Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Владимир Григорьевич, добрый день.
Владимир Асмолов. Добрый день.
Д.Ю. Представьтесь, пожалуйста.
Владимир Асмолов. Асмолов Владимир Григорьевич. Всю жизнь проработал в атомной отрасли. После окончания института пришел инженером в Курчатовский институт. Прошел путь от инженера, не пропуская ни одной ступеньки, до директора. Поработал, кроме как исследователь... Там главная моя работа был исследователь-экспериментатор, наука и так далее. Главные вопросы, которыми занимался и занимаюсь всю жизнь, это вопросы безопасности атомной энергетики. Поработал и как регулятор. То есть, надзорный орган. Но не в нашем надзорном органе. Поработал я полгода в американской комиссии по ядерному регулированию в начале 1990-х годов. У нас был обмен между ними и нами. Я полгода там поработал, посмотрел, как они работают. Был чиновником высокого разряда. Был замминистра по... Министерства по атомной энергии. 10 лет, пожалуй это были лучшие годы моей жизни, где весь мой опыт мог помочь, практически был техническим руководителем Российской атомной энергетики в концерне “Росэнергоатом”. Последние три года советник генерального директора Госкорпорации “Росатом”. 73 года.
Д.Ю. Обалдеть.
Владимир Асмолов. Прожил такую жизнь. Принимал участие в ликвидации последствий Чернобыльской аварии. Практически весь 1986 год находился... Я домой в командировку ездил оттуда. Анатолий Петрович Александров назначил меня научным руководителем проекта саркофага. Проекта “Укрытие“. Кроме того, у нас была Курчатовская экспедиция. Менялись сменные директора. Общим руководителем экспедиции был Валерий Алексеевич Легасов. А я один из месяцев, кроме того, что занимался другой работой по сооружению саркофага, занимался общими работами со всеми курчатовцами. Курчатовцев прошло через Чернобыль около 900 человек. Мы называли себя “сталкеры“. Даже фильм сняли. Лучшие люди, которые там были. Доклад в МАГАТЭ писали вместе с Валерием Алексеевичем Легасовым. По результатам Чернобыльской аварии. Кроме моей главы по безопасности была еще общая компоновка этого доклада. Все перипетии... С развитием атомной энергетики, с развитием подходов безопасности... Я их знаю. С 2004 года... Сразу после аварии на Чернобыльской АЭС была создана группа советников по ядерной безопасности при гендиректоре МАГАТЭ. От России до меня были выдающиеся люди. Это Виктор Алексеевич Сидоренко. Член-корреспондент Академии наук. Он был первым. Армен Артаваздович Абагян. Уникальный человек, член-корреспондент Академии наук. И Букринский. Я четвертый. И вот эта комиссия, по сути дела, эта группа международных экспертов высшей категории, по одному от страны, сформировала сегодняшние подходы к обоснованию безопасности. Основные принципы безопасности. Выпустила отчеты. Это не нормы и правила. Нормы и правила, это более низкий уровень. А это, как бы, философия. И философия эта на сегодняшний день во главе угла, надстроечный такой элемент, который называется культурой безопасности. Это надстроечный элемент, но который определяет мотивацию всех людей, которые занимаются в том или ином виде в атомной отрасли... Мотивация должна быть. Все остальное... Экономика очень важно. Безопасность, это главное. И вот это... Был сформирован как главнейший подход принцип, так называемой, глубоко эшелонированной защиты. Он по-английски звучит как “защита в глубину”. В чем он состоит? Он состоит их двух кусков. Предотвращения и уменьшения последствий. Первый шаг. Ты должен в проекте сделать все, чтобы никогда в жизни авария не произошла.
Д.Ю. Это возможно?
Владимир Асмолов. Понимаете, всегда есть остаточный риск, который может быть очень низким. Мы понимаем для себя такой остаточный риск, что ты должен сказать всем своим близким: “Я гарантирую”. Понимая, что остаточный риск всегда есть. Тем не менее, есть второй шаг. На втором шаге... Какова бы эта малая вероятность этой аварии ни была, ты обязан постулировать эту аварию. И посмотреть, как она будет проходить через те барьеры безопасности, которые мы создаем на пути к аварии. Как изнутри блока, где главным является активная зона, где есть опасность. Так и снаружи. Цунами, торнадо, саботаж, нападение террористов.
Д.Ю. Землетрясение.
Владимир Асмолов. Землетрясение. Вот эти барьеры безопасности, они есть. Кроме этих барьеров безопасности есть меры по управлению этими барьерами. Это в простонародье приблизительно на каждом барьере безопасности стоит батальон, вооруженный, хорошо оборудованный. Это не люди, это средства и системы. Который встречает опасность на своем барьере. Снаружи или изнутри. Самое главное с точки зрения физики, это изнутри. Мы тоже сформировали такой принцип: “Каждый барьер мы рассматриваем как последний. Отступать некуда. Позади Москва”. Но прошли, следующий барьер встречает эту самую опасность. Мы его называем управлением опасностью. То есть, что люди боятся всегда? Атомная энергетика в сегодняшнем виде пришла от атомной бомбы. Что у нас, что у наших ближайших друзей, о которых мы тоже поговорим, у американцев. Весь ресурс, который был создан для создания этого паритета, бомб. Без этого ресурса... Наша страна во время войны, это была уникальная ситуация, когда с 1943 года начали в это дело вкладываться. В 1946 году на территории Курчатовского института заработал первый реактор. А в 1948 году промышленный реактор заработал. А в 1949 году первая бомба была. Всего лишь на 4 года позже, чем у американцев. А с термоядерной бомбой мы вообще были первые. Все, во что вложилась страна... Техника, людские ресурсы, обучение. Невозможно было не использовать в мирных целях. Потому, что Бог дал нам высококонцентрированную энергию и нужно быть полными дураками, чтобы ею не воспользоваться. В 2 миллиона раз теплотворная способность при делении ядер больше, чем у угля. В 2 миллиона раз. Представьте себе, вагон уранового топлива заменяет нам 2 миллиона вагонов угля.
Д.Ю. Однако.
Владимир Асмолов. Вы сами понимаете, эти два миллиона вагонов надо доставить к месту.
Д.Ю. Погрузить, разгрузить, добыть.
Владимир Асмолов. Я все время задавался вопросом почему наши железные дороги так медленно работают. Когда ездишь на экспрессах где-нибудь во Франции, там они летают. Да потому, что во Франции 80 процентов сегодня, это ядерная энергетика. А у нас скорость 50 километров в час. Мы уголь возим туда-сюда по стране. То есть, “за” очень много. Но есть много и “против”. Чисто диалектически. Концентрированная энергия – концентрированная опасность. А дальше возникает вопрос: “Как ею управлять?” Нужна база знаний. Ты должен показать, что во всех условиях ты можешь этой опасностью управлять. Ты можешь ее контролировать. Почему люди не бояться выйти на улицу, когда смертей на дорогах десятки тысяч? Он может сказать: “Я не выйду на улицу, я пойду в подземный переход, не сяду за руль”. И так далее. А атомная энергия, это что-то потустороннее. Он от нее уберечься, как человек, не может. Дальше он не хочет доверять тем людям, которые говорят: “Я тебе гарантирую”. Но если эти люди показывают, что их знаний достаточно... Чернобыльская авария. Почему она произошла? Потому, что знаний не хватало. Все говорят... В первом отчете МАГАТЭ было сказано, что это была ошибка оператора. Да, бесспорно, это была ошибка оператора. Почему? Тут интересный вопрос. Оператор не знал, что в том состоянии, в котором он начал этот эксперимент, он находится в состоянии самой опасной точки для этого аппарата. Почему? Эксперимент планировалось провести на мощности... Тепловая мощность этого реактора 3 тысячи мегаватт.
