается. А потом...
Реми Майснер. Поскольку ты попахал, ты, опять же, отвел к конюху лошадку и забыл. Пошел своими делами заниматься. А он будет делать манипуляции, которые надо после работы сделать.
Клим Жуков. А после работы лошадь нужно, во-первых, самое главное, отшагать. Вы отпахали... Не самое простое занятие. Попробуйте. Отпахали вы... Ну, у вас это 8 часов, скажем, заняло. Световой день. И вот лошадь уже не работает. И вы, вроде как, перестали работать. Но потом лошадь нужно из ярма выпустить и отшагать. Потому, что... Чтобы она потная сразу не встала в стойло. Ее нужно... Сердце у нее очень слабое. Для такого размера. Вот ее нужно отшагать, чтобы у нее сердечко перестало после работы трепыхаться. И вот, отшагав, ее нужно отвести в стойло. После чего ее нужно вычистить и вытереть, чтобы она потная не была. Потому, что она простудится. Работа кончилась, а у вас еще час развлечений. То есть, вы домой не пойдете. И есть вы не пойдете. Потому, что вам эту самую лошадь-кормилицу нужно в должном состоянии припарковать. Иначе нельзя. А вот как, интересно, получилось с ботинками? С ботинками такая же канитель? Их нужно отшагивать?
Реми Майснер. Понимаешь, получается такая канитель, что как бы... Что в колхоз отдать, что у тебя гопники забрали. Вот тут нам пихают такую прямую аналогию. И ладно бы нам сказали: ”У него мелкобуржуазная... Он еще не изжил”. Но нет. Это именно... Умные мысли хорошего человека. Потому, что Шухов тут хороший человек. Это нам пихают упорно.
Клим Жуков. Слушай, а вот на самом деле интересно. Аналогия-то офигенная. У тебя забрали ботинки хорошие, которые тебе подходили, а потом отдадут обратно по весне такие же, только больше и другие, как известно. Но это же аналогия с лошадями. С лошадями и с ботинками аналогии быть не может. Это признак шизофрении. В дурдоме как отличают шизофреника от не шизофреника? Сразу спрашивают, товарищ Майснер, ты, наверное, не знаешь: ”Что общего у карандаша и ботинка?”
Реми Майснер. Ну, и что же?
Клим Жуков. Оставляют следы оба.
Реми Майснер. Я бы не сказал. И чего, меня бы в шизофреники записали?
Клим Жуков. Нет, наоборот. Потому, что найти общее между лошадью и ботинком, это то же самое, что найти нечто общее между карандашом и ботинком. И то, и то забрали.
Реми Майснер. А тут нет... Тут именно, что... Это вражеская пропаганда. Это не просто он глупость сказал. Это вражеская пропаганда, что колхоз, это грабили крестьян... Тут об этом еще будет. Колхозная жизнь... Про волю он тут такого написал, что это, пожалуй, вреднее, чем то, что он про зону врет. Ладно. Значит, помыл он там у этих, конвойных, полы. И побежал на завтрак. На завтрак в столовую. В столовой... Вот еще странный момент. Сейчас я не удивился бы такое прочитать. Понятно. Сейчас это... Но это советский журнал, 1960-е годы. ”Там за столом, еще ложку не окунувши, парень молодой крестится. Бандеровец, значит. И то новичок. Старые бандеровцы, в лагере пожив, от креста отстали. А русские и какой рукой креститься забыли”. Полезный навык, незаменимый, который нам позволил Россию великую построить. То есть, как-то... Сетование по религиозным предрассудкам в советском журнале? Я понял, если бы это за бугром... Прикинь, это в Политбюро бы прочитали и сказали: ”Надо бы вот это в ”Новый мир”. А то действительно пусть они вспомнят. От креста их отучили.
Клим Жуков. Вообще конечно это вранье откровенное. Почему? Потому, что у нас же Хрущев когда устроил свою ”великолепную” инициативу... А именно: ”Покончим с последним попом”. Он-то как раз принялся закрывать церкви. Даже те, которые не нужно было закрывать. Устроил дикую, абсолютно лишнюю антирелигиозную пропаганду...
Реми Майснер. Напомню товарищам зрителям, что Ленин по этому поводу говорил. Ленин говорил, что вот так, оскорбляя верующих, хулиганя в храмах, вы им религиозный фанатизм только закрепляете. Вы, наоборот, даете попу возможность сказать: ”Сплотитесь все вокруг меня. Бесы нас осадили со всех сторон”. А они действительно... Они будут видеть, что их притесняют. Ленин говорил: ”Ни в коем случае не притеснять. Только убеждение, убеждение и еще раз убеждение”.
Клим Жуков. И образование.
Реми Майснер. Это, собственно говоря, иной раз у нас и до Хрущева в этом плане... Просто потому, что некоторым начальникам... Что проще всего? В газетах пишут: ”Антирелигиозная пропаганда. А у меня тут...” Как в Кадые. ”А я скажу, что по церквям все сто процентов”. А что люди из-за этого расстроены...
Клим Жуков. Это значит ровно что? Если сейчас закруглить рассуждения. Если Хрущеву потребовалась антирелигиозная кампания, это значит, что у нас масса народу отлично помнила, что креститься нужно правой рукой, троеперстием. Ну, или старообрядцы двумя перстами. То есть, если бы этого всего не было, все бы в самом деле забыли, спрашивается: ”Для кого Хрущеву нужно было устраивать эту истерику?”
Реми Майснер. С одной стороны мы устраиваем истеричную эту кампанию, которая фанатиков религиозных плодит. С другой стороны в ”Новом мире” печатаем: ”Как жалко. Русские как креститься забыли. И бандеровцев бедных. Молодых-то еще не переучили, а старые тоже забудут как креститься”. Если он помнил как креститься и при этом стал бандеровцем, значит, не такая и хорошая штука. Ну, ладно. Пошли дальше. Тут мы узнаем первый принцип Шухова. Несколько принципов. Понимаешь? Тут, как бы, товарищи зрители, Солженицын рисует кучу полностью оскотинившихся людей. От такой вот жизни лагерной. А Шухов... Тут прямо подчеркивается, что он-то... Местами тоже уже... Но такой вот остался. Твердые моральные устои сохранил. И вот у него первый принцип. ”Шухов снял шапку с бритой головы. Как ни холодно, но не мог он себя допустить есть в шапке. Вот. Это вот принцип. Человеческого в себе сохранил. Честно говоря, по молодости когда читал, не обратил на это внимания. А чего... От тут только что толкался в столовой, пер всех локтями. Кто-то замешкался. ”Рукой его свободной по шее, по шее. Не стой на дороге, не высматривай”. Там кто-то оголодавший попрошайничает остатки еды. А Шухов... Лучше бы ты сохранил принцип, что с людьми надо помягче. Шухов. Ладно. Ну, потом, значит, рассуждения о тюремной еде. Ну, такие... Ну, обычные. Вот... Легкая чернуха, но такая... Имеет место. Не думаю, что там ресторанная была... Тем более это 1940-е года. Тогда вообще везде было голодновато. А тут... Мы же не забываем, что Солженицын не только писатель, философ, мыслитель, он еще и творец языка. И отдельно отмечал эти вот неологизмы. В ”Архипелаге ГУЛАГ” мы уже сколько за первый том насобирали? Можно словарик наверное отдельный составить. А тут он начал... Как Солженицын конструирует новые слова, это, товарищи зрители, примерно так... Он берет обычное слово, открывает словарь Даля, находит к этому слову самый заскорузлый синоним, который там использовали в одной деревне какой-нибудь... Самой глухой губернии. И то с такого по такой год. Вот он это словечко берет, его вставляет и начинает щеголять: ”Как я русский язык изучил”.
Клим Жуков. А еще обязательно к нему какой-нибудь суффикс приделать и окончание. Тогда еще интереснее будет.
