Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Михаил, добрый день.
Михаил Михин. Здравствуйте.
Д.Ю. Представься, пожалуйста.
Михаил Михин. Ну, завсегдатаям форума я известен, как камрад Оператор, сейчас же выступаю в роли бойца поискового отряда «Демянск», а также одного из сооснователей агентства «SpeZinform.ru».
Д.Ю. Ищешь наших бойцов погибших?
Михаил Михин. Да, уже больше 15 лет.
Д.Ю. А как это дело началось?
Михаил Михин. Началось, на самом деле, достаточно для меня необычно: был я в юном возрасте – младший школьник, в 4 или в 5 классе обучался. У меня есть родственники по материнской линии, которые происходят из Смоленской области, куда, собственно, летом на каникулы я был отправлен. Проезжая на автомобиле по Старой Смоленской дороге в районе города Дорогобуж, повернули в деревню Бородино, откуда родственники родом, и по пути родной дед возьми да укажи: «Михаил, а вот здесь, посмотри внимательно, один старый ДОТ, здесь другой старый ДОТ, а вот там вот во ржи и третий». Ну и показал без всякого злого умысла, а я, осмотрев местность, увидел, что вокруг домика стоят артиллерийские гильзы, в которые собирается дождевая вода, куры кушают свою сечку из старых касок, за притолокой заткнуто несколько немецких штыков – сопоставив всю эту картину, взял лопатку и рано утром отправился на осмотр ДОТа, где немедленно накопал стреляных гильз. Ну и дальше, в общем, всё было просто – всё, что можно было утащить на себе, покидал в котомку и, поскольку был воспитан правильным советским пионером, привёз всё это немедленно в родную школу, в которой был Музей боевой славы. В школе была у нас завуч по воспитательной работе, кстати говоря, одна из немногих женщин-учителей, оставившая у меня стойкое чувство ненависти к себе и к педагогической науке в частности, но вот она полной мерой хлебнула разговоров о том, а может ли это взорваться, а может ли это быть опасным. Я считал, что делаю благое дело, воспитывали нас, в общем, в духе, я считаю, правильном. Кстати, один из достаточно необычных элементов воспитания – советским школьникам тоталитарно продавали абонемент в кино, и мы могли 1 раз в неделю ходить на очень дешёвый сеанс в кинотеатр «Берёзка» - такой в Москве есть до сих пор, и нам показывали самые разнообразные фильмы, в основном старые, и не сказать, чтобы кассовые. Ну вот я сразу же был смертельно ранен художественным фильмом «Зимородок», снятым, если я не ошибаюсь, в 1972 году – там речь шла именно о том, что школьники ищут неизвестного героя, возможно, погибшего, а он оказывается их преподавателем. Ну и дальше по нарастающей. Наверняка многие, кто при советском строе родились, помнят сериал про Кроша – про школьника Крашенинникова, вот одна из серий этого сериала называется как раз «Неизвестный солдат», на самом деле 3-серийный фильм, и там эта тема тоже поднимается в достаточно явной степени, причём показано там всё так же, как оно и сегодня происходит. Изменений в человеческом отношении к этому делу там, в общем-то, не сильно много.
Д.Ю. Но детство когда-то закончилось, а осмысленно к этому когда пришёл и как?
Михаил Михин. Осмысленный выезд тоже был по не вполне обычной схеме сформирован: вот был в своё время на Тупичке Разведопрос с Артёмом Хуторским, который занимается экспедицией на остров Гогланд. Вот именно с Артёмом я попал в первый выезд – мы ездили в Калужскую область. Я в то время трудился редактором в журнале «Хакер», и моей задачей было написать некоторый репортаж о том, как вообще всё это происходит, как работают поисковики, и мне немедленно показали всё в деле. Несколько дней мы в Калужской области провели, передвигались на автомобилях, и я имел возможность наблюдать за всеми этапами. И причём, в первый же выезд удалось найти неизвестного солдата такого вот нашего классического, которого опознать нельзя, с каской, с патронами, гранатами. Нашли там некую немецкую награду – крест «За военные заслуги» с мечами, нашли, конечно, массу взрывоопасных предметов, пообщались с местным жителем, который меня в тот момент поразил своей сохранившейся ненавистью к немцам. Ненависть, причём, основывалась на совершенно бытовых вещах – он объяснил, что уже которые за сезон резиновые сапоги рвёт о немецкую колючку, она такая необычного вида, кованая, крепкая, и ещё она 100 лет будет по нашим лесам гнить и портить сапоги. Ну и в общем, с этого начался, наверное, вот такой путь в поиск.
Д.Ю. А в отряд «Демянск» как попал?
Михаил Михин. Здесь опять получается такое совпадение, что как-то все дороги пролегли через Тупичок – дело в том, что заместитель командира этого отряда Давид Киладзе, он же камрад Kvazimodo, это такой поисковик и тупичковец с дореволюционным стажем, что называется. Встретившись с ним на ВДНХ, посмотрели друг на друга, было принято решение, что можно, и так я впервые попал в отряд «Демянск», сначала, конечно, в качестве наблюдателя. Т.е. мне было сначала интересно посмотреть, как там работают суровые парни по-настоящему. Там была масса необычных, непривычных мне вещей и явлений, там даже речь несколько отличается от московской, и я за всем этим очень внимательно смотрел, это было для меня крайне интересно. Но первое, что, слово «шокировало», наверное, не очень подходит, что потрясло по-настоящему – что в отряде полно взрослых парней, мужиков, которые реально мастера на все руки, т.е. начиная от возможности создать пилой и топором целый быт в лесу, и заканчивая возможностью прямо на руках поднять из гусеничного тягача двигатель и его на месте отремонтировать. Ну т.е. нет таких задач, с которыми народ там не справился подручными средствами и собственными умениями – это очень подкупало. Городские жители обычно не такие, и отношение к ним, как к слегка недоделанным, оно всё-таки есть.
Д.Ю. Это правда. А кто там вообще, что за люди в отряде?
Михаил Михин. Люди самые разные. Во-первых, его, конечно, отличает то, что этот отряд из т.н. боевого региона, т.е. вся война там прокатилась не один раз огненным колесом, ну и приезжают туда, конечно, ребята со всей страны – перечисляя города, там можно начинать с Мурманска, заканчивая Ульяновском, Москва, Тула, разумеется, питерские парни, Кировская область. Много кто, со всей страны едут. Что касается их возраста, средний возраст в отряде – он действительно средний, пионеров, ну они бывают, но их немного, пожилые люди, в принципе, тоже есть, и здесь, конечно, речь идёт о тех, кто приезжает туда работать на результат, т.е. это не статисты. Ну, бывает так, что люди приезжают там водки попить, на местном языке это называется не «водки», а «вина». Вот они, действительно, прилагают приличные усилия для того, чтобы дать результат, найти максимально возможное количество бойцов и попытаться установить их судьбы и, что называется, увековечить их память.
Д.Ю. Ну поскольку занимаетесь войной, я так думаю, у вас несколько военизированная структура, и должен быть командир. Командир есть?
Михаил Михин. Обязательно. На командире, собственно, практически любой отряд и держится. В нашем случае речь идёт об Анатолии Степановиче Павлове – я бы ему поставил чугунный памятник при жизни. Ему, кстати, 1 апреля исполнилось 70 лет, а вчера вот мы были у него в гостях, и он выходил в лес с целью поиска места падения самолёта ИЛ-4, и объяснил, что в этот раз пришлось пройти немного – всего 15 км. Если представить, что это лес, который со времён войны был там никем не чищен, бурелом, то это говорит о многом. Его стараниями отряд нашёл официально считается – больше 11 тысяч, но на самом деле больше.
Д.Ю. Ого!
Михаил Михин. Т.е. он всё-таки стремится это число занизить, потому что то такой человек по складу характера, а если бы его попросили охарактеризовать коротко, то это хозяин на своей земле, он родом оттуда, обладает действительно энциклопедическими знаниями о том, что в Новгородской области было в годы войны, он общался со многими ветеранами, общался с местными жителями, бывшими в оккупации, и его голоса, собственно, это главный для нас источник познаний о том, что происходило там в годы войны.
Д.Ю. А как так получилось, что именно Демянский район?
Михаил Михин. Он оттуда родом и слышал рассказы своих родителей, родственников. Там же материальная база, материальная база, кстати, это исключительно важно: это, во-первых, там какое-то складское хранение – массу груза на себе таскать не надо, плюс это техника, например, гусеничный тягач или автомобиль «Урал», на котором можно доехать практически куда угодно. Сейчас отряд более-менее хозяйством оброс, и это здорово тоже жизнь облегчает на месте. Ну, для тех, кто с историей вопроса о том, что происходило в войну в Новгородской области, не сильно знаком: конкретно про Демянский район можно вспомнить, если слышали что-то о лётчике Маресьеве – он был сбит именно там. Кроме того, там же воевал известный советский снайпер Семён Номоконов, который уничтожил из своей трёхлинейки 360 гитлеровцев, а то и побольше, включая одного из генералов, приехавшего туда с проверкой. И причём с последним, с Номоконовым, Анатолий Степанович в своё время, когда трудился редактором местной газеты, успел пообщаться лично. О Номоконове есть замечательная книга, если кто-то снайперским делом заинтересуется – называется она «Трубка снайпера». Вот там описан эпизод, когда он прикопал свою винтовку под заметным деревом, и вот после войны он возвращался, пытался её найти, но, к сожалению, не удалось. Это было не так просто – местность поменялась.
Вообще, конечно, место знаменитое даже не столько у нас, сколько за границей. Любой практически военный историк, особенно в Америке, кто интересуется немецкой именно военной историей, знают, что такое Демянский котёл, что такое Демянский щит, ну а для нас это 2 не особенно успешных наступательных операции 1942 и 1943 года, масса потерь и малоизвестная Демянская десантная операция, о которой, собственно, речь впереди тоже обязательно пойдёт. На ней хотелось бы остановиться отдельно.
Д.Ю. А что вообще приводит людей в отряд? Что их мотивирует?
Михаил Михин. Мотивация здесь бывает самая разная. Если там в какие-то более-менее философские дебри попытаться углубиться, сначала она достаточно простая – масса людей приходит, потому что свежий воздух, это мужской коллектив, это лес. С мужиками, сидя у костра, можно там и байки потравить, и выпить, и закусить. Для кого-то это возможность посмотреть на военную историю своими глазами, найти какие-то железки, опять же, человечество занималось собирательством неизвестно ещё с каких времён, и вот эта вот гипотетическая возможность найти что-то ценное, клад какой-то, конечно, она многих привлекает. Ну я, собственно, тоже, наверное, по этому пути поначалу шёл. Дальше, всё это видя и размышляя, к простому наблюдению и выводу приходишь, что это же наши люди, вот они здесь лежат. Вот так, как они там лежат до сих пор – непорядок, так быть не должно. Это и несправедливо по отношению к ним, и неуважительно, и вот в дальнейшем людьми в основном двигают 2 таких фактора – это неуважение и несправедливость, т.е. люди стремятся это каким-то образом это сложившееся такое состояние дел исправить – т.е. этих бойцов необходимо как-то поднять, это так и называется среди поисковиков, вернуть их в строй и захоронить, как они того, в общем-то, заслуживают.
