Дементий. Тишина! Дмитрий Юрьевич, настало время говорить о кино. Вопрос № 1: почему название у фильма «Зелёная миля»?
Д.Ю. Там же объясняют: пол покрашен в зелёную краску.
Дементий. А «миля»?
Д.Ю. Ну, считается, что это последняя миля – это такое образное выражение.
Дементий. Последний, так сказать, отрезок пути…
Д.Ю. Да, последний кусок твоей жизни, да.
Дементий. …и в конце плаха с топорами?
Д.Ю. В Америке любят смертные казни, потому что там настоящая демократия: негодяя надо казнить.
Дементий. А какая смертная казнь вообще, они считают, гуманная: электрический стульчик, газовая камера, и там вроде какая-то инъекция есть ещё.
Д.Ю. Ну, это давно всё было, поэтому…
Дементий. Я бы выбрал инъекцию, кубиков так 10, и ушёл в нирвану, и не вернулся.
Д.Ю. Возможно, там не так приятно, как можно подумать – их же не просто так пристёгивают. Там не героином колют. Ничего хорошего в этом нет.
Дементий. Вот суки!
Д.Ю. Электрический стул – он для того, чтобы мучился. Это важно: это для того, чтобы ты мучился. Там шёл большой спор между Эдисоном и Вестингаузом, компании боролись, кто будет поставлять электрические стулья. Один выступал за постоянный ток и казнь постоянным током, другой – за переменный ток, гораздо эффективнее убьёт. Всем демонстрировали, как там кого это зашибёт. Американцы-то раньше были нормальные люди: циничные, прагматичные сволочи-капиталисты. Это теперь в каких-то, я не знаю, превратились неведомо во что, а раньше всё было в порядке. Ну и электрический стул никаких прелестей для присутствующих не создаёт. Ну у них там всё время, т.е. они вешали когда людей, у них там отрабатывались всякие эти, знаешь: а вот перво-наперво надо, чтобы верёвка, а на ней чтобы был какой-то узел, не помню – чьего-то имени. Помню, у меня в детстве была книжка «Нюрнбергский эпилог», и там были фотографии и иллюстрации – там стоял американский сержант и держал петлю с этим жутким узлом. Зачем он?
Дементий. У нас на кухне либеральный медведь висит как раз на этой петле.
Д.Ю. Да-да-да. И объясняли, что, когда ты падаешь, этот узел тебе бьёт по затылку куда-то, человек теряет сознание, и, значит, это так гуманнее гораздо. Дальше при повешении строится специальный помост, в помосте люки, люк открывают, а тебе к ногам ещё привяжут мешок с песком… Ну потому что есть такое замечательное историческое. псевдоисторическое произведение Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери»… «Какой Богоматери?» - «Парижской».
Дементий. «Какой матери?» - «Богоматери».
Д.Ю. Вот, где когда кого-то вешали, то палач прыгал на повешенного, там его дёргал, чтобы оборвать позвонки. Т.е. раньше ручной труд был, интересно, палачу за вредность доплачивали за эти прыжки на повешенных? А эти придумали, что надо мешок привязывать. Экспериментировали – слишком тяжёлый мешок: были случаи – отрывалась башка и, естественно, окровавленная, щёлкая зубами, катилась под ноги присутствующим уважаемым людям.
Дементий. Хватала за коленки прокурора.
Д.Ю. Да. Очень осторожно надо там сбалансировать. Меня всё время удивляло, ты знаешь, я… ну, советские повешения – это ж как: там всяких этих предателей Родины…
Дементий. Скамейка – и всё.
Д.Ю. Грузовик. Нет, они в грузовиках возле кинотеатра «Гигант» … хронику посмотри: поставили в грузовик, верёвочка, скромная верёвочка, повесили и всё. Но американцы рассказывают, что там по 15 минут хрипит, бьётся в петле – для меня всегда удивительно: в детском возрасте друг друга у стенки пробовали усыплять? Ну там вот нажал… вдохнул, нажал, раз – и рубануло, передавил. Так там тоже так же: в уголовной практике достаточное количество граждан, которые хотят попробовать, как это: вот ножик в руке, сейчас я со стула тут повисну и, как почувствую, что буду задыхаться, чик ножичком – и нормально. Но не успевают «чик», а у американцев 15 минут там хрипят, бьются. Я никого не вешал…
Дементий. Видел – даже вешаются люди на дверных ручках, как-то умудряются.
Д.Ю. Да, можно лёжа, сидя…
Дементий. Да, как раз вот … тоже эксперименты проводят – и фьюить!
Д.Ю. На батарее можно – то же самое всё, потому что ты как только перекроешь себе кровоснабжение, вырубишься, то всё. Но в основном в квартире это, типа, туалет-ванная, двери открыл, на них сверху палку положил, на них там…
Дементий. Полотенцесушило.
Д.Ю. Называется у нас «парашютист» - он висит, грустный такой.
Дементий. Итак, к делу.
Д.Ю. Тонкий ментовской юмор. Ну в общем, там электрические стулья. На которых людей там откровенно зажаривают. Да. Так, значит, всем, кто не в курсе: все ролики состоят из сплошных спойлеров, и если х/ф «Зелёная миля» не смотрели, идите сначала посмотрите, а потом уже беритесь за ролик, иначе испортим все впечатления.
Джун. Надо напомнить, наверное, что смотреть надо в правильном переводе. Вы же его перевели?
Д.Ю. Только в правильном переводе Гоблина.
Дементий. Я, честно говоря, ожидал сейчас другую фразу: «Сейчас будут спойлеры, тот, кто не смотрел этот фильм, идите отсюда нахуй».
Д.Ю. Ну там, кстати, есть важный момент, да. Я сейчас, когда переводы стали выходить с должной частотой, я непрерывно читаю комменты в стиле: «А зачем вы это перевели? Его уже перевели – никакого различия с дубляжом нет». Ну, если ты дурак безграмотный, то да, никакого различия нет. Если не совсем дурак хотя бы – различия есть, и различия очень серьёзные. Ну кроме того, я туда, как обычно, навставлял матов, которых, как известно, в английском языке нет.
Дементий. Ну фильм-то скучный, а так – матов навставлял…
Д.Ю. Конечно. Шутки.
Дементий. Шутки!
Д.Ю. Итак?
Джун. Фильм наш начинается с того… не с тюрьмы, а с дома престарелых, т.е. по сути весь фильм – это рассказ героя Тома Хэнкса, дожившего до преклонного…
Д.Ю. Рассказ внутри рассказа, да.
Джун. Да. …дожившего до преклонных лет и рассказывающего историю из своей жизни, когда он служил надзирателем, получается, женщине, которая вместе с ним там живёт. Вот немножко в сторону: в сериале «Сопрано» большое внимание уделено вопросу, нормально ли отправлять стариков в подобные заведения? Но когда показывают, что в сериале «Сопрано», что в «Зелёной миле» их дома – там же всё замечательно, это хорошая жизнь.
Д.Ю. Американцы говорят, что дом, в котором живёт Том Хэнкс, и дом, в котором живёт начальник тюрьмы Уорден - такого не может быть, что это настолько роскошные дома, что такого просто не может быть.
Джун. А дом престарелых? Мой вопрос-то какой…
Д.Ю. Это кино, как мы понимаем. Это кино, в жизни у людей бывают всяческие обстоятельства. Этот самый Сопрано, который сдал свою мать в дом престарелых, в последующих сезонах… в четвёртом сезоне Поли сдал свою мать в дом престарелых и сообщил, что содержание её там стоит 7 тысяч баксов в месяц.
Дементий. Круто!
Д.Ю. Это настолько серьёзные деньги, что это вообще никто себе такого позволить не может, кроме действительно богатых людей. Это раз. Заведения бывают разные. Я надеюсь, в этой богатой Америке есть заведения для людей с более скромным уровнем дохода, но если ты остался один, детей у тебя нет, то куда тебе податься-то? Только в дом престарелых. Почему там хорошо: ну во-первых, это самое главное, ты всё время находишься под присмотром, что с тобой ни случись… Там же ему говорят: «Ты по полям-то особо не бегай – ногу сломаешь, кто тебя там найдёт?» Это важно, это раз: под присмотром. Во-вторых, там кормят-поят нормально и медицинский присмотр, т.е. если что – там таблетку какую-нибудь дадут, видят тебя. Это важно, ну если нет, никого у тебя не осталось, ну вот так в жизни получилось. Таких людей много.
Джун. Ну почему вообще ставится такой вопрос, что это нехорошо?
Д.Ю. Ну это смотря для кого нехорошо. Вот у нас на Кавказе, например, детских домов нет, потому что если ребёнок остался без отца и матери, это вообще недопустимо – куда-то его отдавать. Это ваша семья, это ваши близкие родственники, нельзя его ни в какие детские дома отдавать, там их нет. А вот в Армении, например, пори советской власти не было вытрезвителей вообще, потому что армяне пьяные на улице не валяются, у них другая культура употребления. Бухают? Бухают, конечно, они же христиане. Первые христиане – Армения была первым государством, которое приняло христианство.
Дементий. Это как в каком-то фильме был даже тест: ну-ка чарку выпей. Выпил …? Истинных христианин!
