Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Баир, добрый день.
Баир Иринчеев. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич. Здравствуйте, уважаемые зрители.
Д.Ю. Что за объёмистый труд?
Баир Иринчеев. В Разведопросе про штрафбаты была, с моей точки зрения, обоснованная жалоба на то, что мало документов – вот они, документы.
Д.Ю. Позвольте потрогать: «К 70-летию Советско-финляндской войны: Зимняя война. Исследования, документы и комментарии». Объёмистый труд!
Баир Иринчеев. Да, и основная часть документов здесь из Центрального архива ФСБ России.
Д.Ю. Что же там за секреты нам открыли?
Баир Иринчеев. На самом деле, с моей точки зрения, там абсолютно нормальная критика действий Красной Армии по всем родам войск, по многим операциям, по многим персоналиям, но сегодня мы поговорим о битве при Толваярви, которая у нас развернулась 12 декабря 1939 года в северном Приладожье, в очень красивых местах и закончилась первым крупным поражением для частей Красной Армии. Наступала там 139-ая стрелковая дивизия комбрига Беляева, бывшего штабс-капитана Российской Императорской армии, который спокойно продолжил службу в 30-е годы, и соответственно…
Д.Ю. Это после 1937 года уже было, да, когда их всех убили?
Баир Иринчеев. Да, после 1937-го, там видно, что он спокойно рос, там видно по семейным фотографиям, что он сначала полковник, потом уже комбриг. И прежде чем говорить об этом сражении, и почему мы его отдельно выделяем, необходимо поговорить о планах: что вообще там советское командование планировало достичь – к северу от Ладоги 8-ая армия должна была, наступая частично вдоль восточного берега Ладожского озера, занять Питкяранту, затем выйти в Сортавалу и, обходя Ладожское озеро с востока на запад, т.е. против часовой стрелки, выйти в тыл к финским позициям на Карельском перешейке, выйти в тыл к линии Маннергейма – это то, о чём мы говорили в прошлый раз, ну а правофланговые части 8-ой армии должны были наступать через Суоярви на Толваярви, через Толваярви на Вяртсилю и от Вяртсили уже, перерезав важные железные дороги, возможно наступать на Юэнсу и далее вглубь Финляндии, т.е. создать угрозу вторжения уже во внутренние регионы страны. И характер местности в тех местах такой, что финны не считали, что там будут задействованы какие-то крупные силы, и это видно по тому, как Маннергейм на 30 ноября 1939 года расставил свои войска. Т.е. если в районе Питкяранты и чуть южнее стоит 3-ий армейский корпус, причём стоит очень хитро, образовав своей оборонительной линией нависающую над правым советским флангом позицию, т.е. там войска стояли не перпендикулярно к берегу Ладожского озера, а под углом, т.е. наши войска, наступая, втягивались в западню, которую финны захлопнули позже. Именно там были окружены 168-ая стрелковая дивизия, 18-ая стрелковая дивизия и 34-ая легкотанковая бригада. В тех местах финны считали, что да – будет крупное наступление, будет какое-то сражение, и там можно советские части будет окружить, что они и сделали, т.е. вот эту свою штабную игру 20-30-ых годов они осуществили уже на практике в ходе Советско-финской войны.
Дальше на север, в общем-то, финны считали, что там тайга, дорог крайне мало, и там никакие крупные силы задействованы быть просто физически не могут, потому что дороги плохие, крайне узкие, и их очень, очень мало. Снабжение любой наступающей группировки подразумевает, что у вас есть одна дорога, где хотя бы могут разъехаться 2 грузовика, потому что один на фронт везёт боеприпасы, пополнение, продовольствие, а второй грузовик, идущий к нему навстречу, соответственно, должен вывозить раненых. Вот таких дорог там фактически не было. Это были дороги в 1 колею, там двум грузовикам было разъехаться крайне сложно, поэтому во всех довоенных планах финны посчитали, что там будут, может быть, какие-то стычки между советскими и финскими пограничниками, и на этом всё закончится. И здесь финское командование очень серьёзно просчиталось, потому что наши бросили там в наступление на каждую дорогу по одной стрелковой дивизии – 17 тысяч человек с лёгкими танками, с артиллерией, с зенитками – т.е. это очень большая воинская часть, и оказалось, что у финнов там на каждой вот такой дороге внезапно стоит только какая-то финская погранрота, 100 человек, и какой-нибудь отдельный пехотный батальон, сформированный из местных ополченцев – это тоже порядка 500-1000 человек, не более того.
Д.Ю. Ну т.е., по идее, должны были всё смять и пройти, да?
Баир Иринчеев. Да, и вот это наступление, как раз, в частности, наступление 139-ой дивизии комбрига Беляева через Суоярви на Ягляярви и далее на Толваярви стало для финнов очень и очень неприятным сюрпризом, потому что несмотря на то, что здесь вот пишется в документах НКВД, что дивизия была не очень хорошо подготовлена для действий на такой местности, но, тем не менее, 139-ая дивизия прошла от границы с боями примерно 80 км, и она была крайне успешной в первых боях. И финнам фактически в начале Советско-финской войны такой массе войск противопоставить было просто нечего. Есть у нас такой стереотип о Советско-финской войне, что наши действовали только по дорогам – вот всё: наши идут только по дороге, потому что в лес они заходить боятся – там сидят страшные «кукушки» с финскими ножами, которые всех перережут. Это касается более позднего периода, это, скорее, конец декабря 1939 – январь 1940 года, когда был высокий снежный покров. Тогда уже, действительно, пехоте с дороги сходить было крайне сложно, и передвигаться в лесу было очень сложно, и это сыграло свою роль как раз в сражении при Толваярви тоже, в ночь с 11 на 12 число.
В начале Советско-финской войны температура стояла уже минусовая, но снежный покров был небольшой, и комбриг Беляев очень грамотно использовал обходы: т.е. вот наступает 139-ая стрелковая дивизия, против них стоит финский заслон из местных ополченцев-резервистов и пограничников, когда 139 дивизия в него упирается, то сразу выделяется батальон, чтобы обойти их с фланга – с юга, с севера, с востока, с запада – и внезапным ударом они опрокидывают финнов с фланга, с тыла. Т.е. 139-ая дивизия, пока она была ещё свежая, победоносно шла вперёд, и остановить её финнам было невозможно, они просто не могли – их было гораздо меньше. И 139-ая стрелковая дивизия грамотными действиями численно превосходящих стрелковых частей финнов постоянно выдавливала, сметала с дороги их заслоны, обходила их и, соответственно, продвигалась вперёд, причём очень успешно. Но это первая неделя продвижения вглубь Финляндии, части 139-ой стрелковой дивизии заняли Суоярви и двинулись дальше на Ягляярви, взяли Ягляярви, двинулись дальше к Толваярви. Это район 12-ти озёр, очень красивых, там 3 дамбы между этими озёрам. Если там не были, то надо обязательно туда съездить – очень красивые места. Ну а после Толваярви, после этой деревни, которая находится на западном берегу озёр, дорога идёт на Вяртсиля, там по пути только 2 хутора, и всё. После этого уже крупный железнодорожный узел Вяртсиля находится, и после Вяртсиля уже начинается более-менее развитая дорожная сеть. Т.е. взятие Толваярви и выход на Вяртсиля был крайне важен, но к концу первой недели войны, т.е. примерно к 7-8 декабря, выйдя к восточной оконечности озёр, которых там 12 штук, 139-ая стрелковая дивизия уже начала испытывать серьёзные проблемы со снабжением из-за того, что там одна очень и очень плохая дорога, по которой дивизия наступала.
Д.Ю. Ну т.е. нужны боеприпасы, нужна еда, обмундирование, вывоз раненых и прочее.
Баир Иринчеев. Да, и всё это было крайне затруднено, всё это было организовано плохо, связи было мало, связь работала тоже отвратительно, на что как раз и указывается здесь, в этой книге. Это с одной стороны, а с другой стороны, из-за того, что только одна дорога, то получалось, что артиллерия где-то отстала, танки, ну хотя бы лёгкие, тоже где-то отстали, и вся тяжесть боя легла именно на стрелковые части. Вся масса, всё, что мы видели на Красной площади на парадах 30-ых годов: это тяжёлая бронетехника, тяжёлые орудия, самолёты, т.е. ВВС, бомбардировщики – всего этого просто не было. Всё свелось к тому, что наши стрелковые части перестреливаются с финскими стрелковыми частями, у них и у той, и у другой стороны одни и те же винтовки Мосина, у финнов пулемёты те же самые «Максим», и у финнов такие же ручные пулемёты, как у наших. А где артиллерия – ну артиллерия где-то застряла, она просто не доехала до поля боя. Где танки – танки не доехали. Авиация – авиации просто…
Д.Ю. Не долетела, да?
Баир Иринчеев. Вы знаете, с 30 ноября по 18 декабря наша авиация фактически в воздух не поднималась из-за тяжёлых погодных условий – туманы, низкая видимость, и поэтому Беляев несколько раз просил аваиподдержку и получал отказ, т.е. авиация просто в воздух не осмеливалась подняться, т.е. наши бомбардировщики, лётчики наших самолётов, говорили, что вы знаете, мы лучше не будем подниматься, потому что побьёмся, улетим не туда, и вообще, погода нелётная.
Д.Ю. Многоплановая, это нынешним самолётам с нынешней связью проще, а тогдашний самолёт мог просто назад не прилететь, потому что непонятно, куда.