Реми Майснер. А иногда... Я не знаю. Может, я малограмотный. Там речь идет о том, что в прежние времена там, за несколько лет до этого, когда темно было, охрана стреляла осветительными ракетами. Территорию там освещала вокруг лагеря. ”А потом не стали ракеты кидать. Или дороги обходятся”. Вот ”дороги”. Я бы сказал: ”Дороги обходятся”. А Солженицын настаивает. Ударение стоит в книжке. Напечатано: ”Дороги обходятся”. Я никогда не слышал, чтобы так кто-то сказал. Ну, это ладно. Не самый такой... В общем, если хотите говорить по-солженицынски, товарищи зрители... На развод торопятся после этого. А... Нет. Еще Шухов решил забежать в санчасть. Может его освободят от работы. Ну, тут... Как бы вопрос поставил... Это не чернуха. Доктор сказал: ”У тебя тридцать семь и две температура. От работы освобождают когда тридцать восемь. Если хочешь, оставайся на свой страх и риск, но там как главврач. Если главврач тебя признает здоровым, тогда запишут, что ты отказник”. На что Шухов ничего не ответил, не кивнул даже. Шапку нахлобучил и вышел. ”Теплый зяблого разве когда поймет?” Я, честно говоря, не понял. А чего он? Ему сказали как есть. Разговаривал с ним фельдшер. Прекрасно знает, что там врач главный. Чего он тут огорчился? Неясно. Ладно. Это ладно. Все-таки идти ему на работу. И вот тут... Да. Интересно из лагерного быта. Лагерь у них очень особый. Называется ”Особый лагерь”. Кому пришла в голову тогда из гулаговского начальства гениальная идея взять всех политических и собрать их в отдельные лагеря, где только 58 статья будет сидеть. То есть... Ну, это потом в ”Архипелаге ГУЛАГ”, когда восстание описывает Солженицын. А там вся буча началась с того, что им прислали этапом бандеровцев человек 600 сразу. Сразу заехала банда 600 человек.
Клим Жуков. Батальон.
Реми Майснер. Причем с армейской дисциплиной, с иерархией со строгой. Дисциплина такая, что молодому просто: ”Иди того зарежь. Потом пойдешь на вахту. Скажешь, что: ”Он меня толкнул, я разозлился”. Понял?” – ”Все понял”. Пошел, исполнил. Вот. И вот тут это проскакивает. Рассуждает Шухов про то, как на хлеборезке воруют хлеборезы. И вот тут... ”Шухову давно понятно, что честно вешая, в хлеборезке не удержишься. И, как бы, дальше он пошел. Про следующий момент. Тут интересный момент. То есть, что при хлебном месте рядом с едой быть... Хлеборезы кроят пайку и кому-то ее дают. ”Честно вешая, не удержишься”. То есть... Я чего-то сомневаюсь, что они дают начальству. Сомневаюсь, что они это... Конвою или операм несут этот хлеб. То есть, они, видимо, собирают для других заключенных. И тут уже начинает потихоньку вырисовываться такой вот...
Клим Жуков. Видимо для блатных. Потому, что кто еще может на хлеборезку поставить?
Реми Майснер. У них нет блатных. И, судя по всему, блатные, это эти как раз ребята с ножами, которые лихо всех режут. Троих стукачей уже зарезали. А еще заодно какого-то работягу. Перепутали. Просто рядом лежал, его тоже. Как в этом... ”Во всех тяжких”. Скоро доберемся мы до... Давайте дальше. Баптист. Баптист потом появляется. Стоят, короче, ждут развода. Про хлебушек все думает. А баптист этот вот тоже на бараке с Шуховым живет. Баптист. За что его посадили мы узнаем дальше. В конце. Вы, я думаю, догадываетесь уже.
Клим Жуков. Я уже почти догадался. Точнее вспомнил. Я же книжку читал в 16 лет.
Реми Майснер. Да. И тут такая фраза странная для этого самого... Советского журнала 1960-х годов. ”Баптисты любят агитировать. Вроде политруков”. Вот так вот. Нет, ну это ладно. Собственно говоря, сочтем за шутку. Средненькую. Ну, ладно. Так. Еще пара неологизмов тут. Тут вот про этого баптиста. И вот тут с лагерной точки зрения, тут нестыковка. То есть, баптист этот простецкий такой, даже слегка ”лоховатый” парень. Такой, короче, бесхитростный абсолютно. При этом он от шмона прячет Библию регулярно. Так ее прячет, книжечку...
Клим Жуков. Как он ее туда приволок? Интересно.
Реми Майснер. Вот тут-то и вопрос. Если он ”лоховатый”, всей этой ”движухи”, как бы, он не понимает и не может понимать... Книжечку затянуть, это большое дело.
Клим Жуков. Тем более книжечка... Библия.
Реми Майснер. Наверное, у него Евангелие. Тоненькая. Если хотите говорить по-солженицынски, товарищи, вместо ”засовывает” говорите ”засавывает”. С ударением на ”а”. Вместо ”чуток” говорите ”чудок”. Вот. Почему-то у Солженицына оно так. Так оно интереснее. ”Чудок”, это как ”чуток”. Только ”чудок”. Короче, непонятно, где этот баптист Библию затянул. Как он ее так ловко прячет. Почему... Ладно. Потом пошли они все... Сидели они, сидели, дождались когда на развод погонят. Бригадир говорит: ”Выходи”. И тут нам накидывают какой бригадир положительный. Накидывают про этого бригадира полкнижки... Читаешь, и сразу... ”Бригадир 19 лет сидит. Он на развод минутой раньше не выгонит. Сказал выходи, значит, край выходить”. Уже рисуется... Уже как-то проникся к нему симпатией. Наверное он будет какие-то антисоветские мысли высказывать. Раз его так хвалят. И, что характерно, я не ошибся. Так. И вот тут еще интересная штука. Этот бригадир, который как отец родной, он пошел договариваться, чтобы бригаду на хороший объект отправили. А то там есть объекты... Голое поле и там столбы вбивать, проволоку тянуть. И негде погреться целый день. А там 25-27 на улице. В общем приятного мало. Килограмм сала вот он понес. ”И опять в свою колонну пришла сто четвертая. По соседним бригадам видать. На соцгородок...” Тот самый гиблый объект. ”...На соцгородок победнее, да поглупее кого погонят”. Хорошо быть богатым. Нигде ты не пропадешь. Причем тут это пропихивается буквально в том же духе, как Чичикову его папенька, что: ”Друзья – херня. Родня – херня. А вот копейка у тебя лежит в кармане...” Так. Ну, ладно. Бригадиру... Тут выясняется, что бригадир хоть сам посылок не получает, без сала не сидит. Кто из бригады получит, сейчас ему несет. Ну, то есть, ”общачок” собирает бригадир. Это очень жизненно. Вот все скинулись чуть-чуть сальцем и потом решили свои вопросы. Так что не только плохому учит эта книжка.
Клим Жуков. Это правильно. Наличие ”общачка” всегда очень помогает.
Реми Майснер. Просто жить легче ”общачком”. А самое главное, это сообразно человеческой природе. Никогда не жили так по одиночке. В норы не забивались.
Клим Жуков. Ну, самое примитивное. Если вы живете с женой, с мужем, что-то я сильно сомневаюсь, что у вас вот... ”Извините, дорогая жена, вы получаете 20 тысяч, вот извольте располагать. А я получаю 40. Вы ко мне, пожалуйста, не лезьте”.
Реми Майснер. Кстати, у Горького в детстве такой эпизод был. У дедушки крыша когда поехала. ”Чего вы? Мой чай не трогайте. У вас коробка своя. Это мой чай”.
Клим Жуков. То есть, в первичной ячейке общества, которая вообще-то является минимальным фракталом всего общества, вот там ”общачок” есть. А почему-то как только мы поднимаемся над уровнем семьи, вдруг выясняется, что: ”Какой общачок? Зачем это? У нас свое. Три завода, пять пароходов. Вам этого всего не надо”.
Реми Майснер. Если у тебя тоже будет три завода, кто на моих заводах будет работать? Извините, если у каждого по заводу.
Клим Жуков. Это получается, значит, не сообразно человеческой природе. А то, что в первичной ячейке общества, то сообразно человеческой природе.