Д.Ю. Да. Вот, нет вытрезвителей, потому что культура пития другая: сначала мы едим, потом мы пьём, и вообще недопустимо вот это вот валяние – что это такое? Вытрезвитель просто не нужен. Вот. Отдавать нехорошо мать родную, это же итальянцы, там тоже семья на первом месте, поэтому Сопрану там все порицают, несмотря на то, что это очень дорого и что это наоборот забота о матери – нет, ты от неё избавился, это вообще нехорошо, дядя Джун не одобряет.
Джун. А вот вы в своё время тоже работали в тюрьме, ну как герой Тома Хэнкса.
Дементий. Службу нёс!
Д.Ю. Да, там служат, да. Это, конечно, не театр…
Дементий. Это театр одного актёра, может быть, двух. Там такие типажи! Я помню, ты мне рассказывал – там Качалов закричит: «Верю!» Так?
Джун. Вас тоже можно назвать бывшим надзирателем, или у вас другая какая-то должность?
Д.Ю. Можно, конечно, да. Нужно!
Джун. А вот, по-вашему мнению, американские тюрьмы сильно отличаются от наших?
Д.Ю. Конечно, очень! Ничего похожего нет в целом.
Джун. В т.ч. и показанная в фильме тюрьма?
Д.Ю. Ну, тюрьмы – это вообще их изобретение. В России ничего нет, даже само слово «тюрьма» - корней не знаю, но скорее всего это от немецкого «Turm», т.е. «башня». Тюрьма… для того, чтобы организовать тюрьмы, государство должно быть сильно богатое. Все «Русские правды» - там тебя выпороть, отрубить руку-ногу, убить, ещё чего-нибудь, или деньги заплати, в конце концов. Для того, чтобы держать людей в тюрьмах, нужны деньги – их же кормить надо, содержать, и даже когда у нас тюрьмы уже появились, то сидельцев, как правило, можно было отпустить в город: пойдёшь там денег насобираешь или жратвы. Или чтобы они через решётки руки там к прохожим тянули: «Подайте чего-нибудь пожрать» - потому что содержать – это дорого. Америка – страна богатая, т.е. когда англичане массово побежали за океан, то они самые прогрессивные идеи с собой уносили туда, что здесь вот всё будет не так, как в этой первой в мире демократии, вот не так будет. Нахер ваших королей, королев, даже и не вспоминай, что там такое было, у нас всё будет… Мы будем жить теперь по-новому. (с) Вот, и они же там разработали две системы содержания граждан – пенитенциарные системы, так сказать.
Дементий. Босс, а «тюрьма» - это немецкое слово? Я слышал подобное ещё – «цугундер».
Д.Ю. Только что сказал: «цугундер» - это другое, «Turm» - это «башня».
Дементий. Башня.
Д.Ю. Но есть ещё это, как её…
Дементий. Кичман?
Д.Ю. Нет, тюркское «терме», «тюрьме» - не помню, это типа «заточение», там что-то такое. Я не специалист, т.е. тут вопрос мной не разведан. Вот, возвращаясь: т.е. когда англичане побежали в Америку, то они там всё это отлаживали по-другому, т.е. в Лондоне там были замечательные тюрьмы, всякие Хайгейтские – там такие ужасы творились, что Иван Грозный прослезился бы, глядя на эти прелести. У нас все тюрьмы – это, в общем-то, ну как и везде в Европе, когда монастыри утратили, так сказать средневековую роль, и монахов разогнали, и в монастырях тюрьмы организовывали. Мы с тобой в Суздале были – там тоже тюрьма была. Ну самый ужас – это ГУЛАГи, конечно, там всякие были. Отдельно как-нибудь расскажем про Ярославль и тамошние тюрьмы.
Дементий. Про Суздаль.
Д.Ю. Вот, а эти, ну у них не было монастырей в США, они начали строить новые, и было две системы разработано: Пенсильванская и Обёрнская, т.е. две разные. Ну, разные так, схематично, в общем-то, т.е. граждан лишают свободы, и они, типа, могу перепутать, но это некритично: т.е. в Обёрнской они обязаны были молчать, нельзя разговаривать вообще, и ночевать все должны в отдельных норах, т.е. отдельные камеры должны быть, потому что как только барак, там сразу начинаются всякие излишества.
Дементий. Поползновения.
Д.Ю. Безобразия, да. «Нас каждый день мордуют уголовники и главный врач зовёт к себе в любовники». Вот, и они в камерах работали, т.е. работу им тащили в камеры, работать надо было обязательно – только труд, который сделал из обезьяны человека, вот сиди в своей этой хате, плети, строгай. Библию выдают, чтобы ты читал, это полезно, говорят – Библию читать постоянно. Странно, кстати: если никто её не трактует, ты там себе такого начитаешь! Вот, а в Пенсильванской системе на работу водили, т.е. там всё нормально, т.е. в те времена не надо думать, постольку поскольку всё развивается потихоньку, то, например, они там все на цепи ходили строжайшим образом, за правую, по-моему, ногу все скованные одной цепью. Гражданин Кормильцев, который сочинял всякие безусловно хорошие с поэтической точки зрения песни: «Скованные одной цепью…» - не понимал, т.е. и хорошие с поэтической точки зрения, но совершенно идиотские по содержанию песенки – он без понятия. Вот цепь, называется «chain gang», т.е. «банда на цепи», где заключённые выстраивались в шеренгу, положив правую руку на плечо впереди стоящему и по команде «с левой ноги вперёд шагом марш», или с правой – не знаю, там ходить надо специфическим образом, потому что эту цепь волочь тяжело. «Walking on a chain gang» - даже такая песня у группы «Boney M.» есть. Вот: смотреть в землю, в глаза охране смотреть нельзя, за это предусмотрено наказание сразу. В общем, там везде всё это было достаточно свирепо. Ну, дальше мысль работала: я забыл, как гражданина звали, он разработал т.н. паноптикон, который у нас теперь называется «паноптикум» - ну там вообще паноптикум! Оно заканчивается на «-он»: паноптикон в оригинале. Это круглая тюрьма, т.е. как труба изнутри, а цырики, они же вертухаи, сидят в середине в башенке и, поскольку все камеры просто зарешёченные, там дверей нет, то надзиратель всех видит, кто там сидит и чем занимается. «Паноптикум» - это «пан оптикон»: «пан» - это «всё», «оптикон» - это, по всей видимости, «всевидение», или как-то так, тоже не интересовался. Такие на Кубе остались, в Америке их, вроде, все поломали, ну как архитектурные сооружения, на Кубе вроде остались, там Фидель Кастро… У них какой-то спецостров есть на Кубе, где уголовники сидят. Фидель Кастро в такой сидел. Но это себя не сильно зарекомендовало, и они перешли к другому, т.е. нормальная тюрьма – это домик внутри домика, т.е. вот здоровый дом, а в нём стоят специальные постройки в 2-3 ряда, ну Алькатрас вот типичный пример. И камеры, соответственно: первый этаж, второй. Камеры все за решётками, чтобы надзиратель, прохаживаясь по продолу, как это у нас говорят, чтобы он всё время видел, что там кто делает. Это облегчает надзор, но сильно бесит заключённых, естественно. Там механизмы открытия этих дверей специально разработаны, что там сбоку специальная рукоятка – дёрнул, и все двери во всех камерах открылись, на приём пищи уходить, ещё чего-нибудь.
Джун. Как в фильме «Скала»?
Д.Ю. Да-да. Ну это оно и есть, да.
Дементий. Алькатрас.
Д.Ю. В Алькатрасе там всё происходит. Вот. Ну, сказать, что это какая-то там прелесть, будет абсолютно неправильно. Конечно, бывают условия лучше, бывают условия хуже, но тюрьма – это тюрьма, везде, это лишение свободы, а это самое главное. Наши не похожи. Начнём с того, что в Америке сразу тебя за любое нарушение сажают именно в тюрьму, а в кровавом Совке для начала тебя сажают в лагерь, система ИТЛ называется: исправительно-трудовых лагерей. В перестройку было принято над этим со страшной силой смеяться: как же там исправляют? Ну, дураки иностранных языков не знают, и, в общем-то, всё тюрьмы подразумевают исправление, в первую очередь на цивилизованном Западе.
Некий Мишель Фуко, я помню, там книжка есть специальная – они, когда в 19 веке, в начале ездили в Америку посмотреть, как же у них это устроено, все поражались, насколько там человечнее, прогрессивнее, чем в Европе. Ну, Америка в массе параметров впереди планеты всей, в т.ч. и в этом – в условиях содержания, обеспечения, там, и всякое такое. Тогда это был, да, шаг вперёд. Ну так вот, у нас сначала в лагеря, лагеря делятся: общий режим, усиленный, строгий, и только самый страшный – это тюремный, он же «крытый», т.е. это, я не знаю, надо себя так проявить! У нас срока там, да, вот первые 5 лет тюремного заключения, а дальше уже выпускают – так. А у них сразу тюрьма, т.е. без разговоров. Это вообще категорически неправильно, и, сидя в тюрьме, ты, например, не можешь работать толком, не можешь, потому что там условий нет для работы. В лагерях у нас как лагерь: жилая зона, рабочая, т.е. вот здесь мы живём, а здесь промышленное предприятие, на котором мы там пилим лес, скручиваем диваны, там, собираем мебель, шьём варежки, эти, как их – телогрейки, ещё чего-нибудь, т.е. заняты общественно-полезным трудом. Все эти западенцы всю жизнь выли, что это использование рабского труда. Начать с того, что всем зекам за это платят зарплаты – это ключевое, а значит, никакой тебе не рабский труд, во-первых, а во-вторых…
Джун. А он может отказаться и не работать, если не хочет?
