Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Павел Юрьевич, добрый день.
Павел Перец. Дмитрий Юрьевич, добрый день. Сегодня у нас выпуск в стиле Квентина Тарантино. Я думаю, что если бы этот человек узнал про этот случай, возможно, он бы его зацепил на какую-нибудь сцену. Я помню момент в “Криминальном чтиве”, где Брюс Уиллис оборачивается в камеру и вот эту саблю... Это же гениально. Сегодня я буду рассказывать, как два гостя из Киева двумя обрубленными ломами на Староневском проспекте замочили жандармского полковника Судейкина.
Д.Ю. Забили ломами насмерть.
Павел Перец. Да. Это, скажем так, сильно. Я последнее время слабо слежу за отечественным кинематографом, тут посмотрел совсем не свежий фильм “Статский советник”. Хочу сказать, что мне понравился фильм.
Д.Ю. Это где с Никитой?
Павел Перец. Никита Михалков там прекрасен. Он в своей ипостаси.
Д.Ю. Разумные вещи в конце говорил, между прочим.
Павел Перец. Да. Там прекрасен Хабенский. Мне очень понравился монтаж. В общем я приятно удивлен был. А почему я посмотрел? Потому, что Акунин, когда писал это произведение, он основывался... Мы же понимаем, что это художественное кино, Акунин писал художественный роман, не надо там искать прямых соответствий. Но косвенные соответствия там есть. Михалков как раз, это типа прототип Судейкина.
Д.Ю. Это Судейкин прототип героя, которого сыграл Михалков.
Павел Перец. Да. Все правильно. Там есть фраза, которую Михалков произносит: “Вы подрастаете, а мы вас подкосим”. Эту фразу со слов эсера по фамилии Бах, это отец нашей биохимии в Советском Союзе, Судейкин произносил. Но давайте обо всем по порядку. Мы закончили на том, что 1 марта, всех повесили, в итоге на свободе осталось всего ничего людей. Я даже зачитаю, кто остался на свободе из членов Исполнительного комитета. Остались Вера Фигнер, это центральная фигура. Корба, Ашанина, Грачевский, о котором мы сегодня поговорим. Меня глюкануло, бомбы готовили Кибальчич, Суханов и Грачевский, один из техников “Народной Воли”. Теллалов, Богданович, Златопольский, Тихомиров. Вот именно из членов Исполнительного комитета. И здесь на передний план выступает такой человек, как Георгий Порфирьевич Судейкин.
Д.Ю. А кто он по должности был?
Павел Перец. Я сейчас перечитываю воспоминания Спиридовича, как все жандармы, он из военных. Из довольно захудалого дворянского рода. У него довольно стандартный путь, он окончил Смоленское юнкерское училище, после этого он поступил на службу, служил шесть лет, именно такой срок был нужен при поступлении...
Д.Ю. То есть, иметь некую выслугу.
Павел Перец. Да. Там нужно иметь некую выслугу, нужно не быть католиком, не иметь долгов, быть дворянином. По-моему еще пара каких-то пунктов, но набор понятен. Рекомендации там определенные требовались. И он был в июне 1878 года принят в звании капитана в Жандармский корпус. И он служил в Киеве. В Киеве он очень сильно преуспел. Киев был одним из центров народовольческого движения, я про него мало рассказываю потому, что больше концентрируюсь на Петербурге и Москве. А в Киеве и не был ни разу. И вот его успехи там, они обратили на него внимание.
И после 1 марта встал вопрос: Александр III взошел на трон, нужно короноваться. Александр III короновался только в мае 1883 года. А Александра II убили в 1881 году, то есть прошло два года. Такая задержка была, мягко говоря, непривычна для граждан. Почему это происходило? Потому, что реально опасались. Потому, что акт убийства царя произвел неизгладимое впечатление на всех. Поэтому коронация произошла только тогда, когда были получены стопроцентные гарантии... Валуев писал у себя в дневнике: “Тогда было непривычно, что по пути царя из Петербурга в Москву вдоль железнодорожного полотна стоят солдаты”. Там было расставлено около 30 тысяч солдат. В самой Москве, по пути его проезда, с владельца каждого дома бралась расписка, что среди его жильцов нет неблагонадежных.
Д.Ю. Это размах работы.
Павел Перец. Размах работы был колоссальный. Но на самом деле, объективно говоря, оно и не требовалось. Потому, что у “Народной Воли” не было сил на это. Судейкин хорошо поработал в Киеве и его перевели в Петербург. И здесь я бы хотел сначала дать несколько характеристик, как его описывали в советских книжках. Это хрестоматийная книга “Народовольцы в Петербурге”. Тут вкратце упоминается покушение на Стрельникова, это Халтурин с Желваковым. Я отдельно рассказывал, когда у нас была лекция про Халтурина, что он отправился в Одессу и там покушался на этого Стрельникова, где его схватили и повесили, никто не знал, что это тот самый Халтурин, который взорвал Зимний дворец. Дальше следует такая фраза: “Для ликвидации другого царского чиновника, свирепого и беззастенчивого жандармского полковника Судейкина, применявшего подкуп и провокации в борьбе с революционерами, в Петербурге было решено оборудовать динамитную мастерскую”. То есть, он свирепый и беззастенчивый, применявший подкуп.
