Сергей Ивановский. Итак, добрый день! Мы продолжаем научную тематику на канале Дмитрия Пучкова-Гоблина, и сегодня в нашей студии Александр Хохлов. Александр, доброе! Представьтесь, пожалуйста, подробнее, расскажите, пожалуйста, о себе: чем занимаетесь?
Александр Хохлов. Здравствуйте, я космический конструктор и больше 15 лет работаю в разных организациях, связанных с космонавтикой. К примеру, я работал 4 года на заводе экспериментального машиностроения РКК «Энергия» в г. Королёв – это завод, где делают космические корабли. Я был там инженером-технологом, производственным мастером. Потом я перешёл с завода в саму корпорацию «Энергия» и работал 4 года в ЦУП, т.е. я занимался управлением российским сегментом МКС вместе с коллегами, один раз был на Байконуре – запускал корабль «Прогресс», а так в основном работал по обеспечению доставки различных грузов на станцию, вниз, возвращению «Союзов», был космическим мусорщиком, т.е. координировал удаление мусора на кораблях «Прогресс», которые сгорают в атмосфере, когда со станции весь мусор забивают в корабль, и он потом сходит с орбиты и сгорает. Все корабли обычно топятся за Новой Зеландией, там есть несудоходный район, куда сбрасываются спутники, корабли, но до поверхности обычно долетает 2-3 болта титановых, а так, в принципе, корабль почти полностью сгорает, до поверхности очень мало долетает. Вот тоже этим занимался и немного сидел в сменах по системному жизнеобеспечению, т.е. суточные смены в ЦУПе, но это была моя не основная работа, в основном я заменял, потому что я работал как раз 8 часов синхронно с самой корпорацией «Энергия», но иногда приходилось, т.е. я прошёл аттестацию и работал в суточных сменах, было такое – 2 Новых года встретил в смене, когда работал в ЦУПе. А сейчас с 2010 года я работаю в Петербурге в институте робототехники и технической кибернетики, но занимаюсь не роботами, а занимаюсь космонавтикой, моё подразделение, отдел, лаборатория – мы делаем приборы для станции МКС и для кораблей «Союз». К примеру, гамма-высотомер «Кактус», который находится в каждом спускаемом аппарате корабля «Союз» и включает двигатели мягкой посадки, когда он садится на парашюте, чтобы погасить последнюю скорость – вот наше подразделение, мы в т.ч. занимаемся «Кактусами», т.е. обеспечиваем возвращение всех экипажей.
Это основная деятельность, плюс дополнительно я активно занимаюсь популяризацией космонавтики, т.е. выступаю с лекциями для школьников, для взрослых, я внештатный корреспондент журнала «Новости космонавтики», т.е. каждый месяц пишу хронику МКС, т.е. вместе с автором мы пишем, что у нас там происходит, какие работы, какие эксперименты, что космонавты делают, т.е. вот каждый месяц мы туда пишем, и это самая подробная хроника на русском языке, которая есть про станцию. Ну плюс я ещё член Северо-западной организации Федерации космонавтики России, которая в Петербурге находится, т.е. есть федеральная Федерация космонавтики, и вот у нас есть Северо-западная организация, и мы организуем различные мероприятия, в т.ч. обычно 12 апреля в Петропавловской крепости проводится детский и взрослый праздник космонавтики, старты ракет и т.д., т.е. тоже я в этом принимаю участие. Т.е. космонавтика – это основная часть моей жизни как на работе, так и хобби, и вот вся общественная работа, т.е. то, чем я занимаюсь.
Сергей Ивановский. А как к этому решили прийти? Т.е. это была какая-то детская мечта или что – когда в институт поступали, да, учились, это вы уже понимали, что вы будете с этим связаны?
Александр Хохлов. С 9 лет. Я часто, когда меня спрашивают, рассказываю, что в 9 лет я прочитал «Незнайка на Луне» Носова, и вот все приключения Незнайки, когда он полетел на Луну, и т.д., это меня заразило любовью к космосу, вот именно детская книжка, потому что она очень эмоциональная, очень насыщенная, и после «Незнайки на Луне» я уже решил, что я хочу стать космонавтом, и когда я учился… у меня не было возможности, когда я был школьником, выпускником, поехать в Москву учиться, т.е. идеально надо было учиться в Бауманке или в МАИ в Москве, но я учился в родном городе Пенза в местном технологическом институте, т.к. я всё равно знал, что техническое образование позволяет стать космонавтом, бортинженером. На лётчика я не мог пойти, потому что у меня близорукость, но я знал, что есть 2 пути – это лётчики и инженеры, и если лётчику нужна «единица» зрение, то инженеру можно близорукость, и в космос тоже брали с близорукостью, можно увидеть, что многие космонавты в очках летают, и у них есть линзы. Но есть нюанс, что сейчас не отбирают близоруких, но я поясню уже когда мы про набор будем рассказывать.
Сергей Ивановский. Понятно, ну т.е. ваша, я так понимаю, основная мечта или цель была – это попробовать отобраться непосредственно в космонавты, да?
Александр Хохлов. Ну, двойная цель: с одной стороны, я хочу полететь в космос, причём это разные вещи – отбираться в космонавты и полететь в космос. Полететь в космос – это более широкое понятие, есть другие пути – космический туризм, к примеру, можем о нём тоже немножко сказать потом. Ну да, был прямой путь: закончить школу хорошо, технический вуз, работа в РКК «Энергия», где я работал после вуза, и там заявление в отряд космонавтов, по старой системе, ещё по закрытой. Потом я ещё участвовал в 2012 году по открытой системе, по новой, когда любой может подавать заявление. Т.е. это был прямой путь, и я по нему шёл – немножко подвело здоровье. Т.е. фактически в 2006 году я мог стать космонавтом, мне немножко не повезло. Т.е. даже не имея идеального здоровья, по закрытой системе был очень низкий конкурс, очень мало претендентов, и оценивали немножко иначе, чем сейчас, т.е. была более персональная оценка, т.е. тогда с каждым отдельно работали, если у человека были проблемы по здоровью, ему могли сказать: «Сделай операцию, подлечись, главное – ты нам подходишь, поэтому не беспокойся, береги нервы, береги здоровье, давай закроем те пробелы, которые есть, и ты пройдёшь дальше». Вот это был такой персонализированный… как с личностью общались, с одним, т.е. не большой поток – из сотен выбирают 8 человек, а когда с каждым отдельно, поскольку претендентов мало, они должны были быть либо лётчиками, либо инженерами «Энергии», либо ещё они много брали биологов-врачей из Института медико-биологических проблем, т.е. 3 пути было: ИМБП, «Энергия» и военные лётчики. Вот я пошёл в «Энергию», как инженер, и был бы бортинженером, но немножко не повезло со здоровьем, т.е. я не дотянул. Я участвовал в 2006 году и в 2010 году, но, к сожалению, не удалось решить все проблемы, которые были, и не смог пройти тогда отбор.
Сергей Ивановский. Тяжело пройти отбор? Что нужно для этого, интересно очень?
Александр Хохлов. Я уже могу рассказать про новый набор, потому что всё-таки старая система, когда, говорю, она была закрытая – там нужно было сдать экзамен, в «Энергии», например, как бортинженер, и пройти медицину – тогда её проходили в клиническом отделе ИМБП гражданские космонавты, военные космонавты проходили медицину в центре подготовки космонавтов. Там было 3 отряда раньше: один отряд, военный, в ЦПК, гражданский отряд в «Энергии» и гражданский отряд маленький совсем, 2 человека – это в ИМБП РАН. Тогда было так, сейчас набор открытый, т.е. буквально в это время он идёт, я могу о нём сейчас подробно рассказать – там всё немножко иначе и есть много нюансов, к примеру: в 2010 году Роскосмос сделал общий отряд, до этого ЦПК им. Гагарина принадлежал Минобороны, с 2010 года он стал принадлежать Роскосмосу, стал гражданской организацией. Многие офицеры либо ушли, либо ушли в увольнение, стали гражданскими и остались работать, т.е. сейчас там только гражданский персонал, в ЦПК. И в 2012 году был первый открытый набор, когда любой гражданин РФ, который имеет высшее образование, желательно техническое или лётчик, вот есть в приказе Роскосмоса упоминание, что учёных тоже берут, учёных и врачей, но всё равно надо понимать, что по опыту ЦПК чётко ориентируются на офицеров и лётчиков, они не совсем хотят врачей и учёных, поскольку считают, что им нужен такой технический исполнитель, а уж там научить его на уровне медбрата брать кровь, какие-то анализы, оказывать первую помощь они смогут и инженера. Вот почему-то у них всё-таки перекос в технических специалистов, при этом они забывают, наверное, что многие врачи также являются техническими специалистами. К примеру, т.к. обычно отбираются врачи из ИМБП, они там уже полутехники-полуврачи, поскольку они работают с экспериментальной аппаратурой, поэтому они не просто врачи, т.е. если посмотрим клиническое оборудование в обычной больнице и клиническое оборудование экспериментальное в ИМБП, можно увидеть, что там намного всё сложнее, там в 10 раз больше проводочков, электродов и всего остального, поскольку они работают в редких экспериментальных режимах, и они тоже многие аттестованы, как техники, к примеру, врачи из ИМБП.
Расскажу о том наборе, который идёт сейчас: он был объявлен в 2017 году, второй открытый набор. В первом наборе отобрали тогда 8 человек – 7 мужчин, 1 женщину, Анну Кикину. Сейчас в отряде только шестеро, 2 инструктора ЦПК, которые стали космонавтами, к сожалению, вышли из отряда вот за этот период, т.е. как они отобрались, они получили дипломы, но в итоге вышли, один по здоровью, один по собственному желанию. Осталось 6.
Сергей Ивановский. По собственному желанию – потому что тяжело или из каких соображений?