Баир Иринчеев. Вот донесение начальника особого отдела НКВД Ленинградского военного округа А.М. Сиднева В.М. Бачкову «О несогласованности действий отдельных родов войск, слабом использовании техники, недостатках командования 7-ой, 8-ой, 14-ой армией и Краснознаменным Балтийским Флотом, политико-моральном состоянии красноармейцев и финских солдат». 14 декабря – это уже после сражения. Так вот: «В проведении боевых операций по-прежнему отмечаются факты неувязки в действиях отдельных родов войск и слабое использование имеющихся технических средств. Командование 139-ой дивизией при наступлении в районе озера Хирвасъярви создало на передовых позициях полную неразбериху: полковая артиллерия, миномёты, пулемётчики были расположены вместе на восточном берегу Хирвасъярви и в течение часа вели ураганный огонь. Стрельбой никто не управлял, никто не знал, куда стреляет. Противника в этом районе не было. Танки Т-37, химические танки и бронемашины двигались в обозе и участия в наступлении не принимали. В результате имели место отдельные выкрики со стороны бойцов следующего содержания: «Трусы! Заперлись в броню и вперёд не идёте. Гранатами вас забросаем!» Дивизия, не получая разведсводок от корпуса, действует вслепую, пользуясь данными от военнопленных, которые в большинстве не верны».
Т.е. выйдя уже непосредственно к озёрному району и взяв первую дамбу, дивизия уже была сильно уставшая: представьте, что вам приходится 8-9 дней жить у костра всё время, всё время находиться на морозе, кухни с горячей пищей не приезжали – они просто не доезжали до фронта, т.е. питаться можно только сухим пайком, только тем, что с собой несёшь: консервы, сухари, может быть, хлеб – ну что есть.
Д.Ю. Не согреешься, да.
Баир Иринчеев. Дальше очень важный момент – это то, что в дивизии не было маскхалатов вообще, по определению, т.е. на белом снегу красноармейцы шли в атаку в темно-серых или в серых шинелях, были прекрасно заметны. И это, кстати, сыграло злую шутку с финским пополнением, которое приехало наконец, потому что Маннергейму стало понятно, что если не бросить туда подкрепление, то всё – сражение проиграно. Так вот, когда на фронт приехало подкрепление, и оно появилось на фронте тоже без маскхалатов, то по ним открыли огонь свои же, потому что финны за неделю боёв усвоили уже, что свои в белых маскхалатах, а вот если кто без маскхалата, значит, явно советский боец, красноармеец. Плюс, как вы понимаете, за всё-таки эти дни боёв дивизия понесла очень и очень серьёзные потери, что, собственно отмечалось и в документах НКВД.
Что происходит в финских частях: в финском лагере был такой человек – егерь, полковник Пааво Талвела – ярый финский националист, сторонник присоединения Олонецкой Карелии к Финляндии, который был главным инициатором и командующим Олонецкого похода в 1919 году. Олонецкий поход – это самое крупное вторжение с территории только что отделившейся Финляндии в Советскую Карелию. Об этом вообще нужно делать отдельную передачу, потому что финнами там была создана Олонецкая народная республика, но, к счастью, там местные деятели оказались настолько не профессиональны, что они просто за 3 месяца «попилили» все деньги, что им выделили, и ничего наладить не смогли.
Так вот, Талвела действительно считал, что граница Финляндии должна быть как минимум по Свири, что Карелия должна быть частью Финляндии, и в 1919 году попытался это на практике осуществить. Потерпел неудачу, в 20-30-е годы написал диссертацию по поводу того, как там вообще воевать, защитил диссертацию в Финской военной академии, ну а на 1939 год он был вообще не на фронтовой должности и просто вот так наблюдал за тем, что происходит. Когда он увидел, что финская армия в самом начале войны, по-моему, 3-4 декабря, потеряла Суоярвский выступ, то Талвела был в ярости, был крайне недоволен тем, что происходит, добился аудиенции у Маннергейма, т.е. он был доверенным лицом Маннергейма, входил в его ближний круг. И на аудиенции он сказал, что нужно не обороняться, а наступать, нужно вести активные действия, поэтому попросил у Маннергейма один пехотный полк, т.е. примерно 3 тысячи человек, и сказал, что этим полком сумеет справиться с наступающей 139-ой стрелковой дивизией Беляева. Маннергейм ему этот полк выделил – это был 16-ый пехотный полк, сформированный в городе Тампере, сформированный из рабочих города Тампере, которые, вообще-то, были социалисты, которые помнили кровавую баню 1918 года, которую Маннергейм там устроил. Что хуже – командовать этим полком стал не кто иной, как майор Паяри, а майор Паяри в 30-е годы был начальником городской полиции в городе Тампере, и его там страшно не любили, потому что он на одной из Первомайских демонстраций дал приказ полиции снять все красный флаги, потому что на 1 Мая рабочие вывесили красные флаги на домах, и Паяри сказал, что флаги снимает. Т.е. по-хорошему, если не было бы такого единения финского общества, которое было во время Советско-финляндской войны, то его на фронте, наверное, пристрелили бы первого, этого товарища Паяри. Но этого не случилось, об этом мы расскажем чуть-чуть попозже.
Итак, наши части выдвинулись уже непосредственно к Толваярви, заняли здание гостиницы Толваярви, которое там стоит посреди озёр у третьей дамбы: первый этаж каменный, второй этаж деревянный сруб. Очень красивое здание, стоит на высоченной сопке, с видом на 2 озера – направо и налево. И до деревни Толваярви остаётся буквально какой-то километр, нужно пройти одну всего лишь дамбу. Но к этому моменту в 139-ой дивизии проблемы уже, можно сказать, достигли своей критической массы, потому что 11 числа 364-ый полк посылает свой отряд, по-моему, силами до батальона, в обход с юга озера Толваярви, и этот батальон должен сделать налёт на саму деревню Толваярви. Этот обход совершается, после чего финны уже свежими силами наносят по этому батальону контрудар, у пулемётчиков заканчиваются боеприпасы, начинается паника, и вот этот отряд 364-го полка в панике отступает, бросив 16 пулемётов на поле боя, оставив их финнам. Командование полка сказало, что просто там командир пулемётной роты был откровенный трус, т.е. он действовал плохо, но суть в том, что уже видно, что эти обходы с нашей стороны не работают, что бойцы слишком уставшие, измотанные, уже высокий снежный покров, и этот рейд не удался.
С другой стороны, 718-ый стрелковый полк, который наступал севернее, выслал в глубокий обход финских позиций 2 батальона пешком. Они должны были обойти озёра с севера, выйти на дорогу между Толваярви и Вяртсиля, её перерезать и ударом в тыл помочь 139-ой дивизии взять деревню. Они ушли, по-моему, 8 декабря, и считалось, что они за сутки дойдут, а они шли 3-е суток по снегу, в результате они нанесли свой удар только в ночь с 10 на 11 декабря, и длительность марша, т.е. километраж, который они должны были пройти, был порядка 20 км по тайге – это с пулемётами, с боеприпасами, с едой.
Д.Ю. По снегу?
Баир Иринчеев. По снегу, без лыж, поэтому вы можете себе представить, что когда люди наконец вышли на эту дорогу, они были уже в абсолютно невменяемом состоянии, страшно измотаны, голодные, замёрзшие, и именно поэтому это сражение, вот эта стычка двух батальонов – 718-го полка и финских сил – получила название «Сосисочной войны», потому что наши вышли на дорогу, напали на финские тыловые части, застали их абсолютно врасплох, но разгромив финские обозные части, эти 2 батальона вышли к финским полевым кухням, где как раз варился сосисочный суп, по-фински «makkara keitto». У нас такого супа нет – там сосиски нарезанные, картошка, морковка и сельдерей, вот это всё вместе варится, сосиски могут быть самые разные. И увидев горячую пищу, наши бойцы просто сели есть, потому что больше уже не могли, т.е. они были на пределе физического истощения. Никакой атаки на Толваярви с тыла, как было запланировано, не последовало, финны после первого шока оправились и, конечно, нанесли по нашим батальонам контрудар. Бой шёл ночью, в тайге, в кромешной темноте, и он выглядел очень странно, потому что никто никого не видел, ориентировались только по вспышкам выстрелов, потому что больше было ничего не видно. Перед атакой финны хором спели какую-то свою боевую песню, т.е. можно себе представить: ночь, ничего не видно, тайга, вы замёрзшие и уставшие сидите и наконец вы едите какой-то горячий суп, при этом вы понимаете, что вы находитесь в тылу противника, и тут вы слышите какое-то хоровое, очень низкое пение боевой финской песни…
Д.Ю. Известную польку, да?
Баир Иринчеев. Не польку, и потом начинается пальба, дикий крик – ничего не понятно. Финны поняли, что такая ситуация будет, поэтому у них был пароль и отзыв, причём они это сделали тоже очень грамотно, потому что в финском языке есть несколько звуков, которых нет в русском языке – это как в немецком умлаутные звуки … , которые у нас, как правило, произносятся с сильным акцентом – «я», «ю», «ё». Это разные звуки, и финны как раз сделали пароли такие, пароль и отзыв сделали «metsiä», т.е. пароль был «korpi» - «бор», а отзыв был «metsiä» - «лес». «Бор» - «лес», короткие очень слова, но во втором слове специально был поставлен звук, которого в русском языке нет, поэтому даже если бы наши бойцы попытались бы использовать отзыв, потому что они же слышали это всё, то они бы это произнесли неправильно, тем самым дав понять, что перед вами противник. Т.е. вот стреляли именно: пароль-отзыв, пароль-отзыв неправильный – стреляем.
