Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый вечер.
Егор Яковлев. Добрый.
Д.Ю. В прошлый раз остановились на 1915 году. И, если можно так сказать, на великом отступлении наших войск. А царь Николай II назначил себя Верховным Главнокомандующим.
Егор Яковлев. Да.
Д.Ю. Это зачем он сделал?
Егор Яковлев. Я считаю, что по большому счёту, у него не было другого выхода.
Д.Ю. Есть же генералы… недостаточно?
Егор Яковлев. Сейчас поясню. Произошло это 23 августа 1915 года, в самый разгар великого отступления и многие современники были уверены, что Николай совершил ошибку. Но на самом деле, это был один из немногих поступков, который Николай совершил со всей уверенностью и я бы даже сказал, императорским упрямством. Потому что, как бы это не оспаривали, но вообще он был человеком, скажем так, нерешительным. Не то, чтобы совсем слабовольным – это миф, но нерешительным.
А здесь он повёл себя достаточно уверенно, хотя на него оказывалось очень серьёзное давление. По каким причинам. Во-первых, сторонники Николая, в первую очередь члены его семьи, его мать – вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, очень боялись того, что отныне, теперь, когда он стал Верховным Главнокомандующим, все неудачи русской армии, а в том, что они будут, общество в тот момент не сомневалось, будут увязываться уже непосредственно с персоной императора.
Другие опасались, что Николай II начнёт вмешиваться в управление войсками. Поскольку всем было понятно, что это не Суворов, не Наполеон, то ожидать от личного управления войсками со стороны Николая II каких-то грандиозных военных побед, каких-то грандиозных стратегических решений было нельзя. Поэтому конечно этот шаг императора вызывал большие опасения.
Д.Ю. А ему-то это зачем было надо? Если есть Генеральный Штаб, в котором сидят толковые военные, которые действительно всё это знают и умеют и, в общем-то, воюют, по большому счету, они, а ему-то зачем это надо? То есть это совершенно очевидно что… ну как, «хороший клиент приводит троих, а плохой – уводит семерых».
Егор Яковлев. Да. Здесь надо понимать психологию и воспитание Николая. Это совершенно особый вопрос. Человек жил совершенно в особом мире, который нам, в современности, не понять.
Главным воспитателем Николая и идеологом России времён его детства, был Константин Петрович Победоносцев. Умнейший русский консерватор и обер-прокурор Синода.
Д.Ю. «Православие, самодержавие, народность». Это же его?
Егор Яковлев. Нет, «православие, самодержавие, народность» придумал граф Уваров, при Николае I.
Д.Ю. Точно.
Егор Яковлев. Но в целом Константин Петрович Победоносцев был достойным наследником графа Уварова.
Одна из важных вещей, которую Николай воспринял от Победоносцева и его окружения, это то, что он является божьим помазанником. И что его власть – власть мистическая, таинственная, которая простирается за пределы власти обычного лидера демократической страны. Такого, каким является, например, президент США или президент Франции. И с этим связана особая ответственность, которую он действительно ощущал на себе.
Д.Ю. Я тебя, извини, сразу перебью. От лица серого слушателя и зрителя. Он же как, православный царь, верно? Его на царство венчают…
Егор Яковлев. Конечно, он венчался в Успенском соборе.
Д.Ю. То есть как с точки зрения православных, православный царь, он кто? Наместник бога что ли?
Егор Яковлев. Да, божий помазанник. Совершенно верно. И у нас есть, например, такое любопытное свидетельство о высказывании Григория Распутина, который убеждал царя, что, несмотря на то, что существуют и другие монархи в Европе, но он является единственным настоящим божьим помазанником. И Николаю такая подача очень нравилась. Он действительно в это верил. Это такая, вполне свойственная представлениям XIX века картина мира.
Д.Ю. Забегая вперёд, для меня всегда было главной загадкой, в этом самом Николае, что он, православный царь, и взял и отрёкся от богом вверенного народа, его так сказать заботам. В голове не укладывается.
Егор Яковлев. Это можно будет обсудить в другой передаче. Я думаю, если говорить про отречение, то произошло следующее. Дело в том, что Николай по своей природе был не очень предназначен для правления, ему не очень нравилась политическая карьера, ему не очень нравились все эти политические интриги, вся эта возня. И сегодня мы будем об этом говорить и увидим это.
Это, кстати говоря, могла быть одна из причин, второстепенная, но, тем не менее, по которой он назначил себя Верховным Главнокомандующим в 1915 году. Потому что в этот момент вокруг него стали с новой силой разворачиваться разнообразные политические интриги и, избегая их, он отправился в Ставку, в Могилёв.
Д.Ю. Типа чтобы отрезать всё – занялся войной.
Егор Яковлев. Да, возможно. Но это возможно одна из причин, во всяком случае, у нас есть свидетельства – его письма, в которых он сообщает, что приехав в Могилёв, он стал лучше себя чувствовать, ему свободней и так далее. Но главная причина была не в этом. Главная причина была как раз в его мировоззрении.
Он в целом сознавал, что он не великий полководец, но он думал и верил в то, что возглавив армию в такой тяжёлый для неё момент, он выполняет свой царский долг. И сам факт его царского присутствия в армии, воодушевит войска и возможно на них снизойдёт божья благодать, которая поможет им преодолеть те трудности, которые свалились на них. То есть он расценивал это как психологический и отчасти мистический шаг.
И забегая вперёд, надо сказать, что он был не так уж неправ.
Д.Ю. Я осмелюсь предположить, что для православных солдат (каковых тогда было большинство) это было важно.
Егор Яковлев. Да, это было важно и отчасти он успеха достиг, но не достиг его в целом. Объясню попозже, почему.
Но был ещё один момент, связанный с отношениями в чиновной иерархии. Дело в том, что Верховным Главнокомандующим с начала войны и в момент великого отступления был дядя Николая – великий князь Николай Николаевич.
Великий князь Николай Николаевич был очень популярен в армии. Он, в отличие от Николая II, выглядел как военный – человек огромного роста, звучный голос, такой, командирский. «Вырабатываю командирский голос», как говорилось в фильме «Офицеры». Вот Николай Николаевич-младший, он был тёзка своего отца и был потомственным военным. Он пользовался большой популярностью у солдатской массы, но нельзя, правда, сказать тоже, что при этом он был каким-то выдающимся полководцем.
Николай Николаевич утратил способность адекватно воспринимать военные действия после тяжёлых поражений мая-июня 1915 года.
Давайте немного напомним, что там произошло. Во-первых, снарядный и патронный голод, о котором я подробно рассказывал в прошлой передаче. То есть русская армия отступает, просто не имея возможности, грубо говоря, отстреливаться от наступающего противника. Конечно, это психологически очень сильно удручало – у тебя нет возможности просто чем-то ответить врагу. При этом, надо сказать, что армии отступали достаточно организованно, хотя цель германского наступления заключалась в том, чтобы заключить русские силы в мешок и там их уничтожить. Но русское командование сумело этого избежать.
Тем не менее, контраст по сравнению с теми успехами, которые были достигнуты в 1914 году – только что брали Львов, «возвращали Червонную Русь», как называли тогда Галицию, в лоно русского государства. И вдруг – такие тяжелейшие поражения и бросили не только Галицию, но и начали отступать на тех землях, которые принадлежали непосредственно Империи, стали сдавать укреплённые крепости, которые считались мощными форпостами на пути врага.
Вот контраст этих двух тенденций, он конечно привёл к апатии и унынию. И ключевыми точками здесь стали сдача крепостей Ковно (это нынешний Каунас) и Новогеоргиевская (ныне она расположена в городе Модлин, в Польше).
Есть у нас ряд свидетельств, какое впечатление всё это производило. Вот, например, барон Торнау, офицер лейб-гвардии Преображенского полка, писал в своих мемуарах: «Падение Новгеоргиевской и Ковно, двух крепостей, считавшихся наиболее сильными, произвело тягостное впечатление».