Реми Майснер. Именно. Все верно. Так. Дальше у нас. Все они собираются, все их ”шмонают” перед выходом. Вот это хорошая такая зоновская чернуха... В том плане... Для философских размышлений. Стоят на холоде. Там конвойные сами: ”Чего их сейчас ”шмонать”? Кто чего понесет? Чего их сейчас ”шмонать”?” И они так вяло... А какой-то этот самый выскочил... Зам. начальника по безопасности. Выскочил. Они сразу: ”Рубахи расстегивай”. Они стоят на холоде, минус двадцать семь. ”Расстегивай рубахи”. Это не чернуха, что вот чего творили... Знакомая тема. Непонятно кому это надо. Самих дико напрягает. Потому, что конвойные, они стоят на том же самом морозе. Пусть у них полушубок подобротнее. Зато... Зеки сразу тряпочки себе натянули по самые глаза. От ветерка. А конвойным по уставу не положено. Они, значит, ходят... Вот. Ну, ладно. Пока происходит этот ”шмон”... Тут еще пара неологизмов. Ты слышал, чтобы про окурок говорили ”хвостик сигареты”?
Клим Жуков. Нет, ну, можно конечно так сказать.
Реми Майснер. Можно. Я никогда не слышал: ”Оставь хвостик сигареты”. Не знаю.
Клим Жуков. Ну, ладно. Это по крайней мере звучит не идиотски.
Реми Майснер. Тем не менее. Запомните, любители Солженицына, ”хвостик сигареты”. Хороший синоним окурка.
Клим Жуков. Хвостики сигарет нынче дороги.
Реми Майснер. Да. Вот. Режимник. Режимник выскочил, чтобы рубахи расстегивали. И про этого режимника. Вот тут уже чернуха. Причем такая... Ну, значит, какой он гадский. И такие гадские режимники бывают. Это да. Они есть. Не в меру усердные. Которые немножко не понимают, что это лагерь. Это не армия, где два года отслужил... В таком режиме два года протянуть можно. Десять лет в таком, что... Отбой, подъем. У тебя крыша поедет, если ты будешь 10 лет строго соблюдать. Ну, это вот такой въедливый. Дальше Солженицын накидывает. ”По перву он еще плетку таскал. Как рука до локтя. Кожаную, крученую. Ею сек. Говорят”. Хитро. Если ты скажешь, что так у нас не бывает... ”Говорят”. Мало ли чего говорили. Плетка в советском лагере, это нонсенс, товарищи. Это мог быть какой-то наворот, после которого его, скорее всего, увезли бы в другой лагерь. Для бывших сотрудников.
Клим Жуков. Тут же дело такое, что это армейская часть по сути дела. У нее устав есть. Плетка у нас ни в одном уставе не нарисована. Более того. Является она не просто неуставным, а конкретно криминальным инструментом. То есть, это основание для того, чтобы при первой проверке застучали. Или заключенные, или подчиненные.
Реми Майснер. Скорее всего, свои же. Мало ли желающих стать самому... У начальника режима есть зам. начальника режима.
Клим Жуков. Во-первых, могут потянуть вместе с этим начальником режима. Потому, что как это так?
Реми Майснер. Натурально. Причем еще с таким очень нехорошим душком. Потому, что известно где людей пороли. И у нас в советском лагере... Неприемлемо. Совсем неприемлемо. И тем более... Опять же, граждане. Если вдруг режимнику захотелось кого-то побить, плетка ему совершенно ни к чему для этого. Он и так может. Так. Ну, вот. Значит, ходил без плеток... Тут опять: ”Зачем шмонать?” Тут уже режимник тоже не выдержал. Маразм какой-то происходит. Уже и зеки загудели: ”Хотите, чтобы пневмонию...” Ладно. Но тут... Еще один хороший персонаж. Другой однобригадник Шухова. Капитан второго ранга бывший. Тоже сходу накидывают, что он... Он крутой, он дерзкий, решительный. Очень умный. Все знает. И про Солнце, и про звезды. Чего ни спроси. И про кино говорит. Еще и храбрый. Вот он единственный кто из этих зеков: ”Вы права не имеете людей на морозе раздевать. Вы девятую статью Уголовного кодекса не знаете”. Шухова мысли. Или авторские. ”Имеют. Знают. Ты, брат, еще их не знаешь”. Капитан второго ранга говорит: ”Вы не советские люди”. И вот тут ему немедленно за такую фразу... Ему немедленно выписывают десять суток изолятора. Но мы, читатели... У нас осталось в памяти какой храбрый человек. И, опять же, со всей толпы... Всем холодно. Он один. За всех, за людей. Я говорю, опять же... Видать он будет высказывать самые лютые антисоветские... Потому, что он еще круче того бригадира. Он, наверное, будет самый главный антисоветчик. Ну, и все. Пошли. Повели их. Все это... Арестантская эта... Шаг вправо, шаг влево... Это жизненно действительно. ”Внимание. Начальникам отрядов... Лицам, ответственным за проведение проверки... Результаты доложить оперативному дежурному. К проверке приступить”. Вот такая вот... Так, ну, и пошли они, значит, на работу. Шухов голодный. ”И чтобы брюхо не занывало...” Это тоже... ”Не занывало”. Вот. Он, значит, вот... Думает о том... Не думает про хлебушек, а думает как домой письмо писать. Вот здесь поперло. Пока он думает... Пока он думает, зеки идут на объект. ”Колонна прошла мимо деревообделочного...” Видимо комбината. ”Построенного зеками. Мимо жилого квартала”. В скобочках... ”Собирали бараки тоже зеки, а живут вольные. Мимо клуба нового. Тоже зеки все от фундамента до стенной росписи. А кино вольные смотрят”. Про эти наши... Северные города. Это чтобы всем читателям ”Нового мира” стало понятно, что северные города построены зеками. От и до. Больше там никто ничего не делал. А еще они, как потом выясняется, все были не виноваты. То есть, получается рабами. Зек, это когда чего-то накосячил, посадили. А если ничего не делал, кайло в руки и пошел, то ты раб. Про рабский труд. Так. Ну, а дальше про письмо. Вот про письмо. Сначала закидывают... Он почти десятку отсидел, Шухов. И такой момент: ”Чего домой писать?” Будешь писать чего в бригаде было, кого за миску побили? Чего напишешь? Что бригадир у нас хороший. Там и не поймут. А вот дальше у него... Как чего жизненное, сразу потом накидывает вранья, чтобы ты сразу все сожрал. А вот домашние Шухову пишут. ”Два раза в год напишут. Жизни их не поймешь. Председатель колхоза новый. Он каждый год новый, их больше года не держат”. Принцип понял? Принцип колхоза. Каждый год – новый председатель.
Клим Жуков. Переизбирают каждый год?
Реми Майснер. Смотри. ”Мужиков с войны половина вовсе не вернулась, а какие вернулись, колхоза не признают. Живут дома, работают на стороне. Мужиков в колхозе бригадир Захар Васильевич и плотник Тихон, 84-х лет. Кто из них председатель? Я не понял.
Клим Жуков. Ну, сначала один, потом другой. Если их два.
Реми Майснер. ”А тянут же колхоз те бабы, каких с 1930 года загнали”. А чего мужиков не могут загнать также? Этого не понял. И действительно... Они же... Вступаешь хозяйством туда, а не то, что... Я вступил, жена не вступила... Или чего? Опять же, если нужны мужики, вы так запросто загнали туда баб, почему нельзя провернуть этот же маневр с мужиками? Непонятно. Так. Значит: ”Тянут колхоз бабы, каких с 1930 года загнали. А как они свалятся, и колхоз сдохнет”. Интересная колхозная жизнь. Это, кстати, очень в струю. Помнишь замечательный фильм ”Председатель”? Вот. Отличное кино. Очень похоже на то, что тут описывается. Кстати говоря. Полный бред, полный маразм происходит. Тут не освещено... МТС не нужны. Потому, что какие-то полупьяные механики вокруг ржавых тракторов... Вот такая вот колхозная жизнь. Это опять же... Напомню, советский журнал. А печаталось по постановлению Политбюро. Нормально Политбюро решило про колхозную жизнь рассказать.