Дальше: у финнов характерные рюкзаки: у финского рюкзака есть рама, поэтому, если перед вами кто-то есть, то схватив его за спину, уже можно понять, это финский рюкзак или это красноармейский ранец, или это вещмешок. Т.е. это тоже был один из признаков, как друг друга в бою признавали – свой, не свой. И понятно, что в этой панике, в абсолютно хаотической пальбе в лесу, конечно, финны взяли верх, 2 наших батальона отступили на север, т.е. ушли туда, откуда пришли, той же самой дорогой. Финны их не преследовали.
Д.Ю. Ну там, наверное – извини, перебью – не совсем темно, если снег есть, не кромешная тьма.
Баир Иринчеев. Да, не совсем темно, но, тем не менее, участники с финской стороны этого боя говорят, что ориентировались по вспышкам выстрелов, и в результате боя финны, когда на поле боя осматривали тела погибших красноармейцев, то увидели, что у многих уже в вещмешке были положены сосиски, колбаса – всё, что на кухнях там набрали себе. Поэтому этот бой и получил название «Сосисочная война», т.е. очень известный эпизод именно финской военной истории. У нас вообще о всей битве при Толваярви как-то не принято говорить, потому что закончилась она неудачей.
Т.е. что мы здесь с вами видим: все обходные манёвры, которые комбриг Беляев своим частям назначает, прекрасно срабатывают в начале, в первые её дни, потому что дивизии свежая, полнокровная, все сытые, обутые, одетые, не замёрзшие и с хорошим боевым духом, то уже 10-11 декабря ничего не получается – все слишком устали, потери, командиров мало, и ситуация такая, что дивизия дальше наступать фактически не может.
У финнов пограничники, вот эти отдельные пехотные батальоны ополченцев, которые там были, тоже в крайне слабом состоянии находятся, т.е. с обеих сторон части выдохлись, и при этом на фронт прибывает свежий 16-ый пехотный полк финской армии майора Паяри под командованием вот этого полковника Талвела, т.е. из всех этих финских частей формируется группа Талвела, т.н. боевая группа, и Талвела, конечно, сразу хочет атаковать, но его отговаривают, потому что не все части 16-го полка ещё прибыли на фронт. У финнов та же проблема – что они полк подбрасывают к передовой тоже по единственной ниточке дороги от Вяртсиля и от Корписелькя, т.е. всё это происходит небыстро. Как вспоминали финские ветераны, они тоже говорили, что дорога обледеневшая, дорога узкая, она постоянно с сопки на сопку идёт, т.е. ехали очень медленно, грузовик приходилось иногда выталкивать, заталкивать на сопку, подкладывать лапник под колёса, чтобы не скользили. Т.е. климат воздействовал одинаково на обе стороны. И несмотря на всё это, командование 8-ой армии требует от Беляева наступать, причём Беляев прекрасно всё понимает: если он уже в Императорской армии был штабс-капитаном, потом все 20-30-е годы отслужил, он кадровый военный, он грамотный, и он пишет в командование корпуса, что надо бы сначала как-то подтянуть артиллерию наконец, наладить снабжение, всех нужно накормить, обогреть, и только после этого давайте начнём наступление. Но ему командование корпуса в конечном итоге дало только сутки, т.е. что-то удалось сделать, но в основном небольшие перемены, небольшие мероприятия. И вечером 11 числа приходит приказ, что 12 декабря – генеральное сражение, т.е. наступление с советской стороны, и нужно наконец взять Толваярви, сломить финское сопротивление и двигаться дальше на Вяртсиля и на Корписелькя. На совещании командиров Беляев в открытую говорит, что «у меня есть смутные сомнения, что у нас завтра что-то получится, у меня наоборот – мне кажется что завтрашнее наступление может обернуться катастрофой для нас, что слишком много признаков указывает на то, что у финнов появился свежий полк, а у нас как-то никого и нет. Нам обещали, что 75-ая дивизия на подходе, но что-то её не видно, она тоже где-то там очень далеко в тылу, т.е. её ещё нет».
Ну и собственно, как раз хотел здесь процитировать немного документов – тут длиннющий отчет: «Объяснение начальника 1-го отдела Штаба 139-ой стрелковой дивизии майора Богородского о причинах неудач и поражений дивизии. Написано 16 декабря.» Тут много всякого другого, но, на самом деле, самое важное следующее:
«Решение на бой…» Да, вот ещё, извините: «Об усталости и неподготовленности бойцов к наступательным действиям командование доносило. Правда, копии официального документа подобного рода нет, комбриг писал лично, в 1 экземпляре, но я об этом знаю, и кроме того, знаю из телефонных переговоров командира дивизии с командиром корпуса. Решения на бой командованием дивизии принимались довольно обдуманно, и в тактическом отношении, насколько я могу судить, решения были правильные, но в эти решения командованием корпуса вносились изменения, которые командование дивизии не могло не выполнять. Так, например, при подходе к озёрной системе (как раз вот эти озёра Толваярви) Ала-Толваярви, Хирвасъярви и деревня Толваярви стало известно, что мы имеем дело с противником, серьёзно укрепившимся, но система самих укреплений не была ещё разгадана. Исходя из этого командир дивизии принял решение остановить части, выслать разведку, провести рекогносцировку и одновременно с этим выбрать огневые позиции для артиллерии, произвести расчистку их, наметить и оборудовать наблюдательные пункты и прочее, а с утра следующего дня атаковать укреплённую полосу. Это решение, на мой взгляд, было единственно правильным и оно, безусловно, обещало успех. Но в это вмешался командир корпуса Панин и приказал немедленно атаковать с хода, обещав при этом помощь авиации. Атака была произведена вслепую, никто не знал, что собой представляют укрепления, где огневые точки. Обещанная авиация на поле боя не появлялась. В результате части понесли большие потери, укрепления не были даже надломлены артиллерией, т.к. последняя на базе в 9 км стреляла без наблюдения. Атака успеха не дала, части отошли в исходное положение. Повторные атаки приводили только к излишним потерям. Эта поправка командира корпуса в решение командования дивизии явилась роковой на все последующие действия дивизии, имевшие в предшествующие дни только успехи. Наступательный порыв бойцов, к тому же уставших, сразу же был надломлен. Мне кажется, что командование корпуса учло свою ошибку и решило её как будто исправить. Для этого 11 декабря оно дало некоторый отдых, а с утра 12 декабря была назначена решительная атака, и вновь была обещана авиация. Командир дивизии накануне атаки в боевом донесении (копии нет, комбриг Беляев писал лично в 1 экземпляре) просил произвести бомбёжку авиацией и вместе с тем доносил, что бойцы устали, дивизия имеет большие потери, и если не будет оказана помощь авиацией, возможны катастрофические последствия. К этой оценке положения комбригом Беляевым я полностью присоединяюсь. Решение командира корпуса исправить свою ошибку явилось крайне запоздалым, противник уже успел подтянуть свежие части. С утра 12 декабря началась артподготовка, с нетерпением ждали обещанной авиации, но непосредственно на поле боя для бомбёжки укреплений она почему-то не появилась. Результаты атаки были крайне тяжёлыми, противник сам перешёл в контратаку и оттеснил части дивизии, которые отошли с большими потерями в людском, особенно в командном, составе и материальной части. С этого дня дивизия потеряла способность не только к наступлению, но и к обороне».
Но всё это я зачитываю для того, чтобы дать понять нашим уважаемым зрителям и слушателям, что есть определённый стереотип, такое клише, что на Карельском перешейке наши части упёрлись в линию Маннергейма, дальше не прошли, а к северу от Ладоги были сплошные «motti» - сплошные окружения, что какая-то дивизия Красной Армии вытянулась в колонну длиной 20 км или 30 км по единственной плохой дороге, финские лыжные отряды к ней заходят в тыл, её отсекают от баз снабжения, громят тылы. Дивизия оказывается отрезанной, она на этой дороге застряла, не двинуться ни вперёд, ни назад. Потом финны ударами эту колонну рассекают на части и потом, в каждом месте создав численное превосходство, по частям её уничтожают.
Так вот, сражение при Толваярви абсолютно не такое – это лобовая атака вдоль единственной дороги что с нашей, что с финской стороны. Но речь идёт именно о том, что дивизию командование гнало и гнало вперёд, не слушая собственно командование, несмотря на то, что Беляев, как профессиональный военный, постоянно докладывал о том, что надо бы нам остановиться, немного отдохнуть, подтянуть артиллерию, и т.д.
Д.Ю. Ну, как-то вырисовывается какая-то странная картина: т.е. есть непосредственный руководитель этой самой дивизии, который руководит наступлением. Обоз за ним почему-то не успевает, т.е. не везут еду, не едут танки и самое главное – не приходит артиллерия. Это его личная вина, что они так не приходят?
Баир Иринчеев. Ситуация такая, что просто там сама дорога была самым главным узким местом. Беляев свою артиллерию не мог подвезти, она не успевала просто из-за того, что дорога настолько узкая, и как вот здесь уже говорилось, и танки где-то оказались не там, и соответственно…
Д.Ю. А тогда получается, т.е. он же, наверное, рапортует, да, о происходящем…
Баир Иринчеев. Да, он рапортует о том, что нужно больше времени, нужно нормально готовиться – его просто не слушают.
Д.Ю. Вместо этого его посылают ещё дальше вперёд, и это приносит катастрофический результат. А кто виноват-то? Ты ключевое скажи. Кого назначили виноватым?