А президент Франции Раймон Пуанкаре (Raymond Poincaré) выразился ещё более нервно, он сказал: «Защитники Ковно и Новогеоргиевска дрались из рук вон плохо, и отступление было повальным бегством». Это, разумеется, эмоциональное преувеличение, но очень многие в тот момент исторически эти события воспринимались именно так.
А усугубляло всё ликование противников – в Германии проходили манифестации под лозунгами «Russland kaput!», в Турции вывешивали государственные флаги, как в праздник.
Ну и самое главное, что под впечатлением от этих побед Тройственного союза в войну вступили братья-славяне – болгары, превратив Тройственный союз в Четверной.
Д.Ю. На чьей стороне?
Егор Яковлев. На стороне Тройственного союза – на стороне Германии, Австро-Венгрии и Турции.
Д.Ю. «Братушки» не подкачали.
Егор Яковлев. Да, болгары были нашими врагами в Первой мировой войне, а впоследствии, краешком приняли участие в иностранной интервенции.
Великий князь Александр Михайлович, который оставил очень интересную книгу воспоминаний, так описывал Николая Николаевича, Главнокомандующего: «Как все военные, привыкшие иметь дело со строго определенными заданиями, Николай Николаевич терялся во всех сложных политических положениях, где его манера повышать голос и угрожать наказанием не производила желаемого эффекта».
Что произошло. Оказалось, Николай Николаевич не только в политических вопросах терялся, но и потерялся в военной тяжелой ситуации.
Для того чтобы не стать жертвой обвинений в цитировании советских источников, посмотрим, что писали те люди, которые Николаю Николаевичу симпатизировали. В частности, священник отец Георгий Шавельский, который хорошо относился к Николаю, тем не менее, в своих воспоминаниях не утаил от потомков истерику, которая разразилась у великого князя после сдачи Ковно.
«Великий князь полулежал на кровати, спустивши ноги на пол, а голову уткнувши в подушки, и весь вздрагивал. Услышавши мои слова:
– Ваше высочество, что с вами?
Он поднял голову. По лицу его текли слезы.
– Батюшка, ужас! – воскликнул он. – Ковно отдано без бою... Комендант бросил крепость и куда-то уехал... крепостные войска бежали... армия отступает... При таком положении, что можно дальше сделать?!.. Ужас, ужас!..
И слезы еще сильнее полились у него».
То есть ситуация была очень серьёзной.
Ещё ярче её описывает очень значительный эмигрантский историк Антон Антонович Керсновский. Он весьма точно охарактеризовал происходящее.
Вот, что он писал: «В результате всех этих неудач Ставка потеряла дух. Растерявшись, она стала принимать решения, явно несообразные. Одно из них – непродуманная эвакуация населения западных областей вглубь России – стоило стране сотен тысяч жизней и превратило военную неудачу в сильнейшее народное бедствие.
Ставка надеялась этим мероприятием создать атмосферу 1812 года, но добилась как раз противоположных результатов. По дорогам Литвы и Полесья потянулись бесконечными вереницами таборы сорванных с насиженных мест, доведенных до отчаяния людей. Они загромождали и забивали редкие здесь дороги, смешивались с войсками, деморализуя их и внося беспорядок. Ставка не отдавала себе отчета в том, что, подняв всю эту четырехмиллионную массу женщин, детей и стариков, ей надлежит позаботиться и об их пропитании.
Организации Красного Креста и земско-городские союзы спасли от верной голодной смерти сотни тысяч этих несчастных. Множество, особенно детей, погибло от холеры и тифа. Уцелевших, превращенных в деклассированный пролетариат, везли в глубь России. Один из источников пополнения будущей красной гвардии был готов.
Прежнее упорство – Ни шагу назад! – сменилось как-то сразу другой крайностью – отступать, куда глаза глядят. Великий князь не надеялся больше остановить врага западнее Днепра. Ставка предписывала сооружать позиции за Тулой и Курском.
Аппарат Ставки начал давать перебои. В конце июля стало замечаться, а в середине августа и окончательно выяснилось, что она не в силах больше управлять событиями. В грандиозном отступлении чувствовалось отсутствие общей руководящей идеи. Войска были предоставлены самим себе. Они все время несли огромные потери – особенно 3-я армия – и в значительной мере утратили стойкость. Разгромленные корпуса Западного фронта брели прямо перед собой. Врагу были оставлены важнейшие рокадные линии театра войны, первостепенные железнодорожные узлы: Ковель, Барановичи, Лида, Лунинец».
Таким образом, становится очевидно, что великий князь Николай Николаевич, как Главнокомандующий, не справляется со своими обязанностями.
Д.Ю. Опять отвлекающий вопрос: он что, никого не слушал или он был окружён какими-то бездарями абсолютными, где никто ничего не мог посоветовать? Что это такое?
Егор Яковлев. Конечно он слушал, но его ближайшее окружение оказалось не на высоте. Растерялось, не могло решить. И в связи с этим были необходимы значительные кадровые перестановки, которые и произошли. Николай II, став Верховным Главнокомандующим, сразу сменил начальника штаба, им стал умный и деятельный полководец Михаил Алексеев, который, правда, в дальнейшем сыграет зловещую роль в истории с отречением.
Да, кстати, по поводу отречения. Мы так перескакиваем, но был задан вопрос: почему Николай отрёкся?
Николая II можно обвинять в чём угодно, но его нельзя обвинять в том, что он был безразличен к России и не любил её. По-своему он очень её любил и был беззаветно ей предан. И вот это его мистическое мироощущение, его можно назвать православным, можно называть его мистическим, но с точки зрения realpolitik, оно было оторвано от происходящего, от прагматизма. Николай не был интриганом, а политик – должен быть интриганом.
И он свято верил, что само его пребывание в гуще событий, оно будет приносить России пользу.
И 2 марта 1917 года он подвергся беспрецедентному психологическому прессингу, смысл которого заключался в том, что продолжая оставаться на престоле, Николай не спасает России, не помогает ей, а наоборот – губит её. И это на какой-то недолгий срок психологически его поломало. Как мне кажется.
Д.Ю. Однако.
Егор Яковлев. Хотя в вопросе его отречения существует точка зрения, которая оспаривает сам факт его отречения. На мой взгляд, она недостаточно обоснована, но, тем не менее, мы не можем от зрителей утаить. Но мне кажется, что отречение состоялось и состоялось оно в результате вот этого беспрецедентного психологического прессинга, который пытался вживить царю в мозг ту идею, что продолжая оставаться на престоле, он губит Россию. А для Николая это было просто психологически нестерпимо, поскольку это ломало вообще все его представления о том, как устроена система власти, вообще, как устроена Вселенная.
Но в тот момент до этого было ещё далеко и в тот момент Николай, руководствуясь этими своими взглядами, принимает решение возглавить армию. Для того, чтобы её спасти. И в этом его поддерживает его жена и Григорий Ефимович Распутин.
Д.Ю. Он у нас второй раз появился. Это была серьёзная фигура – гражданин Распутин?
Егор Яковлев. Да. Распутин был серьёзной фигурой. Мы подробно поговорим о нём в следующей передаче, расскажем, почему и как его убили. И какую роль (и это сейчас уже можно считать, что это доказанный факт) в его убийстве играла британская разведка.
Но оспаривается сама точка зрения, что Распутин был влиятельным. Хотя на самом деле, достаточно почитать хотя бы переписку Николая II и его супруги, Александры Фёдоровны, из которой становится понятно, что Распутин был вообще неизменным фактором в их отношениях.