Дальше характеристика, принадлежащая Владимиру Бурцеву. Я думаю, что ему мы посвятим отдельную лекцию. Бурцев, это такой Шерлок Холмс революции, он гонялся за провокаторами, он реально многих из них раскрыл. Что пишет Бурцев: “В той революционной среде, где я тогда вращался, очень много было разговоров об арестах, обысках, жандармах, провокациях и т. д. Борьба с революционерами находилась тогда главным образом в руках знаменитого мастера этих дел, — жандармского полковника Судейкина — одного из самых беззастенчивых провокаторов - жандармов. В своей провокации Судейкин доходил до проектов, с помощью революционеров-террористов, убить и великого князя Владимира, и директора Департамента полиции Плеве, и министра внутренних дел Толстого. В наиболее активной тогдашней партии народовольцев у него был свой агент-провокатор — Дегаев. Благодаря ему, Судейкин в 1882-1883 гг. смог произвести массовые аресты по всей России”.
То есть, есть такой человек, который с одной стороны служит в жандармах, с другой стороны хочет убить великого князя Владимира Александровича, брата царя, директора Департамента полиции Плеве. Его потом убили, партия социалистов-революционеров. Логично возникает вопрос, откуда Бурцев об этом знает? А Бурцев об этом знает из воспоминаний Тихомирова.
Д.Ю. Наши зрители очень любят, чтобы по ходу повествования никто не занимал ничью сторону. Нет ни хороших, ни плохих. Про всех надо рассказывать одинаково. Ну, если рассказывать про всех одинаково, то гражданин Судейкин, по всей видимости, служил царю-батюшке, будучи человеком православным, верующим, давшим присягу. По всей видимости, гражданин Судейкин прекрасно исполнял свои служебные обязанности. То, что тобой зачитано, говорит о том, что он не собирался их убивать, он собирался их подвигнуть их к этому делу, по всей видимости. А поскольку это выдающиеся фигуры, то раскрытие подобных вещей, оно как раз и позволит выявить и арестовать максимальное количество этих негодяев, которые хотят убить государственных чиновников такого ранга. При этом говорить, что подобный гражданин замышлял убийство, мягко говоря...
Павел Перец. Тем не менее. Бурцев это взял из воспоминаний Тихомирова.
Д.Ю. Может даже наоборот. Это он раскрыл, что они хотят его убить. А они приписывают это ему.
Павел Перец. Сейчас, мы дойдем до этого. “Он ждал производства хотя бы в полковники, хотя бы после коронации, во время которой за ним все так ухаживали”. Коронация прошла без сучка и задоринки. Все знали, что это во многом благодаря Судейкину.
“Он думал поручить Дегаеву под своей рукой сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции; сам же хотел затем к чему-нибудь придраться и выйти в отставку. В один из моментов, когда он уже почти решился начать свою фантастическую игру, Судейкин думал мотивировать отставку прямо бестолковостью начальства, при котором он-де не в состоянии добросовестно исполнять свой долг; в другой такой момент Судейкин хотел устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Как бы то ни было, немедленно по удалении Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия. Убить графа Толстого, великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов. При таком возрождении террора, понятно, ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина, при удалении которого революционеры немедленно подняли голову, должна стать очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить чего душе угодно, тем более что со смертью Толстого сходит со сцены единственный способный человек, а место министра внутренних дел остается вакантным... Таковы были интимные мечты Судейкина”.
А откуда это знает Тихомиров? А Тихомиров это знает со слов самого Дегаева, который прибежал к нему в Париж и рассказал: “Ты знаешь, я предатель и я в этом признаюсь”. Вот нам первоисточник. Такая вот логическая цепочка. “Беззастенчивый и свирепый”. Может он и был беззастенчивый и свирепый, но, знаете, в органах внутренних дел как-то застенчивым...
Д.Ю. Не представляю. В советских учебниках написано, что оперативная деятельность должна быть агрессивной и наступательной. И других там просто не держат, ты там просто не сможешь работать. Зачем тебя туда поставили? Чтобы этих негодяев выискивать? Да. Среди них надо вербовать предателей, как Дегаев. Обращаю ваше внимание, Дегаев уже предал всех своих товарищей, всех предал. Когда он побежал рассказывать, что он агент, он уже всех предал. А почему вы так верите предателю в том, что он вам рассказывает.
Дегаев прибежал к Тихомирову, Тихомиров это написал. Бурцев все это прочитал. Это все разные временные пласты. То есть, Бурцев это писал уже в начале XX века. И вот мы имеем такую характеристику. А поскольку Судейкин давно мертв... В глазах аристократов он был не мелкой конечно сошкой, но ни о чем, с ним даже знаться не обязательно. Тем более жандарм. Как же было все на самом деле? Судейкин был фактически первопроходцем в деле вербовки тайных агентов. До него этим конечно тоже пытались заниматься, но в систему это никто не вводил, а Судейкин был первым человеком, который это ввел в систему. Логика народовольцев потрясающая. Засылать Клеточникова в ряды Третьего отделения, это нормально, это нравственно. А засылать агентов полиции в ряды революционеров, это безнравственно, это не выдерживает никакой критики. Вот такая была логика.