Баир Иринчеев. Ну вот, сейчас, это ещё не всё, потому что вот докладная записка Л.П. Берии, И.В. Сталину, В.М. Молотову и К.Е. Ворошилову с информацией особых отделов о тяжёлом положении и больших потерях 139-ой дивизии: «18 декабря 1939 года. Совершенно секретно. В дополнение нашего сообщения … сообщаю данные, полученные от заместителя начальника Особого отдела НКВД СССР и начальника Особого отдела 8-ой армии: во время напряжённых боёв с 30 ноября по 6 декабря в тылу работа была организована слабо, передовые батальоны продовольствием снабжались плохо. 1-ый батальон 718-го стрелкового полка с 1 по 3 декабря продуктов не получал, бойцы были плохо обуты, с 30 по 12 декабря не имели отдыха».
Д.Ю. Две недели, считай.
Баир Иринчеев. Да. «С 7 по 12 декабря во время боя за овладение деревней Толваярви понесены большие потери личного состава и материальной части, наблюдался массовый уход людей в обоз. В отдельных батальонах 364-го и 609-го полков осталось до 50% состава, остальные участия в боях не принимали. 11 декабря 1-ый батальон 364-го полка при отступлении оставил противнику 16 станковых пулемётов» - это как раз то, о чём я говорил уже. «12 декабря при наступлении на Толваярви бойцы во время боя стали разбегаться. В результате паники на поле боя оставлено 40 пулемётов, 1 батарея, по неточным данным, убит комиссар 609-го полка и нет сведений о командире и комиссаре 618-го полка. Раненые в тыл не отвозились, в результате чего 300-400 человек оставлены в руках противника. В район 139-ой стрелковой дивизии направлены части 75-ой стрелковой дивизии, батальон охраны Штаба корпуса и другие части». То, что направлены части 75-ой стрелковой дивизии, это уже было слишком поздно, на самом деле. Это всё происходило слишком медленно, и в результате 139-ая и 75-ая дивизии откатились примерно на 60 км назад, т.е. финны их гнали обратно к границе 60 км. Т.е. вот они зашли где-то на 80 км, и только на той самой речке Айттойоки, где был первый красивый бой с обходами 139-ой стрелковой дивизии, только там смогли остановиться, причём тоже с приказом: «Ни шагу назад!», с угрозами расстрелов и вообще с такими крайними мерами.
Д.Ю. А кто это так гениально руководил-то?
Баир Иринчеев. Командование 1-го стрелкового корпуса – Панин и командование 8-ой армией, которое было снято. Хабаров, командующий 8-ой армией был назван в отчётах НКВД бездарным руководителем, был снят, и на его место прибыл всем нам известный печально Штерн – еврейский генерал, был такой очень известный деятель– красный комкор Штерн, или командарм 1 ранга уже Штерн, точно не помню сейчас, который, конечно, сразу принял очень крутые меры, показательные расстрелы и всё такое, но это тоже, к сожалению, не помогло.
Но это мы немного забежали вперёд, давайте вернёмся к этому роковому дню 12 декабря, который некоторые патриотичные финны вообще считают днём рождения нации, потому что впервые дали серьёзный отпор и нанесли поражение. Т.е. нужно называть вещи своими именами: на самом деле 139-ая дивизия потерпела тяжелое поражение, действительно, покатилась назад, и наконец прибывшая 75-ая дивизия не смогла никак помочь, не смогла выправить положение.
Д.Ю. А какие силы у финнов были?
Баир Иринчеев. У финнов были вот эти 2 отдельных пехотных батальона и, соответственно…
Д.Ю. Не дивизии, да?
Баир Иринчеев. Нет, не дивизия, но там силы были по пехоте примерно равные, может быть, но самое главное – что у финнов появились 3 свежих батальона, а 139-ая дивизия была в крайне вымотанном состоянии.
Дальше, 718-ый полк, как я уже говорил, отправил 2 батальона туда в обход, на «Сосисочную войну», и те 2 батальона, судя по всему, так и не вернулись к 12 декабря и не присоединились к основным силам полка. Т.е. на севере 718-ый полк был представлен, судя по всему, всего лишь одним батальоном, уставшим и потрёпанным, в центре стоял 609-ый стрелковый полк, и южнее на острове Котисаари стоял 364-ый стрелковый полк.
Так вот, 12 декабря фактически одновременно наши и финские части начали наступление друг на друга, и наступление было лобовое. Т.е. наши наступление начать не успели, т.е. даже если кто-то поднялся в атаку, то сразу был вынужден залечь под финским огнём и отступил обратно. На острове Котиссари финны сумели перебежать через озеро, ворвались в распоряжение 364-го полка, который был деморализован поражением предыдущего дня, когда они бросили 16 пулемётов финнам и начали отступать. Командир 364-го полка майор Дряхлов был вынужден собрать 40 сапёров и лично повести их в контратаку, чтобы как-то выправить положение. В результате ему как-то удалось стабилизировать ситуацию на острове на какое-то время. На севере финны перебежали через озеро и по роковой случайности выскочили на штаб 718-го полка, который уничтожили, но при этом, самое интересное, что на севере там тоже была какая-то полная неразбериха с обеих сторон, и там майор Малкамяки, командующий финскими частями на севере, посчитал, что у нас ничего не получилось, короче, отходим. Т.е. на флангах, в общем-то, как-то с очень большим трудом, с серьёзными потерями, но вроде 139-ая дивизия удержала свою линию как-то, худо-бедно. Ну а в центре 609-ый полк не смог удержать свои позиции, т.е. финны, бросившись в атаку через третью дамбу Хевоссалми, сразу захватили передовую позицию. На дороге там они увидели лёгкий огнемётный танк и пару броневиков, которые сразу были подбиты их противотанковым взводом, и фактически прорвав фронт, они вышли к этой самой гостинице, которую занимал штаб 609-го стрелкового полка. И за эту гостиницу развернулся самый главный бой, который, опять же, длился не 5 минут. Дважды финны шли в атаку, карабкаясь по склону, который вообще-то, наверное, градусов 60, т.е. она стоит на очень высокой сопке, и дважды в рукопашной схватке штаб 609-ого стрелкового полка финские атаки отбивал. Но дело было решено тем, что финны сумели занять гряду к северу от гостиницы и начали атаку с 2-ух сторон. Когда я там были на местности, я абсолютно не понял, как вообще их на эту гряду пустили, потому что гряда высотой метров 20, уклон тоже 60 градусов примерно, вот оно, озеро, перед тобой, где-то 300 м шириной, и финны сами говорят, что там стояли пулемёты, на этой гряде. Сразу встаёт вопрос: а как они справились, как их там всех не положили на озере? Как выясняется по воспоминаниям финских ветеранов, это недостаточная стрелковая подготовка пулемётчиков 139-ой стрелковой дивизии.
Д.Ю. Т.е. просто не попали, да?
Баир Иринчеев. Да, финны говорят, что у советских пулемётчиков был неправильно выставлен на «Максимах» прицел, они говорят, что когда мы бежали через озеро, все очереди проходили над нами, т.е. просто не могли попасть. В результате этого, когда наши стрелки 609-го стрелкового полка вокруг гостиницы увидели, что атака теперь уже идёт с 2-ух сторон, т.е. она идёт и с юга, и с севера, на карте мы это обязательно покажем, и на фотографиях, то уже началась паника.
Д.Ю. Собственно, уточнить хотелось бы: пулемёт, по всей видимости, был не один, да?
Баир Иринчеев. Нет, не один, их было много.
Д.Ю. А кто пулемётным расчётом руководит?
Баир Иринчеев. Сержант.
Д.Ю. У них это какая-то пулемётная рота, да?
Баир Иринчеев. Нет, как правило, младший командир, но опять же, у 609-го полка уже командиров-то почти не осталось.
Д.Ю. Не-не-не, это т.е. если пулемёт не один, сержантов, соответственно, командиров расчётов много, и у них у всех прицелы стоят неправильные, да, т.е. они не могут попасть?
Баир Иринчеев. Очевидно, да, потому что на местности, если так посмотреть, они должны были просто всех там положить на этом озере.
Д.Ю. Это же сумасшествие какое-то. А что у них там никаких трассеров не было, что видно, куда летит, нет? Это тоже не надо, да?
Баир Иринчеев. Видите, это было уже во второй половине дня. 12 декабря, т.е. уже сумерки, и финны в белых маскхалатах – я так понимаю, они особо их так видели какие-то тени на льду, т.е. и особо их было не видно пулемётчикам.
Д.Ю. Атас!
Баир Иринчеев. Но суть в том, что штаб 609-го стрелкового полка остался в здании гостиницы один. Командир полка майор Литвинов, судя по тому, что он потом опрашивался сотрудниками НКВД, тоже здание покинул. В здании остался комиссар полка Балаханов, раненые и работники штаба. С острова Котисаари, где ещё как-то пытался изо всех сил держаться 364-ый полк, они увидели прекрасно, что от гостиницы по дороге в сторону нашей границы бежит 609-ый стрелковый полк, что уже майору Дряхлову не оставляло выбора – он тоже скомандовал отход, бросили артиллерию, бросили тяжёлое оружие, тоже начали отходить.
Д.Ю. Атас! Атас!
Баир Иринчеев. Т.е. к вечеру 12 декабря… Да, кстати, приехал на фронт непосредственно командующий 1-ым стрелковым корпусом Панин и увидел результат своих действий. Попытались у второй дамбы задержать – несмотря на то, что там был лично Беляев и лично Панин, они просто не смогли остановить даже наши отступающие части, в результате сказали, что закрепляемся за третьей дамбой. Беляев сказал: ну вы видите, что происходит вообще? Что дивизия, точнее её остатки, полностью деморализована? Ну, Панин сказал: тогда отступаем за третью дамбу, и там закрепляемся. Но это тоже не помогло.