Александр Хохлов. Возможно, есть предположение, что… тоже вот ещё такое уточнение истории: у нас достаточно много космонавтов было, 3- с чем-то, а сейчас на орбиту улетает на каждом корабле только 1 космонавт и 2 астронавта. Очередь растянулась, и реально за последние 2 года ушло много опытных космонавтов, частично по здоровью, частично по собственному желанию, просто для того, чтобы освободить путь молодым. Вот в данный момент у нас минимальное количество космонавтов за много-много лет. Никто этого не знает, но реально сейчас у нас очень мало космонавтов –всего 26 человек: 13 летавших и 13 не летавших. И вот эти 13 не летавших уже очень долго ждут, потому что так получилось, что, наверное, все слышали про космодром «Морской старт», и РКК «Энергия» выкупила его у Боинга полностью, практически этот космодром почти полностью стал принадлежать России, хотя находится в Калифорнии. Это американская компания, порт приписки – Калифорния, они осуществляли пуски спутников на ракетах «Зенит» с экватора, это Тихий океан, и так получилось, что «Энергия» выкупила «Морской старт», но там пару аварий произошло, потом кризис, санкции, и т.д., всё пришло к тому, что пуски прекратились. Т.е. корабль стоит, космодром плавучий стоит, эта нефтяная платформа плавучая переделана под космодром, а деньги тикают – это же надо платить за аренду, за обслуживание, и накопился с 2014 года долг полмиллиарда долларов. У «Энергии» не было денег возвращать, а «Энергия», хоть это и акционерное общество, и государству там принадлежит только 30 с чем-то процентов, даже не 51%, но в итоге решили проблему как: взяли 5 мест в кораблях «Союз» и отдали их Боингу, как долг, вот эти полмиллиарда долларов, а Боинг продал эти 5 мест НАСА, был у них контракт с НАСА, и в итоге если как было: с 2009 года летали на кораблях «Союз», была доставка космонавтов, и один корабль – русский, 2 иностранца, один корабль – 2 русских, иностранец, потом опять 1-2, 1-2, в кораблях были наши, т.е. был один корабль, условно, американский, т.е. они за этот контракт деньги платили, а 1 корабль, условно, наш, но там тоже 1 иностранец. Иностранцы – это канадцы, японцы, американцы и европейцы, это вот кооперация 15 стран, кооперация по МКС. В 2011 году прекратилась эксплуатация космических «Шаттлов» американских, они все отправились в музей, и вот до сих пор с 2011 года у американцев нет своих кораблей. Буквально в следующем году, скорее всего, полетят «Dragon» и «Starliner» - 2 корабля: «Dragon» - компании SpaceX , «Starliner» - компании Боинг. 2 новый пилотируемых корабля, т.е. американцы вернутся в пилотируемый космос со своими новыми кораблями, которые долго делали по контракту с НАСА, частные компании. Ну ещё корабль «Орион» у них будет, но корабль «Орион» для дальнего космоса. для полётов к Луне, не для МКС. А Россия, да, с 2009 года Россия непрерывно поставляла все экипажи на МКС. Если до этого там ещё на «Шаттлах» летали, было там… там сложная история – там авария «Шаттла» была в Колумбии, в итоге Россия взяла на себя доставку экипажей, но за это американцы нам платят контрактные деньги, Роскосмосу и «Энергии», и т.д., для того, чтобы доставлять космонавтов и своих астронавтов. Соответственно, уменьшилось… экипаж основной – это 6 человек: 3 иностранца, 3 русских, это было с 2009 года, и с 2017 года стало 4 иностранца и 2 русских. Соответственно, очередь выросла, и многие опытные космонавты стали понимать, что они уже не полетят, либо ещё полетят, но при этом молодые, которые набор 2010 и 2012 года, будут ждать на Земле, на скамейке запасных. И в итоге ряд космонавтов ушли.
Геннадий Падалка ушёл со скандалом, это отдельная история, т.е. на самом деле в ЦПК не всё хорошо было, и сейчас не всё хорошо, но вот Г. Падалка написал открытое письмо, где Юрия Лончакова обвинил в ряде нехороших дел, не очень честных, и ушёл из отряда, а он в нашей … Г. Падалка среди всех землян человек, который суммарно больше всех был в космосе, больше 800 дней, у него рекорд абсолютный. А если бы он ещё один раз полетел, у него уже было бы там 1000 дней, и он вообще на много-много лет стал бы рекордсменом, его бы кто-нибудь обогнал, только кто бы на Марс полетел, на год, и обратно. Никто бы здесь уже не обогнал, поскольку сейчас так часто не летают, как ему повезло. Причём ему так повезло, что он несколько раз, ну один раз точно, заменял того, кто ушёл из экипажа, соответственно, у него получалось чаще, потому что он был такой палочкой-выручалочкой: надо – полетел. Но, к сожалению, он ушёл из отряда, случилась такая беда, и у нас всегда было 30 с чем-то человек в отряде, а теперь только 26. И соответственно, объявили новый набор, потому что хотя нам вроде бы и не нужно много космонавтов, поскольку у нас сейчас временно сократился экипаж до 2 из 6, но потом всё-таки обещают вернуть, что опять будет 3, и станция МКС в любом случае будет работать до 2024 года, и вот этих людей, которые есть, 26 человек, даже учитывая, что половина ещё не летала, их не хватит до конца эксплуатации МКС, потому что там кто-то на тренировках, кто-то в Хьюстоне, кто-то в экипаже, кто-то заболел. Потихонечку каждый год 1-2 космонавта уходят по здоровью на пенсию, т.е. ветераны будут потихонечку уходить, потому что ну…
Сергей Ивановский. Какой возраст считается ветеранский уже?
Александр Хохлов. Обычно до 60 лет летают в космос.
Сергей Ивановский. Ничего себе!
Александр Хохлов. Да-да, и была как раз такая проблема, сейчас скажу: наш один из самых возрастных летал в космос – это был Павел Виноградов, он встретил 60 лет на орбите, т.е. он в 60 лет был на орбите. Ну поскольку здоровье тех, кто в космонавты отбирается, достаточно с запасом, т.е. его хватает. Но вот был такой неприятный момент, когда летала станция «Мир», там была целая плеяда очень классных профессиональных космонавтов, но они были военные космонавты, и когда они вышли на военную пенсию, их просто всех сразу уволили из космонавтов, потому что они были военные, а военный не имеет права по закону служить дольше. И вот они были в самом расцвете силы, они бы ещё летали бы на МКС, всё классно, но им пришлось уйти, потому что что они достигли предельного для своего звания военного возраста. А гражданские нет, вот военные ушли, а Павел Виноградов был гражданский в «Энергии», и он продолжил летать. Он летал на станцию «Мир», летал на МКС и совершил такой полурекорд как бы – что в 60 лет он работал на станции, встретил там свой день рожденья.
Сергей Ивановский. Круто!
Александр Хохлов. Соответственно, у нас космонавтов не хватает, в прошлом году был объявлен набор. Должны набрать 8 человек, и как сейчас это происходит: официально на сайте ЦПК размещаются файлы со всеми данными, которые нужны, желающие, у которых есть высшее образование, они должны быть не старше 35 лет, тут очень важный момент – раньше набирали до 40, но вот сейчас Роскосмос поставил планку, что 35 лет, хотя 36 и 37 они рассматривают индивидуально, т.е. могут взять и 37 лет, если человек здоров. Но всё-таки 35 лет, высшее образование техническое и пилотное, научное образование – да, но вот как я сказал, что учёных они менее охотно берут, но вообще-то формально может подавать и физик, химик, биолог, врач. Желательно работа на одном месте 3 года – они очень к этому щепетильно относятся, если человек менял работу или у него нет опыта, могут сразу отсеять, ещё на заочном этапе. В прошлом году был заочный этап, до декабря его продлили, он должен был быть до лета, но продлили до 15 декабря, потому что получили мало заявок. Т.е. в 2012 году было 300 с чем-то, по-моему, вот в этом году 450 с чем-то заявок всего было, т.е. в декабре перестали принимать документы. Они уже с осени стали вызывать на очный отбор, т.е. как: они начинают рассматривать заявки, смотрят – если человек их не удовлетворяет по образованию, по опыту работы, что-то у него там плохо с медициной, поскольку требовалось кроме документов анкетных и т.д. пройти ряд обследований: сделать анализы определённые, достаточно много, кстати, и они их смотрели. Соответственно, там к врачу поступают и смотрят: так, плюсик или минусик, психологи посмотрели: плюсик или минусик. Если человек прошёл заочный этап, его вызывают на очный этап, даже если он во Владивостоке, или он в Москве, его зовут приехать. Правда, билеты за свой счёт, но в ЦПК есть гостиница, которая раньше была казармой, её сделали гостиницей, и там их селят.
Очный этап: человек прошёл заочный, в первый день у него психологи. Психологи отметают 70% претендентов, которые вышли в очный этап, а их вышло около 80 человек. Сейчас будет немножко больше, поскольку очный этап идёт сейчас до лета, и вот где-то, наверное, до мая будут рассматриваться, а дальше уже будет финал, сейчас тоже об этом скажу. Человек проходит тесты на реакцию, на свой психотип, всё такое, и они отбирают тех, кто, по их мнению, по параметрам подходит для профессии оператора-космонавта, где он будет работать 15-20 лет, совершит 3-4 полёта, у него хватит терпения, он мотивирован – вот психологи это смотрят, и у него нет каких-то проблем. Вот к сожалению, 70% не подходят, и это те, кто уже прошёл очный этап, а это очень важно.
Сергей Ивановский. Т.е., перебью, статистика получается, что из 350-ти…
Александр Хохлов. 450 в этом наборе, в новом, 2018 год, 450.
Сергей Ивановский. Ну вот получается, из 450 вот этот очный отбор – это получается сколько там?
Александр Хохлов. Примерно 80 человек было. Может быть, до 100 дойдёт.
Сергей Ивановский. Т.е. там 320 человек, получается…
Александр Хохлов. На заочном отсеиваются, да. Но, к примеру, это очень мало. Если у нас подало 400 с чем-то, в Америке несколько тысяч, я боюсь ошибиться в цифрах, но там реально тысячи, т.е. какой-то набор был 8 тысяч, какой-то набор был больше 10 тысяч. Единственно, можно сказать, что у них это легче, они просто на официальном сайте, вот там есть официальный сайт для устройства на работу в правительственные учреждения США, они там заполняли подробную анкету, отправляли, комиссия оценивала эти тысячи анкет и вызывала сотню, и вот сотня, которую они вызывали, они уже проходили углубленный медицинский осмотр. У нас же получается, что каждый, кто подавал полноценное заявление, должен был пройти очень много анализов за свой счёт до ЦПК, и потом в ЦПК, если он прошёл, он будет проходить дальше. Это труднее, т.е. у нас труднее подавать, поэтому, с одной стороны, низкая мотивация, мало людей замотивитрованных, сложный …, у людей по 2 месяца уходило на то, чтобы собрать документы и пройти все… Зачастую человек в каком-нибудь областном городе проходит, а там такого анализа нет, какой вот…
Сергей Ивановский. Необходимо сделать.
Александр Хохлов. Да. К примеру, в Петербурге очень многие проходили в Военно-медицинской академии, т.е. какой-то ряд анализов, благо, что у нас есть Военно-медицинская академия, а в обычных поликлиниках нет. И в Москве тоже искали люди всякие специализированные лётные… а людям из провинции было тяжелее всего, многие анализы, которые нужно было предъявить, многие тесты, их у них не было, и там они как-то исхитрялись.
Дальше: если человек прошёл психолога, он остаётся там, он сдаёт физкультуру. Требования к физкультуре очень высокие, т.е., скажем так, что если мы берём любого самого обычного человека, который не готовился, он их не пройдёт. Т.е. все претенденты готовились: бегали, плавали, прыгали.
Сергей Ивановский. Какие нормативы, какие упражнения?
Александр Хохлов. По нормативам сейчас не скажу, я боюсь ошибиться, но они довольно-таки суровые, к примеру, было такое, что подтянуться 14 раз. Не знаю, это изменилось, не изменилось, но вот была такая цифра. Немножечко правила с 2012 по 2018 год менялись, но 14 раз подтянуться.
Сергей Ивановский. Ну вполне доступно, доступная цифра.