Чисто психологически для любого человека максимальная мощность – максимальная опасность. Нет, это не так для этого реактора. Эксперимент должен был пройти на мощности 1000-1200 мегаватт. Никто бы не узнал про Чернобыль, про этот эксперимент. Эксперимент рассматривали как чисто электротехнический. И он был полезный эксперимент. Они считали, что вдруг произойдет полное обесточивание станции и начнет останавливаться турбина. Вот турбина выбегает одну минуту. В это время она ток какой-то дает. На станциях есть четыре канала безопасности, четыре дизеля по 5 мегаватт каждый, которые должны в том момент, когда прошел сигнал полного обесточивания станции... Вот эти дизеля запускаются и все аварийные насосы они обеспечивают электроэнергией. Дизель раскручивается за 40-50 секунд. Хотелось сравнить, выбегает турбина, успевает ли раскрутиться дизель. Тривиальнейший эксперимент. Но начались... Диспетчер Киевэнерго не дал возможность начать эксперимент, когда они хотят. Попросил оставить станцию в работе дольше. Дальше оператор, переходя в новом состоянии на режим вот этого эксперимента, практически не смог стабилизироваться на этом режиме. А практически усадил реактор в ноль. То есть, остановил. По всем инструкциям если реактор остановится в ноль, там образуются такие серьезные сечения поглощения, йодная яма, так называемая. И реактор нельзя пускать в таком состоянии по инструкции дня 2-3. Это же наш был оператор. Инженер, с высшим образованием. Человек, который хотел провести этот эксперимент. Для него это была сверхзадача.
Д.Ю. Вызов.
Владимир Асмолов. Вызов. И он вытащил реактор из йодной ямы сразу. А он не шел. Это как резинка. Ты ее тянешь, а не идет. И тогда он начал вынимать все стержни аварийной защиты из зоны, чтобы все-таки вытащить на критичность реактор, выйти на какую-то мощность. Есть, опять же, регламент эксплуатации. Там есть такое статистическое понимание. Всего в этом реакторе 240 аварийных стержней. Меньше 30 - дает разрешение главный инженер станции. Меньше 15 – никто не дает разрешение. Он вышел и вытянул реактор, оставив в зоне 6 стержней.
Д.Ю. Молодец.
Владимир Асмолов. Сопротивлялся реактор, говорил: “Уйди от меня, не трогай меня, дай мне отдохнуть два дня”. Он стабилизировал на мощности 200 мегаватт. То есть, меньше 10 процентов. И как оказалось потом, это... Для нас в проекте это был неисследованный уровень мощности. Потому, что реактор на этой мощности живет либо когда пускается, либо когда останавливается. Мы потом летом 1986 года считали этот режим. Что происходит в этом режиме? 200 мегаватт. В реактор входит в канал, где идут стержни... Входит холодная вода. Это кипящий реактор. Обычно он 7 метров в длину и обычно 5 метров кипит, вода быстро нагревается, пар идет на турбину и крутит турбину. Там еще сепаратор есть, который разделяет воду и пар. Не важно. Атомная станция отличается от обычной, там уголь горит, а у нас энергия деления. Так вот при 200 мегаваттах эта точка перехода из воды в пар была на самом верху канала. Когда резко меняется плотность. У воды плотность, как вы знаете, будем говорить единица. Когда мы переходим в пар, это в тысячу раз меньше. Проявился, так называемый, пустотный эффект реактивности. Когда реактор встал на этом уровне мощности, и он качался между паром и водой. Есть два понятия устойчивости. Вот возьмете шарик и положите его в долину между горами. Его оттуда ничем не вышибешь. Это настоящая устойчивость. А положите этот же шарик на верхушку холма или горы. Малейшее воздействие и шарик сдует с этой горы. Начало эксперимента и было этим шариком, который сдуло с горы и разрушило реактор через, приблизительно, 4 секунды.
Д.Ю. Паром?
Владимир Асмолов. Не паром. Пошел резкий рост мощности. Резкий рост мощности, это был как бы тепловой удар. КВЭЛы рассыпались по своим зернам. Зерна, это приблизительно размер 250 микрон. И реакция прекратилась цепная мгновенно. Но это был тепловой взрыв, это не ядерный взрыв. Оно разлетелось. Это был, так называемый, первый взрыв. А дальше пошел второй взрыв. Когда эти раскаленные частицы в 250 микрон пошли в воду, на каждой этой частичке раскаленной началось новое вскипание воды. Уже пошел паровой взрыв, который разрушил эти частички 250 микрон на частички порядка 5 микрон. Тонкое деление. И вот это был второй взрыв. Но... Было подсчитано по разрушенным конструкциям какова была мощность этого взрыва. Это были не килотонны, не мегатонны. Это было 10 тонн тротила. Обычная штуковина, которая разнесла все это здание. Не до конца разнесла. Откинуло верхнюю плиту. Вот что произошло, по сути дела, в Чернобыле. Виноват оператор? Да, конечно. Но он не знал последствий того, что он будет делать. Мы, физики, ему об этом не сказали. Потому, что мы сами не знали, что такой огромный коэффициент реактивности будет именно в этой точке. Только в этой точке. Ни в какой другой его больше нет. А дальше была еще одна ошибка. Тоже человеческая. Физик, он тоже человек. Ошибка конструктора. Стержни регулирования, аварийной защиты. В режиме нормальной эксплуатации кто-то уголь экономит, а мы экономим нейтроны. Чтобы сэкономить нейтронов, чтобы они больше работали на производство пара. Сам этот стержень, это весь поглотитель. Ты вводишь его в зону - цепная реакция кончается. Но, так как его концы все время сидят в зоне, решили последние полметра или метр, не важно, из него убрать поглотитель. Чтобы он был прозрачным для нейтронов. И когда стрежни пошли в зону вниз... Когда он нажал на эту кнопку. Он же успел нажать на эту кнопку. А у любого оператора... Если ты нажимаешь на кнопку аварийной защиты, все должно прекратиться. Не прекратилось потому, что он поздно нажал на эту кнопку. Это мой взгляд и вообще всех нормальных людей. Но еще по другой причине. Когда эти стержни пошли в низ... Вода тоже является замедлителем. Они вытеснили воду, и получился маленький кивок реактивности вверх. Это все равно, что совместить педаль газа с педалью тормоза. Это был эффект, который пришпорил реактор. Это был вторичный эффект, но тоже плохой. Это была абсолютно четкая ошибка конструкторов. Вся Чернобыльская авария на сегодняшний день... Это было показано в том докладе МАГАТЭ, который мы сделали после аварии. Просчитав это все. Чтобы понять паровой эффект реактивности, тогда были машины БЭСМ-6.
Д.Ю. Название знаю, конечно.