Д.Ю. У нас?
Джун. Ну вот да.
Д.Ю. Ну, некоторые могли, т.е. оно не так происходило. Я боюсь, что мы просто углубимся в понимание наших ГУЛАГов: ну, типа, вор в законе не работает, и блатной не работает – за него работают мужики, а администрация на это может смотреть сквозь пальцы.
Джун. Но ведь всё равно получается…
Д.Ю. А может и не смотреть, может вывести на построение: «Кто отказывается от работы – шаг вперёд». Вышли – башку прострелили сразу. «Ещё желающие есть? Нет? Приступили к работе». Всё.
Джун. Ну т.е., получается, даже несмотря на то, что они получают зарплату, всё равно же принудительный труд?
Дементий. Вор работать и должен.
Д.Ю. Естественно, принудительный – а как ты хотел? Ты причинил материальный ущерб, совершив преступление, ты нанёс материальный ущерб жертве преступления – возможно, ты его покалечил, и он не может полноценно работать, возможно, ты его обокрал, лишил его материальных ценностей – будь любезен, работай, а государство из твоей зарплаты вычтет и ему заплатит. Это важно. Ну а во-вторых, что важно для уголовников, оказавшихся в местах лишения свободы: когда ты работаешь, время идёт значительно быстрее. В труде можно забыться, срок идёт быстрее. За ударный труд тебе скощуха срока на треть, например, т.е. дали тебе 3 года, а ты вышел через год – это, как ты понимаешь, очень-очень важно. Вот. Обрати внимание: в «Зелёной миле» все работают – когда их на грузовике везут, они там с кайлом, все в цепях, кайлами машут. Ну, дурацкая инсценировка, но тем не менее все работают.
Дементий. Вот в связи с этим вопрос: я имею сведения такие, может, и неправильные или правильные, что есть государственные тюрьмы, и есть в частных руках.
Д.Ю. В США? Ну, сейчас есть, да.
Дементий. И вот когда вот эти вот с каёлочками, так сказать, узники совести работают – это что тюрьмы берут какие-то подряды частные?
Д.Ю. Да, конечно, да, именно так. Они для этого и есть частные, что всех можно заставить работать, они будут работать за копейки, естественно, потому что это капитализм, будут работать за копейки, а владельцу тюрьмы приносить прибыль. Нормальное капиталистическое предприятие. Когда рабство отменили – мы и тут можем укатиться неведомо куда – и плантации остались, а негры начали массово разбегаться, ну кто-то же их должен обрабатывать, кто-то должен собирать урожай. Тогда были организованы во всяких штатах, типа Миссисипи, т.н. «prison» - это «тюрьма». Я не знаю, как это – колхоз тюремного типа, куда негров загоняли пачками просто, как обычно, ни за что, а там заставляли работать интенсивно и очень много. Кстати, этот, как его, «Пролетая над гнездом кукушки», там этот красавчик Макмерфи в исполнении Джека Николсона, его как раз туда этапировали в дурдом с призон фарма, где он там огородные работы всякие выполнял. Да.
Дементий. Очень грамотно «закосил».
Д.Ю. Очень полезно, очень почётно, да. Они там собирали хлопок и приносили прибыль, да. У нас граждане рассказывают только про какие-то демократии и свободы – там есть масса вещей гораздо интереснее, чем демократия и свобода.
Джун. Ну, давайте конкретно про фильм.
Дементий. Фильм хороший, Д.Ю.?
Д.Ю. Отличный!
Дементий. Хороший. Конец передачи.
Д.Ю. Я считаю, это вообще один из лучших, таких понятных для граждан фильмов, т.е. когда Internet Movie Database (imdb.com) только появился, и там висел список – сначала 100 лучших фильмов, а потом 250 лучших фильмов, «Зелёная миля» и «Побег из Шоушенка» всё время местами только менялись там годами, что это вообще лучшие фильмы ever, только «Крёстный отец 1» мог с ними поспорить, он был тоже третий, второй, первый – там всё это болталось. Это замечательнейшие фильмы! Ну, самые хорошие фильмы для простолюдина: это отличная история, интересно рассказанная – тут, я считаю, сочетается просто идеально! Дарабонт Фрэнк – гений! Правда, всё, что он сделал, кроме «Зелёной мили» и «Побега из Шоушенка», гораздо менее впечатляет, но большинство и одного хорошего фильма не сняли, а тут красота. И, на мой взгляд, это наилучшие экранизации произведений Стивена Кинга, я лучше не видел.
Джун. А вы когда впервые посмотрели это кино? …
Д.Ю. Не помню. Ну, на видике, да, давно.
Джун. Он вообще 1999 года.
Д.Ю. Ну, тогда и смотрел, да.
Джун. А тогда оно тоже на вас большое впечатление произвело?
Д.Ю. Ну, отличный фильм! Я не могу сказать, что я рыдал, там, плакал… Ну, негра жалко, конечно. Отличный фильм, просто отличный!
Джун. У меня вопрос по поводу отрицательного персонажа в фильме – это про Перси.
Д.Ю. Я бы тебе сначала сказал, т.е., как обычно, в художественных фильмах всегда есть некие допущения, которые и ведут к наиболее благоприятному, интересному развитию сюжета. Первое допущение – что негра посадили к белым. Такого не может быть, США – это расистское государство, оно построено на расизме и умело использовало рабский труд. Негр – не человек, и он вообще не должен сидеть в одном месте. В Алькатрас пытались негров сажать – там бунт сразу подняли: «Что это такое? Я вот в камере, а тут негры сидят – это что вообще такое? Я, между прочим, белый. Убрать!» - убрали. Так и тут: негр вместе со всеми сидеть не должен, там должна быть дверь, и вот здесь вот негры сидят, и условия должны быть гораздо хуже, чем у всех, и еда должна быть хуже, и всё должно быть хуже, потому что они негры. Т.е. допущение № 1: такого не может быть. Раз.
Второе: они внутри учреждения ходят с огнестрельным оружием – такого не может быть тем более, это угроза лично для тебя, как для сотрудника, и, в общем-то, они друг друга постреляют, тебя убьют, бунт, побег, массовые расстрелы. Такого не может быть. Ну а в результате получается: если негр не может там сидеть, то конфликт исчерпан, а если нельзя Перси застрелить – в общем-то, о чём фильм-то тогда? Вот.
Джун. Вот насчёт Перси.
Дементий. Этого гнусного Перси.
Джун. Вот, по вашему мнению, такие люди, как он – это редкость?
Д.Ю. Нет. Нормальные люди, Джун, это редкость.
Дементий. Джун, ты оглянись – они кругом, ты что!
Д.Ю. Да, а все остальные – это чисто… вот есть обстоятельства, внутри которых мы живём, и люди понимают, что им, например, грозит за нарушение общепринятых норм: ну если ты снимешь штаны и начнёшь гадить на улице, где-нибудь на Невском проспекте (мы знаем таких персонажей) – ну, я не сомневаюсь, что физическое насилие к тебе применят просто мгновенно, поэтому, даже если он хочет сесть погадить на Невском, он подумает: как сапогом в рыло сейчас прилетит, и не одним – надо это делать или нет? А в ментовку сдадут – там ещё и на сутки поедешь, поэтому нет, не буду. Но он готов, он хочет, он умеет, и почему нет-то? Если создадутся условия благоприятные, он будет это делать обязательно.
И вот этот вот Перси – это типичный представитель того… Ну там два антагониста, так сказать: вот Том Хэнкс – его герой: у него точно та же работа и точно те же обязательства, ну, утрируем, так сказать, загрубляем, но Хэнкс-то ведёт себя, как человек. Со всеми ведёт себя, как человек. Там даже палка жестоко перегнута, что, в общем-то, это же негодяи конченные все, они конченные негодяи, они убийцы баб, детей, а ты с ними тут миндальничаешь, так сказать – как это так? Вот там перегиб откровенный. Никто же не рассказывал – там француз сидел, который мышонка воспитывал – так и не сказали, что он сделал. Чего вы там вокруг него с этим мышом так пляшете? Ну это потому, что вот Хэнкс такой человек, он ответственно относится: тебя казнят, не переживай, вот это всё мелочи, что здесь происходит – мелочи по сравнению с тем, как тебя посадят, электроды к башке поведут и тебя сожгут заживо. Это гораздо главнее, но здесь я с тобой буду обращаться так, как прописывает устав, и так, как мне моя совесть велит. Вот такой человек. Но в то же время есть и такой, как Перси, такая тварь и гнида гнусная, у которой за спиной стоят влиятельные родственники, а поэтому я тут буду кривляться, как… Он мажор типичный, ну как у нас ездят на машинах, там, безобразничают по-всякому. Типичный мажор, у которого за спиной родственники, а он этим пользуется – типичная тварь! Таких очень много.
Джун. Ну, просто они же там… он моложе остальных персонажей, но у них же достаточно взрослая мужская компания, но разве вот такое поведение… вот он подлый и злой, не отбивается, и даже если у человека есть загоны, предрасположенность к этому, ему хочется в куда более младшем возрасте.
Д.Ю. Ещё раз сформулируй – что должно происходить? Там главное – что у него родственники, и они не могут с ним ничего сделать, потому что если он пожалуется родственникам влиятельным, то судьба сотрудников резко осложнится. Они его все боятся, откровенно боятся, это только Хэнкс там выступает.
