Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Михаил, добрый день.
Михаил. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич.
Д.Ю. А вот полосочка чёрная – она про что?
Михаил. Это лента траура. В Америке среди полицейских, в нашей, как бы, семье принято этим обозначать большую утрату, потерю: или это коллеги, либо это когда случились события, подобные тому, что случилось в Петербурге 2 дня назад. Этим мы выражаем скорбь, соболезнование близким, друзьям, родным и всем, кто пострадал в этой трагедии.
Д.Ю. В Америке с такими вещами часто сталкивался?
Михаил. Напрямую нет, к счастью, хотя 11 сентября я в это время как раз работал, ехал на работу, когда это случилось, слышу по радио – все думали, что это какой-то розыгрыш, что вообще такого не может быть. А когда шёл возле департамента и на большом экране увидел вживую, как влетает самолёт во второе здание, то мы поняли, что что-то случилось, что-то очень страшное, к чему никто не был готов – как к такому можно вообще подготовиться в принципе? И многие люди, да не то, что многие люди – там вся страна была парализована, причём надолго. Я не говорю про экономику, про всё, а люди были в оцепенении, они не знали, как реагировать, что делать, все боялись. Все боялись куда-то ходить, выходить. Никогда не знаешь, где с тобой такое может случиться. И вот в этом был ужас – что Америка никогда не сталкивалась с такими вещами вообще, в принципе, т.е. последний раз, когда на американской земле что-то случилось, это был Пёрл-Харбор, это была Вторая мировая война, и это случилось на Гавайях, это не случилось в большом городе.
Д.Ю. Но там был негодяй Тимоти Маквей.
Михаил. Тимоти Маквей, да, но это как-то почему-то посчитали, что это был внутренний терроризм, this is domestic terrorism. Это был местный радикал, своего разлива, со своими проблемами расового порядка, т.е. он ненавидел определённые слои населения, и вот решил как-то этим отомстить. Т.е. понятно, что это терроризм, но это был терроризм не мирового масштаба, Америка не была атакована, не подвергалась атаке извне. Это было внутреннее, это на уровне того, как человек сходит с ума, берёт пистолет и идёт расстреливать своих сослуживцев, с кем он работает. С этим сталкиваются всё время. Так что, это было нечто неописуемое. Но тут же были приняты меры.
Д.Ю. Вот у нас первое, что на эту тему произошло – я, как некоторым образом причастный, лично мне ряд аспектов был непонятен, т.е. это, как мы с тобой понимаем, требует достаточно серьёзной подготовки. Направить самолёт, прилететь туда, куда надо, может только специально обученный человек. Специально научить такому могут только в ограниченном количестве мест, а все эти места строго контролируются спецслужбами, т.е. ну не может такого быть, чтобы они этого не видели и не знали. Учудить подобную гадость – с моей точки зрения, на такое способны примерно 3 спецслужбы на земном шаре, чтобы обскакать ЦРУ и вот такое устроить. Это настолько дикое было происшествие для всех, начиная с того… Я не знаю, я в детстве книжки читал, где про американские небоскрёбы везде, это факт из книги в книгу, что они выдерживают прямое попадание самолёта – а тут вдруг не выдержали.
Михаил. Не выдержали, да.
Д.Ю. Ну и тут понеслось и у нас, и у вас, и везде вообще, что на самом деле это злобное ЦРУ направило, всё там было не так. Я, к сожалению, в материалах никогда не копался, я читал только этих, кто разоблачал там всякое…
Михаил. Конспирологов.
Д.Ю. Да-да-да, это проклятое ЦРУ всех подготовило, подучило, направило самолёты, и вот мы имеем результат, а сделано это для того, чтобы оправдать вообще нападение на весь окружающий мир. Ну, с моей точки зрения, выглядит, мягко говоря, странно, но тем не менее, у нас далее происходит слово в слово то же самое: вот произошёл теракт, вот, как сейчас уже сказали, что этот юноша из Азии, естественно, мусульманин, естественно, какого-нибудь крайне радикального толка взорвал сам себя – нет, это взорвало правительство России, взорвало оно строго для того, чтобы подавить в стране протесты, потому что у нас у власти диктатор, как известно, и вот это всё коварно подстроено. Примитивная логика, ты знаешь – а зачем диктатору…
Михаил. Нет, ну логики нет, конечно.
Д.Ю. Товарищу Сталину надо было что-то взрывать, нет? Вот, достаточно посмотреть. Что-то как-то он без этого справлялся. Вообще любой нормальный диктатор делает, что хочет.
Михаил. Кадры были хорошие. Ну, вы говорите «логика» - логики там нет, это просто бред сумасшедшего. Сказать такое вообще, просто даже открыть рот и сказать такое вслух…
Д.Ю. А ты с таким сталкивался?
Михаил. Да, конечно, сталкивался. Сумасшедших городских, поверьте, там гораздо больше, чем здесь. Гораздо больше.
Д.Ю. Это мы обсуждали.
Михаил. Некоторые из них владеют газетами, работают на радиоканалах, телеканалах, т.е. слышишь ты ахинею любую, ну к ним, соответственно, так и относишься. Это я посоветовал бы, конечно, гражданам просто на таких людей не то, чтобы внимания не обращать, а просто вычеркнуть их из списка того, кого вы слушаете, смотрите – неважно, потому что ну такую ересь может сказать только или конченный идиот, или поддонок, который преследует свои какие-то цели, и вот для этого он это говорит. Потому что, я не знаю, ну есть здравый смысл, есть история, есть события, и сказать такое – это просто не укладывается в голове ни у кого.
Д.Ю. Как мне кажется, данные граждане у нас преследуют свои какие-то цели: во-первых, это безумно такой громкий инфоповод, на волне которого о себе в очередной раз можно заявить, и чем более несусветную чушь ты ляпнешь, тем – да что же это такое!
Михаил. А как насчёт закона о клевете?
Д.Ю. А нету у нас такого, т.е. статья есть, но как-то она не работает.
Михаил. Статья есть – надо, чтобы заработала, тогда сразу процентов 99 вот этих вот голосящих…
Д.Ю. А можно, например, в США сказать, что президент Трамп – жулик и вор?
Михаил. Сказать можно. Конечно, можно – свобода слова. Но к тебе сразу возникнет вопрос: докажите, откуда вы взяли такую информацию? Докажите. Если нет, принародно, соответственно, осмеют и т.д. В зависимости от того, конечно, на каком уровне это находится: в разговоре между людьми можете говорить, что угодно. Нельзя сказать 2 вещи вслух: что ты хочешь каким-то образом нанести президенту вред – это сразу статья, вообще без разговоров, даже пошутил.