Д.Ю. Если на пару тысяч лет назад откатиться, то же самое.
Павел Перец. То же самое. Что позволено и хорошо у одних, то совершенно недопустимо у других. Особенно, если это делает власть. Ему, например, принадлежит честь раскрытия заговора Нечаева в Петропавловке. Он разработал Мирского, Мирский попал к Нечаеву и все быстро выдал. Это кончено Судейкину зачлось. Все были в шоке, что в сердце Столицы, в тюрьме, которая такая вся ужасная... На побегушках у Нечаева солдат охраны работает. Александр III написал своей рукой: “Это и стыдно, и позорно”. Но на этом не кончилось. Тогда уже сидели известные народовольцы Баранников и Исаев. Судейкин разработал и их с помощью того же Мирского, с помощью перестукиваний он из них массу всего выудил. Это была серьезная заслуга.
А дальше к нему в полицейские лапы попал такой человек, как Владимир Дегаев. Кто такие были Дегаевы? Есть такая книжка Феликса Моисеевича Лурье, называется “Полицейские провокаторы”. Она вышла в 1992 году. Лурье пишет: “По описаниям мемуаристов эту семью отличал дух тщеславия. мать Дегаева, дочь известного писателя и историка Полевого, насаждала культ исключительности своих детей. В доме царила атмосфера необычайности и чрезвычайности. Все были высокого мнения друг о друге и готовились стать знаменитостями. Одна дочь считалась талантливой актрисой. По другой дочери, с ее слов, страдал не кто-нибудь, а Лавров”. Это центральная фигура революционного движения тогда. “Двум сыновьям предназначалась романтическая карьера на революционном поприще. Поэтому в дом зазывались руководители “Народной Воли”. Отзывались они о салоне Дегаевых сдержанно”. Вот в такой атмосфере росли эти прекрасные люди.
Д.Ю. Тут мне сразу интересно, а какая мама не считает своего сыночку самым исключительным? Не смотри, что дебил с точки зрения окружающих. Мотивировала детей, правильно делала.
Павел Перец. Как вспоминает один из народовольцев, где-то на Песках произошло первое... Пески, это такой район в Петербурге. Район Советских улиц. Произошло первое свидание Владимира Дегаева, младшего брата Сергея Дегаева, с Судейкиным. Тот его быстро прибрал к рукам. Но выяснилось, что Володя Дегаев на многое не способен. И тогда Судейкин решил переключиться на его старшего брата. Старший брат, Сергей Дегаев, окончил вторую мужскую гимназию в Москве, это здание сохранилось, оно находится на площади Разгуляй. Затем он окончил Александровское военное училище, это здание перестроено, там сейчас располагается Министерство обороны. А затем он поступил в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, на берегу реки Невы, со стороны Финляндского вокзала находится. Но оттуда он был отчислен за неблагонадежность. И тогда он поступил в Институт инженеров путей сообщения.
И он действительно примкнул к революционной среде, потому, что это было стильно, модно. Он очень хотел стать агентом Исполнительного комитета. Но большого доверия к нему на первом этапе не было, хотя его испытывали. Испытывали до такой степени, что ему было доверено участие в подкопе на Малой Садовой улице. Он участвовал в этом подкопе, но на этом его революционная карьера и закончилась. Он был арестован и быстро выпущен. Еще в 1881 году. Затем он со своей женой оказывается в Одессе, где Вера Фигнер пыталась реанимировать “Народную Волю”. Пыталась она это сделать с помощью офицеров, членов военного кружка. Было выбрано пять кандидатов, часть из них отказались потому, что одним из условий был отказ от военной карьеры и переход на нелегальное положение. Но двое других согласились. Фигнер пыталась наладить подпольную типографию в Одессе. В этой подпольной типографии был Дегаев со своей женой. Туда в качестве прислуги пригласили девушку по фамилии Калюжная. Но эту типографию накрыли и всех арестовали.
И тут начинается очень интересная история, Дегаев сбегает из тюрьмы. Он это описывал и Тихомирову и Фигнер. Он говорит, что его перевозили из тюрьмы в тюрьму, он одному из охранников бросил табак в лицо и убежал. Фигнер в своих воспоминаниях пишет, что ее должно было насторожить, как у него оказался табак, когда он не курит. Но тогда это ее не взволновало. Есть потрясающий отрывок из воспоминаний Фигнер, где она пишет о том, как он явился к ней. И у нее ни на секунду даже не закралось сомнений в его искренности, она пишет: “В нашей среде было принято верить”. У нас когда была лекция про Нечаева, я говорил, что он посылал записки, что его якобы арестовали и все верили. Таковы были нравы в той среде, если человек говорит, значит, так оно и есть. Еще люди были не приучены, что можно сидеть и нагло врать в глаза.
Д.Ю. Ну, это в первую очередь говорит о том, что они были не склонны к вранью. Друг друга не обманывали.
Соответственно, он сбежал и Фигнер передает ему все явки и пароли потому, что на тот момент реально уже никого не осталось. Она приезжает в Харьков, она там скрывается, а он ей задает всякие вопросы: “Во сколько вы выходите из дома? Куда вы ходите?” Она говорит, что тогда эти вопросы ее не насторожили. Он ее напрямую спрашивает: “А вы не боитесь, что вас арестуют?” Она говорит: “Ну, только если я не встречусь с Меркуловым”. Меркулов, это был рабочий, все знали, что он стучит, он Фигнер знал. И Судейкин подстроил все филигранно. Она действительно встретилась на улице с Меркуловым.