Панин на фронт прибыл, чтобы посмотреть, как вообще развивается наше наступление, плюс он с собой наконец-то привёз первые батальоны 75-ой стрелковой дивизии, которая должна была прибыть гораздо раньше, но, опять же, слишком неторопливо всё делали, 75-ую дивизию сосредотачивали медленно, и в результате, когда финны продолжили наступление, то 75-ая дивизия точно так же потерпела поражение. Т.е. 139-ая дивизия после 12 числа была полностью деморализована, а 75-ая дивизия в бой была введена тоже неправильно, ну и с другой стороны, как вы понимаете, вот эта победа 12 декабря очень сильно сыграла на руку финнам, потому что до 12 декабря 1939 года финская армия никакими достижениями похвастаться не могла. Т.е. они везде отступают, их везде бьют, они отступают уже больше недели, т.е. многие уже там пали духом, и это приводило уже к не очень хорошим вещам, потому что, я забыл упомянуть: есть такое понятие, как «марафон до деревни Коккоре» - как раз это 9 декабря, после того, как наши взяли вторую дамбу, у финнов началась реальная паника, там пошли какие-то неверные сообщения, неверные приказы, в результате один батальон взял и ушёл с позиций, и бежал через тайгу до деревни Коккоре – это примерно 25 км. Только там они пришли в себя как-то. Т.е. чаша весов сражения всё время колебалась: сначала наши взяли верх, потом финны, подловив наших на таком моменте, когда 139-ая дивизия была явно не в лучшей форме, нанесли свой удар и выиграли этот бой.
До 12 декабря для поднятия своего боевого духа, чтобы показать, что русских можно бить, а это было крайне важно для финнов, потому что они тоже все были в расстроенном состоянии духа, Паяри сделал вылазку в тыл к нашим войскам, т.е. они по озёрам по льду, пешком, кстати, тоже, по-моему, не на лыжах, точно не помню, но это неважно, обошли наши посты, обошли остров Котисаари, остались полностью незамеченными нашими частями, вышли в тыл одной ротой, увидели просто наши тылы, т.е. там бойцы сидели около костров. Финны расположились на гряде, дали залп из винтовок, навели панику и ушли, фактически не понеся никаких потерь. Вот этот «рейд Паяри»,т.н. был для них очень важен для того, чтобы показать, что противник тоже уязвим, что противника можно бить.
На обратном пути, возвращаясь ночью по льду озёр в темноте, у Паяри случился инфаркт – просто упал, ему было более 40 лет тогда, т.е. он был такой уже не мальчик, ну и опять же давайте вспомним, что все его подчинённые – это рабочие из города Тампере, у которых к Паяри вообще-то серьёзные вопросы по поводу его поведения и отношения к рабочему, к социалистическому движению. Был прекрасный момент, чтобы его там просто бросить, сказать: извините, мы его там потеряли где-то, он пропал без вести – в ночном бою это было бы нормально. Нет, они его вытащили на себе. Т.е. это тоже показывает, что общественность Финляндии, общество Финляндии в своём большинстве восприняло начало Советско-финской войны как крайне несправедливое деяние со стороны Советского Союза, и они решили, что все свои старые обиды и претензии друг к другу между разными партиями: левыми, правыми, такими, сякими – мы это всё отложим на после войны, а сейчас мы все вместе. Т.е. это тоже очень важно понимать. Почему я говорю, что почти всё финское общество – потому что как раз тут есть где-то в финских документах, где-то там в конце книги, не будем искать, там есть документ, что как только началась Финская война, финская полиция безопасности, т.е. финский НКВД, в несудебном порядке взяла и посадила примерно 200 коммунистов: просто к ним пришли и сказали: «Вы знаете, по нашему мнению, вы неблагонадёжный человек, идёт война, поэтому посидите, пожалуйста». И вот, без какого-либо суда, просто превентивно посадили тех, кого считали потенциально 5-ой колонной Финляндии. Поэтому я и не говорю о том, что всё финское общество встало, как один – там были исключения, но в основном да, они решили забыть о раздорах между «красными» и «белыми», решили забыть старые обиды, а обиды были очень тяжёлые всё-таки, т.е. с «красными» на финской гражданской войне расправились очень жестоко «белые» победившие, об этом будет отдельная передача. Но тем не менее, на Финской войне никаких таких крупных выступлений со стороны финских коммунистов, которым…
Д.Ю. Т.е. даже такому отпетому персонажу не то что в спину не стреляли, а ещё и с инфарктом вытащили?
Баир Иринчеев. Да, его вытащили. Это перед 12 декабря, но это было всё для поднятия боевого духа.
12 декабря штаб в здании гостиницы финны взяли в рукопашном бою только с 4-ой попытки. В здании гостиницы было найдено порядка 30 раненых, все остальные были убиты. Среди убитых был комиссар 609-го стрелкового полка Балаханов. Это единственный человек из всей 139-ой дивизии, который за Финскую войну был награждён «Золотой Звездой» Героя посмертно. Больше в этой дивизии никто ничего не получил. Там были награждения другими орденами и медалями, но «Золотая Звезда» только одна. Кстати, в честь Балаханова у нас названо озеро Балахановское на Карельском перешейке, там, кстати, очень часто питерцы на байдарках ходят в летние походы. Т.е. вот память о нём какая-то есть.
Но для финнов, как вы понимаете, это было плюс 200 к морали, если так вот выражаться современными игровыми жаргонными терминами, все газеты сразу запестрели крупными заголовками о том что вот мы разбили противника при Толваярви. Понятно, что полковник Талвела сразу получил генерал-майора, Паяри сразу получил полковника, т.е. там всё – портреты на первых страницах газет, броские заголовки. Кстати, интересно, что достаточно мало фотографий, к сожалению, с поля боя, потому что, очевидно, для финнов это тоже был такой успех неочевидный очень, поэтому там не было такого пиара именно в плане фотографий. Потому что в Суомуссалми они отфотографировали всё, что могли, т.е. там не десятки даже, а сотни какие-то фотографий брошенной техники, пленных, погибших бойцов и командиров Красной Армии, а здесь буквально фотографий 10 от силы.
Т.е. вот фронтальное наступление 139-ой дивизии, шли они очень хорошо, наносили поражение финнам, к 12 числу выдохлись, потерпели поражение. Причём Беляев неоднократно предупреждал высшее своё командование о том, что сейчас будет плохо, сейчас будет очень плохо, дивизия не в состоянии дальше наступать.
Д.Ю. Как его судьба сложилась?
Баир Иринчеев. Он был снят. Да, сейчас ещё: перед… Ещё одно интересное такое замечание по поводу Беляева, что вечером 11 числа было совещание командиров 139-ой дивизии, Беляев прямо сказал, что скорее всего, если финны завтра пойдут в атаку, то нас постигнет катастрофа. Позвонил Панину – командующему 1-ым стрелковым корпусом, т.е. своему командиру, высказал свои все опасения по телефону в устной беседе. Панин взял и просто передал трубку маршалу Кулику, т.е. 8-ой армией в то время присутствовал заместитель Народного комиссара обороны, заместитель маршала Ворошилова маршал Кулик. Кулик просто сказал: наступайте, и не надо мне тут ничего объяснять. Ну конечно, зная эту военную иерархию, да и вообще бюрократическую иерархию, я могу понять Беляева, потому что, извините, вы просто комбриг, а тут зам.министра, вообще-то, вам говорит.
Д.Ю. Куда уж круче, да.
Баир Иринчеев. Да, куда уж круче. Вот, и собственно, что было дальше: дальше была разбита 75-ая стрелковая дивизия свежая, только что прибывшая. Вот докладная записка А.М. Белянова в Особый отдел ГУГБ НКВД СССР «Расследование причин поражения и больших потерь 75-ой стрелковой дивизии» (уже следующей, которая прибыла на фронт). Начальнику Особого отдела ГУГБ НКВД СССР старшему майору госбезопасности тов.Бачкову. О причинах и виновниках больших потерь личного состава и вооружения 75-ой стрелковой дивизии. В результате выезда на место предварительное расследование установило, что 75-ая дивизия является кадровой и до вступления дивизии в бой с белофиннами была, за небольшим исключением, полностью укомплектована личным составом и вооружением. Средства перевозки: транспортом дивизия полностью была не удовлетворена, но с начала вступления в бой дивизии была придана часть транспортных средств 139-ой стрелковой дивизии».
Начальник штаба 75-ой дивизии майор Ковашук в своём личном объяснении пишет: «Дивизия почти полностью была укомплектована людским составом. Во всяком случае, людского состава было достаточно для ведения боя». И дальше: «В части вооружения дивизия была достаточно вооружена, если не считать отдельного разведывательного батальона, который имел только 5 бронемашин из положенных 10-15 штук».
Дальше: все, и комбриг Степанов, и комиссар дивизии Ткаченко, и все-все-все, в общем-то, пишут, что дивизия была в порядке. Начальник политотдела Хлызов пишет, что перед началом боевых действий состояние дивизии было крепкое, здоровое, бойцы и командиры были обижены, что 75-ую дивизию держали в резерве, т.е. они просто не могли дождаться.
Д.Ю. Рвались в бой, да?
Баир Иринчеев. Да, всем хотелось идти в бой. Характеризует это тем, что около полутысячи было подано заявлений в партию.
«Таким образом, в оценке самих руководителей, дивизия к ведению боя была подготовлена. Однако, следует сделать существенную оговорку: 75-ая дивизия до июня 1939 года находилась на Украине, Лубны, Харьсковский военный округ. Контингент, из которого формировалась дивизия, преимущественно состоял из жителей Украины, и кроме того, дивизия готовилась для ведения боя на равнинной степной местности. Эта особенность отрицательно сказалась во время боевых действий, т.е. дивизия для боевых действий на лесистой пересечённой местности с глубоким снегом была подготовлена слабо. Кроме того, личный состав дивизии, в т.ч. и начальствующий состав, смутно представлял тактику ведения боя белофиннов.