Д.Ю. Да, в Твиттере недавно один там подросток про Обаму шутил и быстро 8 лет получил, да, я помню.
Михаил. Дошутился – восмеричок прилетел, да. Это серьёзно, на таком уровне – ну не надо шутить так, зачем? То же самое, если человек скажет, что он готовит что-то такое террористическое и т.д. – тоже за это, за такие разговоры есть такая статья «Террористические угрозы», «Terrorist threat», и в принципе, достаточно, чтобы человек сказал другому: «Я тебя прибью» - этого достаточно, чтобы тебя посадить. Т.е. вот так как-то.
Д.Ю. У нас с этим совсем плохо. А если вот про конкретику: вот есть у нас всем нам известное государство Израиль – море наших земляков, как бы это помягче сказать, не самых глупых людей на планете Земля. И вот в Израиле с терроризмом полный порядок в самом отвратительном смысле. И государство Израиль принимает серьёзнейшие меры для того, чтобы это пресечь. Я там бывал: заезжаешь ты относительно спокойно, а вот когда выезжаешь, к тебе ряд вопросов возникает. Не лично ко мне, а очень и очень ко многим, в т.ч. и ко мне: а где ты был? А куда ты ходил? А по какому адресу это расположено? А с кем ты встречался? А где он работает? А откуда ты его знаешь – и всё это на 40 минут. Ну я оттарабанил в ответ, как из пулемёта, я адреса-то помню, и кто откуда, тоже помню. «А откуда вы так хорошо это помните?»
Михаил. Пароли, явки.
Д.Ю. «Да я ж, вроде, такой же, как ты». – «Хи-хи-хи». Но 40 минут бесед – вот, пожалуйста. И что-то никто не возмущается, потому что, вроде всем понятно, что оно для вашего же блага, и всё это затеяно только ради тебя. А то, что ты такой умный и не хочешь отвечать на вопросы – ну это говорит об обратном…
Михаил. Что ты очень глупый.
Д.Ю. … что не очень ты умный, да.
Михаил. Конечно.
Д.Ю. А как вообще, вот в твоём разумении, как с такими вещами бороться? Как себя предохранять? Вот народ тревожится: вот взорвали в метро – и что, теперь на метро не ездить? Про все крики, осмелюсь заметить, вот я 2 дня на метро езжу, а там народу откровенно меньше, а это значит, оно действует, и люди боятся.
Михаил. Действует, и люди боятся. Так оно и будет, это была их цель. Их, его – неважно, но тот, кто это устроил, у них была определённая цель. Терроризм – это страх, это запугивание. Что можно сказать: ну конечно, страшно спускаться куда-то в туннель, зная, что там 2 дня назад такое случилось. Страх – это нормальное человеческое чувство, т.е. тот, кто не испытывает страха, это обычно люди ненормальные, но со своим страхом можно как-то по-другому общаться. Если тебе нужно ездить на метро, тебе придётся всё равно на нём ездить. Может быть, через неделю, через 2, но ты поедешь. Как себя обезопасить – смотреть по сторонам внимательно, смотреть, что у тебя привлекает внимание, то, что необычное – ту же сумку, которую вторую нашли, кто-то же её заметил. Заметил, нашли, там мог быть ещё сильнее взрыв, правильно? Я так понял, что там взрывное устройство было помощнее, чем которое привелось в исполнение. Кто-то заметил и сообщил. В городе, где я работал, не знаю, раз в месяц такое было – где-то оставлена сумка, рюкзак школьный, чемодан, портфель – что угодно, около здания федерального, около здания нашего департамента, около синагоги. Вот там были проблемы с синагогой – туда приходили какие-то радикалы, рисовали свастики на стенах, и люди просто начали бояться, что с ними что-нибудь случится. И вдруг чемодан лежит, здоровый чемодан. Вызвали, оцепили, эвакуировали квартал весь. Часа 2 это заняло, приехало наше бомбовое подразделение из округа, у нас своего не было, потому что это абсолютно другой уровень подготовки и всего материального. Вот, открыли – просто чемодан, какой-то бомж забыл, там грязное бельё, какие-то бумажки, всё такое. Но меры безопасности принялись такие же, как если бы… На самом деле, их просто принимают, т.е. полиция, диспетчер не скажет человеку, который позвонил: «А, ну мы приедем часов через 5» – нет, мы подъедем сразу и посмотрим. Людей тренируют. Нас тренировали определённым образом определять взрывные устройства, как они замаскированы. Много людей, кто служил когда-то, с этим имел дело. И плюс в каждом департаменте после 11-го сентября печального сделали специальное подразделение или назначили хотя бы одного человека, который отвечает за связь с другими организациями, т.е. как бы большое кольцо: включает ФБР, конечно, Department of justice – Департамент правосудия и все организации, и все борются вместе, вся информация делится, ничего секретного друг от друга нет. Т.е. любые наводки, любые идеи, какие есть, тут же… Естественно, эти каналы закрытые…
Д.Ю. Само собой!
Михаил. Т.е. они не висят в вестибюле, где люди заходят с улицы – вон, смотрите! Нет, нет, так не работает. Она попадает к этому человеку, который идёт в специальные классы, его там долго-долго-долго обучают. Кстати, предлагали – не пошёл. Хорошо, что не пошёл, ну просто я занимался криминалистикой, у меня не получалось бы совмещать, т.е. это ты совмещаешь, т.е. патруль и плюс это, но ты специалист, т.е. тебе могут позвонить, когда ты не работаешь – там, в 3 ночи, в 5 утра и задавать вопросы, и тебе нужно знать на них ответы. Т.е. очень серьёзный уровень твоей подготовки, но и серьёзная ответственность, очень большая. И у нас человек этим занимался, он ездил каждый месяц куда-то, на какие-то сборы, от аэропортов до морского порта, до ж/д станций. Их учили, обучали, завели собак специальных, кроме обычных полицейских, которые наркотики нюхают и людей кусают, просто так…
Д.Ю. Ни за что.
Михаил. Ни за что!
Д.Ю. За зады, да?