Владимир Асмолов. Замечательные машины. Занимали залы большие, как вы помните. Сейчас любой PC гораздо мощнее.
Д.Ю. Телефон, наверное, круче уже.
Владимир Асмолов. 800 часов счета на БЭСМ нам позволили выявить этот эффект. 800 часов непрерывного счета. Человек... Знания достаточны? Нет. Недостаточно – наберись знаний. Покажи, что ты их набрал. И тогда, будь добр, делай подарок людям в виде высококонцентрированной энергии.
Д.Ю. А вот сразу вопрос. Вы неоднократно упомянули МАГАТЭ. Вот тут вышел такой сериал под названием ”Чернобыль”. Американский. Где в очередной раз рассказали про нас всю правду. И показанный там академик Легасов, который сделал доклад в МАГАТЭ, упомянутый вами, на протяжении всего сериала нам сообщают, что это ложь. Что он лгал, он обманывал людей. Чисто технический вопрос. Вот он приехал в МАГАТЭ. Вот он доложил. А люди, которым он докладывал, они понимают, о чем он говорит? Тридцать лет прошло, они там ложь какую-нибудь нашли? Он их действительно обманывал?
Владимир Асмолов. Я очень хорошо знал Валерия Алексеевича Легасова. Все, что в этом фильме показано про Легасова... Это тот герой, который был нужен с какой-то целью тем людям, которые ставили этот художественный фильм. Эти люди сделали достаточно много с моей точки зрения. Они, в общем-то, люди талантливые.
Д.Ю. Безусловно.
Владимир Асмолов. Они свою цель внедрить в мозги, будем так говорить, широкого слоя общества... В основном, скорее всего, для молодежи. Фильм пока идет по интернету и так далее. То, что они хотят. Существует два способа представлять материалы. В моей семье... Муж моей сестры очень хороший писатель, Владимир Тендряков. Когда он писал о 1927 годе, о 1933, о 1937, у него метод был простой. Он давал людям экспериментальный материал. Чистый, без своей оценки. И давал людям возможность из этого экспериментального материала сделать свои выводы. Такой метод мне очень нравится. Можно делать совсем по-другому, как делали эти люди. Какая-то своя сверхидея. И эта сверхидея должна быть основана на, якобы, абсолютной правде. Надо им отдать должное, они матчасть изучили.
Д.Ю. Безусловно.
Владимир Асмолов. Но не все в ней поняли. А, может быть, поняв то, что они поняли... Для начала. Недавно совершенно. Не помню где. В американской прессе я прочитал статью доктора Гейла. Который приехал к нам в шестую больницу после аварии в Чернобыле. Вместе с нашими замечательными врачами, Гуськовой, занимался первыми 32 людьми. Пожарные в основном были. Спасли они часть этих людей при их огромных дозах. Он пишет: ”От меня ничего не скрывали”. В отношении этого фильма он пишет. ”Я приехал учить русских, а я учился у них. Я им помог технически”. Так надо работать. Этот человек, ему нельзя не верить. Он приехал, он это все видел. Он с этими людьми прожил жизнь. Прожил жизнь с умирающими. Радовался спасению спасенных. Горевал об ушедших и так далее. Доктор Гуськова представила мне... Мы с ней хорошо знакомы, Царство ей Небесное. Съемки из шестой больницы. Очень неприятные съемки. Но это не фильм ужасов. Это другое. Это что-то более глубинное. Главное, что люди хотели показать, что все вокруг ложь, что было исходно. В том докладе МАГАТЭ, о котором вы говорите, которого я был автором, ни одного слова лжи не было. Тысяча человек в зале МАГАТЭ, когда Легасов его произнес, стояли и аплодировали. Через год был второй доклад там же. Мы написали совместные доклады с американцами, с французами. Американцы, французы приезжали к нам проверять безопасность наших станций и нашли, что такие же, как и их. Начались новые программы по безопасности. Это были совместные работы потому, что это дорогостоящие эксперименты. Для нашей страны... Я был руководителем этих научных программ. И я понял, что мы это сами сделать все не можем, это бешенные деньги. Поэтому мы выбрали три пути. Первый путь. Попросить их базы данных, которые у них уже есть. Для того чтобы использовать на наших реакторах. Попросить их провести эксперименты с нашими материалами. На их экспериментальных установках. Чтобы сложить базу для наших аппаратов. Они ни сильно отличаются от их. И третье. Чтобы получить эти два мы должны были стать им интересны. И мы начали у себя самые критические эксперименты.
Д.Ю. Отважно.
Владимир Асмолов. Самые критические эксперименты начали у себя в Курчатовском институте. Эти системы удержания второго барьера безопасности. Чтобы если вдруг авария началась показать, что можно все это, расплавленную массу, удержать в корпусе реактора. А если не удерживаем в корпусе, как сделать... Под корпусом еще сделать ловушку. Сегодня это сделано. Это в наших проектах реализовано. Например, я был руководителем программы ”Расплав”. 17 стран со мной принимали участие. 50 процентов должна была заплатить за эксперименты Россия. Стоимость всех экспериментов 22 миллиона долларов. Это не копейки. Но половину за это заплатили американцы, японцы. Есть такое Агентство по атомной энергии клуба развитых стран. Они как раз собирают деньги на такие эксперименты, которыми интересуется весь мир. Каждая страна платит по своему бюджету. По своему национальному доходу. Допустим, годовой платеж американцев и японцев был 400 тысяч, 300 тысяч. 17 стран участвовало. Была и Венгрия, которая платила 3700.
Д.Ю. Тоже неплохо.
Владимир Асмолов. Тоже неплохо. Эти все эксперименты, который мы сделали... Мы сделали потрясающие эксперименты по водородной безопасности. Вы видели все эти взрывы на Фукусиме?
Д.Ю. Да. Вопрос напрашивается. А как там все в океан утекло?
Владимир Асмолов. Ничего там не утекло. Вы понимаете, меня жизнь бросает туда, где нормальный человек не должен находиться. На пятый день после аварии я прилетел на Фукусиму по распоряжению руководства страны. Как только произошла авария на Фукусиме... Тоже очень интересно. Это не наш реактор. Тем не менее, для наших ребят сегодня, имея все расчетные коды... Мы сделали схему этого кипящего старенького реактора, который был. И где-то к субботе мы просчитали все и отправили это на самый верх. Там просчитали один режим. Что если операторы на Фукусиме ничего не будут делать, тогда сценарий пойдет так. И посчитали время когда у них начнутся водородные взрывы. Дальше я приезжаю домой в воскресенье к жене, она меня спрашивает: ”Надеюсь ты на Фукусиму не полетишь?” - ”Родная, мне 67 лет. Куда я сейчас”. Прихожу в понедельник на работу. Костюмчик. Звонок с самого верха. От Кириенко. ”Владимир Григорьевич, самолет ждет в Жуковском. Летите”. Я говорю: ”Прямо вот так сразу?” Я об этом написал смешной рассказик. Называется ”Как я дал поручение премьеру”. А премьером тогда был Владимир Владимирович. Долетели мы до Фукусимы, посмотрели, что там было. А потом Владимир Владимирович прилетел в Южно-Сахалинск. И меня чартером, как князя... Со мной был Валерий Стрижов, мой друг, профессор из института проблем безопасности Академии наук. С которым мы вместе и в Чернобыле были. Такой же молодой и перспективный. Мы с ним в этом чартере летели. Прилетели в Южно-Сахалинск, и там была встреча с Владимиром Владимировичем. Он сказал: ”Вы сказали, что во Владивостоке фон не поднимется. Даже при самом плохом стечении ветров. Не поднялся. Когда я читал ваши отчеты о водородных взрывах, вы ошиблись на 40 минут в одном случае”. Это сегодняшний уровень знаний. Но тогда, в 1986, его не было. Безопасность, она интернациональная. Сегодня накопленная база знаний уже всеми вместе является неким гарантом того, что мы делаем правильное дело. Закрыть атомную энергетику невозможно. Ее можно временно остановить. Я помню ситуацию... Спитакское землетрясение. Единственный источник энергии была Армянская атомная станция. На ее площадке было 6,3. Оно продолжала работать всю неделю. Потому, что она была сделана в сейсмостойком виде. И только потом Тер-Петросян, наш демократ... А все демократы всегда используют антиядерную тезу, как свою самую главную тезу.