Д.Ю. Молодец Судейкин.
Павел Перец. Да. Дегаева он вовремя убрал оттуда, она встретилась с Меркуловым. Ее арестовали. Ее схватили, доставили в отделение в Харькове. При ней была записка с рядом фамилий, она ее засунула себе в рот, сделала вид, что уже проглотила, от нее отстали. Потом она ее уже проглотила. В общем арестовали Веру Фигнер и она в своих воспоминаниях пишет, и другие отмечают, что Александр III наложил резолюцию: “Наконец эта ужасная и опасная женщина попалась”. Арест Веры Фигнер, это была одна из удач Судейкина, которая осуществилась благодаря Дегаеву.
Еще один из громких актов, который Судейкину зачли, это был арест тайной динамитной мастерской. Эта динамитная мастерская располагалась на Васильевском острове. Там-то как раз и хотели сделать динамит, чтобы убрать этого свирепого Судейкина. “Квартира, удобная для этой цели, была найдена на одиннадцатой линии Васильевского острова, в доме номер 24”. Надо сказать, что дом сохранился и на нем до сих пор висит табличка, что в нем располагалась динамитная мастерская “Народной Воли”. Занимался этим как раз Грачевский. Грачевский, это был последний из оставшихся техников “Народной Воли”.
И вот здесь я бы хотел пару слов о нем рассказать. У него типичнейшая судьба народовольца. Он начинал с хождения в народ, был арестован. На заводе Гюбнера. При первой попытке, когда он пытался передать какую-то нелегальщину, некие произведения, адаптированные для рабочих. Его арестовали, и он отсидел три с половиной года. Когда состоялся суд, ему за эту нелегальщину впаяли три месяца ареста. И вот Фигнер пишет: “Три с половиной мучительных года в стенах каземата до суда. И вот такой арест по суду. Такова расправа за книжонку, напечатанную без разрешения царя”.
Его выслали, он был отправлен в ссылку в Холмогоры. Там он столкнулся с не самыми курортными условиями. Он решил из этих Холмогор бежать. Бежал. Скитался по Архангельской области. То есть, разминулся с человеком, с которым была явка. 400 километров ему предстояло преодолеть. В итоге он изголодавшийся, мокрый сам пришел и сдался в полицию. Его водворили обратно. Его водворили в Архангельск. Из Архангельска он точно так же опять сбежал. Сбежал, примкнул к “Народной Воле”. Что за люди были в этой среде? Прасковья Семеновна Ивановская, она народоволка, потом будет в боевой организации эсеров. Вместе с Дорой Бриллиант и Борисом Савинковым будет готовить покушение на Плеве. Как она описывает Грачевского:
“Некоторым исключением, диссонасом среди общего веселого настроения был наш хозяин М.Ф.Грачевский. Просидевший в тюрьмах в чрезмерной пропорции, он выглядел излишне бледным, худым от долгого одиночного заключения. В черных, глубоко сидевших в орбитах глазах светился тревожный огонь и что-то упрямое, строгое. Сухое лицо аскета темнело каждый раз, когда его сильно волновало что-нибудь, когда он до скрежета сжимал зубы. При этом от уха до челюсти вздувались валики на впалыми щеками, мускулы лица судорожно двигались. В те моменты он казался одним из тех раскольников, которые сжигали себя живьем в Тираспольских Плавнях. Ум и характер у него был тугой, малоподвижный. Внешние обстоятельства жизни несколько иссушили его натуру; но в нем много было спокойного самообладания и редкой преданности делу революции ”.
Как против такого человека попрешь? Только внутренней разработкой. Чем Судейкин и занимался. Фигнер пишет:
“С весны 81-го по 82 г. он был, можно сказать, министром финансов партии и вел все денежные дела ее, совершая частые поездки в провинцию. Затем поселился окончательно в Петербурге, и вместе с А. П. Корба и Буцевичем был центром, в котором сосредоточивались все нити революционной деятельности в столице. В виду террористических актов, среди которых на первом плане стояло устранение Судейкина, Грачевский устроил динамитную мастерскую, в которой играл роль и работника, и руководителя”.