Михаил. Только за то, что они … Завели собак, которые ищут трупы, завели собак, которые ищут взрывчатку, и в аэропортах, и везде. После 11 сентября мост на Сан-Франциско уже охраняла национальная гвардия, там стоял броневики, бетонные заглушки. Здание наше было забаррикадировано, чтобы не получилось, как в Оклахоме, ну хотя бы хоть какое-то было закрытие. Т.е. закрыли въездные большие металлические шторы, они были всегда закрыты – только мы могли подъехать, ключом открыть специальным. Передний вестибюль, если раньше кто угодно мог зайти внутрь здания, пойти в туалет, сесть на лифт, поехать куда угодно – всё этот тут же было закрыто. Металлоискатель поставили, но, к сожалению, он так и не работал никогда, но зато дежурного, дежурную часть, где сидит человек, который говорит с клиентами, где стоит очередь, всё, сделали бронестёкла – примерно вот такой толщины стекло, т.е. там кроме, может быть, 25 мм пушка пробила бы, но не меньше, и подняли его переднюю, где он сидел, … т.н., вахтенную эту, которую закрывает – её тоже забронировали. Наставили камер, т.е. поставили камеры везде, включая в здании, включили камеры обратно, которые не работали годами, никому не нужные были, казалось. Они работали только там, где лаборатория, куда наркотики сдавали, и там, где вещдоки, всё остальное не работало – всё заработало прекрасно, и по периметру блока всего квартала. Здание занимает квартал. Блок, квартал, здоровое здание 9-этажное, вертолётная площадка сверху, полностью было закрыто. И вот так все практически федеральные большие здания, скопления людей, и всё такое. Теперь: проблема – в городе стадион. В городе футбольная команда, как я говорил, баскетбольная – наши чемпионы, бывшие чемпионы, бейсбольная команда, всё в одном месте – пожалуйста. Футбольный стадион – 55 тысяч человек. 120 офицеров работает, и вот нужно этому количеству людей обеспечить безопасность, чтобы они пришли туда, попили пива, посмотрели футбол, не убили друг друга по дороге и уехали домой. Вот мы это обеспечивали.
Д.Ю. И как?
Михаил. Весело. Ну, пьяные, конечно, не считаются – это нормальное явление, там продают пиво прямо на стадионе, пожалуйста, пейте, всё. Ну, начинают обычно ещё в паркинге, там делают барбекю, пьют пиво, потом идёт на игру, потом через 10 минут после начала игры его оттуда выкидывают, потому что он пьяный, начинает драться с другими болельщиками и т.д. – ну всякое бывает. Но как только случилось это, тут же меры стали гораздо более жёсткие, наняли больше частной охраны, больше шерифов стало ездить, больше разделили обязанности, почётче, кто за что отвечает, и стали больше просто людей брать на эти мероприятия. И потом, опять же, вертолёты летают, люди в штатском ходят, т.н. профайлеры, хотя это сейчас считается таким ругательным словом, нельзя никого профайлуть там, потому что это неправильно, но на самом деле просто назвали по-другому, делают то же самое, т.е. ходят и смотрят, кто вызывает подозрение, т.е. люди, тоже специально обученные, так же, как в Бен-Гурионе, например, в Израиле. Т.е. там специально обученные люди смотрят на толпу из 100 человек и за секунду выбирают двоих-троих, и на них обращают уже внимание. Т.е. это всё было, и фишка главная в чём: это случилось в 2001 году, но гайки практически не раскрутили, т.е. все так же, на таком же уровне обычно и есть, т.е. это стало нормой действия такой.
Д.Ю. Ну мне так кажется, что постольку поскольку ситуация в мире радикально поменялась, то и расслабиться уже будет невозможно. И кому бы там чего ни казалось – кто там кого вырастил, кто вырастил «Аль-Каиду», кто вырастил «Талибан», разницы никакой – они уже выросли, и угрозу они представляют для всех. И гражданам как-то это… они начинают: вот вы там всегда готовитесь к прошедшей войне, протупили, вы не знали, что террористы могут взять самолёт, прилететь и взорвать, или там спуститься в метро и взорвать в метро, а вы к этому не готовы. Ну как-то для нас-то это вещи очевидные, что милиционер, стоящий на входе в тоннель метро, к эскалатору, он не может проконтролировать всех.
Михаил. Всех не может.
Д.Ю. У нас тоже, ты знаешь, после терактов у нас тоже, например, в Питере у нас поставили рамки, которые, как ты понимаешь, это вот тоже кого-то увидел в толпе – иди сюда, положи, я просвечу, тут посмотрю, сам через рамку пройди. Но пока ты один занимаешься им, там ещё 100 человек пройдут, если не 1000, да. Ну, пользы от этого – я не знаю. Взрывчатку даже в аэропортах, например, в аэропортах у нас самая серьёзная система безопасности, но если всё время просят: «включи телефон, достань фотоаппарат, включи фотоаппарат» - это значит, ты чётко не понимаешь, взрывчатка там или нет, и уж если совсем их там что-то волнует, тогда берут специальные тряпочки с жидкостью, проводят по…
Михаил. Система аэропорта, давайте не будем раскрывать технических подробностей, но они знают…
Д.Ю. Да без разницы, там если много летаешь, то всё равно получается… Я про то, что это отнимает огромное количество времени…
Михаил. Конечно, и сил, и народу.
Д.Ю. … и вовсе не гарантирует. Причём тут техническое устройства? Это всегда, т.е. теракты совершают люди, и заниматься надо людьми.
Михаил. Абсолютно точно.
Д.Ю. Т.е. это оперативная работа и завербованная агентура, которая изнутри тебе докладывает, что к чему.
Михаил. По поводу людей: значит, в городе, где я работал – в Окленде – очень большая популяция, так сказать, людей, исповедующих ту религию, которые такие же, которые взорвали эти самолёты, 4 штуки. Ну, гайки были закручены по полной, просто во все места, где есть их места, где они молятся, магазины, там, какие-то центры культурные – тт.е. всё было под 100%-ным досмотром, и очень долго это время длилось, этот процесс длился, но потом, к сожалению, всякие организации, типа, ACLU, т.е. Американский конгресс любителей свободы, которые мешают нам делать свою работу, они просто лезут, куда им не надо, и всегда кричат о гражданских правах, но почему-то права они защищают преступников, террористов и забывают про права жертв и обычных людей, к сожалению, это прямо беда. И немножко ослабили, не только мы, а вообще в принципе. И это привело к трагедии в Сан-Бернардино, когда двое – мужчина и женщина купили оружие, пошли и начали стрелять людей в центре для пенсионеров, где сидят беззащитные пожилые люди, и вот они там настреляли очень много. То же самое – вот этот сумасшедший в Колорадо, с автоматом тоже. Вроде бы в Колорадо был опять внутренний терроризм, он был domestic, но в Сан-Бернардино было прохлопано, почему – не хотели заниматься профайлингом, не хотели нарушить ничьи права и, грубо говоря, ничьи чувства, вот, и забыли про свою работу, что чувства – всё хорошо, но когда начнут стрелять, будет поздно. И люди, которые помогли им приобрести оружие, не имели права это делать, потому что они сами не могли его купить – штурмовые винтовки, патроны к ним, но кто-то им помог, какой-то товарищ. Отвечать будет по полной, конечно, силе закона, там может дойти до смертной казни для пособника, но он обязан был сообщить, он не имел права это делать. Т.е. пособников нужно «мести» так же, как и исполнителей.