Александр Хохлов. Надо тренироваться, обычный человек не подтянется 14 раз. Но в принципе, те, кто в очный этап выходили, они всё равно тренировались. Важна выносливость, причём выносливость как: либо ты проплываешь хорошо, надо пробежать, ну может, не очень хорошо, либо ты хорошо пробежал и проплыл не очень хорошо, т.е. допускается, т.е. есть люди, которые хорошо плавают, а другие хорошо бегают. Очень редко, вот я даже столкнулся, что очень классные ребята, а вот не могут одновременно и хорошо проплыть, на норматив, и пробежать – либо то, либо то, это разные мышцы, разная тренировка.
Сергей Ивановский. Ну т.е. допускается компенсация одного другим?
Александр Хохлов. Да. В этом году, в 2017, идёт балльная система, т.е. если ты по физкультуре слабоват, но ты всё равно должен всё выполнить, ты можешь не уложиться в некоторые нормативы, но выполнить должен всё, т.е. и подтянуться, и там отжимания, пресс на брусьях, плаванье, бег, сход с трамплина, т.е. у них бассейн есть, трамплин, и ты с трамплина должен такую дугу сделать и плюхнуться в воду, обязательно – это психологический тест, поскольку потом космонавты проходят парашютную подготовку, и я знаю, что люди некоторые проваливались из-за вот этого прыжка с трамплина, особенно в 2012 году. Просто реально есть люди, которые никогда в жизни не прыгали, и вдруг, когда надо прыгнуть, они не подготовились к этому, и они не могут выполнить.
Сергей Ивановский. Ну вот военные лётчики, для них, я думаю, что их-то готовят гораздо серьёзнее, скорее всего?
Александр Хохлов. Вот сейчас, т.к. набор открытый, военных лётчиков не очень много подавалось, хотя они были, они есть, и вполне возможно, что и среди тех, кто будет отобран к лету, будут военные. Вот высока вероятность, я просто знаю информацию, т.е. военные хорошо проходят, они достаточно подходят по их требованиям. Но им придётся уволиться с военной службы, т.е. если правила не поменяют, а в данный момент как только военный лётчик становится космонавтом, он увольняется с военной службы, и у него будет книжка трудовая в ЦПК, в гражданской организации, хотя были попытки эту систему изменить, оставить им звания, как в Америке – в Америке человек становится гражданским астронавтом и остаётся военным, если он уходит в отставку военную по возрасту, а дальше может оставаться просто уже астронавтом. Т.е. у американцев не увольняют американских военных, которые стали астронавтами, у нас с 2010 года увольняют, т.е. в 2010 году всех тех космонавтов, которые были военные, они все ушли в отставку, на пенсию, стали гражданскими.
Значит, физкультура, надо её сдать, и это немножко обидно – у американцев физкультуры такой нет, зачастую человек с учёной степенью может не сдать тест по физкультуре, поскольку он не тренированный, притом что, в принципе, не требуется сильная тренированность там, на орбите, напротив, врачи космической медицины считают, что лучше отправлять на орбиту людей здоровых, тренированных, но не спортсменов, поскольку у спортсмена, который подкачан, много двигается, у него на орбите идут сильные потери мышц, ему тяжело потом вернуться обратно, там поддерживать себя. Это то же самое примерно, как качкам тяжело ходить в походы – они очень быстро тратят калории, им нужно много есть, они сильные, но не выносливые. Поэтому, конечно, космонавтам нужна выносливость, почему тест на бег (длинная дистанция) или на заплыв (длинная дистанция) важен – должна быть выносливость, но при этом качком быть не нужно, поскольку это наоборот мешает, поскольку трудно поддерживать такую форму там, на орбите, в невесомости. Они там бегают 2 часа каждый день, у них тренировки – велотренажёр, беговая дорожка и силовой нагружатель, но всё равно удержать мышцы, как на Земле, им тяжело. Хотя бывают исключения: забавно, что благодаря тому, что на орбите хороший ритм жизни, т.е. режим труда и отдыха, ты можешь есть и тренироваться, тебя меньше беспокоят, чем на Земле, ты высыпаешься, ну там по-разному бывает, но кто-то высыпается. Кто-то там сидит полночи фотографирует Землю – такое тоже бывает. И там некоторые люди наоборот немножко набирают вес, мышцы, жирок сгоняют, здоровеют, т.е. такое тоже бывает, вот очень интересно, хотя всё равно невесомость вредна для здоровья.
После физкультуры сдаются различные экзамены. Есть экзамены, которые сдаются один на один, т.е., например, русский язык – это преподаватель и претендент в космонавты. Он пишет изложение или диктант, боюсь ошибиться, но вот он пишет. Дальше английский язык – то же самое: перевод, беседа, и т.д., а потом сдаётся комплексный экзамен – это математика и физика, история космонавтики и космонавтика, когда сидит претендент, перед ним сидит большая комиссия, и они ему задают вопросы. Подготовиться можно, на сайте ЦПК есть файл, где примерно изложено, что будут спрашивать – это математика и физика (старшие классы школы), на самом деле многие, кто работает уже несколько лет, забывают школьную программу, нужно… претенденты все сидели и учебники листали, пособия для того, чтобы подготовиться к сдаче этого экзамена. Космонавтика: спрашивают, что такое орбита, как летает корабль на орбиту. Дают книжечку по одной из систем корабля «Союз», и человек за вечер должен подготовиться и вот на этом экзамене ответить на вопросы по какой-то системе: это может быть система жизнеобеспечения, система тепловых режимов корабля, двигательная установка корабля. Он должен ответить, чтобы они понимали, как хорошо он изучает технические тексты, с которыми он не был знаком, поскольку ни у кого этих файлов нет по кораблям, кроме как у космонавтов, поскольку это не принято выкладывать в открытый доступ, описание наших кораблей. Т.е. есть картинки, да, но подробного описания нигде нет в интернете, и человек обычный не может его узнать, только если он попал в ЦПК. Физику спрашивают, математику тоже на уровне старших классов, и эта комиссия потом тоже выставляет балл. И затем – неделя очного отбора – суммируют баллы: психология, физкультура, все экзамены, всё, что ему там наставили, записали, кто принимал у него экзамены, и он проходит или не проходит. Буквально 1-2 балла – и человек может не пройти. Вот это важно. Балльная система.
Сергей Ивановский. Ну т.е. там принципиально достаточно, т.е. невозможно, скажем, взять, там, у человека не хватило 1 балла – ну давайте рассмотрим, как он сдавал какие дисциплины, и, скажем, может быть, мы всё-таки ему этот 1 балл доставим, или это не имеет такого принципиального… или там категорично: всё, балла не хватило – до свиданья?
Александр Хохлов. Они в ЦПК достаточно категоричны, и вот я не знаю историй, когда не хватало 1 балла, а когда не хватало 3-4 баллов, не брали, не проходил человек. Но если человек прошёл, если баллов хватило, и он прошёл дальше, наступает этап углублённого медицинского обследования. В ЦПК есть медицинское управление, которое занимается космонавтами, оно же занимается отбором, т.е. человек прошёл, и он начинает 2-3 недели проходить различные медицинские тесты там в ЦПК. К примеру, очень такой интересный тест, не обычный для нас – это кресло КУКа, это кумуляционное ускорение Кориолиса, когда человека сажают в кресло и вращают. Есть 2 теста: один тест – непрерывное вращение 10 минут, человека вращают в кресле, а он вот так вот делает головой туда-сюда, туда-сюда, и 10 минут. Очень важно, чтобы у человека был хороший вестибулярный аппарат, если не он может прокрутиться, он не проходит, всё. А второй тест – то же самое, тоже вращают, но прерывисто. Т.е. человек садится, его вращают в одну сторону, и он в это время должен вот так вот наклоняться с закрытыми глазами, вот так. Укачивает очень сильно. Минуту в одну сторону, затем меряют пульс, давление, минуту в другую сторону – пульс, давление, минуту в другую – и 10 минут: 5 минут в одну сторону, 5 минут в другую сторону. Тоже смотрят. Все мы делимся на 3 категории: есть те, у кого вестибулярный аппарат слабый, и он не пройдёт в космонавты, он не продержится больше 2 минут в этих тестах – таких людей много, к сожалению. Есть те, которые элементарно прокручиваются все 10 минут, у них вестибулярный аппарат очень хороший, устойчивый, там всё нормально у них – их мало, но такие есть люди, и есть средняя категория, которые тренируются – это большинство, и многие космонавты как раз из средней категории, т.е. они тренируемые. Поэтому обычно они тренируются перед отбором: горные лыжи, качели, плаванье, просто самому крутиться, коллега может на кресле крутить – пожалуйста, это тоже будет помогать. И врачи смотрят, что если человек прошёл, например, 5 минут, и ему стало плохо, его остановили, а в следующий раз он прошёл 7 минут, они смотрят: ага, всё – он тренируется. И просто они его, пока он будет проходить другие тесты медицинские, его покрутят раз, покрутят два, покрутят три: дотянул – всё отлично. Организм быстро запоминает, т.е. это тренируется. Так же быстро растренировывается, т.е. если ничего не делать, то опять оно растренируется, что ты сможешь только 4 минуты выдержать или 2, но вот если ты ступеньками тренируешься, то оно нормально.
И дальше тоже самые разнообразные тесты, все тесты медицинские, которые есть, космонавты их проходят, т.е. смотрят во все отверстия, как бы, всё проверяют, ничто не укроется от глаз врача. Потом, когда человек прошёл те тесты, которые можно сделать в ЦПК, они заключают контракт с крупной клиникой в Москве, где очень дорогие высокотехнологичные тесты, и людей туда по 3-4 человека отправляют. Там они делают различные обследования, которые требуют огромной аппаратуры, типа компьютерной томографии, где требуются установки, которые в ЦПК не нужны, и там их нет.
Сергей Ивановский. Ну т.е. мозг исследуют, да, я так понимаю, в основном? Ну т.е. если психологические тесты на каком-то этапе играли самую доминирующую роль, то вот в этом углубленном этапе, когда уже всё отобрали, и вот идёт супер-углубленное погружение в организм человека…
Александр Хохлов. Это сердце, один из важнейших органов – это сердце, по сердцу смотрят, т.е. делают УЗИ, очень углубленное исследование сердца и сосудов, это очень важно для космонавта. Соответственно, мозг – всякие там энцефалограммы делают сложные, сложнее, чем в обычной жизни людям делают, носоглотка, т.е. ЛОР – это один из важнейших специалистов, которые оценивают космонавта, т.е. вот здесь всё должно быть хорошо, все пазухи и т.д., уши, вестибулярный аппарат ЛОР хорошо исследует. Слух, речь, т.е. оценивают… даже вот очень важно устройство челюсти, т.е. кривые зубы могут закрыть путь в космонавты, поскольку требуется определённая речь правильная. Космонавты постоянно делают различные тесты, когда им вставляют сюда вот какие-то приборчики, дыхание изучать, и важно, чтобы прикус был правильный – это важно очень. Все пазухи смотрят, смотрят, что там нет никаких воспалений в челюсти, это очень важно. Лёгкие.