Клим Жуков. Другое могу сказать. Что если мы говорим не про альтернативную вселенную Солженицына, а про реальную вселенную, в которой мы имеем честь проживать, то тут была несколько иная ситуация. В самом деле, когда была сплошная коллективизация... Началась она в 1930 году. Напомню. 1930-1932 примерно год. Когда в самом деле жестко было. И бывало всякое. В том числе и перегибы.
Реми Майснер. Принуждение, в том числе, вступать в колхоз. Потом товарищ Сталин статью написал хорошую.
Клим Жуков. Вот там были моменты такие, что в самом деле кое-кто не признавал. Где земля побогаче. Типа наших черноземов. Орловских, Курских. Украинских. Вот там их просто было больше. Почему? Потому, что одним хутором там было легче прожить. Из-за того, что урожаи больше. Так вот. Когда у нас закончилась война... А это однозначно после войны. Потому, что там даже сказали, что, во-первых, бандеровцы. Во-вторых, ”мужиков с войны не вернулось”. Вот после этого в колхоз уже шли даже те, кто не сильно хотел. Потому, что...
Реми Майснер. Потому, что ”общаком” жить легче. Как мы уже говорили. Да.
Клим Жуков. Там вопрос уже конкретно с тем, что... ”Признаю колхоз. Не признаю колхоз”. Вот это собирание до кучи был местами вопрос выживания. Потому, что, как мы помним, у нас посевная была сильно просрана из-за чудовищных потерь. Чудовищных. Обрабатывать землю было некому. Голод 1946 года. Вот там в одиночку выживать было крайне тухло. И народ в колхоз шел сам. Еще просились: ”Возьмите, пожалуйста”.
Реми Майснер. Вообще выживать в одиночку несообразно человеческой природе.
Клим Жуков. Ну, опять же, там есть момент когда у тебя лично все хорошо, а вот к тебе тут какие-то приперлись... Давай с ними делиться. Сразу возникает вопрос. Но тут-то накрыло всю страну вообще. Потому, что 16 миллионов убитых. Неизвестно сколько раненых и инвалидов, которые к работе непригодны.
Реми Майснер. Страшные... 70 процентов жилого фонда, по-моему... Какие-то бешеные цифры.
Клим Жуков. Там местами. Под оккупацией... Конечно. Некоторые города типа Минска просто стерты с лица земли. Его просто не осталось. Был город и его нет.
Реми Майснер. По деревням эти факельные команды бегали. Когда немцы отступали. Там только трубы торчали. Представляете как это по одиночке... Туда пришла толпа крестьян и...
Клим Жуков. ”Я в колхоз не пойду”.
Реми Майснер. Нет, у кого семья, может, там работника 3-4. Те, может, и выползут. Это значит, что бедные все подохнут. На самом деле сколачиваться в колхозы... Я, по-моему, это уже говорил. Еще раз повторю. Я обалдел, когда прочитал у Глеба Ивановича Успенского, нашего писателя-народника, как он предлагает... Бедным крестьянам меры по улучшению жизни. Он им предлагает фактически ”мутить” колхоз. Вот ему там жалуются, что: ”Вот зерна не хватает...” Говорит: ”Ребята, вы объединитесь в одно хозяйство. Вы посчитайте сколько будет тогда вместе лошадей... Вы же будете круче самого крутого кулацкого клана”. Вот.
Клим Жуков. А тут, опять же, все как-то странно воспринимают слово ”колхоз”. Незнакомые с историей. Хотя бы на примитивном уровне. Чем отличается колхоз от обычного крестьянского хозяйства на нашей территории? Да и не только на нашей. Крестьяне жили общиной. Причем общиной они жили настолько крепко, что даже целенаправленные мощнейшие усилия, предпринятые государством в начале XX века... Я имею в виду Столыпинскую реформу. Ничего они сделать с этой общиной не смогли. Потому, что, казалось бы, что может быть сообразнее нашей русской природе. Вот ничего более сообразного нет. То есть, что такое община? Все живут вместе. Это самое главное. Община от колхоза отличается только одним. Что каждая семья обрабатывала свой земельный клин.
Реми Майснер. Самостоятельно.
Клим Жуков. Да. Который каждый год перераспределялся. А колхоз, это та же самая община. Но земельный клин один на всех.
Реми Майснер. И обрабатывают его сразу все. А потом урожай, за вычетом налогов, делят по трудодням. Кто сколько наработал. Как это может быть неэффективно? Это противопоставляется старым, ”добрым” временам. Вы сами подумайте. Если поле разбить на десять участков. На каждом будет семья в меру своих сил. Кто-то может... Он сам весь больной...
Клим Жуков. А потом каждый год это еще и меняться будет. Каждый раз новый земельный клин.
Реми Майснер. ”Какой мне смысл даже пни выкорчевывать?” Что ему отвечали, Успенскому. Это вообще маразм... Я пни выкорчевал... Реально старались с сыном. ”Ну-ка, у тебя пашня прибавилась. Надо на всех переделить”. Получилось каждому буквально... Никакого толка. После этого... А как ты севооборот будешь налаживать? Как ты будешь культуры менять? Если тебе надо все время сеять одно и то же, чтобы с налогами расплатиться.
Клим Жуков. То есть, в принципе у общины были свои однозначные плюсы. Однозначные были плюсы. Когда? Когда была полная, извините, жопа с агрокультурой. Вот было двуполье. Когда у тебя двуполье, там колхоз не организуешь в силу чудовищно низкой производительности. А чего у тебя? Урожай сам третий. Ну, если вы будете обрабатывать его все вместе, он у тебя все равно будет сам третий. Какой смысл соединяться в единый земельный клин? Никакого смысла. Тем более когда вас в этой общине... Первые русские общины в нижнем, так сказать, звене, то есть, в деревнях... Это деревня была пять домов. Хорошо, семь домов. Это большая деревня. Вот семь домов. У них там вопрос поделить землю вообще не стоял. Это было элементарно и само собой решалось.
Реми Майснер. Да. Разберутся.
Клим Жуков. Вот. А когда народа прибавилось... Причем капитально прибавилось. И у тебя вместо 4 миллионов человек на той же самой территории стало проживать 150 миллионов человек, совсем другие истории пошли. И в принципе колхоз, это всего лишь следующий шаг, эволюция общины.
Реми Майснер. Опять же, постаралась пропаганда. Вот начиная, видимо, с этого Ивана Денисовича. Ты глянь чего закидывают. Может у них там захудалый колхоз? Нет. Извините. Тут закидывают, что вся жизнь такая. Так вот. Шухов спрашивает жену: ”Как? Если мужики в колхозе не работают, что получается? В своей деревне мужики не работают. Отхожим промыслом что ли занимаются?” Жена ответила: ”Отхожие промыслы бросили давно. Ни по плотницки не ходят, ни корзины лозовые не вяжут. Никому это теперь не нужно. А промысел есть один. Ковры красить”. Понял? Значит, они... Чтобы вкратце. Они на всяком старом тряпье... Трафарет. Рисуют рисуночки. И пихают потом это тряпье с рисунком за ковры. 50 рублей ковер. На любой простыне старой, какую дают. Какую не жалко. А рисовать тот ковер один час. Не больше. И очень жена надежду таит, что вернется Иван и тоже в колхоз ни ногой. И тоже таким станет. Они тогда поднимутся из нищеты, в какой она бьется. Детей в техникум отдадут. То есть, в колхоз ни ногой, чтобы не жить в нищете. Я не понял, что значит ногой, ни ногой. То есть, выбор, что ли был? Я думал, туда загоняли.
Клим Жуков. Это опять же... Это как раз элемент... Это шизофрения. То есть, вас тут загоняют, а тут люди не идут в колхоз. Как это вместе уживается?
Реми Майснер. Чем они занимаются? Спекуляцией фактически занимаются эти люди. Там непонятно. Все гайки закручены, ничего нельзя или там вообще можно, делай, чего хочешь. И с тебя никто ничего не требует. ”Ну, а все ”красели”...” Жена пишет. ”...Дома новые ставят. Стали дома теперь не пять тысяч, как раньше, а двадцать пять”. Вот. То есть, как это с нищетой... Короче...