Д.Ю. А как у вас там с идеологией, в отряде?
Михаил Михин. Да наверное, как и везде: особенно никому никто ничего не навязывает, но надо сказать, что флаг, который над лагерем поднимают, он красный.
Д.Ю. А народ как – есть ли у вас представители белого монархического движения, бывают, нет?
Михаил Михин. Был краткосрочный заезд одного из представителей такого движения, который сдуру обозначил свои идеалы в частной беседе – до рукоприкладства не дошло, но предложили, что неплохо тебе покинуть Демянский район во избежание дальнейшего развития событий.
Д.Ю. Жестоко. А страна родная в лице государства как-то вам помогает, не помогает?
Михаил Михин. Здесь тоже есть некоторая предыстория: когда я там оказался впервые и посмотрел, чем именно, как именно и в какой степени родная страна помогает, я был, конечно, возмущён, и первое моё желание было – встать на путь борьбы с системой. Потом, несколько лет посмотрев, я понял, что, оказывается, дают деньги, оказывается, дают какое-то питание, консервы, например, оказывается, выделяют горюче-смазочные материалы – тот же тягач заправить, он же как бездонная прорва. Оказывается, выдают какую-то сувенирную продукцию, ну другое дело, что она там не сильно, может быть, и прилично выглядит, но при этом она есть, и из того, что есть, Родина всё-таки что-то выделяет. Оказывается, выделяют средства на ремонт памятников. Т.е. если всем этим грамотно пользоваться, не разбазаривать, если нормально общаться с местной администрацией, обозначая всё заранее и планировать, оказывается, Родина идёт навстречу. Может быть не в той степени, в какой бы следовало это делать, но ресурсы, видимо, не бесконечны, возможно, есть какие-то другие потребности, на которые бросают массу финансов тоже. Ну и обычным, нельзя сказать – хорошим, но совершенно обычным явлением стало скидывание денег в общий котёл. Приехал на вахту – там всегда есть какие-то потребности. Никто никогда об этом так особенно не выступал, люди сами это делают – видят, что надо. Ну есть, сколько можешь, по способности помоги нам, оно всегда в дело пойдёт.
Д.Ю. Ну т.е. это вы там фактически десятилетиями наяриваете, да?
Михаил Михин. Да, 30 лет отряд работает практически в одном районе.
Д.Ю. А вот отряд целиком сколько людей нашёл?
Михаил Михин. Сейчас речь идёт о более, чем 12 тысячах, но там статистика такая плавающая, т.е. для того, чтобы установить, сколько именно, надо собирать всю совокупность – там где-то, бывало, помогали в соседних районах. Ну, 12 тысяч, я думаю, это будет честная цифра.
Д.Ю. А если по войскам померить, это какое подразделение – рота, батальон, полк?
Михаил Михин. Да нет, дивизия.
Д.Ю. А много таких, как вы, отрядов?
Михаил Михин. Ну, тут как мерить… В принципе, да, такие отряды есть, но «Демянск» один из старейших и один из самых результативных отрядов – это безусловно.
Д.Ю. А почему Советская страна не похоронила своих героев?
Михаил Михин. Тоже меня очень долго мучил этот вопрос, действительно, мучил: мне казалось, что это же очень просто – вот лежат убитые, вот ты, проникнутый идеологией и воспитанный в Советской стране, идёшь и их хоронишь, а на самом захоронении становится понятно, что если взять лопату и попытаться вырыть могилу для 1 бойца, на это уйдёт сколько-то там человеко-часов. Задачу про 1,5 землекопа многие решали. А потом я попал в деревню Белый Бор, которая неоднократно из рук в руки переходила, и там каша была страшная, потери были достаточно приличными, и местные старушки, кто пережил оккупацию именно там, они рассказали, что да, мы всё это видели – мы видели эти потери, видели, как молотит артиллерия, мы знали, где спрятаться, видели эти сотни и тысячи убитых – а что мы могли сделать, когда нас осталось 5 человек девчонок и 3 старика-инвалида? Т.е. у них физически не было возможности заниматься захоронением. Разумеется, там были похоронные команды, но похоронить всех – задача была совершенно бесперспективная, хотя этим занимались и, сколько могли, хоронили и местные, и похоронные команды. Но здесь, опять же, надо принять во внимание такой немаловажный фактор: вот я расспрашивал подростков, сейчас они уже пожилые люди, кто после войны был подростком – как вы играли, как вы ходили в лес? В лес зайти было, в общем-то, страшно, т.е. тем места, где прошли бои, были засыпаны неразорвавшимися снарядами, были заминированы, лежали эти тела, которые, вытаяв из-под снега, привлекали хищников – желающих ходить в такой лес было, прямо сказать, не очень много, хотя туда обязательно ходили, потому что война после себя оставляла массу того, что можно в хозяйстве применить. Ходили, и хоронили. Нередки были случаи, когда кто-то из местных жителей мог собрать с трупов опознавательные капсулы, жетоны. Вот буквально вчера прослушали такую же историю про советских десантников, которых местная жительница из деревни Анино обошла, собрала с них смертные медальоны и где-то в чугунке прикопала – вот, пытались найти этот чугунок, люди уже найдены, но опознать их пофамильно невозможно без того, чтобы найти этот чугунок. С одной стороны, это не очень хорошо, что лежат тела в отрыве от каких-то идентификаторов, а с другой стороны – вот оно так было, поэтому приходится выполнять такую двойную работу – искать и тела, и возможность опознать их.
Д.Ю. А у меня детство с другой стороны Новгорода прошло, где Мясной Бор и прочее, вот у нас как раз то же самое абсолютно. Меня туда первый раз привезли в 1968 году, по-моему. Больше всего меня поразило, что вся деревня была в воронках, и через них мостки прокинуты, люди ходят – это уже сколько, 25 лет прошло. А засыпать было некому, в общем-то.
Ну а если отойти от грустного, что ты там интересного находил? Бывает что-то интересное?
Михаил Михин. Бывает, конечно, что-то интересное, но тут, во-первых, всё зависит от того, чем человек лично интересуется. Я неоднократно общался с коллекционерами из числа поисковиков – коллекционируют, надо сказать, вещи самые необычные: например, встречал коллекцию домкратов. Вот у человека домкраты десятками, разные, в рабочем состоянии, в нерабочем. Он в них разбирается, чинит, смазывает. Встречал человека, который собирает исключительно тару и упаковку, т.е. это консервные банки, тюбики от зубной пасты, причём марки, которые на них напечатаны, до сих пор в ходу.
Д.Ю. Немецкие, наши?
Михаил Михин. И немецкие, и наши.
Д.Ю. А вот ты говоришь про мины – я когда маленький был, мины уже не взрывались. Или взрываются по-прежнему?
Михаил Михин. Зависит от того, каким образом с ними обращаться. Были умельцы, которые взрывались на этих минах, они до сих пор есть – тут всё объясняется очень просто: одними из главных трофейщиков были, разумеется, мальчишки. Если ты живёшь в прифронтовой полосе, где раньше шли бои, сейчас их нет, понятно, что мальчишки должны бежать в лес за трофеями. Их интересовало, в отличие от местных жителей, никакие там не бочки и не печки, которые можно привезти в хозяйстве использовать, а, разумеется, оружие, взрывчатка, патроны в костёр. Ну вот в советской стране выпускались плакатики, которые разъясняли мальчишкам, что не надо туда соваться, не надо ничего подбирать, не надо ничего трогать. Похоже, мы сейчас, в наше время к этому возвращаемся – не надо ничего трогать, может рвануть. Но, собственно, дело в том, что поход за трофеями был не столько приключенческим мероприятием, сколько ещё и коммерческим. Во-первых, в Советском Союзе платили за сбор трофеев, в т.ч. и местным жителям. Была целая инструкция, которая легко находится в интернете, она прямо по пунктам рассказывает, каким образом армейские подразделения и местные жители производят сбор трофеев. Вот во введении написано чётко и ясно, что всё, что брошено на полях сражений, на ж/д станциях, например, это всё трофеи. Трофеи принадлежат государству, могут быть использованы в ходе ведения боевых действий на поставленной на довольствие Красной Армии, ну а те, кто занимается расхищением либо порчей трофеев, они подлежат суду военных трибуналов. И дальше в этой же инструкции был отдельный пунктик, в котором написано, каким образом местные жители могут помочь Красной Армии в деле ведения войны с фашизмом, и каким образом местные могут собирать вот эти вот самые трофеи. Вот глава «Привлечение местного населения к сбору трофейного и отечественного вооружения и имущества, вот интересный пункт: «В особенности хорошо осведомлёнными об этом бывают дети лет 10-13. Со свойственной советским детям наблюдательностью они замечают, где что оставил и спрятал враг, и часто могут сообщить исключительно ценные сведения». Ну и дальше был приведён некоторый ценник, который касается, например, сбора стальных шлемов, которые бойцы носили на голове. Так вот, такой шлем, сданный государству, приносил сдавшему 3 рубля, а 100 таких шлемов стоили уже 600 рублей. Каждый 101-ый, 102-ой стоил тоже 6 рублей. Немецкие тоже подлежали сдаче, но они оценивались на 25% дешевле, чем советские шлемы.
Д.Ю. Почему, интересно?
Михаил Михин. Сложно сказать, видимо, они должны были поступать не столько для прямого применения, сколько в переплавку, потому что металл тоже в стране был не бесконечен. Возможно, ими какие-то трофейные те же части могли быть экипированы, зенитчики – не могу сказать, по этому вопросу я никаких сведений внятных не нашёл.
Д.Ю. Мо скромный опыт показывает, что немецкие шлемы были крепче, чем наши, сохранились гораздо лучше. Например, у моих родственников сортирные черпаки для вычерпывания известной субстанции из сельского сортира до сих пор из немецких касок сделаны и прекрасно держатся.
Михаил Михин. Вот эта немецкая характерная отбортовка, действительно, как для этого и была тевтонским инженерным гением создана – к ней припаивается некая держалка, к которой, действительно, какой-нибудь корявый дрын вставляется, и используется по прямому назначению. Мне рассказывали историю, когда в Демянский района приехали немецкие ветераны – такие встречи там иногда проводились, и вот один из этих ветеранов сказал, что я желаю приобрести у местного жителя вот такой черпак. Тот быстро принёс ему этот черпак, сказал: «На, забери» и пытался через колено сломать дрын. Немец сказал: «Ни в коем случае! Предмет должен приехать в Германию в первозданном виде, как вот вы его используете, так он и поедет».