Бывший военный совет армии (имеется в виду военный совет 8-ой армии) в лице Хабарова и Шабалова не передавал дивизии опыт боёв других воинских соединений и уроков поражения 139-ой стрелковой дивизии. 75-ая стрелковая дивизия вводилась в бой бывшим военным советом армии по частям, и даже по подразделениям, предварительно не обеспечивая дивизии путь движения. Т.е. части 75-ой дивизии двигались по одной и той же дороге, которая являлась основной дорогой 139-ой стрелковой дивизии. Дорога была забита всех разрядов транспортом и созданными на дороге пробками». Ну, это претензия, на самом деле, с моей точки зрения, со стороны особистов странная, потому что там только одна дорога, там было вообще никак по-другому не проехать. «Ввод в бой 75-ой стрелковой дивизии по частям и командование дивизией бывшим военным составом армии (Хабаров и Шабалов) через голову командира и комиссара дивизии преступно». Т.е. командира дивизии Степанова просто отодвинули в сторону, и командование 8-ой армией начало напрямую что-то там делать.
«Командир 1-го стрелкового корпуса, командир 75-ой дивизии Степанов, комиссар 75-ой дивизии Ткаченко, начальник политотдела 75-ой дивизии Хлызов в своих личных объяснениях пишут: «В результате неуспеха 139-ой стрелковой дивизии последовало распоряжение армии о смене её двумя полками 75-ой стрелковой дивизии. Эти полки прибывали пачками с большой растяжкой и опозданием. Вместо того, чтобы эту смену дивизии организовать и руководить ею, штаб армии разгоняется, как орган управления. Начштаба комбриг Понеделин назначается командиром 139-ой стрелковой дивизии, командир корпуса уезжает заместителя … командира 75-ой дивизии комбрига Степанова, член военного совета товарищ Шабалов разгоняет всех командиров штаба по мелким поручениям».
Ну нормально, т.е. здесь мы с вами видим, что, извините, дивизия Беляева разбита, дивизия бежит, бросив раненых, бросив вооружение тяжёлое – пушки, пулемёты, всё это финнам достаётся. По современным стереотипам, которые у нас в военно-историческом сообществе, да и вообще по обывательским обычным современным представлениям, тут же должны были появиться товарищи на «эмке» чёрной, в чёрных плащах, в фуражках с синими околышами и тут же Беляева убить без суда и следствия просто так на месте. Но нет, Беляева просто сняли, сказали, что не справился, поставили командовать дивизией Понеделина, в результате это полностью парализовало действия штаба корпуса. Ну и как видно, в нашем стане начинается какая-то паника, если военный совет 8-ой армии, т.е. Хабаров и Шабалов, начинают напрямую командовать этой самой 75-ой дивизией, а Степанова куда-то убирают и всех разгоняют куда-то.
Дальше: «Одной из причин неудачных действий дивизии является то, что дивизия бросалась в бой по частям, побатальонно, иногда через голову командира дивизии. Батальон 28-го стрелкового полка был брошен в обход без ведома командира дивизии». Это говорит Степанов – бывший командир 75-ой дивизии. «Использование дивизии считаю ненормальным: рвали по кускам, например, не успела дивизия сосредоточиться в деревне Вялекюля, как получила приказ: 38-му полку выступить в направлении 139-ой дивизии, 115-ый стрелковый полк тоже не остался в нашем распоряжении, а 34-ый полк остаётся в распоряжении 8-ой армии. Вот уже начало, когда дивизию рвут по кускам. 28-ой полк ещё не сосредоточился полностью, как 1-ый и 2-ой батальоны без тылового обеспечения сразу перебрасывают в бой, и они отходят от нашего подчинения. В общем, дивизию всё время рвали на куски побатальонно, в результате терялась маневренность и командирование дивизии полков. Дрались отдельные батальоны, полки. Ввод в бой 75-ой стрелковой дивизии по подразделениям в момент деморализации 139-ой стрелковой дивизии не воодушевил 139-ую стрелковую дивизию, а наоборот – бойцы 75-ой стрелковой дивизии заразились психозом паники бойцов 139-ой дивизии. Кроме того, введение в бой отдельных подразделений с непродуманными задачами приводило к уничтожению дивизии по частям без всяких оснований на успех. Пропуск 139-ой дивизии через подходящие части 75-ой сыграл также немалую роль в части отрицательного влияния своего на воинов 75-ой стрелковой дивизии. Поспешное бросание батальонов в бой, благодаря чему командиры батальонов не смогли правильно организовать разведку, охранение и развёртывание в боевые порядки. Полк был введён в бой побатальонно: 1-ый батальон – 16 декабря, 2-ой – 19-го, а 3-ий – 21 декабря, что ослабило мощь полка. Причиной больших потерь являются: неясность обстановки, нацеливание побатальонно, что давало противнику бить по частям». Это командир 115-го стрелкового полка Мисан и комиссар полка.
Ну, первым на фронт выдвинулся 28-ой стрелковый полк Гладышева, так вот, Гладышев пишет следующее: «По приходе меня с отрядом части 139-ой стрелковой дивизии в панике отходили, причём по пути движения к месту боя на всём пути движения встречался сплошной поток бегущих с фронта из частей 139-ой дивизии, которые говорили всякие ужасы своего поражения. Бойцы и командиры не верили этому поражению. В бой вступил состав отряда с исключительным рвением и с исключительной стойкостью, в течение суток дрался отряд, и лишь благодаря панике со стороны остатков частей 139-ой дивизии, бездействия артиллерии и большой убыли комсостава отряд отступил метров на 500. В половине дня прибыл 3-ий батальон без 9-ой роты. Причиной поражения считаю ввод в бой неполной части. Полк был разбит по частям. Мне приходилось командовать не полком, а сводным отрядом, т.е. быть за командира батальона, а командирам батальонов – за командиров рот. Не был введён в бой полноценный организм полка – раздёрган по мелким отрядам не одновременно – плюс отсутствовала должная поддержка артиллерии».
Д.Ю. Короче, командование, на мой взгляд, отличилось просто вот, я не знаю… Это же абсолютно неспособные руководить и командовать люди.
Баир Иринчеев. Да, т.е. ситуация: 139-ую дивизию довели до ручки, и она действительно потерпела катастрофу, о чём командование дивизии предупреждало несколько раз. 75-ую дивизию бросили на фронт уже при полном аврале, что мы здесь с вами видим, поэтому…
Д.Ю. Отходя немножко в сторону, извини, перебью: а в начале Великой Отечественной картина была точно такая же с нашим руководством?
Баир Иринчеев. Ну не везде всё-таки, там было очень по-разному, но здесь видна всё-таки некомпетентность.
Д.Ю. Да это же просто чудовищно!
Баир Иринчеев. Ну это ситуация такая, что, как пишут опять же злобные НКВД-шники, ну тут дальше много-много всякого, значит: «Нетрудно видеть из вышеприведённого материала, что бездарность бывшего командования 8-ой армии привела его к тяжёлому преступлению, ярким проявлением которого является огромная потеря рядового и командно-начальствующего состава, а также материальной части современных, способных решать любые задачи 139-ой и 75-ой стрелковых дивизий. Бывшему военному составу 8-ой армии было совершенно очевидно ещё 12-13 декабря, что 139-ая стрелковая дивизия окончательно по вине Хабарова и Шабалова деморализована, и часть её, за отсутствием комначсостава, который был выбит, бегут. При такой сложившейся обстановке было преступно расчленять полки 75-ой стрелковой дивизии на батальоны и побатальонно подставлять 75-ую дивизию на разгром. Бывший военный совет превращал командиров полков в командиров батальонов, не думая о том, что остальные подразделения полка остаются неуправляемыми».
Ну дальше, соответственно, список потерь на 75-ую стрелковую дивизию.
Д.Ю. Вот в этом плане ещё ты раза 2 или 3 уже упомянул, что высокие потери среди командного состава – это о чём говорит? О том, что командиры пытались вести личный состав вперёд и гибли или как? Как они ухитрялись?
Баир Иринчеев. Ситуация такая, что по нашему Полевому Уставу и Боевому Уставу того времени командир должен был идти в бой лично, т.е. этот Устав был написан всё-таки на опыте Гражданской войны в России, когда действительно командир и комиссар должны идти в бой вместе, впереди цепи, и тем самым увлекать бойцов за собой личным примером. Ну и финнам становилось понятно, кого нужно убить первым на поле боя – это первое, второе – наверное, никакой тайны не открою, но на Советско-финской войне наши бойцы зачастую были в шинелях или ватниках, а командиры были в овчинных полушубках светлого цвета, их называют ещё – «белые полушубки» иногда. Но это большая ошибка – на поле боя вообще нельзя выделяться, потому что тоже любой, кто выглядит иначе, нежели чем остальные, будет убит первым. Т.е. действительно, по 139-ой дивизии нет данных о том, что высокие потери были из-за полушубков именно, это есть во многих других дивизиях – т.е. либо командирская шинель, либо полушубок нашего командира и политработника выдавали. Ну, полушубок – понятно, потому что он другого цвета – он светленький, а командирская шинель с золотыми пуговицами двухрядными, а обычная красноармейская шинель застёгивается на крючки, т.е. никаких пуговиц здесь нет – тоже сразу выдавало. Плюс командирская портупея тоже выдавала.