Клим Жуков. Кстати, если вот такие дерьмовые ковры на простыне покупают по 50 рублей, это значит, что вокруг платежный спрос.
Реми Майснер. Нет. Это нищенские, быдляцкие ковры. Настоящий стоит тысячи, а тут...
Клим Жуков. Извините. 50 рублей в 1940-е годы, это вполне себе деньги. Они, как бы, на дороге не валялись.
Реми Майснер. За 25 тысяч они покупают домики.
Клим Жуков. Это значит, что кто-то их покупает. Значит, есть люди, у которых есть лишний полтинник, которые готовы купить какое-то говно на простыне за 50 рублей. То есть, просто эти деньги девать некуда. Иначе как это получается, что они за 25 тысяч дома строят?
Реми Майснер. Что эти ковры за 50 рублей на простынях расходятся как горячие пирожки.
Клим Жуков. У людей есть деньги.
Реми Майснер. То есть, просто все хотят вешать себе ковры. Когда у тебя нищета, ты о ковре, наверное, задумаешься в последнюю очередь. С рисуночком. Ну, ладно. Не суть. А суть-то в том... Тут как раз для чего рассуждения про ковры, про колхозы, про все дела... ”Видит Шухов, что прямую дорогу загородили людям. Люди не теряются. В обход идут и тем живы”. Вот так вот. Но, значит, Шухов не хочет в обход. Потому, что он патриархальный русский крестьянин. Чтобы вообще какой-то русский кого-то наебал до 1917 года... Такого вообще никто никогда не слышал. Только большевики потом всех научили. Кто плохо учился... Шухов: ”Правильно старики говорили. За что не доплатишь, того не доносишь”. Легкие деньги... Старики... В древние-то времена, когда все было целесообразно... Плотницким делом знаменита была страна. Большевики и это похерили. Мало того, что сельское хозяйство, так еще и отхожие промыслы. И корзинки уже не плетут. Но при этом... Хорошо было, короче, вот...
Клим Жуков. Как прозвучало? Еще раз. Фраза... Не доплатишь, что не доносишь?
Реми Майснер. ”За что не доплатишь, того не доносишь”.
Клим Жуков. Это старики... Если 1940-е годы, это значит, что старики, это люди, условно, 1870 года приблизительно там...
Реми Майснер. Ну, ты знаешь, как тогда наши крестьяне любили добротные вещи. Добротную красивую одежду. Красивые там дома.
Клим Жуков. Мы сейчас в этом месте прикрутим несколько фотографий крестьянского быта конца XIX, начала XX века. Так вот. Там же очень просто же... И Чаянов и Энгельгардт. Люди, которые изнутри деревню знали. Вот они прямо писали, что... Это статистикой более-менее подтверждается, что крестьянская семья в год имела около 12 рублей. Скажите, пожалуйста...
Реми Майснер. Это на все расходы. Это надо было заплатить барину за право...
Клим Жуков. Это после всего, что они заплатили. Оставалось 12 рублей. Скажите, что можно было купить такого добротного, что ”не доплатишь, не доносишь”? Вот на 12 рублей. Пять человек в семье. Допустим, минимум пять человек в семье. Что вы купите на 12 рублей? Вы, я вас уверяю, будете сами плести лапти из лыка. Бесплатные. А сапоги одни на всю семью. Роскошь. Как сейчас машина. Вот это сапоги.
Реми Майснер. Нет. А так и было. В продолжении... Помнишь? ”Небось у каждого солдата сапоги есть?” Так. Ну, ладно. Вернемся к нашим Солженицыным. Опять нам накидывают. Они подходят к объекту, где им строиться надо. Опять накидывают про бригадира. ”Сидит он второй срок. Сын ГУЛАГа. Лагерные обычаи знает на прожог”. Забыл подчеркнуть неологизм. ”На прожог”.
Клим Жуков. А прожог... Это у нас я помню программа была хорошая. Прожог делала.
Реми Майснер. ”Сын ГУЛАГа” мне еще нравится. А если сейчас сидел, то ”сын ФСИН”?
Клим Жуков. Наверное, да. ”Сын ФСИН”.
Реми Майснер. Сын полка. Понятно. Так. Бригадир... ”Лагерь не простой. Каторжный лагерь”.
Клим Жуков. Это исправительно-трудовой то есть.
Реми Майснер. ”Каторжный” сказано классиком. Я не знаю, что он имел в виду. Это каторга. При слове ”каторга”, чего сразу... Полосатая пижама, ядро чугунное к ноге пристегнуто... Сразу вот это возникает. Так. Ну, ладно. Опять тут маразм. Их теперь там не могут запустить. Ну, вот запустили. Ладно. А тут еще один врывается персонаж. По имени Цезарь. Я думал ”погоняло”. Его реально так звали. ”Цезарь богатый. Два раза в месяц посылки. Всем сунул, кому надо. ”Придурком” работает в конторе. Помощником нормировщика”.
Клим Жуков. То есть, как Солженицын сам.
Реми Майснер. Эту тему он знал. Фишка в чем? К этому Цезарю Шухов относится очень уважительно. Он все там: ”Цезарь Маркович, в посылочную сбегать? Очередь занять? Цезарь Маркович, вы, наверное, в столовую не успеете. Может в контору прямо принесу?” И все время... Он никогда не попрошайничает. Вот это вот... Наше правительство современное очень хорошо бы отнеслось к такому Шухову. Он никогда ничего не просит. Он просто стоит с грустным видом. Хочешь обращай внимание, хочешь не обращай. Притом, что вообще других ”придурков”... То есть, этих, которые сотрудничают с администрацией. Он прямо последними словами. ”Такая живность, вся эта ”придурня” друг за дружку. Туда, сюда...” А к Цезарю это, видимо, не относится. Видимо, у Шухова принцип как у профессора Преображенского. ”Если ты пришел с котлетой денег, то заходите, присаживайтесь, уважаемый. А если так, то...”
Клим Жуков. ”Сейчас из квартиры прочь”.
Реми Майснер. Вон. ”Сейчас же из кухни вон”. По-моему, вот так. Вот так и Шухов. Этот ”придурок” ему нравится. Потому, что подкармливает. Принцип Шухова номер два. Ну, ладно. Запустили их наконец. Строят они ТЭЦ настоящую. Прямо ТЭЦ. Кругом разруха. Все только трафаретами эти коврики красят.
Клим Жуков. Посреди пустыни ТЭЦ стоит.
Реми Майснер. Для чего? Наверное... Я так полагаю, что для крематория. Который там строили здоровенный. Видимо, чтобы наконец... Потом Сталин умер, ничего не получилось. Так. ТЭЦ... Опять... Так. Ну, значит, готовятся они к работе. Тут чернуха такая. Опять хлебушек. Опять как ему хочется кушать. Вот это, надо сказать, что у Шаламова, что у Солженицына... Вот это у них неплохо получается описывать. Ощущения человека, которому очень сильно хочется кушать. Оно действительно очень похоже. Прямо вспоминаются отдельные эпизоды. Он тут неологизм придумал опять. ”Понял Шухов, что ничего он не сэкономил...” Хотел хлебушка на потом оставить. Но не сэкономил. Съел сразу. А то до обеда пять часов. Протяжно”. Протяжно. Это он вместо чего? До обеда пять часов. Вместо ”долго”, говорите ”протяжно”. Товарищи слушатели. Солженицын вас одобрит. Так. Вот. ”В лагерях Шухов не раз вспоминал...” Не смог найти. Нашел прямо сейчас. ”В лагерях Шухов не раз вспоминал как в деревне раньше ели. Картошку целыми сковородами, кашу чугунками. А еще раньше, без колхозов, мясо ломтями здоровыми. Да молоко дули. Вот так”.
Клим Жуков. ”Без колхозов”. Неплохо.
Реми Майснер. ”Без колхозов”. Потом пришли, мясо отобрали. Все председатель съел. Каждый год новый.