Д.Ю. Конечно, да.
Михаил. Т.е. это просто, это… главной основой этого всего, что если нет базы, то… это как войска без тыла – т.е. у тебя нет снарядов, нет еды, воевать ты не можешь. Ну можешь немножко, но потом всё закончится. То же самое и про людей: главное – это люди: агентура, наблюдатели, т.е. в этом смысле законопослушные граждане, которые живут и знают свой район, знают свои улицы, магазины и всё, они, на самом деле, зачастую оказываются гораздо более полезны, чем специально обученные сотрудники, потому что люди видят всё, каждый день одно и то же, ну на самом деле, наша жизнь не такая, прямо скажем, наполненная – у обычного обывателя – наполненная адреналином, чтобы каждый день что-то новое. Нет. В полиции по-другому, у нас каждый день что-то новое, но у них-то одно и то же: пришёл на работу, зашёл в офис, сел, что-то сделал, вышел покурить, допустим, или там на ланч, поздоровался с почтальоном – всё. Каждый день, каждый день – рутина. И когда что-то бросается в глаза, чего не должно быть, ты чувствуешь, что что-то неправильно, нужно остановиться, сосчитать до 5 и посмотреть на это ещё раз, и понять, нормально ли это, либо что-то сейчас случится. И если присмотреться, то зачастую можно увидеть, что как люди себя ведут, человек, там, какой-то – на улице холодно, а он стоит весь мокрый, потеет и стучит, там… Ну всякая ерунда, т.е. нас, в принципе, этому учат, как определять людей, которые под наркотиками, которые сумасшедшие, грубо говоря, определять, смотреть навскидку, есть ли у человека оружие или нет, на нём спрятанное – всё это можно увидеть, если тренируешься, если знаешь, как смотреть. Но у обычных граждан, конечно, такого обучения нету на эти специальные вещи, но в повседневной жизни вещи можно замечать, подмечать, и не надо всё время смотреть в свой телефон, заткнуть уши, потому что ты не можешь сделать себе такой шарик и жить в нём, и тебя не касается, что в округе. Всегда, для своей же безопасности…
Д.Ю. Можешь, но когда коснётся, будет совсем нехорошо.
Михаил. Когда коснётся, будет поздно, да. Не то, что поздно, но будет нехорошо. Не надо закрывать оба уха, например, наушниками – это прямо первое, для грабителя это вообще чудо, т.е. ты пошёл, из метро вышел, допустим, в Окленде, идёшь со своим телефоном, слушаешь музыку, 2 уха – всё, ты не слышишь, как к тебе сзади подойдут, тебя ограбят или ударят, или что-то ещё. Поэтому один наушник носите. Поживите без стереомузыки 10 минут, когда вы на улице. Или машина – вы не услышите, которая вас собьёт. Вот такая ерунда, и тоже самое: смотрите вокруг, жизнь не заканчивается в вашем телефоне и где вы есть, вокруг существуют другие вещи, опасные для вас, грубо говоря, и обеспечить свою безопасность вы можете себе сами, по крайней мере, увеличить шансы. Ну естественно, как вести себя во время, если что-то случилось, это уже вообще другая абсолютно тема, там рецептов, в принципе, нету, там надо действовать по обстановке, и главное – не замораживать, суметь переломить этот момент, когда ты встал, адреналин вставило, и ты не можешь двигаться, глаза в туннель, и всё. В этот момент нужно как-то себя заставить, переломить и действовать уже по обстановке – или падать на пол, если там стреляют, или за что-то прятаться, или помогать раненым. Это вот то, что мне, конечно, здорово было видеть, что люди помогали друг другу, что не было там какой-то паники животной, как, наверное, рассчитывали те, кто это устроил, что люди абсолютно адекватно помогали друг другу – это было, конечно, очень здорово! А учить первой помощи тоже, надо знать первую помощь.
Д.Ю. Было бы неплохо, да.
Михаил. Там учат в школе, начинают, т.е. курс, как запускать сердце обратно, как останавливать кровотечение, травмы, т.е. начинают учить, по крайней мере, в Калифорнии во многих школах этот курс вводится, потому что это может тебе не нравиться, ты не хочешь это учить, но когда у тебя бабушку схватит, а ты её спасёшь, ты будешь героем, и сам будешь себя хорошо чувствовать.
Д.Ю. И бабушка жива останется.
Михаил. И бабушка жива останется, может, завещание перепишет в твою пользу. Но факт в том, что да, абсолютно незнакомые люди, идя по улице, когда с кем-то случается, очень большая вероятность там, что помогут, причём, квалифицированно, они будут знать, как использовать... там во многих местах тоже сейчас висят аппараты, которые дают электрический заряд, ну то, что делают в больницах, они висят там в общественных местах, и когда он нужен, его разбивают стекло, достают, и можно пользоваться им. Там даже инструкция написана, но ты если не знаешь, то ты можешь себя зажарить хорошо, т.е. это нужно уметь пользоваться. И вот многие люди умеют, на удивление, т.е. я пару раз останавливался, когда случались аварии у дорог, и останавливаются машины, из машин все выбегают: чем помочь, я знаю CPR? CPR – это Cardiopulmonary resuscitation, искусственный запуск сердца и лёгких, поддержка. «Я знаю». И вдруг у тебя, т.е. я был парамедиком, я был инструктором, и вдруг у меня ещё 5 помощников – что же, я буду сидеть там качать, силы тратить? Я буду руководить. И хорошо, помогали, спасали людей – здорово. Т.е. взаимовыручка, хотя и считается, что Америка –капиталистическое общество, каждый за себя, человек человеку волк – вот ничего подобного!
Д.Ю. Я тебе честно скажу: при всех… я тоже жив стереотипами нашими отечественными, но такого количества людей, откровенно добрых, участливых и доброжелательных, вот у нас я почему-то такого не встречаю. У нас они такие тоже, но и выглядит не так, и всё-таки, поскольку это чужая страна, а к тебе так хорошо относятся, оно как-то очень-очень странно. Это, пожалуй, что главное впечатление от Америки – что там не злобные сволочи кругом бегают, а как раз наоборот добрые участливые люди.
Михаил. Туристы ездят в хорошие места, туристы не ездят в места боевой славы.
Д.Ю. Ну, видимо, да, я был, где плохие места, я там вижу, как на меня смотрят чёрные парни: попался бы ты мне, тварь, только когда стемнеет. Тоже, кстати, показательный момент: у меня там товарищ в Лос-Анджелесе, где снимали художественный фильм «Кобра». Ты помнишь художественный фильм «Кобра»?