Дементий. А кстати, почему он пошёл именно работать, вот именно выбрал себе такую – она денежная, какая-нибудь престижная?
Д.Ю. Нет, ничего престижного, и никаких денег и никакого престижа там нет, работа это смертельно опасная – это во-первых, а во-вторых, ну а чего тебя там радует? Это самое днище человеческой жизни, ты просто в говне в чужом ковыряешься. Ну вот так. Не знаю… работы нет – вот и пошёл.
Дементий. Вот наверное да.
Д.Ю. Да, может быть так. Идут ли туда люди, чтобы реализовать какие-то там свои садистские наклонности, мне сказать затруднительно. Они есть, бывают садистские наклонности, и действительно они реализуются, но там нет дыбы, там нет иголок под ногти, где ты можешь проявить себя в высшей мере. У нас, во всяком случае, это организовано не так. Над кем ты там глумиться собрался – это только тебе понятно. Ничего хорошего там нет, повторюсь.
Джун. Вопрос по поводу эпизода, где негр Коффи излечивает Тома Хэнкса. Только что, до этого эпизода, заключённый притворился безобидным и напал на надзирателей, и заключённый этот обычной комплекции, а Коффи гигант-человек…
Д.Ю. Сёма Рокуэлл - это его привели, да?
Джун. Да. И герой Хэнкса остаётся один в блоке и решается подойти к Коффи на небезопасную дистанцию.
Д.Ю. Это очень странные вещи, т.е. это специально для кино, как ты понимаешь. Специально! Есть процедуры, которые ты обязан соблюдать, это вопрос твоей жизни и смерти, безо всяких шуток. Открыл кормушку, высунь руки. Вот высунул руки – на него наручники, желательно ещё, сзади чтобы наручники были надеты. Только после этого открывается камера. Одному к ней подходить нельзя, вообще нельзя, ты не соображаешь, что там у людей на уме. Все эти рассуждения: хороший это человек, плохой – ты не представляешь, что способны вытворять граждане. Т.е., во-первых, вдвоём, во-вторых, соблюдая меры предосторожности. Постольку поскольку там не сплошная дверь, то подходить на расстояние, где до тебя могут дотянуться – ну это, ты знаешь, как вот шимпанзе. Как там новость какая-то была, что у кого-то там жил шимпанзе, а пришла в гости тётенька, хозяин отлучился, и шимпанзе в три секунды выдавил бабе глаза и оторвал руку. Ну, у зверей чудовищная сила, как руку оторвать с сухожилиями, я… ты курицу попробуй порви. Ну вот, это абсолютно то же самое, это зверь, натуральный зверь, подходить близко нельзя. Он у тебя… он же смертник – это главное, терять ему нечего, его и так убьют – ну хоть порезвлюсь напоследок…
Дементий. На миру и смерть красна.
Д.Ю. …повеселюсь, да. Хвать тебя, выдавил тебе глаза – ну попробуй их вставить обратно, там разорвал что-нибудь, сломал руку, там – затащил внутрь, нажал, сломал. Повторюсь: без этого не было бы кино. Ну и Хэнксу там так плохо, у него какая-то там мочеполовая инфекция, что он пописать никак нормально не может, ему так плохо, что он, видимо, вот… Там же, вот это я к чему говорю, что момент, когда Коффи привезли, его там ловко снимают – всё время снизу, как в «Терминаторе», что он получается, как человек-гора. На самом деле он не такой высокий, но снимают так, чтобы он был больше всех, выше, и там специально камера другая, специально шконка короче, чтобы он… ну как будто он очень большой лежит. Отдельный электрический стул – меньше – на который его сажают, чтобы он всё время выглядел гигантом, т.е. художественная задача так решается. Ну вот он такой здоровый, вот они вокруг него, вот его в камеру, вот заходят с ним в камеру – т.е. это просто безумие вообще! Вот с наручниками зашёл, там вокруг народ стоит. Зашёл в камеру, закрыли решётку, высунь руки – отстегнём, только когда ты внутри, без всяких этих самых, и только при скоплении личного состава. А тут взял, подошёл, а он его за яйца хвать! И хорошо он его с благими целями за яйца-то схватил, а не со злостными, а так бы остался вообще без этих самых яиц. Так делать нельзя. В этом тоже правды нет.
Дементий. Я хотел задать вопрос: там персонаж такой был – Билл, и он купил пирожное за 5 центов. Откуда у него деньги?
Д.Ю. Непонятно. Прятал где-нибудь. Ну, в тюрьме всё циркулирует, в общем-то.
Дементий. Носил в жопе пять лет?
Д.Ю. Да, может быть запросто. Может, нашёл, где-нибудь там завалилось, ещё что-то…
Дементий. Потом вот этот француз, который с мышонком играл, он, помнишь, учил его катушку туда-сюда. Тоже – откуда катушка?
Д.Ю. Откуда катушка, да. Ну, кино, ну что делать? В общем-то, регулярно проводятся обыска, в ходе которых изымается все, что вызывает малейшее подозрение, что можно употребить как оружие, что запрещено. У тебя есть список, что у тебя может быть, а чего в списке нет, того быть не должно, и за тобой осуществляется жесточайший надзор, т.е. все… служба в этой самой тюрьме – это непрерывные кошки-мышки, потому что заключённые тебя всё проверяют: «А если я сделаю вот так, то что ты? А вот так – а что ты? А вот так – а что ты?» И это вот, знаешь, как ногу в дверь суют, вот ты чуть-чуть приоткрыл, а дальше я весь уже влезу. Я, там, про тебя что-то знаю, тут я что-то услышал, тёрки какие-то, вступать в разговоры, ещё что-то, чтобы развести тебя на откровенность: «А ты откуда? А что у тебя как?» Ну а дальше, понятно, можно людей послать к тебе: «Вон там твоих детей задушим, или ты будешь делать здесь то, что тебе сказано». Это нихера не шутки, это люди…
Дементий. Ну как доктор Лектер, помнишь, грамотно…
Д.Ю. Исключительно опасные люди, и действовать с ними надо крайне осторожно. Да, есть края, которые ты должен соблюдать, ну если у тебя мозги есть, и есть некоторые послабления, но колюще-режущие, телефоны, водка, наркотики… Ну есть люди, конечно, которые на этом зарабатывают – охранники, которые несут всё это за бабки внутрь тюрьмы, но всё это очень сильно опасно, в общем-то. Вот. Ходить в камеры – ну я не знаю, если ты понимаешь, кто там сидит, подаётся команда: «Встать к противоположной стене, лицом к стене, руки за спину. Стоять, не двигаться. Сейчас зайдёт дежурный, например, ваши претензии слушать». Команда: «Ты можешь повернуться. Говори. Замолчи. Повернись. Ты!» Это как с собаками – ну, загрубляю, но вот собака, например, у тебя, щенка ты дрессируешь, он вот хочет запрыгнуть на диван, а ты ему сразу: «Нельзя! Лежать! Место!» - он бежит и ложится на свой коврик. После этого ты его зовёшь: «Ко мне!», он подбегает, ты его там: «Давай, прыгай на диван». И тогда у собаки в башке складывается, что она делает не то, что ты хочешь, а то, что ей говорят. Строжайшим образом: то, что ей говорят. Она не может самостоятельно запрыгнуть на диван, это я сказал запрыгивать на диван.
Дементий. Чем облегчают жизнь собаки.
Д.Ю. Да. Ну в таких условиях, так отбегая в сторону, через 7 лет примерно даже взрослый человек, выйдя из тюрьмы, адаптироваться к нормальному обществу уже не сможет никогда, потому что его будят, с ним делают зарядку, его кормят, ведут на работу, он одет, обут, сыт, он об этом не думает, и через 7 лет примерно он уже не может вернуться в нормальное состояние, когда всё это надо делать самому.
Дементий. Помните, хороший был момент в другом фильме «Побег из Шоушенка», когда негр работал в универсаме, и он такой: «Можно я отойду пописать?» - «Ты же гражданский, иди поссы». А у него в башке уже это вот: «Можно я отойду?»
Д.Ю. Да, дисциплина прежде всего. Это у них называется «to deflate ego», т.е. «приспустить твоё эго». Ты уголовник, ты себя ведёшь не так, как все, т.е. ты считаешь… твоё эго настолько раздуто, что ты считаешь, что тебе можно то, чего нельзя другим. Там тебе объяснят, что тебе можно только то, что разрешит надзиратель, и ничего другого тебе нельзя. Ничего у тебя нет в камере и быть не должно, и не будет – никаких катушек, там, и проч.
Джун. Вот про главного героя – герой Тома Хэнкса: да, он добрый человек, но вот работа его, а это же суровая работа, и в нём, как в человеке, по крайней мере по фильму, отсутствует такая вещь, как жестокость. Он не жестокий – можно так сказать?
Д.Ю. Ну, в кино – да.
Джун. Он пытается решать проблемы словами, он со всеми говорит – что с Перси, что с заключёнными, и он не наказал Билла за то, что тот плюнул ему в лицо.
Д.Ю. Такого не может быть, вообще.
Джун. Это абсолютно киношное?