Клим Жуков. Хотелось бы доложить товарищу... Гражданину заключенному бывшему Солженицыну, что мясо у нас ”без колхозов” ели по праздникам. Вот Пасха или Рождество. Или Крещение. То есть, такие. Праздник для православного человека. Мясо, это было как сейчас пойти в магазин торт купить. Вот мясо, это была праздничная еда. А мясо, как выяснилось... Когда у нас перед Первой мировой войной составляли очень интересные документы по изучению призывников.
Реми Майснер. Я припоминаю, что там 40 процентов, по-моему, сказали, что мясо попробовали первый раз в армии. Да. ”Ломтями здоровыми”.
Клим Жуков. В деревнях ели как? Это же во всех деревнях...
Реми Майснер. Нет. Понятное дело. Тут имеется в виду процветающая доколхозная деревня. После того, как они все начали землю обрабатывать вместе, ты же понимаешь, что сразу все мясо кончилось. Откуда мясо, если вы в бригаде работаете? Фу, какая гадость.
Клим Жуков. У нас самое главное... Отставить. Одна из двух главных проблем обработки нашей земли... Третья проблема была сама земля. А вот обработки земли... Одна из двух главных проблем. Первое, это было безлошадье. А второе – очень маленькое количество рогатого скота, которое может тебе накакать удобрений. То есть, если у тебя есть корова, вы ее никогда на мясо не забьете. Говядины вы не увидите. Ну, или, может быть, когда корова уже совсем будет никакая, ее забьют. Она уже будет старое. И это совсем не то мясо ломтями, которое вы представляете себе.
Реми Майснер. Любую фотографию посмотри. Крестьянин и стейк, это две вещи неразлучные. Ой... Ладно.
Клим Жуков. Еще интересно. Поинтересуйтесь надоями. Они все есть в экономических отчетах. Какая там средняя удойность... Не знаю. Какой надой у коровы в это время. Опять же. Корова. Какую мы ее себе представляем? Многие из нас жили в советских или ранних постсоветских деревнях, когда у каждого второго дома стояла корова, а то и не одна. С вот такими боками, с вот таким выменем. И она тебе за раз ведро...
Реми Майснер. Как в рекламе шоколада.
Клим Жуков. Вот. На самом деле хорошо если у тебя надой был литра 3-5. Это было очень хорошо. Так-то. Между прочим этой коровы у вас, скорее всего, еще и не будет. Это важно. Насчет того, что ”молоко дуть”... Откуда?
Реми Майснер. Если вы ели мясо, значит, надо предполагать, что корову вы съели.
Клим Жуков. Они, может, свинью ели. У них свиней было много, видимо, очень. Они регулярно...
Реми Майснер. Ну, ладно. Дальше он приступает к описанию еще некоторых своих однобригадников. Мы помним, они пришли строить ТЭЦ. Вот у него там эстонца два работают. И вот тут видно, что конечно образ прибалта, как мастерски выписан. Все национальные особенности подмечены. Как в анекдоте про эстонцев. Буквально. ”Эстонцы эти были оба белые, оба длинные, оба худощавые. Оба с долгими носами и большими глазами”. Вот. И говорили, наверное: ”Не надо ссориться, горячие эстонские парни”. А за что они сидели? Вот за что они сидели. ”Один был рыбак с побережья. Другого же...” За что сидел первый нам объяснили. Он был рыбак с побережья.
Клим Жуков. Статья 58 сразу.
Реми Майснер. ”А”, это просто рыбак.
Клим Жуков. Рыболовство на побережье.
Реми Майснер. Побережье, это отягчающее обстоятельство. А вдруг ты там сигналил американским разведчикам. Так. ”А другого же, когда Советы установились, ребенком малым родители в Швецию увезли. А он вырос и самодумкой назад. Дурандай”. Это хорошее место... Это как типа ”дурак”... Чего-то типа как ”дурачок”...
Клим Жуков. Совсем дурачок. Дурандай.
Реми Майснер. Так вот. ”Этот дурандай на родину поехал институт кончать”. А чего в Швеции? Денег не хватило? ”Тут его и взяли сразу”. Ну, да. Это попытка кончить институт. Это, опять же, 58, пункт 13. Вот. Еще, кстати. ”Вот говорят, нации ничего не означают. Во всякой, мол, нации худые люди есть. А эстонцев сколь Шухов ни видал, плохих людей не попадалось”. Вот.
Клим Жуков. Так он двух видал.
Реми Майснер. Нет. У них там много эстонцев. У него тут это проскакивает... Что, опять же, для советского журнала 1960-х годов... Просто чего это за эстонцы? Это, скорее всего, ”лесные братья”. Понимаешь? Потому, что это все, что он рыбак был на побережье и за это ему 10 лет дали. Это называется ”расскажите кому-нибудь другому”. Вот. И эстонцы... И эти... Хохлы. Но не все, а которые бандеровцы. Вот это все замечательные ребята. Они классные и мы перед ними виноваты. Даже если ты сам их не гнобил, все равно ты виноват, что их гнобили. Вот так. Как в ”Архипелаге ГУЛАГ”. ”Вот мы пришли в Прибалтику, разрушили их молодую демократию...” То, что там пиночетовщина натуральная была с какими-то полковниками в виде диктаторов...
Клим Жуков. Ну, да. Кстати говоря, в той же Эстонии целыми деревнями... Единственная работа, которая была при этой молодой демократии, это собирать шишки. Внимание. Собирать шишки. И сдавать их куда? На растопку. Потому, что рубить дрова было запрещено. То есть, шишками, блин, топили при этой молодой демократии. И за это платили хоть какие-то деньги. Вот это я понимаю. Вот это было налаженное житье. А мы все испортили.
Реми Майснер. Как мы им жизнь попортили, этим замечательным ”лесным братьям”, еще будет рассказано. Так. Еще тут вот нехороший однобригадник. Фетюков. Он, значит, этот... ”Шакал”. Попрошайка. Короче... Бегает, попрошайничает: ”Дайте покушать”. Не как Иван Денисович, который просто с голодным видом стоит и периферийным зрением смотрит на твой окурок. Как он... ”Хвостик” сигареты. А этот прямо будет: ”Ну, оставь...” И он конечно же бывший советский начальник. Ну, то есть, этих гнусных советских начальников... Мы же знаем. Вот. Тут, кстати, капитан, хороший персонаж, он все этого пытается воспитывать: ”Что ты окурки подбираешь? Ты чего?” А тот ему отвечает: ”Подожди, капитан, 8 лет посидишь и ты подбирать будешь”. Шухов: ”Это верно. И гордей кавторанга люди в лагерь приходили”. Всех... Коммунисты заставят всех собирать окурки. Всех. Все, кто думает, что ему придется отвертеться... Нет. Окурки собирать будем все. Вот еще один, кстати, между прочим, персонаж врывается. Сенька Клевшин. Он тихий бедолага. Ухо у него лопнуло еще в 1941. Потом в плен попал, бежал три раза. Излавливали. Сунули в ”Бухенвальд”. Теперь отбывает срок тихо. Говорит: ”Будешь залупаться, пропадешь”. Клевшин. Кстати, запомните, граждане, его посадили за то, что он сидел в ”Бухенвальде”. Это еще одна статья.
Клим Жуков. А этот, кстати говоря, хороший проброс. Лагерь ”Бухенвальд” и Исправительно-трудовая колония в СССР...
Реми Майснер. В ”Бухенвальде” не так страшно было. Он там был... Понимаешь... Духовитый, мощный. Три раза бежал. Весь из себя... А тут видишь как его забили? Это вам не ”Бухенвальд”.
Клим Жуков. Нет, ну, в любом случае. Примерно одно и то же. Там лагерь смерти, здесь лагерь смерти.
Реми Майснер. Да. Это тут прямо продвигается. Что...
Клим Жуков. Опять же, из лагеря в лагерь. Это этап такой что ли был? Из ”Бухенвальда” куда-нибудь...
Реми Майснер. Менялись, как школьники... Да. Дальше мы узнаем... Сенька Клевшин сел за то, что был на американском корабле пару дней. То есть, непонятно... ”Бухенвальд” причем тут?
