Сегодня день рождения Высоцкого.
Наверно, ничьих песен не слушал больше, чем Высоцкого. У старшего брата была куча бобин с записями, и я их слушал не переставая лет с десяти. Считаю, что песни его оказали огромное воздействие на формирование моего мировоззрения.
Что тогда, что сейчас мне больше нравились песни иронического характера, про жизнь простых советских граждан. Типа:
А у тебя – ты вспомни, Зин!
В семидесятом был грузин,
Так тот вообще хлебал бензин,
Ты вспомни, Зин!
Песни неизменно поражали и поражают тем, как простая человеческая речь внезапно складывается в чёткие рифмы, как ярко и красочно описываются привычные явления типа похмелья:
А наутро я встал,
Мне как давай сообщать:
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Что я голым скакал,
Что я песни орал,
А отец, говорил,
У меня генерал!
Было видно, что автор, как и основная масса мужчин страны Советов, вырос на улице, знает все правильные слова и обороты, умеет ими пользоваться, знает правила поведения, ход мыслей простолюдина, плюс не понаслышке знаком с употреблением алкоголя. С первого же прослушивания было ясно, что автор – свой и наш.
Память с тех пор крепко держит практически всё – на уровне афоризмов. Ибо на любой случай жизни есть отличная цитата из Высоцкого, типа «не один из вас будет землю жрать, все подохнете без прощения!».
Никогда не любил в его исполнении песни пафосные, написанные для театральных постановок. Пафос – ни о чём, а вот такое:
Спасибо вам святители, что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители зачать меня задумали,
В те времена укромные, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
остаётся в памяти навсегда.
Как творец Высоцкий был любим народом и обласкан властью. Теперь каждый урод в телевизоре тупо лжёт о том, что его «запрещали». При этих страшных «запретах» плёнки с записями Высоцкого были у каждого владельца магнитофона, песни его было слышно из каждого второго раскрытого окна. Такие тиражи не снились никому из нынешних.
А вокруг, понятно, металась кровавая гэбня, хватала владельцев магнитофонов и волокла на ближайший пустырь расстреливать – так сильны были запреты. Владельцев пластинок Высоцкого, выпущенных фирмой «Мелодия», уничтожали семьями.
Его знали и любили все и везде. Любили фронтовики за отличные песни про войну:
Ну так что же! — сказал захмелев капитан,
Водку пьёшь ты красиво, однако,
А видал ты вблизи пулемёт или танк?
А ходил ты, к примеру, в атаку?
В сорок третьем, под Курском, я был старшиной,
За моею спиною — такое!
Много всякого, брат, за моею спиной,
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно...
Его любили уголовники за отличные блатные песни. Любили милиционеры за отличные песни про милицию. Любила советская интеллигенция за отличные песни про неё. Любили в КГБ за песни про шпионов и китайцев. Его любила и знала вся страна. И все уверенно полагали, что он сидел, воевал, служил, работал, хотя ничем этим он не занимался. Такой был талант.
Работал запрещённый Высоцкий в самом престижном театре страны Советов – вот куда его загнала кровавая гэбня. В этом самом театре исполнял самые престижные роли, в том числе – вожделенную для всех советских актёров роль
Гамлета. Так сильно его притесняла советская власть.
В перерывах между спектаклями регулярно снимался в кино. Чаще – в каком-то отстое, типа «Интервенция», который проклятые большевики никому не показывали (за что им спасибо), реже – во всенародных хитах, типа «Вертикаль» и «Место встречи изменить нельзя», где играл самого себя, примерно как Арнольд. Лично я никакого зверского актёрского дарования в нём узреть не способен, ну да какая теперь разница? Человек был исключительно успешен, жил на полную катушку и так, как ему нравилось.
Что касательно денег и гастролей, то гастроли запрещённый Высоцкий проводил постоянно – это, конечно, несмотря на запреты из ЦК КПСС и массовые расстрелы, немедленно следовавшие за концертами. Концерты проводились в том числе в ВУЗах и ВТУЗах, и везде перед сценой стояли кучи магнитофонов и микрофонов. Владельцев, понятно, потом расстреливали, но после концертов записи расползались по всей стране.
Кроме того, концерты давались и на дому – для состоятельных советских граждан. За одно выступление на дому Владимир Семёнович брал 300 рублей. В то время моя месячная зарплата, зарплата квалифицированного токаря, составляла 230-250 рублей. Это в месяц. Во времена расцвета Владимир Семёнович брал за такой концерт уже 1000 рублей. Тысяча рублей при советской власти – сумма просто немыслимая.
Так он и жил: творил, как хотел, женился на Марине Влади, гонял в Париж и всегда возвращался обратно, был любим народом и обласкан властью. И неважно, что лгут дешёвые клоуны теперь. Мы-то видели и помним.
Когда же он умер, хоронить его пришли все, кто считал нужным прийти. Конечно, кровавая гэбня никого не пускала, а кто лез без спросу – всех на месте расстреливали. Многие путают похороны Высоцкого с похоронами Ельцина, куда озверевший от ненависти народ не пускали. А Высоцкого народ любил. И на похороны его пришла вся Москва. И похоронили его на элитном кладбище – это был финал гонений и запретов.
Само собой, были люди, которые его ненавидели. Это были его коллеги — актёры театров и кино. Ненавидели за талант — у них так принято. Ненавидели за успех — успех должен быть у них. Ненавидели за славу — слава должна быть только среди советской интеллигенции, то есть среди актёров театра и кино. А слава среди народа, каковой для них является быдлом — это не слава, а позор для интеллигентного человека. Они ведь не для слесарей и солдафонов на сценах кривляются, понимать надо. Они ненавидели его тогда, ненавидят и сейчас.
По ходу перестройки очень часто задумывался: а что бы сказал Высоцкий вот об этом? И какую бы песню сочинил вот об этом? И с ужасом понимал, что и в одном, и в другом случае он мог бы продать и предать всё то, о чём с таким чувством пел раньше. Предать и продать как толпа его коллег, сжигавших партбилеты и валивших зловонные кучи на наше прошлое.
Тогда же посетила нехорошая мысль: хорошо, что он умер, не дожив до этого паскудства.
Хорошо, что он навсегда остался в нашей памяти таким, каким был.
Хорошо, что он никого и ничего не предал, что навсегда остался нашим.
И песни его – с нами навсегда.