Михаил. А как же!
Д.Ю. Где он машину латиносов толкал, а потом порвал майку, сказал: посмотри, как ты одет. А рядом там на домике пентхаус, в котором снимали художественный фильм «Двери» про Джима Моррисона. Ну и там пляж, на пляже там эти ямы, где на дощечках катаются, там всякое такое, и мы сидим на крыше, там мангал, барбекю и всякое такое, а по пляжу всё время какие-то машины ездят. Я говорю: «А что это за машины?» - «Полиция». – «А зачем?» - «А нельзя на пляже находиться там после скольки-то».
Михаил. После 10 вечера обычно.
Д.Ю. Вот это да.
Михаил. Прилив – смоет. Мы как-то – отвлечёмся от темы немножко – по поводу правил: т.е. правила кажутся, вроде, идиотские – в 10 вечера освободить пляж. Вот что, кажется, хорошего? Нам же гулять надо до утра, как обычно.
Д.Ю. Да-да-да.
Михаил. Мы с супругой поехали в свадебное путешествие по побережью Калифорнии, по первой дороге, везде останавливались тоже, делали барбекю,
Д.Ю. Pacific …
Михаил. Pacific …, CPH. Едем, и заехали, такой пляж, кстати, недалеко от того города, где я сейчас живу – там такая Золотая гора, там Эльфийский лес, он так и называется - Elven Forest, он выглядит, как в фильме про хоббитов, где там страшный лес-то. Через него проехали, выехали, вроде, живые, и там пляж. Отличное место, красивейшее – там скалы, всякие пещеры, там всё классно! Мы поставили машину там, где можно, зашли на песок, сели – там столики стоят, уже барбекю эти железные стоят, чтобы люди там жарили шашлыки, там же мусорные баки, туалеты, всё такое сзади. Мы сидим, делаем там своё, жарим. Народ был, но народа меньше, меньше, меньше – а нам то что, мы молодожёны, нам чем меньше народа, тем лучше. Мы сидим, и время уже за 10, уже темнеет, уже звёзды, красота неописуемая, и вдруг на нас фары. Мы смотрим – едет пикап, оттуда выходит рейнджер, говорит: «Ребята, вы чего тут делаете?» Мы так: «Вот, мы кушаем». Те говорят: «Вы, может, собирайтесь, езжайте – через 20 минут здесь будет вода». Как раз где наш трак стоит. Ну мы сели, думаем: наверное, прикалывается. Отъехали – через полчаса там наш бы трак был уже в воде, мы бы уже… ну оно бы утонуло. Мы ушли. Всё чётко, т.е. написано большими буквами, везде висят знаки. Не то, что там: «запрещено», «расстреляем», «аchtung», «…» - нет, просто: 10 часов – пляж закрыт, находиться не нужно. Запрещено. Ну вот инструкция, и написана она по делу, не потому что кому-то не хочется дать вам повеселиться, а потому что вас просто смоет. А прилив там очень быстро приходит, ещё темно, ничего не видно.
Д.Ю. Ну океан, да.
Михаил. Это дикий пляж, это не Санта-Моника, где там за 20 км туда видно, до Сан-Диего аж практически видно всё. Нет, там темно, там горы вокруг, лес, и всё. Рядом кемпинг, мы подъехали – пожалуйста, есть двор, на ночь там ставишь трак, спокойно там отдыхаешь. Всё хорошо, всё продумано, т.е. в лесу спать не придётся.
Д.Ю. Ну вот касательно граждан: есть у нас такой Устав патрульно-постовой службы милиции, где в простой и доступной форме изложено, что не надо, например, в метро ходить по краю платформы, где тебя могут спихнут. Например, вот у меня товарища так спихнули под подходящий поезд: его толкнул пьяный – ненавидит милицию, там, и всякое такое, подбежал сзади, толкнул, а тот чисто автоматически с собой гражданина ещё прихватил, весь удар пришёлся на гражданина. Негодяя поймали там наверху, на эскалаторе. Ну вот, а зачем ты там стоял, на краю? Стой сзади, прислонись спиной к стенке, чтобы такого быть не могло. Не ходи здесь, не ходи там, как-то вот себя обезопасить надо. Ну вот все интересуются, что же делать, как же быть вот, если вокруг теракты, как им предохраняться? Ну, ниндзя из себя, наверное, строить не надо – всё равно не получится.
Михаил. Нет. С собой носить рюкзак со всеми… с едой, водой и т.д. тоже не стоит. В Калифорнии землетрясения, и у всех дома есть небольшой запас.
Д.Ю. Тревожный чемоданчик?
Михаил. Тревожный… ну, несколько тревожных ящичков, там чемоданчика-то маловато будет, но в гараже лежит – консервы, вода. Это на случай землетрясения. На случай такого события, как теракт, ну что можно сказать – ну надо уметь первую помощь оказывать, нужно иметь телефон работающий, знать номера служб соответствующих – аварийных, пожарных, полиция, «скорая», т.е. они там, чтобы спасти людей, они приедут, они сделают, только им надо знать об этом, что случилось. Ну вот 11 сентября они же приехали все к башням-близнецам, ворвались внутрь, стали делать свою работу, а она обрушилась, и погибло 343 пожарных, 60 полицейских и 8 парамедиков – вот, за 1 секунду. Но люди готовы лезть в огонь и в дым, чтобы спасти людей – незнакомых, чужих абсолютно. Им не платят за то, чтобы они погибали, там немножко другая философия. Я же рассказывал: нас 35 пришло на смену, мы 35 должны уйти домой. Там по-другому всё, это работа, т.е. это не личное, ничего такого, но люди готовы всё равно к самопожертвованию и всему, чтобы помочь людям. Ну и как гражданам, может быть, нужно, стоит тоже зайти на эту ступень и быть готовым так же помогать, как помогали в метро сейчас, всё отлично и… не знаю. Подготовиться, конечно, невозможно – ну как подготовиться к этому?
Д.Ю. Не представляю.
Михаил. Ты не ожидаешь. Подготовиться – ну чисто физически, конечно, если ты мужчина, то женщину вытащить на руках как-то нужно всё-таки смочь, в окно там вылезть, разбить, что-то такое, если ты мужчина. Если ты женщина, ну, в принципе, в школе в Советском Союзе у нас все девочки были медсёстры, они все умели перевязывать, все умели делать. В особенности женщина, у тебя может быть ребёнок, он может заболеть, там, порежет руку – надо же уметь всё это делать тоже. Ну вот, и иногда ставить всё-таки общественное выше личного, не только свою шкуру спасать, но и спасти людей вокруг.