Сергей Ивановский. Претендент пошёл, поставил себе брекет-систему, допустим, или вот у меня искривлена перегородка – пошёл, лёг, операцию сделал…
Александр Хохлов. Это всё можно.
Сергей Ивановский. Это допустимо, потом можно отбираться дальше?
Александр Хохлов. Но смысл в чём – что это надо сделать заранее, т.е. мне известны случаи, когда человеку разрешали делать операцию во время отбора, такое бывало, но это всё негласно, т.е. вообще-то по-хорошему они должны сказать «до свиданья», т.е. у тебя перегородка носовая искривлена – до свиданья. Но вообще-то, я говорю, что когда я отбирался по старой системе, там говорили: да, давай режь, делай операцию, срастётся – приходи. Т.е. просто когда был отбор закрытый, там набирали в течение 4 лет, вот реально они 4 года набирают, и потом отбор, они уже готовых отобранных пропускают. А сейчас отбор по времени ограничен. К сожалению, после многих операций требуется восстановление, и..
Сергей Ивановский. Нет времени?
Александр Хохлов. Нет времени, да, т.е. ты пока будешь восстанавливаться – всё, закончится отбор. Но какие-то мелкие операции, мелкие исправления делают, т.е. это негласно, они это, конечно, не расскажут никому, но это делается, потому что просто не получается иначе, иначе вообще никто не пройдёт. Я приведу такой пример, что на сегодняшний момент только 4 человека озвученных, которые прошли медицинский отбор углубленный, в т.ч. центрифугу и барокамеру, это в конце, после того, как они делают всякие КТ, потом в ЦПК, человек здоров полностью, его сажают на центрифугу, крутят, смотрят там 2 варианта нагрузок – такой вариант и такой вариант, и барокамера – в барокамере откачивают воздух, человека «поднимают» на… ну было 5 тысяч метров, может быть, что-нибудь изменилось, но обычно 5 тысяч метров, смотрят, как его мозг чувствует себя при бедном кислороде наверху, и потом резко «спускают вниз», т.е. накачивают воздух. Это последние тесты, человек годен – всё, ему говорят: ты вышел в финал, езжай домой и жди. К лету должны отобрать 8-10 финалистов, может быть, больше, и уже среди них будут смотреть. Т.е. если отберут 8 и 8 мест – все 8 прошли, всё. Если отберут, например, 15, а 8 мест, ну или, может быть, 10 будет, то будут смотреть, как человек сдавал, какие у него баллы, уже будут смотреть конкретно, сравнивать между собой, будет конкурс. На данный момент отобрались всего 4 человека, т.е. уже превысили тот срок, вообще изначально должны были в декабре отобрать, в декабре должен был быть финал, но т.к. мотивированных и здоровых мало, вот продлили до этого лета, до 2018 года.
При этом, конечно, на мой взгляд, нужно ослаблять требования. Дело в том, что их нельзя просто взять и ослабить, нельзя просто сказать, что у нас было зрение «единица», давайте мы всё, официально пишем, что…
Сергей Ивановский. 0,9?
Александр Хохлов. Ну, 0,9 ещё могут пропустить – ну там, например, -3. На самом деле, многие космонавты летали с -3, просто в линзах или в очках. Например, когда я проходил, у меня тоже близорукость, но я всегда говорил, там: «Какое у тебя зрение?» Я говорю: «Как у Рязанского». Сергей Рязанский летал в очках и в линзах. Олег Кононенко – у него близорукость тоже большая, тоже в линзах он летал.
Сергей Ивановский. Ну видимо, они просто обладали какими-то другими качествами, которые были доминантными?
Александр Хохлов. Да, отбирали каждого отдельно и могли уступить. Но есть разница: тогда отбирали индивидуально, а теперь отбирают потоком, и есть требования, которые они не могут просто так уменьшить, поскольку нужно провести исследование, что 10 человек при зрении -3 – нормально всё на орбите, а это никто не будет проводить, это стоит денег, сложно, поэтому они пока держатся тех правил медицинского отбора, которые ещё с древних времён остались, и это, соответственно, им снижает людей, потому что реально человек с диссертацией, скорее всего, будет близорукий. Т.е. это редкое исключение, что человек пошёл заниматься наукой и техникой, получил кандидатскую степень, что является большим плюсом – он зрение потеряет в этот момент. У меня близорукость тоже появилась, потому что, да, высшее образование, работа – зрение стало ослабевать, и ничего с этим не сделаешь.
Сергей Ивановский. Ну да.
Александр Хохлов. И в итоге ждём мы лета, когда объявят финалистов, но на данный момент только 4 человека, при этом есть несколько десятков, которые сейчас проходят, т.е. из этих десятков они могут отобрать ещё четверых, потому что новых уже нельзя, потому что заочный этап закончился в декабре.
Сергей Ивановский. А вот когда отобрали какое-то ограниченное количество участников, есть какая-то комиссия международная потом, которая их смотрит, или это чисто российская привилегия?
Александр Хохлов. Это отбор чисто в российский отряд, т.е. есть отряд США, есть отряд объединённый в Европе, есть отряд в Японии, в Канаде маленький отряд есть. Поэтому здесь они когда прошли, и наша комиссия их утвердила, они из претендентов станут кандидатами в космонавты. Дальше они проходят 1,5 года общекосмическую подготовку и получают диплом космонавта. Дальше они ещё тренируются 3-5 лет – т.н. подготовка в группах, и потом появляется шанс попасть в экипаж, и вот когда экипаж международный, это уже согласуется между партнёрами. Но тут, на самом деле, редко, когда кто-то вмешивается в человека из другой страны, т.е. американцы выбрали своего, наши выбрали, т.е. там это формальная операция, и я знаю отдельные совершенно случаи, когда, к примеру, человек мог стать командиром экспедиции, а стал бортинженером, потому что партнёры настояли на этом – чтобы он не был командиром. Такое очень редко, но бывает. Обычно всё-таки, скажем так, нет никакого психологического отбора в формировании международного экипажа, как очерёдность идёт в каждой стране, как им нужно, вот в итоге так экипаж и получается.
Сергей Ивановский. А я думал, что всё-таки психологическая совместимость людей из разных стран…
Александр Хохлов. Нет, сейчас такой принцип, чтобы сделать человека, совместимого в любом экипаже, поскольку это чрезвычайно сложно, т.е. провести отбор не получается, потому что, например, если маленький экипаж у канадцев, вот у них есть там 3 человека, например – всё, и они, эти трое, в своей очереди распределены, и уже не получится проверять каждого из этих трёх в разных экипажах в вариациях из других стран, поэтому космонавты – высокоустойчивые люди. Бывают ссоры на орбите, конечно, бывают ссоры, но нет вариантов, из-за того, что слишком много партнёров, экипаж формируется, основная экспедиция – это 6 человек: 3 на одном «Союзе», 3 на другом «Союзе», и вот экипаж 6 человек. Ну никак, вот если мы имеем отряды, ну никак не подобрать так, чтобы все были устойчивы.
Сергей Ивановский. А как, вот ты говоришь – ссоры бывают, а как преодоление психологических конфликтов, какая-то у них… как это вообще решается?
Александр Хохлов. У космонавтов большая подготовка на Земле, т.е. если общаться с космонавтами много, то видно, что они определённая… они обходят острые углы, как бы соглашаются и не соглашаются, они очень опытные. Вокруг космонавтов огромное количество людей – это инструкторы ЦПК, это специалисты РКК «Энергия», это учёные из ИМБП, это поездки за границу, общение с иностранными партнёрами. Т.е. космонавты постоянно находятся в людской среде, они учатся, они часто находятся в замкнутых средах во время подготовки, к примеру, иногда там европейцы, например, собирали астронавтов и космонавтов и отправляли их в пещеры, там был один наш космонавт, маленькая команда в пещерах там занималась спелеологией – такая тренировка психологическая. У американцев они часто экипажи сажают, к сожалению, без наших, но возможно, наши туда тоже будут попадать, есть у них маленькая станция «Аквариус» - это единственный подводный дом на всей земле, т.е. были и другие, но они все не работают, а вот «Аквариус» есть, он около Флориды. И там, например, 2 европейца и американец, японец, и вот они там сидят, в этой станции, выходят только в аквалагнах – это тоже подготовка некая. Поэтому они тренируются, да, плюс когда на борту, у них есть врач, который частично является и психологом, у каждого космонавта есть во время полёта персональный врач, который следит за его… он его главный союзник, т.е. все переговоры только приватные с врачом экипажа. Вот он помогает обходить всякие углы, в т.ч. психологию. Плюс есть условная служба психологической поддержки на земле, ну вот насколько я знаю, она достаточно условная. Мы ещё про сериал поговорим сегодня, я там скажу по поводу условности. Или сразу сейчас скажу…
Сергей Ивановский. Давай сразу.
Александр Хохлов. Просто вот сейчас на Первом канале сериал будет идти «Частица Вселенной», 8 серий…
Сергей Ивановский. Рекламку такую сделаем, да?
Александр Хохлов. Да, и там в этом сериале будет психолог экипажа. Так вот, это немножечко преувеличение, такого психолога, как в этом сериале, в жизни нет. В жизни эту роль играет, скорее всего, врач, но он не психолог, он врач, просто он ещё и за психологическую часть немножечко отвечает, за самочувствие космонавта. Всё-таки там есть психологи, но они не играют такой большой роли, как показано в этом сериале «Частица Вселенной», там психолог просто сильно превышен, такого нет, а есть просто некая работа с экипажем, им там присылают какие-то фильмы, какие-то пожелания, устраивают встречи на Земле через связь с экипажем, плюс уже несколько лет американцы обеспечивают каждой семье планшет, подключённый через определённый канал связи, он дома, и, к примеру, космонавт в выходные дни по видеосвязи, типа Скайпа, только другая программа, через планшет, который американцы дают, в одни выходные он говорит с женой и детьми, в другие выходные с родителями. Т.е. обычно дают 2 планшета – родителям и семье.
Сергей Ивановский. Ну т.е. это подбирается в зависимости от его состояния, да?
