Клим Жуков. Всем привет! Сегодня мы поговорим о Ливонской войне, будет второй ролик по этой теме. В прошлый раз – напомню тем, кто не видел, я думаю, ссылочку мы приделаем под роликом – мы с Д.Ю. разговаривали о политической обстановке в Прибалтике и вообще в Восточной Европе, которая и привела к Ливонской воне, а точнее серии Ливонских войн, которые продолжались 25 лет. В следующий раз мы будем говорить непосредственно о военных действиях, ну а сейчас, чтобы подойти к этому вопросу наиболее глубоко, мы поговорим об основных действующих лицах Ливонской войны, точнее, правильно сказать, войны за Ливонское наследство и последующей войны за Прибалтику. Естественно, мы поговорим о вооружённых силах. К сожалению, Д.Ю. сегодня нет, буду отдуваться один. Надеюсь, получится неплохо.
Сначала перечислим тех, о ком будем говорить предметно сегодня. В первую очередь, конечно, это русская армия, русские вооружённые силы Ивана Грозного: кем они комплектовались, какого они были размера, чем вооружались, как собирались на службу. Естественно, второе – это войска Ливонского ордена, третье – войска Великого княжества Литовского и Польши, которые потом были объединены в единую Речь Посполитую в 1569 году по условиям Люблинской унии, и конечно, войска Швеции. Сразу скажу: пройдём широким мазком по всем указанным странам, потому что говорить о подробностях вооружённых сил каждой страны – это требует отдельных роликов, не по одному ролику на каждую страну, потому что и вопросы комплектования командного состава, и вопросы мобилизации, вопросы военной логистики, вопросы обеспечения, вопросы численности – это всё до сих пор в большой мере вопросы дискуссионные, до конца не разрешённые, не вполне исчерпывающе обеспеченные источниковой базой, т.е. говорить нужно с большой степенью сослагательности, подробно, в общем, конечно, очень интересно, но всё таки у нас сейчас задача говорить о Ливонской войне, и о вооружённых силах я говорю только в качестве предварительной меры, чтобы вы хорошо себе представляли, кто в основном участвовал в этой серии войн.
Итак, начнём мы с нашего родного русского войска. Как мы знаем, при Иване Третьем была оформлен уже некоторое время назад запустившийся процесс развитой феодализации войска, т.е. когда войска, основная часть войска – именно конница была испомещена на землю, т.е. начался процесс т.н. поместного верстания, т.е. классика феодальной службы: дворянин владеет землёй на условных основаниях – до тех пор, пока он использует доходы с данной земли, чтобы нести военную службу в лице себя и своих боевых слуг или своего боевого слуги, в зависимости от размеров дохода, получаемого с имения. Почему поместье – потому что их туда у нас на Руси напрямую испомещали. Естественно, при Иване Третьем этот процесс только начал оформляться, хотя, конечно, мы знаем, что аналогичные попытки предпринимались и раньше, и с 14 века вообще идёт процесс феодализации, наверное, со времён Ивана Калиты, когда впервые упоминается термин «помещик», т.е. некто испомещённый на землю, но вот при Иване Третьем мы видим целенаправленную реформу, которая была предпринята: в Новгород после его разгрома, после присоединения мятежного города, мятежной республики к Москве в новгородские земли были испомещены целенаправленно первые помещики в количестве, если я не ошибаюсь, 1600 человек. Сейчас точную цифру назвать не готов, но порядок такой. Им были развёрстаны земли и крестьяне, именно с тех пор развитая феодальная структура военной службы начала употребляться повсеместно на Руси и приобрела свои окончательные формы ко времени правления Ивана Грозного, Ивана Четвёртого.
Сразу нужно сказать, что очень долгое время порядок прохождения службы специально если был регламентирован, то мы об этом ничего не знаем, нам об этом источники не говорят ничего. Скорее всего, он регламентировался на условиях обычного права, т.е. не писаного права, а обычного права, которое имело вид, как бы мы теперь сказали, понятий – т.е. вот тебе по понятиям дали землю, а ты по понятиям с неё служишь. Соответственно, если не служишь, у тебя по понятиям эту землю отберут. Ну а к Ивану Грозному поместное войско, т.е. поместная конница, основа воинской силы в Восточной Европе – это именно конница, приобрела, во-первых, изрядную численность, так что её элементарно удержать в голове не могли власть предержащие, во-первых, во-вторых, конечно, ведение серьёзных имперского типа войн потребовало упорядочения структуры этого войска.
В 1550 году Иван Грозный начал ряд военных преобразований: была сформирована т.н. избранная, точнее выборная, если говорить правильно, тысяча, т.е. тысяча дворян вокруг Москвы и в самой Москве были достаточно хорошо обеспечены землями, так что могли гарантированно проходить службу по всем нормам, которые тогда были приняты, о нормах я скажу чуть позже.
В 1552 году по Соборному уложению войско получило чёткую сотенную структуру, т.е. сотни были раньше, потому что войско с момента знакомства с монголами, судя по всему, подразделялось на десятичной основе: десятки, сотни, тысячи, но теперь это было введено в писаное правило. Конечно, было бы большой ошибкой думать, что сотня – это 100 человек, сотня – это не 100 человек, сотня – это в идеале 100 человек, а на самом деле это тактическо-организационная структура, т.е. в сотне – в роте, по-нашему говоря – могло быть и 50 человек, могло быть 20 человек, а могло быть 200 человек, и это требует каждый раз, когда мы говорим о сотнях, внимательнейшего рассмотрения источниковой базы – что конкретно имеется в виду под данным термином, т.е. нельзя сказать, что если у нас было 5 сотенных голов в походе, значит, под их началом было 500 всадников, могло быть 300.
Но тем не менее, армия получила чёткую писаную структуру: во главе сотни, основной тактической единицы, стоял сотенный голова. Голова, т.е. капитан, говоря по-нашему, от латинского «капита» - «голова». Так вот, голова – это был центурион Ивана Грозного, по меткому замечанию замечательного исследователя Олега Курбатова из Москвы. Центурионы – это был становой хребет командного состава армии, как правило, туда выбирались не просто опытные люди, а опытные и родовитые люди, поскольку весь порядок жизни Русского государства в его верхней части был проникнут духом местничества. Что это такое, я уже неоднократно рассказывал, тем, кто не знает, напомню: огромная масса князей, бояр и т.п. старой родоплеменной, ещё доставшийся от времён Рюриковичей аристократии оказалась в едином государстве. Раньше они были разбиты на удельные княжества и, в общем, существовали в этих княжествах уже не одно поколение, и структура внутри них была устаканена более-менее. И вот теперь они все оказались под властью единой Москвы. Кстати говоря, многие из них оказались непосредственно в Москве, а т.к. это феодальное государство, которое очень слабо контролируется центральной властью, по нашим, конечно, современным меркам, все они могли передраться, причём передраться в прямом смысле слова, потому что частная война во многих странах, особенно в то время в Восточной Европе, частная война феодалов друг с другом внутри страны была обычным делом и рутиной жизни. Терпеть такое было нельзя, потому что было напрямую опасно, поэтому уже при Иване Третьем складывается развитая система местничества, т.е. от того, какое место ты занимаешь в иерархии. В иерархии место ты занимал по знатности рода, т.е. не по личным своим заслугам, а по совокупным заслугам твоих предков. Это, казалось бы, немножко бредовое устройство на самом деле было очень мудрым, и я бы сказал, конечно, казуальным, но совершенно мудрым решением, потому что личные твои заслуги, твой личный опыт – это нечто очень слабо проверяемое, т.е. квантитативных показателей твоего опыта, твоих дарований, твоих талантов ты представить вряд ли сможешь. Т.е. написать себе красивое резюме, я уверен, умели в 16 веке и в 15 веке не хуже, чем сейчас, но собрать, как бы мы сейчас сказали, объективные отзывы с предыдущих мест работы было невероятно трудно всё по той же причине – это феодальное государство, т.е. коммуникации далеко не такие, как сейчас – это во-первых, во-вторых, нет никакой гарантии, что тебе предоставят именно объективные данные о службе данного человека. Понятно, если это какой-то очень знатный большой воевода, который командовал десятками тысяч людей – тут уж верховному правителю, царю самому должно быть всё более-менее понятно, но если мы говорим о сотенных головах, о младших воеводах, то их было слишком много, за всеми не уследишь, поэтому единственным вариантом гарантировать государство от прямой гражданской войны между всеми этими прекрасными феодалами было более-менее объективное выставление их на свои места согласно месту их рода, что, конечно, с одной стороны, было хорошо, а с другой стороны приводило к совершенно анекдотическим случаям, когда люди в походе или непосредственно перед боем устраивали дрязги, кто главнее, кто будет командовать более престижным полком, кто первым пойдёт в атаку, кто, в конце концов, будет подчиняться.