Д.Ю. Конечно, это любимое развлечение заключённых вообще, например, нассать в какую-нибудь кружку, потом туда насрать – это у американских – размешать всё это, я забыл, как оно называется, там, коктейль какой-то, ну и когда охранник проходит мимо, подозвать его и ему в рожу эти фекалии выплеснуть. Ну, странно думать, что охранники про такое не знают, это во-первых, никто к тебе не подойдёт, начнём отсюда, на расстояние плевка я к небе никогда… Опять-таки понятно, что разные заключённые, если вот этот себя год ведёт прилично, так какие к нему претензии? Он понимает человеческий язык, боится тебя – это важно, знает, что с ним будет. А есть отморозки – это вот типичный отморозок, взял и плюнул. А зачем ты к нему подошёл? Ну и Б – это проверка, в ходе которой человек проверяет, что ты – стерпишь, и как это вообще будет? Все подобные вещи подавляются с максимальной жестокостью, с максимальной просто! Тебя нельзя там уродовать и калечить, но отметелят тебя так – моё почтение! Плеваться ты расхочешь на очень долго.
Дементий. Нечем будет плеваться.
Д.Ю. Да, и в карцер, где можешь посидеть, отдохнуть. У них там, кстати, отличные карцеры, как в Алькатрасе: отдельная камера, у которой вход – так же, как у всех, решётка, а за ней нормальная дверь железная, которой тебя вот закрывают. Дырка в полу – ссать и срать, там унитаза нет, голый – это для начала, ну чтобы ты на кафельной плитке там немножко поспал. Если когда-нибудь, не дай Бог, доведётся полежать на нарах деревянных, а дерево – это всё-таки хороший тёплый материал, у тебя потом месяц все выступающие кости: тазовые, локти, плечи – всё болеть будет месяц примерно, настолько это ощутимо, а теперь давай вот на каменном полу полежи, поспи. Кормить тебя при этом не будут, ну, вода и хлеб – этого достаточно, в общем-то, чтобы ты с голоду не сдох. Ну а отметелят тебя перед этим или нет, я даже не знаю. У них это очень странно выглядит, что у них нет такого помещения. Очень странно! На приличной гауптвахте даже есть.
Джун. Ну а то, которое они расчистили …
Д.Ю. Это же обитая комната, типа там, для психов, она войлоком там обита, чтобы ты там бился от стенки. Это странно.
Дементий. Чтобы ты там до суда сам себя не убил.
Д.Ю. Ну и тебя закроют, короче, как в этом самом Алькатрасе – там, например, 19 суток можно было тебя вот так продержать, голого, на хлебе и воде, в абсолютной темноте, свет только тогда, когда кормушку открывают – тебе воды и хлеба дать, и всё. Ну я тебе доложу, что испытание одиночеством, например, для массы граждан на психике очень серьёзно сказывается. Не все из нас йоги, которые могут сосредоточиться на внутреннем мире, а т.к. большинство-то просто идиоты, это очень тяжело.
Ну, в Советской Армии закрывание в приличный карцер – хороший карцер, там не надо много места, у нас примитивные карцеры были, вот там такой высоты от пола, такой ширины, чтобы ты туда помещался вот так вот согнувшись и полуприсев на корточки. Пол залит цементом, и туда камней натыкать поострее, чтобы ты сидеть на нём не мог, а мог только стоять, и желательно, чтобы пол был пониже уровня коридора, туда пару вёдер воды налить, чтобы когда тебе жопу захочется опустить, чтобы такие мысли тебя не посещали. Вот постоишь там сутки, ну или посидишь на острых камнях – через сутки советские солдаты выходили шёлковыми просто, настолько дисциплинированными, что словами не передать! «Всю жизнь пересмотрел, больше я сюда не хочу». Ну так и тут, т.е. внутри карательной системы есть свои наказания. Она, кстати, называется пенитенциарная система: «penitence» - это «раскаяние», т.е. ты там должен осознать свои грехи за содеянное и раскаяться. Так что плевки в лицо…
Дементий. Имеют глубокие последствия.
Д.Ю. Да-да. Ну он псих, т.е. он-то, понятно, что плюётся, а вот почему они себя так ведут, это непонятно. Никакой добротой героя Тома Хэнкса это вообще не объясняется.
Дементий. Вопрос интересный: в этом фильме служащие тюрьмы не первый раз присутствовали при казни на электрическом стуле, а зачем тогда вот эти такие подробные репетиции: «Встань сюда, включи это, команда такая».
Д.Ю. Репетиции всегда нужны.
Дементий. Для чего?
Д.Ю. Все действия должны быть отработаны до автоматизма.
Дементий. Чтобы никаких эмоций не было, просто выполняешь чётко свой…
Д.Ю. Да.
Дементий. А как часто такие репетиции могут быть?
Д.Ю. Откуда ж я знаю? Я на стулья электрические некого не сажал. Ну, личный состав надо чем-то занять, и есть свободное время – давайте потренируемся.
Дементий. Хотя кандидаты у нас есть некоторые, которых мы бы с удовольствием посадили бы на стул бы.
Д.Ю. Это как учения.
Дементий. В общем, доводить до автоматизма?
Д.Ю. У нас только тревоги бывают. По тревоге вот твоё учреждение… ну, тревога. Нападение! Вот оружейная комната – вскрывай, раздавай автоматы, бронежилеты, каски, и все побежали занимать оборону. Вот заняли, сейчас начнём расстреливать беззащитных граждан, которые по неясным причинам идут на штурм нашего заведения, хотят нас убить, наверное.
Джун. Про француза: ладно, они репетируют и к каждому стараются по-человечески относиться, ну все, за исключением Перси, но зачем они такое представление разыграли перед французом, когда ему пытались рассказать, что с мышонком будет всё в порядке? Он же переживал за его судьбу.
Д.Ю. Для меня загадка. Только для того, чтобы показать, что Том Хэнкс очень хороший человек. Или им делать нехер абсолютно, что они там спектакли какие-то разыгрывают.
Дементий. Скорее всего, второе – скучно братве.
Д.Ю. Ну и при этом это зрителю показывают, что мышонок очень хороший, это доброта, что даже в конченном убийце – я повторюсь: непонятно, что француз сотворил на воле – что даже конченный убийца может осознать, и индеец там в начале тоже раскаялся: «Нехорошо я поступил». Вот мышонок, а мышонка-то убили – от этого тебе мышонка ещё жальче, потому что подлый поступок – убить несчастного мышонка. А когда мышонка негр оживил, то это вообще, т.е. эмоциональное воздействие очень точно рассчитано, очень грамотно сделано. Это, кстати, главная проблема в переводе – что это француз, Новый Орлеан, там, проходит под названием «Кейджун». Cajun Queen, как у группы «Creedence». Он с акцентом французским говорит, я сначала подумал: приделать ударение на последний слог, но получается как-то совсем карикатурно, по-дурацки, он смешной получается совсем, как клоун – не стал делать.
Джун. Ну вот подобное отношение к главному герою – ведь зритель… получается зрителя вынуждают сочувствовать сидящим в тюрьме, в т.ч. и французу, хотя потом мы видим, когда на казни, там сидят люди, зрители…
Д.Ю. Присутствующие, да.
Джун. Да, и, видимо, сидят люди, которые знали жертв или… ну в общем, каким-то образом пострадавшие от него, и они там практически радуются тому, что его он сейчас умирает.
Д.Ю. Конечно.
Джун. Но по фильму нам, как зрителям, мы же не знаем – вот вы сейчас отметили – за что он получает своё наказание. Сбивает ли это ориентир у зрителя?
Д.Ю. Конечно. Всегда. Т.е. это тебя эмоционально, так сказать, приближают к совершенно конкретному негодяю и мерзавцу. На мой взгляд, это категорически неправильно. С негром понятно, что вот так получилось, и нет выхода вообще. Вот так получилось, и всё, и ничего ты с этим не сделаешь. А вот с этими как-то неправильно к ним какую-то доброту проявлять, испытывать – я такое не одобряю.
Дементий. Помнишь, как ты рассказывал, что часовой на зоне, когда заступает на работу…
Д.Ю. Да, это вот хороший пример, да: когда заступает в наряд, приходит замполит или там начкар с кучей личных дел и начинает зачитывать, кто что сотворил, кто здесь сидит. Т.е. любимые рассказы уголовников: «Здесь очень всякие люди есть» - конечно, очень всякие, только они, как правило, сидят за дело - начнём отсюда, а ряд из вас совершил такие преступления, что тебя отдай сейчас на улицу, там тебя просто в клочья разорвут. Ну вот, читает личные дела: что он совершил и за что он здесь сидит, дабы у часового, когда он на вышке стоит, вообще ничего не дрогнуло, когда он там полезет на запретку или начнёт прыгать на ограждение, чтобы он его застрелил вообще безо всяких раздумий. Стреляют совершенно спокойно – и правильно делают, что характерно.
Джун. А вот ещё момент – обратно – насчёт казни: вообще зачем на этом мероприятии зрители? Ведь это достаточно жестокая процедура.
Д.Ю. Ну, вот совершено преступление, а вот наказание, и, в общем-то, большинство родственников захотят посмотреть. Если ты убил моего ребёнка, я бы хотел видеть, как тебя заживо зажарят, отрубят тебе башку, четвертуют, кишки намотают на колесо на какое-нибудь. Я сам этого по закону сделать не могу, но я бы хотел посмотреть, что с тобой сделают.
Джун. Но там даже женщины сидят.
Дементий. Может быть, там какая-то комиссия, которая актирует …?