Д.Ю. Спасают население.
Владимир Асмолов. Спасают население. От этой ужасной атомной энергии. И он остановил два блока Армянской атомной станции. Я был в Ереване через два года после этого. С вырубленными деревьями, ”буржуйками” в каждом доме. И они к нам обратились: ”Пустите снова”. Армения есть Армения. Из двух блоков мы смогли собрать только один.
Д.Ю. Один лучше, чем ничего.
Владимир Асмолов. Да. У меня была история на пуске Армянской станции, 1975 год. Мы там сделали супер... Акустическая эмиссия. Чтобы понять трещит корпус... Обвесили этот корпус. Соединили... Были такие тефлоновые провода с серебряной жилой. От пульта мы проложили до туда... До пуска оставалось две недели, мы уехали в Москву. Вернулись через две недели, включаем наши приборы. Белый шум. Ничего понять не можем. Все было настроено.
Д.Ю. Провода кому-то понадобились?
Владимир Асмолов. Провода от пультовой обрезаны и до входа в блок. И весь городок местный сушит белье на наших проводах. Они же красивые, скользкие, хорошие. Замечательные провода. Еще серебряная жила.
Д.Ю. Этого они не знали.
Владимир Асмолов. Этого они не знали. Им очень нравилось, что можно тряпочкой протереть и сушить.
Д.Ю. У меня у родственника так на очистных сооружениях украли какую-то платиновую решетку и в курятнике дыру прикрыли.
Владимир Асмолов. Это известная история. Мне недавно кто-то рассказал именно эту историю. Говорит: ”Не ржавит”. Ну, не ”ржавит” платина. Хорошая штука. Вот это главное, что я хотел сказать. Ответственность физиков, конструкторов быть уверенными, что ты достаточно знаешь. Критически к себе относиться. Намечать новые пути исследования по каждому новому факту. И работать, работать, работать. А про фильм дальше.
Д.Ю. Возвращаясь к вопросу, подведя черту. Что если бы что-то лгали в докладе, то уж, наверное, за 30 с лишним лет это бы выплыло.
Владимир Асмолов. Выплыло. И потом... Понимаете, фигура Легасова. Он же не физик.
Д.Ю. Химик.
Владимир Асмолов. Он физико-химик. Он занимался совершенно другими делами. Конструкция реакторов. Он занимался безопасностью. У него была идея. Но он занимался глобальной безопасностью. Его очень интересовали взрывы в Бхопале. Мексиканские пожары. Мы с ним были в разных командах. Тем не менее... Он в свое время, где-то еще... Он мне предложил возглавить глобальный центр. Я ученик Виктора Алексеевича Сидоренко, я с ним работал всю жизнь. Не предаю своих учителей. Тем не менее, мы с ним прекрасно относились друг к другу. В этом фильме показано, что, вроде бы, ученые, они... Я должен радоваться. А вот это правительство такое говно, что...
Д.Ю. Заседает под портретом ”Иван Грозный убивает своего сына”.
Владимир Асмолов. Я вам расскажу пример. Мы закончили замечательный доклад. По всем устоям того времени, по всем регламентам... Есть перечень сведений...
Д.Ю. Составляющих государственную тайну.
Владимир Асмолов. И все, что мы там написали, это было четкое ”СС”. Состав топлива, конструкционные материалы... Доклад был из двух частей. 75 страниц. Вот такая...
Д.Ю. ”СС”, кто не понял, это ”совершенно секретно”.
Владимир Асмолов. Совершенно секретно. И 450 страниц, объемный такой, с детальными обсуждениями. С медицинской частью. Даже мы тогда уже попытались кусочек какой-то сельскохозяйственный включить. Загрязнение территории там и так далее. И вот мы 12 экземпляров отправили с грифом другим. Не с этими двумя буквами, а с тремя буквами, которые гораздо менее страшные: ”Для служебного пользования”. ”ДСП”. И вот вечер, август. Мы сидим в кабинете Легасова вдвоем. Ждем отклика после того, как мы такую вообще нехорошую штуку совершили. Первый ответ приходит из Оборонного отдела Центрального комитета нашей матери-партии. Дословно помню, я даже писал в своих книжках об этом, что было там написано. ”Поручить написание доклада МАГАТЭ представителям МИДа и КГБ. Составителей данного доклада привлечь к суровой партийной и государственной ответственности”. Небольшой шок минут на 40, как вы понимаете.
Д.Ю. Да.
Владимир Асмолов. Но через 40 минут приходит другой ответ.
Д.Ю. Тюрьма фактически.
Владимир Асмолов. Плохо. Приходит другой ответ. От Николая Ивановича Рыжкова. Премьера тогдашнего. ”Единственно правильный подход”. Одно правительство плохое, а другое хорошее? Люди, они у нас люди. Сегодня посмотрите все эти наши шабаши и так далее. Одному человеку ты веришь, пойдешь за ним на край света. С другим на одном поле, извиняюсь, рядом не сядешь. И ученые такие же. Мы все продукты своей эпохи. Но главнейшее, что... Для меня главное Чернобыль. Если бы Чернобыль произошел лет через 5-6, не в 1986 году, ох, какие бы последствия были другие. Гораздо более пагубные. Демократия... Руководство в критических ситуациях. Война, авария на атомной станции или еще что-нибудь такое. Никакой демократии. Принимание решений, пускай неверных. Там все это было. В фильме это не показано. В фильме показано... Главное, что было для меня. Мы принимаем решение пустить азот для охлаждения блока. Валерий Алексеевич и Виктор Алексеевич Сидоренко, они в первые дни... Не в первые дни. В субботу туда улетели. 26 числа. Я там появился только в середине мая. Но мы сразу сделали штаб в кабинете Александрова. И у нас была постоянная прямая линия. Что мы решили? Прорубить в бассейне... Там внизу такое... Система безопасности с водой, куда должен пар идти и конденсироваться через специальные трубы. Оттуда прорубить дырку под реактор. И запускать под реактор жидкий азот для охлаждения.
Д.Ю. Со всего Советского Союза, как сказали в кино.