Но тем не менее, это был фон военной жизни того времени, и не только военной, а вообще внутриполитической жизни того времени, и с ним приходилось считаться. И Грозный попытался это самое местничество по крайней мере упорядочить, чтобы избавить, по большому счёту, местнические списки от приписок – естественно, все этими приписками занимались на коррупционной основе, чтобы упорядочить споры, чтобы, в конце концов, во время военных действий эти споры минимизировать. Хотя, конечно, окончательно минимизировать их не могли, наверное, до Алексея Михайловича, царя Тишайшего, уже до 17-го столетия. Да и он до конца с ними не справился.
Но тем не менее, сотенная структура войска, наличие чётко прописанных сотенных голов в каждой сотне, наличие больших воевод, которые командовали полками, уже не сотнями, это было следующее структурное подразделение, так вот – полки: полк, если мы говорим о старом ещё ордынском принципе – это тысяча. В принципе, так можно именовать и полк времён Ивана Грозного, но полк – это не совсем тысяча. Во-первых, полк мог быть именно тактическим полком, который выставляется на поле боя. Мы знаем, что в 15 веке и в 16-ом тоже употребляется знаменитая 5-членная структура войска, которая была при рассмотрении поздних летописей 16-17 века транслирована на глубокое прошлое вплоть до 14 века, до Куликовской битвы, когда впервые упоминается данное структурное членение армии. Это, конечно, скорее всего, в 14 веке было не так, но тем не менее в 15 веке уже с Ивана Третьего, и к Ивану Четвёртому тем более эта структура была отработана и действовала. Это большой полк, самый престижный полк, куда обычно ставили самых опытных воевод и главнокомандующего непосредственно, полк правой руки, полк левой руки, передовой полк и сторожевой полк, к которому мог добавляться ертаул, т.е. разведка, разъезды, сторожи. Т.е. сторожевой полк – это не совсем ертаул, это то, что двигалось непосредственно в авангарде, а ертаул шёл перед сторожевым полком.
Это вот тактическое членение войска, тактические единицы, которые действовали и на поле боя, и вообще на театре военных действий. В каждый полк ставились двое воевод – больший воевода и меньший воевода, первый воевода и второй воевода. Естественно, первый воевода был старшим начальником над полком, второй – младшим начальником, который в случае чего – пленения, смерти, ранения, болезни – мог заместить своего старшего товарища. Но это не значит, что полковое деление на этом останавливалось. Во-первых, внутри полка могла быть очень разная численность людей, потому что мог быть, например, стрелецкий полк, стрелецкий полк – это 500 человек, изначально они назывались приборами, впоследствии их стали называть приказами в 17 веке. Так вот, 500 человек, т.е. совсем не тысяча. Внутри большого полка или полка правой руки, левой руки, передового полка могли быть сведены, во-первых, разные рода войск – там могла быть своя артиллерия, могла быть своя пехота и могла быть своя конница. Большой полк мог начитывать как тысячу человек, в зависимости от конкретных тактических условий, так и 4, и 4,5, и 5 тысяч человек. Вот например, в знаменитой битве при Молоди большой полк насчитывал 4552 человека, командовал им главнокомандующий армией наибольший воевода Воротынский. Т.е. полк превратился из только организационной структуры в ещё и тактическую единицу, которая могла комплектоваться как разной численностью, так и разными родами войск. Но о родах чуть позже, пока мы только закончим с конницей, как основой войска.
Если мы посмотрели на начальствующий состав сейчас более или менее подробно, нужно поговорить о том, кто тянул основную военную лямку, т.е. о солдатах, как бы мы сейчас сказали – конечно, это были наши дворяне, дети боярские. В 1556 году при Иване Грозном пишется Уложение о службе. По сути дела, это первый воинский устав, писаный на русской земле. Конечно, это не совсем тот воинский устав, который мы знаем теперь, но это первая попытка законодательно упорядочить прохождение службы.
Ещё с Ивана Третьего было понятно, что наше войско стремительно ориентализируется, причём этот процесс ориентализации шёл в первую очередь снизу, это была низовая инициатива, связанная с тем, что наше дворянство наши помещики, дети боярские оказались впервые на земле самостоятельно, будучи вынуждены кормиться с собственных наделов. Эти наделы были не шибко богатые, прямо скажем, это было связано и с малолюдьем русской земли, и с малым количеством земли, как тогда говорили, доброй, угожей, которая была способна плодоносить, давать товарный хлеб, давать некие отхожие промыслы, которые можно было продавать или непосредственно реализовывать во время прохождения службы. Ну и конечно, дворянина нужно было обеспечивать с этого вооружением, а вооружение – это дорого, поэтому пришлось перейти на восточный, конкретно турецкий, легкоконный манер боя, что потребовало совершенно нового, более дешёвого снаряжения, чем старое рыцарского типа снаряжение 14-го – первой половины 15 веков. Вот к 16 веку наша армия выглядела совершенно по турецкому или по татарскому образцу. Наших дворян, детей боярских только, наверное, по разрезу глаз можно было отличить от татар и турок.
Как же они должны были проходить службу? Службу они проходили с надела в 100 четей земли доброй, угожей. Четь – это примерно 0,56 га. Вот 100 четей, которые обрабатывали крестьяне, должны были выставлять 1 всадника, собственно говоря, дворянина, помещика или сына боярского. Я, чтобы не плодить сущности, дальше буду говорить просто «дворяне», хотя, конечно, для 16 века это далеко не совсем правильно. Но вот вы знайте – были разные подразделения этих самых помещиков, мы будем говорить просто «дворяне» для ясности и для краткости.
Так вот, 100 четей – это 1 дворянин. Если поместье в 200 четей, значит, дворянин обязан выставить боевого слугу, т.е., говоря аутентичным термином, послужильца (термин, распространённый сейчас в историографии – «боевой холоп» не вполне правилен, правильнее, конечно, говорить «послужилец»), вооружённого приблизительно так же, как дворянин, возможно, победнее, причём, скорее всего, победнее. Соответственно, если четей было 300, то послужильцев было 2, 500 – то послужильцев было 4, и т.д., посчитайте сами.
Выставление послужильцев и собственное состояние вооружения дворянина проверялось на регулярных смотрах, которые проводились или в территориальных округах, в сотнях т.н., до нас дошли замечательные материалы сотенных смотров, которые имели место в Коломне, в Серпухове, в Кашире, и т.д., в Ряжске. А бывали большие государевы смотры, которые, как правило, проводились перед большим походом, когда весь личный состав, который предполагается отправить на войну, собирался в одном месте, проверялась мобилизация, проверялось наличие вооружения и содержание его в порядке, после чего всё это войско прямо сразу снималось и шло воевать. За недостачу послужильцев или за неявку с дворянина полагался штраф вплоть до изъятия поместья, и кстати говоря, у нас эти штрафы реально взимались, можно было и подвергнуться телесному наказанию, и в самом деле лишиться поместья – подобные прецеденты хороши известны.
Соответственно, если не выставлял боевого слуги со 100 четей, нужно было выплачивать за него денежки. Если снаряжение не подходило под то, что ты должен был выставлять согласно своему имущественному цензу, соответственно, тоже полагался штраф. Если снаряжение было в порядке или было сверхдаточным, или если ты выставлял больше людей, чем положено, полагалась наоборот денежная премия. Некоторые очень ловкие парни умудрялись выставлять с довольно небольших наделов земли по 10-15 человек, соответственно, получали по 10-15 рублей, по рублю за каждого бойца, это по тем временам были очень серьёзные деньги.
И всё бы хорошо, потому что вот у вас есть чёткий устав, чёткие размеры земли – на 100 четей земли будь добр, выстави 1 всадника, 200 четей – двух всадников. Выставил больше – получил рублик, выставил более хорошее снаряжение, чем тебе положено – получи ещё премию. Жить можно, но, как мы уже говорили неоднократно и за этим столом, и во многих других местах, и вы, видимо, сами могли об этом прочитать: у нас очень бедная земля, это во-первых, во-вторых, земля, которая находилась под постоянной военной угрозой как с юга, с юго-востока, под постоянным прессом этого самого крымского аукциона, который буквально дамокловым мечом нависал над нашими границами, так и с запада, где тоже у нас была масса беспокойных соседей. Соответственно, пограничные земли постоянно разорялись, а значит, на них было меньше крестьян, значит, была огромная опасность потравы только что посаженного урожая и неполучения прибыли в будущем году. Поэтому наличие 100 четей земли вовсе не гарантировало, что дворянин сможет служить на полном основании, и даже не факт, что его ха это можно будет наказать, если он не выставит послужильца или сам приедет в плохом вооружении, просто потому что его земля постоянно находится по военной угрозой или недостаточно добрая и угожая.