Д.Ю. Поди, антифашист какой был?
Михаил Михин. Да, про антифашистов тоже есть ряд историй. Я не могу сказать, что все были благодарны – любители покрутить боеприпасы однажды столкнулись с миномётной миной, у которой часть механизма каким-то антифашистом была изъята для того, чтобы она сработала при малейшем ударе, но вот ему каким-то образом повезло – она не сработала в его руках, хотя должна была.
Д.Ю. Поразительно, да. Но переходя от касок к другим девайсам – что там попадается такого необычного?
Михаил Михин. Во-первых, основная работа идёт, конечно, по местам, где можно найти погибших советских солдат. У советского солдата, в общем-то, имущества не очень много, и на моей памяти самый часто встречающийся предмет – это каска. По каске, собственно, бойца чаще всего и можно опознать. Первое, что делается: вот назвонил прибором, копнул – каска. Надо посмотреть, есть ли в ней череп. Часто он есть, да. Потом что ещё может оказаться у бойца: вот ложка. Вот эта ложка, обрати внимание, здесь подписана, боец там сумел написать, что он любит поесть и выпить хорошенько. Часто на ней инициалы. Ложка – это такой предмет, который бросали в последнюю очередь, что бы ни было, ложка всегда пригодится.
Д.Ю. «Крепко выпить и хорошо закусить». Сейчас нас дети «вконтакте» разоблачат за пропаганду алкоголизма.
Михаил Михин. Ну, алкоголь там не всем был доступен, поэтому, скорее всего, это мечты. Ложки, кстати, попадаются и самодельные, и деревянные, сделанные из каких-то обломков мессершмитов, с самыми разными клеймами. Я вот, например, встречал ложку с клеймом «брак», сделанную в городе Выборге.
Д.Ю. «Целую красивых». Молодец! Молодой был, похоже. А не попадаются, как у Никиты Сергеевича Михалкова, ложки с дырками, которые немцы вываливали?
Михаил Михин. Впервые слышу о том, чтобы у советского бойца могла оказаться ложка с дыркой, но вот у немцев ложка-вилка была всё-таки проклёпана, поэтому, если клёпка вылетала, то немец становился обладателем ложки с дыркой, тут надо было, конечно, быть аккуратным. В целом же что ещё есть у бойца: обычно есть патроны и гранаты. И то, и другое достаточно обильно встречается, особенной ценности не представляют, ну разве что для коллекционеров – есть люди, которые собирают гильзы, например, и хотят собрать такой серии, другой серии… Часто встречаются достаточно неплохо сохранившиеся сапоги и ботинки. Ботинки, например, попадались ленд-лизовские, и вообще американская какая-то… то, что поставлялось по ленд-лизу к нам, попадается – я видел банки от тушёнки, те же ботинки. За это, конечно, американский народ хотелось бы лишний раз поблагодарить – тогда эта помощь была, действительно, для нас нужна, пришла вовремя. Ну что касается немцев, этот вопрос задают одним из первых – а как вот с немцами? С немцами, конечно, гораздо хуже. Я за всю историю нашёл порядка 20 советских солдат, имеется в виду лично, когда один болтался по лесу, и 3 человек немцев. Первого же немца, которого я нашёл, во-первых, он сидел в советской траншее, он был с винтовкой и в метре и справа, и слева от него сидели советские бойцы. Траншея переходила неоднократно из рук в руки, я думаю, что там никто особенно не разбирался, где чей убитый. А могло быть и так, что после боя просто сбросили из санитарных соображений или те, или другие всех с целью прикопать, чтобы там не было этого духа тяжёлого и болезни разные не развились – сложно сказать. Ну, немец был экипирован полностью, сидел в каске, у него был какой-то неуставного вида плетёный ремень, тоже отлично сохранившийся, и у него при себе оказались, я так думаю, что это были некие талисманы – такие немецкие деньги, назывались рентные пфенниги, это деньги, которые немцы ввели в ответ на чудовищную инфляцию. У них есть своя история, на тот момент я, конечно, о них не знал, но, вернувшись, по фотографиям определил, что это – ну, это была вот такая находка интересная, которую можно было разобрать. Ну и конечно, при немце оказался металлический жетон – это такая овальная бляха из лёгкого металла с перфорацией посередине. Обычно, если немецкий солдат погибал, её вытаскивали, половину этого жетона, пополам ломали, вставляли в зубы и хоронили, другую подшивали в личное дело, и всегда можно было при эксгумации понять, кто это – его там личный номер был, ну и обычно там выштамповано было какое-то указание на то, в какой он части служил.
Д.Ю. А немцев выкопанных хороните, не хороните?
Михаил Михин. Тут опять же всё зависит от личного отношения к этим немцам. Обычная практика конкретно в отряде «Демянск» очень простая – захоронением немцев занимается специальная организация немецкая, для этого есть специально отведённое в России мемориальное кладбище, где немцев хоронят. Обычно останки немцев собираются в мешок – кости, череп и что там при нём было, в мешок же кладётся бутылка, обычно пластиковая, в пластиковой бутылке записка – кто, когда, где его нашёл, и вот этот мешок оставляется за забором мемориального кладбища около деревни Корпово в Демянском районе. Корпово находится на стыке 3 районов – Парфинского, Старорусского и Демянского, и я в своё время неоднократно слышал разговоры о том, что никто из этих районов не хотел, чтобы именно на их территории было это кладбище. Ну, если возможность посмотреть на него лично есть, то на какое-то из них стоит заехать – они в разных частях России расположены. Это лишняя демонстрация того, с какой мощной и чёткой военной машиной столкнулись во время войны наши солдаты. Даже кладбище до сих пор производит впечатление, я бы сказал неизгладимое: если к кладбищу вообще применимо слово «стильное», то оно стильное – во-первых, оно ровное, во-вторых , там присутствует несомненный дизайн, т.е. всё там выставлено и выровнено таким образом, что там дрожь такая берёт. Действительно, вот это военный мемориал, правда, на русских как-то всё это производит впечатление, видимо, не такое, на которое рассчитывали архитекторы. Я как-то был там с группой ветеранов, и ветераны сказали: «Парни, вы нас извините, что их так мало здесь. Мы бы хотели, чтоб их здесь было побольше».
Д.Ю. Как-то раз мы поехали в город Суздаль, а в городе Суздаль монастырь, и в этом монастыре сидел фельдмаршал Паулюс. Как ты понимаешь, большевики немедленно переоборудовали монастырь под свои ГУЛАГИ, и там сидел Паулюс. А местные жители тут же сообщили, что у них там в 60 км от Суздаля есть такой населённый пункт Чернцы, по-моему, а там был лагерь для командного состава: немецкого, итальянского, японского, румынского – ну там все, короче, сидели. Лагеря, естественно, не осталось, но при нём зато было кладбище, и оно есть. Мы немедленно оседлали болид, помчались туда нашли – в уголке православного кладбища отгорожено, и там аккуратно захоронены эти самые граждане. Там стоит крест из двутавра католический, всё аккуратно, заборчик аккуратный там и здоровенный крест, под ним табличка: «Здесь покоятся жертвы Второй мировой». Ближайшая табличка – это, боюсь наврать, наверное, какой-то там группенфюрер СС Мюллер – оказывается, это жертва Второй мировой. Ну хорошо хоть на другой табличке навалена огромная куча, ну т.е. я вижу –местные жители помнят. Но такой момент: там были ещё японцы похоронены, так вот всех японцев японские родственники останки кремировали и увезли к себе в Японию, а вот Мюллеров из СС почему-то никто не забрал. И для меня это как-то, я не знаю… Я вообще не понимаю, зачем их у нас хоронят.
Михаил Михин. Немцы к этому относятся с очень большой тонкостью. Мне приходилось в своё время в Гамбурге бывать в офисе «Volksbund» - это немецкая организация, которая как раз занимается присмотром за могилами немецких солдат, которые по всему миру погибли, организована она была, если я не ошибаюсь, в 1919 году и с тех пор наработала массу практических советов и рекомендаций, как всё это обустроить, т.е. все эти кладбища типовые, и когда после посещения офиса они мне вручили видеокассету о том, как их группа ездила работать в Россию, тогда ещё видеокассеты были, я воткнул её в видеомагнитофон, и первое же, что я увидел – вылезающий из болота Анатолий Степанович Павлов, который проводил для заехавших экскурсию. И он отвозил CD с фотографиями, привёз им некоторые карты и несколько вот этих смертных медальонов, которые мы нашли у немцев. Они в ответ мне рассказали, что это достаточно распространённая форма мошенничества – когда пытаются найти родственников, привозя им подписные вещи – ту же каску, на которой что-то нацарапано, возможно, указывающее на родство, хотя там родства могло никогда и не быть. И был момент, действительно, курьёзный: один из этих медальонов они немедленно проверили, позвонив куда-то по телефону, и сказали, что в личном деле этого солдата есть запись о том, что он был оштрафован, по-моему, на 20 рейхсмарок, я сейчас уже точно цифру не помню, за утерю в небоевом районе вот этого своего медальона. Т.е., видимо, они там были отведены в тыл, он при каких-то обстоятельствах этот медальон свой утерял, уже не знаю, каким образом это произошло, и в деле запись: «Оштрафован».
Д.Ю. Орднунг и дисциплинен!
Михаил Михин. Да. При этом надо отдать им должное – эта же организация заботится и о могилах советских военнопленных, которые в Гамбурге погибли. Они меня свозили на советское захоронение – могилы 1944-45 года, точно такой же орднунг. Ну что, за это поблагодарить их – не знаю, это будет много, но во всяком случае отношение к погибшим человечное, и заявлено было, что с мёртвыми мы не воюем. Я считаю такой подход разумным, лично в меня они не стреляли, поскольку они мёртвые, надо их просто предать земле и забыть. Жалко, конечно, под них нашу землю отдавать, но что ж делать?
Д.Ю. Так уж случилось, да. А каким инструментом пользуешься при работах?