Распутин олицетворял народ, в глазах царя и, особенно – в глазах императрицы. Они считали, что вокруг (и особенно это отражало внутренний мир царицы) их окружают интриганы, негодяи… такие, враги…
Д.Ю. Я подозреваю, так оно и было…
Егор Яковлев. А есть народ, который обожает царя. И вот между ними, между царём и народом, находится кучка интриганов, которые мечтают царя свалить. Но через эту прослойку врагов в царскую чету проник человек из народа, который им не врёт, а рассказывает правду. Именно поэтому слово и мнение Распутина, особенно для царицы, было так важно. Она считала, что голосом Распутина говорит русский народ. И всё, что он говорит – это правда, искренняя, которая идёт от души. А все остальные – враги, завистники и интриганы, которые только и думают, чтобы царя свалить.
Д.Ю. Честно говоря, немедленно встаёт светлый лик Григория перед глазами. Глядя на сохранившиеся фотографии, мне бы и в голову не пришло, что этот человек может что-то дельное сказать. Он, наверное, правильно мистически всё это преподносил, что им так нравилось.
Егор Яковлев. С моей точки зрения, Распутин был хитрый сибирский мужик. Который задним умом понял, какую роль он может сыграть и играл её – играл роль «русского народа», рядом с царицей. Хотя конечно никаким святым великомучеником он не был. Как писала его дочь, о плотских устремлениях Распутина, некоторую почву под собой эти слухи имели.
Вернёмся в Петроград августа 1915 года. Что там происходит.
Поскольку на фронтах события, которые воспринимаются, как катастрофа, Государственная Дума, естественно, кипит. Депутаты раздумывают о том, как спасти Россию. Дума – оппозиционна. Дума, в лице своих лидеров – конституционных демократов, прогрессистов и в меньшей степени, октябристов – мечтает о чём. О том, чтобы власть была передана в руки Думы. Как это сделать. С помощью введения так называемого Ответственного министерства.
Д.Ю. Что это такое?
Егор Яковлев. Это правительство, которое было бы ответственно перед Думой, а не перед царём. Это схема парламентской республики – когда исполнительная власть ответственна перед законодательной.
Идея эта существовала уже давно. Царь из последних сил ей противился. И Дума, её либеральная часть, понимала, что если сейчас предложить это царю, то он точно на это не пойдёт. Поэтому предложения Думы в этот момент, они были умеренными.
22 августа был создан так называемый Прогрессивный блок, куда вошли представители этих партий – конституционные демократы, это такие самые либералы, которых возглавляет историк Павел Николаевич Милюков (очень талантливый историк, кстати). Идеал либералов – это конституционная монархия Британии. Это то, какой они хотели видеть Россию, немного не понимая, что Россия просто страна с другими историческими, географическими, культурными и прочими условиями.
Д.Ю. Прав был царь, что между ним и народом стояли неправильные люди.
Егор Яковлев. Октябристы – это умеренные монархисты. Это партия, которая считала, что идеальный порядок в России установился после манифеста 17 октября 1905 года, смысл которого заключался в создании Государственной Думы.
И прогрессисты – это тоже либеральная партия.
Вот все они образовали либеральный блок и предложили царю не Ответственное министерство, а создание Министерства доверия. То есть это в условиях создавшегося кризиса, видимо, царь должен был назначить такое министерство, которое бы предложило думское большинство.
Царь отреагировал на это в своём духе – обычно он разгонял Думы. Из четырёх Дум (забегая вперёд, сейчас объясним смысл этих всех событий) доработала полный срок только одна – Третья. И то только потому, что умный Пётр Аркадьевич Столыпин изменил избирательный закон, установив высокие цензы и создав ту Думу, с которой можно было хотя бы общаться.
Первые две Думы они оказались слишком левые, их приходилось разгонять. Четвёртая Дума не доработала в связи с Февральской революцией. Николай разгонять её естественно не стал, он просто распустил её на каникулы.
Но реакцию царя можно судить по отзыву императрицы, которая предложения Прогрессивного блока охарактеризовала так: «Россия, слава богу, не конституционная страна, хотя эти твари пытаются играть роль и вмешиваются в дела, которых не смеют касаться».
Д.Ю. Характерно, да…
Егор Яковлев. Понятно, что найти общий язык с общественностью царица не могла и не стремилась.
Поняв, что найти какой-то общий язык с царём практически уже невозможно, разные думские фракции начали составлять заговоры. Заговоры эти с течением времени радикализировались. Отчасти, все заговорщики питались многочисленными слухами, которые циркулировали вокруг трона.
Напомню, что 20 марта был казнён полковник Мясоедов, о котором я рассказывал в прошлой передаче. Потом вся эта шпиономания перекатилась на военного министра, поскольку казнь Мясоедова она положения на фронтах не улучшила, объективно они ухудшались, причём значительно, то тут же возник вопрос, что, наверное, кто-то там ещё…
Следующей жертвой стал Сухомлинов, правда, его не казнили. Сначала его отправили в отставку, потом уже он был арестован и по большей части оправдан, хотя ему поставили в вину неготовность армии к войне.
Но к этому моменту слухи о шпионах уже добираются до, собственно, царской семьи. Жертвами становится царица – немка, хотя это вообще не имело под собой никаких оснований. Она ненавидела Вильгельма, она ненавидела Вильгельма I, Бисмарка. Она была гессенской принцессой вообще. Гессен – это маленькое немецкое княжество. Её отец был герцогом, а потом, когда образовалось Великая германская империя, то он перестал быть полноценным хозяином в своём герцогстве, и вынужден был подчиниться Вильгельму и Бисмарку, конкретно в случае с её отцом, это подчинение было достаточно унизительным. Поэтому она ненавидела императора и не любила его внука – Вильгельма II.
А общественность этого не понимала. Считалось, раз она немка – она любит своих. И очень негативным моментом в восприятии конечно царицы и царской семьи – было присутствие Распутина. Это был очень негативный момент. Распутину приписывали самые страшные злодеяния.
Д.Ю. Например?
Егор Яковлев. Я там дальше почитаю слухи. Во-первых, Распутин имел славу закоренелого развратника.
Д.Ю. Одна фамилия чего стоит.
Егор Яковлев. Да. Поэтому пошёл слушок про роман царицы с Распутиным, про разврат, который творится в Царском Селе, что Распутин насилует всех фрейлин, вызывает гулящих девок к себе и так далее.
Немцы, кстати, этим пользовались. У них была такая листовка, которую они как раз в это время раскидывали над русскими войсками. На листовке был изображён Вильгельм II, который измеряет дуло немецкой гаубицы и Николай II, который измеряет пенис Распутина.
Таким показателем планов думской оппозиции стала статья, свободно опубликованная в газете «Русские ведомости», автором этой статьи был кадет Василий Муклаков, а называлась она «Трагическое положение». Она очень известна была в своё время.
И вот, что в этой статье говорилось: «Вы несётесь на автомобиле по крутой и узкой дороге: один неверный шаг, – и вы безвозвратно погибли. В автомобиле – близкие люди, родная мать ваша.
И вдруг вы видите, что ваш шофёр править не может, потому ли, что он вообще не владеет машиной на спусках, или он устал и уже не понимает, что делает, но он ведёт к гибели и вас, и себя, и если продолжать ехать, как он, перед вами – неизбежная гибель.
К счастью, в автомобиле есть люди, которые умеют править машиной; им надо поскорее взяться за руль. Но задача пересесть на полном ходу нелегка и опасна; одна секунда без управления, – и автомобиль будет в пропасти.
Однако выбора нет – вы идёте на это.
Но сам шофёр не идёт. Оттого ли, что он ослеп и не видит, что он слаб и не соображает, из профессионального самолюбия или упрямства, но он цепко ухватился за руль и никого не пускает.
Что делать в такие минуты?
Заставить его насильно уступить своё место. Но это хорошо на мирной телеге или, в обычное время, на тихом ходу, на равнине, тогда это может оказаться спасением. Но можно ли делать это на бешеном спуске, по горной дороге. Как бы вы ни были и ловки и сильны, в его руках фактически руль, он машиной сейчас управляет, и один неверный поворот или неловкое движение этой руки, и машина погибла. Вы знаете это, но и он тоже знает. И он смеётся над вашей тревогой и вашим бессилием: «Не посмеете тронуть».