Д.Ю. Ну, надо понимать, что это ещё до войны происходит, поэтому нравы были несколько другие. Как когда-то раньше казнь – это самое главное представление было, интереснее, чем театр.
Дементий. Вспоминаю Жанну д’Арк.
Д.Ю. Или Уильяма Уоллеса. Да, вот Жанна д’Арк, вот город Реймс, если я правильно помню, там её сожгли. Там старейший в Европе ресторан, называется «Корона», ему там 500 с лишним лет, а вот здесь сожгли Жанну д’Арк, а здесь продавали места у окна, где можно было хлебать пиво и смотреть, как её там спалят. Да. Это не родственники, так сказать, пострадавшего от убийцы, а всё равно всем интересно. Это несколько другие нравы. Там тоже, кстати, всё было не совсем так, как принято рассказывать, т.е. на тебя, там, на жертву эту надевали пропитанную селитрой рубашку, чтобы горело быстрее, чтобы ты как можно быстрее умер. По заказу родственников положить как можно больше мокрых дров, чтобы они давали максимальное количество дыма, чтобы тот, кого должны сжечь, задохнулся ещё до того, как гореть начнёт. Через палача передать там бутылочку опиюхи какой-нибудь – там, засади и боли, по крайней мере, такой не почувствуешь. Там тоже всё было непросто. Родственники – да, абсолютно нормально, это теперь не принято, а тогда было принято.
Джун. Говорит ли это о том, что в людях сидит… ну, у людей крепче нервы, чем многим представляется?
Д.Ю. Ну, в общем, да. Когда у нас была Великая Отечественная война, и вся страна воевала, просто вся вообще, я что-то ничего не слышал ни о каких посттравматических синдромах. Сны страшные, бывало, снились, но вот как Джон Рэмбо кушать таблетки и сидеть страдать: «Ох, я такого насмотрелся» - что-то тогда такого не было вообще, и никто про такое и не слышал.
Джун. Герой Хэнкса решает помочь жене начальника тюрьмы, для чего собирается вывезти Коффи к ним домой. Вот что вы можете сказать насчёт их плана по незаметному…
Д.Ю. План гениальный просто! Т.е. в тюрьме есть какие-то двери, через которые можно выйти, не наблюдая вообще, чтобы тебя никто не заметил – это вообще превосходная тюрьма, я так считаю! Вот стена, например… ну вот в «Шоушенке» подробнее показано, там нормальная тюрьма: стена, не может быть в ней никаких лишних дверей. Вот ворота, через которые заезжают, например, автомобили. Если он заезжает, там шлюз, т.е. тут закрыли и тут закрыли, машину осмотрели, там, зеркалами снизу, в кузове всё щупами проткнули, что там у тебя в баке, где что вообще. А чтобы здесь была какая-то норка, через которую можно выйти, а потом прийти обратно – ну это вообще бред сумасшедшего. Но по-другому бы ничего не получилось. Вызывает смех, с одной стороны, но драматически всё обыграно так, что, в общем-то, веришь. Очень ловко заснято: негр на звёзды смотрит, там Кассиопея, ёлы-палы…
Дементий. Странно, что жена бы сказала: «Слушай, привези мне негра, пока живой, а то что-то в боку колет».
Д.Ю. Да, про жену там тоже, т.е., кстати, к вопросу о переводе – что начальник тюрьмы Хэнксу говорит, что она вообще не соображает, что несёт, что опухоль в мозгу давит, и она всё время ругается. Ну и она там, да, естественно, матерными словами там кроет, выкрикивает, сквернословит – так это называется, «cursing», т.е. «сквернословит». Надо это в переводе отображать или нет? Ну если приличный человек, у него приличная жена, и вдруг она там матом в три этажа заряжает – вот должно это быть в переводе или нет? На мой взгляд, вопрос идиотский: сценарий придумываешь не ты, слова персонажам вкладываешь не ты. Вот если они говорят у автора вот так – она ругается грязно, ну и в переводе должна ругаться, как у меня, например.
Джун. А если потом с девушкой решил кино посмотреть?
Д.Ю. А что делать? Вот такое кино.
Дементий. Ну здесь же … говорит о том, что … от болезни у неё происходит.
Д.Ю. Рейтинги, самое главное – должны быть проставлены рейтинги. Тебе должны объяснить, что оно рассчитано на такой-то возраст – вот там «17+», и сразу написано, это первое, что пишут: «strong language», т.е. нецензурная брань присутствует. Ну а там уж сам решай, идти с девушкой на такое или нет.
Дементий. Представляешь, потом после этого фильма с девушкой выходишь из кинотеатра, и Джун спрашивает свою девушку: «Ну как тебе фильм – понравился?» А она говорит: «Да хуйня какая-то».
Д.Ю. Ха-ха-ха! Так?
Джун. Перси получает своё наказание.
Д.Ю. Да. Прикольно, кстати, что у них там смирительные рубашки. В смирительную рубашку человека засунуть очень непросто, я тебе доложу! Т.е. если гражданин оказывает тебе сопротивление – немедленно вспоминая Джорджа Флойда, которого коленом прижали – если гражданин оказывает сопротивление, то заломать его, не применяя физическую силу, очень и очень непросто. Ну как нас учили: для начала наносится расслабляющий удар, т.е. сапогом по яйцам засадить со всей дури – вот тут можно что-то делать. А вот человека, к которому ты не применяешь специальные техники, запихать его в смирительную рубаху крайне непросто!
Дементий. Тем более смертник.
Д.Ю. Ну, они Перси в рубаху запихивали, он не смертник.
Дементий. А, они его, да…
Д.Ю. Да. Там, блин, одним синячком не обойдёшься, это серьёзнейшее мероприятие, очень-очень непросто.
Джун. Ну они физически покрепче его, он такой же маленький.
Д.Ю. Ну конечно, да, там малохольным-то служить напряжённо.
Джун. И у Перси помутился рассудок после того, как Коффи его схватил и в него заразу запихнул, которую забрал…
Д.Ю. Да, Коффи хитро поступил, т.е. он из обезумевшей этой тётки с опухолью болезнь высосал, как это делал, но выкашливать не стал, а специально повёз в тюрьму, и там ему худо, полежал, а потом схватил этого самого Перси и выдохнул всё ему в пасть, отчего тот рехнулся. И тут непонятно: это Коффи так сделал, чтобы он пошёл этого пристрелил, или… ну ты понимаешь, он не просто так в него это выдыхал.
Джун. Да, знал ли он то, что сейчас произойдёт?
Д.Ю. Да, что сейчас произойдёт? Ну, наверное, знал – я так думаю. Поскольку там ещё вокруг всё про Бога, а он ещё и чуть ли не добропорядочный христианин, этот самый Коффи.
Джун. Но тем не менее, помутившийся рассудком Перси идёт и хватает пистолет, и застреливает Билла.
Д.Ю. Да-да. Ну повторюсь: такого не может быть, потому что…
Дементий. Слушай, а может быть у него рассудок помутился, потому что у негра было просто банальное отсутствие «Тик Так»?
Д.Ю. Такой запах изо рта?
Дементий. Такой запах вышел, что просто ёбнулся, блять, от такого перегара, взял волыну и пошёл, блять сука, стрелять всех!
Д.Ю. Направо-налево, да? Но, повторюсь, пистолетов быть не должно, но тогда бы и кино не было.
Джун. Сам Коффи на произошедшее говорит, что таким образом – ну, на вопрос Хэнкса – наказал плохих людей.
Д.Ю. Да. Ну получается-то, что это же Билл изнасиловал и убил девочек, а Коффи всё это понял, когда его трогал, и Хэнксу всё это показал, что на самом деле было. А Хэнкс – это тоже, с моей точки зрения, очень важный момент, что и человек хороший, и хочет добра, а т.н. система работает так, что ничего ты не сделаешь, ничего не сделаешь вообще, и сядет на электрический стул без разговоров. Ну и сел, собственно говоря, а Хэнкс и говорит, что «я же такой грех совершу – что я перед Богом-то говорить потом буду, если тебя убьют?» - а получается, что убьёт его он, Хэнкс, лично. И так, собственно говоря, и вышло: он же негру предлагает, что давай побег организуем, и только негр говорит, что всё это уже так достало, что «я не могу, я не выдерживаю, убейте меня поскорее, что этот дар, наоборот, как проклятье. Убейте меня поскорее». Ну и убили.
Там, кстати, ещё один момент применительно к электрическому стулу – что намачивание губки, которую на бритую плешь кладут, это тоже выдумка сценаристов, никакие губки мочить не надо, там тебя так прижарит, что никакая губка не поможет, ни сухая, ни мокрая – это раз. Во-вторых, то, что там человек бьётся в корчах – это кино. Никаких… он не может биться в корчах, потому что там такое сокращение, общий спазм всех мышц от проходящего электричества, что он ни звука издать не сможет вообще. Оно и так, и так нехорошо выглядит, но вот эти там пылающие огни, там ещё чего-то, дым из жопы – такого не бывает, нет. Это, так сказать, ну чтобы подлый Перси не намочил губку, и чтобы там француз мучился, т.е. это специальная такая подлянка, тоже придуманная.
Дементий. Лишний раз показать, какая гнида Перси.
Джун. Вот насчёт этого момента, я хотел бы вернуться, ну когда помутился рассудок, и оба они погибли – и Билл, и Перси. Вот зрителя же… можно так сказать, что зрителя подводят к тому, что произошедшее справедливо?