Уже к середине правления Ивана Грозного выяснилось, причём выяснилось, конечно, раньше, просто к середине правления Ивана Грозного, к 70-ым годам, пришлось с этим разбираться на постоянной основе, что многие дворяне просто физически не могут служить со своих наделов, потому что вроде бы есть у него 100 четей земли, но она пустопоместная, т.е. не хватает крестьян или вообще нет крестьян, потому что их только что вырезали какие-нибудь ваши литовские друзья или татары, вырезали или угнали в плен, т.е. обрабатывать землю просто некому, соответственно, нет прибыли – нет службы, или эта прибыль очень ограничена. Часто бывало, что дворяне не получали полного земельного надела. Известны дворяне, которые получили по 50-70 четей земли, у них просто больше их не было, потому что количество земли доброй, угожей – это некая константа, прирост которой был крайне ограничен, а дворяне плодились, т.е. у них были сыновья, которые, естественно, наследственно тоже являлись дворянами, им полагалась земля. Брать её было неоткуда, поэтому приходилось или дробить надел, или отправлять его на новую землю, что, конечно, доставляло массу головной боли правительству Ивана Грозного, да и самому самодержцу.
Иногда количество таких беспоместных или пустопоместных дворян достигало очень серьёзных величин. Ну и казалось бы: вот дворянин, которые не может исполнять службу – так он уже и не нужен такой в виде дворянина, переведите его в пехоту, например. Но это было чудовищным ударом для самолюбия дворянина, во-первых, а во-вторых, серьёзным ударом по боеспособности всей русской армии вообще, потому что, повторюсь, воином считался только всадник, и всадники были основой боеготовности войска, поэтому вполне логично, что всадников хотелось иметь как можно больше. Но вот даже люди, которые обеспечены землёй, зачастую не могли нести службу по полному уставу, по полному порядку просто потому, что у них не было для этого средств. И правительство Ивана Грозного вынуждено идти на денежное вспомоществование, т.е. люди помимо дачи земли получали ещё и денежную дачу, таким образом, частично находясь на зарплате. Как правило, денежная дача происходила перед началом серьёзного военного предприятия, чтобы люди могли просто привести в порядок своё снаряжение, своих лошадей, своих слуг, которые обеспечивают его в походе. Ну и в процессе войны, естественно, полагалось это вот самое денежное вспомоществование. Для некоторых дворян это было, конечно, настоящее спасение, потому что война у нас длилась иногда по 9 месяцев, а иногда по 10, и тогда дворяне просто не возвращались домой, постоянно находясь в седле в боевом походе то на Окском рубеже, то на Ливонском рубеже, то на Литовском рубеже, ну и непрерывно получали деньги, таким образом будучи в состоянии поддерживать как себя, так и своё поместье улучшать.
Впоследствии, конечно, такая система дала сбой, потому что уже к концу правления Ивана Грозного, когда земля была в значительной мере разорена войнами, подверглась мощнейшему экономическому прессингу, дворянство стало стремительно беднеть, и эта вот вилка – константа доброй, угожей земли и растущее количество дворян – не обещала ничего хорошего, и конечно, эта система посыпалась при первых серьёзных проблемах, т.е. во время Смутного времени, когда 3 года подряд не было урожая, дворяне обнищали, и из Смутного времени уже в 17-тый век русское дворянство вышло совсем в другом виде, чем было во время своего расцвета во времена Соборного уложения и составления Уложения о службе 1556 года. Но сейчас мы, конечно, говорим о расцвете, о высшей мощи русского поместного войска в самом пиковом своём выражении.
Каково же было число этих самых наших помещиков и их боевых слуг, послужильцев? Это очень важно. В самом деле, мы сейчас не можем сказать точно, каково было число, просто потому что у нас от 16 века осталось слишком мало актового материала, мы не имеем полного списка сотенных смотров за много лет подряд, чтобы можно было провести статистику колебания численности, мы не имеем полного корпуса разрядных книг, которые бы донесли нам сведения о конкретной объективной численности войск в том или ином походе, о норме выплаты жалованья, о количестве сотенных голов, мы имеем только обрывки данных, просто потому что наши архивы регулярно горели вместе со всеми нашими деревянными городами. Но тем не менее из обрывков данных и сличения с более поздними источниками 17 века, которые гораздо лучше сохранились, и сличения с иностранными источниками, которые показывают нам более или менее схожие способы и условия комплектации войска, мы можем выводить некие рамочные ограничения.
Самым напряжённым, самым крупным походом русской армии за весь 16 век, да может быть, наверное, и за 17 век, по крайней мере первую его половину, был поход под Полоцк, это наше знаменитое Полоцкое дело, Полоцкое взятие, когда... да, кстати, мы о нём рассказывали очень подробно в большом, почти 2-часовом ролике, если что – можете посмотреть, когда в поход вышло около 18 тысяч конницы. Это, конечно, не точная цифра, о ней до сих пор ведутся серьёзные споры, в частности, непонятно, разряды учитывали только численность дворян, не рассчитывая послужильцев, или всех вместе. Я, конечно, придерживаюсь того убеждения, что разряд всегда описывал полную численность конного контингента, просто потому что разрядная книга – это не что-то, что написано для историков в будущем, это очень серьёзный документ, исходя из которого высчитывалась как зарплата, так и боеспособность армии. Ну а если у вас послужилец является всадником – одной из основ боеспособности, было бы очень глупо его не учитывать. Я считаю, что всегда учитывалась полная численность. И вот 18 тысяч всадников, соответственно, ещё была пехота, была артиллерия, были казаки. О казаках мы отдельно расскажем, в общем, общая численность составляла примерно 35-36 тысяч человек. Больше мы в одном месте ни разу собрать не смогли. Из них половина – это конница. Это, конечно, было очень круто, потому что ни один наш сосед, наверное, кроме Крымского ханства и Ногайской орды, не мог выставить в поле одномоментно такое количество конницы.
Всё ли это, что у нас было? Нет, конечно, не всё. Невозможно, да и очень глупо стягивать все силы в одно место, конечно, какие-то гарнизоны, какие-то города, какие-то сотни не выставляли в Полоцкий поход бойцов вообще или выставляли ограниченное количество, несли службу на других театрах военных действий. В общем, считается, если посмотреть на материалы 17 столетия и экстраполировать их на время Ивана Грозного, считается, что всего у нас была мобилизационная способность от 40 до 60 тысяч всадников. Повторяюсь: мобилизационная способность, а не то, что можно было реально поставить под ружьё. Ну а реально службу несли около 30, может быть, 40 тысяч всадников одновременно на самых разных направлениях нашего необъятного государства.
О количестве послужильцев: как я уже сказал, идеальная схема: 200 четей земли – 1 дворянин, 1 послужилец – практически не соблюдалась. В самом лучшем случае, учитывая кислое состояние с материальными средствами нашего дворянства, можно говорить о схеме: 2 дворянина, 1 послужилец, т.е. по 1,5 человека на каждого, точнее, по полчеловека на каждого, 1,5 человека на троих. Это, опять же, очень грубая схема, потому что мы знаем, как богатые столичные дворяне из Москвы, из Коломны, из Серпухова, т.е. городов в центре нашей метрополии, выставляли очень много бойцов – иногда по 10-15 человек. Но опять же, это столица, и это не показатель, к сожалению. Но вот это вот общесреднее если взять, конечно, мы не получим схему 1:1 ни в коем случае. В дальнейшем это положение только ухудшалось. Но, наверное, можно говорить так: 1 дворянин – 0,5 послужильца, 2 дворянина – 1 послужилец. К сожалению, наши дворяне были вовсе не тем, чем были западноевропейские рыцари в эпоху своего расцвета, когда в 13 веке нормой было выставление аж двух боевых слуг, двух кнехтов вместе с одним рыцарем, и ни рыцари 14 века, и ни рыцари 15 века, когда число бойцов могло доходить до 5, а иногда до 7 по разным нормам уложений под одним рыцарем. Наши дворяне были, конечно, гораздо беднее. Ну что делать – это было обусловлено объективными данными, объективными условиями нашей земли.
Какая конница была помимо дворян? Была ли она? Конечно, была: во-первых, это служилые татары. Постепенно они превращались в полный аналог нашего дворянства, ну вот просто они поступали из свежезахваченных Крымского и Астраханского ханств, из старого нашего Касимовского ханства, это были ногайские диссиденты, а также крымские диссиденты, которые со своими людьми приходили на службу к Ивану Грозному, кстати говоря, их было очень немало. Служили они на схожих основаниях, конечно, была вся та же лёгкая конница.
Казаки: казаки условно делятся на 2 типа – это вольные беглые люди, которые основали массу протогосударственных образований на фронтире, на ничейной земле – на Дону, в Запорожье, на Вятке. Ну понятно, что Вятскую республику при Иване Третьем ещё разгромили в 1480-е годы, но тем не менее, на Волге, конечно же. Вот этот фронтир имел массу людей, которые не были обязаны личной службой, потому что они не держали персонально землю от государя, но тем не менее им требовалась материальная помощь: помощь оружием, помощь деньгами, помощь продовольствием зачастую. Кроме того, они все были православные и русские, т.е. они сохраняли некую связь с метрополией, и их на полном основании использовали, иногда с большим успехом, просто потому что, например, в битве при Молодях знаменитый такой степной богатырь Михаил Черкашенин с Дона привёл около 3 тысяч казаков, которые участвовали в этом знаменательном событии 1572 года.