Александр Хохлов. Ну да-да-да, т.е. это как бы некая поддержка, чтобы он чувствовал… Надо сказать, что на сегодняшний день благодаря интернету на станции, там есть интернет, экипаж более вовлечён в земную жизнь, чем было раньше. Раньше вообще там бывало как – что им новости аудио пускали, когда станция пролетала над Землёй, вот она над Землёй пролетает, и им включают какие-то новости, они их слушают. И всё, и больше нет новостей. Т.е. реально на станции «Мир» было очень мало земных новостей. Сейчас они чуть ли не телевидение смотрят, у них есть каналы связи через американские спутники-трансляторы, т.е. сейчас экипаж сильнее включён в земную жизнь, чем это было раньше – это легче. Они могут переписываться, у них, они родственникам, друзьям, их адреса включают в почтовый серверы НАСА, и соответственно, у него планшет, туда хоп – письмо пришло, он прочитал, ответил. Есть минутка свободная, он ответил. Т.е. они более вовлечены в земную жизнь, это стало легче. Т.е. он там, но вот он читает на планшете, там смотрит какие-то новости, т.е. стало легче. Раньше доходило до того, что специалисты ЦУПа рассказывали новости экипажу, потому что не было крупных каналов связи. Ну буквально вот я за станцией много лет смотрю, практически 15 лет я работаю по программе МКС, разные должности, разные места работы, но я всё время работаю по программе МКС, и вижу, как там всё улучшается: новые ноутбуки, новые каналы связи. Вот станция летает, за это время там поменялось оборудование связи, раньше у них была только бумажная документация, теперь у них планшеты, даже в корабле планшет, причём как у них: в корабле один человек с планшетом, второй с бумажной, потому что ну мало ли планшет сломается, т.е. бумажная всё равно есть, потому что она энергонезависимая, а планшет может сесть и сломаться, мало ли что случится. Поэтому вот сейчас стало легче, но вот такой психологической службы, как в сериале показано, который я консультировал, «Частица Вселенной», вот он на Первом канале, такого нет сейчас, т.е. это преувеличение.
Сергей Ивановский. Ну вот раз перешли к сериалу, давай немножечко поподробней тогда расскажи: т.е. это некий сериал, который готовился, и ты там выступал в роли консультанта и пояснял, где будут ошибки, верно что-то они придумали по сценарию. Насколько вот этот сериал, ты считаешь, он приближен к реальности или там всё-таки много таких вещей, которые художественные, которые придуманы для красного словца.
Александр Хохлов. Да, много художественного, конечно. Я ещё … проблему – на самом деле режиссёр Алёна Звонцова, там её группа съёмочная, они, конечно, консультировались в разными людьми: они ездили в ЦПК, они были в ЦУПе, с «Энергией», с Роскосмосом общались, т.е. они старались общаться с разными людьми.
Сергей Ивановский. Ну т.е. они к вопросу, по крайней мере, старались подойти ответственно?
Александр Хохлов. Подошли ответственно, да, но им нужен был человек, который в любой момент ответит, потому что все люди, которые в организациях, они работают по формальному признаку, они не готовы работать в нерабочее время, т.е. они работают – вот договорилась съёмочная группа, приехала в ЦПК, факт сделала, всё, т.е. там взяли инструкторов, и они с ними общаются. Но в чём проблема: они с ними пообщались, вернулись обратно. и у них на каждый ответ 10 новых вопросов, а онлайн-связи нет – опять приехать и опять общаться. И в итоге они в Москве искали консультанта, который будет отвечать оперативно, говорить им варианты и т.д., в итоге нашли меня в Петербурге. Оказалось, что в Москве никто не согласился, т.е. никто из людей не захотел тратить личное время, отвечать, общаться…
Сергей Ивановский. Это бесплатно?
Александр Хохлов. Я получил гонорар, он был не очень большим – это тоже причина, т.е. за небольшой гонорар мало кто согласится работать. Т.е. гонорар был.
Сергей Ивановский. Понятно, т.е. работать в режиме онлайн-справочника за небольшой гонорар – естественно, людей…
Александр Хохлов. Вот полгода я был онлайн-справочником, т.е. я консультировал сценарий, я консультировал сами съёмки, костюмеров консультировал, как мог, т.е. я максимально либо давал информацию сам, либо говорил, где посмотреть, либо говорил, что вот там надо спросить, что я не знаю, но надо обратиться туда и туда, т.е. я старался максимально помочь. Очень много помогал им поиском в YouTube: так получилось, было очень забавно – они всё время на русском пытались искать, я говорю: не надо на русском искать, ищи на английском, т.е. лучшие съёмки – это американские съёмки, поэтому надо искать на английском языке, не на русском. У нас так нет видео.
Сергей Ивановский. А что на YouTube он искали?
Александр Хохлов. Какие-то кадры со станции, потому что им нужно было готовить станцию, т.е. они делали макет станции в павильоне и там снимали. Т.е. какие-то кадры оттуда, кадры со старта, ещё чего-то, снаружи в космосе кадры какие-то, поскольку в сериале есть выход в открытый космос. Что интересно: с Роскосмосом у них очень плохо получалось по поводу кадров, в итоге им НАСА дало кадры, т.е. американское агентство дало им – пожалуйста, берите, и там кадры космоса – это американские кадры, не наши, с нашими было тяжело работать им. Единственная проблема была – то, что я в Петербурге, если бы был в Москве там у них, на съёмках, было бы лучше, и там совпало, что у них самые такие насыщенные съёмки, а у меня на работе завал, и я никак не могу уехать. Если бы я был в Москве, я мог бы на выходные или вечером подъезжать, а тут – нет, я не смог участвовать во всём, но онлайн постоянно их консультировал.
В фильме всё равно будут ляпы, поскольку был определённый сюжет, взгляд автора, Алёны Звонцовой, и она не хотела от этого сюжета уходить, а этот сюжет уже вносит ляпы в правдивость истории.
Сергей Ивановский. Можно что-нибудь такое озвучить, или лучше не надо?
Александр Хохлов. Я озвучу один момент, чтобы на меня не говорили, что это я виноват…
Сергей Ивановский. Т.е. хочется сразу оправдаться.
Александр Хохлов. Я честно говорил, что так не бывает: там просто летит 3 русских космонавта на корабле «Союз» на станцию – так давно не бывает, т.е. очень давно 3 русских не летало. Так было на заре, когда могли 3 наших полететь, когда ещё астронавты доставлялись на «Шаттлах», основные экипажи доставлялись на «Шаттлах», а корабли «Союз» летали только для того, чтобы поменять корабль «Союз», он был кораблём-спасателем, и сейчас является кораблём-спасателем, и вот как: во-первых, экипаж доставляется 3 человек на «Шаттле», а тот корабль, который является кораблём-спасателем, но они на нём не возвращаются, они всё равно на «Шаттле» возвращаются, он менялся нашим экипажем. И там как было: либо 2 наших космонавта и турист, либо 2 наших астронавта и европейский космонавт, и был случай, по-моему, кажется, был, когда было 3 наших. Это было давно, сейчас как получается: командир «Союза» всегда наш, как я говорил, что с 2017 года 2 других – это астронавты, но было так, что, например, 1 астронавт и 1 наш. А вот в этом сериале «Частица Вселенной» летят 3 наших, основной экипаж, а на станции 2 американца и корабль «Союз» - но там должен был быть русский. Т.е. вообще должно было быть 6 человек: т.е. там 2 американца и русский, ну и ладно, пускай по сюжету прилетает трое наших. Но там только 2 американских, а американцы не управляют кораблями «Союз». Вот это момент такой был, но по сюжету нужно было, чтобы американцы были там, а наши летели, вот надо было так им.
Сергей Ивановский. Понятно.
Александр Хохлов. Это не было бы неправдой, совсем неправдой, если бы там был ещё один русский, потому что американцы не могут пилотировать корабль «Союз», но при этом иногда бывают бортинженерами, т.е. вот они готовятся на уровень бортинженера, соответственно, если человек – бортинженер «Союза», то он может сесть в командирское кресло и управлять, но просто это не принято, это более углублённая подготовка – командира корабля «Союз», он знает больше, тут играет роль секретность определённая, что мы не можем американцев готовить полностью, как готовят наших космонавтов, т.е. там есть ограничения какие-то, хотя они всё меньше и меньше благодаря международной программе, и т.д.
Вот такой вот ляп, и тут уже как бы… ну так нужно было по сюжету. Я объяснил всё, что так не бывает, и мне потом, когда фильм посмотрят специалисты, скажут: как же там у тебя 2 американца на станции – что ты молчал, почему ты им не сказал, что должен быть ещё 1 наш, который был бы командиром корабля. Ну вот так вот, что делать? Сюжет, драматизм, и т.д. Вот то, что я могу сказать. Там есть и другие ляпы, но я их не буду рассказывать – люди увидят, оценят.
Сергей Ивановский. Ну хорошо. А вот если взять, допустим, фильмы, которые уже не так давно вышли на экраны, вот мы тоже немножко про них говорили, с точки зрения, ну вот Д.Ю. разбирал в этой студии художественную составляющую и не только, но вот с точки зрения космической подготовки, технической составляющей что можно высказать по поводу…
Александр Хохлов. «Салют-7» и «Время первых» - я с интересом оба фильма посмотрел, и вот я читал мнения – очень многим обычным людям нравится больше «Салют-7», чем «Время первых», потому что в «Салют-7» более сюжетно такие очень съёмки красивые, они очень красиво всё сделали, но сразу скажу, что «Время первых» мне понравилось больше хотя, конечно, я не согласен с тем, каким там Беляева изобразили, потому что он был другим, по всем фактам. Т.е. им нужно было для фильма сделать 2 антипода, 2 человека, которые разные, ну он был не таким, как в фильме. Королёв выбрал Беляева лично для того, чтобы быть в нём полностью уверенным, поскольку в первый выход в открытый космос от командира очень много зависело, и Беляев был выбран, как очень-очень опытный человек, лётчик-космонавт, зрелый и очень опытный, и ему доверили сопровождать Леонова, который выходил в открытый космос. Не таким он был, как в фильме показан герой. Есть там тоже некие ляпы, но вот «Время первых» с технической точки зрения более правильный, там очень много правильной съёмки, там использовано настоящее оборудование, консультировались, т.е. в конце, когда они сели, и их потеряли – это неправда, их очень быстро нашли, у нас в России, в СССР много военных баз всегда было, всегда там ПВО, поэтому быстро нашли, куда они сели. Там была проблема, почему двое суток они там были в лесу – вертолёт не мог к ним сесть, их не могли забрать, очень густая тайга, вот реально просто тайга тайгой. Поэтому им сбросили еду, у них сразу был костёр, т.е. быстренько нашли и всё им сбросили, но площадку для посадки сделали дальше, где смогли, и за ними пришли, и потом оба космонавта на лыжах, уже в нормальной одежде тёплой, шапки-ушанки у них были, есть кадры такие, где Леонов в шапке-ушанке идёт на лыжах, и они просто с места посадки на лыжах дошли до места, где сделали взлётную площадку для вертолёта. Ну просто так получилось – они угодили в густую-прегустую тайгу, вот прямо лес и лес – ни поляночки, ничего.
Сергей Ивановский. Ну, излишний драматизм, короче.
Александр Хохлов. Да, им добавили драматизма, что их ищут, что они замерзают, что там радиолюбители…
Сергей Ивановский. Радиолюбители, да, испуганные, что их посадят.
Александр Хохлов. Нет, всё-таки их нашли нормально, много станций слежения стояло и стоит, которые засекли и посчитали, куда они упадут, и быстренько их нашли вертолётами, т.е. это не было проблемой. Но всё равно «Время первых» достаточно близок к реальности, особых претензий нет, т.е. какие-то мелкие претензии – я даже увидеть их не смогу, потому что просто это совсем только человек, который конкретно с этой системой работает, может увидеть детали. Поэтому неплохо, неплохой фильм, к сожалению, мало людей его видело, «Время первых», но посмотреть его стоит.