Владимир Асмолов. Пошли цистерны с азотом. Дырку прорубили за один день. Смертниками не называли никого, люди делали свою работу. Звонок от Легасова мне, я сижу в кабинете Александрова: ”Владимир Григорьевич, у меня есть сомнения. Как будет вести себя жидкий азот в сильных полях? Я слышал, что в Тбилиси профессор Гвердцители этим вопросом занимался. Найди его и срочно мне ответ”. Что я делаю? ”Вертушка”, КГБ Грузии. ”Мне нужен профессор Гвердцители”. Откуда они его достали? Через 20 минут он был на трубке. Спрашиваю. ”Владимир Григорьевич, ни в коем случает жидкий азот не пускайте. В сильных полях получается страшно ядовитый газ”. Нам только этого не хватало. Все проложили, цистерны пришли. Дырка была, трубопроводы проложены. Азот не пустили.
Д.Ю. В кино не показали. Я так и не понял.
Владимир Асмолов. Не было этого ничего, не пустили азот. Потому, что... А эти эксперименты, которые мы мгновенно эксперименты делали. По взаимодействию расплавленного топлива с бетоном. В Пахре их делали. Потом мы сделали крупномасштабные эксперименты, в 1989, на установке в Германии. Где мы тонны Кориума пускали. Кориум, это расплавленная активная зона. Пускали на бетон, смотрели, как прожигает. Какие газы при этом выходят, составы. Мы боялись, что эта штука, которая протечет, прожжет фундаментную плиту и уйдет вниз. Поэтому шахтеры сделали охлаждающую плиту. Но не было никакого хлыща-министра. Был 60-летний мужик, который вместе с ними там пахал.
Д.Ю. Шахтер?
Владимир Асмолов. Министр шахтеров.
Д.Ю. Щадов?
Владимир Асмолов. Щадов. В этом фильме какой-то хлыщ приходит. А эти голые шахтеры, которые умирают от жары? В этой дырке мы спасались от жары. Солнце не печет. В дырке было лучше всего.
Д.Ю. Под землей-то прохладнее.
Владимир Асмолов. И радиации никакой. Когда ты вылез оттуда, там все это есть. А вот ушел туда... Эти пляшущие голые шахтеры. Эти жрущие солдаты вагонами водку. Лигачевское время. Вы чего ребята? Сухой закон был. Если меня спросить: ”Пили вы там или не пили?” Конечно, пили. Но пили как? Я утром уходил на работу. На четвертый блок. Где были все приборы. Где мы мерили тепловой поток, температуру, нейтронные потоки, которых не было, но если вдруг появятся, чтобы могли их мерить. Отсидев 10 часов там, мы возвращались к себе... Жили мы в гинекологической больнице. Наши физики с огромным интересом рассматривали эти захваты. Потому, что медики, когда уехали, они все бросили. На крыльце мы поставили два гинекологических кресла. В которых сидели и курили. Жил я в предродовой палате. Вечером была оперативка, где каждый из наших ”сталкеров”, пролезая по блоку где измеряли радиационную нагрузку, в разных коридорах, тепловые потоки... На стенах это все писали. Все заносили в специальную... Мы первые две XT получили. Вы представляете? По тем временам. Еще ”Роботроны” были. Это вообще ужас. ГДРовские. Все заносили туда. Мы в десять встречались, обменивались кто куда залез. А с десяти тридцати до одиннадцати... Не афишируя. Мы пили свои наркомовские сто граммов. Но это было 50 граммов спирта. Не водка. А так как вода грязная была... Чего был завал везде... Была ”Фанта”, была ”Пепси”. И была какая-то ужасная украинская минеральная вода. Она была соленая, ею запивать было невозможно. Кто-то размешивал свои 50 граммов. Кто-то любил красненькую, кто-то любил желтенькую. Кто-то запивал красненькой или желтенькой. Что интересно. Есть такой прибор, СИЧ, счетчик импульсов человека, который считает, сколько ты съел по пищевым цепочкам этой гадости. Сколько ингалировался. У тех, кто 50 граммов свои выпивал, внутри себя имели гораздо меньше, чем те, кто не выпивал. Говорят, лучше ”Каберне” пить. Но простите...
Д.Ю. Не завозили.
Владимир Асмолов. Не завозили. Не было. Там было очень интересное явление. В 1987 году, после года в Чернобыле я поехал на Три-Майл. На ту аварию, которая была в Пенсильвании. Они уже после этого начали разборку. Они, в отличие от нас, пять лет готовились. Потом только начали разборку расплавленной активной зоны. Там на входе тебя проверяют на СИЧе и на выходе. Со мной был Николай Штейнберг, который был главным инженером Чернобыльской станции уже после аварии. Очень известный в нашем мире человек. Исключительно грамотный специалист. Потом он у нас в надзоре работал. Потом уехал на Украину, был министром атомной энергетики Украины. После Чернобыля у нас внутри хороший был химический состав изотопов. Мы сказали: ”Не бойтесь, мы не загрязним”. Но это все дозы... Я 73 года прожил, свою дозу знаю, она очень приличная. Но умру я не от радиации. У меня была интересная встреча с Гордоном. Передача была Гордона лет 10-12 назад. Он вел по телевидению.
Д.Ю. Хорошая была. Даже книжки выпустили. Книжки отличные.
Владимир Асмолов. И он посадил передо мной... Яблоков такой был великий наш академик, эколог. И Яблоков начал свою обычную песню о том, как в Берлине, в Варшаве, в Киеве после демонстрации люди умирали от этих самых нуклидов. Его Гордон спрашивает: ”Перед вами сидит Асмолов. Он же внутри был. И чего-то выглядит неплохо”. Мне сейчас 73. Тогда было около 60. Ответ Яблокова был уникальный: ”Есть люди, которые сильно устойчивы к радиации. Это такие, как Велихов, как Асмолов, как Адамов. Не надо на них равняться”. Так что я новый вид мутации.
Д.Ю. Вспомнили шахтеров. Там же замечательная сцена. Когда голый шахтер подходит и Щербину спрашивает: ”О нас позаботятся?” А заботились о людях?
Владимир Асмолов. Я тут недавно выступал на ”Эхо Москвы”. Там девочка и мальчик. Майкл Наки и Маша Майерс. Хорошие ребята. Они мне говорят: ”В этом фильме есть такое ощущение, что поезд везет вас к печам, где вы будете сжигаться”. Говорю: ”Понимаете, у нас там жизнь была потрясающая. Мы ехали туда работать”. Во-первых, мы не считали, что это подвиг. Когда в конце 1986 года было решено наградить всех правительственными наградами, курчатовцы все, как один, отказались от правительственных наград, за исключением одного человека. За исключением Валерия Алексеевича Легасова. На партийно-хозяйственном активе института Анатолий Петрович объявил, что завтра выйдет ”Правда” и там Валерий Алексеевич будет со звездой. И кто-то Горбачеву от этого момента до утра сообщил... Я догадываюсь кто, не хочу называть фамилию. Утром ”Правда” вышла. Но Валерия Алексеевича там не было. Когда говорят, что он умер от того, что он переживал за народ и так далее. Что он написал свои пленки... Ничего в этом нет. Квартирка какая-то с кухней...
Д.Ю. Он же в домике жил.