Были казаки совершенно другого типа – были городовые казаки, т.е. казаки, которые находились при городе. Что такое казак? Казак, по-нашему, это свободный человек, свободный от чего – в первую очередь от собственности, т.е. это человек, который нанимается на службу или на работу, т.е. нечто вроде батрака. Казаки, которые жили при городах, получали от города или землю, т.е. выступали как прямые военные поселенцы, или землю и некое денежное содержание, т.е. казацкая община выступала коллективным феодалом. Вся казацкая община держала землю на условном основании, как один дворянин, так и вся казацкая община. И вот эти казаки обрабатывали землю, имели некие налоговые льготы и использовали полученную прибыль для содержания себя в боевой готовности. Кстати говоря, они далеко не всегда были всадниками. Мы привыкли видеть казака на лихом коне, в степи – совершенно не так, среди казаков была масса пехоты, просто потому что конь – это очень дорого, это во-первых, а во-вторых, без пехотных подразделений в 16 веке в поле зачастую было просто нечего делать, просто потому что у татар конницы было всегда больше, а значит, бодаться с ней, что называется, лоб в лоб было далеко не всегда обоснованно, нужны были некие оборонительные порядки, за которыми можно было передохнуть и прийти в себя. Ну а уж на Западе, где постоянно приходилось штурмовать фортификации и сталкиваться с пехотой противника, без пехоты было вообще никак нельзя, поэтому и среди казаков тоже была масса пехоты.
Ну вот так примерно с конницей всё, если уж мы заговорили о пехоте, переходим к пехоте. Что такое термин «пехота»? Я сейчас не готов говорить с полным основанием, как лингвист или филолог, но есть у меня серьёзное подозрение, что в самом слове «пехота» заложено... не несколько, а просто презрительное отношение к этому роду войск со стороны воев, т.е. всадников. Напомню в третий раз: воин в те времена – это только и исключительно всадник. Так вот вои, когда видели людей, которые почему-то вдруг впервые за 300 лет идут воевать пешком, потому что с 11 века самостоятельных пехотных подразделений просто не существовало на Руси, последнее упоминание пешего ополчения смердов – это 11 век. Так вот, сколько лет прошло с 11 века – 400 лет, впервые за 400 лет какие-то люди пешком зачем-то куда-то идут воевать вместе с настоящими военными. Ну и их называли несколько презрительно – пехота. Мелкота, пехота – вот такое уменьшительно-ласкательное, а уменьшительно-ласкательная форма обращения или просто уменьшительно-презрительная форма обращения, я не знаю, как это правильно сказать с точки зрения филологии, т.е. нечто, что, да, идёт на войну, но не является полноценным воином.
Чем была наша пехота? Наша пехота, как самостоятельный род войск, зарождается при Иване Третьем, при Иване Великом, и конечно, в первую очередь это пехота стрелковая, т.е. это люди, которые занимаются дистанционным боем, поддержкой конницы в оборонительных порядках. И конечно, в это время серьёзнейшее своё слово сказало зарождение развитого огнестрельного оружия, и в частности ручного огнестрельного оружия, которое позволило формировать целые контингенты пехоты огненного боя. При Иване Третьем их называли пищальники, поставлялись они по приборному принципу от городов. Приборный – т.е. кого прибрали. Когда мы говорим о пехоте в сравнении с дворянами, мы понимаем, что было войско, служилое по отечеству, т.е. по наследству, а бывало приборное войско, войско, служилое по прибору, т.е. те, кого прибрали на службу.
При Иване Третьем подразделение пищальников было иррегулярным формированием, т.е. пищальников набирали по случаю войны, ну видимо, из тех, кто имел возможность, был обучен стрелять из ручного огнестрельного оружия, и выставляли их в качестве вспомогательного войска, которое вправду было зачастую очень полезно при оборонительных сражениях или при штурмах. И вот Иван Грозный, посмотрев на соседей в Турции, где в то время янычарское войско практически полностью переоснащалось огнестрельным оружием уже далеко не первый год, посмотрев на западноевропейских соседей, где с пехотой всё было в полном порядке уже с 14 столетия, и в середине 16 века, как мы знаем, тотальное превосходство на поле боя получили именно мушкетёры в первую очередь, и вот Иван Грозный идёт на создание собственной пехоты огненного боя на уже регулярной основе, вместо пищальников создавая 6 приборов стрельцов – это была первая русская регулярная пехота. 6 приборов стрельцов – это 3 тысячи человек, т.е. это люди, которые получали обмундирование, вооружение и жалованье от государевой казны, т.е. это постоянное войско, войско регулярной готовности, набиравшееся на регулярной основа, проходившее обучение на регулярной основе. Боевое крещение стрельцы получили при взятии Казани, где участвовало 4 прибора стрельцов – 2000 человек. Это сплочённое, дисциплинированное, вооружённое самым новейшим по тому времени оружием войско оказало очень серьёзную помощь в штурме Казани, и с тех пор численность стрельцов только увеличивалась. Впоследствии, уже к 17 веку, численность стрельцов выросла до очень серьёзных значений в несколько десятков тысяч человек, ну к нескольким десяткам тысяч человек. При Иване Грозном всё было несколько скромнее, но тем не менее это был локус регулярной армии в иррегулярном море феодальной вольницы, которая находилась под рукой у Ивана Грозного.
Куда делись пищальники? Нет никуда они не делись, пищальники точно так же казуально могли выставляться от городов, правда, в основном они не несли походной службы, а несли исключительно гарнизонную службу, т.е. не были, как бы сказали в 16 веке, часть выборной рати, выборной – т.е. отборной, избранной рати, которая могла выступать в далёкий поход.
Кстати, представлять стрельцов, как исключительно ходящих пешком людей, было бы неправильно, потому что мы знаем из источников массу случаев, когда стрельцов сажали на коней и они выступали, как драгуны, т.е. доезжали до поля боя на лошади, спешивались и уже вели огненный бой на земле.
О стрельцах ходит такая устойчивая легенда, что стрелец – это всегда пищаль и бердыш. Вот нет, бердышей у стрельцов не было, они вообще появились только к концу Ливонской войны в 80-е годы, может быть, в конце 70-ых годов 16 столетия, кстати, по приказу сверху. Это был один из немногих случаев, когда войску в такое раннее время целенаправленно ввели новый вид вооружения. Собственно, бердыши изначально просто выглядели, как топоры на длинной рукоятке, а не как всем нам хорошо известные из фильмов и книжек полулуновидные такие огромные секиры. Это во-первых, во-вторых, даже бердышами-то стрельцы вооружались далеко не всегда, у них точно так же на вооружении состояли копья, рогатины, короткие пики.
Стрельцы не были способны вести правильный полевой бой без специального укрепления, которое они, как правило, выстраивали на поле. Что я имею в виду под правильным полевым боем – т.е. когда пехота решает на театре военных действий самостоятельные тактические задачи в любых условиях, т.е. способна к обороне, манёвру и наступлению, стрельцы же были способны только к обороне и манёвру. Представить себе стрельцов, которые воюют на поле, не обтыкавшись рогатками, не заняв позицию в вагенбурге, гуляй-городе, не соорудив засеки, практически невозможно. Если такие случаи были, как правило, стрельцы не переживали первой же атаки конницы, просто почему – да потому что фитильная пищаль, которой в основном были вооружены стрельцы, слишком капризное и низкоскорострельное оружие с очень низкой прицельностью, ну а залповая стрельба ещё более замедляет скорость ведения огня. Ну понятно, что при эффективной прицельной дальности метров 15 стрелять можно только пошереножно, залпами, тогда из-за кучности выстрела, из-за кучности ведения огня достигается хоть какой-то шанс попасть хоть в кого-то. Поэтому да, стрельцы, как правило, оказывались за тем или иным укреплением. Ну а бердышами стрельцов вооружили только потому, что они в самом деле, если были вне укрепления, оказывались лёгкой добычей для кавалерии, особенно для панцирной кавалерии, которая рубила их просто в капусту, доехав через те 2-3 выстрела, которые они успевали дать в лучшем случае. Но опять же, это вопрос уже окончания Ливонской войны, в начале ничего этого не было, стрельцы вооружались саблями, которые просто висели у них на боку, возможно, некоторые из них уже имели шпаги, хотя, конечно, повсеместно распространение уже не ориентализированного, а вестернизированного оружия – это вопрос 17 столетия, о котором мы говорить будем отдельно со знающими людьми, скорее всего, не со мной.