Д.Ю. Ну, в общем, да.
Джун. Потому что, вот как вы сказали, фильм часто обращается к религии, даже Хэнкс говорит о том, что… вот когда понимает, что он не может помочь Коффи, он говорит жене, когда мучается от… ну, знает, что произойдёт, и думает об этом, говорит жене, что чувствует угрозу ада, и потом Коффи признаётся, что, типа, «а что же… вот я тебе не смогу помочь, что же я тогда скажу Богу потом?» А Коффи его успокаивает, что «я с Богом-Отцом поговорю, ты не волнуйся – отмажут тебя».
Дементий. Покойся с миром.
Джун. Вообще по фильму получается, что Бог есть.
Д.Ю. Ну естественно, да.
Дементий. Санта-Клауса нету, а Бог есть.
Д.Ю. Ну это наивняк, ты понимаешь, т.е. это такие представления и Боге простолюдина: если Бог всемогущ, вездесущ и всё, что ему причитается, он и так видит, что ты делаешь, каждую секунду твоей жизни, вот всё время видит. Он видит, что делает Коффи, он видит, что делает Хэнкс, и никакие… ну даже если ты захочешь замолвить за него словечко, то Господь сам тебе отвесит наказание, срок и всё такое. Это такое детское.
Там ещё смешной момент про то, что он попросил показать ему кино – я такого никогда не видел, и пошёл смотреть кино. Кино, между прочим, всё про белых – это важный штрих, а негр сидит, смотрит и плачет. Отчего он плачет – что белым так хорошо живётся, а ему, чёрному, нет, и никогда ему такое не светило и не светит?
Там ещё важный штрих: «А ты там понимаешь?» - «Да я вообще мало что понимаю,» - сказал негр, т.е. он по сути-то дурачок такой недалёкий, ну не даун, конечно, но сильно недалёкий чувак. Нашим это тоже как-то не видно, поскольку он… ну, в наших переводах, как обычно, все говорят, как выпускники филфака с двумя высшими образованиями, а там несколько не так: он безграмотный деревенский житель. «Yes, sir, boss» - он его всё время зовёт «sir, boss» - это по-английски смешно: ну он либо «boss», либо «sir», оба сразу не бывает. Т.е. он тёмный, недалёкий, но вот видишь – добрый. А вот так вот получилось: взяли, обвинили не пойми в чём, поймали с руками в крови – и вот всё, электрический стул. Печально.
Джун. А такой ещё нюанс, ну, может быть, это как придирка, но тем не менее: вот они провернули операцию с вывозом Коффи и помогли жене начальника тюрьмы – а что мешает, когда Хэнкс уже знает, что Коффи точно невиновен, он ему продемонстрировал это с помощью своих навыков, почему они не могут там привести судью – то же самое ей показать, привести родителей девочки, которые злы на Коффи, и уговорить их, что, типа, «вот смотрите, мы тут выяснили, вот что получается на самом деле».
Дементий. Джун, а ты не боишься, что с таким предложением если выступит Том Хэнкс, он заедет в соседнюю камеру, блин. …
Д.Ю. Ну не в камеру, но уволят точно, да, что ты псих ненормальный, кто тебя слушать будет?
Дементий. Что ты ёбнутый. Вот почему Хэнкс не организовал маленькую лечебницу, чтобы по ночам туда водить кого-нибудь, знаешь, это…
Д.Ю. С триппером.
Дементий. …и лечить: с триппером, я не знаю, там, с половым бессилием – что-нибудь такое, чтобы негра уж отжать до конца – всё равно пиздец скоро ему, а так он подлечил бы хотя бы.
Д.Ю. Братву, да. Нет, так нельзя, т.е. это ничего не сработает, это другие силы в других социальных слоях, и он ничего сделать не сможет. Там тоже, кстати, ещё пара моментов, что блок этих смертников называется «Е», т.е. «execution» - экзекуции там производят, «экзекуция» - это по-русски «казнь». Ну и моменты там тоже странные, что когда этого Билла посадили, он там когда булочкой этой плевался за 5 центов, я уже не совсем помню, он там… «Сейчас мы тебе устроим» - он там ремень достаёт из штанов, ну там: «Давай» - наматывая на руку. Как ты в камере оказался с ремнём? Что это вообще?
Дементий. Там они без шнурков все сидят.
Д.Ю. Конечно, да: шнурки, ремни, из курток там все эти, знаешь, как сейчас в куртках эти верёвочки вставлены – всё вынимать надо, всё вообще! Внимательнейший обыск: открой пасть, дёсны отодвинуть, потому что там бритвы кладут на десну.
Дементий. Присядь, покашляй, да?
Д.Ю. Присядь, раздвинь очко, покашляй – мало ли что ты там затащил?
Дементий. Может, там у тебя фомка в жопе?
Д.Ю. Да, запросто, с них что угодно можно ждать. Всё крайне опасно! Ну а ремень он чего – он возьмёт и удавится, не дожидаясь казни, а это значит – ушёл от справедливого возмездия, а отвечать за это будешь ты – тебя уволят по отрицательным мотивам без выходного пособия, без пенсии, там, и вообще всё на свете. Это всё крайне серьёзно, привязано к деньгам, и никто такого не допустит.
Джун. А не абсурдно ли это? Ну, раз человека приговорили к казни…
Д.Ю. Нет, если мы тебя приговорили, мы тебя и казним, а сам ты соскочишь. Это как Геринг сидел в тюрьме, когда всех к Нюрнбергу готовили, а Геринг взял и отравился, и не ответил перед этим никак. Кто-то из конвоя пронёс яд.
Джун. Ну по сути – он же умер?
Д.Ю. Да, так он ушёл от наказания.
Дементий. Так первая фраза прозвучала… сбежал!
Д.Ю. Это мы тебя убить должны, а никак не ты сам.
Дементий. Это называется: сбежал.
Д.Ю. Да, ушёл от наказания, неважно, как ушёл.
Дементий. Сейчас он задаст последний вопрос: «Д.Ю., а если я попаду в тюрьму, как мне себя вести?»
Джун. Не дай Бог!
Дементий. Не дай Бог, да. Мы тебя выкупим, Джун.
Джун. Вот когда Коффи ведут на казнь, вот последние, получается, фрагменты, рассказывает герой Хэнкса – получается странное ощущение, как для зрителя: Коффи-то согласен с тем, что… он-то ждёт казни, он же говорит, что он устал от подобного, всего, что видел, и для него казнь – это, по сути, избавление, а для надзирателей, получается, они-то прониклись к нему, и они даже знают, что он невиновен, для них это, наоборот, это их обременяет – то, что сейчас происходит, и получается так: сцена переворачивается – это как будто он их туда ведёт. Им туда тяжело идти, а не ему. И тем не менее, когда они приходят, и Коффи предоставляется возможность сказать последнее слово, он говорит: «Я сожалею о том, что я такой». А вот почему он так сказал, если…?
Д.Ю. Тяжело, т.е. ты же всё вот это паскудство видишь: потрогал этого – увидел вот такое, потрогал того – увидел вот такое. Это есть у него ещё одна книжка, называется «Мёртвая зона», у Кинга, там как раз про какого-то этого… учитель там попал в аварию, лежал в коме, а из комы когда вышел, он когда трогал людей или вещи, которые людям принадлежат… Ну типа, вот этот человек утонул, а от него шарфик, он его потрогает и чувствует, как тот тонет, как захлёбывается, жизни лишается – ну и это же то же самое, что он потрогал и в подробностях видит, как он этих девочек там насиловал, убивал. Ну, наверное, это для психики-то тяжело, поскольку он такие вещи видит и знает.
Жить негр откровенно не хотел: «Не хочу вообще, хватит, достаточно. Убейте меня поскорее. С Богом я за тебя переговорю».
Джун. Тогда у меня последний вопрос остался: нас возвращают в дом престарелых, ну точнее, как – уже в сторожку, где у Хэнкса припрятано всё, и мышонок оказывается тоже живой. Оказалось, что когда Коффи вылечил вот этот недуг Хэнкса, он ему передал долголетие, но герой Хэнкса воспринимает свою долгую жизнь как наказание за свои грехи, и вот всегда в историях, ну, в кино подчёркивается у каких-нибудь вымышленных персонажей, которые там долго живут или вообще бессмертны, что это очень тяжело – пережить всех своих родных и близких. Но вот как вы считаете, нет ли тут такого тоже подлога, потому что что акцент сосредоточен только на недостатке, это только недостаток – вечная жизнь.
Д.Ю. Ну, для меня первое, и оно же главное: странно, во-первых, и мышонок там, видно, уже весь седой, с трясущимися лапами и хвостом, и Хэнкс адски старый. Зачем они старые? Т.е. смысл жизни в том, что в тебе всё бурлит, нормально циркулирует, т.е. ты молодой. 33 – это вот хорошо, максимум 35, да, Дементий? Дальше по наклонной. А зачем тебе жить, если ты там, не знаю, под себя уже ходишь – зачем такая жизнь нужна?
Джун. Ну, Хэнкс бодро себя чувствует.
Д.Ю. Непонятно, нет.
Дементий. Ну чего, ну хер-то не стоит – какая это жизнь?
