"Независимая газета" опубликовала интервью с "главным архивистом страны" — директором ГАРФ С.В. Мироненко.
– Сергей Владимирович, какой миф о Сталине кажется вам самым поразительным?
– Строго говоря, самый главный миф о Сталине – это сам Сталин. В нашем общественном сознании нет места реальному Сталину... Мифы заслонили реального человека…
– …Который однажды оказался растерянным – до такой степени, что спрятался от соратников.
– Это случилось на начальном этапе войны. Сталин несколько дней не появлялся в Кремле. Вы понимаете – когда управление строго иерархическое, оно дает сбои: ведь все зависит от одного человека, а этого человека нет, то как же всем жить? Члены Политбюро собрались и решили, что поедут на дачу к Сталину. Это было не принято. Без вызова туда никто не попадал, но время было очень тяжелое, и они решили все-таки поехать. Приехали и видят: Сталин, как описывают очевидцы, похудевший, бледный. Он решил, что они приехали его арестовывать! Он переживал, у него был, по-видимому, тяжелый кризис. Его стали убеждать: Ленин оставил нам великую империю, а мы ее, извините, прос... Такое довольно грубое прозвучало выражение. Встал Ворошилов, стал говорить: «Коба, ты что… Как же мы будем без тебя? Ты должен нас возглавить!» И Сталин дал себя уговорить. Немножко ожил. Все пошло дальше.
Сталин не принимал посетителей в Кремле с часа ночи 29 июня 1941 года до пяти часов вечера 1 июля, то бишь 63 часа. Это вряд ли можно назвать "несколько дней". Но не принимал посетителей — ещё не значит "не появлялся". 29 июня Сталин дважды приезжал в наркомат обороны (засвидетельствовано мемуарами Г.К.Жукова и А.И.Микояна), причем перед вторым визитом (по воспоминаниям А.И.Микояна и В.М.Молотова) он совещался с членами Политбюро в Кремле и приехал вместе с ними. Нет ничего удивительного в том, что запись о встречах в журнале посещений отсутствует — члены Политбюро часто совещались с вождём не в его служебном кабинете (где посетителей записывали), а на кремлевской квартире, где записей не велось (о таких совещаниях упоминают и Микоян, и Хрущёв).
Фразу "Ленин нам оставил великое наследие, а мы — его наследники — всё просрали" сказал сам И.В.Сталин, когда члены Политбюро вечером или во второй половине дня 29 июня вышли из Наркомата обороны. Об это рассказали сразу три очевидца: А.И.Микоян в своих воспоминаниях, В.М.Молотов — литератору Ф.И.Чуеву, опубликовавшему записи бесед с опальным вождём, и Л.П.Берия — Н.С.Хрущёву, находившемуся в июне 1941 г. в Киеве и передавшему повествование Берии в своих мемуарах. Энергический глагол всем запомнился хорошо. Редакция фразы различается в том, что именно оставил Ленин ("великое наследие" или "пролетарское Советское государство"). Но невозможно представить себе Сталина или любого другого коммуниста той эпохи, произносящего слово "империя" в позитивном контексте.
30 июня к Сталину в Волынское приехали члены Политбюро с предложением о создании ГКО. Это засвидетельствовано в письме Л.П.Берии членам Президиума ЦК КПСС (написанном после ареста), а также в вышеупомянутых воспоминаниях А.И.Микояна, беседах В.М.Молотова и мемуарах Н.С.Хрущёва. Никаких упоминаний ни о каких высказываниях Ворошилова в ходе разговора со Сталиным в этих источниках нет.
С.В. Мироненко — настоящий демократический историк, вырос на изучении журнала Огонёк.
Источники читать ни к чему, в Огоньке всё объяснили: Сталин был эмо, он сидел пацталом и плакал.