Д.Ю. Бывает неплохо, да. Ну и в плане уберечься – ну я, честно говоря, прямо даже не знаю – как ты убережёшься?
Михаил. Там никак не убережёшься, ты ничего не сможешь сделать.
Д.Ю. Вот показывают тот же самый Израиль – вот какой-то дегенерат… многие, кстати, очень огорчаются, что их дегенератами называют.
Михаил. Ну это их проблемы.
Д.Ю. Я дегенератами их называю только для того, чтобы матерные слова не употреблять. Вот какой-то дегенерат на машине врезается в автобусную остановку, давит людей, выпрыгивает из машины с ножом и начинает резать тех, кого не задавил. Ну я не знаю, как от этого можно уберечься? По-моему, никак.
Михаил. А во Франции, в Ницце, когда грузовик протаранил народ?
Д.Ю. Да, 80 человек задавил.
Михаил. Я в этом отеле как раз, вот там отель сзади, «Рэдисон», по-моему, я там когда-то останавливался, был там 2 недели, и вот прямо перед этим отелем всё и случилось. Я так… я ж там тоже гулял, и вот начинаешь по-другому смотреть на вещи – я же тоже там мог гулять, что бы я мог сделать? А ничего. Я в чужой стране, безоружный, на языке я как-то не очень говорю, немножко понимаю, но не сильно. И вот такое случится – что делать? Сразу начинают уже мозги работать: ну, наверное, нужно будет французский подучить, наверное, ходить подальше от дороги. Нас учат основам безопасности, начиная с академии, тебя учат, что не надо сидеть в машине на улице и писать рапорт там, когда свет в машине есть, а снаружи темно. Ты сидишь один такой светлячок, и вокруг темнота, Мордор, ничего не видно, т.е. что угодно может случиться, ты там сидишь, бумагу пишешь. Ты смотришь вниз, ты не смотришь по сторонам – трудно писать рапорт и всё время вот так делать, не работает оно так. Т.е. заедь куда-то, встань спиной к стеночке, желательно около департамента где-нибудь, не совсем уж там прятаться куда-то – тоже стрёмно, но обезопась себя. Или рядом с другом подъедьте 2 машины – один пишет, другой смотрит, ещё лучше. Лифт: открывается дверь лифта – не стой посередине, отойди немножко сбоку, мало ли что? То же самое – ступеньки. Подошёл к дверям, сзади тебя ступеньки, там же много домов, когда они многоэтажные, и в центре колодец, большой колодец, а здесь как бы балконы идут, и там двери. В Калифорнии особенно, там лёгкие дома, ты подошёл, открываешь дверь, а там на тебя кидаются, а сзади тебя примерно 4 фута высоты перила, и всё, и метров 20 вниз. Сам столкнулся, чуть не улетел, один раз было – забыл инструкцию. Не то, что забыл – расслабился. Я не ехал на вызов, я ехал фотографировать жертву. Мне сказали: там вот жертва, её побили, надо съездить, её фотки снять, потому что ночью не было ни одного криминалиста, когда это случилось. Но дали адрес по ошибке этого товарища, который это сделал, т.е. перепутал диспетчер – бывает, но инструкция-то писана для чего – чтобы её всегда использовать, а не когда тебе удобно, когда тебе не хочется. И вот мы там с ним висели на этих перилах некоторое время. Ещё бы немножко, и в Бэтмена, Спайдермен – кто там в трусах и в трико летает? Было бы очень неприятно, конечно. Но пронесло, как говорится, пронесло прямо нормально. Как подготовиться – вот, смотри вокруг себя, знай, где твои близкие находятся всегда, чтобы было… Ну не всегда, конечно, это уже паранойя, но примерно знать, кто куда поехал, иметь контакт со всеми быстрый, чтобы можно было быстро набрать, иметь какую-то точку сбора – вот это очень важно тоже, например, в Калифорнии, где землетрясения, там есть такое понятие, как точка сбора. Вот там есть, допустим, завод ядерный, который вырабатывает энергию, и там он может, грубо говоря, вдруг Чернобыль случится
Д.Ю. В смысле, электростанция, да?
Михаил. Да, электростанция, но называется завод. Завод стоит прямо в воде, чтобы для охлаждения, там такой каньон, и вот он где-то миль 10 от города, может чуть побольше. Там горы, горы, горы, горы, потом город. Вот, и на случай, не дай Бог, чего случится, каждый год приходит новая книжка домой по почте всем, и в школе выдают детям – где какие зоны, где какие пункты сбора, стоят на столбах оральники везде в городе, и периодически проходят как бы учебные тревоги, ну не тревоги, чтобы собираться и ехать, но знаки, вот эти гудки всякие, горны и всё такое.
Д.Ю. Ну как у нас когда-то гражданская оборона.
Михаил. Гражданская оборона, т.е. они у нас всё взяли, они всё притащили хорошее от нас, а мы почему-то притащили всё плохое.
Д.Ю. Ну, у нас тут был отличный пример – вот ты про эти, про природные катаклизмы, отличный пример был: есть у нас такой город Крымск возле Сочи, и там проливные дожди, горы, и в горах, как ты понимаешь, поверхность, которая собирает воду, огромная. Там водохранилище, русло реки, реки эти горные, сам понимаешь – она в обычное время ручеёк, а во время паводка там просто гигантский поток. Ну и дальше…
Михаил. Прорвало плотину?
Д.Ю. Как ты понимаешь, за руслом надо смотреть всё время, за ним надо ухаживать, чтобы там ничего не лежало, никакие там деревья и прочее. Там не плотина даже была, там с плотиной ничего не сталось, т.е. туда натекает вода в водохранилище, а там труба 5-метровая, т.е. и в эту трубу, когда поднимается выше, всё и стекает. Дальше это идёт в русло, а в русле брошенные упавшие деревья, кусты, и это дотянуло до моста, и там об опоры получилась плотина, и дальше вода начала подниматься, поскольку это огромное количество воды, и в определённый момент прорвало и хлынуло вниз. Ну а поскольку советская власть закончилась, то есть же это: вдоль русла реки нельзя ничего строить – я тут летнюю кухоньку поставлю небольшую, газик проведу, небольшую трубочку, дальше я пристроечку. Что вы ко мне лезете? Я нищий, мой домик сносить нельзя. Вот у меня здесь стоит, кому я здесь мешаю? Ну и естественно, там на всё это закрыли глаза и наплевали, и никому ничего не надо. И они в этой зоне подотопления понастроили жилищ незаконных, а гражданская оборона там как таковая отсутствует. В городе там когда-то был один консервный завод, который за это отвечал, завод закрыли, само собой, или он там работает не так, гражданской обороны нет, в общем, там в телевизоре пустили бегущую строку, что там осадки небывалые – будьте осторожны. Ну а потом уже, когда совсем караул, менты стали ездить по улице и бегать по домам, все оповещать. Но, как ты понимаешь, было уже поздно, и вода сошла. Но почему такое произошло, угадай? Как ты думаешь, почему людей смыло и люди погибли? 2 ответа есть: отводили воду от дачи Путина и отводили воду от дачи патриарха, которые расположены там на других сторонах хребта. Ну вот, то же самое, слово в слово абсолютно, т.е. здесь спецслужбы, понимаешь, взорвали…
Михаил. Да, а там воду направили.