Он прав: вы не посмеете тронуть; если бы даже страх или негодование вас так охватили, что, забыв об опасности, забыв о себе, вы решились силой выхватить руль, пусть оба погибнем, – вы остановитесь; речь идет не только о вас, вы везёте с собой свою мать, ведь вы и её погубите вместе с собой, сами погубите.
И вы себя сдержите; вы отложите счеты с шофёром до того вожделенного времени, когда минуете опасность, когда вы будете опять на равнине; вы оставите руль у шофёра.
Более того, вы постараетесь ему не мешать, будете даже помогать советом, указанием, действием. Вы будете правы – так и нужно сделать. Но что будете вы испытывать при мысли, что ваша сдержанность может всё-таки не привести ни к чему, что даже и с вашей помощью шофер не управится, что будете вы переживать, если ваша мать, при виде опасности, будет просить вас о помощи, и, не понимая вашего поведения, обвинят вас за бездействие и равнодушие».
Д.Ю. Очень многословный. Можно было гораздо короче сказать всё то же самое.
Егор Яковлев. Многословный, но это стиль того времени, кстати говоря. Очень многословный, но посыл понятен.
То есть Николай II – это шофёр, который не справляется с управлением, нужно срочно его менять, а в машине как раз есть люди, которые умеют…
Д.Ю. Даже на полном скаку.
Егор Яковлев. Да, которые умеют управлять и это было свидетельство того, что вне всякого сомнения, поскольку легитимных способов смены императорской власти не существовало, для этих людей оставался способ ровно один – это заговор. И в этом заговоре они оказались поддержаны армией.
И здесь я считаю важным обсудить вопрос, который в последнее время очень часто ставится в литературе о Первой мировой войне. Это вопрос о тяжести поражений 1915 года. Дело в том, что если сравнивать их с Великой Отечественной войной, они были значительно легче.
Д.Ю. Легче в каком плане легче? Меньше погибших?
Егор Яковлев. В первую очередь речь идёт об утраченных территориях и о утрате живой силы.
Понятно, что в 1941 году оккупированными оказались Прибалтика, Украина, Белоруссия, Северо-Запад России, значительная часть Центральной России и частично также был оккупирован юг России, на некоторое время. Ростов был взят, его отбили, потом в 1942 году он был повторно взят нацистскими войсками.
Это не идёт ни в какое сравнение с потерями в Первой мировой войне. Там были утрачены только Польша, часть Прибалтики и часть Белоруссии. Всё. На этом основании некоторые публицисты и реже – историки – делают вывод, что никаких оснований считать поражение 1915 года тяжелыми и называть отступление Великим, нет.
В реальности же, поражения 1915 года воспринимались населением и обществом значительно тяжелее, чем поражения 1941-1942 года.
Д.Ю. Почему?
Егор Яковлев. Я бы назвал 5 критериев, по которым это ясно видно.
В первую очередь, рассмотрим разницу в восприятии целей и характера войны. За что воевали в Первую мировую войну. Это важный момент, потому что и сейчас эту войну часто называют «Второй Отечественной», просто «Отечественной войной». Это была попытка пропаганды – представить эту войну такой. Пропаганда Первой мировой провалилась.
Тут свою роль ещё сыграли обстоятельства начала войны. Она началась после политического кризиса и в сознании народа убийство Франца Фердинанда Гаврилой Принципом выглядело причиной, а не поводом войны. Они считали, что это такая семейная ссора монархов, в которой им отводится роль бессловесной скотины, которую погнали в на убой господа. Причём, чем дальше заходило, тем больше они так считали.
Наш знаменитый полководец, Алексей Алексеевич Брусилов, именем которого названа самая успешная операция – Брусиловский прорыв, писал: «Сколько раз спрашивал я в окопах, изза чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какойто там эрц-герц-перц с женой были кемто убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы изза Сербии вздумали воевать — было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно изза чего, то есть по капризу царя».
Царская пропаганда Первой мировой не справилась с тем, чтобы объяснить массам народа, за что идёт война.
Д.Ю. Позвольте уточнить. То есть совершенно очевидно, что замполитов там не было, а бывшие тогда замполитами священнослужители задачу свою не выполнили.
Егор Яковлев. Нет, не выполнили.
Здесь явно видны отличия с Великой Отечественной войной. Во-первых, она началась с внезапного вторжения врага, которое, напомню, произошло без предъявления претензий и даже без объявления войны. Пропаганда мастерски подхватила эти факты и донесла с помощью современных средств: радио, в первую очередь, газет до всего населения Советского Союза. Это изначально изобличило фашистскую Германию, как захватчика и обеспечило высокий уровень народного сопротивления. То есть населением СССР Великая Отечественная война была осознана, как народная война против агрессоров.
Первая мировая война не была осознана массами народа – как война отечественная не становится.
Второй момент. Разница, я бы сказал, в имидже армии, в образе армии. За 10 лет до начала Первой мировой войны русская армия потерпела унизительное позорное поражение в Русско-японской войне. И гибель флота при Цусиме, и поражение при Мукдене, они воспринимались как огромный национальный позор.
Так вот события 1915 года, весь этот снарядный патронный голод, они воспринимались населением как своего рода повторение того, что произошло 10 лет назад – тогда проиграли и теперь проиграем. Всё это было очень похоже. Вера в русского солдата, она была, но вот вера в русского генерала, ещё больше – в русского интенданта, она уже ушла. В них не верили.
В отличие от царской армии Первой мировой, Красная Армия воспринималась в 1941 году как победоносная. Потому что она одержала победу не только в Гражданской войне, хотя и это тоже было важно и Сталин в своей знаменитой речи 7 ноября 1941 года сделал акцент ещё и на победе над интервентами, сравнил происходящие события и даже заявил, что тогда положение было тяжелей, чем сейчас.
Но были и свежие успехи: была одержана победа на Халхин-Голе, пропаганда естественно всё это правильно преподносила, незнаменитая война с Финляндией также воспринималась как победоносная. Почему? Потому что о высоких потерях масса населения осведомлены не были, но было очевидно, что финское правительство приехало заключать мир в Москву, а не мы – в Хельсинки, и мир финнам продиктовали руководители советского государства. Итогом чего стало расширение советской территории, чего СССР собственно и добивался раньше дипломатическими переговорами. То есть это тоже воспринималось как победа.
Д.Ю. Это победа и была. Достаточно посмотреть на кусок приращённых территорий. Конечно – победа.
Егор Яковлев. Да.
Поражения Красной Армии от Вермахта действительно были в разы тяжелее. Но обществом они воспринимались легче, потому что им противостоял не обычный враг. Вот в Первой мировой войне это был обычный враг: у нас – царь, у них кайзер, у нас – армия и у них – армия. Они там родственники, между собой сражаются.
В Великой Отечественной войне столкнулись враги экзистенциальные, то есть врагом Красной Армии и советского народа был самый страшный враг из всех возможных, который к тому же уже завоевал всю Европу. Поэтому временные поражения от него были даже объяснимы, но народ верил, что наша армия всё равно сильнее и она всё равно победит.
Д.Ю. Не безосновательно.
Егор Яковлев. Конечно.
Очень важный момент – разница в отношениях власти и общества. Как я уже сказал, поражения 1915 года обернулись такой холодной войной в российских СМИ. Царя поливали грязью просто страшно. Поливали грязью полководцев.
Николай II был неспособен эту газетную травлю прекратить. Алексеев, о котором я рассказывал, начальник штаба при Николае, внёс предложение создать Министерство государственной обороны. Была у него такая идея. Он здраво объяснял царю, что невозможно при таком раздрае в обществе вести войну. Но Николай на это не решился и в результате всё продолжилось по-старому.