Артиллерия: про артиллерию скажу буквально несколько слов, потому что про артиллерию, именно артиллерию Ливонской войны, будем говорить специально с А.Н. Лобиным, который у нас ведущий в России специалист по артиллерии 16-17 столетий. Без пушек было невозможно воевать вообще, более того, осёдлая империя, Русская империя в т.ч., эти самые пушки имела в качестве главного своего козыря, это был маркер вхождения в круг пороховых держав. В это время происходит, точнее, уже выходит на пик великая пороховая революция, огнестрельное оружие приобретает всё большее значение, ну и без пушек стало невозможно штурмовать города, потому что любой мало-мальски уважающий себя город обладал артиллерией, т.е. средствами относительно дистанционного и для своего времени относительно точного боя, который мог держать на расстоянии практически любую конницу, пехоту, разрушать практически любые фортификационные штурмовые сооружения, поэтому нужны были пушки против пушек, это во-первых, во-вторых, только пушка могла гарантированно быстро вскрыть крепостные стены, потому что никакие метательные средства, пришедшие из развитого средневековья, все эти требушеты, манганелли, аркбаллисты не были способны сокрушить стены современного 16 веку замка или крепости, а пушки могли. Поэтому артиллерия как в поле, так и в осадной войне стала важнейшей частью войска.
В осаде использовались мощные тяжёлые пушки, которые, собственно говоря, и назывались пушками в 16 веке, т.е. очень крупнокалиберные мощные стволы, которые не имели лафета и укладывались на колоду непосредственно перед использованием, т.е. на лафете их возить было невозможно, потому что весили они много тонн, соответственно, каждую перевозили по 50-60-80 лошадей, не считая посошной рати, т.е. инженерных рабочих, которые придавались каждой пушке по нескольку сот человек. Таких стволов всегда было немного, они стоили безумных денег и отливались только по личному приказу государя, причём отливались надолго, с крайней степенью надёжности, при Иване Грозном до сих пор использовались пушки, которые были отлиты ещё при его деде Иване Третьем в конце 15 века, в частности, мой любимый знаменитый «Павлин», отлитый Паоло де Боссо в 1480-е годы. Т.е. уже почти 100 лет это орудие находилось на службе ко времени Ливонской войны и продолжало служить.
Почему вообще стали возможны боеспособны эти огромные пушки – да просто потому что научились лить бронзу более-менее прилично. Т.е. бронза – это очень вязкий, удобный к литью материал, который при должной обработке, при должном употреблении позволяет создавать чрезвычайно прочные стволы. У бронзы есть ровно один недостаток – она безумно дорогая. Т.е. если мы посмотрим на осадные пушки 14-го – середины 15-го столетий, мы увидим, конечно, эти страшно ненадёжные и очень опасные в первую очередь для расчёта кованые пушки, когда несколько десятков стальных полос сваривались кузнечной сваркой вместе, обковывались сверху дополнительными усиляющими обручами, т.е. тут мы видим, что и проблема с обтюрацией затворных газов, и проблемы с прочностью, проблемы с огромным весом, но тем не менее уже в 14 веке без таких пушек нельзя было нормально воевать. К 16 веку, к концу 15-го – 16-му веку такие пушки лились только из бронзы.
Помимо пушек, которые сейчас бы, наверное, назвали гаубицами, т.е. нечто, что может стрелять прямой наводкой и навесной стрельбой, использовались верховые пушки, т.е. мортиры – очень короткоствольные, длиной буквально в 1,5-2 калибра максимум стволом и с очень большим калибром, которые были предназначены только для навесной стрельбы, ну собственно говоря, почему это и называлось верховой пушкой – потому что стреляла она вот так вот, по параболе, закидывая в город метательные снаряды. О метательных снарядах сейчас говорить не буду, их было несколько разновидностей. Поговорим об этом с Алексеем Николаевичем.
Ну а в поле использовалась более лёгкая полевая артиллерия, которая имеет массу названий, и я со своей стороны хочу сказать, что было бы очень глупо к каждому аутентичному названию подбирать конкретный тип пушки. Назовём их условно фальконетами по-западноевропейски. Т.е. лёгкая пушка калибром от 1,5 до, наверное, 6 фунтов, т.е. это вес ядра, которое можно было закатить в такой ствол, который передвигался на колёсном лафете, тянулся вполне представимым количеством лошадей – от 4 до 6.
Артиллерия делилась у нас на 2 типа: это государев наряд, или большой наряд – это осадная артиллерия, которая отливалась по приказу государя, содержалась за счёт государя в столице, ну и наряд при полках, полковой наряд, т.е. та артиллерия лёгкая, которая сопровождала полки на поле боя. И общеартиллерийский парк у нас был очень серьёзный, потому что Россия вела массу войн, а средневековая война – это всегда рано или поздно захват или оборона той или иной фортификации, поэтому у нас общее число орудий, которые выходили на поле боя, например, под Казань, это 1552 год, мы выставили порядка 150 пушек разных калибров, под Полоцк примерно аналогичное количество орудий. Это один из самых больших артиллерийских парков в Европе, а значит и в мире, на своё время. И кстати говоря, добавим от себя: один из самых совершенных.
Управляли делами военных люди Разрядного приказа, дьяки разрядного приказа. Разрядный приказ был создан в 1555 году, и это было первое Министерство обороны, которое известно в России. Собственно, материалами Разрядного приказа мы сейчас и пользуемся, как источниками для выяснения принципов комплектации, логистики, оплаты, боеготовности русской армии своего времени.
Ну так я общими мазками накидал ситуацию с нашей армией, теперь перейдём к врагам, и начнём мы с Великого княжества Литовского. Великое княжество Литовское было в отношении принципов комплектации очень похоже на Русь, на Россию, потому что оно находилось на примерно похожем уровне социально-экономического развития. Из-за постоянной интеграции с Польшей ещё с конца 14 века, с 1389 года, конечно, они испытывали мощнейшее польское влияние. Напомню, что они находились в единой унии, Кревской унии, т.е. 2 независимых государства управлялись одним государем – великим князем Литовским и королём Польским, ну и выступали в основном как союзники. Почему я говорю «в основном» - потому что литовский, например, сейм мог не поддержать польскую войну, а польский сейм мог не поддержать литовскую войну и не выставить государственной помощи своему постоянному союзнику, позволив, впрочем, набирать на своей территории наёмников и гарантировав своего соседа от вмешательства в их дела на стороне противника, т.е. дружелюбный вооружённый нейтралитет – это было очень немало по тем временам.
Так вот, т.е. Литва находилась под мощнейшим воздействием Польши, всё-таки более старого феодального государства, более развитого феодального государства и заметно более богатого феодального государства, они путь от раннефеодального государства до развитого феодального государства прошли несколько быстрее, чем Россия, потому что первый попис войска, т.е. первая роспись войска, то, что мы начали делать на постоянной основе при Иване Грозном в 50-е годы 16 века, вот такая первая роспись и письменные указания о том, как должно проходить службу дворянам, имело место в Литве в 1529 году, т.е. за год до рождения Ивана Грозного. Это ценнейший источник, который дошёл до нас в первозданном виде, был не так давно издан на белорусском языке, это очень ценная книга, очень ценные сведения нам доставляет. Если принять во внимание, что не все поветы, т.е. не все провинции были в этой самой пописи войска 1529 года учтены, можно посчитать, что примерно литовская сторона обладала 27 тысячами всадников, что, в общем, как мы видим, примерно сопоставимо с тем, что мог держать на службе Иван Грозный.
Конечно, к середине 16-го – второй половине 16-го века численность несколько выросла просто в силу естественного роста населения, которое имело место в те годы, т.е., возможно, 35-36 тысяч – то, что было возможно мобилизовать вообще с литовских земель.
Несли службу они очень похожим образом: с 10 служб выставлялся 1 всадник. 10 служб – это 20-30 крестьянских дворов, в зависимости от того, какая земля находится в данном месте: земля похуже – дворов для её обработки нужно, понятно, больше, чтобы принести сопоставимый доход с землёй доброй, угожей. Земля получше – соответственно говоря, крестьян нужно меньше. Поэтому с 10 служб должен был выставляться 1 всадник. Но это, конечно, тоже было, как пожелание, потому что, как правило, с этими службами всё было не в порядке – Литва воевала ничуть не меньше России, в т.ч. и с Россией, а также с крымскими татарами, со своими западными соседями, поэтому доставалось им тоже по полной программе, поэтому со службами всё было не в порядке – это во-первых. Во-вторых, литовские дворяне, как идейные наследники польской шляхты, и я бы сказал, люди, находящиеся в экономической тени польского государства, практически полностью скопировали шляхетские вольности Польши, т.е. явка на службу была очень желательной, но строго не обязательной. Если мы посмотрим количество циркуляров, которые выпускало литовское правительство с угрозами казнить, отнять имения, посадить в заключение того или иного дворянина или всех дворян скопом, которые не являются на службу, то становится ясно: с явкой были большие проблемы.