Джун. А может…
Д.Ю. Я считаю, что… Я считаю, мне так кажется, что если это Божий дар, он был бы такой, какой был, т.е. вот в тот момент, когда он его потрогал, он бы таким и остался. Именно это и было бы адской трагедией – что ты остаёшься молодым, а твоя любимая жена состарилась при тебе и умерла. Как Горец – в общем-то, это невыносимое горе…
Дементий. Да-да-да, вот это страшнее.
Д.Ю. …когда умерли твои дети, твоя жена, все умерли. Родители-то помрут – не знаешь, куда бежать, а когда вот так – ну это же вообще пипец!
Джун. Это же ведь только с одной стороны, это только негативная часть подобного расклада. Есть же и другая часть – что ты много всего увидел.
Д.Ю. Оно тебе надоест очень быстро. Примерно, если у тебя мозги есть, считай, к 40 годам ты уже всё посмотрел.
Дементий. Кто понял жизнь, тот не спешит.
Д.Ю. Да, уже всё посмотрел. К 50-ти тебя начнёт тяготить ряд вещей, потому что всё время одно и то же, ничего… Ну что ты нового увидел? Съездить на пальмы посмотреть или посетить остров Маврикий, там, Мадагаскар? Ну что ты там не видел? Ну, посмотришь на баобабы – да, прикольно, ну и всё. После десятого баобаба примерно… это же как воробьи: видел одного – считай, что видел всех. Так, например, готические соборы во Франции: видел один – считай, что видел все, ничего там тебя не тронет.
Джун. Ну это Франция.
Д.Ю. К 60 годам ты уже насмотришься на всё, и оно всё на убыль, а дальше зачем ты живёшь, вообще уже непонятно, так сказать, возраст дожития. Ну хорошо, вот ты там, да, дожил до 100, всё ты видел, всё ты пробовал, всё уже есть – интересно ли тебе это? Я не пробовал…
Джун. Но мир же тоже меняется.
Д.Ю. Я не пробовал до 100 лет… Он меняется только в худшую сторону, только в худшую! У тебя психологически всё устроено так, что ты помнишь, когда ты был молодой, кровь кипела, ты носился…
Дементий. Ой, а если ещё любимая музыка заиграет, … я плачу просто.
Д.Ю. Да, ты носился, как умалишённый, всё было здорово, а теперь, нет, ничего не кипит, в общем-то. Я всё видел, я всё знаю, и что вы мне ещё показать-то хотите? Оставьте в покое, дайте я побыстрее умру, только вот чтобы не мучиться. Всё, насмотрелся, достаточно. Мало ли ты слышал про стариков, которые говорят: «Я не хочу больше жить»? Даже несмотря на то, что они здоровые, и, как говорила мама Ливия: «Скорее бы Господь меня прибрал, потому что сил моих смотреть на всё это нет никаких». То, что вокруг меняется – ну, редким людям это интересно. Большинство граждан уверенно полагает, что раньше всё было лучше, небо было гораздо более синее, трава была зеленее, сахар слаще, девки постоянно давали, хер стоял, а теперь вообще, не пойми, что это такое.
Дементий. Не, они дают, но небо не такое.
Д.Ю. Да.
Дементий. Дима, а правильно ещё, что вот в этих скандинавских сагах, там когда совсем древние викинги, говорят: «Слушайте, парни, я что-то застрял в этом мире, несите меня на утёс и бросьте меня, блять, с утёса…
Д.Ю. Поскорее.
Дементий. …поскорее вниз».
Д.Ю. Нормальные люди погибали в битвах, т.е. там забросив щит за спину и рубя с двух рук – вот если ты так погиб, то это религиозно правильная смерть.
Дементий. Это круто.
Д.Ю. А если дома в койке – то лучше, да, лучше бы отнесли и с обрыва скинули. Хоть как-то смерть принять, насильственную хоть какую-то, а не вот это вот тихое угасание. Поэтому повторюсь: то, что он старый, это, на мой взгляд, неправильно, но тогда бы пришлось отмести этот дом престарелых, и непонятно, что бы он там рассказывал. Старость неясная. Зачем жизнь продлевать, если ей нельзя нормально пользоваться? Продление жизни имеет смысл, в моём понимании, когда я бегаю, как демон, по-прежнему, прыгаю, 25-метровый бассейн, например, проныриваю – я уже давно не пробовал, блин. Женщин любишь, и всякое такое, а старому тебе всё это зачем, для чего?
Дементий. Литровую кружку пива махом выпить!
Д.Ю. Ты даже сексуально непривлекательный вообще, зачем тебе эта жизнь? Чего там – бухать нельзя, тебе плохо всё время. Зачем? Как в известной присказке: если вы с утра проснулись, и у вас ничего не болит, значит, вы умерли. Ну, зачем такая жизнь нужна?
Дементий. Мне один юрист знакомый, ныне покойный, очень уважаемый человек, я его спрашиваю: «Иосиф Моисеевич, как на пенсии живётся?» Он: «Дим, хорошо, если бы ничего не болело». Вот и всё.
Д.Ю. Да-да. Вот. Ну, подводя итог: отличный фильм вообще! На мой взгляд, один из выдающихся. Примитивный? Да, примитивный, зато отличная история, отлично рассказана, замечательные актёры: Хэнкс… Негр, кстати, не актёр, его там на каком-то баскетбольном матче, по-моему, увидели и нашли, как Памелу Андерсон.
Дементий. Круто!
Д.Ю. Да. Снайпер из «Спасение рядового Райана». Все отличные люди: начальник тюрьмы из х/ф «Babe» - помнишь, он там свинку воспитывал, у него поросёнок вместо собаки был. Скоро сделаем! Этот, как его, который здоровый надзиратель, этот, как его звали, я забыл.
Дементий. Тоже известный…
Джун. Он в «Скале» играл.
Д.Ю. Брут. Брут, да. Ну, раньше много где был, такой – в боевиках в основном снимался, тоже толковый. Вот. Ну, Сэм Рокуэлл.
Джун. Молодой.
Д.Ю. Я, кстати, с удивлением – я как-то даже забыл, что это он, вообще. Такую мразь изобразил, вообще! Замечательно. Ну он всё отлично играет, наверное, второй после Гэри Олдмена, который мразей всяких изображает просто десятибалльно! Отличная актёрская игра! Дарабонт, режиссёр – молодец, так вот уловил замечательно. Всё здорово получилось. Очень хорошее кино! Единственное, что вот музыку – я, например, не помню никакой главной темы, как-то вот у меня не осталось. Но сам факт: главное то, что она не мешала, эта самая музыка, а нормально всё вписалось.
Джун. Как вы думаете, вот мы сейчас в процессе обсуждения – много таких… не недочётов, но, как сказать, таких наивных моментов выявили, и что-то, безусловно, вы отмечаете, потому что вы – это вы, у вас и опыт, и… Но некоторые моменты любой зритель, если постарается, может заметить – ну, наивность, как плевок в лицо. Но почему, вот как вы отметили в самом начале, этот фильм и в т.ч. «Побег из Шоушенка» постоянно в топе зрителей, что в зарубежном, что в нашем…?
Д.Ю. Потому что хорошее кино всегда про людей, а тюрьма – это только антураж, точно так же, как и фантастика какая-нибудь – это только антураж. Индейцы, ещё чего-то там, «Титаник» - всегда всё про людей. Вот если про людей хорошо, если в отношениях проскакивает искра и складывается т.н. химия между персонажами, тогда ты…
Вот совсем недавно за этим столом с Клим Санычем разбирали сериал «Рим». Клим Санычу пора бы уже вернуться с чужбины-то и продолжить разбирать другие замечательные сериалы. Вот Клим Саныч на пальцах исторически… ну вот у вас в одну серию улеглось 12 лет – такого, как ты понимаешь, не было. Но сыграно настолько круто, такая драматургическая составляющая, что вообще глаз не оторвать.
Наплевать на всё: и на то, что у него и ремень в камере, и то, что негр с белыми сидит, и то, что все с револьвертами ходят – это всё отходит на второй план. Бывают люди контуженные: «Я через пять минут выключил» - ну… сome on, как говорят наши друзья. Оно всё-таки не совсем про это, и то, что он его застрелил, в общую канву ложится отлично, и то, как негр поступил, и тётку вылечил, и не сбежал, и никого не задушил, на волю не рванул, вернулся обратно, довёл дело до конца – «да, давай, сажай меня на электрический стул!» Всё, драматургически, я считаю, безупречно просто.
Великолепный фильм! Дарабонт – голова! Молодец, что так получилось, ещё и в «Шоушенке» получилось ничуть не хуже, тоже всем страшно нравится. До «Шоушенка», увы, пока руки не доходят, что-то я не помню, кому он принадлежит, права на территории России, но если найдём, как надо, то сделаем тоже. Всем, кто не смотрел «Зелёную милю» - смотреть в обязательном порядке! Выдающееся кино, просто выдающееся! Всем, кто смотрел во всех этих дубляжах, кривых переводах – срочно пересматривать, потому что фильм из ряда вон, ну и перевод сделан со всем уважением. Удачного просмотра!
Дементий. Ворота в рай – кто там сидит? Апостол Павел?
Д.Ю. Пётр.
Дементий. Пётр? Пётр, когда встретит негра у ворот и спросит: «За что тебя казнили, раб божий?» Он скажет: «Да ни за что».
Д.Ю. «На за что!» Всё.
Дементий. Всё.
Новости
VIP