Владимир Асмолов. У него хорошо оборудованный коттедж на Пехотной улице. Рядом с Курчатовским институтом. Я там был. Никаких кгбешников рядом не было, которые все время за углом сидят... Масса у Валерия Алексеевича было проблем. Он известный человек. У него пик был, это вот этот МАГАТЭ. Он прошел через огонь, воду и медные трубы. Он человек с некой бравадой. У нас была история уникальная. Почистили крышу в Чернобыле. И отрапортовали. И флаг. Вот этих людей я бы убил и за флаг, и за крышу. И несколько полковников, очень хороших ребят, из 12 Управления министерства пошли в 7001-е помещение. Это прямо под вентиляционной трубой. Где сказали, что все чисто. И снизу через бетон попытались померить сколько на бетоне. И докладывают тому же Щербине: ”Больше 400 рентген в час”. Щербина тут же вызывает кого? Курчатовцев. ”Срочно померить”. Валерий Алексеевич на месте. Как померить? Мы прекрасно понимали, что ничего очистить невозможно. Как можно очистить битумную крышу от вбитого в него расплавленного топлива? Куски можно сбросить. Попробуйте это очистить.
Д.Ю. Луноходом.
Владимир Асмолов. Луноход, это отдельная история. Взяли удочку, спиннинг. Нашили на нее датчики, навесили. Выскочили на крышу, закинули удочку, дали время экспозиции 10 минут. И ее смотали. Все датчики засвечены. То есть, мы не попали в предел измерения. Мы считал 400...
Д.Ю. А превосходит. Да?
Владимир Асмолов. Они намерили. Получалось гораздо больше. Щербина орет, все орут. Дальше мы делаем следующую операцию. Берем огромную простыню, на нее нашиваем эти штуки. Выскакиваем далеко на крышу, кладем эту простынь. Одна команда выскакивает, кладет. Уже время экспозиции 2 минуты. Вторая команда выскакивает, уносит. Валерий Алексеевич все три минуты отстоял, как руководитель работ, не уходя с крыши. Такая бравада у него была. Чего же мы намерили? В точках 11800. Там, где топливо, там и... Вот очистка крыш.
Д.Ю. А луноход?
Владимир Асмолов. Чего луноход? Нет, ну... Не работают они, эти роботы... Особенно те роботы... У нас потом была проблема как его оттуда снять. Они ничего не делали. Работали солдаты. Мы все свои дозы знали. Официально у меня доза 24,9. Но это был тот дозиметр, который я в санпропускнике оставлял. Я же там год работал. А 25 – тебя высылают. Я же физик, я все должен понимать. Я дозиметр вешал сюда. Второй вешал на пузо. Третий вешал на плечо. И свою дозу по этим трем дозиметрам я более-менее знаю. Сейчас есть очень хорошие методы определения дозы. По эмали зубов, например. Очень четко. Самая большая доза была у одного человека, тоже курчатовец, Костя Чечеров. Потрясающий парень. Он провел там около 3 лет. И суммарная доза за три года у него была около 1,5 тысяч рентген в час. Умер он года три назад. Умер от лейкемии. Мы сняли его интервью за три дня до смерти. Вот, чтобы миф отделить от реальности. Эти люди, которые снимали голых шахтеров, алкоголиков, кающегося Легасова. Вы мене с самого начал спросили посмотрел ли я фильм. Я не люблю фильмы ужасов. Когда я вижу в титрах... Я просто не включаю этот канал. Если бы меня не попросили люди сверху посмотреть эти пять серий до конца, я бы их никогда в жизни смотреть не стал. Мой сын, айтишник, 46 лет, с огромным интересом этот фильм смотрел. Он, зная меня, говорит: “А вы действительно врали там?” Вот воздействие его... Мне тут кто-то сказал, что он сейчас по рейтингу “Войну престолов”...
Д.Ю. “Игру престолов“.
Владимир Асмолов. “Игру престолов“ обошел. Тоже не смотрел, но там меня никто не заставлял. А этот фильм я досмотрел до конца. Я все время думаю: “А зачем?” Нам приносили фильмы художественные об этом же. Студия “Амальгама” пыталась снять фильм. Они даже сняли какое-то количество серий. Все равно в середине нужно какой-то либо шпионский сюжет... Либо кто-то хочет топливо украсть. Сейчас мне говорят, что еще кто-то из наших...
Д.Ю. Уже в Сосновый Бор ездили. Обзирать, так сказать. Козловский.
Владимир Асмолов. Козловский. Да. Я еще кроме всего прочего спортсменом был всю жизнь. Я мастер спорта, баскетболист. И когда я смотрю фильм баскетбольный...
Д.Ю. “Движение вверх”.
Владимир Асмолов. Я его смотреть не могу. Я этих ребят всех знал.
Д.Ю. Вы не одиноки.
Владимир Асмолов. Я этих ребят всех знал. Я играл за Московское “Динамо”. Мы еще с юношей знакомы. Это все не то. Может еще первый фильм про Харламова... Еще как-то у меня он прошел.
Д.Ю. “Легенда номер 17“
Владимир Асмолов. Новый “Экипаж” я уже смотреть не могу. Не могу я. Когда идет наворачивание невозможного. Зачем это наворачивание идет? Это какой-то новый... Я вам по телефону сказал: “Представьте себе, что я современник Петра I и мне показали фильм Алексея Толстого с Симоновым в главной роли”. Я бы сказал: “Это Петя? Тот самый? Петя, которого я знаю?” Вот...
Д.Ю. Тут какая-то смена эпох. Чудовищно на мозги воздействует. Когда на заре...
Владимир Асмолов. Вы же специалист. Вы мне ответьте. Цель этих ребят.
Д.Ю. А сейчас скажу. Когда-то давно, когда только стали появляться видеомагнитофоны, все друг к другу бегали, у кого-то есть, у кого-то нет, кассету какую-то достал. Товарищ звонит: “Дима, такой фильм. Приезжай срочно”. Я приезжаю. Ночь. Садимся смотреть. Фильм называется, англоязычный, “Красный монарх”. “Red Monarch”. “R” написано как буква “Я”. То есть, с намеком на кириллицу. И вот там кровавый Сталин и все его приспешники скачут. И вот мы смотрим. Вроде все свободных профессий люди, художники, скульпторы. Мы сидим, смотрим и это какой-то бред сумасшедшего. Вы вообще не понимаете ни как у нас чего устроено, ни как кто себя ведет. Самое главное почему себя ведут вот так, а не как-то иначе. У вас какие-то бредни, вы их на экран проецируете и считаете, что у нас так есть. Тогда это вызывало полное отторжение. Потому, что идиотская чушь, это даже идеологией и пропагандой не назовешь. Какие-то помои. А сейчас вдруг оказывается, что народные массы... В первую очередь наша... Элитой невозможно назвать, но наиболее образованная часть общества, они считают, что это чистая правда. “Ты не слышал? Сценарист сказал, что это практически документально воспроизведено. С глубочайшим уважением вся фактура”. - “Парни, как же так? Это не так, это не так“. - “Ты к мелочам придираешься. Там есть такие странные ляпы”. Обратите внимание, “странные ляпы”. То есть, это не вплетенные в нить повествования, это странный ляп, когда Щербина Легасову говорит: “Ну-ка расскажи как реактор работает. А не расскажешь, сейчас тебя из вертолета выкинут”.
Владимир Асмолов. Это я помню.