Д.Ю. Я даже понять не могу, как это внутри вот этих спецслужб можно такое организовать, а самое главное – зачем, для чего это?
Михаил. Ну, тоже, конечно, теории выдвигались всяческие по поводу 11 сентября, да, я слышал их всё, смотрел тоже. Некоторые звучат-то очень, в принципе, как бы логично.
Д.Ю. Безусловно.
Михаил. Т.е. какая-то логика больная там присутствует, и ты можешь проследить ход мыслей, почему, но исходные данные сразу ложные, ну и соответственно, в финале результат тоже будет ложный. Там всё может быть логично, но если исходные данные неправильные, конец будет неправильный. Ну там не всё, конечно, до сих пор… не рассекретили ничего ещё вообще про это всё, т.е. там информации только крупицы – что случилось в Пентагоне, самолёт туда упал, что случилось с четвёртым самолётом, про который сняли кино, и там всё было не так, там всё было совсем не так. Но сделали кино, чтобы люди испытывали гордость за своих сограждан, людей погибших – все герои. Никаких проблем с этим нету. Ну, не всегда нужно показывать, на самом деле как оно есть, иногда нужно так показать тоже, в тех же самых смыслах – чтобы люди не боялись. Но системы безопасности на аэродромах, в аэропортах увеличили, конечно, на несколько порядков. И там да, если там нельзя проносить 100 мл жидкости, ты с ними не пройдёшь. Это уже доходит до абсурда, когда кормящие матери пытаются пронести молоко сцеженное уже, а их не пускают – вот, нет, инструкция. Да, там вой поднимается дикий: как же так, как же так?!
Д.Ю. А вот так.
Михаил. А так вот – закон такой. Ну, я говорю: опять же, каждый случай… Вот эти случаи бывают единичные, когда такое случается, вой, конечно, поднимается громадный. А сколько предотвращено, никто об этом не знает.
Д.Ю. Да, никто об этом не знает, да-да-да.
Михаил. Конечно.
Д.Ю. Но там тоже, кстати, вот то, что меня изрядно удивило, когда там сразу начинают говорить: сейчас вот паспортный контроль, ты там не улыбайся и не остри. Всю жизнь нам рассказывали, что американцы на паспортах и на документах везде на фотографиях улыбаются, и вообще везде улыбаются, а тут, оказывается, улыбаться нельзя и острить не следует…
Михаил. Ну, не нельзя, острить не следует, да.
Д.Ю. Ну, я не знаю, мне, как бывшему сотруднику, вообще непонятен ряд острот – что ты тут вообще себе позволяешь? Ладно, я начну острить, а ты в ответ там поддерживать – это да, я понимаю, а в мой адрес …
Михаил. Не надо, человек сидит, работает, у него серьёзная работа, у него очень ответственная работа. Через него проходит несколько тысяч, иногда несколько сот тысяч человек в день – лос-анджелесский аэропорт, там, не знаю, миллион в день, наверное, обслуживают, там безумное количество народа! Не очень хорошо построено всё это, лучше, но он уже устарел, всё, лос-анжделесский аэропорт устарел, т.е. там просто безумие творится – и на улице, и… ну внутри получше стало, чем было. Конечно, после терактов сразу там был вообще кошмар, и в Сан-Франциско тоже, но потом они постепенно-постепенно расширили залы, прибавили здесь, убавили здесь, сделали здесь проще и всё такое. Ну нельзя, как раньше, подъезжать на машине к поребрику, выйти из машины, кинуть чемодан двум носильщикам, и они уже всё за тебя делали – так больше не работает, надо заходить самому, взвешивать, там тебе дают квитанцию, и всё такое. Досмотр: я летел, открываю чемодан – внутри квитанция: ваш чемодан был досмотрен. Всё на месте, вроде бы. Никто меня никуда не звал, никаких понятых, ничего. Они на камеру, они взяли, чемодан выбрали, там лежала запчасть для машины, меня товарищ попросил, потому что не мог найти здесь в России, я ему заказал там и привёз запчасть маленькую – пластиковая трубочка, она такой формы – ну пластиковая трубка, но на рентгене она по-другому выглядит, естественно. Ну, открыли чемодан, посмотрели, закрыли. Спасибо. Никто меня не звал.
Д.Ю. У меня тоже был опаснейший случай, когда я… ну я в основном-то в Москву – сдал чемодан, и тут по громкой связи: «Дмитрий Пучков, пройдите на пункт досмотра».
Михаил. С вещами на выход, да?
Д.Ю. Я насторожился, пошёл. Слава Богу, они меня там знают: «Дмитрий, что у тебя там?» А там такой прямоугольный лежит. –«Сало, ёлы-палы!»
Михаил. А там не спрашивают, они просто делают свою работу. Не нужно, если что-то они нашли, и что у них- вопросы, они могут тоже по громкой связи вызвать, но нет – они быстро посмотрят, сделают, закроют, распишутся за это, всё это на видео, всё это, как бы там не нужно ни понятных, ничего – там всё это на видео, специальная комната: быстро открыли, посмотрели, закрыли, убрали – всё, никаких проблем.
Д.Ю. Отличный пример тебе могу привести: вот у нас, например, заставляли одно время, и достаточно долго, обувь снимать, потом прекратили, т.е. теперь можно…
Михаил. Там заставляют до сих пор.
Д.Ю. Ну, везде по-разному получается. А город Цюрих, Швейцария благословенная, как ты понимаешь, где вообще никого нет, и 10 лет проживи сначала, мы за тобой посмотрим, а мы потом подумаем, давать тебе гражданство или нет.
Михаил. Очень умные люди.
Д.Ю. Ну вот, проходишь – у них такой маленький стульчик, на который ногу ставишь, оно отдельно ботинки тебе просвечивает, и если это только интересно тем, кто этим занят. А рядом стоит каркасик, ну там 4 штыря, на них занавесочки, значит – а это для не совсем там bady search, но типа вот для обыска.
Михаил. Визуального.