Очень важно донести до наших зрителей одну вещь – Николай II и сам давал основания для травли. В первую очередь потому, что он продолжал сохранять Распутина рядом с императрицей. Распутин сам по себе был настолько мощным раздражителем общественного мнения, что каждый день его присутствия рядом с царской семьёй значительно усугублял ситуацию и очень серьёзно сказывался на имидже царя, как государственного деятеля.
По контрасту с этим, поражения 1941-1942 годов они не нарушили единства советского общества и давайте будем честными, большую роль в этом играло несозданное Министерство государственной обороны, которое тогда называлось Наркоматом внутренних дел. Но тем не менее, в общем и целом, никакие ведомственные или клановые интриги не выплёскивались за пределы кремлёвских кабинетов.
Они были, они продолжались, но никакой, допустим, Вячеслав Михайлович Молотов, не мог написать статью в «Правду» о том, как плохо руководит государственной безопасностью Лаврентий Павлович Берия.
Д.Ю. Это недопустимо. Я конечно не знаю, но с моей точки зрения, страна в целом и народ, он должен быть консолидирован перед угрозой внешнего вторжения. Консолидация не подразумевает поливания дерьмом Верховного Главнокомандующего со всеми, так сказать, вытекающими. Выглядит безобразно, причём с обеих сторон – что со стороны царя, что со стороны общества.
Егор Яковлев. Согласен. Безобразно. В общем, было всё построено неверно, не нацелено на победу.
Четвёртый пункт – это разница в историческом сознании. Население было не готово к поражениям психологически. Им казалось тогда, что такой катастрофы не было вообще никогда. Почему. Потому что все древние, все старые войны (включая даже Войну 1812 года), они казались какими-то древними преданиями, а тут – в современности поражения. И угроза немецкого завоевания выглядела устрашающе и конечно деморализовала.
С другой стороны, это достаточно известный факт, перед Великой Отечественной войной была проведена грандиозная и на самом деле до сих пор недооценённая кампания исторического просвещения. С помощью опять же самых современных средств массовой информации, в первую очередь – кинематографа. Но не только. Поскольку население стало грамотным в своей массе, на это работала художественная литература, на это работала научно-популярная литература, на это работала пресса.
Например, мой учитель профессор Даниил Натанович Альшиц, был перед войной студентом исторического факультета ЛГУ и он рассказывал о том, что их посетил представитель Наркомата обороны, который предложил студентам написать книги для «Библиотечки красноармейца» о героической борьбе русского народа против захватчиков, в 1938-1939 году. И вот он, в частности, со своим научным руководителем написал книгу об обороне русских городов во времена татаро-монгольского нашествия. И очень смешно рассказывал, что впоследствии видел очень часто эту книгу в землянках уже в начале войны, потом она вдруг неожиданно пропала и он первоначально думал, что книга так понравилась, что однополчане отправили её домой, чтобы братья, сёстры, мамы почитали эту книгу. Но потом выяснилось, что всё не так – книгу скурили.
Д.Ю. Проза жизни. Всё равно – хорошую службу сослужила.
Егор Яковлев. Да, конечно. Но были и самые известные примеры – это фильмы «Александр Невский» (1938), «Минин и Пожарский» (1939), фильм «Кутузов», который вышел в 1942 году, потом обязательно в этом ряду нужно упоминать фундаментальные работы академика Тарле: «Наполеон» (1936) и «Нашествие Наполеона на Россию» (1937).
Всё это пользовалось очень большим успехом и в целом население Советского Союза, широкие массы, отчётливо, ярко, кинематографично в 1941 году представляли себе, что в российской истории враг неоднократно занимал территорию их Родины, на не очень долгий срок и всегда терпел поражение в итоге. Естественно это облегчало психологическое восприятие трагических поражений 1941-1942 годов.
И пятый пункт, тоже очень важный – разница в восприятии союзников. В 1914-1917 годах, общество, которое было первоначально восторженно настроено по отношению к союзникам, постепенно в них разочаровывалось.
Потому что, я уже рассказывал и это достаточно известный факт, Россия фактически спасла Францию в 1914 году, действуя в ущерб себе. Но впоследствии союзники требовали неоднократно от России таких несоразмерных усилий для собственного спасения. И вместе с тем были основания обвинять их в том, что они не прикладывают достаточных усилий в том, чтобы помочь своей союзнице – России.
В частности, это произошло как раз в 1915 году. Потому что ни Франция, ни Англия не предприняли наступление на Западном фронте в 1915 году, когда Россия фактически истекала кровью, хотя наши военачальники об этом просили.
Была очень серьёзная острая проблема, связанная с логистикой, о которой мы в прошлый раз говорили, но были ещё и моменты, связанные с тем, что союзники просто отказывали в поставках снарядов и других вооружений. На эту тему есть замечательная цитата из воспоминаний Ллойда Джорджа (Lloyd George), который, правда, всё валил на французов, что у них в тот момент снаряды на складах лежали, но они их копили, копили себе на чёрный день, грубо говоря, не отправляли в Россию.
Через некоторое время эта двурушническая позиция союзников, она дошла и до народа. И уже в 1917 году была записана народная песня, которую имеет смысл сейчас прочесть:
За английскую полушку
За французский грош
Выходи, мой друг, под пушку,
Шею ставь под нож.
Позабудь, что ты с душою,
Что ты человек,
Будь игрушкою слепою
Нравственных калек.
Для наживы или сдуру,
Кто их разберёт,
Милюковы твою шкуру,
Рвут, крича «вперёд»!
Ну и что ж! Останься вечным
И немым рабом.
Гнись же под бесчеловечным
Керенским ярмом.
Понятно, что эта песня уже времён Временного правительства, которое настаивало на своей верности союзническому долго, но к этому моменту в народе восприятие войны и в частности союзнического долга, оно очень резко поменялось.
И войну эту конечно нельзя считать Отечественной, на мой взгляд. Есть очень много к ней вопросов. В первую очередь, нельзя её считать таковой, потому что массами она как отечественная не осознавалась; началась не с вторжения врага, хотя действительно Германия объявила войну России, но зато Россия первой вторглась на территорию Германии; тем, что публично ставились захватнические цели, которые были непонятны основной массе населения.
Обычно отечественная война, когда есть это чувство защиты родного дома, она порождает массу литературных, художественных произведений, которые эти пассионарные чувства отражают.
Например Отечественная война 1812 года дала нам такие произведения, как «Певец во стане русских воинов» Жуковского, многие стихотворения Пушкина, например стихотворение «Полководец», посвящённое Барклаю де Толли, «Бородино» Лермонтова, «Войну и мир» Толстого. Великую Отечественную войну все знают… «Василий Тёркин», стихи Константина Симонова, прекрасные произведения наших прозаиков.
Ведь Первая мировая война, вопреки стенаниям современных публицистов, она тоже очень хорошо описана в художественной литературе. Немало страниц описания Первой мировой войны занимает в двух нобелевских русских романах XX века – «Тихий Дон» Михаила Шолохова и «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. Первая мировая война также описана в первой книге трилогии «Хождение по мукам. Сёстры» Алексея Толстого, романе «Города и годы» Константина Федина, всё это есть, но она описана не как отечественная.
И это не следствие советской цензуры, а следствие именно того, что война была гораздо более сложной.
Д.Ю. Может, от нас что-то скрывают, может, сбежавшие за кордон там какие-то гениальные произведения написали?
Егор Яковлев. Нет, никаких произведений там нет. Я вам больше скажу, даже в западной литературе эта война никогда не рассматривалась, как отечественная.
Вспомните самые знаменитые произведения, которые посвящены Первой мировой войне – «Прощай, оружие» Хемингуэя, «На Западном фронте без перемен», «Три товарища» Ремарка…
Д.Ю. Совсем про другое.