И вот эту мастерскую и накрыли. Это было еще до ареста Фигнер. Грачевский был одним из техников и еще министром финансов партии. Это произвело очень серьезное впечатление, именно тогда Судейкину дали звание полковника и он получил 15 тысяч рублей, это была очень приличная сумма по тем временам. Арестован Грачевский, арестована Вера Фигнер. Судейкин начинает плотную разработку. Как пишут революционеры, он не стеснялся предлагать сотрудничество никому. Потому, что он считал, что не убудет, ну, откажутся и откажутся. Он предлагал деньги всем. Даже тогда, когда он знал, что эти деньги берут, но ничего ему не выдадут, когда эти люди пытаются вести двойную игру, он все равно на это шел. Потому, что он знал, что эти маленькие штучки создают дестабилизацию. Через эти каналы можно внедрять информацию, что кто-то денежку взял. Вот он начал эту деятельность, и здесь я бы хотел зачитать характеристику Судейкина, пишет Ивановская:
“Арестованная в 1882 г. в Витебске, через полтора месяца я была доставлена в Петербург в Охранное отделение на Гороховой улице. На третий день, часов в 10 утра, меня 2 жандарма ввели в небольшой кабинет. За стоявшим среди комнаты столом, спиной к окну, сидел в жандармской форме господин импозантной наружности. Большого роста, атлетически сложенный, широкоплечий, с выей крупного вола, красивым лицом, быстрыми черными глазами, весьма развязными манерами выправленного фельдфебеля - все это вместе роднило его с хорошо упитанным и выхоленным жеребцом. Речь неслась как бурный поток, перескакивая с одного предмета на другой без всякой связи. Имена великих людей, гениев, стремительно неслись с жандармских уст. Упоминались К. Маркс, Маудсли, Дарвин и, наконец, Ломброзо. Последним он пользовался для доказательства той истины, что все люди одержимы безумием и нет правых и виноватых. "Во главе русского прогресса, - ораторствовал Судейкин, - теперь революционеры и жандармы! Они скачут верхами рысью, за ними на почтовых едут либералы, тянутся на долгих простые обыватели, а сзади пешком идут мужики, окутанные серой пылью, отирают с лица пот и платят за все прогоны".
И он этого Дегаева и зацепил, он к нему пришел и сказал: “На самом деле правительство не хочет воевать с революционерами. Оно недоумевает, почему продолжается эта деятельнсоть. Мы же с вами можем сделать так, что, не причиняя никакого вреда революционерам, позволить правительству какое-то время пожить спокойно, чтобы оно подготовило реформы, ради который вы и ведет свою террористическую деятельность. Давайте же устроим небольшой перерыв”. Я своими словами излагаю, но примерно такая была суть. Вот есть Судейкин, есть Фигнер посаженная, есть Дегаев, который ездит по стране, организовывает кружки, но все это под контролем. Деятельность накрыта, все под колпаком. Дегаев действительно начал собирать новый Исполнительный комитет, набрал туда каких-то людей. И этот Исполнительный комитет потом получил название “соломенного”.
И вот он ездит по стране. Вспоминали оставшиеся, второго плана народовольцы, что когда он приехал в Питер, он был центральной фигурой. Все под контролем. Да, когда была арестована типография в Одессе, все пытались свалить на Калюжную. И она ради того, чтобы смыть с себя этот позор, пошла и сделала покушение на очередного жандармского, не помню фамилию, служаку. Но Дегаева это спасло, типография была накрыта не по его стукачеству. Судейкин ему предлагал сдать некоего там... В некоторых воспоминаниях он значится, как некий “П”. Говорит: “Что с него взять, уже все выжато. С него толку нет, а вам будет польза, что не на вас будут думать”. “П”, это был человек по фамилии Поммер. Этот Поммер был женат на родной сестре Тихомирова. Почему еще Тихомиров сильно ненавидел Судейкина. Эти люди ссылаются на Лурье, а Лурье ссылается на историка Меньшикова, который в 1925 году выпустил книжку, где он об этом пишет. Но он не пишет про родную сестру, он пишет просто про сестру. Но Поммера этого не дал сдать начальник Московского жандармского управления.
И Дегаев понимает, что может настать такой момент, когда он кому-нибудь также про Дегаева скажет: “Давайте сдадим...” В итоге нервы у Дегаева сдали. Там нестыковки, тут начались подозрения. И он уезжает во Францию, где встречается с Тихомировым. Тихомиров там сидит практически один. Они туда уехали с Ошаниной, но он там один сидит, никого нет. Соратников нет, он страдает. Чем потом воспользовались власти, забегая вперед, хочу сказать, что Тихомиров переметнулся в правительственный лагерь. Приезжает к нему Дегаев. По официальной версии он ему все сам рассказывает. На самом деле Тихомиров знал до этого. Потому, что ему рассказала одна из революционерок, которой рассказал один из мелких охранников, что побег Дегаева в Одессе был подстроен. Тихомиров просто прижал Дегаева к стенке, тот ему все выдал. Тихомиров пишет в своих воспоминаниях: “Я сижу и думаю, что мне делать с этой гадиной?” Приводит разные варианты развития событий и понимает, что если он его сейчас убьет, то могут быть арестованы все те, кого пас Дегаев. И он ему предлагает вернуться в Россию и кокнуть Судейкина.
Д.Ю. Смыть вину кровью.
Павел Перец. Дегаев возвращается в Россию. Ему на помощь спешат двое, у одного фамилия Конашевич, у второго Стародворский. Стародворский был сыном священника, это тоже очень распространенная практика, когда дети духовенства шли в революцию. Дело в том, что Судейкин был не лыком шит, он всегда менял квартиры, где встречался со своими агентами. Во-вторых, если он встречался с ними в карете, то сажали в карету, везли куда-то, потом могли выйти, пересесть в другую карету. Все было налажено, человек знал, чем он занимается. Но вот квартира, которая была нанята для Дегаева, он поселился под фамилией Яблонский, там Судейкин чувствовал себя более расслабленно, Дегаев был старый его агент. В воспоминаниях Тихомирова упоминается дом 91 по Невскому проспекту. Чтобы вы понимали конфигурацию этого места вот площадь Восстания, тогда Знаменская, вот отходит часть Невского до Адмиралтейства. Здесь отходит Староневский и параллельно ему идет Гончарная улица. И в большинство домов раньше можно было зайти как с Гончарной, так и со Староневского.