Д.Ю. И тут же висит бумажка: «Все распоряжения сотрудника исполнять беспрекословно, в ответ ничего не говорить. При оказании сопротивления к вам будет применена физическая сила». Я обращаю внимание – это Цюрих и вообще Европа-Европа со всех сторон. Чего ж там-то?
Михаил. Да, конечно, самая демократичная.
Д.Ю. Там-то, оказывается, в чувство приводить граждан…
Михаил. А когда у них последний теракт был?
Д.Ю. Я даже не знаю.
Михаил. Вот я тоже не знаю.
Д.Ю. Там настолько всё сурово, что…
Михаил. Притом, что я изучал, но я не помню. Я изучал теорию… не теорию, а как-то – историку и динамику терроризма. После 11 сентября как раз у меня получилось так, что в колледже, в университете, когда я там учился, брал вечерние классы, этот курс – ну как же его не взять-то? И вот там всё обо всём, начиная с истории, с корней, там про всё – и про Израиль, и про Ирландию, и про русских, народовольцев и т.д., подобную… нехорошие слова не будем говорить. Всё про всех изучал. Швейцарию вот не помню, что там что-то было.
Д.Ю. Аналогично. Ну, подводя, некоторым образом, итог для граждан, я бы сказал так, что угадать никто не сможет, где это произойдёт, в каких условиях, категорически никто никак не угадает. Как нас обучали, что, типа, взорвалось раз – надо всем приготовиться, что когда вы все сбежитесь на место, взорвётся ещё раз, и возможно, не один. Т.е. для этой цели есть специальные устройства, которые всё это дело… ну у нас такие всё время задействуют, которые глушат сигнал, чтобы не взорвать его издалека, но, в общем-то, бежать, наверное, туда – это, наверное, не самое правильное, особенно на улице.
Михаил. Ну это, как бы, личный выбор – если тебе надо туда бежать, вот ты считаешь, что тебе надо туда бежать, если ты можешь помочь, не бежать смотреть, своим айфоном пытаться на видео, потом в YouTube выставить, надо таким руки отрывать…
Д.Ю. С криками: «Ой, я больше в метро не поеду!»
Михаил. Да-да, этим нужно телефоны… ну ладно, не будем ничего с ними делать, а если ты можешь помочь, помоги, потому что всё равно, пока туда доберётся «скорая», через пробки, потому что тут же пробки начнутся моментально. Здесь почему-то люди считают, что не нужно уступать дорогу людям, которые едут, «скорой помощи», или пожарке, или полицейской машине…
Д.Ю. У нас это проблема, да.
Михаил. Это большая проблема, т.е. там это штраф долларов 700 на первый раз, на второй раз машину отэвакуируют и прав лишат. Я очень любил выписывать эти штрафы, это прямо чудо! Это прямо в суде ты ничего не сможешь сказать: да, ехал – ну всё, до свиданья, пришли чек вот по этому адресу. Потому что люди едут делать свою работу, кого-то спасать – как ты можешь не пропустить, кто ты такой? Неважно, что у тебя там творится в жизни, но вот в этот момент нужно пропускать просто, потому что, опять, там же тебя могут протаранить – пожарка тебя может просто протаранить с дороги, и ты всё равно будешь неправ, ты ничего у них не отсудишь, это без вариантов вообще.
Д.Ю. Помнишь, был такой художественный фильм «Бэг драфт» с Куртом Расселом.
Михаил. Да, конечно.
Д.Ю. Помнишь, там какой-то «Мерседес» стоит возле водяной колонки, и они ему бодро там бьют стёкла и кишку через него к гидранту протягивают – видно, люди получают удовольствие, явно там что-то сурово нарушено.
Михаил. Вообще без проблем. На машинах некоторых патрульных есть специальные спереди металлические штыри, обитые резиной, чтобы двигать машины, расчищать … случилась авария большая, они раздвигают именно так, не ждут ни вертолётов, ничего, потому что обычно образуется дикая пробка сзади, эвакуатору ехать неоткуда, и полицейские расталкивают сами всё. Но этими же штуками можно прекрасно таранить машины и убирать с дороги, если они мешаются. Всё, т.е. это гражданский долг, во-первых, закон говорит, что ты обязан. Что значит – ты не хочешь пропустить «скорую»? Это вообще просто ни в какие рамки не лезет.
Д.Ю. Трудно сказать, что у этих людей в голове. Ну и в целом, я считаю, что оказание первой помощи, чем прыгать с парашютом, я не знаю, кататься на дощечке и прекрасно проводить время за пьянками, ну можно, наверное, из своей жизни выделить некоторое количество часов и пройти курс…
Михаил. За 2 часа можно научиться, на 5 часов можно стать уже…
Д.Ю. Страшное скажу: многих полицейских можно научить, с них потом требуют. Они же не люди, как ты понимаешь, да, а уж таких интеллектуалов и прочее, уж наверное, можно как-то… потратить некоторое количество своего времени, чтобы знать и уметь, и оказывать помощь. И в жизни пригодится, в общем-то.
Михаил. Конечно. Это самое главное – что пригодится в жизни, и ты никогда не знаешь, как, и лучше… Это как с оружием. Вот меня спрашивают: «А ты с пистолетом ходишь в Калифорнии?» Я говорю: «Да». – «А зачем он тебе?» Я говорю: «Пускай он будет, тут он есть, он висит там, его не видно, он не мешает, я привык, он уже как рука, грубо говоря».
Д.Ю. Как говорил Абдулла: «Хорошо, если у тебя окажется кинжал, и горе тому, у кого его не окажется».
Михаил. Да пускай он будет и не понадобится, чем он нужен, и его нет. Вот в этот момент ты будешь себя чувствовать дураком, идиотом, и может это плохо закончиться. Пускай он будет, он не мешает.
Д.Ю. У вас, кстати, есть масса, среди мальчиков сейчас очень сильно распространено носить с собой этот… забыл, ну короче, то, что ты при себе всё время носишь. Вот у тебя сумочка на боку, там на лямочке сумочка висит, а у тебя в ней ножичек, у тебя там верёвочка, фонарик и всякое такое. Наверное, полезно.
Михаил. Почему нет?
Д.Ю. Если ты… ну многие испытывают переживания – ну, носи с собой, наверное, хорошо.
Михаил. Конечно, если это тебе даёт комфорт, какую-то уверенность в себе – да ради Бога, почему нет? Только не надо с этим ножичком на людей кидаться, и всё будет нормально, всё будет хорошо.
Д.Ю. Подводя итог: гражданам, у кого кто-то погиб, пострадал, выражаем соболезнование. К сожалению, никто от такого не застрахован, но количество горя это никак не уменьшает. Берегите себя, берегите своих родных и близких. Спасибо, Михаил. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