Егор Яковлев. Совсем про другое. И ещё больше я скажу, что даже в современной массовой культуре, вот я поклонник сериалов ВВС, английские фильмы, посвящённые эпохе вокруг Первой мировой войны, никогда не показывают её как какую-то особо славную патриотическую войну, как славную эпоху.
Что касается Первой мировой войны, то она во многих отношениях была ужаснейшей. И хотя Вторая мировая война заслонила многие ужасы Первой, всё равно мы должны понимать, как это воспринимали современники.
Во-первых, позиционная война – сидение в окопах, изматывающее, нудное, тяжёлое. Во-вторых, это первое применение газов. Химическое оружие, которое тоже казалось ужаснейшим. Современные на тот момент средства массового уничтожения. Большой контраст по сравнению с тем, что ожидалось. Потому что, как я уже говорил, ожидалось-то, что война продлится несколько месяцев, « мы вернёмся домой к листопаду» – тогда говорили. То есть всё это заставляло воспринимать эту войну как ужас и не желать новой войны.
Так вот, я начал говорить про сериалы, два очень популярных современных сериалов – «Аббатство Даунтон» (Downton Abbey) и «Мистер Селфридж» (Mr Selfridge), кстати, классные сериалы, очень рекомендую, вот там затрагиваются темы Первой мировой войны. Никакого шапкозакидательства, восхищения никакого нет. В «Аббатстве Даунтон» есть один эпизод, в котором один из героев, слуга в большом аристократическом замке, постоянно кричит по ночам – ему снятся кошмары. И служанка, которая ему симпатизирует, говорит другим слугам: «Что вы хотите, человек побывал в аду». Вот такое восприятие до сих пор.
И примерно та же ситуация показана в сериале «Мистер Селфридж», там герой возвращается из-под Вердена и ему постоянно мерещатся призраки погибших товарищей. То есть это достаточно стандартное восприятие Первой мировой войны на Западе.
Д.Ю. Но они и поломали там серьёзнейшим образом всякого – сокрушили города, деревни, сёла. Я ездил по северной Франции на автомобиле, достаточно вдумчиво. Начиная с того, что там вообще масса мемориалов, я так понял, что указом правительства велено везде поставить мемориалы.
Практически все мемориалы снабжены бюстом, к моему большому удивлению, Верцингеторига (Vercingetorix) – шлем с крыльями, что тоже для меня как-то странно, вы что-то не то тут…
А жертвы – они все Первой мировой. Я по северу ездил, это ближе к Англии. Вторая мировая их как-то практически не коснулась. Только совсем на берегу, где там Омаха-бич и прочее, там стоит мемориал высадке американцев, что это они их спасли, собственно так и было, потому что американцы высаживались у них. А так – всё про Первую мировую.
Егор Яковлев. Я так думаю, что это как раз компенсаторный эффект.
Д.Ю. Да.
Что им там разнесли, каким образом, фотографии. Там разнесли вообще всё. То есть практически, как у нас, какой-нибудь Воронеж после оккупации – вот, город Реймс выглядел точно так же.
Ну и есть ряд вещей, которые я малограмотный, но всякие вот эти всякие битвы при Вердене, при Сомме и всякое такое, если даже я это знаю, то там что-то космического масштаба разворачивалось…
А сколько народу всего убили со всех сторон?
Егор Яковлев. 10 миллионов.
Д.Ю. Для тогдашней Европы это чудовищная цифра, в общем-то.
И даже есть отличные фотки, где поля сражений сегодня сфотографированы, так они и сегодня на Луну похожи – там такое количество воронок, друг друга там не жалели.
Егор Яковлев. Да.
Но вот ещё хотелось бы сказать несколько слов о Николае II. (Вообще, я задумывал цикл по внешней политике, но тут просто невозможно обойти некоторые вопросы.) Может, мы потом сделаем передачу, в которой полностью проанализируем его личность, но сейчас просто необходимо дать важные оговорки.
В чём своеобразие этой личности. Я не считаю Николая II бездарностью, я не считаю его полным ничтожеством, не считаю его человеком, который был паразитом на теле России. Как я уже сказал, он любил свою Родину и по-особому воспринимал необходимость служения. Он воспринимал свой монарший крест именно как особое служение России.
Но в связи с тем, что он получил своеобразное воспитание, он был политиком XIX века. Что имеется в виду. Как политик XIX века он воспринимал политику, как некое кулуарное дело, как дело кабинетов. В то время как политика XX века – была публичной. Поэтому Николай совершенно не понимал, какое впечатление на общество могут производить те или иные его поступки. И к его горю, он не понимал этого на протяжении всей своей жизни. На протяжении всей своей жизни он совершал политические ошибки, которые очень серьёзно портили ему имидж.
Д.Ю. А он со спецслужбами со своими совсем не дружил? Ему не рассказывали ничего?
Егор Яковлев. Не дружил, нет.
Д.Ю. Это было низко? Или что?
Егор Яковлев. Не дружил. Не понимал. У него были свои представления. Да и спецслужбы тогда не совсем так работали, я сейчас расскажу.
Не реагировал на сигналы.
Часто я натыкаюсь в интернете на текст «60 фактов о последнем русском императоре». Там 60 фактов, которые рисуют идеалистическую картину. Один из этих якобы фактов (на самом деле это не факт, факты это что-то конкретное, а это – некий вывод), – император Николай II создал великую империю, лучше которой не было ни до, ни после.
Ну, это полная чушь конечно. И в принципе, многое из того, что там рассказано крайне сомнительно. Там либо есть некие второстепенные факты, которые вызывают симпатию к личности, но не к государственному деятелю. Например, то, что это был самый спортивный русский царь. Это правда. Но его способность хорошо плавать никак не отражалась на государственных делах.
Д.Ю. А меткая стрельба по воронам и котам – никак не отражалась на положении на фронте.
Егор Яковлев. Очень хорошо стреляла, например, императрица Анна Иоанновна. Она любила стрелять по воронам из окна своего дворца.
Д.Ю. Из чего стреляли? Что-то пороховое, пневматическое? Из чего лупили?
Егор Яковлев. Не знаю, не специалист.
Но я к чему это сказал. К тому. Что Анну Иоанновну никто великой императрицей не считает.
В частности, там есть пункт про Ходынку. «Царь в Ходынке не виноват».
Д.Ю. Поясни, что это такое.
Егор Яковлев. Что такое «Ходынка». «Ходынкой» называют трагедию на Ходынском поле в Москве.
Царь приехал на коронационные торжества в Москву. Все русские цари короновались в Успенском соборе в Кремле. И он туда приехал со своей молодой супругой – императрицей Александрой Фёдоровной.
На Ходынском поле московские власти по случаю коронации приготовили угощение для горожан. Там выдавали кулёк конфет, пряники, угощали алкоголем, был какой-то подарочный набор. Заготовлено было на 400 тысяч человек, пришло – 500. Началась страшная давка, пострадало примерно 5 тысяч человек, полторы тысячи, по-моему, или 1300 установлено, что погибли в результате давки.
Д.Ю. Затоптали.
Егор Яковлев. Да. Просто затоптали.
Трагедия страшная, понятно, что царь в ней никоим образом не виноват. Вопрос был в другом – как он на эту трагедию отреагировал. Коронационные торжества продолжились и более того, царь отправился на бал к французскому послу Монтебелло (Louis Napoléon Lannes Montebello) и танцевал там.
Сейчас очень часто этот поступок пытаются оправдать тем, что, во-первых, царя уговорили выказать уважение к союзнику, потому что союз между Россией и Францией уже существовал, а французское посольство потратило огромные деньги на подготовку бала и поэтому, чтобы не обижать союзника, царь вынужден был это совершить.