Д.Ю. Кто в Питере не живет, у нас дома фасад к фасаду стоят. И между ними проходные дворы.
Павел Перец. Тихомиров пишет про 91-й дом и 12-й дом с Гончарной. Сейчас 91-й дом, это дом 97. В других книжках упоминается дом 93, это ближе к площади, но он там не мог быть потому, что буквально по соседству был съезжий дом с каланчой. В этой книжке упоминается дом 97. Это дом, который стоит... Там Невский, Староневский, идет такой кусочек от площади Восстания до Суворовского, потом чуть изгибается. Сразу за изгибом следующий дом. Там два дома снесли. На месте одного стоит такое современное здание.
Д.Ю. Гостиница.
Павел Перец. Да. Квартира располагалась на третьем этаже, вход в нее был со двора. Причем со слов Дегаева, которые потом передает Тихомиров, заходили именно с Гончарной улицы. Конашевич и Стародворский приехали. Дегаев предлагал им более разумный способ, подстеречь в Петровском парке этого Судейкина и грохнуть его из пистолета. Но Судейкина просто так было не подстеречь. А к Дегаеву он периодически ходил. Дегаев тогда еще жил с женой. Судейкин приходил выяснить какие-то моменты, поговорить, я так понимаю, что он был любитель поговорить. У Дегаева была там с прислуга, эта прислуга был сотрудник, предоставленный Судейкиным. Прислуга отсылается, Судейкин заходит, Дегаев стреляет в него...
Д.Ю. Я упустил, где происходило это?
Павел Перец. В квартире. Конашевич на кухне, Стародворский в спальне, заходит Судейкин. Дегаев стреляет ему в спину, они вылетают. Первая реакция человека, броситься назад или вперед. Если он бросается назад, то это Конашевич, если вперед, то Стародворский. Для этого были куплены два лома, которые Стародворский тут же и обрубил потому, что они были очень длинные. Отнес их сначала к себе на Большую Садовую, где жил, а потом принес обратно в эту квартиру. Вот такие неромантические средства убийства.
Первый раз сорвалось убийство потому, что Судейкин не пришел. Дегаев был, мягко говоря, на нервах. Второй раз был успех. Судейкин пришел не один, он пришел с неким Кондраковым, это был даже, по-моему, его родственник и казначей одновременно. Было это 16 декабря 1883 года, в начале пятого. Надо сказать, что в декабре, в начале пятого в Петербурге уже не очень светло. Это важно потому, что квартиры тогда освещались свечами. Заходит сначала Судейкин, потом его провожатый. Судейкин по привычке проходит дальше, скидывает шубу, где был револьвер и оставляет трость, в которую был вмонтирован стилет. Но, поскольку он пришел в такое надежное место, он это все скинул.
И тут есть разные версии, как это произошло. В какой-то момент Дегаев действительно выстрелил Судейкину в спину. Причем, по рассказу Тихомирова, тут же свалил из квартиры, моментально. Судейкин закричал своему провожатому: “Коко, бей их из револьвера!” Этого Коко Конашевич тут же огрел ломом.
Д.Ю. Забил.
Павел Перец. Нет, не забил, он потерял сознание. А Судейкин... Вскрытие потом показало, что он в принципе был убит, ему пропороло печень пулей. Но он еще оставался жив, метнулся сначала в комнату, там получил, затем он побежал в ватерклозет. И здесь из материалов, которые были озвучены на суде, он окровавленный держится за бок, с простреленной печенью... Он одной рукой держит дверь, Стародворский пытается дверь открыть, а этой рукой ему по рукам бьет ломом. Открывает эту дверь, Судейкин на него вываливается, он ему бьет ломом по голове, Судейкин валится обратно. Он его добивает ломом так, что даже разбил ночной горшок, который был в этом туалете. Это такая бойня, по-другому не назвать. Конашевич быстро уходит. У них был на всякий случай кинжал, если ломы не помогут. Вот этот провожатый, он выжил и давал показания, как это произошло. В показаниях сказано, что Стародворский со свечой в руках ходил еще пять минут и собирал кинжал, всякие вещественный доказательства. Это происходило в полутьме, может, в какой-то момент свечи стали гаснуть.
Судейкина убили. Надо сказать, что Российская империя не очень воздала ему должное. Во-первых, был разослан циркуляр по всем газетам, что об этом запрещено писать. С одной стороны, это было верно, чтобы не дискредитировать власть. С другой стороны об этом никто не знало, соответственно, не воздавалось должное этому человеку. Во время его похорон было шесть венков. Тихомиров писал, что один венок был от императрицы, Марии Федоровны. Потому, что императрица понимала, какая опасность нависает над ее супругом. Он конечно был большой и медведеобразный, но против лома, револьвера и динамита нет приема. Она-то Судейкина очень ценила. Судейкину так и не удалось встретиться с царем, хотя он этого очень хотел. Тихомиров пишет, со слов Дегаева, что: “Вот если бы мне хоть раз встретиться с царем, я бы ему все рассказал”.