Михаил Михин. Ну здесь всё очень просто: кто читал сказку про дудочку и кувшинчик – вот дудочка это металлодетектор, а кувшинчик – лопата. Там есть ещё мастера, это действительно таланты, они работают щупом. Щуп – это металлический торсион из «волговского» багажника, к которому на конец особо одарённые и грамотные поисковики приваривают бронебойную пулю и этим щупом вот так вот тыкают в землю. Я действительно знаю талантливого парня, которые по стуку, который раздаётся на метровой-полутораметровой глубине, а также по запаху, когда обнюхивает эту пулю, он способен вычислить с очень большой вероятностью, что это – стекло, кожа, дерево, может быть, кость, т.е. вот так вот потыкав. Ну разумеется, речь идёт о поиске не где попало, а, например, когда проходится траншея, и есть подозрение, что здесь остались убитые. Но в основном работа ведется парами, один идёт с металодетектором, обыскивая подобными движениями некоторый район. После часа-полутора движений правая рука начинает отваливаться. Но как только он что-то находит, есть сигнал, второй с лопатой приступает к выкапыванию. Плохой вариант лопаты – это вот такого размера неправильно называемая малая сапёрная лопатка и малая пехотная лопатка. Ей просто работать не очень удобно при больших объёмах. Хороший вариант – это цельнометаллическая лопата ранее финского, ныне уже отечественного производства. Хорошего поисковика легко выявить по наличию лопаты с оранжевой ручкой. Ну в принципе, и вот такая лопата имеет право на жизнь, когда в большом раскопе необходимо поискать какие-то детали, то обращаются к лопате или ножу. Есть обстоятельства, в которых задействуют достаточно сложные приборы – магнитометр, например, который способен определить наличие массы металла, например, утонувший в болоте самолёт – его сходу не нащупаешь, а магнитометр показывает, что здесь есть некая аномалия, проверьте. И есть т.н. «глубинник» - это прибор, который позволяет искать на приличной глубине, например, до 3 метров, но, опять же, его точность не очень велика. Выглядит он, как рамка, которую несут 2 человека на ремнях, и вот он должны в пешем порядке обойти некоторый квадрат. Т.е. вся затея с поиском сводится к сужению квадрата поиска, желательно до какой-то точки. Прибор металлодетектор можно обучить посредством т.н. дискриминатора, т.е. в поиске тоже есть дискриминация – дискриминатору говорят: гильзы не надо, осколки не надо, большую массу чёрного металла, например, каску – показывай, цветной металл тоже показывай. И это, конечно, облегчает поиск, потому что когда приезжают работать новички, особенно не умеющие этим пользоваться, то день-два они выкапывают груды осколков и гильз, но в конце концов это, конечно, силы истощает, требует вложения больших физических усилий – копание ям в лесу непросто, и лучше его выполнять всё-таки по делу.
Д.Ю. А компьютеризация туда как-нибудь проникла? Нет ли какого секретного прибора, чтобы он тебе показывал, что под землёй лежит?
Михаил Михин. Пока вот, к сожалению нет. Разные там ходили слухи и мечты – мечта, например, о том, что когда разбогатеем, привезём гастарбайтеров, назначим им… Ну это, конечно, всё фантазии. К счастью, сейчас масса компьютерных приборов, которые облегают жизнь, появилась: первым надо, конечно, назвать GPS-навигаторы, т.е. бездумное хождение по лесу… Почему, собственно, за столько лет из лесов ещё всё не вытащили – потому что люди могли забыть или перепутать, где они были, а места-то были самые разные. Я общался с теми, кто всё это поисковое движение начинал: когда показывают фотографии и рассказывают, что вот это, вот это и вот это мы вообще никогда не брали, а сейчас же из лесов всё несут вообще дочиста, не найти даже советской каски, потому что советских касок в лесу были всегда были просто груды. Нет, сейчас этого уже нет, потому что каждый, кто прошёл, поставил точку, и если сейчас не успел, то можно вернуться позже. Ну и плюс, конечно, доступ к архивным картам, здорово облегчил работу, т.е. сейчас уже можно приходить практически точечно на место, разумеется, там какой-то процесс брожения по лесу существует, потому что старые карты с нынешними координатами вяжутся не всегда, но точность, конечно, очень серьёзно повысилась с тех пор.
Д.Ю. Ну и помнить помогает, да?
Михаил Михин. Ну и опять же да, зарубки. Хотя вот были ещё времена, и даже я их застал, когда без такого оборудования на себе несли вот только саму лопату штыковую, даже без черенка, черенок вырубали в лесу.
Д.Ю. Слушай, а вот упомянутый гражданин, который там щупом протыкает – нет ли опасности так воткнуться в мину какую-нибудь? Как вообще с техникой безопасности?
Михаил Михин. Опасность, разумеется, такая есть, и тут надо понимать, что ты приходишь в лес, где шла война, там валяются патроны и гранаты, в т.ч. прошедшие снаряды через канал ствола, и всё это придумывали люди, в общем, умные для того, чтобы других умных людей постараться убить побольше, и в какой-то момент это случается. Но в основном, конечно, это всё происходит с теми, что безудержно стремится к познанию, а что там внутри. Не знаю, многие ли осведомлены о том, что у Бориса Николаевича Ельцина отсутствовало несколько пальцев на руке…
Д.Ю. Он гранату молотком разбирал.
Михаил Михин. Вот это один из типичных примеров того, как действовать не надо.
Д.Ю. В нашем детстве был такой анекдот, как сидит обезьяна и разбирает, бьёт по гранате молотком. К ней другая обезьяна подходит: «Что ты делаешь, дура, взорвёшься ведь!» Она говорит: «У меня ещё одна граната есть». Борис Николаевич изумил в своё время.
Михаил Михин. Вот и я нашёл его воспоминания, где он рассказывает: у него, действительно, была не одна граната, гранату он вынес с войскового склада, который охранял часовой, который мог бы его застрелить вообще без всяких разговоров. Но надо ему отдать должное – в момент, когда он положил гранату на камень и стал по ней стукать молотком, он попросил своих товарищей отойти подальше, поэтому с товарищами ничего не случилось. Но лично моё мнение, что он всё-таки стукнул не по гранате, а по детонатору, поэтому отделался всего лишь двумя пальцами. Разумеется, с новичками проводится политбеседа на тему, что не надо трогать ничего, чего ты точно не можешь определить. Если это каска – хорошо, потрогай. Если это какая-то штука с медным ободком – не надо её трогать, оно обычно приводит к разным неприятным последствиям. Ну есть, опять же, любители заложить – так называется: когда идёшь по лесу и видишь одиноко горящий костёр, вокруг которого нет людей, и никто не сидит, не курит и не пьёт чай, не надо к такому костру ходить, потому что туда, скорее всего, что-то заложено, и сейчас оно греется. Когда нагреется – что-нибудь раздастся.
Попадал в своё время на минное поле, т.е. это было явно понятно, что это минное поле: в шахматном порядке расставлены противопехотные мины – и наши, и немецкие. Ну там были некоторые версии мин, продуманно сконструированные, чтобы их не снимать через какое-то время – там стояли картонные мембраны, от влаги они набухали, и мина выходила из строя – ну чтобы просто за собой свои же мины не снимать, если ты эту территорию занял, вот немцы такие вещи предусматривали. Но здесь, опять же, не может быть никаких гарантий – как там эта мембрана промокла или не промокла. Ну и с другой стороны, я ни разу не слышал, чтобы кто-то из поисковиков, случайно на неё наступив, взорвался, обычно все неприятные истории, которые пересказывают, это попытки вмешательства в устройство этого устройства: давайте мы здесь покрутим отвёрткой, а здесь ударим молотком. Результат обычно одинаков.
Д.Ю. Мы в детстве подходили к этому специфически: т.е. снаряды надо было ломать лопатой, и как-то я в детстве с недоумением смотрел на все эти телодвижения с кисточками, ножичками – чего такого-то? Пока башку не оторвёт, естественно, понимание не приходит.
Михаил Михин. Ну, для обучения совсем уж активной молодёжи – вот однажды видел такой момент воспитательный: вот хочет человек заложить что-то, вот всё предусмотрел – безопасно, за обратным скатом, ну задрало, что называется. Ну ему даётся бронебойный снаряд, т.е. сама голова, эта цельнорезанная болванка, и объясняется, что надо разжечь костёр, туда положить эту болванку, спрятаться. Ну костёр, понятно, через час тухнет, его надо раскладывать. Через 10 раскладываний человек говорит: да она не взрывается, не буду я больше жечь костёр – и интерес теряет. Такая вот лесная педагогика.
Д.Ю. А вот вы там, мужики, собрались – природа, свежий воздух. Как с алкоголем?
Михаил Михин. Умеренно. Объясняется всё просто: выпить, конечно, надо на открытие, на закрытие, потом на захоронение, но это носит, скорее, характер ритуальный. На граждан, которые этим делом увлечены, смотрят косо, потому что работа зачастую коллективная, когда весь коллектив работает, а кто-то не может выйти из палатки – ему нехорошо, ну раз посмотрят косо, два посмотрят косо, потом скажут: ты приехал работать или вино пить? Ты вот давай, определись с выбором. Есть, но умеренно.
Д.Ю. Давай, до свиданья, да?
Михаил Михин. Да.
Д.Ю. А когда начало сезона и конец сезона?
Михаил Михин. Как правило, копают с апреля по октябрь, объясняется тем, что в апреле снега уже нет, и растительности ещё нет, нет никаких комаров. На лето, в общем-то, обычно некий перерыв существует. Ну конкретно в Новгородской области враги поисковика – клещи, комары, оводы. Просто могут унести с собой – и ещё один пропавший без вести. Ну и до конца октября примерно копают. Если случаи, в которых копают зимой, где-то только зимой можно копать – например, местность заболочена, не подойти, воду не отчерпать. Когда там что-то в болоте более-менее встало, можно эти обломки грязи и льда отбросить. Вот таким образом, например, достают самолёт, уже в холодное время года. Работа очень грязная, мокрая и холодная, народ болеет, и вот действительно та тяжёлая работа, о которой рассказывают, когда ведут рассказ о жизни поисковика тяжёлой. Действительно, лично участвовал, наблюдал – можно снять шляпу перед такими парнями.
Д.Ю. Ну в общем-то, одна дружба с лопатой может многое поменять в представлениях о мироустройстве, не говоря уже про подъём самолёта. А присматривает ли за вами МВД или, может спецслужба какая?