А «Салют-7» - с ним сложнее, т.е., действительно, сделали драматизм, но при этом использовали настоящее название – «Салют-7», только изменив фамилии космонавтов, они полностью исказили историю и техническую часть, логическую часть. Т.е. к примеру, самое банальное: никаких мыслей о том, чтобы станцию забрать «Шаттлом», у американцев не было, это было бы невозможно. На «Шаттле» возили крупные объекты, но на «Шаттле»…
Сергей Ивановский. Нет, ну согласись – красиво, когда там рядом пролетает «Шаттл», они друг другу помахали, но с точки зрения… ну как сказать, не то, что красиво, но забавно, это просто забавно.
Александр Хохлов. Забавно, но это неправда, потому что, во-первых, американцы бы ни в коем случае не взяли бы неизвестный аппарат внутрь «Шаттла», поскольку это же станция, там выбросы могут быть какие-то, это же может просто «Шаттл» погубить. Какой-нибудь выброс топлива ядовитого, а там ядовитое топливо используется – и всё, и экипаж можно погубить вообще, т.е. нельзя.
Габариты станции большие, там её обрубать… т.е. ну никак. А, там даже в фильме показывали габариты «Шаттла», и там неправильные цифры, они ошиблись, т.е. когда они брали цифры для того, чтобы картинку показать зрителям, они ошиблись в цифрах, там не те числа.
Потом когда «Шаттл» мимо пролетал, он был неправильной конфигурации: когда «Шаттл» летает в космосе, у него раскрыты створки, они являются системой терморегулирования, они сбрасывают тепло. Вот эти створки грузового отсека должны быть открытые. Вот в такой конфигурации, когда он как самолёт – только старт и посадка, т.е. перед посадкой он закрывает створки и начинает спускаться. И всё, т.е. он закрывает их только перед посадкой, иначе «Шаттл» перегреется, створки должны быть открытыми, он по-другому не может тепло сбросить.
Потом, конечно, там не было столько воды, как в фильме – вот эти большие капли. Вода была, но меньше намного, т.е. обычно она там у них была за панелями, она скопилась, и да, им пришлось использовать полотенца, одежду, но не вот так вот, чтобы оно там всё замёрзшее растаяло, и вот такое всё в воде. Просто на станции не было столько воды, чтобы показать вот такую красивую картинку.
А потом там ещё было забавно, как там командир был выбран. Там в начале показывали, что никто не может стыковаться, это была штатная нормальная стыковка, очень часто космонавты стыковались… Для чего нужна ручная стыковка – для вот именно таких ситуаций, когда… вообще наши корабли «Союз» всегда стыковались в автоматическом режиме, но т.к. иногда бывают внештатные ситуации, и сложности, то всех командиров учили стыковаться вручную, и любой другой тоже мог пристыковаться. Просто так сложилось, что когда готовили этот полёт, заболело несколько космонавтов. Это было смешно. Когда Савиных приходил на подготовку, ему говорят: «А у тебя командир заболел», следующий командир. Вот так совпало, просто вот так получилось, что там он готовился с двумя или тремя командирами не потому, что только Джанибеков мог состыковаться, а потому что так получилось, что заболели остальные.
Сергей Ивановский. Ну там, видишь, ещё тоже драматизма нагнали, что вот это было практически невозможно, что они сидели на этом аппарате тренировались, и его хотели прямо уже не допускать…
Александр Хохлов. Тренируются к любому полёту, но это было возможно, иначе бы не полетели. Т.е. это драматизм, излишний драматизм, такого не было, т.е. Джанибеков профессионал, он полетел, пристыковался – всё. Если бы это было невозможно, он бы не полетел.
Потом там момент – этот самый печальный момент в конце во время ВКД, когда они бьют кувалдой по оптическому датчику. Т.е. один такой удар – и станция разгерметизирована. Конечно нет, конечно, все приборы очень тоненькие, корпуса легко сминаются. Это оптический прибор – какая кувалда? И так долго его они били. Просто быстро вмяли бы корпус станции – и разгерметизация. Космонавтов от космоса отделяет 2-3 мм металла в тонких местах, и этого хватает, больше не нужно. К примеру, сейчас на МКС находится надувной модуль БИМ, который не имеет алюминиевого корпуса, там используется кевлар, такие материалы, т.е. там есть изнутри подпорки, и модуль тем, что там есть атмосфера одна, она его держит, форму. И в будущем обязательно, это гарантировано, будут летать корабли, крупные станции, где будет какое-то количество надувных модулей просто из кевлара. Тут не обязательно иметь алюминиевый корпус, а просто, конечно, там, где будет нагрузка динамическая, там всё равно будет металл, никуда от этого не деться, т.е. основная часть станции или корабля будет металлическая, чтобы держать динамические удары от стыковок, ещё чего-то такое, а боковые с грузами будут надувные: пристыковал, надул его, грузы там положил. Если что случилось – люк закрыл, и всё. А утечка из такого модуля будет точно с такой же скоростью, как из алюминиевого модуля, никакой разницы нет – что кевлар, что алюминий: дырочка будет, будет вытекать, они по приборам увидят, люк перекроют – всё.
Сергей Ивановский. А вот эта вот проколотая перчатка – ты рассказывал, что это реальная ситуация, которая была где-то, да?
Александр Хохлов. Да, у американцев один астронавт во время работы в открытом космосе один раз проколол перчатку, и проколол так сильно, что до кожи, и капелька крови вышла, и капелька крови замёрзла в этой дырочке, и соответственно, он только потом понял, что он проколол перчатку. Т.е. отверстие было небольшое, не привело к сильной разгерметизации, при этом надо понимать, что там слоистая защита у скафандров и у перчаток, и конечно, мелкое отверстие буквально можно зажать и вернуться, попросить коллегу помочь вернуться. Эвакуация одного… почему всегда выходят в открытый космос по двое – потому что эвакуация, чтобы один мог спасать второго. Если что-то случилось, сознание потерял, второй его спасёт. Поэтому всегда выходят по двое. Было исключение один раз в истории «Шаттлов», когда 3 человека вышло, там третьего просто впихнули в шлюзовую камеру, поскольку только для двух было сделано, нужен был третий, там была сложная операция с захватом спутника, и нужен был третий человек, двое не справлялись, и вот там его как-то впихнули в шлюзовую камеру, они там втроём вышли.
Вот, а по поводу ещё «Салюта-7»: конечно, там была куча копирования фильма «Гравитация», там был такой пожар мощнейший в фильме – такого быть не может, это какой-то безумный пожар вообще…
Сергей Ивановский. Да-да-да, чуть ли не взрыв там внутри, или что-то вроде этого.
Александр Хохлов. Ну да. Нет, сразу: возгорание – тут же автоматически отрубается вентиляция, и к месту возгорания перестаёт поступать кислород. Быстренько выгорает вокруг – и всё. Просто был знаменитый пожар на станции «Мир», там была проблема в том, что горел патрон для производства кислорода, т.е. он сам выделял кислород и сам горел – в этом была проблема. Т.е. когда отрубилась вентиляция, а что сделаешь – он сам выделяет кислород и сам горит. Поэтому они просто ждали, когда он прогорит. Когда он прогорел, они включили специальную систему, которая фильтрует с помощью активированного угля весь дым, они сами были в масках. Они пытались тушить огнетушителями, но оказалось бесполезно – слишком большая температура, и поэтому фактически он просто прогорел. Когда он прогорел, всё – пожар был ликвидирован. Поэтому, конечно, вот это что в «Гравитации» пожар, что в «Салюте-7» - это нарушение всей логики, т.е. всё делается, чтобы такого не было: подбор материалов, система пожаротушения, датчики – всё сделано, чтобы такого не было, алгоритмы по отключению вентиляции, и они в фильме нам показывают, что такой сильный пожар, всё… Нет, конечно, такого быть не могло, ещё одна из грубых ошибок, неприятных.
Просто проблема в том, что есть же 2 типа ошибок: одно – это историческая, если они фильм делают примерно по истории, и они от истории отходят – это одно, как вот во «Времени первых», что они там потерялись, и долго их найти не могли, к примеру, а есть ошибки логические и физические, т.е. когда получается, что съёмочная группа нарушает законы логики и физики.
Вот там ещё такой момент, к примеру, сейчас вспомнил: они когда стыковались, они были в скафандрах, и вот скафандр «Сокол», защитный скафандр, он используется как раз: выведение, стыковка и спуск, он должен продублировать систему жизнеобеспечения на случай разгерметизации корабля. Т.е. они дышат той атмосферой, которая в корабле находится, но вот, например, они стыкуются к станции, и вдруг они в неё врежутся, тогда воздух начнёт истекать из корабля, а они в скафандре, и всё, т.е. у них шланг отдельный, отдельный бак с кислородом. Так вот, в момент напряжённейшей стыковки корабля «Союз» к станции «Салют-7» у них открытые шлемы скафандров. Ну вот это его цель, вообще они в этом скафандре для того, чтобы в нём пристыковаться, т.е. он их защищает в случае столкновения со станцией, и это, как они пишут, типа, сложная стыковка, он единственный, кто может готовиться, и они стыкуются с открытыми шлемами – ну зачем тогда? Могли бы вообще без скафандров лететь тогда. Кстати, такое было – летали без скафандров, начиная с «Союза-1» до «Союза-11» летали без скафандров, и вот при посадке первого экипажа станции «Салют-1» - Волков, Добровольский, Пацаев – у них при посадке открылся клапан выравнивания давления выше, чем нужно. Он должен был открыться уже в тропосфере, когда будет парашют открыт, чтобы выровнять давление, чтобы у них не было баротравмы при открытии люков, и чтобы люк открыть можно было, когда … давление, а у них открылся в стратосфере, и за секунды весь воздух вышел, а они были без скафандра. И вот 3 человека – практически мгновенная смерть, наша вторая потеря – сначала Комаров погиб, у него не раскрылся парашют, корабль «Союз-1», а тут вот «Союз-11». После этого ввели обязательные скафандры-спасатели, теперь только в скафандрах летают, они именно вот нужны на старт и посадку, на случай разгерметизации корабля.
И тогда сначала летали по двое, было время, что летали по двое, поскольку дополнительное оборудование, скафандры потребовали объём, и втроём они уже не помещались в скафандрах. Потом корабль доработали и стали по трое летать на кораблях «Союз», т.е. корабль «Союз» многократно дорабатывался, включая то, что если посмотреть, все космонавты-ветераны ростом с меня, примерно 170 см, а сейчас летают под 190 см, потому что там тоже конфигурацию поменяли внутри так, чтобы человек умещался и высокого роста, и очень часто бывает забавно: прилетают космонавты и астронавты на Байконур, выходят из корабля, и наши вот такие, а вот такие вот американцы, итальянцы, вот такие вот, просто потому что корабль адаптировали, и те-то набирались под «Шаттл», а в «Шаттле», как в самолёте, рост неважен, ты не дотягиваешься до потолка, ты сидишь в кресле, как в самолёте, а наши в ложементе, в позе эмбриона, и раньше отбирали только до 170 см примерно, потом 180 см, а теперь вот в наборе 2017 года требование – 190 см, но я знаю, что летали астронавты и 193 см, к примеру, т.е. очень высокого роста, как баскетболисты. Это благодаря тому, что корабль модифицировали, корабль «Союз».