Но, на мой взгляд, это оправдание крайне слабое. Во-первых, потому что царь был осведомлён о том, какое это может произвести впечатление на массы. Раскол по данному вопросу произошёл даже внутри царской семьи. Откуда мы это знаем. Об этом очень яркие воспоминания оставил тот же великий князь Александр Михайлович, чтобы не быть голословным, я их зачитаю.
Вот что вспоминал великий князь: «В три часа дня мы поехали на Ходынку. По дороге нас встречали возы, нагруженные трупами. Трусливый градоначальник старался отвлечь внимание царя приветствиями толпы. Но каждое «ура» звучало в моих глазах, как оскорбление. Мои братья не могли сдержать своего негодования, и все мы единодушно требовали немедленной отставки великого князя Сергея Александровича, и прекращения коронационных торжеств. (А Сергей Александрович, великий князь, был генерал-губернатором Москвы.) Произошла тяжелая сцена. Старшее поколение великих князей всецело поддерживало московского генерал-губернатора.
Мой брат великий князь Николай Михайлович ответил дельной и ясной речью. Он объяснил весь ужас создавшегося положения. Он вызвал образы французских королей, которые танцевали в Версальском парке, не обращая внимания на приближающуюся бурю. Он взывал к доброму сердцу молодого Императора.
— Помни, Никки, — закончил он, глядя Николаю II прямо в глаза, — кровь этих пяти тысяч мужчин, женщин и детей останется неизгладимым пятном на твоём царствовании. Ты не в состоянии воскресить мёртвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях. Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой Царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую.
Вечером Император Николай II присутствовал на большом балу, данном французским посланником. Сияющая улыбка на лице великого князя Сергея заставляла иностранцев высказывать предположения, что Романовы лишились рассудка. Мы, четверо, покинули бальную залу в тот момент, когда начались танцы, и этим тяжко нарушили правила придворного этикета».
Д.Ю. Ну вообще, мягко говоря, не красиво.
Егор Яковлев. Не красиво. И это ещё не всё.
Дело в том, что накануне трагедии скончался наследник австрийского престола (вообще, смерть наследников австрийского престола играла роковую роль в судьбе Николая), это был папа Франца Фердинанда – эрцгерцог Карл Людвиг (Karl Ludwig). И в Москве были отменены все торжества, понятно, что это были ещё не коронационные торжества, а просто торжества, но все увеселения в знак почтения памяти особы императорской крови были отменены. И это представляло разительный контраст с тем, когда умерло тысяча с лишним своих, но обычных, простых людей, а царь – едет танцевать на бал к французскому посланнику.
Выглядело очень странно и горько. И Николаю это вспоминали всю жизнь.
Д.Ю. При такой склонности ко всему мистическому, странно, что он так к этому отнёсся.
Егор Яковлев. Он потом очень переживал. Он, кстати, сам это вспоминал и неоднократно говорил о том, что он переживал из-за того, что родился в день Иова Многострадального, библейского мученика, он потом неоднократно говорил потом, что Ходынка – это не к добру, это знак плохой. Но и общество ему припоминало. И потом, когда позорным итогом закончится Русско-японская война, очень известный поэт Серебряного века – Константин Бальмонт – напишет:
Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, – час расплаты ждет.
Кто начал царствовать – Ходынкой,
Тот кончит – встав на эшафот.
Д.Ю. Пророчески.
Егор Яковлев. Да, пророческое стихотворение.
У Николая было много положительных качеств, как у человека. Все мемуаристы замечают его деликатность, его благородство, его мягкость, он был приятный собеседник, очень вежливый, очень учтивый. Но всё это, к сожалению, не имеет отношения к управлению государством. И в дальнейшем вот это полное непонимание того, как выглядят его поступки, оно конечно привело к роковым последствиям.
Потому что у Николая не было собственных средств массовой информации. Были монархические газеты, но сам Николай, его ближайшее окружение, какой-то аппарат государственный, их никак не контролировал. Были монархические газеты, либеральные, социалистические. И к моменту, особенно после 1905 года, когда появились новые свободы и начался просто бум прессы, вся социально-политическая пресса была, так или иначе, оппозиционна императору. Вся.
То есть такой прессы, которая была бы лояльна Николаю на 100%, в России не было. Для того, чтобы она появилась, император должен был что-то сделать. Император не сделал ничего. В итоге, информационную войну он проиграл мгновенно и без вариантов. Потому что ему просто было нечем защищаться. Он её просто проигрывал по полной программе, не понимая вот этих веяний.
Точно также он проиграл войну с Думой, потому что, грубо говоря, у него не было своей партии власти. Правые партии тоже критиковали царя. Монархические партии в какой-то момент пришли к выводу, что, безусловно, монархия должна остаться, монархия это идеальное устройство для Российской Империи, но сам Николай – плохой монарх, нужно его менять на хорошего. Вот в чём был смысл.
Николай этого не понимал. Вот это я и называю – быть политиком XIX века. К сожалению, это была беда России, но Николай оказался неадекватен своей эпохе. И это его в общем-то и добило.
Но главная его ошибка заключалась в том, что и народ также не был на его стороне.
Я в прошлой передаче упомянул монографию очень хорошего нашего петербургского историка Бориса Ивановича Колоницкого, она называется «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны». В этой монографии проанализированы разнообразные слухи и сплетни, которые циркулировали не только в просвещенном городском обществе, но и в народной среде во время войны. И вот посмотрим, что в 1915 году думали про царя в народе.
Николай II оценивался как слабый царь именно потому, что плохо организовал подготовку к войне. Пропаганда рассказывала о войне, что коварная Германия готовилась напасть 40 лет. В 1915 году ключевым в этой фразе стало, как вы думаете, какое слово?
Д.Ю. Не знаю.
Егор Яковлев. «Готовилось». Все крестьяне выхватывали из этой фразы, что «Германия готовилась», а наш царь – не готовился и вот поэтому мы терпим поражение. Плохой царь.
Царю в вину ставилась винная монополия. Одной из важных статей пополнения бюджета была винная монополия, введённая Сергеем Юльевичем Витте. В народе ходила такая частушка на эту тему: «Вся империя ликует – Николай вином торгует». Николаю ставили в вину, что он спаивает народ. Потом, когда началась война, Николай объявил «сухой» закон. Это тоже ему поставили в вину, потому что говорили, что господа пьянствуют, а народу – выпить не дают.
«Другой казак тоже не смог сдержать горечи при вести о поражениях русской армии: «Эх, Миколушка, Миколушка. Германец оружие справлял, а он – монополии… а когда пришло время воевать, то стали из деревянных ружей стрелять».
Показательны слова 39-летней неграмотной крестьянки М.В. Поповой, обвинявшей царя в том, что после войны останется много сирот и калек: «В этом виноват сам государь, потому что у Него нет порядку и наш государь не думает своим людям добро. Германский царь, когда думает добро своим людям, то построил хорошие орудия и всего у него хватает, а у наших войск нет ничего: первые полки идут – и у тех плохое и ржавленое оружие. У германского царя построены хорошие крепости, а наш царь крепости понагортал из песку». Собеседница её возразила: может быть, наш государь не знал, что придется воевать. Попова отвечала: «Знал, не знал, а должен укрепляться…»
«В декабре 1914 года неграмотный крестьянин Вятской губернии заявил: «Плох германец на нашего государя, надо бы нашему государя стрелять в рот, чтобы пуля вышла в жопу. Он только клубы да театры устраивает».
Д.Ю. Жестоко.
Егор Яковлев. Жестоко.
«Смерти царю желал и донской казак Г.И. Бардаков, который в августе 1915 года сказал: «Нашего государя нужно расстрелять за то, что он не заготовил снарядов. В то время, как наши противники готовили снаряды, наш государь гонялся за сусликами»
В некоторых оскорблениях бездеятельный император лишен должных мужских качеств, он – «Царь-баба». Так, 56-летний крестьянин Пермской губернии заявил в июне 1915 года: «Наш государь худая баба, не может оправдать Россию, сколько напустил немцев».