Клим Жуков. Все, видимо, которые в итоге встретились с американцами на Эльбе... Они же там братались, обменивались зажигалками...
Реми Майснер. Тут будет еще про это. А то мы все шутки сейчас пошутим. Тут дальше неологизм опять. Мелкий снег. Как бы ты сказал, что он еще более мелкий?
Клим Жуков. Микроскопный.
Реми Майснер. Нет. Отталкиваясь от слова ”мелкий”. ”Мелочкий”. Запомните, значит, товарищи. Учимся разговаривать по-русски... ”Мелочкий”. Как мелкий, только ”мелочкий”. Так. Что буран... Что они сидят, буран ждут... Потому, что если буран, все, работы запрещены. Короче. Не хотят работать. Опять же, с чего хотеть, если на принуд. работах? Вероятно хотеться и не должно. К этому проблем нет. Так. Пошли дальше. Тут уже по паре страниц... Так. Несколько страниц ничего особенного не было. Вот. Кроме того... Вот тут интересный момент. Капитан Шухову объясняет как мир устроен. То есть, когда Солнце выше всего стоит. Дальше у них будет про звезды разговор. И Шухов демонстрирует фантастическую неграмотность. Если бы действие происходило в начале 1930-х годов, я бы допустил, что взрослый человек на полном серьезе думает, что старый месяц пропадает куда-то с неба... Причем не на приколе... Не знаю. То ли это в сторону ликбеза такой плевок ядом.
Клим Жуков. Все равно все...
Реми Майснер. Все равно все тупые. Дальше мы еще узнаем интересный момент. Тут, значит, смеются, что Шухову мало сидеть. Пару лет дали. А его однобригаднику 25 дали. ”Это полоса была раньше такая счастливая. Всем под гребенку десять давали. А с 1949 такая полоса пошла, всем по 25. Не взирая”. Вот. Но это мало того. Это мы встречали в ”Архипелаге ГУЛАГ”. Мало того. ”Шухову приятно, что на него все пальцами тычут. Но сам он в это не больно верит. Вон у кого в войну срок кончался, всех до особого распоряжения держали. До 1946 года. У кого и основного срока три года было, так пять лет пересидки получилось”. Разбирали на примере с Шаламовым. Да. Некоторым опасным элементам... Действительно, их просто оставляли там досиживать. Но, как и Шаламову, им потом вычитали из срока вот эти... Как Шаламову. Десятку ему дали. Отсидел он семь. Три у него были пересижены. Так. Вот. Мы узнаем... Да. ”Кончится десятка, скажут: ”На тебе еще одну”. Или в ссылку”. Никто фактически не выходил. В принципе дали пять лет или двадцать пять. Это вообще без разницы. Двадцать пять, оно спокойнее. Не будешь каждую пятилетку дергаться: ”Не отпустят ли?” А вот, значит... Вот. И Шухов... ”Считается по делу, что Шухов за измену родине сел”. Вот это первое... ”И показания он дал, что да, что сдался в плен, желая изменить родине. А вернулся из плена потому, что выполнял задание немецкой разведки. Какое же задание? Ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили ”задание”.
Клим Жуков. Интересно. Что угодно. Карту Советской страны секретную похитить.
Реми Майснер. Главную военную тайну.
Клим Жуков. Узнать и передать.
Реми Майснер. ”В контрразведке били Шухова много. ”Не подпишешь – бушлат деревянный. Подпишешь – поживешь еще малость”.
Клим Жуков. Это знаменитая советская контрразведка только так и поступала.
Реми Майснер. Собственно, а как ты еще будешь ловить шпионов? Только хватать гражданских с улицы и бить их табуреткой, пока не признаются, что они шпионы. Вот так ты только вражескую разведку и переиграешь. Ну, что тут говорить? Ладно.
Клим Жуков. Это же надо понимать, что когда это все издали в ”Новом мире”, ветераны советской контрразведки, которые под пули ходили тех же ”лесных братьев”, бандеровцев... Они все были не только живы, здоровы, а вполне в возрасте нормальном. Там им было по 40-50 лет.
Реми Майснер. Вот и могли бы почитать про себя. Порадоваться. ”Мы за советскую родину бились. Почет какой”.
Клим Жуков. ”Помню. Просыпаешься. Сегодня мне нужно забить 15 человек. Работа-то какая тяжелая”.
Реми Майснер. ”Мы бандеровцев убивали уже сегодня? Или нет? Чего-то забыл”. Дальше выясняется, что... Шухову не повезло, что они вдвоем бежали из плена с другом. ”Было бы их пять, может, сличили бы показания, поверили бы. А двоим никак. Сговорились, мол, насчет побега”. То, что буквально абзацем выше... То есть, там оказывается показания какие-то... С одного табуреткой выбили, с другого табуреткой выбили... А выбивали то, что следователь заранее написал.
Клим Жуков. Он не смог придумать. Они сличали придуманное? Зачем табуреткой били?
Реми Майснер. Ну, может, там один следователь придумал, другой придумал. Выдумки сличали? В общем... Тут он...
Клим Жуков. А почему пять человек не могут договориться? Это же не 55. Пять человек тоже могут договориться.
Реми Майснер. Короче. Ход мыслей НКВДшника, он загадочный. НКВДшник, он что инопланетянин. Может они нас видят, как какие-то треугольники полосатые или квадратики в крапинку. Хрен знает. Они инопланетяне.
Клим Жуков. Надо было мне в свое время в школу КГБ поступить. Тогда бы я только фуражку одел... А потом уволился, и опять нормально все. Интересно.
Реми Майснер. Так. А вот тут опять Клевшин услышал. Через глушь свою. В смысле сквозь глухоту. ”Что о побеге из плена говорят. Сказал громко: ”Я из плена сам три раза бежал. Три раза ловили”. Знают про него мало. Только в ”Бухенвальде” он был в подпольной организации. Оружие в зону носил для восстания”. Видимо он не знал, что Сталин равно Гитлер. За эти движения, наверное... Ну, потому, что если ты в лагере так себя вел, не соблюдал режим, какой ты гражданин Советской страны? Ты восстание хотел в ”Бухенвальде” устроить. Значит, ты на родине и подавно захочешь. Так.
Клим Жуков. Ну, кстати говоря, очень сомнительно, чтобы человек, который бежал бы из нацистского плена три раза, чтобы его в живых оставили. Его бы скорее всего шлепнули без всякого ”Бухенвальда”.
Реми Майснер. Мне кажется, что его на первый раз бы и шлепнули.
Клим Жуков. На первый раз, возможно, и нет. Возможно, там работы много было. То есть, нужно было сильно пахать. Всех шлепнешь, и кто это будет делать? Яму рыть... Но после второго побега его бы точно шлепнули.
Реми Майснер. Это вам не кино... Как оно называлось? Как англичане с американцами сидят. Ранний какой-то... Забыл. Классика считается. Пять раз бежит, его все в какой-то угольный ящик закрывают. А потом выпускают. На самом деле как их там... Начальник лагеря... Как будто пионеры накосячили и их к начальнику отряда. ”Что же вы опять?”
Клим Жуков. Ну, как у нас только что фильм был про Т-34. Где герой Петров, как выяснилось, бежал из лагеря пять раз. И немцы вообще это... ”Ну, чего делать? Такой характер у человека”.
Реми Майснер. Ладно. Вернемся к Солженицыну. А то никогда не закончим. Так. В ”Бухенвальде”... Выясняем еще интересное. Вот. Нам рассказывают, что: ”Двоих стукачей зарезали. И потом еще работягу невинного. Место что ли спутали?” Хотели зарезать стукача.... Он просто бандеровца какого-нибудь плечом, например, толкнул и не извинился... И зарезали его за это. Он пишет, что бандеровцы... Так и началось. Сначала стукачей, а потом чего-то повару сказали: ”Давай добавку”. А он не дал. И так повара... Потом посылку там получил. ”Дай покурить”. Не дал. Так и тут. Так. Этот значит, что? Это беспредел махровый. Вот мы, значит, это... Беспредел. Бандитский. Бандиты делают что хотят. Это видимо какой... Называется бандитский. Когда там банды рулят. Понятий никаких нет. Что ты там бандеровцу... Он к тебе с топором, а чего ты ему? Ты еще про советские законы ему расскажи. Ладно. Тут у них начался перерыв на обед. Побежали они все обедать. Побежали. Ну, и тут даже я чернухи не нашел.