Сергей Ивановский. Ясно. Какие дальнейшие планы, чем собираешься дальше заниматься – может быть, какие-то ещё фильмы консультировать или, может быть, в карьере какой-то дальше изменения планируешь?
Александр Хохлов. Буквально на днях у меня был интересный опыт, связанный с космонавтикой в некотором смысле – я поучаствовал добровольцем-испытателем в эксперименте по сухой иммерсии.
Сергей Ивановский. А что это?
Александр Хохлов. В ИМБП есть такое подразделение, которое занимается гравитационной физиологией. Как всё это началось серьёзно развиваться: в июне 1970 года на орбиту летал корабль «Союз-9», это был рекорд по абсолютному времени пребывания в автономном полёте. Вот часто можно смотреть: если есть космический корабль, у него есть 2 времени существования, одно время – это автономный полёт, вот он стартовал, полетал и вернулся, а второе время – полёт в составе станции и … комплекса, т.е. он прилетел туда, пристыковался, побыл там полгода в составе станции, отстыковался и вернулся. Это 2 времени разных, т.е. автономный полёт может быть 5 дней, а в составе станции полгода, к примеру. Так вот, «Союз-9» с экипажем, командир был Андриян Николаев и бортинженер Виталий Севастьянов, они поставили абсолютный рекорд – 17 суток 16 часов в автономном полёте на корабле «Союз», вот 2 мужчины в замкнутом пространстве корабля, а это примерно как легковая машина, там 2 модуля – спускаемый аппарат и бытовой отсек, в бытовом отсеке туалет, один может спасть в спускаемом аппарате, второй спать в бытовом отсеке, там какая-то еда, система, чтобы пить – всё есть там, но нет в корабле никаких тренажёров, он маленький. И до этого полёта, до 1970 года не думали о том, что может быть серьёзная атрофия мышц и т.д., и вот когда они вернулись из рекордного полёта, вдруг оказалось, что у них всё плохо, они чуть сознание не теряют, встать не могут, потом микроинфаркт сердца был у Андрияна Николаева. Они несколько дней были в госпитале. Оказалось, что в невесомости в отсутствие нагрузок, гравитации, физкультуры атрофируются мышцы и очень быстро атрофируется сердце. Т.е. 2 недели нормально всё, 2 недели можно летать в космосе в невесомости, и ничего не будет. Бывают лженаучные ролики, где говорят, что почему американцы возвращаются такие здоровенькие, а наши лежат? Путают время, они не понимают, что 17 дней – это уже всё, это плохо, а 14 дней – нормально. И наши тоже когда летали 1-2 недели, тоже всё нормально было, а вот когда мы начинаем выходить на третью неделю, начинаются необратимые изменения в т.ч., и вот там человек может живым не вернуться.
Поэтому ИМБП была поставлена задача: что делать, чтобы люди летали долго? Сначала им было нужно понять, а вообще что происходит в невесомости, и они начали придумывать модели. Модели основных 2: одна – это испытателей стали класть головой вниз в кроватях специальных, вот человек лежит, у него кровь притекает к голове, и он неподвижный, соответственно, мышцы начинают атрофироваться, голова краснеть, болеть от крови. Но эта модель для ряда проектов интересна, в первую очередь для того, что кровь приливает к голове – вот для этого нужна, но мышцы атрофируются медленно, всё равно то, что на поле находишься, всё равно гравитация есть, и атрофия идёт медленно, сердце всё равно работает, гоняет кровью И придумали другую модель – называется иммерсия: стали испытателей класть в бассейн, он там в плавках плавает, и у него начинает… отсутствие опоры, как в космосе невесомость – нет опоры, он в воде, гипогравитация за счёт выталкивающей силы Архимеда. Но первая модель оказалась неудачной – в бассейне кожа портится от воды, поэтому следующим этапом они попробовали одевать в костюм испытателей, но в нём он потеет – тоже не вариант. И придумали вариант сухой иммерсии – это маленький бассейн или ванна, которая с водой, с подъёмником, а в подъёмнике отверстия, чтобы он мог подниматься и воду пропускать через себя, а сверху плёнка. Человека кладут в плёнку, на плёнку кладут простыню, человек в трусах, в носках, в футболке – в плёнку и лежит там. Рекордный был 56 дней, а обычно 3, 5 или 7 суток. И соответственно, человек фактически испытывает короткий космический полёт, у него начинается атрофия мышц, у него нет опоры, у него перераспределение жидкостей, из-за чего живот начинает пучить. И благодаря изучению испытателей в иммерсионных ваннах, поняли, что надо делать. Там как делали: над ними делали подвес с тренажёрами, вот он лежит в ванне, контрольная группа лежит в ванне, у них идёт атрофия мышц. Другая группа лежит в ванне, но их поднимают, и они бегают и крутят педали, подвешенные, потом опять в ванну. И увидели, что да, физическая тренировка помогает, в итоге на орбитальных станциях стали ставить велотренажёры, велоэргометр, беговые дорожки, экспандеры, и космонавты в итоге стали заниматься спортом на орбите, 2 часа каждый день. Вот ты летаешь полгода или 1 месяц – каждый день 2 часа тренировок. Это компенсирует…
Сергей Ивановский. Они разбросаны во времени или за раз 2 часа? Сама тренировка 2 часа?
Александр Хохлов. Обычно 2 часа, да.
Сергей Ивановский. Или там полчаса, полчаса, 40 минут, 40 минут?
Александр Хохлов. Насколько я помню, обычно всё-таки 2 часа непрерывно в день, а если что – неделя, и меняются, т.е. в этот день ты бегаешь, в этот день ты крутишь, тут у тебя силовой нагружатель. Я не помню, есть ли такое, что 2 часа разбивают на 2 тренажёра – может, такое тоже есть. Там есть какие-то режимы, надо уже смотреть определённо, что, например, ты пробегал 2 часа, а может быть, у тебя там есть – ты час пробегал и час педали крутил, но это надо смотреть конкретно, это менялось, и я боюсь ошибиться, но точно 2 часа резервируются, не разбиваясь. Это просто неудобно, потому что это ... цикл жизни футболок, они называют: футболка надевается чистая, носится 2 дня, потом эта футболка используется на физкультуре, т.е. она всё время сушится, но в ней начинают бактерии, пот, всё такое, а потом она выбрасывается. Они все это мокрое нижнее белье… Они всегда высушивают, они никогда не выбрасывают влажное, они высушивают, чтобы вода вернулась в регенерацию, потом они пьют. Весь пот, всё это пьётся, это система регенерации воды из конденсата, и есть у американцев из урины тоже. Как они шутят: «Вчерашний кофе стал сегодняшним кофе». Но это шутка, потому что, сейчас скажу, на самом деле они могли её пить, она ровно такая же, она становится дистиллят, потом добавляются соли, и они пьют, но просто принято сейчас, что та вода, которая из пота и дыхания, её пьют, это из конденсата, а та, которая после урины, после мочи, её пускают на производство кислорода, т.е. её не пьют, а кстати, могли бы пить, на станции «Мир» пили, но просто здесь так принято, что от одной системы она идёт на производство кислорода – электролизом вода разделяется на водород и кислород, и кислородом дышат, а та, которая от пота и выделений, и дыхания, она идёт в систему, которая перерабатывает, насыщает солями, и там есть кран, который можно подогреть. У них нет кипятка, у них 86, по-моему, градусов, и у них пакетики – кофе, чай, вода – кранчик, заливается, трясётся, и через трубочку они пьют кофе или чай, сок, суп.
Сергей Ивановский. Самые банальные вопросы: из тюбиков едят? Чего там, как у них с едой?
Александр Хохлов. Из тюбиков давно не едят, конечно.
Сергей Ивановский. Ну понятно.
Александр Хохлов. Тюбики были, когда летали в кораблях, где нельзя было подогреть пищу, поэтому был тюбик: выдавил, съел, убрал. Как только появились орбитальные станции, там появились, во-первых, системы регенерации воды, соответственно, а в тюбике жидкость, не надо её возить, поэтому стали как: основная еда – это пакеты с сублимированными творогом, супом, каким-то блюдом. Вот он сухой, его ставят на плиту сухим, а вода у тебя постоянно регенерируется, ходит туда-сюда, т.е. она потихонечку теряется, но медленно. Ты наполнил водой, встряхнул, и вот у тебя борщ, ты через трубочку борщ ешь, там всё меленькое, там всё хорошо. Потом вторые блюда – это консервные банки, это просто удобно: у них есть подогреватель пищи, банка туда вставляется, подогревается, потом её достают, она прогревается не сильно, поэтому прямо рукой её достают, ключом открывают, и консистенция достаточно густая, оно не разлетается. Ложкой берёшь – хлоп, а оно всё держится, вот я зачерпнул ложкой, и оно не улетает, и ешь. Т.е. вторые блюда – это каши с мясом. Фактически, если смотреть меню – это как туристы, у туристов тоже бывают консервные банки, там гречка с рыбой, гречка с мясом, не знаю, картошка с чем-то, т.е. всё это такое… или мясные блюда, рыба какая-нибудь – она в консервной банке: открыл, поел. Есть какие-то вещи типа… например, в «Прогресс» свежие фрукты и овощи доставляются, вот прямо свежий фрукт, ты его ешь, и всё, прямо нормально. Соль: помидорчик посолить – это жидкая солонка, ты капельки соли на помидорчик, капельки силой натяжения держатся, не улетают, ты и ешь его. Напитки, соответственно, сублимированные. Когда летали «Шаттлы», часто вообще там в баках привозили еду, с жидкостью, т.е. не экономили, «Шаттл» большой, еды много могли привезти – привозили всякие вкусные вещи. Сейчас иногда там от семьи могут тоже привезти что-нибудь в банке, домашненькое такое что-нибудь: банку открыл и поел.
Сергей Ивановский. Посылка такая.
Александр Хохлов. Посылка, да, посылки – это помогает очень, какой-то вкус. В невесомости меняется вкус, поскольку перераспределяются жидкости, лицо опухает, насморк. Вот у меня, когда я лежал в ванне сухой иммерсии – вот недорассказал я, сейчас расскажу, почему я участвовал – у меня тоже был нос заложен, как у них на орбите, чуть-чуть заложен нос, поскольку жидкости по другому перераспределяются.
Так вот, я стал добровольцем этого эксперимента, лежал 5 суток в ванне, он продолжается ещё, этот эксперимент, т.е. он там почти 2 месяца идёт, 10 испытателей – по двое, 2 ванны. Они просто в этом эксперименте настраивают систему электромиостимуляции: либо на станции можно бегать, либо надеть на ноги электроды и током стимулировать мышцы, мышцы сокращаются – это тренировка. 3 часа электромиостимуляции – как будто ты 2 часа гулял по парку. И вот, соответственно, в этом эксперименте все испытывают электромиостимуляцию, а будут сравнивать с данными тех испытателей, которые лежали просто в иммерсии, без стимуляции. Т.е. в нашем случае должно быть легче встать, легче ходить, легче держать позу, и должна меньше быть потеря мышц, мышечной массы. Вот 5 суток я лежал в этой ванне.