Михаил Михин. Да, ну, касательно отряда «Демянск» - здесь оборот опять неожиданный: с отрядом работают 2 сына командира отряда, один ныне сотрудник МВД, второй ранее был сотрудником МВД. Ещё приезжают обычно 3-5 человек тоже в погонах, они работают, как обычные бойцы. Контакт с местной милицией налажен, во-первых, вся информация о том, что и где будет делать отряд в этом поисковом сезоне, необходимым органам сообщается, никаких там трений по этому поводу не было. Вот на моей памяти к нам приезжали из Новгорода сотрудники ФСБ, встреча была запланирована, собственно, они проверяли, что, где и как происходит. Ну т.е. плановая работа во избежание разнообразных ненужных неприятностей. Был, правда вот, эпизод, о котором упомянуть можно: приехал молодой, не знакомый с деятельностью отряда милиционер и понял, что сейчас он может проявить такую рабочую прыть, и, скорее всего, он будет поощрён: нашли покрашенные голубой краской противотанковые гранаты «Ворошиловский килограмм» - такие здоровые дурры, похожие на большие консервные банки. Поскольку они производились, скорее всего, в Питере, там было уже не до выбора, какой краской – покрасили голубой. Ну и пошутили, конечно, целый ряд шуток, на кого эти гранаты, и свалили их в 30, может быть, метрах от лагеря в большую кучу, потому что в лагерь их с собой тащить совершенно ни к чему, что они там будут делать, они опасные, без детонаторов, т.е. просто куски металла, внутри которых тол. Но милиционер, придя в лагерь, начал задавать вопросы конкретным гражданам: «А чьи гранаты?» Ему говорят: «Ну как – гранаты советские». – «А кто их сюда принёс?» - «Советские солдаты». Ну и через 5-10 итераций беседа сошла на нет, и попытки, не знаю уж, какие признания выбить…
Д.Ю. Проявил рвение, да?
Михаил Михин. Ну ему уже его старшие товарищи в конце отсоветовали, сказали, что не надо, достаточно.
Д.Ю. А местное население как к вашей работе относится? Не вскапываете ли вы какие-нибудь особо ценные луга?
Михаил Михин. Был момент, когда ямы за собой закапывать было не надо, был момент, когда надо, т.е. ты приходишь на пахотное поле, например, ну там если оно ещё не вспахано, то будет вспахано вот-вот, закапывать, может быть, особой нужды и нет, а какой-нибудь луг, где пасутся коровы, там, конечно, надо за собой всё закопать, потому что сломавшая ногу корова – это со всех сторон неприятное явление, и обязательно придут поинтересоваться, а кто же там нарыл ям? Ну тут, опять же, специфика отряда, потому что он сам местный, командир местный и большинство бойцов – парни местные, а местным с местными договориться всегда можно. В прочих же случаях отношение жителя деревенского к жителю городскому, как правило, известно всем, т.е. могут и сделать какие-нибудь предложения. Достаточно часто, когда приходят поддатые местные жители со словами: ну-ка мне ещё стакан налейте, я вам покажу хошь самолёт, хошь танк. Ну кто более-менее ориентируется, от таких заходов они уже устали, понятно, что никто ничего не покажет, но в целом работа с местным населением – это бесценный источник получения информации, это готовая агентура: кто-то где-то что-то видел, кто-то слышал, один может указать на другого – вот я здесь до конца не знаю, можно спросить соседа. При моём участии, например, местная жительница, уже очень пожилая, нам показала расстрельную яму, где немцы расстреляли нескольких наших военнопленных, и указала настолько точно, что в течение, наверное, получаса мы их нашли и откопали. С ним обязательно надо работать, старики и знают, и помнят, как источник информации они, конечно, бесценны.
Д.Ю. Т.е. как всегда, лучше всё-таки дружить, чем скандалить.
Михаил Михин. Да.
Д.Ю. А быт как организуете: живёте в какой-нибудь деревне? В деревне квартируете или в поле в палатках?
Михаил Михин. Ну как правило, выбирается некий лес, максимально близкий к тому району, который предстоит обойти ногами, желательно крайне иметь источник свежей воды, потому что вся кухня, все умывания, ну и есть там речка, ручей – вся вода оттуда. Ставится лагерь. Лагерь – это, конечно, продуктовая палатка, в которую заносится весь общественный склад продуктов, обязательно кухня, штаб. Под навесом всё это делается, чтобы дождь – не дождь, а люди, пришедшие с работы, уставшие, продрогшие, могли сесть и нормально покушать горячей еды. Есть несколько больших армейских палаток, но есть любители в них жить, в них обычно есть печка, а есть те, кто к храпу, например, относится не очень хорошо – пожалуйста, автономно ставь, где хочешь, свою личную палатку и там, как хочешь, свой быт устраивай.
Д.Ю. Храпи, как хочешь, да?
Михаил Михин. Храпи, да, любой радиус действия. Ну, утро начинается обычно часов в 7 – подъём, народ выходит из палаток, дежурные что-то там уже накипятили, идёт какой-то там вкусный пар. Кофе, шуточки: а что это у тебя с лицом – оно у тебя как-то помялось. Но друг друга всё-таки узнают. На самом деле, люди, которые живут подолгу на воздухе – те же бомжи, если вспомнить, у них лица-то оплывают именно потому, что достаточно холодно. Поэтому вчерашнего поисковика и сегодня можно и не сразу узнать. Но там час-два, и люди приходят, конечно, в тонус, становятся узнаваемыми, но вот есть такое явление. Позавтракали – ну есть какой-то там объём работ, который в этот день необходимо делать коллективно. Бывает, что весь отряд грузится в тягач, и поехали на место гумации какой-то траншеи, которая забита, например, убитыми там работают, или самолёт. Если такого коллективного задания нет – ну что же, все расходятся по своим местам: этим назначено здесь, этим здесь, а эти идут в свободный поиск. На себе, соответственно, приборы, воду, кто не хочет пить из ручья, лужи и воронки, с собой берут. Обед обычно в поле – там какой-то сухой паёк, у кого чего есть, ну не голодают, и на ужин – в лагерь пришли, лопаты повтыкали, находки положили. Если есть останки, останки положили в специально выделенную зону для останков, переоделись в чистое мягкое, пришли, сели у костра – ужин, чай, беседа. Ну любители есть – за сигаретой, чашкой чая ночь-полночь. Это такой момент душевный, есть с кем поговорить, о чём поговорить – ну, многие не в последнюю очередь едут вот из-за таких разговоров.
Д.Ю. Из-за прелести живого человеческого общения.
Михаил Михин. Да, это именно она и есть.
Д.Ю. А вот кто-то копает лучше, кто-то копает хуже, кому-то везёт, кому-то не везёт. Я к тому, что, наверное, бывают всякие отличившиеся – их как-нибудь поощряют?
Михаил Михин. Есть, есть такое. Вот я, например, из тех, кто копает не очень, т.е. моя личная статистика – 20 человек за почти 15 лет. Это ничтожно мало, но не в последнюю очередь это, конечно, объясняется тем, что в какой-то момент я понял, что гораздо больше пользы принесу, как летописец, т.е. моя задача – со всеми вступать в разнообразные беседы, всё фиксировать. Ну т.е. я этим и занимался, не забрасывая, конечно, поиск. В принципе, одна из первых наград, которая поисковику вручается, называется «Костяная медаль» - это такая медаль Министерства обороны «За активный поиск». Она сама по себе сделана из лёгкого сплава, такого пионерского вида. На вид она несерьёзная, но, на мой взгляд, в моей галерее медалей она, наверное, самая важная, потому что получена была, во-первых, от командира отряда, которого лично я очень уважаю, и получена, в общем-то, за дело, т.е. я действительно чувствую, что что-то для этого сделал. Ну дальше уже кто во что горазд, особенно после окончания советской эпохи появились награды общественные, религиозные, частные, есть вообще, какие хочешь. Здесь есть момент не самый приятный, поскольку давать-то награды стали всем и за всё – причастен, не причастен. Иной раз на каком-то большом поисковом мероприятии, если на людей посмотреть, у них…
Д.Ю. Иконостас.
Михаил Михин. … по кителям места нету, т.е. это всё тяжело, бренчит, начнёшь рассматривать, и есть ряд наград, которые в какой-то степени копируют советские награды, например Орден Боевого Красного Знамени. На мой взгляд, это вообще ни в какие ворота не лезет, так делать, конечно, нельзя, но вот оно есть. При всём при этом я считаю, что большинство поисковиков, которые работают честно и результативно, они не награждены, т.е. они не награждены в той мере, в которой стоило бы это сделать, а награждать, а награждать их всяким, прямо назовём это, мусором – эти награды, которые обесценены сразу тем, что выдаются непонятно кому и непонятно за что. А награждать людей, конечно, надо. Твардовский в «Василии Тёркине» всё правильно написал: медаль, но человек достоин – надо наградить.
Д.Ю. «Нет, ребята, я не гордый, я согласен на медаль».
Михаил Михин. Да. Ну в отношении медали, я думаю, у тебя тоже какое-то мнение по этому поводу должно быть, потому что ты награждён одной из медалей поискового отряда «Демянск» за содействие в деле установления памятника десантникам, погибшим под Демянском.
Д.Ю. Ну это мы все делали, а медаль дали мне. Она хорошая, спасибо. А вот вопрос: вот ты говоришь – там есть граждане, домкраты собирают, а у меня есть знакомые граждане, которые всякую СС-овскую фигню собирают. А ты что-нибудь домой возишь оттуда, нет?
Михаил Михин. В какой-то момент я перестал возить вообще что-либо. Дело в том, во-первых, что я нашёл всё, что я хотел найти.
Д.Ю. А что ты, например, хотел?
Михаил Михин. Ну что обычно новичок об этом знает – что можно найти ящик парабеллумов, его открываешь, заряжаешь…
Д.Ю. Все в масле.
Михаил Михин. Да. Ну, наверное, так бывает – я лично не видел.
Д.Ю. Я только слышал такие рассказы.
Михаил Михин. Ну, конечно, они ведутся вообще бесконечно, но обычно…
Д.Ю. И все от Гитлера.
Михаил Михин. Да. Ну либо бывают «я видел тех, кто видел Ленина». Пока вот не предъявят… В принципе, с людьми, действительно, серьёзными я на эту тему общался, они сказали, что тебе их никто никогда не предъявит. Может, они у кого-то и есть, но те, кто поумнее, они на эту тему не болтают, но вот я до сих пор своими глазами ничего такого не видел, хотя с точки зрения сохранности: я, например, находил лично фляжку с мёдом, и когда засахарившееся горлышко веточкой проткнули, из фляжки потёк мёд, который немедленно съели. Т.е. он пролежал 60 лет. Видел хлеб, есть его было, конечно, нельзя, но было понятно, что это сухарь, он ломался пополам. Т.е. гипотетически возможность найти что-то в пригодном для употребления состоянии есть. Но мне вот всегда были интересны находки с некоторой историей. Вот одна из тех, которая мне очень здорово мозги прочистила: мы копали с моим приятелем Маратом, и уже шли в лагерь уставшие, замёрзшие, переходили через ручей. Ручей такой, что его можно было перепрыгнуть, и как-то у нас то ли случайно прибор включился, в общем, сигнал прямо из ручья. Мы быстренько лопатой зачерпнули, там грунт лёгкий – каска, в кассе череп. Нашли двух человек. Судя по тому, как их останки в этом ручье лежали, один нёс другого на себе, т.е. они один над другим лежали, и у верхнего при себе был планшет, т.е. вот он прямо открывался, вон он – планшет, лежали командирские карандашики – красный, синий, был корпус от компаса, часы разбитые, и в кобуре лежал пистолет ТТ. Это говорит только о том, что всё время, как они погибли, их никто не видел, потому что пистолет бы забрали безусловно либо солдаты, либо трофейщики, а уж мальчишки бы точно пистолет забрали – вещь в хозяйстве нужная.