Клим Жуков. Обед – святое дело.
Реми Майснер. Обед – хорошо. Во-первых, там чернуха, она вся такая чисто лагерная. Ну, что повара себе хорошее с жиром норовят зажать. Типа того. Везде это было. Пока есть дефицит еды, люди, которые при еде, будут себе подворовывать. Так. Он опять придурку миску понес. В контору Цезарю Марковичу. Вот. Так. Цезарь Маркович... Вот. Он пришел, значит, в эту конторку, тая надежду, что тот кашу есть не будет, скажет: ”Ешь сам”. И он тогда покушает. Как у человека у голодного зациклены все мысли на еде показано, еще раз повторюсь, неплохо. Вот тут... Зашел он в контору, а там, значит, сидит Цезарь и... Он кинодеятель. Я не помню было это уже или это дальше будет... Может было. Я пропустил. Он кинодеятель. Снимал кино. И первой картины не успел доснять, как его посадили. Снимать кино, это еще один пункт 58 статьи. Потому, что ничего больше про его преступления не сказано. Снимал кино и посадили. Вот. Кинодеятель с каким-то старичком. Жилистый старик. С ним обсуждает Цезарь кино ”Иван Грозный”. Шикарный фильм. Стабильно ”Топ 100 великих”... Всегда там и ”Броненосец ”Потемкин”. Места будут разные, но и ”Броненосец ”Потемкин”, и ”Иван Грозный” там будут. Вот. Ну, это же при Сталине снято. Не могли у нас при Сталине, которого так хорошо разоблачили, создаваться произведения искусства. ”Говорит Цезарь: ”Нет, батенька, объективность требует признать, что Эйзенштейн гениален. ”Иван Грозный”. Разве это не гениально?” - ”Кривляние”. Ложку перед ротом...” Ротом. Почему-то упорно Солженицын вместо ”ртом” пишет ”ротом”. Товарищи, кто хочет говорить по-солженицынски, не говорите ”ртом”. ”Так много искусства, что уже и не искусство. Перец вместо хлеба насущного. Потом же гнуснейшая политическая идея оправдания единоличной тирании. Глумление над памятью трех поколений русской интеллигенции”.
Клим Жуков. Это Иван Грозный русскую интеллигенцию изводил?
Реми Майснер. Русская интеллигенция... Я тебе объясню. Русская интеллигенция три поколения боролась против тирании, а теперь прославляют эту самую тиранию. Если ему невдомек... Тирания, против которой последние три поколения боролись, она немножко от времен Ивана Грозного отличалась. В те года и тирания была не такая уж тирания. Все было так это... Грубо говоря, феодал конца XIX века совсем не то же самое, что феодал времен Ивана Грозного. Вот. Дальше. Цезарь Маркович спрашивает: ”Но какую трактовку пропустили бы иначе?” - ”Ах пропустили бы. Так не говорите, что гений. Заказ выполнял. Гении не подгоняют трактовку под вкус тиранов”. Почему бы не допустить, что Эйзенштейну, например, нравился Иван Грозный. Ну, бывает такое. Нравится он. И он решил про своего любимого персонажа снять хороший фильм. Почему обязательно ”под вкус тирана”?
Клим Жуков. А чего они? Александр Невский, он же тоже феодал. И тоже, между прочим...
Реми Майснер. В топы эти вводят... Они тоже, наверное, тиранию они любят все. Они любят оправдание тирании.
Клим Жуков. Александр Невский восстание в Новгороде подавлял. Кстати, как и Иван Грозный.
Реми Майснер. А потом они еще плеснут парафину на ”Броненосец ”Потемкин”. Они, видимо, самую классику... ”Иван Грозный”, ”Броненосец ”Потемкин”, они в топах выше всегда...
Клим Жуков. Почему ”Иван Грозный”, я отлично понимаю. Почему? Потому, что у него вторая серия при Сталине не вышла. Первую-то серию выпустили, а вторую нет.
Реми Майснер. Они ее будут обсуждать. Где опричники в масках пляшут. Это же вторая часть?
Клим Жуков. Вторая.
Реми Майснер. Вот они ее тут будут обсуждать. Видимо доработал он ее...
Клим Жуков. Это... Вторую серию-то выпустили при Хрущеве уже. Они не могли ее в 1940-е годы смотреть.
Реми Майснер. Ну, вот. Вот видишь... Это я не в курсе. Я знаю... Я читал как Эйзенштейн, Молотов, Сталин, еще пара человек рассказывают про ”Ивана Грозного”. Мне понравилось. Я думал, он тогда доработал и выпустили.
Клим Жуков. Нет. Там самое главное... Всю серию переснимать нужно было. Потому, что там вся эта вакханалия люто отличается от первой серии.
Реми Майснер. Гамлет какой-то получился. Где решительность, где непреклонность? Он понимает, что он за правду. Вот. Ну, ладно. Это мы... Короче, Эйзенштейн не гений. Колхозы говно. Достижение огромное Сталинской эпохи. Кроме шуток, товарищи зрители. Это вековой аграрный вопрос решился. У нас народники все, которые крестьян обожали, они почему говорили, что не надо капитализма? Потому, что они понимали, что при капитализме этих крестьян пролетариями сделают. Их это в ужас приводило. Успенский говорит: ”Нет, ну, вы сами прикиньте как живет крестьянин... Вы видели как живет пролетарий? У него вообще нет ничего. У крестьянина какой-никакой, но свой домик. А у этого нет ничего. Ужас, ужас...”
Клим Жуков. Они и так-то живут не сладко.
Реми Майснер. Да. Ну, значит, поехали дальше. А... Тут еще одно закидывают. Что бригадир, он не только хороший, но он тоже в шапке есть не научился. Принципы Шухова соблюдены. Соблюдены. Ну, что? Вторую часть что ли сделать? 70 страниц разобрали, а там еще столько веселого. Столько веселого.
Клим Жуков. Ну, наверное, значит, вторую.
Реми Майснер. Вторую, товарищи зрители. Давайте пока до новых встреч.
Клим Жуков. Пишите комментарии. Сейчас это модно.
Реми Майснер. Я собственно сам, некоторым образом, Солженицын. То, что я рассказываю, что троцкисты были террорюги и вредители... То есть, прямо противоположно тому, что говорил Солженицын, у которого все сидели не за хрен. А те, кто говорят, что все сидели не за хрен, говорят, что я при этом Солженицын. Очень мило.
Клим Жуков. Поэтому пишите комментарии. Может быть, чего-нибудь толковое вы знаете такое, что мы не знаем. Или что, например, Реми упустил.
Реми Майснер. Я могу упустить.
Клим Жуков. Мы все... Для этого интернет в свое время и был придуман. Чтобы коллективным разумом мы могли превозмочь многие вопросы, которые волнуют человечество.
Реми Майснер. У нас будет беседа про фельетоны Лебедева-Кумача. У него один про критику есть шикарный. ”Критика - это производственное совещание, а не банкет и не суд полевой”.
Клим Жуков. Вот. Правильно. Отлично. А я хочу, кстати говоря, тоже поделиться фразой замечательной одного американского археолога. Читал недавно его работу. Сказано не про наши дела, а про наши, про археологические. Но каждое слово в строку буквально. ”Каждый...” А нет, не так... ”Считать археологические классификации выдумками археологов, это все равно, что считать собаку выдумкой зоологов”. Это насчет того, что система классов, используемая, не придуманная, а используемая в марксизме, это какие-то придумки. Это всего лишь тоже... Только не археологическая, а экономико-социологическая классификация. Не более того. Считать ее придумкой Маркса...
Реми Майснер. Маркс не выдумал законы развития общества. Он их познал и сформулировал.
Клим Жуков. Собака тоже выдумка зоологов, таким образом. На этом все. Ждем второй серии.
Новости
VIP