Короче, вот так всё сложилось крайне печально: 2 хорошие дивизии, нормальные, причём начало войны для 139-ой дивизии было очень успешным, там всё было хорошо, всё было сделано очень грамотно, финны ничего не могли сделать – это прямо видно, что ничего не сделать им было. Но вот не послушавшись командования дивизии, её довели до ручки, дивизия потерпела поражение, и тут уже в авральном порядке командование 8-ой армией бросилось спасать положение на фронте, и привело это к ещё худшим последствиям: вторая дивизия, которая должна была прибыть на фронт гораздо раньше, прибыла туда слишком поздно, была введена в бой абсолютно неправильно и была тоже разбита по частям.
Ну и, собственно, вывод зам.начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР майора госбезопасности Белянова: «В тяжёлых потерях, как по 139-ой, так и по 75-ой стрелковым дивизиям, на основании материалов предварительного расследования, прежде всего виноват бывший военный совет 8-ой армии – Хабаров и Шабалов. Эти бездарные руководители, не прислушиваясь к сигналам и просьбам командиров соединений, поставили под удар физически ослабленную 139-ую стрелковую дивизию и, не учитывая уроков тяжёлых потерь 139-ой дивизии, по частям подставляли под удар 75-ую стрелковую дивизию. Хабаров, будучи сначала командующим 8-ой армией, а потом командиром 1-ого стрелкового корпуса, выбивал инициативу у командира дивизии в управлении дивизией, т.е., по существу, снял ответственность с командира дивизии за дивизию.
2. Командир дивизии Степанов и комиссар дивизии Ткачёв, видя действия бывшего военного совета армии неправильными: ввод в бой дивизии по частям и командование Хабаровым дивизией через голову командира дивизии – не приняли решительных мер и не воспрепятствовали этому путём постановки вопроса перед Народным комиссаром обороны СССР.
3. Считаю необходимым поставить вопрос о привлечении Хабарова к уголовной ответственности.
4. Шабалова из 8-ой армии отозвать и как минимум понизить в должности.
5. Командира 75-ой стрелковой дивизии заменить другим, более решительным командиром.
Материал предварительного расследования направляю в военную прокуратуру 8-ой армии. Приложение: на 37 листах».
Ну где здесь вот «кровавая гэбня», которая должна была просто всех сразу грохнуть?
Д.Ю. Это несмотря на такое бездарнейшее руководство операцией, в ходе которого – обращаю внимание – погибла масса людей, просто погибла, ещё и раненых бросили при отходе.
Баир Иринчеев. Да, причём имея все шансы на успех. Если бы всё было подготовлено нормально, если бы 2 дивизии сразу – 139-ая и 75-ая объединились и были введены в бой правильно, то там финнам было бы гораздо сложнее что-то сделать, несмотря на всё рвение и на талант, и на профессионализм Талвела и Паяри, которые, действительно, избрали правильный вариант действий – контратаковать. Не сидеть и ждать, пока там противник что-то сделает, а навязать ему свою инициативу, потому что немногие понимают значение вот этого вот – стратегической инициативы или вообще инициативы на поле боя. Если вы построили вашу оборону, сели, расставили свои войска красиво, карту нарисовали – о, всё, здорово, и сидите и ждёте, то противник, если он ударил там, где вы его не ждёте– всё, вы уже никакого боя успешного вести не можете, потому что вам приходится срочно спасать положение, снимать части, перебрасывать к месту прорыва, т.е. вот эта инициатива – кто наносит первый удар, кто делает первый ход – она крайне важна. Ну, собственно, мы это и по Великой Отечественной войне видим, что после Курской битвы, по-моему, Гудериан сказал, что после этого на Восточном фронте не было спокойных дней: постоянно то там что-то посыпалось, то здесь нанесли удар, там удар – мы уже начинаем просто латать дыры, и мы только пытаемся парировать удары, мы сами ударов уже не наносим, потому что нам уже просто не до этого. Т.е. это в военном деле очень и очень важно.
Инициатива и решительность действий командиров сыграла большую роль не только в этом сражении, но и в сражении при Суомуссалми и на Раатской дороге, которое мы с вами тоже подробно разберём, потому что самое распиаренное – это окружение 163-ей стрелковой дивизии и 44-ой Щорсовской стрелковой дивизии, которая тоже прибыла с Украины, правда, не из Харькова, как 75-ая, а из Житомира.
Д.Ю. Печальная картина! Что сказать…
Баир Иринчеев. Печальная картина очень, очень печальная, но нужно сказать, что несмотря на все высказывания по поводу кровавости НКВД, собственно, здесь прямо написано, что рекомендуем уголовное дело завести, все эти люди пережили спокойно войну. Т.е. единственно, что они не сделали такой блестящей карьеры, как боевые генералы и маршалы Советского Союза, потому что, например, известнейший советский танковый генерал Лелюшенко на финской войне был полковником, получил «Золотую Звезду» и дальше пошёл вверх, сделал блестящую карьеру. У этих людей, кто действительно допустил ошибки, просчёты, просто не задалась карьера – их переводили на второстепенные должности, не продвигали по службе, не выдавали награды и т.д. Но вот Хабаров-то ладно, но вот ярчайший пример – это комбриг Беляев: ну сняли его с командира 139-ой дивизии, да, но он объективно был не очень-то и виноват, он единственно, что, может быть, ему надо было, конечно, сразу же Ворошилову звонить в Москву, но возможности связи того времени такого не позволяли.
Д.Ю. Последствия таких звонков очевидны были.
Баир Иринчеев. Да, и с другой стороны, то, что он Кулику не высказал всё, что думал – но Кулик его, судя по всему, просто не послушал бы. Ну и третье, опять же – бывший штабс-капитан, ну, я бы тоже, наверное, особо не высовывался. Но тем не менее, он был снят с командования, соответственно, 139-ой дивизии, переведён, по-моему, на какие-то тыловые должности, продолжил службу в рядах Красной Армии, в 1940 году переаттестовался на генерал-майора, когда в Красной Армии были возвращены генеральские звания – это, кстати, был один из итогов Советско-финляндской войны, ну или Советско-финской воны. В 1941 году он был в штабе 8-ой армии. 8-ая армия наша терпит тяжёлое поражение в Эстонии в 1941 году – и тут его тоже не расстреляли, он просто был переведён на преподавательскую деятельность в Москву, спокойно преподавал в тылу всю Великую Отечественную войну, но, как вы понимаете, звёзд с неба не хватал. Его фотографии, где он уже в погонах, снова штабс-капитан Императорской армии надел уже советские погоны на себя генерал-майора Красной Армии – вот на фотографии видно, что у него только один Орден Красного Знамени, и всё. А те, кто на фронте, они уже не генерал-майоры – там уже и генерал-лейтенанты, и генерал-полковники, и там вся грудь в орденах, по 4-5 Орденов Красного Знамени, «Золотая Звезда», полководческие ордена – много всего.
Т.е. вот это сражение нам показывает, что даже при превосходстве всё нужно организовывать правильно и грамотно, слушать подчинённых и делать все не в авральном порядке и по плану. Также это нам показывает, что если даже вот таких командиров, которые совершили ошибки, потерпели поражение, ну если мы всех перестреляем, то кем дальше-то воевать? Ну бывает, да, что на войне поражения, но такие вот крайние меры, как расстрел и трибунал, это на Финской войне было 2 раза всего таких вот, именно связанных с провалами командования. Это как раз вот 163-я дивизия и 44-ая дивизия, но они заслуживают абсолютно отдельной большой передачи, потому что это сражение при Суомуссалми и сражение на Раатской дороге, или при Раате, такое сложнопроизносимое финское слово, ну финны его просто так распиарили – вообще, что этот просто какая-то мега-победа.
Д.Ю. Ну тут выступили, как гвардейцы настоящие: что ж это такое – дивизию батальонами громить? Особенно удивил финский мент, который, в общем-то, это сугубо городская служба – внутри по улицам бегать и по помойкам, а тут какие-то рейды вглубь врага, беготня до инфаркта, не жалея себя, вообще – молодец!
Баир Иринчеев. Ну, он был профессиональный военный, на самом деле, и просто вот в полиции служил в 30-е годы. Там у них часто было, кстати…
Д.Ю. Отвлёкся на расстрелы, да?
Баир Иринчеев. Нет, он потом, кстати, в полицию-то и не вернулся, он продолжил службу, уже генерал-майором, отвоевал спокойно всю вторую войну и спокойно вышел на пенсию, там получил Крест Маннергейма за вторую войну, т.е. это высшая награда военная Финляндии. И кстати, до сих пор жива его дочка, которая туда ездила вместе со мной, и дай Бог здоровья, я надеюсь, что жива дочка комбрига Беляева в Москве. Т.е. вот было бы интересно, конечно, чтобы им повстречаться – что вот два военачальника тогда, уже 77 лет назад встретились на поле боя, и что здесь вот они могут спокойно повстречаться в мирной жизни.
Вот эта книга, которую мы обильно очень цитировали, безумно интересна, вышла она к 70-летию Советско-финляндской войны, т.е. это уже 7 лет назад. Центральный архив ФСБ это выпускал совместно с финским Ренвальским институтом, к сожалению, книга была выпущена малым тиражом, не знаю, кто-то её выложил в интернете или нет. Была мысль её переиздать, конечно, потому что интереснейшие документы, которые показывают другой взгляд на эти фронтовые события, отличные от армейских, потому что у армейцев свой взгляд, а НКВД-шники так со стороны смотрят и записывают: так, здесь не то, здесь не то, здесь хорошо – и всё это в этой книге показано. Но к сожалению, здесь документы идут скопом, без комментариев, т.е. что это за событие, что это за дивизия, где это вообще происходило и когда происходило.