Д.Ю. Необходимая, да.
Михаил Михин. И вот мы когда нашли этих двоих погибших, поняли, что кроме нас здесь сейчас никого нет, и если руками вот этот ил не процедим, то никто никогда опознать их не сможет. Мы проковырялись до темноты, не нашли мы медальоны. На следующий день вернулись, а их собрали в пакет, я помню, у меня лежал такой в нагрудном кармане – «Новгородоблпотребкооперация», обычный пакет, с чем в магазины ходят. 2 человека в таком пакете помещаются, и вернувшись на следующий день, опять работали до того, как… ну руки уже немеют, вода ледяная. Ничего не нашли, но вот сели там когда, перекурили, поняли, что фильм такой есть «Первый после Бога» - ну вот это мы, не найдём – никто никогда не найдёт. Тогда стало понятно, что всё, это уже не игрушки, это 2 чьи-то судьбы. Ну и версия, что, возможно, боец нёс на себе раненого командира, она, может быть, несколько пафосная, но других на тот момент не возникло. Может, и наоборот.
Д.Ю. Могло и так быть.
А вот при таком количестве мёртвых, и теперь у нас есть твёрдое знание о том, что загробная жизнь существует, как там в лесах с мистикой обстоит, приходят ли привидения?
Михаил Михин. Есть мистика, да.
Д.Ю. В чём выражается?
Михаил Михин. Практически первое, чем я интересовался, приехав – а что тут происходит? Сразу же шквал историй. Ну вот Давид Сергеевич, камрад Квазимодо, он как-то мой порыв охладил, объяснил, что мистика, помноженная на алкоголь, она даёт такие цветы, что узоров ты таких никогда в жизни не видел, и немедленно привёл целый ряд примеров. Я в какой-то момент там этот фольклор поисковый собирал, где там у кого какие ботинки стучали, к кому там бойцы ночью приходили хлеба попросить. Ну всё это есть и в интернете находится – пожалуйста. Но был момент, когда я общался именно вот на эту тему уже по-серьёзному с человеком, кто крайне результативно работает, обычно в одиночку, это физически крепкий мужчина, который ни в какое потустороннее отродясь не верил, православный атеист, и на мой вопрос он долго отнекивался, после чего сказал: «Знаешь, мне бывает иногда стучат в сапог». Я говорю: «Как так?» «Ну как, - говорит, - идёшь и чувствуешь, что вот… Щупом проверяю – обычно боец-другой находится». Бывает и такое.
Д.Ю. Интересно. А вот, вы же в лесу – а дикие звери какой интерес проявляют?
Михаил Михин. Бывает такое, да. Во-первых, надо рассказать о змеях: вот приехали на одну из вахт, всех предупредили, что место заболоченное, возможна встреча. Это был, наверное, второй или третий мой заезд, т.е. совсем ещё «зелёный», москвич, журналист, ну т.е. все клейма, какие можно поставить – и тут гадюка, а их несколько, они в таком вот…
Д.Ю. Кубло.
Михаил Михин. Да, и к этому кублу по команде «гадюка» сбегается человек 6 с лопатами и начинает вот так вот, довольно точно порубку произвели, что-то с земли схватили и убежали. Ну я за ними – у костра на палочках нанизанная разделанная гадюка. Ну и все: Михаил, если ты ещё гадюку увидишь, обязательно сигналь. Гадюку немедленно съели, объяснив, что деликатес – спасибо.
Д.Ю. С остальными зверями то же самое происходит?
Михаил Михин. К счастью, нет. Ну была, например, памятная встреча с медведем, т.е. медведь, которые встречается вне зоопарка, оставляет так себе впечатление, не рекомендую, в общем, если из оружия имеется лопата и острый ум – этого недостаточно. Но старшие товарищи вовремя объяснили, что весенний медведь всё ещё пуглив, и неплохо бы грянуть песню. Песню грянули, причём все разную, звучало дико, но медведь, видимо решил, что не надо туда ходить, раз эти дружные парни поют песню. Но было страшно, да.
Д.Ю. Я медведя видел на Камчатке с вертолёта – медведь произвёл впечатление какой-то чудовищной твари из компьютерной игры, он настолько большой и угрожающий… Я даже не знаю, шутки плохи.
Михаил Михин. Ну, весенний был не особо велик, он такой худоватый был, с какими-то проплешинами, но тоже тёплых чувств, желания погладить его не вызывал, нет. Ещё есть такой зверь, как бобёр. Наверняка, многие видели смешную картинку Гавриила Лубнина, как «вокруг мужика собрались бобры, мужик не боится – бобры добры». Так вот, бобры запрудили берег речки, поставили серьёзную плотину. Попытка взобраться на эту плотину привела к мысли, что… ну вот она вот так примерно выглядит, это остро заточенные колья, оступишься – и окажешься, как жук, на том колышке. А берега речки – это место наступления советских войск, и они, соответственно, должны были быть проверены. Но когда её можно было перепрыгнуть, а сейчас она затоплена так, что перебирались на лодке – надо как-то эту плотину разбирать. Разобрали. За ночь бобры собрали плотину такую, что причастные удивились – кто же им помогал, какие всё-таки враги за них трудились? Ну, бесконечно так работать нельзя, её пытались зажечь, дерево сырое… Ну в итоге, я уж не знаю, как оно получилось, я не присутствовал – в этой плотине что-то взорвалось.
Д.Ю. Только тол.
Михаил Михин. Ушла вода, ушли бобры, в общем, берега открылись. Но зверь очень серьёзный и исключительно страшный.
Д.Ю. Он ещё и кусачий, т.е. близко подходить…
Михаил Михин. Была опять же рассказана у костра интересная история, я-то, в общем-то, в живой природе бобра вижу далеко не каждый день, в Москве их не шибко много, вот один из местных ребят рассказал, что да вот, у меня путевой обходчик знакомый по своему участку шёл, смотрит – через ж/д дорогу идёт бобёр. Он его ударил молотком по голове, там какой-то молоток на длинной ручке, и до конца его не убил бобёр укусил, перекусил ему какую-то артерию, и тот, заливаясь кровью, дополз до будки и вызвал помощь. На мой вопрос, а зачем – у меня как-то в голове не укладывалось, что ну идёт бобёр, ты едешь с молотком… Я бы не стал, но городские особенности. На меня смотрели, просто как на умалишённого: как это – бобёр, это мех, это мясо. А вообще ты знаешь – говорят – что это за зверь, что он вообще в лесу творит? Ну вот когда своими глазами видишь, что делает группа бобров…
Д.Ю. Сельские их ненавидят, так я тебе скажу.
Михаил Михин. Ненавидят, да.
Д.Ю. Я тоже наблюдал как-то маленьким: по лесу ходили с дядькой – нарытые канавы какие-то, по которым они подгрызенные деревья сплавляют, т.е. оно вот действие какого-то нечеловеческого разума, явно. Зверь на такое не способен, с моей точки зрения. Ну единственное, что плотины безобразные всё виду, отвес и уровень бобры не используют, но строят на совесть.
Михаил Михин. Чрезвычайно жалею, что не было у меня тогда с собой фотоаппарата, когда эта плотина, наверное, высотой с 3-этажный дом – это выглядело, как, наверное, какой-то там царь-бобёр наверняка был. Ну и место такое гиблое что наш гусеничный тягач пройти особо не мог. Второй раз туда, конечно, не доберёшься, хотя я и хотел.
Д.Ю. Все эти заходы, безусловно, требуют денег. Как у вас ваша деятельность с нынешним капитализмом стыкуется?
Михаил Михин. Стыкуется плоховато, поскольку всё это движение зарождалось в годы социализма, и, в общем-то, никакой там капитализации оно не предполагало. Сейчас вопрос этот подлежит некоторому пересмотру. Ну, считается, что если что-то делаешь и туда вкладываешь деньги, должна быть некая отдача либо прибыль. Ну, про прибыль здесь говорить, наверное, смешно, т.е. если люди занимаются этим бизнесом ради извлечения прибыли, то маркируются они единственно возможным образом. Но тут надо сказать, что особо сбивших себе капиталы на этом деле нет, а те, кто что-то пытается делать, любой желающий может зайти на интернет-барахолку или в Москве приехать в то же самое Измайлово и посмотреть на всякие жалкие железки, которые люди тащат на продажу. Мне это и не близко, и непонятно, но есть, например, момент такой: вот поднял отряд самолёт ИЛ-2, например. Что из себя представляет сбитый самолёт ИЛ-2 – это броневанна, бронекорпус, на который всё цеплялось, это двигатель, в остальном могут быть какие-то ошмётки, могут и не быть. Лётчика извлекли, осталась груда металла. Просто так его бросить – ну и жалко… Значит, его надо вывезти. Вывезти – это значит, надо везти в лес технику. Техника туда просто так не пройдёт – надо пропилить дорогу. Нужны инструменты, нужна солярка, бензин. Т.е. есть какое-то вложение. Дальше вывезенный двигатель может быть передан, например, каким-то реставраторам, либо может быть сдан в цветмет, потому что людям, там было время - натурально было нечего есть, промышляли охотой, т.е. натурально на охоту ходили не для развлечения, а для того, чтобы бригадой охотников по лицензии завалить лося и этим лосем накормить своих детей и женщин. Деньги? Деньги, значит, можно сдать в этот самый цветмет. Ну здесь, опять же, вопрос достаточно тонкий: если вести речь о какой-то мотивации денежной, я считаю, что она сразу же провалится, т.е. это дело для энтузиастов. Ну тут себя в пример приводить не очень правильно, но за других я просто сказать не могу: вот если ты не просеешь весь ил сквозь пальцы, точно ничего не найдёшь. Человек, который работает за деньги, скорее всего, этим заниматься не будет, потому что всех денег не заработаешь. Здесь если ты делать берёшься, делать надо до конца, вот сколько ты можешь, столько делай. За деньги работать точно не будет. Есть примеры, я бы сказал неправильной организации подхода к этому – ну, скажем, парень у меня есть знакомый, у него отряд из небоевого региона, он далеко отсюда живёт – их спонсирует местная администрация и местный бизнес, спонсируют очень хорошо, т.е. у них отряд, можно сказать, богатый, есть всё, что необходимо для организации такого надёжного быта. С них нужна какая-то отчётность. Как может быть в этом смысле организована отчётность: вот мы выехали на месяц, за месяц нашли 100 человек – вот вам условные 100 тысяч на следующий сезон. А в следующий сезон мы поехали на месяц и вытащили 200 человек – вот вам 200 тысяч, ну вы же вдвое больше нашли. На самом деле это работает в обратную сторону, т.е. если ты каждый год ездишь на одно и то же место, то с течением времени ты должен находить все меньше и меньше людей, и стремление, собственно, грамотно организованной поисковой работы к тому, чтобы этот район был закрыт, что здесь ничего нет. Не закрыт в смысле: мы сюда больше никого не пустим», а «здесь уже нечего делать, надо переходить в другой, где ещё не всё». Вот в Демянске сейчас ситуация именно такова – я не помню 10 лет назад ни одной вахты, за которую бы нашли меньше, чем 200 человек – это был такой вот минимум, т.е. про 200 можно было прямо 1 мая сказать, что 8-го будем хоронить 200+. Сейчас – 70, ну т.е. всё равно находки такие есть, но…
Д.Ю. Заметно меньше, да?
