В пионерском детстве пел в хоре трагическую песню:
Не прошла зима, снег ещё лежит,
Но уже домой ласточка спешит.
На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя...
Нет порою сил, труден перелёт,
Только как весна без нее придёт?
На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя...
Детство только взрослым кажется счастливым. На самом деле никакого счастья в нём нет. Проблем ничуть не меньше, чем у взрослых. И точно так же если не хочешь вести себя как бесстыжая скотина — кругом проблемы. Только и остаётся, что петь грустные песни.
В нашем интернате мальчики петь не любили. Это было типа западло. Про тонкую связь искусства и голубых тогда не знали. Гомосеки в понимании советских детей — это волосатые мужики с Кавказа, заманивающие маленьких мальчиков мороженым и конфетами. Озабоченные, смешные, но беззлобные. Высокое искусство хорового пения никто не ассоциировал с Борисом Моисеевым. Но всё равно, петь было западло.
А мне петь нравилось. Потому голосил отчаянно. Особенно жалостливые песни. Все нормальные русские люди обожают жалостливые песни. Чтобы душу наизнанку, чтобы с надрывом и слезой. И вокруг чтобы по ходу все завыли от горя и безысходности. Иначе не по-русски.
Сейчас уже не то. Сейчас если только в пьяном угаре орать. Да так, чтобы жилы на жопе надувались. Профанация, а не пение. Да и хором петь не с кем — все тоже только и умеют что орать. И слов приличных не знают.
Но вообще я петь умею. И могу. Не так давно слушал много песен на концерте. И понял, что уже пора. Пора записать альбом любимых песен. Ибо певческий участок мной совершенно не охвачен. Пусть жадные дети от злобы удавятся.
Однако, к чему это я? Это я про ласточку. Про первую.
Сегодня наконец-то собрались и посмотрели окончательно готовый первый самостоятельный фильм.
Фильм исполнен в моём любимом стиле "акын".
То есть я сижу и говорю.
По ходу ещё сняли фильм про то, как снимали фильм про фильм.
В общем, фильм
Вскрытие Бешаных псов — готов.