Похоронили Судейкина. Что случилось дальше с Дегаевым. Поскольку он задачу партии выполнил, он вместе с провожатым, который тоже оставил воспоминания... Они едут в поезде и оба понимают, что... Дегаев понимает, что его могут грохнуть. И провожатый понимает, что его могут грохнуть или выдать полиции. Они едут в таком настроении оба. И когда он наконец его с рук сбыл, то вздохнул спокойно. Он приезжает во Францию, там получает благословение и прощение. Вместе с женой его отправляют в Латинскую Америку. Но Дегаев, опасаясь, что месть его настигнет, пересаживается на другой пароход и уплывает в Канаду. В Канаде он работает чуть ли не грузчиком, типичная эмигрантская судьба. Затем он перебирается в США. В США он делает потрясающую карьеру. Надо сказать, что образование у него было неплохое. Гимназия, артиллерийское училище, институт путей сообщения. Была и способность к языкам. Затем он начинает преподавать. Вот картинка, в центре как раз Дегаев. Это фотография самого начала XX века, команда по американскому футболу.
Д.Ю. А он русский, Дегаев?
Павел Перец. Он русский. Он взял себе фамилию Пелл, для удобства произношения в американской среде. Один из моих постоянных экскурсантов прислал мне в свое время ссылочку на статью в журнале “Южная Дакота”, которая называется “Профессор-анархист”. Эта статья начинается с романтического описания, что был футбольный матч между университетом, где преподавал этот Пелл и другим университетом. Там началась какая-то потасовка. И тут Пелл, который производил впечатление тихони, вступил в драку, вырвал фанатский баннер, вернулся с ним, чем завоевал у студентов неимоверное уважение. Описывается его судьба. Его жена потом умерла. Он женился на своей студентке, которая была его младше на 20 лет. Он был инициатором формирования нового факультета, который бы занимался механическими науками. Потому он перебрался в Чикаго. Тут описана его биография в очень искаженном виде. Дэнни Дженнингс, который писал эту статью, вероятно, у него не было ни источников, ни желания эти источники изучать: “С одной стороны это был Сергей Дегаев, информатор, агент, провокатор и убийцы. Но когда он стал Александром Пеллом, он стал выдающимся ученым. Любимым учителем и крепким товарищем доля студентов. Точно также любимым мужем”.
Д.Ю. Приютили.
Павел Перец. Достаточно счастливая у него была судьба. Да, он еще на самом деле... Когда он приехал в США, он выпустил некролог о том, что Сергей Дегаев погиб где-то. Заметал следы. Его младший брат, Владимир Дегаев, тоже оказался в США, даже работал корреспондентом газеты “Новое время”. А потом служил в русском консульстве в Нью-Йорке. Потом его следы теряются. Вот этот момент очередной раз наводит на мысль о том... Вот что это было? Среда это была такая? Прекрасный преподаватель, в университете до сих пор существует стипендия его имени. Студенты получают стипендию его имени. Это одна часть жизни, при этом есть предыдущая часть жизни. Огромное количество революционеров потом становились учеными, публицистами, деятелями земства и так далее. Пар выпустили. Но случай с Дегаевым, это какие-то две разные жизни.
Но на этом история не заканчивается. Конашевича и Стародворского арестовали потом в Москве. Спустя, по-моему, год. Они во всем признались и их судили. Они естественно оказались в Шлиссельбурге. И Стародворский, который ломом забивал Судейкина, отсидев там очень много лет, начинает писать прошения о том, чтобы его простили. И в итоге он становится платным информатором полиции, информация о чем была раскрыта Бурцевым, но ее старались не распространять потому, что человек все-таки отсидел. Там иронично кто-то писал: “Это потрясающе рациональное решение”. То есть, отмотать срок и, когда срок уже подходит к концу... Тем не менее, он вступил на ту же самую стезю.
Д.Ю. Других судить легко.
Павел Перец. Да. Он умер то ли в 1917, то ли в 1918 году. Эту историю постарались замять, его похоронили как почетного революционера. Но из песни слов не выкинешь. При этом, если говорить про Грачевского, как этот человек вел себя в Шлиссельбургской тюрьме? Он протестовал, он ударил одного из докторов, его посадили в карцер. Он в знак протеста наложил на себя портянки...
Д.Ю. Пропитанные керосином.
Павел Перец. Да. И поджег себя. И умер от ожогов. Вот это Грачевский. Калюжная, которая была обвинена в предательстве, она оказалась на Карийской каторге. Там был такой жесткий инцидент с барышней по фамилии Сагида, когда ее выпороли. И в знак протеста Калюжная и еще две женщины покончили с собой, а параллельно с ними еще 16 или 18 мужчин покончили с собой, они приняли яд. Это была известная трагедия на Карийской каторге.
Д.Ю. Что такое Карийская каторга?