Михаил Михин. Да, работа всё-таки эта ведётся. Опять же, что невооружённым взглядом заметно – есть такие бойцы под названием «верховые». Т.е. я помню время, когда кости торчали прямо из земли, не надо было никаких металлодетекторов – вот кость, скорее всего рядом будет каска и винтовка. Потом перестали попадаться вот такие верховые бойцы, которые, просто руками оторвав дёрн, находили. Ну и сейчас уже приходится чаще всего копать на глубине, там укрепрайон какой-то раскапывать, траншеи, блиндажи, т.е. люди всё равно есть, но найти их уже значительно сложнее, и копать приходится гораздо больше. Говорит это, конечно, о том, что поисковики поработали, как следует.
Д.Ю. А вот у каждого были родственники там, родители, жёны, дети – их вообще как-нибудь отыскать можно? Если вот определили бойца, что это он, отыскиваете?
Михаил Михин. Ну, с точки зрения статистики, хотя бы какие-то намётки, что это за боец, бывают исключительно редко, медальон, может быть, у одного - у трёх на сотню. 5 человек на сотню – это уже…
Д.Ю. Они их, действительно, выкидывали, да, или что?
Михаил Михин. Сложно сказать, я общался с одним из ветеранов, кто в пехоте воевал, он сказал, что это баки, что это армия: товарищ сержант всех построил – предъявить заполненные. Ну и выясняется, что у одного нет карандаша, этот неграмотный… И регулярно встречаются заполненные с ошибками, или там химический карандаш, который расплылся. Т.е. сам факт обнаружения вот этой капсулы, там из карболита из какого-то она сделана, в общем, ни о чём не говорит. Внутри может быть иголка, может быть махорка насыпана, из них делали мундштучки, и, в принципе, сам медальон мог выглядеть очень по-разному – я встречал и гильзу, у которой пуля была перевёрнута, там лежала бумажка, видел деревянные, видел плоские, какие-то самодельные. Но всё же они были. Если прочесть возможно, там привлекают и криминалистов, есть там знакомые люди, которые с этим помогают. Допустим, так вот вычисляли фамилию по совершенно размытому медальону, но у которого структура бумаги была при письме повреждена, и они там на каких-то своих суперприборах сумели по этим микронадрывам на бумаге прочесть фамилию. Здесь надо искать родственников. Родственники сейчас ищутся… огромное, конечно, спасибо людям, которые сделали базу данных по погибшим – тот же самый «Подвиг народа», ОБД Мемориал. Это снимает чудовищное количество вопросов, но что касается поиска на местах, очень сильно помогает интернет – регулярно находятся люди, мы там, скажем, ищем кого-то из отдалённой области, человек говорит: я там жил, этих людей я не знаю, но я готов по вашим данным обойти необходимое количество адресов, до деревни отдалённой доехать. Так работает отлично. И ещё один метод, которым мы регулярно пользуемся, это обращение собственно в полицию. Очень просто: находится телефон дежурного, дежурному наносится звонок, как правило, с того конца задают вопрос, а как этот гражданин у вас оказался? Т.е.чаще всего они думают, что речь идёт о современных пропавших без вести, но после этого я ни одного случая отказа не помню, всегда шли навстречу, что могли, делали, и бывало, что делали результативно. Дальше, если контакт с родственниками есть, стараемся их пригласить на захоронение, либо если они желают останки забрать, чтобы захоронить у себя – такое тоже возможно. Надо сказать честно, что родственники попадаются разные, в общем, они у всех разные, иных бы и совсем никогда не видеть. Бывают те, которые просто не понимают, что это, бывают люди откровенно глупые, которым объяснять бесполезно, бывают равнодушные. Но бывают случаи, когда, действительно, такой вот камень на сердце находится – вот мы пригласили как-то младшего брата погибшего солдата, уже очень пожилой мужчина, мне казалось, что он просто не выдержит самого этого мероприятия – оно ему настолько тяжело далось, и наблюдать за ним было, конечно, тяжело. Но потом, кода отошёл, сказал, что, знаешь, мы были в сомнениях – а вот, может быть, он сдался, может быть, перешёл на сторону врага. Ну, пропавший без вести – это такая формулировка, которая, в общем-то, не красила, никто не знал, что за эти могло стоять.
Д.Ю. Ещё бы, да.
Михаил Михин. Но конкретно в его случае сказали, что вот ваш брат лежал с оружием в руках. «Ну что – он сказал, - могу спокойно помирать». Это было очень тяжело.
Д.Ю. А как хоронят найденных?
Михаил Михин. Как правило, хоронят в преддверии 9 Мая, всё-таки там есть такое разделение: 9 мая – это праздник, похороны обычно 8-го или чуть раньше, 5-го могут быть проведены. Ну вот конкретно отряд «Демянск» занимается установкой памятников погибшим, ну такое количество – тысячи погибших – они требуют всё-таки какого-то увековечения, что называется, в камне и металле. Ну, как правило, готовятся гробы, гробы, кстати, государство с ними помогает – это немаловажный вклад, хотя было время, когда гробы делали сами – до такого доходило. Гроб – это , опять же, вопрос уважения и неуважения, можно сбить такой, а можно другой, тут плохо, наверное, говорить, что как для себя, но примерно так. Если там материи красной нет, значит, его надо паяльной лампой обжечь, шлифануть. Нормальное такое отношение, труд тоже стараются вкладывать. Собирают их в братскую могилу. Если есть установленные имена, обычно заказывается какая-то табличка, приглашаются родственники, местная администрация в Демянске, поскольку они оттуда в основном родом, они прекрасно всё знают, кто это, что это, там никому ничего разъяснять не надо, привозят детей. Ну и сравнивая с тем, что там в крупных городах, всё это проходит, я бы сказал, достаточно сурово. Ну так и надо, когда свои хоронят своих. Были моменты, когда опять же, при помощи администрации – к вопросу, помогает государство или нет – приглашали Почётный караул, последний залп, потому что самостоятельно прийти в армию и сказать: «Товарищ майор, нам вот нужен караул…» На таких мероприятиях находиться не стыдно, ничего там лишнего не болтают, а как-то я пару раз выбирался 8 мая уже выезжал в Москву после захоронения, попадал на столичное празднование – в общем, чувствовал, что я совершенно лишний. Что это, для кого это?
Д.Ю. А священники приходят?
Михаил Михин. Да, приходят. Не могу сказать, что я это одобряю или не одобряю. В общем-то, по большому счёту, дело не моё – судить, но это типичный пример заполнения идеологического вакуума: пионерской организации нет, комсомольцев нет, коммунистов победили, за кем-то же это боле боя-то осталось. Вот оно остаётся за священниками. Здесь, опять же…
Д.Ю. Да нормально, наверное, что приходят, я так думаю.
Михаил Михин. Я, причём, как-то интересовался, зовут ли – нет, их не зовут, а интересовался по поводу острых замечаний, полученных в интернетах: а что это у вас только православные священники на всех фотографиях? Где же там раввин или мулла, почему не зовёте? Потому что никто и православных не зовёт – не в смысле им не рады, а потому что они считают своим долгом туда прийти, и те процедуры, которые при захоронении положено провести, они их проводят. Т.е.. это не какой-то там специально приглашённый гость.
Д.Ю. Меня в данном аспекте особенно интересует раввин. Если я правильно помню, евреев у нас было 2% от населения Советского Союза, и это не является какой-то основополагающей религией – буддистов у нас, например, больше. Наша бурятская милиция…
Михаил Михин. Скорее всего, да.
Д.Ю. Как-то странно это всегда звучит, при всём уважении.
Михаил Михин. Ну, наверняка, они были. Долго время я уже общаюсь и дружу с Артёмом Драбкиным, и этот вопрос с ним тысячу раз проговаривался, были всё-таки они и на передовой, и несмотря на весь этот антисемитизм, там есть кому сказать спасибо.
Д.Ю. Конечно, были. Как раз наоборот, т.е. если здраво мерить в процентном соотношении, что было 100 тысяч, и сколько от 100 тысяч Героев Советского Союза, например, или награждённых, то всё может заиграть совсем другими красками.
Михаил Михин. Здесь вопрос не столько про статистику, т.е. я тут, честно говоря, боюсь подходить вот с этой статистической меркой, потому что когда ты вытаскиваешь человека, вот для меня, я как-то об этом задумался, хотя раньше не размышлял, для меня он русский, независимо от того, кто он – он может быть кто угодно. Там были эстонцы, например, ну т.е. эстонцы, мы знали, что это эстонцы – они были в эстонской военной форме. Но воевали они за нас, и были они в немецкой сбруе отчасти – попробуй-ка в 1941 или 1942 году сними-ка что-нибудь с живого немца, пояс или разгрузку какую-то, или отбери у него винтовку. Значит, что они этих немцев там в капусту крошили и после этого трофеили, кого могли, и без удержу лупили врага. Я к ним отношусь, как к своим, т.е. эстонец нам… сегодняшний эстонец и эстонец, который в 1941 году сражался – в общем, они…
Д.Ю. Сегодня тоже есть хорошие эстонцы. А вот что за история с немецкими флажками?