Кроме того, литовское войско, как любое феодальное войско, очень медленно собиралось. Если посмотреть на росписи Ливонской войны, т.е. 1560-ых годов уже, когда собственно Литовское княжество вступило в непосредственный боевой конфликт с Русским царством, тогда войска собирались 3 месяца, иногда 4 месяца, и при этом число нетчиков, т.е. уклонистов от службы, в некоторых поветах могло достигать 50-60, а иногда и 70%. Не все уклонисты-нетчики были злостными уклонистами, некоторые из них просто не могли нести службу по причине обнищания своего поместья. Другие вполне резонно отвечали, что мы и так несём боевую службу, только вот не там, где хочется королю Польскому, великому князю Литовскому, а в своём собственном пограничном поместье. Например, полоцкая шляхта, которая постоянно находилась в боевом соприкосновении с русскими помещиками, эту малую пограничную войну вели, наверное, непрерывно, а уж когда началась открытая война, им приходилось туго без всякого сбора в поход. Это первый недостаток литовской армии.
Второй недостаток литовской армии заключался в том, что корпоративный дух феодала был невероятно силён, и посполитое рушение, т.е. ополчение дворян, которое собирали с территории, посполитое рушение собиралось всегда в одном месте, например, на Друцких полях, и воевать шло вместе, т.е. разделить войско на тактические единицы было невероятно трудно, потому что это было против заветов старины. Феодалы должны были собраться вместе посмотреть друг на друга и вместе пойти в поход и в бой, а ведь далеко не всегда нужно, чтобы у тебя армия шла в одном месте, нужно её делить на тактические подразделения, выставляя на разные участки театра военных действий. Повторюсь: далеко не всегда это было возможно – это было чревато или бунтом шляхты, или самовольным отъездом её со службы, потому что нарушение условия феодального общественного договора было вполне достаточным основанием для того, чтобы феодал посчитал себя не обязанным к службе. Феодальная эпоха – это самое главное, это не только обязанность вассала сюзерену, но и сюзерена вассалу, причём обязанность прямо пропорциональна: чем вернее вассал несёт службу, тем более тщательно сюзерен обязан соблюдать его права. Если сюзерен не соблюдает права вассала, вассал в любую секунду может со службы уйти. Кстати, это было характерно далеко не только для несчастной нашей Литвы, но и для Руси в чуть меньшей мере, просто в силу специфики формирования служилого сословия, так и для Западной Европы, начиная с момента формирования собственного служилого рыцарства, с 11 века. Т.е. как только феодал, рядовой солдат по-нашему, думал, что его капитан или лейтенант обидел, он немедленно покидал службу, ну по крайней мере, пытался покинуть службу. И кстати говоря, далеко не всегда его за это можно было наказать, потому что всегда существовал верховный феодал, к которому можно было обратиться за тем, чтобы он развёл спор по понятиям, и, повторюсь, далеко не всегда разведение спора по понятиям оказывалось в пользу непосредственного сюзерена, начальника того или иного рыцаря. То же самое было и в Литве.
Если по факту посмотреть на явку посполитого рушения литовского, то мы очень редко увидим, чтобы больше 50-60% шляхты собиралось в одном месте. Это далеко не значит, что все они ехали воевать, кстати говоря. Нормальным фоном явки была явка где-то около 7-8 тысяч всадников, т.е. легко увидеть – примерно четверть от наличного числа. В этом была большая слабость, просто потому что армия не получалась достаточно большой в каждом конкретном месте, в этом была и сила – даже поголовное уничтожение армии, что невозможно, естественно, ничего не значило в смысле мобилизационной способности, потому что всегда оставался вполне представительный резерв, можно было набрать армию ещё раз.
Из кого комплектовались эти самые литовские дворяне, литовская шляхта: понятно, что Литва – это в первую очередь, конечно, бывшие земли Рюриковичей. Это огромная часть современной Украины вместе с Киевом, в то время это Полоцк, в то время это и Минск, и Витебск – это вот всё старые земли Рюриковичей, населённые западными славянами, ну конечно, мы бы сейчас сказали: кривичами, хорошо зная Повесть временных лет, и полянами, если говорить об Украине, а также северянами, если говорить о Чернигове и Новгороде-Северском. Собственно славянское население составляло где-то, наверное, около 70-75% всего Великого княжества Литовского. Конечно, помимо славян на севере жили собственно литовские племена: ятвяги – это балтское племя, которое находилось в составе Великого княжества Литовского, жмудь и т.д., т.е. то, что происходило из литовского хартланда. Собственно, оттуда же из литовского хартланда происходила наиболее значимая аристократия, которая, конечно, вся была породнена со славянской аристократией, но тем не менее старый литовский род, который происходит из времён Ольгерда, Витовта, Кейстута – это было серьёзное прибавление для службы, потому что именно оттуда происходили самые богатые, самые влиятельные рода.
Конечно, с этими родами вполне успешно конкурировали и наши русские рода, как, например, Острожские с Волыни, которые были великими магнатами, очень богатыми и влиятельными вплоть до времён раздела Речи Посполитой, до конца 18 века. То же самое знаменитые князья Вишневецкие, которые... кстати говоря, которым мы обязаны основанием первой Запорожской Сечи на регулярной основе, ну и некоторые другие. Т.е. шляхта в большой мере была русской, в большой мере была православной, и Великое княжество Литовское, как нетрудно догадаться, называлось полностью Великое княжество Литовское и Русское, напрямую претендуя на все остальные земли Рюриковичей, которые пытались соединить под собой литовцы на постоянной основе, наверное, ещё со времён Витовта, т.е. с конца 14 – начала 15 столетий.
Соответственно, эти самые русские дворяне служили очень похожим способом, как и их заграничные, т.е. московские соседи, т.е. это была, как правило, всё та же лёгкая или, условно говоря, средняя конница. Т.е. к 16 веку пропадает этот рыцарь, закованный в двойной доспех: в бригандину, в кирасу, в кольчугу, с копьём, на огромном коне, со щитом, в глухом шлеме – всё это исчезает, по крайней мере, в значительной мере. На смену тяжёлым доспехам приходят кольчуги, подвижные некие кольчато-пластинчатые доспехи на турецкий манер, т.е. это бахтерцы, колонтари, когда в тело кольчуги были вплетены той или иной формы и размеров пластины, лёгкие открытые шлемы, большой упор на стрелковое оружие, на луки, конечно, в первую очередь, на смену мечу приходят сабли, ну и прочая восточная экзотика. Хотя, конечно, при этом оставалась масса вооружённой по западноевропейскому образцу тяжёлой конницы. Например, если мы посмотрим на раскопки замка Несвиж, родовое гнездо князей Раздзивиллов, мы там увидим массу великолепного, очень высокого качества находок элементов германского вооружения, элементы максимилиановских доспехов, элементы полной конской брони, латных перчаток, латных горжетов, т.е. воротников-нашейников, перчаток и т.д. Но это относилось, конечно, к богатейшим людям, потому что князья Радзивиллы – это были богатейшие олигархи, магнаты своего времени, которые выставляли вторую часть войска литовского, а именно почты панов-рады. Что такое почта? Почта – отряд, то, что почтено, т.е. список тех, кого магнат мог выставить с собой. Вот почты панов-рады, или радных панов – это людей, которые составляли, как бы мы сказали, верховный совет при великом князе, это были, наверное, элитные, наиболее хорошо вооружённые, самые тяжёлые, наверное, самые мотивированные и самые многочисленные подразделения, которые находились в тех или иных руках, т.е. понятно, что обычный шляхтич выставлял хорошо, если одного или, может быть, двух послужильцев с собой, князья могли выставлять по нескольку сот человек с собой – т.е. понятно, что это люди, которые жили непосредственно с ним в замке, которых он обеспечивал непосредственно, и обязанные ему феодалы по феодальной лестнице, которые жили в той округе, которую он контролировал. Вот почты панов-рады – это было серьёзно, с одной стороны, с другой стороны, паны-рады тоже не сильно рвались воевать своими руками. Конечно, были фанаты военного дела, но далеко не все. Например, мы видим, когда рассматриваем списки, которые подавались на те или иные походы во время Ливонской войны, как магнаты не подавали таких списков вообще, изустно сообщая, что мы можем поставить войско, скажем, 100 человек, или 50 человек, т.е. это, как говорится, джентльмену положено верить на слово. И принудить к поголовной росписи магнатских почт магнатов было почти невозможно, потому что на своей земле они обладали очень серьёзными иммунитетными правами. Кстати, именно паны-рады регулярно дрались друг с другом, устраивая частные войны – то, что при Иване Грозном в России было уже делом практически немыслимым.