Сергей Ивановский. Тяжело?
Александр Хохлов. Это тяжело.
Сергей Ивановский. Психологически, наверное, да?
Александр Хохлов. Вот психологически мне было тяжело только в первую ночь, я … уснуть, я спал всего 2 часа, очень непривычные условия. У меня начались боли, обычно из-за того, что позвонки немножко растягиваются, позвоночник распространяется, у меня мой рост 169 см, в ванне он стал 172 см.
Сергей Ивановский. Ничего себе! Очень порядочно.
Александр Хохлов. На 3 см просто вот... Сейчас он у меня уже вернулся обратно. Массу я потерял – 1 кг жира, жидкости и жира я потерял, там сканирование показало, что да, жировая ткань немножко уменьшилась – это из-за того, что я там не двигался, но при этом нормально ел только в первый день. Со второго дня из-за того, что у меня начал немножко пучить живот и болеть из-за перераспределения жидкостей, метеоризм т.н., газовыделение, у меня аппетит резко упал, и я уже просто ел, потому что нужно есть, но ужин, например, совершенно там, типа... там фруктовый салатик чуть-чуть и всё.
Сергей Ивановский. Т.е. ты можешь там шевелиться, что-то делать или как?
Александр Хохлов. В ванне ты лежишь, тебя во время еды и некоторых тестов, потому что... почему психологически было легко – ты всё время под вниманием, и у тебя весь день медицинские тесты, эксперименты, поэтому нет скуки, ты не скучаешь. Если что, ты можешь почитать, можно пользоваться с телефона интернетом, это разрешается. Главное, что ноги в спокойствии, там болтаются немножечко, никакой нагрузки.
Сергей Ивановский. Т.е. ты не имеешь права двигаться как бы, да, крупных движений делать?
Александр Хохлов. Вот активно двигаться нельзя, да-да, потому что это тоже влияет. Ты просто лежишь и лежишь. У многих сильно болит спина, мне повезло – у меня не сильно болела.
Сергей Ивановский. А можно под спину что-то подложить?
Александр Хохлов. Нет, ты вот на этой плёнке на воде, нельзя, и подушку подкладывают, только когда ты ешь, чтобы ты мог удобно есть, потом её вынимают, и у тебя нет опоры, никакой опоры не должно быть.
Сергей Ивановский. Это есть такие, я не знаю, насколько это близко – есть такая процедура, флоатинг называется, когда ты в воде солёной просто лежишь...
Александр Хохлов. Отличается, да.
Сергей Ивановский. И там вот, я помню, что тоже я, час находясь, я понимаю, что у меня шее немножечко неудобно, она вот так вот, и я не знаю, как 5 суток – это сурово!
Александр Хохлов. Есть некоторая разница, и вот, например, эти ванны сухой иммерсии также используются в медицине для расслабления, но расслабление – это несколько минут, час, но не 5 суток. 5 суток – это не отдых, это работа, напряжение, и это тяжело. Со вторых суток начинается острая адаптация, и фактически я побывал в космическом полёте, меня только не укачивало, вот их тех факторов реальных, которые есть, только укачивания не было, а так я испытал то, что испытывают космонавты в первые дни. А потом к 5 суткам я адаптировался, т.е. мне стало хорошо, добавилась эйфория от того, что я скоро выхожу, но это испытание, т.е. не каждый выдержит, поэтому смотрят врачебная комиссия оценивает, та самая, которая раньше отбирала гражданских космонавтов.
Сергей Ивановский. Подключали к тебе электроды, или ты был в той группе, которая лежала просто?
Александр Хохлов. С электродами, 5 суток каждый день 3 часа. Т.е. 3 часа меня били током...
Сергей Ивановский. Подряд?
Александр Хохлов. Подряд, да-да-да.
Сергей Ивановский. 3 часа били током! Да, это сурово.
Александр Хохлов. Да-да-да, это интересные ощущения, но это пригодится, это на орбите использовалось в экспериментах, и для обездвиженных больных иногда используют.
Сергей Ивановский. Как ты выходил в итоге из этого состояния? Т.е. вот 5 суток прошли, тебе сказали – дальше что происходит?
Александр Хохлов. Да, вот для них очень ценно, т.е. перед этими сутками я проходил измерение фонов т.н., т.е. фоновые измерения, когда все эксперименты, которые потом проходили, снимали, какой я в нормальной жизни, вот я здоровый, в гравитации, всё нормально, вот меня снимают, как есть. Потом эксперименты проводились в ванне по изменениям, по влиянию гипогравитации, и потом для них самое-самое ценное – это первые часы после, т.е. меня из ванны поднимают на каталку, на каталке везут в лабораторию, в лаборатории активная ортопроба, т.е. меня всего датчиками облепили, я лежал 15 минут, потом я встаю, и вот стоя 15 минут, я испытывал, конечно, боль в голове, такую, сравнимую, как... я донор крови, когда сдаёшь 450 мл крови, голова начинает немножко гудеть, там какое-то такое ощущение есть. И вот когда ты встаёшь после иммерсии, когда ты лежал горизонтально, у тебя кровь отливает к ногам, и голова начинает немножко болеть и гудеть, вот как будто ты донорскую кровь сдал – такое ощущение было, и ноги начали трястись. Т.е. я выстоял 10 минут пробы, нормально всё, но ноги тряслись, я чувствовал слабость, некую слабость вестибулярного аппарата, поскольку всё-таки я лежал, а тут поменял стоя. И потом было несколько тестов, когда я, меня толкали, тут такая табличка вешалась, и меня толкали специальным таким щупом, и они смотрители, как мой вестибулярный аппарат реагирует на возмущение. А потом я там ходил, полевой тест-эксперимент, там просто ходишь кругом и гусиным шагом, гуськом вот так вот делаешь, а они смотрят, как вот... Да, изменения были, я просто их чувствовал, видел, что меня укачивает, всё – это нормально, так должно быть.
Сергей Ивановский. Через сколько пришёл в норму конечную?
Александр Хохлов. В первый день я ходил немножко с неуверенностью, т.е. приходилось немножко дополнительно думать осознанно, как я хожу. Во второй день у меня остался только фон, какое-то такое ощущение. На третий день уже всё отлично, я уже не помнил, что я был в ванне, т.е. уже всё прошло. Это нормально, считается, что при космическом полёте сколько ты был в полёте, столько дней ты восстанавливаешься. Ну соответственно, полное восстановление, потом после эксперимента ещё несколько дней испытателей проверяют на разных тестах медицинских, смотрят, как они восстанавливаются. Но обычно всё это... т.е. никакого вреда моему организму не было и не должно было быть, поскольку это всё обратимые изменения. Это надо быть долго в невесомости, чтобы были необратимые изменения.
Сергей Ивановский. Ясно. Ну что, спасибо. Я думаю, что на сегодня можем закончить. Если у нас будут какие-то вопросы от зрителей канала, возможно, сделаем какой-то дополнительный ролик с ответами, может быть, если будет ещё что-то интересное – приходи, расскажем, поделимся.
Александр Хохлов. Хорошо. Я просто хочу поздравить всех зрителей с Днём космонавтики – у нас очередная годовщина полёта Ю.А. Гагарина, всё-таки это праздник, и может быть, когда-нибудь его сделают красным днём календаря, поскольку для всех нас очень важно, что именно мы, наша страна положила начало пилотируемой космонавтике и вообще космонавтике в понимании... ну и первый спутник, 1957 год, и первый человек. Это очень важно, поэтому я всех поздравляю с праздником, не забывайте, что от всех нас зависит, будем ли мы дальше летать в космос, поскольку не всё хорошо в пилотируемой космонавтике, и нужно это осознать и всей страной принять решение, что... На самом деле, как американцы полетели на Луну – это было решение всей нации, так и нам, если мы хотим идти дальше в космосе, это должно быть решение всей нации, а не только Роскосмоса или отдельных учёных каких-то, это мы все должны осознать, что это важно – развивать космонавтику, летать в космос, и даже если кажется, что пользы нет – это неправда, польза есть, просто есть польза быстрая, а есть польза долговременная. Вот пилотируемая космонавтика всю быструю пользу уже принесла, теперь те эксперименты, в которых я участвовал, вот в сухой иммерсии, они уже приносят пользу на Земле давно. А есть та польза, которая будет только через десятилетия, и даже столетия, надо просто это осознать, что не всё сразу, не всё быстро, что пилотируемая космонавтика в этом смысле является фундаментальной наукой, т.е. это именно нахождение жизни вне Земли. Это очень важно, т.е. нет жизни вне Земли, только то, что мы сделали своими руками, люди, осознанно, т.е. нам до сих пор не известно никаких микроорганизмов вне Земли, только то, что мы доставили с Земли, и это фундаментально. Т.е. до сих пор не найдено жизни нигде во Вселенной – ни сигналов, ни бактерий внутри Солнечной системы, ничего нет, пока есть только мы, и с этим мы должны жить и понимать, что в самой далёкой перспективе только от нас зависит, останется ли жизнь вообще, потому что, понятное дело, что не сейчас, не мы, а мы люди только сами свою жизнь контролируем, а Солнце потихонечку будет более ярким, и Земля через миллионы лет, через миллиарды лет выйдет из зоны обитаемости, здесь вода вскипит, поэтому...
Сергей Ивановский. Т.е. тот задел, который сейчас делают космонавты, они делают задел на...
Александр Хохлов. На долгое будущее.
Сергей Ивановский....на очень долгое будущее.
Александр Хохлов. Да, т.е. это на миллионы лет. Ну я не знаю, хотят ли люди быть видом, который живёт миллионы лет.
Сергей Ивановский. Ну точно так же, как с любой фундаментальной наукой – т.е. люди, занимающиеся теоретической математикой той же, да, т.е. там открываются какие-то законы математические, которые мы даже не можем осознать, но вдруг бабах – открывается какое-то физическое явление, и это явление описывается каким-то законом, который там придуман каким-то математиком 200 лет назад. Ну вот оно сработало.
Александр Хохлов. Самый простой пример – это двоичная система, которая в компьютерах везде используется, во всех компьютерах, она была за 200лет придумана до появления компьютеров, т.е. никто не понимал, зачем она нужна.
Сергей Ивановский. Да, но её придумали, и таких миллион примеров, да.
Александр Хохлов. Её придумали, а потом оказалось, что её можно использовать.
Сергей Ивановский. Да-да-да, ну точно так же и с космонавтикой, естественно: да, люди полетели, люди увидели, попробовали, протестировали, всё это опытным путём. Ну, посмотрим, поживём, дожить бы до конца своей жизни, подольше желательно, чтоб увидеть, что получится.
Александр Хохлов. Да.
Сергей Ивановский. Спасибо. До свиданья.
Александр Хохлов. Всего хорошего, до свиданья.
Новости
VIP