Михаил Михин. Это предмет такой обширной интернет-критики. В тот момент, когда я начал репортажи более-менее с вахт планово выпускать, ну репортаж людям интересен обычно про людей: кто что делает, кто с чем, кто во что одет, и оказалось, что слева, справа на рукавах у многих бойцов многих поискового отряда пришит немецкий ФРГ-шный триколор. Всё объяснялось просто – покупали списанный секонд-хенд, или новая, неважно. Дёшево, крепко, сердито. Ну и опять же, там элемент моды со счетов скидывать не надо – ходить в камуфляже всё-таки нормальным мужикам в какой-то момент нравится, ничего тут нет зазорного. Но зоркий интернет-пользователь со своего дивана сразу же сделал замечание, что здесь вот идеологический баланс нарушен: копаете советского бойца, а у вас на рукавах флаг ФРГ – как же так? Ну, обращение, поскольку я в основном всё это дело накапливал, там как-то аккумулировал, а потом приходил и обратную связь выдавал бойцам отряда. Во-первых, на меня посмотрели с недоумением, в глазах стоял вопрос: «Ты что, дурак что ли? Причём здесь флажок? Мы нашли 100 бойцов, похоронили их – причём здесь флажок-то?» Но оказывается, что вот такая внешняя составляющая людям оказалась исключительно важна. Я как умел, объяснил, и смотрю – флажки всё-таки спороли, ну откуда они спарываются, потому что они ест накатанные на резину, от них никак не избавиться. Т.е. им никакого значения ровным счётом никто не придаёт.
Д.Ю. Ну как-то, мягко говоря, это странно: ничего, что ты на автомобиле «Мерседес» приехал или, боже упаси, на БМВ?
Михаил Михин. Многие «Мальборо» курят. Ну они, ладно, союзнические, простим им.
Д.Ю. Но сейчас-то враги, враги однозначно. Нельзя, нет. Компьютеры, интернет американский – как это можно? Часы «эппл», мне регулярно пишут: какой же ты патриот, если у тебя «эппл»?
Михаил Михин. Ну вот и раскрылся, всё.
Д.Ю. Да, попался. Роковой вопрос применительно к идеологии: а как в отряде относятся к товарищу Сталину?
Михаил Михин. Отношение простое: вот ты заходишь, например, в штабную палатку, иногда она совмещена со столовой, т.е. это место сакральное, прямо скажем, туда приходит каждый по исключительно важному делу, и в столовой висит портрет товарища Сталина. Вот методом неоднократного наблюдения отмечено, что в зоне его действия комары не кусают.
Д.Ю. Нельзя.
Михаил Михин. Да.
Д.Ю. Нельзя не завершить идиотским вопросом: а что за годы поисковых работ запомнилось больше всего?
Михаил Михин. Ну, наверное, не столько идиотский. Запомнилась, пожалуй, история, в которой лично ты принял участие значительное – это история лётчика-штурмовика Гаврилова. Вот тот фильм, который при твоей помощи и при помощи моих камрадов был снят, там мы не всё сумели по разным причинам поместить. Для меня это было самым настоящим потрясением, причём на всех этапах, и самое значительное, что запомнилось.
Д.Ю. Расскажи в двух словах, потому что не все знают.
Михаил Михин. Суть истории следующая: в одном из болот был найден сбитый в 1942 году штурмовик ИЛ-2 советский, внутри штурмовика оказался лётчик. Лётчик оказался извлечён из болотной жижи во в этой своей бронекапсуле. Нельзя сказать, что он был узнаваем в лицо, но поскольку ушёл глубоко в болотный ил, то… ну т.е. это лежал человек в комбинезоне, в сапогах, в шлеме, т.е. это не останки были, это был человек. Его извлекли из-под обломков, привезли останки в Демянск, стали пытаться по номерам на самолётных агрегатах проверить какие-то данные, чтобы понять, кто это. Лётчика обычно искать легче – по ним просто данных больше, отряд, если не ошибаюсь, за это время нашёл 21 лётчика – это очень много.
Д.Ю. Ого!
Михаил Михин. И в какой-то момент мы с Владимиром, с камрадом ВСМ, который, собственно, мой напарник по специнформу и во всё это дело вовлечён, и вот его руками этот фильм был снят, мы оказались в Демянске и на всё это посмотрели, что было вывезено с места падения самолёта, и в одном из тазов, где плавали в воде вещи, вытащенные из карманов у лётчика – там, например, была такая стопка бумаг, чтобы их не порвать, их обычно кладут в воду, где они расслаиваются, и спокойно слой за слоем снимаешь. И вот взглянув в этот таз, как-то совершенно случайным образом ткнув в одну из пачек, а никто не знал, кто это, т.е. информацию пока по номерам не пробили, развернули – прямо в середине лежит партбилет, в партбилете написан Гаврилов Михаил Петрович, год рождения, что, кто – т.е. уже можно было ничего не искать. Но поиски продолжались, чтобы исключить вообще всё, нашли по нему документы – всё подтвердилось, это он. Нашли его родственников: живы 2 дочери его. С дочерьми там история оказалась, в общем, тоже не всякому посильная. У меня вот на тот момент детей не было, а если бы были, то… эмоционально это было очень тяжело выдержать, когда тебе рассказывают, что в годы войны отец твой, лётчик штурмовика, пропал без вести, 2 малолетние дочки, сын у него ещё был третий, молодая жена, которая живёт в Сталинградской области – есть нечего, немцы вон уже за Волгой стоят, и она такое для матери решение приняла, я понимаю, что очень крепко подумав, и, видимо, была она человеком всё-таки стальной воли – она договорилась с местной жительницей, что одну из дочерей она оставляет под видом ничьей девочки, т.е. попросила никак не акцентировать, ни фамилии не упоминать – ей не прокормить было. И с другой девчонкой и с сыном она отправилась пытаться найти там какой-то прокорм. Сын малолетний заболел и умер, и дочери друг о друге много лет, по-моему, до совершеннолетия ничего не знали. Одна сестра о существовании другой сестры не знала. Они очень разные – одна так и осталась в Волгоградской ныне области, а вторая жила в Киеве, они приехали на похороны. Ну там сама история оказалась – там стыковалось всё вообще с самого начала, всё, что могло стыкануться – всё состыковалось. Во-первых, обратились мы в Министерство обороны с просьбой выделить военный самолёт для транспортирования останков лётчика, т.е. мы могли бы его довезти на машине, но здесь как бы лётчик, последний полёт – оно важно было. Пошли навстречу. На том конце встречал нас военный комиссар – вот такой мужик, сто раз ему спасибо. Где-то нужны были деньги – все вопросы были решены мгновенно, т.е. всё, что можно было для него сделать, всё было сделано так, как надо. Вот был там момент такой, о котором не упомянуть, наверное, нельзя: мы заказывали табличку ему на памятник, в табличке там был нехитрый текст. Как заказываются таблички – приезжается в рекламное агентство: ребята, нужна табличка, размер такой, металл – латунь, толщина 6 мм, дырки здесь и здесь, подпишите, пожалуйста, макет. На макете текст, подписали несколько экземпляров, я приезжаю забирать и вижу, что они падеж вставили другой. Там 3 строчки – а как так-то? – А мы хотели, как лучше. Ну там, в общем, общий смысл, конечно, не меняется, там как ошибку рассматривать не надо, но изумление: а зачем же мы это всё подписывали? – Ну вот мы захотели, как лучше. А уже на следующий день надо уезжать в Демянск, уже борт военный ждёт, ну не успевали. Это такая досадная мелочь, она ничего, я считаю, не испортила, ну пусть она как такой штрих остаётся к этой истории. Приехав туда, там его тоже встречали, как родного, и военком, и местные, власть, опять же, во всём пошла навстречу. Пришёл замечательный дед-ветеран, и я в тот момент несколько пересмотрел своё отношение к казачеству – он пришёл в форме, в папахе, в кубанке, у него там два ордена Славы, не считая всего остального. И пришли представители современного казачества – он их очень лихо построил: стоять смирно! И когда про него беседовали с военным комиссаром, он говорит: знаешь, какой дед, как он ко мне пришёл и говорит: «Хочу памятник». Он говорит: «Ну вам же, вот, ну так нельзя – после смерти…» - «А чего же вы мне после смерти – хочу, ставьте при жизни!» Стальной дед! Приходил на похороны. Похоронили его, стали эту историю пытаться как-то разобрать дальше, и произошли вещи вообще уже осмыслению логическому плохо поддающиеся: во-первых, были найдены данные о немецком лётчике, который сбил Гаврилова, сейчас я уже на память не припомню, но в тех текстах, которые я на Тупичке писал, там фамилии, имена и факты были. Суть истории в том, что он был сбит в районе города Белый, а поскольку он летал в наградах и при рыцарском кресте, то советские тоталитарные пехотинцы, взяв его в плен, увидели, что да, ты же весь в крестах – и забили его прикладами, не долго думая. А орден Красной Звезды, которым Гаврилов был награждён, но он ему не был вручён – здесь вот есть большой пробел в данных, я не знаю, как так произошло, он был вручён в 80-е годы кому-то из, может быть, потомков каких-то, племянников Гаврилова. Дальше следы этого ордена теряются, а в какой-то момент он всплыл на польском интернет-аукционе. Ну здесь, опять же, камень в огород родственников бросать нельзя, условия могли быть там любые, как это произошло, но тем не менее, один из бойцов отряда сумел его выкупить, он хранится в отряде.
Д.Ю. Да. А фильм в интернетах есть?
Михаил Михин. Да, фильм, конечно, есть в интернетах, и…
Д.Ю. Линк под роликом, все желающие могут посмотреть. На моей памяти это был первый раз, когда мы организованно и массово собирали деньги, которые к делу, собственно говоря, и пристроили. А сейчас вы как – куда-нибудь на что-нибудь собираете?
Михаил Михин. Да, деньги, разумеется, каждый раз нужны, потому что с ними получается всё гораздо лучше, чем без них. Тут, опять же, надо внести ясность, что эта работа будет рано или поздно всё равно сделана, но с помощью хороших людей она делается и быстрее, и качественнее, так что желающие помочь …
Д.Ю. Специальный счёт?
Михаил Михин. Да, на экране.
Д.Ю. Реквизиты под роликом, смело сдаём.
Михаил Михин. Плюс мы бы хотели в составе компании «Специнформ» эту тематику расширить, и есть у нас мнение, что необходимо побывать в других отрядах, не менее славных, которые работают по всей территории страны, но в первую очередь, я вот лично никогда не был в Мясном Бору, мне бы хотелось попасть туда и, например, в Севастополь. Но поскольку, опять же, это требует расходов, то при возможности такой помощи ей тоже будем чрезвычайно рады, снять и показать есть что.
Д.Ю. Будем стараться по мере сил. Как чего-то приближается, сообщай – подвесим анонс, возможно, чего и накопим. Спасибо, Михаил, святым делом занимаетесь.
Михаил Михин. От себя лично, от лица бойцов отряда «Демянск» хотел бы поблагодарить тех людей, которые приходили к нам на помощь, делали это неоднократно, это в том числе и камрады Тупичка. Спасибо вам огромное.
Д.Ю. Мы старались. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