Т.е. мы видим, что литовское войско, несмотря на представительные размеры и, в общем, несомненные боевые успехи, которые оно имело, было довольно рыхлым феодальным основанием. А раз так, нужно было иметь войско постоянной готовности, ну или нечто похожее на войско постоянной готовности, и конечно же, создаётся такое войско, потому что если оно нужно, без него деваться некуда, нужно иметь некий ответ на вызовы времени, которые стоят перед государством. Но о таком войске мы поговорим чуть-чуть позже, потому что мы как раз уже более или менее дошли до того момента, когда в 1563 году пал Полоцк, и в 1569 году, окончательно поняв, что самостоятельно с Россией воевать не сможет, Литва пошла на прямую унию с Польшей, т.е. теперь это было не 2 разных государства, а единое государство – Речь Посполитая.
Ну тут нужно сразу поговорить о Польше: в Польше, в общем-то, ситуация была несколько лучше, чем в Литве, только потому что Польша была заметно богаче, чем Литва – во-первых, имела более прямой доступ к самым передовым технологиям своего времени, гранича как с одной стороны с Чехией, так и с землями Священной Римской империи германской нации. В Польше было побольше народонаселение, оно было более монолитным в смысле этно-конфессионального состава, т.е. порядка там было несколько больше, с одной стороны. С другой стороны, вся та же шляхетская вольница имела место быть, и когда мы говорили о литовском войске, в общем, всё то же самое можно, с известными оговорками, сказать о войске польском, о посполитом рушении, в первую очередь, Польского государства.
И вот где-то в районе 1562-1567 года создаётся т.н. кварцяное войско. Кварцяное – от слова «кварта», «четверть», потому что на содержание этого войска шла четверть доходов личного королевского домена, вот из этой кварты, четверти, и содержались наёмные отряды, которые находились на постоянном жаловании у короны, т.е. то, что можно было собрать очень быстро, то, чему можно было приказать практически что угодно, потому что люди получали зарплату, и именно на основании подписанного контракта несли службу.
В ноябре 1562 года собрался в местечке Петриково сейм, который утвердил предложение короля Сигизмунда Второго о военной реформе, и кварцяное войско начало создаваться. Создавалось оно, повторюсь, по 1567 год. Соответственно, когда в 1569 году территория Великого княжества Литовского вошла в единую Речь Посполитую, кварцяное войско появилось и на территории Великого княжества Литовского, просто потому что государь Сигизмунд Второй получил возможность содержать подобное войско не только за счёт своих польских владений, но и за счёт своих литовских владений. Просуществовало это войско до 1659 года, т.е. до второй половины 17 века, когда было заменено несколько иным способом комплектования постоянной армии, но об этом мы сейчас говорить не будем.
Кварцяное войско послужило известным решением проблем, которые имелись перед государями, когда они собирались комплектовать войско на чисто феодальной основе. Точно такой же путь прошли все западноевропейские державы, начиная с Англии и Франции, где чисто феодальный способ комплектования войска начал стремительно умирать уже к середине 13 века, когда рыцарей вынуждены были переводить на частичную или полную оплату службы, невзирая на то, что они владеют землёй, собственно, с которой они и несут эту самую службу. Т.е. без наёмников частично или полностью воевать было просто невозможно, повторюсь, потому что рыцарю что-то очень сложно приказать и его невероятно трудно мобилизовать, он, как хозяин, постоянно привязан к собственному земельному наделу. И вот наёмники-то помимо кварцяного войска выступали очень важной частью вообще войска Речи Посполитой. Если мы говорим о начальных этапах Ливонской войны, когда Великое княжество Литовское самостоятельно воевало с Россией, они регулярно нанимали поляков тогда, когда сейм не поддерживал мероприятия Литвы, Польша не имела военного конфликта на какой-то момент с Россией, сейм мог разрешить набирать наёмников в Польше. И мы знаем, что иногда на службу нанимались великие коронные гетманы, т.е. главнокомандующие всего войска польского, например, нанималась надворная хоругвь целиком, т.е. личная гвардия короля. Вот несколько раньше Ливонской войны в битве под Оршей мы видим, как эти именно отборные польские контингенты смогли выиграть всю битву у войска русских земель после взятия Смоленска.
Помимо непосредственно поляков нанимали охотно немцев, причём нанимали немцев как литовцы, так, естественно, и наши люди русские. В частности, одними из героев битвы при Молоди 1572 года были наёмные люди, видимо, рейтары под командованием Юргена Францбека или Францбаха, не знаем точно, как его имя произносилось, но вот наёмники и у нас тоже были, и тоже из Германии. Немецкие наёмники отличались большой боеготовностью, большой выучкой, потому что это середина 16 века – только что отгремели Итальянские войны, только что собственно в Германии закончилась война Шмалькальденской лиги, т.е. между мятежными протестантскими князьями и законным государем католическим Карлом Пятым Габсбургом, т.е. люди находились в состоянии войны уже 2 поколения, соответственно, можно было нанять как военных специалистов на офицерские должности, так и непосредственных исполнителей, т.е. солдат.
Тут сразу нужно сказать очень важную вещь: когда говорят «наёмник», сразу представляют себе слово «ландскнехт», и в принципе, это правильно, ландскнехт – наёмный пехотинец, но это не совсем тот ландскнехт, который является классическим примером наёмного солдата в Германии, потому что в Германии слово «ландскнехт» имело вполне конкретное содержание. «Ландскнехт» вообще-то происходит от термина «земельный слуга», т.е. это некий судебный чин, судебный чиновник, который обслуживал ту или иную территорию долгое время. Впоследствии, в конце 15 века, император Максимилиан Первый Габсбург, столкнувшись с необходимостью содержать постоянное пехотное войско, посмотрев на то, как здорово воюет швейцарская пехота, захотел сделать нечто подобное и у себя, и вот он основал, сначала они это пытались назвать Орденом ландскнехтов, но с Орденом ничего не получилось, но некое феодальное образование наподобие цеха или гильдии, которая занималась только не производительным трудом, а войной, создать получилась. Этот цех, эта гильдия базировалась исключительно в имперском домене, т.е. в Швабии, Тироле и Альпийской Австрии. Т.е. те люди, которые жили рядом со швейцарцами, в тех же самых условиях, что швейцарцы, т.е. те же самые, по сути дела, альпийские горцы, только, может быть, несколько другого состава крови, ДНК, митохондрий несчастных, и набирались они, повторюсь, исключительно в королевском домене. Да, это была наёмная пехота, но эта наёмная пехота имела очень чётко структурированную феодальную в первую очередь корпоративную честь, корпоративную мотивацию и условия службы. Ландскнехты, которые вдруг оказывались нанятыми врагами императора в случае поражения, которое наносили им имперские ландскнехты, не брались в плен вообще, всех, кого ловили, очень жестоко умерщвляли, считая их предателями. Между обычными наёмниками такая война практически невозможна, потому что наёмник наёмнику, несмотря на стороны баррикады, это коллега в первую очередь, и только потом враг. Т.е. зачем убивать наёмника? Его можно нанять себе после того, как он отсидит положенный срок для соблюдения приличий, что он не продаётся просто так, а вот он 2 недели отсидел, его никто не выкупает, не выручает, не спасает – ну я могу с полным основанием наняться к моим вчерашним противникам. Так вот, с ландскнехтами, с настоящими ландскнехтами такое не прокатывало, это была совсем другая пехота, чем то, что мы видим на полях Ливонских войн, потому что именно ландскнехтов там вообще не было, ландскнехтов, повторюсь, в узком смысле слова. А вот вообще наёмная пехота – да, конечно, была, и эта пехота была далеко не лучшего качества. О ней я поговорю чуть позже, когда мы будем говорить собственно о ливонских контингентах.
Ну раз уж замахнулся, то начал я с Польши, потому что эти же самые контингенты воевали и там. Самыми лучшими и самыми желанными наёмниками, конечно, на этой территории были рейтары, которые тогда только появляются – вот буквально у нас война Шмалькальденской лиги закончилась, и примерно в середине 16 века появляется колесцовый пистолет, т.е. это то, что смогло вообще позволить совершить революцию в конном деле, позволило вооружить всадников огнестрельным оружием. До этого всадник не владел огнестрельным оружием от слова вообще, потому что фитильный мушкет невероятно долго заряжать и невозможно сделать из него пистолета короткого, с которым можно скакать на полном скаку и стрелять. Он пешком-то плохо работает, а уж на лошади – об этом говорить нечего. Колесцовый замок – совсем иное дело. Кто себе представляет колесцовый замок – это нечто наподобие пружины у часов спиральной, которую взводили специальным ключом, и она приводила в действие шестерёнку, или т.н. тёрку, которая тёрлась о кремень и высекала огромный сноп искр, который целенаправленно поступал на затравочную полку, воспламеняя порох, который инициировал основной заряд, и производился выстрел. Т.е. это нечто, что можно было закрыть и держать в постоянной готовности, положив в седельную кобуру-ольстер, достать, взвести курок, если он не был взведён, открыть полку и произвести выстрел.