Павел Перец. Ну, на реке Кара она. Кстати, после случая с Грачевским, этого Соколова из Шлиссельбурга и попросили. И пришел другой смотритель. Вот вам разные поведенческие модели. Очень интересно наблюдать. Вера Фигнер, чтобы закончить наш сегодняшний разговор, это одна из самых трагических фигур в истории революционного движения. Морозов, который с ней отсидел, он приспособился. Фигнер, когда вышла из тюрьмы, она обладала непререкаемым авторитетом. Ее когда поймали, на нее ходили смотреть. С ней беседовал Плеве, о котором она очень нелестно отзывалась. С ней беседовал и министр внутренних дел Толстой. Который говорил: “Было бы у меня больше времени, может быть, я и обратил бы вас в нашу веру”. На что она ответила: “Было бы у меня больше времени, я бы из вас народовольца сделала”.
Забегая вперед, когда был суд над Азефом, она была одним из трех участников суда, который его судил. А потом случилась революция и Фигнер не приняла большевиков. Она считала, что в тюрьмах все отсидели и сейчас сажать в тюрьмы, это неправильно. Вера Фигнер начала заниматься тем, что сейчас называется правозащитной деятельностью. Например, было образовано Общество политкаторжан. Для него в Ленинграде построили целый дом на Троицкой площади. Такой серый, полукруглый. Она в это Общество политкаторжан не вступала, мотивируя это тем, что у нас до сих пор существуют тюрьмы, невинно посаженные люди.
В итоге я пытался выяснить где и как она умерла. Потому, что залезешь в какие-то источники, там все оканчивается ни на чем, ну, умерла и умерла. Будучи уже в Петропавловской крепости, получая лицензию на право проведения там экскурсий... Одна из научных сотрудниц, я вижу, что она специалист по этой теме. Я к ней подошел и спросил: “Про Веру Фигнер можно задать вопрос? Нигде не могу найти, как и где она умерла”. Она мне рассказала такую историю... Я не знаю этого источника, это мне рассказала научная сотрудница. Там у каждого научного сотрудника есть своя специализация. Она говорит, что Фигнер умерла в Москве во время войны. Она написала Сталину, что Сталин деспот и тиран, и ее лишили пайка. Она на самом деле потеряла нескольких сестер своих. Была эпидемия тифа, у нее на руках они умерли. Был момент, когда у нее осталась одна собачку, и эту собачку укусила бешеная собака и ей сказали, что надо ее усыпить. Это было во время Гражданской войны. Вот так умерла Вера Фигнер, которая не принимала никакой власти, по сути. Она видела, как это все начиналось и как это все закончилось. Коллега по цеху, Морозов, прекрасно интегрировался в советскую среду, стал академиком, ученым.
Д.Ю. Ну, у него была наука.
Павел Перец. А Фигнер – нет. Это печально. Потому, что это была как раз та жизнь... Вот самое начала, она видела, как все разворачивается. И ей это не понравилось вообще никак. Комментировать не буду. Что касается тюрем, это кажется мне не очень обоснованной претензией, что тюрем не должно быть.
Д.Ю. У них у всех были жесточайшие, на мой взгляд, иллюзии. В том числе и у большевиков.
Павел Перец. К сожалению, да. Они все думали про какой-то идеальный мир. Достаточно почитать программы народовольческие. Почитать из мнения, как они считали все должно быть. И ты понимаешь, что это утопия в чистом виде. И мы очередной раз сталкиваемся с неуемной энергией людей, не самых плохих, которые не в то русло... Даже с этим Дегаевым. Попади он в нужное обрамление, может, никого бы не предавал, не убивал бы Судейкина. Но надо сказать, что случай с Судейкиным послужил большим уроком. И когда я буду рассказывать про таких деятелей охраны и сыска, как Рачковский, Герасимов, они, конечно, это все понимали. Я думаю, следующую лекцию мы посвятим такому явлению, как “Святая дружина”. Это попытка антитеррористической борьбы собственными силами. Не очень удачная. Ну, и, конечно же, про покушение Александра Ульянова, ну, не его одного, на Александра III. Наверчено вокруг этого столько, что... Я не буду говорить, мы с этого начнем.
Д.Ю. Мощно. В этот раз никто дуростью не поразил.
Павел Перец. Поразили цинизмом и жестокостью. Я сейчас выскажу такую, может быть, циничную вещь. Убийство Александра II принять нельзя, но понять можно. Но убийство ломами полковника Судейкина... Я не могу назвать его несчастным, он таковым не был, но, тем не менее, это как-то... Это говорит о том, что... Это было и в разговорах, и в некоторых программных установках “Народной Воли”, что: “Мы убиваем Александра II и на этом террор прекращается”. Но было понятно, что с таким серьезным подходом он не прекратится никогда. Не случайно Грачевский динамитную мастерскую организовывал, чтобы убить Судейкина. А Судейкин ни разу не царь, и даже не министр внутренних дел.
Д.Ю. Было в этом что-то личное. Бить ломами. Выстрел из пистолета... Тоже как-то странно. Уж если ты его пропустил вперед, ну, стреляй в башку, чтобы сразу наверняка.
Павел Перец. Это говорит о том, что он очень сильно нервничал. Они проводили эксперимент и выяснили, что выстрела в этой квартире не слышно нигде.
Д.Ю. Какие хорошие стены.
Павел Перец. Да. Прекрасная звукоизоляция.
Д.Ю. Круто. Спасибо, Павел Юрьевич.
Павел Перец. Да.
Д.Ю. А на сегодня все. До новых встреч.
Новости
VIP