Д.Ю. Т.е. надо быть в предмете, да?
Баир Иринчеев. Да, нужно быть в предмете, но для человека, который занимается Советско-финской войной, это просто сокровище, это просто такая кладезь информации, что сложно это переоценить. Пытался я поговорить о переиздании этой замечательной книги, но поскольку я простой исследователь, я же не могу просто так с ноги открыть дверь в Центральный архив ФСБ на Лубянке и сказать: «Давайте переиздадим, я знаю – она хорошо будет продаваться». Потому что я пару раз им написал, но там ответ был такой, что давайте подождём.
Д.Ю. Давайте переиздадим, не надо ждать. Раз уже один раз выпустили, надо и второй, и третий.
Баир Иринчеев. Притом, что она вышла и на финском языке, причём в Финляндии она тоже очень хорошо разошлась.
Д.Ю. Ещё бы!
Баир Иринчеев. Т.е. но опять же, нужно быть очень глубоко погружённым в тему Советско-финской войны, потому что здесь есть люстрация писем вообще красноармейцев с фронта и писем красноармейцам на фронт, и там даже не даны, как правило, номера частей, в которых красноармейцы воевали, дан номер полевой почты, т.е. нужно знать, какой был номер полевой почты у какого полка, у какой дивизии, у какой бригады – тогда становится всё ну очень понятно, потому что смотришь – там 19 ноября боец пишет, что успехов нет, потери, сильный огонь со стороны финнов, и смотришь – ага, это вот такая-то дивизия, ага, 19 ноября они были там-то, да, действительно, у них за день до этого был неудачный бой, и чувства бойца понятны, что он своим в тыл пишет, что всё, извините, но домой я не вернусь, скорее всего.
Очень интересные высказывания городских жителей, потому что сеть осведомителей у НКВД была налажена, и интересно почитать высказывания жителей Ленинграда, например, о финской войне – что люди говорили: ну, очень похоже на то, что сейчас люди пишут в Фейсбуке, типа, ничего у нас не получается, всё плохо, всё пропало, какой ужас, и там никакого Майнильского инцидента не было, это мы виноваты, Финляндия хорошая. Но при этом, опять же, тут в очень редких случаях есть примечание о том, что мы рекомендуем возбудить уголовное дело. Т.е. просто следят, что люди говорят, чтобы уж совсем каких-то враждебных или предательских высказываний не было.
Т.е. вот оно – сражение при Толваярви 12 декабря 1939 года, у нас абсолютно забытое, у финнов оно стало первой победой и действительно очень сыграло большую роль в поднятии боевого духа финской армии. Была учреждена специальная медаль – Крест Толваярви – в финской армии, которой были награждены все участники сражения с финской стороны, и очень интересно, что именно на этом Кресте используется символ единства – это две руки вот так вот сцеплённые, они в центре Креста показаны. Это именно символизирует то, что полк из рабочих не стал стрелять своего командира – главного полицмейстера города, который им сильно портил кровь до войны.
Вот такое вот сражение. Ну, будем разбирать все сражения Советско-финской войны одно за другим.
Д.Ю. Ну, подводя, некоторым образом, черту: финны показали себя настоящими джигитами. Но забегая вперёд, я бы сразу отметил: ничем им это не помогло – победили в конце концов мы. Понятно, были виноваты, понятно, не всё было успешно, но…
Баир Иринчеев. Я могу сказать только одно – что как только прозвучал первый выстрел Финской воны 30 ноября 1939 года, уже было понятно, чем это закончится, было понятно, что Финляндия не выиграет, это все понимали. И тем более сейчас, 77 лет спустя, это просто кристально ясно. То, что они продержались 105 дней – ну, честь им и хвала, действительно, для финнов, нужно подчеркнуть, это была Отечественная война, т.е. вот Егор, кстати, очень часто об этом говорит, что объявляем или не объявляем Отечественную войну, потому что эта война за нашу страну, за всё, что у нас есть.
Маннергейм, когда стал Главнокомандующим финской армией, напомню, в приказе № 1 он в конце написал такие строки, что «мы ведём эту войну за веру, дом и Отечество». Т.е. бывший царский генерал Маннергейм взял лозунг Российской Империи…
Д.Ю. Царя пришлось вычеркнуть.
Баир Иринчеев. Да, просто взял «За веру, царя и Отечество!», царя убрал, потому что царь уже всё, и взял «дом» - т.е. «За веру, дом и Отечество!» - вот это был официальный финский лозунг Советско-финляндской войны, и действительно, для финнов эта война была Отечественной.
Во вторую войну там уже финны не считали, что это… Т.е. даже вот в романе Вяйнё Линна «Неизвестный солдат» видно, что они просто издеваются над этим лозунгом: «За веру, дом и Отечество!»: апрель 1942 года, финский плацдарм в Подпорожском районе Ленинградской области на южном берегу Свири, и там пулемётчик Лахтинен, по-моему, фамилия, тащит на себе пулемёт 60 км в саночках по снегу и такой выдаёт речь, что « за веру» - я, вообще-то атеист, я в Бога не верю, «дом» - блин, так я всю жизнь дом снимаю вообще, «Отечество» - да какое Отечество? У меня всё Отечество – это моя мама, и если русским эта старушка нужна, то пусть забирают, типа – чего я тут в снегу мучаюсь?
Д.Ю. Слабовольный финн!
Баир Иринчеев. Но потом он, кстати, в этом же бою и погибает, т.е. он не бросает пулемёт, но он просто очень саркастически высказывается, вот уже на второй войне, которая у финнов называется «война-продолжение», очень саркастически высказывается по поводу этого лозунга. В 1939 году никакого сарказма не было – действительно, для них это была Отечественная война. Нужно понимать, что это было для них, нужно это уважать, если мы хотим иметь нормальные отношения с нашими соседями…
Д.Ю. Безусловно.
Баир Иринчеев. И для них это святое, вообще. Как мы очень правильно нервно воспринимаем всякие колкости по поводу Великой Отечественной войны, всякие оскорбительные высказывания, точно так же финны, если вот вторая война для них – ну да, наверное, мы, может, как-то где-то были неправы, то война 1939-40 годов, Советско-финская, для них тоже святое, и по этому поводу не надо в интернете с ними как-то... над ними издеваться, над ними как-то пытаться шутить и т.д., потому что это тоже для них важно.
Д.Ю. Это лишнее свидетельство того, что лучше с соседями всё-таки дружить, и с большими, и с маленькими. Наверное, есть какие-то компромиссы, которые можно решить на словах, а не друг друга убивать без счёта и вообще…
Баир Иринчеев. Ну, для того, чтобы с соседями дружить, нужно сначала понимать, кто такой твой сосед, что он уважает, что он не уважает, какая у него была история, и какая у нас с ним история отношений тысячелетняя уже. Т.е. нужно знать историю, всё эти вещи – это не просто, что мы вот с вами посидели и просто так получили какое-то интеллектуальное удовольствие, что вот, теперь мы знаем про Толваярви. Это имеет конкретное для них значение, что, действительно, это первая их победа в Советско-финской войне. Опять же, говорю: у них есть книга «12 декабря 1939 года – рождение нации», потому что оказали отпор, одержали победу, и если вы знаете все эти истории: Толваярви, Суому, Тайпале, Раат, линия Маннергейма, то-сё, пятое-десятое, то если вам в дискуссии об этом скажут, то скажем: знаем, да, было такое дело. И вот только зная весь наш багаж накопившихся отношений, к сожалению, эти отношения не всегда были хорошими, можно как-то строить будущее и хорошие отношения. Всегда нашим бизнесменам или предпринимателям, кто имеет дело с Финляндией, говорю: вот пожалуйста, не надо шуточек по поводу их независимости, а то наши любят в Финляндию приехать и сказать: а может, вы снова к нам? Финны так сразу каменеют лицом, типа, такие: наверное, не надо. Не, ну серьёзно, это оскорбительная штука – это как у нас финн приедет и скажет: не, ну а что вы немцам-то не сдались – баварское бы пили. Зачем это, зачем соседа провоцировать? Нет, надо сказать: мы знаем, что такое было, жалко, что такое получилось, мы очень уважаем, что вы такие.
Д.Ю. Ну в общем-то, с моей точки зрения, подобные шутки возможны только при очень-очень близком знакомстве, когда ты лично с человеком… Это примерно как еврейский анекдот, адски смешной, но незнакомым евреям рассказывать не надо – будет не смешно. Точно так же и здесь.
Баир Иринчеев. Это точно! Да. Просто к тому, что зачем кого-то троллить и провоцировать на ровном месте, особенно если мы хотим, чтобы у нас были нормальные отношения с соседом? Абсолютно не нужно.
Д.Ю. Загадка, да. На мой взгляд, это просто отсутствие воспитания, о котором надо постоянно думать.
Спасибо, Баир, очень интересно! Продолжим.
Баир Иринчеев. Спасибо большое. Да, продолжим, и я думаю, следующее в хронологическом порядке сражение Советско-финской войны – это Первый штурм линии Маннергейма на Карельском перешейке, который начался 15 декабря. Т.е. вот мы разобрали 12-ое и всё, что было потом, ну а потом 15-ое – мы уже переносимся из северного Приладожья обратно на Карельский перешеек, на ту самую линию Маннергейма, о которой рассказ уже был.
Д.Ю. Отлично! Спасибо. До новых встреч.
Баир Иринчеев. Спасибо, да. До новых встреч.
Д.Ю. А на сегодня всё.
Новости
VIP