Изначально рейтары, конечно, не имели пистолетов, но уже являлись по сути рейтарами. Так называлась просто наёмная конница в доспехах. И вот рейтары как без огнестрельного оружия, так и с огнестрельным оружием – это был самый желанный наёмный контингент, который только можно было вообще добыть из Европы – из Чехии, из Силезии, из Германии. Эти наёмные контингенты зачастую составляли очень серьёзную часть уже даже не войска польского, а войска Речи Посполитой в целом, если мы говорим вообще о всём массиве Ливонских войн. Т.е. на какой-то момент они стали постоянным действующим лицом вообще на полях боя.
Ливонский орден: Ливонский орден в это время находился в упадке, в смертельном кризисе, в депрессии, которого он не пережил. Только что буквально за несколько лет до этого под протекторат Польши пришла территория бывшего Германского Тевтонского ордена, теперь она находилась под протекторатом в вассальной зависимости от Польши. Нечто подобное пытались провернуть и с Ливонским орденом, только включив его в орбиту Великого княжества Литовского, конечно, при активнейшем участии Польши, тем более, что у них был один и тот же правитель. Это было одним из казусов-белли, который послужил для развязывания вообще войн за Ливонское наследство. Но некоторое время ливонцы потрепыхались, безусловно.
Ливония в это время была крайней степенью конфедерации. Вот мы видим, как конфедерация Речь Посполитая имела место быть, и она была, прямо скажем, не шибко монолитной, но по сравнению с Ливонской конфедерацией конфедерация Речь Посполитая – это была единое монолитное спаянное государство, потому что Ливонская конфедерация если в 13 веке представляла из себя какую-то отличную от нуля, и даже весьма опасную временами силу, в 14 веке с ней приходилось считаться ещё больше, то вот уже со второй половины – конца 15 века и в первой половине 16 века это было нечто, на что смотреть жалко, потому что несколько епископств, которые не подчинялись никому, кроме Папы Римского, соответственно, не подчинялись ни друг другу, ни единой орденской власти, свободные города, которые были заинтересованы только в собственной торговле, и больше ни в чём – все они содержали свои наёмные воинские контингенты, собственно орденские земли, которые также содержали свои контингенты, и всё это не имело ни единого командования на войне, ни единого руководства в политической жизни, потому что когда Иван Грозный потребовал уплаты Юрьевой дани – самой непонятной дани, которую, якобы, ливонцы задолжали за много веков русскому правительству, представители Ливонского ордена с удовольствием ответили: «Ну так пускай юрьевцы (т.е. Дерптское епископство) его и платят, мы ту не причём». Но однако отдуваться за Дерптское епископство пришлось всем вместе.
Собственно, феодальное войско в Ливонии было довольно маленьким, я не думаю, что оно сильно отличалось от войск 15 века и могло в одном месте на участке театра военных действий вряд ли превышать численность в 1-2 тысячи человек кавалерии, пехоты, артиллерии – всех вместе. Конечно, ливонцев выручало только то, что они владели очень серьёзным куском Балтийского побережья с удобнейшими бухтами и удобными портами, через которые можно было нанимать все тех же германских наёмников, а также чешских и силезских наёмников. И собственно, только наёмные контингенты вообще и позволяли ливонцам удерживаться так долго. Правда, конечно, все эти контингенты были абсолютно бессильны перед монолитной мощью армии Русского государства, когда в поход против Ливонии первый раз отправилось русское войско, вот все эти наёмные контингенты посыпались, как листья по осени. Т.е. ничего сопоставимого по боеспособности, по мотивированности и по численности ливонцы выставить тогда уже не могли в принципе, они могли только опираться на те или иные фортификационные сооружения, как правило, качественные, каменные, которые в самом деле можно было долго удерживать – города и замки. Однако, теперь они имели дело с огромной империей, которая вступила в период пороховой революции, поэтому все эти каменные города и замки, конечно, затрещали, как орехи. Была взята Нарва, был взят Феллин, в конце концов огромная часть Ливонской конфедерации оказалась в руках русского царя, и собственно, спасли ливонцев от полного исчезновения и поглощения Россией только литовцы, которые, соблюдая собственные интересы, вступили в войну. Повторюсь: ливонцы воевали в основном наёмными контингентами, которые за деньги воевали очень плохо и были, в общем-то, очень малочисленными.
Ну и теперь Швеция – последний важный участник этого конфликта. Швеция в то время, о котором мы говорим, т.е. это первая половина 16 века, была государством, прямо скажем, невеликой военной мощи, хотя и далеко отличной от нуля военной мощи, во-первых, во-вторых, государством с большими амбициями, потому что Швеция контролировала северную балтийскую торговлю, а значит, могла претендовать на очень серьёзные прибыли, просто потому что она владела удобными портами.
Долгое время основу шведского войска составляло ополчение свободных бондов, которое, конечно, уже к 16 веку в основном занималось тем, что поставляло деньги на то, чтобы содержать войско. Феодальное войско также имело место, и в силу того, что Швеция не очень многолюдная страна, это войско никогда не было особенно большим. Ну и пока речь шла о конкуренции с точно такими же раздробленными феодальными соседями, всё было в порядке, но к 16 веку подобная армия воевать не могла уже и в Швеции, т.е. она уже утратила свою актуальность и в Литве, и во Франции, и в Польше, она утрачивала стремительно её и в Швеции, конечно же.
Вот шведский король Густав Первый Ваза, или Васа, как правильно говорить, начал создавать постоянную армию, кстати, очень похожую по принципу комплектования на это вот кварцяное войско Польши, а позже и Великого княжества Литовского. В 1523 году начинает собираться регулярный налог, на который содержалась армия, полностью содержавшаяся на наёмном принципе: нанимали людей в первую очередь в северогерманских землях, ну а также охотно брали в качестве военных специалистов любых вообще наёмников, до которых только могли дотянуться. Это первая часть, и вторая часть реформы: Густав Первый Ваза впервые проводит рекрутские наборы, что явилось революционным делом вообще в европейском военном деле. Судя по всему, такие рекрутские наборы при Густаве Первом не играли серьёзной роли, но они стали основой будущей военной мощи Швеции, будущих успехов Густава Адольфа в 30-летней войне, который армию практически полностью перевёл на рекрутскую основу. С рекрутами было хорошо, потому что им не нужно было платить фактически, это были не наёмники, это были твои соплеменники, твои люди, твои сограждане, которые были обязаны воинской службой – это то, что в России впоследствии называлось всесословной воинской повинностью, т.е. все сословия обязаны были поставлять рекрутов. В первую очередь, конечно, их поставляли крестьяне. Т.е. человек с нескольких десятков дворов отправлялся служить в армию навсегда или на некий ограниченный срок, но, как правило, очень долгий срок.
Густав Первый Ваза правил с 1523 по 1560 год, за это время он успел обзавестись ещё и флотом постоянной готовности, т.е. это впервые за долгое время, когда в Швеции появился собственный регулярный флот, сначала очень небольшой, но, опять же, именно с него начался тот самый знаменитый шведский флот, с которым потом так долго и напряжённо воевал Пётр Первый.
Надо сказать, что армия наёмников шведских имела свои плюсы и свои минусы: естественно, наёмники – это люди, которые постоянно находятся в боевой готовности и могут быть быстро отмобилизованы, но их немного – это, во-первых, во-вторых наёмники всегда имеют довольно низкую мотивацию, т.е. пока им платят, они готовы выступать на поле боя. Если оказывается сложная ситуация, сложная настолько, что уже речь идёт о жизни и смерти, наёмники предпочтут сбежать или сдаться. Поэтому, конечно, война со Швецией, которую вела Россия в т.ч., мы видим, как мы бьём германских наёмников как на ливонской службе, так и на шведской службе довольно регулярно, и кстати говоря, без особых проблем, т.е. литовцы и поляки были в данном случае, на данном театре военных действий гораздо опаснее, иногда в разы опаснее.
Примерно к началу Ливонской войны и к времени вступления в неё Швеции Густав Первый Ваза смог набрать войско постоянной готовности примерно из 17 тысяч наёмников, в первую очередь германских наёмников. Т.е. мы видим, что цифра очень небольшая, конечно, это было не всё войско, т.е. феодальное войско тоже поступало на войну, ну правда, его, как я уже говорил, мобилизационная способность, а главное скорость мобилизации была очень невелика. А всё-таки 17 тысяч – это 17 тысяч, т.е. как минимум, тысяч 8-10-то Густав Первый мог на театр военных действий одномоментно поставить, это было серьёзно, однако, не настолько серьёзно, чтобы напугать русскую армию, которая оперировала в это время вполне уверенно средними контингентами на одном боевом направлении в 10-15 тысяч человек с лёгкостью.
Вот таким образом мы более или менее в общих чертах обрисовали состояние вооружённых сил, которое имело место у состязающихся сторон перед началом Ливонских войн, а точнее, правильно сказать – войн за Ливонское наследство. В следующий раз мы поговорим о начале Русско-ливонской войны. А на сегодня всё. Всем пока!