Д.Ю. Это уровень. Это беседа зам. премьера с академиком. Вы в своем уме? Как такие люди могут подобным образом разговаривать? Ты кто такой, чтобы его выкидывать? Почему тебя офицеры должны слушаться и выкидывать его из вертолета? КГБ в фильме, это какая-то странная организация, которая не дает никому дышать. Она никому не подчиняется, не хочет реконструировать, улучшать остальные реакторы. Это какое-то государство внутри государства? Это бред какой-то. Кто это такие?
Владимир Асмолов. “Закрыть Припять. Пускай все утрачивается... “ В подвале... Понимаете, уникально что было? Замечательные люди, которые приехали в Припять. Леонид Андреевич Ильин, академик, врач. Израэль, Сидоренко. Принято решение об эвакуации Припяти... Первый след, который прошел, он прошел через рыжий лес и он минул Припять. К вечеру в Припяти, конечно, была повышенная радиация. Но она никакая не угрожающая была.
Д.Ю. Куски, падающие на мост.
Владимир Асмолов. Птицы падающие. Люди, стоящие на мосту все умершие. Это бред. На сегодняшний день есть данные Международной комиссии по здравоохранению при ООН. Там абсолютно четко показано сколько умерло оттуда. Там показаны дети, которые получили добавку йода на щитовидку. Но смертей среди них не было. Считать Костю умершим от Чернобыля? Я посчитал бы. Через 27 лет, но это было. Но все равно это... Возьмите верх всего. Это 100-150 человек. Я знаю ребят, которые проглотили горячую частичку. У которого был рак гортани. Еще раз говорю. Это не тысячи, не десятки тысяч. Это как мегатонный взрыв, который они называют. Также эти 40 тысяч умерших. Они тогда все Яблоковы.
Д.Ю. Конечно.
Владимир Асмолов. А мы, 700 курчатовцев? А эти солдаты? Действительно потом было выпущено 17 томов, на которые поставили такие все нужные буквы. Это были отчеты всех министерств и ведомств по Чернобылю. Там все четко написано. Там нет этих смертей. Даже понимаете... Как бы это сказать? Жена моя врач. Она дико переживала, что я там все время. Она наверняка здоровье на этом потратила. Но какое здоровье потрачено тех, которые... Там написано, что Легасов говорил, что надо всех отселить. Легасов наоборот говорил: “Не трогайте людей”. Там, где уровень ниже, 5 кюри на квадратный километр, не трогайте там никого. Потому, что стресс. У людей отселенных... Вы считаете их жертвами Чернобыля?
Д.Ю. Безусловно, да.
Владимир Асмолов. Они-то умирали от сердечнососудистых заболеваний, от другого. Это же неправильные действия, которые... 600 человек осталось в зоне 30-километровой. Бегали через границу за солью, сахаром и так далее. Совсем недавно, лет 8-10 назад, их проверили. Они же ели картошку, у них была корова, куры. Это же явные смертники.
Д.Ю. Конечно.
Владимир Асмолов. Живы, здоровы.
Д.Ю. Есть другой, более понятный пример. Когда развалился Советский Союз, и у нас 25 миллионов русских осталось за кордоном. Которые были вынуждены там что-то бросать и бежать в Россию, где тебя хотя бы не убьют. Поинтересуйтесь, как получилось со здоровьем у этих людей. Квартиры, дачи. А теперь ты все бросил, приехал в Псковскую губернию... У меня там двор возле дома метет узбечка. У нее два высших образования, она бывший директор дома культуры: “А теперь я подметаю вам дворы”. Спасибо. Я не врач, но мне кажется, когда над людьми устанавливают очень плотное медицинское наблюдение, в рамках чего выясняют, что с ними происходит вот это, вот это... У вас есть контрольная группа, которую не облучали, но вы также плотно ее наблюдаете?
Владимир Асмолов. Есть эксперименты. Шведский эксперимент известнейший. Две группы людей. Одних людей изолировали от радиации. Всеми возможными способами. А вторая жила, как мы живем. Потому, что радиация есть везде. Тем более в Швеции. Это не те 13 микрорентген, как у нас в Москве, а где-нибудь 40-50.
Д.Ю. Как у нас на набережной Дворцовой в Питере.
Владимир Асмолов. Или как у нас на Лубянке, около 50. Я не говорю про любимое место отдыха россиян, ториевые пляжи в Индии. Гоа. 500, пожалуйста. А пляж Копакабана, где лучшие футболисты мира? Видимо, 400, которые там есть, их и заставляют быть лучшими футболистами. Болезни немедленно начались у тех, кого... Это же наша, как бы, жизнь. Солнце, Земля... А второй интереснейший, это был Тайбэй. Кроме всего прочего, одну из своих должностей я не назвал. Я был президентом Всемирной организации операторов АЭС. Входят все атомные станции мира. Американские, французские, наши. Я три года возглавлял эту организацию. В Тайбэе, когда я приехал проверять Тайвань... Ну, не проверять... Будем так говорить... Как и в Японии я был уже как... Меня только избирали этим президентом. Я посетил в Токио центр нашей организации, у нас пять центров по всему миру. И вдруг увидел, что японцы с телевизора берут новости и передают по всей наше сети как последние данные на аварию на Фукусиме. Во время моего визита. Они тогда написали, что: “Президент нас посетил“. Я им все сказал по-русски, что я думаю. А я когда приехал... Это же тоже... Я приехал туда с помощью. Я говорю: “Ребята, приведите меня в ваш кризисный центр”. Не ведут.
Д.Ю. Не положено?
Владимир Асмолов. Нет. Там был очень хороший мужик. Бывший директор Фукусимы. Руководитель японского ядерного форума. Мы с ним сошлись. Я хоть кому-то должен был передать свои советы, что делать надо. Советов было много и дельных. Я сейчас вам расскажу. Я говорю: “Почему вы меня не можете привести?” Он говорит: “Владимир, у нас его нет“. Как мы тебя приведем? У нас помните кадры? Пожарные машины со ста метров чего-то поливают. Я говорю: “Ребята, от радиации есть две защиты: расстояние и время. Подгоните пожарную машину к блоку, включите помпу и пускай шофер убежит. Она будет поливать хотя бы куда поближе”. Очень интересной мысль японцам показалась. Дальше. У них наверху, над этими защитными оболочками есть раздвигающаяся, гейт. Я сказал: “Немедленно откройте”. Потому, что водород, если он турбулентный, стекает в атмосферу, он сам взрывается. А если открыть, чтобы он медленно выходил, то взрыва не будет. Они говорят: “Мы же радиацию будем выбрасывать”. Так вы ее выбросите со взрывом, а так тихо сядет рядом. Они только на пятом и шестом блоке открыли эти гейты. А на первом все спокойно взорвалось. У японцев в голове... Видимо, это следствие Хиросимы и Нагасаки. Они из принципа глубокоэшелонированной защиты взяли только один. Предотвращение. Считая, что аварии никогда не может быть. А отсюда никакой тренировки персонала, никакой подготовки, готовности встретить эту аварию. На это не обращалось внимания. Было несколько визитов. Идет постоянный апгрейд систем безопасности. Что-то происходит в мире. Все атомные станции обмениваются, это обязательно. Через МАГАТЭ и так далее. Вот прошел Три-Майл. Эта станция построена была по дизайну середины 1960-х. Прошел Три-Майл. Ничего. Чернобыль.