Показательно, что крестьяне, жившие в удалённых друг от друга концах империи, использовали один и тот же язык оскорблений. Интересно также, что тот же язык патриархального мужского шовинизма использовала и одна обвиняемая крестьянка: «Государь лежит как баба, ни … не делает, а только сидит дома».
Д.Ю. Я смотрю, тезис царь-колокол, царь-пушка и царь-тряпка народу был близок.
Егор Яковлев. Да. К сожалению.
Десакрализация власти произошла не в результате заговора каких-то тёмных сил, она произошла в результате естественного исторического процесса, который сделал власть публичной и средства массовой информации явно показывали, что царь – обычный человек, у которого есть свои достоинства, но и недостатки. И эта информация постепенно спускалась вниз, к народу. Один какой-нибудь грамотный крестьянин читал газету и рассказывал своим неграмотным односельчанам о том, что происходит в мире. Причём ещё и толковал это так как ему это виделось.
Д.Ю. Тут естественно для начала накладывалось, что это была за газета, что в ней было написано и как он это оттрактует лично.
Егор Яковлев. Да. Вот у Колоницкого есть примеры, когда один грамотный крестьянин, читая газету, рассуждал, что царя надо убить, потому что царь затеял нехорошую войну и вообще, всё зло – от царей. Какая газета была – неизвестно, но я сомневаюсь, что газета была большевистская.
И всё это было помножено на действительно серьёзные неудачи 1915 года. А надо иметь в виду, что к 1915 году в народе уже образ царя сложился, потому что там была большая история, про которую мы не говорили. Ходынка, да, потом были ещё «Кровавое воскресенье», потом был Ленский расстрел… 1914 год это был высокий уровень рабочего движения. Потому что Ленский расстрел он привёл к развитию забастовок по всей стране.
Д.Ю. И к появлению товарища Ленина.
Егор Яковлев. Это миф.
Д.Ю. Да?
Егор Яковлев. Это на самом деле миф. Ленин пользовался псевдонимом «Ленин» ещё до Ленского расстрела. Хотя бытует такое мнения, я неоднократно сталкивался.
Поэтому царь в результате оказался просто беззащитен, у него не было сторонников. Мы это покажем в следующей программе.
Д.Ю. Подведя черту, извини, перебью, забегая вперёд, хороший парень – это не профессия. Что с того, что ты хорошо разговариваешь, умело слушаешь, метко стреляешь, плаваешь, спортсмен и ещё чего-то там, какая разница? Ты должен быть хитрой аппаратной сволочью, которая ловко всеми манипулирует.
Надо на правильные должности ставить правильных людей, а для этого надо их различать – кто толковый, кто бестолковый.
Немедленно вспоминается другой персонаж, с его словами «других писателей у меня для вас нет». Работать надо с теми, кто есть. И может быть тебе твоя глубоко укоренившаяся порядочность претит общаться вот с этими людьми, которые на самом деле, несмотря на пьянство и некоторый разврат, являются выдающимися военными. А ты из своих (как мне видится) каких-то соображений о приличиях – «а я вот с ними дружить не буду»…
А где у тебя оперативные службы? Которые какими-то идиотскими играми с подпольщиками занимались, там кого-то подкармливая, выращивая, стреляя одних, убивая других. Доигрались. Все хором. Я считаю, это он виноват.
Егор Яковлев. Конечно, его вина есть.
И здесь надо ещё вот о чём сказать. Нам часто пытаются внушить, что Российская Империя образца 1913-1914 года это некое идеальное государство. Действительно, российская экономика развивалась очень активно. Однако, у царя в тылу, с начала войны, оставалось очень много нерешённых проблем, которые, в конце концов, и сдетонировали.
Главным был вопрос о земле, я уже про это рассказывал. Вопрос о земле был не решён. По этому поводу существует в историческом сообществе консенсус. Просто некоторые историки (и я тоже) считают, что реформа Столыпина провалилась, а некоторые историки считают, что Столыпину просто не хватило времени для её реализации. Вот он погиб, а тут ещё и война началась. Вот он говорил, что «20 лет мира внутреннего и внешнего и тогда вы не узнаете Россию», известная цитата Столыпина.
Но было очевидно, что крестьяне сопротивляются столыпинской реформе, они не хотят уходить из общины, потому что община даёт грандиозные социальные гарантии. И с течением многих лет, а община существовала чуть ли не тысячу лет, вот с течением этого тысячелетия крестьяне привыкли. Они ценили эти социальные гарантии в условиях голодной жизни превыше всего. Поэтому создать класс фермеров, который был бы ещё и сверхлоялен царской власти, не получилось.
Но, повторюсь, что как бы мы не относились к реформе Столыпина, факт остаётся фактом – к 1914 году вопрос землей не был решён. И в книге Колоницкого, кстати, про это тоже есть много. Крестьяне очень много ругали… хвалили, например, Александра II, за то, что дал им свободу, а Николай II был по их мнению… они говорили «дед свободу дал, а этот – снова зажимает». Это сказывалось.
Всяческие разнообразные мифы… Дорогие друзья, часто встречается сказка про то, что в 1909 или 1910 году Николай II издал указ о всеобщем начальном образовании. Это враньё. Никакого всеобщего начального образования в Российской Империи провозглашено не было. Более того, Российская Империя оставалась единственной страной в Европе, где этого не было. Даже в Японии уже практически всё население было грамотным.
Существовали разнообразные планы сделать это. Существовал законопроект министра народного просвещения Кауфмана. Но итогового решения по данному вопросу не было. И царь всегда колебался. Почему. Потому что повышение народного образования всегда приводило к чему?
Д.Ю. К революции.
Егор Яковлев. К росту революционного движения. Поэтому существовал изданный указ в царствование Александра III, которого Николай II боготворил – указ «о кухаркиных детях», рекомендующий (он не имел обязательной силы) ограничить приём в гимназии представителей низших сословий. И эта инерция указа «о кухаркиных детях», она чувствовалась очень серьёзно и в царствование Николая II тоже. Был большой вопрос.
Поэтому вот этот документ, «60 фактов…», там вообще говорится, что 85% населения страны было грамотным. Все эти факты, они откуда взяты.
Была издана такая эмигрантская брошюра, эмигрантом Борисом Бразолем, известным юристом, большим другом Шойбнер-Рихтера (Max von Scheubner-Richter), это наставник Адольфа Гитлера. Он рано умер – в первой половине 20-ых годов, но успел познакомиться и оказать влияние на Адольфа Гитлера. Вот они с Борисом Бразолем очень дружили. И Борис Бразоль, кстати, ярый антисемит, он сделал впоследствии карьеру в структурах Генри Форда, с которым они сошлись на яром антисемитизме, и Бразоль даже активно пропагандировал в США «Протоколы сионских мудрецов».
И вот, в 1957 году Бразоль издал брошюру «Николай II в цифрах и фактах». В этой брошюре он рассказал просто про кисельные берега и молочные реки. Ни одной ссылки ни на какие источники в этой брошюре нет, но вот сама брошюра была. После того, как она стала известна в России, некоторые фанатичные монархисты используют эту брошюру как исторический источник. По интернету ходит экстракт из неё.
Д.Ю. Только лучшее, да, взято?
Егор Яковлев. Ну да.
Постсоветскими историками проведён подробный разбор этой брошюры. Под видео кинем ссылочку, чтобы просто не останавливаться на этой теме. Там подробно, по пунктам рассмотрено, что Борис Бразоль писал. Никакой симпатии к этому большому другу нацистов лично я не питаю.
Никакого идеального состояния к 1914 году в России не было. И когда возникла критическая ситуация – всё рвануло.
Но, конечно, у российских революционеров были помощники из числа союзников. И вот про это будем разговаривать в следующий раз.
Д.Ю. Отлично. Спасибо. очень интересно.
Новости
VIP