Д.Ю. Ничего.
Владимир Асмолов. Ничего. Концерн Росэнергоатом ежегодно вкладывает миллиард долларов в апгрейд безопасности. Там как было построено в 1970.
Д.Ю. Сразу хорошо получилось.
Владимир Асмолов. Так хорошо получилось. Масса работ по этому поводу было. Американцы комиссия по ядерному урегулированию, мы говорили, что эта защитная их оболочка абсолютно никакая. Приезжали к ним комиссии МАГАТЭ, говорили: “Ребята, вот этим займитесь”. Это все записано было. Но зато когда у нас авария произошла Чернобыльская, они сказали, что это русские во всем виноваты. Авария может быть только у русских.
Д.Ю. Доверили сложную технику дикарям.
Владимир Асмолов. Мы дикари. Но японцы тоже разные. Есть Фукусима-1 и Фукусима-2, 7 километров.
Д.Ю. Не все знают, что их там две.
Владимир Асмолов. Четыре блока, тот же уровень цунами. Тот же уровень землетрясения. Но если первый директор распустил всю станцию. С Фукусимы-1. И передал управление в головную организацию, а та через день сделала главным специалистом по аварии премьер-министра Японии.
Д.Ю. Толково.
Владимир Асмолов. Это же... Крупный специалист. Директор на Фукусима-2 не отпустил ни одного человека. Четыре блока при тех же условиях. Там дизеля стояли чуть повыше. Тем не менее, все равно было полное обесточивание станции, волна прошла. Протащили... Даже фильм есть. На себе эти кабели, скрутили, запитали насосы. Все четыре блока уцелели.
Д.Ю. Молодец.
Владимир Асмолов. Об этом никто не пишет. Японцы выпустили независимый отчет сами про себя. Не атомщики выпустили. У них был научный синклит такой. Там написано черным по белому: “Made accident”. Вот ментальность.
Д.Ю. Рукотворная, да.
Владимир Асмолов. И когда меня, как специалиста про этот фильм спрашивают... Вы сравнили с этим замечательным фильмом “Красный монарх”, а для меня это “Рембо-3”.
Д.Ю. И так можно.
Владимир Асмолов. Когда стоят двое, полковник и Рембо. Идет на него ужасная российская армия, танки, пушки, вертолеты. Он говорит: “Ты их с этой стороны окружай, а я с этой окружу”. Проходит 10 минут и все. Еще там какие-то моджахеды на конях прискакали. И нет российской армии.
Д.Ю. Меня отдельно потрясло, когда сказали сценаристу, что: “Народ в России не одобрительно к вашему творению“. А он ответил: “А чего они Советский Союз защищают? Советского Союза больше нет. У них демократия. С моей точки зрения защита Советского Союза, это то же самое, что немцы сейчас будут защищать Третий рейх”. Оказывается, это одно и то же.
Владимир Асмолов. Я вырос в Советском Союзе. Будем так говорить. Вырос в очень интеллигентной семье. Сестра – журналист. Муж ее, я говорил, писатель. Мой брат младший – известный психолог, телевизионное лицо. Отец был крупный энергетик, инженер настоящий. А я очень любил... Стихи писал с детства. Когда был молодым, два моих стиха в “Юности” были напечатаны. Что по тем временам было...
Д.Ю. Солидно.
Владимир Асмолов. Как я говорил, мастер спорта по баскетболу и так далее. Пришло время куда-то поступать учиться. Отец сказал: “Хоть один человек в семье должен быть нормальным человеком. Иди в физику”. Я и пошел. Тем не менее, книжку я недавно написал свою. Стихи пишу по-прежнему. Это для меня хобби, мне это интересно. Поверьте, книжку неплохую я написал. Надо была вам привезти, подарить.
Д.Ю. Ничего, найдем.
Владимир Асмолов. Так, что вот такая история.
Д.Ю. Вот вы задали вопрос: “В чем смысл?” Смысл, на мой взгляд, это сугубо идеологическое произведение. Я когда-то некоторым образом в милиции служил. Когда старшим товарищам, которые когда-то служили в НКВД, задавал вопрос: “А вот это почему?” Товарищи говорили: “Дима, если не понимаешь из-за чего, значит, из-за денег”. И никогда не ошибались. Я не знаю. Говорят, Росатом на мировом рынке 67 процентов атомных электростанций строит. Наверное, не надо, чтобы он их строил. Наверное, надо показать его в отвратительном свете. Что все русские, это свора дегенератов. Вот шахтеры. Такое чувство, что это какое-то ОПГ. И пахан, выступающий от их лица. Как так может быть, чтобы вас, рабочих, в Советском Союзе не собрали в одном месте? Чтобы перед вами не выступил директор, не объяснил... Как они сами пишут, что: “Выступил директор и сказал: “Парни, родине надо помочь”. И мы поехали помогать“. Как такое может быть, чтобы разговаривали с одним персонажем? Ты кто такой вообще? Это ты транслируешь волю партии и народа?
Владимир Асмолов. Когда Советский Союз... Вы совершенно правы. Когда его показывают как концлагерь... Не оправдываю ни жертв сталинизма... В каждой семье у нас...
Д.Ю. Всякое было.
Владимир Асмолов. Например, моя жена из-под Тамбова. Из города Козлова. Семья у нее была... Сазоныч, ее дед. Пятеро сыновей, которые с утра, с 6 до 10 работали. Хорошо работали, наверное, и лошади у них были, и коровы. А мама моей жены аж в гимназию ездила в Козлов учиться. Все были раскулачены. Погибли братья на войне. Сазоныч вышел после Беломорканала. У нас в Абрамцево дача. Я с ним не встретился. Позже... Но он все равно... Он приехал в эту Абрамцевскую дачу. Где на этой глине ничего не растет. У него все росло. Он человек, который умел работать с землей. В 6 часов утра вставал. Пахал эту землю. Потом садился на завалинке и читал Псалтырь. Вот за что этих людей, которые умели обращаться с землей... У Тендрякова есть блестящий рассказ.
Д.Ю. Отличный, великолепный писатель.
Владимир Асмолов. Когда его отец... Это экспериментальный материал. Приехал после революции и он решил бедняков переселить в дома богатеев, а богатеев в дома бедняков. И сделал это.
Д.Ю. И сразу все наладилось. Это развалилось, а это отстроилось.
Владимир Асмолов. Дальше он вечером идет и видит, что стоит пятистенка какого-то богатея. И уже без крыши. А этот с пузырем самогона. А богатей, который пошел к нему, уже...
Д.Ю. За пузырь крышу себе.
Владимир Асмолов. Это же потрясающе. Вот это для меня... Вот прочитал и делаешь свои выводы. “Пара гнедых“ - потрясающие рассказы. Вот эта литература. А вот это все... То, что нам делают, простите меня, и наши, и ихние...
Д.Ю. Наши-то еще похлеще. Нынешние.
Владимир Асмолов. Я считаю, что то, что мы делаем сегодня... Будем говорить, в нашей попытке отстоять то, что мы в чем-то правы, это верх непрофессионализма. Я имею в виду, как мы боремся с той же Украиной.
Д.Ю. Везде одно и то же. Большое подобно малому. И наоборот. Спасибо.
Владимир Асмолов. Чем богаты.
Новости
VIP
